Более тысячи лет назад в одной стране на совершенно другом конце света люди от переизбытка вежливости почти перестали разговаривать друг с другом. Всё общение сводилось к скупому набору фраз вроде "Совершенно верно", "Да, конечно", "Спасибо" и "Пожалуйста". Выскажи кто-нибудь, что ему нравится или не нравится, любо или ненавистно, дарит счастье или ввергает в отчаяние, это сочли бы проявлением непростительной грубости. Никто никогда не смеялся вслух, а если у кого-то на глазах замечали слёзы, человек тут же становился изгоем.
Король тех земель женился на принцессе из страны по соседству, прекрасной и доброй девушке, но выросшей среди совершенно других людей. В счастье они смеялись и болтали, были шумными и весёлыми, а в горе плакали и причитали. Собственно, они не привыкли таить чувств, и принцесса ничуть не отличалась от соотечественников.
Посему, перебравшись в новый дом, она совсем не понимала подданных, которые почему-то не поприветствовал её прибытие криками и вообще вели себя холодно и отстранённо. Позднее, осознав, что этот сдержанный, молчаливый народ никогда не изменится, она впала в уныние и начала чахнуть от тоски по родине.
Бедняжка таяла день ото дня. Вежливость не позволяла придворным заметить, как болезненно выглядит юная королева, но та знала без их слов и верила, что смертный час её близок.
Здесь надобно сказать, что у девушки была фея-крёстная по имени Тэберет, всегда относившаяся к ней с добротой. Королева горячо любила крёстную и, понимая, что скоро умрёт, послала за ней. Когда та прибыла, у них состоялся долгий разговор наедине.
Никто не знает, в чём он заключался, но вскоре королева умерла, оставив по себе малютку-принцессу. Бесспорно, придворные сожалели о кончине бедняжки, хоть и считали слишком невежливым выказывать скорбь. Несмотря на пышные похороны и траур при дворе, жизнь в стране особо не изменилась.
Малышку при крещении нарекли Урсулой и передали на попечение нескольких придворных дам. Бедная крошка принцесса! Она так плакала, не унять. Высокородные няньки пришли в ужас и заявили, что уже давно не слышали столь отвратительных звуков, но, поскольку девочке было всего два года, она продолжала плакать, когда замёрзла или голодна, и гулить, когда довольна.
Позднее, начав сознавать, на что сетуют няньки, упрекая её холодным, вежливым тоном, она стала намного тише.
Принцесса была очаровательной крошкой с круглым личиком и огромными голубыми глазами, искрившимися весёлым блеском. Однако, чем старше она становилась, тем больше потухал в них этот огонь, а её пухлое личико худело и бледнело. Ей не дозволяли общаться с другими детьми, чтобы она не набралась дурных манер, игрушек у неё тоже не было. Большую часть свободного времени она проводила, глядя на птиц в голубом небе за окном, и порой, когда няньки не слышали, печально вздыхала.
Однажды старая фея Тэберет под покровом невидимости прилетела в королевский дворец, чтобы проведать девочку, и направилась прямиком в детскую. Бедняжка Урсула сидела у окна, подперев голову. Несмотря на размеры и великолепие комнаты, в ней совершенно не было игрушек и, увидев это, фея хмуро покачала головой.
- Ваше королевское высочество, ужин готов, - сообщила Урсуле нянька.
- Я не голодна, - не оборачиваясь, ответила девочка.
- По-моему, я уже говорила вашему высочеству, что отказываться и крутить носом не вежливо. Мы вас ждём, принцесса.
Урсула прошла к столу, а Тэберет продолжала наблюдать. Заметив, как бледна девочка и как плохо она кушает, а также услышав о запрете на разговоры и смех, фея со вздохом нахмурилась ещё сильней и, улетев домой, погрузилась в глубокое раздумье.
Спустя много часов, Тэберет наконец встала и отправилась в самую большую лавку в Волшебной стране.
Лавка была довольно необычной. Здесь продавалось сразу всё: и сахар, и платья, и головные уборы. Сахар обладал волшебным свойством преобразовывать любую жидкость, в которую его положили; на каждом платье лежали свои чары, а шляпы исполняли желания. По сути, этот магазин торговал всевозможными заклинаниями и талисманами.
В него-то и прилетела Тэберет, и, поскольку она там считалась хорошей покупательницей, хозяин лично вышел ей навстречу и, поклонившись, осведомился, чем может услужить.
- Хочу какую-нибудь принцессу, - ответила Тэберет.
- Принцессу! - воскликнул торговец, который на самом деле был старым волшебником. - Какую изволите? У меня на складе есть одна или две.
- Она должна выглядеть лет на шесть, но постепенно должна вырасти.
- Я мог бы изготовить такую, но обойдётся недёшево, - ответил волшебник.
- Не важно, - взмахнула рукой Тэберет. - Вот! Хочу, чтобы она выглядела точь-в-точь как эта, - и, вынув из-за пазухи портрет Урсулы, передала его старику.
- Сделаю, - заявил он, внимательно его изучив. - Когда хотите забрать?
- Чем раньше, тем лучше. К завтрашнему вечеру, если сможете. Сколько с меня?
- Обойдётся в кругленькую сумму, - задумчиво ответил волшебник. - Мне уже тяжело наколдовать подобное без изъянов. Какой у неё должен быть голос?
- Ей почти не придётся говорить, - ответила Тэберет, - так что на цену это особо не повлияет. Требуются лишь фразы "Пожалуйста", "Нет, спасибо", "Конечно" и "Совершенно верно".
- Что ж, в таком случае с вас четыре кошачьих шага, два рыбьих крика и две лебединых песни.
- Слишком дорого! - вскричала Тэберет. - Я дам вам шаги и крики, но не просите лебединых песен!
На самом деле, она заплатила бы и так, просто всегда старалась что-нибудь выторговать.
- Меньше не могу. Если дорого, попытайте счастья в другой лавке.
- Ладно, я очень тороплюсь, не до поисков. Полагаю, я должна согласиться, но цена и впрямь непомерная. Когда будет готово?
- К завтрашнему вечеру.
- Что ж, по рукам. Потрудитесь закончить ее к моему приходу и, что бы вы там ни делали, помните: она не должна быть шумной или грубой в обращении с людьми
На следующий вечер она заглянула в магазин и спросила, выполнен ли заказ.
- Сейчас-сейчас. Уверен, вам понравится. - С этими словами волшебник покинул лавку, а вернулся, уже ведя за руку девочку лет шести, как две капли воды похожую на принцессу Урсулу.
- Ладно, недурственно, - согласилась Тэберет. - Но достаточно ли хороша ваша работа, не раскроют ли подмену?
- Лучше не бывает, - гордо ответил колдун, хлопнув девочку по спине. - Смотрите сами! Осмотрите её от и до, поищите изъяны. Из двадцати фей ни одна не отличит принцессу от настоящей, и смертные не смогут.
- На первый взгляд, сделано хорошо, - одобрила Тэборет, покрутив девочку. - Сейчас я заплачу вам, и дело с концом.
Она трижды взмахнула волшебной палочкой, и лавку наполнили странные звуки. Сначала послышался тихий шорох ног, затем - пронзительные крики, и, наконец, - голоса удивительной красоты, которые невыразимо печально пели.
