Страх

Глава 3

«Ну что ж, Джеймс Лоури, это ужасная глупость, глупость, глупость. Потерять шляпу. Ты уже не мальчик — и пора соображать, что к чему, да и голова у тебя достаточно большая, чтобы на ней могла удержаться шляпа. Но это не единственная твоя потеря, Джеймс Лоури».

Минуту он постоял на крыльце — ночь была ясная и лунная, запахи свежей земли и распускавшейся зелени разбудили в нем воспоминания. Это была одна из тех ночей, когда ребенку хочется бежать и бежать по полю, не останавливаясь, и чувствовать, как земля улетает из-под ног, и он не может объяснить, отчего ему так весело, — а весело ему просто оттого, что он живет. Как-то раз такой ночью они с Томми забрались в пещеру в миле от города, — поговаривали, что там водятся привидения, — у обоих душа ушла в пятки при виде чего-то белого, но оказалось, что это всего-навсего одинокая старая лошадь. Воспоминание ободрило Лоури: ох уж этот Томми с его богатым воображением и привычкой болтать.

Томми всегда нравилось стращать дьяволом своего рассудительного друга-материалиста; вот и сегодня один из таких розыгрышей. Ведьмы, привидения, старушечьи бредни, дьяволы, демоны и черная магия. Томми, который ни во что не верил, обожал притворяться, будто верит в такое, от чего у других волосы вставали дыбом! Студенты буквально со стульев падали, когда он, таинственно понизив голос, с упоением изрекал: «Для отвода глаз мы называем это психологией, но вы и я знаем, что на самом деле мы изучаем черных домовых и жестоких вампиров — они лишь делают вид, что спят, прячась от нашего сознания». Он прямо с ума сходил от таких штучек. Конечно, все его объяснения полностью соответствовали науке, просто Томми изъяснялся таким своеобразным способом — ведь мир так скучен и сер, почему бы его слегка не оживить, подстегнув воображение? И впрямь, милый Томми, почему бы и нет?

Макушке стало холодно, и, потянувшись к ней рукой, он обнаружил, что забыл надеть шляпу, тут его осенило — он же ее потерял. Поскольку почти вся его одежда предназначалась для тропиков, фетровая шляпа была единственной в его гардеробе, что же делать — не разгуливать же по Атуорти в пробковом шлеме от солнца — где-где, но только не в Атуорти! Его огорчала потеря шляпы. А лучшая твидовая пара испорчена окончательно! Но на подкладке шляпы значилось его имя, а так как шляпа была из дорогих, то какой-нибудь студент, найдя ее там, куда ее унес ветер, вернет ее в деканат… И все же было в этом что-то странное — в пропаже шляпы таился некий скрытый смысл, связанный с неизвестно куда девавшимися четырьмя часами. Будто исчезла часть его самого — четыре часа были безжалостно украдены из его жизни, а с ними и шляпа. Ему вдруг пришло в голову, что если он отыщет шляпу, то отыщет и четыре часа. Странно все-таки, что он не в состоянии решить эту головоломку, он, которого вообще трудно сбить с толку.

Пропавшие четыре часа.

Пропавшая шляпа.

У него было смутное чувство, что он должен пойти по направлению к дому Томми и по дороге поискать шляпу — не валяется ли она под каким-нибудь кустом — нельзя же, честное слово, чтобы хорошая шляпа оставалась лежать на газоне вдруг пойдет дождь.

Да, надо непременно отыскать шляпу.

Он начал спускаться с крыльца, глядя на полупрозрачные облака, бегущие между луной и землей. Он спускался по этим ступенькам тысячи раз, но сейчас, когда он думал, что достиг земли, он чуть не сломал ногу — там была лишняя ступенька.

Лоури взглянул под ноги и хотел было попятиться, однако тут же обнаружил, что отступать некуда. Он едва не скатился в пустоту! Ступеньки были не над, а под ним. Он взирал на лестницу остекленевшими глазами, пытаясь сообразить, откуда же столько ступеней. Время от времени их застилал полупрозрачный темный туман, и совершенно невозможно было предугадать, что подстерегает его там, у подножия лестницы.

Он с тревогой поднял голову и, слава Богу, увидел луну, он все же находился над землей, а значит мог дотянуться до таинственного края, подтянуться и выбраться наверх. Лоури поднял руку, но край отодвинулся, и он чуть не потерял равновесие. Затаив дыхание, взирал он на загадочную лестницу. Луна, ступени и он, неведомой силой отрезанный от крыльца.

