Охотники Дюны

1

Раввин спешил по коридору, держа под мышкой свиток и бормоча:

— Сколько еще вы их создадите?

Он подбирал аргументы, черпая доказательства из талмудических писаний, но на сестер Бене Гессерит это не производило ни малейшего впечатления. Они тоже умели цитировать смутные пророчества и озадачивали его мистицизмом, намного превосходящим его собственный.

Когда Дункан Айдахо прошел мимо подвижного человечка в очках, раввин был так погружен в воображаемый спор, что даже не заметил его. Вид раввина, снующего между медицинским центром и детским садом гхола, стал за прошедшие годы очень привычным. Несколько раз в неделю раввин осматривал аксолотлевые чаны, молился за женщину, которую когда-то звали Ребеккой, и наблюдал за развитием странных, выведенных в инкубаторе детей. Бедняга, хотя и был совершенно безвреден, казалось, потерял всякую связь с реальностью, погрузившись в действительность, существовавшую лишь в его воображении и в его чувстве вины. Но при всем этом Дункан и другие выказывали раввину уважение, коего тот без сомнения заслуживал. После ухода раввина Дункан стал наблюдать за детьми гхола — они играли друг с другом как нормальные дети. Все были очень умны, хотя и не знали о своих предыдущих воплощениях. Мастер тлейлакс Скиталь держал своего гхола отдельно от других детей, но остальные восемь детей в возрасте от одного до семи лет воспитывались вместе. Все они были генетически безупречны.

Дункан был единственным человеком на корабле, знавшим их всех такими, какими они были в действительности — Пауля Атрейдеса, леди Джессику, Суфира Хавата, Чани, Стилгара, Лиет-Кинеса, доктора Юэха и малютку Лето II. Сейчас они были просто детьми, невинными и милыми, весьма необычная группа разновозрастных малышей. Вот и теперь в одном из светлых помещений Пауль играл со своей матерью, бывшей моложе своего сына, они строили шеренги игрушечных солдатиков вокруг макета замка.

Старший из гхола, Пауль, был спокойным ребенком, отличавшимся разумностью и любопытством. Он выглядел точно таким же, как на кадрах архива Капитула, снятых в замке Каладана во времена детства оригинального Пауля Атрейдеса. Дункан хорошо помнил того мальчика.

Решение создать следующую гхола — Джессику — вызвало на корабле-невидимке ожесточенные дебаты. В своей первой жизни леди Джессика едва не сорвала тщательно продуманные селекционные планы Бене Гессерит. Она действовала импульсивно, принимала решения, сообразуясь со своей совестью и душевными движениями, вынуждая сестер пересматривать веками вырабатываемые схемы. Некоторые последовательницы Шианы думали, что Джессика может внести неоценимый вклад в общее дело, другие были не согласны и упорно возражали.

Потом Тег и Дункан стали настаивать на воссоздании Суфира Хавата, понимая, что воин-ментат сможет быть полезен в грядущих битвах и войнах. Они также настояли на новом рождений Лето Атрейдеса, другого великого вождя, хотя вначале возникли некоторые проблемы с его клеточным материалом.

Приоритетным гхола стала и возлюбленная Муад'Диба Чани, пусть даже как механизм контроля потенциального Квисац-Хадераха, если у него появятся признаки, которых сестры больше всего опасались. Чани была дочерью фримена, и поэтому ее ранние годы не были отражены в записях Бене Гессерит, из-за этого часть ее прошлого осталась тайной. Отрывочную информацию черпали из ее связи с Паулем и того факта, что она была дочерью Лиет-Кинеса, провидца-планетолога, который убедил народ Дюны превратить пустыню в цветущий сад.

Да, был здесь и сам Лиет-Кинес, бывший, правда, на два года моложе собственной дочери… «Нам придется отказаться от наших предвзятых представлений о семье», — подумал Дункан. Соотношения возрастов и вывернутая наследственность были не менее странными, чем сами эти дети.

Сестры Бене Гессерит решили воссоздать Кинеса за его умение широко и с перспективой мыслить и планировать соответствующие действия. По тем же причинам годом позже был создан гхола великого вождя фрименов Стилгара.

Был здесь также и гхола Веллингтона Юйэ, великого изменника, из-за которого пал Дом Атрейдесов и погиб герцог Лето. История осудила Юйэ, поэтому Дункан не понимал причин, заставивших сестер настоять на воссоздании этого человека. Почему Юйэ, а например, не Гурни Халлек? Вероятно, создание Юйэ сестры сочли просто интересным экспериментом, проверочным случаем.

«Как много здесь исторических личностей, — думал Дункан, — включая меня самого».

Он посмотрел на мониторы, развешанные на стене. Отсеки детского сада, медицинский центр, библиотеки и игровые комнаты — все эти помещения были видны на экранах во всех подробностях. Дункан молча смотрел, видя, как дети — один за другим — замечают его. Они смотрели на него глазами взрослых людей, казавшимися странными на детских личиках, а потом снова начинали играть, бороться и экспериментировать с игрушками.

Их занятия казались совершенно обычными, но группа прокторов тщательно записывала каждое взаимодействие, выбор игрушек, каждую драку. Прокторы отмечали цветовые предпочтения, дружеские склонности и привязанности и анализировали каждый результат, который мог оказаться важным в дальнейшем.

В комнату вошел Майлс Тег, еще одна перевоплощенная легенда. Он стал на голову выше Дункана. Майлс был одет в черные брюки и белую рубашку, ворот которой украшали звезды, знаки различия башара, звания, которое он когда-то носил.

— Я никак не могу привыкнуть к тому, что вижу их вот такими, Майлс. Мне в такие моменты кажется, что мы разыгрываем из себя Бога, выбирая, кого воссоздать, а кого оставить в клеточном склепе.

— Некоторые решения были самоочевидными. Хотя мы и располагаем нужными клетками, мы не будем воссоздавать барона Харконнена, графа Фенринга или Питера де Фриза. — Он неодобрительно нахмурился, видя, как черноволосый младенец Лето II расплакался, когда трехлетний Лиет-Кинес отобрал у него игрушечного песчаного червя.

— Я очень любил двойняшек Лето и Ганиму, когда они были осиротевшими детьми. А став богом-императором, Лето то и дело меня убивал. Иногда, когда этот ребенок смотрит на меня, мне кажется, что он помнит себя Тираном, — сказал Дункан, тряхнув головой.

— Некоторые из наиболее консервативных сестер уже говорят, что мы создали чудовище, — сказал Тег. Лето II, хотя и был меньше Кинеса, храбро бросился отнимать у него игрушку. — Его смерть привела к Рассеянию, Великому Голоду… а теперь из-за Рассеяния народов мы спровоцировали Врага выступить против нас. Это что, приемлемый конец Золотого Пути?

Дункан удивленно вскинул брови и задумчиво посмотрел на Тега — ментат на ментата.

— Кто здесь говорит о том, что Золотой Путь окончен? Даже после всего, что произошло, это может быть лишь частью плана Лето. Я не могу недооценивать его предзнания.

Сами будучи гхолами, он и Тег взяли на себя большую роль в выполнении программы. Правда, настоящие трудности не возникнут еще несколько лет. Трудности начнутся, когда дети достигнут зрелости, достаточной для восстановления исходной памяти и исходной личности. Дункан настаивал на том, что не надо скрывать сведения от гхола, напротив, им надо предоставить полный доступ к информации об их прошлой жизни, чтобы обратить их в эффективное оружие как можно скорее.

Эти дети были обоюдоострыми клинками. Они могут спасти корабль-невидимку от грядущего кризиса, но могут и представлять собой большую опасность. Новые гхола были не только плоть и кровь, это были яркие личности, обладающие мощной индивидуальностью. В них таились разнообразные потенциальные дарования.

Словно приняв командирское решение, Тег вошел в комнату, разнял двух ссорящихся детей и нашел для каждого игрушки, чтобы утихомирить дерущихся гхола. Глядя на это, Дункан вспомнил, сколько раз он сам замышлял убийство бога-императора и как много раз Лето II возвращал его к жизни в виде гхола. Глядя теперь на годовалого младенца, Дункан думал: «Если кто-то и сможет найти способ жить вечно, так это он».

2

От океана к пустыне, от синевы вод до коричневого песка пустыни. Покинув Баззелл, Мурбелла вернулась на Капитул надзирать за расширением пустыни.

