Том II: Отряд

ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ. 14 ноября — 15 ноября 1476. Рыцарь опустевшей страны

Дождь струился по поднятому забралу ее шлема, по насквозь промокшему короткому плащу и кольчуге и через мокрые до нитки рейтузы просачивался в высокие сапоги. Не видя ни зги в кромешной тьме леса, Аш догадывалась по шуму дождя и беспрепятственно дующему холодному ветру, что опушка должна быть близко.

Кто-то — Рикард, что ли? — наткнулся на ее плечо, и она полетела вперед, врезалась в дерево, в скользкую твердую кору. Оттолкнулась от него рукой в перчатке. В лицо ей брызнула холодная вода из невидимой массы промокших осенних листьев, залила глаза и рот.

— Дерьмо!

— Прости, командир.

Аш жестом приказала мальчику замолчать, тут же сообразила, что он ее не видит, и, нащупав плечо в промокшей шерсти, притянула его ухо к своим губам:

— Вокруг черт знает сколько тысяч визиготов; уж будь добр, помолчи!

Холодный дождь промочил насквозь ее подпоясанный плащ, просочился под бархатные и стальные пластины кольчуги, и ее теплому телу стало холодно, сыро и неуютно в камзоле. Из-за постоянно барабанящего дождя, шепота и скрипа деревьев, раскачиваемых ночным ветром, она ничего не слышала. Осторожно, вытянув вперед руки, она сделала еще один шаг и тут же зацепилась ножнами за низко растущую ветвь, поскользнулась, и нога по щиколотку утонула в глубокой грязи колеи.

— Вот дерьмо на палочке! Где Джон Прайс? Где эти чертовы разведчики?

Сквозь шум падающего дождя до нее донеслось что-то подозрительно похожее на смешок. Прижатое к ее плечу, плечо Рикарда затряслось.

— Мадонна, — спокойный голос шел откуда-то слева и снизу, — зажги фонарь. От нас до Дижона лес очень велик, и сколько, по-твоему, нам еще идти?

— Ну и хрен с ним, ладно. Рикард…

Прошло несколько минут. Мальчик, то и дело задевая ее локтем или рукой, возился с железным фонарем, подвешенным на проволоке. Аш унюхала запах тлеющего пороха. Вокруг нее была бархатная чернота. Она подняла лицо, стараясь различить верхушки деревьев на фоне невидимого неба, и по лицу тут же зашлепали холодные капли дождя.

Не видно ничего.

Ей было не унять дрожь: дождь бил ее по щекам, глазам и губам. Прикрыв лицо промокшей перчаткой, она решила, что все-таки заметно слабое различие между тьмой и чернотой.

— Анжелотти? Как думаешь, дождь не прекращается?

— Нет.

Наконец в темном фонаре Рикарда среди кромешной тьмы замерцал слабый желтый свет. Аш заметила рядом с собой еще одну фигуру, закутанную в тяжелый шерстяной плащ с капюшоном.

— Эта… грязь, — проворчал пушечный мастер Анжелотти.

Света фонаря оказалось недостаточно, видны были только серебристые струи падающего дождя. Но Аш успела разглядеть Анжелотти: плащ его был порван, а сапоги заляпаны грязью до самого верха бедер. Она ухмыльнулась.

— Подумай о светлой стороне происходящего, — сказала она. — Насколько тут лучше, чем там, где мы были недавно, — тут теплее! И любые патрули крысоголовых в таком мраке предпочтут быть поближе к дому.

— Но мы ничего не увидим! — лицо Рикарда в его капюшоне, в отбрасываемой фонарем светотени, было похоже на маску демона. — Командир, может, нам лучше вернуться в лагерь?

— Джон Прайс говорил, что видел рваное облако. Спорю на что угодно, дождь скоро прекратится. Зеленый Христос! Кто-нибудь знает, где мы сейчас?

— В темном лесу, — сардонически с удовольствием откликнулся ее итальянский пушечный мастер. — Мадонна, по-моему, проводник из команды Прайса заблудился.

— Не вздумай орать, звать его…

Аш отвела взгляд от крошечного фитиля в фонаре. Снова слепо взглянула во тьму и в дождь. Капли дождя со снегом нашли прореху между рукавом и перчаткой на запястье; ручейки холодной воды потекли в щель между воротником плаща и затылочным краем шлема. Ее теплая кожа покрылась мурашками от холодной воды и стала остывать.

— Сюда, — решила она.

Протянув руку, Аш ухватила Рикарда за предплечье, а Анжелотти — за запястье. Спотыкаясь и нетвердо ступая по грязи и толстому слою опавших листьев, она натыкалась на ветви, стряхивала воду с деревьев, не желая спускать глаз с едва заметных силуэтов, маячивших где-то впереди: раскачивающихся сучьев грабов на фоне чистого ночного неба за пределами леса.

— Может, обойти… уф! — женщина разжала онемевшие от холода пальцы и выпустила Рикарда. Сильная рука Анжелотти крепко удерживала ее руку; она рухнула, поскользнувшись, на одно колено и повисла на его руке, на миг ноги потеряли чувствительность. Подошвы сапог скользили по грязи. Нога подвернулась, Аш тяжело и бессильно осела на кучу мокрых листьев, острых сучков и холодной грязи.

— Сукин сын! — она сдвинула назад свой витой пояс для меча, проведя рукой от эфеса по ножнам, застрявшим под ее ногой, проверяя, не появились ли трещины в тонких деревянных ножнах. — Дерьмо!

— Да какого ты расшумелась? — зашептал чей-то голос. — Погаси этот чертов фонарь! Тебе надо, чтобы сюда сбежался весь хренов визиготский легион? Тебе как раз по жопе и врежут алебардой!

— Что верно, то верно, мастер Прайс, — по-английски ответила Аш.

— Командир?

— Угу, — она ухмылялась, невидимая в черноте ночи. Наугад хватаясь за чьи-то руки, она забралась наверх и встала на ноги. Было настолько холодно, что женщина дрожала всем телом и хлопала руками себя по плечам — ничего не видя во тьме. Порыв дождя заставил ее наклонить голову, потом она повернулась мокрым лицом в сторону ветра.

— Мы на опушке? — спросила она. — Повезло тебе, сержант, что нашел нас.

Прайс пробормотал что-то на северном диалекте, из всего сказанного Аш отчетливо разобрала только слова: «…А шума-то, будто шесть пар запряженных быков».

— Мы зашли подальше, на вершину утеса, — добавил он. — Дождь поутих за последний час. Думаю, отсюда ты скоро и город увидишь, командир.

— И где сейчас крысоголовые?

В ночной темноте она ощутила какое-то движение, вероятно, взмах руки.

— Где-то там.

«Зеленый Христос! А если я могла бы прямо сейчас спросить машину: Дижон, южная граница герцогства Бургундии; силы и дислокация осадного лагеря.

Спросить у каменного голема: имя командующего битвой, тактические планы на следующую неделю…»

Она вздрогнула всем телом, но вовсе не из-за пронизывающей до костей сырости. На мгновение она перенеслась с открытого воздуха, из мглы ночного франкского леса, запахов перегноя и атмосферы жуткого холода в пропахшую дерьмом тошнотворную тьму под Цитаделью Карфагена, оказалась на коленях возле трупа в сточных каналах, когда слушала внутренним ухом Голоса, звучащие громче, чем голос Господа Бога, и в таком одиночестве, в каком привыкла слушать только военную машину.

На миг остановилось сердце, но она встряхнула головой, вглядываясь во тьму, боясь увидеть тот же небесный свет, который разгорелся в пустыне за Карфагеном девять недель назад. Увидеть зарю, мерцавшую над пирамидами, сложенными из красных глиняных кирпичей…

Но вокруг — только мокрая ночь.

Не будь дурой, девочка. Дикие Машины хотят твоей смерти — но они не могут знать, где ты находишься сейчас.

Нет, пока я не обращусь к каменному голему.

«Если я смогла прожить девять недель, не обращаясь за советом о тактике, — угрюмо думала Аш, — если я смогла осилить дорогу от Марселя до Лиона. Христос Зеленый! Обойдусь».

Слабые шорохи в подлеске дали понять, что к ним присоединяются люди Прайса и их заблудившийся проводник. Тьма впереди была светлее, чем тьма позади, только этим и различалась окружающая их мгла. Постоянно падающие невидимые капли дождя не давали забыть о ненастье.

— Мадонна, луна уже встала, — проговорил своим мягким голосом Анжелотти рядом с ней. — По моим расчетам, сейчас она в первой четверти. Если бы мы ее еще видели.

— Я верю твоему знанию небесной механики, — проворчала Аш, проверяя онемевшей от холода рукой, тут ли эфес ее меча и ножны. — Есть какие-нибудь предположения насчет этого хренового дождя?

— Если он льет восемнадцать дней без перерыва, мадонна, с чего бы ему прекратиться сейчас?

— Ага, хорошо сказано, Анжели. Ты же знаешь, я держу тебя в списках отряда исключительно за твой высокий моральный дух.

Кто-то из людей Прайса с удовольствием хрюкнул. По общему согласию они ушли назад, в подлесок, присели на корточки, замаскировавшись кто как мог; она их не видела, только слышала шум передвижения. Аш подняла руку, отводя от лица ветки невидимого вереска, оперлась коленом на мокрую залитую водой траву. На какое-то время она согрела ее своим теплом, а потом холод начал остужать тело. И все это на фоне постоянного шороха дождя.

«Жуткая погода; вокруг вражеские патрули; за последние десять лет я только в таких кампаниях и участвовала».

Так и воспринимай ситуацию. Забудь об остальном.

— Смотри, — она подняла к небу глаза и тронула чье-то плечо рядом с собой. — Это ведь звезда.

— Облака расходятся, — проговорил голос Прайса. Опустив глаза, Аш поняла, что перед ней его плечо; его силуэт был чуть темнее, чем фон неба. Она быстро оглянулась, различила черные качающиеся ветви деревьев, два-три других силуэта, явно человеческих.

— Мы тут в безопасности?

— Мы на утесе над рекой Сюзон, это к западу от дороги на Оксон, — буркнул Прайс. — Лес позади; тут нас никто не увидит; для этого им надо забраться повыше, чем мы.

— Ладно; проверь, чтобы у всех шлемы были спрятаны под капюшонами. Если вдруг выйдет луна, я не хочу, чтобы мы отсвечивали, как гелиографы.

Джон Прайс отвернулся и передал приказ. Аш сообразила, что различает белый пар его дыхания в холодном воздухе. Она стащила свои мокрые перчатки и онемевшими пальцами отстегнула пряжку шлема. Рикард принял его, спрятал под промокшим плащом. Чистый леденящий воздух начал щипать ее уши, щеки и подбородок.

Дождь перестал внезапно, в минуту. С деревьев вокруг непрерывно капало, но ветер утих. И холод стал другим, сильным. Взглянув вверх, она увидела зазубренный край уплывающего черного облака на фоне серого неба, облако в вышине быстро бежало на восток.

«И каково тут теперь?»

Холод пробирал до костей, но ей вспомнились ощущения их первого дня в Дижоне: когда наделы на полях золотились от урожая и вокруг стояли созревшие виноградники; Дижон под синим небом, и пылающее солнце над белыми стенами и голубыми черепичными крышами; лагерь ее отряда в лугах, запах пота и конских яблок и очень сладкая коровья петрушка.

Дижон, город с прочными стенами, богатая столица южной Бургундии, чопорный из-за обилия богатых купцов — настолько богатых, что для своего престижа обеспечивают заказами архитекторов, каменщиков, художников и вышивальщиц; Дижон, перенаселенный придворными и армией и артиллерией Карла, великого герцога Запада… Бриллиант на фоне богатого сельского ландшафта.

«Пока мы не отправились в Оксон и не получили там под зад».

В воздухе курился белый пар ее дыхания. Ночь наполнял шум капели, с коры длинных тощих деревьев еще стекала дождевая вода. Она заметила, что уже видны очертания растений. В двух ярдах перед ней отчетливо виднелся край травы и высохшего папоротника-орляка, за которым был обрыв.

Далеко впереди, за огромным воздушным пространством, серое жемчужное облако растаяло на востоке и превратилось в ослепительно яркий серебряный полукруг.

— Это там река, — пробормотала Аш, ее ночное зрение было затемнено луной, она боком выбралась на четвереньках, рейтузы насквозь промокли в холодной воде луж.

Когда глаза адаптировались в свете полумесяца, она разглядела откос обрыва, спускающегося прямо перед ней, такого крутого, что по нему не поднимешься. В ста шагах внизу заросли кустарников тонули в непроницаемой тьме. А за ними — хоть Аш и не знала, где должна быть дорога на Оксон, но увидела ее мерцание: длинная цепочка луж и залитые водой колеи, в которых отражалась луна. На юге — черный силуэт известняковых поросших лесом холмов.

«Ведь мы шли маршем по этой дороге вместе с бургундской армией — как давно? Три месяца? Де Вир говорил, что они, в городе, — пока держатся, но его сведения — девяти— или десятинедельной давности…

Роберт, там ли ты?»

Дальше к востоку, примерно в полумиле, серебряный свет луны отражался во вздувшемся потоке, плещущемся почти у края дороги, — разлив реки Сюзон. Сощурившись насколько можно, в лунном свете Аш не смогла разглядеть ничего, никакой черной массы, которая могла бы быть городскими стенами Дижона. Отблески света могли означать или другую реку, Оуч, или шиферные крыши. По расположению звезд она поняла, что прошло немного времени после обедни. note 1

— Сержант Прайс? Что говорят разведчики? — Аш машинально заговорила на известном ей наречии английского языка, которое было принято в военных лагерях.

В свете луны первой четверти лицо ее собеседника было белым как мел. Джон Прайс стал сержантом алебардщиков вместо Караччи, после Карфагена — и перед ее глазами тут же всплыло не белое в свете луны лицо Прайса, а черты лица Караччи: кожа черная от ожогов, веки завернулись… она отбросила воспоминание.

— Крысоголовые тут внизу, как вы и думали, командир note 2, — Прайс присел на корточки и показал; в кольчужной рубахе и накидке с капюшоном note 3 он выглядел громоздким. Воинский головной убор, застегнутый на пряжку поверх медной части шлема, защищающей затылок, был слишком ржавым и не мог отражать лунный свет и выдать их расположение. Из-под медной части шлема свешивались грязные локоны.

Аш проследила за указанным им направлением. На расстоянии мили отсюда, в темном пространстве, лежащем между ними и городом, она стала различать мигающие световые точки. Костры, вновь разведенные после дождя, расположенные на равном расстоянии друг от друга. Она догадывалась об их количестве: две или три сотни, а еще наверняка какие-то не видны отсюда.

— Патрули каждый час сменяются, — кратко доложил Прайс. — Нас не видно, но тут лучше долго не торчать.

— Согласна. Итак, лагерь противника находится на территории между дорогой и рекой — а там что?

Прайс потер нос, из которого текло, пальцами с въевшейся грязью, с треснутыми и обгрызенными толстыми ногтями; потом спрятал руки в овчинные рукавицы.

— Смотри, командир. Прямо перед нами главная дорога с севера на юг. Дижон — вон там, в дальнем конце дороги и реки, мы сейчас смотрим на западную стену, но ее отсюда не видно. Вдоль реки — заливные луга, по ту сторону дороги стоит их главная артиллерия. Говорят, какая-то артиллерия стоит выше по дороге, к северу, прямо на перекрестке, — Прайс пожал плечами, и в лунном свете это движение было уже совсем отчетливо. — Это вполне возможно. Я точно знаю, что артиллерия блокирует дорогу на юг, в Оксон; я сам туда ходил. А поперек реки у этих крысоголовых поставлены лодки, связанные цепями, так что вниз по реке из Дижона никто не выберется.

Как ни щурилась Аш, но ничего не увидела между нею и невидимыми стенами города, кроме огней лагерных костров.

— У них только осадные машины? А големы есть?

Джон Прайс буркнул:

— Спасибо, что ребятам удалось подобраться близко и убедиться, что это лагерь техники. А тебе еще надо знать, что у крысоголовых на обед?

В ярком лунном свете взгляд Аш трудно было не заметить.

— Я бы удивилась, если бы твои ребята не рассказали и этого!