Откуда-то донесся тонкий смех, и он огляделся по сторонам, но, конечно, то были всего лишь японские колокольчики на двери. Шестое чувство подсказывало ему, что по лестнице спускаться нельзя, что у него помутился рассудок, и он не вынесет ожидавшего его там кошмара. Но ему и надо-то всего лишь спуститься на две ступеньки тогда он сможет ухватиться за край. Лоури спустился край отодвинулся. Глядя на сжимавшие пустоту руки, он понял, что все бесполезно. Надо вернуться назад.

И опять он едва не скатился вниз! Две ступеньки, которые он преодолел, исчезли буквально у него из-под ног.

Снова тот же смех — нет, просто мелодичное позвякивание колокольчиков.

Он взглянул вниз — на стены пропасти, в чернильную бездну, прикрытую слоями темного тумана. Минутку. Да, там, внизу, была дверь — на расстоянии тридцати ступеней от него. Если в нее войти, то можно будет подняться наверх, — ему ничего не оставалось, как рискнуть. Лоури стал спускаться, вот он остановился и оглянулся. Чудно ступени исчезали, как только он оставлял их позади! Между ним и домом было пустое пространство, он все еще видел свет в окнах. Что подумает Мэри…

— Джим! Джим, ты забыл свою шляпу.

Он в смятении повернулся и посмотрел наверх. Мэри стояла на крыльце, глядя в углубление, образовавшееся на месте дорожки.

— Джим! — Она увидела яму.

— Я здесь, внизу, Мэри. Не спускайся. Я сейчас выберусь. Все в порядке.

Луна светила слишком тускло, чтобы он мог разглядеть выражение ее лица. Бедняжка, она, наверно, перепугалась до смерти.

— Джим! О Господи! Джим!

До нее что, не долетал его голос?

— Со мной все в порядке, Мэри! Я вернусь, как только дойду до этой двери! — Бедная малютка.

Она начала спускаться с крыльца, и он сложил руки рупором, чтобы выкрикнуть предостережение. Ведь она бы ступила в пустоту!

— Остановись, Мэри! Остановись!

Раздался раскат грома, и земля сомкнулась у него над головой, закрыв лунный свет и погрузив ступени в непроглядную тьму.

Он стоял, сотрясаемый дрожью, опершись на грубую земляную стену.

Откуда-то издалека донесся растаявший крик: «Джим! О Господи! Джим!» Тот же возглас послышался во второй раз, но то был уже шепот. И, наконец, в третий — беззвучный, как воспоминание.

Он исступленно убеждал себя в том, что с ней ничего не случилось. С ней все хорошо. Дыра закрылась до того, как она спустилась с крыльца, а сейчас крыша этой ловушки стала толще, и через нее не проникает ее голос. Но интуиция подсказывала ему, что все это не так. Что там, наверху, ее уже не было. Его затрясло сильнее, и он почувствовал дурноту, голова закружилась, и он понял выхода нет, он будет целую вечность лететь вверх тормашками к тайне, лежавшей у подножия лестницы, там, куда ему не хватило духу приблизиться.

Полно, где-то впереди есть дверь. Что толку стоять и хныкать, как ребенок, никто его отсюда не вызволит. Он видел дверь, и он ее отыщет. Лоури ощупью стал пробираться вниз, осторожно шаря ногой в поисках следующей ступени — он обнаружил, что между ступенями неравные расстояния: порой одна ступень отстояла от другой на целый ярд, а порой — всего лишь на дюйм. Он чувствовал ладонями, что стена тоже менялась — теперь она была липкой и холодной, словно сверху по ней долго-предолго сочилась влага, отшлифовавшая камень и покрывшая его илистой смазкой. Где-то с большими промежутками капала вода — кап-кап, в этой мертвенной тишине звук был ужасающе громким.

Ничего, он попадал в переделки и похлеще. Однако забавно — прожить столько лет в этом доме, даже не подозревая о существовании лестницы под самым крыльцом.

Все же что он здесь делает? Ему, кажется, надо что-то найти…

Четыре часа из своей жизни.

Фетровую шляпу.

Где же, черт побери, эта дверь? Он уже спустился на тридцать ступенек, шаря по стене руками, но так и не нащупал ее. Может быть, подняться назад — он пытался, но обнаружил, что ступеньки, как и прежде, исчезали, как только он оставлял их позади. Если он прозевал дверь, ему уже никогда к ней не вернуться! На мгновение его охватила паника., А вдруг дверь расположена по другую сторону лестницы! Что если он прошел мимо! Неужели ему придется спускаться вниз до конца… Навстречу чему?

