Через два часа, когда я вернулась в квартиру Габриэля, летнее солнце уже закатилось. Всю дорогу я едва соображала – голова была занята одним: что со Скарлетт? Я двадцать минут искала ее в окрестностях Гилдхолла и на Гришэм-стрит. Копы приехали, когда все уже разбежались, и я дала им описание Скарлетт. Но им было совершенно наплевать. Я позвонила в офис ЦРУ и сообщила о случившемся – там хотя бы проявили чуть больше интереса и дали номер, по которому можно звонить, если у меня появится какая-нибудь информация.
Я снова и снова набирала номер Скарлетт, но на другом конце слышала только тишину. Вряд ли подруга просто бросила меня без объяснений, но она в состоянии постоять за себя. Может, она за кем-то гонится и ей некогда вдаваться в подробности… И очень вероятно, что дерьмовая связь – результат вчерашних терактов и перегрузки мобильной сети.
Я поднялась по лестнице в квартиру Габриэля, вставила ключ в замок и со щелчком открыла дверь. Здесь я уже чувствовала себя почти как дома.
– Кассандра? – раздался из гостиной низкий голос Габриэля.
– Да. – Я направилась на зов по коридору с белыми стенами в уютную гостиную. Отполированные до блеска деревянные полы, стопки книг на дубовых полках, мягкий плед, аккуратно сложенный на диване: это место было гостеприимным убежищем от городской суеты. Жаль, что я не смогла привести сюда Скарлетт.
Габриэль сидел на одном из диванов, упершись локтями в колени и мрачно уставившись в телевизор. В новостях показывали сюжет о вчерашних терактах: из окон каменного здания вырывалось пламя.
– Все нормально? – поинтересовался Габриэль. От одного его вида я стала успокаиваться. На нем была синяя футболка, цвет которой подчеркивал его смуглую кожу и мускулистые руки.
Я рухнула на диван.
– Мы со Скарлетт напоролись на кучку линчевателей. Парочка мужиков с палками решили, что нашли тех самых «парней с сумками». И в суматохе я потеряла Скарлетт.
Габриэль нахмурился.
– Волнуешься за нее?
– Типа того. Но я знаю, как она умеет драться и бегать.
Его карие глаза встретились с моими, и он снова нахмурился, оглядывая мое платье. Во время уличной драки оно порвалось, черная ткань испачкалась в грязи.
– С тобой всё в порядке?
– Да. В порядке.
Сейчас Габриэль знал обо мне больше, чем кто-то другой. Он знал и о том, что я пикси, и о Роане. При нем я убила Рикса. Если кому-то я могла легко открыться, то только ему.
Проблема в том, что информация, которую я сегодня узнала о ЦРУ, строго конфиденциальна. Раскрыть кому бы то ни было подразделение по борьбе с фейри равносильно государственной измене.
Я решила пойти по проторенной дорожке, на которую в последнее время часто сворачивала: рассказать столько правды, сколько можно, умолчав подробности, которые нужно скрыть.
– Похоже, фейри пытаются посеять раздор среди людей. Если мы поддадимся страху и гневу, кто-то будет этим питаться.
Габриэль задержал на мне взгляд, и в воздухе повисла невысказанная мысль: совсем как я.
Он отхлебнул чаю.
– Ты говорила, что фейри питаются страхом тех, кто находится рядом с ними. А как насчет страха, который охватывает весь город?
– Не знаю. Старший инспектор Вуд – Рикс – явно пытался посеять хаос.
На телеэкране возникло новое лицо – белая седовласая женщина стояла перед вспышками камер и кучей микрофонов. Через секунду я узнала мэра Лондона Элис Джансен. Аккуратная стрижка – седой боб – обрамляла лицо. В своем строгом черном костюме она выглядела очень собранной на фоне всеобщей паники.
Габриэль взял пульт и прибавил громкость, чтобы расслышать, что она говорит.
