Суперанимал

1. Руины

Он все-таки нашел этот город, затерянный посреди остывшей преисподней. Теперь тут прозябало не больше сотни людей, а когда-то обитали миллионы. Озирая величественные развалины, Локи презрительно улыбался. Среди зданий, выгоревших изнутри и превратившихся в памятники ужасу, он убедился в том, что лично ему чертовски повезло. Немногим выпала честь жить после того, как Господь затеял генеральную уборку. Вообще-то старик поздновато спохватился – планетка оказалась загаженной до невозможности. Пришлось пригласить компашку профессиональных чистильщиков из ада. Те знали свое дело и справились быстро. Кое-кто считал, что они даже слегка перестарались, но было поздно.

А потом настала эпоха таких, как Локи.

Больше не существовало бесчисленных и безликих толп. Каждый был заметен. От каждого зависело многое – если, конечно, не прятать голову в пепел и не ждать, пока придут суперанималы или суггесторы и отберут последнее.

Локи сам не раз отбирал последнее и знал, что подавляющая часть людей никогда не изменится. Во тьме, в глотке вечной зимы, миты по-прежнему будут мечтать о теплых домах, крыше над головой, сытной пище; мужчины – о женщинах, а женщины – о мужчинах и детях. Супраменталы грезили о более отвлеченном: мирной жизни, демократии, справедливости, музыке, свободном смехе, чистых реках, живых деревьях и – подумать только! – о солнце. Такие простые и понятные мечты. Наивные и абсолютно несбыточные…

Но не все разделяют их. И если отбираешь последнее, то надо быть готовым к отчаянному сопротивлению. Иногда намеченные жертвы проявляли редкое мужество, изворотливость и быстроту. Локи это не удивляло и даже доставляло удовольствие. Еще один скрытый суперанимал вылуплялся из рудиментарной скорлупы цивилизованности и становился на путь войны. Отныне и до конца – одиночка.

…Локи шел по закованной в лед и присыпанной снегом земле. Он отлично видел в темноте. Потрясающей красоты зарницы далеких гроз вспыхивали и переливались над умирающим миром. Огни рампы, бессмысленно мерцающие под упавшим занавесом из облаков. На их фоне изломанный силуэт города казался абсолютно чуждым и враждебным образованием, колонией призраков, местом мрачных чудес, которые необходимо преодолеть, чтобы объявить себя хозяином территории. Город бросал вызов одним лишь фактом своего существования.

Локи шел, не обращая особого внимания на порывистый ледяной ветер, дувший навстречу. Снежные вихри проносились мимо, швыряя льдинки в лицо. Это было похоже на игру, которую затеяло безумное дитя. Именно так Локи воспринимал природу: дефективный ребенок, который уже никогда не станет взрослым, потому что радиация разрушила мозг. Зима никогда не кончится. Лед никогда не растает. Шерсть никогда не поредеет на теле Локи – разве что поседеет, как у всех тех, кто сумел дожить до старости.

Холод, господствовавший снаружи, не проникал глубоко. Локи чувствовал, как под грубой кожей бурлит горячая кровь. Лучшая приправа к свежему мясу. Большому зверю нужно много парного мяса. Оно давало энергию и силу, но это не значит, что он не мог без него обойтись. Случались голодные периоды, когда Локи месяцами вынужденно сидел на скудной диете, питаясь солониной и консервами. Под конец он ощущал себя прозрачным до святости. Интерес к жизни угасал, а женщина поставила бы его перед трудным выбором: каким образом ее употребить.

По мере его продвижения слепые руины вырастали, заслоняя большую часть неба. В хаосе завалов просматривалась некая искусственность. По обе стороны громоздились сваленные в три этажа автомобили. Локи оценил этот гигантский труд. Кто-то использовал кузова, чтобы оставить для чужаков единственную узкую и относительно проходимую тропу. Судя по отсутствию запахов, уже заброшенную. Пока Локи не чуял непосредственной опасности. Ловушек и мин не было. Он сделал вывод, что город давно никто не посещал; по крайней мере, никто не пытался войти с юго-востока.