Прайс неожиданно заухмылялся:

— Ну, от алебардщиков никогда не дождешься рыцарской чепухи. Зато мы лучше всех умеем оглядеться вокруг, чем эти чертовы рыцари в своих жестяных банках. Знаешь ведь кредо рыцарей, командир — «умирать, так в седле!»?

— Ну да, еще бы, — сухо ответила Аш. — Вот почему де Вир взял вас с собой в Карфаген, а ребят в тяжелых доспехах оставил в Дижоне…

— Точно, командир. Половина из моих ребят — браконьеры.

— А другая половина — воры, — заметила Аш, предпочтя точность тактичности. — Ладно, что там, на севере Дижона? И что на восточной стороне, на реке Оуч?

— Мы все обследовали. Дижон стоит к северу от места слияния этих двух рек, — пальцем в лунном свете Прайс изобразил очертания щита. — Вся территория между реками, прямо до слияния, принадлежит городу. Этот берег Сю-зона подходит прямо под стены города и служит крепостным рвом. Между восточной стеной города и рекой Оуч — пересеченная местность, и на другом берегу тоже. Кустарник, скалы, болотистая почва. Дурная земля. Некоторые мои ребята там сегодня наскочили на патрули крысоголовых.

— И что?

— Теперь нам их будет не хватать, — блеснули зубы Прайса. — Спаси нас Бог, командир, у нас не было особого выбора в этом случае.

— Итак, визиготы теперь знают, что их враг недалеко. Если повезет, они примут нас просто за банду крестьян или черни из сожженных городов; такого сейчас хватает, — Аш опять прищурилась: — Ага, поняла, тут проходит дорога с востока, вход в северо-восточные ворота Дижона; помнится, что…

— Над восточным мостом на холмах у них стоят пушки с расчетами. Похоже, что из города тоже стреляет артиллерия. Эта территория порядком разворочена, — Джон Прайс подышал на руки, чтобы согреть их. — Двадцать разных пушек, серпантин и бомбард note 4 сверху, на холме, мы считаем. С востока в город не войдешь.

Аш вздрогнула, услышав за плечом голос Антонио Анжелотти, он подполз, чтобы выглянуть с верха обрыва.

— Дай мне двадцать пушек, и я удержу восточные ворота в Дижон. Когда мы тут были летом, я там все осмотрел.

— Так у них артиллерия и там, и здесь?

— Крепостной ров работает для обеих сторон, мадонна. Если визиготские амиры не могут приказать кавалерии атаковать через Сюзон западную стену Дижона, значит, и осажденные не могут вылезти через подкоп и напасть на осадные машины. Но амиры могут безнаказанно бомбардировать Дижон отсюда.

«Что они и сделают. Интересно, как долго еще продержится город? Дерьмо, мы слишком долго добирались!»

— А с севера что? — буркнула Аш. — Что там они приготовили?

— Там у них лучшая часть легиона и еще половина, — ответил Джон Прайс, — и это истина, командир. Мы видели Четырнадцатый легион Утики и Шестой Лептис Парвы. note 5

На секунду наступило молчание.

— Вот тебе и план Б… — разочарованно пробормотала Аш.

«Так трудно было добираться сюда, все старались избегать встречи с их войсками, вступали в перестрелки, только если не было иного выхода, — дерьмо, я надеялась, что тут не будет собрано столько сил!

Но были равные шансы, что мы пойдем…»

— Покажи мне точнее, — потребовала Аш.

Видишь перекресток, где дорога идет с востока?

Стараясь увидеть что-то на расстоянии больше мили при лунном свете, Аш сумела заметить только темное место, где прерывался блеск реки, это вполне мог быть мост через реку, а могла быть и дорога в город.

— Допустим, не вижу, но я его вспомнила; дорога эта идет на французскую границу. И что?

— Их пушки держат под прицелом северо-восточные ворота города, а так же северо-западные ворота, — пожал плечами Прайс. При этом движении от его одежд распространился запах сырости и плесени. — Кроме всего прочего, у них уйма людей, капитан. Все их главные войска стоят лагерем на заливных лугах, где мы стояли летом. Их войска окопались по ту сторону открытого участка перед лесом, прямо над восточной рекой.

Щурясь в серебристой тьме, Аш на миг вспомнила, как недвижно висел штандарт Льва в перегретом воздухе, у реки Сюзон; и часовню, и женский монастырь, угнездившийся под прикрытием чащи, немного к северу.

— А как защищен Дижон с севера?

— Насколько я помню, мадонна, между Сюзон и Оуч прорыт крепостной ров, и там прочные городские стены. А в остальном — местность к северу от города плоская, одни луга вплоть до леса. Я правильно помню, сержант?

Прайс кивнул.

— Значит, это самое слабое место в обороне. Поэтому крысоголовые здесь держат свои главные силы. Более шести тысяч человек. Или семи. Зеленый Христос! Давай дальше. А как там с южными воротами?

— Кто-то сбросил этот мост. Через южные ворота Дижона ни войти, ни выйти.

— Может, это мысль… — Аш щелкнула холодными пальцами и прижала их к губам. — Ладно, значит, войск до черта. Не просто обычная осада. Что-то тут не то…

Антонио Анжелотти дотронулся до ее плеча.

— Ты могла бы спросить свой Голос, мадонна.

— Чтобы услышать что?

Недели прошли, но всепоглощающий страх перед Природными Железными Машинами, Дикими Машинами, никуда не делся. Приземистые каменные пирамиды в пустыне к югу от Карфагена, угрюмо поблескивающие под Вечным Сумраком; суть которых спрятана в течение многих эр…

Аш с трудом удержалась, чтобы не повысить голос.

— Если бы я задавала вопросы военной машине, крысоголовые тоже спросили бы ее, чего мне надо. И тогда могли бы вычислить, где находится отряд, — а мы прямо у них на пороге, захватывай всеми шестью тысячами войска! — она глубоко вдохнула. — Спорю на что угодно, господин амир Леофрик каждый день его спрашивает: жива ли эта ублюдочная Аш, обращается ли к тебе? Если она задает вопросы, что можно из них понять о том, где она, какие у нее силы, каковы намерения?.. Если допустить, что Леофрик еще жив. Может, и погиб. Но я-то спрашивать не могу!

— Если они не знают про Дикие Машины, мадонна, любой амир может спросить военную машину, даже если господин амир Леофрик погиб. Мы ведь знаем, что она не разрушена, — и сразу в шепоте Анжелотти возникла насмешливая нотка. — Если бы ты спросила военную машину, какие приказы идут из Карфагена генералу Фарис, мы бы знали, как идет война. Я понимаю, что спрашивать ты не можешь. А если… послушать?

Она вздрогнула всем телом, но не от ночного холода и не от сырости подлеска, в котором они стояли.

— Я как-то раз послушала, в Карфагене. И тут же землетрясением смело город с земли. Понимаешь, Анжели, я не могу слушать каменного голема так, чтобы это не стало известно Диким Машинам. Они остались далеко, в Северной Африке, они не знают, где мы сейчас, и будь я проклята, если я когда-нибудь снова свяжусь с ними! Диким Машинам нужна Бургундия? Но это их проблема!

«Если не считать, что своим возвращением я взяла ее на себя».

По другую сторону от нее что-то ворчал Джон Прайс.

— Не понравились мне эти пирамиды, там, в Карфагене. Да и крысоголовые мне не симпатичны. Толпа обезьян. Лучше бы им не знать, где мы. Ты им не говори, командир.

Если что и могло согреть ее, так это флегматичный английский юмор. Но оцепенение где-то в самой глубине души не смог разбить даже дух братства.

Аш заставила себя улыбнуться растрепанному алебардщику, зная, что он видит ее лицо в лунном свете.

— А что, ты думаешь, они нам не обрадуются? Думаю, нет. После того состояния, в каком мы оставили им Карфаген, сомневаюсь, что мы выиграем конкурс на популярность у короля-калифа. То есть если, конечно, его могучее величество король-калиф Гелимер еще с нами!

— А если Гелимер погиб, станут ли амиры продолжать крестовый поход на христианский мир? — неожиданно прорезался голос Рикарда.

— А как же. Кто бы там ни стал королем-калифом, военная машина будет ему подсказывать, что кампанию надо продолжать всеми силами. Так говорят Дикие Машины. Но к отряду Льва это не относится, Рикард, — в лунном свете Аш увидела недоверие на его лице. Пожав плечами, она снова обернулась к сержанту алебардщиков. Джон Прайс выжидающе смотрел на нее, будто ждал приказаний; на его лице смешивались страх и доверие.

— Из этого и будем исходить. Могу поспорить на что угодно, — Аш наклонилась и стала растирать потерявшие чувствительность холодные и промокшие ноги. — Итак, считаем: во-первых, герцог Карл, хоть и был ранен под Оксоном, но еще жив. Во-вторых, он не смылся в Северную Бургундию. Визиготы не бросили бы на осаду одного южного города такие силы, если бы Карл Смелый погиб или умотал бы во Фландрию. Они бы туда отправились, стараясь довести дело до конца.

— Думаешь, он в Дижоне, командир?

— Думаю. И не вижу иной причины для всего этого, — Аш положила руку на обтянутое кольчугой плечо Прайса. — Давай о более важном. Разведчики видели на стенах Дижона людей в форме Льва?

— Да! — по его лицу было видно, что от этого наблюдения в нем тоже вспыхнула надежда. — Значит, наши там! Командир, мы совершенно отчетливо видели наше знамя — Льва анфас, идущего с поднятой правой передней лапой! Пока не стемнело, ребята Баррена все время видели наш штандарт. Не сомневайся, командир, эти ребята всегда узнают нашего Лазоревого Льва.

Рикард, порывистый, как все молодые люди, потребовал:

— А не можем ли мы напасть на визиготов? Прорвать осаду и вытащить оттуда мастера Ансельма? «Там ли Роберт, да жив ли…»

Аш незаметно фыркнула:

— Ну ты и оптимист! Давай сам, а, Рикард?

— Нас легион. Мы солдаты. Мы сможем.

— Наверное, напрасно я разрешала тебе читать мне Вегеция…

От этих слов все вокруг усмехнулись.

Аш смолкла. У нее снова похолодело внутри, и стала грызть мысль: «Я собираюсь принять решение на основе этой информации, а она никогда не бывает стопроцентно точной».

Капитан заговорила:

— Ладно, ребята, решение принято. Спорю на что угодно, что остальные в отряде не сбежали ни во Францию, ни во Фландрию; они еще тут, а герцог Карл их нанял. Значит, если половина отряда Льва сидит за стенами в осаде, нам глубоко до задницы то колдовское карфагенское дерьмо и все такое, мы сначала вытащим наших.

— А как же, — согласился Анжелотти.

— Лично мы считаем, командир… ну, мы не рассчитываем давать задний ход, — Джон Прайс говорил с отвращением. — Мы прошли всю через страну, всюду полно бандитов и визиготов, и только Бургундия еще сражается.

— Что бы им было не напасть на турков, — тихо проговорил Анжелотти. — Теперь мы знаем, мадонна, почему господа амиры решили напасть на христианский мир и оставили на фланге у себя всю империю Магомета.

— Эту стратегию им каменный голем подсказал. И сразу в ее памяти всплыли Голоса, говорившие при посредстве военной машины в Карфагене:

— Бургундия должна пасть. Мы должны стереть с лица земли Бургундию, как будто ее никогда не было…

И ее собственный вопрос Диким Машинам:

— Почему Бургундия так важна для вас?

Она поднялась, разбрасывая каблуками холодную грязь, в холоде влажной ночи, залитой лунным светом.

Я все еще не знаю!

Я не хочу знать!

Она молчала, не в силах преодолеть пропасть между тем, что она чувствовала, и что могла сказать этим людям. Дрожала в тишине от холода. В предрассветной тишине поднялся ветер и тут же стих, от его порыва с деревьев на нее посыпались капли воды. До рассвета уже недолго.

Она оглядела окружающие ее лица, белые в лунном свете.

— Не забывайте, какой у нас противник. Шесть тысяч карфагенцев, с пушками и осадными машинами. Просто помните об этом.

— Город держится почти три месяца, мадонна, — проговорил Антонио Анжелотти, весь промокший и грязный. — Воображаю, каково у них там.

И оба вспомнили одно и то же: опустевшие французские деревни, застывшие от холода под вечно черным небом, где никогда не встает заря. Под снегом развалины полусгоревших деревянных домов, брошенных жителями. Опустевшие города; загоны выскоблены дочиста. В грязный лед втоптана и вмерзла рваная детская льняная рубаха, покрытая отпечатками прошедших по ней сапог. Дома, фермы — все пустое; городская администрация увела жителей; господа со своими управляющими ушли еще раньше. А кто не мог уйти — умер от голода, трупы сложены штабелями, как хворост для очагов; и не все трупы в целости. А из осады не убежишь.

— Надо вытащить оттуда Роберта и всех наших, — добавил Анжелотти.

Аш обратилась к Прайсу:

— Значит, в город входят трое главных ворот. А нет ли ворот для вылазок?

— Угу, — кивнул Прайс, — ребята обследовали еще летом. Тут полдюжины входов в подземные лазы из крепости, в основном с восточной стороны. Там же есть два шлюза: они пустили реку через город к мельницам. Хочешь, чтобы мы вытащили мастера Ансельма с ребятами через мельничный лоток, командир?

— Именно, сержант, — лицо у Аш было каменное. — Но не всех сразу. Нам понадобится, ага, около трех дней, если будем действовать в темноте, и никто нас не заметит!

Джон Прайс глухо усмехнулся, утер нос тыльной стороной рукавицы:

— Ну что ж, толковая мысль.

«Я готова запрезирать его за бездумное принятие такой явной авантюры, — подумала она. И криво усмехнулась. — Но мне-то самой нужно только одно — чтобы кто-нибудь таким же путем поднял мой боевой дух.

Главное — что мы ввязались в это дело».

Аш обернулась, увидела грязное лицо Анжелотти, ангельски красивое; рядом маячил Прайс. Позади Аш были Рикард и люди Прайса.

— Снова отправь разведчиков, — в холодном воздухе ее голос прозвучал с ледяными интонациями, пар ее дыхания сразу превращался в белый туман. — Мне надо знать, здесь ли верховное командование визиготской армии. Конкретно — тут ли Фарис.

— А где ей еще быть! — пробормотал Анжелотти. — Если герцог тут.

— Надо знать точно!

— Понял, командир, — ответил ей Прайс.

Становилось немного светлее, Аш прищурилась и взглянула вдаль, оценивая расстояние до отдаленных костров в западной части лагеря визиготов.

— Анжели, ты не смог бы отправить одного из своих через лагерь техники к городским стенам, так, чтобы его не заметили?

— В принципе это не трудно, мадонна. Все пушкари похожи друг на друга, если без формы.

— Не пушкаря. Мне нужен арбалетчик. Чтобы отправил письмо через стену. Привязать к стреле — чем плох такой способ…

— А Герен не будет возражать, мадонна? Если я буду давать указания его стрелкам?

— Найди любого — хоть мужика, хоть бабу, — кому доверяешь.

Аш отвернулась от долины и по хлюпающей под сапогами земле, спотыкаясь, возвратилась через заросли промокшего насквозь папоротника-орляка, высотой ей по пояс, под полог мокрых деревьев.

В памяти — теперь уже не в молчаливых тайниках души, нет — именно в памяти она слышит вопль Диких Машин:

— Бургундия должна пасть!

Она сардонически спрашивает себя: «И как долго ты собираешься игнорировать это?»

— Рикард, найди мне Герена и отца Фавершэма, — приказала она мальчику, поджидающему ее на опушке темного леса. — Эвена Хью, Томаса Рочестера, Людмилу Ростовную, Питера Тиррела. Да, еще Генри Бранта и Уота Родвэя. Собрание офицеров, как только вернемся в штаб. Ладно, пошли!

Сконцентрировавшись только на том, чтобы не наткнуться на промокшие ветви, стараясь ставить ноги на твердую землю, она с радостью выбросила из головы остальные заботы. Около десятка солдат неуклюже выбрались из зарослей папоротника и вереска, браня влажную тьму под пологом леса, и заняли свои места вокруг Аш. Она слышала, как они ворчат; охренеть до чего огромная армия у этих сучьих крысоголовых; до чего жаль, что в лесу нет дичи, хоть какой-нибудь дурацкой белки.

