Новые боги: Дважды воскрешенный

Рыжие облака плыли по серому небу. Дождь в этих краях шёл в последний раз несколько десятилетий назад. Уродливая птица пролетела высоко над землей, развернулась и стала снижаться, заметив что-то блестящее внизу.

Блестел диск, лежащий на сухой земле. Птица осторожно, но нагло, обошла свою новую собственность, примериваясь и размышляя, как бы дотащить такую тяжесть до гнезда. Потом вспрыгнула на нее.

Перья разметало по железному люку. Черный пух вспыхнул. Гладкий птичий череп медленно скатился в сторону.

Крышка люка приподнялась, оттесняя птичьи останки. На поверхность осторожно вылез человек, одетый в толстый белый скафандр.

— Смотри-ка, лезут, — сказал высокий в белом. — А я думал, уже передохли.

— Тараканы передохли, а эти — нет, — весело ответил сидящий рядом, одетый в красное. — Даже крышка люка напиталась этой дрянью. Вон как птичку укокошило. А этим хоть бы что.

На столе возникла крохотная фигурка в скафандре. Она закрыла сверкающий люк, достала из-за спины какое-то оружие, и медленно стала отдаляться.

— Нет, ты только подумай, какая наглость! — воскликнул белый. Сшиб пальцем человечка и стал тыкать того в живот. — Вот тебе, вот! Говорил, не грабьте планету! Говорил? — Фигурка корчилась и пыталась отползти. — Говорил, не балуйтесь с генами? Говорил, не гнобите самих себя? А вы что? Намекал, уговаривал, посылал пророков…

— Остынь, брат, — сказал красный, убирая руку белого от стола. — Их немного осталось, сами вымрут. На поверхности им делать нечего. В глубине тоже надо что-то жрать. На грибах не протянут.

Он несильно хлопнул ладонью по столу.

— А нам, брат, — продолжил он, отлепляя от пальцев расплющенный скафандр, — нужно двигаться дальше. По закону Ткани Миров, мы должны оставить это место. Кто же знал, что оно обречено изначально… Даже боги этого не в силах знать.

— Дальше, — горестно вздохнул белый. — Куда дальше-то? Вниз? К полуразумным? Снова выстраивать цепочку эволюции? Не хватит ли с нас предыдущих разов? Сам видишь, к чему это приводит… Да и как мы определим, чья эволюция приведет к нужному нам процветанию?

— Тогда давай вернемся к моей теории.

— О развитии при помощи магии? Но тогда придется следить за каждым магом!

— За сильными — придется, — поправил красный. — А заодно и влиять на их развитие.

— Но, — нерешительно сказал белый, — ты же понимаешь, что мир должен быть уже развит… Магия в генах, места силы, магические создания и никаких ограничений!

— А то как же. Найдём подходящий, скинем весь местный Олимп, и займемся. За тысячу лет (а может и гораздо раньше) гарантирую — добьемся своего.

— Сперва надо найти и скинуть.

— Я поищу, — хищно улыбнулся красный. — Хвостом чую, на этот раз нам повезет.

— Твой хвост ошибся с мировым сифилисом.

— Зато кометы предсказал абсолютно все! Потому, что они тоже хвостатые, ха-ха-ха!

Два сгустка света — белый и красный, — быстро неслись через звезды. Позади осталась безлюдная и агрессивная поверхность умирающей планеты.

Красный сгусток вдруг остановился, вынуждая притормозить и белого спутника.

— Здесь, брат. Этот мир.

— Уверен?

— Нет, конечно. Но более подходящего момента представить трудно.

— Тогда снижаемся. То есть, приближаемся.

Два луча прорезали космическую темноту и вспыхнули на светящейся атмосфере зеленой планеты. Вокруг нее крутились две луны — серая и красная. Жители-люди называли их Шарра и Схал, по имени местных героев знаменитой песни… Но белый и красный этого не знали. Они упорно искали хозяев этого мира.

На поверхность каменистого поля, вдали от империй людей, лесных королевств, обитаемых болот, подгорных скирдов и орочьих кочевых угодий с грохотом приземлились два брата — белый и красный. Белый привычно обернулся высоким мужчиной в белой тоге, красный же сжался в низкорослого рогатого демона с татуировками на темно-красной коже.

— Я — Венец, — промолвил белый, вплетая свои слова в ткань Мироздания. Небо подернулось белесой дымкой, подтверждая право сильного.

— Я — Сатан, — в свою очередь представился красный. Небосвод потемнел до привычного голубого, а земля вокруг поля боя вспыхнула красными искрами. — Мы новые властители плана сего…

— А я вас сейчас обоих уделаю, — раздался голос позади них. Говорил каменный истукан огромного роста. Вместо головы у него был замшелый валун, он имел две пары рук и короткие ноги. — Я Барр-дах, дух пустошей. Вон из этого мира.

— А я Дырдырмых, дух болот, — проскрипело нечто паукообразное с человеческими руками на лапах. Оно вылезло из едва заметной расщелины, переползло прямо по духу пустошей и остановилось перед братьями, чуть покачиваясь. — И я съем хотя бы одного из вас. — Дух выдвинул пару белых жвал и смачно пощелкал ими.

— Приятного аппетита, — ответил Сатан, внезапно увеличившись в росте. Его крючковатые лапы легко схватили головы местных богов и смачно стукнули друг о друга. — Фу, мерзость.

— Они умерли? — удивился Венец. — Это духи, точно?

— Посмотри сам, — ответил красный, откидывая ногой каменную голову. — Какие же это духи? Простые демоны, даже полудемоны.

— Если так, то они нам будут мешать. Знаю я их, сплошные жертвоприношения и камлания, обряды на крови и никому не нужные подвиги во имя веры… Смотри, это что?

К разглагольствующим братьям на огромной скорости двигалась группа существ. Голые, серокожие, скверно пахнущие, они несли огромные носилки, на которых восседало такое же создание, но больше прочих раза в полтора. В руках оно сжимало каменную дубину, а на голове носило корону из скверного на вид железа.

— Чужаки!!! — взревело оно и спрыгнуло с носилок на ходу. — Умрите здесь!

— Ну вот просто дикарь какой-то, — печально вздохнул Венец, ловя одними пальцами дубину и толкая ее обратно. — Или тролль. От таких и пользы никакой.

Он возвел к небу руки, и меж ними сверкнула молния, сгустившись в ослепительно белый посох.

— Ну давай, — пригласил белый уже поднимающегося с земли тролля. — Сразимся как ты привык…

Я обмакнул перо в чернильницу. Почесался. И продолжил летопись:

«…Демоны были сильны и ужасны. И вопреки сказаниям, непобедимы никакими героями. И тогда явился в наш мир Господь Всеблагой Венец в воплощении своем истинном. И низверг он скулящих низших в пасть Сатана, коего сотворил днем ранее для этой цели. Но стал Сатан сильнее с тех душ, и сила его сравнялась с силою Венца Создателя. И с тех пор люд простой душами растянут между небом и подземельем, между раем и адом, между вместилищем создателя и тюрьмой осемьюжды грешного».

— Отец Дэм, — раздался шепоток слева. — Там вас братья к трапезе дожидаются…

— Изыди, Флак, — вполголоса приказал я. — И не подкрадывайся ко мне более с сатанинского плеча. Братьям же скажи, что я влачу пост, ниспосланный мне Вседержителем, и по желанию его описываю события прошлых веков, покуда не угасла во мне искра вдохновения.

Тихонько скрипнула дверь, закрываясь за братом Флаком, и я продолжил.

«Нельзя не описать кратко хоть, или же весьма поверхостно, житие раба Венца, а после и слугу осемьюжды грешного, Гратуана Смертоносца, как называют его под небесами княжества нашего, Оцилона.

Гратуан, урожденный Гарут Тонкий, появился волею Создателя в семье купца-челночника близ Кергарда, на хуторе отца его, Власицы-заморыша, от человеческой женщины. Гарут рос быстро и догонял сверстников и в обучении, и в шалостях. Дюжина минула ему, и Власица отправил непутевого в Академию Восьми Мечей, учиться воинскому ремеслу, также другим наукам, заодно и послушанию.

Учась, Гарут, помимо прочего, посещал проповеди отца Казена, просветленного воина Света, чтящего Создателя. К чести святости, отцу Казену удалось приобщить отрока к таинствам священным, вдохновив его сказаниями о героях, павших за дело Венца Создателя.

Оказавшись на распутье после обучения, двунадесятный юноша выбрал казармы князя Хазаляна, ведущего ожесточенные бои с чудищами Сатана, изобилующими в княжеских лесах. И быстро дорос до пятисотника, поразив мага-генерала Негуля, бывшего тогда правой рукой князя в военных делах, своими навыками и рвением.

Приняв имя себе Гратуан, на оцилонский манер, сей пятисотник покрыл себя доблестью и славой, и призвал его Венец в край свой замогильный на пятидесятом году жизни. Твари тихие ночные, альбо завистники сгубили — незнаемо, а только погиб Гратуан в комнате своей от удара тупого, предположительно…»

Я почесал в затылке, ибо мысль, бегающая там, вызвала зуд. Никто не знал, чем ударили Гратуана, и каждый переписчик предлагал свою версию. По традиции.

«…предположительно, слитком свинцовым, обернутым тканью — излюбленным орудием убийств служителей Тихой гильдии.

Минуло пять летов с тех событий, и Венец через оживающую статую свою в славном Оцилоне объявил волю — свершился долгий суд над Гратуаном, но в мудрости своей усмотрел он грехи несовершенные. И дал Создатель тело ему, и дал наказ — стереть с земли Оцилона леса, тварями грешного населенные.

И тут вспомнил Гратуан о завещанной мести своей. Человеческая женщина Ольяна была с ним три года, а после ушла к кузнецу местному. Проклял ее тогда воин, и тем самым совершил грех непростительный. Но не сбылось проклятие, и решил Гратуан исполнить его сам.

Но не было в селе родном его ни Ольяны, ни полюбовника ее мерзкого — пожгли то село орки серые, прогнали людей за кордон Лорнийский, через горный перевал. И так случилось, что явился на тропе того перевала воину сам Сатан, и предложил место своего эмиссара в войне с Всевышним.

Недолго думал Гратуан Воскрешенный. Принял он мантию мага-генерала, тщась свершить месть своей неверной Ольяне. Небо покрылось копотью, равнины вздыбились вулканами, кровь лилась рекой в тех местах, где Гратуан Смертоносец вел своих тварей. Так пали Империя Сейна, Королевство Пашера и княжеств множество без счета. Ещё три года длилась Черная война. И пали силы темные у стен столицы Оцилона, отброшенные воинством святым, изничтоженные полностью. Гратуан же, накануне последней битвы, был найден у себя в купальне бездыханным. На голове у него кровоточила рана, в бадье не было воды, охрана же никого не видела.

И деяние сие, несомненно, принадлежит к чуду, ибо будь тогда Гратуан впереди войска своего некромантного и немертвого — пала бы столица».

Коленопреклоненно я припал к алтарю Создателя челом своим. Звук вышел гулким и вызвал несколько смешков у братьев, стоящих сзади; я не обратил на это внимание, но мысленно пообещал лишить их трапезы. Кормили, правда, у нас без излишек — каша пшеничная или кукурузная, по целой рыбине и яйцу ежедневно, хлеб из муки грубого помола, и всевозможные блюда из яблок — около десятка сортов яблонь произрастало за монастырем. Почва из смеси глины, чернозема и песка понравилась этим деревьям, чего нельзя сказать об овощах, так долгожданных братьями.

Статуя Венца молчаливо взирала на мой бритый затылок. Выждав положенные десять минут, считая про себя до шестидесяти и перекидывая бусины четок, я встал и посмотрел статуе в глаза. Взгляд двух синих стекол, молчаливо, как всегда. Я развернулся и махнул рукой, братья потянулись к выходу.

У двери в молельню меня встретил послушник Ерош, грязный и неумытый.

— Чего тебе, — неприветливо буркнул я, стараясь пройти мимо него как можно быстрее.

— Благослави, отче… — Ерош провел рукавом штопаного зипуна по носу, шмыгнул и извлек из-за пазухи свиток. — Вести с приграничья…

Я выхватил у него письмо и, не сбавляя шага, скрылся в коридоре. Вонь от послушника была почти нестерпимой.

В своей келье, по обстановке напоминающий кабинет управляющего — приходилось вести дела монастыря самостоятельно, — я сломал печать и развернул желтоватую бумагу.

«Отцу Дэму вести.

Сим сообщаю, что серые орки, занимавшие равнины Выжега, отошли к Сутой горе, собрали весь стан, не оставив ни копья. Они продолжают отступать; патрульные вот уже полгода не вступали в стычки с серыми. Убедительно прошу прислать негаторов-монасей, дабы очистить Выжег от скверны орочьей шаманской.

С поклоном, Курт Паленый, капитан приграничной стражи, маг земли третьей категории».

Однако, вести и правда стоили того, чтобы потерпеть Ероша пару вздохов. Курт просил негаторов, отличительных особых братьев нашего ордена Длани — на них не действовала магия. Более того, легким усилием воли негаторы могли выжигать магический фон, делая невозможным фиксирование чар в какой-либо области. Такими способностями обладали лишь пятеро в нашем монастыре, включая меня.

Серые орки давно сдавали позиции, без всякого давления со стороны пограничной или регулярной армии. Никто не знает почему — но все втихую радовались и занимали брошенные поселки, предварительно очищенные монахами Длани. Двигался и капитан Курт — осторожный и неторопливый стратег, с ожогами по всему телу, в память о схватке с эльфами, которые навели на его отряд шагающих мэллорнов, предварительно запалив их негасимым пламенем.

Сам схожу, решил я. Повидаюсь с отважным капитаном и развеюсь. А за себя оставлю Борга — двухметрового роста монаха, не терпящего возражений, за что мною и любимого, а братьями же тайком ненавидимого. Кстати, это грех, надо будет на проповеди попенять.

— Вот, брат, возьми.

Борг сгреб своей лапищей свиток, не утруждая себя попытками прочесть или даже развернуть. Грамота ему не давалась, вызывая головную боль и синдром бесконечной зевоты.

— Чаво тут?

— Твое назначение. Будешь настоятелем в мое отсутствие.

— Ага.

