– Не то слово, – ответил Ваймс.
Что-то хрустнуло под огромной сандалией Моркоу.
– Еще одно стеклышко, – произнес он. – Далеко, однако, отлетело.
– «Взорвавшийся дракон», ха! До чего же богатое у девушки воображение.
– Гав-гав! – раздался голос позади.
– Этот чертов пес преследует нас всю дорогу, – проворчал Ваймс.
– Он заметил что-то на стене и лает, – сказал Моркоу.
Гаспод смерил их холодным взглядом.
– Гав-гав, черт подери, тяф-тяф, – произнес он. – Вы, вуф, совсем, что ли, слепые?
Гаспод был прав: нормальные люди не могут слышать его речь, поскольку знают, что собаки не разговаривают. Этот факт известен всем. Он хорошо известен на органическом уровне, как многие другие известные факты, перевешивающие доводы органов чувств. Это вызвано тем, что если бы люди постоянно замечали все, что происходит вокруг, то они перестали бы справляться со своими обязанностями[7]. Кроме того, почти все собаки на самом деле не разговаривают. А те немногие, что умеют это делать, являются всего лишь статистической ошибкой, которой можно пренебречь.
Однако Гаспод обнаружил, что его часто слышат на подсознательном уровне. Не далее как вчера вечером кто-то по рассеянности столкнул его в сточную канаву пинком сапога, и не успел этот некто сделать пары шагов, как вдруг в голову его пришла мысль: «Что же я делаю, сволочь эдакая?»
– Там что-то есть, – сказал Моркоу. – Смотрите! Что-то синее… свисает с той горгульи.
– Гав-гав-гав! А где спасибо?
Ваймс взобрался на плечи Моркоу и зашарил рукой по стене, но маленькая синяя ленточка по-прежнему оставалась вне досягаемости.
Горгулья скосила в его сторону каменный глаз.
– Ты не против? – осведомился Ваймс. – На твоем ухе что-то висит…
С каменным скрежетом горгулья подняла руку и отцепила привязчивый предмет.
– Благодарю.
– Не ‘а ‘то.
Ваймс проворно спустился вниз.
– Вам ведь нравятся горгульи, да, капитан? – спросил Моркоу, когда они зашагали прочь.
– Ага. Хоть они и дальние родственники троллей, но держатся всегда особняком, редко спускаются ниже второго этажа и если совершают преступления, то о них никто ничего не узнаёт. В общем, такие существа мне по душе.
Он развернул полоску.
Это был ошейник или, скорее, то, что от него осталось – обожженный с обеих сторон. Сквозь слой сажи едва читалось слово «Пухлик».
– Вот скоты! – выругался Ваймс. – Они в самом деле взорвали дракона!
Настало время представить самого опасного человека в Плоском мире.
За всю жизнь он ни разу не причинил вреда ни одному живому существу. Он расчленил нескольких из них, но только после того, как они умерли [8], заодно восхитившись тем, как ловко их собрали – учитывая, что делал это явно неквалифицированный специалист. Уже несколько лет этот человек не выходил за пределы большой, просторной комнаты, что для него было совершенно нормальным, поскольку почти все время он проводил внутри собственной головы. Бывает сорт людей, для которых даже тюрьма не может послужить наказанием.
Тем не менее однажды он решил, что часовая ежедневная физическая нагрузка совершенно необходима для здорового аппетита и правильного опорожнения кишечника, поэтому теперь восседал на специальной машине собственного изобретения.
Машина состояла из седла, установленного над парой педалей, которые вращали с помощью цепи большое деревянное колесо, приподнятое над полом металлической подпоркой. Другое свободное вертевшееся деревянное колесо располагалось перед седлом и могло поворачиваться влево и вправо с помощью румпеля. Дополнительное колесо и румпель нужны были для того, чтобы подкатывать спортивный снаряд к стене после окончания занятий. А еще они придавали конструкции приятную симметричность.
Он назвал свое устройство «машиной-для-вращения-колеса-с-педалями-и-дополнительным-колесом».
Лорд Витинари тоже работал.
Обычно он занимался этим в Продолговатом Кабинете или усевшись в простое деревянное кресло у подножия главной лестницы Анк-Морпоркского дворца. Наверху лестницы стоял трон – в настоящее время покрытый пылью. Это был королевский трон Анк-Морпорка, и он на самом деле был сделан из чистого золота. Лорду Витинари даже в голову не приходило пытаться на него сесть.
Поскольку день выдался прекрасный, Витинари решил поработать в саду.
Гости Анк-Морпорка часто с удивлением обнаруживают, что ко дворцу патриция примыкают несколько интереснейших парков.
Сам патриций был не из тех, кого интересуют сады и парки. Но некоторые его предшественники это дело очень любили, и лорд Витинари не стал ничего менять, поскольку никогда ничего не менял и не уничтожал, если для этого не находилось логической причины. Кроме садов патриций содержал маленький зоопарк и конюшню со скаковыми лошадьми, и даже признавал, что парки представляют чрезвычайную историческую ценность, тем более что это очевидно и так.