Что-то влажное и теплое коснулось его щеки, проплывая мимо. Лоури решил, что, вероятнее всего, это сгусток тумана; однако какой странный туман! Теплый, волокнистый и даже подрагивающий, словно живой! Он ухватил несколько клочков этого тумана, но, подобно змеям, они, извиваясь, выскользнули из рук.

Он вытер ладони о пальто, желая избавиться от мерзкого ощущения, и ступил ниже. Туман опутал его, словно паутиной, прилипая к щекам и плечам.

Откуда-то донесся слабый оклик: «Джим! Джим Лоури!»

Он ринулся было на голос, но туман цепко держал его невидимыми липкими пальцами.

«Джим Лоури!»

Надо же, как будто кричат в пустую бочку!

Собрав все свои силы, Лоури попытался разорвать туман в надежде, что тот расползется и образует просвет, но весь туман сразу куда-то улетучился, и он чуть не полетел вниз по невидимым ступеням. Он вновь принялся ощупывать стену, продвигаясь вперед, время от времени с надеждой оборачиваясь, — вдруг ступени на месте, но всякий раз убеждался, что они исчезли. Где-то здесь должна быть дверь!

Его ослепила внезапная вспышка света.

Он стоял на твердой почве, но солнца не было видно — только свет, слепящий и резкий. Выжженная земля, красная и дикая, простиралась, куда хватало глаз, в шершавых камнях зияли огромные трещины.

На камне сидел маленький мальчик и рассеянно чертил свое имя. Он насвистывал немудреный мотивчик, сильно фальшивя, время от времени вместе со свистом из его уст вырывалось шипение. Он сдвинул набекрень свою соломенную шляпу и взглянул на Лоури.

— Привет.

— Привет, — ответил Лоури.

— У тебя нет шляпы, — сказал мальчик.

— Нет. И что из этого?

— И руки у тебя грязные, — произнес мальчик, возвращаясь к своему праздному занятию.

— Как тебя зовут? — спросил Лоури.

— А тебя?

— Меня Джим.

— Надо же. Меня тоже Джим. Только по-настоящему-то Джеймс. Что-нибудь ищешь?

— В общем, да. Свою шляпу.

— Я видел шляпу.

— Правда? Где?

— На голове у папы, — серьезно ответил мальчик. И тут же звонко расхохотался собственной шутке. Затем полез в карман. — Хочешь, кое-что покажу?

— Покажи, если на это стоит взглянуть.

Мальчик вынул кроличью лапку и с восторгом протянул ее Лоури. И сразу же перед глазами осталась висеть одна только эта лапка, но и ее поглотила тьма, наползавшая от края земли. Лоури сделал шаг и опять чуть не упал с лестницы. Он медленно продвигался вперед; где-то капала вода; ступени становились все более и более стертыми от времени, замшелыми, словно по ним давно уже не ступала нога человека.

Внизу он увидел тусклый луч, который, похоже, падал из бокового входа. Ага! Значит, там все-таки была дверь! Почему он не пошел по огрубелой, красной земле и не отыскал путь наверх! Но ничего, перед ним была дверь, а это означало, что он сможет покинуть лестницу. Слава Богу, ему не придется спускаться по ней до конца!

Неизвестно откуда набежал туман, и на мгновение дверь исчезла из виду, но тут же возникла вновь, обрисовавшись четче, чем прежде, однако она была закрыта, стало быть, потайной источник света располагался где-то на самой лестнице.

Сейчас он уже не так боялся, потому что был преисполнен решимости: он знал, что наверняка отыщутся шляпа и пропавшие четыре часа. Он жалел, что не спросил о них у мальчика.

Остановившись перед дверью, Лоури с облегчением перевел дух. Теперь, когда он сойдет с этой лестницы, все изменится к лучшему. Он дернул за ручку, но дверь оказалась запертой изнутри, дверного молотка же не было и в помине. Он наклонился, чтобы заглянуть в замочную скважину, но таковая отсутствовала. Он выпрямился и ничуть не удивился, увидев, что перед ним дверной молоток, он был из позеленевшей меди в форме женской головы со змеями вместо волос — Медуза. Он ударил им, и эхо, отскочив от стен, падающим камнем покатилось вниз по ступенькам. Он долго дожидался какого-нибудь признака жизни за дверью, и когда собрался еще раз ударить молотком, раздался звук отодвигаемых засовов, загремела щеколда, дверь широко распахнулась, и из нее вырвались едкий запах дымящихся трав и густое, грязное, темное облако, две летучих мыши, пискнув на лету, коснулись Лоури мягкими кожистыми крыльями. Запах и дым, застившие глаза, помешали ему как следует рассмотреть женщину перед ним предстали неясные очертания изможденного лица, желтых, сломанных и кривых зубов, спутанных бесцветных волос и глаз, зиявших провалами, словно дыры в черепе.