Поймав звуки, волшебник тут же спрятал их в карман, а Тэберет без церемоний подняла девочку, сунула её вниз головой себе подмышку и улетела.
В тот вечер при дворе маленькая принцесса закапризничала, отказываясь идти почивать. Нянькам пришлось повозиться, укладывая её в постель, но она лишь притворилась, что спит. Как только все вышли из комнаты, принцесса бесшумно подкралась к окну, свернулась на широком, точно лавка, подоконнике и с тоской устремила взор на луну. В ореоле золотистых волос, ниспадавших на плечи, Урсула выглядела таким ангелочком, что большинство людей, рассердившись на неё, тут же не устояли бы и смягчились.
Девочка подпёрла лицо крошечными бледными кулачками и смотрела в окно, из огромных голубых очей катились слёзы, которые она торопливо утирала рукавом ночной сорочки, помня, что няньки их не одобряют.
- Ах, луна, красивая яркая луна! - прошептала она. - Скажи, а тебе разрешают плакать? Я хотела бы подняться на небо и жить с тобою. Наверняка у вас лучше.- А ко мне хочешь? - спросил чей-то голос.
Принцесса подняла взгляд. Рядом с ней стояла чудного вида старуха в красном плаще. Несмотря на крючковатый нос и вытянутый подбородок незнакомки, Урсула не испугалась, потому что та улыбалась ей, ласково глядя чёрными глазами.
- Куда вы меня заберёте? - пососав большой палец, осведомилась малютка-принцесса и, затаив дыхание, воззрилась на ночную гостью.
- Мне бы хотелось отвезти тебя на морской берег, где ты будешь играть в песке с другими мальчиками и девочками, и никто не запретит вам шуметь.
- Согласна! - вскочив на ноги, вскричала Урсула.
- Идём. - Женщина бережно взяла её на руки и завернула в красный плащ.
Они взлетели и помчались прямо над крышами домов.
На свежем воздухе Урсула вскоре заснула, а ночной полёт всё продолжался. Внизу мелькали холмы и долины, сменялись, приближая их к морю, мили.
Вдалеке от королевского двора в крошечной рыбацкой деревушке стояла хижина, где с женой и тремя детьми жил рыбак по имени Марк. Он был беден и зарабатывал на хлеб тем, что добывал в море на своей лодчонке. Его детей звали Оливер, Филип и Белла. Румяные и ясноглазые, они целыми днями играли на берегу и кричали до хрипоты.
В эту деревню фея и принесла спавшую Урсулу. Осторожно опустила девочку у входа в дом Марка, поцеловала её в обе щёки и, наколдовав порыв ветра, распахнула дверь и исчезла незамеченной.
Рыбак и его жена тихо сидели внутри. Она шила детям одежду, а он чинил сеть, и вдруг дверь бесшумно распахнулась, в дом ворвался холодный ночной воздух.
- Эй, жена, глянь-ка, кто там на пороге.
Та подошла. Прямо у входа крепко спала Урсула в белой ночной сорочке.
Женщина вскрикнула и позвала супруга:
- Муж мой, подойди. Здесь девочка! - С этими словами она взяла Урсулу на руки и внесла в хижину.
От тепла и света малышка проснулась и, сев, стала испуганно озираться. Она не плакала, как поступили бы другие дети на её месте, однако сильно дрожала и не могла вымолвить ни слова. Довольно странно: малышка полностью позабыла свой странный полёт и не могла ничего объяснить рыбаку с женой, лишь повторяла, что она принцесса Урсула. Услышав это, те вначале решили, что она повредилась рассудком, но затем присмотрелись к её ночной сорочке. Тонкий белёный лён украшали вышивки, одной из которых была корона, и эти простые люди поняли, что перед ними особа весьма высокого происхождения. Однако отсылать бедняжку домой столь холодной ночью было бы жестоко, и они решили оставить её у себя, пока за нею не явятся. Хозяйка дома угостила Урсулу молоком и тёплым хлебом и уложила спать вместе с собственной дочерью.
Утром, когда придворные дамы пришли будить принцессу, та, как обычно, спала у себя в кроватке, и они не заподозрили подмены. Собственно, дамы очень обрадовались, потому что в ответ на "Вашему высочеству пора вставать", игрушечная принцесса ответила лишь "Конечно" и без единого слова позволила её одеть.
Вскоре все отметили, что её поведение значительно улучшилось, и она вырастет всеобщей любимицей. Дамы единодушно утверждали, что у юной принцессы чуть ли не самые изысканные манеры в стране, а король довольно улыбался при виде дочери.
Тем временем, в далёком рыбацком домике настоящая Урсула росла высокой и стройной, как ольха, и жила радостно и беззаботно, точно птахи небесные.
Никто за настоящей принцессой так и не явился, и рыбак с женой воспитывали её вместе со своими детьми. Она играла с ними на пляже и училась в школе, а прежняя жизнь казалась полузабытым сном.
Впрочем, порою мать показывала Урсуле ту вышитую ночную сорочку и гадала, кто же настоящие родители девочки.
- Мне всё равно, из какой я семьи, - отвечала девочка. - За мной никто не пожелал приехать, остальное меня не волнует.
Она вытянулась и расцвела, и занявшая её место при дворе игрушечная принца выросла тоже, причём походила во всём, только настоящая была краснощёкой и прожаренной солнцем, а эта - бледной, лишь со слабым намёком на румянец.
Шли годы, Урсула из рыбацкой деревушки превратилась в высокую девушку, а Урсулу из дворца считали первой красавицей при дворе и образчиком хороших манер, хотя она никогда не говорила ничего, кроме "Пожалуйста", "Нет, спасибо", "Конечно" и "Совершенно верно".
Король состарился, головы рыбака и его жены тоже припорошила седина. Рыбу теперь в основном ловил старший сын Оливер, большая гордость семьи. Урсула подавала на стол, убирала в доме, шила и штопала, они уже и не мыслили жизни без её помощи.
Фея Тэберет время от времени незаметно для всех наведывалась в хижину и, всякий раз видя свою подопечную здоровой и веселой, радовалась тому, что спасла её от ужасной жизни.
Однажды вечером Тэберет вновь нанесла визит после долгого перерыва и пришлось призадуматься: Оливер и Урсула бок о бок смотрели на волны, и фея услышала их разговор.
- Как поженимся, переедем вон в тот маленький домик, чтобы было проще каждый день навещать родных, - тихо сказал Оливер. - Но пусть вначале Белла подрастёт, чтобы занять твоё место. Как матушка управится без тебя?
- И нам лучше пока молчать о своём намерении, иначе все почувствуют себя несчастными от того, что вынуждают нас медлить.
Услышав это, Тэберет помрачнела и погрузилась в долгие размышления. В конце концов, она решила глянуть, как обстоят дела при дворе.
Когда фея прилетела, его величество держал совет, и она сразу же сделала себя видимой. Король упросил её сесть подле него, сказав, что всегда рад её мудрой помощи.
- Ты нашла нас, когда мы как раз собирались отдать скипетр в более молодые и сильные руки, - заявил он. - Из-за возраста нам всё труднее исполнять свои обязанности, и мы подумываем отречься от престола и передать бразды правления нашей дорогой дочери.