– …Эти люди сеют страх, нападая на наши дома. Они стремятся разрушить то, что дорого нам. Но вот что я обещаю вам! Мы не закроем глаза на этот пожар. Мы найдем ответственных за эти… теракты и в полную силу нанесем ответный удар. Я призываю граждан: если вы знаете тех, кто, возможно, общается с вредителями, то не сомневайтесь и сразу же сообщайте…
Габриэль выключил телевизор.
– Отлично, мэр Джансен. Теперь на нас обрушится вал звонков о каждом темнокожем в городе… Ей следовало успокоить ситуацию и позволить нам выполнять свою работу. Но, разумеется, для ее карьеры выгоднее изображать приверженца жестких мер и борца с несправедливостью.
– Люди не хотят, чтобы их успокаивали. Им нужны виновники. Гнев – идеальное противоядие от страха. – Я достала мобильник и почувствовала разочарование: Скарлетт так и не перезвонила.
– Да, ты права. – Габриэль наморщил лоб. – Что такое? Ты где-то витаешь.
– Наверное, я очень беспокоюсь за Скарлетт. Она до сих пор не перезвонила.
– Но ведь пока нет нормальной телефонной связи. И ты сказала, что она сумеет постоять за себя.
– Да… – Я вспомнила, как Скарлетт запросто обезоружила бандита, а в баре Лероя держала под прицелом более двух дюжин разъяренных фейри. И она одна из немногих людей в городе, вооруженных пистолетом.
– Что ж, наверное, она вернулась к себе в отель, и вы свяжетесь завтра. Где она остановилась?
– Она не сказала.
Габриэль встретился со мной взглядом.
– Ты выглядишь измученной. Поспи немного, а? Завтра утром сотовую связь наверняка восстановят, и вы сможете созвониться.
В животе неприлично громко заурчало. Я практически весь день провела на ногах и ничего не ела до того, как вляпалась в эту дерьмовую историю у Лероя.
Габриэль улыбнулся.
– Знаешь что, отправляйся-ка в душ, а я приготовлю что-нибудь перекусить, договорились?
Я благодарно улыбнулась:
– Спасибо. Ты удивительный.
Затем встала и направилась в комнату для гостей. Остальная часть квартиры Габриэля была в идеальном порядке, но я, к сожалению, преобразила эту комнату. Всего за несколько дней мне удалось развести привычный бардак. Это выглядело еще более впечатляюще с учетом того, что у меня не так уж много вещей. Но почему-то вся моя одежда – грязная и чистая – валялась на кровати и вокруг нее на полу. Комната была завалена многочисленными пакетами с покупками – следствие недельной давности шопинга и моего долгого пребывания здесь. С дверной ручки свисал лифчик – факт, необъяснимый даже для меня самой. Чистота и порядок, заведенные Габриэлем, всё еще пытались пробиться сквозь ураганный бардак Кассандры Лидделл, но безуспешно. Завтра. Я приберусь здесь завтра.
Я прошла в ванную и включила воду на такую температуру, как мне нравится: погорячее, чтобы кожа порозовела. Когда комнату наполнил пар, я скинула платье и нижнее белье и шагнула под обжигающий поток, чувствуя его струи на обнаженной коже. Вымыла волосы шампунем с ароматом яблока и, взбив пену, натерла тело до покраснения.
Пожалуйста, держись, Скарлетт.
Когда жара стала невыносимой, я выключила душ, вышла, завернувшись в чистое полотенце, и вытерла волосы, отжав воду. А когда посмотрелась в зеркало, меня осенило. Конечно! И как я раньше не догадалась? Я могу поискать Скарлетт через отражение… Я глубоко вздохнула, чувствуя, как отражение омывает кожу, словно прохладная вода, и попыталась найти Скарлетт, ощутить ее присутствие, увидеть ее каштановые волосы…
Но ничего не нашла – на меня смотрело только мое собственное лицо с усталыми глазами и раскрасневшимися щеками. Наверное, ничего удивительного: моя магия сработает, только если Скарлетт находится рядом с отражением.
