Миры запредельные

Глава 1

Сначала теплилась надежда, что Австралию, Новую Зеландию и Океанию чума может обойти стороной. Но продолжавший тихо оседать из атмосферы вирус был беспощаден. Даже на крошечных, затерянных в океане островках заболели и умерли все, кроме самых молодых.

Живущих на Земле постепенно засасывала трясина отчаяния, дикости и безумия, а в Ново-Йорке жизнь становилась все более спокойной и К безопасной. По крайней мере, на какое-то время. Когда фермы были восстановлены, О’Хара с облегчением поменяла свой скафандр и мокрые пеленки на письменный стол.

Люди стали гораздо меньше беспокоиться о хлебе насущном и гораздо больше о том (неумолимый признак возвращения к обыденности), в какой руке держать вилку. Их также начали всерьез волновать вопросы типа: кто с кем спит? А если больше не спит, то почему, и имеются ли на все это законные основания?

Заключение брака в Ново-Йорке было делом довольно сложным. Не в смысле самой процедуры, конечно; формальности выполнялись с помощью компьютера буквально за пару минут. Главная проблема сводилась к тому, вступаете ли вы в брак с одним человеком, с двумя, с шестью или с шестью тысячами.

В Ново-Йорке насчитывалось несколько десятков «семейных кланов». Сам этот термин давно устарел, использовался в весьма вольной трактовке, и под ним чаще всего понимались более-менее постоянные половые связи, а иногда – общие дети, совместное проживание и так далее.

Примером тому могли служить семейные кланы самой Марианны О’Хара. Вначале ее мать принадлежала к клану Нейборз. Клан этот был традиционным, со старомодными порядками. Он состоял из нескольких сотен мужчин и женщин, приходившихся друг другу мужьями и женами. Чтобы избежать кровосмешения, велись подробные генеалогические таблицы, но на секс, не связанный с рождением детей, никаких ограничений не существовало. Хорошенькие молодые девушки, какой была и мать Марианны, шли нарасхват, проводя очень много времени в постели с многочисленными мужьями (правда, они тратили гораздо больше времени, если решали ответить отказом). Мать Марианны захотела уйти из своей семьи и выбрала для этого самый короткий путь: забеременела от человека с Земли, как только ей предоставилась такая возможность. Клан Нейборз заботился о ней, пока ей не пришла пора рожать. Как только ребенок появился на свет, их обоих просто вышвырнули прочь.

Кэтому времени у нее уже был любовник из ее же клана, который вместе с ней покинул семью Нейборз. Вместе с отцом Марианны они вошли в семейный клан Скэнлэн, представлявший собой скорее свободную ассоциацию людей, состоящих в тройственных браках, чем семью в общепринятом понимании этого слова. Вся операция была тщательно продумана и хладнокровно осуществлена. Спустя неделю после свадьбы (согласно заранее разработанному плану) отец Марианны вернулся на Землю к своей настоящей жене, а мать и ее бывший любовник образовали супружескую пару, сохранив право пользоваться поддержкой клана Скэнлэн там, где дело касалось жилья, образования и тому подобного. В развалившейся тройке Марианна так и осталась единственным ребенком. Все это сделало ее чужой для других детей, и те, подстрекаемые клановой спесью, порой бывали жестоки к ней. Она росла, ее взгляд на жизнь с возрастом менялся, но одно О’Хара знала наверняка: никогда, ни за что на свете она не вступит в тройственный брак.

Сказано: не зарекайся! Они с Дэниелом прожили вместе – снова как любовники – уже больше года, когда был принят закон, запрещавший одиноким занимать жилье, в котором может разместиться семья. Многие семейные кланы, перебравшиеся в Ново-Йорк с разрушенных Миров, до сих пор жили в общежитиях. Защищая общие интересы, они образовывали при голосовании мощный блок.

Уже около года О’Хара ощущала молчаливое общественное давление, понуждавшее к вступлению в брак. В Ново-Йорке всячески поощрялось «порхание» юношей и девушек в поисках подходящих им половых контактов. Когда молодые люди становились старше – разумеется, это относилось и к О’Хара, которой уже исполнилось двадцать три, – для них наступала пора остепениться. (Например, для членов клана Девон «остепениться» означало сузить круг возможных сексуальных партнеров до нескольких тысяч человек.) Марианна знала, что и ее семья, и коллеги считают их с Дэниелом отношения непозволительным ребячеством. Это раздражало ее. Из чувства противоречия она еще долго могла бы втягивать вступление в брак, если бы не чисто практическая необходимость как-то решить проблемы с жильем.

В Ново-Йорке не нашлось ни одного семейного клана, который устраивал бы и ее, и Дэниела. Поэтому Марианна предложила ему основать свой собственный. Дэниел, хотя и с некоторой опаской, согласился. Они заполнили соответствующие документы, взяв за образец устав клана Нейборз: новые члены принимаются в семью только при единодушном согласии старых; вопрос о разводе решается простым голосованием... И так далее. Затем они подбросили монетку. Выпала решка, и новый клан получил имя О’Хара.

Но прежде, чем подать документы на регистрацию, Марианна предложила, чтобы в их семью Вошел Джон Ожелби, к которому они оба были сильно привязаны. Дэниел обдумывал этот вопрос несколько недель. Хотя Джон был ему ближе родного брата, но черт побери, не может же мужчина жениться на мужчине! Подобные отношения никак не укладывались в его голове. Его родители были самой обычной супружеской парой. Перед лицом Господа нашего будете вы мужем и женой, пока смерть или пресыщение не разлучат вас. Аминь! Все остальное Дэниелу казалось неправильным.

О’Хара подняла его на смех. Она спорила с Дэном до хрипоты, пока тот не дал свое согласие. О сексе разговора не было: Андерсон знал, что однажды Джон с Марианной уже пробовали и ничего не вышло. Мысль о том, что соперничества в этой области не предвидится, повлияла на окончательное решение Дэна. О’Хара, похоже, придерживалась другого мнения. Андерсон был старше ее на девять лет, но в области секса она могла дать ему сто очков вперед.

Так или иначе, случилось то, что должно было случиться. Джон Ожелби, сорока двух лет от роду, физически неполноценный ирландский католик, получивший самое строгое воспитание, помимо давнишней неудачи с Марианной, имел на своем счету еще две столь же неудачные попытки с дублинскими проститутками. Тридцать лет единственным сексуальным партнером ему служило его собственное воображение. Непритязательный обряд вступления в брак сделал его совершенно другим человеком.

Дэниел внезапно обнаружил, что его положение изменилось. Фигурально выражаясь, в семье ему была отведена скорее женская роль. Первую неделю после свадьбы Марианна провела с Джоном Ожелби, в его комнатке на уровне с тяготением в четверть земного, откуда они периодически совершали вылазки в гимнастический зал с нулевой гравитацией. Маленькие раздевалки в зале были оборудованы отличными замками.

Поскольку Джон не мог долго переносить нормальную силу тяжести, их семье пришлось вести «кочевой» образ жизни. Марианна по нескольку дней жила то у Дэна, то на уровне с низкой гравитацией, либо по своему выбору, либо уступая желанию одного из своих мужей. Обедать они обычно ходили втроем. К своему удивлению, Дэниел обнаружил, что совсем не ревнив.

Прежде О’Хара проходила усиленную подготовку в области американской административной системы и системы управления наукой; она надеялась получить место в ведомстве по связям между США и Мирами. Теперь об этом говорить не приходилось.

Ее приняли, с испытательным сроком, на должность младшего администратора в Управление Ресурсами. Считалось, что она проходит дополнительную стажировку. На самом же деле все сводилось к тому, чтобы быть на подхвате у тех, кому пока не был положен собственный ассистент. Работа в Управлении дала Марианне возможность разобраться в реальной ситуации, сложившейся в Ново-Йорке. Ситуация оказалась – туши свет!

Как-то, в пятницу, они с Джоном и Дэниелом прогуливались по парку. Джон был вынужден хотя бы несколько часов в неделю проводить в условиях нормальной гравитации, иначе прогрессирующая миастения заставила бы его постепенно переходить все ближе и ближе к оси нулевого тяготения.

– Я потихоньку начинаю снова привыкать к отсутствию горизонта, – сказала О’Хара.

Они присели отдохнуть на скамейку у озера. Расстилавшаяся перед ними неподвижная водяная гладь, слегка изгибаясь, уходила вдаль и терялась там в туманной дымке. Прищурившись так, чтобы глаза не слепил блеск искусственного солнца, можно было легко различить контуры противоположного берега.

– А мне к этому привыкнуть не суждено, – невесело отозвался Андерсон.

Рядом, почти у самого берега, лениво плавала утка. Ожелби щелкнул пальцами и поманил птицу.

– Оставь ее в покое, – нахмурилась О’Хара, – не дразни бедную тварь.

– А кто дразнит? – Джон полез в карман, выудил кусок рисового кекса и бросил на траву. Утка тут же выбралась из воды и принялась его клевать. – Надо делиться с братьями нашими меньшими. – Речь Ожелби была невнятной, глаза блестели от принятых им лекарств.

– Недалеко то время, когда ты пожалеешь, что не сохранил этот кусочек на черный день, – сказала Марианна. – Очень скоро девониты поставят всех нас на уши.

– Они еще не пришли в себя, – отозвался Ожелби. – Они все еще в состоянии шока.

Два года назад девонитов насчитывалось более пятидесяти тысяч. Большинство обитало на Девоне, тороидальном спутнике, шедшем по той же орбите, что и Ново-Йорк, отставая от него на три тысячи километров. Во время войны Девон был разрушен прямым попаданием; уцелело лишь несколько сот человек. Их спасли, и они присоединились к нескольким тысячам своих собратьев, которые к началу войны уже жили в Ново-Йорке.