Настоящая чаща даже зимой была бы непроходима; скорость передвижения там считается на ярды в день, а не на лиги. Но здесь, по разработанным окраинам чащи, где жили углежоги и свинопасы, можно двигаться довольно быстро — то есть было бы можно при свете дня.

«Солнышка бы! — мечтала Аш, одной рукой держась за плечо шедшего впереди, другой отодвигая ветки от лица. Боже милостивый, ведь два месяца шли в полной тьме, по двадцать четыре часа в сутки. — Теперь я ночь ненавижу!»

Пройдя около лиги, они остановились, зажгли фонари, и теперь идти стало легче. Аш отбросила от лица мокрую голую ветвь граба, следуя за спиной арбалетчика, сержанта из копьеносцев Моулета. Перед ее глазами раскачивался его пропитанный грязью плащ, поддерживаемый кожаным поясом, мешок и колчан со стрелами. Поля его воинской шляпы были обмотаны скрученной тряпкой, некогда желтого цвета.

— Джон Баррен, — улыбаясь, она ускорила шаги по мокрому вереску и пошла рядом с ним. — А твои ребята что думают — сколько там крысоголовых?

— Легион плюс артиллерия, — проскрипел он. — И еще дьявол.

— Дьявол? — она в недоумении подняла брови.

— Она ведь слышит дьявольские машины, так ведь? Эти проклятые штуки, которых ты нам показала в пустыне. Значит, она дьявол. Сука похотливая, — равнодушно добавил он.

Аш вовремя отпрыгнула в сторону, чтобы не налететь на дерево, угрожающе надвинувшееся на нее черной массой в слабом свете фонаря. Скривив губы, импульсивно бросила ему в широкую спину:

— Да ведь их слышала и я, Джон Баррен. Он взглянул на нее через плечо, в темноте выражение его лица было не особенно утешительным.

— Угу, командир, но ты ведь командир. А она… В каждой семье есть выродок, — он затормозил, обходя подлесок; снова обрел равновесие и, прикрыв рот согнутой ладонью, заглушил звук сопения мокрым носом. — И вообще, тебе же не понадобилось никаких голосов, когда ты вытаскивала нас из той засады под Генуей. Так и сейчас — на фиг они тебе, хоть Лев, хоть Дикие Машины, а, командир?

Аш хлопнула его по спине. И почувствовала, как губы у нее расплываются в улыбке.

«Ну вот тебе и на, каково? Я же говорила — мне только нужно, чтобы кто-нибудь восстановил мой боевой дух… Христос Зеленый, хорошо бы он был прав! Мне так надо бы спросить военную машину. Но не могу. Нельзя».

После часовой пробежки в темноте с фонарями они оказались возле пикетов с молчаливыми собаками в намордниках. Вошли через выкопанную траншею и стены из хвороста; здесь двести человек и примкнувшие к ним но пути беженцы стояли лагерем в старом березовом лесу.

С большинства берез была уже ободрана кора на высоту человеческого роста для поддерживания чахлых костров, единственного источника света. Истоптанные берега ручья превратились в мокрую черную слякоть. В дальнем конце лагеря помощники Уота Родвэя из обоза толпились вокруг треножников с железными кухонными котлами. Аш, мокрая и перемазанная грязью до самых бедер, прежде всего рванула к кострам на берегу, там ей прямо на раздаче вручили миску с похлебкой. Она несколько минут постояла, поболтала с женщинами, посмеялась, как будто у нее в жизни нет забот, потом вернула им дочиста выскобленную миску.

Анжелотти, сияющий ясными глазами, поплотнее обернул свои худые плечи плащом и протолкался к ней, к пламени костра. Лицо его свидетельствовало о длительном полуголодном рационе, но душевного настроя это обстоятельство не ухудшило; он был, как и прежде, невероятно беспечен и весел.

— Как раз перед нами вернулся еще один парень, из ребят Моулета, мадонна. Теперь можно не отсылать разведчиков по новой, он ответит на твой вопрос. Фарис тут. Ее форму видели, да и ее лично.

Ветром раздуло пламя костра, жар нахлынул на нее волной, но она не отодвинулась: она на миг потеряла ощущение действительности, вспомнив женщину без имени, которую кличут по ее званию note 6; у которой такое же лицо, какое Аш видит в зеркале, но безупречное, без единого шрама. Которая является верховным главнокомандующим визиготских войск насчитывающих, может, тридцать тысяч человек, здесь, в христианском мире. И которая даже — нечто большее, хотя сама может и не знать об этом.

— Я на любую сумму поспорила бы. Она там, где ей велел быть каменный голем, — и тут же поправила себя: — Где ей приказали быть Дикие Машины устами военной машины, где она им требуется.

— Мадонна…

— Аш! — протолкавшись через толпу, рядом с Аш возникла еще одна фигура. Блики костра освещали ее коричнево-зеленую мужскую одежду, рейтузы и плащ, почти не выделяющиеся на фоне грязи, облетевших деревьев, штабелей валежника для костра и мокрого истоптанного вереска.

— Надо поговорить, — безапелляционно заявила Флора дель Гиз.

— Угу, как только закончу с едой… — Аш утерла губы рукавом, прожевывая корку черного хлеба, сунутую ей в руку Рикардом, по глотку попивая ключевую воду из подсунутой им чашки; как всегда, перекусывание на ходу. Она рассеянно кивнула Флориану, при этом отметив, что личного разговора с ней ждут Рикард, Генри Брант и еще пара оружейников. И снова повернулась к Анжелотти.

— Нет, — Флориан нарушила их компанию. — Поговорить с тобой сейчас. В моей палатке. Приказ хирурга!

— Н-ну ладно… — от ледяной ключевой воды у Аш заломило зубы. Она проглотила кусок хлеба, бросила Генри Бранту и другим: — Выясните все с Анжели и Гереном Морганом! — и кивком отослала Рикарда к горячему костру. А когда обернулась к Флоре дель Гиз, та уже летела в темноту по слякоти — смеси перегноя и листьев под ногами.

— Да что за чертовщина, женщина! Мне до рассвета надо столько уладить!

Высокая костлявая фигура приостановилась, взглянула через плечо. Ночь скрывала ее почти целиком. В свете костра ее растрепанные волосы казались оранжевыми, они уже были подстрижены не по-мужски, а вились до плеча. Видимо, она отбрасывала их назад грязной рукой, потому что белокурые волосы склеились коричневыми прядями, а покрытые веснушками скулы были забрызганы чем-то темным.

— Ладно, я знаю, ты без необходимости не побеспокоишь. Что на этот раз? Еще кто-то заболел? — Аш шла очень быстро и поскользнулась, сапог попал в рытвину, скрытую тенью. Ее рейтузы уже настолько промокли, что она почти не почувствовала холода через промокшую кожу сапога.

— Да нет, я же сказала: надо поговорить.

Флориан подняла полог палатки хирурга, с трудом втиснутой между выступающими на поверхность земли корнями берез. Брезент тревожно колыхался, и при этих колыханиях то освещался светом костров, то оказывался в тени. Аш нырнула под полог, оказалась в полуосвещенном пахнущем плесенью интерьере; приглядевшись при свете одной из последних свечей, направилась в сторону амбулатории. Тюфяки на земляном полу были пусты.

— У меня закончились снадобья из лещины, — деловито проговорила Флориан, — и почти нет кетгута для хирургических операций. Нечего ждать завтрашнего дня. Ты мне не понадобишься, дьякон.

Она по-прежнему стояла, подняв полог палатки. Один из ее помощников — дьякон, оставил свой пестик и ступу и, кивнув ей, выбрался из палатки во тьму. Он ничем не дал понять, будто ему в какой-то степени некомфортно находиться рядом с одетой по-мужски женщиной.

— Вот так, Флориан. Я тебе это говорила, — Аш уселась на скамью, оперлась локтями о стол для приготовления препаратов из трав. В полутьме она подняла глаза на женщину-хирурга. — Ты их сшивала после Карфагена, собственно, ты с ними вместе отправилась в Карфаген, под огнем. И с нами была весь обратный путь. Как считают в отряде, «нам плевать, пусть она хоть сточная канава, это наша сточная канава».

Худая длинноногая женщина опустилась на деревянный складной стул. При свете свечей было не понять выражения ее лица. Она сказала с горечью:

— Ах вот как, им не страшно? Предполагается, что меня это должно обрадовать? Смотри ты, осчастливили!

— Флориан…

— Может, и мне надо теперь говорить: «Ладно, пусть это толпа кривляк и насильников, но черт с ним, это мои…» Черт возьми! Я не… не… не талисман для отряда! — она ударила рукой по столу, в холодной палатке стук прозвучал громко. От движения воздуха запрыгало желтое пламя свечи.

— Ты не совсем справедлива, — мягко сказала Аш. Свет отражался в ясных зеленых глазах Флориан. Она заговорила спокойнее:

— А я вот что хочу сказать: дайте мне женщину в палатку, тогда мы посмотрим, насколько я «ихняя». Я, наверное, поняла твое состояние.

— Мое состояние?

— Сегодня или завтра будет бой, — Флориан сказала это утвердительным тоном. — Конечно, не время говорить об этом, но все же позже может не найтись минуты. Обе мы можем погибнуть. Я наблюдала за тобой всю дорогу. Ты перестала разговаривать, Аш. Мы с тобой не общались после Карфагена.

— А что, у нас было время? — Аш заметила, что у нее в остывших, негнущихся пальцах одной руки все еще зажата пустая деревянная чаша. — Вино у тебя найдется?

— Нет. А если и было бы, я оставила бы его для больных.

Теперь зрачки Аш расширились, приноровившись к темноте, и она могла рассмотреть выражение лица Флориан. Ее красивое, умное лицо было покрыто морщинами от плохого питания и тяжелых переходов, но на нем не было знаков пресыщения вином или пивом. Аш осенило: «Я неделями не видела, чтобы она пила».

— Ты все молчишь, — осторожно сказала собеседница, — с тех пор, как те штуки в пустыне испугали тебя до полусмерти, — все внутри Аш сжалось от холода; от страха запульсировало, и у нее закружилась голова. Флориан продолжала: — Сначала с тобой все было в порядке. Шок пришел позже, когда мы плыли через Средиземное море. И ты и сейчас стараешься не вспоминать это!

— Ненавижу я поражения. Мы так были близки к тому, чтобы захватить каменного голема. И добились мы одного: убедились — они знают — его надо охранять, — Аш смотрела на свои пальцы, крепко сжимающие деревянную чашу, стараясь, чтобы она не стучала о столешницу. — Я все думаю, что могла бы сделать больше. Могла бы.

— Нечего все время прокручивать в голове прошлые сражения.

Аш пожала плечами:

— Я знаю, что в доме Леофрика, где-то под уровнем земли, есть выход — я же видела этих чертовых белых крыс, они сбежали в сточные каналы! Если бы я нашла этот выход, может, мы бы спустились до шестого этажа, может, мы бы достали каменного голема, может быть, теперь Дикие Машины уже не смогли бы никогда ничего никому сказать!

— Белые крысы? Ты мне про это не говорила, — Флориан облокотилась о стол. В свете свечи ее лицо было похоже на горельеф: лицо сосредоточенное, как будто она всматривается в расселины в каменной кладке. — Леофрик — это тот господин, который владеет тобой? И владеет Фарис, кажется. Это тот, дом которого мы старались раздолбать? Какие такие крысы?

Аш обхватила чашу другой рукой, заглядывая в ее темное нутро. В палатке было чуть теплее, чем в лесу, и она жаждала вернуться к обжигающему пламени костра.

— Господин амир Леофрик разводит не только рабов, вроде меня. Он еще занимается селекцией крыс. У них окраска — не как у обычных крыс. Я видела некоторых в каналах — и поняла, что при землетрясении дом Леофрика треснул под землей. Но треснуть мог любой сектор, не тот, в котором находится каменный голем, да и трещина могла быть не такой широкой, чтобы через нее смогли выбраться люди… — она не договорила.

— Если бы, мы бы, смогли бы, — выражение лица Флоры изменилось. — Ты мне сказала о Годфри тогда, среди этого пожара и драки, только то, что он мертв. И с тех пор я не слышала от тебя ни слова о нем.

Аш заметила, что темное дно пустой чаши как-то расплывается. Только через несколько секунд она сообразила, что это у нее на глазах выступили слезы.

— Годфри погиб во время землетрясения, когда рухнул дворец в Цитадели, — и скрипучим голосом сардонически добавила: — На него камень упал. Видно, и у священника кончается везуха. Флориан, мы же наемники, мы умираем.

— Я пять лет знала Годфри, — задумчиво проговорила собеседница, голос ее доносился из предрассветной тьмы, чуть освещенной свечой; Аш не поднимала глаз, чтобы не видеть ее лица. — Он изменился, когда узнал, что я не мужик, — Флориан прокашлялась. — Жаль; теперь я не могу вспомнить его отчетливо. Но я знала его всего несколько лет, Аш. А ты знала его лет двенадцать, он был твоей единственной семьей.

Аш прислонилась к спинке скамьи и встретилась глазами с Флориан.

— Ладно. Ты ведь хотела лично услышать от меня подтверждение твоих мыслей, что я не скорблю по Годфри. Хорошо. Я попечалюсь о нем, когда будет время.

— У тебя нашлось время, чтобы отправиться в разведку, хотя могла просто выслушать отчет, как положено! Это перебор, Аш!

От гнева, а возможно, от страха перед ближайшим будущим у Аш забурлило в животе, и она озверела.

— Если хочешь сделать что-то полезное, лучше прояви скорбь по бесполезному говнюку, своему брату, — потому что больше никто этого не сделает!

Губы Флоры неожиданно искривились насмешкой.

— Фернандо, может, и жив. Ты, может, еще не вдова. Может, у тебя еще есть муж. При всех его дефектах.

Лицо Флоры не выражало никакой боли. «Я не могу понять ее», — подумала Аш. Какая разница между нами — пять лет, десять? Могло быть и пятьдесят!

Аш опустила ноги на пол и встала, опираясь о стол. Земляной пол под ее подошвами был скользким от грязи. В палатке пахло увядшей травой.

— Фернандо пытался защитить меня перед королем-калифом… Много это ему дало. Я не видела его после того, как рухнула крыша. Прости, Флориан. Я не думала, что это для тебя серьезно. У меня просто времени не было.

Она направилась к подогу палатки. Ночной воздух вздымал брезентовые стены палатки, промокшие от росы, колебал пламя свечи. Флориан протянула руку и схватила ее за рукав. Аш смотрела на длинные грязные пальцы, вцепившиеся в бархат ее короткого плаща.

— Я следила, как ты зациклилась на одной задаче, — Флориан не ослабляла хватки. — Да, благодаря этому ты дотащила нас сюда через весь христианский мир. Но теперь это не даст тебе остаться в живых. Я тебя знаю пять лет, и я наблюдала, как ты смотришь на все перед сражением. Ты… — Флориан разжала пальцы и смотрела на Аш из темноты, только ее волосы блестели в свете свечи; искала слова. — На целых два месяца ты… ушла в себя. Тебя Карфаген испугал. Дикие Машины довели тебя до потери способности мыслить! Тебе надо начать все снова. Иначе ты начнешь упускать возможности, делать ошибки. У тебя люди будут гибнуть! И сама ты погибнешь!

Через секунду Аш накрыла ее руку своей и на миг сжала холодные пальцы. Уселась на скамью рядом с хирургом, лицом к ней. И сразу потерла пальцами лоб, растирая кожу, как бы снимая напряжение.

— Да… — какая-то мысль сформировалась, всплыла на поверхность. — Да, как было в Оксоне, в ночь перед сражением. Когда знаешь, что решения надо принимать, больше нельзя уклоняться. Мне надо собраться, — всплыло воспоминание. — Я тогда тоже была в этой палатке, да? Говорила с тобой. Я… всегда хотела извиниться и поблагодарить тебя за возвращение в отряд, — она подняла взгляд и увидела замкнутое бледное лицо Флориан, смотревшей на нее. И объяснила: — Тогда у меня был шок от того, что я оказалась беременной. Я не поняла твоих слов.

