Морская невеста

Порой русалок манило золото. Она никогда это не понимала. Океан давал больше, чем могло быть у человека. Но те, кому нравились тайны людей, старательно скрывали это.

Она не планировала показывать ему, тут хватало сокровищ. Но поцелуй мешал ей думать.

Туннель тянулся у дна корабля. Он уходил под землю, извивался, пока не пересекался с системой пещер. Она помнила воздух и гору золота.

Как ей выразить, что ему нужно доверять ей? Это путешествие напугает того, кто не видел во тьме и не мог дышать без ее помощи. Но она хотела рискнуть ради выражения его лица.

Сирша сжала его ладони, притянула его в свои объятия и посмотрела в его глаза.

— Доверься мне, — сказала она, не зная, слышал ли он ее. — Обещаю, я тебя уберегу.

Если он и понял, он не шевелился.

Она робко склонилась и прижалась губами к его губам. Поцелуй должен был успокоить его тревоги. Но он направил свой жар в ее тело, и даже воды вокруг нагрелись.

Сирша притянула его ближе, обвила руками и сунула его голову под свой подбородок. Он напрягся, но позволил ей управлять его телом. Она провела ладонью по его спине и заставила его обвить ее руками. Она подвинула его ноги ближе с помощью хвоста, выгнула спину и поплыла спиной вперед в темном туннеле.

Он тут же сжал ее. Пузырьки вылетели изо рта, но его вопрос затерялся в водах, пока они плыли. Она уловила лишь одно слово:

— Что…

Может, это было жестоко, но ее зубы вспыхнули во тьме. Она притянула его к своему телу, прижалась губами к его губам, пока ее хвост легко направлял их в туннеле.

Его сердце гремело возле ее груди, и ей пришлось дать ему воздух три раза, а потом она заметила тусклый свет.

— Еще немного, — сказала она ему, хотя он вряд ли ее понимал. — Это будет стоить страха.

Еще толчок, и они вырвались из туннеля в воздух.

Манус отплевывал воду, кашлял, размахивая руками. Она удерживала его, уклоняясь от ударов.

— Манус! — закричала она. — Манус, мы тут!

— Тут? Где? Ты не могла меня предупредить?

— Я не думала, что поведу тебя сюда.

— Ты знаешь, что люди не могут дышать под водой?

— Да, — Сирша рассмеялась. Он замер в ее руках, волосы свисали прядями на лоб. — Я же сохранила тебе жизнь?

— С трудом! А если бы ты не поняла, что мне нужен воздух?

— Ты сам требовал, — прошептала она, посмотрела на его губы, недовольно поджатые. — Или ты развлекался?

— Ах, — он покачал головой. — Не стоило позволять себе такое.

— Надеюсь, ты продолжишь это позволять.

— Ты заслуживаешь кого-то лучше меня.

— Я знаю, что ты зовешь себя не хорошим, — сказала она. Сирша пылко заглянула в его глаза. — Ты не думал, что я не ищу хорошего мужчину? Мне нужен тот, кто нарушит все правила ради меня.

Он застонал.

— Нельзя так говорить, Сирша.

Ее имя гудело в ее венах как магия. Оно бурлило, пенилось, лопалось в ее сердце, и она могла думать только о нем.

— Ты целовал меня? — спросила она. — Или использовал для воздуха?

— Все сразу, — признался он низким голосом. — Каждый раз.

Ее кожа стала горячей от признания. Он целовал ее. Ее. Простую русалку из простой семьи, у которой ничего не было, кроме семьи, желающей выдать ее замуж.

Этот мужчина постоянно удивлял ее, и она не хотела скрывать чувства.

Сирша обвила руками его шею, ладони поднялись к голове, пальцы запутались в его волосах. Дреды были жесткими и толстыми, напоминали ей о глубинах океана, что были в его глазах.

— Поцелуй меня еще раз, — прошептала она, — когда нет опасности для жизни. Просто мужчина и женщина, и ничего между ними.

Ее слова сломали его контроль. Манус целовал ее так, словно он тонул, и она была его спасением. Он поглощал ее с зубами, губами и языком.

Она едва помнила, что нужно было держать их наплаву, ей хотелось в объятия океана, где их обоих будут любить. Они были половинками одной раковины. Они родились вне своей истинной стихии, но их связала любовь к морю.

Он отпрянул, чтобы вдохнуть, его дыхание задело ее лицо как морской бриз.

— Этого хватит?

— Никогда.

— Разве ты не хотела что-то мне показать?

Это уже не было важно. Ей и без того было плевать на золото. Они не могли и дальше целоваться? Новое желание было сложно подавить.

Но в его глазах было любопытство, и его пальцы постукивали по ее горлу.

— Да, — ответила она. — Обернись.

Пещеру озаряли редкие черви на потолке. Вещество из них сияло, озаряя пещеру голубым светом.

Сирша помогла ему повернуться, ладони были на его ребрах. Его спина прижалась к ее голой груди, она обвила руками его плечи.

— Золото тут, — сказала она. — Видишь? Это русальи запасы. Редкие тут, ведь многие из нас живут в бездне.

И запасы были серьезными. Несколько зависимых русалок носили горсти сюда, когда могли. Монеты, короны, кубки были горой богатства, что сыпалось в воду.

Он отодвинулся от нее, подплыл к краю и забрался на гору. Его глаза были огромными от потрясения, он споткнулся и упал на колени.

Сирша смотрела, как он хватал горсти монет. Они сыпались с его ладоней, звенели, падая в воду, мерцая в голубом свете. Он повернулся к ней с раскрытым ртом.

— Как все это сюда попало?

— В этих водах разбивалось много кораблей, и некоторые из нас собирают вещи.

— Ты?

Сирша покачала головой.

— Нет, я добавила сюда только одно.

— Что?

Она покраснела. Он посчитает это глупым? Детским желанием добавить что-то к запасам, но без значения за этим?

Но он спросил, и она не могла отказать. Сирша указала на него и вверх на небольшой каменный выступ в стороне от входа в пещеру.

— Там.

Он встал и прошел по горе к ее дополнению. Это была золотая статуя, ее можно было легко держать, ведь она была чуть больше ее ладони.

Может, это был какой-то принц, правитель, известный в мире людей. Его гладкие черты лица были искусно сделанными, он не должен был находиться в глубинах. Корона на его голове была с острыми пиками, меч на бедре вызывал у нее фантазии о войнах, в которых он сражался.

И побеждал.

Она мечтала о принце почти все детство, а потом и повзрослев. Он был красивым, добрым, королем, который превосходил других королей. Его ум был известен на всех землях, и все женщины из королевских семей хотели быть его женой.

Истории в ее голове наполняли ее счастьем. Теперь Сирша боялась того, что скажет Манус. Принц был выдуманной фигурой? Просто мужчиной, которого слепил скульптор?

Манус покрутил статуэтку в руках и кивнул.

— Кухулин. Один из величайших королей из легенд, сын Луга и смертной женщины. Такой талисман приносит удачу. Он тебя оберегает.

— Он был защитником?

— Защищал всех, кого любил, но ему не повезло больше всех в истории.

Она подплыла ближе, опустила локти на гору золота и смотрела на него.

— Расскажешь мне?

— Историю? — удивился он. — Сейчас?

— Пожалуйста.

— Другие русалки не вернутся и не разозлятся, что мы возле их сокровищ?

— Вряд ли, — она подвинулась, больше золота упало в соленую воду. — Я люблю истории, а ты хорошо их рассказываешь.

— Ты останешься в воде?

Сирша посмотрела ошеломленно на горы золота.

— Да.

Он посмотрел на богатства вокруг него и вздохнул.

— Ладно.

Манус опустился на груду, заерзал, делая выемку под себя в монетах. Он убрал руки за голову и кашлянул.

Она любила эти моменты с ним. Он рассказывал истории ночью под луной, Сирша едва дышала. Ей нравилось притворяться, что она была в его историях, переживать моменты приключений, сражений и любви.

— Кухулин известен как один из самых сильных мужчин в истории. Он — сын Луга, бился не хуже своего отца. Говорили, в бою он становился другим. Зверем. И он был таким красивым, что все лорды переживали, что он украдет их жен и дочерей.

Сирша вздохнула и опустила голову на предплечья.

— У него была жена? Она была красивой, как он?

— Нет, — Манус покачал головой и улыбнулся. — Он был слишком диким для этого. Жены у него не было, и другие презирали его за это. Пытаясь убрать его от их женщин и дать их сыновья шанс на брак, Форгалл Монак заявил, что Кухулин не был таким уж легендарным воином, как заявлял. И любой воин с таким званием учился с Скатах из Альбы, женщиной, что была сильнее и опаснее всех живых мужчин. Она жила в Дун Скейт, Крепости теней, далеко на острове Скайе.

От имени Сирша выпрямила спину. Она радостно склонилась ближе.

— Я слышала о Скатах! Ее дочери когда-то давно проплывали тут.

— Ее дочери?

— Они были опасные, как она. Чудесные существа в броне людей и шлемах в форме зверей. Стражница угрожала им, но они кричали боевые кличи так громко, что мы слышали их в глубинах океана. Они заслужили право миновать наши воды.

Его щеки побледнели.

— Страшно подумать, что за существо напугало бы стражницу.

— Напугало? Нет. Они не запугали стражницу, они были в родстве, — она прижала ладонь к груди. — Стражница знает боль обиженной женщины. Они родились из душ утонувших и существуют, чтобы остальные не испытали такую боль снова.

Ее душа желала бережных объятий стражницы. Они были добрыми, и хотя они разрушали, они делали это не без повода. Сирша любила их до боли.

Он мог такое понять? Он знал боль в сердце женщины от того, что ее могли не любить в ответ?

Он не мог, но она не думала от этого о нем хуже.

Сирша подняла руку и махнула ему продолжать.

— Кухулин. Что стало с ним, когда он отправился на остров?

— Он долго тренировался со Скатах и ее дочерями. Он узнал все техники, какие знали только женщины острова. Но, как красивый мужчина, он привлекал к себе женщин. Они были сильными жестокими существами, которые порой казались мужчинами, а не женщинами. Кухулина очаровала одна, а ее соперница, Айфе, стала завидовать. В порыве гнева она вызвала Кухулина на дуэль.

Сирша охнула.

— Да?

Манус серьезно кивнул.

— Да. Они бились днями напролет кулаками и мечами. Солнце взошло, луна опустилась, и так снова и снова, пока бой не был завершен. Кухулин прижал меч к ее горлу, победив. Он попросил в знак победы ночь с ней, и она забеременела.

Слезы тут же наполнили глаза Сирши. Она сглотнула и подняла руку, чтобы он притих.

— Я думала, ты назвал его хорошим. Героем?

— Так в истории.

— Но он заставил женщину спать с ним? Он уже победил, но еще и завоевал ее тело?

Манус глубоко вдохнул, сдвинув брови.

— Я не думал об этом в таком ключе, но, думаю, ты права.

— Я не верю, что он — герой. Уже нет.

— И, может, ты права. Даже старые легенды напоминают, что это истории о людях, а не богах. А люди ошибаются.

— Расскажи остальное, Манус. Я хочу знать, что стало с Кухулином, — огонь пылал в ее груди, чистый гнев, и она не знала, что с этим делать.

Он повернулся на бок, чтобы видеть выражение ее лица.

— Узнав все навыки, что мог, он покинул остров Скайе, вернулся домой. Он ворвался в крепость мужчины, который подставил его, захватил его замок, его людей и земли, стал лордом. Пророчества Кухулина говорили, что его имя будут знать, но он умрет молодым. С таким знанием не удивляло, что в день, когда к его дверям прибыл нарушитель, он нервничал. Кухулин крикнул: «Кто там?». Ответа не было. Он снова и снова спрашивал, пока не произнес предупреждение: «Если не ответишь, я сражусь и убью тебя». Нарушитель не ответил. Они начали дуэль, она была короткой, жестокой и кровавой. Неизвестный мужчина лежал на полу и умирал, любопытство пересилило Кухулина, и он склонился рядом с телом и снял шлем с головы нарушителя. Его лицо смотрело на него, глаза были зелеными, как у его матери. Его сын умирал в его руках, и он шепнул отцу: «Я пришел, чтобы понести флаг Улстера к вратам Рима и дальше с тобой».

Последние слова звенели в пещере. Сирша вытерла слезу со щеки.

— Тогда у него нет счастливой истории.

— Точно, — сказал Манус, но звучал растерянно. — Я всегда думал, что он — легенда, но не теперь… Его история не счастливая.

— Как он умер?

— В бою с королевой Маб Кухулин стал наглым, нарушил много табу. И каждое нарушение было как гвоздь в его гробу. Ее воин, Лугад, сделал три волшебных копья, зачарованные, чтобы убивать королей. Первым он убил колесничего Кухулина, короля всех колесничих. Потом убил лошадь Кухулина, Лиат Мака, короля всех лошадей. И последнее он бросил в Кухулина. Герой привязал себя к камню посреди поля боя, чтобы умереть на ногах. Ворона опустилась на его плечо, Морриган пришла забрать его душу в загробный мир. Лугад отрубил его голову, но меч Кухулина упал и отрубил ладонь Лугада.

— И Кухулин отомстил.

— Он совершил много подвигов.

— Ваши герои творили и великие и ужасные дела.

Он протянул статуэтку к ней. Металл был холодным на ее пальцах.

— Так делают люди, жемчужинка. Мы холодные и черствые. Мы приходим в этот миг, крича, начиная умирать. Не удивительно, что мы — эгоисты.

Сирша повернула принца, посмотрела на его лицо, которое долгое время было в ее снах. Она обвела пальцем лоб, добрые глаза, крючковатый нос и упрямый подбородок. Он был добр с ней в ее снах.

Но это были детские фантазии. Настоящие люди были с изъянами, и этот урок было изучать больнее всего.

Она выронила статуэтку, и та упала на дно пещеры. Она пошатнулась на краю туннеля и полетела в глубины бездны, пропала во тьме.

— Я не знаю, нравится ли мне твой мир, — прошептала она. — Он злой и страшный.

— Да. Но он еще и красивый и свободный.

— Какая свобода? То, о чем мы мечтаем по ночам? То, чего хотят наши сердца, хотя наши разумы знают, что это не настоящее?

— Ах, если перестанешь мечтать, все возможности в мире пропадут. Существовали они или нет.

Она двигала хвостом в воде, покачиваясь, пока обдумывала его слова. Мечтать было важно. Это помогало ей жить счастливо долгое время, и убрать мечта было сложно. Будет ли она той же без мечтаний?

Вряд ли.

Сирша кусала губу и кивнула.