- Пока вы этого не сделали, дозвольте переговорить с вами наедине, - сказала Тэборет и отвела короля в угол, немало встревожив столь необычной просьбой.
Примерно через полчаса он, весь побелевший, вернулся к членам совета, и с убитым видом прижал к глазам носовой платочек.
- Дворяне мои, прошу простить нас за наше странное поведение. Нам только что нанесли ужасный удар. От одной высокоуважаемой особы, чьи слова не подлежат сомнению, мы узнали, что наша любимая, ненаглядная дочь... - тут он всхлипнул, но всё же нашёл силы продолжать, - наша дочь... в общем, она всего-навсего подделка! - Здесь король, не выдержав горя, осел в кресло.
Вперёд вышла фея Тэберет и поведала придворным историю о том, как, испугавшись за настоящую принцессу, заменила её игрушечной.
Советники обменялись удивлёнными взглядами, но явно не поверили.
- Наша принцесса - поистине очаровательная юная дама, - начал первый министр.
- Ваше величество замечали за своей дочерью что-либо недостойное? - осведомился старик-канцлер.
- Ровным счётом ничего, - всхлипнул король. - Она всегда вела себя безукоризненно.
- Тогда не понимаю, зачем вообще обращать внимание на то, что сказала эта... эта особа, - заявил канцлер.
- Если не верите, значит, глупы! - вскричала Тэберет. - Позовите принцессу сюда, и я быстро докажу свою правоту.
- Непременно! - ответили они.
Итак, король велел вызвать её высочество.
Через несколько минут она явилась в сопровождении фрейлин. Принцесса не спросила ничего, но, с другой стороны, она всегда молчала, если не обращались непосредственно к ней.
Итак, войдя, она тихо остановилась посередине комнаты.
- Мы пожелали послать за вами, - начал было король, но Тэберет без церемоний подошла к принцессе и легонько стукнула её палочкой по голове.
Та упала на пол, а тело осталось стоять, как и стояло. Все увидели, что оно лишь пустая оболочка.
- Совершенно верно, - сказала голова, подкатившись к королю, и придворные чуть не упали в обморок от страха.
Немного придя в себя, король пояснил:
- Фея говорит, что где-то есть настоящая принцесса, которую нам нужно принять, как свою дочь. А её королевское высочество следует убрать в шкаф и по столь ужасному поводу объявить всеобщий траур.
С этими словами он нежно посмотрел на голову и тело и в слезах отвернулся.
Постановили, что Тэберет доставит настоящую принцессу ко двору, а король и совет устроят девушке встречу.
Тем же вечером фея улетела в домик Марка, рассказала всю правду и сообщила, что придётся расстаться с Урсулой.
Громки были их причитания, велико горе. Девушка вначале и сама горько плакала.
- Не печальтесь! - вскоре воскликнула она. - Раз уж я могущественная принцесса, попрошу всех вас перевезти ко мне. Вот увидите, мой отец король согласится, когда услышит о вашей ко мне доброте.
В назначенный день Тэберет подъехала с Урсулой ко дворцу в великолепной карете, запряженной четвёркой лошадей. Дорога была долгой-долгой. По пути фея остановилась нарядить подопечную в великолепные белые шелка, расшитые золотой нитью, а также наколдовала жемчуга на шею и в волосы, чтобы та появилась при дворе в подобающем виде.
Король и совет собрались поприветствовать новую принцессу с большой пышностью, но мрачные взгляды выражали тревогу. Наконец из кареты вышла Тэберет с девушкой и за руку подвела её к толпе.
- Вот твой отец! - показав на короля, сказала она, и Урсула, не нуждаясь в других словах, бросилась ему на шею и звучно поцеловала.
Его величество чуть не упал в обморок, а придворные закрыли глаза и содрогнулись.
- Значит, вот оно как! - воскликнул один.
- Так это правда! - сказал второй.
- Что я не так сделала? - Урсула переводила взгляд с лица на лицо, чувствуя, что оплошала, но не понимая в чём именно. - Поцеловала не того человека?
На этих словах толпу облетел стон.
- Довольно! - крикнула Тэберет. - Раз она вам не нравится, отвезу её к тем, кто с радостью её примет. Даю неделю, затем проверю, как вы обращаетесь с принцессой.
Промолвив это, она улетела, оставив Урсулу завоёвывать новых друзей, насколько получится. Вскоре та поняла, что не в состоянии поладить с этими людьми.
Она и шагу не могла ступить, не повергнув их в ужас, и наконец, запуганная и расстроенная, разразилась слезами, которые ужаснули их ещё больше.
- И впрямь отличается от нашей милой принцессы, - шепнула одна дама другой.
- Да уж, - последовал ответ. - Стоит вспомнить, как великолепно та себя держала даже после того, как лишилась головы. Только и сказала что "Совершенно верно".
Все придворные дамы невзлюбили бедняжку Урсулу и не преминули выказать ей неприязнь. Ещё до конца недели она превратилась в тень себя прежней и заговорила только шёпотом.
- Божечки, что с тобой? - вернувшись, вскричала Тэберет. - Не понравилось здесь? Тебя обижали?
- Милая Тэберет, забери меня обратно, - слёзно взмолилась Урсула. - Забери к Оливеру, Филипу и Белле. Что до здешних людей, я их возненавидела.
И она расплакалась снова.
Тэберет лишь с улыбкой погладила её по голове, после чего отправилась к королю и придворным.
- Как же так! Принцесса Урсула в слезах? Вы определённо обижаете девушку. С куклой из кожи и дерева обращаться ещё умеете, а до чувств живой женщины из плоти и крови ни одному нет дела.
- Наша прежняя милая дочь... - начал король, но фея его оборвала:
- Вы явно хотите получить тот кусок древесины обратно. Что ж, даю вам выбор: моя принцесса Урсула, настоящая, или ваша, фальшивка?
Король вновь осел в кресло.
- Мне эта задача не по плечу, соберите совет. Пусть решают голосованием.
Был созван совет, и фея объяснила, что требуется.
- Давайте приведём обеих принцесс, - распорядилась она.
Игрушечную с большими предосторожностями достали из шкафа, голову водрузили на стол рядом. Настоящая пришла заплаканная, грудь ещё тяжело вздымалась.
- Казалось бы, выбор очевиден, - сказала Тэберет первому министру и канцлеру.
- Я тоже так думаю, - ответил канцлер.
- Тогда голосуйте.
Они проголосовали, и каждый отдал голос за поддельную Урсулу, настоящую же не выбрал никто.
Тэберет лишь рассмеялась.
- Вы просто кучка болванов, но получите, что хотите. - Подняв голову принцессы, она взмахом палочки надела её обратно.
- Определённо, - плавно описав круг, знакомым голосом подтвердила голова.
Тут все придворные, насколько позволила вежливость, поприветствовали свою избранницу рукоплесканиями, а старик-король от радости утратил дар речи.
- Мы незамедлительно начнём готовиться к отречению от престола и передаче власти в руки нашей дорогой дочери.
После этого придворные вновь захлопали в ладоши.