В Убежище Капитула она села на место пилота в орнитоптер. Прекрасно справляясь с управлением, она полетела в район возникающих дюн, к расширяющимся местам обитания червей. Она смотрела вниз на чахлую поросль, бывшую некогда густыми лесами. Деревья тянулись вверх словно люди, пытающиеся не утонуть в песках наступающих дюн. Скоро новая пустыня во всей своей своеобразной красе захватит всю планету, так же, как некогда Ракис.

«Я хочу, чтобы экосистема погибла как можно скорее, — произнес голос Одраде из Другой Памяти. — Это будет самое гуманное, что мы совершим».

— Труднее развести сады, чем создать пустыню.

«В этом нет ничего легкого. Это нелегко сделать на Капитуле, это нелегко для моей совести».

— Или для моей. — Мурбелла, не отрываясь, смотрела вниз на стерильную пустоту.

Цветущая природа высыхала под знойными лучами полуденного солнца. Все это было частью подробного плана Бене Гессерит.

— Но мы должны делать это ради пряности, ради власти, ради господства. Для того чтобы заставить Космическую Гильдию, КООАМ, Ришез и все планетарные правительства подчиниться нашей воле.

«В этом-то и состоит искусство выживания, дитя мое».

Всего несколько месяцев назад в этом регионе росли густые леса. Для того чтобы не терять драгоценные, но тающие ресурсы, сестры решили заняться в этих регионах заготовкой леса, но пустыня наступала слишком быстро, и надо было спешить. С присущей ей эффективностью, Община организовала рабочие команды, прокладывавшие временные дороги в песках, они рубили лес, распиливали мертвые стволы на бревна, резали сучья и тяжелыми грузовиками увозили древесину для изготовления товаров и на топливо. Мертвые деревья перестали быть необходимым элементом экосистемы, поэтому их надо было пустить в дело или на топливо. Мурбелла ненавидела пустое расточительство и не разбрасывалась ресурсами.

Она внимательно всматривалась в огромные участки дюн, которые своими бесконечными рядами напоминали застывшие во времени океанские волны. Тем не менее впечатление было обманчивым — дюны пустыни находились в непрестанном движении, в них бесчисленное множество силикатных частиц перемещались как чудовищно замедленные цунами. Пески и плодородные земли всегда находились в космическом взаимодействии между собой, это был своего рода ритуальный танец за преобладание. Пустыни и нивы, кто кого, точно так же вели себя сейчас сестры Бене Гессерит и Досточтимые Матроны.

Мысли Командующей Матери обратились к Беллонде и Дории, они обе изо всех сил стремились к взаимному сотрудничеству ради блага Общины Сестер. Уже несколько лет они совместно надзирают за ходом операций с пряностью, и они детали это, несмотря на то, что, как было хорошо известно Мурбелле, продолжали ненавидеть друг друга. Сейчас Мурбелла инкогнито летела на орнитоптере над песками, чтобы проинспектировать результаты их работы.

Внизу она заметила рабочих Капитула, а также инопланетный вспомогательный персонал, разбивших временный лагерь на месте добычи пряности среди окрашенных в оранжевый цвет песков. Жилы пряности были довольно мощными для Капитула, но не шли ни в какое сравнение с прежними жилами на Ракисе, хотя одно пятно пряности ныне превосходило все количество, какое тлейлаксы сумели изготовить в своих аксолотлевых чанах. Но участки пряности росли, также, как и черви, производившие ее.

Выбрав место для посадки, Командующая Мать зависла над ним и замедлила частоту биения крыльев. Она сразу заметила обоих своих директоров по операциям с пряностью, стоявших на песке и занимавшихся сбором проб и их отбором, направляемых на бактериологический анализ. В открытой пустыне уже начали работать исследовательские станции, что позволяло ученым практически на месте прогнозировать места возможных выбросов пряности. Оборудование для сбора пряности было готово к развертыванию, маленькие скреперы и комбайны не шли своими размерами ни в какое сравнение с гигантскими транспортами и передвижными фабриками, которые когда-то применяли для сбора пряности на Ракисе.

Приземлившись, Мурбелла продолжала сидеть в кабине, сочтя, что выходить еще не время. Беллонда проковыляла к орнитоптеру, стряхивая песчаную пыль с рабочей одежды. За ней, не скрывая раздражения на загорелом лице, последовала Дория. Она, прищурившись, всматривалась в блики, отраженные стеклом фонаря кабины.

Выйдя наконец из машины, Мурбелла вдохнула горячий воздух, который пахнул пылью гораздо больше, чем пряностью.

— Только здесь, в пустыне, на меня снисходит благодать вечной безмятежности.

— Хотелось бы мне, чтобы и меня посетило такое чувство. — Дория бросила тяжелый мешок и пустынный набор на землю. — Когда вы назначите кого-нибудь другого для надзора за операциями с пряностью?

— Я вполне довольна своим назначением, — сказала Беллонда, в первую очередь для того, чтобы досадить Дории.

Мурбелла вздохнула, видя это вздорное мелочное соперничество и подначивание.

— Нам нужны пряность и камни су, и нам необходимо сотрудничество. Покажи мне, на что ты способна, Дория, и, возможно, я направлю тебя на Баззелл, где ты сможешь жаловаться на холод и сырость, а не на жар и сухость. Пока я хочу, чтобы вы остались здесь. С Беллондой. Белл, твоя задача — помнить, кто ты, и сделать из Дории первоклассную сестру.

Ветер швырял им в лица больно жалящий песок, но Мурбелла старалась не моргать. Беллонда и Дория стояли рядом, стараясь подавить свое недовольство. Бывшая Досточтимая Матрона овладела собой первая.

— Вы — Командующая Мать, — коротко сказала она и кивнула в знак подчинения.

Вернувшись вечером в Убежище, Мурбелла прошла в свой рабочий кабинет, для того чтобы изучить скрупулезные прогнозы Беллонды относительно видов на урожай пряности в следующие годы наступления пустыни и того, насколько быстро будет расти количество производимой червями пряности. Новая Община Сестер щедро расходовала пряность из запасов, чтобы создать у чужестранцев впечатление о неисчерпаемости поставок меланжи. Со временем, однако, запасы на складах истощатся, и от них останется только запах корицы. Мурбелла сравнила доходы от продажи камней су, добыча которых была развернута на Баззеле, с платежами за поставки оружия с Ришеза.

Снаружи, за окнами Убежища, она увидела отблески молний, грома она не слышала, боги, видимо, приглушили звуки, учитывая меняющийся климат. Потом, словно в ответ на ее мысли, сухой ветер ударил в стены Убежища, а вдали раздались раскаты грома. Она подошла к окну и стала смотреть на несущиеся по воздуху крутящиеся клубы пыли и мертвые листья, летящие вдоль улиц между домами.

Буря усиливалась, по запыленному плазу покатились крупные капли дождя, оставляя за собой чистые, прозрачные следы. Погода на Капитуле давно была изменена, и Мурбелла не слышала, чтобы управление климатом планировало дождь над Убежищем. Мурбелла вообще не помнила, когда здесь в последний раз шел дождь.

Вокруг и так было множество опасных бурь — и не только надвигавшийся Внешний Враг. Самые мощные крепости Досточтимых Матрон пока не были покорены и доставляли массу неприятностей, как гноящиеся язвы. Правда, до сих пор никто не знал, откуда явились Досточтимые Матроны и чем они спровоцировали Врага на беспощадное наступление.

Человечество слишком долго шло в неверном направлении, идя в тупик — по Золотому Пути, — и урон мог оказаться непоправимым. Ожидая наступления Внешнего Врага, Мурбелла боялась, что это может быть последняя буря в истории: Крализец, Арафед, Армагеддон, Рагнарок — как ее ни назови, в конце ожидает тьма заката вселенной.

Дождь за окном продолжался всего несколько мгновений, но ветер еще долго завывал в ночи.

3

Само существование гхола Лето II было вызовом для Гарими. Маленький тиран! Дитя, несущее в своих генах угрозу уничтожения человечества! Сколько еще им требуется напоминаний о стыде и унижениях Бене Гессерит и об их человеческих заблуждениях? Как могут сестры отказываться учиться на своих ошибках? Слепое высокомерие и глупость!

С самого начала Гарими и ее консервативные союзницы возражали против воссоздания этих исторических гхола, возражали по вполне очевидным причинам. Эти фигуры уже прожили свою жизнь в отведенное им время. Многие стали причиной великих бедствий, некоторые перевернули вселенную, поставив ее с ног на голову. Лето II — бог-император Дюны, известный, как Тиран, был самым худшим экземпляром — пока.

