90-е: Шоу должно продолжаться – 11

Глава 6

Если бы клоповник собирал буллшит-бинго по неудобствам, то все клеточки точно были бы закрашены. Собственно, по нему можно было бы этот чек-лист составлять. Здесь было по ощущению холоднее, чем на улице. Но при этом душно и накурено. Казалось, что холодный воздух липкий и склизкий. Сквозь дырявую крышу в нескольких местах капала вода. Звук… Ну, в общем, ходят на такие концерты явно не за отличным звучанием. Галдеж в зале периодически перекрывал происходящее на сцене. И, пожалуй, это было и неплохо… Потому что группа, которая там сейчас выступала, кажется, вообще считала умение играть на музыкальных инструментах моветоном. А в качестве ударной установки они использовали дырявую ванну из оцинковки.

Вход в это «конспиративное место» мы осуществляли по инструкции Алишера — мелкими группами по два-три человека. Ну, то есть, сначала мы большой шумной толпой вывалились из автобуса, а потом рассыпались по скверу, типа прогуливаемся. И потом парами-тройками подходили к типа забитым досками дверям и проскальзывали внутрь. В эту самую неповторимую атмосферу новокиневского андеграунда.

— Я же говорил, что тут будет круто! — прокричал Алишер, когда мы все оказались внутри.

Одной рукой он обнимал Надю за талию, а в другой у него уже была бутылка «Агдама». Самого, пожалуй, мерзотного пойла, которое когда-либо существовало. И самого дешевого из тех, на котором были этикетки.

С первой же секунды я ощутил ровно одну эмоцию по отношению ко всему происходящему — брезгливость. Основная часть собравшихся — очень молодые. Возможно даже школьники. В расхристанной верхней одежде, с осоловелыми блуждающими взглядами. Воняло дешевым табаком, дешевым бухлом и блевотиной. Звуки из темного дальнего угла не оставляли даже повода для сомнений, что этот последний запах приглючился. Да уж… Это было настоящее неподдельное днище. Если питерский концерт в заброшенном ДК оставлял некую иллюзию атмосферной камерности, то здесь — никаких сомнений. Конечная остановка. Конченная, я бы сказал.

Я поймал немного растерянный взгляд Бельфегора. Он еще улыбался, но очень неуверенно. Будто не хотел верить своим глазам или что-то подобное. Астарот обнимал обеими руками Кристину. Лицо — непроницаемое. Бегемот и Света о чем-то переговаривались и вокруг вообще не смотрели. Реакция Кирюхи была схожей с реакцией Бельфегора — он улыбался, но смотрел на других, как будто ища одобрения. Ну, мол, я не понимаю. Скажите же мне, что это на самом деле круто, а то я теряюсь. Только на лице у Макса было написано зеркальное отражение моих эмоций — нижняя губа презрительно оттопырилась, нос сморщился. Как будто он вот-вот потянется за носовым платком, чтобы прикрыть лицо.

«Хорошо, что Наташи сегодня нет», — подумал я, вспоминая нашу «Фазенду». Она тоже была андеграундом. Только уровень трэша там был, скажем так, в пределах необходимого антуража. Там было хотя бы тепло… Ну и еще там было чисто. И мы сами после мероприятий собирали мусор, да и уборщицы, по моему настоянию нанятые Колямбой, держали помещение в сравнительной чистоте. И туалеты, да. Тамошние туалеты, конечно, не были образцом чистоты, но здесь их в принципе не было. В качестве сортира, судя по запаху, использовали бывшую будку киномеханика.

Первым сориентировался в этой обстановке, как ни странно, Жан. Он ухватил за плечо парня с фотоаппаратом из своих и поволок его к сцене, задником к которой служил бывший экран. Порванный, изрисованный краской и хрен знает, чем еще. Ну, понятно. Ему нужен контент в следующий номер «Африки». И он помчался его добывать.

Я открыл, было, рот, чтобы предложить «ангелочкам» уйти в какое-нибудь более приятное место. Но тут же закрыл его.

Спокойно.

На самом деле, очень даже неплохо, что мы пришли в этот говнарский притон. Мне про него как раз кто-то из «ангелочков» рассказывал. Еще в самом начале, до Нового года. С придыханием и мечтательностью. Мол, вот там настоящий рок, чистый и незамутненный дурацкими формальностями, цензурой и прочими благами цивилизации. Сами они в «клоповнике» не были, только байки слышали. Ну и вот они сюда попали. С тех пор многое поменялось. И мне стало любопытно, насколько. Как им сейчас вообще вот это все? Моя реакция понятна, я все-таки взрослый мужик, где-то даже пожилой. «Я слишком стар для всего этого дерьма!»

