Золотые колдуны

13. МАЛЫЕ ТОПИ

Пышная мшистая трава была вытеснена бурно разросшимся бурьяном, а затем потянулись места, поросшие двулиственным папоротником. Далее, к горизонту, виднелись озерки стоячей воды. Обширную область болотистой равнины покрывали другие виды мшистой травы и грибов: черные и пурпурные, голубые и зеленые, как перья петушиного хвоста.

Пока мы любовались этим зрелищем, по покинутой, плоской равнине, сплошь состоявшей из болот, перемещалась полоса солнечного света. Там, где она проходила, вспыхивали яркие краски. Пробегавшие вдоль и поперек протоки становились серебристой сетью, в которой застревало солнце; речушки, каналы и озерки образовывали широко раскинувшиеся переплетение водных путей.

— Малые Топи, — сказал, затаив дыхание, Халтерн. — Ах, ведь это наш конец. Нам нужно поворачивать на юг, немедленно.

С севера и с юга линия побережья этого обманчивого болотистого моря охватывали горы.

Марик прижался плотнее к ним.

— Это правда, что здесь… живут существа, которые не являются людьми?

Халтерн взглянул на Телук, которая только покачала головой.

— Мы соблюдаем соглашение с ними со времен Галена Медовые Уста, — сказала она. — Мы остаемся в пределах наших границ, а обитатели топей — в своих. Нет, не знаю, являются ли они чем-то большим, чем просто легендой.

— Нас это не должно волновать. Нам нужны мархацы.

Халтерн зашагал дальше по тропе в направление телестре Эт. Центральный двор имел в диаметре метров двести, дом телестре возвышался с одной его стороны, а три другие обрамляли рыночные палатки. В палатках кипела жизнь, нас окружали неимоверные шипение и крики, мы были в море самых различных запахов; мужчины и женщины громко кричали, предлагая к продаже своих куру, скурраи и мархацев, а также наполненные зерном мешки.

Кроме палаток, где продавались фрукты и хлебные грибы, стояли и столы, на которых были разложены вышитые сорочки из хиритгойена и шубы из меха зилмеи, туники и сапоги, поясные пряжки, украшения и сильно загнутые харуры, которыми пользовались в Западном Ремонде.

— Нам не следовало бы слишком далеко разбредаться, — предостерег Халтерн и, разжав ладонь, показал нам, сколько у нас имелось денег: несколько бронзовых монет, серебряная пряжка от пальто и нож Телук с рукояткой из кости морского слона. — Я поищу кого-нибудь, кто не слишком помешан на законе Арада и достаточно честен, чтобы продать по сходной цене.

— Или достаточно нечестен, — сказала я.

Мы прошлись по всему четырехугольнику, пока он искал, и осмотрели палатки, возле которых ортеанцы плели плетни из тонких побегов тукинны, понаблюдали за выступлением профессиональных акробатов и жонглеров. Мы сделали круг, затем остановились и попытались принять вид обычной группы посетителей рынка.

Халтерна долго не было Телук села на землю возле винной палатки в стороне от прохода, в котором теснилась толпа людей, а мы с Мариком уселись рядом с ней.

Позади меня сидел какой-то сказитель, который говорил группе аширен:

— …сказал он повелителю Сандору: «Пусть вы из золота, мой господин, и пусть из золота ваше царство, но после моего деяния оно будет существовать уже так недолго, что не пожать золотых зерен этого года…»

Мимо прошел человек, держа рукой за ошейник охотничью каццу. Отличительных знаков Талкула на нем не было.

Животное достигало в высоту бедра человека, оно было очень мускулистым, на короткой белой шерсти имелись голубые пятна. Перьеобразный хвост нервно подрагивал. Его голову с угловатыми челюстями до самых глаз-щелок закрывал кожаный колпак.

Марик сильно дернул меня за рукав и показал на обоих.

Сквозь толпу к нам спешил Халтерн, он протиснулся мимо одного мужчины и оттолкнул в сторону женщину, но делал вид, будто не слышит проклятий в свой адрес, и добрался, наконец, до нас, запыхавшись и весь в поту.

— Они здесь, — выдохнул он. — Я видел Ховиса. И этого наемника из Римона. Вероятно, они предполагали, что нас занесет сюда.

— Как насчет мархацев?

— Никто не хочет продавать… — он взглянул назад через плечо. — Нам надо убираться отсюда!

Когда мы покидали двор, в дальней его части раздался крик. Я слышала, как громкий голос крикнул: «Колдовское отродье!» Тут я заметила знаки отличия Талкула и бросилась бежать. Марик метнулся в сторону пристроек. Мы бежали по узким грязным тропинкам. Телук схватила за руку задыхавшегося Халтерна.

Марик что-то кричал среди шума, но я не могла его понять. Затем я миновала пристройки и побежала по густой серо-голубой мшистой траве, чавкая прилипавшей к моим сапогам. Запыхавшись и вспотев, я замедлила бег, чтобы подождать остальных. Между деревянными постройками я увидела мужчину, нагнувшегося, чтобы снять намордник с каццы.

Всюду на холмах вокруг Эт паслись мархацы.

— Они окружают телестре.

Походило на то. Это можно было бы предположить.

Халтерн выдавил из себя в промежутках между хриплыми вдохами:

— Слишком много. День. Видели нас. Вчера.

Марик вынул свой нож.

— Т'ан?

— Беги!

Почва была мягкая. Мы пока ушли от них, но, пожалуй, ненадолго. Взглянув на южный угол телестре, я невольно пригнулась; у меня перехватило дыхание, а в груди что-то сжалось. Всадники были и там на юге.

— Ладно. — За моим решительным тоном скрывался страх. — Идем к топям и посмотрим, сможем ли там пробиться и укрыться.

Сквозь крики послышалось повизгивание каццы.

Почва под ногами превратилась в трясину, мшистая трава — в двуглавый тростник, а мы пробивались к внешнему краю болотистой низменности. Халтерн повис на плече у Телук. Марик прошел несколько шагов по болоту, оступился, утонув по щиколотку, и стал отчаянно дергаться, чтобы освободиться. Трясина жадно затягивала его сапоги. Мы держались вплотную друг к другу.

— Ну все. — В голосе Халтерна слышалось даже какое-то облегчение. — Дальше мы не можем.

Я сунула руку под свое пальто и нащупала парализующий пистолет. Он был установлен верно… может быть.

Я выстрелила в каццу, когда до нее еще оставалось около тридцати шагов. Мужчины и женщины, находившиеся к нам ближе всего, замялись; дух толпы был сломлен. Я видела, как всадники силой прокладывали себе путь среди остановившихся ортеанцев. Даже батарея, рассчитанная на длительный срок службы, не была неиссякаемой; я не могла поразить их всех.

