Кошачий глаз

Дом молодого Муртана в Кордаве пользовался заслуженной репутацией одного из самых богатых. После смерти старого Муртана, в тот же год, скончались двое его неженатых родственников, так что юный Муртан совершенно неожиданно для себя из никчемного беспечного юнца, на которого мало кто обращал внимание, превратился в уважаемого господина Муртана, богатейшего человека в городе. А уважаемый господин Муртан пожаловаться на недостаток внимания со стороны окружающих никак не мог.

Почти каждый день Муртан устраивал пирушки с танцовщицами и музыкантами. Выпив вина, он с удивлением замечал среди своих гостей подчас совершенно незнакомых людей. В конце концов, Муртан даже удивляться этому обстоятельству перестал. Все эти люди, кем бы они ни были, держались так дружески, относились к хозяину дома с таким почтением, что глупо было бы подозревать их в чем-либо дурном.

В глубине души Муртан знал, что стоило бы образумиться, прекратить вести разгульный образ жизни и продолжить семейное дело – торговлю выделанными кожами. Но каждый день, открывая глаза и видя свою роскошно убранную спальню и какую-нибудь красотку рядом, на шелковых покрывалах, Муртан говорил себе: «Не сегодня. Возможно, завтра. Жизнь так коротка! Кто знает, вдруг через луну я умру? Глупо было бы в таком случае отказываться от радостей, которые я могу себе позволить!»

И наутро все повторялось…

Муртан был привлекательным и, в общем, неглупым молодым человеком: смуглый, с коротенькой черной бородкой, окаймлявшей его узкое лицо с острыми скулами. Его темные глаза были большими и влажными – женщины при виде этих глаз млели и погружались в мечтательность.

Люди, знавшие Муртана по былым временам, утверждали, что разбогатев он сильно поглупел. Впрочем, большинство держалось мнения, что помутнение рассудка у Муртана скоро пройдет.

А пока молодой богач продолжал устраивать пирушки и чудить на всю Кордаву.

– Но ведь ты даже не знаком с ним, господин! – сказала девушка, с удивлением и страхом рассматривая человека, в чьем доме прожила несколько лет. – Неужели ты отдашь меня ему? Я отказываюсь в это верить!

И она заплакала.

Сквозь слезы она произнесла:

– А я-то думала, что знаю тебя!

– О нет, – медленно отозвался ее собеседник, мужчина средних лет, высокий, почти черный от загара, с блестящими темными глазами. – Нет, Галкарис, никто не может знать Гриста. Многие женщины до тебя допускали эту ошибку. Каждая полагала, будто она в моей жизни единственная, но это – прискорбное заблуждение.

– Но разве я не дорога тебе? – всхлипнула Галкарис.

– Дорога, – он обнял ее и прижал к себе. – Именно поэтому я и хочу подарить тебя Муртану. Будь умницей и перестань рыдать. Я не в бордель тебя отдаю и не на каменоломни – утешать рабочих. Ты отправляешься из этой лачуги, – тут он с ненавистью обвел взглядом свое небогатое жилище, – в богатейший дом. Будешь жить в роскоши. Твой новый господин – человек глупый и ласковый, а денег у него столько, что… – Он вздохнул. – Ты сможешь воровать полными горстями, и он даже не заметит.

Галкарис задрожала в его объятиях.

– О, нет, Грист! Я не стану воровать, даже ради тебя. Я знаю, как' поступают со слугами, попавшимися на краже.

Грист хмыкнул.

– А ты не попадайся.

– Нет, нет! – повторяла Галкарис.

Неожиданно ей на ум пришла спасительная мысль: ведь если Грист действительно подарит ее Муртану, она больше не будет обязана выполнять поручения Гриста! У нее появится новый хозяин. И, кто знает, быть может, этот новый хозяин окажется куда более добрым и терпеливым, чем Грист.

Но Грист, казалось, читал ее мысли.

– Даже не думай о том, чтобы обмануть меня, малышка! Я доберусь до тебя в любом случае, даже если ты будешь сидеть за семью стенами и под надежной охраной, и тогда ты жестоко пожалеешь о своем предательстве!

Галкарис опять заплакала.

– Чего же ты хочешь?

– Пока – ничего. Ты будешь жить в доме Муртана и выполнять все его прихоти. Не бойся, – засмеялся он, увидев, что девушка вздрогнула, – по слухам, все его прихоти не заходят дальше овевания опахалом или чесания пяток… Следи за своим новым господином! Узнавай о его новых увлечениях. Я должен знать, в чем его слабости.

– Но для чего тебе это? – осмелилась спросить девушка. – Разве Муртан причинил тебе зло?

– А кто тебя надоумил, что для подобных вещей непременно нужно, чтобы некто причинил тебе зло? – возразил Грист, пожимая плечами. – Ты глупа, как все женщины, Галкарис! Люди зачастую ненавидят друг друга без всякого повода. Ну а внезапно разбогатевший болван, не обладающий никакими достоинствами, вызывает не просто зависть, но ненависть и желание уничтожить, унизить, растоптать… – Грист помрачнел, сдвинул брови. Теперь он разговаривал, казалось, больше с самим собой, нежели с девушкой. – Отчего так несправедливо устроили боги? Почему какой-то повеса и гуляка вдруг делается обладателем несметных богатств и транжирит их так глупо, что даже смотреть больно! В то время как человек больших достоинств, умный и не обделенный деловыми качествами, вынужден прозябать в бедности и безвестности! Почему у меня нет ни богатого дядюшки, ни состоятельного родителя? И никаких перспектив! Я даже не посмею ухаживать за богатой невестой – ее родители сразу прознают истинные причины моей внезапно вспыхнувшей любви! Это несправедливо – и если боги бездействуют, я сам возьмусь исправлять их ошибку.

Галкарис вздохнула и обняла Гриста. По своему опыту девушка знала, что господину следует угождать, в каком бы настроении он ни пребывал. Иначе можно поплатиться за свою невнимательность – и поплатиться довольно жестоко.

Он взял ее за подбородок, обратил к себе хорошенькое личико с заплаканными глазами.

– Я подарю тебя сегодня вечером. Ты послужишь мне пропуском в дом Муртана. Постарайся понравиться своему новому хозяину. Я уже говорил тебе об этом и повторю снова: он должен быть без ума от тебя. Добиться этого несложно. Для такой, как ты, во всяком случае. А через несколько дней я снова приду – и тогда ты ответишь на мои вопросы. Это все.

Она молча кивнула. Разговор был окончен.

– Она восхитительна! – искренне произнес Муртан, рассматривая Галкарис.

На девушке было длинное полупрозрачное платье из розового шелка. На этот наряд Грист потратил свои последние деньги, но дело, по его мнению, того стоило. Грист сильно рисковал и решился поставить на кон все, чем обладал. Выигрыш представлялся слишком заманчивым.

Сперва следовало произнести на Муртана впечатление человека щедрого и состоятельного, затем – подружиться с ним.

Длинные золотистые волосы Галкарис были распущены и прядями падали на грудь и спину. Муртан невольно протянул руку и коснулся их. По телу девушки пробежала дрожь, она вздохнула и взглянула на своего бывшего господина. Тот еле заметно кивнул ей.

– Я подумал, что такая красота должна стать принадлежностью твоего дома, – лениво проговорил Грист с видимым равнодушием. – Право же, когда я увидел эту девушку, я первым делом подумал о тебе!

– Как добры и внимательны люди! – восхищенно молвил Муртан. – Даже те, кто лично не был со мной знаком, думают о том, как бы порадовать меня! Неужели в мире действительно воцарилась любовь, как пишут некоторые древние тексты?

– Да? – Грист поднял бровь. – Древние тексты так пишут?

– Да, – ответил Муртан, отмахиваясь: сейчас его больше занимала девушка, нежели тексты. – Несколько лет назад я занимался изучением храмовой библиотеки… Я даже подумывал о жреческой карьере.

– Не знал! – засмеялся Грист. – Но теперь, во всяком случае, вопрос о том, чем тебе заниматься, больше не стоит. Ты нашел свое призвание.

– И каково оно, мое призвание? – удивился Муртан.

– Быть богатым, – ответил Грист.

Муртан покачал головой.

– Как легко и просто ты формулируешь самые сложные вещи, Грист. В любом случае, от души благодарю тебя за чудесный подарок. Надеюсь, сегодня ты будешь гостем на моем пиру?

– Твое предложение весьма лестно, но сегодня я чрезвычайно занят, – поклонился Грист.

Его глаза сверкнули: ему очень хотелось остаться и понаблюдать за Муртаном в дружеском кругу, но он понимал – следует выдержать паузу. Если он придет сегодня, то Муртан представит его гостям так: «Вот мой новый знакомец. Сегодня он подарил мне красивую рабыню, и я пригласил его на наш пир».

Так не годится. Следует выдержать паузу. И тогда при новом появлении Гриста в доме Муртана молодой богач скажет что-то вроде: «А, это Грист, мой приятель. Я не видел его несколько дней и теперь очень рад его приходу. Кажется, все это время он был занят важными делами, но сегодня нашел для нас время».

А в том, что за пять-шесть дней Муртан начнет думать о Гристе как о давнем приятеле, авантюрист совершенно не сомневался. Муртан достаточно наивен для этого.

Галкарис родилась в очень бедной семье, единственным достоянием которой были дети. В чем-чем, а в братьях и сестрах у нее никогда не было недостатка. Отец Галкарис был портовым грузчиком, человеком, любящим самые простые и грубые удовольствия. Его редко видели трезвым. Однажды он попросту исчез.

Никто так и не выяснил, что с ним случилось: то ли пьяный он свалился в море и утонул, то ли был убит в трактирной драке, то ли попросту ушел из города, решив коренным образом поменять свою жизнь и в первую очередь избавиться от назойливого семейства: от попреков жены, дерзости детей.

Мать недолго оплакивала свое вдовство. Скоро перед ней встал самый главный вопрос – как кормить семью без кормильца. И она, недолго думая, продала в рабство самую красивую из своих дочерей, четырнадцатилетнюю Галкарис.

О том, что случилось с остальными, Галкарис, рано разлученная с родней, не пыталась узнать. Семья отказалась от нее – а Галкарис отказалась от своей семьи. Теперь самым близким и главным человеком для нее стал Грист, привлекательный и властный мужчина, которому она служила душой и телом.

В доме Гриста Галкарис впервые увидела много такого, о существовании чего даже не подозревала: бочку для купания, покрывала на кровати (в доме грузчика все спали вповалку на полу), посуду, разрисованную узорами. Грист научил ее носить изящные одежды и ублажать мужчину в постели.

Галкарис искренне считала, что нет никого богаче и лучше Гриста. И даже когда он преподнес ее в качестве дара Муртану, даже тогда Галкарис оставалась в прежнем убеждении.

Но затем весь ее мир снова рухнул и лишь постепенно начал выстраиваться заново.

Ибо то, что она увидела в доме Муртана, превосходило любые, даже самые смелые фантазии, какие приходили на ум бедной девушке.

Муртан благосклонно осмотрел подарок нового приятеля, рассеянно поцеловал Галкарис в лоб и передал ее служанкам с наказом «определить новую девушку». Это распоряжение прозвучало весьма расплывчато, как и многие другие из уст хозяина. Поэтому на несколько дней Галкарис осталась предоставленной самой себе. Ей показали комнату, где спать, – небольшую, но очень пышно обставленную, с множеством безделушек и одежд; после чего, кажется, позабыли о ее существовании.

Галкарис перемерила все платья, остановив свой выбор на белом, очень простом, из изысканного блестящего атласа. Оно красиво облегало фигуру и придавало облику девушки поразительное благородство.

Муртан, кажется, не вспоминал об этой рабыне, и Галкарис принялась гулять по большому дому богача. Чего здесь только не было! Удивленному взору девушки представали комнаты, одна за другой, и каждая новая казалась еще чуднее предыдущей. Картины из далекой Вендии, изображающие звероголовых божеств, инкрустированные драгоценными камнями и жемчугом, шкатулки, из которых вываливались нитки коралловых бус, статуэтки из черного дерева и слоновой кости – танцующие женщины с неестественно длинными шеями и тонкими руками при чрезмерно пышных бедрах, ковры, украшенные инкрустациями сосуды, шелковые подушки с кистями, низкие столики, заставленные алебастровыми чашами и медными лампами причудливой формы…

Грист был прав. Если Галкарис прихватит горсть золотых монет или десяток перстней, никто здесь не хватится пропажи.

Но какое-то суеверное чувство – быть может, страх спугнуть удачу, – удерживало Галкарис от необдуманного поступка. Она продолжала ходить из комнаты в комнату, бессильно свесив руки вдоль тела и медленно переставляя ноги. Иногда ей казалось, что вся эта роскошь способна убить, похоронить ее под сверкающими грудами драгоценностей. «Для чего одному человеку столько богатств? – думала она смятенно. – Что он будет делать со всем этим? Боги, он, наверное, счастливейший из смертных! Многие люди почувствовали бы себя на седьмом небе, завладей они миллионной долей того, чем обладает Муртан!»

Она подумала о своей матери, об отце, о братьях, которые вечно голодали и вечно хныкали, требуя еще хлеба и похлебки, – всегда больше, чем могла позволить им родительница. Дрожь пробежала по телу Галкарис. «Хвала моей матери за предусмотрительность! – подумала девушка. – Лучше быть последней наложницей богатого господина, чем жить на свободе и помирать от голода. Ни за что, ни за какие блага мира я не согласилась бы вернуться обратно в семью!»

Она взяла со столика золотое кольцо с рубином и надела на указательный палец.

– Тебе нравится? – послышался за ее спиной голос.

Девушка обернулась и увидела Муртана. Когда и как он вошел и как давно наблюдает за ней – она не знала, слишком увлеченная своими мыслями и созерцанием.

Побледнев от ужаса, Галкарис упала на колени.

– Я всего лишь хотела посмотреть, – пролепетала она. – Я не…

Он подошел и поднял ее. Девушка вся дрожала.

– Успокойся, – сказал Муртан ласково. – Никто не подозревает тебя в воровстве. Ты принадлежишь к моему дому так же, как и это кольцо. Одна собственность вполне может находиться рядом с другой – в этом нет ничего предосудительного.