Я прошла из наполненной паром ванной обратно в спальню, выбрав из груды одежды на кровати черные узкие джинсы, розовое нижнее белье и полосатую футболку поло, и с невысохшими волосами, намочившими футболку, присоединилась к Габриэлю на его уютной кухне. В воздухе витал запах чеснока и лука. Глаза защипало от слез – может, из-за лука, но, скорее всего, из-за заботы этого человека.
Я присела за маленький столик у окна, выходящего на улицу:
– Габриэль, ты слишком добр ко мне. Пахнет изумительно.
Он положил на тарелку дымящиеся спагетти и полил сверху томатным соусом.
– Когда-нибудь и ты для меня приготовишь…
– Если ты мазохист, так и сделаем. Как только захочешь.
Он поставил передо мной тарелку вместе с вилкой и ложкой. У меня потекли слюнки, и я начала накручивать пасту на вилку. Едва попробовав, сразу убедилась, что Габриэль – настоящая находка: много чеснока, чуть-чуть чили и вкус спелых томатов. Я проглотила пасту, почти готовая признаться Габриэлю в любви, но вместо этого сказала только:
– Черт… Ты шикарный повар.
Он улыбнулся и включил чайник.
– Я не спросила, как прошел твой день. – Эта фраза прозвучала словно из уст жены. Я едва не добавила «как дела, дорогой?», но вовремя прикусила язык. Жена Габриэля умерла несколько лет назад, так что вряд ли он сочтет это забавным.
Габриэль покачал головой:
– Я побывал в четырех местах терактов. Мы пытаемся найти улики, связывающие эти нападения с конкретной группировкой. Мэру нужны имена.
– Ну, это сложновато, учитывая, что преступники – фейри.
– Честно говоря, не представляю, как выпутываться. – Он бросил в чашки по чайному пакетику и залил кипятком. – Я никому не могу сказать правду.
– И что ты собираешься делать?
После убийства Рикса, который помимо прочего был старшим полицейским инспектором Лондонского Сити, временно исполнять его обязанности назначили Габриэля. И теперь он на распутье. Он должен поймать преступника, прекрасно понимая, что не в состоянии это сделать.
– Не знаю… – Габриэль пододвинул ко мне чашку и тоже сел за стол. – Наверное, придется поймать каких-нибудь фейри и «доказать», что это сделали они. И надеяться, что они не сбросят чары и не покажут настоящую внешность. И еще я… э-э… я рассчитываю на твою помощь.
Я опять занялась пастой.
– Конечно, помогу.
Затем задумалась, заинтересуется ли подразделение ЦРУ по борьбе с фейри сотрудничеством с Габриэлем – представителем лондонской полиции, который знает о существовании фейри. Как только найду Скарлетт, спрошу ее.
– А сейчас, – продолжал Габриэль, – полиции нужно сосредоточиться на том, чтобы лондонцы не поубивали друг друга.
– Удачи тебе в этом, – пробормотала я.
Вокруг было темно, пространство под кроватью оказалось как раз такой высоты, чтобы я могла лежать на животе. Страх впивался когтями в сердце. Я до конца не понимала, что именно заставило меня сразу спрятаться под кроватью, но нутром чувствовала: в родительской спальне вот-вот случится что-то ужасное.
Я слышала, как моя мать плачет и неразборчиво умоляет кого-то. Ее страх проникал сквозь стены, обостряя мои чувства, одновременно пугая и заряжая энергией. Что-то яростно орал отец – я никогда не слышала, чтобы он был так взбешен, и от паники у меня перехватило дыхание. Странным образом собственный страх действовал на меня как наркотик.
Потом послышался пронзительный крик матери: «Гораций, не надо!»