А они?

«Ангелочки», в сущности, маргиналами-то никогда не были. Более или менее благополучные ребятишки. Из неплохих семей и хорошего района. Они с самого начала неплохо владели музыкальными инструментами, а некоторые, вроде Кирюхи, Макса и Бельфегора, даже хорошо и очень хорошо. И музыку любили самозабвенно. В самом начале им просто не хватало чуть-чуть дисциплины для регулярных репетиций. Их нужно было всего лишь чуть-чуть подтолкнуть небольшими успехами и победами. И вот эта вот их игра в маргинальных сатанистов слетела, как ненужная шелуха. Они просто стали сами собой — в меру умными, жизнерадостными и увлеченными подростками.

И вот сейчас они здесь.

В том месте, которое еще полгода назад было чуть ли не пределом их мечтаний. Место тусовки «крутых» рокеров, отринувших социальные нормы, так сказать.

Тошнотное душное холодное днище.

Усилием воли я стряхнул с себя омерзение и крепче сжал руку Евы.

— Как тебе? — подмигнул я.

— Тебе честно? — иронично улыбнулась девушка.

— Лучше соври, — засмеялся я.

— Очень экзотично, — сказала она. — Сюда можно на экскурсию водить, как в зоопарк.

— Тогда давай проберемся поближе к сцене, — предложил я. — Раз уж мы в зоопарке, глупо будет не оценить местную… гм… фауну.

Обещанных Алишером «пиночетов» я не увидел. Да и вообще знакомых лиц среди музыкантов были единицы. Группа с ванной закончила свое выступление и как раз собирала манатки. Их место занял мужик лет, наверное, тридцати. Длинные волосы собраны в хвост, Он был в длинном пальто, довольно грязном, кажется, незадолго до выхода на сцену он где-то упал. Зато под пальто была белоснежная рубашка. С гитарой. Лицо с бородкой. Этакий утомленный мушкетер. Не вполне уместный в этой всей обстановке.

— Добрый вечер, — сказал он в микрофон. — Рад видеть всех и каждого. Сейчас спою для вас пару новых песен.

— Ты его знаешь? — спросил я у Евы. Мы пробились почти к самой сцене и встали сбоку, рядом со сваленными в кучу поломанными стульями.

— В первый раз вижу, — она покачала головой.

И тут мужик заиграл на гитаре и запел. Кажется, только ради этого стоило сюда прийти.

— В твоих глазах ледяная дымка,

Твоя душа полна шипов.

Я для тебя лишь невидимка,

Ты греза моих нежных снов.

Я льду твоему

Подставляю ладони.

Я холод твой

Ловлю губами.

Я не хочу

Чтобы кто-то понял,

Что ты для меня

Драгоценный камень…

Играл мужик фантастически хорошо. Дешевенькая акустическая гитара в его руках прямо-таки стонала от удовольствия и страсти. Это уровень консерватории, не меньше. Голос у него был не очень сильный, но профессионально поставленный. Тоскливый блюз о безответной любви прямо-таки вышибал слезы.

Какого хрена он здесь делает вообще?

Это же чертов гений!

Мы с Евой переглянулись и обменялись одинаковыми ошарашенными взглядами.

Безымянный музыкант продолжал танцевать длинными пальцами по грифу гитары. И пел, не обращая внимания на то, что бухая публика что-то ревет невпопад и вообще не обращает на него внимания.

Черт, а это ведь прямо клип! На контрасте с окружением музыкант выглядел прямо-таки немыслимо круто. Как небожитель.

Ну да, я отдавал себе отчет, что его музыка кажется гениальной, а исполнение — совершенным, по большей части из-за того, что сидел он на грязной узкой сцене перед разорванным и измазанным экраном. А перед ним кривляется толпа бухих подростков. Они махают «козами», один рухнул мордой в сцену и, кажется, дрыхнет. Патлы сосульками, шапки, сползшие на затылок, «потекшие» отупевшие лица. И тут — он. Со своей тоской о холодной, но прекрасной, как богиня, девушке.

— Пожалуй, он выбрал не самую подходящую публику, — на ухо мне сказала Ева.

— Точняк, вообще мимо! — уверенно кивнул я. — Надо познакомиться с этим парнем.