— Матушка, я хочу убраться подальше от этой лестницы, — сказал Лоури.

— Матушка? Сегодня ты вежлив, Джеймс Лоури. Хочешь подольститься и убедить меня в том, чтобы я тебя впустила. Ха-ха! Не выйдет, Джеймс Лоури.

— Подождите, матушка, уж не знаю, откуда вам известно мое имя, ведь я здесь впервые, но…

— Ты был на этой лестнице раньше. У меня хорошая память на лица. Только сейчас ты спускаешься, а в прошлый раз поднимался, и звали тебя не Джеймс Лоури, и всякий раз, поднимаясь на новую ступеньку, ты сшибал ту, что оставалась позади, а когда ты подошел сюда, то смеялся надо мной, ударил меня и плюнул в лицо! Никогда я этого не забуду!

— Не правда!

— У нас это сойдет за чистую правду. Ладно, небось, хочешь получить свою шляпу?

— Да. Да, именно. Шляпу. А откуда вы знаете, что я ищу…

— А откуда я все на свете знаю! Ха-ха, он, видите ли, потерял шляпу. Что вы об этом скажете? Шляпу он потерял! Ну что ж, Джеймс Лоури, это ужасная глупость, глупость, глупость. Потерять шляпу. Ты же не мальчик — пора соображать, что к чему, да и голова у тебя достаточно большая, чтобы на ней могла удержаться шляпа. Но это не единственная твоя потеря, Джеймс Лоури.

— Да, действительно.

— Ты как пить дать потерял четыре часа. Целых четыре часа и шляпу. Хочешь, дам совет?

— Если позволите, матушка, не могли бы вы меня впустить, чтобы не стоять на этой лестнице?

— Тебе с нее не сойти. Сначала ты по ней поднялся, а теперь должен спуститься до конца. Должен, и все тут. Хоть стой, хоть падай, хоть вплавь, хоть вскачь, но никуда не денешься — пойдешь до конца. До самого конца. До самого, самого, самого, самого, самого, самого, самого конца! До конца! До конца! До конца! Дать тебе совет?

— Не откажите в любезности.

— Тогда давай сюда платок.

Он вынул из кармана носовой платок и протянул ей, она громко высморкалась и отшвырнула его в темноту. Тут же первая летучая мышь принесла его обратно. Она опять швырнула платок, но с ним подоспела вторая летучая мышь.

— Паршивки! — выбранила она их. — Так хочешь, дам совет, Джеймс Лоури?

— Пожалуйста, матушка.

— Брось искать свою шляпу.

— Но почему, матушка?

— Потому что если ты найдешь свою шляпу, то найдешь и свои четыре часа, а если найдешь четыре часа, то умрешь!

Лоури заморгал, когда она сунула носовой платок в карман его пальто и потянулась своими когтистыми пальцами к его шее. Он почувствовал, как ногти впиваются в горло, но она всего лишь поправляла галстук.

— Хочешь, дам совет, Джеймс Лоури?

— Да, матушка.

— Шляпы шляпами, а кошки кошками, птички поют, — значит, дело дрянь. Мышки мышками, а шляпы шляпами, весна на дороге, — значит, жизнь встрепенулась перед новой смертью. Крысы крысами, а шляпы шляпами, не поспешишь, так людей насмешишь. У тебя доброе лицо, Джеймс Лоури. Хочешь, дам совет?

— Да, матушка.

— Ступай вниз по лестнице, там встретишь человека. И коли суждено тебе умереть, спроси у него, где ты потерял шляпу.

— Он мне скажет?

— Может, скажет, может, нет. Мышки шляпами, шляпы крысами, крысы кошками, кошки шляпами, и ни в каком супе не утопишь.

— Не утопишь что, матушка?

— Просто не утопишь, и все тут. У тебя доброе лицо, Джеймс Лоури.

— Спасибо, матушка.

— А потом, как встретишь первого человека, встретишь второго. Они оба не люди. Они мысли. Первый человек скажет тебе, что ты встретишь второго человека, а второй человек скажет тебе, что ты должен дойти до конца лестницы. До самого низа. До конца, до конца, до конца…

— А где самый низ, матушка?

