И с безумием приходит свет

ГЛАВА ПЕРВАЯ

«Я был по уши влюблен в нее. Нет. Это не опишет глубины. Я был готов вырвать сердце, бросить ей и молить принять его. Я падал с величайших высот без страховочного каната. Я отдавал все в своей жизни ей, каждый дюйм своей души, чтобы она гордо носила ее. Я был бывшим королем на коленях перед королевой. Шут, просящий шанса. Я был бессилен, беспомощен, в ее власти».

Нет ничего более пугающего, чем рассвет, что казался темнее ночи. Когда ты часами ждешь первых лучей света, напоминание, что наша планета крутится, и жизнь продолжается, а получаешь лишь тьму. Может, солнце было где-то там, может, мир вертелся, но я этого не знал. Я видел лишь тьму, эту черную дыру, что засасывала меня, пока не осталась оболочка моего бывшего я. В этом безумии не было света. Моя татуировка была ложью.

Утром после того, как Перри бросила меня, как я создал эту дыру, солнце не взошло. Я ворочался всю ночь в постели в логове, пока не смог выдерживать запах ее волос на простынях. Я перебрался в кресло, а, когда проснулся, был не один.

А хотелось быть в одиночестве.

— Декс, — голос Джен ворвался в бездну.

Я не хотел сейчас разбираться с ней. Прошлой ночью она нашла меня рыдающим на полу. Он помогла мне встать, впервые за все время позаботилась обо мне. Может, из-за той же вины, что была у меня. Может, она делала это напоследок, чтобы не ставить плохую точку.

Я медленно открыл глаза. Комната была серой, монотонной, мертвой. Она сидела в кресле, которое придвинула ко мне, она ненавидела это кресло, потому что я купил его в «IKEA». Она выглядела так же ужасно, как и я, и от этого было еще печальнее. Когда Дженнифер Родригез напоминала рыбу фугу, становилось понятно, что произошло что-то ужасное.

— Декс, нам нужно поговорить, — сказала она хриплым голосом. Она посмотрела на свои колени в шелковых штанах пижамы, спутанные волосы закрыли ее глаза.

Обычно от этих слов все мужчины напрягались. Может, даже прыгали из окна. Я был слишком пустым, слабым, чтобы сделать что-то еще, кроме как лежать и смотреть на нее. Она выглядела иначе, комната выглядела иначе, ничто уже не будет прежним. И хотя я мог успокоиться от этого, перемена означала потерю Перри. Так что легче не было.

— Говори, — сказал я, потому что не было сил сделать это самому. Я хотел услышать все от нее. Я хотел услышать, как она признает ошибки. Я хотел — сильнее всего — получить шанс признаться в своих.

Она принялась водить ногтями с маникюром по ногам, оставляя линии на штанах, что медленно пропадали на шелке. Ей было сложно. Это меня немного взбодрило.

— Я… — сказала она и отвела взгляд от меня. Ее глаза блестели от слез. И мне стало не по себе. Никто не хотел видеть, как женщина плачет, даже если она — дьяволица. — Думаю, нам нужно расстаться.

Я смотрел на нее.

— Неужели?

Она всхлипнула и нежно вытерла под глазами, словно могла испортить макияж, которого не было.

— Я была не честна с тобой. Знаю, и ты со мной честен не был.

Я прищурился.

— Когда я не был честен?

Она пронзила меня взглядом.

— Ты любишь другую женщину.

— А ты — другого мужчину. Как давно у тебя роман с сэром Козлом, то есть Брэдли?

Она пропустила оскорбление.

— Как давно у вас с Перри?

Я вздрогнул.

— Все не так.

— Ну, да, ты тут победил, — сказала она и убрала волосы с лица. Она была красивой. Конечно, я так долго был слепым. Она умела создать ощущение, что ты — самый счастливый мужчина в мире, потому что вас видели вместе. Она заставляла задаваться вопросом: почему я? Но я знал, почему. Потому что я был безопасен. Мы использовали друг друга, как страховочный канат, пока он не порвался.

И я не был победителем. Ни капли.

— Если мы решили говорить начистоту, скажи… как долго? — повторил я.

Она с болью вздохнула.

— С… тех пор, как ты покинул «Крох с вином». Покинул меня.

Я не хотел начинать очередную ссору из-за моего ухода, все это сейчас было ерундой. И, удивительно, но это жалило не так сильно, как я думал. Наверное, за ночь пострадала моя гордость.

— Почему ты не покончила с этим? — спросил он.

Она пожала плечами.

— А ты?

— Потому что… — начал я. И не смог подобрать слова. Я боялся. Я боялся использовать шанс с Перри по миллиону разных причин. Я боялся пораниться. Я боялся потерять сердце, душу, все ради женщины, что не хотела меня в ответ. Ради той, что была мне нужна больше всего. — Я не знаю, что она чувствует, — тихо сказал я, глядя на ковер.

Она фыркнула.

— Ага. Декс, она была по уши влюблена в тебя. А ты — в нее. Я знала это, как только она прошла в эту квартиру. Ты смотрел на нее так, как никогда не смотрел на меня. И она смотрела на тебя так, как никогда не смотрела я. Ты мог все получить.