— Братьев за повинности не бить, селян зазря не порицать, дела вести прилежно, Создатель тебе в помощь, — напутствовал я его. — Окромя Венца Господа, в подмогу тебе Ероша даю. Грамоту он разумеет, только вели братьям отмочить его в бане как следует, да не кормить в общей столовой, а то разнесет тут насморк еще… И брата Руоза назначаю молитвы проводить. Ты же за дисциплину и экономику монастыря. Ясно?

— А то, чаво не разуметь-то, отец настоятель, ты уже вона все расписал… Не будь в непокое, все сделаем, за всем уследим!

Я покровительственно похлопал по плечу Борга. Плечо находилось чуть выше моей головы. Да, на такую ораву мужчин управу найдет…

— Когда в путь, отче?

— Завтра поутру, брат. Отстою вечернюю молитву, посплю, и отправлюсь. Прикажи пару лошадок седлать, да сумы чересседельные наполнить припасами, дорога два дня туда займет, если по тракту…

— Бу сде, — проворчал гигант, развернулся и пошлепал в сторону конюшни.

Я отомкнул замок на двери в молельную комнату, подивившись, что ни единого послушника не ошивается по близости. Припомнив, я покачал головой: троих вчера поставил на горох до полуночи за смешки над настоятелем, пятерых за сравнивания брата Борга с болотным громожмыхом(вернее, за лицедейство) отправил конюшню и отхожие места прибрать, еще двое за разговоры на уроке чистописания усланы дрова колоть, трое на кухне яблоки режут… уже не помню за что. Остальных брат Руоз забрал пыль по монастырю погонять накануне праздника летнего солнцестояния. Однако, сегодня молиться буду сам, усердно и чистосердечно — даже наедине с собой потребна вера…

Отстояв десять минут, я перекинул последнюю бусину на четках и встал, посмотрев в глаза Создателю. Обратил внимание, что мраморное плечо Его имеет пятно пыли. Ну конечно, брат Руоз до сюда еще сегодня не доходил, и вряд ли дойдет…

Оглянувшись на дверь, — не смотрит ли кто, — я поплевал на рукав и подошел к статуе, дабы стереть сей конфуз. Но не успел — статуя уже сама подняла руку и неторопливо сбивала пыль с плеча.

Я так и сел, прямо на алтарь.

— Как говорится, не ждали, — прокомментировал мою реакцию Венец. Хрустнув каменной крошкой, присел на алтарь. — Ну ты хоть скажи что-нибудь, монах, не молчи…

— А… Э… Славься, Великий и Всемогущий, и род наш храни вовееек… — заблеял я первые слова приветственной литании, пытаясь поставить себя на трясущиеся ноги.

Статуя Венца глухо засмеялась.

— Отставить, — сказал Создатель. — Сперва святой знак нарисуй, а то вдруг я демон какой…

Я послушно поднял правую ладонь, где был вытатуирован Всевидящий глаз. Око вспыхнуло, осветив мраморное лицо статуи.

— Молодец, — похвалил Создатель. — Вот видишь, я тот, кого эта статуя изображает. Мера предосторожности, для спокойствия… Пообщаемся?

— О Создатель Господь Венец, помилуй и спаси…

— Да что за народ такой… — сокрушенно вздохнула статуя. — Достойные люди в храм не ходят, а монахи — ну что с них взять?

Не вставая с алтаря, он схватил меня за запястья и мягко поставил на ноги. Приблизил свое лицо к моему, сверкнул сапфировыми очами.

— А… бее… — замычал я.

— Ну и что? — хмыкнул Венец. — Создатель к тебе явился, а ты лыка не вяжешь. А ну-ка дыхни! Шутка, расслабься. Свершилось, ожила и твоя статуя, монах… как тебя тут величают, кстати?

— Дэм, отец Дэм…

— Дэм, слушай, мне тяжело с тобой так говорить, а времени мало. Ты можешь не трясти коленями? А зубами не стучать?

Я добросовестно попытался свести вместе челюсти. Лицо иногда подергивало, но статуя не обращала на это внимания.

— Дело к тебе есть, — сказал Создатель. — Я избрал тебя для миссии. Не такой уж великой, как многие мечтают, но нужной.

— Исполню, как есть, во славу твою…

— Перестань раболепствовать, сам же знаешь, что грешно. Успокойся. Вот, выпей.

Статуя взяла один из священных кубков, стоящих у молельной доски с нарисованными ликами святых, и поднесла мне. Помнится, кубки эти мыли в последний раз год назад… Но в золотой чаше плескалось нечто красное и сверкающее.

— Выпей, — повторил Создатель. — Легче станет.

Я послушно пригубил, посмаковал и допил до конца. Грех не пить, когда сам Господь наливает… К тому же, вино оказалось превыше всего, что я некогда пил. Сладкое, освежающее, прочищающее голову от ненужных мыслей, дающее силу.

— Вот и умничка. На чем я остановился?

— На миссии, о Владыка…

— Ах да. Тебе о чем-нибудь говорит имя Хсарус?

— Истинно ведаю…Демон сей не игзнан тобою до сих пор, поскольку скрывается под горой монолитной артефактной за телами прислужников-нелюдей…

— Оставим детали. Слушай мое задание. Отправишься к его горе и выжгешь Взором Длани все артефакты, что найдешь.

— За-зачем?

— Вот деревня… Затем, что силы он накопил там немерено, и мешает эта сила мне до него добраться. Упростим до невозможности: нет артефактов — нет защиты, нет защиты — нет преграды для меня, нет преграды — грянет битва Хсаруса против меня, развоплощу Хсаруса — орки станут уязвимы, а там их королевская армия разгонит поганым веником по болотам… Нет орков — нет ига над людьми. Свобода всем, мир, солнышко, птички поют. Понятно тебе?

— Не сомневайся, о Владыка, как есть все исполню… — И тут до меня наконец дошел смысл его тирады. — Мне? К Хсарусу? Выжечь артефакты? Я один против армады орков? О боже!

— Согласен, будет непросто, но сам я в те земли ступить не смогу. Этот приграничный монастырь — самый ближайший к той горе. Армию послать не могу, заметят орки, соберутся и устроят побоище. А народ и так слишком уж прорежен, теперь плодиться надо…

— Да, — несмело посочувствовал я статуе. — Войны нелюдей пошатнули число верных твоей идее…

— Ладно бы пошатнули, — вздохнул Венец, — так ведь не думал я, что люди полезут в эти разборки! Эльфы, орки, тролли, гномы, духи, хварры, гарпии, прайды низших демонов — этих не жалко! Не думал, никак не думал…

— Но ведь люди выжили и род их здравствует, — возразил я, страшась дерзости своей.

— На что и надежда. Из гномов уцелели только мастеровые артели, эльфы деморализованы и лишены интеллекта, духи не размножаются, гарпии тоже… Демоны со своей свитой не высовывают нос из подземелий. Хварры в наемники-одиночки подались. Остались люди, как и было задумано. А вот орков с троллями в новом порядке никак не планировалось.

Статуя наклонилась ко мне и доверительно понизила голос:

— Помоги мне, отец Дэм. Не скрою, мы пытались посылать героев… Но сгинули они все. Потому, что шли в одиночку. Даже с армией за спиной — в одиночку в душе. Понимаешь?

— Веры в них не было, — догадался я.

— Вера была, да не хватило. Находились дела земные, пристрастия и слабости людские. Посему посылаю тебя, как монаха, как чистую душу, полную веры, отрешенную от мирских забот.

Я бухнулся на колени, преисполнившись благодарностью.

— Но и ты тоже прав, — задумчиво посмотрела статуя на меня. — Одному идти тебе нельзя. Когда я уйду из этого камня, у стены ты найдешь урну наподобие погребальной. Как доберешься до своей кельи, откроешь — в ней твой спутник…

— Фея? Создатель, это фея?

— Какая еще фея… Человек. Славный воин при жизни был. Отважный, опытный… но не вовремя ушедший. Ему дали еще один шанс. Так что это еще одно испытание — присмотришь за ним, чтобы не грешил, не терял веры, не отклонялся от цели. И он тебе будет опорой и защитой.

— Но Владыка…

— Не спорь, Дэм. Один ты не справишься. А мне нужен результат.

Я поклонился:

— Да будет воля твоя…

Хрустнула каменная крошка. Когда я поднял голову, статуя уже не двигалась, и в углу черным блестящим боком мерцала ваза.

Я был зол на Господа. Как ни кощунственно это звучало. Я был раздосадован тем, как легко он послал меня на смерть. С другой стороны, разве не к загробной жизни монахи готовились и готовили остальных? Разве не должны быть готовы верные слуги Его к подвигам во имя веры? Сколько было историй, когда люди говорили о возвышенных вещах, о своих качествах, о своей великой цели… И трусливо убегали, завидев мелкую нечисть. Хотя минуту назад были готовы, по своим же словам, броситься на орочьи копья.

Неужели я из числа тех малодушных? Нет, я не подведу Господа! Ибо подвести Создателя значит предать свою веру! А я не из тех, кто малодушен и нищ хорошими качествами… Орки? Магия? Хсарус? Никто не сможет остановить воина Длани Создателя!

С такими возвышенными мыслями я поднялся к себе в келью, стискивая вазу потными руками. Поставил ее на стол и долго смотрел. Брат Руоз робко приоткрыл дверь, поставил рядом с урной поднос с ужином, доложил об окончании первого этапа генеральной уборки и так же тихо исчез.

А я всё смотрел. По словам Создателя, в ней был заключен дух героя, который поможет мне. Что ж… В словах создателя я не сомневался. Ожившая статуя — тоже не такое уж чудо, в Оцилоне это случалось раз за пару месяцев. В пограничном монастыре статуя ожить могла только теоретически, тут не решалось никаких важных вопросов.

Протянув руку, я выдернул пробку.

Фонтан черного дыма ударил в потолок. Я испуганно спрятался за стол, не сводя с урны глаз. Поизвергаясь еще немного, дым сгустился в углу и исторгнул голого человека. Человек был покрыт копотью и громко кашлял.

— Вот так герой, — негромко посетовал я.

— Да пошел ты хварру под хвост, — сипло ответил пришелец. — Пить есть?

— Есть и пить, и есть, — ответил я. Герой без спросу схватил кувшинчик с водой с моего стола и залпом выпил. Осмотрелся и заметил тарелку с едой.

— Будем знакомы, — сказал он и жадно вгрызся в кусок запеченной рыбы. — Меня зовут… О, у тебя тут чтиво имеется. Прэкрасно, прэкрасно, под ужин пойдет… Люблю, знаешь ли, несколько дел сразу.

Он осекся, взял со стола бумагу с моими последними записями и вчитался.

— Веселый, однако, бред, — спокойно констатировал человек. — Краткий, но бред. Обычно такого понапишут… Вроде правда, а так вывернут.

— А тебе что за дело? — грубовато поинтересовался я. Надо же как-то защищать свои авторские права.

— Мне есть до этого большое дело, — нагло возразил пришелец. Отправил последний кусок рыбы в рот, вытер пальцы об обивку стула и протянул мне руку: — Будем знакомы. Гарут Тонкий.

Я отважно пожал его сильные пальцы. Второе потрясение за день не вместилось в мою голову, только поэтому я вторично не испытал удивление до дрожи в коленях.

— Отец Дэм, настоятель приграничного монастыря Длани Создателя.

— Монах! — громко удивился пришелец. — Только Венец мог отколоть такую шуточку…

— Шуточку?

— Шуточку! Промежуточку! Жахал корын дах ватур!

— Не смей так говорить в монастыре! — одернул я его. — Сказать такое… Да я такую позу и не представлю даже…

— О, ты знаешь троллий язык? — иронично усмехнулся Гарут.

— Знаю, — кивнул я. — И не только его. Я закончил Оцилонскую семинарию с отличием. Изучал благородные искусства. А также магию, амулетостроение и руны.

— Удивил, — ответил Гарут. — А магию-то зачем?

Я поднял руку и показал ему ладонь.

— Негатор из Ордена Длани Создателя, — просвятил я его. — Искоренители дурного применения мощи магической.

— И каратели незарегистрированных магов, — продолжил Гарут.

— Да как ты смеешь! — возмутился я.

— А разве нет?

— Нет!

— Да и наплевать, — пожал плечами мой поздний собеседник. — Суть от этого не меняется. Значит, Венец решил послать монаха вместе со мной. Неплохой ход, может сработать…

— Откуда тебе знать замыслы Господа, — насмешливо сказал я. — Ты же Гратуан Смертоносец. Безбожный и предавший. Прислужник осемьюжды грешного!

— А также Гарут-Убийца, Гратуан Проклятый, Эмиссар Сатана, Проводник Адовый и… ну, были бы эльфы в состоянии вспомнить меня, то назвали бы Graetuann Cotuioset Habineatt.

— Прислужник Высшего Зла, — перевел я. Не встречал эльфийских летописей, но азы языка знал.

— Неплохо, придумали, да? — шутливо поапплодировал Гарут. — Им бы назвать, и проблема решена. Глупо, я всего лишь делал свое дело…

— Предал Свет, вступил во Тьму и возглавил орду тварей, стравив их с нелюдями и людьми, оборонявшими святыни…

Меня прервал громкий и внезапный смех.

— Целиком и полностью в духе новых богов, — сказал Гарут, отсмеявшись. — Надо же как-то оправдать свои цели для простых смертных… Героя нужно возвысить или очернить. Чтобы вдохновить последователей и дать пищу таким вот доверчивым летописцам.

Он оседлал стул и взял яблоко. Съев половину, он продолжил:

— Ты спрашивал меня, откуда я знаю замыслы богов. Перед тобой единственный смертный в своем роде. Я воскрес уже второй раз, и кому как не мне знать все ходы в этой большой игре. Так вот, монах, чтоб ты знал: Сатан и Венец — братья-боги, поделили этот мир, вычистили ненужных созданий, от крестьян до демонов, навели порядок в каком-то смысле…

— Это описано в летописях.

— Не сомневаюсь, что самыми добрыми словами. Однако боги не всегда раскрывают свои планы смертным. Ключевое тут слово — «ненужных». Как ты думаешь, зачем боги заботятся о людях? Не отвечай, к тебе вопрос риторический. А вот у меня есть ответ. Боги питаются энергией душ, а заодно соблюдают баланс среди смертных. Если количество праведников превысит количество грешников или наоборот, один из братьев будет голодать и нервничать. Переедание тоже чревато. Не обманывайся, это не добро и зло… это две разнополярные родственные сущности, а мы для них — всего лишь пища.

— Я не отходил тебя палкой по тощим бокам лишь потому, что ты мой гость, а я — монах, — процедил я. — Ибо за такие кощунственные речи тебя следовало бы судить в застенках Инквизиции.