Поскольку их заложил сам Чертов Тупица Джонсон.
Многие великие садоводы-ландшафтники запомнились людям и навсегда вошли в историю благодаря своим садам и паркам, созданным с почти божественной мощью и прозорливостью. Они без тени сомнений выкапывали озера, сдвигали холмы и засаживали новые леса, дабы будущие поколения могли в полной мере насладиться красотой дикой Природы, трансформированной Человеком. Таковы были Одаренный Браун, Прозорливый Смит, Интуитивный Де Вир Слейд-Гор…
А вот Анк-Морпорку достался Чертов Тупица Джонсон.
Чертов Тупица «сейчас-выглядит-немного-помойно-но-взгляните-через-пятьсот-лет» Джонсон. Чертов Тупица «когда-я-рисовал-эти-планы-они-были-точными» Джонсон. Чертов Тупица Джонсон, наваливший две тысячи тонн земли прямо перед окнами Щеботанского замка только потому, что «я-сойду-с-ума-если-придется-весь-день-смотреть-на-деревья-и-горы-а-как-насчет-вас?».
Территория Анк-Морпоркского дворца считалась вершиной его карьеры, если это вообще можно было назвать таким словом. Например, здесь имелся декоративный форелевый пруд длиной в сто пятьдесят ярдов, но – из-за одной из тех пустяковых ошибок в обозначениях, которые стали отличительной чертой проектов Чертового Тупицы – шириной всего в один дюйм. Пруд стал домом только для одной форели – вполне комфортным при условии, если рыба не пыталась в нем развернуться. Некогда пруд украшал великолепный декоративный фонтан, который при первом включении пять минут зловеще стонал, а потом выстрелил на тысячу футов вверх маленьким каменным херувимчиком.
Кроме того, здесь имелось «хохо». Это как «хаха», только глубже. Как известно, «хаха» представляет собой незаметный ровчик со стеночкой, устраиваемый для того, чтобы землевладелец мог наслаждаться холмистым пейзажем без риска увидеть на своей лужайке случайно забредшую корову или безобразного бродягу. Согласно указаниям, сделанным неутомимым карандашом Чертового Тупицы, канаву вырыли глубиной в пятьдесят футов, и к сегодняшнему дню она забрала уже трех садовников.
А парковый лабиринт вышел настолько махоньким, что можно было легко заблудиться в попытках его отыскать.
Патриций любил придворцовые парки, но по своеобразной причине: у него сложилось определенное мнение об умственных способностях большинства людей, и данные парки полностью его подтверждали.
На лужайке вокруг кресла были разложены стопки бумаг. Писари периодически обновляли их или уносили прочь. Причем это были разные писари. Информация всех сортов и видов стекалась во дворец, но собиралась в одном-единственном месте – подобно нитям паутины, сходившимся к центру.
Великое множество правителей – хороших, плохих, а чаще всего мертвых, – знали о том, что произошло. Лишь некоторым из них с огромными усилиями удавалось узнать, что происходит. По мнению лорда Витинари, и тем и другим недоставало амбициозности.
– Да, доктор Проблемс? – спросил он, не поднимая головы.
«Как, черт возьми, у него это получается? – уже не в первый раз задумался Проблемс. – Я же знаю, что двигался совершенно бесшумно…»
– Э-э… Хэвлок… – начал он.
– Ты хочешь мне что-то сообщить, доктор?
– Оно… исчезло.
– Да. Но я нисколько не сомневаюсь, что вы его прилежно ищете. Очень хорошо. Желаю удачи.
Патриций даже не шевельнул головой. Он даже не поинтересовался, о чем, собственно, речь. «Он чертовски хорошо осведомлен, – подумал Проблемс. – Как так выходит, что он решительно обо всем знает заранее?»
Лорд Витинари положил лист бумаги на одну из стопок и взял в руки другой.
– Ты еще здесь, доктор…
– Могу заверить вас, милорд, я…
– Уверен, что можешь. Нисколько в этом не сомневаюсь. Однако остался вопрос, который меня весьма интригует.
– Милорд?
– Почему оно находилось в вашей Гильдии до того, как его украли? В то время как меня информировали, что оно уничтожено. Я хорошо помню, как отдавал приказ.
Именно этот вопрос больше всего боялся услышать убийца. Патриций был действительно великолепным игроком.
– Э-э… Мы… то есть мой предшественник считал, что оно должно служить предупреждением и примером…
Патриций поднял голову и лучезарно улыбнулся.
– Великолепно! – сказал он. – Я всегда свято верил в великую силу примеров. Уверен, что ты сможешь решить возникшую проблему с самыми минимальными неудобствами для всех нас.
– Конечно, милорд, – мрачно ответил убийца, – но…
Наступил полдень.
