Книжные тюрьмы

Глава 1 Денис

Я давно заметил, что если наблюдать за происходящим со стороны, то становится спокойнее. Это не ты, а кто-то другой сидит в зале суда на жесткой холодной скамейке. У него твои каштановые волосы, слегка пухлые веснушчатые щеки и легкая небритость вперемешку с усталостью. Ветер гуляет за окном, безжалостно занося внутрь помещения осеннюю промозглость сквозь щели в окнах, заставляя кого-то другого скрестить руки на груди и дрожать от озноба. Запах безвкусно дорогого парфюма с нотками холодной земли и мертвых цветов больше не раздражает твои рецепторы. Все присутствующие расфокусируются и превращаются в синие размазанные тени, присыпанные сверху розово-желтой пылью от солнечных лучей. Голоса словно раздаются со дна бассейна, от тебя их отделяет толща воды и равнодушия. Бестолковый, овечий, вечно оправдывающийся голос твоего адвоката еле слышен, и ты отвлекаешься от пугающих мыслей о том, что этот представитель закона, скорее всего, в доле с твоим обвинителем. Раскатистый баритон судьи не нарушает твой покой, никаких переживаний больше нет. Но в голове звучит ряд вопросов, поставленных на повтор твоей памятью, играющей в бессердечного диджея: «Как я до этого докатился? Почему я? Меня покормят перед заключением?»

А то, что впереди ожидает тюремный срок, уже не может быть подвергнуто сомнению. В мою защиту звучат слишком слабые тезисы, и, если верить словам адвоката, пахнущего бальзамирующей жидкостью, я по своей инициативе решил взломать чужие банковские счета. Даже какие-то подтверждающие улики предоставили. «Вам должны смягчить приговор», – зашептал защитник и подмигнул мне.

Все началось два месяца назад, когда на электронную почту пришло приглашение на собеседование по поводу новой должности. Текущая работа была бесперспективной и малооплачиваемой, поэтому я с радостью откликнулся на более интересную и денежную вакансию. Сбывались мои мечты: иногда можно работать из дома, офис компания снимала в самом центре города, в помощь выделяли улыбчивую секретаршу, а в кафе на первом этаже варили просто божественный кофе. Меня нанял «ДеБилд». Странная фирма со странным названием. И не менее странным слоганом: «Потому что мы любим своих клиентов!» Казалось бы, стоило насторожиться, но я был слишком воодушевлен вкусным кофе с первого этажа. «ДеБилд» разрабатывал софт для банковских систем. В компанию я устроился на финальной стадии создания очередного продукта, и через месяц моей деятельности рабочая версия программы под моим руководством была готова. Я писал лишь фрагмент кода и не имел никакого понятия, во что вмешался. Похоже, какая-то группа хакеров использовала меня и обставила все так, что я оказался единственным виновным в планирующемся ограблении. А произошло именно ограбление. Дописанная мною программа стала ключом доступа к счетам клиентов банков и даже некоторых крупных организаций.

И вот я сижу в зале суда, осознавая неизбежность грядущего наказания, так нелепо свалившегося на мою голову. Наступает роковой момент: судья выносит приговор. Сейчас он объявит, что меня ждет. А ждет меня, разумеется, ничего хорошего.

– Денис Левинский, вы приговариваетесь к заключению в книге сроком на двадцать лет без права на досрочное освобождение. Поскольку у вас не было криминального прошлого и в вашей биографии отсутствуют какие-либо проступки, книгу мы выберем на русском языке. Мы вернем вас обратно из переплета в 2060 году, если, конечно, будет кого возвращать.

Да, это была суровая правда. Очень мало кто из заключенных доживал до момента освобождения со страниц вымышленных миров. Многих уничтожало жестокое повествование суровых рыцарских романов, норвежских саг и исторических трактатов о греко-римских войнах. Однако рекордсменом по количеству погибших по праву считалась не менее суровая русская классика. Одно дело – читать о каком-то знаменательном сражении, магическом мире или северном мифе, а совсем другое – оказаться его действующим лицом. Даже если тебя не убьют местные бактерии или вирусы, даже если ты окажешься достаточно смышленым, быстро разберешься, что к чему, и сможешь встроиться в структуру общества, остается еще слишком много «но». Никто не отменял голод, жестокие нравы, тяжелые погодные условия, непрекращающиеся войны – а ведь именно по этим критериям суд подбирал рекомендованные для заключения тома. И уж я бы точно не позавидовал тем, кого отправляли в книгу на иностранном языке. Провинившиеся попадали не просто в жестокий и враждебный мир со своими альтернативными законами, они еще и лишались возможности хоть как-то вникнуть в разворачивающиеся вокруг них события – если, конечно, не были знакомы с языком.

Я как-то наткнулся на исследования ученых, которые опрашивали одноглазых, одноногих или поседевших от ужаса людей, сумевших дожить до своего освобождения. Бывшие заключенные в один голос заявляли, что по каким-то неведомым законам бытия сама натура книжного мира противится вторжению чужаков и уж тем более не терпит влияния на свой сюжет. За вмешательство в повествование ветераны литературной ссылки расплатились, как нетрудно догадаться, глазом, ногой или рассудком. Да, а ведь когда-то словосочетание «литературная ссылка» имело совсем другой смысл. Пушкин, Лермонтов и прочие ребята, пока вокруг суетился рой слуг, смотрели из окон богатых поместий, наблюдали смену времен года и сокрушались, какие они несчастные, от скуки строча повести и стихи. Мои мысли перескакивали с одного мрачного сценария на другой, отчего меня слегка замутило. Даже, я бы сказал, укачало, как после американских горок из парка аттракционов. Но гадкое чувство в конце концов стало отступать, и я понял, что в реальном времени, на суде, прошло не больше нескольких секунд.

– Вы будете отбывать свое наказание в «Ветрах Востока» – романе Джерри С. С. Мортира.

Услышав название, я лишь чуть заметно вздрогнул, пытаясь не выдать облегчения, которое подхватило меня в свои объятия пушистого белого пледа из рекламы кондиционера для белья. «Ветра Востока», это надо же! Любимая книга родом из моего детства.

А потом облегчение уступило место глубокой, тоскливой печали. Здесь, на Земле, останутся мои родители, и я не увижу их целых двадцать лет. За это время они сильно состарятся, а мир изменится до неузнаваемости.

Меня погрузили в старый «уазик» – зомби-привет от канувшего в лету СССР. Как ни странно, эти болотного цвета автомобили с выпученными от изумления фарами все еще были на ходу, в отличие от отживших свое машин марки «Люда» прошлого поколения. Доподлинно известно, что многие переплавленные «люды малины» доживали свой век в новом качестве и исправно служили в роли железных тазов. Казалось, «уазик» искренне удивлялся, почему он жив и ездит, а потому кряхтел и выдыхал из выхлопной трубы облака вонючих газов. Неумирающий стальной дед натужно пукнул, и мы поехали: я, закованный в наручники и хмуро косящийся в скованное решеткой микроокошечко, и сотрудник полиции – за рулем. Рядом, на соседнем сиденье, замер конвоир, сопровождающий меня до места исполнения приговора. Это был коротко стриженный мужчина с самыми обычными серыми волосами, среднего роста, среднего телосложения. Я размышлял о том, что неприметного господина не получится запомнить при всем желании – слишком распространенный и усредненный у него типаж. Рядом с таким человеком можно каждое утро ехать на работу в одном вагоне метро, но запомнить его все равно не выйдет. Специально, что ли, таких на службу берут? Пока я раздумывал на эту тему, мы уже подъехали, миновав контрольно-пропускной пункт. «Уазик» замер на территории старого, построенного еще в XIX веке комплекса из красного кирпича. Не оставалось никакого сомнения, что дома со смотровыми башенками образовывали правильные по форме кресты.

Место осуществления приговора представляло собой старую тюрьму с пустыми, распахнутыми дверями камер. Сюда привозили и для устрашения, и в качестве напоминания. Решетка с черно-ржавыми прутьями скрипнула своими петлями, и я непроизвольно дернулся. Конвоир, стоящий справа, не принял эту неловкую реакцию за попытку побега, а лишь немного надменно хмыкнул. Постоянный спутник подобных мест – холодок по коже – набросился на меня, точно кот на игрушку, набитую мятой, и крепко схватил острыми когтями позвоночник. Это место оживляло в воспоминаниях городские легенды, появившиеся с изобретением технологии перемещения в книжные переплеты. Родители пугали своих едва подросших детей: «Будешь плохо учиться, попадешь в книжку из школьной программы!» А подростки по вечерам в парке, на даче, или засидевшись в гостях у друзей, обменивались страшилками о том, что книги с узниками хранятся в склепах под городом и старых бомбоубежищах. И только что освободившимся узникам приходится еще долго прокапывать себе дорогу наверх руками, разгребая комья земли под пристальным взглядом мертвецов. Мне вспомнилась самая жуткая городская легенда, гулявшая скорее вдоль стен зданий институтов и университетов. Якобы никто на самом деле не возвращается из ссылки в книгу, а все те люди, которые появляются на телевидении и радио, – нанятые актеры. И тот том, в который отправляют заключенного, тут же сжигается.

Я попытался сосредоточиться на радостных воспоминаниях из детства, но так и не смог. Не потому, что у меня не было радостных воспоминаний из детства, а потому, что при текущем раскладе вещей это казалось почти невыполнимой задачей. Мозг снова и снова возвращал меня к событиям, предваряющим весь этот фарс.

Я только закончил писать свой фрагмент кода, окрыленный и готовый к решению новых задач, и вышел из офиса, одетого в элегантное фигурно вырезанное стекло. Первое задание на моей первой работе выполнено, я отлично справился и уложился в дедлайн. Позади – рабочая неделя, впереди – выходные, и комик-кон не за горами, маячит уже, размахивая своим световым мечом. Я спустился на первый этаж по лестнице, и путь как-то сам собой логично закончился в кафе. Не знаю, собирали ли кофейные зерна рабы в Гватемале или местные жители, которым, по меркам их деревни, платили очень хорошо, но кофе все равно оказался чертовски хорошим, как всегда. Никакого кислого привкуса страдания не обнаружилось, только легкое карамельное послевкусие. Повинуясь внезапному порыву, я купил у улыбчивой барышни за стойкой еще и коробку шоколадных печений по слегка завышенной цене. На упаковку, как бы оправдывая свой поступок, производители наклеили стикер: «Без глютена, ГМО, красителей и консервантов. Ручная работа». Да, в любой непонятной ситуации просто клей на все подобную этикетку. Не дают повышение? Этикетка с фразой «Ручная работа» отлично будет смотреться на годовом отчете. Сделал кривую вазу и пытаешься продать ее в интернете? Аккуратно сними с годового отчета вышеуказанную наклейку. А табличка «Без ГМО и вредных добавок» отлично будет смотреться на любой части тела, особенно во время свидания. Заметив, что я замер, разглядывая печенье, кассир слегка смущенно поправила свой темно-синий передник и произнесла:

– C зеленым чаем будет вкуснее.

