Название: Полная тьма
Автор: The Killers
Бета: Эриния
Персонажи: ГП, Волдеморт, РУ, ГГ, ДУ, НМ, АСП, СС и другие
Рейтинг: R
Тип: джен
Жанр: AU/Drama
Размер: миди
Статус: закончен
Дисклаймер: Отказываемся
Саммари: Хотите увидеть темную сторону луны? Тогда добро пожаловать...
Сборник рассказов, где каждая глава - отдельная история. И не надейтесь на благополучный исход в конце.
От автора: 1. Все рассказы написаны по мотивам тех или иных произведений. Конкретнее будет указано в конце каждой истории.
2. Написано Киллером 002.
Предупреждение: OOC, смерть персонажей
* * *
«Подвал»
Альбус Северус впервые понял, что у них в подвале живет монстр вскоре после своего восьмилетия. Сколько мальчик себя помнил, родители всегда строго-настрого запрещали ему и Джеймсу, старшему брату, спускаться туда одним. Альбус и сам не любил это место, главным образом потому, что спускаться вниз приходилось по узкой лестнице с шаткими ступенями, про которые мама говорила отцу, что их давно пора заменить, пока кто-нибудь не сломал на этой лестнице ноги. Дверь в подвал была тяжелая и скрипучая, сколько бы петли не смазывали, через несколько дней они начинали скрипеть вновь. И однажды, когда Альбус спустился вниз и обернулся, стоя у двери в подвал, он увидел лишь краешек лестничной площадки, и потом не мог решить, лестница такая длинная или просто сам он такой маленький, как любил напоминать Джеймс. Почему-то мальчику сразу вспомнились сказки, которые читал ему папа, про злого гоблина, который заманивал к себе в погреб маленьких девочек. Именно с того момента Альбус стал обходить стороной подвал, казавшийся ловушкой, ждущей его, и готовой захлопнуться, едва он зайдет внутрь. А потом там поселился монстр.
Альбус никому об этом не говорил и не мог точно объяснить самому себе, откуда такая уверенность, просто он знал, что в темноте подвала притаилось нечто страшное, опасное, терпеливо ждущее своего часа, когда маленький мальчик потеряет бдительность и зайдет в логово к чудищу, закрыв за собой дверь. Или когда Альбус останется дома один, и комнаты дома растворятся в вечерних сумерках, монстру не будет нужды прятаться в темных углах, он медленно откроет скрипучую дверь и начнет взбираться по лестнице, ощущая в воздухе запах мальчика.
А потом монстр начал обретать форму. В самом начале это было просто что-то притаившееся в темноте, никогда не дремлющее и не знающее пощады. Со временем Альбус стал четко осознавать, что там, в черноте подвала, чудовище, но уже не мифическое, а набирающее силу, вполне реальное. И малыш знал, что темнота скрывает острые клыки, словно созданные для того, чтобы разрывать человеческую плоть, горящие желтые глаза, глаза злобной твари, в которых, тем не менее, есть и разум, и хитрость, и злобная насмешка. И с каждым днем то, что притаилось в подвале, становится сильнее. Монстр прячется, когда в подвал спускаются родители, но Альбус знает, что скоро чудовище осмелеет настолько, что никто его не остановит. И тогда оно отделится от темноты стен и начнет подниматься по лестнице, туда, где все пропитано запахом теплого человеческого тела и крови, бегущей по венам.
Когда мальчика начинает мучить бессонница, и он лежит ночами в постели, укрывшись одеялом до подбородка, в доме так тихо, что слышно капание крана в ванной, и Альбус смотрит на тени на потолке, которые отбрасывают деревья за окном, и эти тени кажутся лапами чудовищ, которые тянут свои скрюченные пальцы к нему, тогда он слышит, как глубоко внизу, в подвале, шевелится монстр. И маленький Поттер готов поклясться, что ему не чудится, и он действительно слышит зловещий шепот: «Я доберусь до тебя. Скоро я стану сильным, очень сильным, и я уже близко».
Когда Альбус робко говорит матери о том, что в подвале живет нечто, которое ненавидит их всех, мама мягко укоряет его: «Малыш, как не стыдно? Ты уже такой большой мальчик! В твоем возрасте смешно бояться чудища из чулана или подвала». Вечером он слышит, как мама на кухне делится с папой переживаниями, и папа говорит: «Надо заварить Альбусу успокаивающий чай. Вот увидишь, все пройдет само собой. Не знаю, правда, что на него нашло - уже восемь лет, а говорит о каком-то монстре. Раньше ничего не боялся, а сейчас выдумывает». И Альбус понимает, что злая страшная тварь обязательно придет за ним, потому что она своим звериным чутьем знает, что родители сыну не верят.
Когда мама с Джеймсом уезжают к дяде Рону, чтобы поздравить Рози, двоюродную сестру Альбуса и Джеймса, с Днем Рождения, на улице стеной льет дождь. Альбус, у которого болит горло, остается с папой дома, забирается на кресло возле окна и смотрит на унылую серую завесу дождя. В доме стемнело раньше обычного, а папа чем-то занят в кабинете, и Альбусу кажется, что тени наступают слишком быстро, и надо позвать отца, чтобы тот включил свет. А еще он слышит, как ворочается в подвале чудовище, так, чтобы его слышал только мальчик, слышал и боялся. И мальчик боится, и бежит к папе, но тот непреклонен: «Не мешай мне работать. У меня здесь важная документация». И Альбус возвращается в гостиную. За время его отсутствия тени еще больше сгустились, стали опаснее и злее, и даже то, что отец вскоре зажег свет, не помогает. Сейчас монстр слишком силен, он долго сидел в темноте подвала, копил силы, выжидал, когда жертва останется одна. Теперь от него не спасет даже свет.
Альбус собирается с духом и пытается предупредить отца, что не надо здесь больше находиться, лучше пойти к дяде Рону, где шум, гости, веселье и нет подвала, в котором притаилось чудовище. Отец злится: «Это просто смешно! Мне надоело терпеть твои выходки! Нет в подвале никого!» Но сын мотает головой и говорит: «Он там. Он ждет нас».
Отец резко разворачивается, выходит из комнаты и через минуту Альбус слышит, как скрипят ступеньки лестницы, ведущей вниз. И мальчик понимает, что папу уже не остановить. Он хитрый и коварный, этот монстр, он знал, как нужно поступать. Жертва пришла к нему сама.
Мальчик садится на диван и начинает считать. Он умеет считать только до ста, поэтому дает себе зарок, что если досчитает до ста, а папа не вернется, то он, Альбус, пойдет и посмотрит, и спустится в подвал, если нужно.
Альбус считает до ста пять раз. Когда он в пятый раз произносит: «Девяносто девять», то слышит, как открывается подвальная дверь и кто-то поднимается наверх…
От автора: Написано по мотивам рассказа Стивена Кинга «Здесь тоже водятся тигры».
* * *
«Что я положу на чашу весов...»
Невилл появился на пороге под утро. Гермиона как раз кормила Рози грудью, и услышала шум, а потом голоса.
- Невилл, ты? - Гарри не скрывал изумления. А Гермиона, так и не выйдя в коридор и держа дочку на руках, вздрогнула. Уже много месяцев «оттуда» никто не появлялся, и она почти забыла, что в мире есть кто-то еще, помимо тех, кто являлся узниками этого бункера. Собственно, она вообще забыла, что есть какой-то другой мир, кроме этих стен, и что когда-то она сама жила в этом мире.
После того, как Волдеморт победил, небольшой группе, куда, в числе прочих, входили она с Роном и Гарри, удалось бежать. Потом они разделились, часть нашла убежище здесь, в этом бункере, который был мал даже для его немногочисленных обитателей. Вторая часть, как доходили слухи, укрылась где-то в лесах. Поначалу они как-то умудрялись передавать весточки, скупые и тревожные, но они были живы, и это вселяло хоть какую-то надежду. Маглорожденные и полукровки почти сразу решили уйти в мир маглов, но здесь их поджидало жестокое разочарование. Волдеморт, очевидно, решил, что не станет рисковать своими людьми в бою. Он поступил гораздо проще и эффективнее: просто закрыл все выходы из магического мира в магловский. Выйти, конечно, можно было, но только не им, являющимся теперь разыскиваемыми преступниками. Темный Лорд поймал их в ловушку и захлопнул крышку. Он все правильно рассчитал: рано или поздно беглецы или попадутся, когда не будет возможности доставать хотя бы минимально продукты и зелья, либо попытаются перейти границу и опять-таки будут пойманы или убиты. Или, вполне возможно, кто-то придет к Волдеморту сам, не выдержав лишений и необходимости постоянно скрываться.
К Волдеморту, правда, никто не пошел, здесь он просчитался. Но нашлись смельчаки, решившие хотя бы попробовать пробраться в магловский мир, и за свой поступок они расплатились жизнью. Больше никто не посмел рисковать: их и так осталось слишком мало, надо держаться друг за друга.
И потянулись дни, которые слились для Гермионы в один нескончаемый, тягучий кошмар, и она уже забыла, когда в последний раз видела солнце, потому что слишком опасно было выходить на поверхность. А потом появилась ненависть. Люди, видевшие друг друга каждую минуту и забывшие словосочетание «личное пространство», начали сходить с ума. Взаимной ненавистью пропиталось все вокруг, и каждый раз Гермиона ложилась спать с мыслью, что больше не проснется, а погибнет от съедающей все злобы. А потом появился Вирус.
Волдеморт ненавидел все магловское, но справедливо рассудил, что и от врагов можно взять что-то полезное. И чтобы добить противника, которого он давно рассматривал не как реальную угрозу, а скорее, как досадную неприятность, не более, которая раздражает, и только, применил нечто гораздо более действенное, чем заклятия и яды. Что-то, действующее бесшумно, но неотвратимо, то, от чего нет спасения и исцеления, во всяком случае, не в замкнутом пространстве. То, что убивает надежнее, чем яд, к которому при определенном раскладе можно подобрать противоядие.
Гермиона назвала это «биологическим оружием», но поскольку остальным было трудно объяснить значение этого термина, она ограничилась словом «вирус». На первый взгляд, он начинался, как пневмония, но уже через несколько дней перерастал в гангрену легких. Скорее всего, в бункер он проник во время одной из вылазок ребят наверх за самым необходимым. Гермиона была уверена, что вирус выведен искусственно и передается воздушно-капельным путем. Возможно, это какая-то новая разработка. А может быть, Темный Лорд решил элементарно модифицировать уже существующий вирус. Естественно, для себя и своих сторонников у него имелась вакцина - Темный Лорд не из тех, кто делает что-либо, не просчитав все на сто шагов вперед. И уже не столь важно, кто этим занимался: маглы, с которыми он пошел на сотрудничество, или маги, например, заграничные, достаточно компетентные в подобном. Важен результат: через полтора месяца в страшных мучениях умерло две трети обитателей бункера. В последние дни они харкали кровью и гноем, и от них исходил омерзительный запах гнили. Те, кто выжил, отделались абсцессом, и называли это чудом. Возможно, у них оказался очень стойкий иммунитет. А возможно, вирус был недоработан, хотя, зная Волдеморта, насчет недоработки имелись сомнения. Однако, Темный Лорд достиг, пусть и не в полной мере, своей цели. Число скрывающихся резко сократилось.
Сначала они пытались закапывать трупы, но потом поняли, что это слишком опасно, и просто оттаскивали их в рощицу неподалеку, и еще долго Гермиону преследовал запах разлагающегося мяса. Когда через несколько дней трупов набралось слишком много, Гарри поджег эту смердящую кучу, и даже спустя сутки, как рассказывали ей, в небо клубами поднимался черный дым со сладковатым запахом.
После эпидемии они не получали ни единой весточки от тех, кто, по их предположениям, скрывался по лесам. Они решили, что вирус убил их. А потом Гермиона забеременела, и ей пришлось рожать - ингредиентов для абортивного зелья не было. Так родилась Рози. С самого начала она не хотела этого ребенка и была уверена, что никогда не полюбит малышку, но стоило первый раз взять девочку на руки, и молодая мать прикипела к ней, раз и навсегда, и теперь не мыслила жизни без дочери. А сейчас оттуда, сверху, из какого-то мифического другого мира появился Невилл.
Грейнджер не почувствовала ни радости от столь неожиданной встречи, ни удивления, ни интереса. Только смутную тревогу. Она устраивает Невиллу допрос с пристрастием, и от его ответа: «Нет, я не переболел», Гермионе хочется впасть в панику. Это означает одну простую вещь - он потенциально опасен для ее малышки. Опытным путем они выяснили, что у того, кто раз переболел и выжил, вырабатывается иммунитет. Рози не болела. И она слишком маленькая, никакая любовь матери не спасет ее от смертоносного вируса. Женщине хочется кричать и плакать, но она просто уходит к себе. Гарри, Рон, Симус, Джинни - все рады видеть Невилла, ведь это такое чудо, он выжил, в то время как вся его группа, так или иначе, погибла («Их убил вирус», - думает Гермиона), и они не понимают, как жена Рона может выглядеть такой букой. «Просто у вас на руках нет ребенка, - зло думает она, укачивая малышку. - Вы не знаете, что такое любить, что такое заботиться. Вас интересует чертов Невилл, которого надо сжечь, как все те трупы».
Через два дня Гермиона различает хрипы в груди Рози. Невилл по-прежнему здоров, но она, дочь врачей, прекрасно знает, что есть среди десятков тысяч те несколько счастливчиков, которые являются носителями вируса, но сами при этом не заболевают. Они заражают других, и при этом могут прожить долгую безоблачную жизнь. Невилл оказывается таким счастливчиком. Больше просто некому.
Утром третьего дня, Гермиона, которая сорвала голос, заходясь в крике и требуя убить Невилла, потому что только он виноват во всем, понимает, что Рози не выкарабкаться. Всю ночь она держала дочку за крохотную ручку, детская ладошка в ее большой взрослой ладони, и с ужасом понимала, что, возможно, уже совсем скоро место рядом с ней на кровати, где спала Рози, опустеет. И больше не будет смешного посапывания по ночам, причмокивания губ во сне и таких родных карих глаз. Ничего не будет.