Но Тэберет презрительно рассмеялась и, обняв настоящую Урсулу, улетела с ней к Марку.
Вечером город озарился яркими огнями, поскольку в честь возвращения игрушечной принцессы устроили большие торжества, а Урсула осталась в рыбацкой деревне, вышла замуж за Оливера и счастливо жила с ним до конца своих дней.
Mary de Morgan, A Toy Princess, 1877
Перевод А. Вий, Л. Козлова
Увидев его в этот момент, любой бы затрепетал в тревоге: чего это Фарнзуорт так разволновался?
- Хочу показать тебе одну штуковину, - сказал Фарнзуорт.
Он поставил свой бокал с недопитым мартини "Бакарди" на каминную полку и неторопливо отправился в подвал.
Я сидел в большом кожаном кресле, глядел на огонь в камине, и чувствовал, что жизнь удалась. Что бы Фарнзуорт ни показал мне сегодня, это будет гораздо интереснее, чем просмотр телевизионных передач - мой обычный способ вечерних развлечений. Хитроумный Фарнзуорт, с его четырьмя домашними лабораториями, еще ни разу не разочаровал меня, устраивая лучшие дни на неделе.
Наконец, он вернулся с небольшой коробкой, размером около трех дюймов. Он осторожно держал ее в одной руке и застыл у камина, стараясь выглядеть драматично, как это может сделать очень маленький и очень толстый человек с розовыми щеками. Мне показалось, что в данной роли лучше смотрелся бы могучий человек в твидовом костюме, с трубкой и, возможно, со шрамом от сабельного ранения.
Во всяком случае, он старался держать коробку так, чтобы я понял всю драматичность ситуации.
- Всю прошлую неделю я провел в химической лаборатории, - сказал Фарнзуорт. - Пытался создать новую резинку для стирания. Понятно, что и прежние образцы отлично справляются с правкой чертежей, особенно с карандашными линиями или светочувствительными чернилами. Но я решил зайти с другой стороны, попытался найти материал, который будет удалять следы графита, не нанося ущерба бумаге.
Я был немного разочарован. Как-то это прозвучало не слишком впечатляюще.
- И что у тебя получилось? - спросил я.
Он скривил свою пухлую физиономию.
- Материал мне синтезировать удалось, все в порядке, и, кажется, работает он как надо, но самое интересное, что у него есть некоторое - как бы это сказать - дополнительное свойство, делающая его использование довольно неудобным. Очень интересная особенность. Мне кажется - уникальная в своем роде.
Вот это уже было любопытно.
- И что же это за особенность?
Я налил себе порцию чистого рома из бутылки, стоявшей на столе рядом со мной. Я не люблю чистый ром, но предпочитаю его довольно оригинальным коктейлям Фарнзуорта.
- Сейчас покажу тебе, Джон.
Он открыл коробку, и я увидел, что она заполнена ватой. Он порылся в ней, вытащил серый шарик размером с мяч для гольфа и поставил коробку на каминную полку.
- Это и есть твоя стирательная резинка? - спросил я.
- Да, - ответил он.
Затем он присел на корточки, поднял мяч примерно на полфута от пола и отпустил его.
Мяч подпрыгнул, что было вполне естественно. Потом снова подпрыгнул. И еще раз. Но только это было уже совершенно неестественно, потому что при втором отскоке мяч поднялся в воздух выше, чем при первом, а при третьем еще выше. Через полминуты я окончательно обалдел, маленький шарик подпрыгивал уже на четыре фута и с каждым разом поднимался все выше.
Я схватил свой стакан.
- Какого черта! - вырвалось у меня.
Наконец, Фарнзуорт поймал мяч и, слава богу, сумел удержать его своей пухлой рукой. Он смущенно улыбнулся.
- Интересный эффект, не правда ли?
- Подожди, - сказал я, пытаясь понять, что происходит. - В чем тут фокус? Ты вставил моторчик в эту штуку?
Мой вопрос обидел его.
- Никаких уловок, Джон. Обошлось без меня. Просто получилась очень своеобразная молекулярная структура.
- Причем здесь структура! - сказал я. - Прыгающие шары не могут получать энергию из ниоткуда. И мне все равно, как их молекулы соединяются. Нельзя использовать энергию, которую тебе не передали.
- О, - сказал он, - это действительно так, и это делает серый шар по-настоящему интересной вещью. Конечно, ты прав. Энергия действительно поступает в шарик. Сейчас я покажу.
Он снова уронил мяч, и тот начал подпрыгивать все выше и выше, пока не достиг потолка. Фарнзуорт попытался поймать его, но неудачно, мяч отскочил от его руки, ударился о каминную полку и пронесся по комнате. Потом врезался в дальнюю стену, рикошетом отлетел от трех других стен, все время набирая скорость.
Когда мяч просвистел мимо меня, как винтовочная пуля, я испугался, но он ударился об одну из тяжелых штор у окна, и это настолько замедлило его движение, что он упал на пол.
Правда, он снова начал подпрыгивать, но Фарнзуорт быстро пересек комнату и схватил его. Он немного вспотел и сразу же принялся перекладывать мяч из одной руки в другую и обратно, как будто тот был горячим.
- Держи, - сказал Фарнзуорт и протянул шар мне.
Я чуть не выронил его.
- Ух ты, холодный как ледышка! - сказал я. - Ты хранил его в холодильнике?
- Нет. Всего несколько минут назад его температура была нормальной - комнатной.
- Подожди, - сказал я. - Я преподаю физику только в школе, но знаю, что это невозможно. Перемещение в теплом воздухе не может охладить предмет, разве что вызовет испарение.
- Вот тебе и решение, Джон, - сказал Фарнзуорт. - Шар потерял тепло, использовав его для движения. Простое преобразование энергии.
Я просто обалдел.
- Ты хочешь сказать, что эта маленькая штучка преобразует тепло в кинетическую энергию?
- Скорее всего.
- Но это же невозможно!
Фарнзуорт задумчиво улыбнулся. Шар уже немного нагрелся, и я положил его на колени.
- Так работает паровая машина, - сказал он, - и паровая турбина. Конечно, они не очень эффективны.
- Они совершают механическую работу, но только потому, что вода, превращаясь в пар, расширяется.
- Похоже, здесь все по-другому, - сказал он, задумчиво потягивая свой темно-коричневый мартини. - Не знаю точно, как это работает. Не исключено, что его молекулы двигаются особым образом и создают пьезоэлектрический эффект. Я провел несколько тестов - измерил его энергию и сравнил с тепловыми потерями. Насколько я могу судить, коэффициент полезного действия этой штуки примерно 98 процентов. По-видимому, она очень хорошо преобразует тепло в движение. Интересно, не правда ли?
- Интересно? - Я чуть не подскочил в кресле от возбуждения. Я был потрясен. - Если ты не морочишь мне голову, Фарнзуорт, то ты натолкнулся на что-то по-настоящему великое, сравнимое с открытием огня.
Он покраснел от скромности.
- Я тоже так думаю, - признался он.
- Боже милостивый, как у тебя здесь жарко! - сказал я, начиная по-настоящему волноваться.
Фарнзуорт все еще улыбался, очень довольный собой.
