Отрывок взят из недавно обнаруженных, но еще не опубликованных воспоминаний хирурга Ги де Шолиака, жившего во времена «черной смерти» 1346–1348 годов.
Перевод со старофранцузского.
20 декабря 1347 года
Записано в Авиньоне, Франция
Смерть странствует по свету.
Уже год, как ее тень ползет с востока на запад, распространяясь из Китая по бескрайним степям Азии. Она попала в Персию с монгольскими караванщиками, а оттуда проникла в портовые города Средиземноморья. Крестьяне, бегущие от Великой смерти, рассказывают ужасающие истории об убивающем все живое зловонном дыхании. Одно прикосновение, одна капля зараженной крови, — и болезнь сводит в могилу целую семью. Божья кара — всюду, и нигде нет от нее спасения.
Весть о заразе достигла Европы после того, как полчища татар осадили Кафу.[20] Завоеватели, должно быть, принесли болезнь с собой, ибо, когда их победа была близка, татары так ослабели, что сняли осаду и ушли в бескрайние степи. Но перед тем они заразили жителей Кафы, перебросив с помощью катапульт мертвые тела своих товарищей через крепостные стены города.
На правах главного врача папы Климента VI я получил задание отслеживать продвижение чумы по христианскому миру.
Кафа — большой морской порт. Согласно последним сведениям, которыми я обладаю, в конце весны этого года матросы, заразившиеся чумой в Кафе, отплыли на генуэзских купеческих судах в направлении Европы, к Средиземному морю. До Италии они добирались, плывя вдоль побережья, так чтобы не выпускать из виду суши. Остановки в портах при costeggiare[21] — довольно частое явление. Везде, где побывали матросы, они оставили вредоносные миазмы смерти. Один из чумных генуэзских кораблей летом попал в Константинополь. Как и в случае с Кафой, «черная смерть» быстро расползлась по городу. Знакомый венецианский лекарь, с которым я вместе учился в Болонском университете, написал папе, что константинопольские улицы завалены трупами и телами умирающих. Он описал симптомы болезни: лихорадка, жар, кровавый кашель и страшное зловоние, предвещающее смерть. На теле появляются опухоли. Сначала красные, но потом они чернеют. Некоторые язвы размером с яблоко. Каждое утро врач обнаруживал, что еще дюжина его знакомых заболели. Каждый день он хоронил кого-то из своих соседей или членов собственной семьи. Наконец страх и отчаяние вынудили лекаря бежать из Константинополя. Читая описание того, как ужас и отвращение помешали ему похоронить собственного сына, я не сдержал слез.
В конце лета папство знало, что бубонная чума, захватив Персию, распространилась на юге до границ Египта и Леванта, а на севере поразила территорию Польши, Болгарии, Кипра, Греции и Румынии. Проверить эти донесения не представляется возможным, однако все мы вынуждены жить в постоянном страхе перед приближающейся смертью.
15 ноября папа вызвал меня в свои покои, чтобы уведомить, что чума добралась до Сицилии. По сообщению агента Святого престола, монаха-францисканца Микеле да Пьяцца, первые случаи заболевания отмечены после того, как в начале октября к побережью острова пристали двенадцать генуэзских галер. В трюмах лежали дюжины мертвых тел моряков. Те, кто еще оставался жив, пришли в Мессину, заражая всякого, кто встречался им на пути. Вскоре и эти моряки умерли. Монах писал о черных опухолях на шеях и в области подмышек у больных. Несчастные метались в сильнейшей горячке и кашляли кровью. Часто их тошнило. Спазмы бывали ужасными и долгое время не прекращались. Через несколько дней люди умирали в страшных мучениях.
Мой страх за собственную жизнь не уменьшает моего гнева. Эта напасть приближается, а Святой престол занят мелочными дрязгами из-за намерений английского короля наложить лапу на весь Иберийский полуостров. Не стихают взаимные обвинения между папой Климентом и Римом, откуда папы были изгнаны много лет назад.
Неоспоримым является тот факт, что жадность и жестокость власть имущих ввергли Европу в череду бесконечных войн, которые вот уже несколько десятилетий опустошают христианский мир. Духовный упадок поразил и саму Церковь, отчего многие люди утратили веру. Даже в сельской местности царит голод, вызванный несколькими неурожаями. Погода за последние десятилетия испортилась настолько, что зерно гниет на корню. Я помню, что беды начались давно, еще в те времена, когда я был мальчиком.