Мне так и не удалось понять, мешал ли я ей работать или эта фраза предназначалась в качестве зачина к дружеской беседе. Я улыбнулся, почувствовав себя неловко, поблагодарил девушку за совет и поехал домой.

На следующий день я пригласил к себе домой Ника, который был «именно Ником, а не Николаем», и Леньку, который был менее притязателен в отношении зова по имени. С ребятами я дружил еще со школы, а потому они застали мою трансформацию из хиленького худенького мальчика, сломавшего зрение о чтение книг под одеялом по ночам, в довольно подтянутого юношу, увлекающегося Средневековьем. Мое хобби отнюдь не ограничилось восторженным наблюдением за построением войск и ведением военных действий по другую сторону текста. После прочтения «Ветров Востока» я уже не мог спокойно стоять в стороне и просто бить палкой крапиву. Я решил, что гораздо интереснее бить кого-нибудь другого, и не палкой, а мечом. Да, в общем-то, не бить, а скорее участвовать в сражении или настоящем поединке. «Ветра Востока» были даже больше про магию, чем про Средневековье, но так как школы чародейства и волшебства в шаговой доступности не обнаружилось, я уговорил маму и папу записать меня в секцию фехтования. Фехтование со временем переросло в более основательные занятия в сообществе реконструкторов, и чуть позднее я даже научился не только владеть мечом и шпагой, но и стрелять из лука. А потом пришла учеба в университете на программиста, и времени на продолжение занятий по фехтованию и стрельбе стало катастрофически не хватать. Остались редкие упражнения, призванные поддерживать форму, и соревнования, проводившиеся на излете июля в соседнем Выборге. Ник и Ленька, с которыми я всегда находил возможность увидеться, в конце концов все-таки переманили меня в свою секту косплееров. Косплей был по-своему удобен: он не требовал крупных преподношений в виде человеко-часов, если, конечно, ты не шил себе костюм сам; также косплей стал еще одним звеном, связавшим меня и ребят. В общем, я втянулся. Ник, ходивший прямо, словно по струночке, выглядел, как пай-мальчик со скрипочкой из приличной семьи. По какой-то неведомой причине Николай отчаянно пытался развеять образ интеллигента и выбирал для перевоплощения образы самых отъявленных злодеев. Ленька, напротив, был полноватым и к своим двадцати двум окончательно смирился с тем фактом, что в борьбе между нерегулярными занятиями спортом и весом вес победил со значительным перевесом. Каждый год на комик-кон Ленька выбирал именно тот костюм, который бы выгодно представлял его и при этом притягивал женское внимание.

Пицца не заставила себя ждать, она позвонила в дверь при помощи человека-посредника с квадратной заплечной термосумкой и вскоре поспешила оказаться на моем столе в кухне. Вообще-то, квартира была родительской, освобожденной после того, как мама и папа переехали в частный дом на окраине Петербурга «поближе к зелени». Наверно, на дом они копили все двадцать лет, может, конечно, чуть меньше. Я знал, что не могу подарить что-то настолько же значимое, а потому на новоселье преподнес посудомоечную машину (спасибо деньгам, выигранным во время последнего турнира на мечах).

– Хорошая пицца, – с удовольствием причмокивая, заметил Ленька, – и удивительно горячая.

– С тех пор как филиал «Кусь-кусь пиццы» открылся на нашей улице, она и не бывает другой. Времена холодной, как покойник, еды из доставки остались в прошлом, – торжественно возвестил я, приподнимая кусочек аппетитной пиццы с грибами.

– За это и чашку сока поднять не жалко, – подвел итог Ник, обводя взглядом небольшую, но уютную кухню.

Цвета для ремонта выбирала мама, а потому в комнате преобладали пастельно-зефирные оттенки. Я так и не понял, почему женщины любят приглушенно-нежные цвета, хотя и не мог отрицать, что определенный расслабляющий настрой выбранная гамма создавала. По старой доброй традиции после перекуса мы отправились хвастаться костюмами и советовать друг другу дополнять их разными декоративными элементами. Дольше всех, как всегда, переодевался Ленька. Наверно, отвлекся на рассматривание себя в зеркале. Не дождавшись приятеля, мы с Ником принялись придирчиво вглядываться в детали персонажей.

– Ну почему ты легионер? И зачем тебе этот короткий меч? Как его там… вот, гладий! Что за легионер без копья? – приговаривал Ник, осматривая меня со всех сторон.

– Потому что римляне чаще всего сражались в тесном строю гладиусом – коротким мечом и прикрывались от ударов щитом. Копье действительно было одним из самых распространенных орудий в мире, но только не среди римлян, – я перевел дух, – да, знаю, что в этом году вы ожидали от меня, как обычно, чего-то средневекового, но мне захотелось разнообразия. И потом, помните ту историю, когда мы в прошлом году прогуливались после комик-кона вдоль канала у Летнего сада? Вы мне говорили: «Девушки мечтают о рыцаре», «Доспехи – это романтично»… А я, между прочим, уронил не только себя в эту Лебяжью канавку, но и чувство собственного достоинства.

– Ну кто ж тебя просил на ходу в латах оборачиваться вслед той барышне? Повезло еще, что в канавке было неглубоко…

– Вообще-то, это была моя однокурсница, и я хотел по поводу домашнего задания уточнить.

– У рыбок зато смог уточнить.

Ленька зашел на кухню в желтом и пушистом костюме Пикачу. Как я недавно узнал, такой наряд назывался «кигуруми» и представлял из себя помесь гигантского полотенца и халата с капюшоном.

– Да не смотрите вы на меня так свысока! – фыркнул Пикачу.

– А по небу прокатите нас, облака? – закончил фразу за друга Ник. – Я вот тебе по-хорошему завидую! Мы с Дениской каждый год бьемся над деталями и достоверностью костюмов, прорабатываем образы… А фотографироваться бегут сначала к тебе! Хотя ты покупаешь самые незатейливые вещи из массмаркета.

Ник поправил свой плащ Дарта Вейдера, пошитый на заказ, и натянул на голову фирменный шлем завоевателя галактики.

– Потому что я свой образ отыгрываю! Важен не костюм, а харизма, понимаешь? Я улыбаюсь девушкам, говорю им комплименты, а вы по углам жметесь, как первоклассники. На вас красавицы смотрят, а вы в ответ отворачиваетесь, смущенные. Так чего вы хотите? Они стесняются к вам сами подойти, думают, вы надменные или замкнутые. Похвалите женские наряды, завяжите непринужденную беседу. Да на худой конец, сделайте вид, что ждете знакомую в таком же костюме, но издалека плохо видите и ошиблись барышней.

– Я Темный владыка, а не обманщик!

– Ну так и веди себя соответственно! – легко согласился Ленька, поправляя слегка натянувшийся на пузе костюм.

– Подумать только, я ведь сейчас слушаю советы какого-то напыщенного лимона! Прям кисло и тошно от твоих замечаний, – в шутку возмутился Дарт Вейдер.

Я засмеялся и подумал, что ужасно счастлив. Однако уже в следующий миг от «ужасно счастлив» осталось только «ужасно».

Вы когда-нибудь видели, как вооруженный отряд выводит скованных наручниками Пикачу, Дарта Вейдера и римского легионера? А вот наши соседи видели. Звучит как начало хорошего анекдота: «Как-то Дарт Вейдер, Пикачу и римский легионер собрались в пабе…» Вот только на анекдот все происходящее со мной точно не было похоже. Из окна первого этажа высунулась соседка, не пропускающая мимо себя ни одной местной новости. Мне всегда казалось, что эта пожилая дама с высокой прической-гнездом втайне глумится над теми, кто не имеет возможности внести квартплату или поскальзывается зимой на кривых обледеневших ступеньках у парадной. Уж слишком строгий взгляд сквозь морщины у нее получался, какой-то осуждающе-разочарованный. Однако мир не переставал меня удивлять.

– Мальчик хороший, я его с детства помню. Он и мухи не обидит. Должно быть, произошла ошибка и вы взяли не того.

Да, эта леди выглядела как гриф, который носит на голове свое же гнездо, но она вступилась за меня! Ребята в форме лишь хмыкнули и бесцеремонно затолкали меня в автомобиль. Ленька и Ник плюхнулись рядом, дезориентированные и странно озирающиеся. Машина поехала, добавив происходящему сюрреалистичности.

– Денис, признавайся, это какой-то очень хорошо организованный розыгрыш? Ты оплатил нам жутко дорогой квест? Сейчас нам нужно будет найти ключ на полу машины и сбежать, а на ключе будет выгравирована подсказка, ведущая к следующей локации? – пришел в себя Ленька.

– Вот вам хорошо – у вас костюмы теплые… У Ника плотные штаны с пластиковыми и тканевыми вставками… ты, Ленька, вообще какой-то шерстяной… А у меня туника хоть и достаточно длинная, но в ней холодно… так и знал, что нужно было одеваться как римлянин, который идет захватывать Англию, а не как римлянин, воюющий на Италийском побережье!

– А в чем разница? – уточнил Ленька.

– Обмотки бы на ногах были теплые и носки шерстяные!

Ник сел поудобнее, поморщился:

– Ленька, больше похоже, что ты решил остепениться и замыслил утащить зазевавшуюся барышню под венец, пока она не очнулась и не разочаровалась в тебе. Если это приглашение на мальчишник, то ты явно переборщил с драмой.

Мне в голову тем временем закрадывались подозрения… Не требовалось большого ума, чтобы догадаться, какие обвинения я вскоре услышу в участке. Хорошо хоть Леньку и Ника быстро отпустили, после того как половина полицейского наряда перефотографировалась с ними для своих социальных сетей.

