220 процентов свободы

II

Через неделю Леонора принимал директор гимназии господин Штиммер. Мальчик стал перед письменным столом и смотрел на директора своими голубыми пытливыми глазами. Генрих Штиммер провел рукой по совершенно седой голове и ласково улыбнулся, по-видимому ожидая ответной улыбки.

– Удивительный случай, Леонор. Такого в нашей гимназии никогда не было, начал директор.

– И никогда не будет, – прервал его юноша.

– Что?

– Того, о чем вы собираетесь мне сообщить.

Штиммер зябко поежился в своем кресле. Он всегда чувствовал себя неловко в обществе этого странного гимназиста. Ему всегда казалось, что тот наделен удивительной, дьявольской проницательностью.

– Тебя кто-нибудь предупредил?

– Нет. На эту беседу я рассчитывал давным-давно. Фактически по данному поводу вы должны были вызвать меня по крайней мере месяц назад.

Штиммер вскочил на ноги.

– Ты подслушивал? Подсматривал в щелку?

Леонор слабо улыбнулся.

– Нет. В этом не было никакой необходимости. Во-первых, делать мне в гимназии нечего. Вы, так же как и я, хорошо знаете, что курс наук по программе я изучил еще два года назад и сейчас делаю на уроках все, что мне заблагорассудится. По существу, за эти годы я разделался с университетским курсом математики и физики. Во-вторых, мое присутствие в вашем учебном заведении очень усложняет положение преподавателей. И в-третьих, этот американец, Стенли Коллар, атакует вас уже полгода, чтобы вы отдали меня ему. Кстати, он подходил со своими предложениями несколько раз и ко мне. Я знаю, что, если я соглашусь работать у них, вы выдадите мне аттестат без сдачи экзаменов.

По мере того как Леонор говорил, директор гимназии все глубже и глубже забивался в угол кресла. Его взгляд беспокойно бегал по сторонам. Мальчишка точь-в-точь повторял его собственные мысли. Он был не в состоянии ему ничего возразить. Он только спросил:

– Ты согласен, Леонор?

– У меня нет другого выбора.

– То есть?

– Зачем вы спрашиваете? Вы ведь знаете, что мы с матерью одиноки.

– Но это связано с поездкой в другую страну.

– Я знаю. Если я им нужен, они повезут меня за свой счет.

– Да, конечно, – оживился Штиммер. – Условия труда прекрасные. Оплата очень высока. Работа чрезвычайно интересная.

Лицо юноши не выражало ровным счетом ничего. Он, казалось, весь ушел в себя, думая свои собственные думы.

– … И я понимаю, Леонор, как тяжело привыкать к новой обстановке и особенно к чужим людям! – патетически воскликнул директор.

– Что вы сказали? – как бы проснувшись, спросил Леонор.

– Я говорю, на первых порах тебе будет трудно привыкнуть к другой обстановке и к другим людям. Человек вдали от родины…

– У человека родина – Земля, – сказал Леонор.

– Ну а друзья, товарищи?

– Эти дурачки из нашего класса?

Штиммер вскочил на ноги.

– Вы забываетесь, господин Гейнтц! Не воображайте, что вы необыкновенная личность! Я-то знаю, что ваша гениальность напускная! У вас нет никакой скромности!

Леонор пожал плечами и повернулся к директору спиной.

– Стойте! Вы не смеете так уходить!

– Мне больше здесь делать нечего.

– То есть…

Глаза старика Штиммера выкатывались из орбит. Повернувшись, Леонор насмешливо заметил:

– Странный вы человек, господин Штиммер. Вы меня вызвали для того, чтобы уговорить принять предложение американца. Теперь, когда мы поняли друг друга, вы почему-то злитесь. Где здесь логика?

– Какая логика! Как вы смеете со мной так разговаривать! Вы, вы…

Леонор посмотрел на директора гимназии, как на диковинный экспонат в музее.

Затем он сделал несколько шагов к двери и произнес:

– Скажите господину Коллару, что я согласен ехать куда угодно и когда угодно.

Во дворе его окружили одноклассники.

– Ну как, гений, зачем он тебя вызывал?

– Я уезжаю в Америку, – нисколько не смутившись своего прозвища, ответил Леонор.

– Да ты и впрямь представляешь какую-то ценность для этих янки. Говорят, они никогда деньги зря не тратят.

– Конечно. Я постараюсь продаться как можно выгоднее, – заметил Леонор без тени смущения.

– Не очень-то хорошо звучит – «продаться», а?

– В вашем мире вообще ничто хорошо не звучит. Но уж если он так глупо устроен, то ничего не поделаешь.

– Почему ты говоришь «в вашем мире», Леонор? Он такой же наш, как и твой.

Юноша на секунду задумался, внимательно осматривая собравшихся вокруг него товарищей.

– И все же этот мир ваш, а не мой. Все вы миритесь с его невероятно дикими и глупыми порядками. А я нет. Но я ничего один не могу поделать.

– А как бы ты преобразовал этот мир, Леонор?

Тот пожал плечами и ничего не ответил. Отойдя от толпы ребят несколько шагов, он вдруг повернулся и крикнул:

– Никогда не читайте газет. Не верьте ни одному слову наших политических деятелей. Они глупы и тщеславны. Старайтесь глубже понимать законы природы и законы человеческого общества. В самом захудалом учебнике по математической экономике больше смысла и пользы, чем в сотнях томов, написанных словоохотливыми дураками, которые проектируют земной рай, построенный из бестелесных идей и остроумных изречений. Помните закон сохранения материи. Если, ничего не создав, вы что-то для себя получили, значит, вы украли. Не забывайте и закон сохранения энергии. Если вам что-то досталось без затраты труда, значит, где-то на вас работает раб. Никогда не забывайте подводить строгий баланс человеческого счастья и несчастья. Научитесь его измерять, и тогда все станет понятным.