Гарими содрогалась при одной мысли о том, на какой риск пошла Шиана. Даже Пауль Атрейдес, давно желаемый, но неподконтрольный Квисац-Хадерах, причинил такой же вред, как и Лето II. Пауль, правда, хотя бы соблюдал некоторые предосторожности, сохранив в себе что-то человеческое и отказавшись от свершения ужасов, на которые без колебания решился его собственный сын. Муад'Диб, во всяком случае, испытывал угрызения совести и чувство вины.

Но не Лето II.

Тиран пожертвовал своей человеческой сутью с самого начала. Без сожалений он принял на себя ужасные последствия слияния с червем и двинулся по пагубному пути, разбрасывая человеческие жизни как негодную мякину, он пронесся по истории как гибельный ураган, вихрь, несущий смерть. Даже он знал, как будут его ненавидеть, когда сказал: «Я необходим хотя бы затем, чтобы в будущей истории вам никогда не понадобился такой, как я».

И теперь Шиана воссоздала это маленькое чудовище, вернула его к жизни и в историю, несмотря на риск, что он принесет еще больший вред, чем в первый раз! Но Дункан, Тег, Шиана и другие считают, что Лето II может стать самым могущественным из всех гхола. Самым могущественным? Нет, он станет наиболее опасным! Но пока Лето всего лишь годовалый беспомощный младенец в детских яслях.

Он никогда не будет таким уязвимым.

Гарими и ее сторонницы решили действовать без промедления. Морально у них не было иного выбора, кроме как устранить потенциального злодея.

Гарими и ее могучая подруга Стука крались по сумрачным коридорам «Итаки». Для того чтобы не нарушать древние биологические циклы человека, Дункан, как капитан, распорядился регулярно менять яркое освещение на ночное, для того чтобы имитировать смену дня и ночи. Хотя приспосабливаться к таким часам не было никакой необходимости, большинство людей на борту находили это удобным.

Две женщины обогнули угол и на лифте поднялись с одной палубы на другую. Сейчас, когда большинство пассажиров готовилось ко сну, они со Стукой вошли в детский сад, расположенный рядом с обширным медицинским центром. Двухлетний Стилгар и трехлетний Лиет-Кинес были под присмотром нянек, в то время как остальные пять гхола находились при своих прокторах. Лето II был сейчас единственным грудным младенцем, но аксолотлевые чаны, несомненно, были готовы в скором будущем произвести новых гхола.

Воспользовавшись своим знанием систем контроля и безопасности корабля, Гарими прошла из холла в помещения детского сада, минуя системы контроля. Она не хотела, чтобы их преступление было записано на пленку, хотя Гарими и понимала, что не сможет долго держать его в тайне. Многие Преподобные Матери на борту были Вещающими Истину. Они могли найти убийц испытанными методами допроса и расследования, и они бы сделали это, даже если для этого им пришлось бы допросить всех беженцев на борту.

Гарими сделала свой выбор, Стука тоже поклялась, что пожертвует жизнью ради праведного дела. Если же удача не будет им сопутствовать, то Гарими знала, что найдется еще дюжина сестер, которые, при случае, будут рады сделать то же самое.

Она взглянула на свою подругу и сообщницу:

— Ты готова?

У Стуки было широкое, очень юное лицо, но сейчас оно казалось воплощением печальной старости.

— Я сама творец своего покоя. — Она сделала глубокий вдох. — Я не должна бояться. Страх — убийца разума.

Две сестры вместе прочитали литанию до конца. Гарими считала, что это всегда полезно.

Успешно отключив систему визуального наблюдения, две преступницы вошли в детский сад, неслышной поступью учениц Ордена Бене Гессерит. Младенец Лето лежат в колыбельке, крошечный невинный человечек, дитя. Невинный! Гарими презрительно фыркнула, оскалив зубы. Какой обманчивой может быть наружность!

На самом деле ей не нужна была помощь Стуки. Будет очень легко убить это маленькое чудовище. Но тем не менее две озлобленные сестры Бене Гессерит помогали друг другу действовать. Стука посмотрела на Лето и прошептала подруге:

— После рождения Исходного Тирана его мать умерла в родах, и лицеделы пытались убить двойняшек, когда тем было всего несколько часов от роду. Их слепой отец удалился в пустыню, оставив своих детей на попечение чужих людей. Ни Лето, ни его сестра никогда не чувствовали теплых родительских объятий.

Гарими сердито сверкнула глазами на сообщницу.

— Не жалоби меня, — шикнула она. — Это не просто ребенок. В этой колыбели лежит зверь, а не дитя.

— Но мы же не знаем, когда были похищены клеточные пробы, из которых вырастили этого гхола. Как могли взять соскоб у огромного бога-императора? Если бы клетки взяли в то время, то получился бы наполовину человек, наполовину песчаный червь. Более вероятно, что клетки взяли еще у ребенка Лето, до того, как он пережил свою чудовищную трансформацию. Это означает, что технически ребенок действительно невинен, как и положено ребенку, так как его клетки взяты из невинного тела. Даже если восстановится его память, он не станет ненавистным богом-императором.

Гарими мрачно посмотрела на Стуку.

— Можем ли мы взять на себя такой риск? Даже будучи детьми, Лето и его сестра Ганима обладали поразительной силой предзнания. Он — Атрейдес, все остальное неважно. Он — носитель таких генетических маркеров, которые привели в прошлом к рождению двух чрезвычайно опасных Квисац-Хадерахов. Это невозможно отрицать!

Она забылась и заговорила слишком громко. Скосив глаза на лежавшего в люльке младенца, она увидела, что он внимательно смотрит на нее своими ясными глазами, в которых ее поразило понимание, рот ребенка был полуоткрыт. Казалось, Лето понял, зачем они пришли. Он узнал ее… но не дрогнул.

— Если он обладает предзнанием, — неуверенно произнесла Стука, — то, возможно, знает, зачем мы сюда пришли и что собираемся с ним сделать.

— Я подумала сейчас то же самое.

Словно отвечая на эти слова вдруг раздался звуковой сигнал одного из мониторов, и Гарими подбежала к панели управления, чтобы отключить сигнал тревоги. Нельзя было привлекать внимание врачей Сук.

— Скорее! У нас нет времени. Давай, или это сделаю я!

Стука взяла подушку и подняла ее над головкой ребенка. Гарими лихорадочно возилась с панелью управления мониторами, а Стука прижала подушку к лицу ребенка, чтобы задушить его.

Потом раздался дикий крик Стуки, Гарими обернулась и увидела, как с колыбельки поднимаются коричневые сегменты, которыми был покрыт выползающий оттуда извивающийся силуэт. Стука в панике отпрянула назад. Подушка в ее руках была изорвана в клочья.

Гарими не верила собственным глазам. Казалось, в глазах у нее двоилось, она видела, что в одном и том же месте в одно и то же время происходят две не сопоставимые и не совместимые друг с другом вещи. Из колыбели стремительно поднялась пасть, усеянная острыми мелкими хрустальными зубами и ударила в бок рослую сильную женщину. Хлынула кровь. Подавив приступ паники, Стука заткнула рану платьем, стараясь остановить кровотечение. Под ребрами зияла большая рваная рана.

Гарими, споткнувшись, ринулась вперед, но когда она склонилась над люлькой, на нее по-прежнему смотрели ясные глазки маленького Лето. Ребенок лежал на спине и безмятежно смотрел на Гарими.

Подавив крик боли. Стука, воспользовавшись своим умением менять обмен веществ, остановила кровотечение. Она сумела сохранить равновесие, отбежав от колыбели с широко раскрытыми от ужаса глазами. Неужели она и вправду видела, как Лето превращается в песчаного червя?

Записывающие системы были отключены, поэтому Гарими никогда бы не удалось доказать, что она действительно наблюдала такое превращение. Но как еще объяснить рану Стуки?

— Кто ты, маленький Тиран? — Гарими не видела следов крови ни на ручках, ни на губах мальчика.

В ответ Лето только моргнул глазами.

Дверь детского сада резко открылась, и на пороге появился Дункан Айдахо в сопровождении двух прокторов и Шианы. Дункан остановился, лицо его потемнело от гнева, он увидел кровь, разорванную подушку и ребенка в колыбели.

— Что за чертовщина здесь происходит?

Гарими отступила от люльки, стараясь держать дистанцию, так как боялась, что Лето снова превратится в червя и атакует ее. Глядя в бешеные глаза Дункана, она была уже почти готова солгать, сказав, что Стука пришла убить младенца, но она, Гарими, явилась вовремя, чтобы предотвратить злодеяние. Но эту ложь быстро разоблачат во время неизбежного расследования.

