– Уже жалеешь, что упрашивала меня? – поинтересовался отец, когда Агата не смогла сдержать зевок и потёрла глаза в попытке прогнать сон.
Было ещё очень рано; небо подёрнулось рассветным розоватым маревом, но воздух, разогретый жарким днём, за ночь так и не остыл. Прохлады не стоило даже ожидать, и Агата, затянутая в красивое, но совершенно не комфортное для такой духоты платье (отец настоял, что она должна выглядеть представительно даже в дороге), старалась не высказывать растущего раздражения слишком явно.
– Конечно, нет, отец, – она сдержанно улыбнулась, – просто не могла заснуть.
Кирия Элен, дородная, с тёмными блестящими из-под густых бровей глазами, призванная сопровождать их в этом путешествии, строгим взглядом смерила Агату, сидевшую напротив. И хотя она должна была заменить всех служанок разом, Элен больше напоминала надзирательницу в темнице, чем покорную камеристку, готовую помогать своей хозяйке.
Из монастыря выехали засветло. Отец хмурился и просматривал бумаги прямо на ходу, а у неё пока не получалось даже радоваться предстоящей поездке, но это было первое столь важное путешествие, и оно точно стоило бессонной ночи и утренней тряски в душной карете. Да и вырваться из монастыря было приятно.
Агата листала прихваченный из монастыря по совету Элен сборник о деяниях добродетельных женщин и обдумывала своё будущее, раз за разом перебирая варианты развития событий. Судя по разговору с послом и тому, что она случайно подслушала в его переговорах с отцом, на Восток они едут не только для торговли. Отец не взял бы её просто так, для её удовольствия, не такой он человек.
Агата зябко поёжилась, вспоминая тесную гостевую комнату, больше похожую на келью. Обстановка была спартанской, но не это доставляло дискомфорт, а постоянные разговоры с настоятельницей, которая приходила к ней каждое утро и рассказывала практически то же самое, что и учителя по этикету. Только взгляд настоятельницы, казалось, проникал в самую душу.
Она была уверена, что та не гнушается использовать магию, чтобы доносить правильные мысли до паломников. А ещё отец всячески уходил от разговора, они пересекались только во время трапез в огромном зале, с такими давящими каменными сводами, что аппетит пропадал, и это злило. За четыре дня, проведённых за высокими стенами, она прониклась не дочерней благодарностью к отцу, а нетерпением и чувством собственного бессилия. И всё чаще задавалась вопросом, не это ли было целью отца: показать, что её может ожидать, если в поездке она будет проявлять свой характер.
Последние дни до отплытия, которые они провели в монастыре, в целом заставили Агату пересмотреть отношение к неожиданному подарку. Отец явно многое скрывал, иначе зачем бы ему понадобилось столь внезапное благословение богов.
Поэтому сейчас, вместо того чтобы предпочесть платью удобные брюки и промчаться верхом до самой пристани, Агата смирила свой нрав и чинно сидела в экипаже, украдкой зевая и стараясь держать голову ровно – так меньше укачивало.
– Юной госпоже надо чаще посещать молитвы, – обманчиво мягким голосом проговорила Элен, продолжая посматривать на Агату, будто проверяла, достаточно ли целомудренно и аккуратно лежат складочки её платья. – Тогда спится спокойно и легко.
Агата в ответ мило улыбнулась, размышляя по ходу движения экипажа, умеет ли кирия Элен плавать, и пробежалась глазами по строчкам, неожиданно зацепившись за знакомую фамилию:
– Кирия ди Арс была целительницей? Это же мать Джонотана? Я и не знала.
– Что? – ди Эмери оторвался от бумаг.
– Тут сказано, – Агата продемонстрировала текст, – что она могла лечить женские недуги и много путешествовала с мужем. Надо же.
– Эти путешествия плохо для неё закончились, – мрачно ответил отец, отвернувшись, и Агата поняла, что расспрашивать дальше бесполезно.
– Все эти путешествия по воде противоественны, – неожиданно горячо поддержала Элен.