Даже в благополучные времена женщины-девонитки старались иметь как можно больше детей, потому что их религия основывалась на культе деторождения. Теперь же они не только постоянно ходили беременными, но вдобавок принимали средства, гарантировавшие рождение двойни или тройни, чем вызывали глухое раздражение остальных обитателей Ново-Йорка. И это при том, что администрация, в целях экономии воды и продуктов питания, призывала на пять лет установить строгий контроль за рождаемостью.

О’Хара находилась в том же положении, что и большинство женщин Ново-Йорка. Когда она стала девушкой, у нее взяли полдюжины яйцеклеток, заморозили и поместили в хранилище, после чего сама она подверглась стерилизации. Если женщине хотелось иметь ребенка, она могла либо выбрать отца, после чего яйцеклетку оплодотворяли его семенем и имплантировали в матку, либо прибегнуть к партеногенезу – тогда яйцеклетка стимулировалась методом генной инженерии, начинала делиться, и в результате на свет появлялась дочь, точная генетическая копия своей матери. Поскольку любая из этих процедур могла быть проведена лишь в специальной клинике, администрация, де-факто, держала контроль над рождаемостью в своих руках. Многие, и О’Хара входила в их число, предпочли бы на несколько лет прикрыть клиники искусственного оплодотворения. Для этого не требовалось ничего, кроме простого распоряжения администрации (хотя нашлись бы и такие, кто поднял бы шум), поскольку в Декларации Прав Человека не содержалось и намека на право рожать и растить детей.

Тут, однако, имелась одна загвоздка. Право на свободу вероисповедания было гарантировано Декларацией однозначно, а взгляд на женщину как на машину, исправно пекущую детей, являлся краеугольным камнем религии девонитов. Стерилизация, естественно, рассматривалась ими как смертный грех, а оплодотворение должно было происходить только так, как в старые добрые времена. За пять лет удачливая девонитка могла беременеть шесть-семь раз.

– Пока они имели в своем распоряжении собственный Мир, – заметил Андерсон, – у них был свободный выбор: либо кормиться своим трудом, либо подыхать с голоду.

Ожелби немедленно встал на защиту девонитов:

– Но они вскоре и будут кормить себя сами. У них больше тысячи волонтеров пашет на строительстве сельскохозяйственных сверхмодулей.

– Это не успеет сработать, – сказала О’Хара. – Я видела расчеты. Прикиньте сами, сколько уйдет времени, чтобы заново, с нуля, воссоздать почву. Детей они стругают куда быстрее.

– Я думал, они смогут использовать Девон...

– Верно. А точнее – то, что от него осталось. Нам всем очень повезет, если им удастся регенерировать хотя бы процентов десять верхнего слоя почвы. Но купола разрушены, а почва два года находилась в открытом космосе. Она бесплодна и обезвожена. Потребуется много воды; потребуются черви и микроорганизмы.

– И азот, – вставил Андерсон, – и углерод. Перво-наперво, углерод. Старая песня.

То была вечная проблема, старая, как Миры. Металлов хватало: Ново-Йорк представлял собой выдолбленную изнутри гигантскую глыбу из стали и никеля. Другие металлы и кислород поставлялись с Луны. Но животные и растения, служившие людям пищей, нуждались в углероде, азоте и воде. Хотя каждая молекула этих драгоценных веществ вовлекалась в замкнутый регенеративный цикл, такой процесс, при всей тщательности, не был идеальным. Имели место неизбежные потери, а потому сельскохозяйственный цикл считался замкнутым лишь условно: он не мог долго обеспечивать даже то население, которое обитало в Ново-Йорке. Не говоря уже о росте численности. До войны между Землей и Мирами шла активная торговля: Земля поставляла водород (при сжигании которого получали воду и энергию), углерод и азот, а Миры переправляли на землю материалы и лекарства, производство которых было возможно лишь в невесомости. Поэтому население Миров непрерывно росло.

– Больше ни хрена нет, – сообщил Ожелби утке, суетливо и нервно ковылявшей взад-вперед у его ног. – Пожалуй, мы в лаборатории слегка оторвались от реальности. Я поневоле рассуждал так, будто Декадной окажется в нашем распоряжении уже завтра.

Декалионом назывался СС (углеродисто-хондритный) астероид, чья орбита медленно сближалась с орбитой Ново-Йорка. На нем можно было наладить разработки азота, углерода, водорода и других полезных ископаемых, но приходилось ждать еще пять лет, Ожелби занимался проектированием фабрик и механизмов, которым предстояло работать на сырье с Декалиона. Но пока имелось лишь маленькое опытное производство, где использовалась СН-содержащая руда, поступавшая в небольших количествах с Луны. Продукция этого производства была мизерной и никак не могла повлиять на общую демографическую ситуацию.

– Если бы только они согласились подождать несколько лет, – сказал Андерсон. – Мы обязательно восстановим Девон. Но немного позже. Сейчас важнее всего решить проблему Декалиона.

Первоначально проект буксировки астероида на орбиту Ново-Йорка был рассчитан на двадцать восемь лет, но война смешала все карты. Приходилось поторапливаться. Именно поэтому восстановлением сельскохозяйственных модулей занимались недоучки-дилетанты, а большинство профессиональных строителей-монтажников лихорадочно клепало мощные ракетные двигатели и сооружало буксиры, работавшие на солнечной энергии, которые могли быстро доставить эти двигатели на Декалион. Если бы удалось выдержать такой авральный темп работ достаточно долго, то время, оставшееся до перевода астероида на новую орбиту, можно было бы сократить с девятнадцати лет до пяти.

– Просто все происходит слишком быстро, – пожаловалась О’Хара. – Если две тысячи женщин твердо намерены выдавать на-гора по два и восемь десятых младенца ежегодно, в течение пяти лет, то в итоге мы будем иметь двадцать восемь тысяч новых ртов. А это – десятипроцентный прирост населения, причем нетрудоспособного! И если все они вырастут девонитами, то еще через пятнадцать лет налицо окажется изрядная порция новой закваски. Так что через пару поколений почти все население Миров будет состоять из лысых как колено праведников, непрерывно трахающих друг друга. – О’Хара запустила в озеро плоским камешком, и тот запрыгал по воде, отклоняясь вправо. – Не хотелось бы мне тогда оказаться на месте координатора!

– Даже так? – вяло поинтересовался Ожелби. Марианна мечтала стать когда-нибудь координатором, и это было хорошо известно Джону.

– Да ничего я не знаю! Ничего. Я могу только сидеть, смотреть и ждать!

Глава 2

Когда О’Хара вернулась на работу, на столе ее ждало уведомление. Следовало прибыть на шестой уровень, комната 6000, для беседы с Солом Крамером. Женщина, которой сейчас помогала Марианна, о причинах вызова ничего не знала. Беглый просмотр базы данных дал следующий результат: Крамер – весьма ответственное лицо по кадрам Департамента Чрезвычайных ситуаций. Предстоящая встреча с глазу на глаз со столь высокопоставленным чиновником будоражила воображение. С простыми смертными люди такого сорта обычно общались при помощи различных циркуляров и меморандумов, в крайнем случае – посредством видеокуба.

У дверей комнаты 6000 возбуждение Марианны приобрело несколько тревожный оттенок. Оттуда навстречу ей вышел мужчина, приблизительно ее лет, со смутно знакомой внешностью. Даже не кивнув, он быстро прошел мимо; лицо его было бледным и мрачным.

В холодной неуютной приемной седая женщина уточнила, с кем имеет дело, бросила взгляд на монитор и сообщила, что мистер Крамер примет Марианну О’Хара немедленно. Уже открывая дверь, Марианна вспомнила, где встречалась с тем молодым человеком. Модуль 9b, карантин – изрядная порция адреналина разом выплеснулась в кровь. О’Хара чуть помедлила на пороге, переводя дыхание. Нет, не может быть. Чумная зараза не могла коснуться ее, иначе сейчас она не разгуливала бы на свободе.

Редкостное зрелище: стол Крамера был завален кучей бумаг, а непрерывно работавший рециклер продолжал выплевывать все новые листы. Над столом возвышался абсолютно лысый огромный мускулистый мужчина с блеклыми серыми глазами. Он озабоченно взглянул на Марианну:

– О’Хара? Как самочувствие? Она нервно рассмеялась.

– Я слегка встревожена. Молодой человек, с которым я столкнулась в дверях...

– Его имя – Льюис Франкони. – Крамер указал на стул. – Садитесь.

– Мы были вместе с ним в модуле 9b. Карантин...

– Да, это не случайное совпадение, – энергично кивнул Крамер.

Марианна уселась на краешек стула и сцепила пальцы рук на коленях, пытаясь унять непроизвольную дрожь.

– Обнаружилось что-то новое?

– Что? Нет, ничего нового. Во всяком случае, по медицинской части. Просто вы оба недавно побывали на Земле. Это можно сказать почти о каждом, кто приходил сюда сегодня. О’Хара промолчала, и Крамер продолжил:

– Мы вынуждены просить вас об одолжении. Об очень большом одолжении.

– Вы – это ваш департамент?

– В каком-то смысле – да. Если точнее, просьба исходит напрямую от координаторов.

– Сделаю все, что смогу.

– Не спешите с ответом. Возникла необходимость срочно послать на Землю небольшую группу людей.

– На Землю? – Марианна невольно наклонилась вперед. – Сейчас? А как же чума?