Леонор прекрасно осознавал, что говорил он все это впустую. Его считали заучившимся чудаком, помешанным на строгих формулировках и заумных задачах. Но он иначе не мог. Его душа, если только она у него и была, не допускала никаких компромиссов между истиной и ложью, между глупостью и разумом. Всюду, в живой и мертвой природе, он видел только строгие законы, а люди, к его удивлению, только тем и занимались, что изо дня в день пытались идти наперекор этим законам, при этом совершенно не осознавая свою обреченность. Для того чтобы оправдать неприспособленность жить в сложном мире причинных связей и количественных соотношений, люди придумали мир эмоций, который, попросту говоря, представлялся ему отвратительным, почему-то ненаказуемым кликушеством. Он откровенно мечтал удрать из своего города, уйти от своих тупых однокашников, зажить другой жизнью среди людей, которые, если судить по их именам и опубликованным научным работам, думали и действовали в полном сообразии с логикой и разумом. Леонор жаждал поехать в Америку и работать в одном из крупнейших теоретических центров страны. Гарри Кембелл, Эдвард Геллер, Джон Стробери и другие ученые с мировым именем должны наконец сменить компанию умничающих бюргеров, которые после восхваления гения Ньютона и Вейерштрасса уходили в ближайший бар и травили свой мозг шнапсом.

«Уродство! Какое умопомрачительное уродство!» – думал про себя Леонор.

Он уж хотел было выйти из ворот школьного двора, как вдруг его кто-то окликнул по имени. Он остановился и осмотрелся по сторонам. Справа и слева от ворот росли высокие кустарники. Затейливая металлическая решетка отгораживала двор от Гейнештрассе.

– Леонор, Л-у…

Это был голос девушки.

– Кто меня зовет? Если я кому-нибудь нужен, зачем прятаться?

В нескольких шагах от него кусты зашевелились, и в них появилась фигура девушки. Несколько секунд она оправляла платье, а затем виновато посмотрела на Леонора.

– Это вы меня звали? – спросил он.

Она кивнула головой.

– Зачем я вам нужен? Кто вы такая?

Она сделала несколько нерешительных шагов к нему.

– Я… Мы учимся в одном классе…

– Вот как. А я вас что-то не помню.

– Мой стол слева от вашего. Меня звать Эльза. Эльза Кегль.

Леонор сделал вид, что смутился.

– Право, не помню.

Высокая стройная девушка, с красивыми, разбросанными во все стороны золотистыми волосами решительно подошла к нему и стала напротив.

– Значит, вы меня не помните? – спросила она.

– Нет, не помню.

– И не читали моих записок?

– Что?

– Я вам посылала записки. Каждый день, иногда в день два раза.

– Один раз я что-то прочитал, очень глупое. После не читал.

Лицо Эльзы внезапно залилось краской, и она побежала вперед.

Он посмотрел ей вслед и удивился, когда увидел, что она остановилась шагах в десяти от него.

Он подошел к девушке.

– Что с вами, Эльза?

Она вскинула на него заплаканные глаза.

– Вы человек, Леонор, или кто?

Он смущенно пожал плечами. После не очень уверенно сказал:

– Наверное. Во всяком случае, так все считают.

– Ну а вы что думаете?

– Мой опыт говорит мне, что мнение ценно только тогда, когда оно многочисленно. Это закон статистики. Мнение одного человека ничего не значит.

Ничего не поняв, Эльза приблизилась к нему на несколько шагов, затем остановилась, посмотрела в его глаза и бросилась ему на грудь.

Она была немного ниже Леонора, а когда она спрятала свое лицо у него на груди, то показалась совсем маленькой девочкой. Леонор растерянно смотрел на нее сверху вниз и тихонько гладил по плечу. Он как-то в кино видел, что в подобных случаях поступают именно так.

Не поднимая головы, Эльза пробормотала:

– А я вас люблю, Леонор…

– Любите? За что?

Она посмотрела на него красными заплаканными глазами.

– За то, что вы не такой, как все. За то, что вы умный…

Леонор немного отстранил девушку от себя.

– Странно, – прошептал он. – Очень странно. До сих пор такое мне говорила только мать. Значит, по-вашему, и чужие люди могут любить друг друга?

– О, это совсем иначе, чем мать… Леонор! Я так буду ждать того момента, когда увижу вас вновь. Вы ведь уезжаете в Америку?

– Да. А вы откуда знаете?

– Мне говорил отец. Мой отец и господин Гудмейер – совладельцы фирмы, в которой вы будете работать.

– Вот как!

– Если хотите знать, то в вашей поездке в некоторой степени виновата я. Мой отец и капитан Коллар как-то разговаривали о том, что им нужны очень умные ученые. Тогда я и назвала вас…

– Благодарю вас, Эльза.

– Но вы еще ничего мне не ответили…

– Что я должен ответить?

– О боже мой! Неужели вы…

Девушка вдруг отбежала от Леонора и с отчаянием крикнула:

– Нет, вы не человек. Прав господин Штиммер, правы все ребята, права ваша мать! Прощайте! Нет, до свидания! Я приеду в Америку, и тогда, может быть, вы уже будете знать, как нужно отвечать девушке, когда она говорит, что любит вас.

Леонор несколько секунд следил, как по дорожке, вдоль кустов, странно размахивая руками, бежала от него Эльза.