Ева ничего не ответила. Прижалась ко мне крепче и глубоко вздохнула. И я ее отлично понимал. Едва пробивающаяся сквозь окружающий трэш песня прямо за душу цепляла. К концу даже ком к горлу подступил, что со мной не так часто бывает. Обычно такие эмоции я чувствовал, когда «ангелочки» как-то особенно сильно и пронзительно выступали. Но сентиментальные слезы радости подступали не от их музыки, а скорее из-за радости за моих ребят. Радости за них.

А тут — песня пробрала, надо же.

Вторую он запел без перехода. Это тоже был блюз. На этот раз речь шла про дорогу на поезде и безлюдный перрон незнакомой станции. Куда герой сбежал от чего-то злого и плохого, чтобы начать там новую жизнь. И это у него, разумеется, не получилось, потому что сбежать от себя нельзя. А он и есть то самое главное зло в его жизни.

Он опустил гитару, грустно усмехнулся, отвесил короткий поклон.

На сцену тут же вывалились семеро обрыганов следующей группы. А наш с Евой герой спустился вниз.

— Пойду его поймаю! — сказал я, но замер и покачал головой. — Вместе пойдем.

Оставлять Еву одну хотя бы на пару минут мне не хотелось.

— Эй, мужик, стой! — мы с протолкались через тусящих музыкантов, бухающих в ожидании своей очереди. Я еще мимоходом удивился, как их дофига на самом деле. Не то, чтобы больше, чем зрителей, но прямо немало.

— Ну? — давешний музыкант уже застегнул пальто и натянул на уши вязаную шапку. Гитара в чехле закинута за спину. Лицо угрюмое и непроницаемое.

— Привет, я Вова, — сказал я. Кивнул в сторону Евы. — А это Ева, моя девушка. Мы в восторге от твоих песен.

— Странно, — губы его скривились в горькой усмешке.

— Очень понравилось! — подтвердила Ева. — Как вас зовут? Можно с вами познакомиться?

— Не думаю, что это хорошая идея, — он покачал головой. Такая дремучая тоска в голосе и интонациях.

— Мы так просто не отступим, — заявила Ева. — Проследим за вами до дома и будем караулить у подъезда!

— Ах, у подъезда… — он усмехнулся. На этот раз не так тоскливо, как в первый раз. — Что вы здесь делаете такие чистенькие маменькины детки?

— А, долгая история, — махнул рукой я. — Точнее, история короткая и неинтересная.

— Велиал, да отвали ты от этого гардемарина! — какое-то патлатое убожище повисло на моем плече. Возможно, я его где-то даже видел, но не счел нужным запоминать. — Давай лучше бахнем с нами, а?

— Точно, — ухмыльнулся я. — Обязательно бахнем. Весь мир в труху. Но потом.

Я легонько оттолкнул воспылавшего ко мне дружелюбием рокера, тот покачнулся и проследовал по прямой траектории к другому такому же говнарю и сунул ему в руки бутылку без этикетки. Которую до этого пытался вручить мне.

— Предлагаю пообщаться снаружи, — сказал я.

— Велиал? — переспросил наш музыкант. — Демон-обольститель, не знающий жалости? Так он тебя назвал?

— Типа того, — кивнул я. — Сейчас буду предлагать подписать кровью договор. Страшно?

— Да мне уже нечего бояться, — как-то потерянно сказал музыкант.

Но отмазываться от знакомства больше не стал. Мы выскользнули наружу и в молчании отошли на несколько шагов, к засыпанной майским снегом лавочке.

— Итак, знакомимся? — сказал я, пытливо глядя на него. Явно какая-то драма у человека случилась. Тоскливой безысходностью сквозили не только его песни, но и он сам.

— Вадим, — просто сказал он и протянул руку.

— Не местный? — предположил я, отвечая на пожатие.

— Из Москвы приехал, ага, — усмехнулся он. — Что, так заметно?

— Раньше тебя не видел, — объяснил я. — Видел бы — запомнил. Что ты делаешь в «клоповнике»? У тебя же консерваторский уровень, не меньше!

— Консерватория, да, — кивнул он. — А здесь… Ну, надо же где-то петь…

— Да даже в электричке было бы лучше! — воскликнула Ева. — Это же… Блин, да так нельзя! Вы же талантище!

— Ну, каждому свое, — пожал плечами Вадим.

— Далеко живешь? — спросил я.

— В паре кварталов, — Вадим кивнул головой в сторону сквера.

Мы, не договариваясь, пошли в ту сторону. Он — к своему дому. А мы — его провожать. Имя его мы узнали, но мне нужно было больше. Контакты. Телефон, адрес. Передо мной был настоящий профи. Я еще не знал, с какого боку его пристегнуть к моей растущей команде, но отпускать просто так не хотел точно. Такими подарками судьбы разбрасываться нельзя.