— Ты мудрый и хороший, Манус.

— Не хвали меня, жемчужинка. Ты меня почти не знаешь.

— Я тебя знаю. Знаю твою душу, твою доброту, твое доверие. За стенами вокруг тебя хороший человек.

Она подняла взгляд, сердце отражалось в глазах, желудок мутило, как в шторм. Она раскрыла душу и надеялась, что он ответит тем же. Но он смотрел на воду за ней.

Манус замер. Он перестал дышать на пару мгновений, смотрел в тускло освещенную воду.

— Сирша, — зарычал он. — Вылезай из воды.

Ее спина напряглась, пальцы сжали монеты.

— Почему? Что за мной?

Она ощутила, как большое тело задело ее плавники. Она узнала гладкую текстуру.

Акула. Скорее всего, акула-бык, судя по размеру, одна из самых агрессивных.

Это могло означать лишь одно. Русалы услышали, что она была тут, или хуже, что она привела человека. Акулы всегда работали с гадкими пьяницами в океане.

— Нам нужно идти, — выдохнула она. Сирша протянула руки к Манусу. — Иди сюда!

— Сирша, вылезай из воды!

— Полезай в воду, времени мало!

Он уставился на нее.

— В воду к акуле? Нет! Я не дам тебе рисковать собой!

— Русалы близко, времени мало!

Он зарычал, и это сотрясло ее кости. Вода рядом с ней дрожала. Акула кружила, медленная, ее движения были уверенными, но без угрозы. От этого она нервничала.

Что задумали русалы? Они знали, что она скрыла человека от них? Или угрожали заставить Сиршу вернуться и принять решение?

Она схватила руку Мануса и закинула на свою шею.

— Держись.

Сирша прижала его к своей груди, ее волосы стали барьером между акулой и ними. Акула смотрела на ее хвост с голодом в темных глазах.

Зубы сверкнули в улыбке. В воде были тайны, манящие монстров как кровь. Она сжала Мануса крепче и устремилась в темный туннель.

Грохот челюстей акулы, закрывшихся у ее плавника, звенел в ее ушах. Она неслась вперед, задевая плечами и плавником за острые камни на стенах. Их побег не был изящным. Страх пронзал ее тело волной жара и тошноты.

Акулы не нападали, пока им не приказывали. И хоть она не ранила Сиршу, она загнала ее в туннель.

Намеренно?

Сирша повернула, прижала рот Мануса к своему, выдохнула воздух. Он боролся, пузырьки поднимались вокруг них, но у нее не было времени на глупости. Ему нужен был воздух, а ей нужно было спешить.

Сирша впилась пальцами в его щеки, заставляя его дышать.

Они вырвались в тусклый свет среди обломков корабля так быстро, что она едва успела отреагировать. Сирша перевела дыхание, огляделась, надеясь, что среди обломков не было русалов.

Ей не повезло.

Их выпученные глаза смотрели на нее среди трещин досок. Из красных носов в воду вытекала жидкость, они терли лица и огромные глаза. Ладони с перепонками заканчивались когтями, они дрожали, готовясь к охоте.

Ноги как у лягушек двигались, держа их наплаву, хотя она видела, что некоторые русалы вдали шли по дну океана. Сотни теней шли из бездны. Все хотели убить мужчину, которого она держала в руках.

Манус коснулся ее шеи, наклонил ее лицо и увидел ее ужас. Он кивнул, хмурясь, прижался губами к ее губам.

Это был поцелуй, от которого ее душа парила, и передача воздуха. Он гладил ее нежные щеки пальцами, прикасаясь легонько. Он вдыхал воздух с ее языка, нежно дарил самую тихую часть себя. Ласка, дыхание жизни, обещание приключений.

Она ощущала себя так, как он ее звал. Жемчужинка, которая не понимала, что она была не просто песчинка, пока он не забрал ее из ракушки.

Манус отодвинулся от нее с мягкой улыбкой, упер ладони в ее плечи и толкнул.

Она отлетела к стене, а он схватился за доску и выбрался в ближайшее окно.

Она растерялась. Он рисковал, но ради чего? Они не навредили бы ей! Но навредят ему.

Ладони дрожали, сердце уже обливалось кровью. Она вылетела из обломков корабля в открытые воды. Она безумно озиралась, искала его среди массы зеленой кожи в бородавках.

Где он был?

— Манус! — закричала она. Ее скорбный крик был как вопль стражницы, как песнь кита. Он летел среди русалов, и те вздрагивали от агонии в тоне.

Тело поплыло со дна океана. Сильное и красивое. Он уплывал от русалов, кровь тянулась за ним красным знаменем. Его оружие из доски пропало, и она надеялась, что оно было в груди одного из русалов.

Решив его спасти, она устремилась сквозь воду падающей звездой. Она вытянула руки, схватила его и развернулась.

Никогда еще она не плавала так быстро. Длинные мышцы ее хвоста горели, сердце грохотало об ребра, жабры работали усиленно, чтобы доставить его к поверхности. Там он будет в безопасности. Они не смогли поймать его, пока он плыл. Манус был быстрым.

Когти впились в ее плавник, пронзили тонкую мембрану и потянули. Она закричала от боли, пронзившей спину.

Пытаясь спасти Мануса, она толкнула его к поверхности.

Русал утянул ее ко дну океана, где ждали другие. Манус вырвался из воды, его ноги дико двигались, удерживая его наплаву.

Ее утягивали все глубже, а он опустил голову под воду и посмотрел на нее. Если бы она была на суше, на ее щеках были бы слезы. Но вместо этого весь океан стал символом ее печали.

Она протянула руку к нему, но русалы утаскивали ее в бездну.

5

Корабль на горизонте

Манус выбрался на белый песок, откашливая воду. Море пыталось забрать его, и в этот раз он сомневался, что уцелеет. Но он снова оказался на суше.

Он сжал пальцы.

— Откуда они взялись? — он кашлял. — И куда забрали…

Он повернулся, сел и смотрел на море. Волны были спокойнее, чем он помнил, тихо набегали на берег. Вид был невинным, хотя теперь он знал, какую опасность скрывал океан.

Стражи. Русалы. Какие еще ужасы там прятались?

Волна бросила пену на его ногу. Кожу покалывало, он попятился, пока не оказался как можно дальше от воды. Манус не знал, сможет ли видеть море так, как раньше.

Сирша не преувеличивала, назвав русалов уродливыми. Они были чудовищами. Их рты были огромными, глаза выпирали на головах, кожа была грубой, а на руках были когти.

Он рассеянно потер бицепс, на ладони остались вода и кровь. Рана заживет, если на когтях не было яда. Он сомневался в этом. Хоть существа ужасали, они выглядели страшнее, чем вели себя.

Он поежился и притянул ноги к груди.

Перед глазами было лицо Сирши. Она тянула к нему руку, пока они утаскивали ее, и она боялась. Манус пытался защитить ее, но их было много, а он — один.

Он подвел ее. Они забрали ее туда, откуда прибыли эти чудовища. Что он мог?

Будь он лучше, он поклялся бы, что найдет ее. Он проплыл бы по океанам с неводом, искал бы русала. Он выследил бы стража и заставил отвести в их царство, где он сразился бы мечом с ее отцом.

Но Манус был не таким. Он ценил свою жизнь и не рисковал ею ради русалки.

Хоть она и спасла ему жизнь.

Тихое фырканье прозвучало у уха, теплый вес опустился рядом. Манус поднял руку и закинул на зелено-белые плечи ку ши.

— Привет, Мак Лир. Я все гадал, куда ты делся.

Фейри фыркнул и смотрел в море.

— Я тоже, — Манус смотрел в ту же сторону, но ничто не беспокоило удивительно спокойную воду. — Мы будем ждать ее. Может, она сбежит от них.

Она не смогла.

Манус ждал еще три недели с фейри-псом. Они уходили по очереди, искали еду и воду. Без русалки было сложнее выжить.

Остров пропускал Мануса внутрь. Он находил немного еды, еще меньше пресной воды, но ничего полезного для побега. Порой он слышал странный щебет, но не мог увидеть источник.

Фейри играли с ним. Он знал, что этот остров был с ними, хоть он их не видел и не смог бы поймать, даже если бы попытался.

В последний миг, когда его силы почти кончились, он вышел из-за кустов и увидел, что ку ши стоял, и шерсть на его загривке была дыбом. Он оскалился, сверкая зубами на солнце.

Манус прикрыл глаза и чуть не упал от шока. Вдали был силуэт корабля. Он узнал бы высокие мачты всюду.

Что-то в нем стало горячим. Хоть море было опасным, с дикими существами, его кровь хотела приключений. Свободы. Покинуть этот дурацкий остров и русалку, которая не оставляла его сны.

— Мак Лир, хватит!

Фейри замер, низко рыча.

— Приведи их ко мне, мальчик.

Фейри бросился вперед, скрылся под волнами. Манус не знал, мог ли ку ши общаться со всеми людьми. Он на это надеялся.

От усталости дрожали колени. Он упал на четвереньки, напомнил себе дышать. Его легкие с трудом слушались. Желудок пока удалось успокоить, он подавил дрожь в мышцах, ожидая спасения.

Корабль. Там был корабль.

Ему нужно было продержаться еще немного.

Сердце билось, Манус смотрел на песок. Руки дрожали, но он не падал на лицо. Он ждал на четвереньках людей с корабля. Он не падет еще дальше.

Он не знал, сколько ждал, но потом уловил звуки. Весла двигались в воде неподалеку, поднимая брызги. Корабль задел песок с шумом. Сапоги ударили по воде, мужчина с кряхтением вытащил лодку на берег.

Манус слушал, как мужчина хрустел песком, шагая к нему. Поступь была тяжелой, уверенной, сильной.

Он был бы таким, если бы не голодал три недели.

Он поднялся на корточки из последних сил, отклонился, и голова покачнулась. Его ладони опустились на бедра, он смотрел, как к нему приближался крупный мужчина.

Странно, но он не думал, что увидит мужчину такого цвета. Моряк был высоким и широким, светловолосым и голубоглазым. Золотая грива окружала его голову, как у льва, которого Манус видел один раз в жизни.

Незнакомец присел на корточках, окинул Мануса взглядом и сказал:

— Ты еще не мертв?

— Жив.

— Доберешься до корабля?

— Могу.

— Работать будешь?

— Я так делал всю жизнь.

Мужчина кивнул.

— Тогда тебе повезло, что ку ши тебе помог. Пес останется тут.

— Этого я не допущу, — прохрипел Манус, губы потрескались. — Мак Лир останется со мной.

Другой мужчина приподнял бровь.

— Бог моря?

— Я сам его назвал.

— Точное имя, если к тебе зверь прибыл так же, — он посмотрел на фейри и пожал плечами. — Ты за него в ответе, если возьмешь с собой. Мы плывем в Уи-Нейлл, там тебя высадим.

— Хорошо, — Манус утомленно кивнул. — Это дом.

— Тебе повезло.

Он знал. Манус всегда был удачливым, с тех пор, как его впервые побил парень, который споткнулся и упал с причала. Манус был сломлен, голоден, но не погиб.

Манус застонал, когда блондин сунул плечо под его руку и поднял его. Океан схватил его за ноги, гладил волнами его лодыжки.

Он словно извинялся.

«Прости, что навредил тебе. Прости, что убил твоих друзей. Прости, что забрал ее у тебя».

Будь он сильнее, сказал бы морю, что между ними все кончено. Он не мог быть верным, если море все у него забирало. Забирало и забирало все, что он любил. Но он снова был там.

Блондин охнул, толкнул лодку от берега и запрыгнул в нее.

— У твоих ног одеяло. Если умный, бери его.

Манус не двигался.

— Ты или упрямый, или тупой. Так какой же?

— Почему ты прибыл?

— Пес не оставил выбора.

— Почему? — повторил Манус.

Он посмотрел в ледяные глаза мужчины. Викинга, судя по виду. Свежий воздух очищал его разум, и он видел косички и бусины в бороде мужчины. Но такой корабль оказался далеко на юге.

Викинг кивнул.

— На моей земле такие существа дикие. Я хотел увидеть человека, который приручил фейри.

— Он не приручен.

— Но слушается тебя.

— Я попросил. Он согласился помочь.

— Опасно играть с фейри, — рассмеялся викинг. Он взял весла в большие руки и стал грести. — Ты знаешь, как для них важны сделки?

— Я знаю старые легенды.

— Не стоило соглашаться на сделку с ку ши.

— Это мое дело, викинг.

— Это твоя голова, — исправил он. — Я не знаю тебя, а ты — меня. Но если ты будешь на моем корабле, держи пса подальше от моих людей. Мне не нужны в пути фейри, приносящие неудачу.

Манус кивнул. Он не хотел признаваться, что в нем была кровь фейри. Потому он выжил?

Голос Артуро зашептал в его голове: «Они тебя пощадят. Ты — фейри. Как они. Просто скажи моей жене и ребенку, что я люблю их, и твой долг будет отплачен».

Ему казалось, что долги будут на его душе вечно.

Океан направил лодку к кораблю викингов. Перед глазами все расплывалось, на миг показалось, что он видел Сиршу в воде. Темные волосы как водоросли и улыбка, что разбила бы сердце любого мужчины.

— Как вы миновали стражницу?

— Чудище в воде? — викинг улыбнулся, его зубы на миг показались острыми. — Они не нападают на корабль викингов. Мы редко тут бываем, но они пострадали от нас достаточно, чтобы больше не нападать.

— Они вас боятся?

— Я зову это взаимным уважением.

Манус не был в этом уверен. Викинги не славились уважением, хоть и подняли его на корабль. Они схватили его за одежду сильными руками. Они были высокими и крупными, он еще не видел таких больших людей.

На пару секунд он испугался, что был на борту не у викингов. Он переживал, что э то были Туата де Дананн, и они воровали его.

А потом они хлопнули друг друга по спинам, стали ругаться, писать за борт, и он понял, что это были люди. А с людьми он мог разобраться.

Манус опустился на груду сохнущих неводов. Мак Лир выпрыгнул из лодки в воды. Викинги кричали, указывая на фейри, плывущего посреди моря.

Но Манус видел другое. Глаза зверя изменили цвет, стали почти как у человека и старее.

— Спасибо, Мананнан мак Лир, — пробормотал он.

Пес пропал в волнах, и Манус гадал, был ли то зверь. Фейри могли менять облик. Мог ли Мананнан мак Лир направить Мануса к Сирше?

Он впился пальцами в неводы и старался не смотреть на океан.

Там были монстры. Монстры без облика, глаз или рта. Худшим монстром в тех глубинах была его собственная вина.