– Там вы будете постоянно находиться в космических скафандрах. А перед тем, как вы их снимете, – максимально возможная стерилизация и вакуумная очистка. – Он зашуршал бумагами. – Необходимо соблюдать абсолютную секретность. Поэтому никому ни единого слова о нашем разговоре. Даже вашим мужьям.

– Согласна.

– Вам известно, почему Ново-Йорк мало пострадал во время войны?

– Конечно. Скалу выстрелом из дробовика не разрушишь.

Крамер утвердительно кивнул.

– Ракеты, выпущенные по Мирам, сконструировали и установили в пусковых шахтах более восьмидесяти лет назад. Они предназначались для уничтожения русских военных спутников, но не были ликвидированы по договору две тысячи двадцать первого года. Их просто перенацелили на тот случай, если Миры поведут себя не так, как будет угодно Штатам. К счастью, эти ракеты были специально разработаны для стрельбы по относительно небольшим и хрупким целям. А чтобы покончить с Ново-Йорком, требуется прямое попадание термоядерной боеголовки.

– Это понятно.

– Ну что ж, именно с такой ситуацией мы теперь и столкнулись. У них есть водородная бомба, и они полны решимости использовать ее против нас. – Крамер ткнул пальцем в видеокуб, на котором застыла карта Африки. – Заир. Бомба находится в Заире.

Марианна недоуменно посмотрела на карту.

– У кого «у них»? Кто имеет бомбу? И как они намерены доставить ее сюда?

Крамер порылся в кипе бумаг на своем столе, выудил оттуда два листка и протянул их Марианне.

– Почитайте. Звучит почти неправдоподобно. Ни, для кого не было тайной, что многие из тех, кто уцелел на Земле, считали именно Миры главной причиной войны и последовавшей за ней катастрофы. Действительно, объявленный Мирами энергетический бойкот Соединенных Штатов вызвал там революцию, за считанные часы переросшую в ядерную войну.

После катастрофы появилась группировка под названием Меч Господень, чьей единственной целью стала месть. То была группа молодых немцев, которым как-то удалось снять боеголовку с одной из неиспользованных ракет. Теперь они собирались переместить ее в космопорт на территории Заира, на одну из Двух уцелевших после войны стартовых площадок. Там на пусковой установке стоял полностью исправный шаттл. Молодые люди планировали поместить импровизированную бомбу в его грузовой отсек, взлететь, а потом атаковать Ново-Йорк, став новыми космическим камикадзе.

– Но это же невозможно! – запротестовала Марианна. – На Земле не осталось ни одного квалифицированного инженера или пилота!

– Маловероятно, но возможно. Этот шаттл – одно из последних сногсшибательных достижений фирмы «Мерседес». Страшно расточителен в смысле горючего, но обладает очень высокой скоростью и полностью автоматизирован. В состоянии доставить около двадцати человек с грузом на высокую орбиту менее чем за два дня. Любой, кто хоть как-то умеет пользоваться компьютером, может привести этот корабль к Ново-Йорку. Конечно, без опытного пилота они никогда не сумеют причалить, но они и не ставят такой задачи.

– Значит, вы хотите, чтобы наша группа отправилась на Землю и остановила их? – спросила Марианна, возвращая Крамеру два листка бумаги.

– Мы рассчитываем, что вы попадете в Заир раньше. У них есть проблемы с транспортировкой боеголовки. Никаких воздушных средств перевозки в Европе не осталось. Поэтому они повезут свой груз в Испанию наземным путем, а затем переправят его по морю в Магриб. Мы и обнаружили-то их только благодаря радиоперехвату переговоров, связанных с поисками подходящего для этих целей судна.

– А что, если мы все-таки опоздаем?

– Тогда вам надо будет их обмануть. Туда вас доставит шаттл из Ново-Йорка, а обратно вернетесь на «Мерседесе».

– В Заире, в самом космопорте и поблизости от него сейчас есть какие-нибудь люди?

– В самый мощный телескоп удалось разглядеть несколько человек, слоняющихся вокруг да около. Но никакой организованной деятельности не обнаружено.

– Вряд ли нам позволят просто так приземлиться и захватить «Мерседес».

– Кто знает? Быть может, ваше приземление вызовет общую панику.

– Будем надеяться. – Марианна недоверчиво покачала головой. – Я должна принять решение не сходя с места, ни с кем ничего не обсуждая?

– Обсудите со мной. Вы должны принять его и сейчас.

– Хорошо. Когда вылет? Крамер взглянул на часы.

– Примерно через семь часов. Сейчас вы выйдете отсюда и сразу отправитесь на нулевой уровень к оси.

О’Хара встала со стула, пересекла комнату и приостановилась у видеокуба.

– Но почему именно я? Потому лишь, что бывала в космопорте Заира?

– Отчасти. А отчасти потому... потому, что, возможно, вашей группе придется применить насилие. Мало кто в Ново-Йорке имеет хоть какой-нибудь опыт по этой части.

– Мне кажется, вам слишком много обо мне известно, – ровным голосом сказала Марианна. – От кого вам удалось получить подобную информацию? От одного из моих мужей?

– Нет. Она получена... Хм... Есть записи сеансов психотерапии, которую вы проходили в прошлом году.

– Какого черта? Как вам удалось получить к ним доступ?

– Что вы! Я даже не пробовал. Но вот координаторы... Если они действительно хотят получить что-либо, они это получают.

– Вы пытаетесь убедить меня, что один из координаторов бросил свои дела и засел за изучение конфиденциальных медицинских записей просто в надежде извлечь из них нечто для себя полезное?

– Конечно нет. Этим занимался один из сотрудников моего департамента. Но по прямому распоряжению координаторов. Обыкновенный поиск по компьютерной базе данных, знаете ли. Ключевые слова, семантические ассоциации... и так далее. Вы не одиноки, уверяю вас. Были проверены абсолютно все записи.

– Приятно слышать, что я не единственная, чьи гражданские права оказались нарушены самым грубейшим образом.

– Ну, это временное явление. Согласитесь, ситуация...

– Полагаю, у нас нет времени на абстрактные споры. Но если выбор пал на меня лишь потому, что я, предположительно, имею тайную склонность к насилию, то ваши люди сумели правильно разобраться в медицинских записях. Именно тот случай и привел меня в кресло психотерапевта.

– Лично мне известно лишь то, что напечатано но на этом листке бумаги, черным по белому. Вы носили оружие и пользовались им.

– Только один раз. Всего один раз я держала в руках оружие и всего один раз им воспользовалась.

– Это ровно на один раз больше, чем для большинства обитателей Ново-Йорка.

Марианна снова взглянула на видеокуб.

– Значит, вы подбираете в команду тех, кто побывал на Земле?

– Верно. И чем меньше времени прошло с тех пор, тем лучше. Вам некогда будет приспосабливаться к земным условиям. – Крамер выдержал паузу и добавил: – Вы подходите по всем предъявляемым критериям: молоды, крепки физически, имеете опыт работы в космических скафандрах. И у вас нет детей.

– Звучит обнадеживающе. – Марианна снова плюхнулась на стул. – Полагаю, вы также отбираете тех, кто относительно бесполезен здесь, В Ново-Йорке. Тех, без кого можно легко обойтись. В случае чего.

– Вы ошибаетесь. Такой фактор в расчет не принимался. Экспедицию возглавляет технический координатор.

– Не слишком остроумное решение.

– Но это ее собственное решение. – Крамер снова взял в руки листок с данными О’Хара и меланхолично скормил его рециклеру. – А каково ваше?

– О... Думаю, я должна согласиться.

– Вас никто не принуждает.

– Я имела в виду вовсе не принуждение.

Глава 3

Ей не позволили даже попрощаться. Дэниелу и Джону просто отправили короткое сообщение о том, что Марианна и еще несколько человек некоторое время будут вынуждены находиться в строгой изоляции, но с чумой это никак не связано, поэтому причин для беспокойства нет. Лифт, идущий на ось, был пуст. О’Хара надела туфли с липкой подошвой и нажала находившуюся в центре, пульта красную кнопку с маркировкой «О».

По мере того, как лифт поднимался (или падал) по направлению к оси, исчезало ощущение собственного веса. Когда кабина остановилась, Марианна находилась в полной невесомости; такое состояние, конечно, не было для нее новым. Дверь скользнула в сторону, в кабину вниз головой вошел мужчина и встал, цепляясь за потолок такими же, как у Марианны, туфлями «Велкро». Они кивнули друг другу, О’Хара покинула лифт и пошла по короткому коридору. Всякий раз, когда она делала очередной шаг, ее туфли издавали характерный звук рвущейся материи.

По стене бежала перевернутая вверх ногами надпись: «Просим передвигаться традиционным способом». Безусловно, плыть по коридору, отталкиваясь от ручек на стенах, было бы удобнее, но появлялся риск столкнуться с кем-нибудь, кто шел в коридор через одну из дверей или свернул из-за угла.

Марианна заглянула в раздевалку проверить, на месте ли тот скафандр, которым она пользовалась в прошлом году. На месте. На месте была И большая охапка проклятущих пеленок. Успокоившись на этот счет, она открыла большую дверь и вплыла в зал управления.

Там уже находились четверо мужчин, примерно ее возраста или чуть младше, и одна женщина, координатор Сандра Берриган. Их скафандры плавали в воздухе у противоположной стены. О’Хара легонько подтолкнула свой в ту же сторону, после чего представилась собравшимся. С одним из них, Ахмедом Теном, она встречалась раньше, но теперь не сразу узнала его. Невысокий, чернокожий, у него тогда, на Земле, была пышная грива длинных, вьющихся седых волос.

Сейчас Ахмед был обрит наголо, и это делало его моложе.