— Прости, но не каждый может так просто изменять за спиной другого, — прорычал я.

Она скрестила ноги и руки, возвращался ее противный характер.

— Верно. Ладно, Декс. Будто ты не был с ней тут прошлой ночью.

— Только раз, — сказал я, скрывая ложь.

— Я это вижу. Не моя вина, что ты все испортил.

Отчасти это была ее вина.

— Ты постоянно изменяла мне.

Она склонилась, и ее опухшие глаза были в дюймах от меня.

— Как и ты. Может, я была с Брэдли телом, но ты был с Перри сердцем. Что хуже, а?

Я прикусил губу до крови. Наконец, я сказал:

— Нет ничего хуже этого.

Она кивнула, на лице вспыхнула уязвимость.

— Мы оба виноваты.

— Точно.

— Думаю, мы не можем расстаться как нормальные люди.

Я выдавил улыбку.

— Джен, ты знаешь, что я не нормален.

Она улыбнулась в ответ.

— Знаю, — она обхватила мою ладонь и быстро сжала. Это был последний раз, когда Джен касалась меня.

Позже она заявила, что хочет переехать к Брэдли. Она решила оставить Жирного кролика, потому что пес всегда меня любил больше, а у господина Пошляка была аллергия на собак. Она собрала свой чемодан уродливой расцветки гепарда, сказала, что вернется за остальными вещами через пару дней, и пожелала мне удачи.

Мне требовалась вся удача.

Следующие несколько дней до момента, когда Джен забрала свои вещи, были пустыми. Ребекка звонила, а я думал, можно ли позвонить Перри. Я не отвечал на звонки, и Перри не ответила бы на мои. Я не мог есть. Не мог сходить в туалет. Я напивался до ступора, покидал квартиру только для выгула Жирного кролика по улице. В остальное время я оставлял открытым балкон, и он делал свои дела там. Я был слишком пуст, чтобы думать о том, как квартира превращается в Какоград.

Я не позволял себе жалеть себя. В прошлый раз, когда я сделал это, я оказался в психушке с сильными препаратами, когда Эбби умерла. А потом она оказалась в моей квартире. Мертвая.

Забавно, что я ожидал, что Эбби будет досаждать мне теперь, когда Перри и Джен ушли. Я ожидал увидеть ее жуткое тело в коридоре или под потолком спальни. Я ожидал увидеть ее среди зданий Какограда, манящую меня пальцем.

Но Эбби не приходила. И я был разочарован. Как одинок я был, что хотел общества помешанного призрака? Нет, в этот раз я был абсолютно одинок. У меня был лишь вонючий пес, но и он начинал презирать меня из-за моего ухудшающегося состояния.

Я не видел ни в чем смысла. Мои мысли не были о суициде, но мне нравилась идея покончить со всем. Я знал, что не сделаю этого, но я фантазировал, как просто это было бы. И никому не было бы дела. И как быстро прекратилась бы боль. Я не хотел умирать, но и жить не хотел. Жить, дышать, существовать день ото дня становилось все тяжелее для сердца.

Заткнись уже. Соберись. Переживи это. Не думайте, что я не кричал этого в голове. Но когда мои голова и сердце ладили? Они теперь были заклятыми врагами, поклявшимися разорвать друг друга на клочки.

Я облажался. Даже больше. В моих руках была любовь всей моей жизни на один прекрасный миг, и я разорвал ее, и дыры остались на моем сердце. Перри… Я больше не увижу ее улыбку. Не услышу ее мелодичный голос. Не смогу рассмешить ее, заставить скривиться или накричать на меня. Ох, даже если бы она ответила на мой звонок и устроила мне ад воплями, я был бы рад. Но была лишь тишина. Лишь тьма.

Джен и Придурок побывали в квартире, пока я спал (да, посреди дня), и пробудили меня. Джен вбежала комнату, размахивая руками над головой, крича на меня за то, во что я превратил квартиру, она угрожала вызвать службу за Жирным кроликом. Я знал, что она права. И, когда я услышал разочарованные звуки Брэдли из гостиной, я обнаружил, что угли гордости во мне еще оставались. Я не собирался казаться жалким бывшей девушке.

— Джен, — сказал я, садясь на кровати. Она разглядывала комнату, словно я везде спрятал гавно. Серьезно. — Быстрее.

— Ты отвратителен, — сообщила она, поскользнувшись на недоеденной пицце на полу. — Что произошло?

— Ты знаешь, — тихо сказал я, удивляясь своему смущению, радуясь, что это показывало, что я жив. — Я все потерял.

Она застыла в центре комнаты, тонкие руки на хрупких бедрах.

— Ты ничего не имел, чтобы это терять.

— Не многовато отрицания? — спросил я.

Она закатила глаза, все еще не скрывая отвращения.

— Ты не можешь потерять то, что тебе не принадлежало. Прими это и иди дальше.

— Ого, — я тряхнул головой. — Быстро ты стала стервой. Где сострадание, что было в тебе недавно?

— Это все, что было. Ты его использовал.

— Все вот так будет? — я был почти удивлен ее холодом.

