Она его оттолкнула. Он выпрямился, увлекая ее за собой, так что в итоге она сидела на столе, а он стоял между ее разведенными бедрами. Прихватив ее пониже талии, чтобы придвинуть к себе, он не дал им расцепиться и поменял угол, нажимая на точку, которую самки и вампира и человека называют точкой кайфа. Лисса выгнулась, он воспользовался этим, покрепче захватив ягодицу.
— Хватит. — Она не стала его отпихивать, но хотела быть уверена, что он понял. Она ведь не перестала быть его госпожой.
Джейкоб встретил ее взгляд.
— Руки вниз, вдоль боков.
С заметной неохотой он ее отпустил и принялся натягивать джинсы, но Лисса покачала головой. Подхватив его тяжелые яички, она погладила мокрую кожу, потерла горячую и липкую складку под ними.
— Если я решу дать ее, моя следующая метка будет здесь. Я велю тебе раскинуться и оставаться открытым для меня. Без цепей, но тебе придется быть неподвижным и доверять моим клыкам. Но уже почти рассвело. Я хочу, чтобы ты был рядом. Одевайся и следуй за мной.
Когда она провела Джейкоба по дому и переступила порог своей спальни, то поняла, что это могло быть ошибкой — привести его сюда вместо гостевой спальни. Уютная интимность комнаты, мятая постель, остаточный запах того, что тут происходило перед этим, сбили ее с мысли, как и наручники, все еще лежавшие на простыне, брошенные там, где он от них освободился.
Она проговорила заклинание, и деревянный пол замерцал. Краски персидского ковра растаяли, пол искривился и превратился в лестницу, исчезающую в темноте нижнего помещения.
Джейкоб поднял брови:
— Разве вампиры и это могут?
— Ты многого не знаешь. Присоединишься ко мне внизу. Когда я встану, мы поговорим о твоих обязанностях.
— Вы собираетесь меня проверять. Снова.
— Да, — она взглянула на него, не извиняясь. — Рекомендация Томаса — большое дело, но я должна быть уверена. Может, ты не захочешь проходить эту проверку, как поступил с предыдущей. Или все стерпишь, несмотря на свои уловки. Проведешь время в раздумьях, кто я есть и чего хочу от тебя. Может, к следующей ночи ты захочешь на свободу…
— Или не захочу, и это будет началом чего-то нового. Может быть, вы научитесь доверять мне, миледи. Не каждый мужчина желает лишь власти или наслаждения вашей болью. Есть и такие, кто мечтает о чести заботиться о вас. Чтобы его называли вашим воином. Защитником.
Ее сердце сжалось, не желая раскрываться навстречу его словам.
— Мой защитник.
Солнце вставало. Усталость окружала ее, как западня. Было время, когда она могла долго оставаться после восхода в тихой темноте верхней спальни. Она смотрела на полоску света, сиявшую в небольшой щели между занавесками. Сидя в футе от этой полоски, этой яркой линии на полу, она читала. Или думала. Или просто была.
Даже теперь она все еще помнила страстное желание, которое возникало от легкого прикосновения Рекса к ее шее. Одинокая — и одна. Когда Лисса уставала, это воспоминание могло разорвать ее на части.
Власть всегда была у меня, Томас. Ты этого так и не понял до конца. Я вырвала его сердце с такой же легкостью, как раздавила бы рукой персик. Но для тебя было слишком поздно. Поэтому я должна быть жестокой, заставить Джейкоба понять прежде, чем на кону окажется его жизнь.
— Но вообще-то выбор за тобой. — Она глянула на ступеньки. — И если хочешь знать мое мнение, я бы ни за что не пошла так далеко.
Он даже не замедлил шага.
Спальня в скрытом помещении была совершенно такой же, как и наверху. Лисса обернулась:
— Сними одежду. Ванная там. Ты будешь прикован вот здесь, пока я не проснусь, то есть часов десять, так что рекомендую воспользоваться. — Она не смотрела в его сторону. — Джейкоб.
Одно тихое слово, но в него она вложила все. Не только команду, но и угрозу отнять то, что он хотел больше всего.
— Мое терпение так же непрочно, как кожа, покрывающая твои роскошные мышцы, и его так же легко нарушить. Я не желаю с этой секунды слышать от тебя ни слова. Вон ступени. Если ты поднимешься по ним, дверь будет открыта, а Бран обеспечит, чтобы ты покинул территорию. Приглашения вернуться не будет.