Многие люди говорят, что это кара Господня. Я же считаю, что духовное вырождение, жадность, ненависть к ближнему своему, усугубленная узколобым религиозным догматизмом, проложили путь к нашему самоуничтожению.
Даже в папском дворце царит упадок. Всюду пылает пламя междоусобиц. Скитающиеся банды кондотьеров[22] разоряют деревни, а окруженные крепостными стенами города превратились в выгребные ямы грязи и невежества. Под влиянием фанатиков Святой престол объявил, что купаться — грех. Наших мракобесов поддерживает невежественный факультет медицины в парижской Сорбонне. Их выводы обусловлены не столько научными данными, сколько желанием противопоставить себя свободным традициям Рима и Греции, где личная гигиена — одна из главных добродетелей.
Нет никакой добродетели в том, чтобы жить в одном помещении с домашним скотом. Здесь, в Авиньоне, мясники убивают животных прямо на улицах. Кровь и фекалии привлекают рои мух. Всюду снуют крысы. Это бедствие поразило утопающие в грязи Авиньон, Париж и другие города, на которые распространяется влияние Святого престола. То же касается и кишащих паразитами крестьянских жилищ.
Теперь страшное зловоние царит в нашем некогда великом городе. А «черная смерть» приближается к нам.
Да сжалится Господь над нашими душами!
Итак, я добрался до города меньше часа назад,
Огляделся по сторонам, чтобы понять, откуда дует ветер…
Вот юные девушки сидят у голливудских бунгало.
Счастлива ли ты, юная леди из города света?
А может, ты — одна из пропащих ангелов города ночи?
Города ночи… Города ночи… Города ночи…
20 декабря
Нью-Йорк
08:19
23 часа 44 минуты до предсказанного конца света
Манхэттен… Островная Мекка, окруженная водой.
Река Гарлем несет свои воды на юг мимо Бронкса. Русло расширяется, перетекая в Ист-Ривер. Течение настолько сильное, что на гребнях волн закипает пена… Четыре узла… никак не меньше… Чуть дальше на севере раскинулись воды могучего Гудзона, отделяющего Большое Яблоко от северо-восточного побережья штата Нью-Джерси.
От серых вод Нью-Йорка веет холодом. Возможно, туристы и агенты по недвижимости и находят что-то очаровательное в этих реках, но местные жители, регулярно совершающие поездки из пригородов на Манхэттен, не обращают внимания на эти водные препятствия. Благо, мосты и туннели это позволяют.
Но не сегодня.
Зимнее солнце подсветило небо над Манхэттеном едва уловимым золотистым мерцанием. Бесконечная череда мостов и перекрестков замедляет автомобильное движение почти до черепашьего шага. Людей покидает самообладание. Десятки тысяч электронных сообщений отправляются в путешествие по киберпространству. Пар поднимается от канализационных решеток. Островки тепла привлекают бездомных, как пламя ночных бабочек. Протекающие мимо них реки прохожих остаются безучастными к их униженному и оскорбленному положению.
Мороз щипает за мочки ушей. Носы то и дело шмыгают. Выпавший за ночь снег уже превратился в слякотную грязь. Рождественские елки. Праздничная иллюминация. Аромат хот-догов и пирогов с корицей.
Четверг. Скоро Рождество. Приближающийся праздник взбудоражил Манхэттен. Люди, словно сардины в банке, набиваются в вагоны поездов, электричек и метро. Полмиллиона машин превратили магистрали в гигантские автостоянки. Владельцы магазинов и их покупатели. Адвокаты и простые смертные. Родители, везущие детей в школу. Людьми движут кофеин, мечты и инстинкты выживания, отточенные до совершенства годами обитания в городских джунглях. Два миллиона человек ежедневно приезжают на Манхэттен. Добавьте к этому еще миллион семьсот тысяч человек, которые живут на двадцати восьми квадратных милях острова.
Сто тысяч человек проживают в многоквартирных городских небоскребах — хорошие и плохие, пожилые и молодые, мужчины, женщины и дети, представители всех этнических групп и народов Земли. В этой людской массе, поставленной в противоестественные для нормального человека условия, стирается способность чувствовать и сопереживать. Человек заражен безразличием. Судьба других людей и человечества в целом перестает его волновать. Ведь не чувствует же себя гонимая метелью снежинка перед кем-то в ответе.