Флориан перестала хмурить свои густые золотые брови:

— Надо было позволить мне осмотреть тебя.

Аш проговорила:

— Ему было два месяца во время выкидыша. Все у меня восстановилось. Можешь спросить прачек, они мои тряпки стирают note 7.

— Но…

Аш прервала ее:

— Но раз уж я об этом вспомнила — я должна извиниться за свои слова. Я не думаю, что ты бы ревновала, если бы у меня был ребенок. И… ну, я знаю теперь, что ты не… ну, в общем, не пыталась… ко мне пристать. Прости, что я так подумала.

— Но ты правильно подумала, — сказала Флора. Аш сама так удивилась своему облегчению, наконец извинившись, что почти не расслышала ответа Флориан. Она по-прежнему стояла рядом с ней в полутьме на холодном деревянном полу и во все глаза глядела на собеседницу.

— Я именно что пыталась, — повторила Флориан, — но какой смысл? Тебя бабы не интересуют. И никогда не интересовали. Я замечаю, Аш, в отряде есть такие горячие бабы, и ты на них даже не смотришь. Максимум, на что ты способна, — это обнять их рукой, когда показываешь, как нанести удар мечом, и это ведь пустяки, так ведь?

У Аш стало горячо в груди, от ярости Флоры она затаила дыхание. Хирург продолжала:

— Можешь говорить что угодно о том, что ты «одна из ребят», — я видела, как ты кокетничаешь с доброй половиной своих мужиков-командиров. Если хочешь, назови это харизмой. Может, никто из вас не понимает, в чем тут дело. Но ты реагируешь на мужиков! Особенно на моего кобеля-братца! Но никак не на баб. И какой смысл был бы приставать к тебе?

Аш смотрела на нее, открыв рот, ни слова не приходило ей в голову. От ночного холода у нее потекло из носа и из глаз; она машинально провела по лицу промокшим бархатным рукавом, не спуская глаз с собеседницы. Она искала слов, но нечего было сказать в ответ.

— Да не волнуйся ты так, — голос Флориан стал надтреснутым. — И тогда не собиралась, и сейчас тоже. Не потому что не хочу тебя. Потому что в тебе нет этого — захотеть меня.

Ее тон стал совсем резким. Аш чувствовала одновременно и отвращение, и ошеломляющее желание утешить женщину.

«Ведь это Флориан. Боже мой, она из тех немногих, кого я могу назвать другом», — Аш начала было протягивать руку, но опустила ее.

— В честь чего ты заговорила об этом?

— Нас обеих могут убить до конца завтрашнего дня. Аш подняла свои серебряные брови:

— Не в первый раз. Причем часто бывало.

— Может, я просто хотела разбудить тебя, — блондинка облокотилась на спинку скамьи, и как бы только случайно отодвинулась подальше от Аш. В тусклом свете трудно было понять выражение ее лица: задумчивое ли, или слегка улыбающееся, или нахмуренное.

— Расстроила я тебя? — спросила Флориан, помолчав минуту.

— Да не знаю, что думать. Я знала про тебя и Маргарет Шмидт — но мне и в голову не приходило, что ты на меня так смотришь — мне… лестно, наверное.

С дальнего угла скамьи донесся ехидный смех.

— Лучше, чем я могла надеяться. По крайней мере, не рассматриваешь меня как административную проблему!

Это было настолько в стиле Флориан — точное знание первой реакции Аш, что Аш не могла не улыбнуться.

— Ну… Ладно, мне лестно, что я, оказывается, женщина, которая может тебе нравиться! Наверное, так же, как с мужчиной. Мне приходится иногда решать эту проблему в отряде. Я им объясняю, что они найдут себе хорошую женщину — только это буду не я.

Деланно легким тоном Флориан отозвалась:

— Да переживу.

— Ну и ладно, — непривычное ощущение — что надо что-то сделать или сказать, заставило Аш быстро вскочить на ноги, на скользкий мокрый земляной пол. Она смотрела на сидящую: — А мне что… полагается делать в таком случае?

— Да ничего, — на лице Флориан промелькнула тонкая улыбка. — Делай что хочешь. Аш, очнись! Это не такая проблема, как вытаскивание половины отряда из осады. Мы опять в герцогстве; помнишь, как ты целую ночь на берегу под Карфагеном рассказывала нам, что эти… — она помялась, — …эти «железные машины» note 8 за две сотни лет хитростью вынудили Дом Леофрика вырастить раба, который для них победит Бургундию… и с тех пор ты молчишь. Теперь мы опять тут, Аш. Мы в Бургундии. Это не такая война, какую развязывают люди. А ты как намерена действовать? Как будто это еще одна очередная кампания? Как будто ты и твоя сестра — вы просто военные лидеры?

Аш не знала, что на ее лице появилось какое-то отрешенное выражение, как будто она все еще прислушивалась к звучащему у нее в голове эху голосов машин. И вдруг вскинула глаза на собеседницу.

— Да нет, ты права, Флориан. Но я вовсе не намерена притворяться.

— А как?

— Это не просто «очередная кампания». Но — пойми меня правильно — Бургундия — не мое дело. Да и не твое.

— Но Карфаген — твое?

Аш отвернулась от бескомпромиссного взгляда собеседницы, заслышав возле палатки знакомые голоса командиров своих солдат.

— Пора собирать офицеров. Надо узнать, в каком мы положении. Пойдем со мной. Нет сейчас раненых, за которыми надо присматривать?

— Последнего из лежачих больных мы потеряли как раз на севере от Лиона, — скрипуче сказала женщина-хирург.

Аш повернулась к входу, отбрасывая перед собой свою черную тень, вслепую нащупала и откинула полог палатки. Жесткий холодный брезент царапал ее голые руки. Она с трудом натянула промокшие мерзлые перчатки. И сделала шаг в освещенную костром темноту, ощущая присутствие Флориан за спиной.

— Я не просто теряла время, — добавила Аш. — Я потратила часть времени, которое нам потребовалось, чтобы добраться сюда, обдумывая, какого хрена мы сможем сделать, если, мы когда-то доберемся…

Она услышала знакомый смешок Флориан. И остановилась, вглядываясь во тьму. В одном месте, между шалашей из веток, вверх поднимался заметный дым.

— Погасить этот хренов костер!

К ним подходил Герен аб Морган, на поясе у него висело почти все его имущество, на плече он нес большой меч; услышав приказ Аш, он обернулся и крикнул что-то сержанту, тот не спеша направился назад.

— Есть, командир. Эй, командир, военный совет собрался. Все остальные в твоей палатке.

Палаток было всего две, они стояли здесь, на труднопроходимой открытой местности возле опушки: палатка хирурга с аптекой и шатер командира. Остальные убежища были изготовлены из наломанных веток или грязного брезента, натянутого между деревьями. Аш вместе с Морганом шагала в освещаемой костром темноте, вслед за другими командирами наемников к своей палатке — шаткой конструкции, привязанной частично к колышкам, вбитым между корнями берез, частично к ветвям, накренившейся, так как от ночной влаги расслабились ванты.

— Сколько у нас теперь народу, Герен?

Крупный мужик почесал под шлемом затылок, обросший рыжими жесткими волосами:

— Да вроде до ста девяноста трех человек. Это кто может воевать. Еще три-четыре сотни в обозе, но еще и гражданские тащатся за нами.

— До завтрака разберись, — Аш мягко смотрела на Герена аб Моргана.

— Кое-кто из ребят баб подцепили по дороге. Если этих баб выгнать, они с голоду помрут. И ребятам не понравится, командир.

— Вот же дерьмо! — Аш ударила себя кулаком по ладони другой руки. — Ну, черт с ними. Избавиться от них — дороже обойдется.

Флора дель Гиз, спотыкаясь, спешила за ними по разбитой земле. С хитрой улыбкой, едва видной в свете костра, она пробормотала:

— Прагматик…

Ночной лагерь втоптал в грязь осенний подлесок или срезал его для постелей. Теперь под ногами не бегали козы или цыплята. Около пяти сотен человек и их вьючные животные скучились в вытянутом лагере, разбитом на полоске земли вдоль опушки дикого леса. Лучники и легко вооруженная пехота расселись под елями, во влажной траве, поедая свой скудный рацион.

Послышался истошный вопль со стороны вьючных мулов, привязанных к деревьям подальше, ближе к краю поляны. Аш шла по лагерю, наблюдая в неверном свете костра: там оруженосцы и пажи переговаривались, обихаживая хозяев; сержанты и капралы до изнеможения гоняли на прогалине своих алебардщиков и аркебузиров; женщины и дети болтались под ногами по всей территории; и всюду попадались примкнувшие к лагерю беженцы, лица у всех измученные, в глазах застыл глубокий страх. Вот и суди о боевом духе.

— Значит, мы потеряли еще двух тяжеловооруженных всадников?

— Вчера ночью, перед тем как встать лагерем. Это все же меньше, чем было на юге.

«Мы добрались сюда ни на минуту раньше, чем намеревались».

Герен нахмурился:

— Командир, я реорганизовал некоторые недоукомплектованные группы копьеносцев в группы военной полиции, и они теперь больше боятся меня, чем дезертировать. Но я хочу, чтобы ты мне разрешила оставить всех пушкарей у Анжелотти; у нас и так все чертовы отрядные стрелки; у меня все время уходит на них.

Аш задумчиво кивнула:

— Из тебя получился намного лучший полицейский, чем когда-то был сержант лучников! Согласна: видно, тебе лучше тогда этим и заниматься.

Она направилась к командирской палатке, с ней Морган и хирург. Герен аб Морган проталкивался мимо Флоры дель Гиз ко входу, но вдруг комично замер и отпрыгнул назад, пропуская ее вперед.

— Кровь Божья! Что же ты сначала демонстрируешь мне своих мандавошек, а потом ждешь, что я восприму тебя как кавалера, — скрипуче проговорила Флора дель Гиз, влетая мимо него в кромешную тьму палатки.

Аш заметила выражение его лица и чуть не расхохоталась вслух, несмотря на то, что сама смутилась.

— Всем вольно, — улыбнулась она; входя в темное, уже не пустое пространство брезентовой палатки. — Рикард, откинь полог палатки; впусти хоть немного свет костра.

— Командир, может, лампы зажечь?

— Зачем? Масло для ламп кончилось. Может, отец Фавершэм поможет тебе, чудо сотворит. Так, Генри?

— Да, командир. И еще много чего кончилось. Мы не можем вечно рассчитывать на то, что подберем в брошенных городах.

— Если они были брошены до того, как ты «подобрал»… — Флора наощупь нашла один из стульев Аш с высокой спинкой и уселась, ехидно глядя на Томаса Рочестера, на Эвена Хью, когда уэльский командир копьеносцев поспешно влетел, опаздывая.

— Большинство их было брошено. В основном, — на грязном лице Эвена Хью с грубыми чертами появилось оскорбленное выражение. — Кто там разберет в Вечном Сумраке? Военные потери, правда, командир?

Аш пропустила мимо ушей эту шутку. В тусклом освещении она обвела глазами собравшихся. Ростовная, женщина из России, вошла вслед за Эвеном. Герен аб Морган что-то ворчал на ухо Питеру Тиррелу, Тнррел, слушая уэльсца, поглаживал кожаной перчаткой с зашитыми пальцами оставшуюся половинку кисти — пальцы большой и указательный. Уот Родвей, прислонившись к шесту в центре палатки, затачивал свой поварской нож на точильном камне, Генри Брант теперь разговаривал с ним напряженным полушепотом.

— Генри, — обратилась к нему Аш, — как у нас с провиантом?

Генри повернул к ней свое широкое красное лицо:

— Ты, командир, слишком деликатно выразилась. В последнюю неделю получали по полпайка; и я приставил к мулам вооруженную охрану. Горячей еды хватит еще на завтра, остается черный хлеб; может, дня на два. Потом — ничего.

— Это точно?

— Ты поставила мне на прокорм пятьсот человек; да, я говорю точно, ничего сделать нельзя! Мне хлеб печь не из чего!

Аш подняла руку, стараясь его успокоить, стараясь не показать, как у нее самой все внутри переворачивается.

— Это не проблема, Генри. Не волнуйся. Что у тебя, Герен?

Низкий голос Герена аб Моргана заполнил затхлый воздух палатки в мерцающем золотом отсвете костра.

— Мы не считаем нападение на город ценной идеей.

Этот неожиданный вызов ее поразил.

— «Мы» — это кто?

— Да хрен с ним, командир, — Людмила Ростовная не отвечала прямо на вопрос. — Давай скажи нам все — как вытащить остатки отряда из Дижона и двинуться в Англию. Что нам делать, командир? Наплевать на крысоголовых?

— Да, как же, только плюнь, и стены упадут, — прорычал Герен.

Аш, встретившись глазами с Томасом Рочестером, чуть качнула головой и проговорила любезным тоном:

— Знаешь что, Герен? Мне плевать, что ты не считаешь атаку ценной идеей. А я считаю, что мои офицеры должны всегда быть в курсе положения дел.

— Демоны, — крупный рыжеволосый Герен пристально смотрел на нее в полумраке палатки. — Королю-калифу демоны говорят, что делать! Демоны, Дикие Машины, называй их как хочешь. Для нас сейчас гораздо важнее легионы визиготов вокруг Дижона!

Герен почесал в паху, все еще глядя на Аш с открытым ртом; потом бросил взгляд на Людмилу Ростовную.

— У тебя рука в порядке? — спросила Аш у русской; та неуверенно кивнула, и Аш продолжала: — Хорошо. Доложи Анжелотти. У него будет для тебя задание, и для твоих снайперов-арбалетчиков. Я напишу дюжину посланий для наших, кто застрял в Дижоне, и хочу, чтобы ими выстрелили через стены, — а ты дождись ответа от капитана Ансельма. Уяснила?

Получив конкретное задание, арбалетчица воодушевилась.

— Прямо сейчас, командир?

— Иди. Анжелотти сейчас у аркебузиров.

Женщина направилась к выходу из палатки, все зашевелились, пропуская ее, и Герен аб Морган раздраженно пожаловался:

— Не согласен я с твоими действиями! Нападение на Дижон — это безумие! За тобой не пойдут.

В палатке наступила тишина. Аш кивнула себе и оглядела в полумраке командиров копьеносцев, оруженосца и хирурга. И наконец ее взгляд остановился на бледно-голубых налитых кровью глазах Герена.

— Тебе придется довериться мне. Я знаю, что мы голодаем, мы измучены, но мы добрались. Теперь или ты доверяешь мне забрать их оттуда, или нет. Решай, Герен.

Огромный уэльсец отвел глаза в сторону, как бы ища поддержки Эвена Хью. Жилистый, грязный командир копьеносцев покачал головой, сжав губы. Томас Рочестер пробормотал что-то неразборчивое. Со стороны Уота Родвэя доносился только скрежет ножа о точильный камень.

— Ну? — Аш в колеблющемся свете поочередно оглядела каждого из сидевших в палатке; в холодном воздухе курилось их дыхание; рослые фигуры были увешаны ремнями, кинжалами, мечами, колчанами. Она заметила, что Флора поднялась и пошла к вестовому и повару.

Проходя мимо Аш, Флора проговорила:

— Я с тобой.

Генри Брант кивнул, подтверждая свое согласие; Уот Родвей поднял от ножа свои свинячьи глазки и кивнул один раз в знак поддержки.

— Мастер Морган?

— Не нравится мне это, — вдруг заявил Герен аб Морган. Он не опускал глаз. — Разве не достаточно, что враг действует под руководством демона? Теперь и мы туда же.

— Мы? — осторожно спросила Аш.

— Да я сам видел на галерах. Ты прямо рвалась в пустыню. Может, к ним, к этим старым пирамидам. Может, выслушать их приказы. Мы что тут делаем, командир? Мы почему тут?

— Потому что остальная часть отряда в Дижоне, — Аш отодвинулась в сторону, сама она сидела на краешке стола, установленного на козлах, заваленного картами, по которым она раньше пыталась разработать маршрут отряда.