– Ты не сердишься? – пробормотала она, не веря собственным ушам.

– Нет же, глупышка! – рассмеялся Муртан. – Даже если ты вознамерилась что-то украсть – я не обеднею от пропажи одного колечка. Оно тебе нравится? Возьми, оно твое. Пока оно на твоем пальце, а ты – в моем доме, это не может считаться кражей. У женщины должны быть причуды, и я стараюсь удовлетворять каждую.

– Каждую женщину?

– Каждую причуду каждой женщины, – подтвердил Муртан. Он внимательнее вгляделся в лицо Галкарис. – Ты очень хорошенькая, – сказал он наконец. – Настоящее украшение. Не девушка, а букетик цветов… Но я совершенно не помню, как ты оказалась здесь.

– Я пришла из моей спальни, – сказала Галкарис.

– Я покупал тебя? – спросил Муртан, отмахнувшись от ее простого объяснения.

– Нет, тебе подарил меня мой бывший господин. Грист – его имя. Он желал сделать тебе приятное, – напомнила Галкарис.

– Ах да, Грист… – вспомнил Муртан. – Приятный малый. Я приглашал его в гости, и он обещал зайти на днях.

Галкарис вдруг стало холодно. Она поняла, что совершенно не хочет видеть Гриста. Как и мать, он продал ее. Но, вероятно, как и мать, он желал ей добра.

Однако это не означает, что она мечтает к ним вернуться. Напротив. Ей пожелали добра – и она возьмет это добро. И если ценой станет разлука с теми, кого она когда-то любила, – Галкарис готова платить эту цену.

Между тем Муртан продолжал:

– Ты, наверное, воображаешь, будто нет ничего роскошней и богаче всех этих драгоценностей, которые я собрал в доме, – он махнул на шкатулки, сундуки, картины и ковры. – Отчасти ты права. Немногие могут похвастаться таким собранием вендийской живописи или кхитайских миниатюр, как я. Но это мелочи по сравнению с подлинным сокровищем, которым я обладаю. Хочешь посмотреть?

Галкарис молча кивнула. Она была слишком потрясена происходящим, особенно после того, как на память для чего-то пришли картины из ее убогого детства. Слишком велик оказался контраст: босоногая, оборванная девчонка с голодными глазами и плоским животом, прилипшим к хребту, – и холеная молодая женщина в шелках, запросто ведущая беседу с образованным, утонченным господином.

Он засмеялся, весело, как мальчишка, и схватил ее за руку.

– Идем, посмотришь на то, что действительно стоит увидеть!

Муртан радовался, точно ребенок, возможности продемонстрировать предмет своей гордости. И кому? Глупой наложнице, которая вряд ли в состоянии оценить вещь по достоинству.

Галкарис, как завороженная, пошла за ним, и скоро они очутились в полутемной комнате с тяжелыми драпировками на окнах и дверных проемах. Несколько глубоких кресел, мягкий ковер на полу и низкий столик дополняли облик комнаты.

Муртан уселся в кресло и махнул девушке:

– Отодвинь шторы, иначе ты ничего не увидишь.

Она послушно подошла к окну и потянула за шнур. В комнату хлынул свет. Взору пораженной Галкарис предстали полки, на которых стояли плетеные корзины. В каждой корзине находилось по нескольку свитков.

О том, что такие вещи существуют, Галкарис знала: на свитках записывают долги, налоги, акты купли-продажи. Когда мать продавала Гристу Галкарис, она тоже имела дело с подобным свитком.

– Здесь записаны все твои рабы? – спросила Галкарис, переводя взгляд с полок и корзин на своего хозяина. – Отсюда ты можешь наблюдать за ними, пока они об этом не подозревают?

Муртан ответил ей непонимающим взглядом, а затем рассмеялся.

– Нет, милая, это книги! Здесь записаны истории.

– Истории? – удивилась она.

– Да, истории. Разве ты никогда не слышала о том, что истории можно записывать?

– Какие истории?

– Любые. Вроде тех, что люди рассказывают друг другу. Впрочем, существуют и иные истории, куда более таинственные и важные. А в некоторых содержится опасное знание… и бывают люди, которые охотятся за этим знанием.

Галкарис жалобно моргала глазами. Она не понимала из речей своего господина почти ничего. Ей только было ясно, что он чрезвычайно увлечен своими свитками – вот и все. Но в чем ценность пергаментом и папирусов и почему ее бесконечно богатый господин считает эти странные предметы настоящими сокровищами – в отличие от драгоценностей и золотой посуды, – этого Галкарис не могла взять в толк.

Однако она никак не показала своего разочарования и терпеливо слушала все, что говорил ей Муртан.

– Посмотри! – Он подошел к одной из корзин и вытащил свиток. Несколько мгновений Муртан любовался изящными письменами, а потом сунул свиток обратно. – Эта документы принадлежали когда-то храму Бела. Я выкупил их, когда они стали слишком ветхими, и жрецы, сделав новые копии, вознамерились избавиться от старых. Считается, что ни у кого, кроме жрецов Бела, нет этих записей. Ну еще бы! Ведь по храмовым законам обветшавшие свитки следовало уничтожить. И так и произошло бы, если бы не я с моими деньгами. Жрец, которому поручили сжечь старые свитки, польстился на кошелек с золотом, и в результате бумаги – у меня. Пожалуй, я сделаю с них копию, а оригинал все-таки сожгу. Опасно держать у себя вещь, похищенную из храма…

Теперь на лице девушки был ужас.

– Ты оскорбил Бела? – пробормотала она. – Но ведь это ужасное святотатство!

– Я никого не оскорблял, – нахмурился Муртан. – Просто объясняю тебе на понятном примере, что рукопись может быть дороже любого ожерелья. Но, кажется, все мои речи пропадают впустую. Ты просто не слушаешь.

– О нет, господин, – взмолилась Галкарис. – Не прогоняй меня и не сердись. Я глуповата, но это и не удивительно: никто даже не пытался научить меня грамоте, мой господин. Женщине нужна не образованность, а привлекательная внешность и готовность ублажить мужчину в любой момент. Этой наукой я владею в совершенстве – ты можешь убедиться, если захочешь…

– Мы в библиотеке, женщина! – рявкнул Муртан. Он беспомощно огляделся по сторонам и затем вновь остановил взгляд на Галкарис. – Ты говоришь об оскорблении богов! Но разве твои речи не оскорбляют это святилище знания, которое я открыл перед тобой?

– Я не знаю… – Галкарис заплакала.

Муртан разволновался. Он терпеть не мог женских слез. В прежние времена, когда он был еще беден и проматывал немногие заработанные им гроши в кабаках, его подружки частенько плакали – то от обиды, то от ревности, то просто по женской глупости, выпив лишнего. И всегда Муртан так терялся, что начинал кричать на них, а одну даже ударил по липу, лишь бы она прекратила источать влагу.

Так было раньше. И в те дни женщина могла ответить ему таким же злым криком, могла обругать его, а то и дать сдачи и тоже хлопнуть по щеке.

Теперь подобное стало для Муртана невозможным.

Одно дело – стукнуть в досаде подружку, равную тебе по положению, и совсем другое – наказать рабыню. Муртан просто не мог себе такого позволить.

Поэтому он заранее дал себе слово, что ни одна женщина не будет при нем плакать. Он просто не станет доводить до слез своих служанок и наложниц, вот и все.

Он будет следить за тем, чтобы они всегда были веселы и довольны. Захотят драгоценностей, нарядов, деликатесов к столу – пожалуйста. Придет им фантазия прогуляться – пусть гуляют. Лишь бы выполняли свою работу по дому, очень необременительную, и оставались постоянно готовыми к разговорам, песням, ласкам.

По мнению Муртана, такой образ жизни мог гарантировать отсутствие слез.

Но он плохо знал женщин. Он ошибался.

Галкарис, к которой он отнесся так хорошо, которой подарил колечко и, желая показать, что совершенно не сердится, отвел в свою святая святых, в библиотеку, – Галкарис заливалась слезами.

– Перестань! – сердито сказал Муртан. – Вытри лицо, немедленно. И никогда больше так не делай. Я хочу, чтобы ты всегда улыбалась. Поняла? Улыбнись. Вот так, хорошо.

Галкарис глубоко вздохнула. Кажется, она начала понимать своего господина. Но теперь он вызывал у нее почти молитвенный восторг. Такой умный, так много всего знает – и при этом столько доброты! Если бы Муртан сейчас вознесся на небеса к другим божествам, пробив для этого головой потолок и крышу, – Галкарис ничуть бы не удивилась.

– Успокоилась? – нервно осведомился Муртан. – Ладно, покажу тебе еще кое-что. Тебе должно поправиться. С картинками.

Он вытащил очередной свиток и развернул его, держа на коленях.

– Гляди.

Перед глазами девушки появились ровные ряды значков – очевидно, букв или иероглифов, которыми записываются слова и цифры (волшебство, не иначе!), – и несколько искусно выполненных миниатюр. Одна изображал женщину с кошачьей головой. Женщина обладала пышными формами, изящными длинными ногами. Ее фигура была облачена в белое длинное платье с множеством складок. Платье оставляло руки обнаженными, и белоснежная ткань подчеркивала поразительно красивый бронзовый оттенок кожи.

Голова кошки была белой, с широко расставленными голубыми глазами с вертикальным зрачком. Пышные усы топорщились, треугольные уши были настороженно подняты.

В руке женщина сжимала изогнутый медный нож. Казалось, она куда-то шла, твердо вознамерившись применить оружие, как только встретится подходящий для этого объект.

– Кто это? – с содроганием спросила девушка.

– Это Баст, богиня-кошка из Стигии, – ответил Муртан. – Много лет назад она охотилась на змей в великом болоте южнее Стикса… Легенд об этом сохранилось очень мало – ведь змей в конце концов победил, и в Стигии царит его культ почти нераздельно. И все же кое-что удается иногда узнать. Например, в этом свитке рассказывается о том, как у богини-кошки родились котята. Она зачала их от солнечного луча, когда бог-солнце проник в ее логово, сделанное на берегу реки из камыша. Хоть богиня и обладает телом человека и головой кошки, она устроила себе гнездо подобно тому, как это делают водоплавающие птицы. Там она, как говорит легенда, и спала в тот день, когда солнце нашло дорогу к ее лону.

Проснувшись, богиня-кошка поняла, что беременна. Некоторое время она металась по берегу, рыча и ломая камыши. Она пыталась понять, кто же пробрался к источнику, доселе закрытому для всех, – ведь она была очень горда, эта богиня-кошка! Она искала своего обидчика день и ночь, но никаких следов не было ни в камышах, ни на песке. Наконец на третью ночь, когда появилась предательница-луна, богиня-кошка нашла в воздухе след того солнечного луча, который и послужил причиной беды.

Женщина-кошка поднялась как можно выше и перегрызла острыми зубами след от луча. И тогда солнце лишилось одного из своих лучиков, но люди этого не видят. Спустя положенное время родились котята. Все они были рыжими, как их отец-солнце, и только один был белым, как предательница-луна, и он был зачат от перегрызенного луча, напоследок.

Враг кошки, змей, узнал о том, что она сейчас совершенно беззащитна, но главное – он понял, каким образом может навредить ей, совершенно сам при том не рискуя. Ведь кошки очень привязаны к своему потомству и очень страдают, если их котятам причиняют ущерб.

И вот кошка отправилась на поиски еды, а ее дети остались одни в гнезде. И только белый котенок ни за что не желал расставаться с матерью. Он был так мал и слаб, что кошка в конце концов согласилась взять его с собой на охоту. «Держись крепче за мою шерсть, – приказала она малышу. – Ты будешь сидеть на моей спине. Однако смотри, чтобы тебе не упасть. Я буду занята охотой и не смогу следить за тобой как следует, поэтому позаботься о себе сам».

Когда кошка вернулась с охоты, сытая и довольная, и уже облизывала свои усы, ожидая, как встретят ее котята, страшное зрелище предстало ее глазам. Она увидела, что в гнезде побывал змей. Все ее рыжие дети были убиты. Змей сожрал их, оставив только головы, чтобы кошка-мать могла их увидеть.

Кошка взвыла и принялась скрести землю лапами, а потом она каталась по камышу и царапала себе тело когтями, пока кровь не пошла из ее ран. Наконец, истощенная своим горем, она заснула.

А маленький белый котенок подобрался к ней поближе и принялся лизать ее щеки.

Среди ночи кошка пробудилась.

– У меня остался последний ребенок! – сказала она громко. – Берегись, змей! Мое дитя вырастет и уничтожит тебя.

Боги живут вечно, и дети их растут очень медленно. В ожидании, пока белый котенок превратится в кошку-воительницу, люди, поклоняющиеся богине с кошачьей головой, выстроили храм Грядущей Богини и стали ожидать ее. Впрочем, все это случилось очень давно – и не исключено, что это просто легенда… Во всяком случае, никто не знает, существует ли подобный храм и если существует, то где.

– Но что случилось с белым котенком? – спросила Галкарис.

Муртан посмотрел на нее так, словно увидел впервые.

– Это все, что ты поняла из моего рассказа? – удивился он. – Белый котенок?

– Но разве это не самое главное? – робко поинтересовалась Галкарис. – Белый котенок. Единственный спасшийся ребенок женщины-кошки.

– Да, – невпопад ответил Муртан. – Он спасся, но никто не знает, где он теперь. И был ли это котенок мужского пола, или же на самом деле беленькой была кошечка. В предании об этом прямо не говорится. Там сказано «оно» – «дитя».

Муртан убрал свиток на место и направился к выходу.

– Можешь остаться здесь, – сказал он рабыне. – Посмотри еще на свитки. Кто знает, не захочешь ли ты в конце концов выучиться грамоте.

– Нет, мой господин, – поспешно произнесла Галкарис, – все эти свитки страшат меня. Мне кажется, они безмолвно разговаривают со мной и сердятся оттого, что я не понимаю их языка.

– Я не хотел тебя пугать, – вздохнул Муртан. – Что ж, идем. Прими ванну с лепестками роз. Возможно, это занятие тебе придется больше по душе, нежели чтение.