– Должны подойти еще двое, – вместо приветствия сказала Сандра Берриган. – Перед тем, как подняться на борт шаттла, мы проводим здесь короткий инструктаж. Гудман, покажи О’Хара, как действует оружие.

Эта краткая речь немного удивила Марианну: по существующим правилам в Ново-Йорке не должно было быть оружия.

Гудманом оказался широко улыбающийся, крепко сбитый юноша. Он знаком пригласил Марианну следовать за ним и шагнул в люк воздушного шлюза. В большом ангаре у причальной платформы тяжело покоилась громада космического челнока. Здесь витал странный запах, похожий на запах горелого металла, какой бывает вблизи работающего сварочного агрегата.

– Вот что придумали наши умельцы, – сказал Гудман. – Взяли кислородный пистолет, снабдили емкостью с горючей смесью, а на сопло установили пьезоэлектрическую свечу. Горючая смесь очень простая: растительное масло и алюминиевая пудра. – Он подал Марианне кислородный пистолет с установленным на нем дополнительным баллоном и керамической насадкой на сопле. – А теперь цельтесь и решительно жмите на спуск.

Она послушно направила дуло в дальний конец ангара и быстро нажала на спусковой крючок. Всплеск ревущего пламени ударил почти на тридцать метров: мощная ярко-оранжевая струя со слепящими бело-голубыми проблесками. Громовое эхо заметалось между стенками ангара. Отдача выстрела мягко толкнула Марианну по направлению к люку шлюза.

– Неужели у каждого из нас будет такая штука? – ошеломленно спросила она.

– Нет. Вы, я и еще двое. На большее не хватило времени.

– Остается надеяться, что нам не придется пускать это оружие в ход. Жуткая вещь.

– Да, ужасная, – с готовностью согласился Гудман, но особой убежденности в его голосе не было. – Помните, на Земле надо целиться выше. Из-за силы тяжести струя пойдет не по прямой.

– Естественно. – О’Хара гадала, какие такие скрытые достоинства удалось компьютеру предугадать в юном Гудмане.

Открылся люк воздушного шлюза, в ангар заглянула Берриган.

– Собрались все. О’Хара, присоединяйтесь к нам. Гудман, у тебя появились еще два новобранца.

Все было готово. Оставалось только погрузить в шаттл скафандры и несколько картонных коробок с продуктами. Каждую упаковку взвесили на центробежных весах, после чего Берриган ввела в память бортового компьютера информацию о дополнительной массе.

В отправлении не было ничего торжественного. Застучали вакуумные насосы; по мере откачки воздуха из ангара их стрекот постепенно стихал. Затем открылась ирисовая диафрагма внешнего люка. Легкое ускорение, и шаттл выплыл в космическое пространство, начав свой путь не быстрее обычного пешехода.

– Через час двадцать перейдем на новую орбиту, – сказала Берриган. – Надо еще раз обсудить наши планы. Займемся этим сейчас.

Она включила видеокуб, набрала на клавиатуре нужную комбинацию. Появилась двухмерная карта космопорта в Заире.

– Все, что от нас требуется – оставить шаттл Вот здесь, – сказала она, указав в самый конец посадочной полосы, – приведя его в состояние, исключающее всякую возможность взлета. Потом надо добраться вот сюда. Здесь стоит их корабль. Могут быть всякие неожиданности. В экстренной ситуации надо спешно подняться на борт и стартовать. Будем пока исходить из предположения, что «Мерседес» находится в рабочем состоянии. Если же обстановка позволит действовать спокойно, предстоит сделать немало других дел.

О’Хара и Гудман должны проникнуть в центр управления полетами, чтобы выжечь там огнеметами все, что им покажется важным. Нельзя оставить даже тень возможности осуществления в дальнейшем неконтролируемых нами стартов из этого космопорта.

– А как же наша группа? – поинтересовался Ахмед Тен. – Сможет ли «Мерседес» стартовать без наземной поддержки?

Берриган неожиданно улыбнулась.

– Даже если у пульта будет стоять дрессированная мартышка. Конечно, каждый из вас получит возможность изучить руководство пользователя, но фактически единственное, что надо сделать, – это запросить у бортового компьютера меню, выбрать место назначения, задать время старта и застегнуть ремни безопасности. Дальше. Пока О’Хара и Гудман будут наводить порядок в центре управления, остальные должны направиться вот сюда. В этом здании находится криогенные установки и хранилище сжиженных газов. Похоже, оборудование все еще исправно. Возьмем на борт столько жидкого азота, сколько сможем. Гудман и О’Хара, по дороге и центр управления повнимательней смотрите по сторонам: нам нужен транспорт для перевозки баллонов. Но даже в том случае, если все-таки придется грузить баллоны вручную, мы сможем переправить на борт несколько тонн жидкого азота, необходимого для наших ферм. Я тем временем отправлюсь прямиком в ходовую рубку «Мерседеса» и займусь проверкой его бортовых систем. Если шаттл действительно в рабочем состоянии, проверка отнимет немного времени.

– А если нет? – поинтересовалась Марианна. – Тогда мы погибнем?

– Ни в коем случае. Камикадзе сейчас никому не нужны. В баллонах скафандров есть достаточный на первое время запас кислорода. Скорее всего, в космопорте найдутся сменные баллоны, хотя всякое может случиться. Стандартные немецкие нам не подойдут. Так или иначе, но сколько-то времени у нас будет. Найдем или построим барокамеру, стерилизуем ее изнутри. Если шаттл неисправен, но его можно восстановить, то ремонтом займутся Майкл, Вашингтон и я. Если и это окажется не в наших силах, все равно останутся шансы на спасение. В Ново-Йорке установили и поддерживали регулярный радиообмен с учеными, попавшими в антарктический плен. «Мерседес» можно сажать на хвост, как обычную ракету, имея в распоряжении небольшой клочок ровной поверхности и приличного пилота. Если не сможем выйти на околоземную орбиту, используем шаттл, как воздушный паром. Либо найдем в конце концов обычный воздушный паром, на котором можно добраться до Антарктики.

– Думаю, ни в Европе, ни в Африке не остались даже одного-единственного действующего парома, – заметил Тен.

– Верно. Но только потому, что разрушены энергопитания. Имея трех квалифицированных инженеров, можно соорудить на скорую автономный источник энергии. Как мы будем жить в Антарктиде, если туда попадем? – спросил Гудман. – Поселимся отдельно от ученых?

– Ни в коем случае. Мы заключим с ними соглашение. Они разделят с нами свои припасы, а мы возьмем их с собой, когда из Ново-Йорка прибудут спасатели. Но при таком развитии событий придется ждать, пока не будет завершен проект с Декалионом.

– Пять лет, – пробормотала О’Хара себе нос.

– Ученые говорят, что пингвины восхитительны, – заметила Берриган. – Никогда не устаешь за ними наблюдать. – Она выключила видео. – Вот так. Вопросы есть?

– Мне непонятна наша торопливость, – сказала Марианна. – И суета. Кто объяснит мне, чем вообще лететь на Землю? Я не инженер, но даже мне понятно, что существует дюжина способов остановить их прямо отсюда. Просто не допустить попадания бомбы в Ново-Йорк, ведь этого достаточно, верно?

– Верно. Если подорвать ее хотя бы в паре километров от астероида, эффект будет такой же как от сильной вспышки на Солнце, не более.

– Тогда почему, черт побери, – почесав в затылке, спросил Гудман, – не встретить их мощным лазерным лучом?

– Такое возможно, если «Мерседес» будет идти на сближение не слишком быстро. Тогда лазер с горных разработок выведет из строя электронику шаттла, заставит сдетонировать бомбу или распылит ее в диффузное облако. Но, скорее всего, сближение будет происходить на скорости около тридцати километров в секунду. При такой скорости невозможно сфокусировать но цель достаточный поток энергии. Все же такую попытку придется предпринять, если мы потерпим фиаско в Африке. Кроме того, можно установить на их пути завесу из пыли и скального щебня. Так будет даже эффективнее, если они не смогут совершить обходной маневр. Но даже если мы прикончим всех на борту, преврати! «Мерседес» в решето, останется возможность взрыва бомбы, который вызовет мгновенную детонацию топливных баков шаттла, заполненных дейтерием и тритием. Этого окажется достаточно, чтобы стереть Ново-Йорк в мелкий порошок. А порошок превратить в плазму.

В течение тех пяти дней, когда они переходили по спирали на низкую околоземную орбиту, не произошло ничего существенного. Занятия ритмической гимнастикой, поедание разнообразных, давно забытых деликатесных продуктов и поучительное чтение руководства управлению «Мерседесом» заметно скрасили время томительного ожидания. Дважды каждый них принял ударную дозу амфетамина, чтобы к моменту приземления привыкнуть к его подобным эффектам.

О’Хара за эти дни довольно близко сошлась Сандрой Берриган, и не только потому, что они были единственными женщинами на борту. Когда-то, лет двадцать назад, Берриган также провела год на Земле, стажируясь в Нью-Йоркском университете. Правда, специальности у них с Марианной были далеки друг от друга, как небо и земля: образование и наука в Америке у О’Хара и системный анализ – у Сандры Берриган. Но обе были покорены великим Городом – неправдоподобным, роскошным, зловещим и вызывающим.

Перед входом в атмосферу и началом торможения все залезли в скафандры. Застегивая пряжки и проверяя регуляторы, О’Хара рассеянно отметила, что Сандра Берриган пользуется скафандром с катетером.

