Йи Дэи. Смерть палача (СИ)

Глава 24. Первый опыт палача

Если бы не Сторожевые Кланы на все четыре времени года от столицы, жизнь в благословенном Циньдаре была бы куда сложнее.

И страшнее.

Почти постоянно палачам находилась работа: наставить на путь истинный мелкое и крупное ворьё, исцелить от пристрастия к пагубным зельям дебоширов, выяснить подробности заданий, полученных шпионами, которых поймали Тени… мало ли, где ещё нужно убедить человека говорить правду или прекратить дурные деяния. Или и то, и другое одновременно.

Йи стал на памяти Учителя самым юным помощником палача, которому доверили не просто участвовать в дознании — вести его самостоятельно. Да, он верил в своего ученика. Но… как Небесная Императрица видела Гибель Мира — казнящей человека?

— Алая Лента! Имею ли я право оспорить приказ?

Полыхнули зеленью глаза красавицы:

— Нет.

Ещё совсем недавно Дэю разрешалось только со старшими учениками приводить в порядок инструменты после того, как их использовали мастера. Йи нравились эти занятия, потому что настолько близко к Учителю, у которого, казалось, глаза не только на затылке, но и в соседних комнатах, Лю Чу не решался вредить Йи.

Йи нравились они и тем, что на них от него не требовалось применять на практике теорию — пытать. Одно дело знать, как надо надрезать кожу, подрезать её, срезать — на тушах животных и трупах людей; как находить расположение нервных узлов, помогая лекарям ставить иглы больным… а причинять боль своими руками не себе самому, проверяя пределы терпения, как показывал Учитель — совсем другое дело. И даже, когда Лю подбросил ему паука и не получилось нанести удары дебоширу, Дэй огорчился лишь тем, что выронил кнут. Стало жаль оружия.

Кажется, Йи готов был провести день, запертый в одной комнате с Лю, если б только это могло освободить от необходимости пытать живого человека.

Клану Нефритовой Богини повезло с местоположением: он постепенно разрастался над сетью подземных пещер. Лабиринт ходов и пустот давно забрали себе палачи, оборудовали всё, как надо. Ни один другой Сторожевой Клан, ни даже сама Столица не могли похвастать таким правильным помещением для пыток.

Сегодня Дэй и Учитель были вдвоём. Йи впервые брал в руки лезвие не для того, чтобы смыть с него кровь жертвы, а чтобы вести пытку.

Молодого парня с бритой головой, одетого в плотно облегающий тело костюм, привязали к разделочной доске ещё до прихода палачей.

— Этого человека Новый Йонгруи заметил, когда он пытался выбросить свиток в колодец на одной из площадей Циньдара, — объяснил Учитель.

Йи был единственным, при ком он свободно добавлял к именам Теней, заменивших собой прежних защитников клана, слово «Новый».

С одной стороны, можно было ожидать, что столичный Верховный Суд не отдаст отравителя, пойманного в Циньдаре, на дознание в чужие руки — но, с другой, поймал его Тень клана Нефритовой Богини, Теневыми Тропами привёл в свой клан… а исполнителей дознания назвала сама Небесная Императрица.

— Целители исследуют свиток… у младших помощников, которые раскручивали его, ожоги на руках. Кто первыми выяснит, каким ядом пытались отравить колодец, лекари или мы, неважно. Звёздная Императрица обещала связаться с нашей Алой Лентой, как только они преуспеют. Если преуспеют.

Парень смотрел в потолок. Йи сам зажигал фонари и факелы, и в их свете хорошо были видны цепи, крюки, рёбра странных механизмов, предназначенных для растягивания и скручивания жертв. Дэй хотел бы надеяться, что, в случае чего, сумеет ждать своего часа под ножом палача с такой же независимой улыбкой на губах, как этот пленник.

— С чего бы ты начинал? — тихо спросил Учитель.

Вот оно.

Вот момент, когда ещё можно остановиться. Можно попросить, серьёзно и честно: Учитель! Подскажи мне, что делать! Пусть я не человек, но ты растил меня человеком, я не хочу становиться палачом. Не понимаю, для чего в моём свитке Небесная Канцелярия вписала это предназначение.