События недавнего прошлого отступили назад, только ощущение холодных колец из металла на запястьях никуда не делось. Сейчас на мне была фирменная тюремная форма – достаточно теплые штаны и рубашка, пахнущие хлоркой и кипячением. Наверно, ее до меня носил какой-нибудь нерадивый бизнесмен, сосланный в книгу на пару месяцев за несвоевременную уплату налогов. Лестница уводила все ниже и ниже уровня земли, с каждым шагом сокращая мое время пребывания в реальности. Ступеньки утекали из-под ног, словно песок в старых часах, отсчитывая последние минуты. Топот ног, прокатывающийся эхом по туннелю, вырезанному в скале, был похож на бой курантов.

Неожиданно поворот подземелья вывел меня и конвой в огромный зал, уходящий в бесконечную даль. Переоборудованный не то из старого погреба, не то из отделения для преступников, совершивших особо тяжкие преступления, зал будоражил воображение и заставлял задирать голову вверх, чтобы охватить взглядом все пространство. После полутьмы, окутавшей коридоры, я долго щурился, как крот, которого хищники погнали из норы. Я почувствовал себя прохожим в центре бурлящего мегаполиса, только роль небоскребов играли книжные шкафы, возносящие себя на десять метров вверх. Их полки, ярко и богато освещенные софитами, напоминали окна фасадов. Шкафы были разделены по секциям «Преступления». Мне на глаза попались ряды «Вооруженное ограбление» и «Воровство». На второй и третий этаж вела винтовая лестница, выкованная из ажурного железа. На самом деле, это место напоминало хранилище редких книг эксцентричного миллиардера: все книжные шкафы были герметично закрыты экранами из закаленного стекла, и добраться до книг можно было, только если у тебя имелся код доступа. По крайней мере, так я решил, когда заметил панели из двенадцати кнопок с символами.

– Выглядит потрясающе, не так ли? – обратился ко мне конвоир, который шел позади. – В тюрьмах почти не осталось охранников и обслуживающего персонала… нет врачей, поваров, организаторов досуга… вместо них теперь два библиотекаря и один архивариус.

– Гуманизм, – удовлетворенно протянул другой полицейский. – И ни одного побега. Наконец-то правительство сумело построить тюрьму, из которой невозможно выбраться.

Я почувствовал, как им хотелось похвастаться и рассказать об этом месте: «Смотрите, где мы работаем! Мы причастны к масштабному и очень важному делу! Причастны-причастны! Причастнее и деепричастнее не бывает!» Голоса конвоиров звучали так, будто именно они изобрели технологию телепортации на страницы книг, лично ее внедрили, а теперь работают над чем-то не менее значимым и интересным.

Постепенно дыхание выровнялось, и волнение стало уходить: по крайней мере, каждая книга с преступником действительно хранится под замком, а не подлежит уничтожению. Если бы я был одиннадцатилетним юнцом, то наверняка бы пришел в дикий восторг: меня отправят в любимую книгу! Я там все и всех знаю! Можно подружиться с теми героями, на которых всегда равнялся. Помню, когда только начал ходить в секцию по фехтованию и научился азам, то возомнил себя непобедимым воином, порхающим, как бабочка, и жалящим, как пчела. Однако первые же соревнования выбили эту дурь и дали понять, что мне есть чему поучиться. В те времена я бы многое отдал, чтобы оказаться в Средневековье, тем более магическом: пожертвовал бы всеми своими сбережениями, разбив свинку-копилку, отдал бы коллекцию фигурок из мира фэнтези, не задумываясь, расстался бы с личной библиотекой… В средней школе я начал изучать любимую эпоху и историю в принципе, и тогда я понял, как далеки причесанные, накрашенные и расшитые блестками голливудские фильмы от реалий дремучего прошлого. Когда зимой произошла авария в котельной и наш дом на несколько дней лишился отопления, пришло внезапное осознание – так же мерзли по своим замкам все те господа, лорды и бароны, которыми я хотел стать. Разум говорил, что водопровод и канализация в Средние века тоже отсутствовали, и даже благородным особам нагретую в бадьях воду приносили в несколько десятков заходов, и вода эта имела свойство очень быстро остывать, особенно если в помещении было так же холодно, как в квартире в те дни без отопления. Мои родители не владели дачей, а вот семья Леньки такой роскошью располагала, так что приглашение в деревню оказалось всего лишь вопросом времени. Первый (он же последний) опыт посещения деревенского туалета оставил, во всей полноте иронии, глубокую детскую травму в моей неокрепшей психике: кошмары, в которых меня поглощает «черная дыра», как я окрестил эту модель уборной, до сих пор иногда вторгались в безмятежные сновидения. Таким образом, Средневековье и его романтика сами себе подписали приговор. И это еще молчу про отсутствие врачей и лекарств. Так что уже к шестнадцати годам я бы отдал свою значительно увеличившуюся коллекцию фигурок героев из фэнтези, подросшую библиотеку и карманные деньги, только чтобы в это самое Средневековье меня ни за что не отправили.

Как и всякий почти взрослый мужчина в свои двадцать три, я стремился к интересной работе по специальности, хотел посмотреть мир, что-то кроме курортных Турции и Египта, где отдыхал с родителями; найти девушку, в конце концов. Неужели я теперь не смогу осуществить ничего из того, что планировал?

Тем временем конвоиры остановились, очевидно доставив меня к конечному пункту. В помещении находился механизм, похожий на гигантский старый граммофон со страниц учебника по истории быта людей XX века. Возле граммофона крутился не то научный сотрудник, не то библиотекарь – я не успел рассмотреть работника, поскольку двигался он слишком быстро, проверяя состояние оборудования.

– Хм-м, а вот и «Ветра Востока» Джерри С. С. Мортира пожаловали, верно? – Наконец, мой взгляд остановился на замершем мужчине в аккуратной, но безвкусной рубашке с острым воротом, надетой поверх майки. – Выходит, вы попали в переплет? Кстати, спасибо, что не задержались – я теперь вовремя успею на обеденный перерыв. Давайте поторопимся, сегодня подают венские вафли в столовой через дорогу, хочу застать их еще горячими.

Некоторая циничность и отстраненность на подобной работе, конечно, требовались для сохранения здравого рассудка, однако мне не понравилось, что свое равнодушие, пренебрежение и легкую насмешку этот человек даже не попытался скрыть.

– У меня, вообще-то, есть имя и чувства, – не выдержал я, раздражаясь. – Я же вот не берусь судить вас, как книгу, по обложке. Хотя держу пари, что рубашку вам подыскивала мама, потому что ни один мужчина в здравом уме не решится такую одежду добровольно выбрать. А у жен обычно есть какой-никакой вкус. И фразу вы свою коронную про «попали в переплет» каждому заключенному говорите, она у вас дежурная. Думаете, что вы смешной и остроумный?

Сотрудники службы безопасности не сдержали улыбок, но попытались подавить смешки. Мужчина, выслушавший мою тираду, поджал губы, набрал в рот воздух, пытаясь парировать замечания, открыл рот, но не нашел, что ответить. Потом снова глубоко вдохнул, собираясь высказать свое негодование, и опять растерялся.

– Валерий, зачитай права нашему шутнику. И запускай уже свою машину.

– Машину? Вообще-то, это трансформатор… переместитель, чтобы вам было понятнее. Это изобретение превращает частицы, из которых состоит человеческое тело, в волновое излучение, а затем обратно, и тогда переносимый объект оказывается уже непосредственно в книге. Одежда, она тоже из органики, поэтому телепортируется вместе с владельцем… Так или иначе, – Валерий взял себя в руки, собрал остатки инициативы и продолжил: – Денис Левинский, ваша книга будет храниться в отделе «Мошенничество в особо крупных масштабах», запечатанная в течение двадцати лет. Если по истечении этого срока вы останетесь в живых, то вас вернут со страниц книги. Вы можете написать прощальное письмо или высказать ваши мысли, которые мы запишем на видео. Копии видеозаписи будут разосланы по указанным вами адресам. Я лично прослежу за доставкой ваших сообщений родным и близким. Такая у меня работа.

Я устало кивнул, запоздало осознавая, что моя вспышка негодования могла мне дорого обойтись. Все-таки не стоило злить человека, от которого напрямую зависело мое благополучие.

– Пожалуй, давайте запишем мои слова на камеру, – я немного сник, снова отстраняясь от происходящего. Задумавшись, я не заметил, как ко мне тихо подошел один из конвоиров и утешительно произнес:

– Ничего он с твоей книгой не сделает, можешь не переживать. Здесь повсюду камеры. За такой проступок Валерий только недели две будет писать объяснительные. Бумажная волокита – его страшный сон наяву, вот такие они, эти выпускники с инженерного. Ты даже не представляешь, как нас достала эта глупая фразочка про переплет, так что спасибо. Думаю, больше мы ее не услышим.

Никогда бы не подумал, что бюрократия однажды спасет мне жизнь, но теперь к оформлению отчетов о проделанной работе и объяснительным я решил относиться с большим уважением и теплом. Мне не хотелось терзать родителей и друзей длинными прощаниями, и обвинять мир в несправедливости у меня тоже не было желания, так что я ограничился небольшим сообщением:

– Вы меня хорошо знаете и понимаете, что я невиновен. Просто оказался, как бы это банально ни звучало, не в то время и не в том месте. Следовало бы настороженнее отнестись к новой работе, ну не знаю… Не откликайтесь на вакансии через интернет-приложение «Трудоголик», потому что я не хочу встретить вас, разгребающих конюшни на страницах русской классики. Такой удар ни один школьник не переживет. Берегите себя и помните, что ученикам и без вас хватает страданий из-за постоянного додумывания на тему: «Что же хотел сказать автор о характере героини, когда изображал невозделанное русское поле». Я вами очень дорожу. Люблю вас, папа и мама. Ник, Ленька, как говорится, не дождетесь. Вот вернусь и опробую все Ленькины советы по знакомству с барышнями.

– Вообще-то, – голосом школьницы-отличницы заметил технический специалист, – после попадания в книгу человека меняется только тот том, в котором оказался заключенный. Остальной тираж остается неизменным.

– Валерий у нас обделен юмором, – печально пояснил конвоир и покачал головой. – Он бедный во всех смыслах.

Техник что-то зашипел в ответ, как растворяющаяся витаминка в стакане, но я уже не услышал перебранку. Глаза защипало, и я отвернулся. Сотрудник выключил камеру и подсоединил к ней шнур для перекидывания видео. Сопровождающие стояли чуть поодаль, внимательно за мной следя. Валентин открыл небольшой ящичек у «граммофона» и положил внутрь книгу, предварительно вчитавшись в надпись на ее форзаце и бегло пролистав страницы. Знакомая с детства яркая обложка с золотистым драконом и воином-всадником в китайских доспехах легко узнавалась. Я внимательно проследил за тем, как мужчина в последний раз сверился с выставленными на телепортаторе настройками.