Телук тронула меня за руку и показала вперед. Там виднелась фигура, двигавшаяся с севера по траве. Это была человеческая фигура, двигавшаяся с невероятной скоростью; казалось, она текла.

Это была дикарка. А следом за ней скакали всадники на мархацах. Значит, они окружили всю Эт. Мне была жаль, что они перехватили и ее.

Теперь я ясно видела ее, она бежала с высоко поднятой головой, прижав локти к бокам, ноги ее не делали ни единого неверного движения. Она бежала параллельно зарослям тростника. Последнее усилие — но напрасно, бежать ей было уже некуда.

Она резко повернула назад и помчалась в болото.

«Она погубит себя!» — подумала я. Она отпрыгнула в сторону и перевернулась в воздухе, как танцовщица. Однако она не увязла и не утонула, а пошла по тропе, угаданной только ее животными органами чувств, и нашла верный путь через болото…

— Пошли!

— Вы с ума сошли! — закричал Халтерн.

— Марик, иди за мной, вплотную. Все время ступай по моим следам.

Трясина была черного цвета. Куда бы я ни ступала, ноги мои тут же увязали, их заливала вонючая вода. Я погружалась по колени в трясину, затем с трудом вытягивала оттуда ноги и внезапно почувствовала под собой твердую почву.

Дикарка ждала нас впереди, метрах в двухстах. Во всяком случае, я надеялась, что она ждала нас, а не застряла. Мучительно медленно я нащупывала к ней дорогу.

Из-под вырывались пузыри. Я оглянулся. Рядом со мной что-то шлепнулось в трясину. Телук двигалась позади, немного отстав.

— Т'ан, поспешите, пожалуйста.

Мучительный шепот Марика заставил меня двигаться дальше.

— Что это было?

— Стрелы из арбалета.

У меня похолодела спина. Это было как в кошмарном сне; я не могла двигаться быстрее, чем при неспешной прогулке.

Телук ликвидировала отрыв, догнав нас.

Всадники на мархацах столпились на краю топи. Повизгивали каццы. Я нигде не могла увидеть Халтерна; мешали заросли тростника. Тут я разглядела двух всадников. Одним из них был Ховис. Другим, очень знакомым мне по посадке в седле, словно он сам являлся частью животного, был Фалкир.

Дикарка снова начала продвигаться вперед, осторожно прокладывая путь между протоками. Она выискивала более высокие участки твердого дна, которые должны были находиться под поверхностью.

Вот две арбалетные стрелы упали гораздо ближе.

Шаг — и осмотреться, еще шаг — и проверить твердость дна под ногами. Ковер из тростника прогибался. Воняло трясина, на поверхность непрерывно вырывались с бульканьем и звонко лопались пузыри газа. Блестящий голубой тростник скрывал обманчивое дно. Облака закрывали последний солнечный свет. От воды начал подниматься серый пар.

— Кристи.

Я подождала, пока Телук не догнала меня. Как и мы с Мариком, она по самые бедра в черной грязи. Во время бега я согрелась, но теперь почувствовала холод топей.

— Где Хал?

Она помотала головой.

— Мы не можем его ждать. Не имею понятия, что случилось.

— Но мы не можем его оставить.

— Если они нас увидят, то станут преследовать — существует соглашение или нет.

Дикарка на этот раз не ждала нас. Это значило, что нужно было либо следовать за нею, либо погибнуть. Я не стала медлить. Мы возобновили наше медленное движение по топи: дикарка, я, Марик и Телук. Вокруг нас порхало великое множество длинноногих рашаку-наи, так что от них даже почернело небо.

— Он не идет за нами. — Телук перестала высматривать Халтерна. — Наверное, они его схватили.

— Но возможно и другое объяснение.

— Вы думаете, что он мертв?

Все во мне противилось такому предположению, но это болото всюду таило в себе смертельную опасность.

— Это возможно.

Я заметила, что мы находились на относительно твердой поверхности. Марик побежал вперед, туда, где остановилась и присела на корточки дикарка. Здесь посреди топей был почти остров, возвышавшийся над ними на полметра и имевший в длину не более двух метров. На нем густо рос кустарник с толстыми ветвями, высота которого нигде не была больше уровня бедер. В вечернем свете металлически поблескивали зеленые листья.

Я увидела, как дикарка стала голыми руками рыть землю, потом извлекла наружу несколько больших пакетов. Они были плотно завернуты во что-то, что казалось водонепроницаемым. Я предположила, что материал представлял собой кожу, смазанную жиром.

Она развернула один из пакетов. Там лежали комки какой-то пасты величиной с кулак, казавшиеся неаппетитными и грязными. Она засовывала это полными пригоршнями себе в рот, а нам отдала остальные пакеты.

— О, Богиня! — произнес через некоторое время Марик, на время прекратив проглатывание жирной массы. — Да от этого отдает гнилью. Как только вы можете это есть, т'ан?

— У меня железный желудок. Это — самое важное для дипломата. Видел бы ты то, что нам предлагалось на Беруине.

Я подумала, что продукт был изготовлен на основе мяса, и им можно было бы питаться, но с водой будет трудно; болотную мы пить не сможем.

— Откуда ты знала?.. — спросила я дикарку.

— Когда… — ее рука описала круг с северо-запада до гор, — …тогда было много. Теперь… — ее рука указывала в обратном направлении, она сжала кулак и коснулась им свей груди.

— Ты спрятала это здесь? Запас продовольствия? — Не получив ответа, я показала на север. Там было много?

— Мертвые, — сказала она просто.

Было достаточно ясно, если я правильно ее поняла: группа ее соплеменников пришла в Ремонде, где все были убиты кроме нее, и сейчас она возвращалась тем же путем. Я лишь спрашивала себя, куда.

За Стену мира, говорил Халтерн, Халтерн, который больше не увидит, верным ли было его предположение.

Кустарник горел на удивление хорошо. Древесина шипела и трещала, но давала много тепла. Марик помогал мне вырывать кусты и складывать их стенкой, а также кучу для костра.

— Ради Богини! — на лице Телук плясали отсветы красного, колеблющегося пламени. — Уменьшите огонь, не то они увидят его и с расстоянии двадцати зери!

— Кто же? — Я смотрела, как пламя жадно лизало древесину.

Это был скорее огонь радости, чем костер на привале, Я подвинулась как можно ближе к огню, и впервые за десять дней мне стало тепло. Аширен опустилось рядом со мной на землю. Подобралась поближе даже дикарка. — Если бы они шли за нами, то давно бы уже схватили всех.

— Тут могут быть дикие звери. — Телук была спокойна. Взглянув на нее, я поняла, почему. Она боялась, — И… обитатели топей, вероятно, совсем не являются легендой. Гален очень серьезно относился к слухам о них, когда был Т'Ан Сутаи-Телестре. В течение жизни четырех поколений никто не нарушал соглашения.