* * *

— Что ты наделала?

— Отец, прошу.

— Молчи! На этот вопрос я не хотел ответа.

Ее отец взмахнул рукой в воде. Поток оттолкнул ее в грудь брата.

Сирша подалась вперед, чтобы не ощущать спиной грубую кожу. Бородавки, гадкая чешуя не были человеческими. Она попробовала красоту и не хотела касаться их ужасных тел.

— Ты была с человеком, — прорычал ее отец. — Ты знаешь наши законы.

Она сцепила пальцы перед собой. Молчала, как он и хотел.

— Это уже слишком, Сирша. Я дал бы тебе выбрать любого русала. Но это? Я не потреплю и дальше этого глупого поведения.

— Я не хочу ни одного русала.

— Что ты сказала?

Ее лицо стало зеленым.

Сирша слышала, как охнули ее сестры, некоторые закрыли лица от страха, что их отец ответит на оскорбление. Но она не могла остановиться.

— Я не выйду за русала. Я люблю другого.

— Любишь? Любовь — выдумка людей, чтобы брак стал терпимее.

— Я знаю, что любовь есть. Я ощутила ее с ним, и я не выживу без нее.

— Ты отлично выживешь, — рявкнул он. — Моя дочь не так слаба, что не выживет в браке. Уведите ее. Заприте, чтобы не улизнула до свадьбы с Крейгом.

— Крейг? — охнула она, брат сжал ее плечи. — Я не выйду за него. Я не выйду ни за кого!

— Ты сделаешь, как я сказал.

— Отец! Ты так со мной не поступишь! Прошу!

Она ждала, что он будет кричать, спорить, может, даже ударит ее. Но он так не сделал. Ее отец отвернулся от младшей дочери и поднял руку, чтобы не видеть ее мольбу.

— Уведите ее.

— Стой, — прошептала она. — Отец, посмотри на меня.

Бородавки царапали нежную кожу ее груди. Она вырывалась из хватки брата, хвост дико извивался.

— Отец! Ты посмотришь на меня, обрекая меня на несчастную жизнь! Отец!

Ее отец отвернулся, выпрямил спину и молчал.

Сирша боролась весь путь в пещеру. Она кусала руки брата, сплевывала зеленую жижу в воду, как зверь. Слюна висела нитями вокруг ее плеч, текла из его больших губ. Молочно-белая густая слюна напоминала ей, где она была.

Под водой. В глубинах океана, где никто не слышал ее крик.

Ее сестры тянулись за ними. Они плакали в ладони, но смотрели на нее пылающими взглядами. Они хотели знать историю ее любви. Как это ощущалось, как произошло, что за существо заразило ее такой эмоцией.

Любовь не была настоящей. Русалки это знали. Им нравилось мечтать о любви. Это была сказка, которую могли испытывать разве что Высшие фейри, но не меньшие.

Она вела к опасным путям. Люди поступали глупо, опьяненные любовью, ссорились, даже умирали, потому что желание было ужасным.

Ее сестры думали, что она умрет. Может, так и будет.

Сирша ощущала обжигающую боль потери в груди. Она опаляла ее плоть и кости, и она была уверена, что все видели сияние углей. Она ненавидела их. Ненавидела всех существ, что были между ней и Манусом.

Она содрогнулась от всхлипа, сжалась в комок, хвост вяло покачивался, как флаг поражения. Ее брату было плевать. Он думал, что она была безрассудной, как думал и ее отец.

Может, так и было. Если бы она не спасла человека, была бы счастлива от мысли, что проживет с Крейгом. Он обеспечил бы ее. Позаботился бы о ней по-своему.

Ей не нужно было бы переживать из-за еды. Она не скучала бы по семье, он не увел бы ее на сушу.

Но она не испытала бы приключения или мир над волнами.

— Все не так плохо, — буркнул ее брат. — Ты будешь как все русалки. Замужем, с детьми и кучей дел. Забудешь о своем человеке, как только займешься своей семьей.

— Я не хочу забывать. Я хочу помнить его до конца жизни.

Он фыркнул.

— Нет. Ты будешь помнить какое-то время, но потом — нет. Старые раны или кровоточат, пока не кончится кровь, или ты заживляешь их и трогаешь, когда хочешь ощутить боль.

— Говоришь по своему опыту? — ядовито сказала Сирша. Она хотела задеть его. Чтобы он кровоточил как она.

Она не ждала, что он хмыкнет в ответ, и звук пронзит ее живот и пробежит по спине.

— Не ты одна испытала потерю, сестренка. Вырасти и терпи, как все мы.

Потоки сплетались вокруг нее. Они нежно обняли ее, и это вызвало слезы на ее глазах. Даже океан хотел извиниться за то, что участвовал в ее потере.

Какую жизнь она получит? Ее народ страдал от ненависти, она ничего не могла с этим поделать. Они продолжали ненавидеть, злиться, терять, и конца этому не было. Это передавалось от родителя к ребенку поколениями.

Только она среди многих ощущала боль русалок в своих венах.

Прутья из камня виднелись впереди. Они использовали клетку для худших своего вида. Для тех, кто воровал, ранил, убивал.

К счастью, внутри никого не было. Она вспомнила тяжелые времена, когда она была еще крохой, когда не было места за прутьями. Плоть, плавники и узловатые руки торчали между прутьев, пытались занимать как можно меньше места.

Ее судьба не будет такой.

Сирша вздохнула и позволила брату втолкнуть ее в клетку. С тихим стуком закрылся замок, и она вздрогнула.

— Просто перестань звать беды, Сирша, — проворчал он. — Ты делаешь хуже для всех нас.

Он повернулся и уплыл, пропал из виду.

Дрожа, она обвила себя руками и опустилась на пол. Коралл впивался в ее чешую, но ей было все равно. Ее жизнь изменится навеки, а она не могла даже повлиять на это.

Что ей делать? Она не могла сбежать из клетки. Она не могла заставить отца передумать. Ее будущее было темным.

Она не знала, стоило ли жить так, когда она попробовала, как все могло быть.

Ногти стукнули по прутьям, и звук продолжался, пока она не подняла взгляд.

Ее сестры замерли неподалеку. Они ждали, пока она посмотрит на них, а потом солнечно улыбнулись. Но они не знали, что были солнечными. Многие из них ни разу не видели солнце.

— Сестра, как это?

— Мы хотим знать!

— Любовь? Она настоящая?

— Не может быть! Посмотрите, как она сжалась. Любовь не может быть настоящей.

— А если может? Я хочу знать, как это ощущается!

Сирша подняла руку.

— Хватит.

— Ты должна нам рассказать!

— Прошу, хватит. Я не хочу говорить об этом.

— Сирша. Ты такая эгоистка! Мы хотим знать, как ощущается человеческий недуг!

— Это не недуг, — буркнула она, сжимаясь сильнее. — Это ощущается, как когда устрица впервые открывает свой рот. Боязливо, робко, она не сразу касается моря языком. А потом понимает, что мир огромный, но не такой и страшный. Она сама принимает грязь в свою раковину и работает с ней, пока не создает для себя жемчужину.

Ее сестры молчали, пока она говорила. Старшая подплыла и прижалась к прутьям.

— Но, Сирша, мы едим устриц.

— Вы не поймете. Не как еда или вода, не как угощения из моря. Это отличается от всего, что я когда-либо ощущала.

— Тогда почему ты выглядишь так, словно тебе больно?

— Потому что мне больно, — проскулила она. — Я так далеко от него, и я знаю, что больше к нему не вернусь. Это меня убивает.

Они отпрянули от клетки, сжали плечи друг друга, став шаром дрожащих русалок.

— Ты больна? Это все-таки недуг?

Раскрылась жестокая часть Сирши. Ее пасть с кинжалами раскрылась широко, как бездонная яма моря. Они не поймут ее боль. Они не поймут, на что смотрели, не пытаясь остановить.

Она посмотрела на них с ожесточившимся сердцем.

— Да. Да, это болезнь, которая распространяется, как невиданная зараза. Она гниет изнутри, пока красота не пропадает, и остается лишь потрепанная оболочка. Любовь делает уродливыми, когда ее теряешь.

Их крики были музыкой для ее ушей. Вода оттолкнула ее в клетке, они бросились прочь от ее слов. Ей было все равно. Пусть считают любовь опасной. Может, это спасет их от того, что она испытывала.

Сирша сжалась в комок, вдыхала соленую воду, отчаянно стараясь не думать об утре.

Крейг.

Сильные руки в бородавках на ее коже.

Русал, управляющий всем, что она делала.

Она поежилась.

Но у нее останутся воспоминания. Сирша ощущала его губы на своем плече, на своих губах. Помнила его смех, не искаженный весом океана. И его глаза искрились, когда она покидала океан и бежала в его объятия.

Сирша вздохнула и прижала пальцы к губам. Сон придет позже, и он будет ей сниться. До конца жизни.

* * *

— Сирша, проснись, дитя.

Голос пробился в ее сны о мужчине, поющем о море, но оставляющем следы на песке. Она пошевелилась, убрала хвост с лица и приподнялась на локте.

— Матушка?

— Дитя, пора.

— Уже время свадьбы?

— Нет, милая. Ты не выйдешь сегодня замуж.

Слова пробежали током по ее спине.

— Отец передумал?

— Нет, я.

Такого она не ожидала услышать от матери. Сирша повернулась, сжала прутья клетки и прижалась лицом к бреши между ними.

— Матушка?

— Когда мы с твоим отцом впервые встретились, я тоже хотела иной жизни. Русалки рождаются, чтобы страдать, дитя. Такое у нас место в этом мире, — она протянула руку в клетку и погладила пальцами щеку Сирши. — Если у тебя есть шанс вырваться на свободу, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь.

— Отец не разозлится на тебя?

— Скорее всего, но я готова рискнуть.

Ее мать подняла ключ от клетки. Жизнь горела в ее глазах так ярко, что зажгла искру в Сирше. Если даже ее мать, идеал русалки, могла нарушить правила… то и Сирша так могла.

Ключ хрустнул в замке, наполненном кораллом. Сирша вздрогнула, замерла, словно это могло сделать звук тише. Никто не мог знать, что она сбегала. Никто не мог знать, что ее мать ее выпустила.

Она вырвалась из клетки и бросилась в объятия матери. Сирша прижалась лицом к шее матери, вдыхала соленую воду и запах теплых вод. Ее мать не родилась в глубинах океана, а попала сюда с ее отцом давным-давно.

— Куда мне отправиться? — прошептала Сирша. — Я не знаю, где безопасно.

— Ты отправишься к моей сестре, если нужно. Но есть другая идея.

Мать отодвинулась и подняла маленькую ракушку. Она была странной формы, как штопор с нитями на конце.

— Редкие русалки знают, что стражи могут говорить.

— Я всегда думала, что они говорили со мной.

— Это другое, — исправила ее мать. — Стражи могут говорить, Сирша. Мы просто их не слышим. С этим в ухе ты сможешь их слышать и общаться с ними. Не с помощью языка тела, а по-настоящему общаться.

— О, — Сирша благоговейно взяла ракушку пальцами. — Я просто…

— Вставь в ухо и поверни. Вот так. Хорошо. Не болит?

— Верно, матушка.

— Хорошо. Найди ближайшую стражницу и попроси ее пропустить тебя из наших вод за человеческим кораблем.

— Кораблем? — растерялась она. — Зачем мне корабль?

— Твой человек отправился в безопасность, его прогнали русалы. Найди стражницу. Она поймет, они следили за тобой очень долго.

— Почему? — Манус ее бросил? Зачем он так сделал? И почему стражам было дело до русалки, одной из сотен? Сирша не была особенной, лишь волосы отличались.

— Твоя душа не такая, как наши. Они знали это с первого мгновения, как я привела тебя встретиться с ними, — матушка убрала прядь волос с лица Сирши изящным движением. — Они предсказали, что ты покинешь нас в юном возрасте.

— Я не юна.

— Для русалки юна.

Мама обняла Сиршу, и это ощущалось как прощание навсегда.

Сирша глубоко вдохнула и крепко сжала ее. Она хотела запомнить каждый миг, когда ее тихая сдержанная мама спасала ребенка от судьбы, полной страданий. Сирша не одна желала свободы, и только это было важно.

— Плыви, — прохрипела ее мама. — Сейчас, пока они тебя не остановили.

Она не мешкала. Как только мама отпустила ее, Сирша устремилась сквозь океан, как еще никогда не плыла. Ее хвост изгибался, живот болел, волосы тянулись назад так, что голова болела, но она неслась в темных водах.

Дискомфорт был лишь временным. Она мчалась к свободе, это стоило боли.

Она поднималась, пока не увидела манящий свет солнца. Лучи тянулись к ней золотыми копьями. Еще немного, и она ощутит воздух, услышит вопли чаек.

Каждый миг казалось, что кто-то схватит ее за хвост. И что она услышит гневный вопль отца, объявляющий охоту, и это пугало ее до мозга костей. Она не могла упустить этот шанс. Не сейчас.

Сирша вырвалась на поверхность и вдохнула носом. Хоть вода застряла в горле, и жабры дрожали, носом дышать вдруг стало приятнее, чем под водой.

Крики чаек и шелест волн ласкали ее слух. Она еще никогда не была так рада.

Она была свободна.

Большая волна поднялась рядом с ней от стражницы, что следовала за ней. Серая кожа была в шрамах боев с кораблями, акулами, а порой и с фейри. Ее большой глаз посмотрел наверх, сквозь воду, на лицо Сирши.

Она имела с ними дело достаточно раз, чтобы знать это выражение. Вздохнув, Сирша погрузилась под воду и повернулась к разочарованной стражнице.

— Я ухожу, — твердо сказала она. — Я не хочу быть тут, когда любимый там. Не честно, что я смогла попробовать этот рай, но не следовать за ним. Ты не можешь меня остановить.

Ракушка в ее ухе задрожала так, что Сирша переживала, что ракушка выпадет из уха. Но потом она услышала низкий голос стражницы.

— Я не попытаюсь тебя остановить, дитя.

— Правда?

— Сирша, ты не создана для моря, — стражница протянула палец, постучала над сердцем Сирши так нежно, хотя палец был шириной с ее тело. — У тебя есть немного моря тут, в сердце. Но остальная ты всегда хотела к солнцу.

— Так ты мне поможешь?

— Да, но сначала пойми, русалки всегда страдают. Это цель твоей жизни. На суше я не смогу тебя защитить. Никто не сможет.

— Я сильная.

Стражница улыбнулась.

— Да, я знаю. Но суша сильно отличается от моря, и я переживаю, что ты не понимаешь, как быть человеком.

