Серафина

5

Я, как всегда, испытала облегчение, вернувшись в свои комнаты вечером. Мне нужно было порепетировать, но до смерти хотелось прочитать книгу о синус-песнях Зибу, и, конечно, у меня было много вопросов к дяде. Я села сначала перед спинетом и сыграла удивительно диссонансный аккорд – сигнал Орме, что мне нужно поговорить.

– Добрый вечер, Фина, – прогремел бас котенка.

– Фруктовая Мышь начал бродить по саду. Я волнуюсь…

– Стой, – сказал Орма. – Вчера ты оскорбилась, что я не поприветствовал тебя, а сегодня ты сама сразу переходишь к делу. Я хочу, чтобы ты оценила мой «Добрый вечер».

Я засмеялась.

– Я оценила. Но послушай: у меня проблема.

– Уверен, что так, – сказал он, – но через пять минут ко мне придет ученик. Твоя проблема на пять минут?

– Сомневаюсь. – Я подумала. – Могу я прийти к тебе в Святую Иду? Неудобно обсуждать это через спинет.

– Как хочешь, – сказал он. – Но дай мне, по крайней мере, час. Этот ученик удивительно неспособный.

Пока я одевалась, осознала, что так ничего и не сделала с кровью Базинда на плаще. Кровь дракона давно высохла, но все еще светилась. Я хлопнула по пятну, вызвав бурю маленьких серебряных хлопьев. Почистила плащ, как могла, и стряхнула остатки сияющей крови в камин.

Я выбрала Королевскую дорогу, которая спускалась широкими грациозными изгибами. Улицы были темными и тихими, подсвеченные одной лишь четвертью луны, светом из окон и редкими зеркальными фонарями Спекулуса, которые рано зажгли. Внизу, у реки, воздух был сладким от древесного дыма, насыщенным чесночным запахом чужого ужина и густым от вони из выгребной ямы на заднем дворе. Или, возможно, потрохов – близко находилась мясная лавка?

Из теней на открытую улицу передо мной выступила фигура. Я замерла, а сердце заколотилось. Она пошаркала ко мне, и удушающий запах стал явственнее. Я закашлялась от вони и потянулась к маленькому ножу, спрятанному в подоле моего плаща.

Темная фигура подняла левую руку навстречу мне, ладонью вверх, словно прося милостыню. Затем подняла вторую левую руку и произнесла:

– Тшлу-тслу-тщлуууу?

Хвостик голубого пламени метался вокруг рта, подобного клюву, когда оно говорило, освещая на мгновение свои черты: гладкую чешуйчатую кожу, шипастый, как у игуаны Зибу, гребень, выпуклые круглые глаза, которые вращались независимо друг от друга.

Я выдохнула. Это был всего лишь побирающийся квигутл.

Квигутл – второй вид драконов, намного мельче саарантраи. Этот был примерно моего роста, высокий для квигутла. Квигутлы не могли менять форму. Они жили рядом с саарантраи в горах, прятались в трещинах и разломах более крупных логовищ драконов, питаясь мусором и пользуясь своими четырьмя руками, чтобы изготавливать сложные крошечные устройства, такие как серьги саарантраи. Квиги были включены в Мирное Соглашение из вежливости, никто не думал, что они массово прибудут на юг, или им так понравятся уголки, щели – и мусор – города.

Квиги не говорили на языке гореддийцев, так как у них не было губ, а язык напоминал пустую тростинку, однако большинство знали гореддийский. Сама я понимала язык квигов, это был очень шепелявый Мутья. Существо спросило:

– Я чушшштвую монетсссу, девущщщка?

– Вам не стоит просить милостыню после наступления темноты, – упрекнула я квига. – Почему вы не в Квигхоуле? Вам опасно находиться на улицах. На одного из ваших братьев-саарантраи напали вчера при свете дня.

– Дасс, я все виделшш с крыщщи ссссклада, – сказал он. Его трубковидный язык мелькал между зубами, брызги слюны орошали его пятнистый живот. – У тебя дружессственный запаххс, но тышш не сссаар. Я удивленнсс, шшто тышш понимаешсссь меня.

