– Миш, а, Миш, – я постучался в притолоку двери Мишиного кабинета, – у меня есть проблема.
– Чего такое? – как-то сильно напрягся Михаил.
– Инструментов нет. Вообще. И кабеля. Зато до фига есть стекол для керосиновых ламп, штук пятьдесят, на глаз, – пожаловался я ему.
– Каких стекол? – не понял он.
– Обыкновенных, матовых, на керосинку вот так, – я показал рукой движение, – сверху надеваются. Лампы тоже есть. Но керосина к ним нет.
– А, я было подумал… Другое я подумал, – он расслабился. – С инструментами я тебя сейчас познакомлю, а кабель надо заказывать, только скажи, какой.
Услышав такое, я немного впал в ступор. В смысле он меня с инструментами познакомит? Оборот речи какой-то? Обычно я старался не удивляться, особенно после того, как однажды услышал «молодой человек» в адрес девушки, но тут…
Так оно и оказалось. Немного попетляв по коридорам, мы спустились в подвал соседнего здания. Уже по запаху свежей древесины стало понятно, что мы идем к столяру. Или плотнику? Никогда не понимал разницы между ними.
Меня представили Вилеору Семеновичу Копаткину, ну очень похожему на Дуремара в исполнении Басова в «Золотом ключике». Пока я представлялся и рассказывал о себе, он дружелюбно рассматривал меня сквозь очки с квадратной оправой. Поначалу я думал, что это потомок каких-нибудь там эмигрантов, но поинтересовавшись таким странным именем, услышал гораздо более прозаичную историю. Вилеор – это «В. И. Ленин – Организатор Революции». Была в свое время такая мода среди самых революционных товарищей.
– Семеныч, вот наш новый электрик, выдай ему инструменты, что ты спас от Ефимыча, – скомандовал Михаил после наших совместных расшаркиваний.
– Так чего выдавать, пусть сам забирает, заодно и инспекцию наведет, – махнул он куда-то себе за спину.
Мы с Михаилом пошли в указанном направлении. Оказалось, что в ведении Семеныча была этакая мастерская широкого профиля. Тут можно было и скворечник из досок сколотить, и пару железок друг к другу присобачить. Здесь даже был токарный станок! Вот только на кой он нужен в больнице? Таблетки обтачивать?
– Токарь пятого разряда знает технику безопасности, как свои три пальца, – произнес я задумчиво, провернув маховик поперечной подачи.
Сразу за станком была этакая железная клетка, на двери которой висел грозный плакат, где больной даже с виду мужик лез куда не надо. Плакат грозно предупреждал: «Выключай рубильник для смены предохранителя». Ок, учтем.
Приоткрыв дверцу, я тут же обнаружил сумку. Видимо, предыдущий электрик был настолько никакой, что тут ее и прятали, чтобы не пропил. Переставив сумку за пределы клетки, я распахнул дверцу пошире и начал изучать открывшееся мне великолепие.
Прямо из потолка выходили три толстенных пластины, покрашенные в цвета светофора – красный, зеленый, желтый. Ага, три фазы. И значит, пластины эти – токоведущие шины. Рядом был древний щиток: здоровенные шайбы вольтметров, открытые ножевые рубильники и чуть ниже те самые предохранители, про которые предупреждал плакат. На стене рядом висела электрическая схема всего этого великолепия. Сравнивая то, что на ней нарисовано, с тем, что я видел, постепенно я понял схему организации электропроводки.
В принципе, схема оказалась до безобразия простой. Все корпуса больницы имели по два ввода и были связаны в кольцо. То есть, например, 3-й корпус имел линию до 1-го и 2-го. А 1-й – до 2-го и до подстанции. Дергая рубильники, можно было корпус переключить на тот или иной вывод подстанции. Конечно, для больницы лучше бы заиметь две подстанции, но и так тоже неплохо.
Продолжая изучать схему, я понял, что это не из потолка выходили, а в потолок уходили шины. Они пронизывают все здание сверху донизу, и каждый этаж подключается уже к ним. Значит, на каждом этаже должна быть миниатюрная копия того, что я вижу здесь. Поставив в уме галочку пройтись по всем таким местам, я аккуратно закрыл дверь клетки.