Грист рассчитал правильно: в следующий раз, когда он счел возможным появиться в доме Муртана, его встретили, точно доброго старого друга и сразу же пригласили войти и разделить с хозяином пышную трапезу.

Впервые в жизни Грист очутился в таком роскошном покое, и ему пришлось призвать всю выдержку, чтобы ничем не выдать своего удивления. Драпировки, затканные золотом и серебром, мерцали в свете бесчисленных ламп. Два серебряных зеркала, установленных друг против друга, зрительно увеличивали комнату, так что она казалась бесконечной, и каждый великолепный предмет, украшающий ее, многократно умножался в своих отражениях.

Десяток разнаряженных мужчин сидели за пиршественным столом, угощаясь мясом, фруктами и распивая вино из огромных кубков. Кубки эти были выточены из полудрагоценных камней и оставались благодаря шлифовке прозрачными, так что хозяин дома всегда мог видеть, полны они или пусты. Таким образом, ни один гость не имел возможности отказаться от выпивки под тем предлогом, что его бокал-де еще полон.

За столом прислуживали красивые девушки. Каждая была одета таким образом, чтобы ее костюм имитировал какой-нибудь цветок. Юбки в форме лепестков колыхались вокруг стройных бедер, полуобнаженная грудь была присыпана «пыльцой» – разноцветной пудрой. Прически также должны были вызывать в памяти элементы растений – листья-гребни, стебли-пряди… Все это было шелковым или атласным. Кроме того, прислужницы в доме Муртана носили бесчисленные браслеты на руках и ногах, их шеи и талии обвивали нитки жемчугов и кораллов.

Расположившись напротив хозяина дома, Грист весело поднял бокал, который тотчас был наполнен живительной влагой.

– Опоздавший пьет до дна! – закричали гуляки.

Грист охотно осушил бокал. Вино оказалось превосходным – никогда прежде Гристу не доводилось пробовать такого. «Проклятье, – подумал он, – да этот Муртан действительно умеет пожить в свое удовольствие. И ведь он ничего не сделал для того, чтобы заслужить подобное счастье.

Воистину, удача слепа. Нужно будет немножко поработать над ситуацией и вернуть в этот мир каплю справедливости. Наслаждаться богатством и роскошью должен тот, кто действительно этого заслуживает».

Грист широко улыбнулся и воскликнул:

– Пью за моего друга, за великодушного Муртана!

Муртан весело кивнул ему в ответ и тоже поднял кубок:

– И за моего друга, за… – Он замялся. Было видно, что имя Гриста вдруг выскочило из его памяти. Затем Муртан улыбнулся еще шире и с обезоруживающей простотой произнес: – Кажется, я пьян…

Среди прислужниц Грист вдруг заметил Галкарис. Он не сразу узнал ее, закутанную в ворох блестящего белого шелка. На голове девушки сияла диадема, две подвески качались у ее висков. Золотая пудра покрывала верхнюю половину ее лица, создавая нечто вроде маски. Галкарис была, скорее, похожа на волшебное существо, нежели на обычную земную женщину. Кто бы узнал в этой прелестной, уверенной в себе куртизанке перепуганную угловатую девочку-подростка, дочку бедняка?

Гристу показалось, что его бывшая рабыня даже немного располнела за тот недолгий срок, который пробыла в доме Муртана.

Накануне они встречались. Грист приходил сюда под видом торговца зеленью. Его пропустили на кухню и скупили у него весь товар, не глядя. Пока кухарки разбирали лук и приправы, Грист успел осмотреться на половине слуг и скоро обнаружил Галкарис. Девушка куда-то шла по коридору. Он невольно залюбовался ею – стремительная походка, легкий шелест одежды, мелькающие из-под подола кожаные сандалии.

Завидев своего прежнего хозяина, Галкарис вздрогнула и побледнела, как будто перед нею вырос призрак.

Грист нехорошо усмехнулся.

– Что с тобой, Галкарис? Я ведь не убийца, и тебе это хорошо известно. Когда я решу убить тебя, ты узнаешь о моем намерении первая… А пока я пришел просто поговорить.

– Я… не испугалась, – проговорила Галкарис, хотя весь ее вид свидетельствовал об обратном. – Как я могу бояться тебя? Ты всегда желал мне добра.

– В первую очередь я желаю добра самому себе, – сквозь зубы вымолвил Грист.

– Чего ты хочешь? – осмелев, спросила Галкарис. – Ты теперь мне не хозяин. Ты больше не властен надо мной!

Он схватил ее за руку повыше локтя и стиснул пальцы.

– Слушай, ты!… – прошипел он, приблизив свое лицо к ее глазам. – Глупая девка! Если ты рассчитываешь надежно укрыться здесь, за этими стенами, – расстанься с надеждой! Я – твой хозяин, только я и никто иной. Муртан не защитит тебя, если я захочу тебя покарать.

– Нет, ты ошибаешься… – пробормотала она. Муртан добр и великодушен.

Грист расхохотался.

– Муртан забывает о твоем существовании, едва ты выходишь из комнаты. Заруби это на своем дурацком носу, который ты считаешь очень красивым.

Галкарис вздрогнула и высвободилась.

– Чего ты хочешь?

Она потерла руку. Придется надеть на предплечье широкий браслет, иначе не миновать объяснений – откуда следы мужских пальцев.

– Чего я хочу? – Грист рассмеялся. – Немногого. Пока, – уточнил он, криво ухмыляясь. – Итак, ты наблюдала за Муртаном?

– Я даже разговаривала с ним, – ответила девушка. – Он тебе не чета. Он очень добр. Я никогда не предам его.

– От тебя и не требуется никого предавать… Не воображай, будто сможешь причинить кому-либо настоящее зло. Оставь дело тому, кто на него способен, и оставайся собой: безмозглой игрушкой для чужих удовольствий… – Грист коротко хохотнул. – И что тебе сказал твой обожаемый Муртан?

– Он не такой, как ты считаешь, – дрогнувшим голосом ответила девушка. Она изо всех сил старалась сохранять достоинство. – Он очень умен. А сколько книг прочел! Он обожает книги. И даже нашел время рассказать мне одно предание.

– Предание? – Грист изобразил полное презрение к словам девушки.

Галкарис вскинула брови.

– Да, это древнее предание о богине-кошке. Он рассказывал, как в Стигии она сражалась со змеем, но змей оказался коварным и убил всех детей богини, кроме одного белого котенка… Теперь ты мне веришь?

– Верю, верю… – рассеянно пробормотал Грист. – Значит, Стигия и богиня-кошка… Любопытно.

Он метнулся к Галкарис, схватил ее за плечи и быстро, зло поцеловал в губы.

– Я – твой хозяин, – сказал Грист. – Я и никто иной. Помни об этом, глупая девка. Я еще вернусь.

И исчез так быстро, что Галкарис не успела заметить, куда он скрылся.

И вот сейчас он появился на пиру у Муртана и вел себя так, словно был давним приятелем хозяина дома, добрым приятелем, человеком, которому доверяют. Удивительно! Галкарис смотрела на своего нового господина во все глаза. Как он красив, как молод!… И как щедр!

Рядом с Муртаном Грист казался недобрым гением. Неужели Муртан не замечает, какой злобой горят глаза его гостя? Впрочем, нехорошие огоньки вспыхивали и тотчас гасли под опущенными веками. Грист умел следить за собой. Нужно было очень хорошо знать его, чтобы угадать: сейчас Грист замышляет нечто жуткое.

Галкарис пыталась понять, как ей предупредить Муртана. Мысленно девушка проклинала себя за то, что не сделала этого сразу же после памятной встречи в коридоре. Но затем она снова и снова повторяла себе прежние доводы против подобного поступка. Как бы это выглядело? Неужели она набралась бы дерзости и проникла в спальню своего господина с тем, чтобы начать рассказывать ему то, что он явно сочтет небылицей?

«Господин, тот человек, который подарил меня, – он негодяй и затевает против тебя какую-то каверзу. Будь осторожен, не приглашай его к себе, а еще лучше – гони прочь, едва он только явится. Предупреди всех слуг. У тебя есть влияние – добейся от городских властей, чтобы его вовсе изгнали из Кордавы… Этим ты спасешь себя от неминуемой беды».

Да ее просто поднимут на смех! Муртан слишком добр, чтобы наказать ее, но столь дерзким поведением она навсегда уронит себя в его глазах, и он никогда больше не пригласит ее в библиотеку, не покажет ей свитки с рисунками, не расскажет историю о богине-кошке… и она никогда так и не узнает, что случилось с белым котенком.

Нет уж, лучше промолчать. Б конце концов, Муртан – очень умный, образованный господин, мужчина. Он сам как-нибудь разберется, где его враги, а где – друзья.

Но все эти мысли разом вылетели из бедной головки Галкарис, стоило ей увидеть Гриста за пиршественным столом Муртана. По тому, как держался ее бывший хозяин, по его уверенным, наглым улыбкам Галкарис сразу догадалась: Грист уже составил для себя план и намерен действовать, не отступая от задуманного ни на шаг.

Ей сразу стало страшно. Что он хочет предпринять? И какую выгоду преследует?

Большинство гостей Муртана – это было слишком очевидно, – желали лишь одного: быть принятыми в богатом доме, где всегда подадут лучшие еду и питье, да еще одарят чем-нибудь на память, а то и позволят уединиться с красивой девушкой в роскошной «спальне для гостей».

Гристу такого мало. Галкарис знала его достаточно хорошо, чтобы отдавать себе в этом отчет.

Скоро разговор за столом зашел о путешествиях в дальние страны. Приятели Муртана никогда не бывали за пределами Кордавы. Их вполне устраивала оседлая жизнь. Но у хозяина глаза разгорелись. Было очевидно, что экзотические странствия – волнующая для него тема. Он охотно повествовал о Черных Королевствах и подстерегающих там опасностях, Кхитае и его чудесах, о Вендии и ее таинственных богах…

– А что же Стигия? – перебил Грист довольно бесцеремонно, когда Муртан в десятый раз принялся описывать медную статую какой-то многорукой вендийской богини и толковать о том, что подобные существа должны, по идее, считаться не богинями, а самыми настоящими демоницами.

Едва прозвучало зловещее название Стигии, как за столом воцарилось молчание. Казалось, повеяло ледяным ветром.

– Стигия? – чуть изменившимся голосом повторил Муртан. – Но кто говорит здесь о Стигии?

– Я говорю, – заявил Грист бесцеремонно. Он щелкнул пальцами, и рабыня, повинуясь молчаливому приказанию гостя, тотчас налила ему еще вина.

Галкарис не сводила взгляда с лица своего нового господина. Муртан слегка побледнел.

– Стигия – вот истинная страна чудес, и только она достойна того, чтобы отправиться туда в поисках приключений, – продолжал Грист, ничуть не смущаясь общим молчанием, воцарившимся за столом. – Я знаю, о чем говорю, можете мне поверить!

– Стигия – темное, злое место, – наконец отозвался Муртан. – Мне делается не по себе, когда я слышу о ней. Представить жутко, что бы со мной сталось, если бы я осмелился туда отправиться.

– И тем не менее там есть на что посмотреть, – невозмутимо разглагольствовал Грист. – Я встречался с людьми, вернувшимися оттуда, и они рассказывали настоящие чудеса. Между прочим, лгут все те, кто утверждают, будто из Стигии нет пути назад. Это все ерунда, порожденная пустыми суевериями трусов.

– Трусы? – переспросил Муртан. Его красивые темные брови сдвинулись над переносицей, в глазах вспыхнуло пламя. – Кажется, ты произнес это слово?

– Да, – откликнулся Грист. – Впрочем, я не имел в виду никого конкретного. Среди моих друзей нет трусов. – Одним махом Грист осушил бокал и велел наполнить его снова. – Некоторое время я общался со стариком, который служил при храме одной богини… Старик, по правде говоря, был весьма жалок и производил неприятное впечатление. Он жил одиноко, в убогой лачуге. Но я… – Он помолчал, очевидно, не желая признаваться в том, что обитал в похожей лачуге неподалеку. – Я часто навещал бедных и убогих, – нашелся Грист. – Однажды мне повезло в игре в кости, и я дал обет Белу не оставлять тех, кому повезло куда меньше.

– Очень правильный обет! – подхватил Муртан.

Прочие гости также разразились одобрительными криками и выпили в честь Гриста.

– Всеми заброшенный, старый служка богини доживал свой век в большой бедности, – говорил Грист задумчиво. – Перед смертью он неожиданно повел весьма странные речи. «Коль скоро ты был добр ко мне, – так сказал старик, – то я отблагодарю тебя по-своему». – «Твоего повеселевшего взгляда мне было достаточно, и никакой иной благодарности мне не требуется», – ответил, помнится, я.

Галкарис вздрогнула от возмущения, ее пальцы сильнее сжали ручку кувшина, которую она держала. Рассказ Гриста с каждым новым словом звучал все более фальшиво, и девушка не понимала, почему другие слушатели этого не замечают. Очевидно, потому, что все они изрядно пьяны, решила она наконец.

– Но старик настаивал на своем, – продолжал «благородный» Грист, – и в конце концов я согласился, лишь бы не огорчать его. И что же? Он завещал мне все свое имущество. Мне, помнится, стоило больших усилий не засмеяться ему в лицо. Что он мог завещать мне, кроме блох, водившихся в его рваном матрасе? Но он объявил о своем намерении таким торжественным тоном, что поневоле пришлось подыграть бедняге и сделать вид, будто меня так и распирает от восторга. «Я счастливейший из смертных, – так я сказал несчастному, – трудно переоценить твой дар, ведь ты отдаешь мне все, чем владеешь, а большинство людей трижды подумает прежде, чем отдать другому хотя бы тысячную долю своего имущества». – «Это правда, – ответил старик, – но ты заслужил большего. Ты поистине заслуживаешь всего…»

И с этими словами он умер. Душа его отлетела к богине, которой он служил все эти зимы, служил явно, а потом и тайно. Я многого так и не узнал о его жизни.