Но ученик слишком хорошо знал, что ответит Учитель: оно вписано. Так в чём же ещё может состоять смысл жизни, если не в том, чтобы следовать предначертанным путём — там, наверху, виднее…

— Я бы снял с него одежду, — склонил голову Йи. — Когда в большей степени освою владение кнутом, вероятно, смогу с его помощью раздевать пленников… — мысленно он добавил: но больше удовольствия получу от раздевания таким способом пленниц. — Но, пока ещё кнут не подчиняется мне в достаточной мере, я мог бы небольшими фрагментами срезать и сжигать на нём его одежду.

Учитель усмехнулся:

— Может быть, имеет смысл начинать с вопроса?

Йи оглянулся с искренним недоумением:

— Зачем? Он же отлично слышал, мы хотим узнать, каким ядом он намеревался отравить колодец, был ли под угрозой только тот колодец и где сейчас все его спутники и помощники…

Учитель был доволен.

Учитель на самом деле чувствовал, что его любимый ученик, в совершенстве освоивший теорию, не горит желанием применять её на практике, но считал, что лишь в сопротивлении собственной натуре может родиться настоящее мастерство палача. Не будет ни единого шанса, что увлечётся собственной властью над беспомощным пленником и примется мучить его ради своего удовольствия.

Пленник в начале не принял всерьёз юнца рядом с собой, но к моменту, когда закончился левый рукав, не слишком аккуратно, до мышц, разрезанный на кусочки и так же по кусочку сожжённый прямо на коже — вместе с кожей! — проникся серьёзностью ситуации.

— Не надо так-то уж мельчить, — посоветовал Учитель. — Мне не его, мне тебя жалко. Ты скоро устанешь, а он ещё не успеет рассказать всё то, что ты хочешь услышать.

— Я могу продолжить и завтра… — тихо-тихо сказал Йи. — Когда отдохну. Можно?

— Можно, — согласился Учитель. — Но, пока ты не устал, продолжай.

Учитель сравнивал мастерство пытки с игрой на флейте, предлагал ученикам испытывать боль на себе, чтобы чётче понимать границы дозволенного. Лю это было сложно. Одно дело, резать другого, но себя — увольте, он палач, а не жертва.

Иногда Учитель сравнивал пытки с живописью. «Представьте, что вы художники. Каждая новая жертва — чистый холст. Как живописец видит на полотне будущую картину ещё до того, как возьмётся за кисть, так и вы должны видеть, что подсказывает ваша новая, ещё не тронутая ни кнутом, ни огнём, ни сталью жертва».

Лю Чу нравились сравнения Учителя. Особенно в них радовало то, что Йи не мог похвастать ни музыкальными, ни художественными талантами.

Все попытки освоить игру на флейте заканчивались тем, что бедный музыкальный инструмент прикидывался в руках Дэя скрипучей дверью, или натираемым стеклом, или загулявшей кошкой. Пятна краски на холсте всегда очень удачно сочетались по цвету, но угадать в их формах что-то, хотя бы отдалённо напоминающее предметы окружающего мира, никому не удавалось.

Среди будущих палачей был Энлэй-младший1, его вписали художником в свитках Небесной Канцелярии, рисовал ли он людей или пейзажи, всё казалось живым. Вэйюан2мог сыграть любую мелодию даже на крышке от кастрюли, и все бы узнавали, подпевали, аплодировали. Лю Чу, конечно, не мог сравниться с ними, но зато его флейтой становились его жертвы, их тела обращались теми холстами, на которые он вписывал лучшие в мире картины пыток.

Йи неспособен был и пытать. Он в классах всегда прятал взгляд, стоило зайти речи о практических занятиях. Одно дело, рубить мясо на кухне, и совсем другое — мучить живого человека.

Лю Чу слышал, что в клан доставили отравителя столичных колодцев. Неудавшегося, но всё же. Его протащили путями Теней, подготовили к дознанию, и… чего уж там, Лю очень надеялся, что Учитель призовёт на помощь его, Старшего ученика. Его уже сейчас легко принять за мужчину, он совсем скоро получит своё личное оружие, а уж пытки — это его страсть!