Марик мечтательно взглянул вверх и сказал:

— Высокий Зал обитателей Топей в Тети Старсмере выложен кожей, человеческой и золотой. Я слышал об этом когда-то в одной истории.

— Это легенда.

Когда костер сгорел, Телук сдвинула ногой лежавшие в стороне ветви к середине.

Мы соорудили небольшую палатку, которую мы, хотя она и пахла дымом, все же предпочли ночлегу под открытым небом. Наступила ночь в чистом воздухе блистали частые звезды ортеанского зимнего неба. Как только мы немного отодвинулись от огня, мы почувствовали леденящий холод.

Через некоторое время после наступления темноты над горизонтом поднялось ответвление звездной туманности. Оно было тусклым, местами красным и голубым, и занимало половину южной стороны неба. Некоторое время я думала о том, что прилетела сюда через него. С той стороны спирального ответвления, где была Земля.

Горы вблизи телестре Эт все еще казались очень близкими, несмотря на зери: что мы проделали. В чистом утреннем воздухе я могла различить каждую долину и низину, белевшие на раннем солнце и имевшие серый цвет в тени.

От болотной воды полз, змеясь, туман. Кусты покрылись сверкающим льдом.

Марик кашлял. Телук взяла его голову в руки и осмотрела глаза, нос и шею. Закончив свое обследование, она ласково похлопала его по руке.

— Это все пройдет.

Он начал скатывать палатку. Она подошла ко мне и сказала:

— Это легочная гниль, что меня не удивляет. Но меня поражает то, что вы взяли кир с собой в эти влажные места.

— Вы считаете, что мне следовало оставить его у людей Ховиса?

— Они бы позаботились о кир. — Она смотрела на меня, и выражение ее лица менялось. — Кто бы мог обидеть аширен? Кто бы на такое осмелился?

— Как бы то ни было, он выздоровеет?

— Нет, если не попадет в сухое теплое место.

Ночной хор из раздававшихся во время охоты криков и испуганного визга с наступлением утра смолк. Теперь было спокойно, стояла белая тишина. В белесой голубизне неба сияли дневные звезды, напоминавшие яркий свет, проникающий через проколотые булавкой отверстия. Равнина Топей простиралась на юг, на запад и на север до далекого горизонта.

Только на севере над горизонтом на небе виднелась голубая полоса более темного оттенка, ширина которой составляла около десяти градусов. Я не могла точно определить, были ли это низкие тучи или очень высокие горы. Когда восходящее солнце растворило туман, я уже совсем не увидела цветовых различий.

— Я не стану тебя ждать, — сказала дикарка.

— О… конечно. Мы пойдем этим путем.

Я показала рукой на север, потому что подумала, что мы могли бы большую часть дня двигаться параллельно Ремондским горам и надеяться, что всадники Талкула потеряют нас из виду, если мы снова попадемся им на газа.

— Нет. — Она показала на северо-запад. — Это мой путь.

— Проклятие, мы не хотим углубляться дальше!

— Это моя дорога, — ответила она таким тоном, какой более всего из того, что я до сих пор от нее слышала, походил на раздражение. — Если это не твоя дорога, тогда иди своей.

— Телук!

Но Телук тоже не смогла нечего от нее добиться. Дикарка хотела идти домой — где бы это ни находилось — и больше никуда.

— На другой стороне Малых Топей начинаются Большие Топи, а с другой стороны Больших Топей находился Пейр-Дадени. До него будет шестьсот зери сплошного болота, так неужели ты думаешь, что мы сможем пройти шестьсот таких зери? Ты это сможешь?

Наконец она сдалась.

— Мы сможем одни идти на юг?

— Вы видите дорогу? — Когда она переварила это, я продолжила: — Если мы потеряем ее, то пропадем, ведь это так просто.

— То, что вы прибыли сюда, могло обозначать смерть для всех нас.

— Может быть, но это н удерживает меня от того, чтобы попытаться выбраться отсюда.

Она повернулась ко мне спиной.

— Сделай свой мешок полегче, аширен-те, я положу в мой побольше.

Голова у меня была тяжелой и с трудом соображала. Мой нос распух от насморка, я вся непрерывно дрожала от холода. Горло и легкие болели от кашля. Я проглотила еще одну из горьких болеутоляющих таблеток, остававшихся в моей аптечке. Она не уменьшила боль, но сделала меня равнодушной к ней.

У Марика при кашле выделялась красная мокрота. Даже в дыхании Телук стало прослушиваться хрипение, типичное для начала легочной гнили.

Дикарка требовала от нас идти как можно быстрее. Хотя она часто делала круги, возвращаясь на наши старые следы, и сильно петляла, от общего северо-западного направления она не отклонялась. Возможно, причина заключалась в том, что у меня был жар, или в умении приспосабливаться, однако я начала видеть топи ее глазами: островки и острова твердой почвы, отделенные друг от друга протоками и лужами, которые кишели насекомыми.

Через два или три дня мы пережили первую ночь, в которую не смогли разжечь костра. Мимо нас тянулись испарения, казавшиеся серебристыми на фоне неба. Изогнутые ветви низких деревьев скрывались в клочьях тумана.

Мы сидели среди корневищ на возвышавшемся над водой озерца островке, закутавшись в бекамиловые одеяла, а наши ноги были почти что в болотной жиже.

Мимо шныряли блестящие зирие, сверкали их фасеточные глаза. В густом тростнике раздавались странные крики. Марик спал, прислонившись ко мне, рот его был раскрыт, я слышала хрипящее дыхание.

Темнота проглотила меня. Это не было сном. Я находилась в непонятном бодрствующем состоянии; мне казалось, что сместилось само время. Проснулась я с такими сильными головными болями, что с испугом подумала, что так может расколоться голова.

На меня смотрели глаза, и лицо, на котором они находились, не было человеческим. Время снова сместилось, я была совершенно дезориентирована. Сев прямо, я взялась за голову и застонала. Затем из горла пошла слизь, я стала задыхаться и с усилием выплюнула ее. Моя голова сотрясалась от судорог. Я почти ослепла от боли.

Наконец я смогла сидеть спокойно. Облегчение было неописуемым. Я открыла слезящиеся глаза. Свет был зеленым. Я протянула руку вверх, мои пальцы коснулись какой-то гибкой поверхности. Очень медленно до меня дошло, что меня что-то накрывало. Это была кожа. Разве ее положили на ветви? Еще больше кожи было подо мной и остальными.

Лицо, которое я видела, — или оно было лишь в кошмарном сне? — это лицо с кошачьими глазами и колючими ушами отпечаталось в моем воображении со зримой ясностью.