- Пожалуй, можно поместить эту штуку в ящик с конвекционными ребрами и позволить ей подпрыгивать внутри ...
- Я уже подумал об этом, - сказал я. - Увы, это не сработает. При ударах о стенки вся кинетическая энергия этого маленького шарика очень быстро перейдет в тепло, и, в конце концов, он наберет достаточную скорость, чтобы пробить себе путь через стенки любого ящика, который ты сможешь сделать.
- И что ты предлагаешь?
- Ну, - сказал я, допивая остатки рома, - можно поместить шарик в большой стальной цилиндр, прикрепить его к коленчатому валу и маховику, и встряхнуть, чтобы шарик подпрыгивал взад-вперед. И он сможет работать, как бензиновый двигатель или что-то в этом роде. Он мог бы получить все необходимое тепло из воздуха в обычной комнате. Установите такой прибор в вашем доме, и он будет качать воду, управлять генератором и одновременно заменит кондиционер.
Я снова сел, меня немного покачивало, но все-таки решил налить себе еще рома.
Фарнзуорт забрал у меня шар и осторожно положил его обратно в коробку с ватой. Он тоже заметно волновался; я видел, что его щеки покраснели, а глаза стали еще ярче, чем обычно.
- А что если нужно понизить температуру, а никакой работы, которую нужно сделать, не будет?
- Это не проблема, - сказал я. - Пусть твоя машина вращает маховик, поднимает и сбрасывает тяжести или делает еще что-нибудь за пределами дома. А воздухозаборник установи внутри. Зимой, наоборот, терять тепло не нужно, вынеси эту штуку наружу, подключи к генератору и используй энергию для своих нужд, например, обогревай свой дом. Для этой штуки в воздухе найдется достаточно тепла даже в декабре.
- Отлично придумано Джон, - сказал Фарнзуорт. - Это может сработать.
- Конечно, сработает.
В моей голове появились новые идеи.
- Разве ты не понимаешь, что это решение проблемы солнечной энергетики? Ведь эффективность селеновых солнечных батарей сейчас в лучшем случае процентов десять! Подумайте о больших насосных станциях в Сахаре! Там очень тепло, и существует большая потребность в энергии для орошения!
Для пущего эффекта я сделал паузу.
- Фарнзуорт, это может изменить сам облик Земли!
Наверное, из-за жары ему трудно было сосредоточиться. Наконец он как-то странно посмотрел на меня и сказал:
- Возможно, нам сначала нужно попробовать построить модель.
Меня так взволновала эта штуковина, что я долго не мог заснуть. Голова была полна планами построения электростанций, океанских лайнеров, даже автомобилей, управляемых шарами, подпрыгивающими взад и вперед в цилиндрах двигателей.
Я даже представил себе космический корабль, похожий на пулю, с огромным резиновым шаром на конце, с гироскопами, чтобы держать его в нужном положении. Так можно будет решить самую большую проблему ракетостроения - избавления от избыточного тепла. Достаточно построить огромное бетонное стартовое поле, забраться в корабль и дать шарику начать подпрыгивать. Конечно, это будет довольно тяжелая поездка...
Утром я позвонил своему директору и попросил его найти замену на оставшуюся часть недели.
Меня ждала работа в механической мастерской в подвале Фарнзуорта. Я пытался создать рабочую модель устройства, которое бы с помощью коленчатого вала, амортизаторов и возвратно-поступательного механизма аккумулировало излишнюю часть кинетической энергии от прыгающего шара и использовало ее на что-то полезное, например, поворачивало приводной вал. Я как раз разрабатывал конвекционно-воздушную насосную систему для циркуляции воздуха вокруг шара, когда вошел Фарнзуорт.
Он бережно держал под мышкой шар размером с баскетбольный мяч, если я правильно оценил, он весил фунтов тридцать пять. Фарнзуорт был хмур.
- Выглядит неплохо, - сказал я. - Что не так?
- Кажется, возникла небольшая проблема, - сказал он. - Я измерил проводимость. Кажется, она очень мала.
- Именно над этим я сейчас и работаю. Не сложная механическая задача перекачки некоторого количества теплого воздуха обратно в шар. Мы потеряем не более двадцати процентов. На работе двигателя это не скажется.
- Может, ты и прав. Но этот материал проводит тепло даже хуже, чем резина.
- Кажется, вчерашний маленький шарик не доставил нам никаких хлопот, - сказал я.
- Естественно, нет. У него было достаточно времени, чтобы согреться, прежде чем я его запустил. И отношение массы к площади поверхности у него было довольно низкое - но чем больше сфера, тем, естественно, больше его масса, пропорционально внешней площади.
- Ты прав, но я думаю, что мы можем с этим справиться. Например, сделать шар не сплошным, а с дырками в виде сот и использовать часть энергии для работы с большим насосом горячего воздуха; но эта проблема решается.
Весь день я работал на токарном и фрезерном станках и ножовкой. Надежно закрепив новый большой шар на верстаке, Фарнзуорт помогал мне как мог. Но мы не смогли закончить работу до наступления темноты, и Фарнзуорт выделил мне на ночь свою свободную спальню. Я слишком устал, чтобы идти домой.
И слишком устал, чтобы как следует выспаться. Фарнзуорт жил на окраине Сан-Франциско, рядом с большой автострадой для грузовиков, и почти всю ночь я боролся с подушкой и простынями, полусознательно прислушиваясь к грохоту тяжелых грузовиков, а в голове у меня все время вертелся маленький серый шарик, подпрыгивающий, подпрыгивающий и подпрыгивающий.
На рассвете я внезапно окончательно проснулся от грохота, эхом отдававшегося в моих ушах, - грохота, который, казалось, доносился из подвала. Я схватил куртку и брюки, выбежал из комнаты, чуть не сбив с ног Фарнзуорта, который пытался надеть ботинки в коридоре, и мы вместе спустились в подвал.
В мастерской царил хаос, повсюду валялось разбитое и исковерканное оборудование, а на полу, отброшенный к дальней стене, лежал верстак, к которому я вечером прикрепил шар. А вот шар исчез.
Я не спал всю ночь, но вид этого беспорядка, и то, что он означал, немедленно пробудило меня. Что-то вызвало крошечное колебание в этом шаре, скорее всего, проезжавший мимо тяжелый грузовик. И этого оказалось достаточно, чтобы заставить стол подпрыгивать вместе с шаром, сначала только по мастерской. Потом шар сорвал зажим и освободился. Дальнейшее очевидно: с каждым следующим отскоком шар стал набирать скорость.
Внезапно Фарнзуорт сдавленно вскрикнул. Я посмотрел, куда он показывает своим пухлым пальцем. Стекло в маленьком подвальном окне было разбито, и оно было достаточно большим, чтобы через него вылетело что-то размером с баскетбольный мяч.
Снаружи пробивался слабый свет. А потом я увидел шар. Он лежал в траве на заднем дворе дома Фарнзуорта и слегка покачивался. Оставалась надежда, что трава увлажнит его, задержит, пока мы не доберемся до него. Если только...
Я стремительно выбежал по ступенькам из подвала. Сразу за задним двором я заметил то, что по-настоящему испугало меня. В нескольких ярдах от места, где я увидел шар, проходило большое шестиполосное шоссе, широкая лента гладкого, твердого бетона.