Интересно, догадались ли продавать переписанные книги на аукционах? Это была бы золотая жила: одному Богу и распорядителю аукциона известно, какие бешеные суммы согласны выложить фанаты любимых произведений за новую версию романа. Валентин направил на меня огромный ретранслятор «граммофона», похожий на распускающийся бутон цветка. Конвоиры синхронно попятились, словно участвовали в танцевальном флешмобе, и мне на секунду показалось, что я просто оказался героем реалити-шоу о розыгрышах. Однако моя фамилия была не Труман, и кошмар не прекратился. Трансформатор заискрил. Из ретранслятора вырвались прозрачные волны, по краям которых переливались радужные разводы – совсем как у мыльных пузырей. Волны настигли меня, и я почувствовал, что они похожи на прикосновение брызг моря и дуновение соленого морского бриза. Почти сразу излучение стало каким-то тягучим, словно патока, и я начал увязать в нем. Лаборатория, равно как и ее сотрудники, медленно выключилась точно так же, как гасли когда-то старые ламповые телевизоры, о которых я смотрел научно-популярную программу на «Дискавери». Перед глазами выросли плоские белые бумажные города за крепостной стеной, на которых были вытатуированы черные буквы. Между городами образовались леса и поля, потекли реки из шрифта. От китайских пагод с загнутыми вверх крышами потянулись тени, добавляющие архитектуре объем. Поля превратились в холмы, приобретая трехмерность, а у рек появились берега. Мир вокруг меня вращался, точно карусель в парке аттракционов; на черно-белой реальности стали распускаться робкие акварельные бутоны цвета. Прежде чем передо мной явился мир «Ветров Востока», я увидел вспышки выдыхаемого огня, бой-танец монахов, одетых в лазурные одежды, горные пики, занесенные снегом, вдоль которых кто-то оставил одинокую цепочку следов. Передо мной засияла огромная желтая луна, бросающая тени на серебристую реку, в которой тонули звезды. Мираж исчез, когда я случайно моргнул.

Трансформатор выбросил меня посреди распаханной чайной плантации, прямо в колючий зеленый куст, да еще и вверх ногами. Словно колобок, я выкатился на протоптанную дорожку и перевел дыхание. Лицо, наверно, покрылось мелкими ссадинами, поскольку жутко чесалось; тюремная мягкая рубашка слегка задралась, и я поспешил ее поправить. Я не ожидал, что после перемещения в роман окажусь одетым по местной моде, но все равно занервничал. Книга Джерри С. С. Мортира была довольно жестока даже к тем, кто родился, вырос и прошел успешную социализацию в местном обществе. Что же можно было сказать о чужаке, разряженном под огородное пугало? У меня почему-то не оставалось сомнений: если я в таком виде покажусь перед местными жителями, меня быстренько без всякого суда предадут казни как шпиона из соседнего государства. И неважно при этом, похож ли мой наряд на тот, что носят чужаки, или нет. Я огляделся. Зеленые кусты чая перемежались с фиолетовыми, ярко цветущими кустами лотоса вайолет и исчезали за горизонтом, спускаясь витиеватыми полосами с холма в долину. Лотос, выдуманный автором, был создан скорее для описательной красоты, нежели для выполнения какой-либо функции, однако обладал легким успокаивающим эффектом. Вместе с расползающимся солнечным светом по земле заскользили завихрения тумана. Я вспомнил первые строки «Ветров Востока»: «Это было необычайно хрустальное утро, окутанное еще не проснувшимся волшебством. Белая пугливая дымка стелились по зелено-фиолетовым полям».

Я хмыкнул. Тишина, как и приказано фантазией Джерри С. С. Мортира, зазвенела еле слышными колокольчиками и затихла в молчаливом предвкушении. У меня вырвались следующие строчки книги: «Этот мир ждал». Тьфу ты! Нашел время цитировать любимое произведение! Какой у меня вообще план? Прятаться от всех мест, помеченных цивилизацией? Следить из-за кустов за развитием сюжета, боясь, что меня обнаружат? А еду как добывать? И как не замерзнуть зимой? Я не выживу, прячась по лесам и полям, ночуя без палатки, спальника, нормальной пищи. Даже если в местных лесах достаточно съедобной, немагической дичи, то где мне раздобыть лук и стрелы? Осознание пришло быстро, как будто давно было готово всплыть и открыть мне правду: мне нужно стать главным героем. Отнять у простодушного, наивного юнца его единственный шанс выбиться в люди и стать воином-волшебником. Забрать, присвоить себе чужую судьбу, варварски вырвать из рук простого крестьянина надежду и безжалостно растоптать ее. Мне никогда не хотелось быть кем-то; в то время как мои одноклассники мечтали стать Джоном Ленноном или Вином Дизелем, я всегда хотел был просто собой. А сейчас именно мне придется притвориться другим человеком, чтобы выжить. Чтобы вернуться домой хоть и постаревшим, помятым, но все-таки живым. Теплым, дышащим. Эту книгу придумали не под меня, поэтому нужно сильно постараться, чтобы вписаться. Вспоминая, что произойдет дальше, я помчался вниз, вдоль педантично высаженного ряда кустов чая и лотоса. Впереди показалась река, лениво ворочающая свои воды по камням. Я понял, что повествование книги отнюдь не собирается меня ждать, когда наконец догнал крестьянина, снимающего с плеч плетенную из бамбука корзинку. Как и положено порядочному главному герою, юноша по имени Минж отвлекся от своего тяжелого труда, и, увлеченный созерцанием восходящего солнца, стал зачитывать вслух только что сочиненные строки:

Если переводить весь этот текст с языка метафор, то Минж заявлял, что окрылен творческим вдохновением и хочет принести своей стране процветание. Протагонист, вопреки моим ожиданиям, оказался совсем уж невысоким парнем, едва достающим мне до плеча, а еще он слишком простодушно расплывался в прямо-таки умственно отсталой улыбке. Такой умиротворенный, настроенный на нежное единение с природой, Минж вдруг словно взбесился, стоило мне обогнать его и оставить позади. Я услышал боевой клич за своей спиной и поднажал. Позади раздались почти нечеловеческие завывания. И вот это уже было не по сценарию. В этом месте «Ветров Востока» простой сборщик чая должен был почувствовать зов непреодолимой силы и спуститься к реке, не забывая восхищаться бабочками и птичками, как последняя Белоснежка.

– С дороги! Не смей! Ты идешь туда, куда… нужно именно мне! Только мне… – Маленький крестьянин с короткими ножками с каждой фразой все с большим трудом переводил дыхание, задыхаясь от бега. С плетеной корзиной, трепыхающейся за спиной и шуршащей собранным чаем, Минж напомнил мне разъяренную черепаху.

Книга Джерри С. С. Мортира была интересна тем, что повествование начиналось с истории, в которой самый обычный человек, на месте которого так легко себя представить, постепенно становится воином без страха и упрека, силой своей воли подчиняет себе волшебство и всему учится вместе с читателем. Духовный рост и путь, полный приключений, я с героем проходил в детстве вместе – а не наблюдал за очередным становлением и без того крутого всемогущего колдуна, списанного с фантазий о себе какого-нибудь недалекого автора. Кроме таланта поэта, который, к сожалению, никак не мог усилить выносливость, Минж в данный момент ничем особо выдающимся не располагал. Я сейчас ненавидел сам себя. За то, что существенно превосходил крестьянина-чаесборца по физическим показателям, навыкам ведения боя и уровню владения оружием. Обойти очевидно более слабого соперника, не способного оказать сопротивление, – это было слишком низко, даже постыдно. Ничуть не запыхавшийся, я стоял у подножия холма и пытался понять, в каком направлении мне теперь двигаться. К сожалению, автор не так подробно описал путь до реки, и я не был уверен, стоит идти направо или налево, вдоль берега. Да и, в отличие от Минжа, меня не примагничивало сюжетом к месту разворачивающихся событий. Мои задумчивость и нерешительность дорого мне обошлись. Отчаянно подавляемые грудные хрипы и сопение я услышал слишком поздно, когда отважный крестьянин в прыжке бросился на меня из-за чайного куста, пытаясь повалить и выиграть время. Это было похоже на прыжок домашнего кота, который играл в охоту. У моих родителей был сиамец по кличке Брюс Ли, выскакивающий из-за угла на всех гостей и членов семьи с одной-единственной целью – застать врасплох. Брюсик, как его ласково звала мама, поймав «добычу», принимался колотить задними лапами по тапку человека, а передними крепко вцеплялся в ногу, словно хотел вскарабкаться на дерево. Нетрудно догадаться, что мама просто обожала, когда на Восьмое марта ей дарили несколько пар колготок нелоскутной кондиции.

Сейчас родительского кота мне очень напомнил Минж, пытающийся лягаться, царапаться и кусаться одновременно. Воинственный крестьянин, с трудом переводя дыхание, оттолкнул меня. Однако без дополнительной опоры потерял равновесие и нелепо завалился на бок. Красное от перенапряжения лицо с ненавистью уставилось широкими миндалевидными глазами, Минж прорычал:

– Я не сдамся! Я буду сражаться! До последнего вздоха.

Даже в сочетании со смешно болтающейся на одной тесемке плетенной из бамбука шапочкой его заявление не показалось хоть чуть-чуть забавным. Отряхнувшись от пыли, я покачал головой:

– Эх, а ведь я всю жизнь пытался стать на тебя похожим… Я всегда хотел такой сильный, несгибаемый характер…

Крестьянин ничего не понял и продолжил прожигать меня взглядом. Не представляю, что делал бы Минж, окажись он на моем месте. Но я знал, что буду вынужден сделать сейчас. Мне нужна была его одежда (и без мотоцикла!).

Пока я раздумывал, как лучше провести удушающий прием, после которого Минж быстро придет в себя, главный герой снова попытался броситься мне под ноги. Машинально я шагнул в сторону, освобождая дорогу юному и бравому чаесборцу. Вот только я не учел, что покатый холм за моей спиной переходил в овраг. Минж покатился кубарем – да так бодро, как будто участвовал в английских соревнованиях по бегу с горы за головкой сыра. Приз в виде сыра у подножия чайной плантации, конечно же, не ждал беднягу Минжа. Литературный персонаж крякнул и поднял последнее облако пыли. Что-то предательски и неприятно хрустнуло. По моей спине прошел холодный озноб, и ужасная мысль закралась вдруг в мое подсознание: «Неужели мои действия повлекли за собой летальный исход? Я сломал ему спину?!»