Гриффиндорка смотрит на Рона. У отца Рози безучастный вид. Слишком поздно Гермиона поняла, что для этого человека друзья и мифическое общее дело будут важнее семьи и детей. Что ж, она справится сама. Рон, Гарри и все остальные могут думать, что угодно, и считать ее кем угодно, последней тварью, но она действительно будет тварью, если не использует крохотный, невообразимый шанс помочь Рози. Это ее ребенок и только ей есть дело до малышки.
Женщина одевает дочку и заворачивает в теплое одеяло. То, что она задумала, безумие, но этот мир вообще уже давно безумен. Тот, к которому она понесет своего ребенка, уже давно утратил человеческий облик, но, возможно, сердце у него осталось человеческое. Пусть он убьет, запытает ее, Гермиону, ей все равно. Если надо, она упадет ему в ноги. Она готова рассказать все, что ей известно, в мельчайших подробностях. Рози умирает, и теперь ей нечего скрывать. Ее друзья не могут помочь, значит, она пойдет к их врагу и будет надеяться, что он окажется милосердным. Она выдаст всех до единого, назовет имена, все, что он потребует, она примет любую смерть, если он поможет Рози. Возможно, когда малышка вырастет, она поймет, что просто мама ее очень любила, а папа не смог или не захотел что-либо делать.
Рози смотрит на маму, такая тихая, и Гермиона с нежностью думает: «Понимает, что нам надо уходить тайком». Даже ее девочка помогает ей. Возможно, Темный Лорд сжалится над ребенком, а взамен возьмет жизнь и душу матери. Этот крохотный теплый сверток в руках все равно важнее.
Грейнджер ступает осторожно, открывает дверь ровно настолько, чтобы проскользнуть в образовавшуюся щель и чуть не падает. Она столько времени не была на свежем воздухе, что кружится голова. Сейчас зима, и с непривычки на улице так холодно, что даже дышать больно. Но ничего, она дойдет, обязательно дойдет, и донесет Рози. Живую. И ее девочка будет жить, она уверена. Темный Лорд всемогущ.
Гермиона в последний раз оглядывается на убежище, никогда не бывшее ей домом. Возможно, уже завтра сюда нагрянут Пожиратели. А возможно, Волдеморт разработает новый вирус. Возможно, очень скоро Гарри Поттера, человека, который заразил Рози, и человека, называющегося ее отцом, не будет в живых. И ее, Гермионы Грейнджер, не будет. Зато на этой земле останется Рози. Ради этого стоит рискнуть. Она прижимает к себе дочку и шагает вперед…
От автора: Написано по мотивам рассказа Стивена Кинга «Ночной прибой».
* * *
«Руфь»
На дворе стоял апрель, и Гарри казалось, что он готов отдать все, чтобы только иметь возможность выйти на улицу, где уже пахнет весной и солнышко пригревает ласково, почти по-летнему. Вместо этого он лежал в комнате, насквозь пропахшей болезнью и отчаянием, и в голове уже давно прочно обосновалась мысль о том, что ему больше никогда не подняться с этой постели и не перешагнуть порог дома. Единственное, когда это ему удастся - когда его положат в гроб, закроют крышку и вынесут отсюда, чтобы он проделал свой последний путь к последнему, окончательному пристанищу.
С момента победы над Волдемортом прошло три года. Два из них Гарри провел прикованным к кровати - сначала в Святом Мунго, затем в доме на площади Гриммо, а теперь - здесь. Три года назад Рабастан Лестрейндж, видя, что его повелитель мертв и битва фактически проиграна, перед тем, как самому умереть от рук орденцев, проклял Гарри. И если для Рабастана все закончилось, то для Гарри только началось. Когда в него ударил темно-синий луч, он ничего не почувствовал, как казалось, ничего не произошло, никаких симптомов. Проявилось проклятие неожиданно - через четыре месяца после Битвы Гарри упал по дороге на кухню, совершенно неожиданно для самого себя, будто ноги разом отнялись.
С того дня и начались бесконечные скитания по колдомедикам. Но все они только разводили руками: направленное проклятие, замкнутое на определенного человека, к тому же относящееся к редкой и малоизученной области Темной Магии, вероятнее всего, из той категории, когда проклятие может снять только наложивший его… Теперь Рабастан гниет в земле, а он, Гарри, заживо в своей кровати.
Как-то Гермиона, вздохнув, сказала Гарри, не глядя при этом ему в глаза: «Если бы Снейп был жив… Знаешь, он лучше всех разбирался в таких вещах и наверняка бы понял, что за заклятие использовал Лестрейндж, - и добавила, помолчав: - Надо попробовать поискать какого-нибудь компетентного специалиста по Темным Искусствам». Гарри уже тогда знал, что никого она не найдет. Их просто не было, этих специалистов, владеющих такими знаниями. И он понял, что остался один.
Все, кто мог бы определить проклятие - мертвы. Одни погибли в Битве, других быстренько приговорили к поцелую дементора. Вот когда победители поняли, как сильно они поторопились, стремясь побыстрее искоренить последователей и приверженцев Темных Искусств - но было уже поздно. Гермиона писала нескольким заграничным специалистам, но получила отказ - те не согласились даже осмотреть Гарри. Может, и вправду не могли определить природу заклинания, а может, просто не захотели связываться. Потом Гарри положили в клинику Святого Мунго, и все стало еще хуже. Постоянные боли, усиливающиеся день ото дня, руки, настолько ослабевшие, что с трудом держали палочку, собственные стоны и кошмары, от которых он просыпался ночами, обезболивающие зелья, на которых его держали и которые день ото дня становились сильнее и уже больше походили на наркотики - все это стало его каждодневными спутниками. А спустя несколько месяцев его выписали. Лечащий колдомедик сказал, что нет смысла больше держать Гарри в больнице, что состояние хоть и тяжелое, но стабильное, и лучше будет ему поехать домой, там, где родные стены лечат, как он выразился, а четыре раза в день давать зелья сможет и сиделка, которую друзья Гарри уже наняли.
И потекли черные, наполненные болью дни в доме на площади Гриммо. Но стены старого дома, который будто жил своей жизнью и не хотел признавать нового хозяина, давили на Гарри. И спустя полгода он попросил Гермиону снять жилье подальше от Лондона, в каком-нибудь уединенном местечке. И Гермиона нашла вот этот дом, где ему, вероятно, и суждено умереть. Особняк был небольшой, но чистый и уютный, стоящий на окраине маленького городка. Из окна Гарри мог видеть загородное шоссе, убегавшее за горизонт, и иногда, когда он выходил из забытья, он представлял, как опять станет здоровым и уедет по этой дороге далеко-далеко, где все будет хорошо. А потом новый виток боли скручивал его, и он уже не мог думать ни о чем, кроме новой порции зелья.
Постепенно Рон с Гермионой стали приходить все реже, и во время таких визитов, продолжительность которых так же сокращалась, Гарри видел, что Рону тяжко находиться здесь, рядом с ним. У друга своя, наполненная заботами и делами жизнь, в ней нет места тяжелобольному приятелю, у которого гниют внутренние органы и от которого воняет, от чего не спасает ни мытье, ни проветривание. Потом Рон и вовсе перестал приходить, а Гермиона забегала раз в месяц, чтобы, смущенно прощаясь, уйти через полчаса - больше она не выдерживала. И даже Элис, молоденькая симпатичная сиделка, которая вначале практически не отходила от Гарри ни на шаг, вскоре стала гораздо реже улыбаться и подбадривать своего пациента. Если раньше она занимала Гарри разговорами, то теперь просто сидела у его постели, уткнувшись в книгу, и разговаривала только по необходимости, хотя работу свою выполняла исправно.
И сейчас, глядя на прозрачное апрельское небо за окном, такое, каким оно бывает только весной, вдыхая аромат распускающихся цветов и молодой листвы, когда Элис открывала окно, Гарри все острее чувствовал приближение конца. В последние дни слабость была такой, что не было сил даже на слезы, да и боль, изматывавшая его столько времени, уже воспринималось как нечто само собой разумеющееся, без чего не представляешь себе новый день.
То, что произошло дальше, Гарри про себя называл чудом, а вслух, как и колдомедики, ошибкой в диагнозе. Но что случившееся ему не привиделось, и все было на самом деле, Гарри знал абсолютно точно. После обеда Элис, напоив его обезболивающим, сказала: «Я отлучусь буквально на двадцать минут, не более. Мне нужно взять в Мунго новую порцию зелья для вас, мистер Поттер. Постарайтесь пока поспать», - и исчезла в зеленом пламени камина. Гарри послушно прикрыл глаза и, кажется, действительно задремал. Потому что проснулся он от ощущения, что кто-то пристально смотрит на него.
Перед ним стояла девочка лет десяти-одиннадцати. Первое, что отметил Гарри - это ее болезненный, измученный вид. Она была страшно худой, бледной, изможденной. Она казалась тенью, и поначалу Гарри подумал, что это сон или галлюцинация. Но потом девочка протянула руку, и Гарри почувствовал на груди теплое касание, такое живое и настоящее, что никак не могло быть сном. И девочка наклонилась, заглянув голубовато-серыми глазами, в которых, казалось, уже потухал огонек, и лишь на самом дне еще что-то теплилось, в его глаза, и Гарри услышал тихое, но отчетливое: «Живи». И это было волшебно. Словно теплая волна окутала его, унося с собой и боль, и горе, и ненависть, и отчаяние, оставляя взамен ощущение покоя, но покоя не в ожидании конца, к которому Гарри привык, а покоя с примесью уверенности, что все будет хорошо, что для него есть еще шанс. И эта девочка, невесть откуда взявшаяся в его комнате, зашедшая в запертый изнутри дом, то, что она здесь и касается его, все это казалось очень правильным и… чудесным. Словно ему дали вторую попытку и она была послана кем-то… свыше. И Гарри вымолвил единственное, что пришло ему на ум: «Как тебя зовут?» И услышал все тот же негромкий, но твердый голосок: «Руфь. А теперь мне пора. У тебя все будет хорошо, вот увидишь». Он хотел было попросить, чтобы девочка осталась, взяла его за руку, и неважно, кто она, но Руфь уже развернулась и вышла из комнаты. Сколько бы Гарри не прислушивался, он не услышал ни звука хлопающей двери, ни хлопка аппарации. Ничего. Будто здесь никого и не было.
Через два месяца Гарри гулял по Лондону, чувствуя себя здоровым и абсолютно счастливым. Элис была безмерно удивлена, когда Гарри отказался принимать на ночь обезболивающее зелье и спал при этом совершенно спокойно. Через неделю он уже мог вставать с постели. А через месяц лечащий его колдомедик смотрел на него взглядом, в котором смешались изумление и ужас: «Очевидно, мы ошиблись, когда ставили диагноз, мистер Поттер. К сожалению, такое бывает и от этого никто не застрахован. Или же проклятие каким-то образом перестало действовать, хотя…», - вот и все, что смог сказать целитель, очевидно, сам не очень веря в собственные объяснения. Гермиона тут же налетела на Гарри с расспросами, когда узнала о том, что ему не просто лучше, а колдомедики сняли прежний диагноз и теперь он официально здоров. Гарри лишь передернул плечами - он сам не был уверен в том, что произошло тогда в пустом доме, где кроме него просто не могло никого быть. В любом случае, он не собирается делиться увиденным и пережитым с кем бы то ни было.
И теперь, гуляя по Лондону, он просто наслаждался вновь обретенной, словно подаренной ему жизнью. Ровно до того момента, как кто-то потянул его за рукав. Перед ним стоял средних лет мужчина, с живыми карими глазами, очень просто одетый. Во взгляде читалась решимость, когда он бесцеремонно взял Гарри за руку и сказал: « Вы должны пойти со мной». Гарри уже открыл рот, чтобы высказать этому магглу все, что он о нем думает, когда тот веско добавил: «Она помогла Вам. Теперь Вы должны сделать то же самое для другого. Это закон».
И Гарри решает задать вопрос, мучивший его последние два месяца. Если этот человек из тех, значит, он знает. «Где Руфь?» - спрашивает Гарри. И слышит в ответ: «Она умерла». А потом у Гарри кровь шумит в ушах, а в голове уже несутся мысли и какой-то холодный, расчетливый голос говорит: «Подумай хорошенько. Вспомни, как выглядела Руфь. Немногим лучше тебя. Ты хочешь того же? А если она забрала себе твою болезнь и умерла от нее, что тогда? Если ты сейчас пойдешь с ним, то неизвестно, чем это закончится. Ты не обязан что-то делать. Руфь пришла сама и не просила ничего взамен. Поэтому никто не вправе требовать тебя заниматься тем же, чем занималась Руфь. И ты не просил, чтобы она передавала тебе свои способности». И Гарри, глядя незнакомцу в глаза, говорит только одно слово: «Нет».
Когда через полтора месяца он лежит в той же комнате, что и раньше, на той же постели, только сиделка уже не Элис, он понимает значение слова «кара». Он вспоминает Руфь и мужчину, который звал его за собой. И он понимает, что теперь действительно конец, без шансов и без оправдания.
От автора: Написано по мотивам рассказа Стивена Кинга «Аяна».
* * *
«Бодрствуйте, ибо не знаете, когда придет хозяин дома»
Джеймс Сириус был на удивление спокойным ребенком. Джинни нарадоваться не могла: малыш хорошо кушал, много спал и редко плакал, давая родителям нормально поспать по ночам. Тем более, что вскоре после рождения первенца, Джинни забеременела во второй раз, беременность протекала уже не так легко, Гарри целыми днями пропадал на работе, поэтому Джинни была счастлива, что ребенок не доставляет проблем. К сожалению, любимый супруг не так радовал. После рождения сына он все чаще приходил домой нервным, дерганым и частенько был недоволен всем вокруг. Особенно раздражало Гарри, когда маленький Джеймс хныкал по ночам. Он злился и говорил, что ребенок не дает ему спать «своим писком». Сам Джеймс, обычно всегда спокойный и сидевший на руках у мамы как мышка, заходился плачем, если его брал на руки отец. Поэтому, когда шел уже восьмой месяц беременности их вторым сыном, а колдомедики в Мунго сказали, что опять родится сын, Гарри прямо спросил у жены, собирается ли она переводить Джеймса в отдельную спальню. Мальчика уже начали отлучать от груди, ему был почти год и Гарри считал, что когда родится второй ребенок, Джеймса надо будет отселить в детскую, как большого, потому что с двумя детьми они точно не сомкнут глаз. Да и ребенка с малых лет нужно приучать к самостоятельности, особенно парня. Так что, как только Джинни перестанет кормить грудью, Джеймсу нечего делать в родительской спальне. Джинни оставалось только согласиться - сил на спор с мужем совершенно не было, да и нельзя было не признать, что доля правды в словах Гарри есть.