— Джен, — позвал Брэдли из гостиной. — Может, лучше вернемся после того, как вызовем команду по работе с опасными веществами?

— Отличная идея, — заорал я в ответ. — Они могут облить и вас, чтобы гнилью не воняло.

— Очень зрело, — фыркнула она и пошла к двери.

— Кто-то же должен быть взрослым.

Ее зеленые глаза стали щелками.

— Я вернусь через два дня Декс. Днем. И я не хочу видеть тебя в доме, и тут должно быть чисто, а мои вещи — стоять у двери. Иначе я кого-то вызову.

Я не знал, кого она собиралась вызвать, но рисковать не хотел. Я сверлил ее взглядом, раздумывая. Я не хотел слушаться ее, ясное дело, этот уголек гордости начинал пылать. Я им еще покажу.

Я начал с самого долгого душа в жизни, а потом долго мастурбировал. Я думал при этом о пухлой попке Перри, и я был рад тому, что не пролил ни одной слезинки. Конечно, в фантазии было иначе.

А потом я убирался в квартире, но не знал, насколько справился с этим. Конечно, они были в ужасе, я видел условия для жизни лучше в переходе для бомжей. Наконец, я начал отвечать на звонки. Я получил взбучку от Ребекки, как только рассказал ей, что произошло между мной и Перри.

Она не медлила и пришла устроить взбучку лично.

Бац.

Рука Ребекки ударила меня по лицу, как только я открыл дверь. Она даже не смотрела, просто вошла и ударила. Это пугало, словно это была ее сверхъестественная способность. Может, это было в ее крови.

— А ты гад! — орала она, бросив сумочку на стойку на кухне. — Ты жалкое подобие мужчины! Ни на что не годен!

Я гладил подбородок, разглядывая ее. Она выглядела как роковая женщина 40-х годов с ее гладкими черными волосами, красными губами и фигурным платьем. Она и вела себя схоже.

— А ты привлекательна, когда злишься, — отметил я.

Бац. Еще раз. Она была быстрой.

Щеку жалило, я потирал ее. Я с опаской посмотрел на нее и попятился.

— Закончила?

— Нет, — сказала она, скрестив руки и топая туфлей. — Нет, я не закончила. Я только начинаю. Как ты посмел?

— Знаю, — пробубнил я и опустился на диван. Жирный кролик смерил меня взглядом, когда я сел рядом с ним, он все еще злился из-за пренебрежения.

Она не двигалась, и это пугало не так сильно.

— Ты переспал с Перри и сразу же порвал с ней. Я не могу представить более… эгоистичного и трусливого поступка. Что с тобой такое?!

— Мы не встречались, так что я и не рвал с ней.

— Не придирайся, придурок. Это все оправдания. Ты знал, что она к тебе чувствует.

Я направил на ее палец, оскорбившись.

— Нет! Нет, я не знал. Она соврала мне. Она сказала, что не любит меня.

— И ты поверил?

Я вскинул руки.

— Конечно! Она — мой лучший друг. Была им. Мы доверяли друг другу. Я спросил, любила ли она меня, и она сказала нет. Мне в лицо. Она соврала. Почему бы я не поверил ей?

Она выдохнула, словно ее мысли кипели.

— Не знаю. Потому что все это видели.

— Все, кроме меня! С чего я бы подумал, что она меня любит? Как я понял бы, что она врет? Я верил словам Перри. Я не думал, что это — ошибка.

Она опустила голову.

— Она любила тебя, Декс.

Еще один ужасный удар по моему сердцу. Удивительно, что оно еще не превратилось в пыль.

— Возможно, — сказал я, не желая думать об этом. — Но это не важно.

Она подошла ко мне, стуча каблуками, и изящно опустилась рядом со мной. Я уловил запах цветов.

— Декс, — тихо сказала она, коснувшись ладошкой моего плеча, пока я не посмотрел ей в глаза. — Ты любишь Перри?

Я не мог больше этого игнорировать. Не было смысла это скрывать теперь.

— Да, — сказал я, глядя прямо перед собой, сердце колотилось в груди. — Я люблю ее больше всех. Эта любовь заполняет и пожирает. Я люблю ее на свой страх и риск. Я люблю ее… опасно.

Мы долго напряженно молчали, она сжала мое плечо.

— Я знаю.

— Тогда зачем спросила?

— Потому что хотела услышать. Это не реально, пока сам не скажешь.

— А еще, — я не слушал ее, — если ты знала, что она любила меня, а я — ее, почему не сказала нам?

Она покачала головой, не желая принимать вину.

— Это не моя роль. И это не старшая школа. Вы взрослые. К такому приходят месте через действия, а не с чужой помощью.

— О, как философски.

— Это правда. И между вами еще не все кончено.

— Точно, — я резко рассмеялся. — Я писал ей, звонил, но ответа не было. У нее даже больше нет голосовой почты. Она, наверное, поменяла номер. Она вырезала меня из жизни навеки.

— Может, пока что, — сказала она. — Может, это ей нужно. Но вечность переменчивее, чем тебе кажется.

Вечность была кошмарной, а не переменчивой.