Искатель. 1962. Выпуск №6

Чувство силы

Рисунки Н. Гришина

Джехан Шуман привык иметь дело с высокопоставленными людьми, руководящими раздираемым войной государством. Он составлял программы для автоматических счетных машин самого высшего порядка. Поэтому генералы — хоть он и был только штатским — прислушивались к его мнению. Председатели комитетов конгресса — тоже.

Сейчас в отдельном зале Нового Пентагона присутствовало по одному представителю тех и других. Генерал Уэйдер был темен от космического загара. Его маленький ротик все время сжимался кружочком. У конгрессмена Бранта было гладко выбритое лицо и светлые глаза. Он курил денебианский табак с видом человека, патриотизм которого настолько известен, что такую вольность можно себе позволить.

Высокий, изящный Шуман, программист I класса, глядел на них без страха.

— Джентльмены, — произнес он, — это Майрон Ауб.

— Человек с необычайными способностями, открытый вами случайно, — безмятежно сказал Брант. — Помню.

Он разглядывал маленького лысого человечка с выражением снисходительного любопытства.

Человечек беспокойно шевелил пальцами, переплетал и расплетал их. Ему никогда еще не приходилось сталкиваться со столь великими людьми. Он был всего лишь пожилым техником низшего разряда, когда-то он провалился на всех экзаменах, предназначенных для отбора самых одаренных, и с тех пор застрял в колее неквалифицированной работы. У него была одна страстишка, о которой пронюхал великий программист и из-за которой поднялась эта страшная шумиха.

Генерал Уэйдер сказал:

— Я нахожу эту атмосферу таинственности детской.

— Сейчас вы увидите, — возразил Шуман, — это не такое дело, чтобы рассказывать первому встречному. Ауб! — В том, как он бросил это односложное имя, было что-то повелительное, но так подобало говорить великому программисту с простым техником. — Ауб. сколько будет, если девять умножить на семь?

Ауб поколебался, в его бледных глазах появилась тревога.

— Шестьдесят три, — сказал он.

Конгрессмен Брант поднял брови.

— Это верно?

— Проверьте сами, сэр.

Конгрессмен достал из кармана счетную машинку, дважды передвинул ее рычажки, поглядел на циферблат у себя на ладони, потом сунул машинку обратно.

— Это вы и хотели нам показать? — спросил он. — Фокусника?

— Больше чем фокусника, сэр. Ауб запомнил несколько простых операций и с их помощью ведет расчеты на бумаге.

— Бумажный счетчик, — вставил генерал со скучающим видом.

— Нет, сэр, — терпеливо возразил Шуман. — Совсем не то. Просто листок бумаги. Генерал, будьте любезны задать число.

— Семнадцать, — сказал генерал.

— А вы, конгрессмен?

— Двадцать три.

— Хорошо. Ауб! Перемножьте эти числа и покажите джентльменам, как вы это делаете.

— Да, программист, — сказал Ауб, втянув голову в плечи. Из одного кармана он извлек блокнотик, из другого — тонкий автоматический карандаш. Лоб у него собрался складками, когда он принялся выводить на бумаге затейливые значки.

Генерал Уэйлер резко бросил ему:

— Покажите, что там.

Ауб подал ему листок, и Уэйлер сказал:

— Да, это число похоже на семнадцать.

Брант кивнул головой.

— Да, но мне кажется, скопировать цифры со счетчика сможет всякий. Думаю, что мне и самому удастся нарисовать семнадцать даже без практики.

— Разрешите Аубу продолжить, джентльмены, — бесстрастно произнес Шуман.

Ауб снова взялся за работу, руки у него слегка дрожали. Наконец он произнес тихо:

— Это будет триста девяносто один.

Конгрессмен Брант снова достал свой счетчик и защелкал рычажками.

— Черт возьми, верно! Как он угадал?

— Он не угадывает, джентльмены, — возразил Шум-ан. — Он рассчитал результат. Он сделал это на листке бумаги.

