2133: Путь (СИ)

Глава 20

Нарушая шарканьем и стуком трости тишину, повисшую после ухода статского советника, Горчаков прошел ко столу, занимая освободившееся место.

— Господин инспектор. Получается, мы теперь работаем вместе? — посмотрела на него Катрин.

— П-получается так.

— Мы вызываем сюда Роберта Юревича, вы согласовываете и организуете использование технических средств наблюдения и записи. Так?

— Так.

— Сроки готовности?

— Завтрашнее утро.

— Хорошо. Тогда мы с Никласом сейчас пойдем на почту, отправим телеграмму в Торговый Дом Юревича. Вы полагаю отправитесь за всеми необходимыми согласованиями, а когда все будет готово, мы встретимся здесь же и согласуем дальнейший план действий. Согласны?

Горчаков, несколько удивленный деловым напором Катрин только кивнул.

— Вот и отлично, — поднялась Катрин. — Тогда мы с Никласом на почтовый пост.

Никлас тоже поднялся. Он уже более-менее узнал Катрин, и по ее виду прекрасно понял, что она сейчас очень сильно желает сказать ему несколько слов наедине.

— А мне что делать? — вдруг спросила Марша.

— Можешь сделать инспектору Горчакову кофе на ход ноги, — улыбнулась Катрин, уже разворачиваясь к выходу.

Когда вышли и шагали к телеграфу, Катрин молчала. Видимо, решила отложить разговор тет-а-тет на момент после отправки сообщения. Поэтому Никлас, пользуясь моментом, решил попросить совета

— Катрин, помнишь, ты обещала мне подсказать…

— Подсказать что?

— Ну, что написать…

— Кому написать? — Катрин, вся в мыслях о происходящем вокруг, никак не могла понять о чем речь.

— Есении, из Зверина.

— Какой Есении? А, все-все, не смотри так, поняла. Напиши… ну, напиши: Привет, это Никлас Бергер. Я не доехал до Вильно, пока в Белостоке. Гостиница Империал, пару дней я еще здесь. Как насчет ужина?

— Я ей не как Бергер, а как Алексей Кириллович представился.

— Как кто? — не поняла Катрин.

— Алексей Кириллович. Вронский, герой такой был в Анне Карениной.

— Ах вот как, — приостановившись даже, задумчиво посмотрела Катрин на Никласа. — Напиши… ну, напиши: Привет, это Алексей Кириллович. Я не доехал до Вильно, пока в Белостоке. Гостиница Империал, номер на имя Никласа Бергера и что там я еще говорила.

— Есения, оставляя мне цифры телеграмма сказала, что встретиться сможет не раньше, чем через неделю.

— Из-за нападения на поезд все могло поменяться, это раз. И два — как ты думаешь, обошлось без нее вмешательство в наше дело Особой Экспедиции? Кто им сигнал отправил?

— Думаешь она?

— Не уверена, но скорее всего. Вот и посмотрим на реакцию и ответ, если будет.

— И все?

— Что «и все»?

— Ну, по сообщению. Не слишком коротко и сухо?

— А тебе не нужно мыслью растекаться. Ты скучающий повеса, таких предложений десяток каждый божий день делаешь.

— Я с ней чуть-чуть по-другому беседу строил.

— Как по-другому?

— Сказал, что устал от лицемерия окружающего мира и увидел в ней крупицу искренности, потому очарован и… ну, что-то такое сказал, у меня тогда даже красиво получилось.

Катрин молчала, даже чуть-чуть приоткрыв рот.

— Знаешь, я все более склонна ставить под сомнение компетенции тех, кто писал твою характеристику в личном деле, — покачала головой Катрин.

— Так вот я про то, что может по-другому написать?

— Нет.

— Почему?

— А зачем? Только дурочки смотрят на словесные кружева, нормальные леди оценивают мужчин по делам.

— У меня с ней дел никаких не было.