В кустах, на обломках бывшей плетеной корзины, без чувств и слегка помятый, лежал Минж. Все руки и ноги, вопреки моим опасениям, торчали из правильных мест и под нужным углом. Убедившись в наличии пульса и ровного дыхания у героя, я принялся критически осматривал себя.

Одежда протагониста «Ветров Востока» хоть и налезла на меня, но выглядела жутко, как будто я ограбил детский магазин карнавальных костюмов. Полукафтан с запа́хом сел впритык только потому, что предполагал обмотку вокруг тела в два слоя и обвязывался вокруг пояса веревкой. Правда, вместо того чтобы доставать до колен, кафтан предательски топорщился складками чуть пониже спины. Штаны вообще превратились в бриджи и налезли на меня лишь благодаря подвязкам на поясе. Соломенную шляпу я привязал к шее, чтобы она аутентично болталась за спиной, так как она категорически отказалась держаться на голове и постоянно спадала. В этом добытом в бою наряде я чувствовал себя китайским разбушевавшимся Иваном-дураком. Только лаптей не хватает… Но у меня есть неплохой аналог: пока сидел за решеткой, ожидая приговора, успел обзавестись простыми мокасинами из искусственной кожи, которые были положены всем заключенным… К счастью, мокасины были похожи на обувь, которую носили местные книжные жители. Плетеные «туфельки» Минжа, наверно, не подошли бы ни Золушке, ни даже Дюймовочке. Да чего я, собственно, злюсь-то? Нормальный 35-й размер среднестатистического жителя Востока – что вымышленного, что реального.

Кстати, сам гордый владелец 35-го размера ноги, укрытый моей тюремной формой, чуть шевельнул кустом чая, а значит, скоро должен был очнуться. Я поспешил к реке, чтобы побыстрее встать на нужную сюжетную канву, и принялся тщательно исследовать песчаную отмель. «Минж, тонко ощущающий природу, скорее почувствовал, чем понял: что-то не так. Хрупкая грань мира треснула, и произошел еще один сильный перекос в сторону дисгармонии и хаоса. Юношу осенило – он должен спасти того, кто попал в беду!» – в моей голове всплыла фраза писателя.

– Ну неужели нельзя как-то подсветить нужный мне участок реки? Где я должен искать ее?! Мортир, ну почему ты не мог добавить какую-нибудь фразу про волшебные всполохи? – закричал я в пустоту, скорее из-за злости на самого себя, чем на автора книги.

Я развернулся и зашагал в противоположную сторону. Та, кого требовалось отыскать, сейчас трепыхалась в рыболовных сетях, а я все никак не мог обнаружить тонкие длинные лодочки и аккуратную пристань за густо проросшими кустами. Я бежал вдоль песчаной косы, не сбавляя быстрого темпа. Только бы она не захлебнулась, так и не дождавшись моей помощи! Поиски невольницы и исследование окрестностей на предмет попавших в беду героев по-прежнему ничего не давали. Я начинал паниковать. Подобно сказке о золотой рыбке, в китайском фольклоре проскальзывала идея благодарности спасенных человеком от верной смерти животных, которые внезапно оказывались говорящими или волшебными. Используя этот повествовательный прием, Джерри С. С. Мортир имел возможность ввести протагониста в мир приключений и магии. Река сделала очередной змееподобный изгиб, за которым и обнаружилась долгожданная бухта. На фоне пастельно-голубого неба, пастельно-голубой реки синяя рыболовная сеть как-то зрительно терялась. Возможно, я бы и не заметил ее, если бы в ней не запуталась маленькая рыженькая лисичка. Если честно, момент с застрявшей в сети лисой, с моей точки зрения, был самым слабым и недостоверно прописанным во всей книге. «Совсем еще лисенок, она спустилась к реке, чтобы утолить жажду, и не заметила растянутую под водой сеть. Испугавшись, лиса задергалась и увязла в мелкой сетке. Каждая попытка освободиться еще больше сковывала испуганное животное…» Бежевые лодочки, как им и положено, тихо покачивались у пристани, лиса, как ей было приказано, фыркала и отплевывалась от брызг, насквозь промокшая и отчаявшаяся. На меня сквозь вязаный узор сети посмотрели золотистые глаза.

– Помоги мне, не бросай меня! Я награжу тебя, только не уходи!

Куда уж тут уйдешь! Я выдохнул с облегчением.

– Я не опасна! Мы всегда были добры к людям! Пожалуйста, не причиняй мне вреда! – продолжала лисица, жалобно глядя на меня.

Исчерпав весь свой запас отведенных автором реплик, зверюшка затихла и сжалась в комок.

– Помоги мне, не бросай меня! Я награжу тебя, только не уходи! – внезапно повторила она. Словно пластинка вдруг поехала по второму кругу, и вся ситуация жутко напомнила мне ролевую компьютерную игру, где персонажи повторяют одни и те же слова, пока ты не выполнишь то, что от тебя требует геймплей и замысел сценариста.

Я приблизился к пленнице и увлек ее подальше от воды вместе с сетью. Руки на автомате принялись распутывать узлы, наученные более сложным обстоятельством – необходимостью в реальном мире приводить шнур от наушников в рабочее состояние.

– Я связана теперь с тобой. Ты спас мне жизнь. Я еще не умею использовать свое волшебство, но как только научусь, то обязательно отблагодарю тебя!

Нужно было как можно скорее убираться отсюда. И дело было не только в том, что меня мог найти Минж. Схватив поклонившуюся лисичку, я бросился в сторону леса, за которым вырисовывались сияющие на солнце горные пики.

– Меня зовут Ян Конг Минг Мэй, что значит «солнечная». Но ты можешь звать меня Мэй, – радостно декламировала моя новая спутница. – А как звучит твое имя?

– Денис, – не задумываясь выпалил я.

– Очень приятно, Цзе Ни Сы. Можно я буду звать тебя просто…

– Нет, – возразил я, перебив Мэй. – Не надо так сокращать мое имя!

– Как тебе угодно, Цзе Ни Сы!

– Денис же! – Я отказывался соглашаться с подпрыгивающей на моих руках лисой.

– Я так и говорю: Цзе Ни Сы!

Я вздохнул, не имея более душевных сил, чтобы спорить с восточно-ориентированной книжной лисой. Когда мне показалось, что я успел проскочить надвигающуюся опасность, из леса навстречу вышел странствующий отряд разбойников. Они были одеты в разноцветные меха. Буквально разноцветные. У одного коротышечного юноши на плечах висела радужная шкурка, у другого – насыщенно-синяя, в которой я признал мех кота-оборотня. У главаря – самого, с позволения сказать, крупного человека, который оказался на голову ниже меня, – был плащ из драконьей кожи – плотный, переливающийся золотыми чешуйками. Зрелище было одновременно красивое и ужасно грустное. Мэй тяжело выдохнула и прижалась к моей груди. Вместо того чтобы обеспокоиться по поводу вооруженного отряда из пяти человек, я подумал о том, что уже начал менять книгу, когда представился Денисом. Впервые лисица сказала что-то не по тексту… Однако главарь головорезов своей роли пока еще придерживался исправно:

– К чему такому насекомому, как ты, столь дорогое животное? Нам шкура зверя больше будет к лицу! Если ты немедленно отдашь животинку нам, то мы кинем тебе немного еды, селянин.

– Почему бы мне не показать вам, где я нашел гнездо этой лисы? Тогда у вас в руках окажется еще больше шкур, ведь ее мать с отцом должны скоро вернуться с охоты! – фраза, конечно, не была дословной, но сказана оказалась близко к оригиналу.

Самый крупный разбойник изобразил на лице подозрительность.

– Я тебе не верю. Твои слова звучат неубедительно.

И вот тут случилось сюжетное расхождение. Книга зажила своей, какой-то альтернативной жизнью. Я почувствовал, как что-то внутри оборвалось, будто я оступился и, к своему ужасу, вдруг не обнаружил под ногами землю. Мне оставалось лишь гадать, не покорежился ли весь сюжет из-за моей глупости и неосторожности. Не собираясь еще больше портить повествование, я устремился направо к той яме, вокруг которой поросли плотные кусты и куда Минж должен был заманить любителей меха и шкур магических существ. Мэй испуганно сопела и впивалась когтями в плотную ткань суконного халата. Стараясь ориентироваться по деревьям из описания Джерри С. С. Мортира, я с содроганием озирался по сторонам, чтобы самому случайно не рухнуть в глубокую, вырытую под крупного зверя, ловушку с наточенными кольями на дне. Низко висящая тонкая ветка стегнула меня по лицу, и я резко затормозил у самого края ямы, прикрытой каркасом из прутьев и листьями. Гогочущая толпа выскочила следом и, увидев, как я замер в лесу, решила, что я передумал и захотел с ними сотрудничать:

– Отдай лису и уйдешь живым. Это – мое последнее предложение. Хорошенько подумай: оно невероятно щедро!

Я изобразил тень сомнения и задумчивость, краем глаза подметив, что один из пятерки тихо отделился от остальных, чтобы обойти кусты и подкрасться со спины.

– Думай же, пока я добрый! Ты и так заставил меня и моих друзей побегать.

Речь явно была призвана отвлечь мое внимание, однако, продолжая смотреть в нагловатые маленькие глазки главаря, боковым зрением я улавливал движения крадущегося разбойника.

– Не отдавай меня! – пропищала Мэй, чьи слезы покатились маленькими каплями росы мне на кафтан.

Все произошло слишком быстро. Одной рукой я покрепче прижал к себе лисицу, другой вырвал короткое копье у совершавшего обманный маневр бандита. Шаг вбок, еле заметная подножка, и инициатива для вышедшего из засады человека оказалась поистине наказуемой. Крадущийся стал вопящим, и, описав полукруг, кубарем вкатился на сеточку из плетеных прутьев, задекорированную листвой. Прутья такой наглости не снесли и обрушились вниз вместе с балластом, оглашая лес звуком вопросительного треска. Для боя мне нужны были свободные руки, и я опустил Мэй на землю поодаль от себя. Три разбойника, как будто ничем не наученные, ринулись на меня кучей, решив, что я расправился с их другом благодаря чистому везению. Через пару взмахов, упор копья в землю и несколько ощутимых пинков трое отправились все в ту же злокозненную яму. Последний из омерзительной пятерки, главарь, поплотнее закутался в шкуру дракона, надеясь, что она защитит его.