Грист выдержал драматическую паузу, выжидая, пока молчание за столом не сделается общим. Воцарилась полная тишина. Каждый из присутствующих затаил дыхание, ожидая продолжения истории.

– Итак, я остался полновластным хозяином всего имущества умершего нищего, – молвил Грист. – Незавидная участь, скажете вы? Ничуть не бывало! Я распорядился насчет похорон и в последний раз огляделся в хижине: Неожиданно мое внимание привлекла поленница, сложенная в углу. Казалось бы, ничего особенного: бедняк заранее заготовил дрова, чтобы топить у себя печь или готовить еду. Но все дело заключалось в том, что в хижине не было никакой печи! Зимой она обогревалась углями, лежавшими на маленькой жаровне, а летом в этом и вовсе не возникало надобности. Что до пищи, то старик никогда не готовил. Он питался тем, что подавали ему добрые люди. Иногда его кормили на чьей-нибудь кухне или просто выносили ему отбросы…

– Мы в знатном доме! – не выдержал один из гостей Муртана. – Мы сидим за богатым пиршественным столом и нам не нравится, что нас пичкают историей о старике, который питался отбросами!

Он выглядел очень нервным. Грист мельком глянул на него, подумав: «Должно быть, я нарисовал перед тобой картину старости, которой ты страшишься с самых юных лет. Очевидно, страшишься ты этого недаром: ведь когда твои щеки увянут и глаза погаснут, тебя попросту выбросят на помойку. Денег у тебя нет, работать ты не приучен и как человек немного из себя представляешь. Шансов жениться на богатой красавице – или даже на богатой уродине – у тебя также немного… Да, приятель, я понимаю тебя. Понимаю – но сочувствовать никак не могу».

– Погодите немного, – сказал Грист. – Я приступаю к самому интересному. Итак, эти так называемые дрова привлекли мое внимание, и я взял в руки одно из поленьев. Оно оказалось на удивление легким. Тогда я осторожно сиял с него кору и… Что бы вы думали? Это было вовсе не полено! Передо мной лежал свиток!

Муртан вздрогнул, краска залила его лицо.

– Свиток? – переспросил он.

– Да! – с торжеством ответил Грист. – Помните, я говорил о том, что старик всю жизнь служил одной стигийской богине? Честно признаться, некоторое время я считал все его россказни о прекрасной богине-воительнице с кошачьей головой пустой болтовней выжившего из ума старикана, который попросту развлекает разговорами своего благодетеля. Расплачивается занимательными историями. Многие старики так поступают, если у них за душой больше ничего нет.

Но мой старик оказался правдивым. Он на самом деле состоял младшим жрецом или прислужником при храме и унаследовал кое-что из храмового достояния. Храм этот располагается в Стигии… Вот почему я взял на себя смелость утверждать, что не все происходящее из Стигии – дурно и скверно, не все ее выходцы отмечены печатью зла, и, кроме того, далеко не всякий человек, осмелившийся отправиться туда, пропадает бесследно.

Муртан выглядел чрезвычайно взволнованным. Наблюдая за ним, Галкарис кусала себе губы. Вышло так, что она все-таки предала своего любезного господина! Грист поистине умеет выжать воду из камня. Он не задал Галкарис ни одного вопроса, и все-таки она рассказала достаточно, чтобы Грист сумел извлечь для себя выгоду из ее вполне невинных слов.

Грист узнал о том, что Муртан интересуется древними свитками и собрал у себя дома целую библиотеку.

Грист выяснил также, что Муртан неравнодушен к истории стигийской богини-кошки. Неравнодушен настолько, что принялся рассказывать о ней какой-то глупой рабыне, – просто из удовольствия еще раз вернуться к любимой теме.

Что ж, с такими сведениями нет ничего проще, чем поймать Муртана на крючок. Нужно просто явиться к нему в дом с занимательной байкой, где фигурировали бы свитки и богиня-кошка.

Боги! Милосердная Иштар! Почему Галкарис не откусила себе язык прежде, чем с него сорвались эти неосмотрительные слова? И ведь она давала себе клятву быть осторожной! Но с Гристом это, кажется, невозможно…

– Эти свитки… они все еще у тебя? – дрогнувшим голосом спросил Муртан.

– Нет, – ответил Грист. – В моей жизни бывали периоды, когда я сильно нуждался в деньгах. Одно время я торговал посудой. Сперва дела мои шли недурно – в ту пору я как раз и посещал бедных и убогих, – но затем разбойники уничтожили караван с прекрасной вендийской посудой, и я почти разорился. Если бы не свитки из Стигии, я бы сейчас просил милостыню на площадях или жил бы в нищете, как мой старый знакомец. Я продал их и выручил столько, что хватило денег поправить мои дела.

– Жаль, я не знал об их существовании раньше, – произнес Муртан. Он досадливо сжал кулак и опустил его на стол с такой силой, что фрукты на блюде подпрыгнули. – Я купил бы их у тебя и дал бы лучшую цену, чем твой прежний покупатель.

– Что сделано, то сделано, – с улыбкой отвечал Грист.

– Кто их купил? – настаивал Муртан. – Может быть, мне удастся уговорить его продать их мне…

– Вряд ли, – покачал головой Грист. – Это был зингарец, и он явно покупал для того, чтобы потом перепродать. Он уехал из Кордавы вскоре после нашей встречи, и больше я о нем ничего не слыхал.

– Какая досада! – искренне воскликнул Муртан. – Но ты, по крайней мере, прочитал их перед тем, как продать?

– Да, – сказал Грист. – Разумеется. Я ведь любопытен… Полагаю, это простительный недостаток?

Гости Муртана наперебой стали уверять, что это вовсе не недостаток, а напротив – самое великое достоинство. Пока длилась шутливая перепалка, всем снова налили вина, заменили блюда с фруктами на свежие, принесли сладости. Наконец, когда суета улеглась, Грист продолжил повествование.

– Вот что я узнал из свитков. В пустыне, что простирается за стигийским городом Птейоном, в месте, которое называется Песками Погибели, находится крохотный, всеми забытьи! храм богини-кошки. Это святилище возвели в незапамятные времена жрецы забытой богини – из числа тех, кто помнил о великих битвах между кошкой и змеем. Один свиток был полностью посвящен этой истории. В нем рассказывалось о том, как богиня-кошка родила своих детей от солнечного луча и о том, как змей убил их всех, кроме последнего – маленького белого котенка.

– Значит, это правда! – прошептал Муртан. – Свитки подлинные! Я читал подобную историю в другом свитке.

– Возможно, твой свиток менее древний и представляет собой копию, списанную со стигийского, – заметил Грист тоном знатока.

Этот тон как ничто иное убедил Муртана в искренности рассказчика.

– Говори дальше, умоляю! – воскликнул он.

Грист не заставил себя долго ждать.

– Богиня-кошка поведала белому котенку о том, кто их враг, и котенок стал ненавидеть змея. Много дней и ночей мать и дочь лелеяли планы мести змею. И вот однажды от птицы, которую они поймали для того, чтобы утолить голод, они узнали важную вещь: змей решил обзавестись потомством, и несколько его жен-нагинь уже отложили яйца. Кошки поняли: пришел их час. Они выпустили птицу, и та показала им дорогу к кладкам, где зрели новые змееныши. Обе кошки набросились на яйца и начали разбивать их и уничтожать содержимое.

Кошка была стара и умна. Она лишь разбивала скорлупу и разбрасывала лапами жидкий желток. Но котенок был еще глуп и к тому же голоден: они ведь выпустили птицу! И в конце концов белая кошечка не выдержала мук голода и вида столь обильного съестного. Она съела один из желтков.

К несчастью, все потомство змея оказалось столь же ядовитым, как и сам змей. И даже желток был полон яда, так что белая кошечка отравилась и стала умирать прямо на глазах своей матери, богини-кошки.

Увидев это, богиня зарыдала и принялась осыпать своего неразумного ребенка упреками. «Как ты могла не устоять перед соблазном? – кричала несчастная мать. – Ты ведь кошка, порождение богини и солнечного луча! Ты должна быть более осмотрительной. Муки голода и жажды для тебя – ничто, если ты видишь более важную цель. Кошки живут не сердцем и уж тем более не желудком, но разумом. Поэтому у нас такие холодные глаза и вертикальный зрачок. Ты же повела себя не как кошка, а как человек, не способный держать себя в руках…»

Она поспешно уничтожила последние яйца змея и убежала со своим котенком подальше, потому что боялась мести змея и нагинь.

– Я не знал продолжения истории, – признался Муртан. – Я даже не смог недавно ответить на вопрос, что сталось с белой кошечкой.

– Белая кошечка стала умирать прямо на глазах у своей матери, – спокойно рассказывал Грист. – Но богиня принялась вылизывать ее, как это делают все кошки, и в конце концов слизала с нее весь яд. К сожалению, яд змея пропитал божественную сущность белой кошечки, поэтому вместе с отравой богиня-кошка забрала у своего последнего отпрыска и ее бессмертное естество. Таким образом, белая кошка превратилась в обычное животное… Ну, не совсем обычное, потому что она прожила бесчисленное множество лет и дала жизнь бесчисленному потомству. И все же это был зверек, лишенный разума. И сколько бы богиня-кошка ни пыталась пробудить в ней воспоминания о том, кто ее мать и кто ее отец, белая кошечка отвечала лишь мурлыканьем…

– Это история о вражде кошки и змея, – сказал Муртан. – Кое-кто считает ее просто сказкой.

– О, нет, если бы это была просто сказка, старик-жрец не стал бы прятать свиток в поленнице дров! – с жаром произнес Грист. – Здесь содержится история куда более серьезная. Вражда древних богов перешла в мир людей. Жрецы храма Сета всегда ненавидели жрецов богини-кошки и жестоко преследовали их. А когда Сет сделался главным божеством Стигии, то храмы богини-кошки были разрушены и разграблены. Все, кроме одного, – того, где некогда служил мой знакомец. Храма в Песках Погибели. Второй свиток содержал описание этого храма. Все, что касалось культа и самого здания, жрецы сохраняли в глубочайшей тайне. Знания о храме и богине-кошке передавались от одного поколения жрецов к другому – до тех пор, пока это сословие не вымерло. Все меньше людей приходило на поклонение к богине-кошке – ведь немногие о ней знали, а те, кто знал, боялся нарушать волю священного змея, бога-победителя в давней войне. И все меньше людей становились жрецами. Мой приятель был последним из них…

Грист понизил голос. Теперь тон рассказчика был таинственным и немного зловещим:

– Далеко в Стигии, в Песках Погибели, до сих пор стоит забытый людьми храм богини-кошки. Жрецы Сета охраняют все подступы к нему, чтобы никто из людей не осмелился проникнуть туда и провести обряд. Ведь достаточно одного ритуала, одного правильно произведенного жертвоприношения, чтобы культ богини-кошки ожил, а сама богиня обрела былую силу и вновь вступила в битву со змеем. Но не только страх перед возможными почитателями кошки заставляет жрецов Сета неусыпно следить за всеми, кто пытается пробраться в храм. Помимо свитков, там хранится одно удивительное сокровище, которое называется Кошачий Глаз. Никто толком не знает, в чем именно заключается великая магическая сила Кошачьего Глаза, но и сам по себе, как драгоценность, он обладает гигантской стоимостью. В обмен на этот камень можно заполучить целый город! Ценность его неизмерима. Но богиня-кошка тщательно оберегает свое достояние. Сколько жрецы Сета ни искали Кошачий Глаз, они так и не смогли его обнаружить. Он надежно спрятан. Возможно, он даже невидим. Здесь необходимо глубокое знание магии и обрядов стигийских богов, чтобы сделать невидимое зримым…

– То, что ты рассказываешь, – поразительно, – медленно промолвил Муртан. – И я ничего так не желаю, как только очутиться в Стигии и прикоснуться к Кошачьему Глазу. Теперь я точно знаю, что все это существует в действительности. И пусть такое путешествие таит в себе немыслимые опасности… Что ж, я готов! Я взял все радости, какие только может предложить человеку безбедное и мирное житье на одном месте. Но я хорошо знаю, что жизнь этим не исчерпывается. Жизнь слишком великолепна, слишком обильна, чтобы стоило всю ее провести в одном городе, в одном доме.

– Что ты хочешь сказать? – прищурился Грист.

– Я желаю завладеть Кошачьим Глазом! – воскликнул Муртан. – Вот что я хочу сказать. Кошачий Глаз должен стать моим. И я не буду покупать на него целый город. Что мне делать с городом?

– А что ты будешь делать с камнем? – рассмеялся Грист, однако Галкарис заметила, что глаза его при этом потемнели, а зрачки сузились: Грист с напряженным вниманием наблюдал за малейшими колебаниями в настроении своего собеседника.

– Я буду им любоваться, – просто ответил Муртан.

– Желание, достойное великой души, – улыбнулся Грист. – Что ж, я пожелал бы тебе удачи… если бы верил в нее.

– Ты считаешь, что я не сумею добиться желаемого? – нахмурился Муртан.

– Просто смотрю на вещи ясно и рассудочно, – ответил Грист. – Добраться до храма посреди Песков Погибели, обмануть стражу Сета да еще завладеть магическим самоцветом… Такое под силу лишь величайшим героям.

– Хочешь поспорить? – Муртан прищурил глаза и в упор посмотрел на собеседника.

– Да, – не стал уклоняться Грист.

– Хорошо. – Муртан хлопнул в ладоши, призывая всеобщее внимание. – Господа, мы с этим господином решили поспорить. Я утверждаю, что отправлюсь в Стигию, побываю в храме Погибельных Песков и завладею магическим камнем под названием Кошачий Глаз.

– Ставки должны быть высокими, – подсказал Грист.

– Я как раз перехожу к этому, – сказал Муртан. – Сейчас я намерен написать завещание. Если я погибну, не сумев выполнить условия нашего спора, то все мое имение перейдет к господину…

– Гристу, – спокойно подсказал Грист.

– А если я вернусь с камнем, то господин Грист лишится жизни, ибо я сильно сомневаюсь, чтобы вся его собственность была хотя бы сопоставима с одной десятой того, чем владею я.

– Условия жестокие, – сказал Грист, – но справедливые, и я охотно принимаю их.