— Наверху, разумеется. Шляпы к мышкам, мышки к кошкам, кошки к крысам. Кошки голодны, Джеймс Лоури. Крысы сожрут тебя, Джеймс Лоури. От шляпы к мышкам, от них отправишься к кошкам, а потом сожрут тебя крысы. Не передумал искать шляпу?

— Прошу вас, матушка.

— Какой капризный, упрямый, вреднющий, безмозглый, дрянной, бестолковый, бесстыжий, скверный, злющий, капризный, упрямый, безмозглый, дрянной… Все равно будешь искать шляпу, Джеймс Лоури?

— Да, матушка.

— Не веришь в демонов и дьяволов?

— Нет, матушка.

— По-прежнему не веришь в демонов и дьяволов?

— Нет, матушка.

— Тогда обернись, Джеймс Лоури. — Он обернулся.

Но перед ним была лишь пустота.

Он услышал, как захлопнулась дверь. Где-то в отдалении раздался голос: "Джим! Джим Лоури!"

В непроглядной тьме он пошарил руками по стене, но двери там уже не было. Он ощупью двинулся наверх, но ступени исчезли. Тогда он пошел вниз, и вновь его окликнул голос, теперь прозвучавший гораздо отчетливее:

"Джим! Джим Лоури!"

Ступенька за ступенькой — когда расстояние дюйм, а когда — ярд, когда ступенька скособочена вправо, когда влево, а когда ровно лежит — угадать невозможно. Вокруг него сгустились клочья тумана — на сей раз белого, он был едким и щипал горло, но что-то в нем придало Лоури смелости и заставило расправить плечи.

— Джим! Джим Лоури!

Голос был совсем рядом, казалось, он несся из пустой бочки — будто глашатай выкрикивал слова в рупор. Голос был абсолютно бесстрастным, как объявление на железнодорожном вокзале о том, что поезд отбывает в 5.15.

— О Джим! Джим Лоури!

Вызывают мистера Лоури. Вызывают мистера Лоури. По мере того как он спускался ниже, белый туман рассеивался — Лоури уже мог различить ступени. Теперь они были другими — мраморными, гладкими, сухими и чистыми, сбоку шли тонкой резьбы перила, которые после грубого камня были очень приятными на ощупь. Лестница делала небольшой изгиб и спускалась в огромный зал, увешанный знаменами, где вокруг стола восседало с полсотни гостей — инстинкт подсказывал Лоури держаться от этих гостей подальше. Здоровенный датский дог, видимо, обознавшись, бросился ему навстречу и чуть не сбил с ног, затем фыркнул и пошел прочь. Лоури продолжал идти вниз по лестнице.

— Джим! Джим Лоури!

Он был уже у самого подножия, гости в огромном зале куда-то пропали, хотя он знал, что они где-то тут, рядом. По правую руку от него висел золотой с белым гобелен, изображающий рыцарский турнир, а слева стояла подставка для копий, над которой висели щит с тремя вздыбленными львами и меч с резной рукоятью.

Чья-то рука похлопала его по плечу; резко повернувшись, он увидел перед собой рыцаря в доспехах, который казался очень высоким благодаря султану из белых перьев, покачивавшемуся на шлеме с опущенным забралом.

— Джеймс Лоури?

— Да?

— Вы уверены, что вы Джим Лоури?

— Да.

— Тогда почему откликаетесь на имя Джеймс? Впрочем, это неважно. Вы меня знаете?

— Извините, но мне трудно ответить на этот вопрос. Забрало вашего шлема опущено, и вас полностью скрывают стальные доспехи…

— Ну хорошо, хорошо, приятель, давайте не будем пререкаться по поводу забрала. Мы ведь оба джентльмены, и у нас нет оснований ссориться, верно? Во всяком случае из-за такого пустяка, как забрало. Вы думаете, что вам это все снится?

— Нет, отчего же. Я не…

— Вот и славно. Это не сон. На всякий случай я вас ущипну. — Он подкрепил слова делом и со значением кивнул, когда Лоури резко отпрянул в сторону. — Это не сон, все происходит на самом деле. Если до сих пор не верите, взгляните на отметину, оставленную моими стальными пальцами.

Лоури посмотрел на тыльную сторону ладони — там образовался ужасный кровоподтек.

— Теперь относительно вашей шляпы, — изрек рыцарь. — Вы намерены отыскать ее?

— Конечно.

— Она ведь обошлась вам всего в несколько долларов. А что такое несколько долларов, старина, в сравнении с ценой вашей жизни?

— Какое отношение моя, жизнь имеет к шляпе?