Кто ещё, кроме Лю, способен так любить запах крови, сладкий и терпкий запах страдания, кто ещё, кроме Лю, готов час за часом вести несчастных на приём в Небесную Канцелярию, не давать сделать завершающий шаг, продлевать и продлевать их муки? Тихий внутренний голос одобрял и поддерживал: «Так, только так, именно так и должно вести себя настоящему палачу!»

Но Учитель потащил с собой этого малька.

Лю Чу довольно долго сдерживался, чтобы не отправиться подсматривать, чему там учат мелкого палачоныша, но за последние десять лет пристально следить за Йи стало так же привычно, как дышать. Если поначалу его побуждал к этим действиям никому не слышимый голос его Главного Помощника, то теперь уже тот мог молчать: Чу точно знал, что нужно делать.

Соблюдая все мыслимые и немыслимые предосторожности, Лю прокрался к чёрным занавесям, прикрывающим вход в пыточный зал. Там звучали приглушённые стоны пленника. Оттуда доносился спокойный голос Учителя:

— Что будешь делать теперь?

Ему отвечал Йи на удивление низким, ни разу не ломким голосом, надо же, не только вверх вытянулся, ещё и басить начинает:

— О Учитель! Я намерен нанести завершающие штрихи…

Лю Чу примерился, в какой точке можно будет аккуратно раздвинуть чёрные полотнища, чтобы ему уже стало видно, что происходит внутри, но его самого ещё не могли бы заметить…

Раздирающий уши вопль отчаяния и боли, внезапно раздался там, куда Лю намеревался заглянуть. Заставил отшатнуться. Крик не смолкал, вибрировал, отражаясь от стен, и Лю Чу не пытался больше смотреть в зал лишь потому, что был уверен: Учитель и так уже чувствует его присутствие, и лучше потихонечку смыться, пока не поймали на месте преступления.

Пока Лю бесшумными прыжками нёсся прочь из подземелий, в голове пульсировала одна-единственная мысль: неужели это не Учитель своими руками, неужели это Йи! Вот бы самому научиться доводить до такого крика…

«Научу», — утешил Голос. Или Голоса.

Пленник стойко выдержал раздевание огнём, хотя в процессе сжигания штанов чуть было не сдался: сложно удержаться от крика, когда самая нежная часть тела сначала горит, а твою голову держат так, чтобы ты видел всё происходящее и не имел возможности закрыть глаза, а тушат её отваром жгучего перца, чтобы после ещё полить водой… но он сдержался.

Мужественно вынес растяжку и скручивание. С презрительным прищуром встретил кнут…

— Что будешь делать теперь?

Четвёртый вопрос Учителя Йи встретил, практически находясь по ту сторону реальности. Мир для него подёрнулся дымкой вхождения в Тень, звуки стали медленней и глуше, но как громко билось сердце в груди пленника!..

Это биение манило к себе, звало прикоснуться языком к горячей, пульсирующей плоти, впиться клыками, круша рёбра, как он делал уже не раз… нет. Он же ни разу до этого не убивал людей! Да и человеческие челюсти не способны раскусить грудную клетку человека.

Переутомление, бред.

Пора заканчивать.

Но пленник так и не заговорил…

— Ты любишь пауков? — спросил у него Йи, подойдя как можно ближе.

Измочаленный парень, с гирей на ногах подвешенный к потолку, ничего не ответил.

— Хорошо… Учитель, помоги мне вновь привязать его к столу. Мне нужна воронка, та, которой мы вливаем в них воду…

Йи стал похож на призрака. Казалось, сквозь него можно разглядеть крюки на стене. Его движения странным образом ускорились, а к голосу добавилось тихое эхо.

Учитель ощутил что-то похожее на страх.

Он понимал, что не успеет позвать на помощь, если Воплощённое Зло решит выйти в мир в полном объёме прямо сейчас. Не хотел верить в то, что Небесная Императрица сама предложила устроить Йи такое испытание, зная, чем оно закончится… неужели не знала? Не видела? Или повторялась история с отгремевшими вулканами и грядущим потопом? Огромное испытание, урок для всех…

Учитель не понимал, что задумал его ученик, до тех пор, пока по столу не побежали один за другим пауки.

Они, большие и маленькие, десятками стягивались со всех концов к хорошо освещённому пыточному столу. Откуда только взялись — в подземельях, где им просто нечем питаться!