— А ты? — Сирша обвила руками протянутый палец. — Ты можешь рассказать, как это?

— Я никогда не была на суше.

— А видела?

— Я видела толпы людей. Странных зверей, когда они тонули под волнами. Люди жестоки, им нет дела до других, как нам в море.

— Это будет отличным приключением, — и Сирша хотела только этого. Увидеть то, что видел Манус, понять его мир.

— Просто будь осторожна, Сирша. Русалки юны, и ты не видела, что мир может сделать с личностью. Ты любишь всем сердцем, и я не хочу, чтобы ты его потеряла.

— Если я отпущу его, я точно потеряю сердце, стражница.

— Знаю. Потому отпускаю тебя. Корабль последовал за холодным течением на север. Следуй за ним, пока не найдешь другие корабли. Они отправились в Уи-Нейлл. Держишь за корабли, если нужно, чтобы понять их направление. Но не давай никому увидеть твой настоящий облик.

— Понимаю, — она сжала палец стражницы в объятиях, поцеловала костяшку. — Я буду скучать.

— И я, дитя.

Она взмахнула хвостом и из домашних вод устремилась к неизвестности. Сердце Сирши быстро билось, но от предвкушения, а не страха.

Она плыла днями. Порой с ней плыли дельфины. Они щебетали истории, и она смеялась, хоть и устала. Они уплыли, и их сменили несколько косаток. Они отличались от дельфинов, были опаснее и серьезнее. Их истории были из холодных вод, где в океане плавали куски льда.

Сирша редко была одна, даже пока спала. Выдры поддерживали ее своими пушистыми телами, прижимались к бокам, помогали остаться наплаву, пока она отдыхала. Некоторые даже давали ей подержать любимые камни, которые носили с собой всю жизнь.

Первая неделя пути была без корабля на горизонте. Но на второй несколько кораблей стало видно.

Сирша сжимала бока, скользкие от воды и гнили, отчаянно слушала слова, звучащие знакомо. Они плыли не к Манусу, и ей приходилось отпустить их. Хоть ее руки и хвост дрожали, они плыли прочь от ее будущего.

Она случайно отыскала судно с четырьмя мужчинами. Там был один парус, не было кают под палубой. На борту был один невод, но она могла уцепиться так, чтобы они не заметили.

К счастью, они спешили домой.

— Слышали? — спросил один из мужчин. — В «Серебряном гарпуне» сегодня новый эль.

— Они так каждый год говорят, а нового эля так и не было. Все тот же разбавленный водой старый напиток, который подают нам каждый раз.

— Нет, сэр! Я слышал от надежных источников, что в этот раз это правда.

— Ты про МакДоналла, о котором все время говоришь? Он сам не знает, где правда.

— Он — самый надежный человек во всем Уи-Нейлле.

Сирша сжала пальцы на мокром дереве.

— Уи-Нейлл, — повторила она.

Этот корабль ей поможет. Она нырнула под волны и следовала за ним до суши. Вода стала мутной, рыбы уплывали, но она продолжала.

Стражница не преувеличивала. Сирша посмотрела на пристань, сжимая высокие водоросли. Людей было очень много.

Она не могла сосчитать, сколько людей кричало так, что она слышала их под волнами. Они махали тканью, на их телах было так много одежды, что они точно все время уставали. И они были разноцветными.

Она искала его взглядом, но не видела сильную челюсть и черты, которыми восхищалась. Хмурясь, она плыла вдоль берега, пока свет не угас. Дальше ее вела луна.

— Я не могу сдаться, — прошептала она. Но она мало что могла сделать.

Сирша задержалась у пристани вдали от города. Сил не оставалось, руки отяжелели, она схватилась за дерево. Она опустила голову на сложенные руки и смотрела на домик неподалеку.

Это была лишь хижина у моря. Дерево гнило местами, и тряпки затыкали дыры.

Оранжевый свет огня ярко пылал, на миг его прикрыла рука, коснувшись свечи. Она слышала о таком только в историях. Мерцающий свет очаровывал. Напоминало рыбу-удильщика, но куда приятнее.

Кто жил в таком месте? Маленькая семья с ребенком и матерью, которая их любила? Или с двумя детьми, мальчиком и девочкой, которых ждали чудеса и фейри в будущем?

Сирше нравилось выдумывать истории. Когда-нибудь она расскажет их остальным. Может, даже Манусу, если найдет его.

Тело мелькнуло перед свечой, отбросив тень на стену. Высокое и широкое, тело явно было мужским. Его плечи могли выдержать мир. Его нос был острым, как у орла.

Она не дышала. Она знала этот профиль, как и статуэтку забытого короля.

— Манус! — Сирша зажала рот рукой.

А если он не хотел ее тут? Она не подумала о таком в пути. Он оставил ее, потому что пришлось? Или по своей воле?

Могло ли все быть ложью?

Сирша не знала, что сделает, если все было так. Ее сердце разобьется на тысячу кусочков, и тело станет морской пеной. Она будет плавать с потоками океана и забудет о жесткости людей.

Его тень повернулась и пропала. Она сжала пристань так, что дерево заскрипело. Нежные мембраны между ее пальцев болели от давления.

Дверь домика открылась, он поднял свечу над головой.

— Ау? Кто там?

Ее ногти царапнули дерево. Это был он. Правда. Она столько вытерпела, так далеко плыла, и он был тут.

— Ты! На пристани!

— Нет, — выдохнула она и скрылась под водой.

Она не была готова! Что она скажет? Что переплыла море, чтобы найти его? Кто так делал?

Сирша не была готова объявить о своей любви, и он точно подумает это, когда увидит ее.

Она даже не была уверена, что знала любовь. Но она росла в ее груди как огромное дерево в гроте под океаном. Она хотела пустить корни в ее сердце.

И Сирша не хотела мешать.

Она прижала пальцы к губам и слушала. Босые ноги стучали по дереву в такт с биением ее сердца.

Он был тут. На самом деле.

Она вытащила ракушку из уха и запутала ее в волосах. Она решилась попробовать жизнь над волнами. Он позаботится о ней. Должен.

6

Буду любить при лунном свете

Манус зажег свечу и смотрел, как огонек пляшет на фитильке. Одна из последних его спичек. Ему нужно было отправиться на рынок за новыми, но он не был уверен, что хватит монет.

Сложнее всего всегда было возвращаться после долгого путешествия. Его домик не был защищен. Не было ни замков, ни решеток, чтобы помешать украсть его вещи, доски не защищали его окна. В этот раз ему повезло. У него остались одеяла на кровати и стол, хотя стулья вынесли.

И забрали почти все спрятанные монеты. У него было еще несколько горстей в разных местах, но не такие большие, как пропавшая. Он не должен был бросать сокровища на острове, хотя викинги все равно украли бы их.

— Идиоты, — буркнул он.

Ему нужны были деньги. Манусу должен был вернуться в море. Ответить на зов в уже ноющей груди, как бы близко о ни жил к океану.

А потом появились сложности в виде темноволосой женщины с кожей как лунный свет. Она не покидала его сны, проникла и в другое время дня.

Он проснулся прошлым утром и был уверен, что она была у его кровати. Манус ощущал ее шелковистые волосы вокруг его пальцев. Она улыбалась ему криво, и это было ее единственным изъяном. А потом она пропала из виду, растаяла как мираж.

Он вздохнул и задул свечу, которая почти опалила его пальцы. Их разделял океан, и он вряд ли найдет ее снова.

— Отпусти, — говорил он себе. — Ее тут нет, дурак. И не будет.

— Манус!

Звук был таким тихим, что он его едва уловил. Голос был как песня.

— Сирша? — прошептал он, повернувшись к двери. — Нет. Тебе кажется. Отпусти воспоминания, или сведешь себя с ума.

Он сел на край кровати и разулся, чтобы не погнаться за сиреной, зовущей его по имени. Его движения были резкими, и пальцы захрустели. Стук сапог по полу напомнил ему, что он был тут. В домике у моря. Не на острове, где прекрасная женщина лежала на белом песке…

— Хватит, — прорычал он.

Его нога подпрыгивала, и он не выдержал. Ругая себя, он зажег свечу в лампе, открыл дверь и поднял ее.

— Ау? Кто там?!

На миг он подумал, что ему показалось. Никого у двери не было, как и поблизости.

А потом он увидел тень в конце пристани. Она двигалась быстро, и ему могло померещиться, но Манус услышал плеск. Кто-то прятался в конце пристани.

— Эй, ты! На пристани!

Он не собирался терпеть детей в тенях или вора, который решил забрать оставшиеся деньги. Недовольный, он прошлепал босиком по грязному берегу и встал на пристань.

— Я знаю, что ты тут. Я тебя видел. Нет смысла прятаться.

Нарушитель, скорее всего, сжимал столбы пристани в конце. Плавать ночью было опасно!

Манус опустил фонарь на край пристани, склонился и посмотрел на пустое пространство. Там никого не было.

— Что за…

Что-то шаркнуло под палубой. Едва слышно, он не заметил бы, если бы не вслушивался. Он нахмурился, склонился сильнее, посмотрел в воду.

Его сердце замерло. Появилось лицо Сирши, озаренное светом луны, гладящим ее щеки. Она лежала на дне, ее темные волосы развевались вокруг нее чернильным облаком. Ее черные глаза были большими от шока, и он надеялся, что в них была радость от его появления.

Он медленно протянул руку к волнам.

Сирша подвинулась, ее волосы заструились за ней, она поплыла к поверхности. Струи воды стекали по ее лицу, капли гладили любимые черты, которых он хотел коснуться.

Она протянула руку и встретила его пальцы своими.

— Это ты, — прошептал он. — Как такое возможно?

— Я миновала долгий путь.

— Как ты уплыла от них?

— Долгая история, — она облизнула губы. — Тебя было непросто найти.

— Мы очень далеко от твоей родины.

— Это странное место. Я не привыкла к таким каменистым берегам, и все очень громкое.

— Ты остаешься?

— Если ты захочешь.

Он узнал надежду на ее лице, это чуть не разбило его. Она была высокого мнения о нем, об уличной крысе, который пробирался на корабли подкупом, потому что никто не нанял бы его матросом. И она смотрела на него так, словно он повесил луну в небе только для нее.

Это его нервировало.

— Ты можешь оставаться, сколько пожелаешь, — выпалил он.

Потому что, хоть она считала его хорошим, он таким не был. Он забирал ее в дом, что разваливался, чтобы она была с ним. Он не был достоин ее внимания, но не отпускал ее.

— Ты хочешь, чтобы я осталась? — спросила она. — Я пересекла море, чтобы найти тебя, но не буду задерживаться, если ты этого не хочешь.

— Как я могу желать другого? Ты снилась мне каждую ночь, моя жемчужина. Я все еще подозреваю, что это сон.

Ее щеки стали милого красного оттенка.

— Тогда помоги мне выбраться из воды, Манус. Моя семья, скорее всего, уже поняла, куда я отправилась, и я хочу быть в безопасности.

— И сухой.

— Пока что.

Манус прижался грудью к пристани и вытянул руки. Она приподнялась, и он обвил ее руками. Были способы легче сделать это, но не такие, чтобы она осталась чистой и не поцарапалась об камни.

Он прижал ладонь к ее затылку, радостно выдохнув, притянул ее лицо к своей шее. Она была мокрой и холодной, волосы прилипли к спине, тянулись до колен. Он не мог быть счастливее.

Казалось, он ждал всю жизнь, чтобы она была в его руках.

— Разлука усиливает чувства в сердце, — прошептал он в ее голову. — Так говорил один из моих близких друзей. Он уплывал и начинал скучать по жене уже через несколько дней. Говорил, что при встрече после этого ощущения, как в первый день знакомства.

— Твой друг точно прав.

Она сильно дрожала, все тело содрогалось в его руках. Он потирал ее руки.

— Идем внутрь. Я усажу тебя у камина и дам тебе одежду.

— Одежду? — она отодвинулась и посмотрела на него. — Как у женщин тут? Она выглядит ужасно неудобно.

— Ты про корсет? — Манус рассмеялся. — Боюсь, этого у меня нет.

— Почему?

— Я не живу с женщинами.

— Это понятно.

Он обвил ее рукой и повел к дому. Она будет разочарована? Он не знал, в каком доме она жила до этого.

— Как выглядят дома русалок? — спросил он.

— Не так, — она смотрела на его хижину большими глазами. — Мы живем в пещерах. Русалки пытаются как можно сильнее их украсить. Моя мама повесила нити с жемчугом на входе в дом, ракушки приклеила к стенам, медуза озаряет полумрак. Но тут все куда больше.

Он пытался увидеть дом ее глазами, но не смог. Это была лачуга. Разбитые стены, без окон, развалины в грязи от моря.

— Больше? — спросил он. — Боюсь, я вижу не так, как ты, моя жемчужина.

— Как же так? Смотри, как свет танцует на дереве! И оно не размякшее от воды, а крепкое и целое. И тут растет так много деревьев, что у меня слезы наворачиваются, — она вытерла щеки. — Слезы, Манус. Я не могла плакать там, откуда родом, а тут могу. Надеюсь, ты не против, слезы могут быть частыми.

— Только не от печали, — он прижал ее к своему боку. — А к слезам счастья я привыкну.

Женщина рядом с ним. Когда его жизнь так изменилась? Артуро точно крутился в морской могиле, смеясь над другом, который недавно говорил, что у него не будет жены.

Жена.

Слово плясало в голове Мануса, и он мог думать только об этом. Он хотел жену.

Сирша никуда не уйдет, он знал наверняка. Он потерял ее раз, но не собирался повторять это. Никто не мог знать, что она была русалкой, в этом была проблема. Но было непозволительно, чтобы женщина жила с мужчиной без уз брака.

Им нужно было сыграть свадьбу.

Он смотрел на нее с ужасом и восторгом. Ее босые ноги хлюпали в грязи, оставляя маленькие следы рядом с его большими. Крохотные следы. Идеально.

Лунный свет плясал на ее голых плечах, гладкой коже ее рук. Пряди волос покрывали почти всю ее наготу, почти ничего не оставляя воображению. Он видел ее такой раньше, но теперь это ощущалось иначе.

Он открыл дверь со скрипом, пропустил ее в тускло освещенную хижину.

— О, Манус, — выдохнула она, — тут мило.

Он скривил гримасу, не пытаясь изображать джентльмена. У нее был странный образ мышления. Сирша заслуживала большего, не жалкой лачуги возле моря. Она заслуживала замок, поместье с видом на море, чтобы она была близко к месту, которое они оба любили.

Но этим мечтам не сбыться.

— Вот как, — сказал он.

