2060 Русский пепел

Глава первая

Борис давно уже называл Марс своим домом. И сейчас, на орбите, всего в двухстах км от Земли он испытывал волнение, даже очень сильное волнение, но не от возвращения на родину, а от той неопределенности, в которую они все попали. Если они погибнут, не достигнув своей цели, второй экспедиции на Землю люди Марса не смогут себе позволить еще очень много лет. Жизнь на Марсе и без того непростая, осложнится еще более. А ради развития цивилизации на родном Марсе он и его спутники были готовы на все. Эту миссию Борис, начальник экспедиции понимал как цель своей жизни. Они обязаны выяснить, что произошло с Землей и сообщить на Марс. Пятнадцать тысяч марсонавтов с надеждой ждут от них вестей. И подвести их никак нельзя.

Они летали вокруг Земли уже более восьмидесяти часов, медленно спускаясь до двухсот километров, но никакого понимания не приходило. Земля магнитом тянула их к себе со зловещим упрямством. Солнечные батареи были разбиты обломками спутников сразу, как только они прошли пояс Ван Аллена. Чем ближе они приближались к Земле, тем больше попадалось у них на пути обломков разной величины гонявших по орбите со скоростью двадцать восемь тысяч километров в час. Химическое топливо было на исходе. Хватало еще подняться на высокую орбиту один раз. Пару раз корабль сотрясался от сильных ударов. Вероятно, это были столкновения с обломками той большой космической станции, с которой они двадцать восемь лет назад стартовали по дуге гиперболической траектории к Марсу.

И теперь после всего этого, когда вожделенная цель – родная большая планета Земля заслоняла почти весь горизонт в иллюминаторах, когда, казалось, все трудности и опасности пятимесячного перелета позади, их положение с каждым часом усугублялось, надо было срочно принимать решение. А проблема заключалась в том, что вся планета была закрыта бело-серой шерстью облаков. И никаких признаков жизни. Сенсоры не улавливали ни электромагнитных сигналов, ни оптических.

С Марса Земля выглядела как яркая, светлая и глянцевая точка на небе. Во время полета для каждого из экипажа космического корабля – разведчика Земля была как ожидание яркого праздника. Даже для Крисса, который хоть никогда не был на Земле, но хорошо представлял ее по рассказам своих родителей и по виртуальным путешествиям в трёхмерном мире. Но сейчас внизу только облака, без единого разрыва. Белая планета, вызывающая резь в глазах и боль в душе. В таком виде родная, любимая, материнская планета воспринималась враждебно.