Она стала скидывать с себя одежду, слыша, как Джейкоб ушел в ванную и закрыл за собой дверь. Возможно, чтобы, посмотрев в огромное зеркало, спросить себя, не сошел ли он с ума.
У тебя, по крайней мере, есть физическое отражение, подумала она. Мысленное может быть значительно страшнее.
* * *
Он сходил с ума. Джейкоб скинул одежду, сложил вещи на комод и посмотрелся в зеркало. Что-то выпало из этого сценария, словно не хватало больших кусков головоломки, словно ему дали лишь часть пьесы, почитать перед репетицией. Доступ в это помещение, к примеру. Ни один вампир, о котором он слышал, не имел телекинетических способностей, не говоря уж о превращении пола и ковра в лестничный пролет. Это не была иллюзия. Он ходил по этому участку пола и не чувствовал, не видел ничего, что указывало бы на существование огромного помещения под ним.
Лисса настроилась заставить его подчиниться на множестве уровней, и сексуальный был наименее значимым. Джейкоб не был глупцом, он знал, что это лишь проход к более глубоким слоям личности. Может быть, если бы он понял, что она все же дала ему некоторые ответы, он бы чувствовал себя не так неуверенно. У него никогда не было такой каши в голове, и все, что он знал о вампирах, язвило его разум.
Ты понимаешь, смертный, что я могу разорвать тебя надвое…
Он отвернулся от своего отражения и открыл дверь. Гидеон всегда говорил, что Джейкоб пагубно импульсивен. Ну и пусть он окажется прав.
Лисса ждала его в рубашке из прозрачного черного кружева, под которой, конечно, ничего не было. Он видел ее соски, половые губы, все изгибы и выпуклости, стройные ножки, принявшие провоцирующую позу. Она продела руки в браслеты наручников, а ноги — в расстегнутые кандалы. От ее позы у Джейкоба пересохло во рту, а его член встал, распаленный затопившей его похотью — когда Лисса облизнула губы, показывая небольшие клыки. В ответ его шея запульсировала ниже того места, где она его кусала. Черные волосы Лиссы свободно свисали до талии, смешиваясь с черными кружевами, как шелковая занавеска на дразняще просвечивающей ширме.
— Иди ко мне.
Чувственно раскинутые руки и ноги и то, как она смотрела, говорили, что он видит перед собой хищника. И совершенно ясно, кто здесь добыча.
Но он шел вперед, и ее жаркий взгляд притягивал его, как липкие тенета паутины.
Голод его усилился, когда он достиг ее, а она не высвободилась. Наоборот, когда он наклонился, положив ей руки на бедра, от которых его отделяло лишь тонкое кружево, она потянулась к нему так, будто была прикована.
— Трогай меня. Дразни, будто я твоя пленница — для мучений.
Он последовал инстинкту. Прихватив ее за ягодицу, чтобы прижать к себе, он отвернул лицо Лиссы в сторону и зубами оставил метку на ее плече, прямо возле горла. И сомкнул зубы гораздо крепче, чем это делал прежде.
Она охнула, задрожала. Боковым зрением он видел, как расширились ее зрачки. Она прижалась грудями к его голому торсу. Он еще крепче сжал ее ягодицу, как сделал бы, если бы исполнял только собственные желания и использовал ее тело для утоления своей похоти. Ответная дрожь стала более яростной. Она отклонила голову назад, он сделал засос на ее шее, проводя языком по узкой ложбинке у ключицы, Лисса трепетала. Опустив руку, он захватил ее вульву сквозь ночную рубашку, чувствуя, как она горяча и влажна.
Вы увлажнились для меня, моя леди.
Он уставился в ее бездонные глаза. Зрачок поглотил почти всю зелень, осталось лишь кольцо светящегося изумруда.
— Ваша киска снова меня хочет.
При этих грубых словах она приоткрыла губы. Он заметил, что она не слишком старается прятать клыки, когда возбуждается. В ее глазах снова появился красный оттенок, а в чертах лица — напряжение, намек на другое лицо, которое ему предстоит увидеть.