Принесли свитки, позвали писца, вытащили из постели представителя городских властей, дабы тот заверил подписи обоих участников и забрал свиток в городскую казну и спрятал там.

Пиршество закончилось, гости расходились, ошеломленные неожиданной развязкой столь веселого и легкомысленного вечера.

Грист один был в хорошем настроении. Уходя, он ущипнул Галкарис за щеку.

– Скоро ты опять будешь моей, – заявил он. – Ты и весь этот роскошный дом со всеми его богатствами. Твой новый хозяин – полный дурак, если согласился на подобное пари. Но я рад, что он именно таков. Он отправляется на верную смерть. А я… я скоро разбогатею.

Караван Муртана поначалу напоминал о шествии легендарных владык. Можно было подумать, будто некий древний царь, собрав огромную свиту, драгоценные дары, целую армию наложниц, поваров, прислужников и солдат личной гвардии, движется по землям сопредельных царств и княжеств навстречу другому столь же могучему властителю – для обмена дарами, переговоров и, возможно, заключения брачных союзов.

Несколько десятков телег были нагружены «всем необходимым», преимущественно предметами роскоши. В экипажах ехали девушки. Эти прелестницы только тем и занимались, что щебетали, выглядывали в окна, строили глазки охранявшим их солдатам и обменивались мнениями касательно всего, что видели.

Пятеро поваров ехали верхом. Два десятка солдат – на самом деле вооруженных слуг – шагали следом. Муртан верхом на белоснежном коне гарцевал сбоку, горделиво поглядывая на своих людей.

Они прошли по улицам Кордавы, нарочно сделав крюк, чтобы как можно больше народу получило возможность полюбоваться Муртаном Великолепным. Горожане высыпали из домов, не желая пропустить ни одного мгновения из представленного им зрелища. Повсюду звучали здравицы и добрые пожелания Муртану, хотя почти никто из жителей Кордавы толком не знал, для чего беспечный богач и кутила отправляется в далекое и небезопасное путешествие. Многие что-то слышали о пари, но в чем оно состояло и каков будет выигрыш в случае успеха – об этом ходили самые разные слухи.

Даже место назначения называли различное, и городской страже пришлось разнимать двух драчунов, один из которых утверждал, будто Муртан направляется в Куш, а другой – что цель путешествия вовсе не Куш, а Стигия.

– Да не может нормальный человек, в здравом уме, взять и просто так, ни с того ни с сего, отправиться в Стигию! – кричал в свое оправдание второй драчун, когда солдаты, награждая его ударами дубинок по плечам, тащили беднягу прочь с площади. – Пусть при мне не говорят ерунды, вот я и не полезу в драку!

Муртан не слушал криков и почти не обращал внимания на беспокойство в толпе. Он ехал верхом, веселый, красивый, беспечный, и ничто, казалось, не могло поколебать его уверенности в успехе.

Первый ночлег они провели в чистом поле, где разбили шатры и устроили настоящий лагерь, так что издалека можно было вообразить, будто к Кордаве приближается небольшая, но решительно настроенная армия.

Муртан намеревался пройти побережьем до устья реки Стикс, а затем подняться по течению и перейти границу таким образом, чтобы сразу очутиться в самом сердце Стигии.

Этот план был хорош тем, что можно было продолжать путешествие на лошадях и верблюдах и не возникало необходимости нанимать корабль. Кроме того, можно было больше увидеть и пережить больше приключений. Ну и главной причиной, по которой Муртан избрал сухопутное путешествие, являлось то обстоятельство, что на море молодой богач сразу же утрачивал всю свою победоносность. Его начинало тошнить в тот самый миг, когда он поднимался на борт корабля, и он пребывал в самом плачевном состоянии до того мгновения, когда плавание завершалось.

Впрочем, об этом он предпочитал не рассказывать никому.

Да и надобности в объяснениях не возникало! Господин приказал – и все повиновались, не задавая ненужных вопросов.

Галкарис была в числе тех, кого Муртан взял с собой. По правде говоря, Муртан даже не вспомнил о своей новой рабыне, когда отбирал девушек для путешествия. Он назвал тех, кто первыми попались ему на глаза.

Галкарис же после визита Гриста старалась скрываться и как можно меньше напоминать о своем существовании. Ей было и стыдно, и страшно.

Но накануне отбытия каравана она услышала, как одна из красавиц плачет на кухне, и пробралась туда, чтобы узнать – в чем дело.

– Я боюсь, – призналась девушка, всхлипывая. – Я никогда не покидала города, а теперь наш господин хочет, чтобы я сопровождала его в таком дальнем пути! Что я буду делать? Я наглотаюсь пыли, заболею и умру. Я ведь певица! У меня такое узкое горло. Посмотри на мои руки! Они слишком нежные. От суровых ветров они растрескаются и покроются кровавыми трещинами! Я не переживу этого испытания и никогда не вернусь в Кордаву. Меня закопают где-нибудь на обочине дороги, и чужая земля скроет мое бедное тело.

В конце концов Галкарис сказала:

– Я заменю тебя. Вряд ли наш господин заметит, что вместо одной девушки с ним поехала другая.

Слезы на глазах наложницы мгновенно высохли. Она уставилась на Галкарис с надменным неудовольствием:

– По-твоему, я настолько дурна, что обо мне можно забыть?

– Вовсе нет, – растерянно ответила Галкарис. – Я хотела сказать, что господин наш добр и беспечен. Разумеется, он никогда не забудет о тебе, но, возможно, не слишком будет зол, обнаружив меня на твоем месте.

– Между прочим, я – превосходная певица, – молвила девушка.

– В таком случае я не смогу тебя заменить, и тебе придется ехать, – сдалась Галкарис.

В глазах ее собеседницы тотчас появилось прежнее испуганное выражение.

– О, нет, не оставляй меня! – взмолилась та. – Я готова уступить тебе даже мой титул самой прекрасной из наложниц, лишь бы ты избавила меня от этого кошмара…

– Я никогда не сравняюсь с тобой ни в красоте, ни в таланте, – поспешила заверить ее Галкарис. – Я считаю своим долгом сберечь тебя для нашего господина. Я охотно умру вместо тебя, надорвавшись в трудном пути.

Девушки обнялись, и наутро Галкарис заняла место, предназначенное для другой. Как и предполагала девушка, ее беспечный хозяин был слишком увлечен своей ролью великого путешественника и охотника за редкими манускриптами, чтобы обращать внимание на рабынь.

В дорожной одежде – шелковых шароварах, длинном шелковом халате, расшитом цветами и спиралевидными узорами, – Галкарис уселась в повозку вместе с другими красотками. Голову и лицо она обмотала широким полупрозрачным плащом, чтобы защитить себя от яркого палящего солнца и пыли.

Все было ей внове, все радовало глаз – и поля, и реки, и небольшие рощи. Когда караван выбрался к берегу моря, Галкарис с наслаждением рассматривала бесконечный морской пейзаж. Волны, скалы, корабли на горизонте, – ничто не казалось ей однообразным. Она жадно впитывала впечатления и думала: «Неужели мне так повезло? Я – самая простая, бедная девочка – еду в удобной повозке и спокойно разглядываю все эти удивительные картины, как будто я вовсе не прислуга, обреченная провести весь свой век на кухне, а знатная дама, живущая в свое удовольствие!»

Другие девушки не разделяли ее восторженного настроения. Каждое утро спутницы Галкарис просыпались в отвратительном расположении духа, все они дружно жаловались на головную боль и прочие недомогания.

Иногда Галкарис даже думалось, что они наперебой изобретают хвори, желая перещеголять друг друга. Стоило одной сообщить, что у нее ломит виски, как другая тотчас восклицала: «Ах, а у меня сводит затылок, и это мучительно!» Третья же, хмуря хорошенькие бровки на гладком лобике, произносила: «Лично я и глаз не могла сомкнуть от болей в пояснице. Не знаю, как буду танцевать. Кажется, моя карьера окончательно погибла! Я утратила гибкость, и теперь каждое движение дается мне ценой мучительной боли!»

Впрочем, все эти беды и болезни не мешали красавицам подолгу просиживать перед зеркалами, накладывая краску на лицо. Кушали они тоже с отменным аппетитом, отдавая предпочтение сладкому.

Галкарис держалась особняком. Она была всем довольна, выглядела счастливой и здоровой, ни на что не жаловалась… К тому же она была в доме новенькой. Поэтому ее спутницы относились к ней с недоверием и даже с презрением. Они пытались превратить Галкарис в свою служанку, требовали от нее услуг капризным тоном, а если та отказывалась или ссылалась на равное с ними положение, возмущенно пожимали плечами и громко обсуждали между собой «нахальную мерзавку».

Но само по себе путешествие было настолько интересным, что Галкарис старалась не обращать на них внимания. Никакие придирки не могли испортить девушке поездки.

Если по дороге попадался большой город, Муртан не отказывал себе в удовольствии зайти в него. Взяв с собой двух-трех телохранителей и одну из девиц, Муртан устраивался на отдых в лучшей гостинице, где проводил несколько дней кряду. Прочие его спутники ютились в палатках или находили пристанище в караван-сараях.

Галкарис вполне устраивали эти условия. Несколько раз ее посещала мысль о том, что она могла бы сбежать: стражники из отряда Муртана не слишком-то следили за поведением наложниц. Они справедливо считали девиц из дома Муртана слишком изнеженными и трусливыми для такого решительного шага, как бегство. Этим самоуверенным мужчинам и в голову не приходило, что среди наложниц их господина может найтись одна не похожая на прочих.

Галкарис обзавелась мужской одеждой. Утащить у Муртана запасной костюм из сундука не составило никакого труда. Ей понадобилось только укоротить полы кафтана и потуже завязать пояс. Шаровары и сапожки Галкарис оставила себе прежние. Шарф, скрывающий лицо, и низко нахлобученная шапка с волчьими хвостами довершили наряд.

В таком виде Галкарис несколько раз отправлялась бродить по городам, где Муртан останавливался на отдых. Ее завораживало увиденное: базары, многолюдная толпа на улицах, высокие богато украшенные строения – и тут же нищие, уличные фигляры, убогие лачуги… Все это повторялось в каждом городе, но везде имело какой-то собственный, присущий только данному месту облик.

И вот в Асгалуне Галкарис попалась. Она как раз любовалась на пляску уличных танцоров – мужчина дудел в длинную трубу, издававшую на удивление гнусавые, громкие звуки, а юная девушка, почти совершенно обнаженная, танцевала прямо на огромном барабане. Галкарис не завидовала этим людям, их свободе: у каждого своя судьба. Но на миг девушка позволила себе соединить свою судьбу с судьбой этих чужаков.

И тут ее грубо схватили за руки.

– Эй, ты! – воскликнул мужской голос. – Да это же девка нашего хозяина! Полюбуйся, Эвран, – обратился он к своему спутнику, – она хотела сбежать! Какая ловкая!

– Я не хотела… – пыталась объяснить Галкарис, стараясь освободиться. – Я просто…

– Идем, идем, – приговаривали воины, уволакивая ее прочь. – Ты попалась, так лучше молчи!

Иначе тебе придется куда хуже. Моли нашего господина, чтобы он ограничился наказанием кнутом. Знаешь, что ожидает беглых рабов?

– Но я вовсе не… – лепетала Галкарис.

Ее никто не слушал.

Тычками и пинками ее гнали через весь город, в гостиницу, где находился Муртан. Один из стражников остался на улице, а второй покрепче вцепился в локоть Галкарис и прошипел ей на ухо:

– Веди себя тихо, ты в приличном богатом месте. Нам не нужен скандал. Если ты будешь держаться прилично, тебе же лучше. А вздумаешь брыкаться и вырываться – я сломаю тебе руку.

Галкарис промолчала.

Стражник быстро провел ее по лестнице и остановился перед дверью в комнаты, которые занимал Муртан.

Муртан возлежал на широкой кровати (лучшей из всех, какие нашлись в гостинице) и кушал фрукты из огромного блюда. В ногах у него сидела полуобнаженная красавица и лениво играла на маленькой арфе.

При виде стражника Муртан поднял брови.

– Что случилось? – произнес он недовольно. – Ты помешал мне.

– Вот, – хрипло сказал стражник, указывая на Галкарис.

– По-твоему, я интересуюсь хорошенькими мальчиками? – еще больше удивился Муртан. Некоторое время он как будто размышлял, гневаться ему или смеяться, но затем покачал головой. – Даже если бы это и было так, не припомню, чтобы я посылала тебя поискать для меня одного-двух.

– Это не мальчик, мой господин, – с поклоном проговорил стражник. – Это женщина и к тому же твоя рабыня.

– Сегодня я взял в постель другую, – заметил Муртан, указывая на девушку с арфой. – Надеюсь, ты еще не вообразил, будто имеешь право указывать мне, с кем я должен проводить время.

– Дело деликатное, мой господин, – сказал стражник. И со злостью посмотрел на голую девицу. Та ответила не менее злобным взглядом.

«Да они все тут грызутся между собой, – подумала Галкарис. – Каждый желает быть полезным господину, каждый рвется занять место поближе к нему».

Муртан махнул девице:

– Выйди, дорогая. Оденься, отдохни. Я скоро позову тебя.

Когда та, не скрывая своего неудовольствия, исчезла за портьерой, разделявшей апартаменты господина и слуг, Муртан перевел взгляд на стражника.

– Говори.

– Это одна из твоих рабынь, господин.

Стражник сдернул с лица Галкарис вуаль. Муртан нахмурился, пытаясь вспомнить имя девушки. Лицо ее действительно показалось ему знакомым, хотя он и не дал себе труд хорошенько рассмотреть его при первой встрече.

– Кто ты? – спросил наконец Муртан, обратившись прямо к Галкарис.

– Мое имя Галкарис, – ответила девушка тихо. – Ты не можешь вспомнить, откуда я взялась, господин? Меня подарил тебе мой прежний хозяин, Грист. Тот, что рассказывал на твоем пиру о храме богини-кошки. Тот, с которым ты поспорил на все свое состояние… которому ты обещал разыскать потерянный в Песках Погибели камень – Кошачий Глаз.

Лицо Муртана прояснилось.