Вместо этого она с достоинством выпрямилась. На сигнал тревоги, включенный Дунканом, явилась доктор Сук. Осмотрев ребенка, доктор подошла к Стуке, упавшей в обморок. Шиана стянула с нее разорванное платье и обнаружила большую рану, кровотечение из которой Стука сумела незадолго до этого остановить. Дункан и прокторы в ужасе смотрели на происходящее.

Гарими отвела испуганный взгляд от Лето. Она была в еще большем страхе, чем прежде. Женщина протянула руку в сторону колыбели.

— Я и раньше подозревала, что этот ребенок — чудовище. Теперь у меня не осталось на этот счет никаких сомнений.

4

Во время всеобщего смятения, последовавшего за покушением на жизнь младенца Лето, Майлс Тег наблюдал предсказуемую игру сил в стане сестер Бене Гессерит.

Совместное бегство с Капитула заставило их на время забыть о распрях, но за годы, проведенные на корабле-невидимке, образовались и консолидировались фракции, болезнь зашла далеко, старые язвы вскрылись и начали гноиться, как незалеченные раны. Раскол усиливался со временем, а дети-гхола послужили клиньями, вбитыми между фракциями. Все прошлые годы Тег видел тлеющие угли недовольства и сопротивления в среде последовательниц и сторонниц Гарими, поводом для этого недовольства стали гхола. События вокруг покушения сыграли роль спички, поднесенной к дровам, пропитанным горючим материалом.

Мать Тега воспитала его на Лернеусе в традициях ордена Бене Гессерит. Джанет Роксбро-Тег была верна Общине Сестер, хотя и не бездумно. Она учила сына полезным навыкам, показала, как защититься от уловок Бене Гессерит, и рассказала, как плетут свои интриги эти амбициозные женщины. Истинная сестра пойдет на все, чтобы добиться поставленной цели.

Но пытаться убить ребенка? Тег был озабочен тем, что даже Шиана не смогла оценить степень риска такого исхода.

Гарими и Стука стойко и вызывающе держались в своих камерах, не собираясь отрицать своей вины. Тяжелые двери зала суда были крепко заперты, словно судьи опасались, что две женщины могут сбежать с корабля-невидимки. Спертый воздух в зале был пропитан испарениями меланжи, смешанными с запахом пота. Присутствующие женщины были сильно возбуждены, и даже самые консервативные сестры негодовали теперь по поводу действий Гарими.

— Вы выступили против Общины Сестер! — гремела Шиана, встав на краю помоста.

Голос ее звучал громко и отчетливо, она держала голову высоко поднятой, синие от меланжи глаза сверкали. Она зачесала назад свои медно-рыжие волосы, открыв смуглое лицо. Шиана была не намного старше Гарими, но как лидер Общины Сестер на корабле она пользовалась авторитетом старшей женщины.

— Ты злоупотребила нашим доверием. Разве мало у нас врагов и без этого?

— Мне кажется, что ты не видишь всех наших врагов, Шиана, — ответила Гарими. — Мы создаем себе новых врагов в собственных аксолотлевых чанах.

— Мы дискутировали по этому поводу, высказывались разные мнения, но нам все же удалось прийти к единому решению — как к совместному решению сестер Бене Гессерит! Ты сама тиран, Гарими, если ставишь свои желания превыше воли большинства?

Недовольный ропот раздался из рядов даже самых закоренелых консерваторов. У Гарими побелели костяшки пальцев, так сильно она сжала кулаки.

Сидя в первом ряду вместе с Дунканом, Майлс Тег наблюдал за происходящим и анализировал. Сиденье из металлоплаза было жестким, но Майлс не ощущал его. В зал собраний принесли юного Лето II. Сверхъестественно спокойный ребенок ясными глазами смотрел на то, что творилось вокруг него.

Шиана между тем продолжала:

— Эти исторические гхола могут быть нашим шансом выжить, а ты пыталась убить того, кто мог принести нам наибольшую пользу!

Гарими злобно нахмурилась.

— Мое несогласие с этим записано в протоколах прошлых обсуждений.

— Несогласие — это одно, — заговорил с места Майлс Тег, в голосе его звучали командирские нотки. — Но покушение на убийство — это совсем другое.

Гарими гневно взглянула на перебившего ее башара. Заговорила Стука:

— Разве это убийство, если убивают не человека, а чудовище?

— Осторожнее, — сказал Дункан. — Башар и я — тоже гхола.

— Я называю его чудовищем не потому, что он гхола, — возразила Гарими и обернулась к младенцу. — Мы видели его, в нем сидит червь. Это невинное дитя превратилось в существо, которое напало на Стуку. Вы все видели ее рану.

— Да, видели и слышали весьма живописное объяснение. — Шиана не скрывала скепсиса.

Гарими и Стука были оскорблены до глубины души. Обе поднялись со скамьи и обратились к сестрам с задних рядов, ища поддержки.

— Мы пока еще сестры Бене Гессерит! Мы натренированы в наблюдении, мы умеем манипулировать верой и предрассудками. Мы — не испуганные дети. Эта мерзость превратилась в червя, чтобы защититься от Стуки! Заставьте нас повторить эту историю перед лицом Вещающих Истину.

— Я нисколько не сомневаюсь, что вы сами верите в то, что говорите, — сказала Шиана.

Сохраняя внешнее спокойствие, в разговор вмешался Дункан.

— Мы тестировали ребенка-гхола — как и всех новых гхола. Структура его клеток абсолютно нормальна, как мы и ожидали. Мы проверяли и перепроверяли клетки, предоставленные нам Скиталем и хранившиеся в нуль-энтропийной капсуле. Это Лето II, и никто больше.

— Никто больше? — Гарими саркастически рассмеялась. — Разве одного того, что он был тираном, недостаточно? Тлейлаксы могли что-то сделать с его наследственностью. В предоставленном нам материале мы находили клетки лицеделов. Вы же понимаете, что им нельзя доверять!

В зале не было мастера-тлейлакса, поэтому защититься от обвинения он не мог.

Глядя на Дункана, Шиана признала:

— Такие манипуляции с клетками действительно имели место и в прошлом. Гхола может получить неожиданные новые способности или в нем может оказаться заложенной неизвестная нам бомба замедленного действия.

Тег заметил, что все присутствующие обратили внимание на него. Сейчас он, конечно, был взрослым, но многие помнили о его происхождении из первого на Капитуле аксолотлевого чана. Ни у кого не возникало вопросов относительно его генной наследственности. Тег развивался под непосредственным контролем Бене Гессерит, в рост его гхола не вмешивался ни один тлейлакс.

Но даже на Капитуле орден держал в тайне способность Тега развивать невероятную скорость, а также его способность различать защитные поля, которые не всегда улавливали самые чувствительные сканнеры. Несмотря на проверенную лояльность башара, у ордена были относительно него большие подозрения. Ордену в каждом углу мерещился следующий Квисац-Хадерах.

«Не один орден Бене Гессерит умеет хранить тайны».

Он заговорил:

— Да, в каждом из нас кроется скрытый потенциал, и только глупцы отказываются им пользоваться.

Шиана суровым взглядом смерила непреклонную темноволосую Гарими, которая когда-то была ее ближайшей подругой и протеже. Гарими скрестила руки на груди, стараясь сдержать охватившее ее негодование.

— При других обстоятельствах я настаивала бы на исключении из ордена и на изгнании. Однако мы не можем позволить себе разбрасываться людьми. Куда мы можем тебя отправить? Казнить тебя? Думаю, что нет. Мы и так откололись от сестер Капитула, а за прошедшие тринадцать лет на корабле родилось очень мало детей. Должна ли я устранить тебя, Гарими, и твоих сторонниц? Деление на фракции — это то, чего всегда ждут от слабых культов, идеалом которых является насилие. Мы же Бене Гессерит и заслуживаем лучшей участи.

— И что ты предлагаешь, Шиана? — Гарими встала со скамьи подсудимых и прошла к помосту, на котором стояла Шиана. — Я не могу просто взять и отказаться от своих убеждений, а вы не можете игнорировать наше так называемое преступление.

— Гхола — все, без исключения, — будут снова подвергнуты тестированию. Если ты окажешься права, то будем считать, что никакого преступления ты не совершала. На самом деле ты пыталась в этом случае спасти всех нас. Но если ты ошиблась, то будешь должна публично признать свою вину и отказаться от своих целей.

Она, так же, как и Гарими, скрестила руки на груди.