— Наверное, поэтому Венец и Сатан выбрали мне в спутники монаха, — ухмыльнулся Гарут. — Чтобы меня раньше времени не убили их же прислужники.

Он осмотрел свое обнаженное тело. Надо сказать, действительно, весьма худощавое и бледное.

— Сун.

С тихим шелестом поверх его кожи возникла бордовая рубашка. Ноги обтянули кожаные штаны и пара добротных сапог.

— Сун.

Талию обхватил широкий пояс с пустыми ножнами, грудь крест-накрест пересекли два ремня с петлями под разные походные мелочи.

— Сун.

По комнате прошелся легкий ветерок, взъерошив Гаруту волосы и выбив из них кучку пепла прямо на пол.

Рунная магия, узнал я. Самая «умная» магия из всех. Сила заклинаний зависела только от расчетов мага. Энергию можно накопить, а можно и позаимствовать. Рунный маг создает контур заклинания, пуская энергию по его узлам, запирая и заготавливая впрок. Хозяин плетения всегда держит наготове несколько таких вещей, особенно если маг боевой. Более простые контуры плелись опытными магами очень быстро… как я понял, Гарут был именно из таких. Особое место занимала так называемая «пусковая» руна, или «вербальная». В начале своего обучения рунный маг проводит несложный обряд, определяющий для него пусковую руну раз и навсегда. У моего гостя, как я понимаю, пусковой являлась руна «сун» — девятнадцатый символ рунного алфавита, отвечающий за путь или предназначение. При начертании обрядовых фигур на эту руну ставился камень, взятый с перекрестка двух дорог.

Современные маги изменили обряд определения пусковой руны и могли спускать плетение с цепи щелчком пальцев или кивком головы. Это требовало тренировок — движение нужно было воспроизвести с абсолютной точностью. Произнести руну было значительно легче.

— Я спать, — известил я своего ночного гостя. — А ты можешь устроиться на полу.

— Не горю желанием спать. Есть еще яблоки? Я их обожаю.

— Утром соберешь в саду хоть целый мешок. Нам в дорогу на рассвете. Сперва доедем до приграничного блок-поста, возьмем проводника — я обещал вычистить от орочьей скверны брошенную деревню. А дальше возьмем курс к горе.

— Договорились.

Но сон так и не шел. Гарут взял несколько книг с моей полки, зажег свечу и устроился за столом. А я все думал о Создателе. Впервые ко мне снизошел Сам Господь, ожила статуя, как в главном храме Оцилона, когда посмотреть на это чудо собираются сотни людей — тысяч не вместил бы центральный храмовый зал. Мне полагалось испытывать… наверное, благовейный трепет и восхищение? Радость? Не было во мне этого. Наверное, мои ожидания просто не совпали с действительностью. Так учит книга «О божественном и земном», написанная великим монахом-отшельником и мыслителем Карием Саминским. Карий был советником султана Хабата в Саминской Империи, которая пала после атаки адских тварей под командованием того, кто сидел в углу моей кельи за книгой и свечой.

И что мне делать теперь? Бросить все и уйти, оставив Гарута самого добывать себе блаженство в посмертии? А в том, что именно это обещал Господь грешной душе, я не сомневался. Недостойно монаха и настоятеля! Покорно идти по землям орков, пробираясь как шпион, пытаться проникнуть в обитель Хсаруса? Один не справлюсь, а с Гарутом-Убийцей нет никакого желания даже разговаривать. Подумать только, скольких он убил! Предал Свет! Купился на посулы Сатана! Сатан не дурак, сразу узрел слабину в его душе… Вряд ли Гарут силен верой после таких жизней. Он будет бороться только за себя, а не за меня или любого из богов. И это уже есть грех. Объясниться с ним? Попытаться спасти, разбудив в нем человечность, привести вновь к Свету, уговорить покаяться? Пфф. Из всех прихожан этот был бы самым негодным. Гарут-Убийца — и покается? Никто не в силах отпустить ему такие тяжкие грехи. Да и он все понимает, не станет смешить народ, не пойдет в воскресный день в храм, не встанет в очередь на отпущение грехов…

Да и братья меня в любом случае не поймут. Кстати, надо как-то незаметно вывести моего спутника из монастыря. А в пути — узнают ли его? Навряд ли. Мало кто остался в живых, кто помнит лицо Гратуана Смертоносца. По официальной версии, мы просто случайные спутники. А свою легенду пусть сам продумывает. Не менестрелями же притворяться.

— Светает, Дэш, — негромко сказал Гарут.

— Дэм, — поправил я. — Отец Дэм.

— Да хоть Мать Тереза. Поднимай свое туловище, пора на подвиги.

— Это у тебя подвиги, а у меня миссия, — поправил я его. — Святая и священная.

— О да, — осклабился мой гость. — Ты герой, а я твой спутник. Оруженосец, грум и телохранитель, да?

— Ну… — замялся я. По сути, он был прав. — Несколько грубовато прозвучало… Пойми, я же монах, я не могу отгонять разбойников, орков и трактирных хамов. Мое кредо — смиренность, кротость, прощение, проповедь, спасение души.

— Неплохо устроился, — хмыкнул Гарут. — А если я не согласен?

— То есть как? — удивился я. — Это же твое спасение!

— Я жив, магия при мне, заработаю исцелением болячек и серийным производством благовонных амулетов, куплю дом, заведу себе жену и буду жить спокойной жизнью…

— А Хсарус?

— А Хсарус может сидеть под своей горой и резаться в кости со своими орками хоть до пришествия Великой Зимы, которой орочье племя так боится.

Я ошарашенно молчал.

— Ну подумай сам, — пожал плечами Гарут. — Выполним задание и тебя возвысят в духовном плане. А я что?

— А что обещал тебе Господь? — осторожно спросил я.

— Перевоплощение по моему выбору. Мою душу без потери памяти поместят в любое тело. В смысле, Венец создаст оболочку и поместит туда меня. И буду жить, пока не умру.

— А что, для Светлых Небес слишком много грехов? — съехидничал я.

— Грехов хватает. Но в так называемый рай мне как-то не хочется.

— Почему?

— Ожидаемый вопрос от монаха… Был я на этих «небесах». Ничего там приятного нет. Плаваешь себе в пустоте и чувствуешь, как постепенно становишься частью мира… Безвольной и безликой частью.

— А Сатанова Яма? — Мне стало так интересно, что я заходил по комнате, между делом напяливая походный вариант рясы. Рубаха, плащ с капюшоном поверх и штаны на широких лямках — усовершенствование брата Руоза, которое было с радостью принято даже в Оцилоне, в том числе мастеровыми и стражниками.

— Примерно то же самое. Ты становишься куском угля, который медленно сгорает в кипящей лаве… Это очень больно, неприятно и к такому никогда не привыкнешь.

— Надо это записать… надо записать… — бормотал я, отыскивая бумагу в ящике стола.

— Не записывай, не приведи Венец если кто прочитает… Враз побросают все полезные дела и ударятся в разгул.

— Действительно… — Я почесал подбородок.

— Я не удивляюсь. У богов свои способы переваривать пищу.

— Пищу? — возмутился я, не переставая поражаться циничности собеседника.

— Если ты внимательно слушал бывалого человека, — зевнул Гарут. — То наверняка усвоил пару простых истин. Для богов мы — ПИЩА. В пищу идут души умерших. После смерти они сортируются по степени праведности, как смородина, например, черная, белая, красная… Как ты думаешь, зачем богам помещать души в некое пространство? Дабы вознаградить или покарать за земную жизнь? Глупости. Им это вообще ни к чему, неразумно было бы предполагать, что у богов нет своей корысти. Ад и рай, если упростить догматы — это их желудки. У прежних богов была другая корысть, они питались излучением аур молящихся. И, если откровенно, Сатан и Венец лично меня больше устраивают…

— Пусть так, — не стал спорить я. Надо было обдумать и приготовить свои аргументы. — Но что ты имеешь против этой миссии?

— Пока ничего. — Гарут поднялся со стула и задул огарок свечи. — Пошли уже по коням, пока меня твои монахи не засекли…

Из монастыря мы выехали на смирных лошадках, навьюченных снедью, одеждой и яблоками. Гарут не врал — яблоки он очень любил и хрустел ими при каждом удобном случае. Вопреки моим опасениям, братья ничего не сказали, увидев моего спутника. Наверное потому, что я облачил его в свою старую длиннополую рясу и накинул ему капюшон на голову — в таком виде его легко было принять за любого послушника. Хвала Господу, худых в монастыре хватало.

На первый взгляд, все казалось довольно просто. Пересечь земли, оставленные орками, заодно выжигая шаманскую магию. После пересечь земли, которые орки ещё не оставили. Тут посложнее, но если идти лесами и переправляться через реки вплавь или вброд, то можно не привлекать внимания аборигенов. Найти гору Хсаруса и вход в нее. Войти и выжечь амулеты. Тут я надеялся на своего спутника, который, как мне помнится по летописям, был тот еще убивец, и мог бы отвлечь внимание прислужников бога-демона, пока я доберусь до шаманов.

Однако меня терзали мысли, что дорога будет совсем несладкой. Насколько я помню начертание этих земель, нам предстоял путь по лесам, полным нечисти. По пустошам, полным призраков. По неиспользуемым трактам, на которых на всякий случай приготовили засады все, кому не очень лень. Изредка будут попадаться настоящие города-крепости, в которых живут нормальные люди, привыкшие обороняться от полчищ орков. Там были и крепкие отряды, и сильные маги, и забитые амбары на случай долгих осад. Мысленно сделал себе заметку — проложить маршрут так, чтобы такие города нам попадались как можно чаще.

Гарут молча ехал, не пытаясь понукать своего доходягу. То ли сообразил, что это бесполезно, то ли задумался о чем-то своем. Я благоразумно не приставал с расспросами, хоть и хотелось услышать рассказы о богах, безднах ада и пресветлых чертогах. Успеется, решил я смиренно, как полагается монаху.

— А сколько до той заставы ехать? — вдруг спросил он. — До зимы обернемся?

— Два дня, — ответил я. — К завтрашнему вечеру должны приехать…

— На это можешь смело не рассчитывать, — усмехнулся Гарут. — Мне в одно место заехать надо. Почти по пути, но полдня уйдет все равно.

— А что за место? И почему тебе туда так приспичило?

— Гомлина падь. Там у меня схрон.

— Гомлина падь, — задумчиво повторил я. — Это не то ли место, где знаменитый поганый колодец с тварями?

— То. Извини, но тварей там уже нет. Как и колодца.

— Небось, все твари за тобой пошли, — не удержался я.

Гарут как-то странно на меня посмотрел и кивнул.

— За мной. Если ты имеешь ввиду то, что я их оттуда увел. А если ты, монась вонючая, — вдруг сменил он тон на угрожающий, — вдруг подумаешь, что я ее использовал, чтобы детишек ловить и в жертву приносить — тут же по лысине получишь, понял?

— А что, не так? — отважно возразил я. Венец все же призывал быть отважными духом.

— Не так! Ни хрена не так! Дуп расх пих задницу тому, кто это придумал!

Он бушевал еще минут десять, иногда дергая поводья лошади, шугающейся таких пылких речей. Видимо, его и правда зацепила эта история. Посему не стал я перечить — падь так падь, гомлины там не водятся давно, а кто обнаружится — отпугнем костром. Проклятое это место. Но давно утратившее темную силу.

Живописные у монастыря места. Природа почти неухоженная, в том смысле, что неиспорченная человеком или еще кем похуже. Дорога, накатанная широкими колесами обозов, словно сама стелилась под ноги. Вернее, под копыта. Она начиналась у ворот монастыря и ползла змеей вниз по холму, у подножия которого положено быть деревеньке или хотя бы одному хутору. Но земля здесь совсем не родила, и люди селились поближе к городам. И под защитой, и при полях, хоть и дань платить надо. А тут только леса и поля сменяли друг друга… пока не попадались земли, где бесчинствовали орки. Жить там они не могли по определению, только бесчинствовать.

Гомлин был невысокий. Для гомлина. Всего лишь метра три высотой. И в руках у него была вовсе не дубина, как было описано в книгах. Просто палка. Очень толстая палка. Со среднее деревце.

— Ырр? — спросил он, нависая над лошадью Гарута. Лошадь потупилась, попятилась. Кажется, она затруднялась ему ответить.

Гарут щелкнул пальцами, привлекая внимание гомлина. Тот похмурился, поскрипел извилинами и, наконец, перевел взгляд на него.

— Хурр?

— Дэм, есть чем его заинтересовать? — тихо, почти не шевеля губами, спросил Гарут.

— Что? — не понял я.

— Эти твари падки на все необычное или блестящее.

Я пошарил у себя в седельной сумке и выудил стальной кубок, из которого привык пить монастырское вино. К слову, кислое и недобродившее.

— Давай это сюда!

— Погоди, — возразил я, — может еще чего найду… А этот кубок пригодится…

— Да где он тебе может пригодится?! На привале у родника? У нашего друга сейчас лопнет терпение…

Я мысленно махнул рукой и перебросил ему кубок.

— Гом! Гом! — Гарут помахал сверкающим сосудом в воздухе. — На!

— Ррр, — одобрил гомлин и молниеносным движением выхватил кубок. Покрутил, понюхал, попробовал на зуб. Потом потер о свою жесткую шерсть на груди и поднес к глазам. Псевдогномья сталь тускло отсвечивала. Люди, пожертвовавшие нам котомку с барахлом, на мой взгляд, были ворами, который ночь застала в дороге неподалеку от монастыря, а своим лишним хламом они расплатились… то есть, отблагодарили за приют. Кубки из стали делали гномы, но этот по качеству до гномьих стандартов явно не дотягивал. Хотя, он не ржавел и не гнулся. Даже в крепких гомлинских лапах.

— Ыыы. — Великан отошел на обочину дороги, играясь с кубком и давая нам проехать. Лошади не заставили себя упрашивать и бодрой рысью припустили в редкий лес.

— Жаль кубок, — сказал я.

— Камней в нем нет, сталь паршивая… дорог как память?

— Вроде того, — усмехнулся я. — Он попал ко мне от очень интересных людей.

— И с какими же интересными людьми общаются монахи-отшельники?

— Не отшельники, а стражи приграничья…

— Ха-ха. Стражи. — Гарут искренне веселился. — Оплот последней милости.