Наступление полдня заняло некоторое время, поскольку двенадцать часов дня в Анк-Морпорке устанавливалось через достижение всеобщего консенсуса. Как правило, первым начинал бить колокол в Гильдии Учителей – откликаясь на всеобщую молитву ее членов. Затем срабатывали водяные часы Храма Мелких Богов, приводя в действие механизм, бьющий по огромному бронзовому гонгу. После этого раздавался одинокий печальный бой черного колокола Храма Судьбы, но к тому времени в Гильдии Шутов уже вовсю бренчал серебряный карильон с педальным приводом. Помимо них уже звенело множество гонгов, колоколов и колокольчиков всех прочих храмов и Гильдий, и их трудно было отличить друг от друга, пока в дело не вступал безъязыкий магический октироновый колокол Старый Том на часовой башне Незримого Университета, двенадцать размеренных молчаний которого временно заглушали все прочие звуки.
Наконец, на несколько ударов позже всех раздавался звон колокола Гильдии Убийц, который всегда звучал последним.
Стоявшие рядом с патрицием солнечные часы дважды звякнули и упали.
– Ты что-то сказал? – мягко осведомился патриций.
– Капитан Ваймс… – пробормотал доктор Проблемс, – он проявляет интерес…
– Боже мой! Но ведь это его работа.
– Неужто? Я вынужден требовать, чтобы вы его отозвали!
Слова эхом разнеслись по всему саду. Несколько голубей сорвались с места и улетели прочь.
– Требовать? – ласково переспросил патриций.
Попятившись, доктор Проблемс отчаянно затараторил:
– В конце концов, он всего лишь служака! Не вижу причин позволять ему вмешиваться в дела, которые его не касаются!
– Полагаю, этот служака считает себя слугой закона, – заметил патриций.
– Он чинуша и наглый выскочка!
– Боже мой, я недооценил силу твоего разочарования. Но раз уж ты «требуешь», я немедленно приведу его к повиновению.
– Благодарю вас.
– Не стоит благодарностей. Не смею более задерживать.
И доктор Проблемс побрел туда, куда небрежным жестом указал ему следовать патриций.
Лорд Витинари вновь склонился над бумагами и даже не поднял головы, когда в некотором отдалении раздался приглушенный вопль. Вместо этого он протянул руку к маленькому серебряному колокольчику и позвонил.
Писарь появился немедленно.
– Сходи за лестницей, Барабонт, – велел ему патриций. – Кажется, доктор Проблемс свалился в «хохо».
Задвижка отодвинулась, и задняя дверь мастерской гнома Рьода Крюкомолота со скрипом отворилась. Выглянув посмотреть, есть ли там кто-нибудь, Рьод вздрогнул от холода.
Затем притворил дверь.
– Всего лишь сквознячок, – объяснил он тому, кто находился с ним в комнате. – Что ж, приступим.
Потолки в мастерской были низкие – не выше пяти футов. Но для гнома этого было более чем достаточно.
«О», – произнес голос, которого никто не слышал.
Крюкомолот осмотрел зажатый в тисках предмет и взял отвертку.
«О!»
– Чудесно! – произнес Рьод. – Думаю, если дернуть эту трубку вдоль ствола, то эти… э-э… шесть камер переместятся и следующая окажется возле… э-э… стреляльного отверстия. Вроде просто. Пусковой механизм – всего лишь элементарное устройство для трутницы. Пружина… вот здесь… проржавела насквозь. Но я легко ее заменю. Знаете, – сказал он, подняв голову, – это очень интересный прибор. Учитывая химикалии в маленьких контейнерах и все такое. Очень простая идея. Это что, клоуны придумали? Что-то вроде автоматической хлопушки?
Порывшись в ящике с металлическими обрезками, он вытащил оттуда подходящий кусок стали, затем выбрал напильник.
– Пожалуй, сделаю потом с него несколько эскизов, – сказал он.
Примерно через тридцать секунд раздался хлопок, и в воздух взвилось облачко дыма.
Рьод Крюкомолот поднялся с пола и покачал головой.
– Вот это мне свезло! – воскликнул он. – Еще немного и произошел бы ужасный несчастный случай.
Попытавшись развеять дым рукой, он вновь потянулся к напильнику.
Рука прошла сквозь инструмент.
– КХМ…
Рьод попробовал еще раз.
Напильник стал бесплотным, как дым.
– КХМ…
Владелец странного устройства с ужасом смотрел на что-то, лежавшее на полу. Рьод проследил за его взглядом.
– Ой! – вырвалось у него.
Понимание случившегося, маячившее где-то на краю сознания, наконец накрыло Рьода. Со Смертью всегда так. Когда он (а в Плоском мире – это именно Он) приходит к тебе, ты узнаешь о нем одним из первых.
Гость схватил устройство с верстака и торопливо засунул в холщовый мешок. Затем дико огляделся, схватил труп господина Крюкомолота, вытащил через заднюю дверь и поволок по направлению к реке.
Послышался далекий всплеск или нечто максимально похожее на всплеск, учитывая особенности реки Анк.
– О боже, – пробормотал Рьод. – Я же не умею плавать…
– НЕ ДУМАЮ, ЧТО ЭТО СТАНЕТ ПРОБЛЕМОЙ, – успокоил его Смерть.
Рьод посмотрел на него.