— Только посмотри! Ты живешь как король.

— Что?

Она прижала ладони к груди и прошла к камину.

— Что это?

— Камин.

— Для чего он?

— Чтобы согревать дом.

— Чем?

Он замер от восторга на ее лице. Манус забыл, что она всю жизнь провела в океане. Для нее все было новым. От каминов и кроватей до… его мир закружился. Ее нужно было всему учить.

— Собираю дерево, — буркнул он. — Отойди, жемчужина. Ты лишишься кожи от дрожи, если я тебя не согрею поскорее.

— Я привыкла к морю, Манус. Я в порядке.

— На кровати рубаха. Прикройся.

— Кровать?

Он указал.

— Там. Белая ткань. Натяни через голову.

— Хорошо.

Манус набил камин остатками хвороста, который собрал на несколько недель, что был дома. Зола на дне смешивалась с торфом, и запах в доме напоминал о море.

Он предпочитал обогревать дом торфом, но тот был дорогим. Он горел дольше дерева, использовать его было удобнее.

Он зажег последнюю спичку, поджег горку хвороста. Манус протянул руки к теплу, чтобы согреть ладони.

— Думаю, я закончила! — счастье звучало в ее голосе.

Он оглянулся и широко улыбнулся, еще даже не увидев, как она запуталась в рубахе. Рукава как-то привязали ее руки к бокам, ткань была наизнанку и задом наперед. Но она гордилась собой.

— Ты старалась, — его колени скрипнули, он встал и прошел к ней. — Но, боюсь, все неправильно.

— Ты не говорил, как правильно это делать.

— Нужно использовать руки, Сирша, — он потянул рукава, выпрямил их и развернул рубашку. — Не знаю, как ты это сделала. Нужно это снять, Сирша. Начнем заново.

— Все не может быть так плохо.

— Милая, я еще не видел, чтобы такой кошмар делали из рубахи.

Он сжал ткань в кулаках и стянул с нее через голову.

И потерял дыхание. Это отличалось от острова, или когда она поднималась из океана как морская богиня. Настоящая женщина стояла посреди его лачуги, и только высыхающие волосы прикрывали тело, которое он так сильно хотел.

Его щеки вспыхнули. Он говорил себе успокоить мысли. Она была почти как ребенок в этом мире, не знала даже, как правильно надеть рубаху, не понимала, как все тут работало.

И он не понял этого на острове? Сирша сидела возле него, задавала вопросы, на которые он не мог ответить, не переживая из-за приличий.

— Манус? — ее тихий шепот привлек его внимание.

— Да?

— Просто… я переживаю, что будет иначе. Я понимаю, что ты мог не хотеть, чтобы я прибыла. Ты быстро покинул остров, и мой народ пугает, знаю. Но я надеялась, что ты скучал по мне.

— Ты довольно прямолинейная.

— Я пересекла моря, чтобы отыскать тебя, Манус. Могу позволить это.

— А ты думала, как все будет, моя жемчужина? Я не умею читать твои мысли.

Она отклонила голову, темно-зеленая прядь волос скользнула по плечу, словно в танце.

— Я думала, что хотя бы получу поцелуй.

— Поцелуй?

— Это тоже прямолинейно?

Это было слишком. Женщины при мужчинах так не говорили.

Он благодарил небеса, что смертные его не искушали, и он получил женщину из моря, которая не переживала из-за приличий. Для нее важен был он, хоть он не понимал, почему, и она не давала ничему стоять между ними. Ни семье. Ни океану. Ни самому миру, ведь она пересекла его.

Манус не знал, какого бога благодарить, но навеки запомнил этот подарок.

Он рывком притянул ее к себе и прижался к ее губам своими. Она была на вкус как самое сладкое сокровище моря. Ее губы были нежным приливом, а руки — мягкими объятиями любимой.

Жар спускался от его макушки по спине. Она лишила его разума, и он ощущал только чувства.

Она была нежной, как бархат. Он сжал ладони у ее спины, пытаясь напомнить себе, что ее нельзя хватать сильно. Его пальцы могли оставить синяки на крохотной талии, хрупкие ребра могли сломаться, а он не хотел оставлять такие следы на ее плоти.

Его пальцы двигались, и он поражался ее влиянию на него. Она как-то разрушила все его попытки совладать с собой.

Манус отодвинулся, они оба тяжело дышали. Он прижался лбом к ее лбу.

— Выходи за меня, — заявил он. — Завтра или сегодня, когда разбудим викария.

— Что?

— Выходи за меня. Прошу, Сирша. Моя жизнь не та без тебя, и я не хочу расставаться с тобой.

— Ты серьезно? Сейчас?

— Ты можешь сделать меня самым счастливым в мире. Моя жена из моря.

— Как я могу отказаться?

Радость чуть не подняла его над полом.

— Ты серьезно?

— Только если будешь целовать меня до конца наших жизней.

— Я могу пообещать куда большее, — он поднял ее на руки, чтобы она была на уровне его глаз. — Невеста из моря. Как я тебя поймал, моя жемчужина?

— Я не видела тут невода. Твоего, по крайней мере.

— Тогда что думаешь?

— Ты меня не ловил, Манус, — она провела пальцем от его брови к губам. — Я выбросилась на берег, чтобы ты меня нашел.

— И я нашел, моя жемчужина. Нашел.

* * *

— Сирша, пора вставать.

Она зарылась глубже в тепло, что окружало ее. Она ощущала себя невесомо, словно осталась в океане, но было тепло. Океан был холодным, порой жестоко впивался в ее кожу. Тут она словно спала на облаке.

Ее нос уловил приятный аромат. Карамель и что-то земное, как табак, хоть она нюхала его всего раз в жизни. Сирша не хотела покидать этот рай на земле.

— Сирша, вставай. Или ты передумала выходить за меня?

— Что? — прошептала она. — Нет. Я не могла бы передумать насчет этого.

— Я нашел викария. Раннее утро, но его воодушевила наша романтическая история, так что вставай.

— Что за викарий?

— Тот, кто нас поженит.

— Разве мы еще не женаты? У фейри все проще. Мы сказали, что хотим жениться, и этого хватает.

— Это я и пытаюсь сделать, — Манус рассмеялся. — Я даже нашел тебе свадебное платье.

— Платье? — Сирша села и чуть не ударилась головой об его подбородок. — О чем ты?

Он указал на край кровати, и Сирша охнула так громко, что прикрыла рот руками. То, что лежало у ее ног, отличалось от всего, что она видела на дне океана. Ткань была целой и нежной, словно сделанной из морской пены. Кружева ниспадали волнами от воротника, и рукавов не было.

— О, Манус, — слезы покалывали ее глаза. — Это красиво.

— У тебя все красивое. Оно наполовину закончено, так что я смог купить его дешевле. Но я решил, что ты не будешь против.

— Не окончено? Что за шедевры создает этот творец? — она погладила робко платье ладонью. — Оно словно сделано из магии.

— Ты не видела платья фейри? Они точно роскошнее этого.

— Русалки не покидают океан, и мой отец не давал нам бывать у Благих фейри. Это первое настоящее платье, что я видела.

— Я рад, что тебе понравилось.

Понравилось? На ней будет море, как она могла не влюбиться мгновенно в платье, что он для нее нашел?

Сирша подвинула ткань на кровати и прижала к своей груди. Кружево покалывало ее кожу там, где с плеча сползла одолженная рубаха. Но она не хотела думать плохо о красивой вещи. Может, будет лучше, если она его наденет.

— Это как с рубахой?

— Да, — он рассмеялся. — Ты правильно его держишь. Это спереди.

— Хорошо.

Она слезла с кровати. Одеяла упали на пол, и она не мешала им. Она схватилась за край рубахи и сорвала ее через голову.

Манус странно зашипел за ней.

Она не понимала людей. Они реагировали так, словно нагота была редко позволена. И нагота действовала на него непонятно. Сирша хотела как можно скорее разобраться в этом.

Платье скользнуло по ее коже, словно вода, легло на ее фигуру. Она пригладила ткань на животе. Внутри платье было приятнее, чем снаружи. В кружева были вшиты маленькие жемчужины, украшая платье, словно тут поработали фейри.

— Манус? — Сирша повернулась, улыбаясь так широко, что щеки болели. — Что думаешь?

Он отклонился на ладонях, сидя на кровати, разглядывал ее неспешно. Ее тело покалывало от его взгляда. Она отчаянно хотела прижать ладони к пылающим щекам, но замерла, чтобы он рассмотрел ее платье.

— Невероятно. Думаю, у викария будет сердечный приступ при виде тебя.

— Почему?

— Любой разумный мужчина не сможет глаз от тебя оторвать.

Сирша его не поняла, но ему явно понравилось. Он не сводил с нее взгляда.

— Так мы идем?

Манус моргнул, поднял взгляд к ее глазам.

— Таким был план.

— И он остался?

— Я пытаюсь быть честным, моя жемчужина. То, что я хочу с тобой сделать, требует брака.

— Я не человек, Манус. То, что ты хочешь сделать, может быть нормальным в моем мире.

— Это точно не так, — он встал и протянул руку. — Готова?

Она всю жизнь ждала этого. Она очарованно обвила его пальцы своими. Мозоли впились в ее нежную кожу, но она не переживала.

Манус повел ее из домика в ночь. Свет луны озарил его, придавая ему облик божества. Он оглянулся, все еще сжимая ее руку, и улыбнулся.

Они перебрались через большой мост и по сколоченным доскам. Лестнице, напомнила себе Сирша. Он так это звал, и ей нужно было запоминать, раз она будет жить тут.

Сирша хотела замереть и все рассмотреть. Брусчатка была выложена аккуратно, камни подходили друг к другу почти идеально, и ей стало интересно, кто это сделал. Люди тоже могли использовать магию? Сами смертные так не смогли бы.

Здания поднимались во тьме как монолиты. Свет звезд мерцал на стекле в окнах, подмигивая Сирше. Внутри свет не горел.

Она не сдержала любопытства и потянула Мануса за руку, чтобы замедлить.

— Там живут люди?

— Да.

— Много? — она смотрела на здание в четыре этажа перед ними. — Это принцы?

— Нет, это общие дома. Трещат по швам, но чуть лучше моей лачуги.

— Трещат?

— Видишь, солома на крыше гниет? Некоторые окна без ставен, и замок на входной двери, похоже, сломан. Тут опасно оставаться, если не знаешь, как себя защитить.

— О, — прошептала она, видя дом в новом свете.

Он все еще впечатлял. Русалки не строили на дне океана. Они исследовали, а не создавали.

Но ее брат как-то раз сплел нить с жемчугом, чтобы подарить маме. Это нельзя было сравнить с домом, но это было началом осознания, что их руки могли что-то делать.

Их отец порвал ожерелье, и ее брат больше не пытался.

Хмурясь, она позволила Манусу увести ее глубже в портовый город. Здания росли, дома стояли все ближе друг к другу, пока между ними не пропало место. Ее ноги стали грязными, земля набилась между пальцев. Ей было неудобно, но она не осмелилась просить его остановиться.

Они шли на свадьбу. Она не даст ему остановиться, даже если будет конец света. Грязные ноги были пустяком.

— Вот, — Манус указал вперед на серый силуэт, который только стал виднеться вдали. — Это церковь.

— Церковь?

— Там многие поклоняются Богу.

Она кивнула.

— Почитать Туата де Дананн хорошо. Они ценят, когда люди помнят, что сделали фейри.

Он не ответил, и она взглянула на его острый профиль. Он хмурился, облизнул губы и ответил:

— Они почитают не Туата не Дананн.

— Тогда кого?

— Христианского Бога.

— Кто он?

— Позже объясню.

Она потянула снова, чтобы он замер.

— Я хочу знать, что за Бог это будет, Манус. Мне не нравится, что кто-то, кроме моего народа, позволит этот брак.

— Это мой Бог, Сирша, — он притянул ее к своей широкой груди и сунул палец под ее подбородок. Он осторожно приподнял ее голову, чтобы она посмотрела на него. — Мы ведь уже женаты в глазах твоего народа?

— Да.

— Теперь давай поженимся в глазах моего народа.

Она не могла спорить, хоть ей не нравилась идея брака перед богом, которого она не встречала. А если он ей не понравится? Или — хуже — она не понравится ему? Вопросов было много. Она знала, как выглядел гнев бога, это было ужасно.

Дрожа, она позволила ему вести ее к серому зданию, которое становилось выше с каждым их шагом.

Церковь ужасала. Высокие шпили вонзались в воздух, серьезные мужчины смотрели на нее с крыльями за спинами. Она смотрела на одного, и он будто пошевелился. Она вздрогнула и спряталась за спину Мануса.

Кровь фейри текла в ее венах. Она не должна была бояться творений смертных, но боялась. То, что создавали люди, было чудесным и ужасающим.

— Мы пришли, — он открыл дверцу в стене церкви, сливающуюся с камнем. — Заходи.

Она замерла на миг и погрузилась во тьму. Каменное здание проглотило ее, и в брюхе чудища было страшнее, чем снаружи. Тусклый свет падал сквозь цветное стекло окон, каменные статуи хмуро смотрели на нее со своей высоты.

Человеческий бог уже был недоволен ее присутствием?

Сирша встретилась взглядом со строгим каменным мужчиной, который хмуро глядел на нее. На нем была странная шляпа, и он сжимал посох, которым было просто бить людей. Он склонялся, и она переживала, что он вот-вот ступит на пол.

Неблагие фейри использовали каменные статуи как воинов. Она слышала в детстве истории, после них ей снились кошмары. Сирша не думала, что увидит такую магию.

Она сглотнула и отпрянула. Ее спина врезалась в стену, но ровная поверхность вдохнула.

Рука Мануса обвила ее, прижимая к нему.

— Что такое?

— Статуи.

— А что они?

— Выглядят как живые.

Он поцеловал ее в висок.

— Они не живые, моя жемчужина. Магия давно не ступала в это здание.

— До меня.

— Ты благословлена морем, — он поцеловал ее волосы и взял ее за руку. Теплые пальцы переплелись с ее. — Идем, Сирша. Я уберегу тебя от статуй, а если они сойдут с пьедесталов, я разобью их в пыль.

— Обещаешь?

Ответом была его ослепительная улыбка.

Дрожь Сирши пропала. От улыбки в уголках его глаз появлялись морщинки — знак, что он часто улыбался в жизни. Медовые прожилки в глазах сияли, когда он был рад, словно солнце плясало на поверхности темного моря.

Она была очарована им. Люди говорили, что русалки песнями вели моряков к камням, но это он вел ее к беде. Движения его тела, его губ, сжимающие ее пальцы были песней сирены, которой она не могла сопротивляться.