В новой спальне Джеймс, казалось, чувствовал себя нормально. После рождения Альбуса Джинни, всецело поглощенная заботами о грудничке, не вставала ночью на плач Джеймса, а с некоторых пор стало случаться, что он просыпался и плакал посреди ночи. В таких случаях к нему шел Гарри и возвращался оттуда не менее, чем через двадцать минут - он с трудом мог успокоить сына.
Джинни не могла с уверенностью сказать, когда все изменилось. Когда началось, что Джеймс стал хныкать почти каждую ночь, а Гарри невозможно было добудиться, и он просыпался только после нескольких тычков кулаком, но и тогда с трудом открывал глаза, бормотал что-то несвязное и натягивал на голову одеяло, так что скоро Джинни поняла, что ждать от мужа помощи бесполезно. Она вставала и шла к Джеймсу в спальню. Он сидел в своей кроватке, хнычущий, но уже без надрыва, а с какой-то обреченностью, и тянулся к маме. Джинни брала его на руки и он лопотал что-то, будто хотел пожаловаться. Прошло несколько месяцев, прежде чем Джинни в детском лепете смогла разобрать слово «красные».
Джеймс умер, когда ему было три. Последние полгода ему становилось все хуже, он был вялым, апатичным, а когда Джинни укладывала его спать, то ей казалось, что в глазах малыша мелькает дикая тоска. Он стал бояться темноты, но после недели сна с включенным ночником, родители решили, что это не дело, и чем раньше они отучат Джеймса не бояться темноты и засыпать без лампы, тем лучше. Он еще плохо говорил, но вечерами цеплялся за руку Джинни и повторял: «красные». Что это значит, Джинни понять не могла, да и вникать особо было некогда - она узнала, что опять беременна. Когда она решила посоветоваться с Гарри, тот лишь раздраженно отмахнулся: «Джеймс просто ревнует, что скоро у него появится братик или сестричка, вот и пытается привлечь к себе внимание. Он сейчас входит в тот возраст, когда они придумывают всякие небылицы. Парни на работе, у которых есть дети, рассказывали. Так что все в порядке. Поканючит, и перестанет. А вот если ты будешь потакать его капризам - сядет на шею». Правда, Джинни настояла на том, чтобы Альбус пока спал в одной комнате с ними. Если его сейчас отселить к Джеймсу, тот брату точно спать не даст, и они начнут плакать на пару. Конечно, Джинни ходила с Джеймсом к колдомедику, но тот лишь развел руками. Никаких заболеваний не обнаружено, а что ребенок вялый и хнычет, так с детьми такое бывает, пока они не подрастут.
Джинни прекрасно запомнила тот последний день. Вернее, последнюю ночь. Джеймс долго не хотел засыпать, все просился на ручки и Джинни уже начала раздражаться. Она ушла спать, наскоро успокоив ребенка и не дождавшись, пока он уснет. А утром проснулась от странного ощущения, будто ее толкнули. Было совсем рано, Гарри с Альбусом еще спали, и когда Джинни вошла в спальню Джеймса, чтобы проверить, как он, потому что сегодня ночью он, как ни странно, не будил ее, чего уже давно не случалось, то поначалу не смогла даже закричать. Ее мальчик, ее Джеймс лежал в кроватке странно, неестественно вытянувшись, хрупкий, каковым не казался раньше, с четко проступившими голубыми линиями вен на висках. Это было настолько страшно, противоестественно, дико, безумно, что Джинни показалось, будто она выйдет сейчас за дверь, а когда вновь войдет, ее Джеймс откроет глаза и скажет «мама». А потом она закричала.
Колдомедик, делавший вскрытие, констатировал смерть от остановки сердца. И, пытаясь успокоить плачущую Джинни, сказал: «Я понимаю, это очень тяжело. К сожалению, такое случается. Часто смерть в столь раннем возрасте происходит неожиданно и без всяких видимых причин. Ваш мальчик просто лег спать и не проснулся. Я соболезную, миссис Поттер». Через два часа саму Джинни отправили в Мунго - начались преждевременные роды…
Когда Джинни с маленькой Лили Полумной на руках возвращается домой, Гарри настаивает на том, чтобы переселить Альбуса в отдельную спальню, ту самую, где раньше спал Джеймс, и ясно дает жене понять, что это его окончательное решение и обсуждению оно не подлежит. Все в Джинни протестует против этого, но она понимает, что так будет лучше для маленькой Лили, тем более, Альбусу уже два года.
Через неделю после выдворения из родительской спальни, Альбус впервые заходится ночью судорожным плачем. Когда Джинни прибегает к нему, он сидит в кроватке и сквозь плач Джинни ничего не может разобрать, тем более, Альбус еще слишком мал, чтобы сказать что-то связное. Джинни надеется, что такое случилось в первый и последний раз, но это происходит и на следующую ночь, и еще, и еще. Встревоженная женщина пытается поговорить с Гарри, который с некоторых пор стал еще более замкнутым и раздражительным и как будто реже старавшимся бывать дома, но тот отмахивается: «Не морочь мне голову. Займись лучше дочерью. А с Альбусом я справлюсь сам. Он должен вырасти настоящим мужчиной, поэтому ему надо привыкать с детства справляться со своими страхами, чтобы он никого и ничего не боялся, когда подрастет. Так что нечего его нежить и делать из него девчонку. У нас уже есть одна».
Джинни не знает, что точно сделал ее муж, но плакать и звать маму Альбус действительно перестает. Но это не успокаивает Джинни, и когда она однажды проснувшись среди ночи решает заглянуть к Альбусу, оказывается, что тот не спит. Он лежит в темноте, потому что Гарри строго-настрого запретил попустительствовать мальчику и оставлять включенным ночник, и вглядывается в темноту затравленными глазами, будто видит то, чего не видит Джинни, но не издает ни звука.
Только однажды под вечер, Альбус нерешительно подходит к маме, берет ее за руку, подводит к своей кроватке и шепчет, задрав голову и вглядываясь ей в лицо: «Красные. Мама, они красные». И Джинни вздрагивает, и гонит все мысли о Джеймсе прочь, потому что ничего не может случиться с Альбусом. Она не знает и, наверное, не хочет знать, что же такое красное пугает сына. Ведь Гарри обещал, что отныне у них все будет хорошо. У них родилась Лили. Больше ничего плохого не должно с ними случиться.
В один из дней Джинни сама не замечает, как задремывает после обеда, предварительно укачав Лили и уложив Альбуса. Просыпается она от гнетущей, давящей тишины. Такой тишины никогда не было в их доме. Открывая дверь в спальню Альбуса, Джинни в глубине души уже знает, что там увидит.
Ее мальчик умер во сне. И на лице у него застыло такое же измученное выражение, как у Джеймса. Колдомедик сказал, что это младенческая смерть, но Джинни не верит. Какая смерть в три года? Нет, ее мальчиков погубил кто-то или что-то, они оба пытались сказать ей об этом, только она не слушала. Она слушала Гарри, который заверял, что все хорошо, и вот чем все обернулось. Не надо было ей верить ему. Это он виноват. Он ничего не сделал. Он старается реже бывать дома, он почти не интересуется дочкой. Это он убил их детей.
Старенький колдомедик сочувственно смотрел на Молли Уизли. Ужасно потерять двух внуков, а теперь и взять на себя заботы о крохотной внучке - на зятя, с его-то работой, вряд ли можно сильно рассчитывать. Бедная миссис Уизли, сначала схоронила сына, теперь вот дочь умом тронулась. И немудрено - эти двое ребятишек сгорели, как свечки. Как матери выдержать такое? Придется миссис Уизли быть и за бабушку, и за маму, а это трудновато в ее возрасте.
Молли Уизли была не из тех людей, которые сдаются просто так. Она не находила себе места после того, как Гарри сказал, что будет благодарен, если она будет сидеть с Лили днем, пока он сам на работе, но вечером Молли может спокойно уходить домой - он сам в состоянии уложить дочку спать. И нет совершенно никакой необходимости в том, чтобы теща оставалась на ночь.
Тогда-то Молли крепко призадумалась о том, что нечто темное, страшное творится в доме Поттеров и только она может и должна помочь, если не хочет лишиться и внучки. Именно тогда Молли впервые вспоминает о Северусе Снейпе.
После войны, несмотря на оправдательный приговор суда, Снейп, очевидно, не пожелал иметь с Британией ничего общего, поскольку уехал, не задерживаясь, в Германию и теперь занимался там научными изысканиями и достиг профессионального признания в высших зельеварческих кругах Европы. Кто бы что ни говорил, а в Темной Магии и Темных Искусствах Снейп разбирался получше многих. По крайней мере, в Британии найти достойного эксперта - занятие долгое и непростое. Решение пришло незамедлительно. Уже через полчаса сова Молли отправлялась в далекий Годесберг.
К тому времени, как Снейп появился в Норе, Молли окончательно успела увериться, что с зятем творится что-то неладное и Лили нужно как можно скорее забрать у отца. Каждое утро Молли просыпалась с мыслью, что сейчас полыхнет зеленым пламенем камин и ей сообщат, что с внучкой случилось нечто страшное, то, о чем она и думать боялась. В том дома малышка явно не в безопасности. А Гарри менялся на глазах, с каждым днем, буравя Молли подозрительным, недобрым взглядом. Она боялась, что если Снейп не успеет, то скоро ее вообще перестанут пускать к внучке, а допустить этого она никак не могла.
Но Снейп все-таки успел. Он молча выслушал весь рассказ, помолчал, явно что-то обдумывая, а потом спросил: «Значит, у Вас есть доступ в дом Поттера в его отсутствие?».
Северус Снейп никогда не был пугливым человеком, и его непросто было чем-то удивить. Подозрения у него появились сразу после того, как он прочитал письмо Молли, и он хотел, чтобы они так и остались лишь подозрениями, но когда он выслушал рассказ Молли собственными ушами, подозрения превратились в твердую уверенность. Кусок хоркрукса Темного Лорда остался в Потере. И сейчас этот хоркрукс хочет вернуть себе силы. Вполне закономерно. Жаль, Поттер этого не понимает.
Снейп стоит за дверью чулана под Чарам Невидимости, значительно усовершенствованными им самим, и ждет. Он точно знает, что Темный Лорд, по крайней мере, в том состоянии, в котором он находится сейчас, не распознает его присутствия в доме. А маленькой девочке Лили, которая спит сейчас в детской, и ее бабушке очень нужна его, Северуса, помощь. Вот девочка заходится в крике, но в спальне Поттера тишина. Значит, пора. Дальше тянуть нельзя, и так потеряно слишком много времени.
Первое, что видит Снейп, повернув ручку двери, испуганного плачущего ребенка. Тот, кто стоит у кроватки, поворачивается, и Снейп видит красные глаза. Они смотрят на него с бессильной злобой и ненавистью. У Снейпа в руках палочка и сейчас он объективно сильнее. Высосанной магии двух детей мало, чтобы обрести прежние силы. И того, что этот забирал у Поттера, тоже пока недостаточно. Снейп уже готов произнести слова заклятия, но на пороге внезапно возникает Поттер. Гарри не успевает ни испугаться, ни что-либо понять, ни просто закричать. Темный Лорд оказывается быстрее. Он проникает в Поттера, который был его жилищем, вместилищем и кормушкой последние несколько лет, он черным дымом впитывается в кожу, растворяется в теле и вот в комнате остаются трое: Поттер, Снейп и маленькая Лили. Поттер ошарашенно смотрит на бывшего профессора.
Снейп и Молли заглядывают в маленькое окошко на двери. Закрытые одиночные палаты в Мунго для душевнобольных преступников охраняются так же хорошо, как тюрьма. Поттер сидит на своей кровати с отсутствующим видом.
- Он почти ничего не говорит. Повторяет только: «Я убил своих детей», - поясняет санитар.
- Знаешь, Северус, я сейчас буду оформлять опекунство над Лили, - говорит Молли.
От автора: Написано по мотивам рассказа Стивена Кинга «И пришел Бука».
* * *
«Снежные феи»
Ближе к Рождеству Джинни заявила, что это ужасно скучно и нудно - который год справлять праздник в Норе. Конечно, Рождество надо проводить с семьей, но она давно уже замужняя женщина, и ее семья - это Гарри. Поэтому, надо поставить родителей перед фактом, а самим хоть раз отпраздновать так, как хочется. С друзьями, танцами, фейерверками и напитками, и подальше от контроля родителей, которым волю дай - будут нудеть до скончания времен. Можно пригласить Невилла и Луну, больше некого. Рон вряд ли куда-то поедет с беременной женой.
Гарри согласился. По большому счету, ему было все равно, где встречать Рождество, главное, что вместе с Джинни. Он не сказал жене о том, что в душе сам рад возможности отдохнуть от заботы тещи, которая порой была слишком уж навязчивой. Единственным условием Гарри было какое-нибудь спокойное местечко, и чем меньше там будет посетителей, помимо них, тем лучше.
Именно тогда Джинни и подыскала этот пансионат, который содержала пожилая супружеская пара. Магов, разумеется. Они с Гарри никогда бы не поехали к маглам. Очень уютно, прекрасная кухня и совсем недорого. Поскольку пансионат совсем маленький, то их компания будет единственной. Да и отдыхающие обычно не любят такие уединенные места. А зря. Джинни быстро нашла с хозяевами общий язык и теперь не сомневалась, что это будет чудесное Рождество, такое, какое она хочет. И совсем не скучное.
В первый же день, когда все уже собираются расходиться по спальням, хозяин дома, мистер Дэвис, подходит к Джинни и Луне, и говорит:
- Дамы, я хотел сказать вам кое-что, так как думаю, что вы благоразумнее своих мужчин. Я понимаю, что молодежи хочется повеселиться и вам море по колено, но… Не выходите поздно вечером из дома. По колдорадио передали, что в нашу сторону надвигается снежная буря. Мы с женой живем здесь уже пятьдесят лет и знаем, какие в этих местах бывают снегопады. Снега наметает столько, что по утрам невозможно открыть входную дверь, - Дэвис молчит и неуверенно добавляет: - Сказать по правде, дурная слава ходит о роще, вон она, виднеется из окна, слева. Поэтому мой вам совет: не выходите в поздний час на улицу.