— Между прочим, в этом оплоте ожила статуя Создателя.

— Ожила потому, что монастырь ваш крайний, и от него ковылять до орков ближе.

— Хам, — покачал я головой.

— Прагматик, — возразил Гарут. — И ты никакой не избранный, чего бы там ты себе не навоображал.

— Да я и не… — начал я и осекся. Разумеется, я не думал, что Господь избрал меня для великой миссии, долго думая и рассматривая нити моей судьбы. Но я после этих слов понемногу начинал беситься. Нет, грешно это. Я монах, я должен смиренно исполнить волю Его.

— А то я людей не знаю, — резюмировал Гарут и наддал каблуками. Кобыла возмущенно фыркнула, наклонилась за травинкой, проигнорировав команду. Гарут пожал плечами и с силой хлопнул ладонями. Некогда смиренная лошадка испуганно присела, позабыла о чревоугодии и поскакала с невиданной ею скоростью. Я не решился повторить воспитательный прием — Гарут-то опытный, всю жизнь в седле, да и упадет — не жалко.

Жалко, он ускакал именно тогда, когда у меня возникли вопросы по поводу встреченного нами гомлина. Природная тяга к знаниям в огромных количествах родила любознательность, а отсутствие книг ставило мой мозг в неприятную ситуацию. Не то, что бы мне неприятно спрашивать об этом воскрешенного спутника, но как-то не хотелось прослыть почемучкой и занудой.

— Гарут! — решился я, наконец его догнав. — А что ты знаешь про гомлинов?

— Ну, кроме того, что ты уже видел, и, вычитая народные заблуждения, можно сказать кратко: одиночки, живут в лесах, как размножаются — непонятно, самок никто не видел, жрут всё, что хоть чуть-чуть не каменное, рычат за счет пузырей, которые выдуваются в полости рта. Сильные, ловкие, боли не чувствуют, любят блестящие цацки, которые тащат к себе в пещеру. Ничего ценного для охотников за сокровищами.

— Проверял? — уточнил я.

— Проверяли, — поправил Гарут. — При мне проверяли.

— Угу. — Я представил группу охотников, пытающихся вытащить гомлина из его пещеры с целью посмотреть, на какой куче золота он сидит. — И много выжило?

— Из шестерых убежал только один, — лениво ответил Гарут. — На пятом гомлин уже наелся.

— Упокой Господь их души.

— «Перевари их Сатан» — было бы правильнее.

— Опять ты за свое? — возмутился я. — Думаешь, приятно об этом знать, даже если это правда?

— Я через это прошел, а на чувства остальных мне наплевать.

— Наплевать? Почему?

— Потому, что я через это прошел.

Я помолчал. Наверное, он был прав. Не знаю, как насчет блаженства и неги в чертогах Создателя, но пребывание в нутре Сатана озлобит любого наверняка. Человек слаб, и злобу затаить после такого — совершенно для него естественно.

Через полчаса мой спутник скомандовал привал. Вернее, скомандовала его лошадь, ибо вспомнила наконец, что она не степной скакун, а вполне даже обычная монастырская кляча семи лет от роду. Кобыла попросту самовольно завернула на полянку и пристроилась к пышному кустику. Моя лошадь, поддавшись греху завистничества и обжорства, поспешила к ней присоединиться, не оставив мне выбора.

— Гарут, — немного робея, сказал я, снимая торбу с припасами. — Ты меня беспокоишь.

Он внимательно посмотрел на меня и хмыкнул.

— Я даже знаю почему.

— Тут и деревенщина уразумеет. Скольких ты на тот свет отправил? Меня даже не смущает то, что было — оно-таки прошлое… Венец учит не смотреться в прошлое, а смотреться в зеркало, дабы жить настоящим, не давая Тьме стреножить бег нашей жизни…

— Короче!

— А беспокоит меня то, — уже более твердо сказал я. — Что на пути к горе Хсаруса ты тоже нескольких положишь, не удержишься… Кушай вот хлеб, пока свежий. Рыба копченая, яблоки эти несчастные… Мяса нет, извини. Так вот. Не удержишься, да?

— Я мало что понял из фонтана твоего красноречия, — ответил Гарут, — но одно могу сказать точно. Убивать разумных в этой жизни мне запрещено.

— Как?! — Я аж подпрыгнул от радости. — Совсем?

— Животных ради еды и защиты, троллей и орков по обстоятельствам, а разумных существ — ни-ни. И вообще не грешить. В смысле, непростительных грехов чтобы не водилось. Иначе…

— Иначе что?

— Иначе обрету посмертие и упокоюсь в утробе Сатановой, — вздохнул Гарут. — А оно мне надо? Неприятно там. Если уж выбирать, то к Венцу, чтоб его к конскому концу…

— А сквернословить и хулить Господа тебе в грехи не запишут?

— Надеюсь, нет. А напомни-ка мне все восемь смертных грехов. Если не забыл, конечно.

Не поддавшись на его последнюю шпильку, я чинно отложил краюху хлеба, приложил левую руку к груди, правую выставил ладонью вперед, и, как на проповеди, молвил:

— Первый грех — смертоубийство. Своими руками кого лишить жизни — значит волю Создателя оспорить. Только Он право имеет давать жизнь и забирать ее. Второй грех — подстрекательство. Покусившись на планы Господа, проклят будешь, как не смирившийся, будь ты самоубийцей, или же мятежником, или же доведешь до самоубийства или убийства. Не свершив же во имя долга, а супротив — будешь грешен третьим грехом, будь ты на службе или в супружестве. Жена должна быть под мужем, а солдат под офицером. Далее, — продолжал я, проигнорировав насмешливое покашливание спутника, — четвертый грех. Жадность, как одна из первопричина многих бед, как и грех пятый — зависть. Об руку идут они, свергая с пути истинного люд доверчивый. Возжелал ты того, чего нет у тебя, а у соседа есть — а работать, как он, не пожелал, тут и нет меж вами дружбы, а там и до смертоубийства недалече. Шестой же грех — лень. Когда день хороший выдался — работай допоздна, если же неудачи тебя преследуют — ложись спать пораньше, дабы утром встать и попробовать снова. Если же наоборот будешь делать, если в хороший день решишь отдохнуть…

— Как-то все по-деревенски у тебя, — перебил мою речь Гарут.

— Такая паства, другой нет, — развел я руками. — Седьмой грех — глупость. Произрастает из жадности и лени. Сядь за чистописание, книги умные читай, людей мудрых слушай — и научишься жизни праведной. Восьмой же грех — неверие. Человек слаб, искушен, неопытен, а в Создателя надо верить всей душой, только Он нам учитель, защитник и свет, во Тьме указующий… Что, брат Гарут, как мог Венец завещать нам жить без этих грехов, если, по твоим словам, мы для него лишь пища?

— Легко и просто мог. Чистые души все ему отойдут. Грязные душонки ему ни в пасть, ни в масть. А Сатан — создание другого типа, противоположного. Ему они в самый раз. А чистые души только изжогу вызовут.

— Шутки все шутишь…

— А ты мне все не веришь, монах? — Он прислонился спиной к дереву и вытянул ноги. — Не верь, дело твое. Тебя переубеждать — все равно что воду решетом носить. Вот умрешь, сам все увидишь, никуда не денешься.

Я последовал его примеру и дал отдых ногам. Часик посидим, отдохнем, а там дальше в путь.

— Севетта, ночью лишь в твое окно смотрюсь, не в зеркало, не на луну, — надрывным голосом продолжал горланить молодой человек на улице Креста славного города Смута, в данный момент, стоит заметить, спящего. — Разве есть кто-то подобный твоей красоте, покажи мне тот цветок — сорву и подарю тебе-е-е…

— Крат, тебе не кажется, что ты новое заклинание изобрел, чтобы птиц на лету голосом сбивать? — еле сдерживая смех, спросил у певца его товарищ. Он был намного шире и выше его, но старался держаться незаметно, в тени стены.

— Нормально, Кубо, — шепнул Крат в ответ. — Соглядатай не отлип?

— Нет. Зажал уши, но сидит и смотрит. Вон на том дереве устроился.

— Тогда продолжим.

В этот миг окно второго этажа, под которым стояли двое, озарилось светом, раздвинулись занавески и показался женский силуэт.

— Севетта-а-а… — затянул юноша снова, увернувшись от сброшенного горшка с цветком. — О, Севетта…

— Крат, наш пастух ушел.

— Вовремя. А то я скоро голос свой перестану узнавать. И Севетту жалко. Какие муки испытывает сейчас ее музыкальный слух, можешь представить?

— Не могу и не хочу. Давай делать то, что задумали. Времени мало.

— Ты прав. Сейчас он доложит, что я легкомысленно пою серенады, в то время, как мой отец умирает…

— К слову, ты должен быть у его постели, чтобы принять последние слова и последний вздох.

— Папа ушел в беспамятство два дня назад. Сегодня истекает третий день, и душа его улетит ко Всевышнему. Мы уже напоследок с ним договорились обо всем, и я получил его благословение. Печально, но если я не возьму все в свои руки, будет еще печальнее. Пошли, Кубо. Только не топай так громко, медведь! Мы просто обычные купцы, засидевшиеся в таверне…

— Вот бы кто ограбил, — хмыкнул двухметровый Кубо. — Была б потеха…

— Не до потех. Кто нападет — бьем насмерть. Нам сейчас нельзя задерживаться. Двигаем.

Двое ночных гуляк, как могло показаться со стороны, неспешно побрели вдоль по освещенной магическими фонарями улице. Севетта, внимания которой они так долго и душещипательно добивались, на удивление не стала негодовать, а лишь помахала им вослед и задвинула шторы. Вскоре и свет в ее окне погас.

На другом конце города в таверне «Золотой шпиль», в комнате для благородных господ собралась компания этих самых господ. Шустро проскользнул на место у окна высокий господин Солт Красный Берет, ночной лорд припортового района. За его спиной мгновенно возник телохранитель по прозвищу Мрак — здоровенный бугай, обвешанный амулетами, умеющий скрываться даже в тени от печного ухвата. Вслед за ним в комнату протиснулся мужчина поменьше, оглядел все углы, кивнул кому-то за спиной и пропустил вперед себя грузного старичка, опиравшегося на кривую клюку. Мельд Легкий, ночной лорд бедняцких кварталов, с помощником Дварфом. Он приветственно кивнул Солту, осторожно опускаясь на стул с высокой спинкой. Приподнял один из графинов с вином, стоящих на столе, отвинтил пробку и жадно присосался. Солт только покачал головой, мол, стоило бы дождаться остальных. Остальные появились спустя минуты две и тоже один за другим — сперва Робер Стальная Голова, ночной лорд ремесленных кварталов, крепкий мужчина средних лет, затем Снак Ладья, ночной лорд района богачей. Эти двое никого не боялись и велели сопровождающим остаться за дверью.

Они синхронно опустились в кресла напротив.

— Приветствую всех собравшихся, — нарушил тишину Снак. Его высохшие руки выдавали бывшего писца или конторского служащего; по традиции, он всегда председательствовал на советах, если ночной лорд города отсутствовал или обсуждаемые темы были слишком мелкие. — Как вы знаете, господа лорды, Крат на-Вейн при смерти. Его старший сын, Крат на-Вейс, не может управлять ночными силами по причине разгильдяйства и неопытности. Посему, выношу на обсуждение вопрос: кто будет ночным регентом мальчишки, пока он не достигнет седин, и кто будет управлять городом? Нужно выбрать одного… — Снак опасливо глянул по сторонам. Собравшиеся напряженно слушали. — Прошу высказываться по старшинству. Я выскажусь последним, первым скажет Солт.

Высокий и жилистый Солт кивнул. Взял бокал с вином, изогнул кисть в аристократическом жесте.

— Молодой Крат, конечно, не годится. — Он выдержал паузу. Никто ему не возразил. — Как не годится никто из его стаи. Все они повесы и прожигатели отцовских денег. А здесь, господа лорды, нужна крепкая рука и опыт. Закон крови, конечно, на его стороне, но наш долг, как верных соратников старого на-Вейна, подобрать ему наставника и заместителя. Но вышло так, что у меня нет кандидатур на пост ночного регента.

— Я поддерживаю своего брата по ночи, — сказал в свою очередь Мельд и поставил на стол опустевший графин. — И тоже не могу никого предложить.

— А я… — начал Робер, заработав тяжелые взгляды присутствующих, — а нет, я уже передумал. Был один хваткий парнишка из числа моих бастардов… но нет, он не годится. У меня тоже некого предложить.

— Стало быть, единогласно, — резюмировал Снак, ставя локти на стол и сводя кончики пальцев вместе. — А поскольку заменить ночного лорда города некем, предлагаю следующее: оставить все как есть. Каждый лорд будет следить за своим районом города и править ночью так, как посчитает нужным. Молодого щенка признать лордом на словах. Пусть себе лакает вино и лапает шлюх, включая Шеру. Никому не помешает. До передела он не додумается, а в случае раздрая — поддержки у него нет, только девки дворовые, конюхи, дружки-мажоры и ручной медведь этот, Кубо. Отчеты будем присылать регулярно. А если в его глупую голову придет мысль проверить, как у нас дела — запудрим ему мозги, как делали с его папашей.

— Пусть себе гуляет, — с довольной улыбкой поддержал Мельд. — А там, глядишь, здоровье не выдержит… или в подворотне подкараулит кто… или по пьяному делу шею свернет.

— Меня тоже устраивает разделение ночного города на всех, — сказал Робер. — Как человек, ценящий деньги и счет, знаю: такое большое дело никто не осилит, а посему лучше раздробить эту власть. Старый Крат оброс связями, его боялись. Мальчишка не страшен никому.

— Если в конечном итоге Крат пойдет на корм рыбам, — задумчиво сказал Солт. — Что ж, я буду только рад. Ума не имеет, а гонору целая бадья. Даже кончать его не надо, сам себя потопит.

— Единогласно, — подытожил Снак. — Скоро щенок соберет совет и попросит нас о поддержке. Мы присягнем ему на верность. Однако до этого каждый из нас должен распорядиться устроить ему несчастный случай в будущем. Таким образом, мы и слова не нарушим, и большое дело сделаем… Торопиться не надо. Спешка — удел слабых и молодых.

Посидев еще несколько минут, обсуждая совсем уж мелкие разногласия, лорды стали неторопливо откланиваться. Снак первым встал с кресла и отпер дверь, кивнув охранникам по ту сторону.