– Ты гораздо ниже ростом, чем я предполагал, – сказал он.
– ЭТО ОТТОГО ЧТО Я ОПУСТИЛСЯ НА КОЛЕНИ, ГОСПОДИН КРЮКОМОЛОТ.
– Эта проклятая штука убила меня!
– ДА.
– Знаешь, со мной такое в первый раз.
– ВСЕ КОГДА-НИБУДЬ СЛУЧАЕТСЯ ВПЕРВЫЕ. УВЕРЕН, ТЫ ПРИВЫКНЕШЬ.
Смерть встал, громко хрустнув коленными суставами. Наконец-то можно выпрямиться без риска удариться головой о потолок. Потому что потолка больше не было. Комната мягко растворялась в воздухе.
Не все знают, что у гномов имеются свои боги. От природы гномы не слишком религиозны, но когда проводишь много времени в мире, где в любой момент может треснуть крепеж в шахте или внезапно взорваться природный газ, то невольно появляется потребность в богах, как в своего рода сверхъестественном эквиваленте каски. Кроме того, когда попадаешь по пальцу восьмифунтовым молотом, так приятно иметь возможность побогохульствовать! Согласитесь, надо быть особенно убежденным и непоколебимым атеистом, чтобы прыгать с зажатой под мышкой рукой и орать: «О-о, случайные флуктуации в пространственно-временном континууме!» или «Эх, примитивная и хромая устаревшая конструкция!».
Рьод не стал тратить время на расспросы. Есть дела, которые становятся неотложными, когда умираешь.
– Я верю в реинкарнацию, – произнес он.
– ЗНАЮ.
– Я старался жить честно. Это поможет?
– ЗАВИСИТ НЕ ОТ МЕНЯ. – Смерть откашлялся. – НО, КОНЕЧНО… ЕСЛИ ТЫ ВЕРИШЬ В РЕИНКАРНАЦИЮ… ТЫ КАК БЫ РЬОДИШЬСЯ ЗАНОВО.
Смерть подождал.
– Ага. Понятно, – уныло ответил Рьод.
Гномы знамениты своим чувством юмора – в том смысле, что люди указывают на них и говорят: «Эти дьяволята абсолютно не понимают шуток!»
– ХМ… НЕУЖЕЛИ В ТОМ, ЧТО Я СКАЗАЛ, ТЫ НЕ УЛОВИЛ НИЧЕГО СМЕШНОГО?
– Э-э… Вроде нет…
– ЭТО БЫЛ КАЛАМБУР. ИГРА СЛОВ.
«РЬОДИШЬСЯ ЗАНОВО» И ВСЕ ТАКОЕ.
– Да?
– НЕУЖЕЛИ ТЫ НЕ ЗАМЕТИЛ?
– Не думаю.
– ХМ…
– Извини.
– МНЕ СОВЕТОВАЛИ СТАРАТЬСЯ НЕМНОГО ОЖИВЛЯТЬ МОЮ РАБОТУ.
– Фразами вроде «рьодишься заново»?
– ДА.
– Я подумаю об этом.
– СПАСИБО.
– Итак, – произнес сержант Колон, – это, ребята, ваша палка, она же «ночная дубинка», или «жезл власти». – Сделав паузу, он освежил в памяти свое армейское прошлое и немедленно просветлел лицом. – Отныне вы обязаны беречь ее как зеницу ока! – вдруг заорал он. – Вы будете спать с ней, вы будете есть с ней, вы…
– Прошу прощения…
– Кто это сказал?
– Я здесь, сэр. Младший констебль Дуббинс.
– Слушаю, салага.
– А как есть дубинкой, сержант?
Армейская суровость сержанта Колона слегка подсдулась. К младшему констеблю Дуббинсу он всегда относился с опаской, поскольку подозревал в нем тайного смутьяна.
– Что?
– Ну, мы должны будем орудовать ею как ножом с вилкой или просто разрежем пополам, чтобы превратить в палочки для еды, сэр?
– Что ты такое несешь?
– Можно вопрос, сержант?
– В чем дело, младший констебль Ангва?
– А как именно мы будем спать с нею, сэр?
– Ну… я всего лишь имел в виду… Прекратить хихикать, капрал Шноббс!
Колон нервно поправил нагрудник и решил сменить тему.
– Итак, здесь у нас имеется ростовая кукла, она же болван, она же остолоп, – Колон указал на насаженную на кол кожаную фигуру, набитую соломой, чьи очертания приблизительно напоминали человеческие. – Мы зовем ее Артуром и используем для отработки ударов. Младший констебль Ангва, шаг вперед! Скажи мне, младший констебль, ты могла бы убить человека?
– А сколько у меня будет времени?
В занятиях произошла небольшая заминка. В этот раз хохочущего капрала Шноббса пришлось поднимать с пола и долго хлопать по спине, пока он не успокоился.
– Так, ладно, – продолжил сержант Колон. – Теперь слушать сюда: по команде «делай раз!» ты берешь дубинку вот так и быстро следуешь к Артуру. Затем, по команде «делай два!» резко лупишь Артура в область головы. Делай раз!.. делай два!..