— Чепуха, — нетерпеливо произнес генерал. — Счетчик — это одно, а значки на бумаге — другое.

— Объясните, Ауб, — приказал Шуман.

— Да, программист. Ну вот, джентльмены, я пишу семнадцать, а под ним — двадцать три. Потом я говорю: семь на три.

Конгрессмен прервал мягко:

— Нет, Ауб, задача была умножить семнадцать на двадцать три.

— Да, я знаю, — серьезно ответил маленький техник, — но я начинаю с того, что умножаю семь на три, потому что так получается. А семь на три — это двадцать один.

— Откуда вы это знаете? — спросил конгрессмен.

— Просто запомнил. На счетчике всегда получается двадцать один. Я проверял много раз.

— Это не значит, что так будет получаться всегда, не правда ли? — заметил конгрессмен.

— Не знаю, — пробормотал Ауб. — Я не математик. Но, видите ли, мои результаты всегда точны.

— Продолжайте.

— Три на семь — это двадцать один, так что я и пишу двадцать один. Потом трижды один — три, так что я пишу тройку под двойкой…

— Почему под двойкой? — прервал вдруг Брант.

— Потому что… — Ауб обратил беспомощный взгляд к своему начальнику. — Это трудно объяснить.

Шуман вмешался.

— Если вы примете его работу, как она есть, то подробности можно будет поручить математикам.

Брант согласился.

Ауб продолжал:

— Два да три — пять, так что из двадцати одного получается пятьдесят один. Теперь начнем заново. Перемножим семь и два, это будет четырнадцать, потом один и два, это будет два. Сложим, как раньше, и получим тридцать четыре. И вот, если написать тридцать четыре вот так, под пятьдесят одним й сложить их, то получится триста девяносто один. Это и есть ответ.

Наступило минутное молчание, потом генерал Уэйдер сказал:

— Не верю. Он городит чепуху и складывает числа и умножает их так и этак, но я ему не верю… Это слишком сложно, чтобы быть разумным.

— О нет, сэр, — возразил смятенно Ауб. — Это только кажется сложным, потому что вы не привыкли. В действительности же правила довольно просты и годятся для любых чисел.

— Для любых, да? — произнес генерал. — Ну, так вот. — Он достал свой счетчик (военную модель старого стиля) и поставил его наугад. — Пишите на бумажке — пять, семь, три, восемь; это значит, это значит — 5 738.

— Да, сэр, — сказал Ауб и взял новый листок бумаги.

— Теперь… — Он снова заработал счетчиком. — Пишите: семь, два, три, девять. Число — 7 239.

— Да, сэр.

— А теперь перемножьте их.

— Это займет много времени, — прошептал Ауб.

— Занимайте.

— Валяйте, Ауб, — весело сказал Шуман.

Ауб принялся за дело, низко нагибаясь. Он брал один листок за другим. Генерал достал часы и смотрел на них.

— Ну что же, кончили колдовать, техник? — спросил он.

— Сейчас кончу, сэр… Готово, сэр. 41 537 382. — Ауб показал ему записанный результат.

Генерал Вейдер горько улыбнулся, передвинул контакты умножения на своем счетчике и подождал, пока цифры остановятся. А тогда он взглянул и сказал с величайшим изумлением:

— Великие галактики, это верно!

Президент позволил своим подвижным чертам принять выражение глубокой, постоянной меланхолии. Денебианская война, начавшаяся как широкое популярное движение, выродилась в скучное маневрирование с постоянно растущим на Земле недовольством. Быть может, однако, оно росло и на Денебе.

А тут конгрессмен Брант, глава важного военного комитета, тратит свою получасовую аудиенцию на разговоры о чепухе.

— Расчеты без счетчика, — нетерпеливо произнес президент, — это противоречие понятий.

— Расчеты, — возразил конгрессмен, — это только система обработки данных. Это может сделать машина, может сделать и человеческий мозг. Позвольте привести вам пример. — И, пользуясь недавно приобретенными знаниями, он получал суммы и произведения, пока президент не заинтересовался против воли:

— И это всегда выходит?