Глава 4

Они снижались, распугивая ревом двигателей все живое в африканских джунглях. Трясло, как в телеге на камнях. Потом была тревожная минута, когда они сели на бетонную полосу. Наверно, снижение оказалось слишком быстрым. Шаттл, заскользивший по мокрой от утреннего дождя полосе, начало заносить. Берриган мгновенно дернула рукоятку выброса аварийного парашюта. Вероятно, только благодаря этому их не выбросило далеко за пределы посадочной дорожки, но рывок ремней безопасности был очень болезненным. Майкл так ударился головой о собственный шлем, что получил сильнейший нокаут и приходил в себя несколько минут. О’Хара ощущала себя одним сплошным синяком.

Затем они спокойно покатили по полосе, оглашая окрестности пульсирующим воем двигателей. В километре от конца посадочной дорожки горячем и влажном мареве, ослепительно свертел лучами солнца корпус «Мерседеса».

– Ну что ж, он еще здесь, – раздался по интеркому удовлетворенный голос Берриган.

Это не было новостью. Перед самым входом и плотные слои атмосферы пришло подтверждение, что «Мерседес» по-прежнему стоит на пусковой площадке. Но насколько близко находятся молодые немцы со своим зловещим грузом, сказать не мог никто. Последний раз телескоп засек их след вскоре после того, как они высадились На побережье Северной Африки.

– Можно расстегнуть ремни. Четверо с оружием, будьте готовы немедленно выбраться наружу, как только мы остановимся, – напомнила Берриган. – Двигатели, взвыв последний раз, умолкли. Шаттл еще немного прокатился по полосе в наступившей вдруг неправдоподобной тишине и остановился. – Ну, вперед!

Внутренний люк воздушного шлюза автоматически открылся. Гудман решительно крутанул штурвал блокировки внешнего люка, и тот распахнулся. Внутрь ворвались нестерпимо яркие И учи солнца; томительно медленно, раскладывать на ходу, вниз заскользил трап.

Первым, оглядываясь и поводя из стороны в сторону дулом своего огнемета, по трапу спустился Гудман.

– Поблизости – никого! – сообщил он остальным, добравшись до земли.

Следующей спустилась О’Хара. Местность вокруг казалась безлюдной, повсюду виднелись следы наступления джунглей. Густые заросли уже поглотили края полосы. Здесь и там бетон растрескался; сквозь трещины пробивалась ярко-зеленая трава.

До сих пор Марианне не приходилось пользоваться скафандром при большой силе тяжести, и теперь ей казалось, что она находится внутри заскорузлого, тяжелого и жесткого панциря. Оставалось надеяться, что им не придется передвигаться слишком быстро.

До «Мерседеса» они добрались только через двадцать минут. К этому времени О’Хара тяжело дышала, обливаясь холодным потом. Кондиционер скафандра работал неравномерно: грудь и шея мерзли, а спину сильно припекало.

– Внимание, тревога! – Берриган указывала на джунгли позади «Мерседеса». – Там люди!

Ее голос, усиленный мощными динамиками, загремел, сотрясая воздух:

– Эй, вы там! Мы не собираемся причинять вам никакого вреда! Но держитесь от нас подальше!

Мелькнув в воздухе, на бетон, с сильным недолетом, упала стрела. Гудман поднял огнемет, но Берриган остановила его:

– Нет. Пока – нет. Ахмед, повтори им мои слова.

Тен громко выпалил длиннющую фразу на сучили. Издали ему отозвался чей-то высокий голос.

– Он говорит, им известно, что мы спустились с Миров; им известно также, что именно мы убили их родителей. И если мы немедленно к уберемся отсюда, они убьют нас.

– Мы очень скоро уйдем отсюда. Скажи им это. Затем стреляйте в воздух.

Пока Тен переводил, в воздухе просвистели еще две стрелы. Теперь недолет составил всего несколько метров. Одна из стрел скользнула по бетону и замерла у самых ног Ахмеда. Он подобрал ее, поднял над головой и сломал. Затем взревели огнеметы, после чего Тен заговорил снова.

– Я приказал им бросить оружие на землю и убираться прочь отсюда, – пояснил он, закончив свою речь. – Иначе мы спалим джунгли вместе всеми, кто там прячется.

– Хорошо. Надеюсь, они поверили. Спустя минуту из зарослей на полосу выбрались семь или восемь детей, один из которых был заметно выше других. Они побросали на бетон целую коллекцию луков, стрел и копий. Малыши немедленно нырнули назад в кусты, а высокий сперва прокричал что-то, потрясая копьем, и только после этого швырнул его в общую кучу. Повернувшись спиной, он постоял так с минуту, потом медленно пошел вслед за остальными.

– Он проклял нас? – спросила Берриган.

– Скорее всего. Я незнаком с этим диалектом.

– Ладно. Теперь надо заняться проверкой бортовых систем. Всем держаться настороже!

У входа в лифт были аккуратно уложены две скрещенные берцовые кости и череп. Отодвинув их ногой, Берриган нажала красную кнопку вызова. Зажужжали электромоторы; двери начали открываться.

– Так, – сказала Берриган. – Ну, по крайней мере... О Боже!

Из-за дверей наружу вырвалось звенящее, гудящее плотное облако громадных черных мух. Внутри кабины валялось несколько десятков начисто объеденных человеческих скелетов и три тела, полуразложившаяся плоть которых кишела червями. Скафандры были предусмотрительно оборудованы вытяжными вентиляторами и контейнерами для рвотных масс. Кое-кому пришлось тут же воспользоваться услугами этой техники. О’Хара, к собственному удивлению, не испытала ни малейшего приступа тошноты. Потому, наверное, решила она, что представившееся зрелище оказалось запредельно отвратительным, и разум отказался его воспринять. Но второй раз заглянуть в кабину лифта она не решилась.

– Кто-нибудь, помогите мне убрать это, – сказала Берриган, – а остальные пусть пока наблюдают за окрестностями.

Марианна пристально вглядывалась в ярко-зеленую кайму джунглей, но там все было тихо. Никакого движения.

– Ахмед, – сказала она, обращаясь к Тену, – я ведь я совсем недавно побывала здесь. Тогда это было одно из самых цивилизованных мест да Земле. Как же они могли так быстро впасть в первобытную дикость?

– Не думаю, что они впали. Цивилизацию невозможно отбросить мгновенно. Наверно, увиденное нами отчасти является игрой: так или Иначе, все они – дети. А отчасти мы имеем дело с попыткой новой социальной организации. – В более спокойные времена Ахмед изучал антропологию. – До войны большинству здешних детей приходилось сталкиваться с рудиментами племенных традиций в домашней обстановке; в школе все они изучали историю доколониальных времен. Племенные обычаи были отражены в фольклоре, лежали в основе традиционных массовых увеселений. Поэтому теперь, оставшись без взрослых, они стараются вести себя, следуя успокоительно-привычным образцам.

– Жизнь в джунглях, охота на диких зверей, да?

– Не знаю. Вряд ли. Скорее всего, живут они городе, а охотятся на складах супермаркетов. Думаю, в здешних окрестностях не так уж много дичи. Кроме того, чтобы стать по-настоящему хорошим охотником, надо потратить не один год. Да-а, хотел бы я иметь возможность понаблюдать за ними.

– А вдруг у них есть огнестрельное оружие? – поежившись от пришедшей в голову мысли, спросила О’Хара.

– Я думал об этом. В Пан-Африканском Союзе строжайше запрещалось иметь оружие в личном пользовании. Даже полиция здесь была вооружена лишь дубинками и наручниками.

– Нам повезло, что мы не в Америке.

– Да, повезло... А здесь, – Ахмед искоса глянул на двери лифта, – они совершают свои племенные ритуалы.

О’Хара внезапно напряглась.

– Ты видел? – спросила она.

– Нет, – ответил Ахмед, вглядываясь в зелень джунглей.

– Зато я видел, – вмешался в разговор Гудман. – Тот, длинный, все еще здесь. Придется стрелять.

– Пусть решает Берриган, – сказала Марианна.

– Применение оружия разрешаю, – раздалось а интеркоме. – Используйте огнеметы Джексона или Тена. Гудман и О’Хара пусть пока берегут горючую смесь.

– Он прячется вон на том большом дереве с розовыми цветами, – подсказал Гудман.

– Угу, – отозвался Тен и пустил огненную струю в гущу зарослей метрах в двадцати слева от дерева. – Надо просто напугать его, заставить убраться прочь.

Он дал ветвям потлеть минуту-другую, потом выстрелил снова. В зарослях ярко полыхнуло; огонь начал быстро распространяться во все стороны.

– Я кое-что вспомнила, – сказала Марианна. – Когда я была в здешних краях, нас возили в заповедник, километрах в ста к югу отсюда. У нашего проводника было оружие – винтовка, стрелявшая иглами со снотворным. Заряд, пробивающий шкуру носорога, пожалуй, легко пробьет и скафандр.

– Верно. Вдобавок снадобье, способное усыпить носорога, в два счета прикончит любого из нас, – заметил Тен. – Но не думаю, чтобы такое оружие было широко распространено.

– Кроме того, – вмешался в разговор Джексон, – имей они такую винтовку, мы бы уже об этом знали.

– Не исключено, – мрачно сказал Гудман, – по именно за ней они и отправились. Хотел бы знать, как далеко она стреляет.

– Да уж во всяком случае дальше, чем наши огнеметы, – отозвался Джексон.

– Немедленно прекратите трепать друг другу нервы, – сказала Берриган. – Поехали наверх.

Двери лифта со скрежетом закрылись; кабина мягко тронулась в свой стометровый путь к рубке «Мерседеса».