Дубинка отскочила от шлема Артура.
– Очень хорошо, но не совсем. Кто скажет, какая допущена ошибка?
Новобранцы недоуменно покачали головами.
– Сзади, – пояснил сержант Колон. – Бить нужно сзади. Чего ради рисковать, верно? Теперь твоя очередь, младший констебль Дуббинс.
– Но серж…
– Бегом!
Стражники принялись молча смотреть.
– Может, подставим для него стульчик, – предложила Ангва спустя пятнадцать секунд наблюдений за мучениями Дуббинса.
Детрит хихикнул.
– Ета, он слишком мелкий, чтобы служить в Страже, – произнес тролль.
Младший констебль Дуббинс прекратил подпрыгивать.
– Простите, сержант, – сказал он, – но гномы так не поступают…
– А стражники поступают именно так, – отрезал сержант Колон. – Что ж, младший констебль Детрит – не отдавать честь! – теперь попробуй ты.
Детрит зажал дубинку между тем, что с некоторой натяжкой можно было назвать большим и указательным пальцем, и ударил ею по шлему Артура. Затем недоуменно уставился на обломок, оставшийся от дубинки. После этого он сжал свою, условно говоря, руку в нечто похожее на кулак и, треснув Артура по тому, что не так давно было головой, загнал кол на три фута в землю.
– Во, теперь и гному будет удобней, – заметил он.
Секунд на пять воцарилась смущенная тишина. Сержант Колон откашлялся.
– Что ж, наверное, можно засчитать это как жесткое задержание, – произнес он. – Отметь там, капрал Шноббс: удержать из жалованья младшего констебля Детрита – не отдавать честь! – один доллар за порчу казенной дубинки. Но вообще-то после задержания подозреваемого обычно допрашивают…
Сержант Колон задумчиво посмотрел на останки Артура.
– Думаю, самое время приступить к изучению тонкостей стрельбы из лука, – наконец объявил он.
Госпожа Сибилла Овнец посмотрела на плачевную полоску кожи – все, что осталось от покойного Пухлика.
– Кто же мог сотворить такое с бедным маленьким дракончиком? – горько спросила она.
– Мы пытаемся это выяснить, – ответил Ваймс. – Мы думаем… нам кажется, что его привязали к стене и взорвали.
Моркоу перегнулся через стеночку загона.
– Гули-гули-гули, – позвал он.
Дружелюбное пламя опалило ему брови.
– Он был таким ручным и ласковым, – горевала госпожа Овнец. – За всю жизнь малыш и мухи не обидел. Бедняжечка…
– Как можно заставить дракона взорваться? – осведомился Ваймс. – Он может сдетонировать от пинка?
– Разумеется, – ответила Сибилла, – если нога вам не дорога.
– Значит, такой вариант отметаем… А как это сделать иначе? Чтобы не пострадать?
– В этом нет смысла. Гораздо проще заставить его взорваться самому. Правда, Сэм, я не очень люблю говорить об этом…
– Я должен знать.
– Что ж… сейчас такое время года, когда самцы обычно дерутся. Они раздуваются, пытаясь казаться больше, понимаешь? Вот почему я всегда держу их порознь.
Ваймс отрицательно покачал головой.
– Там был только один дракон, – сказал он.
Позади них Моркоу наклонился над следующим загоном, в котором сидел грушевидный дракон-самец. Животное открыло один глаз и вперилось в капрала взглядом.
– А-кто-у-нас-тут-такой-холёсенький? – засюсюкал Моркоу. – Кажется, у меня завалялся где-то кусочек угля…
Дракон раскрыл второй глаз и моргнул, полностью проснувшись. Затем встал на дыбы. Его уши прижались к голове, ноздри раздулись, крылья развернулись вширь. Он глубоко вдохнул. Из живота донеслось бурление кислот, когда стали открываться внутренние затворы и клапаны. Лапы дракона оторвались от земли, грудная клетка раздулась…
Ваймс толкнул Моркоу, и они вместе повалились на землю.
Сидевший в загоне дракончик удивленно моргнул. Враг исчез таинственным образом. Испугался!
Дракон пыхнул пламенной отрыжкой и, успокоившись, затих.
Ваймс убрал руки с головы и перекатился на другой бок.
– Зачем вы это сделали, капитан? – недовольно спросил Моркоу. – Я вовсе не…
– Он увидел соперника! – перебил Ваймс. – Увидел и собрался атаковать.
Ваймс привстал на колени и похлопал Моркоу по нагруднику.
– Ты слишком хорошо его полируешь! – сказал он. – Дракон разглядел себя в отражении. Как в зеркале.
– О да, разумеется. Так бывает, – согласилась госпожа Сибилла. – Все знают, что драконов нужно держать подальше от зеркал…
– Зеркала! – воскликнул Моркоу. – Эй, там же были осколки…
– Именно. Злодей показал Пухлику зеркало, – подтвердил Ваймс.
– Бедняга. Должно быть, попытался сделаться больше себя самого, – посетовал Моркоу.