Она опять обвела глазами своих офицеров, сидевших на стульях со спинками, Флору, прислонившуюся к опорному шесту палатки рядом с Уотом Родвэем, на Бранта, переминающегося с ноги на ногу на полу, усыпанном папоротником-орляком. На заднем плане маячил Ричард Фавершэм. В свете, проходящем через откинутый полог палатки, видны были только их профили.

Она кивнула Рикарду, жестом велев ему пошире открыть полог, и услышала, как он обменялся замечаниями со стражей у входа.

— Ладно, — сказала она. — Значит, дела обстоят так. Вначале я поговорю с вами, потом — с остальными командирами, а потом со всеми вместе. Сначала я скажу вам, что мы тут делаем. Потом я собираюсь рассказать, что будем делать дальше. Это всем ясно?

Все закивали.

— Мы знаем, — начала Аш, в тишине ее слова прозвучали спокойно, смотрела она не отрываясь на Герена аб Моргана, — что тут есть враг позади нашего врага. Христианский мир воюет с визиготами, Бургундия воюет с визиготами, но дело не только в этом, так?

Вопрос был риторическим, и она сразу растерялась, услышав бормотание Герена:

— Ну, а я что говорил? Под управлением демона. Это она. Та Фарис, их генерал.

— Да, ею управляет демон, — Аш оперлась ладонями о стол. — Она слышит демонов. И я их слышу.

При этих словах уэльский стрелок вздрогнул, но Эвен Хью и Томас Рочестер только плечами пожали.

— Причем не один чертов демон, — Рочестер старался говорить небрежным тоном. — Да их полно в этой проклятой пустыне, верно, командир?

— Верно, Том, я сама их до чертиков боюсь.

И тут все смолкли, вспомнив, как в южной пустыне вдруг небо засияло всеми оттенками серебряного, алого, ледяного синего цвета. Снова мысленно увидели выстроившиеся рядами пирамиды, застывшие на фоне серебряного пламени.

— Я считала, что слышу Льва, но это был их каменный голем, — продолжала Аш. — И все вы знаете, что в Карфагене я слышала Дикие Машины. Это те голоса, которые стоят за каменным големом. Я даже не знаю, насколько Фарис осведомлена о них, Герен. Я не уверена, знает ли о них вообще кто-нибудь — Дом Леофрика, или калиф, или Фарис — о голосах Диких Машин, — в сумраке палатки она не сводила глаз с Герена. — Но мы знаем. Мы знаем, что Леофрик — марионетка, что его дочь-рабыню вырастили Дикие Машины. Мы знаем, что это не простая война. И ни одного дня она не была обычной войной.

— Не нравится мне это, командир, — сказал Герен.

Она отметила, как поникли его плечи, как он обернулся назад, ища поддержки; и улыбнулась ему как могла дружелюбно. Вышла из-за стола и подошла, встала перед ним.

— Дьявольщина, а мне, что ли, нравится! Но я не пойду к Диким Машинам. С тех пор как мы отплыли из Северной Африки, я не чувствую их притяжения. Поверь мне, — Аш схватила его за плечи.

Она стояла перед ним — в проникающем с улицы красно-золотом свете, сильная, перепачканная грязью женщина, с белыми шрамами на лице и руках, с ямочками на коже от застарелых ран; в ржавых кольчужных перчатках и, как будто это само собой разумеется, подпоясанная мечом. И усмехалась ему с видом абсолютной уверенности в себе.

Герен распрямил плечи и повторил:

— Нет, командир, мне это не нравится, — опустив глаза, он смотрел на ее руки. — И ребятам не нравится. Мы больше не знаем, для чего эта война.

Из тени послышался саркастический голос Флоры:

— Добыча, оплата, насилия, пьянство и блуд, да, мастер Морган?

— Мы пока еще здесь, чтобы побить любой другой отряд на поле боя, — судя по тону Эвена Хью, это было очевидно.

— Мастер Ансельм и те, кто с ним! — проворчал Рикард.

Судя по голосам, все были на грани срыва. Аш отпустила руки Герена Моргана, дружески хлопнув его по плечу. Оглядела остальных, внутренне привычно собралась, и тогда уже снова заговорила:

— Да нет, Герен прав. Мы и на самом деле не знаем, за что воюем, — она сделала крошечную паузу. — И визиготы тоже не знают, ради чего воюют. В этом-то и ключ. Они считают, что совершают крестовый поход против христианского мира. Но дело-то вовсе не в религии.

Она медленно содрала с себя перчатки и стала потирать замерзшие руки.

— Я знаю, что Дикие Машины подбрасывали Леофрику разные идеи, а через него и королю-калифу. Они говорили при посредстве каменного голема. И армии визиготов оказались здесь, потому что их послали сюда Дикие Машины. Не в Константинополь, или куда-нибудь на восток — нет, именно сюда, чтобы они могли захватить Бургундию и разрушить ее.

Ричард Фавершэм из дальнего угла палатки спросил по-английски:

— Почему именно Бургундию?

— Ну да, почему именно Бургундию? — Аш повторила его вопрос на лагерном наречии. — Не знаю, Ричард. По сути дела, я не знаю, почему они вообще послали сюда армию.

Герен аб Морган захлебнулся от смеха. Машинально, забыв, что он уже не рядовой, он выпалил:

— Командир! Ты спятила! А как же иначе они бы сражались с герцогом Карлом?

Аш смотрела мимо него.

— Ричард, нам нужен свет тут, в палатке.

От такой неожиданной смены темы разговора все смолкли. В этот момент она заметила, как английский священник неуклюже поднялся со своего стула и опустился на колени, как Томас Рочестер отодвинулся, давая ему место; как Флора обернулась и с изумлением глядела на Аш; Уот Родвей затолкал свой точильный камень назад в свою сумку, а нож — в ножны.

— In nomine Christi Viridiani… note 9

Они замолчали при звуках поразительно высокого тенора Ричарда Фавершэма.

— Christi Luciferi note 10, Iesu Christi Viridiani…

Молитва продолжалась; присоединились другие голоса. Аш наблюдала за командирами: как они опустили головы и сжали руки, даже Рикард, стоявший у полога палатки, повернулся к ним и опустился коленями в холодную грязь.

— Господь даст вам это, — объявил Фавершэм, — по вашей просьбе.

В воздухе засветился слабый желтый свет, подобный свету свечи.

Внутри у Аш все задрожало, начиная с живота. Она невольно закрыла глаза. Слабое тепло коснулось ее покрытых шрамами щек. Она снова открыла глаза, теперь в спокойном, не мигающем свете их лица были видны отчетливо: Эвен Хью, Томас Рочестер, Уот Родвей, Генри Брант, Флора дель Гиз и проскользнувший в палатку Антонио Анжелотти; его мокрые, перемазанные грязью волосы и лицо приобрели неземную красоту при скупом освещении.

— Благословенны будьте, — пушкарь приложил руку к камзолу над сердцем. — Что тут происходит?

— Свет во тьме. Господь простил меня, — Аш опустила руку на плечо Ричарда Фавершэма. Подняла голову и оглядела все вокруг: брезентовые стены палатки цвета пергамента, мечи и несколько пучков трав, свисающих с потолка палатки. Тени прыгали, съеживались. — Мне, собственно, нужен был не сам свет, а просто надо было показать, что это может быть сделано. Ричард, простите, что заставила вас.

Она стояла, освещенная медовым светом. В глазах ее вспыхивали белые искры, по краям поля зрения. Ричард Фавершэм поцеловал крест, который держал в руках, и тяжело выпрямился, рейтузы его почернели от земли. Он пробормотал:

— Капитан Аш, к Господу вечно обращаешься, и не по таким пустякам; но для Него все — не больше света свечи. И, во всяком случае, я нахожусь в отряде именно для совершения таких мелких чудес.

Аш быстро опустилась на колени:

— Благословите меня.

«Грехи тебе отпускаю», — процитировал священник.

Аш поднялась с колен.

— Герен, ты мне задал вопрос. Ты спросил: как иначе визиготы сражались бы с герцогом Карлом? Вот именно так.

Капитан военных жандармов встряхнул своей коротко стриженой головой:

— Не понял, командир.

Светящийся воздух заколебался, раздробился.

— При помощи чудес, — Аш смотрела сразу на всех, — Не таких, как это. Не Божьих. А чудес, сотворенных дьяволом. Я это узнала от Диких Машин — они вырастили Фарис как потомка Гундобада. Они селекцнонировали ее как носителя крови Творца Чудес, чтобы она стала еще одной святой, еще одним пророком, еще одним Гундобадом. Но не для Христа. Они ее вывели, чтобы она могла быть исполнителем их воли на земле и совершать чудеса. По их принуждению, а заставить они могут.

В чудесном свете Ричард Фавершэм облизнул свои сухие губы.

— Господь этого бы не допустил.

— Господь, может, и не допустил. Но мы не знаем, — Аш помолчала. — Мы знаем одно: что Фарис не есть создание ни короля-калифа, ни амира Леофрика. Фарис — собственность Диких Машин. Они вывели ее, чтобы совершить дьявольское чудо и стереть Бургундию с лица земли. Итак — почему она прибыла сюда с армией?

Все мгновенно смолкли.

Ричард Фавершэм предположил:

— Ее способность совершать чудеса, возможно, невелика: по чуду в день. Как любой священник или дьякон. Если это так, то, конечно, ей нужна армия.

— Или… она еще не обрела этой своей способности? — нахмурилась Флора.

— Или ее создание оказалось неудачным, — Антонио Анжелотти, не глядя на Аш, стоял и ласково улыбался в светящемся воздухе. — Возможно, Господь милостив, и она не в состоянии совершать злые чудеса? Ты-то не можешь.

Аш с сожалением ответила на взгляд английского священника:

— Нет. Я не могу совершать даже мелких чудес. Рикард тебе расскажет, сколько ночей я на этом нашем переходе я молилась вместе с ним! Я бы никогда не могла стать священником. Я только одно могу — слушать голема. И Дикие Машины. Она бы могла достичь большего, чем я. И все же вот она здесь, пробивая себе путь в…

Антонио Анжелотти покачал головой.

— Не знай я тебя так давно, мадонна, и не видь я того, что мы все видели в пустыне, я бы решил, что ты спятила, или надралась, или одержима! — его светлые глаза блеснули, встретившись с ее взглядом. — Но дела так обстоят, что я тебе должен верить. Ты совершенно отчетливоих слышала. Но если Фарис ничего не знает об их существовании, и если Дикие Машины говорят с ней голосом каменного голема, она, может, до сих пор не знает того, что знаем мы.

Ричард Фавершэм поинтересовался:

— А когда узнает, она устроит тут опустошение ради них?

Анжелотти пожал плечами:

— Армии визиготов уже устроили опустошение. Там, где был Милан, — ничего, ни стены, ни крыши. Венецию сожгли. В швейцарских кантонах целое поколение молодых людей мертво… Мадонна, я тебе доверяю, но скажи нам наконец — почему Бургундия?

Послышался ропот согласия; все лица повернулись к ней.

— О, я бы вам сказала — если бы знала. Я задавала вопросы Диким Машинам, и у меня почти душа рассталась с телом. Не знаю, и не могу додуматься, почему, — Аш снова вытерла нос рукавом, ощущая запах плесени и в своей палатке. — Флориан, ты родилась в Бургундии. Почему именно эти земли? Почему не Франция, не немецкие княжества? Почему этот герцог и почему Бургундия?

Женщина-хирург покачала головой:

— Мы уже больше двух месяцев в пути. Не было ночи, чтобы я не задавала себе этот вопрос. Не знаю. Не понимаю, почему Дикие Машины вообще интересуются людьми, тем более бургундцами, — и сардонически добавила: — И не пробуй их спрашивать! Не сейчас.

— Не буду, — сказала Аш с незащищенным выражением лица. Чудесный свет немного померцал, в палатке сгущалась тьма. Аш взглянула на Ричарда Фавершэма. По его лицу прокатилась судорога боли или молитвенного напряжения.

«Даже наши чудеса становятся слабее».

Она снова повернулась к Герену, Эвену, Томасу Рочестеру, Анжелотти. В палатке пахло мокрой шерстью и мужским потом.

— Мы все знаем наверняка, — сказала она, — что другая война скрывается за этой, внешней. Мне жаль, что я втянула вас в нее, ребята, — но вспомните, что мы в любом случае оказались бы участниками этой войны. Служба наша такая, — она помолчала. — И если их Фарис еще не вершила никакого дьявольского чуда, значит, мы можем надеяться, что она и впредь не совершит никакого. Значит, в дело вступают клинки и пушки. А это как раз и есть наше дело.

На их лицах отчетливо проступала неуверенность, но не более, чем при любой кампании. И даже у Герена Моргана, как она заметила.

— Командир? — начал капитан полиции, заметив на себе ее взгляд.

— Ну что, Герен?

— Ну, допустим, она победит Бургундию, допустим, убьет для них этого старого герцога, неважно, на войне или чудом, — потом что будет, командир?

Аш усмехнулась:

— Догадайся! Тут любой может догадываться в свое удовольствие!

— А тебе-то что, Морган? — возразил Эвен Хью. — К тому времени, как это случится, ты будешь опять в Бристоле, сорить деньгами направо-налево, и твоего триппера хватит, чтобы годами обогащать докторов!

Уот Родвей, до сих пор молчавший, с уважением и завистью смотрел на угасающий чудесный свет в палатке.

— Командир, можно идти? Мне надо организовать еду, чтобы нам разговеться. Смотри, она или может наслать на нас какую-то дьявольскую кару, или не может. В любом случае я должен состряпать последнюю похлебку перед нападением на Дижон. Надо тебе или нет?

— Надо тебе или нет, командир, — поправила его Аш.

— О, меня это не колышет. Я пошел. Еда через час. Скажи ребятам, — Родвей большими шагами вышел из палатки, бросив пару слов охране тем же резким и совершенно оскорбительным тоном.

Аш покачала головой:

— Знаете ли, если бы этот тип не умел стряпать, я бы его пригвоздила к позорному столбу.

— Да не умеет он стряпать, — огрызнулась Флора.

— Ты права, не умеет. Гм, — Аш, с застывшей улыбкой, почувствовала порыв холодного ветра, донесшего через от крытый полог палатки запах немытых тел, конских и человеческих экскрементов, влажной листвы, древесного дыма.

— Анжелотти, Томас, Эвен, Герен; все — выходите, — она первой вышла из палатки, придерживаясь за клапан. — Флориан…

Герен аб Морган преградил ей путь.

— Людям это не нравится, — упрямо повторил он. — Они не хотят нападать на город.

— Выйди-ка наружу, — повторила Аш, веселым тоном, но с оттенком приказа. — Я покажу тебе еще одну причину, по которой мы здесь.

Она мимо Герена выбралась на воздух. Над поляной эхом отдавались громкий клекот и карканье ворон. Она увидела, как черные птицы камнем падают на свалки возле кухонных фургонов, важно расхаживают там, а не получив корма, хрипло жалуются, и поняла, что отчетливо различает их среди берез на расстоянии в двадцать ярдов.

Аш подняла лицо к небу.

— Посмотри-ка! — указала она.

В глубине между деревьями, очевидно, первые полчаса этого никто не замечал. А теперь — мужчины и женщины поднимались с колен из грязи, в которой они слушали службу Дигори Пастона в честь весны — теперь все безлистные сучки и голые ветви на восточной стороне поляны явственно выделялись на фоне неба.

Аш только взглянула на луну, белую, как кость, заходящую на западе. У нее стеснило грудь, она почувствовала, что задержала дыхание; услышала бормотание людей, столпившихся на пустом пространстве между канавами, проложенными по периметру лагеря.

Небо на востоке медленно-медленно превращалось из серого в белое и приобретало едва заметный голубоватый оттенок яичной скорлупы.

Все произошло за миг — или за целую вечность. Аш одновременно пережила ощущение терпеливого ожидания в течение вечности, и ощущение того, что все это произошло в один момент: вот поляна в лесу была темной, а в следующую минуту — полоса яркого желтого света пролегла поперек стволов деревьев на западе и золотое зарево поднялось над туманом на востоке.

— О Иисус! — Эвен Хью плюхнулся коленями в грязь.

— Господа возблагодарим! — воскликнул густой голос Ричарда Фавершэма.