— Община Сестер приняла решение, но ты отказалась его признать. Я готова вырастить другого гхола Лето II — или десять его гхола, — чтобы быть уверенной, что хотя бы один выживет. Были убиты одиннадцать гхола Дункана Айдахо, прежде чем мы приставили к нему башара для охраны. Ты хочешь, чтобы мы сделали это, Гарими? — Страх в глазах Гарими был тем ответом, какой хотела получить Шиана.

— Я назначаю тебя надзирать за ростом и развитием Лето II, ты будешь его опекуном. Фактически, теперь ты будешь отвечать за всех гхола, так как я назначаю тебя главным проктором.

Гарими и ее сторонницы были ошеломлены. Шиана улыбнулась, видя, что они не верят своим ушам. Все присутствующие понимали, что ответственность за жизнь и благополучие годовалого ребенка теперь целиком и полностью ложится на плечи Гарими. Тег даже не смог сдержать улыбки. Шиана назначила наказание вполне в духе Бене Гессерит. Теперь Гарими ни за что не допустит, чтобы с головы ребенка упал хотя бы один волос.

Понимая, что попала в ловушку, Гарими коротко кивнула.

— Я буду следить за ростом ребенка и выявлю опасность, которую он представляет. Если я это сделаю, то надеюсь, что вы примете необходимые меры.

— Только необходимые меры.

Лето II невинно сидел в своей детской коляске, маленький и с виду беспомощный ребенок со спрятанной в его душе памятью о тридцатипятивековом тираническом правлении.

Глядя на «Дома в Кордевиле», Шиана лежала в своей каюте, то ненадолго засыпая, то снова выныривая из дремы. Но мысли не давали ей покоя. Ни Серена Батлер, ни Одраде уже некоторое время ничего не нашептывали ей, но она чувствовала, что в Другой Памяти, где-то в ее глубине царит беспокойство и смятение. Она утомилась. Мысли путались, она чувствовала, что попала в какую-то странную ловушку, перед внутренним взором неотступно стояло видение, тянувшее ее вниз, и это видение не было сном. Она старалась очнуться, чтобы увидеть тревожные перемены, но не могла.

Ее окутывала коричнево-серая пелена, но за пеленой Шиана видела свет, и неведомая сила влекла ее сквозь пелену к свету. В тишину вторгались громкие, похожие на пронзительные крики звуки, сухая пыль проникала в легкие, вызывая приступы мучительного кашля.

Внезапно шум и перебранка затихли, она видела себя стоящей на песке, от нее до самого горизонта простирались ряды катящихся дюн. Был ли это Ракис ее детства? Или еще более древняя планета? Странно, что она стояла на песке босая в ночной рубашке, но не чувствовала ни песка под ногами, ни зноя солнца, ослепительно светившего над ее головой. Но в горле было сухо и першило.

В окружении пустынных дюн казалось бессмысленным идти или бежать в каком бы то ни было направлении, и она стала ждать. Шиана наклонилась и взяла пригоршню песка. Поднявшись, она разжала горсть, песок начал падать, но при этом в воздухе образовалось нечто вроде песочных часов, песок сыпался вниз медленно, как будто через невидимое сужение. Начал наполняться невидимый нижний сосуд. Означало ли это, что время истекает? И если да, то для кого?

Убежденная, что это был не сон и не пустая греза, она подумала, не проявилась ли Другая Память не голосами, а реальным чувственным опытом. Тактильные видения воздействовали на все органы чувств и были подобны настоящей реальности. Не нашла ли она путь в какой-то иной мир, подобно тому, как их корабль-невидимка однажды вывалился в альтернативную вселенную?

Она стояла в песках, а песчинки продолжали сыпаться сквозь отверстие в больших воображаемых песочных часах. Придут ли черви, если какую-либо планету превратить в подобие Дюны?

На вершине одной из дюн Шиана заметила одинокую человеческую фигуру, это была женщина, она шла по песку тренированным неправильным шагом, словно всю жизнь провела в пустыне. Незнакомка скользнула вниз по дюне лицом к Шиане, потом исчезла в распадке между двумя дюнами. Потом она снова появилась на гребне следующего бархана. Женщина переходила с одной дюны на другую, все ближе и ближе, и силуэт ее становился все больше и больше. На переднем плане песок продолжал с шелестом скользить сквозь узкое бутылочное горлышко невидимых часов.

Наконец женщина преодолела гребень ближайшей дюны и поспешила прямо к Шиане. Странно, но женщина не оставляла следов и не взметала при ходьбе песок.

Теперь Шиана видела, что на женщине был надет древний защитный костюм с черным капюшоном. Несколько седых прядей падали на высохшее лицо, напоминающее кусок старого дерева. Белки ее слезящихся глаз отличались интенсивной меланжевой синевой. Таких синих глаз Шиана не видела ни разу в жизни. Должно быть, эта женщина за долгие годы приняла огромное количество пряности; сама женщина казалась неправдоподобно старой.

— Я говорю голосом многих, — сказала старуха зловещим гулким голосом. Зубы у нее были желтые и кривые. — Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду?

— Многих из Другой Памяти? Ты говоришь от имени мертвых сестер?

— Я говорю от имени вечности, от имени всех, кто отжил, и от имени тех, кто еще не родился. Меня зовут Сайадина Рамалло. Когда-то, много лет назад, мы с Чани напоили Водой Жизни леди Джессику, мать Муад'Диба. — Заскорузлым кривым пальцем она показала на недалеко расположенные скалы. — Вон там это было. А теперь вы всех их вернули назад.

Рамалло. Шиана знала эту старуху, ключевую фигуру эпоса писаной истории. Подвергнув Джессику Муке Пряности, не зная, что она беременна, Рамалло непреднамеренно повлияла на плод во чреве Джессики. Дочь Алия стала воплощением Мерзости.

Сайадина вела себя бесстрастно и отчужденно, она сейчас была просто рупором растревоженных сестер Другой Памяти.

— Слушай мои слова, Шиана, и следуй им неукоснительно. Будь осторожна, следи за тем, что ты творишь и создаешь. Ты хочешь вернуть все сразу и слишком быстро. Простые вещи могут иметь великие и страшные последствия.

— Ты хочешь, чтобы мы вообще отказались от проекта воссоздания гхола?

Среди клеточного материала, хранящегося в нуль-энтропийной капсуле мастера-тлейлакса, были и клетки Алии. Рамалло, пребывая в Другой Памяти, считала Мерзость самой трагической ошибкой Алии, хотя при жизни она ее не знала.

— Ты хочешь, чтобы я не воссоздавала Алию? Одну из следующих гхола? Алия должна была стать следующей из создаваемых нами детей. Первой в группе, куда мы включили Серену Батлер, Ксавьера Харконнена, герцога Лето Атрейдеса и многих других.

— Поберегись, дитя мое. Послушай меня. Не спеши. Двигайся осторожнее по незнакомой территории.

Шиана потянулась навстречу женщине.

— Но что это означает? Сколько нам надо ждать? Год, пять лет?

Но в это время песок в воображаемых песочных часах перетек в нижний сосуд, и старуха Рамалло превратилась в призрачный образ, а затем и вовсе растворилась в воздухе. Вместе с нею исчез и пейзаж древней Дюны, и Шиана снова увидела, что находится в своей спальне, вглядываясь в тени, будившие тревогу, но не дававшие ясных ответов.

5

В течение всех тринадцати с лишним лет, прошедших с тех пор, как Дория явилась на Капитул с другими Досточтимыми Матронами, чтобы завоевать планету и покорить Бене Гессерит, она делала все, что было в ее силах, чтобы мирно ужиться с ведьмами. И, надо сказать, она преуспела. Дория постаралась притерпеться к их образу жизни и мышлению, чтобы получить информацию, которую со временем можно было бы обратить против Бене Гессерит. Постепенно она пошла на компромиссы, изменив некоторые аспекты своего поведения, но изменить ядро личности, изменить установки она была не в силах.

Из невольного уважения к Командующей Матери Дория лезла из кожи вон, чтобы навести порядок в операциях с пряностью, действуя в полном соответствии с полученным приказом. Умом она прекрасно понимала разработанный сестрами план: увеличение запасов пряности и поступление камней су с Баззелла даст деньги, необходимые для снаряжение мощных вооруженных сил, способных противостоять Матронам-отступницам и Внешнему Врагу.