– У меня талант к языкам, – ответила я. Орма сказал мне, что моя чешуя пахнет сааром, хотя и едва заметно. Он добавил, что саарантрасу придется близко поднести нос, чтобы почувствовать запах. У квигутлов было более острое обоняние?

Он подошел ближе и обнюхал кровавое пятно на моем плече.

Дыхание квига было таким ужасным, скручивающим внутренности, что я не понимала, как он мог ощутить нечто с более слабым ароматом. У меня никогда не получалось почувствовать запах саара, даже Ормы. Когда квиг отошел, я сама принюхалась к пятну. Я ощущала присутствие чужого запаха в ноздрях – ощущение скорее тактильное, чем обонятельное – но я ничего не могла по нему определить.

Острая боль пронзила мою голову, словно в пазухи вогнали шипы.

– У тебя два запаххса, ссаара, – сообщило существо, – и маленькогос кощщелька с пятьшю ссеребряными и ссс восссемью меднымишш монетссками и ножшшом – дешшевая ссталь, очшшень тупая. – Даже эти маленькие драконы были педантично точными.

– Ты можешь почувствовать остроту моего ножа? – спросила я, прижимая ребра ладоней к вискам, словно могла раздавить боль. Это не помогло.

– Я мог поччувсствовать, ссколько волоссков у тебяшш на головесс, есссли бы хотелшш, а ясс не хоччу.

– Мило. Ну, я не могу просто отдать тебе монеты. Я отдаю металл за металл, – сказала я, такой ответ я слышала от Ормы на попрошайничество квигутлов. Так бы не ответил обычный гореддиец, и я не стала бы пытаться, если рядом были свидетели, но Орма таким образом приобрел мне несколько безделушек. Я держала эксцентричную коллекцию вдали от любопытных глаз, в маленькой корзиночке. Они не были нелегальными – всего лишь игрушки, – но такие «демонические устройства» могли бы испугать служанок.

Квигутл моргнул и облизнул рот. Этих существ не волновали деньги сами по себе, им нужен был металл для работы, а мы носили его в удобных отмеренных количествах.

Позади квигутла на полквартала вверх по улице с шумом распахнулись двери конюшни. Появился мальчик с двумя фонарями и повесил их по обеим сторонам в ожидании, когда всадники вернутся домой. Квиг глянул через плечо, но мальчик смотрел в другую сторону.

Шипастый силуэт квигутла выделялся на свету, его глаза вылезали и прятались обратно, пока он раздумывал, что бы продать. Он потянул руку к глотке, в раздуваемый горловой мешок и вытащил два предмета.

– У меня сс ссобой только маленькаяшш вещщщичка: меднаяшш рыбка сс сссеребяной фффилигранью. – Рыбка висела между его большими пальцами правой руки – и это была скорее жестяная ящерица с человеческой головой.

Я прищурилась в тусклом свете, исходящем от конюшни. Человек с лицом ящерицы был ужасен. Внезапно я захотела эту вещичку, словно это был брошенный гротеск, которому нужно было место для жизни.

– Я бы обменялшш егосс на дваш ссеребрянныхх, – сказал квиг, заметив мое внимание. – Можшшет показатьссся, шшто дороговатосс для жшшести, но работа кропотливаяшш.

Позади моего товарища-рептилии послышался стук копыт приближающихся лошадей. Я подняла взгляд, остерегаясь того, что нас увидят. Квигов и раньше били в этом городе за приставания к женщинам. Я пыталась не думать о том, что происходило с женщинами, которые обращались к квигам с добротой. Приближающиеся всадники остановились у конюшни и даже не взглянули в нашу сторону. Их шпоры зазвенели, когда ноги коснулись брусчатки. У каждого за поясом был кинжал. В свете фонаря сверкнула сталь.