– Итак, – констатировал Ваймс, – мы имеем дело с крайне извращенным умом.
– О нет! Вы так думаете?
– Да.
– Но… Да нет, быть такого не может! Все это время Шнобби находился у нас на глазах…
– Я говорю не о Шнобби, – раздраженно перебил Ваймс. – Даже если бы он решил развлечься с драконом, то я сомневаюсь, что он заставил бы его взорваться. В этом мире, парень, попадаются гораздо более странные люди, чем капрал Шноббс.
Недоверие на лице Моркоу сменилось ужасом.
– О боже! – прошептал он.
Сержант Колон внимательно осмотрел мишени. Затем снял шлем и вытер пот со лба.
– Думаю, младшему констеблю Ангве больше не стоит пытаться стрелять из длинного лука, пока мы не придумаем, как справиться с тем… что ей мешает.
– Простите, сержант.
Они дружно повернулись к Детриту, застывшему с самым застенчивым видом над грудой сломанных луков. Дружба с арбалетами у него не сложилась сразу, поскольку в массивных руках тролля арбалеты казались меньше заколки для волос. Теоретически длинный лук мог стать чудовищно смертельным оружием в руках Детрита – если бы только он овладел искусством отпускать тетиву вовремя.
Детрит пожал плечами и потупился.
– Извиняюсь, господин, – сказал он. – Луки не шибко подходят для троллей.
– Ха! – саркастически воскликнул Колон. – А что касается тебя, младший констебль Дуббинс…
– Просто никак не получается прицелиться, сержант.
– Я думал, гномы славятся своими боевыми навыками!
– Да, но… это другого рода навыки, – ответил Дуббинс.
– Нападать из засады, например… – прошептал Детрит.
Поскольку он был троллем, шепот отразился эхом даже от самых отдаленных зданий. Борода Дуббинса мгновенно встала на дыбы.
– Ах ты, злокозненный тролль! Уж я тебя сейчас…
– Достаточно! – быстро произнес сержант Колон. – Думаю, тренировки на этом можно завершить. Остальному научитесь… вроде как по ходу службы, ладно?
Колон вздохнул. Он никогда не отличался жесткостью, но всю жизнь служил то в солдатах, то в стражниках, и теперь был несколько разочарован. Иначе он бы не сказал того, что произнес мгновение спустя:
– Не знаю… Честно, не знаю. Собачитесь между собой, ломаете казенное оружие… Я хочу сказать, кого мы пытаемся обмануть? Сейчас почти полдень. Сделаем перерыв на несколько часов, и вечером соберемся снова… Если вы посчитаете, что оно того стоит…
Раздался резкий треньк! Арбалет Дуббинса случайно выстрелил у него в руках. Свистнув возле уха капрала Шноббса, стрела улетела в реку и застряла в воде.
– Простите, – произнес Дуббинс.
Сержант Колон поцыкал.
Это было хуже всего. Лучше бы он обозвал гнома каким-нибудь плохим словом. Лучше бы дал понять, что Дуббинс заслуживает хотя бы оскорбления.
Ни слова не говоря, сержант Колон развернулся и пошел в сторону Псевдополис-Ярда.
До новобранцев донеслось его невнятное бормотание.
– О чем ета он говорит? – осведомился Детрит.
– О прекрасном мужском органе, – ответила Ангва и густо покраснела.
Дуббинс сплюнул на землю, что не заняло много времени из-за ее близости. Затем сунул руку за пазуху и, будто фокусник, извлекающий здоровенного кролика из маленькой шляпы, вытащил оттуда двусторонний боевой топор. А потом побежал.
К тому времени когда он достиг девственно чистой, нетронутой стрелами мишени, он разогнался так, что превратился в размытое пятно. Раздался страшный грохот, и болван для стрельбы взорвался, пыхнув в небо ядерным соломенным грибом.
Переглянувшись, Детрит с Ангвой подошли поближе, чтобы осмотреть результат. Куски мякины мягко опускались на землю.
– Обалдеть, – восхитилась Ангва. – Но сержант Колон говорил, что после задержания нужно задавать вопросы.
– Он не сказал, что задержанный должен быть в состоянии на них отвечать, – мрачно ответил Дуббинс.
– Из жалованья младшего констебля Дуббинса вычитается один доллар за мишень, – сказал Детрит, задолжавший уже одиннадцать долларов за луки.
– «Если оно того стоит»… – процитировал Дуббинс сержанта, бесследно пряча топор обратно за пазуху. – Видофоб проклятый!
– Мне кажется, он не такой, – возразила Ангва.
– Ха, легко тебе говорить! – выкрикнул Дуббинс.
– Почему?
– Потому что ты – человек, – пояснил Детрит.
Прежде чем ответить, Ангва немного поду-мала.
– Вообще-то я женщина, – сообщила она.
– Это одно и то же.
– Не совсем. Слушайте, пойдемте чего-нибудь выпьем…
Едва родившееся чувство «товарищества по несчастью» немедленно испарилось без следа.
– Чтобы я пил с троллем?