– Ну-с, теперь можно и посмотреть, – я присел над сумкой и распахнул ее. Вся сумка была забита инструментом. Были тут и пассатижи, и бокорезы… Все было, но такое замурзанное, словно ими выгребную яму чистили, а не в руках держали.
– Там царь Кощей над златом чахнет… – услышал я Михаила.
– Там на неведомых дорожках уже давно растет картошка, – я встал и закинул ремень сумки на плечо. – Скелеты бродят в босоножках…
– А дальше?
– А дальше не помню, – ну, не рассказывать же ему про следы «жигулей». – Пошли, не будем отвлекать Семеныча твоим хохотом.
Придя в каморку завхоза, я снова поднял вопрос о кабеле. Но тут же был срезан вопросом: «А какой надо-то?» Я попытался было перебросить мячик назад: «А что есть?», но был остановлен Михаилом.
– Давай я прямо сейчас при тебе наберу базу, и там вы уже между собой выясните, что есть и что надо. Список мне потом отдашь, и все.
Немного поговорив с оставшимся неизвестным мне собеседником Михаила, я довольно быстро выяснил, что у них вот прямо сейчас есть просто какое-то умопомрачительное количество кабеля, где оболочка специально предназначена для эксплуатации в условиях всяких кислот и щелочей. Очередной завод то ли заказал и не забрал, то ли, наоборот, произвел много – мне не сказали. Но благодаря таким вывертам плановой экономики у меня появился огромный шанс не облажаться. Записав Михаилу в его склерозник марку кабеля – ВРБ – и требуемые сечения жил, я пошел к себе приводить инструменты в порядок.
Поначалу я наивно рассчитывал просто оттереть их какой-нибудь тряпочкой, но после получаса пыхтения над ручками бокорезов я наблюдал ту же грязь, только в отполированном виде. Попробовать, что ли, замочить их в чем-нибудь типа бензина-керосина? Или сразу бахнуть какой-нибудь гадостью вроде ацетона? У Семеныча наверняка есть.
– Слава! Сла-а-ва! – раздавшийся еще на лестнице крик прервал меня на самой середине глубинных размышлений о методах очистки инструмента. То есть разбудили меня на самом интересном месте, понимаешь.
– О-о-о! Какие люди! – радостно заулыбался я. А что? Передо мной стояла растрепанная и тяжело дышащая Евгения Александровна. То самое хрупкое создание, которое я напугал в первый свой день.
– Там, в операционной… – она сглотнула, – опять светильник погас. Агриппина Никитична предложила до вас сбегать, а Василий Васильевич согласился.
Черт, черт, черт! Ну почему все так не вовремя? Случилась фигня, а я не готов. А ведь та же Агриппина говорила, что такое бывает регулярно. И мог же ведь спросить, отчего светильники гаснут чаще всего.
– Там в операционной другой свет не погас? – начал выяснять я. А вдруг там пробки выбило?
– Нет, только светильник, – замотала головой она.
Ага, значит, только светильник. Сверяясь с нарисованным ранее планом, взял по одной лампочке от медицинских светильников. У меня их почему-то было аж три разных типа, и какая куда применяется, я пока не знал.
Немного подумав, я добавил к бокорезам плоскогубцы и вручил их Жене. Та уставилась на инструменты с ужасом в глазах.
– Придем и почистим, – я составил стопкой лампы и прижал их к животу, – веди меня, о повелительница больных и немощных… – не говорить же ей, что я прекрасно знаю дорогу. А так еще раз полюбуюсь формами, в прошлый раз вид был очень даже ничего.
Агриппина встретила меня прямо на пороге операционного блока. Единственное отличие от того, что я видел на экскурсии, состояло в этакой мутной шторке, которая перегораживала вход в стерилизационную комнату и саму операционную.
– До нижнего белья и мыться! – ее командный тон не оставлял пространства для маневров.
– Лампы руками не трогать, инструменты надо почистить, я не успел, – в ответ передал уже ей инструкции. Хрен его знает, как тут, но в мое время на всех галогенках для автомашин писали «Стекло руками не трогать».