Первые, примерно, пять лет на Марсе для поселенцев пролетели незаметно. Жизнь была наполнена до краев постоянной борьбой за выживание. Не было ни минуты свободного времени. Даже ночью, во сне каждый из них просчитывал варианты работы на завтрашний день. А потом ведь все, что с невероятным усилием, и с любовью делаешь на протяжении длительного времени, начинаешь воспринимать с особым чувством родства. И когда, вдруг, появилось время отдохнуть, и спокойно, не торопясь посмотреть на далекую светлую, яркую, глянцевую точку на небе под названием Земля, вдруг стало понятно, что особого желания возвращаться нет; здесь еще много работы, очень значимой для тебя, и нужной для других, и, однажды, тихо, без внутреннего сопротивления, в душе родилась теплая, эмоциональная мысль – дом твой не на той далекой точке, а здесь. Более – менее так происходило с каждым марсонавтом. Их становилось все больше. Каждые двадцать шесть месяцев на базу прилетали, сначала по две сотни, а потом и больше человек. В последнем караване из шести кораблей было уже восемьсот человек. За каждые двадцать шесть месяцев, во что бы то ни стало, надо было приготовить новые места для поселенцев. Построить купола, переходы, теплицы, новый атомный реактор, всю инфраструктуру для создания уюта, чтобы новеньким было легче адаптироваться. Вновь прибывших называли начинашками и первое время относились к ним как к детям, независимо от их возраста. Каждая встреча каравана – это встречи, объятия, всплеск радостного настроения, слезы радости, волны волшебной активности. Каждый раз новые люди привозили с собой яркую энергию жизни. Появлялись новые идеи, новые изобретения, новые технологии. Застарелые технические проблемы вдруг решались легко, только благодаря свежему энтузиазму. Так продолжалось восемнадцать лет. И вдруг – как обрезало: ни новых экспедиций, ни связи. Наступило время напряженного, тревожного ожидания. Десять лет поселенцы каждый день начинали с вопроса: «Не появилась ли связь с Землей?». Казалось, без конвоев с Земли жизнь скоро сойдет на нет. Люди впадут в депрессивное состояние и, в конце концов, погибнут. Но жизнь не только не остановилась, она приобрела как бы новый вкус. Без связи с Землей люди научились думать по-иному. То, за что раньше не брались только потому, что были уверенны в том, что это сделать невозможно, вдруг стало как-бы само делаться и получаться. Как ни странно, пропала депрессия у тех немногих, у кого она была. Окончательно пришло понимание, что Марс это дом для полноценного проживания, а не только временный объект для исследований. Именно в эти десять лет одиночества марсонавты сделали свои главные открытия: новый метод генного редактирования, с почти стопроцентной надежностью, способ нейронной коррекции полей и подполей мозга. Сделали ионный двигатель с высокой силой тяги. Создали собственный метаалгоритм ДНК-компьютера. Освоили технологию искусственного фотосинтеза. И то, чем особенно гордились: объединили аппарат теоретической информатики с языком когнитивной нейробиологии, тем самым научились имитировать любые процессы, составляющие сознание. Создали искусственный синапс на основе резисторов с памятью. И много чего еще. Вот только поделиться было не с кем. Земля упорно молчала. Последний караван пришел в 2050 году и был не таким как всегда. Как обычно пришло оборудование для производства электроники, трехмерные принтера для строительства куполов, различная техника, культиваторы для выращивания белков, солнечные панели и много чего необходимого, но астронавтов не было. С Земли шли невнятные объяснения, которые ничего не проясняли, а только больше порождали тревожные подозрения: все ли в порядке на Земле? Сеансы связи становились короче. На прямые вопросы никто с Земли не отвечал. Вскоре исчезла линия связи через лунный ретранслятор, а потом связь прекратилась совсем. Диспетчера откровенно уходили от ответов, сокращали сеансы связи, и вскоре общение оборвалось.

Планетарный комитет принял решение снарядить экспедицию разведчиков на Землю. Руководителем экспедиции назначили одного из первой сотни марсонавтов сэра Бориса. Он занимал пост руководителя терраформирования Марса. Врачом разведывательного корабля вызвался лететь доктор Рудольф. Он также был из первой сотни. Они подружились с Борисом еще в студенческие годы, и вместе проходили подготовку к полету на Марс. На должность инженера больше всего подходил руководитель инженерного отдела сэр Алекс, никто лучше него не знал материальную часть космического корабля. А вот по поводу участия Крисса было много споров. Он только что окончил Первый Марсианский университет по специальности социальная антропология. И он настойчиво предлагал свою кандидатуру. Сын Бориса и Alyssa, он был первым ребенком, родившимся на Марсе через семь лет после начала марсианады. К своим 21 годам он был совершенно здоров, но его телосложение значительно отличалось от земных людей. Он был на голову выше самого высокого человека среди марсонавтов. У него была неестественно большая голова на длинной шее. Матери пришлось делать кесарево сечение. Акушер был уверен, что такая большая голова не сможет пройти через родовые пути. У него было сухое тело, вероятно от полного отсутствия жировой прослойки под кожей, и слабая мускулатура. Природа как будто пустила все соки жизни не в тело, а в развитие мозга. Комитет управления согласился с его кандидатурой только после того, как ребята из инженерного отдела сконструировали и собрали специально для Крисса особый роботизированный костюм со специализированной нейросетью, который помог бы слабому телу Крисса передвигаться в условиях земной гравитации. Стандартный экзоскелет ему бы не помог.

