Незнакомец

Лафкадио Хирн «Незнакомец» Lafcadio Hearn «The Stranger» (1880)

Итальянец удерживал наше внимание в течение нескольких часов, в то время как большая желтая луна взбиралась все выше и выше над верхушками пальм, которые таинственно раскачивались за окном. В большом зале группа внимательных слушателей, — состоящая из той пестрой смеси странников всех народов, каких можно встретить только в Новом Орлеане и, возможно, в Марселе, — молча сидела за освещенным лампами столом, не сводя темных глаз с говорившего и слушая его богатый голос. Природная музыка сквозила в его тонах; незнакомец говорил, словно пел, как волшебник, плетущий загадочные заклинания. И говоря с каждым на языке своей страны, он рассказывал им о Востоке. Ибо он странствовал по многим странам; а вдалеке, касаясь дальнего рога лунного полумесяца, лежал в ожидании его длинный изящный корабль с греческим именем, который расправит свои белые крылья для полета с первым румянцем рассвета.

— Я вижу, что вы курите, — сказал незнакомец, обращаясь к хозяину, вставая, чтобы уйти. — Могу ли я подарить вам турецкую трубку? Я привез ее из Константинополя.

Она была вылеплена из кроваво-красной глины в мавританском стиле и украшена по краям позолоченным орнаментом, изображающим минареты мечети. И слабый аромат, как из садов Дамаска, цеплялся за ее яркую чашу, на которой были глубоко отпечатаны таинственные слова на арабском языке.

Голос давно перестал произносить свои музыкальные слоги. Гости разошлись; лампы погасли. Единственный луч лунного света, пробившийся сквозь кусты, падал на букет цветов, выдыхающий свои благоухающие души в призрачную ночь. Остался только хозяин — грезящий о лунах, больших, чем он привык видеть, и о более суровом лете; о белых и тонких минаретах, пронзающих безоблачное небо, и многочисленных удовольствиях Востока. Трубка в его руках источала странный и мистический аромат, подобный дыханию летней ночи в розовых садах султана. Над ним в аметистовых глубинах мерцали вечные небесные светильники, а издалека доносился голос муэдзина, он, казалось, плакал в тонах водянисто-сладких, как голос незнакомца:

— Все вы, кто собирается погрузиться в сон, вручаете свои души Тому, Кто никогда не спит.

Перевод — Роман Дремичев