Отдав сокровища, я быстренько скинул с себя все и, повинуясь командам Агриппины Никитичны, встал в позу «ноги шире, руки на ширине плеч».
– Тебе к больному не идти, поэтому только общее, – пояснила она, на пару с незнакомой медсестрой обтирая меня полотенцами. – Так, конечно, не моются, но у нас экстренный случай, так что… Стой смирно!
Полотенца были пропитаны ужасно вонючей гадостью, от которой слезились глаза. Да и вообще стоять мокрым было совершенно некомфортно. Рядом послышалось громкое бряканье, и резко пахнуло спиртом. Повернув голову, я увидел, как Евгения остервенело трясет в руках блестящую коробочку. Если у нее получится, то я знаю, кому можно будет поручить чистку других инструментов из сумки. Вон с каким воодушевлением трясет.
Наконец мне вручили безразмерные штаны на веревочке и, дождавшись, пока я их надену, затянули меня в халат. Тут же надели шапочку и на затылке завязали тесемки от марлевой повязки. Честное слово, почувствовал себя космонавтом: стоишь, ничего не делаешь, а вокруг тебя народ суетится. Вспомнив просмотренные фильмы, я согнул руки в локтях и поднял их вверх. Типа все, я хирург и сейчас чего-нить начну чекрыжить.
Осмотрев меня, Агриппина немного расстроенно покачала головой и поманила меня к закрывавшей проход ширме. Ну вот почему в хирургических халатах нет карманов? Аккуратно взяв в каждую ладонь по инструменту, я сложил руки этаким ковшом, куда мне не менее аккуратно положили лампы. Немного пригнувшись, я развернулся и вошел в операционную.
Открывшаяся картина совершенно не вызвала у меня удивления. В любом фильме, где показывали операции, все было точно так же. Стол, на нем лежит некое тело, укрытое простынями. С одной стороны стоит доктор, с другой медсестра. И в изголовье, рядом с баллонами, сидит еще один. Дальше обычно начинались различия. Где-то все было сурово, и слышались только команды доктора с повторением от медсестры. Ну, вот это вот: «Скальпель. – Скальпель!» и редкие комментарии про давление и «мы его теряем». А где-то врачи весело переговаривались и рассказывали друг другу истории, попутно кромсая пациента.
Тут же было нечто среднее. Василий Васильевич негромко что-то напевал себе под нос. Я разобрал нечто вроде: «Ты беги, беги, дорога, ширь без края, благодать». Судя по спокойной обстановке, самая большая проблема сейчас – это злосчастный светильник.
– О! А вот и Вячеслав, так сказать, Батькович, в нашу славную, хе-хе, компанию пожаловал, – заметил меня Успенский. – Прошу любить и жаловать!
Я же реально трусил, боясь помешать операции, поэтому, пробормотав что-то вроде «здрасте», принялся красться вдоль стеночки. Плюс на меня внезапно навалилась жаркая и влажная атмосфера операционной, и я начал обильно потеть.
– Вячеслав, да все хорошо, мы закончим даже без света, – заметил мое состояние доктор, – но со светом мы закончим лучше. Не волнуйтесь вы так…
Ему легко говорить «не волнуйтесь». А у меня первый раз… Что-то шлепнулось с влажным звуком в стоящее рядом со столом ведро. Хорошо еще, что крови не боюсь, а то вообще был бы капец.
Наконец я закончил свое путешествие по периметру операционной и добрался до светильника. Ну-с, редиска коматозная, сейчас я буду тебя лечить. Сложив инструменты и запасные лампочки на какую-то табуретку, я безуспешно пощелкал выключателем. Ну, а вдруг доктора надышались лекарств всяких и забыли, как лампочки включать? Хрен там, светильник даже не мигнул. Ок, давай сменим лампочку. Наклонил чашу светильника к себе и, немного покумекав, отщелкнул крышку, открывающую доступ к лампе. Дальше все просто – освободил зажим и вытащил лампочку. Хм. На глаз спираль целая. Да и пофиг, наверняка где-то внутри сгорела, такое бывает сплошь и рядом.