Его удивление было велико, но скоротечно, когда могучая рука взяла его за шиворот и резким броском швырнула о косяк двери. Раздался хруст ломаемых костей и короткий вскрик. Мрак, стоящий за спиной Солта, уже летел к выходу, но был встречен сразу тремя метательными ножами, рыбками сверкнувшими через всю комнату. На втором шаге его большое тело рухнуло на пол. Его перешагнул Коротышка Дварф, доставший короткий меч правой рукой, в левой держа раскаленный докрасна амулет. Воспользоваться не успел ни тем, ни другим — на его шею упала веревочная петля, мгновенно стянувшись и дернув его в сторону двери. Мельд успел завыть, а Робер трусливо завизжать, когда в комнату, опрокинув стол с дорогими винами, вбежало несколько молодых людей с обнаженным оружием. Крики смолкли — сверкающая сталь маячила у шеи каждого лорда и была готова прервать нить жизни при малейшем сопротивлении.

— Да вы знаете, на кого напали? — почти спокойно поинтересовался Солт.

— Вы не доживете до утра, — прошипел Робер, прижатый к полу. — Вас скормят…

Он осекся, увидев вошедшего Крата на-Вейса, и следующего тенью за ним Кубо. Молодой щенок посмел скрутить стаю опытных охотников.

— Вот что вы задумали, дядя, — обратился Крат к умирающему Снаку. Тот стонал и истекал кровью, но никто к нему близко не подходил. — Не то, чтобы я ожидал от вас чего-то иного. Вы бы поаккуратнее хвастались моей родной тетушке о том, как ловко вы избавитесь от моего отца. Но так быстро! — Он картинно схватился за голову. — Хотя, о чем это я? Это же бизнес! А в бизнесе все делается быстро! Как там у вас? Успей снять сливки, убирай конкурентов, зарабатывай на всем? А я вот что вам скажу. Мы — стая. Мы — порядок. Мы — ночной закон. И нельзя его мешать со своей мелкой торговлей.

Крат прошелся по комнате, разглядывая прижатых к полу лордов.

— Господа лорды! — провозгласил он. — Объявляю низложение ваших полномочий.

— По какому праву… — прохрипел Робер, пытаясь взбрыкнуть ногами. Получил удар под ребра, скорчился и затих.

— По праву сильного, — ответил Крат. — Ваша поддержка больше вам не подчиняется. Властью, переданной мне по праву крови, объявляю себя вожаком, Ночным Лордом города Смута и его окрестностей. Также грядут перемены в числе лордов районов города. Эти места займут более молодые и более верные люди, которые будут соблюдать порядок и заставлять остальных блюсти закон. Шос, заходи.

Приказ передали по цепочке, и вскоре в комнату зашли четверо парней.

— Жах торн ватур, Шос, — прошипел с пола Солт и добавил пару непечатных выражений на языке хварров. — Против родного отца…

— Родной отец не доверял мне, — скривил губы один из парней. — Когда набирали команду для нового корабля, он не пустил меня на палубу даже старпомом. Хорошо ты меня унизил, пап… Не давая мне вести свои дела, обвинял меня в безделии. Подкладывая мне шлюх в постель, отпугивал от меня приличных невест. Уволил четверых преподавателей фехтования, а у них всех разный стиль! — Он подошел к отцу и наклонился над ним. — И я без особых угрызений совести прирезал бы тебя собственноручно. Жаль, мамы нет в живых, она бы меня поддержала…

— Шосер Шутник заменит Солта на посту ночного лорда припортового района, — громко объявил Крат. — Самый трудный район, трущобы, от Мельда Легкого перейдут к Дорну Рваному. Ремесленные кварталы от Робера Стальная Голова перейдут к Лину Богатырю. Снак Ладья передает по наследству богатый квартал Грану Игроку. Я сказал.

Четверо юношей хмуро кивнули и вышли. Шос напоследок взглянул на своего отца, сплюнул на пол и показал неприличный жест.

Крат вздохнул и продолжил.

— По традиции стаи новый вожак решает, остаться ли старым волкам приглядывать за щенками. И я решил.

Он провел ребром ладони по шее. Раздалось три чавкающих звука.

— Всем выйти, — приказал он. После вытянул руку вперед, указательным пальцем начертил несколько зеленых линий в воздухе и коротко выдохнул: — Эльс.

Пол в комнате вспыхнул синим пламенем, охватывая бездыханные тела.

— Пойдем, хозяин, — позвал Кубо из коридора. — Сейчас стража прибежит.

Крат кинул прощальный взгляд на начинающийся пожар, кивнул и вышел.

Воров, разбойников и душегубов не хоронили на кладбище. Казненных на площади закапывали за городской стеной, неопознанных или беспризорных сжигали там же. Как говорили священники, «дух нечестивца не должен стращать мирных жителей, но даже у него должен быть шанс защитить город от злых сил. Так ему будет дана возможность искупления грехов и в посмертии своем».

Старого Крата хоронили иначе. Поздно вечером подкупленная стража выпустила из городских ворот обоз и нескольких всадников. Все одеты в черное, даже лошади были вороной масти. Отъехав от посторонних глаз в сторону гор, группа остановилась. Распрягли обоз, лошадь освободили от седла и узды, легонько хлестнули по крупу, и кто-то даже помахал ей вослед.

С обоза сняли ткань, выпустив в ночное небо сотню летучих мышей, с писком разлетевшихся кто в лес, кто к скалам. Молодой Крат подошел к повозке, на которой лежал глухой деревянный гроб. Вытащил длинный нож, порезал себе ладонь, размазал кровь по лезвию и воткнул рядом с гробом. Остальные по очереди повторили его действия, встав вокруг телеги. Помолчали несколько минут, после Крат на-Вейс заговорил:

— Прощай, отец. Провожаем тебя в небесный путь. Кто бы и что бы тебя там ни ждало, пусть твое посмертие будет спокойным. Встреть там всех, кого при жизни потерял. Смотри вниз на нас, радуйся, помогай, скорби. Пусть там у тебя будет все, чего не было здесь. Когти волков твоей стаи провожают вожака. Власть твоя принята, и дело будет продолжено. Я сказал. Эльс.

Колеса телеги вспыхнули, пламя очень быстро охватило весь обоз. Люди неторопливо отошли назад, не сводя взгляда с погребального костра.

— Хозяин, — сказала самая большая фигура. — Теперь ты вожак.

— Да, Кубо. Теперь я глава ночного города. Двадцать первый в роду. Подведи мне коня, мы возвращаемся.

— А тут красиво, — констатировал Гарут, когда мы взобрались на высокий холм. Вокруг были сплошь леса, изредка нарушаемые еле заметными крышами домов. Охотники, бортники, лесорубы, рыбаки, травники. Ну и монахи. Не только монастырские, но и вполне обычные священники. «Лесная братия» — так называли монахи своих братьев, служащих в скромных церквушках мастеровых поселков, и их прихожан. К слову следует сказать, нуждались в таких поселках, в основном, женского внимания, а вовсе не помощи Господа, но полезность высокой колокольни с набатом признавалась всеми единогласно. Как и неизменной винокурни для приготовления ягодного бренди. Показательно, что никто из монахов ни разу не попенял тем, кто не ходит исправно к молитве — только низвергнутые демоны требуют ежедневных камланий, Создатель же видит души насквозь и принимает всех такими, какими и являются простые люди.

Ночь прошла спокойно. К счастью, после гомлина ни один лесной обитатель крупнее зайца, нам не встретился. Но именно заяц и попался, вследствие чего и был наказан торжественным съедением в зажаренном виде. Надо сказать, в дичи мой спутник разбирался как никто — чуть ли не по запаху нашел поляну с заячьей капустой, сиречь кислицею, устроил пару силков из нескольких ивовых прутьев, терпеливо дождался. Когда ушастый обитатель чащи пришел на свой ужин, он был неприятно удивлен, как быстро его ужин перетек в наш. Рыбно-яблочная диета вырабатывала у меня и братьев потребительскую ненависть ко всему бегающему в лесах, так что Гарут даже немного поворчал, глядя, как я с жадностью приговариваю свою порцию. Дескать, не пойми кому эти монахи поклоняются, не стать бы следующей жертвой самому. Также, великий смертоубийца отыскал в лесу большие мясистые листья неизвестного мне растения, скрутил их, выжал солоноватый сок и смазал этим соком тушку зайца перед тем, как насадить на вертел. Воистину, тризна по зайцу удалась.

Глаза слипались сами собой, но я нашел в себе силы помолиться на ночь, испросив у Венца благословения и сил в дороге. Нехотя предложил спутнику дежурить первым, на что тот провел ладонью полукруг и сказал «сун», после чего вокруг нас и костра очертилась мерцающая окружность.

— Сигнальный контур? — спросил я.

— Сигнальный, сигнальный… — буркнул Гарут. — Услышишь мат и крики боли, значит, есть сигнал. Комаров, кстати, тоже сегодня бояться не надо…

— Брат Гарут, но ведь это не честно! — попробовал возмутиться я. — Даже разбойник должен иметь шанс исправиться! А ты его магией…

— Я защищаюсь. Намерений убить не имею. Это молниевый круг первого порядка. При первом контакте шок. При втором — потеря сознания и головная боль, когда очнется. Если очнется.

— Если? — ужаснулся я.

— Да очнется, не переживай… Разбойник сейчас здоровый пошел.

— А при третьем контакте что будет?

— Ну если разбойник такой дурак, что в третий раз полезет… — Гарут вздохнул и повернулся на другой бок. — Тогда таким идиотам и жить на свете незачем.

— Не ценишь ты жизнь человеческую… — в свою очередь вздохнул я.

— Люди сами ее не ценят. Дети по канавам лазят, заразу на себя собирают. Про глупости, творимые влюбленными на почве бешенства гормонов, я вообще молчу. После, по ходу взросления, вместо поиска работы что они делают? Правильно, ищут себе как бы спутника жизни! Ватар жах, ни кола, ни двора, но бабу или мужика себе в постель заполучить просто необходимо!

— Брат Гарут, если Создатель и природа запланировали буйство влечения на этот возраст, значит так и надо! Оспаривать Их мудрость просто глупо!

— Возможно ты и прав. Или наоборот? Ты не думал, со своей монашеской логикой, что это сделано для того, чтобы укрепить младой дух труднейшим испытанием в их жизни?

— Подозреваю, — хитро прищурился я, — что мысли молодежи и мысли кротких братьев сильно разнятся.

— Ты даже не представляешь насколько. Как итог нашей беседы, скажу следующее: человек, попавший в ночном лесу в молниевый защитный контур, явно личность разбойная и глупая, не способная помыслить о пользе для общества, не говоря о том, чтобы ее принести, словит явно поделом.

— Допустим. Лишь бы не убился. Давай спать, завтра еще один день в пути.

— Приятных тебе кошмаров.

— Спи с Богом.

— Мать твою троллиху, да откуда он взялся! — негодовал мой спутник. — На многие лиги вокруг ни души, ночь, монстры голодные бродят! Вот тебе, Дэм, подтверждение нашего вчерашнего разговора — идиот, бродяга, нищий и пьяница!

Амбре от трупа действительно сбивало летающих насекомых и некоторых не особо стойких птиц. Одежда на нем была не то что с чужого плеча, а, скорее всего, с чужого огородного пугала. На голове, в нарушение образа, было надето не дырявое ведро или сушеная тыква, а обычная крестьянская шапка с торчащим из нее куриным пухом.

— Убил, в первый же день третьей жизни — убил… — выл Гарут, меряя поляну широкими шагами. — Гореть мне в утробе Сатановой…

— Эээ… бэээ… — просипел труп, зашевелив конечностями. Мы отпрянули в разные стороны — не каждый день на твоих глазах люди воскресают. То есть, конечно, вчера было реальное воскрешение, а сегодня мнимое, но мне и мнимого хватило бы за глаза. А тут такой шок.

— Поспешил ты с путешествием к Проклятому, — сказал я, наблюдая, как мужичок сперва встал на четыре кости, потом помотал головой.

— Дэм, садись, — засмеялся Гарут. — Видишь, он подставляет тебе спину. Впервые вижу такую самоотверженность и преклонение перед слугами Венца. Садись, он тебя покатает!

— Святые отцы! — вдруг тоненьким голоском взвыл мужичок. — Не губите! В лес зашел, в чаще заплутал, зверя искал, ягоды-грибы, хоть чем-то голод унять, утробу грешную свою от урчания отвлечь!

Я достал из сумки хлеб и сыр, предложил голодающему. Тот взял, не раздумывая, и тут же набил себе рот.

— Успокойся, брат, — вполголоса сказал я Гаруту. — Венец даже убийц может к себе принять, простить и даровать все блага.

— Как я понимаю, для этого надо освободить принцессу от драконова плена, построить храм на свои деньги и сорок ночей стоять на коленях с молитвой?

Я вздохнул. Все-таки, народное понимание религии сильно упрощено, всех тонкостей никто не понимает.

— Нет, брат. За грехи делом и искупление делом.

— Поговорим об этом позже. Смотри, он вроде больше не умирает от голода.

Мужичок и вправду покончил с угощением, бухнулся на колени и принялся горячо благодарить.

— Ты кто? — вклинившись в его тираду, спросил я. — Из какого поселка?

— С Клиньев я, отче, охотник я тамошний, егерь, значитца.

— Как сюда попал? — удивился я. — От Клиньев неделя ходу!

— Дак через болото, отче… заплутал, пошел на огни болотные…

— Врет, — сказал Гарут.

— Почему врет?

— Не знаю, почему. Вижу, что врет. Охотник, даже если он шел болотом, даже если потерял все снаряжение, в такой пыльной одежде быть не может. Где грязь? Где тина? За лохов нас держишь? — Он мгновенно оказался рядом с мужичком и вздернул его в вертикальное положение.

— Бха… бха… — задохнулся тот, робко пытаясь сопротивляться. — Так я давно плутаю уже…

— По-твоему, я не увижу лжи? — разозлился Гарут. — Разбойник? А ну колись!

— Оставь его, брат, задушишь же! — Я толкнул его в сторону. Мужичок, получив свободу, живенько развернулся и припустил до ближайших кустов.

— Ушел, — огорчился Гарут. — Ну и зачем ты мне помешал?

— Грехи твои предупредил, — усмехнулся я. — Гнев, глупость и смертоубийство.

— Ну… допустим, с гневом я согласен. До убийства бы не дошло. А вот насчет глупости ты в корне неправ. Или ты ему поверил?