— Святой отец? — позвал Манус.

— Отец? — повторила она. — Этот мужчина — твой отец?

— Нет. Не мой. Но мы их так зовем.

— Почему? Это так запутанно, — Сирша нахмурилась.

— Просто… — Манус вздохнул и пожал плечами. — Я не знаю ответа, моя жемчужина. Но так всегда было.

Они шли по длинному проему со странными длинными сидениями по бокам. Она хотела потянуть его за руку и спросить, для чего они были, но он спешил провести ее дальше. Тут было столько странного! Как ей все это узнать?

— Манус, ты вернулся, — голос был тихим и скромным. Этот голос она могла слушать часами, он напоминал шелест волн на песке пляжа.

Она обернулась, желая увидеть, у кого был такой голос.

Мужчина стоял на вершине небольшой лестницы. За ним был стол с множеством предметов, включая золотую статуэтку мужчины, похожую на ее. Отец был в белой робе с черным воротником. Он не выглядел юно, но и не был старым. Морщины только стали появляться на его добром лице, а глаза сияли жизнью.

Сирша поняла, что он говорил. Он источал энергию, какой она еще не встречала у людей. Доброта пульсировала золотым светом, таким ярким, что она почти могла его коснуться.

— Ах, отец, вот вы где. Я вернулся с женщиной, о которой мы говорили.

— Она привлекла твое внимание? Я думал, невозможно приручить твою дикую душу. Подойти ближе, дитя, я хочу посмотреть на чудотворца.

Сирша не понимала, что он говорил с ней, пока Манус не опустил ладонь на ее спину и не подтолкнул ее.

Почему она должна была говорить с мужчиной, который звал себя отцом, но был без сына? Она спрятала дрожащие ладони в кружевах юбки и шагнула к свечам.

— Ах, ты милая, да? Конечно, Манус хочет забрать тебя. Любому мужчине была бы честь стать парой с такой женщиной.

— Спасибо, — прошептала она.

От его внимания ей было не по себе. Что он видел, глядя на нее?

Она нервно убрала волосы за уши.

Викарий тут же отпрянул.

— Что это?

— Отец, не нужно мыслить в рамках, — перебил Манус.

— В рамках? Ты привел фейри в священное место!

— Нет ничего плохого в фейри.

Викарий покраснел. Сирша не понимала, от страха или гнева.

— Фейри нет места в доме Бога. Я не проведу эту свадьбу, как и никто другой, не лишенный разума.

— Вы уже сказали, что проведете, отец.

— А ты соврал.

— Я этого не делал.

— Ты скрыл правду, а это не лучше, — викарий указал на Мануса так, словно ладонь была мечом. — Я следую слову Бога, но я вырос тут, мальчик. Я знаю истории фейри, знаю, на что они способны. Я не хочу такого в своей церкви. Изыдите.

Их крики поднимались к потолку и возвращались эхом, ударяя по Сирше снова и снова.

Манус покраснел от гнева и сжал кулаки по бокам.

— Не имеете права.

— Ты поднимаешь руку на священника, за это проблем будет больше, а не просто несколько ночей в колодке.

Сирша сглотнула и прошептала:

— Перестаньте.

Они не прекратили. Она попятилась на пару шагов и обвила себя руками. Они не понимали, что пугали ее? Она не хотела быть в этом жутком здании с каменными стражами и злым священником.

Они спорили, и она прижала ладони к ушам. Их слова били по ее рукам, проникали между пальцев.

— Думаете, несколько ночей за решеткой меня испугают, отец? Вы больше всех знаете, откуда я, так что глупо меня искушать.

— Искушение — грех, и ты ему предаешься.

— Не обвиняйте меня, ведь вы и сами не без греха! Я знал вас до того, как вы надели эту робу…

— Прекратите! — ее крик зазвенел громче их голосов, яростно гремел.

Двое мужчин застыли и обернулись, уставились на маленькую русалку. Сирша смотрела на их губы, ждала, что они будут двигаться, но этого не произошло. Она медленно опустила руки и выпрямила спину.

— Я не знаю, что я сделала не так, — сказала она. — Простите, если оскорбила ваш дом, войдя в него без разрешения.

Злые линии вокруг рта викария смягчились.

— Дитя, я злюсь не поэтому.

— Тогда почему?

Он шагнул к ней, замер, когда она повторила за ним.

— Что ты?

— Я — одна из русалок.

— Моя мать рассказывала о твоем виде. Красивые женщины, но в плену под волнами из-за их мужей. Ты ищешь свободы?

Она кивнула.

— Ты уверена, что хочешь свободу с моряком? — его глаза снова стали добрыми. — Манус не славится верностью. Тебе подошел бы любой с суши. Принц, если нужно. Жить с Манусом будет непросто.

Манус поднял кулаки.

— Вы не имеете права, отец.

— Имею. Я не дам женщине выйти замуж за того, кого она не знает и не понимает. Она невинна в этом мире, — он закатил глаза. — Манус, не смотри на меня так. Я священник, но в первую очередь — ирландец. Меня, как и тебя, растили на сказках о фейри.

— Она может принимать решения сама.

— Да? Ты сказал, что можешь ей предложить? — священник указал на него. — Угрозу голода за углом? Отсутствие денег на новую одежду, кражу из карманов, переживания, хватит ли денег на торф на зиму? Она может жить лучше, и ты это знаешь. Ты бросишь ее, как только тебя позовет море.

— Ах вы…

Сирша не могла больше терпеть эти споры. Она встала между мужчинами, от ее дрожи трепетало платье, и кружево выглядело как морская пена.

— Хватит. Я не буду повторять, — они смотрели на нее большими глазами от ее резких слов. — Я уже взрослая, и я ценю ваши тревоги, но не дам другому мужчине решать за меня. Мы уже женаты в глазах фейри. Мне плевать, посчитает ли ваш бог нас такими.

— Ты не знаешь, кому себя отдаешь, — священник вздохнул. — Ты выбираешь тяжелую жизнь с мужчиной, который всегда будет во главу ставить море.

Гнев вспыхнул в ее груди.

— Боюсь, мы говорим о разных мужчинах. Я вижу его слабости, отец, ясно как день. Но я вижу и человека, признающего свои изъяны. Нет человека без изъянов, и я хочу быть с человеком, который знает, что он такой.

— Это красивые слова, но ты все равно не понимаешь, какой будет твоя жизнь.

— Моя жизнь будет такой, как я выберу.

Священник смотрел ей в глаза, погрузился во тьму ее взгляда, пока не нашел то, что искал. Он кивнул и повернулся к алтарю.

— Так тому и быть. Если я не могу убедить тебя в твоей глупости, научишься сама.

Она не считала, что он был прав, и он точно не мог доказать ее неправоту. Сирша взяла Мануса за руку.

Он посмотрел на нее с радостью в глазах.

— Ты уверена в этом?

— Я еще никогда не была так уверена. Я уже поклялась тебе, Манус, тысячу раз в голове, а если нужно — прокричу до неба. Я пересекла моря в поисках тебя и сделала бы это снова.

— Чем я заслужил такое, — тихо спросил он. — Я никогда не был везучим в таком. Почему ты?

Сирша прижала ладонь к его щеке.

— Я вижу мужчину, которого ты скрывал от мира, и он мне нравится. А тебе, похоже, нет. Пока что.

— Видишь его? И он тебе нравится?

Она не могла ответить. Она хитро улыбнулась и потянула его к терпеливо ждущему священнику.

Она опустилась вслед за ним на колени. Церемония была простой. Повторять слова и действия, священник связал их руки и объявил их мужем и женой. Это было больше, чем свадьба фейри, но меньше, чем она ждала от таких существ.

— Берешь эту женщину в жены? — спросил священник.

— Да, — голос Мануса поднялся под потолок, сильный и уверенный, и ее колени дрожали бы, если бы она стояла.

— Ты берешь этого мужчину в свои мужья?

Она посмотрела в глаза Мануса, в темные глаза с нитями золота и меди.

— Да.

— Тогда властью, данной мне, объявляю вас мужем и женой.

Манус вскочил на ноги, притянул ее к себе и обнял. Он склонился и прорычал ей на ухо:

— Я не буду позорить тебя при священнике, но мы идем домой сейчас.

— Миледи, — сказал священник. — Будьте осторожны.

Она не стала отвечать. Сиршу не растили как принцессу, но она ощущала себя так, спускаясь по ступеням. Манус ждал ее внизу, протянув руку.

Не важно, что под его ногтями была грязь. Не важно, что у него не было титула, что он жил у моря, а не с другими людьми, что у него не было денег или запасов в доме. Он смотрел на нее бездонными глазами, и в них она видела дом.

Он был принцем из коры и земли, ожил от ее желаний.

Манус поспешил по улицам, не отвечая на ее вопросы. Он не слышал ее, пока они бежали по брусчатке к морю.

Их тихое дыхание разбивало воздух. Оно смешивалось со шлепками их ног по вытоптанной земле. Манус распахнул дверь, опустил ладонь на ее поясницу и провел ее через порог.

Хихикая, она прошла в хижину, полную золотого света рассвета. Он сделал позолоченными все края мебели в доме.

— Манус, уже утро.

— Я разбудил тебя слишком рано, — сказал он, шумно закрыл дверь и подпер стулом.

— Что ты делаешь?

— Не даю никому помешать нам.

Она приподняла бровь.

— Помешать? А что мы делаем?

Манус не ответил. Он поднял одеяло с кровати и закрыл им окно. В комнате стало темно, лишь несколько лучей проникало в дыры в ткани.

Она с интересом заглянула в дырку, пока он зажег несколько свечей. Теплый свет заполнил хижину, и его кожа стала бронзовой.

— Манус? — снова спросила она. — Что мы делаем?

Он тут же оказался в другой части комнаты, и она оказалась у стены, прижатая его телом. Он склонился, его губы скользнули от плеча до уха.

— Ты говорила правду? — его голос был хриплым. — У священника?

— Да. Фейри не умеют врать.

— Ах, да. Я забыл, — он поймал ее ухо зубами, нежно прикусил чувствительную кожу, вызывая искры в ее теле до пальцев ног. — Никто еще так не говорил обо мне.

— Тогда все они ошибаются.

Манус отодвинулся, и она снова затерялась в его глазах. Она видела горы с такими зелеными деревьями, что ее глаза болели. Водопады обрушивались с высоты, поднимая облака брызг. Древние звери поднимали головы с рогами, на их спинах были цветы. Она видела мир фейри в его глазах, но и не только это.

— Поцелуй меня, — прошептала она. — Я твоя, Манус из Уи-Нейлла. И другого не будет.

* * *

Манус хотел дать ей незабываемую брачную ночь. Он хотел дразнить ее, шептать обещания ей на ухо, притворяться джентльменом, хоть и не был таким. Она заслуживала всего его контроля и всей страсти.

Но она сказала слова, что делали ее навеки его. Брачный обет мало значил, когда женщина была неверной. Эта странная женщина по своей воле дарила себя, свою жизнь и душу обещанием, которое украло его сердце.

Нити его контроля натянулись, трещали. Он бросился, прижался к ее телу, поглощал ее губы с агрессией, которая удивила его. Она была на вкус как море.

Она жалила его душу как морская вода солнечный ожог, а потом успокаивала боль нежным прикосновением.

Манус прижал ладони к ее лицу, отклонил ее голову, чтобы проникнуть глубже в ее рот. Его ладони дрожали. Он прижал пальцы к ее щекам сильнее и понял со страхом, что в его венах горела не агрессия или страсть. Это было желание, такое сильное и жестокое, что он хотел оставить на ней свой след, даже на ее душе.

Он испугает ее, и ей стоило убежать от него, когда он был таким. Не будет нежных ласк, не будет шепота, только огонь, что поглотит ее целиком.

Но он не мог остановиться.

Он двигался губами по ее высоким скулам, по ее изящному горлу. Она едва дышала, ее ноги дрожали.

— Я не знаю, как быть мужчиной, которого ты заслуживаешь, — прошептал он в ее кожу. — Я не могу быть нежным. Я не могу быть хорошим.

— Ты такой, — прошептала она и сжала пальцами его волосы. — Люби меня, как мужчина любит женщину, Манус. Я не из стекла. Я — фейри, и я больше чем любая женщина, с какой ты был раньше.

Ее слова ударили молнией по его разуму. Они пробежали по его спине и чуть не лишили его ног от желания.

— Я так сильно тебя хочу, — выдавил он. — Я еще никого так не хотел.

Его пальцы дрожали, пока он развязывал ее платье. Он потянул за белый бантик, лента упала шелковой лужицей на пол.

Кружева раздвинулись, ткань едва держалась на ней. Он подвинул ткань, чтобы видеть гладкую кожу ее плеч. На ней не было ни пятнышка. Ни шрамов, ни следов ранок из детства. Сирша была вся из молочно-белой кожи, что становилась серебряной в свете луны.

Он опустил кружево пальцем, подцепив за край. Оно соскользнуло, замерло на ее талии, и она выглядела так, словно выходила из моря в его руки.

Манус видел ее кожу до этого. Видел ее без одежды, но это было другим. Одно дело видеть фейри в ее среде обитания. Другое — видеть ее в его доме, стоящую как уязвимый новорожденный.

— Твои ладони дрожат, — прошептала она.

Он благоговейно смотрел, как Сирша сжимает его ладонь и прижимает к своим губам.

— Ты не знаешь, что будет, — задыхался он, напоминая себе, что она была хрупкой.

— Ты перегибаешь, — она слабо улыбнулась. — Разве нам нужно столько думать?

Если все пройдет хорошо, в ее голове и не будет мыслей, только его вкус. Манус не мог дышать. Он смотрел на идеал, касался ее и переживал, что оставит след.

Его грязные пальцы не должны были трогать ее, хоть он украл ее. Русалки были из легенд. Она была богиней, а он — лишь уличной крысой.

Она шагнула вперед без звука.

— Я не знаю, что делаю, но ты же скажешь, если я сделаю что-то не так?

Он выдохнул с дрожью.

— Почему?

— Что «почему»?

— Почему ты позволяешь мне прикасаться к тебе?

Она улыбнулась и прижала ладонь к его щеке.

— Почему ты думаешь, что женщина этого не хочет?

— Я хорош только для шлюх.

— Кто тебе это сказал? Ты красивый и благородный. Я не узнаю эту робкую часть тебя, которая не понимает мои чувства к тебе. Это на тебя не похоже.

Она была права. Манус был уверенным, он без проблем заманивал проституток в свою постель. Он не колебался с ними. Они радостно пищали, когда он был близко.