Я бросился через дом к черному выходу, выскочил наружу и оказался на заднем дворе как раз вовремя, чтобы увидеть, как мяч отскочил на бетон. Я зачарованно наблюдал за тем, как он ударился в первый раз - после мягкого, поглощающего энергию дерна бетон стал для него настоящим трамплином. Мяч тут же взлетел высоко вверх. Я побежал через двор к нему, тихо молясь: "упади на траву".
Но прежде, чем я успел до него добраться, он опять ударился о бетон. Я увидел, что на этот раз он поднялся, по меньшей мере, на пятьдесят футов.
Я подумал о том, что хорошо было бы вытащить из дома матрас, или какую-нибудь сетку, или еще что-нибудь, чтобы остановить эти несущиеся тридцать пять фунтов. Но я стоял на месте, не в силах пошевелиться, и видел, что шар опять упал на шоссе. Он поднялся на добрую сотню футов. И снова упал на бетон, примерно в пятнадцати футах дальше по дороге. Он двигался по направлению к городу.
На этот раз он пролетел двести футов, а когда ударился о бетон снова, то издал такой глухой громкий звук, что его можно было услышать за четверть мили. Я видел, как он коснулся дороги, прежде чем снова взмыть вверх, причем с удвоенной скоростью.
Внезапно мне пришла в голову одна мысль, я развернулся и побежал к дому Фарнзуорта. Он стоял во дворе, дрожа от утреннего ветра, и смотрел на меня, как маленький, потерявшийся и сильно напуганный ребенок.
- Где ключи от твоей машины? - заорал я на него.
- В кармане.
- Давай сюда!
Пришлось схватить его за руку и потащить к навесу. Я выхватил у него ключи, завел машину и, нарушив семь правил дорожного движения и погубив три ценных розовых куста, выехал на шоссе и погнался вслед за шаром.
- Послушай, - сказал я, пытаясь одновременно рулить и увидеть падающий шар. - Это рискованно, но если я сумею подогнать машину, то он упадет на нее и проломит крышу. Будем надеяться, что успеем выскочить вовремя. Это должно замедлить его движение, так что у нас появится шанс схватить его.
- Но ... а как же моя машина? - захныкал Фарнзуорт.
- А как насчет первого здания или первого человека, на которое шар упадет в Сан-Франциско?
- О, - сказал он. - Об этом я не подумал.
Я притормозил и высунул голову в окно. Теперь стало светлее, но шара видно не было. Если он доберется до города - любого города, если уж на то пошло, - то упадет на него с высоты десяти-двадцати миль. Или сорока.
- Может быть, он поднимется так высоко, что при падении сгорит в атмосфере? Как метеорит.
- Никаких шансов, - сказал я. - У него встроенная система охлаждения, помнишь?
Фарнзуорт сложил губы буквой "О", и именно в этот момент раздался громкий удар. Я увидел, что шар ударился в поле, примерно в двадцати ярдах от края дороги, и снова взлетел. На этот раз он, похоже, не увеличил скорость вдвое, и я решил, что земля была достаточно мягкой, чтобы удержать его - но он и не замедлился, впрочем, его коэффициент отскока был меньше, чем два к одному.
Не дожидаясь, пока он отскочит, я как можно быстрее съехал с дороги, унося с собой часть проволочного заграждения, направляясь к месту, где он ударился. Ошибки быть не могло: там обнаружилась впадина глубиной около трех футов, похожая на небольшой кратер.
Я выскочил из машины и посмотрел вверх. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы заметить его. Освещенный бледным и косым утренним солнцем, он был всего лишь ярким уменьшающимся пятнышком.
Мотор машины работал, и я подождал, пока мяч на мгновение исчезнет, а затем снова появится. Я понаблюдал за ним пару секунд, пока не понял, что могу довольно точно определить направление его перемещения. А еще мне пришло в голову, что нет смысла рисковать жизнью Фарнзуорта и крикнул, чтобы он вылезал из машины. Потом нырнул в нее и проехал около ста ярдов до места, куда он должен был прилететь по моим расчетам.
Я высунул голову из окна и посмотрел вверх. Теперь шар был размером с яйцо. Я подогнал машину на нужное место, выскочил из нее и отбежал в сторону, спасая свою жизнь.
Шар упал примерно в шестидесяти футах от машины. И мне вдруг пришло в голову, что моя задумка несусветная глупость. Разумнее надеяться, что мяч попадет в пруд, или отскочит в море, или приземлится на песчаной дюне. Все, что мы можем сделать, это последовать за ним, и если что-то как-нибудь его ослабит, попытаться схватить его.
Шар ударился о мягкую землю и на этот раз не удвоил свою высоту, но все равно поднялся высоко. Его не было видно почти целую вечность.
А потом - невероятное невезение - шар снова упал с оглушительным грохотом на бетонное шоссе. Я видел, как он ударился, и сразу же после этого увидел трещину шириной с палец, разверзшуюся по всей ширине дороги. И шар полетел вверх как ракета.
"Боже мой, - подумал я, - теперь это по-настоящему серьезно". И на следующем прыжке...
Казалось, прошло невероятно много времени, пока мы, Фарнзуорт и я, вытянув шеи, ожидали его появления в небе. И когда это, наконец, произошло, мы едва смогли уследить за ним. Он просвистел, как бомба, и мы увидели, как серая тень упала на Землю почти в четверти мили от того места, где мы стояли.
Но мы не заметили, как он подпрыгнул снова.
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Затем Фарнзуорт очень тихо сказал:
- Возможно, он упал в пруд.
- Или в самый большой коровник в мире, - сказал я. - Ну же!
Если бы фермер, которому принадлежало поле, был дома, мы наверняка могли бы встретить смерть от порции каменной соли или картечи. Мы уничтожали все посевы, которые попадались под руку, включая капусту и ревень. Но и после десяти минут поисков, мы так и не нашли шар.
Обнаружили мы только дыру в земле, похожую на небольшой метеоритный кратер. Она была глубиной в добрых двадцать футов. Но на дне ее шара не было.
Я в ужасе таращился на кратер целую минуту, прежде чем мне удалось разглядеть внизу тысячи маленьких серых осколков.
Объяснение пришло к нам обоим одновременно. Плохой проводник, шар израсходовал все свое доступное тепло на этот последний удар. Как мяч для гольфа, который окунули в жидкий азот и бросили на пол, он разбился на множество мелких осколков.
Я спустился в кратер и подхватил один из кусочков сложенным носовым платком, - никто не мог сказать, насколько холодным он будет.
Да, это был кусок шара Фарнзуорта. И он был холоднее сосульки.
Я выбрался наружу.
- Пойдем домой, - сказал я.
Фарнзуорт задумчиво посмотрел на меня. Затем он чуть склонил голову на бок и спросил:
- Как ты думаешь, что произойдет, когда эти кусочки оттают?
Я в ужасе уставилась на него и начал думать о тысяче крошечных осколков, беспорядочно скачущих, где попало, рикошетящих от зданий в центре Сан-Франциско и в двадцати округах поблизости. Им же все равно обо что ударяться, они будут двигаться и ускоряться, пока в воздухе было хоть немного тепла, которое отдаст им энергию.