– Не прощу тебе этого! – рассвирепел бандит. Он добавил еще пару фраз, вместо которых я услышал щебет птиц, взмывших в небо.

Мысли отчаянно забились в моей голове: «Я не могу тебя отпустить – это может нарушить ход всех событий. Я не имею права так рисковать».

Острие копья и правда не проткнуло бы шкуру дракона. Поэтому, используя свое весовое преимущество, я ударил бандита ногой по коленкам и позволил ему потерять равновесие, а затем и присоединиться к своим приспешникам. Все закончилось так, как и должно было по задумке Джерри С. С Мортира. Падение на заостренные колья с такой высоты означало верную смерть. Но не мгновенную, а растянутую и мучительную.

Все-таки в «Ветрах Востока» было слишком много излишне жестоких эпизодов. Я стал палачом и исполнителем чужого порочного замысла; я больше не был самим собой. Ноги мелко задрожали, словно отказываясь поддерживать бренное тело. С того самого момента, как я оказался взятым под стражу отрядом особого назначения, моя жизнь превратилась в кальку, через которую кто-то прорисовывал угодную лишь ему картинку. Сначала мной играли люди, а теперь – плод писательской фантазии. Мне так хотелось обойти отряд разбойников, успеть скрыться в тени заснеженных гор! «Это не по-настоящему. Это не взаправду», – твердил гибкий разум, пытаясь уберечь меня от болезненного осознания происходящего. Но не было такой силы, которая заставила бы поверить в свои же собственные мысли. Технически я почти что во сне. Просто во сне, который обернулся кошмаром. Когда я проснусь, то все настоящие люди окажутся живы… Эти убитые мною бандиты – из чернил и краски, а не из плоти и крови… Однако тяжесть копья в руке и стоны, раздающиеся из ямы, уверяли мозг в обратном. Я отшвырнул ненавистное копье.

– Не переживай, Цзе Ни Сы. Это были ужасные люди. Ты не дал миру разойтись по швам. Восстановил баланс. Это очень мудрый поступок, хотя сейчас ты этого не понимаешь, – Мэй вышла из тени кустов, и на ее рыжую пушистую спину пролился солнечный свет. – Слишком долго торжествовало зло, а ты не дал хаосу поглотить добро. Убийство зла – это тоже путь добра, это необходимое зло.

Я был не согласен с лисой и не считал позицию автора обоснованной. Что это за такое добро, которое требует во имя себя жертв? Это же не какая-нибудь красота… Почему маятник обязательно должен качнуться в другую сторону, наказывая тех, кто был жесток, теми же способами и методами? И уж если таков был порядок вещей, почему именно человек, простой человек должен восстанавливать справедливость? Одно было хорошо – сюжет книги снова пошел по написанному, и теперь мне требовалось быть особенно внимательным и бдительным, чтобы ненароком не изменить повествование. Как бы не получилось, что в финале я приду не в возвышенную столицу с красивой башней, а в сожженный и покоренный город Четырех ветров…

– Добро – это зло, а зло – это добро… – прошептал я, подставляя руки лисице. – И важен лишь их баланс. Инь и Ян, черное и белое… Свет и Тьма. Верность и предательство.

«Читайте словарь антонимов русского языка!» – всплыла в памяти старая шутка из ретропередачи.

Мэй взобралась мне на шею и свернулась теплым воротничком.

– Ты понял суть вещей. Лишь мораль идет другой дорогой. Она исключает применение насилия, жестокости и ратует за окольные, бескровные пути. Что хорошо и что плохо? Как помочь всем и не предать себя, свою натуру? Вот вопросы, которыми задается мораль. А добро спрашивает лишь: «На что ты готов ради всеобщего блага?»

Когда-то книжка перевернула мое восприятие мира и сделала его цветным, трехмерным, научила рассуждать, подвергать сомнению и задавать правильные вопросы. Сейчас я не знал, какие окольные пути помогут не уничтожить себя самого и этот мир – по-своему уютный, но поистине кошмарный, если проживать события, а не просто читать о них. Сейчас я был добрым, но вел себя аморально.

– Я вижу будущее, совсем немного и отрывками. Это все, что я пока могу, ведь я еще маленькая. Наш путь лежит в горы, он давно мне снится. Я смотрю этот сон последние два столетия. Кто-то двуногий несет меня сквозь пургу и метель, цепляется за отвесные скалы… Если ты хочешь, чтобы я помогла тебе, если тебе нужно мое волшебство, то пора отправляться в путь!

Не нужно мне было ее волшебство. Я не хотел использовать в своих корыстных целях бедную сиротку, которая так и не научилась колдовать, потому что некому было ее научить. Но роман требовал от меня другого ответа.

– Ты голодна?

– Немного. Но я питаюсь солнечным светом, так что совсем скоро снова буду полна сил!

Батарейка лохматая! Мэй была, пожалуй, самой милой солнечной панелью, которую когда-либо выдумывали.

– А пить хочешь?

– Ну уж нет, мне хватило, – она поморщилась, возвращаясь мыслями к своему фиаско с рыболовной сетью. – Мы, волшебные лисы, редко пьем!

– А вот мне нужно утолить жажду. Тем более если мы направляемся в горы.

Я свернул к реке, наклонился над прозрачной водной гладью и принялся зачерпывать воду в ладошку. В нашем мире такой чистой воды в городах давно не найти… да и в деревнях, если честно, тоже. Возможно, остались нетронутые горные источники… вот только ядовитые осадки и к ним успели примешаться. А эта вымышленная реальность не знала технического прогресса, да и не узнает наверняка. Мир, насквозь пропитанный магией, пойдет по другому пути развития. Героям не нужно будет изобретать заводы, чтобы производить продукцию, не потребуется динамит, огнестрельное и ядерное оружие, чтобы воевать и добывать энергию. Единицы мощности средств передвижения будут измеряться не в лошадиных, а в каких-нибудь магических силах. Если цивилизация доживет до своего рассвета, благополучно минует Средневековье, гармонично балансируя между добром и злом, ее ждет золотой век, и причем не один. Продолжение первой части «Ветров Востока» Джерри С. С. Мортир никак не мог дописать вот уже третий год. Вместо этого он выпустил «Магический справочник животных и растений «Ветров Востока», комиксы по «Ветрам Востока» и даже подробные карты, никогда не догадаетесь… мира «Ветров Востока». Чего только не делал писатель, лишь бы не возвращаться к книге под номером два. После выпуска «Шорохов осени» – приквела, описывающего рассвет и становление древних людей данной книжной вселенной, прошло уже шесть лет. Сейчас я очень радовался, что подробно и внимательно изучал все издания и перечитывал не один раз, надеясь раскрыть секреты и тайные послания от автора, чтобы еще более ярко представить себе разворачивающиеся на страницах приключения.

Ближе к шести часам вечера я и наплечная лисица минули опушку леса и оказались в самой чаще. Если бы не «Магический справочник», даже не знаю, как бы я на вид отличил съедобные ягоды и грибы от несъедобных. Если честно, вся местная еда не выглядела как пригодная в пищу и почти вся была диковатых форм и окрасок. Самые несъедобные грибы или косящие под съедобные, на деле принадлежали к классу животных. Это означало, что при попытке их сорвать, грибы могли, жутко вереща, ускакать в лес, укусить за палец или выбросить в воздух ядовитый газ. Чтобы не напугать опасные грибы и не вызвать у них повода для агрессии, я сначала внимательно приглядывался к шляпке, изучал ножку и только потом клал добытый гриб в передник, пришитый к кафтану. Много еды туда не поместилось, и я уже начал жалеть, что корзинка оказалась раздавлена ее неловким владельцем. Еще пару часов я провел на корточках у полянки, пока Мэй гонялась за бабочками и с восторгом носилась, взметая в воздух охапки листьев. Вскоре к грибам добавились ягоды. Я трижды отсортировал все собранное, чтобы ненароком не проглотить экземпляры, вызывающие непреодолимую тягу ползти на пузе по земле, и ягоды, меняющие цветовосприятие.

– Нам пора, нужно найти укрытие до захода солнца! После заката в лесу очень холодно.

Джерри С. С. Мортир отвел своему протагонисту для ночлега заброшенное «гнездо» самого крупного в лесу дерева. У каждого леса был свой «король» – наиболее старый, самый высокий дуб с гигантскими раскидистыми ветвями. Со временем в стволе у «короля» образовывалось дупло-отверстие, в котором селился взрослый самец птицы-феникса, вскоре приводящий в гнездо самку. Их семья жила и росла вместе с деревом, впитывающим магию, счастливо и долго, пока кто-то из детей не решал найти другой дуб и завести свою семью. У этого леса своего феникса не было, а это означало, что поддерживать свою жизнь дереву стало намного труднее. Люди, жаждущие впитать магию животных, постоянно истребляли волшебных созданий. Результатом подобной охоты стало массовое вымирание магических существ, а зачастую и полное исчезновение отдельных видов. Пустое, бездушное дупло смотрело на меня укоряюще, словно я лично придушил его птицу.

– Ты же знаешь, что если убьешь меня, то не сможешь украсть мою магию? – поинтересовалась Мэй, ворочаясь у моей шеи. – Это так не работает. Хотя многие люди верят, что, забрав наши жизни, будут жить так же долго, как и фениксы, так же богато, как и крылатые львы, смогут оборачиваться в других людей и животных, как лисы-кицунэ… и всего-то нужно – убить нас!

– Мне очень жаль, что с магическими животными так поступают…

Закатный свет расчертил лес на светлые и темные сектора. Немного щурясь, я принялся карабкаться по покосившемуся стволу вверх. Даже моя фантазия рисовала исполина не таким мощным и необъятным. «Король» оказался больше секвойи, пах смолой и соленой карамелью. Я затих, сосредоточившись на подъеме, а вот Мэй как ни в чем не бывало продолжила говорить:

– Моих родителей убили какие-то воры, которые надеялись, что сумеют превратиться в местных богачей и занять их место. Папу вытащили за шкирку спящего. Он толком не успел ничего понять. Мама велела поглубже закопаться под землю, чтобы меня не нашли. Папа попытался превратиться во льва и разорвать охотника, но его чем-то оглушили, кажется. Мама не смогла спасти отца, хотя я слышала, как отчаянно она сражалась. Из-за парализующего ужаса и страха за папу она не смогла принять другой облик…

Я не представлял, как будет тяжело слушать этот монолог. Я едва не разжал руки и с трудом взгромоздился на ветку толщиной со ствол обычного дерева.