Телук, Марик. Аширен лежало вытянувшись рядом со мной, оно выглядело очень беззащитно. Лицо Телук имело цвет тухлой пищи. Они спали или были без сознания. Дикарки я не видела. По другую сторону от Телук спиной ко мне лежал широкоплечий мужчина. «Халтерн!» — на секунду промелькнула у меня мысль. Но, встав на колени, я увидела, кто это был.

Лицо в шрамах, кожа телесного и белого цвета проходила полосой по половине лба, подбородку и груди. «Солидный ожог», — рассеянно подумала я. Светлая, серебристого цвета, грива. Слабо выраженные пятна болотного цветка на широких кистях рук.

Я видела перед собой наемника из Римона, как о том говорил Халтерн. В Эт.

Неужели все они шли за нами? Или он один? Зачем? Кто он?

Было такое ощущение, словно я проснулась после наркоза; мне не верилось в реальность этого мира. Это были сны, приходившие в этой темноте, которая вот уже снова опускалась на меня. Это могла быть и какая-нибудь иная темнота. В моей памяти существовали большие провалы. «Со временем последнего привала прошло больше суток», — подумала я и опять уснула.

Мелькал свет. Я протирал слипшиеся глаза. В моей памяти оставалось какое-то слабое воспоминание о том, что меня кормили чем-то жидким… и, возможно, даже несли, однако я не была в том уверена.

Свет имел красно-желтый цвет, он шел от костра, и за стенками палатки двигались тени. Палатка была горазда больших размеров, чем ранее. Ближе к верху ее имелась щель, через которую виднелось небо, усеянное дневными звездами.

Возле костровой ямы сидела дикарка со скрещенными ногами и бросала в пламя куски торфа и хвороста.

Я пошевелилась, села и закашляла. Мои физические страдания опять напомнили о себе. В палатке было одновременно и душно, и холодно, и мне дышалось с трудом. Я на четвереньках подползла поближе к огню.

— Ты?.. — Она коснулась своей шеи, потом моей.

У меня болели голова и шея, но легкие, как я чувствовала, были в более удовлетворительном состоянии. Я подумала с замутненным сознанием, что должна была бы поздравить Адаира. Шприц-тюбики подействовали. Ни воспаления легких, ни плеврита нет. О, Иисус, что за счастье!

Я спросила:

— Где мы?

Я не смогла понять ее ответа, постояла на коленях воле огня, потом встала. В ногах была слабость. Палатка воняла экскрементами и болезнью. Я двинулась к выходу, держась за стойку, расшнуровала его.

Я не ощутила никакого тепла от солнца, висевшего низко над горизонтом с южной стороны. Белесое небо ослепило меня. Я зажмурилась. Здесь, снаружи, я почувствовала холод. Мы находились на высоком месте, примерно на метр поднимавшемся над уровнем воды. Это был гораздо более крупный остров, чем многие другие. Он порос кустарником и кривыми деревьями. Я отошла в сторону от палатки, чтобы отправить естественную потребность.

Ремондские горы больше не были видны. По всей безотрадной окрестности до самого горизонта я не увидела ничего кроме сплошного болота.

По другую сторону протоки стояло еще большее число бледно-зеленых палаток, сливавшихся с фоном. Я увидела несколько фигур, но на большом расстоянии не могла их разглядеть, кто или что это такое было.

«Карантин», — подумала я и слабо хихикнула. Кто бы ни были те, у кого мы находились, мы им были не нужны.

Вернувшись в палатку, я увидела, что Марик проснулся и сидел на корточках у огня. Телук старалась получить от дикарки какую-нибудь информацию. Мужчина — его звали Блейз н'ри н'сут Медуэнин, как мне сейчас вспомнилось по судебному слушанию — бормотал что-то и вздрагивал во сне.

— Это обитатели Топей! — взволнованно сказал мальчик. — Я не спал и видел их.

— Где мы? — спросила Телук.

— Мы находимся так близко к центру Нигде, что это уже не играет никакой роли. — Мне пришлось сесть, чтобы не упасть. У меня больше не было сил. Я спрашивала себя, насколько действительно была больна.

— Что он здесь делает? — Марик кивнул на мужчину. — Они забрали с собой наши вещи, т'ан, и харуры.

Моего парализатора, как я установила, тоже не было.

Телук наклонилась над светлогривым ортеанцем и большим пальцем подняла его веко. Потом удивленно наморщила лоб, продолжила свое обследование: понюхала выдыхаемый им воздух, осмотрела горло. Выражение ее лица из нормального стало напряженным.

— Он не болен, — сказала она. — Может быть, слабое проявление легочной гнили и это все.

— Что же с ним такое?

— У него болезненная страсть к атайле. И, думаю, уже в течение некоторого времени. Здесь, в Топях, он нигде не найдет такой травы. Теперь, если он выживет, то избавится от этого.

— Если выживет?

— Нам бы надо его убить, — сказал Марик. — Пока мы это еще можем. Он преследовал нас, чтобы убить, т'ан Кристи.

«И был захвачен одновременно с нами? — подумала я. — Должно быть, он шел за нами от Эт. Вот только что так гнало его?»

— Ке прав, — подтвердила Телук, — наши шансы выбраться отсюда достаточно невелики и без него.

— Нет, этого мы не можем сделать.

Я почувствовала трусливое желание быть в бессознательном состоянии, чтобы они тем временем смогли его убить. Но хода вещей невозможно изменить. И, ко всему прочему, мне действительно не хотелось совершать еще и умышленное преступление.

Снаружи послышался зов. Дикарка стремительно вскочила и покинула палатку. Я последовала за ней. Телук стояла у входа и держалась за распорки.

Обитатель Топей.

Он не походил на человека даже по тем меркам, какие я применяла к ортеанцам. Дикарка стояла у края воды и разговаривала с ним.

Он был моложе ее, строен, с тонкими руками и ногами и ростом чуть выше Марика. Его бледная, грязного оливкового цвета кожа отливала золотом в свете зимнего солнца. При каждом его движении менялись оттенки золотого и зеленого, как это бывает с некоторыми тканями.

Кроме черного пуха на голове, тянувшегося от лба до середины позвоночника, волос на нем не было. Он был, очевидно, мужского пола. Что-то казалось неправильным или, по крайней мере, странным в том, как крепились к туловищу его руки и ноги.

Увидев нас, он прервал свой разговор с дикаркой и подошел к палатке. Глаза его были черные, с небольшими зрачками и наполовину прикрыты перепонками. При каждом его вдохе и выдохе я видела на его коже игру света и тени.

Он прикоснулся к моей руке (его кожа была на ощупь грубой, как у змеи) и тут же отдернул свои пальцы. Между ними имелись плавательные перепонки, а на животе, по которому проходило нечто вроде шва, виднелись бледноватые пятна и точки.