– Но тем не менее вы едете с нами, – заметила Агата, заложив книгу пальцем и радуясь возможности получить чуть больше информации.
Но на этот раз и Элен повела себя странно: она коротко вздрогнула, бросила быстрый взгляд на ди Эмери и чуть нервно сжала в руках вышитый платок, которым утончённо промакивала вспотевшее от духоты лицо.
– Это меньшее, что я могу сделать, – торопливо ответила она и тоже смолкла.
Агата вопросительно приподняла брови, рассчитывая на продолжение, но отец только хмыкнул и снова углубился в бумаги, хотя чем ближе они были к порту, тем мрачнее становилось его лицо, и дело было не только в предстоящем путешествии по морю. Он как-то нервно придерживал небольшую деревянную коробку, которую тащил из самого монастыря. Один обшарпанный край торчал из-за пазухи, и отец то и дело раздражённо поправлял ношу.
– Что ты прячешь? – поинтересовалась Агата, не ожидая ничего интересного.
Наверняка в этой коробке еще бумаги, а среди тех бумаг – какие-то совсем старые (и очень важные) бумаги. Казалось, отца хлебом не корми – дай записывать где-то цифры и вести подсчёты, кто и сколько ему ещё должен.
– Не твоё дело, Агата, – слишком резко отозвался отец, дёрнувшись. И тут же взял себя в руки, подняв на неё хмурый сосредоточенный взгляд. Его голос стал заунывно-нравоучительным: – Займись чем-то более полезным. Например, повтори с Элен слова молитв. Перед путешествием по морю это лишним не станет.
Агата тихо хмыкнула, но послушно склонила голову в ответ.
Ей так и не удалось выяснить детали предстоящего путешествия, но зато она знала, что должна послужить дополнительным стимулом для заключения сделки. Отец хотел контракт, согласно которому он станет единственным поставщиком. И, как он выразился, ради этого она и должна постараться.
Агата невесело подумала, что такие туманные намёки могут значить только одно: выгодный брак. Что ж, на корабле надо потребовать ответы на многие вопросы от Джонотана – тот наверняка в курсе задумки отца, раз они так яростно друг на друга смотрят.
Именно от Джонотана отец и увёз её в монастырь, однако на корабле… На корабле всё должно быть иначе. Не прикуёт же отец её кандалами к стене каюты хотя бы?
Надо изо всех сил постараться сделать вид, что она – самая послушная дочь на свете, чтобы хотя бы чуть-чуть усыпить бдительность отца. Разговаривать только о делах и возможном выгодном союзе, о драгоценностях и шелках, о том, как провернуть сделку самым выгодным образом. Всё что угодно, лишь бы кириос ди Эмери поверил, что больше всего на свете дочь одержима богатством и влиянием, как и он сам.
Порт встретил их плеском волн и тёплым ветром, оставляющим на лице солёные поцелуи. Солнце только начинало золотить пронзающие небо мачты, и Агата сощурилась, выбравшись из полумрака экипажа. Её, всё-таки задремавшую в конце пути, словно волной омыли звуки оживлённого порта: шипело, пеной накатывая на берег, море, обещая кораблям дальние дороги, переругивались матросы, готовящие суда к отплытию, и работники, загружающие грузы.
Пахло рыбой, которую прямо в сетях тянули вернувшиеся с утреннего промысла уставшие, вяло переговаривающиеся рыбаки, водорослями и чем-то пьянящим – может быть, свободой морских просторов, а может быть, тростниковым ромом, который распивали матросы в ближайшей таверне. Пышнотелая торговка с умопомрачительно пахнущим лимоном и пряностями лотком сахарных крендельков заливисто рассмеялась в ответ на заигрывания моряка, и невольно замершая от всех этих звуков и запахов Агата встрепенулась и, покраснев, отвела взгляд.
– Агата, шевелись уже, – прозвучал недовольный голос отца практически над её ухом, – нам надо успеть отплыть до конца отлива. Где же Хайрат?