- А что насчет рощи? - прищурившись, спрашивает Джинни.
- Местные говорят, что там живут снежные феи, миссис Поттер. Мы с женой никогда ничего не видели, но не раз слышали истории о том, что в зимнюю ночь, когда на дворе вьюга, из рощи выходят снежные феи, подходят к домам и выманивают на улицу тех, кто обманется и попадется на их чары, и уносят этого человека с собой, в свои ледяные покои. Может, вам все это и кажется шуткой, но мы относимся к этому серьезно. Почти каждый год кто-то пропадает, местный или отдыхающий, просто выходит на улицу, словно его магнитом тянет в метель, а наутро его находят у рощи, вмерзшим в снег.
Джинни качает головой и, когда они с Луной поднимаются по лестнице, вполголоса говорит:
- Надо было лучше подбирать место, где провести рождественские каникулы. А мы оказались в компании старых маразматиков.
Луна в ответ только молчит.
Рождество проходит весело и вообще гораздо лучше, чем думала Джинни. От ее недовольства не остается и следа, особенно после фирменного жареного гуся миссис Дэвис. Наутро после праздника Гарри с Джинни не обнаруживают Невилла и Луну, когда спускаются утром в столовую.
- Они рано утром ушли на лыжах. Хотели осмотреть окрестности, - поясняет с улыбкой миссис Дэвис.
Ребята заявляются только к обеду, довольные и румяные от мороза. Они наперебой рассказывают, как катались на лыжах на склоне около рощи.
- И как? - спрашивает Джинни.
- Просто отлично, - сияет Невилл. - Там потрясающий вид на долину, а воздух поистине целебный. Завтра опять пойдем туда, - подмигивает он Луне.
Про себя Джинни решает, что опасаться нечего, особенно при свете дня, да и россказни старого дурака кажутся уже не такими пугающими. Мало ли чего может привидеться? Им с Гарри тоже не помешает встать на лыжи.
Вечером, когда мистер и миссис Дэвис удалились к себе, четверо друзей сидят в гостиной. Миссис Дэвис, очевидно, забыла зашторить окно, и теперь Джинни, сидящая к нему спиной, чувствует себя неуютно. За окном почти ничего не видно, кроме белой пелены, и слышно, как ветер завывает в каминной трубе. Джинни постоянно хочется повернуть голову к окну, потому что ей кажется, что чьи-то глаза внимательно следят за ней, но она успокаивает себя тем, что взрослая, умная девушка, просто в голову лезут всякие небылицы. Скажите на милость, ну какие феи? Ей уже не пять лет, чтобы верить в такое.
Она поднимается из кресла, чтобы задернуть занавеси, подходит к окну, и словно что-то притягивает ее, заставляя вглядываться в белоснежные клубы, и не давая опустить шторы и отойти к горящему камину.
Внезапно Джинни замечает в белой пелене какое-то движение. Неужели? Нет, глупости, ну какой нормальный человек выйдет на улицу в такую погоду? Тем не менее, Джинни вглядывается в метель, и чувствует, как холодные мурашки бегут по коже. В снежных завихрениях она видит двух девушек, белых, как снег, из которого они выходят, и прозрачных, как лед. Однако они реальны, Джинни чувствует это, а еще чувствует панический, животный страх. Она не замечает, как Гарри, Невилл и Луна оказываются у нее за спиной.
- Что это такое? - шепчет Невилл.
- Ты их тоже видишь? - Джинни не сразу осознает, что глухой, безэмоциональный голос принадлежит ей. - Кто они?
- Это неприкаянные, неуспокоенные души, - ровно говорит Луна. - Просто задерните окно. Не стоит на них смотреть.
- Откуда ты все знаешь, а? - Гарри просто прилипает к оконному стеклу. - Они не похожи на привидений. Невилл, - обращается он к другу, - давай-ка оденемся и посмотрим, в чем там дело. Я не собираюсь просто сидеть, в то время, как на улице в такую вьюгу бродит непонятно кто, и бродит около нашего дома. Все сейчас сидят по домам. Пошли, надо выяснить.
Джинни с Луной пытаются возразить, но Гарри и слышать ничего не хочет, а Невилл, поколебавшись, говорит:
- Я же не отпущу Гарри одного. Мы мужчины, в конце-то концов. Мы никуда не пойдем, только посмотрим и вернемся. Далеко заходить не будем. Мы здесь, у порога.
Гарри распахивает входную дверь, снег и ледяной ветер врываются в теплое помещение. Последнее, что видит Джинни, как ее муж и Невилл исчезают в ночном снежном буране.
От автора: Написано по мотивам рассказа Стивена Грендона «Метель».
* * *
«Олаф»
Этот дом понравился Гарри сразу. Далеко от Лондона, сплетников и поклонников, откровенно доставших за столько лет. Именно в такой глуши, где воздух до того чистый, что дышишь полной грудью, и тишина такая, что звенит в ушах, а людей мало и каждый занят прежде всего собой и своим хозяйством, и надо растить детей. Здесь их семью не найдет ни один журналист. Джинни, до сих пор до конца не оправившейся после третьих родов, должны особенно понравиться роща неподалеку, пруд и то, что сам дом стоит на отшибе. Природа, тишина и никаких любопытных соседей. И детям будет, где погулять и подвигаться. Правда, хозяин дома предупредил, что дальше, за прудом, постепенно начинаются болота, а роща только тут, как раз около дома, три деревца, не заблудишься, а вот там, севернее, начинается настоящий лес. Местные маглы ходят туда за ягодами в сезон, но если есть маленькие дети, то надо строго-настрого запретить им приближаться к лесу, потому что тянется он на, Мерлин знает, сколько миль, и дальше, в чащу, местные не ходят, боясь заблудиться. Соседняя деревня находится в десяти милях отсюда. «Тем лучше, - думает Гарри. - Я так устал, что не хочу никого видеть».
Он приезжает сюда с Джинни и она разделяет восторг мужа. В свой третий приезд, последний перед окончательной покупкой, Гарри подписывает все бумаги. Теперь можно завозить мебель, посуду, занавески и встречать Рождество в этом году Поттеры будут в новом доме. Вот она, другая свободная жизнь! С каждой секундой этот дом и вся местность вокруг нравятся Гарри все больше и больше.
Закончив с делами, Гарри решает не аппарировать домой, а немного прогуляться по окрестностям. Он идет по пустынной дороге. С одной стороны железнодорожная насыпь, с другой - багряный осенний лес, и прохладный воздух так приятно обволакивал лицо. А потом Гарри внезапно увидел его.
Этому мальчишке было лет пять-шесть, и он выглядел так, словно вот-вот расплачется. А самое главное - он был совершенно один на проселочной дороге в предвечерний час. И Гарри понял, что как нормальный взрослый человек он должен сейчас подойти и спросить: «Малыш, ты что здесь делаешь? Ты потерял маму и папу?».
Когда Гарри подошел поближе, то сразу подумал, что этот ребенок какой-то больной. Ему было не пять лет, вблизи Гарри увидел, что мальчику лет восемь-девять, но он был слишком худой, слишком бледный, слишком хрупкий для своего возраста. «Изможденный», - пронеслось в голове Гарри. Он присел перед мальчиком на корточки и увидел, что в глазах того стоят слезы. Еще немного - и начнется истерика. «Почему ты здесь один? Ты потерялся?» - спросил Гарри, поразившись, как неуверенно звучит его голос. Было в этом ребенке что-то неправильное, даже отталкивающее, то, чего не должно быть в маленьких детях. Гарри не мог объяснить возникшее в нем чувство, и от этого становилось еще более неприятно.
Мальчик робко кивнул: «Я гулял около леса. Мама разрешает мне гулять на опушке. Потом я увидел белку, пошел за ней, чтобы посмотреть, и, кажется, заблудился. Потом вышел сюда… Мистер, пожалуйста, отведите меня домой».
«Ты живешь в этой деревне?». - Гарри махнул рукой в сторону поселка, внутренне желая поскорее отделаться от мальчишки. «Нет, мы живем в соседней деревне. Это по дороге до нее десять миль, а по лесу вдвое короче, и местные так и ходят», - в глазах мальчика светилась надежда. Меньше всего Гарри хотелось сейчас играть в спасителя маленьких мальчиков, но ничего не попишешь. Максимум через час он сдаст ребенка на руки перепуганным родителям, которые, как он надеялся, дадут своему отпрыску хорошую взбучку. Было в глазах мальчишки нечто неуловимое, от чего хотелось оттолкнуть его и бежать. Вместо этого Гарри взял его за руку и сказал: «Как тебя зовут? И дорогу ты знаешь?», - Гарри не хотелось искать местных, чтобы спросить, как идти, да и не было в этой глухомани в этот час никого, только он и этот парень. «Меня зовут Олаф. А дорогу я помню, мистер, она тут одна через лес. Просто мне страшно идти одному. Вы, правда, меня проводите?», - теперь в голосе мальчика звучали восторженные нотки. Гарри вместо ответа просто кивнул.
И с каждым шагом, сделанным Гарри по лесной дорожке, которая действительно была хорошо протоптана, словно по ней и вправду часто ходили, ему безотчетно хотелось повернуть назад и никогда не встречать этого Олафа. В подкорке была мысль о том, кто же дал мальчишке такое странное имя? Это имя совсем не похоже на английское. Тогда на какое же? И что, что в этом парне есть такое настораживающее, пугающее, что никак не может определить Гарри? В самом деле, глупо так относиться к маленькому мальчику, у которого шея толщиной с его, Гарри, руку. Он побывал за свою жизнь в таком количестве передряг, что идти теперь по лесу и вздрагивать от непонятных шорохов, по меньшей мере. Это всего лишь лес, пусть безлюдный и пусть вечер уже опускается на них, но это только лес, и в нем не может быть ничего необычного. И все-таки как жаль, что с этим Олафом нельзя аппарировать - мальчишка слишком мал для этого. Надо будет сказать его родителям, чтобы лучше глядели за ребенком.
А потом неожиданно Гарри понял, что тропинка кончилась и Олаф смотрит на него совсем другим, взрослым и злым взглядом. И понял, что же с самого начала настораживало его в этом чертовом мальчишке. Фенрир Грейбек, вот на кого был похож мальчик. Но это было не то сходство, которое бывает при близком родстве, как Альбус Северус был похож на Гарри или как сам Гарри был похож на отца. Нет, это была та схожесть некоторыми чертами, мимикой, движениями, которая присуща пусть не близким родственникам, но людям из одной семьи, одного рода. И было в мальчишке что-то неуловимое и вместе с тем словно высеченное на лице, что делало его похожим на покойного Фенрира, и эта похожесть никак не могла быть случайной.
И Гарри понял, что его судьба была предрешена с того самого момента, когда он только взял мальчишку за руку. Умом он уже понимал, что сейчас произойдет нечто, чего лучше бы никогда не происходило, а ноги почему-то отказывались служить, и словно со стороны Гарри наблюдал за тем, как из-за ближайших деревьев вышли несколько теней. Он не мог разобрать, кто это, но ему вдруг сделалось так невыносимо, до боли в груди, страшно, как не было страшно даже тогда, когда он шел под Аваду Волдеморта. А потом Олаф внимательно посмотрел на него своим новым, беспощадным и предвкушающим, взглядом, и, обернувшись к теням, сказал: «Я привел его».
От автора: Написано по мотивам рассказа Стивена Кинга «Попси».
* * *
«Последний октябрь»
За все десять лет, прошедшие со дня Победы, Нарцисса не помнила такой теплой осени. Стоял конец октября, но миссис Малфой выходила в сад в одном лишь теплом кардигане, не надевая пальто даже под вечер. В этот дом они с Люциусом переехали вскоре после окончания войны, оставив Малфой-мэнор Драко, который как раз женился. Люциус умер два года спустя, и теперь Нарцисса жила одна.
И за восемь лет она так и не привыкла жить без супруга. Она не могла понять, почему рядом больше нет человека, который составлял почти всю ее жизнь. Она старалась не обращать внимания, когда люди говорили: «Вдова Люциуса Малфоя». Нарцисса была не вдовой мистера Малфоя, а его женой, и это было неизменное обстоятельство. Никто не может лишить ее мужа. В платяном шкафу по прежнему висели мантии Люциуса, и ни разу за все восемь лет Нарциссе не пришло в голову убрать их, так же, как остались на своих местах все вещи мужа, как будто ничего не было. И если бы в дом вошел посторонний, то непременно подумал бы, что здесь живут двое. Но в доме миссис Малфой не бывало посторонних, да и вообще никого, кроме Драко, невестки Астории и внука Скорпиуса, которые, правда, приезжали довольно часто.
Нарциссе нравилось жить в этом доме, построенном в полном соответствии с ее вкусом и напоминавшем о Люциусе, который делал все, чтобы порадовать жену. Ей нравился сад, в котором росло множество роз и орхидеи в маленькой теплице. И иногда, вечером, Нарцисса садилась с чашкой чаю на террасе, смотрела на цветы, выращенные своими руками, про которые Астория говорила, что они шикарнее, чем в магазинах на Косой аллее, и обращалась к Люциусу, словно он сидел рядом, как раньше: «Красиво, правда? Следующим летом хочу посадить новый сорт». И в такие минуты Нарцисса чувствовала, как Люциус обнимает ее за плечи. Он любил так делать.
Нарцисса даже не нарушала обычный распорядок дня, который вели они с мужем, с той лишь разницей, что место Люциуса за обеденным столом, напротив Нарциссы, теперь всегда пустовало, а вечером, сидя с книгой у камина, она больше ни с кем не обсуждала прочитанное. И тем не менее, миссис Малфой твердо знала, что ее супруг с ней рядом и продолжает любить и оберегать свою семью.
Иногда, лежа ночью в постели, Нарцисса чувствовала сквозь сон, будто кто-то осторожно дотрагивается до ее волос, гладит по голове невесомым касаниями, и она хотела проснуться, очень хотела, пока муж, а Нарцисса была уверена, что это именно он, не ушел. Но ей никогда этого не удавалось, и в такие ночи она полностью просыпалась лишь под утро, долго вспоминала ощущения и раз за разом приходила к выводу, что это ей не приснилось, и Люциус был здесь. Только почему он не хочет показываться? Может, боится напугать? Но это смешно, ведь когда-то давно, стоя перед алтарем, Нарцисса поклялась быть с мужем и в горе, и в радости, и столько всего было за их совместную жизнь, что теперь она примет Люциуса любым, каким бы он не был.