— А почему бы и нет? Или по-твоему, все люди грешны и врут при каждом удобном случае?

— Только если это им выгодно. А им это часто выгодно.

Мы немного помолчали, собираясь с мыслями.

— Идем дальше, — решил я.

— Идем, — согласился мой спутник. — Если этот слабоумный наткнется на гомлина, то пусть зверушка покушает… А если я прав, то на следующей стоянке на нас нападут. Или раньше.

— Не ставлю твой опыт под сомнение, но тебе не кажется, что засада на двух монахов в лесу не принесет разбойникам никакой добычи?

— Кажется. Поэтому и напрягаюсь.

Покачав головой, я взобрался в седло и тронул поводья. Отдохнувшая лошадка радостно всхрапнула и легкой рысью сорвалась с места.

— Дэм, есть вопрос.

— Слушаю.

— Охотники магией пользуются?

— Амулетами разве что.

— Какими именно?

— Амулеты… — задумался я. — Разговорники на таком большом расстоянии не работают. Сторону света указать — тоже не то, легче по солнцу определить, ими только в шахтах гномы пользуются. Исцеляющие дорого стоят. Да и фонят они сильно, я бы почувствовал…

— Ты?!

— Конечно, — кивнул я и показал татуировку в виде глаза на всю правую ладонь. — Магический знак Ордена Карающей Длани дает силу определять средней и большой силы магические излучения, обирать у них силу и еще некоторые мелкие способности. В общем, не было у того селянина ничего подобного.

— Амулет-то был, только для чего?

— Амулет? У него?

— Сун.

Гарут очертил пальцем в воздухе квадрат, тот вспыхнул красным и преобразился в схему из рун и прямых линий.

— Вот такой. Здесь привязывающий блок. Здесь ещё два. Нестабильно, явно делал самоучка по книге. Начертил на доске символы, в центр положил монетку, скорее всего, медную… А вот с благовониями не заморачивался, зря, зря, нельзя ритуалом пренебрегать… Как же на три точки-то привязал? Брал бы треугольник, а не круг.

— Я ничего не понимаю, — признался я.

— А говорил, что проходил амулетостроение…

— Ну я так, теоретически.

— Тогда считай, что ты ее не изучал, а мирно спал на задней парте. На практике есть масса решающих нюансов. В данном случае, амулет гасит звуки, издаваемые одеждой или обувью. Скорее всего, он был нашит на один из сапог, чтобы бесшумно ходить.

— Тогда все сходится, — развел руками я и чуть не упал с седла. — Охотнику такие амулеты пригодятся. К добыче подкрасться там…

— Сразу видно, монах, что до охотника тебе как церковной мыши до дамского пуделя. Охотник прежде всего заботится о запахе и об оружии. А эти чары больше вору подходят.

— Вот опять ты за свое! — возмутился я. — Мало веры у тебя в человеческие достоинства!

— А я тебя сейчас еще глубже разочарую. По самые…

Он остановил лошадь посреди дороги, соскочил и прошелся вдоль обочины пешком несколько метров.

— Иди сюда. Лошадь там оставь, а то напугается.

Преисполняясь великим любопытством, я слез и подошел к нему. Подчиняясь взмаху руки, сделал пару шагов в сторону ближайшего дерева.

— Смотри внимательно.

Он вытянул указательный палец и легонько ткнул им в ствол молодого, но уже массивного, дубка. Скрипя, тот медленно накренился и с шорохом упал, перегородив дорогу поперек.

— Ну и как ты это сделал? — спросил я, осматривая ровный косой срез. — Невербальное заклинание?

— Сам ты невербальный. А еще магию изучал. Ствол был заранее подпилен. Заготовка на случай богатого путника или каравана. Бьюсь об заклад, вдоль дороги еще несколько таких найду.

— А чего же их тогда ветром не свалило? — недоверчиво спросил я.

— Не поверишь — магия. Да, она существует. Срез магически закреплен и крепление рассеивается от воздействия человеческой ауры на кору дерева… Опытный маг бы просто начертил контур на коре и активировал бы с расстояния. И светошумовое плетение бы поставил. Гром, вспышка, все падает — и нападение под таким отвлечением будет более успешным.

— Замудрил ты, брат Гарут, — покачал я головой. — Сам жизнь боевую вел, вот тебе и мерещится всякая лихомань… Ну откуда здесь разбойники, не было же никогда! Да и кого им грабить, подводы с битой птицей?

— Вопрос остается без ответа, — согласился он. — Но факт присутствия шайки налицо.

Я только махнул рукой и поспешил поймать лошадей. Пока Гарут осматривал поваленное дерево, я попытался перевести их через препятствие, но они вдруг взбрыкнули, и я еле их удержал.

— На дереве повыше еще был сюрприз, — сказал Гарут, помогая мне утихомирить лошадок. — Кривой и косой знак страха. Лошадей пугать. Только развеет такой знак первым же дождиком. Дилетанты…

Я перекинул поводья своей лошади ему, подошел к дереву и осмотрел. Около нижней ветви кора была соскоблена. На светло-коричневой поверхности был нарисован крест, вписанный в круг. Протянул к нему ладонь, сосредоточился. Вспышка.

— Лошади успокоились, — проинформировал меня мой спутник, ведя их за собой. — Теперь веришь в разбойников?

— Ну допустим, — согласился я. — Разбойники есть, а среди них маг-самоучка. Но не думаю, что встреченный нами имеет к ним отношение.

— Что толку с монахом спорить, — усмехнулся Гарут. — Поехали дальше. Надеюсь, ты не убедишься воочию моей правоте.

Если бы мой спутник молился с такой же уверенностью, с какой искал разбойничьи следы, то Господь обязательно услышал бы его молитву, и все разбойники в приграничье были бы отправлены дланью Его на строительство церквей и храмов на добровольно-принудительной основе. Но увы — Гарут Смертоубийца молился только матерными словами, на которые, как мне кажется, даже Сатан закрывает свои кривые уши крючковатыми пальцами. А вот разбойники на такое слетаются, не брезгуют…

Не было никакого нападения из кустов или внезапно вылетающих стрел. Если честно, как-то по-глупому все получилось. Гарут скомандовал привал, и я свернул с дороги на тропку, которая, как мне помнится, вела к роднику и полянке при нем. Путники часто там останавливались и даже иногда дополняли удобное место полезными мелочами. Так, у родника висела медная кружка на цепочке, рядом стоял небольшой столик и два бревнышка по обе стороны каменного круга, внутри которого была выкопана ямка под костер.

Теперь же бревнышки были плотно оприходованы филейными частями довольно немытых тел, над костром развешены шашлыки, а медная кружка с обрывком цепи гуляла по рукам, периодически наполняемая каким-то напитком с непередаваемым ароматом.

— Что называется, не ждали, — напомнив мне статую Венца, прокомментировал Гарут, спрыгивая с лошади. — Ну что, братки, подвиньтесь, нам в роднике воды набрать надо.

— Просящему глотка воды дай с собой полную флягу, дабы он смог добраться до других людей и рассказать о доброте твоей, — вслух припомнил я слова из священных свитков.

Реакция на наше приветствие была бурной, но вполне ожидаемой.

— Ух ты, жах тыр вагор, добыча сама в руки идет! — восхитился здоровенный мужик, зубами срывая последний кус мяса с шампура и перехватывая его на манер кинжала. — Монахи! Паныр, Батон, примите у них лошадок… Пошлите кого помоложе яму выкопать, негоже святых отцов на поживу зверью оставлять.

Гарут покосился на меня и вздохнул.

— Ажакпих рубиш жах ватур, — сказал он, сопровождая слова жестом, который у орков означал требование немедленно упасть на колени и удовлетворить кое-какие извращенские потребности. По-моему, Гарут этим хотел выразить все огорчение от невозможности поубивать разбойников одним страшным проклятьем. — Корын дах ватур ватури пал.

После его последней фразы все уже были на ногах и сжимали кулаки и колья. Двое, которых послали за нашими лошадьми, напрочь забыли о задании и заходили Гаруту в тыл. Гарут же спокойно откинул с головы капюшон и осмотрел противостоящих ему индивидуумов. Индивидуумы ответили злобными взглядами и стали сжимать оцепление.

Если честно, я думал что Гарут их просто усыпит магией. Но нет. Начал он с наступающих сзади — перехватил тянущиеся руки и дернул их друг к другу. Мужичонки стукнулись грудью и упали комком спутанных конечностей. На обороте мой воинственный спутник поддел ногой пятку ближайшего разбойника и сильно толкнул другого. Ещё пара тычков, подправляющих действия остальных — и он вырвался на свободное место.

Далее всё пошло еще быстрее, я только успевал голову поворачивать. Лесные братья летали не хуже ласточек, приземляясь на утоптанную травку со стонами и непечатными вскриками — а матерные выражения из фольклора орков и троллей они знали назубок. Гарут работал качественно, никто из упавших более не вставал, при этом ни один не получил ни единого перелома.

— Эх! — Гарут отправил последнего на встречу с ближайшим деревом, отряхнул ладони и посмотрел на меня горящим взглядом. — Дэм, ты просто не представляешь, как приятно свои кости размять! А чужие кости — слегка постукать друг о друга… Нет, правда, хор-р-рошо!..

Я не торопясь прошелся взглядом по телам, выискивая излучение амулетов. У двоих нашел, порылся за пазухой, извлек несколько слюдяных кругляшей на нитке. Гарут заметил, подошел.

— Что это?

— Одноразовые атакующие амулеты. Вот этот оглушает. Этот тоже, но слабее и диапазон больше. И этот оглушает, но край отколот, при активации заденет хозяина. Этот — огненный диск. Эти два — отводят глаза на час-полтора. А вот эти три… — Я взял в руки амулеты с темными прожилками. Провел над ними знаком Ока, вытатуированным на правой ладони. В руку отдало легкой болью и во рту появился неприятный привкус. — Похоже на некромантию. Я в ней не разбираюсь.

— Дай-ка.

Гарут взял у меня один амулет, посмотрел на нарисованный знак и тут же мне вернул.

— Это допросные амулеты, — махнул он рукой и стал обыскивать бесчувственные тела. — Некромагия. Если расспросы живого тела ничего не дают, такую штуку засовывают допрашиваемому в рот и пронзают ему сердце. В момент смерти душа отлетает, а в амулете остаются воспоминания за последние несколько часов… Эти воспоминания легко проецируются в виде иллюзии. Скрыть ничего невозможно, если только допрашиваемый не маг и заранее не озаботился амулетом, который в случае его смерти… в общем, когда от мозга ничего не остается.

— Угу, понятно. — Я задумчиво покрутил амулеты в пальцах. — А откуда ты знаешь некромантию?

— Святой отец! — возмутился Гарут. — Ты что, думаешь, что перенес на бумагу людские слухи и всё, ты мой биограф? Ты ничего обо мне не знаешь, монах. Ни. Че. Го. Потому и осуждать меня не моги.

— Да… — растерялся я от такого напора. — Я и не собирался…

— И не собирайся. Верь фактам. Верь своим глазам. Надоело мне отбрехиваться от толпы селян, которые в каждой занюханной деревне при звуках моего имени хватаются за вилы.

— Я не хватаюсь.

— Только потому, что монах. Тебе положено смиренно и кротко нести свой крест. Остальные поступают по-старинке. Некромантию я изучал как основную специализацию в Академии Восьми мечей. И не кривись! Это совершенно легально, утверждено Верховным магом и архипрелатом.

— Ладно, ладно. Мы с тобой связаны одним заданием, и я намерен оправдать ожидания Венца. Терпеть тебя и тяготы пути — нетрудно.

— Ну это пока, — произнес Гарут, сваливая на столик отобранное у разбойников. В основном, это были медные и серебряные монеты. — Вот дойдем до гор…

— Я и в горы лазал в молодости. Веревка и крепкие сапоги на нескользящей подошве — и пройду почти в любом месте.

— Ну-ну. Посмотри еще этот амулет. Похож вроде.

— Тоже некромантский, вижу по ауре. Но контур кривой, неизвестно как сработает. Положи их все сюда, я выжгу.

— Валяй.

Я сосредоточился, в ладони потеплело. Вспышка — и слюдяные кругляши превратились в крошку, лишившись своей магии. Тем временем, Гарут спокойно наполнял наши фляги из родника, обилие немытых бесчувственных тел вокруг его нимало не смущало.

— А с этими что делать? — задумчиво спросил я. — Не оставлять же так…

— Почему?

— Очнутся — снова разбойничать начнут. А первым делом за нами погонятся. Есть идеи?

— Есть. Далеко до ближайшего поселка или пограничной заставы?

— Выжегская как раз ближайшая, полдня пути нам осталось. Капитан Курт с радостью примет этих оступившихся грешников на перевоспитание.

— Угу… Лес валить для частокола некому?

— В корень зришь, брат. Вот только их девять человек, а нас двое всего.

— Ну, это поправимо.

Он расчистил от объедков и тряпья центр поляны и стал вычерчивать пентаграмму.

— Не некромантия, надеюсь? — спросил я.

— Нет. Но тебе понравится.

— Мне?

— Тебе. Деревенщины, незнакомые с магией жизни, всегда этому впечатляются.

Я проглотил «деревенщину» и присел на бревно. Надо же понаблюдать ритуал вкупе с магией жизни — самой редкой магией, после того, как исчезли эльфы.

Гарут рисовал простую пятиконечную звезду простым деревянным сучком. Не знаю, как это влияло на качество магии — по-моему, он использовал то, что под руку попалось. Во главу фигуры поместил руну Вит с лишней закорючкой в виде уменьшенной руны Эсс — стандартное начало, воззвать к жизни и закрепить ее в создаваемом плетении. На двух плечах звезды расположились также стандартные руны Вальд и Орис — Время и Плоть. Наверное, будет какой-то голем. Интересно, что он нарисует внизу фигуры… ага. Свою руну Сун и… Андар. Последнее — просто слово на языке эльфов, означающее дневную смену стражи. Непонятно, как звезда будет работать. Но я решил оставить при себе комментарии, пока Гарут не закончит. В конце концов, в плане магии у него опыта несравненно больше, чем у меня.

Некромант творит магию жизни — где еще такое увидишь.

С его рук полилось нечто светящееся, оказавшееся при рассмотрении просто водой, заряженной магией. Вода неторопливо легла на линии звезды, руны засияли и стали мерцать.