– Спасибо, что спас меня во второй раз… – утомленная событиями сегодняшнего дня, Мэй зафырчала, сползая мне на плечо.

Внутри дупла оказалось тепло: это королевский дуб продолжал нагревать гнездо в надежде, что сможет стать новым домом для огненного феникса. Лисица что-то забормотала во сне, и мне показалось, что дерево слегка выпрямилось, словно в него влили немного силы. Вымышленный мир действительно был на грани самоуничтожения, ведь прорастал именно из магии фантастических животных. Это как если бы люди в реальности прониклись омерзением к законам физики и стали строить на разных континентах машины, нейтрализующие гравитацию Земли. А потом вдруг искренне удивились, почему это их выбросило в открытый космос вместе со всеми океанами и сушей. К сожалению, сути вещей и устройства реальности герои «Ветров Востока» не понимали.

Утром я проснулся оттого, что пушистый хвост защекотал мне нос. Слегка разомлевший от жары и запутавшийся в лабиринтах сна Минжа, я лишь покачал головой. Теперь и сны у меня чужие – и все на тему чая… вот чайный куст оживает и нападает на меня, ощерившись зелеными листьями, потом чай заваривает меня наподобие пакетика, а после мой китайский папа наказывает меня за то, что я медленно собираю чай и позорю свою семью и профессию… Такими темпами скоро я сам поверю в то, что на самом деле я и есть чайный куст.

Несмотря на раннее пробуждение, я чувствовал себя полным сил. Теперь горы лежали в нескольких часах ходьбы, однако стоило отметить, что наступал довольно напряженный эпизод из книги. Лес вскоре закончился, бросив меня с Мэй у вьющейся серпантином тропинки. Тропинка, словно сумасшедшая, брала резкий крен вверх и металась между серых, грифельных, антрацитовых и снова серых скал. Лес больше не прикрывал от порывов отчаянного ветра, лупящего так, словно ему больше нечего было терять. Я поежился, чувствуя какой-то холод, спускающийся с вершин.

– А зачем нам идти в горы? – сказала за меня история моим голосом.

Никакое кольцо в жерло вулкана бросать не надо, в магической деревушке, занесенной снегом, уикенд я проводить не собираюсь… да и фавны никакие к себе в берлогу коварно не заманивают. Так что, спрашивается, что можно делать в горах человеку в здравом уме, не занимающемуся зимними видами спорта или строительством «Розы Хутор»?

– Нам нужно найти место, которое поможет мне пробудить мою магию! – пропела лисичка. – Я знаю, оно там!

Пробирающая до костей холодная стужа крепко сжала свой капкан. Мы двинулись вверх, и я начал идти достаточно бодро. Поначалу мороз лишь приятно покалывал щеки, выуживая из прошлого уютные воспоминания о зимних купаниях после теплых объятий бани. Я молчал, активно и радостно переставляя ноги. Головокружительные скаты гор будоражили воображение: казалось, за каждым поворотом тропы скрывается занесенный снегом величественный замок или неожиданный оазис лета, в центре которого раскинулось озеро с горячей, подогреваемой источниками, водой… Уже через два часа подъема я перестал любоваться пейзажем, через три – начал его проклинать, а к середине дня опустился до равнодушия. Что-то говорила Мэй, указывая дорогу, и с каждым возгласом уверенность из ее голоса выветривалась на морозе стремительно остывающей чашкой кофе.

– Нам следует держаться левее! – указала лисичка, забираясь мне под воротник.

Должно было стать теплее, но я не почувствовал разницы. Солнце лениво клонилось к закату, и в это время, по замыслу автора «Ветров Востока», монахи тайного ордена уже встречали героев у ворот своей священной обители.

– Я ничего не чувствую, я не чувствую источника магии! Мы сбились с пути. Голоса в моей голове больше нет! – пискнула Мэй. – Цзе Ни Сы, где дорожка?

У меня же, напротив, в голове остался лишь уставший голос, словно слегка охрипший. Он уверял, что занесенная снегом тропа – это еще не конец и что рано или поздно среди этих гор, так похожих на декорации из папье-маше, снова возникнет тропинка. Голос уверял, что не нужно отвечать моей спутнице и, вообще, говорить совсем не обязательно… А вот закрыть глаза можно… От спокойных вибраций тембра я начал согреваться, а может, мне придала сил близость цели. Мэй зашептала, но это было уже неважно, за поворотом показалось то самое озеро на термальных источниках, которое я ожидал увидеть. Поднимающийся клубами над серебристо-голубой поверхностью озера пар обдал меня запахом соли. Я сделал осторожный шаг, словно боялся, что оно – фантом и может исчезнуть. Что-то хрустнуло, и, не желая останавливаться, хрустнуло повторно. Кажется, именно болевой шок привел меня в чувство, и я понял, что скольжу на спине по длинному ходу куда-то вниз. Пришло закономерное озарение: никакого озера на этом ледяном плато никогда не существовало. Одновременно с этими ощущениями в мой мир ворвался голос Мэй:

– Вернись назад, это ледник! Тут могут быть расселины! Цзенис!

Мой мозг запоздало обработал крик лисы и, словно извиняясь за задержку восприятия, сразу снабдил букетом из резкой боли в лодыжке и тошноты от внезапных переворачиваний, словно в трубе аквапарка. Впереди была лишь чернота. Я зажмурился, ожидая плена колючих черных вод или столкновения с пустотой и шипами сосулек. Мой спуск закончился так же внезапно, как и начался. Движение прекратилось, тело отказывалось понимать, где верх, а где низ, так что я лежал либо на полу, либо, что менее вероятно, на потолке пещеры. Мэй перебралась мне на грудь и принялась энергично прыгать, тыкая в меня лапками. Я вымученно рассмеялся, вспоминая, как в документальных передачах мышкуют и зарываются в снег обычные, неволшебные лисы.

– Цзенис, Цзенис, почему ты меня не послушал?

– Я тебя не услышал, – улыбка еще не сошла с моих губ. – Кажется, я начал засыпать.

– Еще не все пропало, мы выберемся! – Большие, все в радужных бликах, глаза напарницы заблестели, отчего границы радужки стали больше, а взгляд – глубже и внимательнее.

Я вздохнул, давясь пульсирующей болью в лодыжке.

– Нет, Цзенис, ну почему, почему в тебе столько отчаяния? – Глаза Мэй смотрели не по возрасту мудрыми галактиками.

– Мэй, у меня сломана нога. Я не смогу отсюда выбраться. Даже для здорового человека без специального снаряжения преодолеть скользкий, крутой склон – это почти невыполнимая задача. Ты не владеешь магией… – заметив пристыженное выражение мордочки лисы, я уточнил: – И в этом нет твоей вины. Если быть честным, то виноват я. В первую очередь перед человеком, которого с нами сейчас нет… И перед тобой особенно. Но самое главное, что я не в силах простить самого себя.

Мэй нервно затрясла головой, почти как человек на рок-концерте, будто бы в такт невидимой ритмичной музыке.

– Да что ты такое говоришь! Ты мой спаситель! Ты – другой.

– Я самый что ни на есть обыкновенный. Обыкновенный, да еще и обманщик.

Холод льда давно просочился сквозь одежду, приспособленную лишь для защиты от легкого ветра и для того, чтобы не дать возможности местным сеньорам спутать своего покладистого и послушного крестьянина с не менее покладистым и послушным, но чужим крестьянином. Мне было нечего терять. Сколько времени прошло с тех пор, как меня поместили в книгу? День? Два? А может, два часа? Сколько нужно прожить в книге, чтобы дотянуть до своего освобождения из литературной ссылки? Каков бы ни был ответ, я явно умру раньше, чем закончится срок наказания. Слова не столько оправдания, сколько сожаления полились на Мэй, готовую слушать. О том, как в моем мире пришли к сокращению затрат на содержание узников, о том, что наконец наказание для провинившихся действительно стало сообразным поступкам и дало возможность переосмыслить свою жизнь. Я объяснил, что поступил малодушно, становясь на место главного героя книги, и что не хотел никому навредить. Что цель не оправдывает средства, и, видимо, я получил то, что заслужил. Рассказал, как давным-давно, еще до встречи с Мэй, проникся к ней нежностью и захотел с ней подружиться – с тех самых пор, как увидел ее, состоящую целиком из чернил и бумаги. Объяснил, что для меня ее проблемы были не выдуманными и я действительно хотел спасти волшебных существ книги «Ветра Востока».

– А ты не обращался к императору своего государства? Не просил помилования? Раз уж на тебе нет вины…

Хоть мне показалось это странным, но моя спутница удивительно легко поверила в мой рассказ и согласилась, что сказку про их мир вполне могли написать, а я мог являться одним из новых «приписанных» героев. Я снова начинал отстраняться от происходящего.

– Они не могли мне помочь… – мой голос звучал словно издалека, хотя я помнил, что в пещерах было гулкое эхо.

– Но мы можем тебе помочь.

Это произнесла не лисичка. Голос словно вывел меня из транса. Сильный, отскакивающий от стен, словно резиновый мячик, он принадлежал существу, едва ли крупнее самой Мэй. Передо мной стояла ожившая мечта любого ребенка, выросшего на диснеевских мультиках, – говорящий, очень пушистый кот с беличьим хвостом и повадками грызуна. Все-таки он был чуть крупнее обычных домашних котов и держался не столь самоуверенно, а так, будто ему на плечи взвалили небосклон.

– Мы все ждали, когда ты откроешься этому миру, – эта царская манера «мы» оказалась мне понятна и знакома… Представитель расы Следопытов никогда не изрекал слова от своего имени и всегда делал достаточно большие паузы между не самыми сложными фразами. И вправду, сложно быстро изъясняться, когда у тебя в голове еще три-четыре собрата ведут оживленную дискуссию и решают, что должно быть произнесено, а о чем следует умолчать. Неудивительно, что белкокоты были ужасно умны и мудры: они пользовались коллективным сознанием, задействуя возможности каждого члена своей стаи.

За спиной у Следопыта появилось еще три соплеменника.

– Пойдешь ли ты с нами? – вопросительно посмотрел на меня ярко-рыжий Следопыт, поднимаясь на задние лапки.

И хотя движение было очень милое, забавное и немного нелепое, смех вызвать оно никак не могло.