А потом я увидел на другой стороне пастбища сарай с инструментами.
Но Фарнзуорт, пыхтя, уже ковылял впереди меня. Он достал лопаты и протянул одну мне.
Следующие нескольких часов мы молча работали. Нельзя быстро засыпать яму глубиной в двадцать футов, особенно если вы очень, очень усердно копаете и очень тщательно утрамбовываете землю.
Перевод В. Моисеева
(Исчерпывающие объяснения приведены в конце)
Преподобный Холл был занят заполнением приходской книги: в течение года он, по своему обычаю, отмечал в бумажной книге крещения, венчания и заупокойные службы, по мере их совершения, чтобы в последние дни декабря перенести записи набело в пергаментную книгу, которая хранилась в церковном сундуке.
К нему вошла домоправительница, явно взволнованная.
- О, сэр! - сказала она. - Что бы вы думали? Скончался сквайр!
- Сквайр? Сквайр Боулз? О чём вы говорите, дорогуша? Ведь только вчера...
- Да, я знаю, сэр. Но это правда. Мне сообщил Уикем, приходский клерк, прежде чем ушёл звонить в колокол. Сами услышите через минутку. Вот сейчас, слушайте.
И в самом деле, ночную тишину разбил звон - не слишком громкий, поскольку погост находился поодаль от дома священника. Холл спешно поднялся.
- Ужасно, ужасно, - произнёс он. - Мне срочно нужно в усадьбу, увидеться с домочадцами сквайра. Вчера казалось, что он идёт на поправку... - Холл сделал паузу. - Вы что-нибудь слышали о болезни, которая развивается подобным образом? В Норвиче не припоминают. Всё это выглядит таким внезапным...
- Нет, что вы, сэр, не слышала ни о чём похожем! Скончался от удушья в горле, как сказал Уикем. Я вся распереживалась - ну и ну, мне от этого известия пришлось даже на минуту-другую присесть, - и насколько я поняла, они собираются поскорее устроить похороны. Есть люди, для которых непереносима и мысль о том, что в доме лежит холодное мёртвое тело, а...
- Да? Пожалуй, я должен уточнить это у самой госпожи Боулз или у мистера Джозефа. Вас не затруднит принести моё пальто? Ах да, и не могли бы вы передать Уикему, когда он закончит звонить в колокол, что я хочу видеть его?
Холл второпях вышел.
Через час он вернулся и обнаружил ждущего его Уикема.
- У меня есть к вам поручение, Уикем, - объявил преподобный, сбрасывая пальто, - и не слишком много времени на его исполнение.
- Хорошо, сэр, - ответил Уикем, - крипта, конечно же, будет открыта...
- Нет-нет, у меня для вас другое задание. Покойный сквайр, как меня уверили, требовал, чтобы его тело не погребали в алтаре. Нужна могила в земле, по северной стороне погоста. - Речь Холла прервалась невнятным восклицанием клерка. - Что-что?
- Прошу прощения, сэр, - выпалил потрясённый Уикем, - но верно ли я вас понял? Не в крипте, вы сказали, а по северной стороне? По северной? Э-э-э... Покойный джентльмен не иначе как бредил в горячке.
- Да, мне это тоже кажется странным, - согласился Холл. - Но мистер Джозеф сообщил, что такова воля его отца - вернее сказать, отчима, - и она неоднократно была ясно выражена ещё в ту пору, когда он не жаловался на здоровье. В землю и не под церковной крышей. Вы, верно, знаете, что у покойного сквайра имелись свои причуды, хотя он никогда не поверял их мне. И ещё одно, Уикем. Без гроба.
- О боже, боже мой, сэр! - отозвался Уикем, поражённый ещё более. - Ох, пойдут дурные пересуды, точно пойдут, а как разочарован будет Райт! Я знаю, он отобрал хорошей древесины для сквайра и берёг её несколько лет.
- Ну что ж, возможно, семья так или иначе возместит это Райту, - сказал пастор с некоторым раздражением. - Но вы должны выкопать могилу и подготовить всё необходимое - не забудьте взять факелы у Райта - завтра к десяти вечера. Не сомневаюсь, что за старания и расторопность вас ждёт вознаграждение.
- Очень хорошо, сэр. Если таковы распоряжения, то я приложу все усилия к их выполнению. По пути отсюда, сэр, мне следует передать поручение женщинам, чтобы отправлялись в усадьбу обряжать покойника?
- Нет. Об этом как будто бы - даже уверен - разговора не было. Мистер Джозеф, несомненно, пошлёт за ними, если возникнет необходимость. У вас и без того достаточно дел. Спокойной ночи, Уикем. Я заполнял приходскую книгу, когда пришли эти скорбные вести. Не думал, что придётся добавлять ещё и такую запись.
Всё было подготовлено подобающим образом. Процессия с факелами двинулась от усадьбы через парк по липовой аллее на вершину пригорка, где стояла церковь. Там собралась вся деревня, а также те из соседей-помещиков, которых успели вовремя оповестить. Спешка ни у кого большого удивления не вызвала.
Предписанных законом формальностей тогда не существовало, и никто не упрекал несчастную вдову в излишне торопливом погребении умершего супруга. И вряд ли её ожидали увидеть в похоронном шествии. Из присутствовавших ближайшим родственником был её сын Джозеф - единственный отпрыск от первого брака с Кэлвертом из Йоркшира.
А со стороны сквайра Боулза определённо не было родни, которую стоило бы сюда звать. По завещанию, составленному во время второго брака сквайра, всё доставалось вдове.
И что же включало это "всё"? Самое очевидное - земля, дом, мебель, картины, столовое серебро. Непременно были бы и денежные накопления, но помимо нескольких сотен в руках доверенных лиц - честных людей, не растратчиков - наличных вовсе не осталось. Притом что Фрэнсис Боулз долгие годы получал хорошую ренту, а траты умел сдерживать. Впрочем, за ним не водилось репутации скряги; он держал богатый стол и всегда имел в распоряжении деньги на умеренные расходы своей жены и пасынка. Джозефу Кэлверту было положено щедрое содержание и в школе, и в колледже.
Но как же тогда сквайр распорядился своим состоянием? Поиски в доме не обнаружили тайных кладов; ни один из слуг - как старых, так и молодых - не припомнил, чтобы встречал сквайра в неожиданном месте в неурочный час. Нет, госпожа Боулз и её сын пребывали в изрядном замешательстве. Потому они однажды вечером сидели в гостиной, обсуждая этот вопрос по двадцатому разу:
- Джозеф, ты снова просматривал его бумаги и книги, не так ли?
- Да, мама, и снова тщетно.
- О чём же он вечно писал и почему отправлял письма мистеру Фаулеру в Глостер?
- Ты же знаешь про его одержимость промежуточным состоянием, где пребывают души умерших. Вот чем увлечены были тот и другой. Последнее, к чему он приложил руку - это письмо, которое так и осталось не закончено. Сейчас покажу... Верно, в нём та же самая песня.