Аш, на этот раз не слыша криков, не видя бегущих людей — Герен аб Морган и Томас Рочестер вовсю хлопали друг друга по плечам, слезы струились по их щекам от радости непрекращающегося чуда, — Аш стояла и наблюдала, как всего на четвертое утро после двадцать первого августа она видит восход солнца на восточном небе.

Окончились три месяца тьмы.

Ее кто-то задел плечом. Она, потрясенная, подняла глаза — и увидела рядом Флору.

— Ты все еще не думаешь, что это — наше дело, — тихо произнесла Флориан. — Просто что-то, чего нам надо избежать.

Аш чуть не протянула руку и стукнула ее по плечу, так она бы и поступила час назад. Но теперь удержалась от физического контакта.

— Наше дело? — она видела, что вокруг нее все опустились на колени. — Я скажу тебе, в чем сейчас «наше дело»! Мы не можем оставаться на этом месте — максимум через двадцать четыре часа визиготские разведчики схватят нас за жопу. Мы и поесть тут не успеваем — им-то еду приносят прямо к передовой. Нас мало, сколько там — тридцать на одного? — она поймала себя на том, что ухмыляется Флориан, но в этой ухмылке не было юмора — просто состояние слепого восторга. — И потом еще и это. Все же произошло! Я имею в виду — свет!

— Они теперь не отступят, — заметила хирург. — Ты это соображаешь?

Аш сжала кулак:

— Ты права. Я теперь не смогу увести их назад, под Покаяние. Я это соображаю. Мы назад не пойдем. И тут оставаться не можем. Нам надо двигаться вперед.

Флора дель Гиз, впервые за все время знакомства с ней и совершенно неосознанно, вытянула грязные пальцы и перекрестилась.

— Ты мне говорила там, на берегу. «Покаяние» не имеет ничего общего с визиготамн. Ты мне говорила, что Дикие Машины в это лето погасили солнце над христианским миром. Что они создали двести лет Вечного Сумрака над Карфагеном, высосав энергию светила.

В лицо Аш дул холодный ветер. От яркого света у нее заслезились глаза, внезапная холодная слезинка покатилась по изуродованной шрамами щеке.

— И опять же, Бургундия, — продолжала Флора, — этим летом Дикие Машины создали тьму, которая покрыла Италию, кантоны, германские земли; теперь Францию… а когда мы пересекли границу, прибыли сюда, мы вышли из-под Сумрака. Вышли из Вечного Сумрака опять. В это.

Аш смотрела вниз. В луче, пересекшем ее тело, высветились руки с въевшейся в кожу грязью, проявился каждый завиток папиллярного рисунка кожи на кончиках пальцев. Хватило этого минимума тепла, чтобы от влажных бархатных рукавов стал подниматься пар.

Голос Флоры говорил:

— До этого года Сумрак был только над Карфагеном. Он стал распространяться. Но не сюда. Ты думала об этом? Может быть, поэтому Фарис и оказалась тут со своей армией. Мы, может быть, оказались вне предела действия Диких Машин.

— Даже если и так, это может быть ненадолго.

Аш подняла глаза к небу. Машинально, потому что рядом была Флориан, она вслух высказала свою мысль:

— Помнишь эти слова: «Бургундия должна быть разрушена»? Это их главная цель. Флориан, у меня не было выбора, вести ли отряд сюда, — но теперь мы оказались как раз в эпицентре.

Ощущая всем лицом слабое тепло восходящего солнца, Аш потерла грязной ладонью покрытые шрамами щеки.

Флора рядом с ней отвела глаза от восточного неба и задрожала от утреннего холода.

— Эй, подруга, в такой ситуации я не хотела бы оказаться на твоей должности, — Флориан энергично подула на пальцы, обводя глазами лагерь. — Назад идти мы не можем. А вперед — можем? Ты что им намерена сказать?

— Что? — впервые за последние недели Аш улыбнулась по-настоящему расслабленно. — Ну, это-то не трудно. Ладно, идем…

Аш двинулась в центр поляны, хлопая руками.

Пять сотен человек довольно быстро прекратили разговоры, собрались вокруг, как только увидели, что это она: мужчины были в доспехах, в ржавой броне, в куртках на подкладке, кто-то стоял, кто-то присел на корточки. Несколько человек играли в кости. Многие пили эль. Аш обводила глазами стоящих вокруг, лица многих все еще с изумлением были обращены к небу.

— Ну, — сказала Аш, — посмотрите-ка на свои тощие жопы!

— Переживем, командир! — завопил один из братьев Тиддеров, Саймон или Томас, Аш сразу не распознала. Он пригнулся от посыпавшихся ударов кулаков, комьев грязи и оскорблений.

— Ползи! — отреагировала Аш. Раздался непринужденный смех, облетел всю толпу.

«Ну-ну. Герен был не прав. А я была права».

Она потерла руки, и широко улыбнулась обращенным к ней лицам:

— Ладно, ребята. Мы опять в прогаре — и не в первый раз. Да и не в последний. Это значит — еще один-два дня на одном хлебе, но ничего, мы люди грубые, выносливые, мы сдюжим.

Другой из братьев Тиддеров дурашливо захныкал фальцетом:

— Мамочка!

Аш воспользовалась раздавшимся тут же раскатом хохота как возможностью внимательнее рассмотреть их. Тиддеры и еще много молодежи в воинском снаряжении пихали друг друга локтями в бока; один зажал под мышкой голову приятеля-копьеносца. Двести солдат, в выцветшей форме и потрепанных штанах, закутанные во все свое имущество; заляпанные грязью, пальцы побелевшие от холода, из носа у всех каплет. Ей мгновенно по воздуху передался их настрой — на их лицах читалось, что они показались себе круче, бодрее, сильнее от того, что они такие — оборванные, грубые, выносливые и вообще солдаты среди моря беженцев.

«Это потому, что взошло солнце. Мы перешли границу. Впервые за много недель — солнце…»

И они без потерь ушли из Карфагена и проделали марш-бросок на расстояние сотен лье в темноте и при свете луны, и вот теперь они считают, что им сам черт не брат.

И это так.

«Прошу тебя, Господи, лишь бы это было не впустую».

Когда смех умолк, Аш подняла голову и оглядела грязную стоянку и заляпанных грязью людей перед ней.

— Мы — отряд Льва. Не забывайте этого. Мы охренеть до чего потрясающие. Мы прошли сотни лье, шли ночами в жутком холоде; шли неделями, но мы тут, мы вместе, мы — это отряд. Это потому, что у нас дисциплина, и мы — самые лучшие. Тут и споров нет. Что бы теперь ни случилось, мы — самые лучшие, и вы это знаете.

Раздались отдельные добродушные смешки; они-то знали, какова доля правды в ее словах. Кто-то кивал, кто-то молча смотрел на нее. Аш следила за собравшимися, стараясь углядеть испуг, заносчивость, едва заметную утрату связей между людьми.

Она указала через плечо, в сторону речной долины и Дижона.

— Вы небось ждете от меня рассказа, как мы раскидаем эти стены и выручим Ансельма и наших ребят. Ну, парни, я сначала должна была глянуть на них. И могу вам сказать: эти стены не раскидаешь, они до хрена прочные.

Руку поднял один их алебардщиков Караччи.

— Фелипе, что?

— Тогда, командир, как мы вытащим наших Львов оттуда?

— Мы не станем, — и она повторила еще громче. — Не станем этого делать.

Все зашумели в замешательстве.

— Сейчас город осажден, — сказала Аш, говоря так громко, чтобы голос разносился далеко. — Большинство жителей стараются вырваться из осады.

— Кроме врагов, — подсказал ей сзади Томас Рочестер.

Антонио Анжелотти хихикнул. Его смешок подхватили близко стоящие, слышавшие обмен репликами.

Аш, которая прекрасно знала, почему среди визиготского окружения, в темноте двадцать четыре часа в день и говорящих каменных пирамид, оба ее офицера позволяли себе эту разрядку, и удовольствовалась сердитым взглядом.

— Ладно, — сказала она, пар ее дыхания курился в ледяном воздухе, — кроме врагов, пара чертовых жоп.

— За это вы и платите нам, мадонна…

— Он что, получает оплату? — жалобно спросил Эвен Хью, с сильным уэльским акцентом.

Аш подняла обе руки:

— Заткнитесь и слушайте, вы, сонные потоки дерьма!

Из задних рядов чей-то голос передразнил насмешливо:

— «Мы самые лучшие…»

Раздался такой взрыв хохота, что даже Аш заухмылялась. Она стояла, кивая и выжидая, пока наступит тишина; потом утерла свое красное взмокшее лицо рукавом, уперла руки в бока и бросила им:

— Ситуация такова. Мы находимся во враждебном окружении. Дальше по дороге стоят два карфагенских легиона — Четырнадцатый легион Утики и часть Шестого легиона Лептис Парвы: всего шесть-семь тысяч человек.

В толпе забормотали. Она продолжала:

— Остальные их силы — позади нас, на территории Франции, и выше к северу, во Фландрии. Ладно, сейчас здесь еще не зима, как было под Сумраком, — но в полях на корню гниет зерно и на лозах гниет виноград. Охоты тоже нет, всю дичь перестреляли. Рассчитывать на грабеж нечего, на мили вокруг все деревни и города ободраны как липка. Эта страна опустошена, — она замолчала, ожидая реакции, оглядела толпу; на нее мрачно смотрели суровые грязные лица.

— Нечего так на меня смотреть, — добавила Аш, — поскольку вы награбили свою долю по пути сюда…

— А ведь верно, ни хрена себе, — раздался голос кого-то из лучников.

— Вы, мерзавцы, утащили все, что не было припрятано. Ну, у меня для вас есть новость. Все наши припасы кончились. Я говорила с Генри Брантом, и все — кончилось.

Аш проговорила это медленно, с расстановкой, подождала, пока мысль уляжется у них в головах. Аркебузир, сидевший на корточках в нескольких шагах, задумчиво посмотрел на горбушку черного хлеба, которую держал в руке, и убрал ее в сумку.

— Чего делать-то будем, командир? — заорала лучница.

— Мы только что проделали чертовски трудный марш-бросок, — ответила Аш, — и еще не дошли до конца. Мы оказались в самом центре боевых действий. У нас почти иссякли припасы провианта. А теперь многие стараются вырваться из осады…

Она кинула быстрый насмешливый взгляд на Анжелотти, ухмыльнулась Флориан; и снова переключила все внимание на слушателей, выкрикивающих вопросы.

— Большинство. Но не мы. Мы как раз стараемся ворваться в осажденный город…

Первые ряды загорланили в изумлении.

— Ладно, объясняю по пунктам, — Аш сделала красноречивую паузу. — Мы не станем вытаскивать Роберта Ансельма и ребят из Дижона. Мы именно ворвемся в город.

Кто-то из братьев Тиддеров (Саймон или Томас) выпалил:

— Командир, да вы спятили! — и, покраснев как свекла, уставился на свои сапоги.

Она переждала, пока уляжется гудение в народе.

— Еще кто-нибудь хочет что-то сказать?

— Дижон в осаде! — запротестовали Томас Морган и его подчиненный Эвен Хью. — У них перед воротами вся эта чертова визиготская армия!

— Ну да — уже три месяца. А города-то им не взять! Так где нам безопаснее находиться, чем внутри Дижона? Но если они обнаружат нас тут, — Аш обвела взглядом смотрящие на нее лица, — нас тогда изрубят в фарш. Мы на открытом пространстве. Почти все наши тяжеловооруженные солдаты в Дижоне. И у готов преимущество перед нами: тридцать к одному. В открытом поле мы не можем сойтись с визиготским легионом — даже вы, ребята, на это не способны. Раз мы уже здесь, вариантов нет. Нам нужно, чтобы между нами и визиготской армией были стены. Или Льву Лазоревому придет конец прямо сейчас.

По опыту она знала, что надо дождаться, пока утихнет гвалт; она ждала, сложив руки, опираясь на одно бедро, ее непокрытые коротко стриженные серебристые волосы освещал холодный свет дня под деревьями; она больше не была красавицей, но на ней была кольчуга и меч, а рядом — ее пажи, оруженосец, а за ней толпились офицеры.

Встал один из аркебузиров.

— Эй, в Дижоне мы будем в безопасности!

— Угу, пока готы не сметут ворота, — заметил тяжеловооруженный солдат во фламандской ливрее.

«Пока мы не выясним, для чего Дикие Машины предназначили Фарис».

Аш сделала шаг вперед и подняла обе руки.

— Ладно! — подождала, пока стихнет шум. — Я вступаю в контакт с нашими, кто в Дижоне. Я договорюсь, чтобы ночью нам открыли ворота. Де Вир нанимал вас, чтобы вы быстрым маршем вошли в Карфаген, вот мы и станем двигаться быстро! Нам не придется прорываться с боями — но мне нужны добровольцы для отвлекающей атаки.

Англичанин Джон Прайс кивнул и встал, а за ним его соратники.

— Командир, мы это сделаем.

Аш заговорила быстро, не давая возможности забросать ее вопросами:

— Вы, мистер Прайс, берите тридцать человек. Нападете сегодня ночью, через два часа после восхода луны. Анжелотти, обеспечь им порох и огнепроводный шнур — самый медленнодействующий из того, что у нас осталось. А вы, ребята, замаскируйтесь рубахами поверх снаряжения и убивайте все, что будет не белого цвета.

— Это не пойдет, командир, — запротестовал копьеносец из группы Прайса. — Все эти хрены ходят в белом!

— Вот дерьмо! — Аш не скрывала от них своего удовольствия. — А ведь ты прав, парень. Значит, выберите сами для себя опознавательный знак. Я хочу, чтобы вы оказались ниже по течению реки Сюзон, на западном берегу, и подожгли там их осадные машины — тогда вся их армия вскочит ото сна, ведь осадные машины дорого стоят! А после уходите назад в лес. Завтра вечером мы подберем вас в лодку и втащим в город через какой-нибудь затвор шлюза.

Аш повернулась к офицерам:

— Этот маневр даст нам всем достаточно времени для перемещения. Ну, у нас есть десять часов до темноты. Повозки бросаем. Все из багажных повозок тащить или на спинах, или волоком. Мулам завязать глаза, — она оценивала боевой дух, водя глазами по всем лицам, которых могла разглядеть в свете ноябрьского утра. — Ваши командиры скажут вам, где кому встать в маршевой цепи — и когда мы войдем в город ночью, мы войдем с подвязанным оружием и в темных одеждах поверх снаряжения. И не болтаться по городу! Они не будут знать, что мы тут, пока мы не окажемся внутри города.

Из толпы все еще слышался ропот. Она постаралась поймать взгляд кого-нибудь из недовольных, внимательно всматриваясь в бледные, истощенные лица, щеки у них пылали от принятых небольших доз пива и бравады.

— Значит, не забывать, — она еще раз обвела глазами круг лиц. — Впереди, в Дижоне — ваши товарищи. Мы — отряд Льва, и мы своих не оставляем. Пусть нас побьют, пусть зима, пусть сейчас нам требуется защита от осады — крыша над головой, но не забывайте — когда весь отряд вместе, мы можем лягнуть любую чертову визиготскую жопу отсюда до завтрака! Ладно. Мы входим, мы осваиваемся в ситуации, и когда мы позже будем выходить из города, мы выйдем со всем вооружением и пушками, которые пришлось оставить тут, — и мы выйдем отрядом в полном составе. Всем ясно?

В ответ — бормотание.

— Я спросила: всем ясно?

Знакомый задиристый голос развеселил их, вызвал общее веселье.

— Да, командир!

— Вольно.

Среди немедленно наступившего упорядоченного хаоса бегущих людей, складываемых палаток, упаковываемого оружия она обнаружила, что опять стоит возле Флоры.

Внезапная неловкость заставила ее избегать взгляда женщины. Но Флориан, даже если тоже почувствовала неловкость, то ничем не проявила ее.

— Ты вот что, — Аш кашлянула, избавляясь от стеснения в горле, — ты не поступи со мной, как Годфри, Флориан. Ты-то хоть не исчезай из отряда.

Ее удивило выражение открытого страдания на лице Флориан, но оно исчезло прежде, чем она смогла убедиться, что это была не просто циничная ослепительная ухмылка.