И однажды, теплым октябрьским днем, она увидела его впервые за восемь лет. Нарцисса шла по дорожке сада к дому, когда заметила стоявшую на пороге фигуру. В первую секунду она подумала, что это ей привиделось, потому что Сигнальные чары немедленно оповестили бы, если бы кто-то даже просто подошел к воротам. А через мгновение она узнала мужа. Конечно, расстояние между ними было приличное, и солнечные лучи били прямо в глаза, так что Нарцисса не смогла рассмотреть лица стоявшего, только очертания фигуры, но и этого было достаточно. Люциуса она сможет узнать везде и всюду. Она моргнула, солнце ослепило ее, а когда Нарцисса приблизилась к дому, никого уже не было. Другая на ее месте решила бы, что все ей просто почудилось. Любая другая, но только не миссис Малфой.
И она решила просто ждать. Иногда ей казалось, что в зеркалах порой видится промелькнувшая в комнате тень у нее за спиной, а ночами слышались Нарциссе осторожные шаги где-то в доме, шорох и неразборчивый шепот. И это не вызывало страха, наоборот, она чувствовала, будто рядом находится кто-то близкий и родной. Так продолжалось до тех пор, пока Люциус не пришел к ней.
В ту ночь она неожиданно проснулась и резко села в кровати. Сквозь неплотно задернутые шторы пробивалась полоска лунного света, и Нарцисса отчетливо видела Люциуса, его бледное, усталое лицо и внимательный взгляд.
- Ты пришел, - она не спрашивала, просто констатировала факт.
- Я пришел попрощаться. Я больше не могу оставаться рядом с тобой, - голос, по которому Нарцисса так истосковалась. - Я хочу попрощаться, ведь ты всегда знала, что я был здесь.
- Я хочу с тобой. Ты не можешь уйти второй раз и опять оставить меня одну.
Люциус слабо улыбнулся:
- Ты никогда не будешь одна. У тебя есть Драко, есть внук, которого я никогда не смогу взять на руки. Не надо плакать, Нарси. Я смогу иногда приходить к тебе, но поверь, что без меня тебе будет намного лучше.
- Не будет, - заупрямилась Нарцисса. - Я действительно всегда знала, что ты рядом, а теперь, если тебе пора, то ты должен взять меня с собой, Люциус. Я действительно этого хочу и ничего не боюсь.
Она встала с постели и подошла к мужу. Взяла его за руку. Нарцисса думала, что ее рука встретит лишь воздух, но Люциус был вполне реален, только его руки были холодными, слишком холодными.
- Ты совсем замерз, - прошептала Нарцисса…
Нарцисса Малфой умерла ночью от остановки сердца. Драко нашел ее лежащую, у окна в спальне, и на губах матери навечно застыла улыбка. Драко хорошо знал, что так мать улыбалась только одному человеку…
* * *
«Зазеркалье»
Дом на площади Гриммо был забит вещами, половина которых была хламом, а другая половина, представлявшая какую-то ценность, была в совершенно непотребном виде после нескольких лет полного запустения. Кричер умер пару лет назад и за домом никто не присматривал. Поэтому, после того как Гарри окончательно порвал с Джинни и переселился в дом крестного, просто потому, что ему больше некуда было идти, он дни напролет занимался тем, что обследовал комнаты и пытался привести все хотя бы в относительный порядок.
Комнаты, где в свое время жили Сириус и Ремус, Гарри оставил напоследок. Тяжело было заходить туда, где все вещи так и остались там, куда их положили хозяева, словно просто отошедшие на минутку, и осознавать, что больше никто не переступит порог этих спален, только он, Гарри.
Иногда, в сумерках, когда дом заполняла совсем уж давящая тишина, что даже звук собственных шагов казался Гарри вызывающе громким и неуместным в этих стенах, он заходил в спальню Сириуса, садился на кровать, на которой когда-то спал крестный, и разговаривал сам с собой. Гарри не был уверен, но надеялся, что Сириус его слышит.
Рон с Гермионой нечасто навещали Гарри, а кроме них приходить к молодому человеку было некому. Рон все еще не мог понять, почему Гарри не захотел связать судьбу с Джинни, к тому же, Гермиона ждала ребенка. Гарри был искренне рад за друзей, понимая, что у них теперь своя жизнь, семья и другие интересы. Но он не скучал в одиночестве. Сказать по правде, он уже не был один. С тех пор, как однажды чуть внимательнее присмотрелся к отражению в большом зеркале, висящем на стене в спальне Сириуса.
На первый взгляд - обычная зеркальная поверхность, в которой отражается не самая опрятная комната, но там, где находилась дверь, Гарри впервые увидел два черных пятнышка. Они были едва заметны, и Гарри провел рукавом по зеркалу, желая смахнуть грязь, но пятна никуда не исчезли. Они словно стояли на пороге той, другой комнаты, что была в зазеркалье. На следующий день Гарри специально пригляделся получше. Два небольших темных пятна, несформировавшиеся до конкретных очертаний, но почему-то веяло от них чем-то плотным и настоящим. Гарри никому бы не признался, но с каждым разом, как он смотрелся в зеркало, пятнышки были все отчетливее и ярче. И самое главное - они увеличивались в размерах. Но почему-то Гарри это не пугало, как будто то, что он видел, было естественным и правильным, и не было страха или тревоги, а только предвкушение, которое он не мог объяснить себе, и возбужденная дрожь, как когда разворачиваешь долгожданный подарок.
Через неделю в пятнах можно распознать очертания людей, а еще через три дня - очертания вполне конкретных мужчин - Сириуса Блэка и Ремуса Люпина. И теперь Гарри отчетливо видит, что Сириус, самый близкий человек на этом свете, и старина Ремус действительно стоят на пороге комнаты и смотрят на него, на Гарри. Правда, увидеть их почему-то можно только в зазеркалье. Но Гарри быстро находит выход из положения - он просто берет стул и просиживает дни напролет, впиваясь взглядом в зеркало…
Вскоре Гарри понимает, что Сириус и Ремус двигаются: они медленно, страшно медленно, но все-таки приближаются. Они стоят уже не на пороге, а на середине комнаты, и Гарри хочется кричать от восторга, когда спустя две недели они приближаются практически вплотную к зеркальной поверхности.
Они худы и бледны, и выглядят изможденными, словно проделали долгий, изнуряющий путь. Их волосы отрасли сильнее, чем помнил Гарри, а в глазах печаль, они не улыбаются, просто смотрят, словно чего-то ждут, и Гарри терзается, потому что не знает, что они от него хотят. Он знает, что они, наверное, тоже рады встрече, но они не пытаются заговорить с ним, просто стоят и смотрят, и не отводят взгляд. И они совсем не такие, как тогда, в Запретном лесу, и Гарри думает, что с тех пор Сириусу и Ремусу, видимо, пришлось испытать немало лишений.
Гарри пытается разговаривать с ними, и проходит еще много времени, прежде чем он осознает, что они его слышат, и еще больше времени, прежде, чем он начинает слышать их…
Каждый день Гарри повторяет одно и тоже: «Пожалуйста, оставайтесь. Не уходите, вы мне так нужны!» Но они только грустно качают головами в ответ. Гарри почти не ест и очень мало спит - не хочется тратить драгоценное время. Он очень боится, что Сириус и Ремус исчезнут, пока он будет спать. Как-то он спрашивает их, почему они видны только в зеркале, и ему дают понять, что именно там и есть настоящая жизнь, и с того момента Гарри больше всего на свете желает зажить настоящей жизнью с крестным и Ремусом. Он часто спрашивает у них, можно ли и ему попасть в зазеркалье, и всегда получает отрицательный ответ, пока однажды, серым днем, когда дождь за окном лил стеной уже второй день, они не говорят ему долгожданное: «Да». Он абсолютно счастлив.
Рон, зашедший было проведать друга, который давно отключился от каминной сети и вообще не давал о себе знать последние два месяца, вернулся домой ни с чем, и на вопрос Гермионы сказал: «Я долго стучал, но мне никто не открыл».
От автора: Написано по мотивам рассказа Стивена Кинга «Отражение смерти».
* * *
«Дорога, по которой ты бежишь»
В апреле Гермиона начала бегать по утрам после того, как ссоры с Роном стали обычным делом. Она вставала на сорок минут раньше и бегала в ближайшем парке, пытаясь в это время настроиться на предстоящий день и хорошенько подумать. Именно во время этих пробежек она поняла, что Рон - не тот, кого она хочет видеть рядом с собой. Потом она поняла, что в данное время предпочла бы вообще никого не видеть рядом с собой. В мае она стала бегать не только по утрам, но и устраивала себе дополнительный кросс по субботам, когда бегала в обычную магловскую булочную за два квартала от их дома, где продавали потрясающе вкусный хлеб. А в июне, покупая новые кроссовки, она поняла, что хочет провести грядущий отпуск в одиночестве. И подальше от Рона, который в совместной жизни оказался ужасным занудой и вообще довольно ограниченным парнем. Гермиона не могла найти с ним общий язык в те редкие минуты, что находилась дома, и просто не представляла, как безвылазно проведет месяц с ним бок о бок. Она не выдержит подобного.
Выход нашелся быстро - газета объявлений в первом попавшемся киоске. Недорогой домик в глуши, сдаваемый внаем - то, что нужно. Тихо и спокойно, подальше от Рона, от работы в Министерстве Магии, от Лондона. Можно побыть собой и насладиться природой, и никто не будет указывать тебе, что делать, как Рон в последнее время. Настоящий отдых, пусть всего на месяц. А потом она заберет вещи и съедет от него. Только сейчас не надо ничего говорить ему, чтобы избежать выяснений отношений, а постараться отдохнуть и набраться сил - они еще понадобятся.
На заявление о том, что отпуск она проведет одна, Рон отреагировал вяло и как-то безразлично, только спросил: «Что с тобой?», а когда Гермиона сказала: «Это мое решение. Я так хочу, мне это необходимо», пожал плечами и уткнулся в спортивную колонку «Пророка». Это решило все окончательно.
… Дом, где Гермионе предстояло провести ближайший месяц, стоял вдалеке от дороги, почти в лесу. Первое, что она подумала, переступив порог: «Здесь меня никто не найдет. Я сама себе хозяйка и буду делать, что захочу». А ночью она ворочалась и долго не могла уснуть: тишина деревенского дома не была похожа на тишину городской квартиры, где даже ночью с улицы доносятся звуки, если, конечно, не использовать Заглушающее. Здесь слышно было только, как шумит ветер. Гермиона не была пугливой девушкой, но ей становилось не по себе, когда она видела темные тени на стенах от веток деревьев за окном и слышала, как на кухне капает вода из крана. Это было странно и необычно, совсем не так, как в городе. В первую ночь она отчетливо поняла, что здесь она действительно предоставлена сама себе.
Теперь она бегала не только по утрам, а вообще в любое свободное время, исследуя окрестности и пробегая по нескольку миль в день. Поселок, в котором она сейчас жила, оказался небольшим, но все дома стояли на значительном расстоянии друг от друга. Ей это нравилось - никто из дотошных соседей не увидит, что она использует магию, да и с пустыми разговорами приставать не будут.
Ей нравилось не спеша бежать, разглядывать дома, окруженные аккуратными садами, и представлять, что за люди там живут, чем они занимаются, ведь здесь хорошо отдыхать, а жить все время, наверное, скучно. Вечером, возвращаясь к себе, она чувствовала себя, несмотря на усталость, спокойной и счастливой, одиночество не грызло ее и она мало вспоминала в эти дни о Роне. Так продолжалось до тех пор, пока во время одной из таких пробежек она не решила увеличить нагрузку и добежать до соседнего поселка, который оказался как две капли похож на тот, в котором сейчас жила она сама. Она уже повернула обратно, когда, пробегая мимо одного из домов, стоящего в глубине невероятно запущенного сада, заметила выходившего из ворот человека, который показался ей смутно знакомым. Но тот кинул на нее мимолетный взгляд и повернул в противоположную сторону. Только дома она, наконец, поняла, кого ей напомнил этот человек. Рудольфуса Лестрейнджа.
Гермиона тут же отбросила эту мысль, как невероятную. Да, тело старшего из братьев Лестрейндж не нашли после Битвы. Но тогда не нашли не только его, а еще очень многих, так что это вовсе не показатель. Это невероятно, встретить бывшего Пожирателя в этой глуши. Мало ли на свете похожих лиц? Да и видела она его мельком. «Надо связаться с Гарри, он в аврорате, пусть проверит по своим каналам, кто живет в том доме», - подумала Гермиона и тут же рассмеялась. Нет, еще чего не хватало! Неужели она, взрослая умная женщина, героиня Войны, будет поднимать панику из-за того, что ей что-то показалось во время пробежки. Она ничего, как следует, даже не рассмотрела! И если ее подозрения окажутся беспочвенными, а скорее всего, так и будет, Гарри и Рон просто поднимут ее на смех. Нет, она вполне способна сама со всем справиться. Это было ее решение - провести отпуск в уединении, и она не позволит себе бежать к друзьям, не выдержав в одиночестве и нескольких дней. Гораздо разумнее будет завтра вернуться в тот поселок и все проверить. А потом, если надо, она сообщит в аврорат. Но скорее всего, ей будет стыдно за свои надуманные подозрения. В любом случае, у нее достаточно знаний, чтобы постоять за себя.
Дождь, моросящий с самого утра, не остановил Гермиону. По мере приближения к цели, она начала сомневаться в разумности своего поведения, но тут же одернула себя: «Прекрати паниковать на пустом месте и не будь слабачкой. Только посмотришь, и все. Там живет обычный магл, наверняка одинокий, раз сад в таком виде. А ты слишком заработалась и долго не отдыхала, а теперь, после ночей в пустом загородном доме, мерещится всякая чушь».
Неподалеку от нужного дома она перешла на шаг. Оглянулась вокруг, но ранним утром и при такой погоде дорога была абсолютно пустынна. Гермиона подошла к ограде, но в саду никого не было. Дверь дома тоже была закрыта, да и вообще отсюда нельзя было разобрать никаких признаков жизни внутри. Поколебавшись с минуту, Гермиона решила, что другого выхода узнать, кто живет в этом доме, у нее нет, тем более, если она начнет ходить и опрашивать соседей, это будет выглядеть, по меньшей мере, подозрительно, поэтому она решительно подошла к воротам и поискала взглядом звонок. Сзади раздался едва уловимый шорох, и Гермиона провалилась в темноту…
Когда она открыла глаза, то обнаружила себя в каком-то подвале, крепко привязанной магическими путами к стулу. Рудольфус, а в том, что это он, теперь не было никаких сомнений, с интересом смотрел на нее.