Может, в том и было дело. Он не знал, интересовал их собой или деньгами. Скорее всего, деньгами, и он не был обязан ублажать их, если не хотел. Манусу нравилось уделять внимание их нуждам, но после долгого дня работы им платили. Он не переживал, если они не были удовлетворены.

Но если он разочарует ее?

Она заглянула в его глаза, и искра узнавания была такой яркой, что его щеки вспыхнули. Она знала или хотя бы догадалась о его мыслях.

Он прикусил губу, а она отошла. Ее пальцы схватили края платья, и она спустила его с бедер. Оно съехало на пол с шелестом моря, и Сирша осталась перед ним такой, какой прибыла сюда.

Длинные темные волосы обрамляли ее руки, и ее кожа казалась еще бледнее, чем он думал. Волосы покачивались у ее скругленных бедер, заканчивались у тонких ног.

Он смотрел на кожу, поцелованную луной, и тени между ее бедер.

— Я не хочу закаливать тебя, — нежно сказала она. — Ты — не клинок, который я хочу притупить. Я буду брать тебя так, как могу, Манус. Если это по-звериному, то помни, что я отчасти рыба.

Он рассмеялся и провел рукой по спутанным волосам.

— Все не так просто, моя жемчужина.

— Скажи, чего ты хочешь, муж мой, и я дам это тебе тысячекратно.

Ее муж.

Ее муж.

Слова разбили остатки его контроля. Манус выругался, шагнул вперед и подхватил ее на руки. Она обвила его шею, весело смеясь, и звук разбивал потолок и спускался эхом к ним.

Он опустил ее на свою кровать, шепча, что хотел бы дать ей больше. Она заслуживала золота, бриллиантов, что мерцали бы вокруг ее тела, украшая, будто богиню.

Она выгнула спину, и он гладил шелковистые груди. Стон вырвался из ее горла. Он хотел только этого, мечтал, что так будет. Она была нежной, горячей и податливой.

Он склонился и поймал губами горошинку на вершине груди. Гладя языком, он ждал, пока ее дыхание дрогнет, а пальцы сожмут простыни. Он перешел к другой груди.

Сирша была удивительно чувственной. От каждого движения его языка она выгибалась, а когда он прикусывал зубами, она стонала. Это было музыкой для его ушей, и он был рад послушаться ее тела.

Мышцы ее живота напряглись, его пальцы плясали по нежной коже там.

— Доверься мне, — прошептал он возле ее сердца.

— Всегда.

Он гладил внутреннюю сторону ее бедер, чтобы она раздвинула их шире. Сомнений не было, она с полным доверием раскрылась ему.

Она была теплой, влажной, сводила с ума. Манус застонал и прижался лбом к ее ключице.

— Жемчужина, я не знаю, буду ли нежным, а ты этого заслуживаешь.

Она прижалась сильнее к его пальцам, его ладонь оказалась на ее жаре.

— Я не хочу нежно, Манус. Я хочу тебя.

Сирша прижималась к его руке, жар исходил от ее тела, как никогда раньше. Он сделал ее земной. Ее кровь была раскаленной лавной, ее тело было из деревьев, а дыхание было ледяным северным ветром.

Он навис над ей, его длинные волосы щекотали ее чувствительную кожу.

— Да?

— Сейчас.

Он нацелился туда, где до этого были его пальцы.

— Будет немного больно…

Она прижала пальцы к его рту, заглушая его.

— Хватит, Манус. Мы ждали достаточно.

Ее тело было переполнено ощущениями. Было слишком много, но она не хотела, чтобы он останавливался.

Он был нежным, хоть и говорил, что не мог таким быть. С каждым дюймом, что он погружал в нее, она шумно выдыхала. Манус прижался губами к ее горлу, сдерживаясь, пока она не расслабилась вокруг него.

Сирша не думала, что будет так. Она видела раньше такие акты. Киты и морские существа совокуплялись с животным пылом, который она не понимала до этого.

Она запустила пальцы в его волосы, прижалась к его губам своими и ждала, пока он погрузится в нее полностью.

— Хватит, — прошептала она в его губы. — Ты был нежным, теперь дай мне все.

Движения его тела усилились, каждый выпад был как волна, обрушивающаяся на ее тело. Он был океаном, кружил ее потоками, поглощал ее.

Она неожиданно разбилась. Сирша откинула голову на подушки и смотрела на потолок, но видела только звезды. Тысячи сияющих огоньков украшали небо. Может, то сияли города под водой.

Она была разбита. Ее кусочки парили в воздухе, ее тело было переполнено, раскачивалось, а он погружался все глубже в нее.

Манус откинул голову, его шея напряглась, он издал звериный стон.

Вес его тела опустился на нее, окружил ее теплом и безопасностью, и на его коже были следы трудной жизни. Она гладила пальцами его ребра, его шрамы.

Дыхание задевало ее шею, он прижался губами туда, где воздух холодил ее кожу.

— Ты в порядке?

— Лучше, — улыбнулась она. — Намного лучше, чем я ожидала.

— Я рад, что не разочаровал.

— А как иначе? Я приму от тебя все, что могу.

Она шептала слова, хоть ей хотелось кричать. Он был ее, а она — его. Они были связаны по закону фейри и людей. Никто не мог забрать ее у него, и она не вернется в свой дом под водой.

Она впервые в жизни была в безопасности.

Чувство пьянило. Сирша не знала, как справляться. Ей не нужно было оглядываться, переживать, что ее отец или брат прятались в тенях. Ей не нужно было гадать, за кого она выйдет замуж, или куда направится ее жизнь.

Сирша решала сама, хотя, может, немного влиял и Манус. Но это было не так важно. Он был хорошим, просто еще не знал этого.

Он пошевелился, прижался лицом туда, где ее шея соединялась с плечом, и вздохнул.

— Начало дня. Нам нужно вставать, и мне пора искать работу.

— Останься еще немного, — попросила она.

Сирша обвила его руками крепче. Она прильнула к его груди, вдыхая запах пота и мужчины.

— Может, немного можно, — согласился он.

Он повернул их на бок, руки обвили ее. Она дала ему направлять ее, закинула ногу на его бедро. Он опустил подбородок на ее голову.

Было тихо, мирно и приятно знать, что о ней заботились. Хоть немного. Они не говорили слова, но она была уверена, что он ощущал то же самое. Должен был.

Смех загудел в его груди.

Она улыбнулась.

— Да?

— Что?

— Что смешного?

Он покачал головой, потерся подбородком об ее голову.

— Я еще не засыпал с женщиной раньше.

— Никогда? — Сирша отклонилась к нему. — Даже священник говорил, что тебя в этом знают.

— Я не остаюсь с ними. Я наслаждаюсь ими, а они — мной, а потом я ухожу.

— Почему?

Она нахмурилась, он замешкался. Она не понимала, почему он не хотел оставаться. Было чудесно. Его руки вокруг нее вызывали в ее сердце песню, которую она еще не слышала, но она была красивой.

— Я не хотел, — признался он. — До этого.

— О. Тогда понятно.

— Да?

— Да, — она устроилась удобнее в его руках и тихо выдохнула. — Это прекрасно понятно.

Сирша не давала себе отдыхать, пока не услышала его глубокое дыхание. Он уснул с ней в руках, и она была рада, что была первой.

7

Наслаждение и агония

Сирша прижала цветок к носу, вдохнула сладкий аромат, голова кружилась. Она не думала, что запах будет таким. Лаванды не было вокруг ее подводного дома, это было редкое явление.

— Нравится? — спросил Манус.

Он стоял на другой стороне от лотка, следил за ее движениями. Она знала, что выглядела странно. Сирша бегала от торговца к торговцу, хватала все, что могла, восклицая, как это чудесно. Они странно смотрели на нее, но терпели странное поведение с улыбками.

— Пахнет как… как… — Сирша подбирала слова. — Как далекие земли и приключения.

Он обошел лоток и забрал прутики из ее пальцев.

— Потому что тут так пахнет. А ты дальше не была.

— Я никогда еще так далеко не была!

— Вот именно, — он бросил монету женщине, улыбнувшейся им, и вернул Сирше лаванду. — Говорят, она успокаивает.

— Что? Это?

— Лаванда. Люди оставляют ее возле подушек, когда не могут спать.

— Правда? — она посмотрела на лиловые цветы, заинтригованная их способностями. — Невероятно.

— Да?

Он спрашивал так весь день. Разве это было так интересно? Может, не для него. Но для Сирши все было новым, чужим и странным, но радующим.

Она заметила мерцающие цветные огоньки. Они искрились как солнце за водой. Ее сердце замерло, и она поспешила по людной улице, не думая. Манус окликнул ее, но она не могла остановиться. Она увидела кое-что новое и интересное.

Она нырнула под яркую ткань, трепещущую на ветру, и остановилась.

Кусочки цветного стекла висели на нитях вместе с перьями и трепетали от легкого ветра. Стекло позвякивало, перья шелестели. Солнце попадало на гладкие края, и краски плясали по деревянному лотку и земле.

Она подняла край нового платья и коснулась босыми пальцами ноги света. Голубой огонек плясал на ее коже, знакомый и нет. Она словно видела океан новыми глазами.

Одно из украшений привлекло ее внимание особенно. Ракушки висели возле кусочков стекла, ветер пел в них, звал ее как волны океана.

Мужчина за лотком тепло улыбался, и это задевало его глаза. Он вытер руки о белую тряпку и шагнул вперед.

— Чем могу помочь, миледи?

— О, — она прижала ладони к груди. — Я не знаю, с чего начать. Это красивое.

— Им не сравниться с вами.

Она покраснела от его слов. Мужчины тут были очаровательными, русалы такими не могли быть. Она не знала, как им отвечать на комплименты и попытки заигрывать.

Манус обычно отпугивал их. Но его тут не было, телеги закрыли его от нее.

Она оглянулась, он искал ее на другой стороне улицы.

Защита была приятной, но не нужной. Сирша была русалкой, могла о себе позаботиться.

Она убрала прядь темных волос за ухо.

— Как вы их делаете?

— Стекло редкое в этих краях. Знаете, как мы его получаем?

— Нет.

Он указал ей пойти за лоток.

— Заходите, я покажу.

— Это не отвлечет вас от других клиентов?

— Пока что никого нет, и это, похоже, не лучший рынок для моих товаров. За день ни одного серьезного покупателя. Позвольте показать милой леди, на что я способен. Хоть что-то хорошее за день.

Она взяла его за протянутую руку. Мышцы двигались под белой льняной рубахой, он много работал.

Сирша не могла представить, как он создавал такую красоту. Это точно была магия. Волоски на ее руках встали дыбом от мысли.

Она видела лишь несколько людей со способностью к магии. Они были поразительными существами, превращали мечты в реальность, меняли тревоги на фантазии. Ее отец не пускал ее к ним. Он говорил, что это отвлекало.

Сирша и без того была окружена фантазиями.

— Знаете о стекле хоть что-то? — спросил мужчина.

— Нет.

— Некоторые считают это магией. Даром от самих Туата де Дананн.

Она подняла резко взгляд, сжала пальцами его предплечье.

— А это не так?

— Нет, — он похлопал ее по ладони, успокаивая и прося ослабить хватку. — Это магия земли, да, но не такая, как вам кажется. Присядьте тут, и я покажу.

Сирша опустила ладони на колени и напомнила себе не болтать ногами. Манус пытался утром рассказать ей, что ей нужно учиться вести себя как человек. Леди не болтали ногами, пока сидели.

Мужчина поднял деревянный сундук и опустил у ее ног.

— Отсюда появляется стекло.

Он откинул крышку, и ее сердце пропустило удар. Там будет что-то невероятное? Волшебное существо, которое она никогда не видела?

Сирша заглянула в сундук и моргнула. Он был полон песка. Белый и почти нетронутый, песок мог быть и из ее дома.

— Песок? — спросила она.

— Песок, миледи, — он рассмеялся от ее гримасы. — Не нужно так разочаровываться! Почему бы вам не сунуть туда руку? Может, вы что-нибудь найдете.

Сунут руки в песок? Она делала это тысячу раз. Сирша чуть не сказала ему, что выросла в океане, плавала среди песка и бросала им в лица сестер. Она закрыла рот, зная, что это раскроет слишком много.

Песок был прохладным. Он скользил сквозь ее пальцы так знакомо, что на глазах чуть не выступили слезы. Она несколько недель не была у песка и уже скучала больше, чем могла признать.

Ее пальцы задели что-то твердое, края впились в ее кожу. Она, охнув, выдернула руки из песка и уставилась большими глазами на мужчину.

— Что там?

Его глаза весело блестели.

— О, не знаю, мисс. Почему вам не вытащить?

— Оно меня укусит?

— Нет, но будьте осторожны. Я не хочу, чтобы вы порезались.

Она не была уверена, что он говорил правду. Его глаза слишком блестели, и он не предупредил ее первый раз, когда она сунула руки в сундук.

Сирша прищурилась и не стала бояться. Он мог ожидать, что она отступит, но она билась с акулами. Этот человек не знал, с кем имел дело.

Она снова погрузила руки в песок. Острый предмет был возле угла, и ей пришлось склониться над сундуком.

Холодные осколки оказались под ее пальцами. Кусок был больше, чем она ожидала, и не такой острый, как она думала. Маленькие шипы впивались в ладони, но не пытались пронзить плоть. Прохладная поверхность была гладкой, плотной и удивительно нежной.

Мужчина заметил ее изумление. Он рассмеялся и махнул руками.

— Вытащите и посмотрите.

Ее руки напряглись, и она вытащила удивительно тяжелую находку. Песок скользил по поверхности, она уставилась на большой кусок стекла в ладонях.

Он выглядел как пролитый воск, чуть мутный, но поразительно красивый, с закрученными шпилями и прочным основанием.

— О, — воскликнула она. — Так это выглядит перед тем, как вы его меняете? Как его создают? Магией? Вы магией меняете облик стекла? Как вы превращаете это в те красивые призмы?

Он рассмеялся и поднял руки.

— По вопросу за раз, миледи. Хотя я могу на все ответить, если посмотрите на мою работу.

Она кивнула, держа стекло возле груди, чтобы не уронить. Она не видела еще ничего ценнее на суше, а она видела изящные кружева, похожие на морскую пену. Что еще за чудеса творили эти существа?

Мужчина осторожно взял стекло из ее рук и вернул в ящик.

— Идемте со мной.

Его ладонь была шершавой. Сирша поняла, что люди, которые работали, все были с огрубевшими ладонями.

Она взглянула на свою ладонь, замешкалась и опустила свою нежную ладонь на его. Его глаза на миг расширились от удивления. Он точно заметил, и она не знала, как объяснить свои нетронутые работой ладони.