— Этого не бойся, — Флориан скрестила руки на груди. — Значит… ты решила непосредственную военную задачу. Мы идем в Дижон. А дальше что?

— Дальше мы принимаем участие в осаде.

— И как долго? Думаешь, Дижон выстоит? Против такого количества осаждающих?

Аш ровным взглядом посмотрела на бургундку. «Да, — подумала она, — будет неловко. Не так уж серьезно — да и недолго. Потому что это все же Флориан».

— Послушай, что я думаю, — сказала Аш в неожиданном приступе честности, расслабляясь и облегченно вздыхая. — Лично я думаю, что это было моей ошибкой — ну, дурацкий поступок, что я пришла сюда, но раз уж мы высадились в Марселе, раз мы были преданы идее, я уже ни черта не могла поделать.

Флора заморгала:

— Боже упаси, женщина. Ты сдерживала это стадо всю дорогу одной силой воли. И теперь ты считаешь, что нам не стоило являться сюда?

— Помнишь, что я говорила на берегу в Карфагене? Я теперь думаю, что нам надо было сразу отплывать в Англию, — Аш дрожала от утреннего холода. — Или даже в Константинополь, с Джоном де Виром, и пойти на службу к туркам. Уйти как можно дальше от Диких Машин, и оставить Фарис в том дерьме, которое тут будет в Бургундии.

— О черт! — Флора подбоченилась. — Ты? Оставить тут Роберта Ансельма и всех ребят отряда? Не смеши меня! Мы в любом случае вернулись бы, что бы там ни случилось в Карфагене.

— Возможно. Умнее всего было бы похоронить своих мертвецов и начать все сначала с теми, кто у меня остался. Правда, люди не подпишут контракта с командиром, который бросает своих в беде.

Какое-то внутреннее чувство истины вдруг подсказало ей: «Да ведь она права, мы всегда возвращались сюда».

Она зажмурилась от утреннего ветра, глаза заслезились, и задумалась, что погода плохая даже для ноября, а ведь солнце хоть и слабо, но светит. И такой холод, хотя тут юг, и уже так давно. Урожая не будет.

— Слишком поздно уже, — сказала она, и услышала, как прозвучала ее сентенция — почти философски. И улыбнулась Флориан. — Раз уж мы здесь — нам больше некуда идти, только за ближайшие стены! Лучше умереть завтра, чем сегодня, согласна? Так что можешь выбирать — или Дижон, который вскоре падет, или легионы обнаружат нас завтра…

Она почувствовала огромное облегчение, как будто избавилась от тяжести или от держащей ее неослабной хватки. Ее затопил страх, но она его распознала и справилась с ним; надо снова напомнить себе, что ее беспокойство — на этот раз не только об обычных военных проблемах.

Флора фыркнула и покачала головой:

— Заставлю моих дьяконов молиться. Определи, в каком месте нам быть. А ты где будешь при этом лунном перелете? Как всегда, впереди?

— Я не пойду с отрядом. Я встречусь с вами в городе, перед зарей.

— Ты сделаешь что ?

Чтобы согреться, Аш похлопала холодными руками. В местах соприкосновения пальцы закололо от притока циркулирующей крови. Лицо студил холодный влажный воздух.

Она встретилась глазами с Флориан: глаза ее горели фанатическим, решительным огнем.

— Пока отряд будет входить в Дижон сегодня ночью, мне надо выяснить кое-что. Я хочу пойти в лагерь визиготов и поговорить с Фарис.

— Ты спятила!

Во влажном туманном свете дня Аш вдруг усмехнулась сама себе.

«Я, оказывается, все-таки могу разговаривать с Флориан. По крайней мере, могу хоть это».

— Нет. Я не спятила. Согласна — в Карфагене мы потерпели поражение. Согласна: мне надо было подумать. Признаюсь тебе: я намерена кое-что сделать, — и поддразнила Флору: — Когда мое знамя поднимется над Дижоном, Фарис тут же поймет, что я осталась в живых.

— Ну так не поднимай его! — в раздражении Флора не выбирала слов, жестикулировала. — Брось, Аш. Оставь рыцарские манеры. Пусть знамя останется скатанным. Можешь свалить, когда мы все-таки выберемся из Дижона! Но не говори мне, что ты намерена пойти туда и поговорить с ней!

— Да у меня уйма причин, по которым мне надо поговорить с командиром визиготской армии, — Аш обтерла грязные руки одну об другую, вытащила заткнутые за пояс все еще мокрые перчатки и надела их, хоть ощущение было неприятным. — Мы — наемники. От меня ждут такого поступка. Я должна искать более выгодной сделки. Может, она захочет заключить с нами договор.

Флора пришла в ужас.

— Ничего себе шуточка! После Базеля? После Карфагена? Как только они увидят твое лицо, тебя сразу на корабль — и назад, на ту сторону Средиземного! И вздернут за побег! И уж тогда Леофрик поковыряется в твоих останках!

Аш потянулась, ощущая боль в мышцах после ночной вылазки; наблюдала, как лагерь укладывается.

— Я от кого угодно приму помощь, хоть и от визиготов, мне бы отряд вывести отсюда, пока не начнется то, что Дикие Машины уготовили для Бургундии.

— Нет, ты точно спятила, — категорично заявила Флора.

— Нет. Вовсе нет. И я представляю, какого приема мне ждать. Но, как ты сказала, нельзя же вечно скрываться.

Грязное лицо Флоры насупилось.

— Более сумасшедшей идеи я от тебя еще не слышала. Зачем тебе соваться туда, где тебе грозит такая опасность!

— Даже если мы благополучно войдем в Дижон, все же это только попытка спрятаться. Временная, — Аш помолчала. — Флориан, подумай, — ведь на всей Божьей земле только она слышит каменного голема.

Аш в наступившей тишине заглянула в лицо Флоры.

— Ну и что?

— Как что… Мне надо знать — слышит ли и она Дикие Машины? — Аш подняла руки кверху. — Или их голоса звучат только в моей голове. Мне надо знать, Флориан. Вы все видели гробницы калифов. Вы все мне поверили. Но только она одна на всей Божьей земле знает. Кто еще слышал то же, что и я!

— А если она не слышала?

Аш пожала плечами.

Помолчав, хирург спросила:

— А… если слышала?

Аш снова пожала плечами.

— Думаешь, она об этом знает что-то, неизвестное тебе?

— Она, видишь ли, настоящая. А я — ошибка эксперимента. Кто знает, в чем ее отличие от меня? — Аш сама услышала, с какой горечью она это сказала. Она вскинула серебристую бровь и усмехнулась: — И только одна она может убедить меня, что я не спятила.

Флора сардонически проворчала:

— Да ты всегда была чокнутой!

Реакция Флоры была знакомой, знакомо было и ее неохотное, но не высказанное словами согласие. Аш непроизвольно заулыбалась высокой грязной женщине:

— Ты доктор, тебе и знать!

И рывком повернула голову на резкий звук — шпок! Увидела Рикарда с его рогаткой; кора на дереве в тридцати ярдах от них была ободрана, обнажилась белая древесина. Это он сделал тренировочный выстрел:

— Если ты себя обнаружишь, не только Фарис будет знать, где тебя искать. И Карфаген, и король-калиф, и Природные Железные Машины, — заметила Флора.

— Знаю, — согласилась Аш. — Но мне это надо сделать. Как всегда, говорит Роберт — ошибаться-то я могу. Но кому я нужна, если я не в здравом уме?

В тот же день в сумерках — они наступили рано, потемнело холодное безоблачное небо; под которым ее офицеры многословно сетовали после того, как она объявила о своем намерении, — Аш отдала свои последние приказы.

— Луна в первой четверти взойдет после вечерни note 11. Тогда и отправимся, после мессы. Если будут сообщения от Ансельма, их немедленно ко мне. Если соберутся облака, позовите меня. Но сначала я посплю часа два!

Когда она вошла в палатку, там воняла и мигала последняя сальная свеча, извлеченная со дна тюка. Рикард встал, в руках у него была книга.

— Почитать тебе, командир?

У нее осталось две книги, и они находились в тюке Рикарда: Вегеций и Кристина Пизанская. note 12 Аш добрела до ящика, служившего постелью, и рухнула на холодный соломенный тюфяк и козлиные шкуры.

— Давай. Почитай мне из книги Пизанской об осаде.

Черноволосый юноша, что-то еле слышно бормоча, отыскивал по оглавлению нужную главу, поднеся книгу близко к тусклому источнику света. В воздухе клубился белый пар его дыхания. На нем было надето все его имущество: две рубахи, две пары рейтуз, камзол, стеганый камзол, и поверх всего — ободранный подпоясанный плащ. Из-под края капюшона торчал красный нос.

Аш перекатилась на спину на своем убогом ложе. В палатке был сквозняк — как бы плотно ни зашнуровывали полог, с улицы все равно просачивался влажный студеный воздух. «Спасибо, нам еще не приходилось есть мулов…»

— Командир, мне читать?

— Да, читай, читай, — но он не успел открыть рта, как Аш добавила: — Луна только прошла первую четверть; конечно, от нее есть хоть какой-то свет, но местность тут весьма неровная.

— Командир…

— Извини, больше не буду, читай.

Но через минуту снова заговорила; он прочел еще только несколько фраз, но о чем — она не могла бы сказать.

— Из Дижона пока ничего?

— Не знаю, командир. Нет. Кто-нибудь придет и скажет.

Она уставилась неподвижным взглядом на крепления палатки. Холод обжигал пальцы ног, сквозь сапоги и рейтузы с чулками. Она перекатилась на бок, свернулась клубком.

— Через два часа наденешь на меня доспех. Что люди говорят о Дижоне?

У Рикарда заблестели глаза.

— Просто здорово! Копьеносцы Питера Тиррела закрашивают лица черным. Они заключили пари, что просочатся в город раньше итальянских пушкарей, потому что будут тащить фальконеты Мадам Пушкаря…

Аш кашлянула.

— …мастера Анжелотти!

Она тихонько засмеялась.

— Да не всем нравится, — договорил Рикард. — Мастер Герен жаловался, там, в стойлах у мулов. Ты собираешься избавиться от него, как от мастера ван Мандера?

Это было, когда готовились к сражению под Оксоном, когда солнце было еще в созвездии Льва: казалось, с тех пор прошла целая жизнь. Она едва могла вспомнить цветущее лицо фламандского рыцаря.

Аш свернулась клубком еще плотнее, чтобы защититься от холода. От ее дыхания стал влажным шерстяной капюшон возле губ.

— Нет. Джоселин ван Мандер появился у нас в этом сезоне, с ним сто тридцать человек; он так и не влился в отряд; так что был прямой смысл отфутболить его туда, откуда пришел, — в тусклом освещении она поискала глазами лицо мальчика, увидела его пышные брови, его непредумышленную угрюмость. — А недовольные, которые собрались вокруг Герена, почти все — со мной уже два-три года. Я постараюсь хоть как-то удовлетворить их желания.

— Они не хотят оказаться запертыми в городе, когда вокруг такая чертовски большая армия!

Затрещали канаты палатки. Захлопала ее стенка.

— Найду компромисс для Герена и ему сочувствующих.

— А что, нельзя им просто приказать? — требовательно спросил Рикард.

Она почувствовала, как ее губы раздвигаются в кривую улыбку.

— Нет, потому что они просто могут сказать «нет»! Большая ли разница между пятью сотнями солдат и пятью сотнями крестьян-беженцев? Ты ни разу не видел, как отряд перестает быть отрядом. Ты же этого не хочешь. Я найду способ удовлетворить их жалобы, но в Дижон мы все-таки войдем! — она широко улыбнулась ему. — Ладно, читай.

Молодой человек поднес книгу ближе к источнику света.

— С точки зрения тактики наше положение не настолько плохо, — добавила она через минуту. — Дижон — большой город, в нем около десяти тысяч жителей, даже если не считать остатков армии Карла; Фарис не может поставить своих на каждом ярде стены. Конечно, она перекрыла дороги, ворота. Если сержанты заставят вас двигаться и не позволят останавливаться, мы войдем в город, возможно, даже без стычек.

Рикард заложил освещенную страницу пальцем и закрыл книгу. Света сальной свечи было недостаточно, чтобы видеть выражение его лица. И вдруг он сказал:

— Я не хочу быть оруженосцем Ансельма. Хочу быть вашим. Я был вашим пажом. Сделайте меня своим оруженосцем!

— Капитана Ансельма, — машинально поправила его Аш. Она обхватила себя за плечи, она была полностью одета, но натягивала на себя козлиные и овечьи шкуры.

— Если я не стану вашим оруженосцем, будут говорить, что я недостаточно гожусь. Я был вашим пажом с тех пор, как сбежал Бертран. С тех пор, как мы нашли вас в Карфагене! Я воевал под Оксоном!

Во время этого гневного протеста его голос сменил тембр — стал пронзительным, потом хриплым. Аш сильно удивилась. Она сдвинула с замерзших ушей края капюшона, чтобы лучше слышать его. Он поднялся и несколько минут молча слонялся по темной палатке, натыкаясь на все.

— Ты вполне годишься, — сказала Аш.

— Но вы не собираетесь меня назначить! — в его голосе уже почти звучали слезы.

Аш, помолчав, заговорила усталым голосом:

— Ты не воевал под Оксоном. Ты только видел, каково в строю, Рикард, ты еще не знаешь, что это такое, — перед ее мысленным взором мелькали острые края мечей и топоров. — Это вихрь бритвенных лезвий.

— Я буду воевать. Я пойду к капитану Ансельму.

Аш не услышала вызова в его голосе, только внезапную, возбужденную решимость. Она приподнялась на локте, взглянула на Рикарда.

— Он тебя возьмет, — сказала она. — И знаешь, почему? Из каждой сотни наших людей десять-пятнадцать человек сами знают, что делать на поле, когда вокруг ад кромешный, им не надо говорить, они знают инстинктивно или потому что обучались этому. Около семидесяти будут драться, если кто-то их подготовит, а потом подскажет, что делать конкретно. А остальные десять-пятнадцать будут бегать вокруг, как безголовые цыплята, независимо от того, чему их обучили или что им сказали.

На поле боя она сама хватала людей за доспехи и просто физически вбрасывала их назад в бой.

— Я наблюдала, как ты тренировался, — договорила она, — ты по своей природе фехтовальщик, и ты — один из тех десяти-пятнадцати, которых любой командир выберет и назначит своим «исполнительным командиром». Я хочу, чтобы ты выжил в ближайшие два года, Рикард, так что я дам тебе копье и поставлю тебя командиром, когда придет время. А до тех пор постарайся не быть убитым.

— Командир!

Под мехами уже стало настолько тепло, что ее тело перестало дрожать. Усталость накатила волной и унесла ее; она едва успела заметить радость и изумление Рикарда; и сон охватил ее так же неожиданно, как падение с коня, только без удара, пришло забвение.

Она осознавала, что мечется по тюфяку под одеялами.

Что-то поддалось под ней.

Аш услышала глухой треск, шум, какой издает под ногой человека кожаная бутыль. Совсем рядом с ней. Она пошевелилась, она слышала голоса стражи и лай собак за стенами палатки; двинула рукой в сторону и почувствовала какое-то препятствие, сдвинувшееся под ее ребрами.

Лопнуло с шумом что-то твердое, стало мокро.

Аш ударила рукой по тюфяку, ниже, сбоку от себя. Большой палец руки попал на что-то скользкое и твердое. Ноготь пальца уперся во что-то, потом эта помеха треснула, хлюпая, как спелая слива. Рука стала вдруг влажной и липкой.

Она почувствовала знакомый запах — сладкий, смешанный с вонью экскрементов, как бывает в бою, подумала — кровь, и открыла глаза.

Из-под нее наполовину вылез младенец. Она перекатилась и придавила его. Его тесные пеленки были пропитаны чем-то темным, сочащимся из головы. Его покрытый пушком череп истекал красным. Сверкала белая кость, череп ребенка треснул от уха до уха, сзади он был раздроблен. Ее рука оказалась на его лице, большой палец глубоко проник в разбитую глазную впадину.

Другой глаз мигал ей. Такой светло-карий, как янтарь, как золото.

Ребенок был не старше нескольких недель.

— Рикард!