— Она определенно оценила твою искренность, а такое признание, если оно искреннее, дело серьезное.

Катрин сейчас на Никласа не смотрела, и ему даже показалось, что разговор ее тяготит.

— Ясно, — кивнул Никлас, понимая что волшебной таблетки как рассчитывал не получил. — Ладно, пойдем.

При отеле работал почтово-телеграфный пост, весьма приличного размера — десять переговорных кабинок, несколько отдельных кабинетов. Никлас уже был здесь с самого утра, когда после разговора с Горчаковым заходил отправить телеграмму отцу. Его запомнили, так что на пороге отделения сразу появился заместитель начальника поста в темно-синем суконном мундире, с желтым околышем на фуражке и желтым же кантом на погонах. Услышав пожелания гостей отправить срочную телеграмму в Троеградье, почтовый работник проводил их во вторую кабинку и препоручил телеграфистке — милой молодой девушке, также в темно-синем платье-мундире, с ярким желтым платком на шее.

— Купца Роберта Юревича прошу срочно прибыть в Белосток, в гостиницу Империал, по известному делу. Ваша Лидия Бенедиктовна, — надиктовала телеграфистке сообщение Катрин.

«Лидия Бенедиктовна?» — поджал губы Никлас. Но удивление было мимолетным — вокруг сгоревшего особняка в Грайфсвальде такие дела творились, что конспирация с подменой имен совершенно неудивительна. К тому же он сам утром, когда писал отцу, использовал нечто вроде шифра, отправив сообщение: «Ничего не получилось, береги себя», еще и подписался как «Н. Н.» Никлас Нелидофф, как его иногда в шутку, а иногда и не в шутку называли в семье. Сестры называли — братья такого себе не позволяли.

Когда Катрин закончила, напротив телеграфистки сел Никлас. Взял бланк, подумал немного, написал сообщение: «Привет, это А. К. До Вильно не доехал по известным тебе причинам, сейчас в Белостоке. Гостиница „Империал“, номер на имя Никласа Бергера. Приснись мне пожалуйста».

Когда девушка-телеграфистка, печатая, проговаривала телеграмму, Никлас обратил внимание на ее порозовевшие щеки. Еще обратил внимание на взгляд Катрин, которая кроме удивления от текста послания смотрела так, словно ожидала от Никласа флирта в сторону телеграфистки. Не первый раз такое — он только сейчас вспомнил, что подобное Катрин демонстрировала и в купе поезда перед самым нападением, намекая на проводницу. И тогда Никлас об этом сразу же забыл «по известным причинам», а вот сейчас опять вспомнилось.

Не оплачивая телеграммы — попросив записать на общий счет, Никлас и Катрин покинули почтовый пост. После этого, как Никлас и предполагал, Катрин решила задержаться с возвращением в номер, поговорив наедине. Для этого она направилась не к лестнице, а в один из тонущих в сумраке слабого освещения коридоров, ведущих к служебным помещениям. Но начала отнюдь не с важных тем.

— Если завтра ответа от твоей Есении не будет, пригласи телеграфистку на ужин. Видел, как она на тебя смотрела?

— Нет, не обратил внимание. Зачем?

— Зачем смотрела?

— Нет, зачем ее на ужин приглашать.

— Пррр… — даже не сразу нашлась Катрин с ответом. — Поужинай ее, обольсти, отведи в номер и… мне рассказывать, что наедине делают мужчина и женщина? Ты же вроде знаешь механику процесса. Или…

Катрин, глядя на Никласа, замялась, при этом глаза ее заметно расширились.

— Да успокойся ты со своей характеристикой, — устало покачал головой Никлас. — Если ты имеешь в виду плотское желание, то конечно, глядя на эту девушку, я испытываю вполне определенный интерес, который можно даже назвать сильным влечением. Но я как-то… — Никлас замялся, не в силах сразу найти слова.