— Каждый раз, мистер президент. Это абсолютно надежно-

— Трудно ли этому научиться?

— Мне понадобилась неделя, чтобы понять по-настоящему. Думаю, что дальше будет легче.

— Хорошо, — сказал президент, подумав. — Это интересная салонная игра, но какая от нее польза?

— Какая польза от новорожденного ребенка, мистер президент? В данный момент пользы нет, но разве вы не видите, что это указывает нам путь к освобождению от машины? Подумайте, мистер президент. — Конгрессмен встал, и в его звучном голосе автоматически появились некоторые из интонаций, какими он пользовался во время публичных дебатов. — Денебианская война — это война между счетными машинами Денебианские счетчики создают непроницаемый заслон против нашего обстрела, наши счетчики — против их обстрела. Как только мы улучшаем работу своих счетчиков, другая сторона делает то же, и такое жалкое, бесцельное равновесие держится уже 5 лет…

А теперь у нас есть способ обойтись без счетчика, перепрыгнуть через него, обогнать его, мы сумеем сочетать механику расчетов с человеческой мыслью, мы сможем получить эквивалент счетчикам, биллионам их. Я не могу предсказать все последствия в точности, но они обещают быть неисчислимыми. А если Денеб будет продолжать упрямиться, они станут катастрофическими.

Президент смутился.

— Чего вы хотите от меня?

— Поддержите в административном отношении секретный проект, касающийся людей-счетчиков. Назовем его проект «Число», если хотите. Я могу поручиться за свой комитет, но мне нужна административная поддержка.

— А каковы пределы возможности для людей-счетчиков?

— Пределов нет. По словам программиста Шумана, познакомившего меня с этим открытием…

— Я слыхал о Шумане.

— Так вот, доктор Шуман говорит, что теоретически счетная машина не может делать ничего такого, чего не мог бы сделать человек. Машина попросту берет некоторое количество данных и производит с ними конечное количество операций. Человек может воспроизвести этот процесс.

Президент обдумал это, потом сказал:

— Если Шуман говорит, что это так, то я готов поверить ему — в теории. Но практически может ли кто-нибудь знать, как счетная машина работает?

Брант вежливо засмеялся.

— Да, мистер президент, я тоже спрашивал об этом. По-видимому, было время, когда счетные машины проектировались людьми. Конечно, эти машины были очень простыми — ведь это происходило еще до того, как были разработаны способы использования одних счетчиков для проектирования других, более совершенных.

— Да, да, продолжайте.

— Очевидно, техник Ауб в свободное время занимался восстановлением некоторых старых устройств; в процессе работы он изучал подробности их действия и нашел, что может воспроизвести их. Умножение, проделанное мною сейчас, это только воспроизведение работы счетной машины.

— Поразительно!

Конгрессмен слегка откашлялся.

— Разрешите мне указать еще на одну сторону вопроса, мистер президент. Чем больше мы разовьем это дело, тем меньше усилий нам потребуется затрачивать на производство счетных машин и на их обслуживание. Их труд возьмут на себя люди, а мы используем океан освободившейся энергии на мирные дели, и средний человек будет все меньше ощущать гнет войны. А это, конечно, окажется полезным правящей партии.

— Ага, — сказал президент, — я вижу, к чему вы клоните. Хорошо, но мне нужно подумать… А сейчас садитесь, сэр, садитесь и покажите-ка мне еще раз фокус с умножением. Посмотрим, сумею ли я разобраться в нем.

Программист Шуман не торопил события. Лессер был консервативен, очень консервативен и любил работать со счетными машинами, как работали его отец и дед. И если удастся убедить его искренне примкнуть к проекту «Число», то это даст большие — возможности, ведь он держит в руках западноевропейский комбинат счетных машин. Но Лессер упирался. Он сказал:

— Мне не нравится эта идея. Человеческий ум — капризная штука. Счетная машина дает на одну и ту же задачу всегда один ответ. Кто поручится, что человек будет делать то же?