Мне нужно было срочно отправить квига домой и добраться до Ормы. Я подумала, что запах саара мог вызвать мою внезапную головную боль, но она не ослабевала. Два приступа головной боли два дня подряд могут означать только неприятности.

Я вытащила кошелек из рукава.

– Я согласна на обмен, но ты должен убедить меня, что «кропотливая» не значит «незаконная». – Некоторыми изобретениями квигов – теми, что могли видеть, слышать или говорить через большие расстояния, – могли владеть только саарантраи. Некоторыми другими, такими как дверные черви или взрывчатые механизмы, пользоваться было запрещено.

Существо изобразило потрясение.

– Ничччего нелегальногош! Ясс законопослушщщный…

– За исключением того, что шатаешься после наступления темноты вне Квигхоула, – упрекнула я его, отдавая серебро. Он кинул монеты в рот. Я убрала фигурку ящерицы в сумку и крепко затянула кожаные шнурки.

Когда я снова подняла взгляд, квигутл ушел, полностью растворился в темноте без единого звука. Два всадника неслись в мою сторону, обнажив кинжалы.

– Святой Даан на сковородке! – закричал один из них. – Липкий дерьмоед пробежал прямо по стене дома!

– Девушка, вы в порядке? – спросил другой, пониже второго, невежливо схватив меня за руку. От него разило таверной.

– Спасибо, что прогнали его, – сказала я, освобождаясь из его хватки. В моей голове стучало. – Он попрошайничал. Вы знаете, какими настойчивыми они могут быть.

Коротышка заметил кошелек в моей руке.

– Ох, черт, вы же не дали ему денег, не так ли? Это только подбадривает паразитов.

– Черви-попрошайки! – прорычал высокий мужчина, все еще осматривая стену здания, держа кинжал наготове. Он был похож на брата Коротышки, с таким же широким носом. Я решила, что они торговцы: их элегантные и прочные шерстяные одежды говорили о том, что у них водились деньги и они предпочитали практичность.

Высокий сплюнул.

– И пять кварталов пройти нельзя, чтобы не натолкнуться на них.

– Нельзя в свой собственный подвал спуститься и не найти такого, свернувшегося в ящике с луком, – сказал Коротышка, наигранно размахивая руками. – Наша сестра Луиза однажды нашла одного, прилипшего ко дну стола в столовой. Он дышал своим зловонием на праздничную трапезу в честь Спекулуса, и ребенок получил падучую болезнь. Но может ли ее муж защитить себя от вторгнувшегося в его дом квига? Не может или окажется в тюрьме!

Я слышала про этот случай. Мой отец защищал квигутла в суде и выиграл дело. Но после этого у входов в Квигхоул выстроили ворота, запирающие его жителей-драконов на ночь, – конечно же, ради их безопасности. Уважающие закон ученые-саарантраи в коллегии святого Берта протестовали. Мой отец представлял и их, но безрезультатно. Квигхоул больше напоминал дыру, чем убежище.

Хотела бы я сказать этим братьям, что квигутлы не хотели причинять вреда; что эти существа словно не понимали разницы между своим и чужим, когда дело касалось жилища; и что свиньи пахнут так же плохо, но никто не думает о том, что у свиней злобные намерения относительно людей или что они распространяют болезни. Я понимала, что эти люди не поблагодарят меня за просвещение.

Братья светились, сильное свечение исходило из-под их кожи, словно их внутренности были расплавленным свинцом, словно они загорятся в любую секунду.

О нет. Этот ореол был единственным предупреждением о том, что сейчас на меня нахлынет видение. Теперь я ничего не могла сделать, чтобы сдержать его. Я села на дорогу и прижала голову к коленям так, чтобы не удариться, когда упаду.

– Вам нехорошо? – спросил Коротышка, и его голос доходил до меня волнами, словно он говорил через воду.

– Не дайте мне прикусить язык, – удалось произнести мне, прежде чем я упала и мое сознание завертелось в водовороте видения.

