Мистикал. Том 2. Исчезнувшая стражница

Хана

– Значит, эфирный щит смог удержать грифа, но на аберранте не осталось ни царапины, – бормочет Селена. – Мы этого не знали.

Бабушка Луны задумчиво подносит ручку к губам, затем склоняется над книгой Хранительницы и делает пару записей изящным почерком – похоже на надписи с афиш старых фильмов.

– Это так странно, – отмечает Эрин. – В бестиарии сказано, что стражницы предыдущих поколений сражались с грифом. Но… неужели мистикал не додумалась атаковать его эфиром? Это же… самое очевидное решение. Если бы она проверила, в бестиарии написали бы, что это не работает. Но там ничего подобного не говорится. Как такое возможно?

Вопрос Эрин – это идеальное сочетание невинного выражения лица и обвинительного тона. Хана уже не удивляется ее способностям: она не раз думала, что из Эрин вышла бы прекрасная актриса. К тому же она держится как настоящая звезда.

– Девочки, если вы намекаете на что-то конкретное, то можете перестать вести себя по-детски и сказать мне прямо, – подводит итог Селена, не отрывая глаз от книги.

– Хорошо, – Эрин опирается обеими руками на поверхность стола. – Что вы знаете о предыдущей мистикал Эфирного центра?

Нора и Луна широко открывают глаза, как будто Эрин произнесла одно из тех ругательств, которые обычно «запикивают» по телевизору.

– А что? – невинно восклицает Эрин. – Мы договорились, что спросим, если об этом зайдет разговор.

– Разговор не «зашел», скорее ты его начала, – возражает Ирис.

Эрин пожимает плечами, но делает это явно гордясь собой. Она даже не смущается, когда Селена открыто спрашивает:

– А что вы знаете о предыдущем поколении мистикал? – ее глаза напоминают две маленькие щелочки посередине лица. Даже Хана бы испугалась этого взгляда, если бы не верила, что глубоко в душе (очень глубоко в душе) она милая старушка.

– В любом случае больше, чем вы с Галой нам рассказали, – ворчит Луна, скрещивая руки на груди.

– Я не понимаю, почему мы вообще должны были тебе что-то говорить, – добавляет бабушка, перебирая кольца, вплотную облепившие пальцы.

– А, нет? Но почему у вас такое лицо? – спрашивает Ирис. – Вы явно что-то скрываете.

– Ирис, дорогая, мне жаль, что ты все еще злишься на меня. Когда все вышло из-под контроля, мы с Галой должны были проявить больше сочувствия… Но пора уже прекратить эту историю про то, будто мы что-то от вас скрываем.

– Речь вовсе не об этом, – протестует Ирис. – Более того, в случившемся не было моей вины, и вы это прекрасно знаете.

Неподготовленный наблюдатель сказал бы, что она спокойна. Однако, увидев лицо подруги, Хана наклоняется через стол, чтобы быть ближе к Селене, а точнее – чтобы в любой момент встать между ней и Ирис, если понадобится. Потому что Ирис похожа на научный эксперимент: интересный, трудный для понимания и способный взорваться без предупреждения (по крайней мере, именно так Хана представляет научные эксперименты).

– Нам просто интересно, что случилось с Изабель, – говорит Хана.

Как только последнее слово слетает с ее губ, Селена перестает перебирать кольца и устремляет на нее взгляд.

– Откуда ты знаешь ее имя?

Упс.

– Я прочла его у вас в мыслях, – прикрывает подругу Ирис. – И телепатировала Хане. Я хотела посмотреть, как вы отреагируете, услышав это имя, и вы только что сами подтвердили наши подозрения, – импровизирует она.

Селена, кажется, впечатлена. Хана тоже, но по совсем другой причине: впервые в жизни Ирис придумала оправдание, в которое веришь. Она гордится ею.

– Ты не сказала мне, что овладела телепатией, – упрекает ее Селена.

Ирис пожимает плечами.

– Я прекрасно контролирую свои способности, – отвечает она. – Это вы все время пытаетесь…

Ее прерывает крик Селены. Хана оборачивается как раз вовремя, чтобы увидеть, как кресло бабушки Луны отлетает назад и врезается в сервант с фарфоровой посудой. Громко звенят тарелки и стаканы.