Ди Эмери осмотрелся, брезгливо поморщившись при виде рабочих, кативших мимо просмолённые бочки. Вообще весь вид отца выражал неприятие и беспокойство, ведь он всегда плохо переносил качку.
– Вы условились встретиться на пристани? – осторожно спросила Агата.
– Мы условились, что отплываем с отливом, к нашему приезду всё уже должно было быть готово. Вещи, слуги… Почему я должен объяснять очевидные вещи?
Отец был зол, и Агата поспешно прикусила язык.
– О, а вот и вы, Хайрат! – отец смотрел ей за спину и улыбнулся радушно, в очередной раз удивляя Агату, каким разным он может быть. – Я думал, вы уже на корабле.
– Да будет ваше утро благословенно богами, как этот день солнцем, – витиевато ответил посол, кивком приветствуя Агату, двумя руками пожимая руку ди Эмери и не замечая кирию Элен, которая покорно дежурила поблизости. – Рад видеть вас обоих. Решил дождаться… Приятно, что все договорённости соблюдаются.
Его взгляд скользнул по Агате: внимательный, неожиданно пробирающий. И что-то такое прозвучало в его голосе, что ди Эмери словно заледенел и сощурился. Агате показалось, что стало как-то прохладно. Или она просто не выспалась, солнце зашло за не до конца развеявшиеся утренние облака, вот и мерещилось всякое.
– Ещё никто не упрекнул меня в невыполнении обязательств, – ровно ответил ди Эмери, так же двумя руками сжав в вежливом приветствии унизанную кольцами руку Хайрата.
Агата подумала, что все эти кольца должны были весьма ощутимо впиться в кожу от крепкого рукопожатия, но посол даже улыбнулся, словно слова кириоса доставили ему истинное удовольствие.
– Конечно, друг мой, с вами необычайно приятно иметь дело. Нам стоит поторопиться.
Ожидая поездку, она часто представляла, как чинно и изящно взойдёт с пристани по трапу на корабль, и, конечно же, их будет встречать Джонотан, но всё оказалось гораздо прозаичнее.
Они очень торопились, поэтому корабли, отправляющиеся на Восток, в том числе и барк отца, ждали их в море с поднятыми парусами, а им пришлось сесть в шлюпки. Посол плыл на своём корабле, чему Агата была только рада, из-за смутной тревоги, которую она почувствовала рядом с ним. Было бы особенно неприятно путаться в юбке, досадуя на вынужденную неуклюжесть, под его взглядом. Так она хотя бы могла не держать лицо и хмуриться в ответ на приглушённые смешки двух матросов, которые сидели на вёслах.
Кто вообще придумал, что девушка в платье может вскарабкаться на борт корабля из шлюпки! По верёвочной лестнице! Хорошо ещё, что обувь она выбрала удобную. Разумеется, отец просто не подумал, как это будет выглядеть, иначе позволил бы надеть даже брюки. Но теперь уже поздно: её кружевные панталоны (демон морской побрал бы эту северную моду) точно видели эти два матроса.
Интересно, понравится ли им вид кирии Элен, что должна взобраться следом?
Разгорячённая от стремительно набирающей силу жары и сердитая из-за нелепости ситуации, Агата практически вывалилась на палубу, неловко споткнулась, зацепившись за бакштов, и совершенно не изящно полетела бы на отдраенные доски палубы, если бы её не подхватили сильные руки.
Горячие ладони уверенно поддержали за талию, скользнув, словно лаская, к спине и едва уловимо вниз, поддерживая так, что пальцы коснулись там, где под надёжными, как броня, слоями юбок, жёстким ригелином корсета и дурацким кружевом прятались бёдра. И, кажется, этот жест вместо того, чтобы вернуть ей равновесие, пошатнул его ещё больше.
– Кирия ди Эмери, – в низком глубоком голосе, привыкшем отдавать команды, прозвучала мягкая усмешка, – безмерно рад вновь встретиться с вами. Добро пожаловать на борт «Госпожи Дикарки».