Гарут отошел от фигуры на насколько шагов, подобрал небольшую деревянную плашку неподалеку от костра и, размахнувшись, бросил в центр звезды. Она долетела и пропала — ни вспышки, ни стука. За деревяшкой последовали старая тряпка, дырявый кожаный сапог, большая обгрызенная кость и ком земли. Звезда все приняла безропотно.

Гарут начертил в воздухе свою руну и произнес «сун».

Раздался легкий треск, звезда перестала светиться. Мои волосы взъерошил легкий ветерок. А может, они зашевелились сами по себе, потому что такого заклинания я раньше не видел, и впечатление оно произвело действительно невероятное.

Големов было пятеро. Первый соткался из всюду валявшегося тряпья; шелестя материей, человекообразная трехметровая фигура распрямилась, подтягивая все новые тряпки, а иногда даже сдирая куски одежды с бесчувственных разбойников. Второй был деревянный — ближайшее дерево будто под сильным ветром накренилось и сбросило часть ветвей, из которых закрутился небольшой смерч. Спустя минуту, на его месте стояла деревянная копия первого голема, покрытая корой и тяжко переступающая своими массивными ногами-коренищами. Третий был из кожи того старого сапога, что Гарут пожертвовал на его создание, поэтому на его построение ушли все кожаные части одежды лежащих разбойников. Четвертый вобрал в себя все «запасы» огрызков костей — и голем, похожий на уменьшенную копию знаменитого некромантского Стража, встал рядом с собратьями, по-обезьяньи опираясь на длинные руки-клешни. Пятый просто вырос из-под земли, желто-черный, с торчащими корешками и фрагментами пожухлой травы.

Я даже зааплодировал.

— И они будут ходить? — на всякий случай недоверчиво спросил я.

— И ходить, и нести стражу, и драться, если надо, — заверил меня Гарут, отряхивая ладони. — Эта шваль уже прочухивается… Дэм, приведи их в чувство — побрызгай на них водой, что ли… А то до вечера будем ждать.

— Я, Крат на-Вейс, новый ночной лорд этого города, двадцать первый по счету. Рад приветствовать новых своих новых членов стаи. Да будут они мне верными соратниками и опорой.

Кубо расторопно отодвинул стул, Крат с достоинством опустился. Присутствующие тоже сели. Молодой лорд неторопливо отщипнул виноградину, и руки присутствующих тоже потянулись к угощению.

— Поговорим о нынешней расстановке сил, — спустя несколько минут произнес Крат. — Все вы должны были разобраться со своими помощниками, наметить дела и ознакомиться со всеми проблемами, которые оставили вам предшественники. Если у кого-то есть замечания, предложения, может быть жалобы — прошу высказываться. Председательствовать буду я лично, говорить вы будете только после моего приказа. Прошу, Шосер.

— В ночном порту всё нормально, вожак, — начал Шос. — Проблемы только с подвыпившей матросней. Прошлый лорд пустил это на самотек. Поэтому мне нужны маги, лучше слабые на волшбу, но широкие в плечах. Пятеро, по одному на каждое заведение.

— В порту всего три таверны, — заметил Кубо.

— И два борделя, — согласно кивнул Шос.

— Хорошо. Маги будут. Завтра вечером жди. Двигаемся далее, Дорн.

— В трущобах много грязи, вожак, — пожаловался Дорн Рваный. — С детства это видел.

— На то они и трущобы.

— Вчера я видел засоры в канализации, не побрезговал с факелом спуститься. Убрать бы их — и первым же ливнем с улицы смоется вся грязь. И не скопится в кучах, как раньше. Только надо парней, чтобы спустились в эту речку-вонючку, и разогнали бы все пробки.

— Завтра будут. Два золотаря и погодник. Кубо, предупреди городского мага, что послезавтра утром будет сильный дождь. Пошли ему курьера, пусть на словах передаст. Дальше, Лин.

— Лин Богатырь докладывает, — прогудел здоровенный парень с ладонями как лопаты. — Ремесленники жалуются на высокие поборы, собираемые ночной стаей. Процентов на десять, Крат…

— Я так и думал. Куда деньги ушли?

— На баб, куда же еще… Не на простых, а на экзотических. Акробатки, танцовщицы, малолетки…

— Какое счастье, что Робер мертв. Для него счастье. Сколько он успел потратить?

— Начал блудить шесть месяцев назад. Потратил около семи тысяч. Здесь всё, включая штраф. — Лин бросил на стол небольшой мешочек и уточнил: — В камнях. Поборы будут взиматься в прежнем размере.

— Возьми камни и верни лавочникам разницу. Пусть знают, что новые лорды соблюдают порядок. Говори, Гран.

— Мы спалили один особняк, — мрачно произнес высокий тощий парень.

— Что?!

— Я поддерживаю возмущение братьев, — хладнокровно сказал Крат. — Но дайте Грану договорить.

— Черная бухгалтерия шла через купца Долгопята. Не дворянин, но особняк имеет, а не положено. Имя дворянское — неизвестно кто давал, в управе отметок нет. Внутри были обнаружены рабы в количестве пятнадцати штук, прикованы на цепь. Ткани импортные, без таможенных бирок — сорок тюков. Ну и цацки по-мелочи, но сумма приличная. Все товары вынесены, рабы освобождены, Долгопят пленен, стража — кто перебит, кто убежал. Жду распоряжений.

— Ткани отдай Лину, прочие товары туда же. Пусть ищут нерадивого писца, который пропустил эти товары по накладной. По рабам тоже надо поработать. И по разрешению на особняк.

— Сделаем.

— На сегодня все. Братья, спасибо что пришли. Спасибо за верную службу. Надо исправлять грехи старых лордов.

Лорды поднялись, сдержанно поблагодарили за прием и, сопровождаемые телохранителями, вышли.

— Хозяин, ты сдурел? — тихо осведомился Кубо. — Пять магиков — где мы их возьмем?

— По остальному вопросов нет? — ехидно спросил Крат. — Тогда я это поручу тебе. Пойдешь по портовым кабакам сегодня. Высмотришь пятерых молодцов покрепче. Только учти, из новоприбывших. В идеале — тех, кто приехал недавно кораблем и еще не пристроился в городе. Только молчаливых. И чтобы у них на пальце было вот такое же кольцо. — Крат поднял левую руку и продемонстрировал серебряную полоску на указательном пальце.

— Кольцо мага из Академии Восьми мечей? — понятливо усмехнулся Кубо.

— Оно самое. Неделю назад был выпуск.

— А что за кольцо у тебя на пальце, брат Гарут? — спросил я. — Я приметил, что в миг своего третьего рождения из урны с прахом ты был одет только в него.

Лошади мерно плелись по дороге. Сзади, менее ритмично, но с завидной покорностью, плелась группа из девяти оборванцев, в которых можно было узнать недавних лесных лиходеев. Разбойники шли растянутой шеренгой, нервно косясь на големов, шедших по сторонам. Самый страшный — костяной — замыкал шествие, щелкая конечностями при ходьбе.

— Такое носят все выпускники Академии.

— И некроманты?

— Все без исключения.

— Это артефакт?

— Нет, просто кольцо. Дань традиции.

Я помолчал. Чувство чего-то забытого терзало меня. Мысленно я пробежался по монастырским делам, но не нашел ничего неучтенного. Даже разговор со статуей Создателя припомнил дважды. Наконец до меня дошло.

— Брат Гарут! Твой схрон! Мы вышли из Гомлиной пади около часа назад! Повернем назад?

— Нет.

— Почему?

— Из-за этих господ мы обрели обузу, с которой проблематично будет делать запланированный крюк. Поэтому я решил сделать так: доберемся до следующего поворота, дальше доставишь этих бедолаг своему капитану сам, големы помогут. До схрона добираться день, это далеко в объезд Выжега, поэтому у заставы меня не жди, пройдись по руинам и топай далее. Потом встретимся в городке под названием Смут, это припортовый большой город, на постоялом дворе «Слеза русалки». К монахам там относятся с почтением, главное — вечером ужинать у себя в номере. Номера, кстати, там чистые, сам проверял когда-то.

— А ты уверен, что это хорошая идея? — засомневался я. Перспектива разлучиться со спутником меня не радовала. Город Смут был недавно освобожден от осады орков, до этого он сообщался с остальным миром только морскими путями. Не думаю, что там остался храм Венца, а горожане смиренно чтут Господа — скорее, город полон наемников, матросов и рубак. Да и дойти до него как-то надо еще.

— Уверен. В схроне много чего полезного. Он был заложен во времена моего грехопадения, как называют это летописцы… А Сатан дал мне больше золота и полезных вещей, чем голодранческое служение Венцу.

— Отринув все мирское, превосхитись дарами небесными… — затянул я литанию, но Гарут отвернулся и махнул рукой. — Зря ты, брат Гарут, не молишься. Выпросил бы у Господа долгой жизни…

Он резко повернулся, заставив лошадь под ним вздрогнуть.

— А вот это, — неожиданно прошипел он злобно, — мне обещали открытым текстом: никакой третьей жизни не будет. Будет ее подобие! Каждый из богов давал мне шанс, и я его упустил, более того — нагрешил смертными грехами. Все, монах, это мой последний рейд. Выполню — может боги и расщедрятся на сотню лишних лет. А может и нет. Поэтому в этот раз я торопиться не буду, хоть убей!

И он накинул на голову капюшон, сгорбился и ехал так какое-то время.

— Ты хоть раз разговаривал с богами, Дэм? Не считая недавней статуи? Они никогда не говорят прямо то, что имеют ввиду. И никогда не дают четких обещаний. Вот только выбор «верить или не верить» тебе не светит. Делай как должно и будь что будет, вот, наверное, их общий девиз…

Разбойники устали и начали стонать и требовать привала. Големы расценили их жалобы как нечто, подлежащее пресечению — голем из ткани и голем из кожи почти синхронно выпустили из правой лапы длинную ленту и звонко хлестнули двоих оборванцев по спинам. Ропот мгновенно стих.

Я повернулся к Гаруту.

— Мне пора сворачивать, — сказал он. — Големы пойдут с тобой. Как передашь разбойников страже — рассей заклятье у них на груди. Его не видно, но оно там есть.

— Это как? — удивился я.

— А вот так. Целься в грудь.

И он толкнул кобылу пятками, направив ее между ближайших кустов, растущих слева у дороги.

Я был слегка разочарован. На деле, я искренне верил, что до гор мы с ним пойдем вместе. И даже думал, что это будет нечто вроде моего обычного визита на границу, только длиной в неделю-две. Возможно, среди моих знакомых купцов Смута найдется один, который сможет выделить нам нормальный караван и охрану. Но, глядя на своего спутника и слушая его рассуждения, я стал подозревать, что эта дорога оканчивается ближе к центру орочьих степей… а это месяца два, не меньше. Не могли боги дать простое задание. Мне — да, Гаруту — нет. А поскольку отправили нас вместе…

Наскоро помолившись, я оглянулся и, убедившись, что големы не сиганули вслед за своим хозяином, а по-прежнему выполняют обязанности конвоиров, укрепился духом и стал прикидывать в уме, как я все это объясню капитану Курту Паленому.

— Первый меч, мой дорогой друг Кубо, — вполголоса вещал Крат, шагая по ночным улицам, — означает танец. Все, что ты делаешь хорошо, напоминает танец. Ты бьешься, бегаешь, прыгаешь, ешь, гуляешь в кабаке, занимаешься любовью — все это танец, если ты делаешь это хорошо.

Он перепрыгнул через пьяного бродягу, вытянувшегося во весь рост на тротуаре, и невозмутимо продолжил:

— Второй меч означает мысль. Самое быстрое, но самое слабое. Поэтому ты должен быть решительным, и через это станешь сильным. Третий меч означает честь. Не всякий меч пригодится тебе, но и честь не всегда будет нужна. Управляй своей честью.

Четвертый меч означает жизнь. Жизнью ты управлять не можешь, хоть в любое время способен её лишить. Храни жизнь, дари жизнь, думай о жизни всегда.

Пятый меч — это сила. Ты должен знать, что она решает все. Но должен уметь ей пользоваться.

Шестой меч — это ловкость. Палка не может достать перо, оно всегда опережает касание на волосок. Сильный не сломает ловкого, если ловкий не позволит этого.

Крат долгое время молчал, бесшумно передвигаясь по мостовой, мощеной гладкими булыжниками.

— Седьмой меч? — спросил Кубо, не заинтересовавшись, а просто чтобы поддержать хозяина. — И восьмой?

Крат вздохнул, как показалось его подручному, немного горестно.

— Я был третьим в выпуске. Третьего посвящают только в суть шести мечей. Второму и первому дано знать больше. Оттого они и сильнее.

— Зачем ты мне это рассказываешь?

— Настроение располагает. Тихо, темно, прохладно… спокойно.

— Хозяин, ты не забыл, что мы идем в публичный дом? — усмехнулся Кубо. — Тебе наоборот надо распалить в теле жар, чтобы Шера его погасила.

— Зажечь и погасить огонь — всего на раз. Зачем воину бой на раз? Зачем танцору танец на раз? Зачем тебе честь на раз? Ну и все остальное…

— Похоже, Шера завтра встанет не с первой попытки. — Кубо позволил себе редкую улыбку во все зубы.

— Если вообще встанет утром, а не к вечеру, — согласился Крат на-Вейс. — Но не по той пошлой причине, о которой ты подумал. У неё просто жизнь такая. — Он распахнул резные двери двухэтажного дома, крашеного в розовый цвет, и громко крикнул: — Девушки, в очередь! Сегодня я буду танцевать с каждой из вас!

— Каждая шлюшка, что прикоснется к тебе, навсегда потеряет лоск своего лица, — нежным голосом ответила ему девушка, вышедшая на свет. У нее были густые черные волосы, остриженные под каре, и кожа, отливающая зеленым. Платье туго обтягивало ее фигуру, прелести слегка обнажались в разрезах, приукрашенных мелкими камнями по краям. — Крат, ночной лорд, вожак городских волков, приветствую тебя в моем заведении. Дом удовольствий «Лепесток» полностью к твоим услугам. Что ты празднуешь сегодня?

— Хорошую ночь.

— А что празднует твой ручной медведь? Ему привести какую-нибудь ягодку?

— Только мед. — Кубо напряженно поклонился, и присел за ближайший столик.

— Принесите этому зверю побольше, — распорядилась Шера. Две девушки в вызывающих нарядах шустро выбежали и поставили на стол подручному Крата два стеклянных кувшина с желтой жидкостью. Кубо поднял один, пригубил, довольно кивнул в знак благодарности.