– Поэтому ты и показалась мне приятной, – сказал он. – Ну конечно, я помню, как он подарил тебя. Как-то раз я брал тебя в мою библиотеку и показывал тебе свитки. Ты внимательно слушала и, кажется, даже понимала, о чем идет речь. Мне еще тогда ты представлялась довольно смышленой – для женщины, разумеется.

Стражник, повинуясь кивку Муртана, с поклоном удалился. Муртан опять повернулся к девушке:

– Теперь объясни мне, как ты обзавелась всеми этими вещами, Галкарис.

– Я взяла их в твоем багаже, – бесстрашно ответила она.

– Но ведь это кража!

– О нет, мой господин, – возразила Галкарис. – Ты сам говорил мне, что одна собственность не может украсть другую собственность того же хозяина.

– Верно! – Лоб Муртана разгладился. Хорошее настроение вернулось к нему, и он снова потянулся за ягодами. – Я действительно говорил нечто в таком роде… Итак, ты обзавелась мужской одеждой. Для чего?

– Для того, чтобы свободно гулять по городу.

– Разве ты не собиралась сбежать?

– Сбежать? Но зачем?

– Чтобы быть свободной!

– Мой господин, женщина никогда не бывает свободна. Ей всегда требуется защитник и покровитель, так пусть это будешь ты, добрый и щедрый, а не какой-то неизвестный, который, возможно, не будет ко мне так добр.

– С чего ты взяла, глупая женщина, что я буду добр к тебе? Ты рабыня, вздумавшая своевольничать! Так для чего тебе шляться по городу?

– Из любопытства.

– Разве тебя не устраивает жизнь, которую ведут все остальные мои девушки?

Помедлив, Галкарис все-таки решилась сказать ему правду:

– Мой господин, никакая рабыня не могла бы желать лучшей доли. Но мне нестерпимо скучно с этими женщинами. К тому же они все время жалуются на воображаемые недуги и все они недовольны мной и путешествием.

– Мои люди? – недоверчиво переспросил Муртан. – Ты хочешь сказать, что мои люди могут быть чем-то недовольны?

– Люди всегда чем-то недовольны, даже те, о которых ты заботишься.

– Сядь рядом, – кивнул Муртан. – Угощайся. Хочешь вина? Расскажи обо всем, что ты думаешь, Галкарис. Сдается мне, ты вовсе не так глупа… для женщины.

Галкарис совсем не хотела говорить о неприятном – о болтливых служанках, о мрачных стражниках, о глупых и бесконечных жалобах, которые ей приходилось выслушивать но тысячу раз на дню. Вместо этого она принялась рассказывать о разных чудесах, повстречавшихся ей во время прогулок. Она так увлеклась, что сама не заметила, как прошло время. Уже стемнело, пора было отходить ко сну. Галкарис заснула на постели Муртана, и его, казалось, вполне устраивало это обстоятельство.

На следующий день они вновь двинулись в путь. Галкарис пришлось вытерпеть немало нападок от своих «подруг» по путешествию: каждая пыталась вызнать, о чем Галкарис разговаривала с их господином и что она такого сказала или сделала, если ее так выделили из числа прочих.

Девушка отмалчивалась. Больше всего на свете ей хотелось бы сейчас остаться в одиночестве.

Берега Стикса со стороны Шема выглядели довольно приветливо. По реке плыли лодки и баржи. В небольших деревнях жили смуглые люди. Целыми днями их можно было видеть работающими на полях, с мотыгами в руках: они разрыхляли непокорную землю и неустанно поливали ее водой, чтобы выгнать из ее недр урожай.

Люди эти не казались ни веселыми, ни приветливыми. Муртана это, впрочем, не удивляло: он знал, что крестьяне по своей природе недоверчивы, ворчливы и всегда погружены в какие-либо заботы. Прежде он читал об этом в книгах, теперь же получил возможность полюбоваться на них собственными глазами.

Как всякий путешественник и книгочей, Муртан не слишком высокого мнения был о людях, работающих на земле. Такова уж их участь. Кто-то должен трудиться, чтобы все остальные могли есть. Так устроили боги.

Большинство встреченных путниками крестьян носили легкие сандалии, сплетенные из пальмового волокна, набедренные повязки и яркие платки, обматывающие голову, дабы уберечься от палящего солнца. Многие казались невероятно, неестественно худыми: скелеты, обтянутые черной сморщенной кожей. Но обольщаться на их счет не стоило: при малейшем подозрении насчет чужаков – что они-де могут покуситься на их собственность, – эти «ходячие скелеты» обнаруживали недюжинную силу.

Один из стражников убедился в этом на собственной шкуре.

Стоило ему протянуть руку, чтобы сорвать с дерева фигу и закусить, как на него налетела тощая женщина. Где она пряталась до сих пор – оставалось загадкой.

На матроне была только набедренная повязка. Ее сморщенные груди болтались, свисая едва ли не до пояса, руки были похожи на палки, а лицо – на печеное яблоко. Однако она хватила незадачливого парня по голове с такой силой, что он упал и потом весь день ехал на коне в полуобморочном состоянии: чернота так и плавала у него перед глазами.

Муртан не сказал по поводу случившегося ни единого слова. Стражник сам был виноват – он оказался неосторожен и имел глупость попасться.

Галкарис наблюдала и делала выводы…

Кое-что из увиденного казалось ей знакомым. Она и сама росла в бедности и знала, что голод и страх перед будущим делают людей жестокими.

Караван не спеша двигался вдоль Стикса. Муртан неустанно любовался пейзажами и размышлял о том, что недурно было бы найти художника, который по заказу хозяина изображал бы все увиденное на свитке. К сожалению, среди местных жителей трудно было заподозрить кого-либо в художественных наклонностях: ни один из этих крестьян не умел держать стилос в руках, не говоря уж о том, чтобы рисовать пейзажи. Да подобная мысль просто не приходила никому в голову!

«Я набрал полный караван прислужников и не позаботился о художнике! – сокрушенно размышлял Муртан. – А ведь стоило бы написать книгу о нашем великолепном путешествии».

Он утешал себя мыслью о том, что, возможно, сумеет описать свои приключения так выразительно, что у читателей его будущей книги сами собою сложатся в голове яркие «картинки».

Муртан был так погружен в свои раздумья, что не сразу услышал громкие крики, раздавшиеся в голове каравана. Он поморщился: кажется, поездка превратила его вышколенных слуг в настоящих дикарей! Ведь только дикари кричат на скаку, когда несутся сломя голову и не разбирая дороги. (Об этом Муртан тоже читал в книгах).

Но крики становились все громче и звучали все назойливее, так что Муртан в конце концов очнулся от своей задумчивости и направил коня к месту, ставшему источником беспорядка.

Там творилось что-то странное. Народу стало гораздо больше, чем было изначально. Какие-то непонятные личности крутились среди слуг Муртана и, более того, затевали с ними ссору.

Затем конь Муртана споткнулся, и хозяин каравана с ужасом увидел лежащее на земле окровавленное тело. Он с трудом узнал начальника своей домашней стражи, так обезображено было лицо погибшего. Страшный удар саблей буквально рассек тому голову пополам.

«Разбойники!» Эта мысль пронзила Муртана, точно стрела, попавшая прямо в сердце.

Разумеется, Муртан знал о том, что по пути на богатый караван могут напасть. Для того он и обзавелся охраной. Но до сих пор путешествие протекало совершенно мирно и безопасно, так что в конце концов Муртану начало казаться, будто все эти разговоры о грабителях ведутся нарочно для того, чтобы запугивать путников и выманивать у богачей побольше денежек для оплаты никому не нужных защитников.

Оказалось, что Муртан ошибался, а все те люди, которые пичкали его страшными историями, были совершенно правы.

Муртан и оглядеться не успел, как оказался в самой гуще сражения. Ошеломленный, он вертелся на коне, и всей его воли и ловкости хватало лишь на то, чтобы вовремя уклоняться от ударов или уходить от атакующих бандитов.

Разбойников было человек пятнадцать и все они, как казалось, принадлежали к тому же народу, что возделывал здешние поля. Очень смуглые, почти черные, очень худые и при том обладающие недюжинной физической силой, они атаковали бесстрашно и разили без всякой жалости.

Эти люди не боялись проливать кровь и, как представлялось, не испытывали никакого страха перед болью и смертью. Их интересовали богатства Муртана, и они намеревались отобрать у странствующего богача все: коней, повозки с добром, наложниц.

Муртан увидел, как рослый худой человек в красном тюрбане подлетел к одному из стражников и замахнулся саблей. Сталь ослепительно сверкнула на солнце. Муртан на миг зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел, что всадник мчится дальше, а стражник лежит на шее коня, бессильно уронив руки. Из груди человека обильно текла кровь. Конь пугался, храпел и косил глазами, переступая с ноги на йогу: он как будто не решался пуститься в галоп.

Кругом царили шум и суматоха. Женщины визжали, пытаясь убегать. С громким смехом разбойники догоняли их, сбивали с ног, но старались не причинять вреда. Предводитель бандитов схватил одну из наложниц Муртана и посадил на коня позади себя. Чтобы не упасть и не разбиться, девушка вынуждена была обхватить своего похитителя за талию, а он, с дополнительной ношей на коне, продолжал свою кровавую охоту. Его невольная спутница вынуждена была смотреть, как ее новый господин убивает знакомых ей людей. Она не визжала, не кричала и не плакала, по своему опыту зная, что это не помогает, но лишь еще пуще сердит господ. А прогневать такого господина, как этот безжалостный убийца, означало обречь себя на верную смерть. Поэтому она крепко зажмурилась и прижалась к его горячей спине, постаравшись выбросить из головы все мысли.

Несколько девушек все-таки погибли – их насмерть затоптали кони в горячке битвы.

Муртан наконец очнулся от оцепенения. Сгорая от стыда за свою нерешительность, он выхватил меч – оружие, скорее, декоративное, нежели боевое, – и кинулся на бандитов.

Схватка была неравной. У Муртана не было ни опыта, ни умения. Он просто рубил налево и направо и по возможности избегал ответных ударов. Но он знал, что продержится так недолго. Скоро его либо убьют, либо оглушат, и тогда его участью станет горькое рабство.

Разбойники уже уничтожили большую часть защитников каравана. Муртан был для них незначительной помехой. Пока один или двое сдерживали натиск разъяренного молодого человека, остальные преспокойно грабили караван прямо у него на глазах.

Многие, похватав добычу, уже скрылись, другие все еще копались в сундуках, бесцеремонно выбрасывая наружу яркие шелка, сверкающую посуду, украшения и красивое оружие.

Муртан вступил в поединок с молодым бандитом, который совершенно явно забавлялся этим боем. Для Муртана же речь шла о жизни и смерти. Однако игривое настроение противника оказалось для Муртана сейчас как нельзя кстати. Более опытный и мрачный бандит попросту покончил бы с этим щеголем одним ударом. Молодой же бандит давал Муртану шанс.

Игра продолжалась уже несколько терций. Бандит с широкой белозубой улыбкой на смуглом лице кружил вокруг Муртана, то уклонялся гибким, почти танцевальным движением от неловкого выпада, то сам наносил удар и смеялся, видя, что кончик сабли прочертил кровавую линию как раз там, куда прицеливался разбойник. То на щеке, то на плече, то на груди Муртана появлялись новые болезненные царапины. Вся его одежда пропиталась кровью.

От боли Муртан разъярился. Он ощутил вдруг, как красный туман застилает ему глаза. Он не сумел никого защитить! Он не спас ни одного из тех, кто последовал за ним. Что ж, по крайней мере, он постарается продать свою жизнь подороже.

Муртан вспомнил все те уличные драки, в которые он ввязывался в юные годы, когда был еще шалопаем, завсегдатаем кабаков с сомнительной репутацией.

В те времена ему случалось драться довольно жестоко… Но все это осталось в прошлом. И к тому же в тех случаях противник не стремился непременно его убить.

Муртан с ужасом увидел, как на лице бандита появляется предвкушающая ухмылка. Очевидно, что игра уже надоела разбойнику, и он вознамерился покончить с Муртаном. Следующий удар будет последним, и Муртану не удастся ни увернуться, ни парировать.

Муртан еще попытался подготовиться. Он поднял меч, развернулся к бандиту боком. Но все было напрасно. В черных глазах своего врага Муртан прочитал собственный смертный приговор. Опытный боец будет точен и безжалостен.

И вдруг в мгновение ока все изменилось. Лицо разбойника исказилось, торжествующая улыбка сменилась гримасой боли. Сабля выпала из поднятой руки, задев при падении бок коня. Животное прянуло и присело на задние ноги. Бандит мотнулся в седле и откинулся головой на круп коня.

Тогда Муртан увидел, что из горла разбойника торчит кинжал.

А за спиной убитого Муртан разглядел и хозяина кинжала – рослого широкоплечего человека с растрепанными черными волосами. Синие глаза незнакомца взирали на картину смерти с удивительным хладнокровием. От него как будто исходил холод, и, несмотря на царившую здесь жару, Муртан ощутил, как ледяные мурашки побежали у него по коже.

Мельком глянув на Муртана, незнакомец одним прыжком приблизился ко второму разбойнику и ударом меча снес ему голову. Третий побросал награбленное добро и схватился за оружие. Незнакомец громко рассмеялся. В воздухе опять зазвенела сталь. Незнакомец оказался чрезвычайно стремительным и гибким. Подобная быстрота казалась неестественной, почти невозможной, особенно если учесть сложение незнакомца – массивное, тяжелое.

Третий противник смог оказать ему лишь короткое сопротивление. Незнакомец парировал несколько ударов саблей, а затем ударил своего соперника ногой. Тот не удержался и полетел на землю. Быстрый взмах длинного меча – и разбойник уже кормился в луже крови. Обе его руки, отрубленные по локоть, валялись поблизости, одна все еще сжимала саблю.

Чужак повернулся спиной к изуродованному, умирающему человеку и уставился на Муртана.

– Кто ты? – спросил он спокойно и властно.

Муртан назвал свое имя. Незнакомец терпеливо ждал, и Муртан понял, что обязан рассказать о себе большее.