Выбрал подходящую лампу из запасных и вставил ее на место предыдущей. «Да будет свет», – произнес про себя я и щелкнул выключателем. Ничего не изменилось. Вечер начал становиться томным. Я поднял с пола старую лампочку и осмотрел ее. Лампа как лампа. Никаких потемнений и замутнений. Внезапно в глаза бросилась надпись «12 В». То есть она питается не от 220 вольт, и где-то должен стоять трансформатор. Я опустил взгляд. В основании светильника было некое утолщение, которое я первоначально принял за утяжелитель. Ведь светильник своей башкой висит сбоку от ножек, и ему нельзя опрокидываться. Аккуратно, чтобы не кокнуть лампочку в руках, я опустился на колени и тщательно осмотрел основание светильника. Так и есть – вот выходит провод, а рядом с ним коричневая пупырышка держателя предохранителя. Наверняка трансформатор за ним. Вывернув держатель, я посмотрел на свет через предохранитель и с радостью обнаружил разделенный на две части волосок. Сгорел, собака, и чуть меня не напугал. Сейчас быстренько сделаю «жучка», и дело в шляпе. А из чего я сделаю жучка? Оглядевшись, я обнаружил, что почему-то в операционной не было ни валяющихся проводов, ни даже самого завалящего кусочка фольги. Присмотрелся к держателю предохранителя. В принципе, его можно вырвать плоскогубцами и потом тупо замкнуть контакты чем угодно. Но это как-то некрасиво… Мои размышления прервал бряк какого-то инструмента о дно кюветы. Точно, тут же полно всяких скальпелей-игл и прочих шприцов.
Я торопливо поднялся с колен и заглянул за спину Василь Васильевичу. Справа от него стояла эдакая миска-недотазик, в которой горкой лежали измазанные в крови всякие непонятные штуки. Именно они издали тот самый брякающий звук, который привлек мое внимание. Испросив разрешения, я аккуратно разгреб кучку и вскоре обнаружил обыкновенный пинцет, только с чуть расширенными лапками. Кажется, то, что надо.
Вытерев пинцет от крови о халат, я приземлился на задницу около светильника, глянул в гнездо предохранителя и замкнул пинцетом контакты. Ничего не произошло. «Да как так-то?!» – чуть было не взвыл я, но взгляд сам собой уперся в выключатель. Его ручка указывала на небрежно нарисованную надпись «выкл». «Дебила кусок», – обругал сам себя, повернул выключатель и снова воткнул пинцет в гнездо. Над головой явственно добавилось света.
Удерживая пинцет в гнезде, я начал елозить задницей по полу, пододвигая светильник в первоначальное положение. С помощью анестезиолога вскоре светильник занял свое законное положение над операционным столом. Замерев и отдышавшись, я стал подводить итоги.
В принципе, задача выполнена, свет есть. То, что я сижу на заднице и заменяю собой предохранитель – это мелочи. Надо сделать так, чтобы избежать подобных эксцессов в будущем. Наверное, поговорю с операционными медсестрами и сделаю неприкосновенный запас в каждой операционной. Лампочки, предохранители… Возможно, кусок провода длиной метра в два-три. Это все наживное.
Но вот что мне категорически не понравилось, так это зависимость от напряжения в розетке. Да еще эти керосиновые лампы у меня на складе. А ну как где-нибудь на подстанции электрик дернет не тот рубильник? А у нас операция, а то и две. Экстренные. Ночью. А вдруг оперировать будут меня? «Бр-р-р», – я передернул плечами от открывшейся перспективы.
Наблюдавший за мной анестезиолог подмигнул, типа «не дрейфь», и крутнул вентиль около синего баллона. Чуть зашипело, и тут же повеяло свежестью, и стало капельку прохладнее. Выждав немного, он закрутил вентиль назад. Однако очень оригинальная система обновления воздуха в операционной – просто кислорода выпустить. А в самом деле, как тут с вентиляцией? Стараясь не шевельнуть держащей пинцет рукой, я огляделся. Никаких вентиляционных решеток. На окнах нет форточек, а все рамы проклеены ядовито-желтой лентой. Они чего тут, вообще без свежего воздуха операции делают? Монстры, а не люди…
Мысли вернулись к светильнику и его зависимости от электричества. Почему на заводе не добавили аккумуляторы или батареи? Ведь схема автоматического переключения примитивна до безобразия. Я быстренько прикинул в уме пару вариантов. Вроде ничего редкого, все должно быть доступно даже в это время. «Решено, вот прямо завтра и займусь!» – я чуть боднул головой. Нехай будет прогрессорство в чистом виде в обмен на кров и еду.