— Я не понимаю. Нам с тобой, может быть, осталось жить пару месяцев или даже недель. Попробовать хоть раз не с проституткой, ты разве не хочешь?

— В данный момент я хочу понять, почему это тебя так заботит.

— Но все же, ответь на вопрос пожалуйста.

Катрин, заметно теряя обычное спокойствие, смотрела широко открытыми глазами. Никлас, внимательно глядя на такую неожиданную появившуюся в его жизни спутницу, совершенно не понимал, что же ее сейчас так волнует. Решил, что от нужных ему вопросов Катрин все равно разговор не уйдет, поэтому решил ответить.

— Понимаешь, с проститутками мне все просто и понятно. А с обычной девушкой… Вот приведу я ее в номер, это все понятно, но потом мне же с ней разговаривать надо будет о чем-то, как-то надо будет ее до двери проводить, ничего при этом не обещая, потому что мы ведь даже не знаем, где завтра окажемся.

— Что говорить, я тебя научу.

— Прямо в постели научишь?

Катрин вдруг покраснела — вместе со шрамами, опустив взгляд и явно растерявшись. Очень сильно растерявшись и замявшись. Резко обернувшись на шум неподалеку, увидела одного из работников отеля и вдруг схватив Никласа за руку, потащила прочь. Зашли в другой коридор, здесь Катрин посмотрела по сторонам и потянула Никлас в небольшую и тесную нишу, где они оказались почти вплотную.

— Нет, научу что сказать после того как, — избегая смотреть в глаза, произнесла Катрин.

— В чем все-таки твой интерес? Мы с тобой знакомы всего несколько дней, за которые ты уже несколько раз хотела… отправить меня на самых разных девушек, скажем так. Я никак не могу понять, зачем ты это делаешь.

— Аргх, — невнятно выдохнула Катрин. Она покачала головой, потом положила Никласу руки на плечи и заговорила тихо-тихо, практически на грани шепота.

— Теологию прогуливал?

— Домашнее образование не прогуляешь.

— Всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет. Евангелие от Матфея, двадцать пятая глава.

— Притча про зарытый талант? — вспомнил Никлас.

— Да.

— И?

— Ты себя в зеркале видел?

— Видел. Но по-прежнему не понимаю, о чем речь.

Катрин вздохнула, зажмурилась. Демонстрируя состояния крайнего удивления, даже близкого к ошеломлению. Звучно выдохнула, открыла глаза.

— Я поняла, — мелко покивала она. — Я все теперь поняла. Я просто не учла того, что ты из А-Зоны, а у вас же там женщин в несколько раз меньше чем мужчин. И они там, даже проститутки, весьма и весьма избирательны, даже можно сказать крайне привередливы в выборе. Так?

— Н-ну… грубо конечно, но можно сказать и так, — пожал плечами Никлас.

— В Е-Зоне, в Рейхе и в Империуме женщин наоборот больше чем мужчин, так исторически сложилось. И здесь на такого красавчика как ты… в общем, у тебя при желании не будет никаких проблем с тем, чтобы прямо сейчас пойти в ресторан и найти себе подругу на ночь без обязательств. Более того, тебя сейчас не осаждают случайные поклонницы только потому, что рядом мы с Маршей. Хотя та же телеграфистка тебе глазки нагло строила несмотря на мое присутствие.

— У-ля-ля, — не мог не удивиться Никлас, услышав подобное неожиданное откровение. — Хорошо, ладно. Я понял, что красив и привлекателен, и не должен зарывать свой потенциальный талант обольстителя в землю. Вот только я так и не понял, зачем это именно тебе…

Катрин смотрела сейчас на Никласа прямо, стоя почти вплотную, глаза ее блестели. Девушка словно была не в себе, Никлас даже напрягся чуть-чуть, ожидая чего угодно, хоть вспышки гнева хоть иного неадекватного ситуации поведения.