- Вы очень неосмотрительны, мисс, раз совершаете подобные прогулки в одиночестве. И верхом неосторожности было возвращаться сюда вновь, а я ведь узнал вас вчера. Узнал, и ждал, когда вы придете. Вы оказались нетерпеливы.
Голова у Гермионы раскалывалась от боли, перед глазами все плыло, и она смогла сказать только:
- Вы? Значит, вы все-таки выжили тогда…
Рудольфус ухмыльнулся:
- Да. И предпочел бы никогда не встречаться с вами, если уж на то пошло. Но судьба, как видите, распорядилась иначе. Думаю, вы понимаете, мисс Грейнджер, что уже никогда не выйдете отсюда. Вы сами пришли ко мне, и я приготовил для вас смертельную ловушку. Я знаю, что Вы приехали сюда одна. Значит, вас хватятся еще не скоро. А когда хватятся, никому и в голову не придет искать вас в соседнем поселке, - Рудольфус смаковал каждое слово, и Гермиона с отвращением отвернулась. - Надеюсь, вы не будете против, если я покину вас ненадолго. У меня еще остались кое-какие дела.
Рудольфус вышел, заперев дверь, и Гермиона поняла, что это ее единственный шанс. Неизвестно, куда пошел Лестрейндж и надолго ли задержится, но надо действовать, времени катастрофически мало. Ее палочку он, разумеется, забрал. Значит, на магию рассчитывать не приходится и надо попытаться освободиться от веревок. Но чем больше Гермиона дергалась и извивалась, пытаясь хоть немного ослабить узлы, тем больше магические веревки жгли кожу и, конечно, не стали слабее. Бесполезно, это Гермиона поняла очень ясно. Она вдруг четко осознала, что Рудольфус прав и ее хватятся в лучшем случае через три недели. Отношения с Роном испортились, и вряд ли он захочет повидать ее. Память родителям после войны вернуть так и не удалось, и сейчас они живут в Австралии. Подруг у нее нет, а на работе она должна появиться только через три недели, тем более, она рассказала сослуживцам, что уезжает подальше от городской суеты. Но три недели в компании Лестрейнджа она не проживет.
Отчаяние нахлынуло волной, когда Гермиона поняла, как самонадеянно и глупо повела себя. Теперь можно надеяться только на чудо. Лестрейндж опасный соперник, тем более, когда она в таком положении. Дверь подвала бесшумно отворилась и Рудольфус, зайдя, педантично запер дверь и сказал, удовлетворенно улыбаясь:
- Вот и все, мисс Грейнджер. Я забрал все ваши вещи из чудного домика, который вы занимали. Ведь оплату за съем дома вы внесли вперед, верно? Так что не стоит беспокоиться о хозяевах. Будем считать, что вы съехали, мисс. К сожалению, ваши вещи я не сохранил, - Рудольфус продолжал улыбаться.
- Что вы хотите? Что вам нужно? - выплюнула Гермиона.
Рудольфус расхохотался:
- Ничего! Абсолютно ничего, мисс Грейнджер! Скорее, я должен задать вам подобный вопрос, ведь это вы пришли в мой дом. Не надо смотреть на меня с такой ненавистью, ведь я прав.
- Будьте вы прокляты! Вы мне отвратительны!
Но Рудольфус продолжал улыбаться:
- Что ж, поскольку у нас с вами в распоряжении сколько угодно времени, я хотел бы сказать вам кое-что. Знаете, мисс, почему мы называем таких, как вы «грязнокровками»? Вы знаете о том, что, несмотря на все ваши усилия полностью слиться с нашим миром, вы все равно останетесь чужаками? Взгляните на себя. Вы пришли в наш мир, вы хотите остаться здесь и пытаетесь утвердить право на это, но при этом вас не интересует наша культура, история, наши обычаи и традиции, в конце концов. Вы пытаетесь жить в нашем мире по своим правилам и не хотите понимать, что это невозможно. Вы никогда не будете стоять на одной ступени с теми, кто принадлежит этому миру с рождения. Вы варвары, способные разрушать, но не способные созидать. Вы не хотите вести себя почтительно, вы хотите диктовать свои правила. Вынужден вас разочаровать. Вам это не удастся. Мне больше нечего вам сказать, мисс Грейнджер. Вы смешны. Или вы думали, что постигли все тайны бытия? Увы, я огорчу вас. Последнее, что вы увидите в своей жизни - стены этого подвала. Я уже сказал, что вы не выберетесь отсюда. Не стоило вам возвращаться.
Рудольфус подошел ближе:
- На войне я потерял брата и жену. И вот само провидение послало мне вас. Я помню все, не сомневайтесь.
Гермиона почувствовала ужас, парализующий сознание и волю. Все ушло, остались только глаза мужчины, в которых загорался дьявольский огонек.
- У нас с вами бесконечно много времени, мисс Грейнджер…
От автора: Написано по мотивам рассказа Стивена Кинга «Гретель».
* * *
«Тофар»
От автора: является сиквелом к «Дороге, по которой ты бежишь».
Гермиону искали уже четвертый месяц. Первым забил тревогу Рон, когда она не приехала домой в последний день отпуска. Конечно, их отношения нельзя было назвать безоблачными, но все было не настолько плохо, чтобы Гермиона могла вот так исчезнуть, не предупредив. Тем более, в их общем с Роном доме осталась большая часть ее вещей. Да и Гермиона не была из тех людей, которые могут без уважительных причин прогулять работу. По правде говоря, она еще ни разу не пропустила ни одного рабочего дня, даже недомогания и болезни всегда перенося на ногах. После того, как Рон попытался дважды отправить ей Патронуса с сообщением и не дождался ответа, он понял, что надо просить помощи у Гарри. Он аврор, и Гермиону отыщет в два счета.
Гарри немедленно взялся за дело и уже на следующий день они с Роном отправились смотреть дом, который, судя по всему, снимала Гермиона на время отпуска. Их постигло разочарование - дом был заперт и пуст. Они обошли немногочисленных соседей и наконец, одна старушка пояснила, что в доме хозяева давно не живут, а в сезон сдают отдыхающим. И да, недели три назад там поселилась какая-то девушка, очень любила бегать, но через несколько дней куда-то пропала. Съехала, наверное. И нет, ничего подозрительного соседка не заметила. Место здесь тихое и спокойное, чужих людей почти не бывает. Дело-то молодое, может, у нее был ухажер, а друзья и не знали. Старушка подмигнула, а Рон почувствовал, как лицо заливается краской.
Хозяев, у которых Гермиона сняла дом, нашли вечером того же дня. Но те только развели руками. Они видели свою жиличку дважды: когда показывали дом, и когда она вносила плату за месяц вперед. Это обычная практика - жилец заплатил за месяц, значит, хозяева его больше не беспокоят. Ведь они хотят получить плату, а съемщик - спокойный отдых, верно? А прощаться перед отъездом не входит в их планы. Они сдают таким образом дом уже много лет, и до сих пор никаких претензий не было. Если девушка куда-то делась, то это не их дело. Она заплатила, а дальше пусть сама решает, жить или съезжать.
По настоянию Гарри хозяева открыли дом, чтобы можно было посмотреть, на месте ли вещи или, может, Гермиона оставила записку. Но дом был абсолютно пуст: ни вещей, ни книг, вообще никакого намека на то, что девушка здесь жила. Гарри и Рон обшарили каждый уголок, осмотрели не только дом, но и сад. Тщетно. Будто Гермионы никогда не существовало на свете. Хозяин равнодушно пожал плечами: «Не знаю, куда делась ваша подружка. Мы подписали договор, она передала нам деньги, мы ей - ключи, а остальное нас с женой не волнует. Сами видите, тут все чисто, так что мы ни при чем».
Через каналы Аврората Гарри поднял списки всех жильцов поселка. Ничего подозрительного, молодежи мало, в основном люди среднего возраста, много пожилых. Преступлений, равно как и несчастных случаев, в округе практически не происходит. Словом, тихий поселок в английской глуши. Здесь просто некуда пропасть. Обошли и соседнюю деревню. Точно так же чисто и тихо, некоторые дома стоят закрытыми - очевидно, хозяева приезжают только на лето. Никто ничего не видел, не слышал, никаких жалоб не поступало. Нет, здесь искать бесполезно. Все равно они ничего не найдут.
Гарри, поначалу проявлявший большой энтузиазм в поисках, с каждой неделей становился все более пассивным. Да и Рон в глубине души понимал, что если Гермиона не нашлась в первые несколько дней, то теперь шансы найти ее саму или хотя бы ее тело равны практически нулю. Кингсли прямо им сказал: «Мы не знаем точно, когда именно она пропала. По словам соседки, Гермиона исчезла через несколько дней после приезда. Она ни с кем не общалась, не контактировала ни с вами, ни с сослуживцами, поэтому мы даже не знаем, куда она направилась. Вещей в доме нет, следов борьбы и темномагических проклятий тоже нет, значит, скорее всего, девушка сама собрала вещи и куда-то поехала. Куда, к кому и зачем - мы не знаем. Зацепок никаких. Возможно, если она была неудовлетворена работой и личной жизнью, - Кингсли выразительно глянул на Рона, - то решила начать все с чистого листа. Конечно, мы продолжим поиски, но не советую особо на что-то рассчитывать». И с каждым днем Рон все больше привыкал жить один. Ему даже начало это нравиться.
Когда недовольная черная сова ранним утром приносит Рону письмо, он спросонья никак не может понять, что там написано и что от него хотят. Когда голова начинает соображать, Рон безмерно удивляется: на магической почте его дожидается посылка, имя и адрес отправителя неизвестны, но посылка нестандартного размера. Рон кидается к камину, бросает щепотку порошка и произносит: «Дом Гарри Поттера».
Через час Рон расписывается в получении груза, пока Гарри внимательно рассматривает посылку. Это длинный деревянный ящик, в человеческий рост, от неизвестного адресата. Прибыло на имя Рональда Уизли. Гарри сканирует ящик палочкой. Магические волны фиксируются, но это не темная магия, это не похоже на проклятие. Тем не менее, это не похоже и на что-то безопасное и дружелюбное. Это нечто, с чем Гарри раньше не приходилось сталкиваться, он никогда не ощущал магических волн подобного рода. Странное ощущение: будто есть пульсация жизни, но не такая, как обычно, а словно там, внутри, нечто мертвое, холодное, но где-то глубоко, как подземные воды, течет маленький ручеек тепла. И Гарри принимает решение: «Рон, я считаю, что посылку надо доставить в Аврорат и вскрыть там».
Когда авроры открывают ящик, сердце Рона ухает куда-то вниз. Перед ним лежит Гермиона: в платье, которого Рон у нее не помнит, с мастерски наложенным макияжем, с абсолютно спокойным и безмятежным выражением лица, руки лежат вдоль тела. Кажется, будто она спит. Ни ран, ни синяков. Гермиона выглядит так, будто только что легла и закрыла глаза, но вместе с тем есть в ней что-то далекое, словно она отсутствовала годы. «Она умерла?» - спрашивает кто-то. Вместо ответа один из авроров достает записку, вложенную в руку Гермионы, разворачивает и долго молчит. Рон подходит и читает через плечо. Записка лаконична: «С любовью от Руди». Рону требуется время, чтобы понять, о каком Руди идет речь.
Целителю Дженкинсу было глубоко за восемьдесят. Он давно порывался уйти на покой, тем более, что помимо трех внуков у него имелся и горячо любимый правнук, которого Дженкинс баловал, как мог. Но главный врач Мунго сказал ему прямо: « Дженкинс, если ты уйдешь, то просто некому будет учить молодежь. Я тебя прошу, оставайся. Сделаю удобный график, все, что хочешь. Но никого с таким опытом, как у тебя, мы больше не найдем». И Дженкинс согласился. Он обучал молодых специалистов, занимаясь пациентами и проводя консультации лишь тогда, когда попадался действительно сложный или интересный случай. Опыт у него был действительно огромный: более шестидесяти лет практики, а еще многочисленные научные поездки по миру. Особенно много времени Дженкинс провел, путешествуя по Африканскому континенту, изучая не только плохо изведанные лекарственные растения и приготовление редких снадобий, но и такую интересную культуру и обычаи дальних стран.
Он многое повидал и привык ничему не удивляться, и так было ровно до того дня, когда главный врач, бледный и трясущийся, вошел в сопровождении авроров к нему в кабинет и сказал упавшим голосом: « Посмотри… Там какая-то чертовщина…». В смотровой кабинет Дженкинс авроров не пустил: несмотря на возраст, он умел настоять на своем, когда это требовалось. Он пробыл в кабинете почти полтора часа, а потом вышел и сказал: «Господа, дайте мне три дня. Через три дня я объясню вам, в чем дело. Это настолько нереально, что я хочу сначала убедиться, что не выжил из ума и это происходит на самом деле».