А затем раздался звук, который я никогда не забуду. Люди не кричат, когда им протыкают легкие. Они хрипят и булькают.
Я заскулила под кроватью. Я тоже не могла кричать. И даже пошевелиться. Страх парализовал меня, мозг пытался представить, что отец сделал с матерью. Я всхлипнула и закрыла глаза в ожидании, что мама придет и утешит меня в своих объятиях.
Но так и не дождалась.
Наверное, прошел целый час, когда я услышала хриплый голос, и под кровать заглянул незнакомый мужчина.
– Здесь девочка! – крикнул он кому-то, обернувшись, а потом сказал мне: – Выходи, не бойся. Теперь ты в безопасности.
Дрожа, я выползла из-под кровати и поднялась на трясущихся ногах.
Мужчина посмотрел на меня поверх оправы очков, и я попыталась поймать взгляд его голубых глаз.
– Как тебя зовут?
– Кассандра, – пролепетала я, заикаясь. – Я все слышала. Что случилось? Я боялась выходить… С мамой все хорошо?
– Поговорим об этом чуть позже. Сколько тебе лет, Кассандра?
– Тринадцать.
– Хорошо, Кассандра, мы сейчас выйдем отсюда, и я хочу, чтобы ты взяла меня за руку… и закрыла глаза, договорились? Пока мы не выйдем и поговорим.
Меня охватил страх, нервы были на пределе, но я послушалась. Похоже, этот человек держал всё под контролем, а сейчас мне был нужен кто-то главный.
Я закрыла глаза, позволяя ему вести меня за собой. Но в коридоре возле моей комнаты из-за двери родительской спальни доносился странный металлический запах, похожий на медный. Зловещий, словно давнее воспоминание, всплывшее наружу. Когда-то он придавал мне сил, будоражил…
Я была в его власти. Мне нужно знать, что это такое. Я вырвала руку из руки копа и распахнула дверь в комнату родителей. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, на что я смотрю. На полу красно-коричневое пятно, все простыни в красном. Моя мать, ее открытые, но пустые глаза. Я могла поклясться, что она смотрит на меня обвинительно. Это моя вина. Я не маленькая девочка, мне тринадцать. Мне следовало выползти из-под кровати и помешать отцу сделать это… Но почему страх матери так действует на меня? Со мной явно что-то не так.
Коп выволок меня из комнаты, но когда я обернулась, рядом выросли две другие фигуры: Роан и Габриэль. Все трое возвышались надо мной.
Роан повернулся к копу:
– Это она?
– Да, – тот скривился от отвращения. – Она даже не попыталась помочь.
– Трусиха, – произнес Габриэль.
– И испорченная, – мрачно добавил Роан. – Она – пиявка страха. Держу пари, она упивалась страхом матери.
Я пыталась возразить, что это не так. Хотела закричать, что сожалею, но звук, сорвавшийся с губ, не был ни словами, ни криком. Этот ужасный звук я не забуду никогда.
Хрип и бульканье.
…Я села на кровати, вцепившись в простыни, слезы текли по лицу. Когда глаза привыкли к темноте, я поняла, что нахожусь в гостевой комнате Габриэля. Простыни сбились, подушка сброшена на пол. Я облизала губы и почувствовала во рту горький привкус.
Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Габриэль с пистолетом, облаченный только в трусы-боксеры и белую футболку. Он быстро огляделся.
– Ты в порядке? Я услышал твой крик.
– Да, извини, – прохрипела я. – Просто приснился кошмар.
Опустив пистолет, Габриэль хмуро посмотрел на меня и тут же отвел глаза. На мне были только облегающая маечка и трусики. Я накинула на ноги простыню.
– Ты вся дрожишь, – заметил Габриэль, едва я прикрылась.
Я тихо и вымученно хихикнула:
– Это был особенно скверный сон. У меня так бывает время от времени.
Он кивнул:
– У меня тоже.
– Да? И что тебе снится? – Мне не хотелось, чтобы он уходил.