– Ну, вот и все, – доктор сделал шажок назад. – Сестра, операция завершена, увозите больного, – уже чуть громче произнес он.
– Вячеслав, как вы? – повернулся он ко мне. – Помощь не требуется? А то, знаете ли, новички в операционной иногда всякое творят, – он протянул мне руку, предлагая подняться.
– Нет, Василий Васильевич, со мной все в порядке, – я принял поданную руку и поднялся на ноги. – Просто опять пришлось чинить подручными средствами, – я аккуратно положил пинцет назад в окровавленную кучку, – да и пациент никуда не ушел.
– Это как?
– Ну, идет операция, вдруг выключается весь свет. Пока то да се, включают, а операционный стол пустой. Медсестра в панике – пациент исчез! И только доктор: «Спокойно, под наркозом он далеко уйти не мог. Да и печень его у нас…»
Хохоча, анестезиолог дружески меня вытолкнул в предоперационную, где в углу были горкой свалены мои вещи. Из открытой в коридор двери лился такой опьяняюще свежий воздух, что я замер и глубоко задышал. Нет, ну нельзя же так… Кто-то сзади дернул завязки, и я, последовав примеру остальных, сдернул халат за рукава и бросил его комком в корзину для белья. Следом полетели шапочка и марлевая повязка. Поежившись от прохладного воздуха, я принялся натягивать свои вещи.
Затем я вернулся в операционную и попытался договориться с Агриппиной Никитичной, чтобы она не закрывала операционную еще немного. Мне же надо сбегать до своей каморки за новым предохранителем и вернуть все тут в порядок. Агриппина меня уверила, что пока она пересчитает инструмент и сделает остальное необходимое, пройдет достаточно времени.
Выходил я из операционного блока с этаким лицом сильно уставшего, но довольного своей работой человека. Ну, все мы такую физиономию корчили, когда в ковидные времена маску снимали. Самое обидное, что никто не смог оценить мой уровень артистизма – вокруг было пусто. Гады. Я тут корчусь, а они не пришли.
Добравшись до своей каморки, первым делом я разложил лампочки по своим местам. Заодно на плане пометил, для какого светильника подошла лампочка. Взял из коробки предохранитель, потом немного подумал и добавил к нему еще штук пять. Вернулся к коробке и обратно достал лампочку. Решил же делать неприкосновенный запас, так чего тянуть?
Вернувшись в операционную, я рассказал Агриппине Никитичне о своей идее. Та полностью согласилась со мной и тут же нашла в стерилизационной какую-то свободную полочку, куда я и сгрузил все. Мне даже пообещали нанести на дверку надпись про электрические запасы. В ответ я предложил нарисовать просто молнию. Дескать, никто же на аптечке не пишет «набор лекарств на всякие случаи жизни», а просто рисуют крест. И всем все понятно.
Быстро вернув светильнику предохранитель и закрыв крышку кожуха лампы, я продемонстрировал исправность светильника медсестре. Никитична еще раз поблагодарила меня за проявленную трудовую доблесть и отпустила.
Воодушевленный так хорошо прошедшим днем, я решил не откладывать на завтра и, сев за стол, попытался нарисовать наиболее простую схему резервного питания для светильника. Вроде в минимальном варианте хватало всего одного реле, но надо еще подумать.
– Вячеслав? – на меня смотрел круглолицый дядька с такими шикарными усами, что, наверное, самому Буденному было бы завидно. Получив утвердительный ответ, он плюхнулся на стоящий рядом со столом стул.
– Старший оперуполномоченный отдела уголовного розыска милиции города Калинина, – мне в лицо ткнулась раскрытая книжечка с красной корочкой.
Я сравнил с фотографией – похож. Но разве угрозыск занимается пропиской? И он тут же не разочаровал меня.