Тем лучше. Он без труда преодолевал препятствия. Голод, который он испытывал в последние часы, был именно таким, как надо: кнут доброго хозяина, заставляющий ленивую скотину двигаться во имя ее же спасения. На месте сломанного левого клыка пока не успел отрасти новый, но у Локи было кое-что получше: Громобой в кобуре и Тихая Фрида в ножнах. Та еще парочка…

Итак, готов ко всему. В тяжелые времена «все» представляло собой довольно длинный список. Но у многих в этом списке не хватало только одного, зато главного пункта. Локи получил важнейший урок в шестнадцатилетнем возрасте, когда чудом выжил после тяжелого ранения. В бреду ему открылось нечто, радикально изменившее его жизнь. И жизнь приобрела небывалую остроту.

С тех пор каждую секунду Локи готовился к смерти. Она стала его религией. Он видел множество ее масок: чаще – злобных и отвратительных, но иногда – ласковых и снисходительных. Он знал, что у смерти длинные руки и дальность стрельбы из снайперской винтовки совсем не предел.

Кроме той, которую посылали друг другу люди, у смерти была еще одна, мистическая ипостась – Та, Что Приходит Сама По Себе. Это была самая страшная разновидность – на нее никак нельзя было повлиять. От человека ничего не зависело – по крайней мере на тех уровнях реальности, в которые он мог проникать и контролировать.

Локи были доступны три уровня. Он слышал о суперанимале по кличке Дракон, который освоил перемещения во времени на четвертом и частичные превращения на пятом. Трудно было даже представить проявления таких свойств… Но все это могли быть и сказки митов, которыми те пугали самих себя и своих глупых детенышей в озаренных кострами железобетонных пещерах.

Локи не раз присутствовал на подобных сборищах. Он прикидывался изгнанником, странником, заблудившимся правительственным (!) курьером – и получал место возле огня, пищу и воду в виде растопленного льда. Миты были так доверчивы и, кажется, ни хрена не чуяли! Смерть, дышавшая в затылок каждому, ничему их не научила. Они сидели вокруг огня и слушали сказки. Ночь тянулась долго, неопределенно долго – люди не двигались с места до тех пор, пока голод не произносил свое веское слово. Тогда немногочисленные и плохо вооруженные группки митов, трясущихся от холода и страха, выходили из убежищ на поиски пищи и того, чем можно было бы подкормить чахнущий огонь.

Локи уходил вслед за ними, но не возвращался. Иногда он собирал дань. Иногда впрыскивал семя суперанимала в какую-нибудь понравившуюся ему самку, чаще всего девственницу. Вряд ли потомство окажется жизнеспособным, но Локи рассчитывал на то, что рано или поздно сработают законы вероятности и количество перейдет в качество. Это была одна из главных задач самцов его вида – оплодотворить как можно больше самок в почти безнадежном поиске идеальной Носительницы Программы. Королевы.

Но если однажды он все-таки найдет такую, то станет преданнейшим телохранителем возле ее ложа-колыбели, в любой момент готовым на самопожертвование. Их потомство достигнет эволюционного потолка. И тогда Земля покажется всего лишь старым склепом, в котором создавались существа новой расы. Для этих уже не будет преград. Время, расстояния, гравитация, энергия – все покорится им. Они смогут творить материю из вакуума и менять тела с такой же легкостью, с какой сейчас меняют одежду. А затем достигнут полного освобождения, окончательно разрушив оковы плоти…

Локи примерно знал, что представляет собой ПРОГРАММА. Впрочем, и это могло оказаться красивым мифом, придуманным для того, чтобы поддерживать впавшую в кому надежду.

Юные боги будущего взамен одряхлевших и свергнутых богов прошлого? Плевать он хотел и на тех, и на других. Слепая вера в чужое незыблемое превосходство оскорбляла его. Он верил только в себя – как в одного из хозяев, поделивших этот мир на зоны влияния. И когда-нибудь чье-то влияние станет тотальным…

Самое смешное о себе Локи услышал как-то из уст одного умирающего супраментала. Тот зачем-то вручил своему убийце амулет – серебряный крест – и сказал, что Локи напоминает ему древнего странствующего рыцаря, который поклоняется идеалу, но потерял душу, совершив все смертные грехи. Потерянной душе неведомы угрызения. А раз их нет, значит, нет и сожалений.

Счастливчик Локи не знал по-настоящему, что такое грех, вина и искупление. Это были абстракции, для которых у него не находилось эмоций. Поэтому он смеялся, когда другие плакали, и поднимался на недостижимую высоту.