Крик вырвался из ее губ непроизвольно. Ей стало дурно, перед глазами все почернело, она оттолкнулась пятками от постели и с усилием оттолкнулась всем телом назад, с тюфяка, в грязь, подальше.

Послышалось чавканье сапог по грязи, за пологом палатки; завязки полога рассек удар кинжала.

В палатку нырнула темная фигура, и Аш увидела, что это Рикард, но у него золотые волосы.

— Ты убила нашего ребенка, — сказал он.

— Это не мой, — Аш попыталась протянуть руки и набросить шкуры, которыми укрывалась, на человеческий комок, но у нее не было сил подтянуть шкуры к себе. Кожа у ребенка была тонкая, мягкая; в палатке стоял запах, как на поле боя после битвы.

— Фернандо! Я его не убивала! Это не мой!

Мальчик повернулся и вышел из палатки. Перед тем, как уйти, он сказал голосом другого человека:

— Ты была неосторожна. Еще бы минута, и ты его могла спасти.

— Меня били…

Аш протянула руки, но холодная мертвая кожа ребенка казалась горячей под ее пальцами, как будто ее пальцы горели. Она с трудом проползла к выходу из палатки и рывком вскочила, выбежала наружу.

Под голубым небом сиял белый снег.

Никакого ночного неба. Полдень; яркое солнце.

Никаких палаток.

Аш шла по пустому лесу. Снег приставал к голым ногам. таща ее вниз. Она все скользила, тяжело падала; снова вставала на ноги. Снег облепил каждый сучок, каждую безлистную древесную почку, каждую искривленную ветвь. Она спотыкалась, промокшая, замерзшая, руки ее были сине-красными в морозной белизне.

Она услышала рычание.

Она остановилась. И осторожно повернула голову.

Шеренга диких кабанов прокладывала себе путь по снегу. Их твердые морды пропахивали белизну, оставляя за собой обнаженными канавы черной лиственной земли. Они тихо рычали. Аш увидела их зубы. Никаких клыков — это не секачи. Самки. С острыми хребтами самки, двигающиеся между деревьями, под ярким солнечным светом. Их зимние шкуры были толстыми и белыми, от них несло свиным калом, их влажные глаза были закрыты от света длинными ресницами.

Позади своих матерей бежало не меньше дюжины полосатых поросят.

— Слишком молоды! — кричала Аш и ползла по снегу, опираясь руками и коленями. — Их не следовало еще рожать. Еще не время. Сейчас зима; они умрут; вы их родили не вовремя! Забирайте их назад.

Снег падал с ветвей на снег, покрывающий заросли вереска, белыми ободами покрывал стволы деревьев. Кабаны двигались медленно, методически, игнорируя Аш. Она уселась в снег, все еще на коленях. Маленькие полосатые поросята, размером со свежевыпеченный хлеб, топали мимо нее, своими закрученными хвостиками сбивая снег, их точеные копытца нарушали белизну.

— Они умрут! Они умрут!

Птица с красной грудью слетела вниз, приземлилась рядом с самым большим следом передней лапы свиноматки. Та немедленно унюхала малиновку. И развернула голову, чтобы порыть корни под снегом. Малиновка клювиком начала выискивать червей.

Поросята устремились вперед, в обгон стада, в белый лес.

— Они умрут!

У Аш перехватило горло. Она жалобно зарыдала, чувствуя, как двигаются мышцы горла, а глаза сухи и слез нет; почувствовала под собой твердый набитый брезент тюфяка.

Сальная свеча догорела почти до огарка.

Рикард, свернувшись комком, спал на полу поперек палатки .

— Они умрут, — шептала Аш, глядя на полосатые оранжево-коричневые ягодицы, на переступающие копытца, на карие глаза, обрамленные изящными длинными-длинными ресницами. Она потянула носом — пахнет ли кровью или калом.

— Я его не убивала!

«Просто был выкидыш. Меня били, и я скинула».

Глаза ее были сухи. Если и были рыдания, то на слезы она была не способна. Снова напомнили о себе боль и холод и физический дискомфорт.

Чей-то голос сказал:

— Подружись с робким лютым диким кабаном.

Аш откинулась на шкуры и меха.

— Дерьмо. Господь послал мне кошмар, Годфри. Мои руки…

Она напряглась, чтобы рассмотреть свои руки при тусклом свете. Ей было не видно, запачканы ли у нее пальцы чем-нибудь. Она осторожно поднесла их к носу, понюхала.

— Почему Ему нужно, чтобы я видела мертвых младенцев?

— Не знаю, дитя. Ты, видимо, самонадеянно полагаешь, что Он возьмет на себя труд потревожить твой сон.

— Ты встревожен, я слышу, — Аш нахмурилась. Она огляделась, почти в темноте, но священника не увидела.

— Я обеспокоен.

— Годфри?

— Я мертв, дитя.

— Ты мертв, Годфри?

— Кабаны — это сон, дитя. А я мертв.

Тогда почему разговариваешь со мной?

Той частью своего сознания, которое слушает, той частью души, которой она всегда пользовалась для общения с Голосом, она ощутила какое-то тепло. Удовольствие, может быть. И потом снова послышался голос:

— Я решил, что если я могу вызывать кабанов, я мог бы вызвать и тебя. Когда я был ребенком, в лесу, только одним способом — оставаясь неподвижным, я подружился с теми из творений Господа, которые своими клыками могли бы разорвать меня в одну секунду. Ты тоже — одно из творений Господа, обладающее клыками, дитя. Мне так долго пришлось добиваться твоего доверия.

— И тогда ты пошел и умер ради меня. Ты уже в сонме святых, Годфри?

— Я недостоин. Меня искушают великие Демоны! Это, очевидно, Чистилище. То, где я сейчас нахожусь.

— Значит, близко к Господу. Спроси для меня у Господа, почему Дикие Машины хотят стереть Бургундию с лица земли?

Острая боль пронзила ее мозг. И в тот же миг Рикард сонно проговорил, лежа у входа:

— С кем разговариваешь, командир?

Он на своем месте на полу потянулся, все еще закутанный в одеяло, и распахнул полог палатки. Лунный свет под углом проникал в палатку командира, осветил лицо Рикарда, белый нар его дыхания, чистые руки Аш, ее меха, одежды, меч, тюфяк.

— Я…

Никакого перехода от сна к яви. Аш рывком уселась; в теле ничуть не ощущалось сонной апатии. Голова была ясной. «Я уже несколько минут не сплю», — поняла она, и огляделась: палатка была по-прежнему грязной, знакомой, вполне материальной. Рикард выжидающе смотрел на нее.

«Я не спала».

— О, дерьмо, — Аш согнулась, подавляя злость. Воспоминания нахлынули моментально. Одно мгновенное впечатление — как тело Годфри падает назад, с разбитым черепом, кусок черепа отсутствует, — осталось навсегда в ее памяти, впечатано в ее внутреннее зрение. — Иисус Христос!

Смутно она отметила, что Рикард высунул голову из палатки и кого-то позвал; потом ушел; что вошел кто-то другой, засуетился — Аш не могла бы сказать, как долго это было, — а потом подняла голову и заметила, что смотрит прямо на Флору.

— Это был Годфри, — сказала Аш, — я слышала его голос. Я слышала голос Годфри. Я с ним разговаривала.

За палаткой ходили люди, черно-серебряные в лунном свете.

Голос Флоры произнес:

— Если он еще жив, может, он тебе приснился, где он есть…

— Он мертв, — глаза Аш наполнились слезами. Она позволила им течь, в темноте палатки. — Боже мой, Флориан, у него верхнюю часть головы разможжило. Ты думаешь, я оставила бы его там, если бы он был жив!..

Из темноты появились длинные изящные пальцы хирурга, повернули ее лицо к свету. Ей не было неловко или страшно от прикосновения этой женщины. Флора опустилась на корточки перед ней, понюхала ее дыхание — «Наверное, не пила ли я?», поняла Аш, — прикоснулась к ее холодному лбу; наконец откинулась назад и покачала головой.

— Почему он должен привидеться тебе во сне?

— Я не спала.

Она попыталась подняться на ноги, позвать Рикарда, чтобы он надел на нее боевое снаряжение, поскольку было ясно, что луна уже довольно высоко, между деревьями лился серебряный свет. Неожиданно острая боль ударила ее в нос, глаза и горло. Она захлебнулась. Рот ее исказился; слезы потекли из глаз. Она хватала ртом воздух, горько плача.

— Дерьмо. Он мертв. Я позволила им убить его.

— Он погиб при землетрясении в Карфагене, — рявкнула Флора.

— Он оказался там из-за меня, и делал то, что я велела ему делать.

— Ну да, и ровно так же полсотни солдат, когда ты позволяешь им погибнуть в любом бою, — голос Флоры изменился. — А младенец — нет, ты его не убила.

— Но я его слышала…

— Как?

— Как? — глаза Аш горели. При заданном ей вопросе у нее в горле замерли рыдания.

— Когда ты говоришь, что слышишь голоса, — заметила Флора задумчиво, — тогда мне хотелось бы знать, что ты имеешь в виду.

Аш долго молча смотрела на нее.

— Рикард, — наконец сказала она резко и встала так быстро, что хирург осталась на коленях у ее ног. — Найди мой полевой камзол; пора. Самое время двигаться.

— Аш… — заговорила было Флора.

— Потом, — Флора встала, и Аш положила руки ей на плечи. — Ты права, но потом об этом. Когда окажемся в Дижоне.

— Если ты рискнешь и станешь добираться до Фарис, ты можешь не попасть в Дижон! — и уже спокойнее, под шумок возни Рикарда с багажом, Флора добавила: — Я не про сон. Про голос.

«Голос после сна. Очень похожий на голос Годфри». Аш сама удивилась, насколько вернулось ее самообладание при этих словах. Она протянула руки к Флоре, и, минуту поколебавшись, хирург взяла ее за руки.

— В Дижоне, — пообещала Аш. — Я там буду. Я вернусь.

Рикард из темного угла палатки выпалил:

— Аш всегда возвращается. Так все теперь говорят, после Карфагена. Что ты всегда вернешься к отряду. Вернешься, командир?

— Хоть все армии визиготов будут стоять между нами, — легким тоном бросила Аш с ироническим пафосом, и в ответ парнишка благодарно ей усмехнулся, обряжая ее в воинское снаряжение: кольчуга, шлем с забралом и меч. Поверх всего этого она набросила плащ и вышла из палатки с Рикардом и Флорой, и в лунном свете на нее сразу же накинулись все: солдаты — с вопросами, сержанты — требуя приказов, в толпе сновали гонцы.

Она взяла из рук Людмилы Ростовной сверток бумаг и, наклонив голову, слушала Рикарда, читавшего их ей в свете висевшего на кронштейне фонаря; выслушав, решительно кивнула и отдала ряд приказов.

— Я так понимаю, нас ждут? — спросила Флора дель Гиз, улучив минуту.

Даже еще не прочувствовав, каким сильным для нее это было облегчением, Аш подтвердила:

— Роберт еще жив и отдает приказы, если ты об этом. Ворота будут открыты. Теперь нам осталось войти туда… — Аш говорила рассеянно, всматриваясь через толпу в полумрак. — Томас Рочестер!

Большими шагами она пошла вперед, попутно подхватив Анжелотти, таща обоих с собой по холодной грязной лесистой местности в лунном свете. Без всякого вступления она сказала:

— Я приказала командирам войск и сержантам подойти к вам. Анжелотти, ты будь при пушках и всех снарядных войсках. Их надо только втащить в стены города. Генри Брант, Бланш и Бальдина займутся обозом. Томас, я хочу, чтобы ты возглавил пехоту.

На его темном небритом лице выразилось неожиданное смущение.

— А не ты их поведешь, командир? Ты вернешься до того, как мы выступим?

— Я вернусь до того, как вы окажетесь в Дижоне. Офицерами возьми Эвена Хью и Питера Тиррела. Герен займется отставшими — согласен? — обратилась она к огромному уэльсцу, прошлепавшему к ним по грязи.

Она изучала его непроницаемое выражение лица, в сотый раз думая: «Может, ничего все-таки не скрывается за этим лицом», — и следила, как он выпрямляется во весь рост, крупный грязный мужик в кольчуге, плаще и шлеме с забралом.

— Командир, ты знаешь, я с этим не согласен.

— Я знаю, мастер Герен. Будешь не соглашаться сколько тебе угодно, когда окажемся в Дижоне, — она позволила себе смягчить выражение лица. — Мы потом обсудим наши отрядные планы, после того, как войдем. А сейчас ты должен сделать одно — войти в город. Согласен?

Его лицо расслабилось.

— Согласен. А ты будешь с командиром врагов, командир? Ладно.

Слишком спокойное выражение византийского лица Анжелотти обеспокоило ее больше, чем грубое согласие Герена.

— Да, — подтвердила Аш. — Буду с Фарис. И добавила: — Только я могу войти в лагерь визиготов, и никто мне слова не скажет.

Она подняла руку к лицу, ощупала свою щеку, пальцами привычно пробежалась по шрамам.

— Что ни говори, а лицо-то — ее. Она же моя близняшка.

Разрозненные листки обнаружены вложенными между частями 9 и 10 книги «Аш: утраченная история Бургундии” (Рэтклиф, 2001), Британская Библиотека.

Адресат: # 147 (Пирс Рэтклиф)

Тема: Аш / Карфаген

Дата: 04.12.00 09:57

От: Лонгман@

Формат-адрес отсутствует, прочие детали зашифрованы нечитаемым личным шифром.

Пирс,

Я хочу знать, что происходит? Вы еще на судне? Что вы еще нашли???

Вы уверены? Да нет, конечно, вы уверены — Визиготский Карфаген!!! Неудивительно, что прибрежный участок раскопок не совпадает с описанием из «Фраксинуса»!

Я не жду от вас ответов на множество вопросов, но мне нужны какие-то данные, если я собираюсь возобновить издание книги как документального проекта.

Просто спросите доктора Изобель: когда мне разрешается сообщить новости об ее открытии нашему управляющему?

Боже милостивый! Какая у нас будет книга! Ах, вот еще: это была последняя часть «Фраксинуса»? Или еще будет одна? Поспешите с переводом!

Клянусь вам, что не выпушу его из рук!

Анна.

Адресат: # 150 (Пирс Рэтклиф)

Тема: Аш / Карфаген

Дата: 04.12.00 16:40

От: Лонгман@

Формат-адрес отсутствует, прочие детали зашифрованы нечитаемым личным шифром.

Пирс,

Я обманываю людей.

Пожалуйста, пусть доктор Изобель пошлет мне по электронной почте хоть всего одну фразу. Типа «мы обнаружили нечто поразительное, что подтвердит книгу доктора Рэтклифа». Хоть что-то, что я могла бы показать Джону Стэнли!

Завтра меня не будет в течение нескольких часов: мне позвонила Надя, но я возьму с собой спутниковый ноутбук — персональный компьютер, и буду время от времени проверять, не пришли ли сообщения.

Вероятно, до конца недели все будет спокойно, сегодня мне удалось всем запудрить мозги — но если я вернусь утром в пятницу и увижу, что по электронной почте ничего не пришло, мне нужно будет продемонстрировать им какое-то убедительное доказательство.

Уже прошел целый день. Я ХОЧУ ЗНАТЬ БОЛЬШЕ О ВАШИХ НАХОДКАХ НА МОРСКОМ ДНЕ. ПРОШУ ВАС!!!

С любовью — Анна.

Адресат: # 256 (Анна Лонгман)

Тема: Карфаген

Дата: 04.12.00 17:03

От: Нгрант@

Формат-адрес отсутствует, прочие детали зашифрованы нечитаемым личным шифром.

Мисс Лонгман,

вот ответ на ваши слова «просто спросите доктора Изобель: когда мне разрешается сообщить новости об ее открытии нашему управляющему?».

Если это абсолютно необходимо для осуществления издания книги доктора Рэтклифа, можете раскрыть своему управляющему сообщение Пирса от 03 декабря 2000. Но при одном условии: что дальше не пойдет, пока я не буду готова издать пресс-релиз.

Можете сказать ему, что я подтверждаю каждое слово, написанное доктором Рэтклифом. Мы действительно нашли Карфаген визиготов.

И. Напир-Грант.