Я спрашивал. Он отвечал. Нехотя, но не отказываясь.

Музыкант с пеленок, мама пианистка, папа дирижер. С десяти лет влюбился в гитару и теперь не выпускает ее из рук практически никогда.

По академическому пути не пошел, начал играть в группе, хотя родители были против. В восемьдесят девятом сел в тюрьму. Через год вышел и оказался никому не нужен.

Отец за этот год умер. Сердце. Мать отказалась пускать его на порог. Группа сделала вид, что его не знает.

Он мыкался какое-то время, перебивался случайными заработками. А месяц назад приехал в Новокиневск, чтобы… Даже не начать новую жизнь, а скорее закончить. Типа, финальная остановка. Он в Новокиневске как-то был проездом, и наш город показался ему образцом безысходности. Ну да, иногда он может произвести такое впечатление. Нашел конуру в коммуналке, забился в нее. Свою классную гитару он уже продал давным-давно. Но музыка требовала выхода. Случайно оказался в «клоповнике». Пришел «на звук». Подобрал там сломанную кем-то гитару, склеил ее. И вот играет, уже четвертый раз пришел.

Депрессивный такой у него был настрой. Прямо вслед за ним в петлю захотелось.

Я посмотрел на Еву. В ее глазах стояли слезы.

— Вадим, слушай, тут такое дело… — сказал я. — Вообще-то я продюсер. Хотя со стороны, наверное, не похоже. Но у меня есть отличная группа и слаженная команда. И пара нормальных площадок. Я пока не знаю вот так сходу, что именно я тебе предлагаю, но терять с тобой контакт не хочу. Оставь свой телефон, я завтра тебе звякну, и мы договоримся…

— Телефон, ха! — усмехнулся Вадим. — Телефона в моей халупе нет.

— Тогда другое предложение! — я выхватил из внутреннего кармана записную книжку и ручку. — Вот адрес. Это бывший кинотеатр «Буревестник», там наш офис. У нас там базируется музыкальный журнал и телестудия. Приходи прямо с утра, я примчу где-то к десяти. Придешь?

— Не знаю, — он тоскливо посмотрел в снежное небо.

— Если к одиннадцати тебя не будет, я прыгну за руль, приеду к тебе и притащу тебя туда за шкирку, понял? — я тряхнул его за плечо и повернул лицом к себе.

— Он притащит, — подтвердила Ева.

— Зачем тебе это? — пожал плечами Вадим. Но в глазах засветилось что-то похожее на надежду.

— Кармические долги раздаю, — буркнул я. — Раз говорю — значит надо.

— Ты же номер моей квартиры не знаешь, — Вадим выдавил из себя кривую улыбку.

— И ты думаешь, меня это остановит? — засмеялся я. — Ты плохо меня знаешь! Я весь этот дом перетряхну, если надо будет. Так что лучше сам приходи, а то потом соседи на тебя затаят злое зло и начнут тебе в суп мыло закидывать.

Хрен знает, откуда я взял про мыло в супе. Просто брякнул то, что в голову пришло.

Но зато Вадим наконец-то нормально улыбнулся.

— Ну раз мыло… — фыркнул он. — Нет, суп с мылом я не люблю. А у вас там прямо настоящее телевидение?

— Самое настоящее, — кивнул я. — Телеканал «Генератор».

— Еще чуть-чуть, и я поверю, что бывают судьбоносные встречи, — хмыкнул он. — Ну ладно, уболтал… Велиал. Если ничего не случится, постараюсь завтра прийти.

Он шагнул к обшарпанной двери панельной четырехэтажки. Повернулся, уже взявшись за ручку.

— На всякий случай, моя квартира шестнадцать, — сказал он. — Комната четвертая.

Дверь с грохотом захлопнулась. Ева быстро и порывисто меня обняла и всхлипнула.

— Мне кажется, он собирался что-то с собой сделать сегодня, — прошептала она.

— Надеюсь, что его планы поменялись, — вздохнул я.

— Да, я тоже… — она уткнулась лбом в мое плечо. — Пойдем обратно. Мне кажется, надо «ангелов» из клоповника уводить. Какое-то ужасное место, как будто болото… Страшно, что засосет.

— Да, погнали быстрее, — согласился я. — Пока они там не ввязались в какую-нибудь историю.

— Скорее не вляпались, — засмеялась Ева.