– Чтоб я пил с гномом?
– Так, ладно! – вмешалась Ангва. – А как насчет того, чтобы ты и ты пошел и выпил со мной?
Ангва сняла шлем и встряхнула волосами. У женщин-троллей не бывает волос, хотя у самых удачливых из них вырастает прекрасный лишайник. А женщина-гном скорее станет гордиться мягкостью и шелковистостью бороды, чем растительностью на скальпе. Но вид Ангвы, вероятно, был способен воспламенить маленькую искру древнего космического мужского начала в любом человекоподобном существе без исключений.
– У меня пока не было возможности как следует осмотреться, – сказала она, – но кажется, на Тусклой улице есть неплохое местечко…
На практике это означало, что они должны были пересечь реку, причем так, чтобы прохожим казалось, что двое из них не имеют ничего общего, по крайней мере с одним из двух других. А это, в свою очередь, проявлялось в том, что двое из трех с отчаянным безразличием поминутно озирались по сторонам.
А это привело к тому, что Дуббинс первым заметил в воде гнома.
Если это можно было назвать водой.
И если это еще можно было назвать гномом.
Стражники пригляделись.
– Ета, знаете, – сказал Детрит спустя некоторое время, – он похож на того гнома, который ремонтирует оружие на Заиндевелой улице.
– На Рьода Крюкомолота? – уточнил Дуббинс.
– Ага, на того самого.
– Немного похож, – согласился Дуббинс спокойным ровным голосом, – но не совсем.
– В каком смысле? – не поняла Ангва.
– В том, что у господина Крюкомолота не было такой огромной дыры в том месте, где должна быть грудь, – ответил Дуббинс.
«Он когда-нибудь спит вообще? – думал Ваймс. – Неужели этот дьявол никогда не опускает голову на подушку? Здесь есть где-нибудь личная комната с черным халатом, висящим на крючке на двери?»
Ваймс постучал в дверь Продолговатого Кабинета.
– А, капитан, – сказал патриций, оторвав взгляд от бумаг, – ты похвально расторопен.
– Неужели?
– Ты получил мое сообщение? – осведомился лорд Витинари.
– Нет, сэр. Я был… немного занят.
– В самом деле? И что же тебя… заняло?
– Кто-то убил господина Крюкомолота, сэр, большого человека в общине гномов. Его… застрелили из чего-то – осадного орудия или вроде того, а потом бросили в реку. Мы недавно его выловили. Я как раз шел, чтобы сообщить его жене. Он вроде бы жил на Паточной улице. А потом подумал, раз уж я иду мимо…
– Это весьма прискорбно.
– Уверен, господин Крюкомолот с вами бы согласился, – ответил Ваймс.
Патриций откинулся назад и внимательно осмотрел Ваймса.
– Скажи мне, – произнес он, – как он был убит?
– Пока не знаю. Никогда не видел ничего подобного. На груди у него… огромная такая дыра. Но я намерен все тщательно расследовать.
– Хмм. Я говорил уже, что сегодня утром ко мне приходил доктор Проблемс?
– Нет, сэр.
– Он был весьма… встревожен.
– Да, сэр.
– Мне кажется, ты его расстроил.
– Сэр?
Патриций, судя по всему, пришел к какому-то решению. Его кресло с грохотом подалось вперед.
– Капитан Ваймс…
– Сэр?
– Я знаю, что послезавтра ты выходишь на пенсию, и поэтому немного… неутомим. Но пока ты капитан Ночной Стражи, я прошу тебя следовать двум конкретным правилам…
– Сэр?
– Ты прекратишь любое расследование, связанное с кражей из Гильдии Убийц. Ты меня понял? То, что случилось, это всецело внутренние дела Гильдии.
– Сэр…
Ваймс старательно сохранял невозмутимое выражение лица.
– Смею надеяться, что непроизнесенным словом в твоем ответе было слово «да», капитан.
– Сэр…
– И в этом ответе тоже. Что касается несчастного господина Крюкомолота… Тело обнаружено совсем недавно?
– Да, сэр.
– Тогда оно вне вашей юрисдикции, капитан.
– Как это? Сэр?
– Расследованием займется Дневная Стража.
– Но мы никогда не делили юрисдикцию на ночную и дневную, сэр.
– Тем не менее в данных обстоятельствах я поручу капитану Квирку заняться расследованием, если, конечно, в таковом возникнет необходимость.
«Если возникнет необходимость… Можно поду-мать, такая дырища в груди – это обычное дело. Наверное, в него попал метеорит», – мрачно думал Ваймс.
Он глубоко вздохнул и оперся руками о стол патриция.
– Майонез Квирк не сможет найти даже собственную задницу без карты! Он понятия не имеет, как разговаривать с гномами! Он называет их пескососами! Это мои люди нашли тело! Оно в моей юрисдикции!
Патриций спокойно посмотрел на руки Ваймса. Капитан мгновенно убрал их, словно поверхность стола раскалилась вдруг докрасна.
– «Ночная Стража». Вот чем вы командуете, капитан. Ваше время приходит с темнотой.