В рубке царило всеобщее почтительное молчание, изредка прерывавшееся лишь невнятным бормотанием Берриган и двух других инженеров, обменивавшихся цифрами да маловразумительными заклинаниями на своем шаманском жаргоне. Из недр бортового вычислителя раздавались щелчки и жужжание, заглушавшее непрерывное зудение черных мух.

– Похоже, проверка проходит удачно, – сказала Берриган. – Марианна, Джимми, ступайте и разделайтесь с центром управления полетами. Затем присоединяйтесь к остальным на криогенной площадке. Я пока останусь здесь.

Они отправились в путь по растрескавшимся бетонным плитам, передвигаясь настолько быстро, насколько позволяли скафандры. Гудман переключился на дуплексную связь.

– Не нравится мне все это, – сказал он. – У нее есть возможность взлететь без нас.

– Она ни при каких обстоятельствах так не поступит. Просто хочет иметь гарантию, что никто посторонний не проникнет внутрь корабля.

– У этих деток было в распоряжении два года, но они и ногой туда не ступили. Помнишь, Берриган взламывала печать на люке рубки?

– Может быть, «Мерседес» для них – табу. Варварское табу. Вспомни всех этих мертвецов в лифте.

– И все же ситуация мне совсем не по душе.

– Давай лучше как можно быстрее покончим с нашими делами.

Они подошли к зданию, миновали длинное затемненное окно, поднялись по мраморным ступеням, осклизшим от влажной растительности, входные двери оказались заклиненными намертво; пуленепробиваемые стекла створок были покрыты паутиной мелких трещин от сотен ударов, струя из огнемета проплавила в одной из створок большую дыру и заставила заткнуться завывшую было сирену.

Внутри ожидало новое препятствие. На стенах фойе, некогда удобного и уютного, а теперь отданного во власть пыли и плесени, виднелись стрелки с рельефными надписями, указывавшие в разные стороны. Надписи были на суахили.

Два года назад Марианне случилось побывать на рекурсии в этом центре управления полетами, но теперь она никак не могла вспомнить, в каком направлении от входа их тогда повели.

– Может, связаться с Ахмедом? – спросила она.

– А на хрена? Мы все равно не сможем ни произнести эти слова на суахили, ни даже продиктовать их по буквам. Давай лучше разойдемся от входа в разные стороны. По дороге будем сжигать все, что нам покажется важным.

– Нет, мы должны держаться вместе. Иначе есть риск оказаться отрезанным от выхода, когда здание будет охвачено огнем.

– Звучит убедительно. Пойдем в ту сторону?

– В ту не хуже, чем в любую другую.

Они пошли по одному из длинных коридоров и вскоре натолкнулись на еще одну запертую дверь. Гудман сильным пинком открыл ее.

– Ничего себе?! Ты только посмотри! Тяжелая перчатка Марианны непроизвольно тукнула по стеклу шлема, когда она попыталась прикрыть рот рукой. Подавленный крик застрял в горле; наружу вырвался лишь странный квакающий звук.

Они стояли на наблюдательной площадке над большим залом, залитым ровным приглушенным светом. Внизу ровными рядами стояли шестьдесят или семьдесят мониторов, перед которыми обвисли в креслах или валялись на полу шестьдесят или семьдесят тел. Испещренная грязными пятнами белая униформа, мумифицированные лица и руки... Туго обтянувшая кости темно-серая кожа была покрыта белесым налетом плесени.

– Хотел бы я знать, что тут произошло, черт возьми!

О’Хара прислонилась к перилам ограждения, пытаясь унять дрожь в поджилках.

– Они... Они находятся здесь, взаперти, с войны. Все умерли одновременно. Либо отравляющий газ проник через систему вентиляции, либо их мгновенно убила сильнейшая радиация. Типа нейтронной бомбы. Но кто сделал это?

– Ладно. Во всяком случае, именно здесь находится то, что нам нужно. Давай сожжем тут псе, к чертовой матери!

– Знаешь, мне как-то не по себе, – призналась Марианна.

– Да уж.

Тяжело ступая, они спустились по лестнице с площадки в зал.

– Надо высадить окно, – сказал Гудман. Окно из поляризованного пластика выходило на посадочную полосу. Гудман из огнемета выжег в нем круглую дыру, через которую в зал хлынули солнечные лучи.

– Осторожнее! – предупредила О’Хара. – Не дай Бог оказаться рядом с мониторами, когда начнут взрываться электронно-лучевые трубки.

– Да нет, на видеокубы не похоже. Скорее всего там плоские жидкокристаллические дисплеи, – возразил Гудман.

Он все же отступил в угол, тщательно прицелился и выпустил короткую струю пламени по двум самым дальним от него мониторам. Он казался прав: экраны мониторов беззвучно расплавились. Лежавшие рядом иссохшие тела погибших загорелись. Сначала они просто тлели, заполняя зал жирным чадом, потом начали конвульсивно дергаться.

– Боже правый, как отвратительно, – пробормотал Гудман. – Надо заканчивать и побыстрее выбираться из этого дерьма.

Он выпустил из огнемета длинную струю, и пламя сразу охватило половину зала. О’Хара тоже выстрелила; зал превратился в ревущий ад. Они отступали к лестнице, продолжая стрелять. Выбрасывая ярко-оранжевые языки пламени, начало гореть ластиковое покрытие на полу; помещение окончательно заволокло клубами грязно-черного дыма.

Что-то просвистело в воздухе, тоненько звякнуло, ударившись о кислородный баллон Марианны, и она увидела сверкающую иглу, которая, крутясь, исчезла в бушующем огне. О’Хара круто обернулась.

– Джимми! – отчаянно крикнула она.

Дальнейшее произошло за какую-то секунду. На верхней площадке лестницы, сбившись в тесную кучку, стояли четверо мальчишек. Трое из них были вооружены дротиками, но четвертый, возвышавшийся над остальными почти на целую голову, держал в руках большую винтовку с деревянным прикладом. Он торопливо возился с затвором.

О’Хара выстрелила выше и правее мальчишечьих голов; струя пламени расплескалась по стене. Длинный вскинул винтовку. Тоненько свистнувшая игла и струя из огнемета Гудмана встретились на полдороге. Пламя охватило всех четырех детей. Двое упали сразу; двое, превратившись в пылающие живые факелы, побежали куда-то, дико вопя от ужаса и боли.

Струя из огнемета Гудмана скользнула вверх, поливая пламенем потолок. Марианна повернулась в его сторону и увидела, как он падает головой вперед и катится вниз по ступенькам. Из его груди, поблескивая, торчал хвостовик длинной иглы...

Гудман лежал на спине у подножия лестницы: темный силуэт на горящем полу. О’Хара стала спускаться по ступенькам, чтобы помочь ему, как вдруг заметила, что пляшущие языки пламени подбираются к баллонам с кислородом и горючей смесью. Какое-то мгновение она колебалась проклиная себя за малодушие, сковавшее оцепенением ее ноги, потом снова начала спускаться.

Она уже была внизу, когда раздался жуткий хриплый стон. Марианна посмотрела на Гудмана через стекло его шлема. Все. Он был уже мертв. Багрово-красное лицо, выпученные, ни чего не видящие глаза, вывалившийся изо рта язык... Марианна попятилась и заплакала.

Поднявшись наверх, О’Хара споткнулась на площадке о тело одного из мальчишек и едва не упала. Она шла все быстрее, потом побежал. В холле корчились на полу еще два тлеющих тела. Едва она выбралась из здания наружу, как раздался страшный грохот: взорвались баллоны Гудмана. Окно зала целиком вышибло наружу Огромное стекло тяжело проплыло в воздухе мимо Марианны, осыпаемое дождем дымящихся человеческих останков.

Ни жива ни мертва, она привалилась к стене Потом медленно сползла вниз и села, зажав голову между коленями. Спустя какое-то время она вспомнила про свою аптечку; у нее едва хватило сил нажать на кнопку, чтобы ввести транквилизатор.

Когда ей, наконец, удалось разжать челюсти, все зубы ныли. Громовые удары собственного пульса постепенно стихали в ее ушах, мускулы рук, ног и спины начала охватывать приятная истома. В этот момент о бетон рядом с ней удался дротик.

С трудом подняв голову, Марианна увидела улепетывающего прочь мальчугана. Она вяло приподняла огнемет, прицелилась, чуть помешкала выстрелила выше головы бегущего. Волосы на голове мальчишки затрещали, затем вспыхнули. Крикнув, он стал тушить их на бегу, потом прибавил ходу и скрылся за углом.

– Бедный мальчуган, – пробормотала О’Хара, – я должна была дать ему шанс. Она поднялась на ноги, подавляя подступившую к горлу тошноту. Оглушив ее, в шлемофоне раздался чей-то голос:

– Гудман! О’Хара! Какого черта! Что там у вас случилось?

– Гудман мертв. Я возвращаюсь. – Она покрутила регулятор, убавив громкость почти до нуля, и отправилась в обратный путь по посадочной полосе. Время от времени она стреляла огнемета по зарослям. Это добавляло ей немного уверенности.

Интересно, как все-таки быстро джунгли отвоевывают некогда отнятое у них пространство... Всего два года назад вокруг космодрома расстилался тщательно ухоженный парк с тенистыми лужайками. Марианна вспомнила ту веселую толстушку, которая была их гидом, вспомнила ее речь с забавным акцентом... Каждый экскурсант получил тогда в подарок красную лилию, большущую лилию, красную как кровь. Когда-нибудь каждый из вас вернется сюда.

Она вернулась.