— Разум человека, расчетчик Лессер, только манипулирует с фактами. Делает это он или машина — неважно. То и другое — лишь орудия.

— Да. Да. Я проследил за вашим остроумным доказательством того, как человек воспроизводит работу машины, но, по- моему, в нем многое не обосновано. Я могу согласиться с теорией, но есть ли у нас основания думать, будто теорию можно превратить в практику?

— Думаю, сэр, что есть. В конце концов счетные машины существовали не всегда. У пещерных людей с их каменными топорами и железными дорогами счетных машин не было.

— Может быть, они просто не вели расчетов.

— Ну уж тут сомневаться не приходится. Даже для строительства железной дороги или пирамиды нужно уметь рассчитывать, а люди делали это без тех счетных машин, какие мы знаем.

— Вы хотите сказать: они считали так, как вы мне показывали?

— Может, и не так. Этот способ, — мы назвали его «графитикой», от древнего европейского слова «графо» — «пишу», — разработан на основе счетчиков, так что, надо думать, он не мог предшествовать им. Но все-таки у пещерных людей должен был быть какой-то способ, верно?

— Забытое искусство! Если вы хотите говорить о забытых искусствах…

— Нет, нет. Я не сторонник этой теории, хоть она и не кажется мне невероятной. В конце концов мы знаем, что человек питался зернами злаков до введения гидропонии, и если первобытные народы ели зерно, то, наверное, должны были выращивать злаки из почвы. Как же могло быть иначе?

— Не знаю, но поверю в выращивание из почвы, только когда увижу, что кто-нибудь вырастил что-нибудь таким способом. И поверю в добывание огня путем трения двух кремней друг о друга, если увижу, что кому-нибудь это удалось.

Шуман заговорил примирительно:

— Давайте будем держаться графитики. Это только часть процесса эфемеризации. Транспорт с помощью всяких громоздких приспособлений уступил место непосредственному телекинезису. Средства связи постепенно становятся все менее массивными и более надежными. А сравните свой карманный счетчик с неуклюжими машинами тысячелетней давности. Почему бы не сделать еще один шаг и не отказаться от счетчика совсем? Послушайте, сэр, проект «Число» — это верное дело; прогресс уже есть. Но нам нужна ваша помощь. Если вас не трогает патриотизм, то подумайте об интеллектуальной романтике!

Лессер возразил скептически:

— Какой прогресс?.. Что вы думаете делать, кроме умножения? Сумеете вы проинтегрировать трансцендентную функцию?

– * Со временем сумею, сэр. Со временем. С месяц назад я научился производить деление. Я могу находить, и находить правильно, частное в целых и десятичных.

— В десятичных? До какого знака?

Программист Шуман постарался сохранить небрежный тон.

— До какого угодно.

Лицо у Лессера вытянулось.

— Без счетчика?

— Дайте мне задачу.

— Разделите двадцать семь на тринадцать. С точностью до шестого знака.

Через пять минут Шуман сказал:

— 2,076923.

Лессер проверил.

— Да, это поразительно. Умножение не очень захватило меня, потому что относится, в сущности, к целым числам, и я думал, что это просто фокус. Но десятичные!..

— И это не все. Есть еще одно достижение, пока еще сверхсекретное, о нем, строго говоря, я не должен был бы упоминать. Но все же… Возможно, что нам удастся овладеть квадратными корнями.

— Квадратными корнями?

— Там есть кое-какие занозы, которые мы еще не сумели сгладить, но техник Ауб — человек, изобретший эту науку и обладающий в ней большой интуицией, — он говорит, что почти уже решил эту проблему. А ведь он только техник. Для такого же человека, как вы, для опытного и талантливого математика, здесь не будет ничего трудного.

— Квадратные корни… — пробормотал заинтересованный Лессер.

— И кубические тоже. Идете вы с нами?

Рука Лессера вдруг протянулась к нему.

— Рассчитывайте на меня.