— Теория воронка возможностей, — все так же негромко произнесла Катрин. — Изучал?

— Я в Танжере учился.

— Представь воронку. Суть — модель общества, воронка возможностей. Устроена она так, что стенки у нее не прямые, а изогнутые, как график квадратичной функции…

— Попроще, я не артиллерист.

Сверкнув глазами, Катрин сделала небольшой шаг назад и жестом показала воронку — от совсем узкой части в самом низу до раскрывающегося как цветок лилии широкого горла. Снова шагнула вперед, встав уже почти вплотную — грудь ее, туго стянутая кителем, при этом коснулась Никласа.

Он заметил, обратив на это внимание.

Катрин внимания не обратила, продолжив говорить негромко, с жаром.

— Теперь представь шарик, который крутится по внутренней стене воронки наверху. Если он крутится быстро, то центробежная сила помогает ему, выталкивая к краю, все выше и выше. Но если шарик крутится медленно, то сила тяжести заставляет его опускаться к центру и ниже — на дно, что для нас равносильно смерти.

Никлас сейчас честно пытался представить, о чем идет речь, и у него даже получалось. Но происходило это параллельно, потому что на фоне вопроса, с которого началось обсуждение, а еще от ощущения груди стоящей вплотную к нему Катрин он гораздо более ярко представлял совершенно другие картины.

— …Форма воронки такова, что чем выше, тем меньше усилий дают больший результат, можно катиться спокойно и не напрягаясь. Но чем ниже, тем с большей скоростью нужно вращаться шарику, чтобы хотя бы не падать вниз. Уже совсем недалеко от самого верха тебе нужно бежать в два раза быстрее, чтобы просто остаться на месте, как в одной умной книге написано.

— Льюис Кэрролл, Алиса в стране чудес, — вставил Никлас.

— Мы с тобой еще недавно были на самом верху, а сейчас… — не обратила внимания на его слова Катрин, продолжая говорить.

— Еще недавно я был водителем патрульного скаута, — все же перебил ее Никлас.

Катрин зажмурилась, глубоко вздохнула. Выдохнула, продолжила.

— Мы с тобой, как ни крути, свалились далеко вниз, и нам нужно будет не просто бежать, а мчаться быстрее ветра, чтобы удержаться и не упасть на дно окончательно, закончив земной путь.

— Повторяю: на самом верху я не был.

— Это неважно. Внизу и в середине у тебя остаться больше никогда не получится. Никогда, понимаешь?

— Почему?

— Потому что иначе тебя убьют. Я себе не просто так мозги хотела вышибить, чтобы не мучаться. Мы сейчас далеко внизу от привычного, нас ждет очень тяжелый подъем. А твои внешние данные, при желании и некотором навыке, могут позволить тебе уложить почти любую даму в постель, что может открыть нам пути в самые разные двери высоких кабинетов и домов. Мое мнение, что нельзя игнорировать такую возможность, у нас с тобой их и так немного в запасе.

Никлас, от услышанного откровения, прикусил губу и головой покачал. Ему очень польстило услышанное в плане открывающихся возможностей для отношений с девушками. Но при этом откровенно не привлекли озвученные варианты открывать высокие двери уложенными в постель женщинами.

— Ты сама планируешь участвовать в открытии самых разных дверей подобным образом?

Никлас старался, чтобы голос его звучал спокойно и ровно. Ответ Катрин, он сам не мог сформулировать почему, был для него очень важен.

— Нет.

— Почему?

— Этому есть две очевидные причины.

— Не для меня очевидные.

— Однажды Сара спросила своего мужа Абрахама, почему ему можно изменять, а ей — нельзя. Абрахам ответил: Сара, когда изменяю я, трахаем мы. Когда изменяешь ты — трахают нас.

— Это из какой умной книги?

— Из книги жизни. Если ты не будешь вылезать из чужих дамских коек, тебе в обществе будет оказываться всенепременный почет и уважение, многие будут стремиться заполучить тебя в друзья. Если же так буду делать я, общество — и мужчины, и женщины, отнесутся к этому крайне предосудительно.