На орбите Земли, Борис подумал об удивительном совпадении. В 2030 году, перед отлетом, когда возник вопрос, какие книги взять с собой мнения экипажа разделились. Одни считали, что из всей мировой литературы можно выбрать несколько значимых произведений, отображающих во всей полноте мир человека и взять их с собой в печатном виде, другие, считали – все книги мира являются главами одной огромной книги, к тому же еще недописанной. И никакие отдельные части этой Мегакниги не способны показать всю сложность и неразрешимость человеческого естества. Брать надо все книги в электронном виде. Сошлись на компромиссном варианте: взяли отдельный жесткий диск на несколько йоттабайтов памяти и всего десять книг в бумажном варианте. Через несколько лет обнаружили, что в электронный каталог Всемирной библиотеки колонисты заходили редко и только с целью найти ответы на какие-нибудь специфические технические вопросы, а вот печатные книги быстро потеряли свой нарядный типографский лоск, превратились в «зачитанные до дыр» бумажные носители, вечно кочующие от каюты к каюте.

Тогда, когда выбирали книги, и родилось название станции на Марсе в впадине Medusae Fossae, недалеко от Марсианского экватора. Поселение назвали: «Остров Мас-а-Тьерра». Именно так назывался остров, на котором знаменитый Робинзон Крузо за двадцать восемь лет своего вынужденного одиночества сумел создать свой прочный человеческий мир, маленькую цивилизацию, остаться в здравом уме, и не обратиться в животное состояние. Книга, написанная Даниэлем Дефо: «The Life and Strange Surprizing Adventures of Robinson Crusoe, of York, Mariner: Who lived Eight and Twenty Years, all alone in an un‐inhabited Island on the Coast of America, near the Mouth of the Great River of Oroonoque; Having been cast on Shore by Shipwreck, wherein all the Men perished but himself. With An Account how he was at last as strangely deliver’d by Pyrates», оказалась самой потрепанной на станции.

И вот прошло ровно «Eight and Twenty Years» с тех пор, как первые колонисты последний раз видели Землю. Десять лет из них они прожили без связи с Землей, в полном космическом одиночестве. Только вот в книге Робинзона нашли люди с большого мира и вернули его домой, а им приходится самим возвращаться на большую Землю, чтобы найти ответы на вопросы: «Почему связь прервалась внезапно? Что случилось с Землей? Почему нас бросили? Что дальше?»

И теперь, восемь пар глаз экспедиционеров всматривались в иллюминаторы до боли в глазах. Это стало основным занятием для четырех людей на орбите такой любимой и, кажется, больной планеты.

Алекс, инженер экспедиции, вдруг закричал:

–Смотрите! Земля! Вижу… зеленая земля… – все бросились к иллюминатору Алекса, но ничего кроме белого покрывала не увидели. Алекс смотрел на друзей и оправдывался:

– Я видел! Говорю вам, видел…. Вы, что считаете меня сумасшедшим? Командир, скажи что-нибудь…. Господи, как же плохо все!

Командир Борис задумчиво ответил:

– Послушай. Возможно, тебе показалось. Думаю, так считают все – он медленно обвел всех взглядом…. Но, возможно мы все ошибаемся. Ты действительно видел зеленую часть суши Земли. Увы, это не меняет сути дела. Мы не можем больше ждать. Боюсь, что все мы скоро сойдем с ума. Приговоренный к казни не может ждать бесконечно. Он или сойдет с ума, или покончит с собой при первом же случае. Будем готовиться к приземлению. У нас будет возможность для небольшого маневрирования. Но – он сделал паузу, все и так всё понимали, но он должен был внятно проговорить, то чего все боялись – мы можем сесть в океане, в труднодоступных горах, или, например, в пустыне. В таком случае нашу экспедицию вряд ли можно будет назвать успешной. Риск большой. Но что бы там не случилось, ждать больше нельзя. Есть другие мнения? Пусть каждый выскажется.

Командир старался всегда перед принятием важного решения выслушивать мнения всех членов экипажа, но решение принимал самостоятельно.

Первым высказался самый молодой член экипажа, техник Крисс, он был сыном командира и считал себя обязанным всегда поддерживать отца:

– Вам виднее, я родился на Марсе и никогда не был на Земле. Куда там садиться, я про это ничего не могу сказать. Но болтаться на орбите, ожидая неизвестно чего, и все время уворачиваться от обломков глупо. Садиться вслепую, или остаться на орбите в статусе неизвестно чего ожидающих – риски, по моему, равны.