Однако Досточтимые Матроны часто действовали импульсивно, не подчиняясь никакой логике, а Дория была воспитана, обучена и даже запрограммирована как настоящая Досточтимая Матрона. Сотрудничать с сестрами ей было очень нелегко, особенно с этой тучной и высокомерной Беллондой. Мурбелла совершила грубейшую ошибку, полагая, что насильственное сближение Дории и Беллонды, принуждение их к совместной работе принесет пользу и увеличит эффективность — точно так же древние физики полагали, что, сближая атомные ядра, можно добиться их устойчивого слияния.

Напротив, за годы совместной работы в расширяющейся зоне пустыни взаимная ненависть обеих женщин только усилилась. Дория находила их совместную работу невыносимой. Тем не менее обе женщины летели в одном орнитоптере, закончив очередной плановый осмотр пустыни. Тесное общение вызывало у Дории лишь еще большее отвращение к похожей на свинью Беллонде — со всем ее чиханием, потливостью и невероятной способностью действовать на нервы. Кабина судна была слишком тесной, эмоциональное давление в ней становилось непомерно высоким.

Направив орнитоптер к Убежищу, Дория развила недопустимую скорость — лишь бы скорее избавиться от общества Беллонды. Беллонда лишь самодовольно ухмылялась. Дории казалось, что из-за этой толстухи нарушается балансировка орнитоптера. В облегающем черном костюме Беллонда выглядела как несоразмерно раздутый дирижабль.

Весь день они обменивались колкостями, злобными улыбками и резкими взглядами. Беллонда была ментатом, и главный недостаток ее характера заключался в том, что она считала, будто знает все обо всем. Но она не все знала о Досточтимых Матронах. Далеко не все.

Жизнь Дории никогда не принадлежала ей самой. С самого рождения она была на посылках у жестоких наставниц, сменявших одна другую. По обычаю Досточтимых Матрон она воспитывалась в казарме на Приксе, на одной из планет, заселенных этими женщинами в Рассеянии. Досточтимые Матроны никогда не придавали большого значения науке о наследственности; селекцию они пустили на самотек, и признаки потомства случайным образом зависели оттого, какого мужчину любая из Матрон могла в данный момент соблазнить и привязать к себе.

Своих дочерей Досточтимые Матроны сортировали в зависимости от их бойцовских качеств и сексуальной одаренности. С самого раннего возраста девочки подвергались тестированию, их ставили в конфликтные ситуации, на грань жизни и смерти, сокращая состав возможных кандидаток. Дории отчаянно хотелось «сократить» сидящую с ней в кабине женщину.

Она улыбнулась, найдя новое уничижительное сравнение для этой толстухи. «Она похожа на ходячий аксолотлевый чан».

Впереди появились очертания Убежища на фоне громадного оранжевого диска заходящего солнца. Постоянно клубящаяся в воздухе пыль светилась всеми цветами радуги. Но Дория не замечала красоту заката, ее больше заботила потеющая плоть рядом с ней.

«Я не выношу ее запаха. Наверное, она хочет таким способом убить меня, прежде чем я заколю ее, как свинью».

Когда орнитоптер пошел на снижение, Дория сунула в рот таблетку меланжи, хотя пряность на этот раз произвела весьма слабый успокаивающий эффект. Дория уже потеряла счет принятым за сегодняшний день таблеткам.

Глядя на склонившуюся над панелью управления Дорию, Беллонда произнесла своим низким баритоном:

— Я вижу насквозь твои мелкие мыслишки. Я знаю, что ты хочешь меня устранить, и только выжидаешь удобного случая.

— Ментаты любят вычислять вероятности. Какова вероятность того, что мы сейчас спокойно приземлимся и мирно разойдемся в разные стороны?

Беллонда восприняла вопрос серьезно.

— Очень мала, если учесть твою манию преследования.

— Ах, теперь вход пошел психоанализ! Выгоды от общения с тобой не знают предела.

Биение крыльев орнитоптера стало реже, и судно с сильном толчком приземлилось на посадочную полосу. Дория ждала, что Беллонда будет ругаться по поводу неудачной посадки, но вместо этого Беллонда отвернулась и принялась открывать люк с пассажирской стороны кабины. В этот момент Беллонда показалась Дории уязвимой и беззащитной, одно это вызвало вспышку ярости в Досточтимой Матроне. Реакция была чисто автоматической, почти инстинктивной.

Не обращая внимания на тесноту кабины, Дория нанесла сокрушительный удар ногами. Беллонда, предвидя это, нанесла встречный удар, и ей благодаря большей массе удалось выбросить противницу из открытого пилотского люка. Досточтимая Матрона вылетела из машины и упала на посадочную площадку. Испытывая одновременно унижение и ярость, Дория посмотрела вверх.

— Не следует недооценивать Преподобную Мать, как бы нелепо она ни выглядела, — весело сказала Беллонда из фонаря кабины.

Когда она вылезала из орнитоптера, было такое впечатление, что рождается кит.

У края посадочной площадки, ожидая доклада, уже стояла Командующая Мать. Увидев происшедшую сцену, Мурбелла мгновенно все поняла и с быстротой молнии бросилась вперед, чтобы предотвратить худшее.

Но Дория уже потеряла всякое самообладание. Не в силах укротить ярость, она вскочила на ноги, понимая, что всякой видимости цивилизованных отношений между нею и Беллондой пришел конец. Когда толстуха спрыгнула на посадочную площадку, Дория взвилась в воздух, не обращая внимания на крик Мурбеллы. Это будет поединок не на жизнь, а на смерть. Как положено у Досточтимых Матрон.

Черный костюм Дории был разорван, колено, поцарапанное от удара о покрытие площадки, кровоточило. Дория хромала, преувеличивая тяжесть травмы. Глухая к предостережению Командующей Матери, Беллонда тоже двигалась с поразительной для ее комплекции быстротой и грацией. Видя ослабленную противницу, она решила убить ее.

Но когда Беллонда ринулась вперед, чтобы нанести комбинированный удар кулаками и локтями, Дория рухнула плашмя на землю, и соперница пролетела мимо — финт удался. Дория мгновенно вскочила на ноги и прыгнула на Беллонду, как таран. Теперь момент движения сработал против тяжелой женщины. Прежде чем Беллонда сумела развернуться, Дория ударила ее в спину кулаками, стараясь повредить почки.

Взревев, Беллонда повернулась, чтобы встать лицом к сопернице, но та, как тень, молниеносно переместилась и снова оказалась сзади, продолжая наносить удары. Услышав треск ломающихся ребер, Дория удвоила силу ударов, надеясь, что острые осколки ранят печень и легкие Беллонды. Дория следовала всем движениям Беллонды, все время оставаясь вне досягаемости.

Наконец, когда на костюме Беллонды проступили темные пятна крови, Дория решилась встретить противницу лицом к лицу. Беллонда бросилась вперед как разъяренный бык. Хотя она сильно страдала от внутреннего кровотечения, Беллонда имитировала ложную атаку, обошла Дорию и нанесла ей сильный удар в бок. Более легкая соперница, как пушинка, отлетела далеко в сторону.

Мурбелла и несколько других сестер с разных сторон бежали к месту смертельного поединка.

Пылая яростью, Беллонда подбежала к Дории, стремясь найти возможность для новой атаки. Досточтимая Матрона, следуя излюбленной тактике, притворилась обессиленной, чтобы сбить с толку Преподобную Мать.

У Дории в распоряжении была лишь доля секунды. Видя, что мышцы соперницы на мгновение обмякли, она взвилась в воздух, как змея, и вонзила пальцы в шею Беллонды, пробуравливая ногтями складки кожи, пока не нащупала яремную вену. Мгновенным тычком она порвала крупный кровеносный сосуд, алая кровь фонтаном взметнулась из раны вверх, пульсируя в такт с бешено бьющимся сердцем Беллонды.

Дория отступила на шаг, оцепенев от жуткого восторга и упоения — струя крови окатила ее. На лице падающей соперницы отразилось безмерное удивление, когда она протянула руку к ране. Беллонда не смогла остановить кровотечение способом Бене Гессерит, слишком сильным оно было.

Дория с отвращением оттолкнула соперницу в сторону, и Беллонда тяжело рухнула на землю. Вытерев с лица кровь противницы, Дория, торжествуя, встала над поверженной Беллондой и смотрела, как жизнь покидает огромное тело.

То был поединок в традициях Досточтимых Матрон. Дория дрожала от возбуждения. Соперница не сможет оправиться от таких ран.

Держа пальцы на ране, Беллонда, не веря тому, что произошло, медленно закрыла глаза. Пальцы ослабли, и рука безвольно упала.