— Приятель, разве старуха вам не говорила, что коли найдете шляпу, найдете и четыре часа, а как найдете четыре часа, так потеряете жизнь? А теперь давайте рассмотрим этот вопрос трезво. В свете холодных и беспристрастных фактов. Шляпа стоит от силы десять долларов. В течение оставшихся вам тридцати пяти лет жизни вы сможете заработать около ста пятидесяти тысяч долларов, то есть четыре тысячи пятьсот долларов в год. Есть ли резон менять это на десятидолларовую шляпу?

— Да… нет, пожалуй.

— Ну что ж, старина, я рад, что мы нашли общий язык. Теперь давайте пойдем дальше. Вы ведь очень умный человек. Вот вы потеряли четыре часа. Те тридцать пять лет, что могут быть вам отпущены, вмещают триста пять тысяч четыреста сорок часов — расчеты точные. Неужели это время не перевешивает каких-то глупых четырех часов?

— Да, но…

— Ага, значит нужны дополнительные аргументы. Вы намерены отыскать свою шляпу, так?

— Мне бы хотелось.

— И вас не волнует, что когда вы найдете шляпу, то найдете и те четыре часа, ибо они неразрывно связаны с потерей шляпы?

— Ну…

— Я-то надеялся, вы образумитесь. Что ж, ищите шляпу, ищите четыре часа, ищите смерть! Именно в такой последовательности будут разворачиваться события. Подумаешь, невидаль — шляпа. Стоит ли сбиваться с ног из-за такой ерунды!

— Я… я это обдумаю.

— Никаких обдумываний. Вы должны прийти к выводу, что поиски шляпы глупость, здесь и немедленно выкиньте из головы мысль о четырех часах. Все, их не существует.

— Может быть… — отважился спросить Лоури, — может быть, вы мне скажете, что произошло за эти четыре часа?

— Послушайте, старина! Я же говорю вам, если вы это выясните, то наверняка погибнете, а вы спрашиваете меня прямо в лоб. Я-то пытаюсь вас спасти, а не уничтожить.

— Даже намекнуть не можете?

— С какой стати?

— Дело в той статье?

— Фу-ты, ну-ты, Джим Лоури. Не пытайтесь выудить из меня эти-сведения мне не хочется, чтобы вы умирали. Я считаю вас мировым парнем, исконным принцем, с головы до пят. А теперь ступайте-ка вниз…

— Все дело в малярии?

— Фу-ты, ну-ты.

— В спиртном?

— Ну, хватит.

— Или…

— Да замолчите вы! — взревел рыцарь. — Если вы такой любознательный, идите вниз по лестнице и встретите там человека. Больше я ничего не скажу. Встретите человека.

— Спасибо, — сказал Лоури. — Не будете ли вы так любезны назвать мне свое имя?

— Имя? Зачем оно мне? Я рыцарь и живу идеалами.

— Но если мы снова встретимся, я вас не узнаю.

— Я же сказал, я живу идеалами!

— Ну и что из этого? Я тоже живу идеалами, — Он протянул руку, чтобы поднять забрало. Рыцарь остался стоять смирно.

Забрало поднято.

Внутри ничего не было!

Внутри была темнота.

Немного спустя Лоури сделал еще одну попытку подняться наверх, но снова тщетно; он чуть не свалился в пустоту. Он остановился как вкопанный, его била дрожь. Может, все-таки… все-таки ему не надо спускаться вниз? Вниз к… Ему вдруг захотелось заорать во все горло, но он подавил этот порыв. Он успокоился.

Лоури обнаружил, что новые ступени отличались от прежних: они издавали другой звук — глухой, видно, были деревянными, да и шли равномерно, на одинаковом расстоянии друг от друга. Вскоре он едва не упал, пытаясь нащупать следующую ступень — там оказалась твердая почва. Да. Он стоял на ровной земле. Вокруг ничего не было видно…

Он резко повернулся, чтобы разглядеть, не исчезла ли последняя ступенька. Она была на прежнем месте. И та, что над ней, тоже. И следующая на месте. Что если лестница восстановилась! Вдруг он сможет подняться наверх! Но тут он споткнулся, так как вместо мраморной площадки была деревянная, обнесенная перилами, так что дальнейшее восхождение было невозможным. Ему пришлось спуститься обратно — на островок земли.

Он не сразу заметил этого человека, главным образом потому, что тот был весь в черном. Абсолютно весь. На нем была черная грязноватая шляпа с широкими полями, которые почти полностью скрывали лицо, но не могли скрыть грубость черт и жесткую линию рта; его могучие, но согбенные плечи окутывал черный старинный плащ; на башмаках поблескивали черные пряжки. В руках он держал фонарь, который отбрасывал тусклый луч света, он поставил его на землю и уселся на деревянную скамью, вынув из-за пазухи что-то длинное и змееобразное. Затем достал черную книжицу, и, приподняв фонарь, воззрился на страницы.