— А вторая причина?

— Какая вторая причина?

— Ну, того что мне по твоему плану можно и нужно открывать своим… обаянием, самые разные двери, а тебе никак.

— Ты… ничего не замечаешь? — опуская закрывающий лицо плотный клетчатый платок, показала Катрин на свои шрамы.

— Эм.

— Вот именно! — прошипела девушка, мгновенно став похожей на разъяренную валькирию. Несмотря на злость в ее глазах, Никлас сохранил абсолютное спокойствие.

— Знаешь, я не могу сказать, что посещал проституток редко. Но даже тогда, когда в помещении был включен свет, лицо — это последнее место, куда я смотрел…

— Замолчи, пожалуйста.

— К тому же даже со шрамами ты достаточно красива, чтобы привлекать мужское внимание, так что это не аргумент.

Шрамы на лице Катрин побагровели, а сама она — побледнев, опустила взгляд.

— Ладно, не нервничай так, — тронул ее за плечо Никлас. — Я не могу понять, почему ты так завелась. Воронки талантов, раскрытые обаянием наперевес двери, зарытые возможности… можно же было все это и спокойно объяснить, без надрыва.

Никлас сейчас хотел повторить фразу: «Так хорошо ж сидели», которую часто употреблял его первый наставник, но промолчал, вдруг Катрин контекста не поймет. Тем более что она, явно пытаясь обуздать эмоции, крепко зажмурилась, выдохнула. Открыла глаза.

— Я поняла… ты не понял, да?

— Да. Не понял что?

— Господин Иванов сказал, что готов сделать нам встречное предложение, но ему надо это согласовать.

— И?

— Он Статский советник по Царству Польскому и резидент Особой Экспедиции Москвы. Его полномочия таковы, что согласовывать свои действия он может только с одним человеком в мире.

Никлас молчал. Моргнул несколько раз, пытаясь понять, правильно ли понял услышанное.

— То есть, он сейчас согласовывает встречное предложение для нас с самим Богом-Императором?

— Прямо с Богом вряд ли, но с Императором несомненно.

— А. Хм… — Никлас не удержался, затылок почесал. — А ты догадываешься, что это может быть за предложение?

— Он же сказал, что таких как мы в Империуме называют ведьмаки и ведьмы. Ты еще не понял?

— Так, подожди. Ты хочешь сказать, что он предложит нам… — теперь Никлас действительно понял. Еще один миф о Московской империи ожил совсем недавно у него буквально на глазах, а он даже этого и не заметил.

— Да, именно это я и хочу сказать. Ты готов?

— Готов ли я встать во главе одного из эскадронов, которыми во всем мире не детей, а взрослых пугают? Да при таком раскладе наши шансы развалить будки кайзеру, культу и всему твоему Новому Рейху увеличиваются многократно, как я могу быть к такому не готов?

— Изначально в твоем подчинении будет только небольшая группа, и вообще…

— Да какая разница, главное начать. Ты сама-то готова?

— Куда ты, туда и я.

— Даже так?

— Ты сам этого еще не понял? К тому же у нас и выбора нет — это предложение, от которого не отказываются.

— Ясно. Есть одна вещь, которую мы еще на берегу забыли обсудить.

— Какая?

— Не забывай, я не в университетах учился, в Танжере. Если нужно кого-то убить, мне нужно просто на него показать. В остальных случаях желательно проговаривать все важные вещи вслух, а не показывать многозначительными взглядами. Ферштейн?

— Я все поняла. Прости, подобного больше не повторится.

Никлас смотрел на Катрин и думал, что пока совершенно не умеет читать людей. Вот искренне она сейчас извиняется, или это просто реакция дабы сгладить ситуацию?

— Хорошо. Пойдем, нас ждут великие дела.