От хранилища сжиженных газов до самого «Мерседеса» джунгли были охвачены сплошной стеной пламени. Краска на выходящей к джунглям стене хранилища начала вспучиваться пузырями. Пузыри лопались и дымились. У дверей, наблюдая за окрестностями, стояли Джексон и Ахмед. Марианна крутанула регулятор, добавив громкость, и вошла внутрь здания.

Берриган удалось-таки найти автопогрузчик, и теперь с его помощью на «Мерседес» грузили длинные серые цилиндрические баллоны. Позади большого штабеля цилиндров виднелась арка, перекрытая толстенной металлической дверью. О’Хара знала, что находится за той дверью. Головы.

То было хранилище компании «Неограниченное Бессмертие», единственное подобное хранилище в Африке. Головы умерших отделялись от тел, кровь в них заменялась консервирующей жидкостью, после чего они быстро охлаждались до температуры жидкого азота и поступали на хранение. Идея сводилась к тому, чтобы впоследствии из одной-единственной клетки вырастить новое тело и подключить к нему голову. Считалось, что память при этом сохраняется. Никто, правда, не мог сказать, насколько. Собаки, на которых ставились опыты, могли потом воспроизвести несколько старых трюков. Всю затею в целом О’Хара находила отвратительной. Так похоже на кротов – непрерывно накапливать миллионы и миллионы законсервированных ртов, которые придется потом кормить. При том что добрая половина населения Земли и так страдала от хронического недоедания.

Марианна вспомнила, как внезапно посерьезнела смешливая толстушка, рассказывая о том, что хранится за бронированной дверью. Хранилище устроили прямо на территории космопорта, поскольку многие головы предназначались к запуску на орбиту. На орбите было гораздо проще обеспечить низкую температуру. Начальная цена хранения при этом становилась гораздо выше, зато плата за эксплуатационные расходы фактически равнялась нулю. Вдобавок не надо было страховаться на случай землетрясений и других катастроф. Толстушка избегала слова «война». О’Хара спросила себя, озаботился ли кто-нибудь выпустить пару ракет по спутнику-склепу. Ведь там хранились консервированные головы многих политиков, которым большинство простых людей желало остаться мертвыми навсегда.

Через ворота склада с грохотом выкатился еще один автопогрузчик. Берриган приказала Марианне включиться в погрузку. За следующие два рейса автопогрузчиков надо было вывезти оставшиеся баллоны.

– Гудман действительно мертв, ты уверена? – спросила Берриган.

– Мертвее мертвого. В него стрелял из винтовой тот длинный мальчишка. Наверное, отравленной иглой. На его лицо было невозможно смотреть. А потом взорвались баллоны. Да, он мертв. – Марианна закрепила очередной цилиндр и обессилено привалилась к нему плечом.

– На тебе лица нет. Как ты себя чувствуешь? Можешь пока поменяться местами с Джексоном ли Теном.

– Нет. Уж лучше я останусь здесь. Хватит с меня огнеметов.

Она подошла к следующему цилиндру, отстегнула крепление. Берриган сделала то же самое с другой стороны, и они скатили цилиндр со штабеля. Затем они втолкнули его на вилы автопогрузчика.

– Еще две штуки, и мы повезем эту партию, – высунувшись из кабины, подбодрил их водитель.

Закрепив баллоны тросом, они присели передохнуть на то время, пока остальные отправились грузить сжиженный газ на корабль. Марианна рассказала Сандре Берриган о высохших мертвецах, дежуривших за пультами в центре управления полетами.

– Хотела бы я знать, – задумчиво сказала Берриган, – хоть это и не важно теперь, но я все равно хотела бы знать, почему ни американцы, ни русские не нанесли удара по космопорту?

– Наверно, и те и другие стремились сохранить его в целости, рассчитывая на победу, – предположила О’Хара.

Подъехал второй автопогрузчик. Вкатив на него очередную порцию цилиндров, они начали было ждать возвращения первого, но обращенная к джунглям стена хранилища стада зловеще потрескивать. Закрепленный на ней термометр показывал уже пятьдесят по Цельсию. Хотя баллонов оставалось как раз на одну, последнюю, поездку, Берриган решила больше не рисковать. Вернувшись на шаттл, они закрепили в одном из его отсеков цилиндры, тщательно подготовив к отлету свой драгоценный груз, а затем заняли места в пассажирском салоне «Мерседеса», что оказалось делом совсем непростым: никто и проектировщиков не рассчитывал, что в противоперегрузочные кресла когда-нибудь усядутся пассажиры в скафандрах.

– Здесь все смогут выдержать семикратную перегрузку? – спросила Берриган.

Джексон и Ахмед признались, что им никогда не приходилось летать с такими перегрузками.

– Ладно, – проворчала Берриган, – будем взлетать на пяти. Хотя чем больше начальное ускорение, тем меньше расход горючего. Меньше горючего – больше воды для наших ферм.

В интеркоме раздавался громкий треск: статические разряды, вызванные форсированной предполетной работой бортовой радиоаппаратуры Марианна едва могла слышать то, что говорила Берриган. Утомленное тело начало расслабляться: транквилизаторы напевали в крови свою колыбельную песню. Она приподняла шторку и стала смотреть на расстилавшийся внизу зеленый полог джунглей. Последний взгляд на Землю. Странно, но Марианна не испытывала почти никаких чувств.

Голос Берриган в интеркоме спокойно и монотонно бубнил цифры обратного отсчета. Это длилось не более двух минут, но О’Хара успела задремать. Вот почему она не расслышала прощупавшего предупреждения:

– Сидеть прямо! Смотреть перед собой!

Предстартовый хор колокольчиков пропел прозрачную чистую мелодию, утонувшую в невыносимо громком, сокрушительном реве двигателей Мгновенно навалившаяся перегрузка сковала все мышцы стальными обручами. О’Хара не успела правильно повернуть голову и теперь поневоле продолжала смотреть в иллюминатор на быстро проваливающуюся вниз глянцевую зелень джунглей.

Но вот горизонт начал стремительно искривляться. В этот момент шею Марианны пронзила стреляющая боль, носовой хрящ громко хрустнул, из носа потекла кровь. Зажужжал вытяжной вентилятор скафандра, и О’Хара тупо удивилась, как это он умудряется работать при пяти «же». Шаттл накренился, струйки крови стали размазываться по переднему стеклу шлема, затягивая его тонкой красной пленкой. Куриные мозги встроенного в скафандр процессора восприняли это как конденсирование влаги; включился обогрев. Кровь на стекле шлема быстро запеклась и верную корку. Марианна попыталась выругаться, но не смогла даже пошевелить губами.

Прошло время, показавшееся ей бесконечным. Но вот ускорение скачком упало до нуля, наступила невесомость. Осторожно повернув голову, Марианна почувствовала облегчение: шея была в порядке. Черная корка на стекле местами отшелушилась, позволяя подглядывать изнутри в маленькие щелки.

Прямо перед ней маячила чья-то фигура, висевшая в воздухе вверх ногами.

– Боже, Марианна, что с тобой? – раздался обеспокоенный голос Берриган.

– Я в болдом борядке. До я слобала чертоб дос. Бомоги бде сдять этот чертоб шлеб.

Берриган облегченно рассмеялась.

– Так это просто кровь из носа?

– Бросто. Отстегди же, даконец, эту срадую защелку, чтобы я сбогла сдять этот срадый шлеб!

– Ты что, забыла? До полной дезинфекции шлем снимать нельзя. Придется несколько часов потерпеть.

– Ботербеть. Дичего себе – ботербеть!

Вскоре включились автоматические распылители, и целый час все плавали в облаках дезинфицирующего тумана. Затем насосы откачали из рубки и пассажирского салона весь воздух. Каждой квадратный сантиметр поверхности был тщательно обработан светом мощных ультрафиолетовых ламп. Потом внутрь накачали свежий воздух и подняли температуру до двухсот градусов по Цельсию: предел, с которым еще справлялась система терморегуляции скафандров. Такая комбинация приемов гарантировала полное уничтожение всех вирусов и бактерий, но она оказалась губительной для кожаной обивки стен и кресел.

Наконец все повылезали из порядком осточертевших скафандров и собрались в рубке послушать, как Берриган докладывает в Ново-Йорк о состоянии дел. Ахмед, некогда прошедший курсы первой медицинской помощи, рассмотрев и ощупав со всех сторон нос Марианны, неуверенно заявил, что нос, по всей видимости, цел. Так или иначе, то была пустая проформа, поскольку лечение сломанных носов на корабле никак не предусматривалось. Ахмед помог Марианне уничтожить следы крови на лице и поставил ей на переносицу символическую примочку. Чем первая медицинская помощь в исполнении Ахмеда Тена и ограничилась.

Берриган тем временем связалась с Веславом Маркусом, политическим координатором Миров. Как только они отбыли на Землю, Маркусу пришлось обнародовать план экспедиции во всех деталях: сохранить в тайне факт отправки на Землю космического корабля было попросту невозможно. Некоторых это сообщение привело в ярость. Они считали, что такие важные вопросы надо ставить на референдум. С новой силой вспыхнули страхи по поводу чумы. Поэтому наградой за успешно выполненное задание экипажу «Мерседеса» были назначены двадцать дней строжайшего карантина.

Сеанс радиосвязи закончился.

– И то хлеб, – сказала Берриган, щелкнув тумблером передатчика. – Слава Богу, в Ново-Йорке не знают, что горючего у нас хватит на полет до Марса. Не то нас отправили бы туда с поручением основать колонию. – Она набрала на клавиатуре команду. – Думаю, пора откачать воздух из грузового отсека. Полную стерилизацию там сейчас провести невозможно, но...

– Не принято, – раздался из динамика хриплый голос с сильным немецким акцентом.