— Лоури?

— Да, это я.

— Хм. Откровенный ты, однако, парень. Впрочем, всем известно, что меня лучше не водить за нос. — Он громко сплюнул и опять уставился в книгу. Хорошая черная погодка, не правда ли?

— Да. Не спорю.

— Сколько ты весишь, Лоури?

— Сто девяносто фунтов.

— Хм. Сто девяносто фунтов. — Он отыскал карандаш и нацарапал что-то в своей книжечке. Затем, высоко подняв фонарь, он пристально оглядел лицо и фигуру Лоури. — Хм. Физических недостатков нет?

— Вроде нет.

— Сто девяносто фунтов и нормальная шея. А, Джеймс Лоури?

— Да.

— Что же, наше знакомство не затянется, но это твоя беда, а не моя.

— Как… как вас зовут?

— Джек. Вообще-то Джек Кетч, но можешь называть меня просто Джек. — Он опять громко сплюнул. — Если хочешь, чтобы со мной у тебя все прошло гладко, положи в карман один или два фунта, когда подойдешь.

От этого человека исходил запах тления — тления и запекшейся крови; волосы у Лоури встали дыбом.

— Почему фунт?

— А почему бы и нет? Мне ведь надо питаться, как и тебе надо было. Я могу устроить так, что тебе будет легко или, наоборот, чудовищно трудно. Так что послушайся моего совета и дай мне фунт или два, и мы приступим к делу. Терпеть не могу ходить вокруг да около. Все уже готово, и задержкой мы лишь осложним процедуру, а ты будешь понапрасну нервничать. Что ты на это скажешь?

— Я… я не знаю, о чем вы.

Он поднял фонарь и внимательно посмотрел на Лоури.

— Хм. А производишь впечатление толкового парня. — Он поставил фонарь и поднял с колен змееподобную штуку. Он начал возиться с ней заскорузлыми пальцами.

Мало-помалу Лоури охватил ужас. Джек Кетч. Знакомое имя. Но этого человека он видит впервые. Джек Кетч…

Внезапно Лоури осенило, чем занят Джек Кетч. Ведь эта штука у него в руках — веревка! Он завязывает петлю для виселицы!

И эти ступени. Их было тринадцать! И площадка наверху — эшафот!

— Нет! — крикнул Лоури. — Вы не можете этого сделать! У вас нет такого права!

— Полегче! Полегче, Лоури! Джим Лоури! Иди сюда! От меня не убежишь! Лоури, Джим Лоури!

Сзади гулко прозвучали шаги палача, а шуршание плаща было подобно грому.

Лоури попытался удержаться на краю новой лестницы — он ее скорее ощущал, нежели видел, — но ступени были скользкими, и он уже не мог остановиться. Он напряг мускулы перед нижней ступенькой…

Но ступил в никуда.

Дергаясь, извиваясь и кувыркаясь, он летел вниз, вниз, вниз, в чернильную бездну, задыхаясь от страха, в животе у него пульсировал комок боли. Вниз, вниз, вниз, вниз, рассекая темную мглу, потом больно хлеставшие ветви деревьев — и снова туман.

Лоури плюхнулся в липкое месиво, вонявшее мертвячиной и гнилью, пальцы его утопали в чем-то слизистом. Где-то в темноте двигалось некое существо. Потрескивал валежник и слышалось учащенное, жаркое дыхание — этот некто вел поиск.

Лоури отполз, стараясь двигаться бесшумно. Было слишком темно — никто не мог его видеть, если он будет лежать беззвучно…

— Лоури! Джим Лоури! Лоури сжался и замер.

— Думаешь, я тебя не вижу. Джим Лоури! Подожди минутку. У меня есть для тебя сюрприз.

Голос Джека Кетча прозвучал ближе, и Лоури понял, что в то время как он сам не видел ни зги, Джек Кетч прекрасно видел его. Он вскочил на ноги и, спотыкаясь, не разбирая дороги, устремился прочь, обдираясь о ветки кустарника, он бежал, пока путь ему не преградила полуутопленная коряга — он застрял возле нее по колено в грязи.

— Я скажу тебе, где ты можешь найти свою шляпу, Джим Лоури. Я хочу тебе помочь, — Было слышно, как он сплюнул. — От меня не убежишь.