Призрачный мальчик с каким-то отстранённым интересом погладил щёку пленного, и по ней, следом за пальцем, двинулись пауки:

— Бойся. Бойся, так надо, это страшно, правда, не слишком больно.

Пленник стонал и рычал, насколько позволяла жёстко раздвинувшая зубы воронка — Йи не стал вдвигать её в горло.

— Они не намерены лезть к тебе в желудок, их куда больше интересует твоя голова… ты же отказался говорить нам то, что должен был сказать… видишь, это мои друзья.

Крупные, чёрные пауки замерли на краю воронки в ожидании приказа.

— Они послушны мне, и сейчас отправятся в твою голову…

Одной рукой Йи держал воронку, вторую положил на грудь пленнику, чтобы лучше чувствовать сердце.

Выкусить…

Учитель затаил дыхание.

Когда девятилетних детей проверяли, способны ли они призывать к себе зверей и птиц и могут ли ими управлять, Йи точно так же, как и со стихийной магией, провалил экзамен. Как, когда он понял, что его слышат пауки, неизвестно.

Да и неважно.

Пленник забился, как рыба, выброшенная волной на берег, и Йи, разрывая ему губы, выдернул воронку из его рта.

Пауки разлетелись во все стороны, один попал на лицо Учителю, и тот, вместо того, чтобы стряхнуть, дожидался, пока невесомый мохнатый зверь сам найдёт дорогу прочь.

— Говори! Говори, пока мы не передумали!.. — эхо в голосе Дэя всё ещё пугало Учителя, но…

Но почему-то страх утихал.

И пленник — заговорил, дрожащим, срывающимся голосом, перемежая откровения с мольбами больше не звать пауков.

Йи ушёл в Тень прямо в пыточном зале, даже не дослушав, что говорил пленник. Учитель, наверняка, накажет за бегство, но потерять сознание рядом с разделочной доской показалось куда более постыдным завершением первой в жизни почти самостоятельной пытки.

У Йи Дэя, как только он научился сокращать в Тени расстояния, появилось любимое место в предгорье. Там с уступа на уступ тёк в маленькое круглое озерцо обжигающе ледяной ручей. В зиму берега схватывались льдом, к которому подплывали яркие пёстрые карпы. По весне вокруг первыми зацветали сиреневые шарики букашника и розовые и голубые колокольчики. Дэй принёс и посадил рядом с ними жёлтую мшанку и золотистую крупку. Рядом с небольшим плоским камнем, наполовину погружённым в воду, было гнездо у шершня.

Йи нравилось сидеть на камне, смотреть на цветы, на воду, на шершня.

Там Дэй чувствовал покой и умиротворение. Там его неспособен был найти Лю Чу. Там…

Там он и узнал, что ему подчиняются пауки.

Как же он их боялся!

Этот страх был где-то за гранью осознания, что-то глубинное, неистребимое, неконтролируемое. Он отравил первое знакомство Йи с местом волшебной тишины и покоя: оказалось, пауки сочли его очень удобным для жизни задолго до появления черноглазого мальчика. Сам мальчик вызвал у них желание держаться как можно ближе к нему. Так случалось со всеми призываемыми зверями, им хотелось прикасаться к тому, кого они сочли своим другом и хозяином, подчиняться ему… Йи, видя, как его окружают несметные полчища восьминогих монстров, молча взмолился: пусть они уйдут! Все! Сейчас! Чтобы я их не видел!

И пауки ушли. И Дэй, действительно, больше ни разу не видел ни одного паука вблизи озерца. А когда встречал их где-то ещё, молча просил: пожалуйста, не подходи ближе. И пауки не подходили — когда их не дурманила воля полудемона Лю.

Небесная Императрица! Неужели это твой особенный дар, способность управлять тем, что заставляет бояться до обмороков?..

Если бы в этот день кроме Йи на берегу был кто-то ещё, кроме первых весенних цветов, упрямо пробивающих собой ноздреватый снег, может быть, он мог бы услышать, как мальчик разговаривает с кем-то, невидимым глазу. Или даже увидеть, как медленно ползут по бледным щекам слёзы.

1

Энлэй — польза

2

Вэйюан — сохраняющий глубины