Мне захотелось засмеяться; это, кажется, походило на истерику. Его пальцы были холодными, как лед. Он что-то сказал, чего я не поняла, повторил еще раз и отвернулся.

Дикарке, как я видела, не очень-то везло в попытке понять его.

Одним-единственным движением обитатель Топей скользнул под поверхность воды и пропал из виду, пока голова с темным гребнем снова не появилась футах в тридцати у противоположного берега.

С явным неудовольствием дикарка побрела по болотной воде, а потом поплыла вслед за ним.

Она не вернулась еще и тогда, когда наступила ночь.

Мы отдыхали в этом временном лагере четыре дня. Я часто видела дикарку с обитателями Топей среди их палаток, хотя в большинстве случаев она с наступлением ночи возвращалась к нам. Ни на какие вопросы она не отвечала.

Даже в конце нашего здесь пребывания я все еще не знала толком, являются ли обитатели Топей разумными существами или же принадлежат к животным. Их способ изъясняться не имел ни малейшего сходства с каким-либо языком Южной земли; он состоял лишь из хрюкающих звуков. Они натягивали шкуры на ветви, чтобы соорудить палатки, и охотились на рашаку-наи и болотных животных с каменными ножами… Но ведь и бобры строят плотины, а мыши — гнезда. Обитатели Топей уверенно чувствовали себя как в воде, так и на суше, а также — судя по поведению их юных представителей — и на кривых ветвях деревьев.

Никто из них не входил в нашу палатку. Один из них доходил до входа и вел с дикаркой — а в лагере обитателей Топей ее понимали не намного лучше, чем в нашем, — состоявшую из хрюканья и ворчания беседу, заканчивавшуюся возней.

Лишь внимательнее присмотревшись к этим обитателям болот, я установила, что они не пользовались огнем. У дикарки же был трут и кресало Телук и твердое намерение постоянно поддерживать в яме огонь.

— Мы не можем здесь оставаться, — сказала Телук вечером четвертого дня. — Они не могут нас удержать.

Свет с запада окрашивал воду в лиловый цвет, на фоне горизонта чернели низкие деревья. Над нашими головами кружили на своих огромных крыльях птицы-ящерицы.

— Нас держат не они а обстоятельства.

Под темневшим небом лежали, широко раскинувшись, холодные болота. Дни теперь стали ощутимо короче.

— Как себя чувствует аширен?

Она беспокоилась о нем; в обязанности говорящего с землей входили и знания основ медицины.

— Кир чувствует себя относительно хорошо и, очевидно, поправится, если будет находится в тепле. Больше я ничего для него не могу сделать.

— А что с другим?

— А что мне с ним делать? — Она говорила непривычно возбужденно. — Он гонится за нами по Ремонде, загоняет нас в эти забытые Богиней места, и вы ждете, что я стану о нем заботиться? Нет, об этом не может и быть речи. Если придет его время, Богиня возьмет его, если же нет, он будет жить.

Мы обошли наш остров и вернулись к палатке. Обход длился недолго. Телук потянулась и сцепила друг с другом свои костлявые пальцы, потом провела ими по гриве и стала массировать мышцы на затылке. Она все время была в напряженном состоянии.

— Я не чувствую эту землю, — сказала она, — она слишком далека от моего дома. Может быть, Арад был прав. Слишком много чужого… В вас есть что-то такое, чего я не понимаю.

Она пригнулась и нырнула в приоткрытый вход палатки.

Я наблюдала за слабеющим светом уходившего дня. Какая-то темная, комковатая гроздь, плывшая по воде, оказалась сворой детенышей обитателей Топей. Они хрюкнули и с быстротой рыб шмыгнули к противоположному берегу, где превратились в визжащую кучу, учинившую возню.

— По вкусу это напоминает помет рашаку.

— Ешьте, иначе умрете от голода.

Я проснулась и услышала спор Марика с человеком в шрамах. У нас не было горячей еды и питья, а только сырое мясо, которое можно было поджарить над огнем, и нам пришлось делать выбор между болотной водой и кожаными мешками, в которых содержалась какая-то неизвестная, похожая на молоко жидкость. Медуэнин был прав: пахло гнилым.

Телук перевернулась на другой бок, чтобы продемонстрировать всем свое равнодушие. Я заметила, что дикарки опять не было. Теперь, когда моя простуда была в разгаре, у меня обнаружилась своего рода аллергическая реакция: из глаз и носа сильно текло, а на теле появилась сыпь.

— Вы уже мертвы, — сказал мужчина. — Вы все. Вы, вероятно, слишком глупы, чтоб это понять, но это так.

Его издевательский тон действовал мне на нервы. Я села.

Он сидел, откинувшись спиной на распорку и положив руки рядом с собой на землю. Солнечный свет, падавший через приоткрытый вход, освещал его серую гриву и красные остатки наполовину изуродованного лица.

— Хотите немного вот этого? — Марик протянул мне кожаный мешок. Я отпила немного этого молока, причем старалась не обращать внимания на вкус.

— Ведь вам заплатили, чтобы вы убили меня. — Мой голос звучал хрипло. — Какая жалость, что вас поймали вместе с нами. Не слишком умно было это с вашей стороны, как вы думаете?

Он выглядел так, словно мясо оплавилось с его костей. В течение всего периода вынужденного избавления от болезненной тяги к атайле заставить его есть было невозможно. В критической стадии Телук обматывала его одеялом, когда он в горячем бреду начинал наносить удары во все стороны.

Теперь же он разыгрывал из себя звезду, был надменен, потому что еще оставался жив. «Удивительно, почему его никто не зарезал?» — подумал я.

— Я еще увижу вас трупами, — сказал он болтливым тоном.

— А что бы вам это дало? Разве вам поможет, если вы убьете меня?

Он схватил левой рукой запястье правой, потом резко взмахнул ими по сторонам. Сломанное запястье кое-как зажило, хотя и неправильно срослось (как утверждала Телук). Он снова мог ею пользоваться.

— Вы их не найдете, — сказал Марик, увидев, как Медуэнин поискал глазами свои вещи. — Обитатели топей все забрали себе.

— Обитатели Топей… — Он выглянул наружу. Очевидно, он что-то вспомнил из того, что с ним произошло. В профиль он выглядел молодо. Моложе Телук. Может быть, под тридцать и чуть старше.

— Значит, так: обитатели Топей…

— Мое правительство…

— Оно далеко отсюда, если я правильно понял.

— Для него ничего не значили не земля, ни посланник. Явно ничего, иначе бы он и не подошел им для роли убийцы и свидетеля против меня.