Чувствуя, что теплая илистая жижа, от которой поднимаются зловонные испарения, доходит ему до колен, он заспешил дальше.

— Я пытаюсь тебе помочь, Джим Лоури, — совсем близко произнес голос Джека Кетча, — Единственное, чего я хочу, так это помочь тебе. Я могу сказать, где находится твоя шляпа. Не желаешь меня выслушать?

Изможденный и обессиленный Лоури упал ничком в грязь, затем, поднявшись с неимоверным усилием, двинулся дальше, с трудом переставляя ноги.

— Я не намерен причинять тебе боль, — умоляющим голосом проговорил Джек Кетч. — Я только хочу тебя вздернуть! — Он выругался и сплюнул, — Вот она, благодарность. Лоури! Вернись! Я скажу тебе, где твоя шляпа.

Почва под ногами стала твердой, и Лоури ринулся в бархатную темноту. Неведомая могучая сила резко ударила его в грудь и сбила с ног — и вот уже он барахтается в морской воде, смешанной с песком, — его вертит, бьет, выталкивает и тянет ко дну. Он тонул!

Лоури открыл было рот, чтобы закричать, но чуть не захлебнулся соленой водой — он погружался в глубину, видя вокруг себя зеленоватый свет и серебристые пузырьки собственного дыхания, поднимавшиеся на поверхность.

Внезапно он выплыл, судорожно ловя ртом воздух и заглатывая соленую воду, — он был измучен до крайности. Он кашлял и, задыхаясь, силился позвать на помощь. Вдруг он успокоился, обнаружив, что лежать на воде не составляет никакого труда. Покачиваясь — дыхание его вновь стало ровным, — он с тревогой искал глазами Джека Кетча, но палача нигде не было видно. Зато перед ним предстала протянувшаяся вдоль берега длинная полоса джунглей — желтый пляж, омываемый белыми волнами, и гигантские зеленые деревья, нависающие над морем. Голубое небо и голубое море, полнейшая тишина, покой и безмятежность. Лоури с благодарностью созерцал всю эту красоту, удивляясь приятному теплу, разлившемуся по телу. Еще раз бросив взгляд в сторону пляжа, он позабыл про Джека Кетча, хотя смутно помнил, что где-то потерял четыре часа. Он должен их найти во что бы то ни стало, невзирая на все предупреждения, которые получил; надо во что бы то ни стало восстановить в памяти все, чтобы знать наверняка…

Снова начала наползать темнота, подул ветер, который постепенно усиливался, — море заволновалось. Он почувствовал усталость. Внезапно его осенила догадка — в морской глубине подстерегает опасность: ему могут нанести удар и увлечь вниз; а там множество черных и жутких тварей утащат его на дно и разорвут в клочья.

В сгущавшихся сумерках Лоури поплыл к берегу, призвав всю свою волю, чтобы не поддаться слепой панике и не думать о тварях, таившихся в глубине. Ветер ревел, волны бились о берег, он напряг зрение и увидел, что огромные пенистые смерчи вздымаются и опадают, и волны яростно бьются о зубчатую скалу. Он повернулся в сторону. От него ничего не останется, если он попытается вылезти на скалу, и в то же время ясно, что надо как можно быстрее выбраться из воды, ибо в любой момент его может разорвать выплывшее из глубины морское чудовище. Он не мог повернуть назад — море как будто толкало его к торчавшим из воды громадным черным зубьям. Где-то сверкнула молния, разодрав небо на синие лоскуты. Но раскатов грома не последовало — только шумел прибой. Вздымавшиеся волны бросали его на десять футов вверх, потом вниз, унося к скале. Лоури ничего не слышал, не мог дышать. Вода поймала его в ловушку — если он не утонет, то разобьется о риф. Что-то ударило по нему и отшвырнуло в сторону. Удар повторился, и он повернул голову. Кусок дерева! Уже ухватившись за него, он увидел, что деревяшка имела престранную форму, так что прикасаться к ней не стоило. Он почувствовал, что над бревном что-то витает. Поднял глаза. Он увидел книгу, которую держали две руки. И все. Только книгу и пару рук.

— А теперь ухватись покрепче, — произнес какой-то маслянистый голос. Очень скоро все кончится. Но ты должен крепко держаться, закрыть глаза и видеть и слышать только то, что я говорю. Положись на меня и точно выполняй мои требования…

Казалось, голос замирает и отдаляется, а на самом деле это обессилевший Лоури опустил лицо на мягкую подушку воды, в то время как его онемевшие руки продолжали сжимать деревяшку.