– Но речь идет о гномах! Малейшая ошибка, и они начнут вершить справедливость сами! Обычно это означает усекновение головы первому попавшемуся троллю. И вы доверите такое дело Квирку?
– Я отдал приказ, капитан.
– Но…
– Можешь идти.
– Но так нельзя…
– Я велел тебе идти, капитан Ваймс!
– Сэр…
Ваймс отдал честь. Затем развернулся и, печатая шаг, вышел из кабинета. Дверь за собой он закрыл очень тихо, почти без щелчка.
Тем не менее патриций услышал, как он треснул кулаком в стену снаружи. Ваймс не обратил на это внимания, но на стене возле Продолговатого Кабинета уже присутствовало несколько едва заметных вмятин, глубина которых соответствовала эмоциональному состоянию в моменты ударов.
Судя по звуку, для заделки последней выбоины придется прибегнуть к услугам штукатура.
Лорд Витинари позволил себе улыбнуться, хотя в этой улыбке не было даже намека на юмор.
Город функционировал. Он представлял собой саморегулирующийся конгломерат Гильдий, связанный неумолимыми законами взаимных личных интересов, и он работал. В общем и целом. По большому счету. В основном. Так, как было нужно.
Не хватало еще, чтобы какой-то стражник влез не в свои дела и порушил все, как… как… как сорвавшаяся с цепи осадная катапульта.
То есть именно так, как было нужно…
Кажется, Ваймс находится в подходящем эмоциональном состоянии. При некотором везении приказы возымеют нужный патрицию эффект…
В каждом большом городе есть такой бар. Бар, в котором пьют служители закона.
Будучи не на дежурстве, стражники редко посещали самые веселые таверны Анк-Морпорка. В них легко можно было нарваться на нечто такое, что заставит их вернуться к несению службы[9]. Поэтому стражники обычно ходили в «Ведро», что на Тусклой улице. Это была довольно маленькая таверна, с низкими потолками, а присутствие в ней представителей Городской Стражи обычно отваживало других пьяниц. Но владельца заведения господина Сыра это не слишком расстраивало. Ведь никто не пьет так люто, как представитель закона, насмотревшийся за свою службу всякого.
Отсчитав монеты, Моркоу бросил их на стойку.
– Три пива, одно молоко, одна расплавленная сера на куске кокса с фосфорной кислотой…
– Не забудь зонтик, – напомнил Детрит.
– …и Тягучий Успокоительный Двойной Гаечный Ключ с лимонадом.
– С фруктовым салатиком, – уточнил Шнобби.
– Гав!
– И еще немного пива в миске, – добавила Ангва.
– Эта маленькая собачка, кажется, тебе полюбилась, – заметил Моркоу.
– Ага, – согласилась Ангва. – Сама не знаю почему.
Напитки поставили перед ними. Они посмотрели на напитки. Они выпили напитки.
Господин Сыр, хорошо знакомый с привычками стражников, тут же заново наполнил стаканы и изолированную чашку Детрита.
Они посмотрели на напитки. Они выпили напитки.
– А знаете, что больше всего меня бесит? – произнес Колон спустя некоторое время. – Что они бросили его в воду. Даже груз не потрудились привязать. Просто бросили, и все. Будто им плевать, найдут его или нет. Понимаете, о чем я?
– А меня бесит, что он был гномом, – сказал Дуббинс.
– А меня, что его убили, – откликнулся Моркоу.
Господин Сыр вновь прошелся вдоль стойки.
Они посмотрели на напитки. Они выпили напитки.
Короче говоря, несмотря на доказательства, свидетельствующие об обратном, убийства в Анк-Морпорке не были обычным явлением. Убийства, конечно, случались и, как упоминалось выше, существовало бесчисленное множество способов непреднамеренного самоубийства. А иногда, особенно в субботу вечером, случались семейные ссоры, во время которых люди находили более дешевую альтернативу разводу. Все эти вещи существовали, но для них, по крайней мере, имелись причины, хоть и не вполне разумные.
– Господин Крюкомолот был большим человеком среди гномов, – заметил Моркоу. – И к тому же добропорядочным гражданином. Он никогда не подстрекал на бунт, в отличие от господина Рукисилы.
– Он владеет мастерской на Паточной улице, – напомнил Шнобби.
– Владел, – вставил слово сержант Колон.
Они посмотрели на напитки. Они выпили напитки.
– А вот интересно, – сказала Ангва, – что же проделало в нем такую дыру?
– Никогда не видел ничего подобного, – заметил Колон.
– Может, нам стоит пойти и рассказать об этом госпоже Крюкомолот? – осведомилась Ангва.
– Этим занимается капитан Ваймс, – ответил Моркоу. – Он сказал, что не будет никого об этом просить и сделает все сам.
– Уж лучше он, чем я, – пылко закивал Колон. – Я бы ни за что не согласился. В гневе эти мелкие шельмецы просто ужасны!
Все хмуро кивнули. Включая еще одного мелкого шельмеца и приемного шельмеца побольше.