Весь разговор начинал становиться каким-то нереальным. События граничили с галлюцинациями. Я подумала: «Насколько же я здорова?»

— Оставим это как есть. Разберемся с этим позже. Не здесь. Не сейчас.

— Почему не сейчас? — резко спросил он.

В палатке нас было четверо и никто не был здоров, но соотношение сил все еще было три к одному. Меня удивляла крепость его нервов, но ничего кроме этого.

— Потому что не собираюсь отнимать у обитателей Топей их работу. Потому что, если они нас убьют, то не пощадят и вас. Не по личным причинам, а в следствие различия обычаев, так сказать. Давайте, заключим перемирие.

— Это верно, что вы принадлежите к народу колдунов?

Я помотала головой. Его вопрос прозвучал так, словно он надеялся, что я действительно ему принадлежала.

— Закон здесь не находит применения, — сказал он.

Я еще раз попыталась точно разузнать, что он имел в виду, но тут пришли обитатели Топей, чтобы забрать нас.

14. ГОВОРЯЩАЯ ЗА ВСЕХ

Бледное небо Орте поблескивало, как водная поверхность, усыпанное у горизонта точками дневных звезд. Жесткий тростник торчал хрупкими белыми копьями из замерзшей болотной жижи. Почва похрустывала под нашими ногами. Мы осторожно шли по льду до самой воды. Плоская болотистая равнина была покрыта столь же безбрежным туманом.

Одна из обитателей Топей сделала нам знак копьем, и мы опустились на корточки, пока убирали нашу палатку. Они тщательно избегали слишком близко подходить к костровой яме.

Двое из них нагнулись и неловко принялись разбирать кожи и распорки. Наконец они сложили все на земле и оставили на месте.

У меня было такое ощущение, словно меня лишили дома. В нем стоял запах пота и еще оставшейся болезни, в нем пахло теплом и своеобразным приятным человеческим духом, но все это прогнал холодный воздух.

— Что это они делают?

Впервые Марик спрашивал или жаловался, хотя и плакал, потому что чувствовал себя покинутым и беззащитным.

— Не знаю. Все в порядке.

Я положила руку на его плечо и прикрыла своим одеялом. Мне тоже был кто-нибудь нужен, за кого я могла бы держаться. На нас оставалась только та одежда, в которой мы встали после сна, и одеяла, которые мы спасли во время снятия палатки. Это было все. Телук шла босиком; свои сандалии она где-то потеряла. У нас был вид людей, изгнанных с родины.

Они держали в руках копья, вилы-двузубцы с каменными наконечниками и длинными древками, а также каменные топоры. Некоторые из копий с кремневыми наконечниками были направлены в нашу сторону. Я невольно втянула голову в плечи. Из толпы появилась дикарка и замахала руками в сторону воды. Толпа расступилась, образовав проход. Немного помедлив, я двинулась в указанном направлении.

Телук шла следом за мной, ее глаза внимательно оглядывали все вокруг. Согнанные в небольшую кучку, мы стояли у самой воды.

У меня за спиной возникла какая-то возня, но я не стала обращать на нее внимания. Блейз н'ри н'сут Медуэнин сыпал проклятиями, но вот он снова был с нами и облизывал рассеченную губу.

В плоскодонные челны загружались свернутые палатки и копья для ловли рыбы. Мы сели в одну из лодок среди мокрых кож и выпотрошенных болотных животных. Одна женщина оттолкнула нас от прибрежной жижи, и мы поплыли по глубокой воде к противоположной стороне протоки. На ветру шелестели узкие полоски тростника.

На борт лодки легко вскарабкалась группа туземцев. Со своего места я смогла разглядеть шесть других лодок, лежавших плоскими днищами на воде; они представляли собой кожу, натянутый на деревянный каркас, и я чувствовала под собой хлюпающую воду. Телук сидела прямо, уперев руки в бока.

— Вы умеете плавать? — цинично спросил Блейз. — Под конец могло бы быть полегче.

— Они убьют нас. — Марик настороженно смотрел на обитателей Топей, на детей и молодежь, которые следовали за лодками, шли временными тропинками по обманчивому болоту или плыли, ныряя и выныривая, по открытому каналу.

— Это, по крайней мере, будет быстро. Есть более неприятные способы умирать.

— Помолчите, — прикрикнула я на него.

Он пожал плечами.

Мы миновали еще более глубокие протоки между буйно разросшимися островами тростника, заросли которого были желто-зеленого цвета, а на вершинах стеблей раскачивались красные стручки.

Двое обитателей Топей стояли на корме лодки, имевшей форму листа, и толкали ее вперед длинными шестами, упираясь ими в болотную тину. В середине лодки сидела женщина и кормила грудью ребенка. Соски ее были как у старой свиноматки. Две других женщины стояли ближе ко мне и старались успокоить четверых или пятерых малышей.

Один из этого выводка, которому было, возможно, года три, вскарабкался на свернутые палатки, лежавшие на дне, и с интересом разглядывал нас. Его темные глаза следили за нами, время от времени мигательные перепонки закрывали щелки-зрачки. У него были широкий лоб, острый подбородок и плоские, прижатые и заостренные уши. Он походил на получеловека-полулягушку, но при всем том не вызывал отвращения. Ребенок-уродец.

Более молодая женщина приподняла его и бесцеремонно бросила обратно к корме с древней как мир самоуверенностью взрослых. «Интересно: не мужского ли он пола?» — подумала я и присмотрелась. Животик имел выпуклости. Несомненно, мужского, но подготовлен к любым превращениям.

Едва снова усевшись на дне лодки, более молодой самец и женщина стали о чем-то шушукаться. Я наблюдала, как она положила тонкие руки с плавательными перепонками на живот, а затем подняла кверху нечто в форме приплюснутого шара, проделала это и во второй раз. Самка взяла и осмотрела их. Они были зеленовато-белого цвета, величиной с кулак, и имели плотную, гибкую оболочку.

Мне опять вспомнились Теризон, роды там и дети, появившиеся на свет в упругой оболочке. Такая мембрана, должно быть, являлась последней сохранившейся частью этого процесса.

Более молодой самец снова уложил яйца в свою брюшную сумку, а женщина стала поить своего ребенка. Но, может быть, это был чей-то другой? Я не могла утверждать этого с уверенностью. Ортеанцы образуют не пары, а группы. Я подумала, что эти, наверное, принадлежат к одной из таких групп, и спросила себя, неужели такое же происходит и на других лодках…

— Как вы себя чувствуете?

Я прижала к себе Марика и смогла перестать смеяться.

— Все, что я замечаю, выглядит так смешно. Хотя толку мне от этого нет никакого.

Руки Телук вцепились в борт лодки так сильно, что побелели сгибы пальцев. Она ничего не отвечала, когда мы о чем-нибудь ее спрашивали, а лишь мотала головой.