– Богач из Кордавы, – задумчиво повторил незнакомец. – Далеко же ты забрался… И зачем ты взял с собой все эти ненужные вещи?

– Они помогали мне скрашивать путешествие, – ответил Муртан. Его зубы постукивали. Неожиданно его охватила дрожь: сказалось напряжение последнего часа, да и раны вдруг разом дали о себе знать.

– Все твои люди погибли? – спросил чужак.

– Не знаю.

– Это банда Бейрана, – сказал незнакомец. – Странно, что ты не принял мер заранее. Разве ты не слышал о том, что путешественники подвергаются опасности? Тебя не предупреждали о разбойниках?

– Как тебя зовут? – Муртан с трудом ворочал языком, зубы его стучали.

– Меня зовут Конан из Киммерии, – был ответ. – Ты не ответил на мой вопрос.

– Мне холодно, – пробормотал Муртан.

Конан посмотрел на солнце, ярко пылавшее на мутно-фиолетовом от жары небосклоне, и ничего не ответил. Он отошел от Муртана и принялся бродить по месту побоища.

Зрелище было страшным, неутешительным. Повсюду валялись перевернутые повозки. Несколько лошадей бились на земле, и Конан быстрым ударом меча прекратил страдания животных. Другие лошади бродили с мертвыми всадниками в седлах или вовсе без всадников. Конан поймал всех и привязал. Тела погибших он собрал и сложил в кучу.

Один из стражников Муртана слабо пошевелился. Киммериец сразу заметил это и присел рядом. Человек умирал, но был еще жив. Конан взял его руку в свою и вложил в слабеющие пальцы рукоять меча.

Губы умирающего шевельнулись. Конан сказал, догадавшись о так и не заданном вопросе:

– Я друг. Твой хозяин жив, ты спас его.

Стражник глубоко вздохнул, его пальцы сильнее сжались на рукояти, и он затих навсегда.

Конан встал, огляделся. Все мертвецы были собраны. Теперь предстояло предать их тела огню. И сделать это следовало прежде, чем заботиться о живом: на такой жаре оставлять мертвецов было попросту опасно.

Конан взялся за дело. Муртан безучастно следил за тем, как киммериец обкладывает трупы хворостом и поджигает. Пламя огромного костра поднялось высоко в небо. Муртану казалось, что глаза его лопнут и вытекут, а волосы превратятся в прах, – таким мощным был жар. Но Муртан не двинулся с места.

Кони беспокойно двигали ушами. Их тоже тревожил костер.

Киммериец стоял возле самого костра, точно бронзовая статуя, невозмутимо наблюдая за тем, как погибшие навсегда исчезают в смуглом сердце огня. «Возможно, он молится, – подумал Муртан. – Во всяком случае, он выглядит как человек, который точно знает, что нужно делать».

Но Муртан ошибался. Конан не молился. Он редко вспоминал о киммерийском божестве – Кроме, ведь и Кром нечасто обращал свое божественное око на людей. Лишь в момент рождения будущий мужчина получал от Крома все необходимые дары – силу, волю к жизни и способность владеть оружием; а затем человек оставался один на один с целым миром. И нет никакого смысла в том, чтобы взывать к божеству и о чем-либо просить его. Бог не услышит.

Муртан, незнакомый с суровой теологией киммерийцев, бормотал какие-то молитвы, обращаясь то к Белу, то к Бэлит… Но все это звучало неубедительно и жалко и в конце концов Муртан прекратил бессвязные монологи.

Как будто угадав это, Конан резко отвернулся от догорающего костра и подошел к спасенному.

– Тебя зовут Муртан, – повторил киммериец, – и ты идешь из Кордавы. Кто еще был с тобой, кроме этих бедолаг?

– Женщины, – с трудом отозвался Муртан.

Киммериец поморщился, как будто раскусил что-то тухлое.

– Ну конечно, – буркнул он, – разве такой изнеженный дурак сможет путешествовать без женщин! И где теперь твои женщины? Я видел несколько мертвых.

– Оставшиеся – у бандитов, – сказал Муртан. – Их, вероятно, продадут. Для них в этом не будет ничего нового. Среди моих спутниц не было свободных.

Конан вздохнул.

– Снимай одежду, – приказал он. – Нужно посмотреть, сильно ли тебя поранили.

– Думаю, несильно, но болит.

– Снимай одежду! – рявкнул киммериец.

Муртан скинул пропитанную кровью рубаху.

Киммериец обтер его бок и грудь этой же самой рубахой, не обращая внимания на стоны, которые испускал раненый.

– В самом деле, просто царапины, – заявил наконец Конан. – Не понимаю, что это ты так трясешься. Уж не лихорадка ли у тебя? На, выпей.

И он сунул своему новому спутнику флягу с каким-то крепким отвратительным на вкус пойлом. Муртан глотнул и закашлялся. Однако спустя миг он понял, что напиток подействовал чудесным образом: дрожь улеглась, по жилам разлилось тепло, и даже как будто спокойствие и душевный мир вернулись к незадачливому богачу.

Конан отобрал у него флягу.

– Тебе полегче? Одевайся. Найди что-нибудь поприличнее среди вещей. Тут много разбросано.

Муртан заставил себя встать на ноги. В одном из сундуков он отыскал чистый халат и с удовольствием набросил его на плечи. Прохлада шелка ласкала кожу после обжигающих лучей солнца.

Конан рассматривал оружие, сваленное им в кучу. Лишь немногие из погибших удостоились чести быть погребенными с их саблями и кинжалами, – только те, кто погиб не выпуская рукояти из руки.

Другие же, давшие себя зарезать, как телята, отправились в Серые Миры безоружными. Так они предстанут перед богами – и пусть боги гадают, кто им явился, мужчины или трусливые женщины!

Наконец киммериец выбрал длинный тонкий меч и протянул Муртану.

– Возьми. Мне кажется, тебе это по руке.

Муртан послушно взял меч, взмахнул несколько раз, улыбнулся.

– У меня болит все тело, – признался он. – Я не могу судить о том, подходит ли мне это оружие.

– Я могу, – сказал Конан. – О таких вещах я могу судить даже с закрытыми глазами. Ты должен научиться защищать себя. Куда ты направлялся?

– В Стигию.

– Ты глупец, – заявил киммериец.

– Возможно… Но в Стигии у меня важное дело.

– Таких, как ты, в Стигии ожидает только одно дело – смерть.

Конан повернулся с явным намерением уйти. Муртан отчаянно закричал ему в спину:

– Подожди! Не бросай меня! Раз уж ты меня спас, не дай мне умереть.

– Я оставил тебе коней, ты можешь продать их в любой из деревень и выручить достаточно денег, чтобы добраться до моря, – заметил Конан. – А там ничего не стоит наняться на корабль, который довезет тебя до Кордавы. По-моему, ты вполне в состоянии позаботиться о себе и сам, без няньки.

Муртан вздохнул и не произнес больше ни слова.

С видом обреченного на смерть он следил за тем, как киммериец отвязывает лучшего из коней, преспокойно садится в седло и уезжает прочь. Скоро уже рослый варвар скрылся из виду, а Муртан все сидел на месте, возле постепенно остывающего погребального костра, и смотрел в одну точку.

Галкарис не закрывала глаз, когда кругом шла резня; напротив, она приказывала себе смотреть. Слезы подчас мешали ей, но она сердито смахивала их с лица. Она должна запомнить все, что произошло! Ей казалось, будто она не участник события, а сторонний наблюдатель, и страшные картины, разворачивающиеся сейчас перед нею, – нечто вроде театрального представления. Будоражит, пугает, но никак не задевает.

И вдруг, в одно мгновение, все переменилось. Из зрителя Галкарис превратилась в жертву.

Какой-то человек, совершенно незнакомый, с потным черным лицом, с мокрыми морщинами вокруг глаз и рта, с гнилыми зубами, оскаленными в усмешке, – все эти детали накрепко запечатлелись в памяти девушки, – наклонился над нею и схватил.

Она вскрикнула, пытаясь отбиваться, но он несколько раз ударил ее по лицу, и девушка обмякла, обвисла в железной хватке разбойника. Негодяй поднял ее на коня и устроил позади себя, а затем, ударив пятками скакуна, громко заверещал и кинулся в атаку.

Перед глазами пленницы замелькали картины безжалостного избиения. Люди падали один за другим. Один раз похититель Галкарис, не рассчитав в горячке боя (а может быть, и просто от прирожденной жестокости), зарубил женщину. Это была та самая наложница, которая играла на маленькой арфе в спальне Муртана, когда туда привели Галкарис. Женщина даже не вскрикнула, когда сабля опустилась ей на голову и буквально снесла половину ее лица.

Разбойник не стал останавливаться для грабежа. Казалось, он заполучил то, ради чего и ввязался в это нападение.

Вместе с избитой, перепуганной девушкой он умчался прочь, и скоро Галкарис очутилась в небольшой роще. Там разбойник спешился и снял с коня свою добычу. Он действовал не торопясь, уверенно. Галкарис показалось, что он не в первый раз занимается подобным делом.

Сперва он швырнул свою пленницу на землю и, вбив в почву четыре колышка возле ее рук и ног, накрепко привязал ее ремешками. Тонкие сыромятные ремни впились в кожу. Малейшее движение причиняло боль, поэтому Галкарис после нескольких тайных попыток освободиться лежала очень тихо.

Казалось, разбойник прекрасно знал все, что с ней происходит. Конечно, сперва она попробует выдернуть колышки, а затем – порвать ремни. Что ж. каждый такой поступок будет жестоко наказан.

А он тем временем займется ужином.

Разбойник снял со своего коня седло и узду и пустил животное пастись, а сам развел огонь и вытащил из седельных сумок флягу с водой и половину лепешки.

Галкарис следила за ним голодными глазами. Впрочем, она страдала сейчас не столько от голода, сколько от жажды. Разбойник, разумеется, знал и об этом.

Он спокойно ел и пил на глазах у своей пленницы. Покончив с трапезой, он повернулся наконец к ней.

– Что ж, дорогая, ты, как я вижу, проголодалась. Я понимаю твое нетерпение. Но вот я, твой новый господин, утолил свои главнейшие желания. Ты осталась мне на закуску. Будь со мной ласкова, и получишь питье. А если ты мне понравишься, то, пожалуй, я угощу тебя лепешкой. Тем, что от нее осталось.

Он спустил штаны и навалился на пленницу. Она едва не задохнулась. Eгo прикосновения были отвратительны и грубы, но хуже всего оказались его поцелуи: слюнявые губы разбойника жевали щеки и рот девушки, от них пахло гнилью, как будто ее пытался целовать труп. Она закатила глаза и потеряла сознание.

Когда Галкарис пришла в себя, все уже было кончено. Разбойник сидел на земле, не удосужившись одеться как следует, и пил из фляги. Как ни мучилась Галкарис от жажды, сама мысль о том, чтобы пить из той же посуды, что и ее отвратительный мучитель, была невыносима. Она отвернулась.

Он не развязал ее. Галкарис поняла, что он собирается ночевать в этой же роще. А пленнице придется спать на земле, так, как привязал ее похититель, – с раскинутыми руками и ногами.

Она закрыла глаза. Если ночью кому-нибудь придет фантазия перерезать ей горло, она не сможет даже крикнуть.

Галкарис провалилась в крепкий сон. Испытания минувшего дня совершенно измучили ее, и она чувствовала себя обессиленной.

Среди ночи, однако, сон ее прервался. Она открыла глаза, боясь лишний раз пошевелиться, и увидела чей-то силуэт на фоне звездного неба. Огромный мужчина бесшумно двигался по роще. Несколько раз он останавливался и как будто оглядывался. Галкарис слыхала о том, что существуют люди, способные видеть в темноте, но сама она прежде никогда таких людей не видела. Очевидно, незнакомец – из числа этих немногих. А может быть, он не человек, а какой-нибудь дух. Близость Стигии делала появление подобного демона – или бездомного божества – вполне возможным. Если верить россказням, Стигия просто кишит чудовищами.

От ужаса у Галкарис пресеклось дыхание. Но человек – если только это был человек – уже услышал ее. А может быть, и увидел.

Он еле слышно прошептал:

– Лежи смирно.

Как будто она имела возможность лежать как-то иначе! Она еле слышно выдохнула и снова затаила дыхание.

Человек осторожно пересек поляну и остановился над спящим разбойником. Затем наклонился на миг, как будто хотел проверить, глубок ли его сон, и снова выпрямился.

– Ну вот, – неожиданно в полный голос заговорил незнакомец, – а теперь, пожалуй, можно тебя освободить.

Галкарис вздрогнула, и ремешки тотчас впились в ее запястья. Она не удержалась и простонала сквозь зубы.

Незнакомец ловко перерезал путы и предупредил:

– Не вставай сразу, не то будет больно.

Он взял ее руки в свои и начал растирать.

– Как тебя зовут?

– Галкарис.

– Мое имя Конан, представился чужак. – Кажется, я видел твоего бывшего хозяина. Муртан – так его имя?

– Он жив? – спросила девушка.

– Когда я уходил от него, он был живехонек, только немного поцарапан, – сообщил Конан. – Глядел на десяток лошадей и думал, как бы ему не помереть с голоду.

– Ты оставил его?

– Разумеется. Но вместе с ним я оставил пару дельных советов.

– Как тебе показалось, – тихо спросила Галкарис, – он сумеет воспользоваться твоими дельными советами?

– Вряд ли это должно меня беспокоить, – отозвался Конан. – Он не уберег ни одну из своих женщин. Если бы я не забрел в эту рощу, тебя ожидала бы очень печальная участь.

– Она и так… достаточно печальна, – сказала Галкарис.

– Теперь уже нет. – Конан выпустил ее руки. – Легче? Попробуй пошевелить пальцами.

Девушка повиновалась.

– Руки слушаются, спасибо тебе.

– Теперь растирай себе ноги, а я поищу съестное.

– Я не стану доедать за ним, – с содроганием произнесла Галкарис.

– Почему? – в тоне киммерийца прозвучало искреннее удивление.

– Потому что он… слюнявый.