Мое невидимое око зависло под потолком комнаты с тремя массивными кроватями и кучей нераспакованного багажа. Шелковые шарфы, зеленые, золотые и розовые, были грудой свалены в углу, вперемешку с переливчатыми ожерельями из бусинок, веерами из перьев и нитями поблекших монет. Это явно был постоялый двор. На каждой кровати поместилось бы по шесть людей.

Сейчас в комнате находился только один человек. Я знала его, хотя он и вырос за многие годы с моего последнего видения, и он был не на дереве.

Порфирийская женщина просунула голову через дверь, заплетенные пряди волос толщиной с палец, с серебряной бусиной на каждой, обрамляли ее лицо. Она говорила с Фруктовой Летучей Мышью на порфирийском, а он сидел на центральный кровати, скрестив ноги и глядя в потолок. Он вздрогнул, словно та прервала его размышления. Ее брови поднялись, она извинилась и показала жестами, будто что-то ест. Мальчик отрицательно покачал головой, и она беззвучно закрыла за собой дверь.

Он встал, его босые ноги погрузились в комковатый соломенный матрас. На нем были порфирийские штаны и туника длиной до колена, амулет паедис на шее и маленькие золотые сережки. Он медленно помахал руками в воздухе, словно разрывал паутину над собой. Соломенный матрас почти не пружинил, но Мышь подпрыгивал так высоко, как мог, и с третьей попытки коснулся потолка.

Никто в моих видениях раньше не осознавал моего присутствия. Да и как они могли? Меня на самом деле там не было. Он не смог бы коснуться моего лица, потому что его там не было, но я поняла, что пытаюсь отшатнуться от его ищущей руки.

Он нахмурился и осторожно почесал голову. Его волосы были собраны в пучки, а линии проборов формировали аккуратные маленькие шестигранники. Мальчик снова сел и пристально уставился в потолок, нахмурившись. Если бы это не было невозможным, я бы подумала, что он смотрит прямо на меня.

Я проснулась с солоноватой кожаной перчаткой в зубах. Я открыла глаза и увидела женщину, она держала мою голову и плечи на своих коленях. В одной руке у нее были зажаты молитвенные четки, она проворно перебирала бусины большим пальцем, ее губы быстро шевелились. Мой слух возвращался медленно, но я услышала, как она сказала:

– Святой Фустиан и святая Бранш, молитесь за нее. Святой Нинниан и святой Мун, будьте рядом с ней. Святой Абастер и святой Витт, защищайте ее.

Я резко села и выдернула перчатку изо рта, испугав женщину.

– Простите, – прохрипела я, прежде чем мой желудок исторг свое содержимое на брусчатку.

Она придержала мой лоб и передала мне белоснежно-белый платок, чтобы промокнуть рот. Она позвала:

– Братья! Она очнулась!

Ее братья, Коротышка и Высокий, появились из конюшни, ведя за собой лошадей, тянущих телегу с надписью «Братья Бродвик, Торговля тканями», выведенной черным на боку телеги. Втроем они завернули меня в добротное шерстяное одеяло и посадили в телегу. Женщина – я решила, это сестра, которую упомянул Коротышка, – подняла свое солидное тело и уселась рядом со мной. Она спросила:

– Куда нам тебя отвезти, девушка?

– Замок Оризон, – сказала я. Я не доберусь до Ормы сегодня ночью. Немного запоздало я вспомнила и добавила: – Пожалуйста.

Она добродушно рассмеялась и указала дорогу братьям, которые сами меня слышали. Телега подпрыгивала и качалась. Женщина взяла меня за руку и спросила, не холодно ли мне. Мне не было холодно. Оставшуюся часть дороги она советовала мне, как вывести пятна с моего платья, испачкавшегося после падения на грязной улице.

Понадобилась почти вся поездка, чтобы мой пульс успокоился, а зубы перестали стучать. Я едва могла поверить в свою удачу, ведь я упала перед людьми, которые помогли мне. Я могла бы валяться в переулке, ограбленная и принятая за мертвую.

Луиза все еще болтала, но не о пятнах.