— А тебе, мой бог и повелитель, приготовлен сюрприз наверху. — Шера завлекающее улыбнулась и стала неторопливо подниматься по лестнице, сверкая длинным разрезом платья. Крат подмигнул Кубо и последовал за ней.

— Я могла бы обругать тебя по высшему разряду, кобель, — сказала хозяйка публичного дома, когда закрыла дверь на засов. — Но не время для эмоций, тем более, на тролльем языке.

— Тебя им не смутить, Шера, — усмехнулся «кобель». — Ты же троллиха на четверть.

— А ты кобель на все сто.

— Ты же знаешь, я однолюб.

— Знаю, не больше одной юбки за раз.

— Я предпочитаю тех, что без юбок.

— Тут все такие.

В комнате горели свечи, пахло ванилью, на столе был накрыт ужин. Крат первым делом уселся и вцепился зубами в кусок мяса.

— Крат, разуй глаза, — засмеялась Шера. — Там где-то нож лежит. Воспользуйся им хоть раз.

— Не заговаривай мне зубы. У меня проблема.

— Я в курсе. Не моргай как школьник, который подглядывает за купанием моих девочек. У тебя не хватает связей. А они тебе нужны для того, чтобы с помощью департаментов навести в городе порядок. В прямом смысле. — Она села напротив и приподняла бокал с красным вином на уровень глаз. — Одного не понимаю, Крат. Ты вор и разбойник, зачем тебе еще и дворником становиться?

— Из идейных соображений.

— Оу?

— Шера, не кривись, морщины заработаешь. Мы живем в этом городе, и я хочу, чтобы он был чистым. Поэтому приказал прочистить канализации, ливневые сливы, водосточные трубы… Словом, мне нужен карт-бланш на семь ночей. Выпроси у Толибора ключ-амулет. Мои маги не смогли взломать защиту на люках, она слишком древняя.

— Толибор зайдет к нам завтра. — Шера задумчиво поболтала вином в бокале. — Хорошо, я смогу его об этом попросить. Только ты знаешь, что он захочет взамен.

— Знаю. Вольную для одной твоей девочки, которая спит только с ним. Передай ему, что моих связей хватит для того, чтобы Маелу устроить к нему секретаршей.

— Кратик, у этого министрика уже есть секретутка…

— А почтенную матрону Виладу я определю в помощники к ее же племяннику. Он держит таверну недалеко от пристани и скоро расширяется. Ему позарез нужен толковый управляющий. Место там чистое, матросы почти не заглядывают, зато южные ворота близко — и приток странников, и стражу можно будет позвать, если что.

Крат поспешно вытер рот салфеткой и выскочил из-за стола.

— Уже уходишь? — поджала губы Шера. — А десерт? Я что, зря натиралась благовониями перед твоим приходом?

— Да брось. Ты же не рассчитывала, что я сегодня у тебя останусь, иначе натерлась бы лавандой или касси. А ваниль меня угнетает. И для Кубо ты поставила всего два кувшина медовухи… он, наверное, сейчас как раз второй допивает.

Он скинул засов, развернулся и пообещал:

— Но в следующий раз — обязательно останусь!

— Хоть бы раз оказался таким кобелем, каким был раньше, — посетовала Шера ему вослед.

Приграничная застава у начала Великого Имперского тракта встретила меня рядом пик и копий, сверкающих в сумерках. Солдат было около трех десятков, капитана же среди них не наблюдалось. Дело осложнилось — капитана я знал лично и думал, что как только он меня увидит, то все вопросы будут задаваться не в клетке, а за столом и сытным ужином.

— Колонна, стой! — приказал один из них, видимо, сержант.

Я поднял кулак и слегка натянул поводья. Остановиться вышло по-военному четко — связанные разбойники послушно встали, тяжело дыша и пытаясь опереться о товарища. Големы просто замерли на месте.

— Кто такие? — стал допытываться сержант. — Откуда идете? Что за существа с вами?

— Разбойники, — пожал плечами я. — Натолкнулись в лесу, связали и ведем капитану Курту на перевоспитание. Кстати, где он?

— А эти кто? — игнорируя мой вопрос и не опуская пики, продолжал допрос сержант.

— Големы. Конвоиры. Как видите, я скромный монах, и не владею приемами боя или ратной магией…

— Я понял, что ты монах, — перебил сержант. — Откуда големы?

— Со мной был спутник, он является сильным магом. В его власти было оказать мне посильную помощь в совершении возмездия, да простит меня Господь.

— И где же этот маг?

— Мы разделились. У него было дело в другой стороне.

Хранить секреты Гарута я не обещал, но осторожность не повредит.

— Хорошо, — решил сержант после недолгого раздумья. — А ты, значит, монах.

— Истинно.

— И знак имеется?

— А то как же.

Я поднял руку и продемонстрировал татуировку на правой ладони. Конечно, стража не имела права требовать подтверждения, тем более что такие знаки были только у тех, кто от природы был способен управлять силой Его. Но у меня этот знак был, что сразу разгладило хмурые морщины на лбу сержанта.

— Карающая длань?

— Истинно.

— Тогда убери своих големов. Если знак настоящий, то ты сделаешь это без проблем. Если нет — всех утыкаем стрелами и копьями.

Я слез с лошади, про себя поражаясь, как недоверчивы стали погранцы. Они и раньше были параноиками, но этот сержант ведет себя с наивысшими подозрениями. Хотя, в его пользу стоит сказать, что он действовал строго по инструкции: выяснить личность, ранг, способности к магии, степень враждебности, доложить куда следует. И капитан вовсе не должен торчать у ворот, как я на это надеялся.

От вспышки Знака древесный голем рассыпался мелкой трухой. Отряхнувшись, я подошел к голему из кожи и приложил свою ладонь к его груди. Магические связи в его теле распались, и у моих ног образовалась кучка резаных ремней. Костяной голем, наводивший ужас на процессию пленников, рухнул в траву, превратившись в гору обглоданных костей. От падения голема из ткани я постарался увернуться, памятуя о том, что тряпки эти были далеко не первой свежести, а я не желал кашлять и протирать глаза от пыли.

К земляному великану я подошел сзади, и он поразил меня тем, что сам развернулся ко мне. До этого момента ни он, ни остальные големы никак не общались со мной, тупо выполняя свою задачу. А этот даже выпятил грудь, не дожидаясь, пока я протяну вперед ладонь. Сказать, что я удивился — ничего не сказать. Хотя, с другой стороны — много ли я знаю о големах?..

Гигант рухнул вниз рыхлым комлем сухой земли, даже пыль не подняв. Но ладонь была испачкана, и я с трудом оттер серый налет. Сделав заметку в памяти спросить у Гарута о процедуре освобождения призванных миньонов, я переступил через уничтоженного голема и подошел к стражникам. Они уже подняли пики вверх, а трое из них уже зашли колонне разбойников в тыл и подгоняли тех в сторону ворот.

— А вот и капитан, — с облегчением сказал сержант и вытянулся в струнку перед подошедшим стариком в серой форме пограничника. У капитана Курта Паленого был ожог на всю левую половину лица и, насколько я знал, ожог спускался дальше по шее и плечу. Серая шершавая пленка выделялась на бледной коже и не чувствовала боли. А также наводила трепет на новобранцев. Ну и надбавку за боевое ранение он с удовольствием получал.

— Господин капитан! — молодцевато гаркнул сержант. — На вверенном мне участке границы обнаружено…

— Да вижу я, — отмахнулся Курт. — Здравствуй, отец Дэм. Я ждал тебя завтра.

— Голуби у вас шустрые, капитан.

— Сам их тренировал, — засмеялся тот. — Выпьешь с дороги? Или вера запрещает?

— Не путай Создателя Венца с мелкими демонами типа Колловара. Тот вообще терпеть алкоголя не мог. Если у тебя есть бренди с монастырских винокурен — почту за честь.

— Последняя бутылка осталась, специально для старого друга. Ну, проходи, что ли…

Один из солдат принял у меня лошадь, я благодарно кивнул ему и направился вслед за капитаном к двухэтажной постройке, примыкающей к частоколу. Этот частокол был не везде и заградительной функции не выполнял, но обозначал границы фронтира. Также, солдаты патрулировали область и на десять верст по тракту вглубь равнины Выжега. Выжег был городом, сильно разросшимся вширь, но когда пришли орки, город превратился в несколько селений и несколько куч руин между ними.

Теперь же, люди возвращались в окрестные села. Заселяли уцелевшие дома, возделывали плодородные участки, заводили семьи. А кто и просто заходил пограбить.

Посидели мы с капитаном волне душевно. Запыленная бутылка согревающего бренди была распита неторопливо, за разговорами и байками. Под вечер мне предложили койку в казарме и обещали с утра выдать сопровождающих к месту очищения.

— А на обратном пути можешь снова заглянуть в гости — мы двух парней провожаем на родину, отслужили они уже. Будет небольшая пирушка! — засмеялся Курт.

— Благодарствую, — ответил я. — Но, видишь ли, мы путешествовали с другом, с которым в пути разделились. Через несколько дней мы договорились встретиться в условленном месте, в городе Смуте. Поэтому я, после благословения селений, возьму курс туда, отпустив твоих провожатых.

— А через сколько вы договаривались встретиться?

— Мы не оговаривали срок. Прибывший первым поселится на постоялом дворе и будет смиренно ждать.

— Ну-ну, — хитро прищурился капитан. — Тогда советую тебе посидеть пару дней у меня, а в провожатые взять тех двоих, что топают на родину. Им как раз через Смут идти. А пока можешь от скуки мои отчеты в порядок привести… Сам знаешь, не мое это — над циферками сидеть.

Развалины некогда стольного града производили удручающее впечатление. Я был здесь до разрухи и после всего по одному разу, но довольно долго смог оба раза здесь побыть, чтобы запомнить всю красоту и величие Выжега… и тягу к разрушению и мародерству орков, которых уже тогда подозревали в преднамеренном противостоянии Венцу Создателю. Я видел, как они разрушили главный храм Его и насколько непостижимо осквернили статую. Много моих братьев по вере полегло тогда…

Сколько в этих окрестностях живу и странствую — всегда наслаждался видом природы. Но город Выжег, превратившийся в печально известную Равнину Руин, всегда выбивал из меня все положительные эмоции. Вряд ли найдется в этом мире еще одно такое место, в котором нельзя найти абсолютно ничего хорошего.

Орда стремилась к полному разрушению всего, что возвышалось над землей. И логики тут не было никакой. Как правило, орки грабили и тащили все, что могли, а тащить они могли много. Убивали только воинов, мирных жителей оставляли, дабы те могли снова накопить имущества, которое опять можно было бы пограбить. Но Выжег, тем не менее, в один из набегов был разрушен от первого этажа и выше. Храмы, как я уже и говорил, разрушались первыми. Летописцы единогласно высказывали версию о покровительстве оркам кого-то из старых демонов — это объясняло наличие в группе прикрытия нескольких десятков магов. Ничего глобального, вроде ядовитой саранчи, едкого тумана или жгущего пепла, простые разрушающие плетения, атакующие артефакты и левитируемые каменные глыбы. Мертвый лес правящего клана эльфов был мрачен, но там не было жизни. Здесь жизнь была, но в таком унылом состоянии, что настроение сразу падало аж до Сатанского хвоста.

Хатчет и Бол(среди своих также известный как Балабол), определенные мне в попутчики, угрюмо шли позади, одетые по последней моде путников — потертые длинные плащи с капюшоном, щерблёные длинные посохи, дорожные мешки и немного гражданского оружия. Зато сапоги им выдали новые, как прощальный подарок, вдобавок к денежному довольствию. Оба солдата достигли возраста тридцати лет, после которого служба по пограничному контракту была невозможна, и их откомандировали домой — «улучшать генофонд», как со смехом комментировал Курт. Теперь ребята были желанными при дворе в качестве стражи, охранниками у купцов или даже частными учителями военной науки отпрыскам богатых семей. Примерно так и думали Хатчет и Бол, о чем я узнал из скупых разговоров на привалах.

Бол оправдал свое прозвище уже на втором привале, когда уговорил Хатчета поучить кроткого монаха бою на шестах. Уступив его уговорам(в самом деле, может пригодиться), я неожиданно оказался в роли тренировочного манекена, ибо палка из моих рук выбивалась часто и быстро. Попытавшись поменять позицию, я взмахнул шестом и зацепил за землю, отчего новые сапоги Хатчета были атакованы безобидной пылью. После этого нелепого урока отступился даже Бол. Парни хмуро молчали, а я чувствовал себя немного подавленно, хоть и знал, что монахам не положено уметь вести боевые действия хоть в каком-то качестве. На Пограничье и фронтирах были послабления, но они не заходили дальше метания ножей, стрельбы из лука и кидания арканов. Да и то, это было лишь для того, чтобы в случае чего защитить стены своего монастыря.

На следующем привале Бол вновь загорелся идеей обучить меня целенаправленно махать железкой, для чего выдал мне свой учебный меч — полоска подржавевшего металла с деревянной рукоятью.

— Святой отец, — с энтузиазмом бегал он вокруг меня, поправляя мою стойку. — Святой отец, держите меч обеими руками перед собой, из этой позиции отбиваться выгоднее всего. Перед тем, как парировать, делаешь шаг назад. Перед тем, как нанести удар — шаг вперед или вперед и в сторону. Меч держи крепко, а то выбьют. Следи за центром тяжести. Никогда не атакуй одним ударом, только двойкой или тройкой — два удара сверху или удар сверху и два посередине наотмашь. Да нет, ну не так!..

Пытаясь следовать его советам, я отмахнулся от невидимого противника и сделал шаг вперед, изображая атаку. Первым взмахом чуть не зацепил самого Бола, вторым срезал низкорастущую ветку, третьим вогнал «меч» в кору дерева, где он и застрял.

— Безнадежный случай, — вздохнул Хатчет, рывком извлекая меч. — Давайте, что ли, в путь… Через пару часов начнет смеркаться.

Мы вошли в разрушенный город ближе к вечеру. Хатчет и Бол, переглянувшись, достали короткие мечи — стандартные армейские гладиусы, — и пристроились у меня за плечами. Я даже не шел, а брел, подавленно и грустно. Развалины не сверкали глазами хищников, поджидающих нас, в небе не возникали внезапно грозовые тучи, в кустах не хрустели ветки под сапогами подкрадывающихся татей… Но одного взгляда на эти руины хватало, чтобы почувствовать: здесь была смерть.