– У меня сломана лодыжка.

Несколько минут четыре пары глаз смотрели на меня не мигая, погруженные в свое кажущееся молчание. Что сейчас происходило в их общем сознании? Мэй сидела не шелохнувшись, все сильнее прижимаясь к моей груди.

– Мы отнесем тебя, – подал голос серебристый, не такой лохматый, как остальные, белококот, – а она пусть идет рядом. У нее не сломана лодыжка.

– Ты уверен, что стоит идти? – тихо пискнула лисичка.

– Я знаю, кто они. Следопыты не способны причинить вред.

«По крайней мере, пока их всего четверо», – мысленно добавил я.

Едва Мэй спрыгнула на лед, белкокоты дружно и легко подняли меня и на вытянутых лапах понесли вперед. Именно так аборигены забирают чужаков, готовясь принести в жертву языческим богам и идолам. Пещера вильнула в сторону, открывая невысокие, но просторные залы, выточенные подземными водами. От голубых льдов пещер исходило спокойное сияние. Я вытянул руку и дотронулся до гладкого и холодного потолка, невольно любуясь переливами цвета. Налево уходил рукав, и я был уверен, что успел разглядеть обитель, в которой огромные ледяные скульптуры сходились в запутанный и сложный лабиринт.

– Почти пришли, – сообщил ярко-рыжий Следопыт, идущий во главе процессии. Значит, временно именно его назначили главным – до тех пор, пока слово и главенство не будет передано другому представителю расы. – Мы слышали твою историю и твое покаяние. Остались ли у тебя еще деяния, которые заставляют тебя тяжело ступать?

Мои спасители вышли из ледяного туннеля к кромке ярко-розового озера.

– Следуя по чужому пути, я оказался виновен в смерти нескольких разбойников. Они хотели убить меня и мою спутницу. Я не желал им зла, но стал причиной их гибели.

Белкокоты синхронно кивнули, словно давно ждали мое признание.

– Мы знаем и про это. Если твое раскаяние искреннее, а твой рассказ правдив, то маленькие рачки, обитающие в водах Животворящего озера, помогут тебе залечить раны. Если же твои слова – ложь, то ты погибнешь. – Следопыты аккуратно опустили меня на лед.

Сочтет ли озеро меня достойным исцеления?

Мэй тихо всхлипывала, скрытая от меня пушистыми фигурами. Кажется, ее не пускали ко мне.

– Нужно войти в священные воды, – пропел серебристый белкокот.

Я догадался, что именно он – самый сильный из всей стаи. Если я попытаюсь уйти, меня ведь не отпустят? Ну ладно, не уйти, а уползти… Что-то подсказывало, что я либо пройду испытание, либо сгину здесь. А вот лисичке ничего не грозит, я знаю философию Следопытов, пусть и не по «Ветрам Востока», а по дополненному изданию.

Я неловко развернулся ногами к воде и лег на спину, облокачиваясь на холодный каменный пол, словно пытался получить наиболее ровный загар, а не спасти свою жизнь. Неужели я умру в позе человека, впервые выбравшегося в Крым? Вода сама подтянулась ко мне, словно живой, разумный организм, обволакивая и пеленая. Над поверхностью вскоре осталась одна лишь голова, а все мое тело оказалось поглощено Животворящим озером. Вдаль простиралась красивая, необъятная розовая гладь, добрая или злая, в зависимости от того, кто в нее входил. В какой-то момент озеро решило, что ему этого мало, и стало медленно наползать на лицо матовой маской. Я решил, что сейчас задохнусь, и начал дергаться, но оказалось, что через маску очень удобно дышать.

Озеро мягко выплюнуло меня, вытолкало, словно пластиковую бутылку. Боль в лодыжке исчезла, и я неловким тюленем попытался преодолеть небольшой ледяной скат.

– Ты можешь ходить, – голос ярко-рыжего кота отдавался эхом с почти одобрительными нотками, – и последствия обморожения у тебя тоже залечены.

Мэй бросилась ко мне и, не выпуская когтей, забралась по спине на шею, цепляясь за ворот абсолютно сухой одежды.

– И что теперь?

Ярко-рыжий следопыт задумался и словно выключился. Ответил мне его брат, черношерстный, прежде хранивший молчание.

– Хочешь ли ты жить за себя? Или предпочтешь скрываться под маской чужака? Мы даем тебе возможность, которую не мог предоставить тебе твой народ. Но будь осторожен, чужестранец! Если ты пойдешь своим путем, то не сможешь больше прикрыться телами невинных. Желаешь ли ты стать себе хозяином?

Эта речь больно ужалила мое самолюбие, уколола так, что даже на этом лютом морозе по телу пошла горячая, липкая испарина. Они обвинили меня в трусости? Предостерегли? Или попытались дать наставления? Переспрашивать у Следопытов, что они имели в виду, было бессмысленно, потому что эти пушистики никому не открывали своих секретов: отличались честностью в сочетании с умением хранить философское молчание. Гадающие по узорам ледников и выпавшим снежинкам, какая судьба ждет целые цивилизации или одну маленькую амебу, Следопыты с неохотой делились своими знаниями и открытиями. Любое слово могло нарушить как тонкие вибрации фатума, так и без того растрескавшееся стекло равновесия мира. Белкокоты не отличались желанием вмешиваться в естественный ход вещей. Эти создания – скорее наблюдатели и созерцатели, подобные неторопливым и легким каплям дождя, ничего не значащим поодиночке, и представляющие мощную силу, вроде потопа, реши они собрать силы всех племен в одно целое. Одному С. С. Мортиру известно, что смогли бы сотворить эти белкоподобные коты с миром, если бы вдруг захотели принять активное участие в формировании линий будущего. Я всегда думал, что, по замыслу писателя, Следопыты никогда не сбиваются в большие группы, потому что боятся сами себя и своих возможностей, которые с ростом численности племени становятся неконтролируемыми и бушующими.

– Если я откажусь быть собой, смогу ли я попасть в монастырь?

– Сможешь, конечно. Вот только будешь ли ты рад притворяться кем-то другим и калечить свою душу?

А чего я, собственно, хотел? Разыграть спектакль по сценарию? Чужому сценарию? Действовать так, как от меня требуют ниточки, за которые дергает воображение всемирно известного писателя? Должны же у меня быть еще какие-то желания, кроме сохранения собственной жизни. Что же мне нужно? Я уже знал ответ. Мне очень нравится этот мир, пусть и враждебный, жестокий… нравится, потому что он родной. Только вот я совсем не имею желания быть ведомым, я хочу сделать все по-своему, а не шаблонно и уж тем более не так, как сделал бы узкомыслящий сын сборщика чая, скованный полумистическими страхами и верованиями. Хочу свободу выбора, хоть в книге-то я имею на это право?

– Я желаю не зависеть больше от линии жизни Минжа, которую столь бесчестно попытался похитить.

– Денис Левинский, мы освобождаем тебя от личины Минжа и проклятия чужого пути. С этого момента ты и только ты отвечаешь за то, что будет твориться с тобой. Отныне тот мир, который ты считаешь книгой «Ветра Востока», уже не будет прежним и знакомым тебе, Денис.

Мэй завозилась на шее, словно хотела что-то добавить или от чего-то предостеречь.

– Я хочу помочь Минжу. Можете ли вы вернуть то, что принадлежит ему? И ту, которая должна ему помочь?

– Нет! – заверещала Мэй. – Я не пойду ни к какому Минжу! Я тебя не брошу! Не пущу!

Вокруг лисы и моей шеи сформировался воротник из золотого света, яркого-преяркого – не сомневаюсь – непроницаемого для любых прикосновений.

– Об этом не переживай, Мэй. Об этом не переживай, Денис. Мэй, мы не станем разлучать вас с Денисом. Денис, история Минжа продолжится, несмотря на твое вмешательство. Судьба приходит разными дорогами. Каждому человеку всегда дается больше, чем один шанс, чтобы проявить себя.

К выходу нас проводила молчаливая процессия белкокотов, погруженная в какое-то внутреннее созерцание окружающего мира. И хотя я не мог прочитать мысли наших спутников, все равно невольно ощутил повисшую в воздухе тяжелую завесу, показавшуюся мне достойной плеч Атланта, по легенде взгромоздившего на себя небосвод. Меняли ли Следопыты сейчас реальность или просто беседовали – я не знал. Кажется, древняя магия озера, а может быть, и осмысленный выбор сделали меня более восприимчивым к перекраиванию ткани мироздания. Поэтому я ничуть не удивился, когда скорее почувствовал, чем узнал то место, которое незаметно вывело нас к снежному склону. Пещеру от взглядов посторонних прятала заснеженная груда камней, внешне мало отличимая от самих скал.

Я был уверен, что мы с Мэй здесь проходили. Более того, вскоре я приметил цепочку своих следов – едва различимую и основательно занесенную снегом. Я обернулся, собираясь поблагодарить наших спасителей. А тем временем след Следопытов (вот нелепый каламбур!) уже простыл. Джерри С. С. Мортир в дополненном издании снабдил эту выдуманную расу авторской подписью: «Следопыты потому так зовутся, что по тонким бороздкам льда и кружевным юбкам снежинок выходят на след правды о ком угодно. Оттиск правды петляет, выводя из прошлого к еще не случившемуся будущему…» Они читали людей так легко, словно шли по чернильной вязи слов, взятых из книги.

Что-то такое было в этой фразе. В этой мысли… Внутри меня сложилось то ощущение, которым иногда заканчиваются философские размышления. Когда кажется, что ты узнал что-то важное о мире и сути вещей. Завеса между реальным и чувственным миром неохотно приоткрылась, словно кто-то наконец вынул ключ из замочной скважины, в которую я смотрел годами. По ту сторону двери показались бесцветные косые тени, отбрасываемые непонятными людьми и предметами.

Миг – и мысли, за которые я так отчаянно цеплялся, дымкой ускользнули от меня. Если в минуты подобных раздумий посмотреть в зеркало, то кажется, будто по ту сторону стоит кто-то другой. Секунда помутнения всегда заканчивается тем, что ты невольно удивляешься сам себе – ну как ты мог не узнать эти глаза, созвездия родинок и россыпь веснушек? И остаешься наедине с самим собой, с легким ощущением, будто тебя умело провели или, наоборот, уберегли слишком тонкую психику от глубоких и тяжелых открытий.

– Цзенис? Что будет дальше? – спросила Мэй, и ее голос словно стал значительно старше. Повзрослела и сама Мэй.