– …Ужасное существо! Бедняжка. Должно быть, оно испугало тебя до полусмерти. Сайлас и Томас пытаются найти отраву для этих зеленых дьяволов, что-то такое, что можно закопать в мусоре и оставить незамеченным. Это нелегко. Они едят почти все, не так ли, Сайлас?

– От молока им плохо, – сказал коротышка, правя лошадьми, – но от него они не дохнут. Они хорошо переваривают сыр, так что дело в молочной сыворотке. Если мы усилим концентрацию молочной сыворотки…

– Они не станут есть отраву, – сказала я, мой голос был хриплым от рвоты. – У них такой острый нюх, что они не тронут ее.

– Вот почему мы прячем ее в мусоре, – сказал Сайлас, словно повторяя для глупого ребенка.

Я закрыла рот. Любое существо, способное ощутить остроту моего ножа, могло бы почувствовать что угодно даже среди кучи навоза. Но пусть попробуют. Попробуют и потерпят неудачу, и так будет лучше для всех.

Мы добрались до барбакана[12], где дворцовая стража остановила телегу. Луиза помогла мне слезть.

– Чем ты здесь занимаешься? – спросила она восхищенно. Я не благородного происхождения, это было очевидно, но даже в должности служанки-простолюдинки знатной дамы было что-то привлекательное.

– Я ассистентка дирижера и учительница музыки, – ответила я, сделав книксен. Я все еще некрепко стояла на ногах.

– Мисс Домбег? Вы играли на похоронах, – закричал Сайлас. – Нас с Томасом вы растрогали до слез!

Я грациозно склонила голову, и в ушах зашумело, словно со звоном отпустили тетиву, головная боль снова вспыхнула за глазами. Кажется, мое вечернее приключение еще не закончено. Я повернулась, чтобы зайти внутрь.

Сильная рука остановила меня. Это был Томас. Позади него Сайлас и Луиза болтали со стражниками, упрашивая их упомянуть при королеве имя братьев Бродвик, поставщиков крепкой шерсти. Томас отвел меня в сторонку и прошептал на ухо:

– Сайлас оставил меня наблюдать за вами, пока сам пошел за Луизой. Я видел идола квигов в вашем кошельке.

Мое лицо запылало. Мне было стыдно вопреки рассудку, словно виновной была я, а не человек, который рылся в вещах девушки в бессознательном состоянии.

Его пальцы впились мне в руку.

– Я встречал женщин, подобных вам. Червивые любительницы квигов. Вы не представляете, как близки были к тому, чтобы удариться головой во время приступа.

Он не мог подразумевать то, о чем я подумала. Я встретилась с ним взглядом: его взгляд был ледяным.

– Женщины, подобные вам, исчезают в этом городе, – прорычал он. – Упрятанные в мешки и брошенные в воду. Никто не взывает к справедливости, потому что они получают по заслугам. Но мой зять не может убить и грязного квига в своем доме, чтобы не…

– Томас! Мы уходим, – позвала Луиза позади нас.

– Святой Огдо призывает вас раскаяться, мисс Домбег. – Он грубо отшвырнул мою руку. – Молитесь о добродетели и молитесь, чтобы мы снова не встретились. – Он ушел вслед за своими братом и сестрой.

Я покачнулась, едва устояв на ногах.

Я посчитала их добрыми, несмотря на предрассудки, но Томас испытывал соблазн разбить мою голову о брусчатку просто за то, что нашел у меня фигурку квигутла. Сама статуэтка не несла никакого символического значения, ведь так? Могла ли я случайно выбрать идол какого-то извращения? Может быть, Орма знает.

Я, шатаясь, прошла через сторожку, прикладывая все силы, чтобы добраться до дворца, потому что у меня ужасно тряслись колени. Стражники спросили, нужна ли мне помощь – должно быть, я выглядела ужасно – но я отмахнулась от них. Я поблагодарила всех святых, которых вспомнила, и помолилась за то, чтобы источником сияния башенок замка был свет факелов и луны, а не еще один приближающийся обморок.