Продолжил Алекс:

– У нас осталось химического топлива для подъема на высокую орбиту и на орбитальное маневрирование, но это последнее топливо. Напомню, мы рассчитывали на дозаправку с нашей стартовой орбитальной станции. Она, увы, разбита. У нас хватит запаса ядерного топлива чтобы вернуться, конечно,… но, тогда зачем, собственно говоря, мы прилетали – он помолчал немного и неожиданно заговорил о совсем другом. – Меня всего трясет от волнения. Я ведь улетал с Земли насовсем. Но теперь я в шаге от своего родного дома. И, что? Я очень волнуюсь, не могу сосредоточиться, боюсь, я не могу принимать решения.

В разговор включился врач экспедиции, Рудольф:

– Мы видим густую облачность. На протяжении восьмидесяти часов ни одного просвета на всей планете. Как на Венере. Что могло случиться?

Командир ответил:

– Облачность мы все видим. Но о чем это говорит? Гипотез много, следовательно, ни одной правильной. Дождемся приземления, тогда и будем делать выводы, – и он, вдруг, следом за инженером проявил такую же сентиментальность недопустимую для командира. – Я вот, вдруг, сейчас почувствовал… Странно, никогда не хотел, а сейчас, вот, на могилу родителей, хочу сходить.

Эту тему тут же подхватил Рудольф:

– А я даже не знаю где и когда мои похоронены. Столько лет прошло! Может земляне за наше отсутствие придумали способ продлить жизнь? Глупый вопрос, понимаю…. Иногда хочется побыть наивным дураком…

Борис, взяв себя в руки, включил командный голос:

– Не будем расслабляться, господа. Сентиментальность нам, ни к чему…. Сейчас, по крайней мере. Итак, подвожу итоги: Очевидно, произошла катастрофа планетарного масштаба. Маловероятно, что это ядерная война. Иначе небо заволокло бы черными тучами. Тут что-то другое. Возможно, климатическая катастрофа. Тоже маловероятно. Они в любом случае, успели бы сообщить нам об этом. Да и мы знаем, еще в те года, когда улетали, человечество начало активно бороться с избыточным углеродом в атмосфере. Одни только заводы по захвату углерода из атмосферы забирали около трехсот миллионов тонн в год, кажется. Мы знали о многих мероприятиях по предотвращению климатической катастрофы…. Не исключено, что произошел каскад событий. Например, один ядерный, или даже атомный взрыв спровоцировал обвал уже неустойчивой к тому времени климатической системы. А может, были совсем неизвестные нам причины – мы не знаем. С большой вероятностью понятно одно, по каким-то причинам случилось обрушения глобального баланса обмена земного тепла. Нам предстоит выяснить это. Помощи мы, понятно, не дождемся. Поэтому – надеть всем экзоскелеты и скафандры на случай, если вдруг внизу нечем дышать. Всем перейти во взлетно-посадочный модуль. Спускаемся, господа. Инженеру подготовить станцию к автоматическому подъему на верхнюю орбиту после отстыковки модуля. Внизу, если что, действуем автономно, по обстановке. Инженеру подготовиться к короткому маневрированию. Опустимся ниже облачности, у тебя будет пара минут для ручного маневра на зеленую зону. Не промахнись, Алекс.

– Понятно, сделаю, что смогу, командир.

– Крисс появилась ли связь с нашим Марсом?

– Командир, мы по-прежнему в тени Солнца. Ретранслятор на Луне по-прежнему не работает.

– Ну, хорошо, теперь уже все равно. Как говорят астронавты: «неизбежные пятнадцать минут террора»! Всем занять свои места в модуле. Мы спускаемся на матушку Землю.