Командующая Мать отвесила Дории сокрушительный удар, изо рта той потекла кровь.

— Ты убила ее!

Следующий удар сбил Дорию с ног.

Бывшая Досточтимая Матрона приподнялась на локтях.

— Это был честный поединок.

— Она была полезна! Не тебе решать, как распоряжаться нашими ресурсами. Беллонда была такой же сестрой, как ты, и она была мне нужна! — От гнева Мурбелла с трудом выговаривала слова. Дория была уверена, что Командующая Мать убьет ее в следующую же секунду. — Она была нужна мне, будь ты проклята!

Схватив Дорию за ворот костюма, Мурбелла подтащила ее к умирающей, к луже крови, расплывающейся вокруг Беллонды.

— Сделай это! Это единственный способ возместить потерю, причиной которой стала ты. Это единственная для тебя возможность остаться в живых.

— Что? — Глаза умирающей начали стекленеть.

— Делитесь. Сделай это немедленно, иначе я убью тебя и поделюсь с вами обеими!

Склонившись над остывающим телом, Дория неохотно прижалась лбом ко лбу соперницы. Для этого ей пришлось побороть неприязнь и отвращение. В течение нескольких секунд жизнь Беллонды перетекала в жизнь Дории, наполняя ее сарказмом и презрением, какие умиравшая женщина испытывала к ней, вместе с ее мыслями, чувствами и опытом, и всей Другой Памятью, гнездившейся в разуме Беллонды. Скоро Дория стала обладать всеми отвратительными данными, из которых сформировался характер ненавистной ей соперницы.

Она не имела права двинуться с места до окончания процесса перехода памяти. Наконец, когда он завершился, Дория обессилено повалилась на землю. На полных мертвых губах Беллонды играла победная улыбка.

— Теперь ты не расстанешься с ней никогда, — сказала Мурбелла. — У Досточтимых Матрон всегда был обычай — продвигаться вверх с помощью убийства. Твое же поведение заставило тебя сделать это, принять ее память — это наказание в истинном духе Бене Гессерит.

Встав на колени, Дория с мукой в глазах смотрела на Командующую Мать. Она чувствовала себя извалявшейся в грязи и изнасилованной, ей хотелось извергнуть из себя непрошенную память, но это было совершенно невозможно.

— С этого момента ты — единственный директор по операциям с пряностью. Ты одна отвечаешь за активность песчаных червей, поэтому тебе придется отныне работать в два раза больше. Не разочаруй меня, как сегодня.

В сознании Дории зазвучал низкий голос соперницы, раздражающий и язвительный.

«Я знаю, что ты не хочешь выполнять мою работу, — сказала Беллонда внутри нее, — да у тебя нет и квалификации, чтобы ее делать. Тебе придется все время консультироваться со мной, и я не всегда буду вежливо с тобой разговаривать».

Под сводами черепа Дории оглушительно загремел издевательский смех.

— Заткнись! — Дория злобно посмотрела на труп, лежавший у посадочной платформы орнитоптера.

Мурбелла сохранила хладнокровие.

— Надо было лучше работать раньше. Теперь тебе было бы легче. — Она с отвращением взглянула на кровь и труп. — Уберите весь этот хлам, а ты приготовь труп к погребению. Слушай Беллонду — она выскажет тебе свои желания.

Командующая Мать пошла прочь, оставив Дорию наедине с неразлучной теперь соперницей.

6

Вот и опять Уксталь оказался в лабораториях Бандалонга, терпя ежедневную изматывающую рутину. Уксталь стоял возле беременного аксолотлевого чана. Девятилетний мальчик смотрел на это чудо с большим интересом. Он был просто зачарован.

— Вот так родился и я?

— Не совсем. Так ты только рос.

— Отвратительно.

— Ты полагаешь, что это отвратительно? Тебе следовало бы посмотреть, как появляются на свет дети естественным путем. — Уксталь с трудом скрыл омерзение, какое испытывал, произнося эти слова.

В воздухе висел едкий запах химикатов, дезинфекции и корицы. Кожа чана едва заметно пульсировала. Уксталь находил это зрелище одновременно чарующим и отталкивающим. Он снова работал с аксолотлевыми чанами, выращивал следующего гхола для лицеделов — в любом случае он жил сейчас как настоящий тлейлакс, говорящий на языке Бога, — то есть он был сейчас важной персоной! Это было нечто большее, чем изготовление свежего снадобья для этих ненасытных шлюх. Всего за два года усилий и подготовительной работы — и совершив несколько отнявших массу драгоценного времени ошибок — он смог изготовить следующего важного гхола, который будет извлечен из чана всего через месяц.

Тогда, быть может, его отпустят и оставят в покое. Но Уксталь сильно в этом сомневался. Хрон временами терял терпение, подозревая, что задержки в работе вызваны медлительностью и неспособностью Уксталя. Верховная Матрона Геллика, очевидно, была недовольна тем, что Уксталь отвлекается на производство гхола, но очередной аксолотлевый чан выделила без особых возражений и сердилась, пожалуй, только для виду. «Интересно, чем она была обязана лицеделам», — недоумевал Уксталь.

Осматривая беременный чан в десятый раз в течение последнего часа, Уксталь читал показания приборов и данные лабораторных анализов. Ничего не оставалось — только ждать. Плод рос и развивался идеально, и Уксталь был вынужден признать, что и сам испытывает большое любопытство в отношении этого ребенка. Гхола Пауля Атрейдеса… Муад'Диба… первого человека, который стал Квисац-Хадерахом. Он воссоздал сначала Владимира Харконнена, теперь вот Муад'Диб. Что хотят лицеделы сделать с этими двумя людьми?

После возвращения с Дана с окровавленным ножом процесс выращивания желательного гхола оказался более длительным, чем рассчитывал Уксталь. После отключения нуль-энтропийного поля отыскание нужных жизнеспособных клеток не представляло никаких трудностей, но попытка имплантировать клетки в старый аксолотлевый чан оказались неудачными. Он попытался, таким образом, вырастить Пауля Атрейдеса в том же чреве, что и Владимира Харконнена — в этом была бы определенная историческая ирония, но за чаном плохо следили все прошедшие годы, и плод был отторгнут. Потом чрево погибло. Какая расточительность, какая неоправданная халатность в отношении драгоценного женского материала!

Ингва стала более подозрительной и дерзкой в своих упреках. Вероятно, она считала себя более важной персоной, чем верховный мастер, потому что работала в лаборатории пыток. Считавшая себя искушенной в сексуальных вопросах, Ингва также заблуждалась относительно своей женской привлекательности. Очевидно, у нее в комнате висели кривые зеркала. Уксталю она казалась ящерицей, переодетой в женское платье.

После того как погиб первый аксоллотлевый чан, Уксталь пришел в ужас, хотя и принял все меры, чтобы отвести от себя подозрение и свалить всю вину на помощников. В конце концов, их можно было заменить, а его, Уксталя, — нет. Но возмездие не последовало.

Верховная Матрона Геллика беспечно дала ему травмированную женщину для того, чтобы превратить ее в аксолотлевый чан. У женщины были повреждены череп и головной мозг, но тело не имело ни малейшего изъяна. Наверное, это была Досточтимая Матрона, покалеченная в поединке или при попытке покушения… кто может это знать? Тем не менее ее органы размножения, а это было единственное, что интересовало Уксталя в женщинах, функционировали безупречно. Уксталь начал все сначала, превратив женщину в аксолотлевый чан, он проводил массу тщательных и излишних проверочных тестов и так же тщательно отобрал генетический материал из крови на клинке. На этот раз ошибки не должно быть.

Темные глаза девятилетнего ребенка горели любопытством.

— Это будет мой товарищ по играм? Как новый котенок? Он будет делать все, что я ему прикажу?

— Посмотрим. У лицеделов большие планы в отношении этого ребенка.

Владимир рассердился.

— У них планы и в отношении меня. Я важнее.

— Может быть. Хрон ничего мне об этом не говорил.

— Я не хочу, чтобы здесь появился новый гхола. Я хочу нового котенка. Когда у меня будет новый котенок? — Владимир недовольно надул губы. — Старый котенок сломался.

Уксталь сокрушенно вздохнул.

— Ты убил еще одного?

— Ну они же так легко ломаются. Дай мне нового.

— Потом. Сейчас у меня много работы. Я же говорил тебе, что этот новый гхола очень важен. — Он осмотрел трубки и насосы, убедился, что все данные не выходили за пределы нормы.