Она работала. Она не была ни из королевской, ни из богатой семьи. Но в воде все было иначе. Русалки не ощущали последствия работы так, как люди, и ее ладони точно огрубели бы, будь она тут дольше.

Но было почти стыдно, что он заметил такое. Она опустила голову, он повел ее за ряд лотков туда, где стояли телеги, полные товаров.

— Леди, — пробормотал он, — если вы из аристократов и пришли на рынок в таком облике, вам не стоит быть наедине с таким, как я.

— Вы не первый говорите такое, но я не понимаю, почему, — она подняла взгляд, посмотрела в его голубые глаза. — Я не могу встречаться и говорить, с кем хочу?

— Так не принято.

— Кто сказал? Почему нельзя встречаться с тем, кто создает товары, искусство и то, что мы используем каждый день? Я хотела бы знать талантливых людей, которые могли бы украсить мой дом, будь я аристократкой.

Он обрадовался.

— Так вы не такая?

— Что?

— Вы не аристократка?

— Нет, — она печально покачала головой. — Но я не отличалась бы, будь я такой.

— Вы редкая, да?

Сирша не знала, был ли его взгляд хорошим. Он был задумчивым, хмурился и сжимал губы. Возможно, он гадал, кем она была, и это ее беспокоило.

— Где мы? — выпалила она, надеясь отвлечь его от его любопытства.

Грязь хлюпала под ее ногами, но она не была против. Телеги, катаясь тут каждый день, оставили глубокие следы. Она видела, как некоторые торговцы бегают между лотками, принося охапки товаров к клиентам. Белые простыни укрывали многие телеги, защищая товары от солнца.

Но не телегу перед ней. Она выглядела как камин на колесах. Круглая, как бочка, с огнем внутри, странная телега тут же привлекла ее внимание.

— Это ваше? — спросила она.

— Вы проницательная. Идемте, я покажу.

Чем ближе она была, тем громче трещал огонь. Сирша подняла ладони к ушам, посмотрела на мужчину. Ее пальцы дрожали от страха.

— Это опасно?

— Да, если будете слишком близко. Идемте, миледи, я не дам вам пострадать. Загляните внутрь.

Внутрь? Она подвинулась ближе. Что он хранил в этом чудовищном творении?

— Не переживайте, — он рассмеялся, прижал теплую ладонь к ее спине. — Это вас не укусит. Не видели раньше печи для обжига?

— Что?

Она посмотрела на ревущий огонь и ждала, пока глаза привыкнут. Растопленное стекло было в глубинах огня. Оно мерцало, как звезды, замерло на миг, пока творец не сделал его чем-то новым, чем-то красивым.

От ее удивленного вдоха мужчина рассмеялся и потянулся к металлическому инструменту.

— Теперь отойдите, — предупредил он. — Я не хочу, чтобы вы обожглись. Я покажу, что еще я могу.

Металлические щипцы будто дрожали в его руке. Может, и они понимали, что происходило нечто чудесное.

Сирша не дышала, он полез в печь и вытащил длинную полоску стекла. Она прилипла к металлу, капала как густой мед. Он быстро опустил стекло на металлический столик возле печи, крутил полоску щипцами, придавая стеклу форму.

Она видела, что он делал, но не понимала, что он создавал. Это была магия. Но не такая, к какой она привыкла, с сияющими огнями и неземными силами. Это была магия людей, о которой они и не подозревали.

Мужчина выдохнул с облегчением и поднял изделие из стекла к свету.

— Посмотрите, миледи. Быстрее, мне нужно опустить его остывать. Думаю, вам понравится.

Она поспешила вперед, волнение нагревало ее вены, и ей казалось, что она взорвется.

Он держал в руке крохотную русалочку. Хвост был изящным, она видела чешую на широкой части. Ее волосы развевались вокруг ее головы, руки были подняты, чтобы погладить рыбу, что обвивала ее.

Цвета не было, но он и не требовался. Русалка была идеальной. Воплощением магии, что оживляла их, и красоты под морем. Вода была на ее поверхности, она напоминала коралловые рифы, косяки рыб и эхо китов.

— Как вы… — она подняла взгляд и поняла, что он не знал, кем она была. Он смотрел на русалку, а не на нее. Он благоговейно смотрел на творение, словно желал, чтобы оно ожило. — Красиво, — прошептала она. — У вас редкий дар.

— Спасибо. Меня редко так хвалят.

— Вы их продаете? — она отчаянно хотела русалочку себе, но знала, что это будет стоить много денег. Мужчина заслуживал платы за свои старания, а у нее денег почти не было.

— Редких тут такое интересует. Мое искусство не практично. Оно разрушается, и людям в этих краях сложно покупать то, что они не будут использовать, а на что будут просто смотреть.

— Я бы наполнила ими дом, если бы могла.

Ее заявление было таким твердым, что он отпрянул. Шок в его взгляде потеплел до жара, который она видела только у Мануса.

Этот мужчина не был страшным. Его глаза были голубыми, как небо за ним, его борода была аккуратно расчесана. Хоть он был не таким загорелым, как Манус, он все еще интриговал. Его ладони двигались изящно со стеклом, создавая пальцами жизнь.

Если бы она не влюбилась до этого, этот мужчина ей понравился бы.

Ее взгляд смягчился, и он убрал прядь волос ей за ухо.

— Вы — редкая красавица, миледи.

— Почему вы так меня зовете?

— Вы явно из королевской семьи, хоть так оделись. Если нет, то вы фейри, которая ходит по нашим улицам, и заслуживаете всего моего уважения.

— Я недостаточно высокая для Туата де Дананн, — она покраснела. — А хотелось бы быть королевской фейри.

Его пальцы сжали прядь ее волос.

— Что…

— Сирша! — рявкнул Манус. — Вот ты где.

Она еще не слышала у него такого тона. Он звенел гневом, тьмой и скрытой обидой. Он не знал, что русалки слышали эмоции в голосах, потому их голоса были такими красивыми.

С колотящимся сердцем она оглянулась.

— Здравствуй, муж.

Манус прошел к ней, едва сдерживая агрессию.

— Здравствуй, жена.

— Жена? — творец стекла опустил руку. — Прошу прощения, сэр.

Сирша подумала, что оскал Мануса могли посчитать улыбкой в каких-то культурах, но она поежилась от страха.

Он процедил:

— Вы не виноваты. Мы еще не купили ей кольцо, как бы вы поняли?

Он опустил ладонь на ее плечо и сжал. Она сделала что-то не так? Она должна была всему миру сообщать, что была его женой?

Она не могла. Может, он не понимал образ жизни фейри, но имя давало власть. Его имя могло управлять ею, как и ее, ведь они были женаты.

Кривясь, она похлопала по его ладони на своем плече.

— Этот добрый сэр показывает мне стекло. Разве не волшебно?

— Это просто растопленный песок.

Она сжала его ладонь, не давая уйти.

— Манус, посмотри!

Мышца на его челюсти дергалась. Сирша смотрела, как он скрипнул зубами, но повернулся.

— Я слышал, что тут был мастер, который плетет стекло как шелк. Это о вас?

Другой мужчина кашлянул.

— Я не так талантлив, милорд, но ценю похвалу.

— Я не лорд.

— Я думал… — мужчина снова кашлянул. — Не важно. Посмотрите, и я положу его отдыхать.

Манус взял щипцы и медленно покрутил русалку. Морщинки у его глаз стали глубже на миг.

— Она красивая. Почти как настоящая.

— Настоящая? — мужчина взглянул на них по очереди. — Вы… неужели… Сэр?

— Много об этом не думайте, а то навредите себе.

Манус отдал фигурку мужчине, прижал ладонь к спине Сирши и повел ее мимо лотков на улицу.

— Стой! — закричала она. — Я хотела увидеть, можно ли взять что-то домой!

— Мы не будем у него ничего покупать.

— Почему? Стекло было красивым, Манус. И у него было чудное украшение с ракушками и красками моря…

— Сирша, хватит! — голос Мануса был тихим, но он словно ударил ее по лицу.

Она моргнула, пытаясь сдержать слезы. Она не сделала ничего неправильного, но он кричал на нее при людях. Она хотела лишь что-нибудь красивое, что напоминало бы о доме. Она оставила дом, чтобы быть с ним, создать с ним новый дом. Он этого не видел?

Манус выдохнул с болью и отошел от нее. Он провел рукой по волосам, отвел взгляд от ее слез.

— Ты не видела, что была в опасности? — прорычал он.

— Я не была в опасности. Он добрый.

— Этот — возможно, но следующий может таким не быть. Женщина! У меня чуть сердце не отказало!

— Я не хотела.

— Сирша, — он сжал ее руку и развернул. Обхватив ее лицо ладонями, он прижался лбом к ее лбу. — Люди не добрые. Все тут как твои русалы, ищут того, над кем у них преимущество. Не отходи от меня.

— Не нужно так судить об остальных, — ответила она. — Некоторые могут тебя удивить.

Он отпустил ее, бормоча ругательства.

— Мне нужно выпить.

— Манус, у тебя дрожат руки.

Она смотрела, как он сжал кулаки так сильно, что костяшки побелели.

— Идем со мной, — буркнул он.

Они пошли по мощеным улицам глубже в город, где гравий и грязь впивались в нежную кожу ее босых ног. Люди тут были не такими чистыми. Их лица были потными, грязь была под их ногтями, покрывала одежду.

Эти люди вызывали покалывание страха на ее коже, как прикосновения медузы. Их глаза были голодными, черными, как у акул, и бездонными. Они не просто так не были на главной улице. Вряд ли им хватало денег на еду, тем более — на все те чудеса, что там продавали.

Мужчина прошел к ним, скользнул по ней взглядом. Он выдохнул с шипением и издал высокий звук, от которого она вздрогнула. Манус взмахнул рукой, поймал мужчину за горло и отбросил к стене.

На миг она подумала, что они подерутся, как делали русалы. Но что-то во взгляде Мануса заставило другого выругаться и уйти.

— Манус? — позвала она. — Мне тут не нравится.

— Да? Никому не нравится, жемчужина. Привыкай, — он прошел в дверь, оставив ее на улице.

Сирша потирала руки и сглотнула. Почему тут вдруг стало холодно? Улицы были теплыми, полными солнца и улыбок. Теперь холодный ветер задевал ее руки, обвивал ее ладони и шептал опасные тайны в ее уши.

Манус снова открыл дверь и протянул руку.

— Это не была просьба, Сирша. Ходи со мной все время.

Она нахмурилась от его тона, но вошла следом. Улица была опасной, тени двигались по краям. Она не хотела знать, что за Неблагие поселились тут.

Комната была лишь наполовину заполнена мужчинами и женщинами разного вида. Некоторые женщины оголили плечи, хотя Манус говорил ей никогда так не делать, другие были одеты скромнее. Мужчины были в грязи и поте, как на улицах.

Манус указал на пустой стол у большого весело трещащего камина.

— Садись там.

Она собиралась сказать ему потом, что ей не нравился такой его тон. Вытертые доски были гладкими и теплыми под ее ногами, пока она шла к скрипучей скамье. Опустившись там, она повернулась спиной к толпе и смотрела на огонь.

Тут что-то было другим. Такого она не могла представить. Некоторые люди были богатыми, некоторые — талантливыми, а другие — до боли бедными. Почему они не помогали своим людям? Давали им жить в постоянных страданиях?

Сирша покачала головой, опустила лицо на ладони. Может, однажды она их поймет, но пока голова гудела.

Скамья напротив нее скрипнула.

— Манус, я не хочу быть тут, — пробормотала она. — Я хочу домой.

— И о каком доме ты говоришь, девица? — пропел голос, звеня в воздухе, словно монеты, с жаром лавы из глубин моря.

Ее спина напряглась. Что-то в ней узнало этот голос, ответило на зов журчанием воды, ревом бурных рек и гулом скрытых морских пещер.

— Кто ты? — она подняла взгляд, в голове пылал гнев.

Мужчина перед ней удивлял. Она не ожидала, что он был крупным, хотя все было другим на этой земле. Белая рубаха натянулась на широких плечах, но подтянутое тело говорило о тяжелом труде. Веснушки виднелись на его остром лице, тянулись до его ярко-рыжих волос.

Его одежда отличалась ото всех тут. Она была лучше, и его волосы были аккуратно подстрижены, на челюсти не было щетины.

Но ее не удивляло, что он выделялся. Со всеми фейри так было.

— Думаю, ты понимаешь, что я не назову свое имя, — он криво улыбнулся. — И не жду твое.

— Что ты тут делаешь?

— Могу спросить это и у тебя, русалочка.

Она сжала ладони на столе.

— Как ты узнал, кто я?

— Легко понять. Волосы сияют зеленым даже в этом золотом свете, и, прости, но на фейри смотреть проще, чем на людей, — он склонился, интерес собрался змеей в его темно-зеленых глазах. — Так почему ты тут?

— Я следовала за сердцем.

— За сердцем? — он указал на Мануса, который все еще был спиной к ним. — За этим?

— Да.

— О, русалочка, это было глупо. Люди забавные, но временно. Они всегда разочаровывают, — он отклонился, прильнул плечом к стене и закинул ноги на стол. — Говорю по своему опыту.

— Это мое решение, а свое мнение лучше держи при себе.

— Ах, в чем тогда веселье? — он покачал сапогом в стороны. — Есть догадки?

— Насчет чего?

— Кто я?

Она фыркнула.

— Легко понять, лепрекон.

— Некоторым. Мой размер сбивает с толку, да?

— Нет. Туата де Дананн большие, а меньшие фейри — нет. Потому мы с тобой схожего с людьми размера, — она окинула его взглядом, — хотя ты крупнее многих мужчин.

— Самый большой в семье. Личное достижение, которым я горжусь.

— Вряд ли можно хвалить себя за размер.

Он поднял палец к губам.

— Что ты, девица. Не разбивай мужское сердце.

— У меня нет времени обсуждать с лепреконом его размер. Уйди.

Он утроился удобнее на скамье.

— Не интересно. Я лучше останусь тут и встречу того, кто привлек внимание русалки.

— Не стоит.

Сирша отчаянно хотела, чтобы он ушел. После реакции Мануса на творца стекла, она не могла представить, что он сделает, увидев на своем месте этого великана.

Лепрекон изящно взмахнул рукой, пальцы плясали в воздухе, и вдруг золотая монета появилась меж его пальцев. Она искрилась, и Сирша наблюдала за монетой.

— О, — прошептала она. — Где ты это взял?

— Это игра света, девица. Ответишь теперь на пару вопросов?