Одна рука исчезла с её талии, чтобы мягко пожать дрогнувшие пальцы. А когда Агата наконец открыла глаза, которые успела зажмурить, споткнувшись, мягкие губы Джонни коснулись её руки. Не поцеловали воздух в миллиметре от тонкого кружева изящных перчаток, как это было положено по этикету, а обожгли запястье чуть выше того места, где эти самые перчатки заканчивались.
– Взаимно, кириос ди Арс, – сумела выдавить Агата, поспешно отнимая руку и опуская взгляд, так как отец, весьма ловко для своего возраста, поднялся на палубу.
Уж куда более ловко, чем она в этом дурацком платье по чуждой моде. Она даже не успела толком взглянуть в лицо этого нахала Джонотана! Ух, как же ей хотелось посмотреть в его наглые глаза. Даже звание капитана его не изменило!
Агата невольно улыбнулась, пока отец и Джонотан обменивались рукопожатиями, и осторожно пригладила волосы, выбившиеся из элегантного узла, чтобы скрыть смущение и румянец.
Элен в итоге появилась на палубе последней, изрядно раздражённая и пыхтящая от напряжения, зато матросы, вдвоём помогавшие ей залезть по лестнице, светились белозубыми улыбками, точно два фонаря.
– Джонотан, думаю, нам стоит сразу обсудить дела, а Агате – отдохнуть в каюте, – кажется, отец охотно бы взял командование кораблём на себя, если бы хоть что-то понимал в морском деле.
– Конечно, кириос. Вы не против разговора на свежем воздухе, я надеюсь? – поинтересовался Джонотан. – Мне нужно проконтролировать отплытие, а потом мы переместимся в каюту.
И ведь даже не смотрит в её сторону, совершенно точно нарочно не смотрит!
– Да-да, только Агате надо отдохнуть, – ещё раз повторил отец, подозрительно оглядывая суровым взглядом занятых своим делом матросов и, кажется, только сейчас осознавая, на что он согласился.
– Разумеется. Кирию, – очень вежливо и очень ровно улыбнулся Джонотан, кивнув Агате со всем почтением, – проводят в гостевую каюту. И для вас, кирия, – кивнул он Элен, – мы выделим небольшую каюту по соседству. Не обессудьте, что места немного и корабль – не ваше поместье, однако всех постараемся устроить с комфортом.
Он подозвал матроса, который как раз закончил затаскивать бакштов на палубу:
– Рик, проводи! Каюты подготовлены?
– Так точно, капитан, – белозубо осклабился юнец, легко подхватывая оба саквояжа: отец настоял на поездке в монастырь налегке.
И, конечно, именно один из тех двоих, которые сидели на вёслах и насмехались над её нарядом! Из всей команды никого другого не нашлось!
– Прошу вас, кирия, – Джонотан наконец посмотрел в глаза и легко дотронулся до её локтя, направляя в нужную сторону – очень вежливым, даже заботливым жестом.
Ди Эмери нахмурился, и Агата хотела было уже поблагодарить и чинно удалиться (не хватало ещё, чтобы отец заметил их переглядывания), когда Джонотан перевёл взгляд на её отца и с усмешкой добавил:
– Не стоит женщине мозолить глаза команде, если она не морская дева. Вера в приметы у нас сильна, а представительница прекрасного пола на борту корабля – к беде.
– Попридержите язык, капитан, – одёрнул его ди Эмери, но, кажется, остался доволен. – Ты слышала капитана, дочь? Марш в каюту!
– Да, отец.
Агата гневно посмотрела долгим взглядом на капитана, присела в якобы почтительном реверансе и, гордо приподняв подбородок, последовала за веселящимся матросом, чувствуя позади сопение Элен.
Кажется, с таким надзирателем поговорить и вытрясти всю правду из Джонни будет не так-то и просто. Отец явно поставил Элен именно на этот случай – выбрал самую приближённую к себе служанку и самую строгую из всех.