– Моя жена, – ответил Габриэль. – В тот день, когда она… умерла.
– А… – Почему-то я не удивилась. – Когда это случилось?
Он прошел через комнату и, секунду поколебавшись, присел на краешек кровати.
– Два года назад.
– Что произошло?
Габриэль посмотрел на меня, и я заметила в его взгляде понимание.
– Мы шли по улице. Она хотела купить мне подарок на день рождения. – Его голос звучал глухо. – Рубашку. Я всегда был большим привередой в выборе рубашек… я и сейчас такой. Так что все заняло гораздо больше времени, чем должно было. А может, я не хотел, чтобы это утро заканчивалось… Приятное простое утро с женой, свободное от работы. Светило солнце. В четвертом по счету магазине к нам подошел мужчина… и на секунду в его глазах появилось это странное выражение. Он выхватил нож и вонзил ей в живот. Очень быстро – ты не поверишь, насколько быстро. При этом бормотал себе под нос какую-то тарабарщину – словно на выдуманном языке.
Лунный луч, падавший из окна, посеребрил половину лица Габриэля. У меня перехватило дыхание. Так вот почему он был готов поверить в фейри…
– Он посмотрел на меня, и его глаза блеснули, – продолжал Габриэль. – На секунду они стали красными и пустыми, а потом снова вспыхнули. Он отбросил нож и выбежал из магазина. Я был слишком занят помощью жене… И даже не пытался его остановить.
Я с трудом сглотнула подступивший к горлу ком.
– Его поймали?
– Его труп нашли в переулке неподалеку отсюда. Голова превратилась в месиво из костей и крови. Он много раз бился головой о стену. По крайней мере, таково официальное заключение.
– Ты в это не веришь?
Габриэль пожал плечами:
– Не знаю.
– А твоя жена?
– Она умерла прямо там, в магазине, от потери крови. Убийца искромсал ее всю изнутри… – Его голос дрогнул, и Габриэль не договорил.
В комнате повисло тяжелое молчание, и я судорожно вздохнула.
– Когда я вижу сны, они всегда о смерти моей матери. То есть о смерти моих родителей. Это было и убийство, и самоубийство. Отец убил мать, а потом покончил с собой. Я была в соседней комнате, когда это случилось, и храбро пряталась под кроватью. Я ничего не сделала, чтобы помочь. Даже не позвонила в полицию. – По моей щеке скатилась слеза. – В моих ночных кошмарах всегда появляется кто-то, кто обвиняет меня. И, знаешь, насчет страха…
Тут мысли спутались, и я замолчала. Я не могла признаться, что страх был для меня наркотиком даже тогда, когда убили мою мать. Это чересчур даже для Габриэля.
– Сколько тебе было? – тихо спросил он.
– Тринадцать.
Габриэль вытер слезу с моей щеки.
– Ты была еще ребенком.
– Если б я просто подошла к телефону и сняла трубку… Или зашла в комнату…
– Тебе было тринадцать, – повторил Габриэль. – Ты была всего лишь девочкой.
Я шмыгнула носом:
– Да.
Габриэль не понимал. Я могла остановить это. Я знала, что могла. Отец всегда питал ко мне слабость, даже под конец жизни, когда стал неадекватом. А я просто забилась под кровать и позволила этому случиться…
И всё же присутствие Габриэля действовало успокаивающе: мне стало легче. Он сидел так близко, что я могла рассмотреть щетину на его подбородке, и от него потрясающе пахло. Его печальные глаза влекли меня. Что он сделает, если я заберусь к нему на колени, начну целовать и почувствую, как под рукой бьется его сердце?
– Это адский кошмар, Кассандра.
– В конце я всегда вижу маму мертвой. И всегда слышу ее предсмертный хрип.
– В моих снах я действую быстро и спасаю ее. – Габриэль взглянул в окно. – Кошмар начинается, когда я просыпаюсь.