Конан расхохотался. Его здоровый веселый смех спугнул какую-то ночную птицу, и та с недовольным пронзительным криком улетела. У Галкарис отлегло от души. Ей показалось, что киммериец спас ее не в тот миг, когда зарезал спящего бандита, а именно сейчас, когда рассмеялся – так беспечно и радостно, как будто на земле никогда не происходило ничего печального или грязного.

– Я найду такую еду, к которой он еще не прикасался, – обещал наконец Конан. – Тут поблизости есть родник. Когда сможешь встать на ноги, я отведу тебя к воде. Умоешься и напьешься.

Чуть позднее киммериец спросил:

– Ты влюблена в этого Муртана?

Галкарис задумалась. Вопрос показался ей серьезным. Наконец она сказала:

– Он мой хозяин.

– Это не ответ! – запротестовал Конан. – Я интересовался другим: хочешь ли ты, чтобы он стал твоим мужчиной.

– А ты… можешь это устроить? – нерешительно спросила она.

– Разумеется, – бросил Конан небрежно. – Я ведь только тем и занимаюсь. Подбираю любовников для девчонок, которых украли и изнасиловали слюнявые разбойники. Что-то вроде странствующей свахи. У нас есть даже своя богиня, и храм, и мы приносим ей в жертву неудавшихся женихов…

– Все гораздо серьезнее, – произнесла девушка. Разговоры о богинях и храмах вернули ее мысли к цели путешествия, предпринятого Муртаном. – Мой хозяин – хороший человек. Он изнежен и немного капризен, но это понятно, ведь он ужасно богат и живет в собственном дворце. Зато он очень добр и щедр. И еще он любит читать. Он даже рассказывал мне об одной стигийской богине…

Слово за слово – девушка поведала киммерийцу историю спора, возникшего между Гристом и Муртаном.

– Грист коварен и подл, – горячо говорила Галкарис. – Я уверена, что он давно обдумывал, как ему стать наследником какого-нибудь богатея. И он нашел способ.

– А тебе не все ли равно? – удивился Конан. – Ведь это не твои богатства.

– Муртан мне нравится… – призналась девушка.

– Итак, мы вернулись к тому, с чего начали наш разговор, – заявил Конан. – Муртан тебе нравится, он тебе дорог, и ты хотела бы стать его женой.

– Это уж слишком! – девушка вспыхнула, и Конан догадался об этом, несмотря на темноту. Она услыхала, как киммериец хмыкнул.

– Не слишком. Ты красива, отважна и, полагаю, сообразительна, – сказал киммериец. – Так и быть, поищем завтра твоего Муртана. Мне самому интересно, что он выбрал: вернуться назад, как ему посоветовал знающий человек, или все-таки пойти вперед, невзирая ни на какие опасности.

Галкарис схватила его за руку и прижалась к ней лицом.

– Скажи, что ты решил? – прошептала она.

– Если он двинулся к морю, я пожелаю ему доброго пути, – ответил Копан. – А если он все-таки ищет дороги в Стигию, я… я помогу ему. Как, ты сказала, называется этот драгоценный камень? Кошачий Глаз? Как, по-твоему, дорого ли за него дадут в Кордаве?

Как ни странно, он хорошо и крепко выспался. Муртан пробудился с первыми лучами солнца. Есть ему не хотелось, поэтому он ограничился несколькими глотками воды и уселся на одного из коней. Второго он повел в поводу.

Начался новый день, и этот день был совершенно не похож на все предшествующие. Теперь Муртан путешествовал один. Никто не защищал его, никто за ним не ухаживал, никто не ссорился из-за его благосклонности. Он ни за кого не отвечал и был предоставлен сам себе.

«Наверное, это свобода, – думал Муртан. – Однако мне что-то страшновато… Полагаю, к этому нужно привыкнуть. В юности со мной случалось нечто похожее. Но все-таки тогда я находился в родном городе, среди людей, и у меня были друзья и родственники, к которым я мог бы обратиться…»

Теперь берега Стикса не казались ему такими уж живописными, и мысли о художнике, который нарисовал бы для него пейзаж, больше не приходили Муртану в голову. Он был озабочен куда более простыми вещами: где достать пищу, где переночевать, как перебраться на противоположный берег и достичь, наконец, цели путешествия. Словом, из богача с причудами Муртан превратился в самого обыкновенного странника, такого же беззащитного перед невзгодами и злыми людьми, как и любой бездомный путник в этом мире.

Муртан осознавал это превращение и не слишком печалился из-за него. Если что-то и огорчало молодого человека, так это гибель его слуг. Ему было жаль людей, умерших из-за него.

«С другой стороны, – подумал Муртан, – я не могу позволить себе роскошь долгой печали. У меня есть куда более насущные заботы. И к тому же все эти люди нанялись ко мне совершенно свободно. Что до женщин – что ж, участь наложниц такова. Иногда они меняют хозяев, но никогда – судьбу и образ жизни…»

Лучшим утешителем в подобных случаях всегда служат новые невзгоды. Муртан ехал на коне, высматривая, нет ли поблизости хорошей переправы. Река неустанно катила свои мутные воды по равнине, и что-то зловещее чудилось в ней. Там, на другом берегу, простиралась Стигия, страна таинственных богов, жестоких жрецов, кровавых жертвоприношений, тайн, погребенных в заброшенных храмах.

Ни на одно мгновение у Муртана не возникло желания отступиться от первоначального замысла. Он не сдастся, не откажется от своего плана! И дело вовсе не в том, что Муртану жаль богатств, оставленных в Кордаве. И уж точно не в том, что ему хотелось лишить жизни коварного Гриста – а в злонамеренности этого «приятеля» Муртан уже давно не сомневался.

Нет, просто Муртан был упрям и не привык к поражениям. Да и к чему обзаводиться столь дурными привычками?

Он остановил коня, потому что ему вдруг показалось, что кто-то следит за ним, следуя по пятам.

Муртан огляделся по сторонам, но никого не заметил. Это было странно.

Впрочем, что в путешествии по долине Стикса не было странным? Уже одно то удивительно, что Муртан сумел забраться так далеко.

Если верить старой карте, которую Муртан тысячи раз рассматривал в своей библиотеке, то двигаясь к югу он доберется до города Луксур. Напротив Луксура наверняка существует хороший надежный мост, так что можно будет покинуть Шем и очутиться наконец в Стигии.

Что ж, лучше такой неопределенный план, чем вовсе никакого. Муртан снова двинулся в путь.

Он проехал совсем немного, когда стало очевидным, что его все-таки выслеживают. Чей-то взгляд непрерывно буравил его затылок. Муртан ощущал этот взгляд на себе так явственно, как будто некто прикасался к нему рукой.

Он остановил коня и обернулся. Никого. Но теперь путник уже не даст себя обмануть.

Привстав в стременах, Муртан громко крикнул:

– Кто здесь?

Ответа не последовало. Муртан вытащил из ножен длинный тонкий меч, который предложил ему Конан, и приготовился защищаться. Он не сомневался в том, что нападение последует в любое мгновение.

Почуяли неладное и забеспокоились кони. Порыв ветра, очевидно, донес до них какой-то чуждый запах.

Это насторожило Муртана куда больше, чем взоры невидимого соглядатая. Если бы лошади уловили присутствие человека, они не тревожились бы так сильно. Нет, кто-то другой скрывался в прибрежных кустах.

Муртан спешился. Он не чувствовал себя достаточно умелым наездником, чтобы управлять перепуганной лошадью и одновременно с тем разить врага. Лучше уж встретить опасность уверенно стоя на земле.

Кони бросились бежать, едва лишь их отпустили. Муртан закрылся мечом и приготовился.

Небо как будто потемнело, яркое солнце на миг скрылось за мимолетным облачком. И тут кусты сильно зашумели, и прямо перед Муртаном очутились два странных существа.

Они были крупными, раза в полтора больше обычного человека. Издалека их можно было бы принять за горилл, стоящих, опираясь на мускулистые руки, сжатые в кулаки. Их спины были покрыты жесткой шерстью, а вдоль хребта росли черные, торчащие вверх иглы.

Их длинные хвосты, также покрытые иглами, мерно ударяли по земле. Зловещее гудение распространилось вокруг. Самый воздух вибрировал и дрожал, наполняя душу безотчетным ужасом.

Муртан стиснул зубы и услышал, как они хрустнули. Он – образованный, цивилизованный человек! Он не позволит каким-то жутким существам запугать себя.

Но ему было страшно, и ничего не свете он так сейчас не желал, как возможности очутиться у себя дома, в Кордаве. О, если бы между ним и этими чудищами легли Рабирийские горы и сотни лиг пути!

Он избегал смотреть на морды своих врагов. Черные, сморщенные, с белоснежными клыками, наползающими на губы, с большими, круглыми, удивительно светлыми глазами, – эти «лица» до странного напоминали человеческие. И в то же время ничего человеческого не было в их взгляде – холодном взгляде хищника.

Удары шипастыми хвостами по земле становились все сильнее и чаще, и вдруг один из шипов вырвался из хвоста. Словно пущенный из катапульты дротик, он полетел прямо в Муртана.

Тот не ожидал подобного способа атаки. Игла пробила Муртану плечо, к счастью, не задев кость, и выскочила наружу.

Муртан ошеломленно смотрел на кровь, бегущую из его левой руки. Только этого не хватало! А если эти стрелы еще и ядовитые? От одной мысли о яде Муртана бросило в дрожь. В таком случае он обречен: никто здесь не найдет его, никто не придет ему на помощь. Местные крестьяне, как и любые другие, не жалуют чужаков. А в том, что Муртан чужак, сомнений ни у кого не возникает: оливковый цвет кожи, разрез глаз, манера подстригать бородку – все выдает в нем зингарца, а не шемита.

Превозмогая боль, Муртан увернулся от следующей стрелы. Он упал на землю и покатился, а там, где только что находился человек, тотчас вырос целый лес острых игл. Если бы Муртан не сумел уйти от атаки, он бы сейчас лежал, буквально пришитый к мягкой прибрежной почве. И только богам известно, как поступили бы с беспомощным пленником клыкастые существа.

Ловкость жертвы, которая, как считали монстры, уже находилась полностью в их власти, разъярила их. Они яростно застучали кулаками и хвостами. До Муртана донеслось грозное горловое рычание.

Он в отчаянии сжал рукоять меча. Это оружие, как представлялось Муртану, было сейчас полностью бесполезно.

Но тут он сделал одно открытие: запас игл, созревших достаточно для того, чтобы их метнули в предполагаемую жертву, был у чудовищ ограничен. И сейчас, похоже, таких игл у них больше не оставалось.

Муртан приподнялся, стоя на коленях, и почти возле самого лица увидел оскаленную морду. Чудовище подобралось к нему незаметно, сделав один-единственный бесшумный прыжок. Второе поджидало в отдалении, постукивая по земле хвостом и наполняя воздух гудением и тихим рыком.

Прямо в глаза Муртана смотрели тихие светлые глаза, и в глубине зрачков человек вдруг разглядел собственное отражение: дрожащий, скособоченный рот, беспомощно мигающие веки… Жалкое зрелище!

Муртан вскрикнул и ударил чудище мечом. Но оно, проявив поразительную ловкость, увернулось и в свою очередь ответило Муртану тычком, от которого человек покатился по земле еще дальше. Он стукнулся головой о выступающий корень какого-то растения и на несколько мгновений потерял сознание.

А затем увидел, что оба чудища склонились над ним. Длинная тягучая слюна капнула с синеватого языка, показавшегося между клыками…

– Он прошел здесь, – показал Конан.

Галкарис наклонилась в седле, рассматривая след, затем перевела взгляд на своего спутника.

– Он все-таки смелый, – произнесла она тихо. – Решил продолжать путь в одиночку.

– По правде говоря, выбор у Муртана был небогатый, – заметил Конан небрежно, – и двигаясь вперед он рискует ничуть не больше, чем возвращаясь назад. Здесь каждый шаг может стать последним.

Варвар призадумался и прибавил:

– Впрочем, это касается не только путешествия в Стигию. Я знавал нескольких богачей, которые не покидали собственных домов и всегда появлялись в окружении надежной охраны. И что же? Один из них сломал шею в своей спальне, а другого зарезал ловкий вор, которому нипочем были ни стены, ни засовы, ни стражники…

Он не позволил Галкарис высказать предположение о том, кем на самом деле мог оказаться этот «ловкий вор», и продолжил:

– А здесь Муртан остановился… Наверное, заподозрил что-то неладное.

Девушка вдруг обеспокоилась.

– А разве происходило что-то неладное?

– Еще как! – подтвердил киммериец. – Взгляни на эти кусты. В них кто-то прятался. Кто-то довольно массивный. Возможно, грабители… если не что-нибудь похуже.

Галкарис посмотрела на киммерийца недоуменно. Кажется, ей трудно было представить себе что-то, что было бы хуже грабителей. Но Конан хорошо знал, о чем говорит.

– Полюбуйся лучше на эти следы, – показал он. – Их оставил не человек. И не конь. Это какое-то другое существо…

– Леопард? – замирающим голосом предположила Галкарис.

– Леопард не охотится днем… Твой хозяин не рассказывал тебе, девочка, о том, что Стигия кишит чудовищами?

Конан ухмыльнулся и вытащил длинный широкий меч, который возил в ножнах за спиной.

– Сдается мне, сейчас ты с ними встретишься… Что бы ни случилось, не выскакивай вперед и постарайся удержаться в седле. Если ты побежишь, то – кто знает? – можешь угодить в лапы других монстров. Держись рядом со мной. Поняла?

Галкарис смотрела на Конана широко раскрытыми глазами, в которых плескал ужас.

– Ты поняла? – настойчиво повторил он.

Она кивнула.

– Вот и хорошо.

Киммериец тронул коня и двинулся вперед. Теперь он ехал очень осторожно, постоянно останавливался и прислушивался.

Затем на лице варвара показалась хищная, предвкушающая улыбка. Он блеснул зубами, синие глаза его вспыхнули.

– Вперед!

Галкарис задохнулась при виде картины, открывшейся перед ней: пропитанная кровью земля и десятки острых игл, торчащих из травы, говорили о том, что здесь было совершено нападение и что нападение это увенчалось успехом.