У Блейза н'ри н'сут Медуэнина был удивленный и одновременно рассеянный взгляд, он выглядел почти растерянно, а руки его обшаривали мешочек, висевший у него на поясе, словно он надеялся обнаружить там листья атайле. Но это уже не были взволнованные поиски, характерные для наркомана.

Если он выживет, сказала Телук, у него пройдет эта пагубная страсть. Я подумала, что он пытался понять, почему не испытывал потребности в этой траве.

Примерно около полудня я снова увидела похожую на тень линию у северного горизонта. Формы были слишком туманными, чтобы можно было говорить о горах. Можно было лишь понять, что находилось это чрезвычайно далеко и что для облаков это выглядело слишком прочным, твердым.

Затем эта полоса опять пропала у меня из виду, когда мы поплыли широкими и длинными каналами-протоками между более высокими островами, на которых густо росли деревья. Их корни свисали в воду, чернота которой контрастировала с желтизной щитовидных листьев. Вода имела цвет нефрита. Мухи кекри тучами кружили в жарком полуденном воздухе, их сине-зеленые тела отливали металлическим блеском.

Появились другие туземцы, взявшиеся толкать лодку дальше. Некоторые плыли в стоячей воде и ловили живую пищу, а иногда швыряли внутрь челна болотных рачков и амфибий. Никто не давал ничего поесть. Я была в слишком большом напряжении, чтобы продолжать беспокоиться насчет этого.

Я подумала, что если они таким же образом взяли нас с собой и лишили сознания, то мы могли находиться в сотнях зери от Ремонде. А если это было так и если мы сейчас окажемся на свободе, то куда же нам тогда двигаться дальше?

Кругом протоки и промоины среди ила. Монотонность плоского болотистого пейзажа угнетала. Всю вторую половину дня мы провели в дремоте. Солнце находилось слева у меня за спиной. Лодка ползла дальше на север, где постоянно росло темное, грязного вида пятно, пока я не смогла разглядеть множество островов, поросших кустарником. Я стала замечать больше обитателей Топей, одни из которых находились в своих лагерях — пристанищах, а другие стояли на берегу и смотрели, как мы проплывали мимо. Не слышно было никаких приветственных возгласов. Мы плыли среди тишины, которая убаюкивала нас и наводила апатию, скрывая на некоторое время страх под скукой.

Вершины деревьев соединялись над нашими головами и создавали вокруг нас зону желтоватого полумрака. Сквозь небольшие просветы в листве вечернее солнце рисовало белые пятна на черной воде. Я растормошила Марика.

— Что? — Он вскочил. — Где мы?

— Думаю, мы будем причаливать.

Корни деревьев тянулись до самой воды, их черная чешуйчатая кора была покрыта ярко-красным и голубым мхом. По корневищам карабкались детеныши обитателей Топей и наблюдали за нами. Иногда кто-нибудь из них исчезал под поверхностью воды и выныривал рядом с нашей лодкой.

Они галдели и издавали пищащие звуки. Взрослые особи хрюкали и шипели, отгоняя их в сторону. Лодку загоняли, по всей видимости, в один из тупиковых каналов, где уже были привязаны и другие лодки. Гнилой, с металлическим привкусом, запах, исходивший от растревоженной воды, сильно дурманил голову.

Туземцы ловко соскользнули на берег и потащили лодку между корневищ. Почва не была видна; корни и волокна образовали сплошное упругое переплетение наподобие мата.

Марик вопросительно смотрел на меня. Я попыталась напрячь глаза и сконцентрироваться; мне хотелось увидеть дикарку. Один из туземцев хрюкнул и кольнул меня своим копьем. Я схватилась за корни и, держась за них, одной рукой и поддерживая Марика другою, стала карабкаться вверх по откосу. Корни под моими ногами прогибались, качалось все их сплетение.

За нами последовал Блейз, потом — Телук. Туземцы визжали.

Телук оттолкнула меня в сторону и бросилась бежать. Она поскользнулась на корнях, успев в последний миг схватиться за ветви, и сломя голову бросилась к краю острова — только бы прочь от туземцев.

Марик закричал.

Стоявший ближе всех обитатель Топей с поразительной меткостью метнул свой каменный топор и попал говорящей с землей в основание черепа.

Она упала вперед, словно у нее подсекло ноги, ударилась о корень, соскользнула в сторону и упала головой в сплетение корней, увлекшее ее под черную поверхность воды.

Растревоженная вода быстро успокоилась.

Я оцепенело смотрела на то место, где утонула Телук.

Двое туземцев бросились в воду и вскоре снова вынырнули наверх. Когда они вылезли наружу, на поверхности показалась пропитавшееся водой одеяние Телук, которое вскоре снова ушло на дно. Обитатели Топей загалдели. Затем их угрожающе поднятые копья выразили недвусмысленный приказ нам: идти дальше.

— Она… я… она уже ничего не чувствует… — У меня внутри возникла странная пустота. — Этого не может быть. Это… ее убило, она…

Марик громко плакал, размазывая по лицу слезы и оставляя на нем грязные полосы.

— Ты хочешь кончить так же, как и она? — Блейз подтолкнул аширен вперед.

Туземцы повторили свой однозначный приказ, угрожающе подняв копья.

«Телук», — подумала я. Невозможно было идти по этому сплетению корней, не поскользнувшись, если не концентрировать свое внимание на каждом шаге. Я думала о Телук и о том, достаточно ли толстыми были подо мной корни, чтобы выдерживать мой вес. Я думала о Телук, которую я так по-настоящему и не узнала, которая была для меня только подругой одного моего друга.

Оглушенная происшедшим, я пошла дальше, словно во сне, под переплетенными ветвями, под зеленой и желтой листвой. Телук с ее основательностью, с ее личными качествами! Почему же она побежала, что же привело ее в такую панику?

Теперь мы шли в окружении туземцев, мужчин и женщин, старых и молодых, а возле наших ног крутилась толпа детей. Все они были босыми, глазастыми и угрожающе молчаливыми.

Такие мгновения всегда наступали неожиданно и так же быстро проходили. Если бы я случайно смотрела в тот миг в другую сторону, то совсем не заметила бы происшедшего. Телук. Брошенный топор и сраженное тело. И только краткий протест. А теперь с испуганно раскрытыми глазами и ртом, забитым илом, она лежала внизу, в переплетении корней.

— Кристи. — Марик взял мою руку, и мы направились к твердой почве.

Осеннее солнце бросало в сумрак копья света. Путаница ветвей вздымалась вверх и образовывала высокую крышу, а густо перевившиеся друг с другом корни под ногами были выложены кожами.