"Почтенный друг! Я делаю постепенные успехи в исследованиях, хоть и не вполне понимаю, насколько нашим источникам стоит доверять. Вот на днях мне встретилось утверждение, что недолгое время после смерти душа находится под властью неких духов, Рафаила и ещё одного, чьё имя Нарес, если я правильно разобрал; однако умерший остаётся ещё настолько близок к состоянию жизни, что молитвой, обращённой к двум этим духам, будет явлен живущему и откроет ему истины. Явиться он должен обязательно, если вызван правильно, в точности тем способом, что изложен в описании эксперимента. Но когда он предстанет и разомкнёт уста, может случиться, что призывавшему его раскроется много большее, чем сведения о запрятанном сокровище, на которые возлагались упования - подобные запросы отмечены как первейшие. Впрочем, лучше будет отослать тебе всё, приложив к этому письму; выписки из книги алхимических рецептов, что получена мною от доброго епископа Мура".
Тут Джозеф остановился и без пояснений вперился в бумагу. Молчание длилось дольше минуты, после чего госпожа Боулз, вытянув иглу из своего рукоделия, кашлянула и спросила:
- Больше ничего не написано?
- Нет, мама, ничего.
- Нет? Весьма странно. Ты когда-нибудь встречал мистера Фаулера?
- Да, раз или два, пожалуй - в Оксфорде. Он вполне добропорядочный джентльмен.
- Вот что я думаю, - произнесла госпожа Боулз. - Самым правильным будет ознакомить его с... с тем, что произошло: они же были близкие друзья. Да, Джозеф, тебе непременно следует это сделать - так ты узнаешь разгадку. И, в конце концов, письмо адресовалось Фаулеру.
- Ты права, мама, я не стану это откладывать. - И Джозеф тотчас сел за сочинение письма.
Между Норфолком и Глостером сообщение было небыстрое. Однако письмо отправилось, и в ответ прибыл внушительный свёрток, изрядно увеличив число вечерних разговоров в обшитой панелями гостиной. По завершении одного из них прозвучало:
- Этой ночью? Если ты уверен в себе, отправляйся по окольной тропке, через поля. Да, и возьми эту тряпицу, пригодится.
- Что за тряпица, мама? Платок?
- Да, что-то вроде. Какая разница? - После чего он вышел через садовую калитку, а она осталась на пороге, задумчиво прижав ко рту ладонь. Когда рука опустилась, женщина проговорила вполголоса:
- И зачем я тогда так спешила? Это же платок, который нужно было положить ему на лицо!
Стояла беспросветная ночь, весенний ветер шумно задувал в чёрных полях - достаточно шумно, чтобы заглушить любые возгласы и призывы. Если призыв и был, то не слышалось ни голоса того, кто просил ответить, ни - тем более - того, кто внимал.
Ранним утром мать вошла к Джозефу в спальню.
- Подай мне платок, - попросила она. - Прислуге не нужно его видеть. И рассказывай, рассказывай скорее!
Джозеф сидел на краю постели, закрыв лицо ладонями. Он обратил к матери покрасневшие глаза:
- Мы не сможем зажать ему рот, - сказал он. - Почему, во имя Господа, ты оставила его лицо открытым?
- А что я могла поделать? Ты сам знаешь, как я торопилась в тот день. Но ты хочешь сказать, что видел его?
Джозеф только простонал и снова утопил лицо в ладонях. Затем объявил тихим голосом:
- Он сказал, что ты тоже должна с ним увидеться.
Всхлипнув от ужаса, она ухватила кроватный столбик и крепко стиснула.
- Ох, он и разгневан! - продолжал Джозеф. - Я уверен, он всё это время ждал. У меня едва язык не отнялся, когда я услышал звериное рычание.
Он вскочил и зашагал по комнате.
- И что мы можем сделать? Он ничем не скован! Я не осмелюсь встретиться с ним. Не осмелюсь глотнуть отравы и пойти к нему. И я не выдержу здесь ещё одну ночь! Ох, зачем ты это натворила? Мы же могли подождать...
- Тише! - сказала его мать пересохшими губами. - Всё из-за тебя, и тебе это известно не хуже, чем мне. Впрочем - что толку в препирательствах? Послушай, осталось всего шесть часов. Денег хватит, чтобы пересечь воду: это для них неодолимая преграда. До Ярмута рукой подать, и я слышала, что оттуда по ночам отплывают суда в Голландию. Встретимся в конюшне. Я скоро буду готова.
Джозеф уставился на неё:
- А что подумают местные?
- Что? Разве ты не можешь сказать пастору, что до нас долетели слухи о собственности в Амстердаме, на которую мы должны заявить притязания, иначе её потеряем? Иди, иди; а если не хватает духу, то оставайся здесь на следующую ночь.
Он содрогнулся и вышел.
Вечером, после наступления темноты, на постоялый двор у пристани Ярмута ввалился моряк. Там сидели мужчина и женщина, возле ног которых громоздились седельные сумки.
- Вы готовы, сударыня и джентльмен? - спросил моряк. - Судну отходить через час, и один мой пассажир уже на причале. Вся ваша поклажа? - Он подхватил сумки.
- Да, мы путешествуем налегке, - ответил Джозеф. - Много ли желающих отплыть с вами в Голландию?
- Нет, ещё лишь один, - сказал лодочник. - И он тоже вроде как налегке.
- Вы его знаете? - спросила госпожа Боулз. Она положила ладонь на руку Джозефа, и оба они остановились в дверном проёме.
- Отчего ж нет? Хотя он закрыт капюшоном, я вмиг его узнаю при встрече. У него такой чудной выговор. Вы, чай, тоже с ним знакомы - так сдаётся мне по его словам. "Иди-и же и вы-ытащи их, - велел он. - А я подожду их здесь". Так он сказал, но сейчас наверняка спешит сюда.
Отравление мужа считалось в ту пору "малой изменой", то есть тяжким предательством, и виновных женщин, задушив, сжигали на костре. В судебных отчётах Норвича есть запись о женщине, с которой так обошлись, и её повешенном сыне - наказание постигло их после того, как они сами сделали признание пастору своего прихода, чьё название мне оглашать не следует, поскольку всё ещё не найден спрятанный там клад.
Книга епископа Мура с рецептами находится сейчас в университетской библиотеке Кембриджа, снабжённая шифром "Dd 11.45", и в ней на странице 144 написано:
"Эксперимент оный особливо почасту учинялся, дабы истребовать известие о кладе, сокрытом в недрах земных, о покраже и человекоубийстве, а тако же при некоих иных надобностях. Подступи к могиле усопшего, да трижды его призови по имени, в изголовье могилы стоя, да скажи так: "Тебя, N.N.N., заклинаю и подчиняю тебя, и повелеваю тебе именем твоим во Христе отрешиться от Властителя Рафаила и Нареса, испросить у них дозволение отлучиться в ночь сию, дабы поведать мне правдиво о сокровище, кое лежит в тайном месте". После почерпни могильной земли от головы покойника, повяжи оную землю в льняное полотно и подложи под правое ухо, и на том почивай. И где ты ляжешь почивать, в оное место он приидет тою же ночью и поведает правду наяву или во сне".
M. R. James, "The Experiment: A New Year's Eve Ghost Story"
Перевод: А. Бударов