Берриган сбросила команду и набрала ее снова.

– Не принято, – опять прохрипел голос.

– Что происходит? – спросил Ахмед.

– Команда зависает, – ответила Берриган, подумала немного и набрала другую команду.

– Диагностика, – бодро отрапортовал голос. – Команда на откачку не принята, так как в грузовом отсеке люди.

– Люди? – опешившая Берриган набрала на клавиатуре еще несколько слов.

Включился видеокуб; на нем появилось изображение грузового отсека. Почти в самом центре отсека плавали в воздухе тела двух детей. Обоим было лет по шесть-семь. Девочка захлебывалась истерическими рыданиями, а мальчик находился в бессознательном состоянии, либо был мертв.

Собравшиеся в рубке ошеломленно смотрели видеокуб. Первым опомнился Ахмед.

– У нее сломана рука, – сказал он.

– Возьми. – Берриган передала ему микрофонную гарнитуру.

Ахмед приладил микрофон поудобнее и строго произнес несколько слов на суахили. Девочка перестала рыдать и пробормотала несколько слов в ответ, затем снова начала всхлипывать. Ахмед отключил микрофон.

– Вот дьявол, – сообщил он собравшимся, – говорит только на банту. На суахили знает несколько слов. Они проникли внутрь вслед за одним из автопогрузчиков, – утвердительно сказала Берриган, – а потом спрятались в грузовом отсеке.

– Но ведь у нас нет никакой возможности вернуть их назад, – вмешалась в разговор О’Хара.

– Не знаю, что ты подразумеваешь под словом «назад», – тяжело вздохнул Ахмед, – но это неважно. Так или иначе, они обречены.

– Может быть, и нет, – задумчиво произнесла Берриган. – При разработке плана экспедиции были и такие, кто настаивал на захвате пленников для медицинских экспериментов. Совершенно ясно, что эпидемия чумы вызвана вирусом. Если бы удалось выделить чистую культуру, можно было бы начать работы по созданию вакцины.

Ахмед задумчиво вглядывался в видеокуб. – Есть риск... – не оборачиваясь начал он.

– Не думаю, что риск велик. Робер Харкнес говорил тогда что-то про старый модуль, куда можно поместить такого пленника, а все эксперименты потом проводить на дистанционном управлении.

– Чертовски сложно.

– Да уж. Вдобавок никакой возможности сохранить все это в тайне. Вызову-ка я сюда Маркуса.

– А я пойду посмотрю, что там у девочки с рукой. – Ахмед направился к шкафчику, где висел его скафандр. – И проверю, жив ли мальчик.

– Ну что ж. Иди.

Пока Ахмеду помогали влезть в скафандр, Берриган сбросила изображение с видеокуба. Без изображения девочки и без звуков ее плача рубка показалась всем неожиданно пустой и тихой. С минуту Берриган сидела, рассеянно глядя в никуда; губы ее шевелились.

– Марианна! – наконец сказала она. – Тебе ведь хотелось бы когда-нибудь оказаться на моем месте, верно? – О’Хара кивнула, соглашаясь. – Так вот тебе задачка, над которой есть смысл поломать голову заранее. Круг вопросов, но которым координаторы могут принимать собственные решения – это очень неотчетливо очерченный комплекс законодательных актов, статей уставов, событий, имевших прецеденты, и велений здравого смысла. Все это здесь непреложимо. А поскольку дело касается общего благополучия, вопрос об этих несчастных детишках придется ставить на референдум. Я-то знаю, что есть возможность тщательно и надежно изолировать детей. Карантинные процедуры, достаточные для команды «Мерседеса», будут достаточны и для малышей тоже... – Берриган пробежалась пальцами по клавиатуре; на видеокубе снова возникло изображение грузового отсека. Ахмед спокойно и ласково разговаривал с девочкой, придерживая ее за руку.

– Итак, Марианна, как ты поступила бы на моем месте, если вдруг твой собственный народ, до смерти напуганный войной и чумой, проголосует за то, чтобы ты выполнила роль палача, стала бы убийцей беззащитных детей?

Евангелие от Чарли

Некоторые из тех, кому перевалило далеко за двадцать, всё же выжили.

Примерно один человек на сто тысяч страдал особым расстройством особой железы – гипофиза. Гипофиз с таким расстройством в большом количестве вырабатывал гормон роста, ГР. Нормальный процесс старения нарушался, по этому вирус Коралатова так и не переходил в фазу активного размножения. Но побочные эффекты подобного гормонального дисбаланса порой выглядели ужасно. Одним из таких эффектов была акромегалия (или гигантизм), люди вырастали очень высокими, с непропорционально большими руками, ногами и головой. Зачастую физическое уродство сочеталось с умственной отсталостью.

Тем, кто сумел воспользоваться запасами аптек, находя там и принимая компенсирующий гормон, дорого обошлась их предусмотрительность: большинство таких взрослых также умерло от чумы. Но некоторые все же выживали, если позволяла окружающая обстановка.

Во многих уголках мира дети просто убивали их, либо изгоняли. Но в стране Чарли, в которую вошли территории прежних Флориды и Джорджии, перед такими людьми буквально преклонялись. И чем более странно те себя вели, тем больше перед ними благоговели.

Считалось, что под личиной сумасшествия скрываются пророки.

Глава 5

Всего два процента взрослого населения Миров уберегли координатора Берриган от необходимости стать палачом. После двадцатичетырехчасовых дебатов 51 процент голосовавших высказался за попытку найти лекарство от чумы, оставшиеся 49 процентов не желали ни малейшего риска. Опрос тех, кто еще не имел права голоса по молодости лет, показал, что из них 82 процента желали так или иначе избавиться несчастных детей. «Любой ценой защитить Ново-Йорк от нависшей над ним угрозы». «Выкинуть паршивых кротов в открытый космос». Терминология зависела от того, кто каким жаргономпользовался, но смысл был один. О’Хара и шесть других членов команды «Мерседеса» вновь попали в томатно-огуречный рай модуля 9b. Там они в течение шести недель ожидали пока сойдет на нет вспышка параноидального страха обитателей Ново-Йорка перед чумой, панне все это здорово досаждало. Как любой разумный человек, она понимала, что ни у одного из членов экспедиции не было ни малейшего шанса стать бациллоносителем.

Сандра Берриган рассматривала свою вынужденную отсидку в модуле 9b как каникулы. Большую часть самой неотложной работы она могла проделать с помощью видеокуба; вдобавок отпадала необходимость принимать участие в осточертевших ей деловых ленчах, где на нее вечно пытался повлиять какой-нибудь очередной лоббист.

Африканский мальчик так и не пришел в сознание. Он послужил амортизатором сестренке, смягчив своим телом самый первый, свирепый удар ускорения, но сам получил травмы, при которых жить невозможно: его спина и шея оказались сломаны. Он умер; его тело заморозили, надеясь в будущем использовать как материал для медицинских экспериментов.

Модуль-изолятор, где теперь находилась девочка, представлял собой небольшую сферу, не предназначенную для человеческих существ Раньше там хранили инструменты, сельскохозяйственное оборудование, посевной материал, изредка содержали скот, привезенный с Земли. При возникновении малейшей угрозы весь модуль целиком должен был быть предан огню, а его пепел – развеян в космическом пространстве. Никакие другие меры не смогли бы унять тревогу обеспокоенных жителей Ново-Йорка. В этой крохотной клетушке и оказалась заперта маленькая девочка. Она что-то лепетала; порой плакала и отказывалась есть странную еду, которую ей подавали равнодушные руки робота. Ново-Йорке не нашлось ни одного человека, говорящего на банту, и Ахмед засел за изучение нового языка. Уже через неделю он смог, хотя бы в общих чертах, рассказать маленькой пленнице, что с ней произошло. А она поведала в ответ свою нехитрую историю о том, как они с братом часто ходили играть на «Мерседес». Непонятная аппаратура и кости мертвецов их особо не пугали. И чем усерднее старшие запрещали подобные развлечения, тем забавнее было играть, конечно, не раз рассказывали о страшном дьяволе, который поселяется в голове и убивает тех, кто не слушается старших. Один из ее двоюродныхбратьев умер; ей тогда сказали, что его как раз и убил тот страшный дьявол. Но старшие тогда говорили много всякой чепухи.

Звали девочку Иншила. Они с братом забрались по пандусу в грузовой отсек, когда дверь былаоткрыта. Потом приехал автопогрузчик с баллонами, и они спрятались в одном из шкафов. Когда погрузчик уехал и все стихло, они выбрались из шкафчика и попытались открыть дверь отсека. Но дверь никак не открывалась. А потом раздался страшный шум, и они снова побежали прятаться. Затем сильный удар сбил ее с ног. Когда она пришла в себя, они с братом почему-то плавали в пустоте посреди отсека. Брат был сильно ранен, а у нее не действовала рука. Но тут пришел Ахмед и помог ей.

Девочке хотелось знать, что ее ожидает дальше. Ахмед, как мог, попытался объяснить, что действительно есть такой дьявол, который поселяется у людей в голове, но доктора обязательно изгонят из нее эту нечисть. Он подозревал, что девочка не поверила ни единому его слову. Но он так и не смог сказать, что, скорее всего, ей придется лет десять провести в полном одиночестве, в тесноте модуля-изолятора, пока не случится то, что должно случиться. И что она кончит свои дни, в безумии, а потом, как и ее брат, станет материалом для экспериментов и анализов – тончайшими ломтиками еще живой плоти и жалкими комочками пепла.

Иншила знала о смерти брата, но ни в самые первые дни, ни потом она ни разу не спросила онем.