Взлетно-посадочный модуль только назывался модулем, но был он внушительных размеров. В нем также как и на основной станции были четыре каюты, общий зал, склад с припасами, собственный внутренний генератор электричества, работающий на метане и кислороде, портативный ядерный реактор, аккумуляторы, в отдельном отсеке крепилось передвижное средство на колесах для двух человек. Почти то же самое, что и на основной станции, только меньшего размера и без радиационной защиты. А она занимала достаточно большой объем. Основной корпус был защищен многослойной экранирующей кожей из алюминия, переработанных природных минералов, различных олефинов, которая спасала экипаж от каждодневной радиации во время полета. И было еще отдельно выделенное радиационное убежище окружённое резервуаром с водой, в котором экипаж прятался раз в два месяца на пару дней от особо агрессивных вспышек солнечной радиации и волн гамма-излучения от редких, но сильных вспышек далеких сверхновых звезд. В этом полете им приходилось экстренно нырять в убежище три раза.

Только они уселись в свои кресла, как, вдруг, буквально провалились в бездну. Люди сжались, затаили дыхание. Вначале далекий и тупой грохот, превратился в протяжный вой. Что-то затрещало и лопнуло со свистом. Через короткое время этот звук повторился. Вскоре корабль стало трясти как центрифугу плохой стиральной машины. Все, что оказалось не закрепленным, с глухим шумом разлеталось по пространству модуля.

– Не закрепили. Мой просчет. Расслабился я, за порядком не слежу, – подумал Борис. За иллюминатором появились языки пламени.

– Алекс, что видишь?

– Пламя закрывает обзор. Вижу плохо, но, кажется мне….

– Что, кажется? Не молчи. Что кажется?

– Нормально, командир…. Все будет хорошо! Сядем….

Он не успел договорить, чудовищный рывок вверх заставил всех задержать дыхание. У каждого из четверки гулко билось сердце. С таким волнением справиться не могли даже самые закаленные Марсом люди. Выруливать не пришлось. После штатного маневра разворота, затем включения двигателей посадки и, наконец, раскрытия парашютов в иллюминаторе показалась зеленая земля. Приземление хоть и было жестким, но без особых происшествий.

– Господа, разведчики, мы прибыли. Надеюсь, там, внизу мы никого не придавили. Господи, сила твоя небесная, мы на Земле! – с неуместной иронией объявил Алекс.

В ответ, все молчали. Бледный свет аварийных ламп едва освещал вдруг запотевшие стекла скафандров. Запотели они вероятно от глубоких, и радостных вздохов. Когда волнение улеглось, сам собой возник вопрос, кто выходит первым. Все вопросительно посмотрели на командира. Тот немного поколебавшись, сказал – первым выходит бортинженер со счетчиком Гейгера и газоанализатором. Вторым – врач, затем Крисс, последним – я.

Люк был сделан так, чтобы его можно было открыть изнутри и выйти относительно легко в экзоскелете, да еще и в скафандре сверху.

– Слушайте, а радиация на верхней границе – шестьдесят микрорентген в час. Явно было относительно недавно радиоактивное заражение. Жить, правда, можно, но недолго. Но может быть, мы упали в такой местности, а дальше будет лучше.

– Или хуже, – сказал Рудольф, вылезая следом.

Сложнее было Криссу. Его экзоскелет был массивнее остальных. Снаружи ему помогали Рудольф с Алексом, а изнутри Борис буквально выдавливал Крисса.

Когда все выбрались, бортинженер сообщил:

– Газоанализаторы показывают, что дышать атмосферой вполне можно. Так что скафандры можно сбросить.

– Все трое хором проворчали:

– Раньше не мог сказать. Разделись бы внутри.

Они оглянулись. Вокруг модуля была круговая поляна выжженной земли радиусом метров пять, образовавшейся от их посадки. А вот дальше – дальше сплошной стеной высотой больше трех метров их окружали гигантские растения. У них был ровный и толстый стебель. У основания и сверху его плотно обхватывали большие растопыренные листья. Наверху, насколько можно было разглядеть снизу, высокие стебли заканчивались густыми и широкими зонтиками из белых и желто-зеленых цветков. Выглядели эти растения, растущие в большом объеме довольно внушительно и даже агрессивно.

Крисс быстрее всех ориентировался в электронной библиотеке корабля, и он почти сразу прочел со своего планшета:

– Это борще…