Обитатели топей сидели и стояли вдоль этого естественного зала. Кожи лежали в два или три слоя и создавали надежную опору. От них исходил удивительный матово-золотистый блеск.

В середине зала, на массивном серо-голубом камне, сидела древняя обитательница Топей. Рядом с нею стояла дикарка.

Я подошла к ней и указала на старую туземку:

— Она говорит на твоем языке?

— Да. Немного.

— Тогда скажи ей… скажи ей, что произошло убийство.

Тишина была нарушена, дикарка и все стоявшие рядом с нами обитатели Топей одновременно завизжали, закричали что-то старухе. Все собрание превратилось в ожесточенные споры. Звонкий плач ребенка прорвался сквозь весь этот шум. Старая женщина подняла руки. Шум стих.

— Она есть Говорящая за Всех, — объяснила дикарка. — Твоя подруга мертва?

— Они убили ее! — пронзительно крикнул Марик.

Обитательница Топей хрюкнула. Я выступила вперед. Она смотрела на меня сверху вниз. Она была грязна и имела вялый вид, глаза прикрыты беловатой мембраной, весь лоб в морщинах. Она сделала требовательный жест.

— Покажи свои руки, — перевела дикарка.

Я положила руки на камень на высоте плеч. Туземка положила свои руки рядом, затем прошлась своими пальцами по моим и пересчитала их. Рука ее была холодной, словно лед. Она протянула руки ниже, коснулась моих щек и посмотрела мне в глаза.

Я не двигалась. Не существовало ничего, что я могла бы сделать. Если бы они меня убили, то это не вернуло бы Телук к жизни.

При прикосновении ко мне старой женщины меня охватила волна понимания. У меня возникла уверенность в том, что она не прикажет меня убить. Знание этого было столь абсолютно, что меня не удивило, когда дикарка сказала:

— Ты и твое имущество, вы свободны; она говорит: «Иди».

— Что она предпримет насчет Телук?

Они посовещались, что произошло слишком быстро, чтобы я могла за этим проследить, потому что разговор велся частью на хрюкающих и пищащих звуках, частью на архаическом языке дикарки, в котором были смешаны различные идиомы Южной земли.

Я слышала, как у меня за спиной чертыхался Блейз н'ри н'сут Медуэнин.

— Не беспокойтесь о мертвых, — сказал он, — держитесь лучше за живых.

Дикарка излагала свои доводы в полумраке, разреженном проникавшим еще внутрь солнцем. Тут из толпы раздались крики. На обращенной ко мне стороне серо-голубого камня, освещенной белым солнцем, я увидела сложный узор, состоявший из высеченных символов. Он был слишком сложен для обитателей Топей. От голода у меня кружилась голова, я ощущала его как комок боли в груди.

— Она говорит: «Иди», — повторила дикарка.

Несколько из находившихся здесь туземцев принесли наши вещи и положили на пол. Мешки были открыты, все в них переворошено, кое-что, казалось, разорвано, как, например, некоторые предметы одежды. Исчезла и большая часть наших запасов провианта. Коробка от аптечки находилась еще тут, но была пуста.

С удивлением я обнаружила, что харуры лежали тут же, что туземцы их не растащили.

Я медлила. Если бы я не настаивала на наказании за убийство Телук, то это означало бы предательство по отношению к ней. Но какая была от этого польза?

Я собрала половину вещей, а Марик взял остальное. Повернувшись, мы увидели наставленные на нас копья.

— Они сказали, что мы можем идти! — крикнула я.

— Ты и я, — сказала дикарка, — но не другие.

Марик испуганно раскрыл рот.

Тут заговорил Блейз:

— Он — тоже имущество, а ке — ее л ри-ан. Я — ее телохранитель. Вы должны позволить нам уйти вмести с нею.

Дикарка перевела сказанное им. Блейз имел уверенный и напряженный вид, его внимание было приковано к обоим партнерам по переговорам и к лежавшим без ножен мечам. «Он будет драться, — подумала я, — если с этим ничего не выйдет».

Наконец руки дикарки и старой обитательницы Топей коснулись друг друга, и дикарка грациозно подошла к нам. Она позвала нас жестами следовать за ней, и на этот раз нас всех пропустили.

— Следите за тем, что происходит у нас сзади; — пробормотал Блейз, — они уже убили один раз.

— Не надо мне об этом напоминать!

— Жаль, что вы не напомнили им об этом.

Я чуть не остановилась, чтобы на месте поквитаться с ним за это, но нам нельзя было задерживаться. Обитатели Топей образовали вокруг нас плотное кольцо. Они были и над нами, в ветвях, тянувшихся всюду, очень близко, почти касались нас.

— Мне надо было бы поговорить с ней, — сказал Марик. — Она меня слушала. Если бы мне заметить, как она была испугана, если бы мне ее выслушать, тогда она, может быть, не бросилась бы бежать. Вы думаете, она бы и тогда бы побежала?

— Она наверняка оценила положение. — Блейз говорил менее резко, чем обычно. — Другого шанса никогда не бывает.

Мы вышли из — под деревьев и пошли к пологому илистому берегу. Все небо на западе серебрилось, оно имело также цвет индиго и отражалось в протоках, илистых озерках. Шелестел тростник. Дикарка взялась за нос одного из плоскодонных челнов. Я опустила свою ношу на дно лодки, то же самое сделал и Марик.

Почему они захватили нас, почему не убили и почему опять всех отпустили — я могу только размышлять над этим, но точно этого не знаю. Нам с дикаркой все еще стоило огромных усилий, чтобы понимать друг друга.

Возможно, обитатели Топей подумали, что болото погубит нас. Или другие племена болотных жителей. Или сама дикарка. Или это было своего рода искупление вины за убийство Телук?

— Тронулись, — сказала я и постаралась соблюдать равновесие. Мы с дикаркой неловко вытолкали лодку на середину протоки. Обитатели топей молча наблюдали за нами. Блейз уселся и стал искать свои вещи. Марик стоял у борта и смотрел за корму.

— Может быть, для говорящих с землей это и не так, — сказал он, — но все другие должны быть возвращены в свои телестре, когда умирают. Чтобы их там сожгли. Богиня, конечно присутствует всюду, но… я бы не хотел гнить в болотах.

— Я тоже. — Это было непростое дело — не посадить лодку на что-нибудь. — Мы остановимся только тогда, когда не будем видны. Посмотри, сможешь ли ты своей пращой подбить рашаку-наи. Нам нечего есть.

Мальчик был мастером в пользовании пращой, а дикарка проявляла поразительную ловкость при ловле болотных рачков. Блейз взялся на время толкать лодку. А я высматривала обитателей Топей. Мне все еще не верилось, что они позволили нам уйти невредимыми.

Во время вторых сумерек у далекого северного горизонта показались слабые очертания гор.