Через три дня делегация в составе Кингсли, Гарри, Рона и главного врача Мунго вновь собираются в кабинете Дженкинса. «Что с Гермионой?», - не выдержав, выпаливает Рон. Но Дженкинс даже не смотрит в его сторону и начинает говорить, обращаясь к Кингсли, как к старшему по званию:
- Итак, та девушка, Гермиона Грейнджер, которую ваши люди доставили сюда, это редчайшая диковинка, образец древнего, страшного и крайне малоизученного обычая. То, что с ней сделали, носит название тофар-мумия. Не удивляйтесь, уверен, вы слышите этот термин впервые. Признаться, я многое повидал, но даже меня первоначально увиденное повергло в шок. Я знал о тофар-мумиях исключительно по легендам и не представлял, что столкнусь с этим явлением на самом деле, причем не где-нибудь, а в современной Англии. Я поясню. Думаю, вы знаете, что представляют из себя традиционные египетские мумии. На сегодняшний день обнаружено достаточное количество древних захоронений, и ученые хорошо изучили процесс мумифицирования. Но тофар-мумия стоит особняком. Дело в том, что обычно мумифицированию подвергались уже умершие фараоны и члены их семей. Как раз такие мумии и находят археологи. О тофар-мумиях сохранились упоминания в древних трактатах и рукописях, как о загробных невестах для фараонов, но ученым еще ни разу не удавалось найти ни одного тофара. Поэтому многие считают, что тофары - всего лишь легенда, ужасная выдумка. Сейчас мы можем убедиться, что это не так. Тофар-мумия отличается от любой другой мумии тем, что человек подвергался бальзамированию… Вдумайтесь в это! В живом виде! В древности этот обычай был крайне нераспространенным и окутанным завесой тайны, поэтому мы владеем весьма скудной информацией об этой технике. Могу сказать одно: когда в древности человек обрекал себя на участь тофара, то бальзамировщики проделывали с его телом похожие манипуляции, что и с обычными мумиями, с той лишь разницей, что выполняли они свою работу гораздо медленнее с тем, чтобы как можно дольше продлить в теле жизнь. Таким образом, человек превращался в мумию заживо в величайших, немыслимых страданиях. Компенсацией за эти мучения служило то, что тело после обряда не подвергалось высыханию, и даже через многие годы можно было подумать, что человек просто спит. И я с уверенностью могу сказать, что эта девушка - тофар-мумия.
Когда Дженкинс закончил, в кабинете воцарилась тишина. Никто не смел посмотреть друг другу в глаза, пока Кингсли наконец не подал голос:
- Я поднял досье на Рудольфуса Лестрейнджа. В молодости он много путешествовал, особенно любил бывать в Египте и даже прожил там несколько лет. Очевидно, именно оттуда он привез описание обряда. Не знаю, кто ему этот обряд дал и как Рудольфус все это провернул, но факт остается фактом. Очевидно, у него были навыки и необходимые ингредиенты, чтобы сотворить такое…
- Что же теперь делать? - Рон выглядел подавленным и совсем сломленным.
Кингсли отвернулся, а Гарри так и не поднял головы.
Дженкинс переглянулся с коллегой, а потом произнес:
- Господа, тофар-мумия - величайшая ценность. Поэтому прошу вас хорошенько подумать. Я понимаю, что вам хотелось бы похоронить свою подругу, но вдумайтесь, какое это чудо и сколько пользы может принести, если вы передадите ее нам…
От автора: Написано по мотивам рассказа Ганса Гейнца Эверса «Египетская невеста».
* * *
«Решение»
Единственный вопрос, который волнует Джинни: «Как долго он еще протянет в таком состоянии?». Она каждый день приходит к Гарри в больницу, и каждый день, идя по прохладным, пропахшим зельями и болезнью коридорам, думает о том, как бы оттянуть тот момент, когда она зайдет в палату, где лежит ее муж, а потом думает о том, как поскорее уйти так, чтобы Гарри ничего не заподозрил, и чтобы не было так стыдно перед самой собой, уйти туда, где светит солнце и течет настоящая жизнь, подальше от этих белых стен, стерильности, казенного постельного белья и умирающего мужчины, который лежит на кровати и следит за ней взглядом, пока она ходит по палате.
Гарри давно уже не только не встает, но и не в состоянии даже самостоятельно повернуться в постели. Даже руками шевелить ему трудно, потому что они плохо слушаются его. Тело ниже пояса он вообще не чувствует, поэтому колдомедики вынуждены одевать ему подгузники. А в последние две недели Джинни поняла одну очень простую вещь: тело ее мужа постепенно отказывает, но не разом, а постепенно, и скоро паралич доберется до рук, до грудной клетки, и он не сможет говорить, хотя уже сейчас его речь становится все более бессвязной, видно, что мысли путаются, и большую часть времени он проводит в забытьи. Некогда здоровый молодой человек сейчас напоминает высохший, сморщенный, гниющий овощ, который ничего не замечает вокруг, постоянно стонет, воняет и ходит под себя. И когда все станет совсем плохо, его выпишут домой, и она, Джинни, останется с этим кошмаром один на один. Джинни с ужасом думает о том, что не справится.
Она отчетливо понимает, что ее муж никому не нужен, если даже ей он уже в тягость, никто не придет на помощь, никому не интересно, что будет, когда его отправят отсюда домой умирать, и входная дверь захлопнется, и Джинни останется с этим человеком, которого она, кажется, когда-то любила и который вызывает теперь страх, омерзение и иногда - жалость.
Каждый день он, беспомощный и почти обездвиженный, мало что понимающий, следит за ней удивительно живыми глазами, единственно настоящим, что в нем осталось, будто все жалкие крупицы жизни ушли в эти глаза, и повторяет, как заведенный: «Мне больно. Джинни, мне очень больно, пожалуйста, сделай что-нибудь. Помоги. Я больше не могу терпеть». А когда она наклоняется к нему совсем близко, стараясь не кривиться, он шепчет: «Я хочу умереть. Я так устал, Джинни. Врачи только мучают меня, продлевают мои страдания. Я знаю, что это конец, но они не дадут умереть мне быстро и безболезненно. Пожалуйста, сделай что-нибудь».
В такие моменты Джинни чувствует смесь жалости и раздражения. Потом она идет к лечащему колдомедику Гарри, и тот долго и нудно начинает объяснять, что проклятие, которое бросил в мистера Поттера Волдеморт в Последней Битве необратимо, оно наносит удар по всем внутренним органам, по всему организму. И да, тело будет отказывать и дальше. Вероятно, через месяц он уже не будет узнавать друзей и близких. Но в Мунго помочь ничем не могут, лишь облегчить страдания, но полностью снять боли все равно невозможно. Боли есть, но если бы колдомедики не давали Гарри зелья, было бы еще хуже. И если миссис Поттер хочет, то может забрать мужа домой, а медсестра будет приходить каждый день. Мистеру Поттеру ничем не могут помочь. И да, он умрет, но когда и сколько еще будет лежать и гнить - неизвестно. Но рано или поздно он, конечно, умрет. И Джинни понимает, что не выдержит, если Гарри будет умирать долго.
И по ночам, лежа в постели, она говорит сама себе: «Он устал так жить. Это даже не жизнь. Он только мучается сам и мучает тебя. Сделай то, что он просит. Это не преступление, ты не мужеубийца, наоборот, это колдомедики только кажутся добрыми и милосердными, а на самом деле заставляют его страдать. А он этого не хочет. Значит, ты должна ему помочь. Больше некому. И это будет правильно, потому что он действительно этого хочет и это единственное, что ты можешь для него сделать. Ты бы сделала все, что в твоих силах, но ты можешь только это. Он и так достаточно настрадался в жизни. Разве справедливо, если он будет страдать еще и перед смертью, если конец необратим и в финале его мучений - вечная пустота, и муки напрасны? Неужели ты можешь спокойно на это смотреть? И ведь это убивает тебя, ты умираешь вместе с ним». Джинни нечего на это возразить. Наутро она просыпается с уже принятым решением.
Когда Джинни в очередной раз приближается к палате, больничные коридоры пусты. Ни колдомедиков, ни других больных не попадается ей на пути. Она считает это добрым знаком - весь мир помогает ей. Неслышно поворачивает ручку и входит в палату. Гарри лежит с закрытым глазами, а дыхание такое слабое, что Джинни долго прислушивается. Спит. Он просто спит. Так даже лучше. Он ничего не почувствует, даже не поймет, что умер. И никто ничего не узнает. Мало ли случаев, когда во сне останавливается сердце.
Джинни осторожно вытаскивает из-под головы мужа небольшую подушку, оглядывается на дверь, прислушивается. Потом всматривается в лицо Гарри. Раздумывает, поцеловать ли его напоследок, а потом резко опускает подушку на лицо. Он так и не открыл глаза.
Когда все заканчивается, Джинни ощущает легкую дрожь в руках и тупое равнодушие. Она не чувствует облегчения или страха, ей просто все равно. Она подсовывает подушку под голову Гарри и осторожно выходит из палаты. В коридоре по-прежнему пусто. Сейчас надо зайти в палату по новой и позвать на помощь. Жена пришла проведать мужа...
От автора: Написано по мотивам рассказа Стивена Кинга «Женщина в комнате».
* * *
«Вокзал»
Гарри не мог сказать точно, сколько он ожидает поезда, который по всем расчетам должен был бы прийти давным-давно. Гарри понял, что не может даже с уверенностью утверждать, какой сейчас день. Он не помнил, что это и когда началось, но в голове было знание, что он пришел на этот вокзал с Джинни и детьми, чтобы проводить сыновей, Джеймса и Альбуса, в школу. Но это знание не было ясным и уверенным, а словно погребенным под тяжелым влажным снегом, будто это не его жизнь, а он наблюдает за своим двойником через толстую стеклянную стену
А потом все вокруг будто начало заволакивать туманом, и голоса стали доноситься до сознания приглушенно, как сквозь вату, и, видимо, что-то попало в глаза, потому что очертания предметов стали дрожать и расплываться, как бывает, когда в жаркий летний день смотришь на раскаленный воздух. И Гарри отчетливо понял, что не может вспомнить, что было раньше, не может вспомнить ни вчерашний день, ни сегодняшнее утро, и единственное настоящее, что осталось ему, - это Кинг-Кросс, на котором они ждут поезд. А вместе с этим осознанием пришел не страх и не паника, а какое-то странное умиротворение.
Он повернулся к Джинни, чтобы спросить, в чем дело, и слова застряли у него в горле: его жена, его малышка, как он называл ее все девятнадцать лет совместной жизни, несмотря на то, что после трех родов она напоминала отнюдь не юную девочку, но только не в глазах мужа, его рыжая лисичка, чьи черты лица он успел изучить лучше, чем собственные, стояла перед ним такой, какой он запомнил ее в школе, в тот страшный год, когда он искал хоркруксы, и когда потом Джинни так отважно сражалась в Битве за Хогвартс. Она взяла его за руку и сказала с ласковым упреком:
- Ты что, ничего не понял? Посмотри вокруг, Гарри.
И когда он оглянулся, то не увидел ни сыновей, ни спешащих родителей, провожающих детей в Хогвартс, никого и ничего, только вокзал, но не тот Кинг-Кросс, к которому он привык и на который они, кажется, приехали. Этот Кинг-Кросс выглядел старым, заброшенным, будто они единственные его посетители за Мерлин знает сколько лет, будто этот вокзал такой древний, что грозится вот-вот рассыпаться и превратиться в прах.
- Ты видишь, Гарри? - сказала Джинни. - Прости, но все это мираж.
- Что мираж? - спросил Гарри.
- Все, что было. У нас никогда не было семьи, не было детей, дома, твоей работы. Ничего не было. Все эти девятнадцать лет мы были здесь, на этом вокзале. Но мне так хотелось, чтобы ты обрел счастье, пусть на миг, чтобы ощутил себя любящим и любимым, узнал, что такое семья, поэтому мне разрешили сделать то, о чем я просила. Но теперь нам пора отправляться в путь. Скоро придет наш поезд. Мы не можем больше здесь задерживаться.
- Но что все-таки случилось? - Гарри уже знал ответ, но хотел услышать это от Джинни.
- Ты погиб в Последней Битве. И я тоже. У нас могла бы быть семья и дети, но в другой жизни, в каком-то другом мире, а здесь у нас есть только мы сами и этот вокзал.
- Значит, все закончилось? - спросил Гарри. - И что же нам теперь делать?
Джинни усмехнулась и покачала головой:
- Сесть на поезд, конечно. Не знаю, когда он придет. Надеюсь, скоро.
От автора: Написано по мотивам рассказа Стивена Кинга «Уилла».
* * *
«Остаться с тобой»
От автора: сиквел к «Дороге, по которой ты бежишь» и «Тофару».
Когда Рудольфус подписывает бумаги о покупке дома, агент по недвижимости не скрывает радости. Несколько лет этот дом на окраине маленького пыльного городка никто не хотел покупать - просто не приезжают новые люди в эту глушь, а у старожилов и так жилье есть. И тут такая удача.
Рудольфуса абсолютно не смущают ни скрипучие полы, ни облупившаяся краска на ставнях, ни нечищеная каминная труба. Впереди лето, которое, как говорят люди знающие, обещает быть жарким. За это время он все успеет привести в порядок - Рудольфус давно привык работать руками, стараясь пользоваться магией как можно реже, чтобы ненароком не дать аврорам напасть на след. Он знал, что после истории с Грейнджер Поттер носом роет землю в поисках старшего Лестрейнджа, поэтому предпочел в очередной раз сменить место жительства.
Следующие три недели он потратил на то, чтобы придать дому жилой вид. Он чистил, мыл и красил, и, в конце концов, остался доволен результатом. Теперь следовало что-то сделать с задним двором. Это был небольшой участок земли, почти весь заросший травой, густой и небывало высокой, доходившей Рудольфусу чуть ли не до подбородка. Никаких деревьев или кустарников, сплошное море травы.
Поначалу мужчина хотел выкосить всю траву, но потом понял, что это было несколько самонадеянное решение - на это потребовался бы не один день. Тогда он просто махнул рукой - все равно он не собирается ничего сажать, по крайней мере, в этом году. Вот обживется немного, тогда и можно будет решать, что делать на заднем дворе. Тем более, при таком зное вся трава сгорит сама.
С каждым днем становится все жарче, но деревянный дом хорошо сохраняет прохладу и Рудольфус рад, что не нужно прибегать к помощи чар. Все эти годы он крайне осторожен и ни на минуту не забывает, что малейшая оплошность может стоить ему жизни. Поэтому дни он проводит, сидя на диванчике и смотря на задний двор - больше здесь заняться нечем, книг у него немного, только самые необходимые или любимые, а выходить лишний раз в город Рудольфус не хочет. Поэтому он смотрит на заросли травы и не может с точностью сказать, когда же он понял, что что-то не так.
Сначала это был просто самый обычный задний двор самого обычного дома в захолустном городке, конечно, неухоженный и заросший бурьяном. Ничего примечательно там не было и быть не могло. Правда, заросли так и не выгорели под палящими солнечными лучами, но Рудольфус думал, что просто трава слишком стойкая и густая. И так продолжалось до тех пор, пока ему не стало казаться, что задний двор его дома неуловимо изменился. Все осталось прежним и на своих местах, но когда Лестрейндж садился на диван и смотрел сквозь открытое окно, начинало ему чудиться, будто двор стал больше, а трава теперь тянется далеко-далеко, и вот уже не видно, где заканчиваются заросли. Кажется, они простираются, сколько хватает глаз, до самого горизонта. И сам участок стал настолько больше, что иногда Рудольфусу приходила в голову мысль, что его не обойдешь и за несколько часов. Стоило ему отвести взгляд от этого неопрятного куска земли, как подобные мысли начинали казаться несусветной глупостью и видениями, вызванными жарой. Но с каждым днем в глубине души Рудольфус убеждался, что это не глупости.