Генерал Уэйдер расхаживал по комнате взад и вперед, обращаясь к своим слушателям так, как вспыльчивый учитель обращается к упрямым ученикам. Генерал не задумывался о том, что его слушателями были ученые, стоящие во главе проекта «Число». Генерал был их главным начальником и помнил об этом каждый момент, когда не спал.

Он говорил:

— Ну, с квадратными корнями покончено, я не умею их извлекать и не понимаю метода, но все равно это замечательно. И все- таки нельзя уводить проект в сторону, к тому, что некоторые из вас называют основной теорией. Можете забавляться с графитикой сколько вам угодно по окончании войны, но в данную минуту нам нужно решать специфические и весьма практические задачи.

Техник Ауб в дальнем, углу слушал его с напряженным вниманием. Правда, он теперь уже не был техником; его сняли с этой должности и причислили к проекту, дав ему звучный титул вместе с хорошим окладом. Но общественное различие осталось, и высокопоставленные ученые мужи никак не могли заставить себя смотреть на него, как на равного. Надо отдать Аубу справедливость: он и не добивался этого. Им было с ним так же неловко, как и ему с ними.

Генерал продолжал:

— Наша цель, джентльмены, проста: мы должны заменить счетную машину. Звездолет без счетчика можно построить впятеро быстрее и вдесятеро дешевле, чем со счетчиком. Если нам удастся обойтись без счетчиков, мы построим флот в пять, а то и в десять раз крупнее денебианского.

Но есть кое-что еще и в перспективе. Сейчас это покажется вам фантазией, пустой мечтой, но в будущем я предвижу боевые ракеты с людьми на борту.

По аудитории пронесся шепот.

Генерал торжествующе оглядел аудиторию.

— В настоящий момент нас больше всего лимитирует тот факт, что боевые ракеты лишены разума. Чтобы управлять ими, счетная машина должна быть слишком большой. Кроме того, ракеты с трудом приспосабливаются к постоянно меняющемуся характеру противоракетной защиты. Лишь очень немногие из них достигают цели, и ракетная война заходит в тупик — для неприятеля, к счастью, так же, как и для нас.

С другой стороны, ракета даже с одним человеком на борту, контролируемая во время полета с помощью графитики, будет легче, маневренней, разумнее. Это даст нам такое преимущество, которое вполне может привести к победе. В свою очередь, джентльмены, условия войны заставляют нас думать еще об одном. Человеческий материал гораздо дешевле счетной машины. Большое количество ракет с людьми можно будет использовать в таких обстоятельствах, в каких ни один генерал не решился бы рисковать, имея в распоряжении только ракеты со счетчиками…

Он сказал еще много другого, но техник Ауб не слушал больше.

В тишине своего жилища техник Ауб долго трудился над письмом, которое хотел оставить. Вот оно:

«Когда я начал работать над тем, что сейчас называется графитикой, это было развлечением. Я не видел в нем ничего, кроме интересной забавы, умственной гимнастики.

Когда был создан проект «Число», то я подумал, что другие окажутся умнее меня, что графитику можно будет употребить на благо человечеству, — быть может, в разработке действительно практических телекинетических приспособлений. Но теперь я вижу, что она будет использована только для смерти и уничтожения.

Я не в силах нести ответственность за то, что изобрел графитику».

Окончив, он тщательно навел фокус белкового деполяризатора на себя и умер мгновенно и безболезненно.

Они стояли над могилой маленького техника, слушая, как воздавалась должная честь его открытию.

Программист Шуман склонял голову вместе с остальными, но оставался спокойным. Техник сделал свое, и нужды в нем больше не было. Конечно, он изобрел графитику, но, раз появившись, она будет развиваться самостоятельно, могуче, победно, пока не появятся ракеты с экипажем и прочие чудеса.

«Семь на девять равняется шестидесяти трем, — подумал Шуман с глубоким удовлетворением, — и чтобы решить это, счетная машина мне не. нужна. Она — у меня в голове».

И поразительным было чувство силы, которое дала ему эта мысль.

Сокращенный перевод с английского 3. БОБЫРЬ

Александр Казанцев