— А ты твердеешь, когда вот так имеешь меня, да? — Ее голос был еле слышим. Она дернулась к нему, а он принялся медленно и то сильно, то слабо, трогать членом ее клитор. Лисса застыла, прислушиваясь к своим ощущениям.
— Да, — сказал он тихо. — Это заставляет меня хотеть оттрахать тебя так, чтобы ты не могла ходить. Я хочу, чтобы ты выкрикивала мое имя, леди.
— Вот видишь, что можно чувствовать, когда получаешь того, кого хочешь, добровольным пленником, — прошептала она, закрыв глаза и качнувшись к нему. Он отстранился, собираясь задрать ей подол, найти ее там и ощутить, как сладкий мед ее киски побежит по его члену снова, почуять его ноздрями.
Но его вдруг развернуло на месте, тело ударилось обо что-то, повернувшись так быстро, что он оступился и не сразу пришел в себя. Лисса двигалась вокруг него, хватая то за руку, то за локоть, то за бедро, а у него бешено кружилась голова.
Он почувствовал, что его запястья и щиколотки прикованы, разведены и закреплены браслетами. Не более чем за мгновение ока, пока он приходил в себя, она туго пристегнула его конечности, на сей раз без ключей, так, что он был растянут в форме буквы Х на полную длину, как и на кровати. Потом она вернула его в вертикальное положение, мир покачнулся, в животе ухнуло.
— Когда госпожа заставляет своего раба стоять смирно и смотреть, как она продевает каждый шнурок, заставляет ощущать потерю свободы постепенно, и его похоть усиливается и разогревает ее саму. Но с тобой для первого раза мы поступим иначе.
Он сумел сфокусировать на ней взгляд — прямо перед собой и внизу. С тем же непроницаемым взглядом и без дальнейших разговоров она присела и взяла в рот член, оцарапав его клыками.
Джейкоб резко откинул голову, но дальше почти ничего не почувствовал.
Он был занял мыслью, где она поставит вторую метку. Каждая метка имела функциональное предназначение. Первая метка была механизмом отслеживания, позволяющим Лиссе всегда знать, где находится меченый слуга. Следующая метка свяжет их разум, позволяя говорить без слов. Лисса сможет проникать в его мысли, независимо от того, хочет он того или нет. Последняя метка должна была привязать его к Лиссиному бессмертию, продлевая ему жизнь в три или четыре раза против нормы. Однако, как и прочие метки, она имела обратную сторону: если Лиссу убьют, он тоже должен будет умереть.
Томас рассказывал Джейкобу, что Лисса может, когда захочет, блокировать его ощущения. Но он надеялся, что наступит время, когда он будет знать ее мысли, ее сердце, независимо от ее желания. Когда перестанет от него защищаться. И эта надежда помогала ему держаться.
Она не стала полностью забирать член в рот, хотя Джейкоб до боли хотел ощутить сосущее давление этого маленького совершенного ротика. Лисса встала, глядя на него из-под тяжело опущенных век.
— А ты вкусный. Ты даже не представляешь, каково мне видеть тебя связанным, идти в постель, зная, что твой член будет болеть и истекать по мне, и сны твои будут полниться мною…
Отвернувшись, она прошла к гардеробу и открыла его. Выдвинув узкий ящик, она провела по его содержимому пальцем. Джейкоб услышал позвякивание металла.
Она обернулась, в руках у нее было нечто, выглядевшее, как проволочная узда из двух петель, какую ставят на бутылочное горлышко, чтобы надежно удерживать пробку. Предмет имел три кольца. Самое широкое было из цепочки и со вплетенными оловянными бусинами. Среднее кольцо было серебряным браслетом, а самая маленькая петля имела декоративную выпуклую крышечку из бронзы. На внутренней стороне крышечки был тонкий, чуть толще карандашного грифеля, штырь двухдюймовой длины из хирургической стали, на конце он расширялся до луковицеобразной формы.
Когда она открыла дверцу маленького ларца в большом шкафу, включился неяркий свет, очевидно, чтобы помочь ей разглядеть набор стеклянных бутылок. Его леди, похоже, обожает тонированное стекло.
Дом, по его ощущениям, все еще был над ними, если только она не исказила пространство и время так, что они были в некоем пузыре, плывущем где-то во вселенной, ни для кого не достижимые и никому не видимые. У мужчин, связанных так, что не пошевелиться, часто появляются отчаянные и странные мысли.