Внезапно, испугавшись, что за ним в этот момент следит Ингва, он громко произнес:

— Но не важнее, чем моя работа для Досточтимых Матрон.

Несмотря на то, что производственные линии работали гладко и бесперебойно, Верховная Матрона Геллика требовала все больше и больше адреналиновой пряности, настаивая на том, что ее женщины должны стать сильнее, особенно ввиду того, что Новая Община Сестер рьяно взялась за искоренение Досточтимых Матрон. Ведьмы капитула уже захватили Баззелл и несколько мелких крепостей Досточтимых Матрон.

Между делом Геллика намекнула Уксталю, что в связи с потерей доходов от продажи камней су, тлейлаксу неплохо было бы подумать о воссоздании способа получения синтетической меланжи. Он страшно испугался, такой вызов был невероятно труден, попросту невозможен — это было намного труднее, чем создание новых гхола, — и тем более невозможен, потому что все его прежние попытки оказались неудачными. Эта задача просто превышала его способности. Каждый месяц, представляя доклад об отсутствии результатов в этом направлении, он боялся, что Досточтимые Матроны казнят его на месте.

«Десять лет. Как я сумел пережить этот кошмар в течение десяти лет?»

Владимир ткнул пальцем в плоть, распростертую на столе, и Уксталь шлепнул его по руке. В отношениях с этим мальчишкой надо, в конце концов, установить определенные границы. Если существует хоть какой-то способ навредить развивающемуся в утробе гхола, то этот ублюдок его, несомненно, отыщет.

Владимир отпрянул и возмущенно посмотрел сначала на свою горящую от удара руку, потом на Уксталя. Очевидно его умишко просто кипел от злости, когда он капризно отвернулся.

— Пойду развлекусь. Может быть, убью кого-нибудь.

Покинув помещение с аксолотлевым чаном, предварительно еще раз прикинув время отделения плода, Уксталь направился в палаты стимулированной боли. Здесь, под неусыпным контролем Досточтимых Матрон, его помощники выделяли химикаты, получаемые из крови извивающихся от боли жертв. За годы работы Уксталь понял, что разные типы боли влияют на чистоту и состав получаемого вещества. Геллика вознаграждала его за такие исследования и анализы.

Расстроенный новыми выходками Владимира, Уксталь, чтобы отвлечься, с головой погрузился в работу, покрикивая на ассистентов, контролируя выражение глаз охваченных страхом связанных жертв, производивших сырье для искусственной пряности. По крайней мере они, жертвы, с ним сотрудничали. Здесь похожая на ящерицу Ингва ничего не могла донести Верховной Матроне.

Несколько часов спустя, измученный и встревоженный, поглощенный желанием поскорее оказаться в своей комнате и совершить обряд омовения и молитвы, а потом отметить в календаре еще один прожитый день, Уксталь вышел из лаборатории боли. Владимир где-то мотался сам или ушел к Верховной Матроне, и они набирались друг у друга жестокости, впрочем, эти подробности Уксталя не интересовали.

Хотя он сильно устал, Уксталь решил все же пойти и еще раз бросить взгляд на аксолотлевый чан, но путь ему преградил юный барон Харконнен. Мальчик встал перед тлейлаксом, упершись руками в бока.

— Я хочу другого котенка. Прямо сейчас.

— Я же сказал — нет. — Уксталь попытался обойти Владимира, но мальчик снова встал перед ним.

— Ну, тогда что-нибудь еще. Ягненка! Да, подари мне маленького ягненка. Слиньи мне уже надоели, с ними скучно.

— Прекрати, — огрызнулся Уксталь.

Привлеченная их громкими голосами, Ингва выглянула из лаборатории боли и начала с жадным любопытством прислушиваться.

— Ингва сказала Верховной Матроне Геллике, что у меня очень мощная для моего возраста сексуальность, и весьма извращенная. — Казалось, он понимал, что его замечание звучит весьма провокационно. — Что она хотела этим сказать? Как ты думаешь, не хочет ли она поработить меня сексуально?

Уксталь оглянулся и посмотрел на Ингву.

— Почему бы тебе не спросить об этом у нее самой? — Он снова попытался обойти мальчика, когда услышал доносившиеся из лаборатории необычные звуки.

В помещении, где находился аксолотлевый чан, что-то с плеском лилось на пол.

Насторожившись, Уксталь грубо оттолкнул Владимира в сторону и поспешил к чану.

— Подожди! — крикнул Владимир, стараясь не отстать.

Но Уксталь уже стоял перед громоздившейся на столе женской плотью.

— Что ты наделал? — Он подбежал к соединительным трубкам с питательными растворами.

Трубки были разрезаны, и их красное и желтое содержимое вытекало на пол. Разыгравшаяся симпатическая нервная система заставляла огромную, распухшую, похожую на желе плоть неистово колыхаться. Писк и стоны раздавались из щели, оставшейся на месте рта, это были почти осознанные звуки, выражавшие крайнюю степень отчаяния. На полу валялся нож, похищенный из лаборатории пыток. Система тревожной сигнализации была отключена.

Уксаль в панике старался соединить разрезанные части трубок. Он извернулся и схватил поганого мальчишку за воротник рубашки.

— Ты это сделал?

— Конечно, я. Не задавай глупых вопросов. — Владимир пнул Уксталя в пах, но попал по ноге, однако и этого было достаточно, чтобы тлейлакс отпустил его.

Мальчик бросился наутек, громко крича:

— Я все расскажу Геллике.

Разрываемый страхом перед Верховной Матроной и страхом перед лицеделами, Уксталь недовольно проверил сплетения трубок и проводов системы жизнеобеспечения аксолотлевого чана. Он не мог допустить, чтобы развивающийся в этой утробе ребенок — очень важный ребенок — погиб. Бедное дитя… и бедный Уксталь.

Привлеченные шумом, в лабораторию вбежали два ассистента, к счастью, умелые помощники, а не Ингва. Если они будут слаженно действовать, то, может быть, у них все получится…

Все вместе, под руководством Уксталя, они принялись налаживать новую систему, наполнили ее питательными растворами, стимуляторами и запустили, добавив в растворы стабилизирующие лекарства и подключив чан к монитору. Уксталь вытер пот со своего сероватого лба.

В конце концов чан удалось спасти, как и не рожденного пока гхола.

Владимир думал, что поступил очень умно. Но, напротив, наказание, оказавшееся для него полной неожиданностью, последовало стремительно и неотвратимо.

Он пошел прямо к Геллике, чтобы нажаловаться на Уксталя за жестокое с ним обращение, но Верховная Матрона уже ждала его с пылающим от гнева лицом. Ингва опередила Владимира и успела первой рассказать, что произошло.

Прежде чем мальчик смог раскрыть рот и рассказать свою лживую версию случившегося, Геллика схватила его за рубашку пальцами, твердыми и сильными, как когти тигра.

— Маленький ублюдок, ты сам не знаешь, что с тобой будет, если ты причинишь хотя бы малейший вред новому гхола. Ты хотел его убить, не так ли?

— Н-нет, я хотел с ним поиграть. Прямо сейчас. — Охваченный ужасом Владимир попытался отпрянуть назад. Он даже скорчил гримасу, как будто собирался заплакать. — Я не хотел причинить ему никакого вреда, я пытался заставить его сейчас же появиться на свет. Я устал ждать нового товарища по играм и хотел выпустить его на свободу. Поэтому я и взял нож.

— Уксталь сумел вмешаться до того, как у мальчишки это получилось, — послышался из-за занавески голос Ингвы, которая стояла там и подслушивала.

В глазах Верховной Матроны заплясали оранжевые огоньки. Она прочла мальчишке строгую лекцию.

— Не будь таким дураком, милый мой! Зачем убивать, если можно управлять? Разве это не лучшая месть Дому Атрейдесов?

Владимир моргнул; эта мысль до сих пор не приходила ему в голову.

Геллика отбросила его от себя, как докучливое насекомое.

— Ты знаешь, что означает изгнание? Это означает, что ты вернешься на Дан, или в любое другое место, где захочет спрятать тебя Хрон. Я отдам тебя лицеделам, как только сюда прибудет первый же корабль Гильдии.

— Ты не можешь это сделать! Я очень важный гхола!

Несмотря на свой юный возраст, отпрыск Харконненов уже понимал своим извращенным умом суть заговоров, но пока еще не постиг сути политических интриг во всей их сложности, интриг, которыми был пропитан весь мир вокруг него.

Геллика угрожающим взглядом заставила его замолчать.

— К несчастью для тебя, этот ребенок-гхола намного важнее, чем ты.