В один из дней он, человек, который всегда отличался спокойствием и собранностью, испытывает совершенно необъяснимое и неконтролируемое желание выйти во двор, и не просто выйти, а пойти туда, в это море растений, словно он найдет там что-то важное, давно поджидающее его. Рудольфус говорит себе, что это просто смешно, но ноги сами несут его к зарослям. Он сам не понимает, как оказался в этом море бурьяна, который неожиданно оказывается еще выше, чем помнилось, и Рудольфус уже не видит ничего перед собой и идет, раздвигая траву при каждом шаге, и думает, что это не просто заросли, а настоящие джунгли. Трава плохо поддается и смыкается за спиной плотной стеной, а он все идет, не думая, только на задворках сознания блуждает мысль, что он, должно быть, ходит здесь уже несколько часов и что это невозможно, ведь участок не такого размера? И эта мысль внезапно отрезвляет и Рудольфус останавливается, чтобы отдышаться. Он устал так, словно долго бежал, и дыхание тяжелое, пот катит ручьем, и ничего не видно в этом проклятом бурьяне, невозможно определить, с какой стороны его дом. Меньше всего хочется упереться в забор, а потом идти по этим чащобам обратно. Но какие чащобы, если участок совсем маленький? Там просто негде заблудиться.
И Рудольфусу неожиданно становится страшно. Так страшно ему никогда не было: ни в операциях на службе у Волдеморта, ни в Битве за Хогвартс, когда погибли жена и брат. Рудольфус никогда ничего не боялся, а сейчас боится, потому что там, в густых зарослях, в надежном укрытии, кто-то недобрый наблюдает за ним, а вокруг только трава, которая закрывает обзор, мешает дышать, и безоблачное небо над головой, абсолютно недосягаемое и нереальное. Он срывается с места, продирается сквозь траву, стремясь вырваться из этого плена, из капкана, в который сам же и забрел, туда, где его дом, где можно видеть и дышать, и нет этого чувства, что за тобой охотятся, прикидывая, когда лучше напасть. И в этот раз ноги снова сами выносят Рудольфуса из травянистого плена, и вот он стоит перед собственным домом, а внутри разливается уверенность, что теперь все будет в порядке и что бы ни скрывалось в чаще, сюда оно не посмеет явиться.
Но что-то странное творится вокруг. Идя к крыльцу, Рудольфус чувствует, что в воздухе повисло напряжение, будто все вокруг замерло и чего-то ждет. И когда он входит в дом, то не верит своим глазам. На диване, том самом, с которого он наблюдал за двором, сидит его жена, его Беллатрикс. Та, на которой он женился, давно, еще в прошлой жизни, и с которой был счастлив, несмотря на все сложности. Та, с которой он делил соседние камеры в Азкабане за их общие убеждения. Та, которая всю жизнь была предана только одному человеку и умерла ради него, и Рудольфус был почти уверен, что его жена была счастлива умереть за господина. И теперь она сидит на диване в этом доме и кажется Рудольфусу призрачной, далекой и одновременно живой, настоящей. И он не знает, что делать, что говорить, просто стоит и смотрит. Он уже забыл, какая Белла красивая, не на тех колдографиях, которые он всегда носил в нагрудном кармане, а в жизни. Настоящая.
- Я рада видеть тебя, Руди, - он, оказывается, совсем забыл ее голос. - Я давно тебя жду. Тем более, кроме тебя ко мне приходить и некому, - она улыбается, как улыбалась только в первые годы замужества.
- Что здесь происходит? - голос у Рудольфуса хриплый и совсем тихий. - Что это вообще за место, черт возьми? Белла?
Она качает головой:
- Это место, где я сейчас живу, Руди. Не бойся, ты можешь уйти отсюда в любую минуту. Так же, как всегда сможешь вернуться.
- Как? - он все еще не понимает.
- Так же, как ты и попал сюда. Через заросли. Постарайся понять, Руди. Это мой мир, но бывают время и место, когда ворота открываются, и близкие нам люди, а в моем случае - это ты, могут попасть сюда, навестить и все это совершенно без последствий. В данном случае, задний двор твоего дома является своеобразным коридором. Вспомни, неужели ты не замечал ничего необычного до сегодняшнего дня? В любом случае, Руди, я счастлива, что ты остался жив, что у тебя все хорошо, насколько вообще хорошо может быть в подобных ситуациях.
А потом время для Рудольфуса остановилось, потому что он сел на пол у ног своей жены, и ему стало все равно, в каком они мире, в том или в этом, стало безразлично абсолютно все, кроме женщины рядом, и он смотрел на нее и знал, что никогда не сможет насмотреться, ему всегда будет мало, и он уже не понимал, как жил все эти годы. Он не знал, сколько прошло времени, но за окном солнце стояло так же высоко, как когда он пришел сюда.
- Думаю, тебе пора, Руди. Ты же не собираешься оставаться здесь, - сказала Белла.
- А я смогу прийти еще? - спросил Рудольфус, подумав про себя, что если она сейчас скажет: «Нет», он останется, чего бы это не стоило, но не потеряет Беллу второй раз.
- Сможешь, если захочешь.
И Рудольфус не помнил, как он встал и вышел, как зашел в море травы, и не было больше чувства опасности и страха неизведанного. Теперь он боялся только одного - что эта встреча окажется единственной. И когда он, наконец, второй раз оказался в своем доме, то все было как всегда, а часы показывали, что он отсутствовал всего лишь полчаса, когда как по ощущениям прошло гораздо больше времени.
Ночью Рудольфус не ложится и под утро он уже знает, что делать. Может быть, кто-то назовет это безумством, но он называет это правильным решением, взвешенным и обдуманным. Одно «за» перевешивает все «против».
И наутро он вступает в заросли на заднем дворе, чтобы увидеть человека, который значит для него больше, чем весь остальной мир вместе взятый. Так происходит и на следующий день, и в последующие, и Рудольфус видит, что Белла искренне рада ему.
И в конце лета, когда спадает жара, в один из своих визитов он говорит:
- Я остаюсь. Сегодня я пришел навсегда.
И впервые за все время Белла смеется, и Рудольфус понимает, что теперь он никогда не уйдет…
… Жилец из дома на окраине исчез неожиданно, в конце августа, прожив в городке всего три месяца. Этот человек ни с кем не заводил знакомств, поэтому пропажу случайно обнаружили соседи, когда увидели, что незапертая входная дверь хлопает от сквозняка, а хозяина все нет. Они, конечно, заявили в полицию, но стражи порядка ничего не нашли. Сложилось впечатление, что человек просто вышел из дома и не вернулся, поэтому в их бумагах он значился, как «пропавший без вести».
От автора: Написано по мотивам рассказа Джозефа Пэйна Бреннена «Кэнэвэн и его задний двор».
* * *
«Кристина»
После рождения третьего ребенка Гарри не мог смотреть на жену без содрогания. От стройной, изящной девочки со свадебных колдографий не осталось и следа. Каждое утро его на кухне встречала изрядно расплывшаяся, так и не пришедшая в форму еще со времен вторых родов жена, вечно уставшая, с небрежно забранными в хвост волосами и лезущая со своими нудными вопросами. А с тремя маленькими детьми об отдыхе можно было не вспоминать. Если после рождения первенца, Джеймса, Гарри с удовольствием играл с ним, приходя вечером домой, то теперь, когда на него налетали сразу трое, даже не давая снять пальто, и наперебой хотящие что-то, причем каждый свое, Гарри мечтал только об одном - очутиться на работе, где было в разы спокойнее.
А в один прекрасный день все изменилось. Это началось, когда он встретил Кристину. Очень эффектная, легкая, вся какая-то воздушная, почти неземная, абсолютно совершенное существо. Он не мог сказать потом, почему такая женщина обратила внимание именно на него, ведь стоило ей пожелать, и любой был бы счастлив быть с ней рядом. Но именно она выбрала его, и первая подошла к нему, улыбнулась, едва заметно, но было при этом в ее взгляде что-то многообещающее. И Гарри мгновенно понял, что вот то, чего он хотел, ему нужна именно эта невероятная женщина, а не затюканная, раздобревшая и раздражающая Джинни, от которой он давно бы ушел, если бы не дети.
Они очень быстро стали близки, и Гарри с удовольствием проводил выходные в ее доме, стоящем уединенно на берегу озера, объявляя Джинни, что в выходные его ждут внеурочные или составление отчетности. Если Джинни и догадывалась о чем-то, то предпочитала молчать, очевидно, не желая скандалов.
Кристина рассказывала о себе: родилась в Британии, но вскоре мать развелась с отцом, переехала с дочерью во Францию, где повторно вышла замуж. Кристина окончила Шармбатон, потом много путешествовала по миру, затем ее родной отец умер, оставив после себе приличное наследство, а поскольку новой семьи он так и не завел, то все перешло Кристине, и она решила вернуться в Британию. Сначала ненадолго - лишь уладить дела, но потом купила этот дом на озере и решила немного пожить на родине, которую не видела с тех пор, как уехала во Францию. Благо, в деньгах Кристина нужды не испытывала, поэтому могла себе позволить наслаждаться жизнью в полной мере. И Гарри думал, как не похожа эта красивая, образованная, начитанная молодая женщина на его жену, которая не интересовалась ничем, кроме детей и плиты. Гарри не верилось, что когда-то Джинни подавала надежды, как новая квиддичная звезда. Не стоило им так рано жениться. Кристина стала для Гарри настоящей отдушиной, будто в его затхлую жизнь пустили струю свежего воздуха, и от этого ощущения кружилась голова.
Сказка продолжалась полгода, а потом Кристина резко изменилась. Стала требовать, чтобы он приезжал к ней не только по выходным, но и в будни, хотела, чтобы они выходили куда-нибудь, в ресторан, например, или просто прогуляться по магазинам, и только смеялась на его раздраженные объяснения, что их увидят вместе и тогда его репутация и положение в обществе пойдут прахом. Она смеялась и над тем, как Гарри, отвечая на вопрос, почему он не разведется, говорил, что Джинни - мать его детей, и слышал в ответ: «Не знала, что ты настолько привязан к детям». Гарри напрягало, что Кристина стала постоянно заводить разговоры об их совместном будущем, потому что он знал, что им просто хорошо вместе, они здорово проводят время, но никакого будущего у них нет, потому что он связан с Джинни и не может развестись с ней без ущерба для себя. Но Кристина, казалось, не хотела этого понимать, все настойчивее требуя от Гарри определенности, и он начал тяготиться этими отношениями. А потом все разом кончилось.
В одну из суббот Поттер, как обычно, приехал к Кристине. Она собиралась принять душ и, уйдя в ванную, через десять минут ласково позвала Гарри «потереть спинку». Он намылил мочалку и уже собрался прикоснуться к спине, когда услышал: «Я долго думала и хочу тебе сказать: если ты за неделю не объяснишься с женой, то это сделаю я. Мне не пятнадцать лет, я не могу ждать вечность. Я знаю, что ты давно не любишь свою жену, если вообще когда-то любил. И я хочу, чтобы мы были вместе. Я не намерена провести всю жизнь на положении любовницы, довольствуясь случайными встречами».
Кристина обернулась и посмотрела на Гарри. На ее губах играла безмятежная улыбка, но глаза были полны решимости, и Гарри сразу понял, что она не шутит. Эта сука хочет сломать ему жизнь. Хочет отравить все его существование. Она не понимает, что погубит его. Нет, он не может допустить, чтобы его семья и карьера рухнули из-за капризов этой циничной бабы, которая не любит никого в этом мире, кроме самой себя.
- Кристина, - Гарри поразился, как дрожит его собственный голос, - не знаю, что на тебя нашло, но это плохая идея. Ты не можешь так поступить. Зачем? Разве нам плохо сейчас?
- Мне надоело ждать, Гарри. Ты говорил, что любишь меня, вот и докажи. Или ты боишься своей толстой рыжей женушки, - Кристина засмеялась.
Волна ненависти поднялась в Гарри, побуждая ударить, стереть эту улыбку с лица, чтобы эта женщина никогда больше не смела ставить свои условия, унижать его, потому что никому и никогда он не позволит командовать собой. Он не помнил, как замахнулся, как его рука коснулась ее влажной кожи, как будто он на минуту отключился, а когда пришел в себя, то Кристина как-то неестественно, неуклюже сползла по стене и немного завалилась на бок. Он попытался приподнять ее, похлопать по щекам, но, положив руку на затылок, почувствовал что-то липкое и теплое и, в панике отдернув руку, увидел кровь. И все мгновенно понял.
Он убил ее. Нет, конечно, формально это всего лишь несчастный случай. Она поскользнулась в ванной и разбила голову. Такое бывает, верно? Бытовая травма, обернувшаяся летальным исходом. В ванной скользко, она не удержалась и разбилась насмерть. И помочь было некому, потому что женщина живет одна. Мать во Франции, подруг нет. В таких случаях надо быть особенно осторожным, если знаешь, что надеяться можно только на себя. Правда, экспертный отдел Аврората работает на совесть, специалисты с легкостью определяют, как был нанесен удар, при падении или была инсценировка, с какой стороны нанесен удар и какой силы.
Это лишнее. Одинокая молодая женщина вполне могла выпить немножко, а затем решить принять ванну, полежать в ароматной пене, понежиться. Но алкоголь есть алкоголь. Она могла перебрать немного, заснуть и не заметить, как все больше погружается в уже остывшую воду. В таком состоянии очень легко захлебнуться. А она ведь живет одна и никто не зайдет проверить, почему столько времени из ванной не доносится ни звука. Тело в воде быстро раздувается, обезображивается и никто не возьмется определять точную причину смерти после нескольких дней, в течение которых тело пробыло в воде. Обычная смерть. Тихая, незаметная, до обидного обыденная. Просто дамочка выпила лишний бокал. А возможно, у нее была депрессия. Как бы там ни было, он, Гарри Джеймс Поттер, не имеет к этому происшествию никакого отношения.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