Ньюйоркцы из пригорода заполонили мост Куинсборо. Их машины медленно движутся на запад, словно подопытные крысы по лабиринту. Впрочем, читателям не стоит отвлекаться на машины с местными номерами, обратить внимание нужно на белую «хонду сивик» с вирджинским номером.
Автомобиль женщина взяла напрокат. Будучи ученым, она соблазнам жизни в мегаполисе предпочитала тихие пригороды, но безропотно провела всю ночь за рулем. И все это для того, чтобы быть на Манхэттене прохладным утром в четверг. Обычно люди впадают в крайнюю степень раздражительности, впервые оказавшись в нью-йоркской автомобильной пробке, но лицо тридцативосьмилетней рыжеволосой женщины сохраняло полнейшее спокойствие, проистекающее из внутренней душевной гармонии. Карие глаза без следов косметики покраснели от бессонной ночи. Мэри Луиза Клипот окинула взглядом хмурые лица людей в соседних машинах и решила, что этим людям не хватает уверенности в себе. Неуверенность порождает страх.
Мэри Клипот ничего не боялась и была уверена в своих силах. Вера возвысила ее над другими людьми, поставила выше мирских дрязг и страхов. Она жадно пила из источника своей веры и была убеждена, что идет дорогой, предназначенной ей самим Всевышним, дитя которого она носила в своем чреве.
Конечно, Эндрю хотел убедить ее в обратном. Жених настаивал на том, что он отец ее ребенка. Однако все его доводы рассыпались в прах, когда Мэри узнала, что Эндрю собирается продать «Косу» военным… или разведке США… или какой-то еще держащейся в тени группе влияния, которая ведет свою извращенную игру в геополитике… Он, что — думал, что она настолько глупа? Маленький Иисус — сын Божий. Почему она не помнит полового акта, который, по утверждению Эндрю, был?
Она заставила дьявола предстать во всей красе. Ее жених придумал отвратительную историю о том, как он воспользовался простодушием Мэри во время их отпуска в Канкуне. Похотливый Эндрю подсыпал в ее ромовый коктейль немного порошка, и в ней проснулись подавляемые до этого половые инстинкты. То, что Мэри ничего не помнит о той дикой ночи звериной страсти, объясняется, по словам Эндрю, тем, что ее подсознание не хочет смириться с ее поведением под действием наркотика.
Грязная ложь дорого обошлась Эндрю. Мэри привязала жениха к центральному столбу, подпирающему стропила сарая, и облила его руки кислотой — от плеч и до кончиков пальцев. Мужчина взвыл от адской боли и лишился чувств. Ветхие, но массивные стены сарая заглушили нечеловеческие крики грешника. К тому же до ближайшего жилища было не меньше полумили.
Убедившись, что Эндрю крепко связан, Мэри терпеливо ждала, пока он очнется. Тогда она ткнула его дулом двенадцатого калибра в голову.
— Дорогой Эндрю! Раскрой свои глазки. У мамы для тебя подарочек.
Выстрел забрызгал кровью, мозгами и осколками черепа всю заднюю стену и стропила наверху. От сильной отдачи правое плечо дернулось назад. Маленький Исусик в животе застучал ножками и дергался добрые десять минут. Она посидела на кормушке, ожидая, пока дитя успокоится. Затем Мэри подожгла сарай, отправив своего жениха в путешествие, из которого никто никогда не возвращался. Женщина задержалась у горящего сарая, желая убедиться, что пожарные не успеют вовремя потушить огонь и старое деревянное строение сгорит до основания. Так и случилось. Затем, перекусив лобстером в «Бенито-гриль», Мэри направилась в свою лабораторию в форте Детрик…
Переданная по радио новость привлекла ее внимание:
«…Мировые лидеры пока не пришли к единому мнению относительно того, как реагировать на иранскую проблему. Сегодня они собираются в Нью-Йорке на чрезвычайную сессию Совета Безопасности ООН. Лидер Ирана намерен выступить с речью перед Генеральной Ассамблеей ООН в девять часов пятнадцать минут. Ответное слово президента Когело назначено на десять тридцать. За ним выступит Генеральный секретарь Коммунистической партии Китая… А тем временем американский авианосец „Теодор Рузвельт“ спешит на соединение с ударной группой ВМС США „Рональд Рейган“ которая уже дислоцируется в Персидском заливе. Эти действия являются ответом на ставший известным факт продажи девятого августа Ирану русских межконтинентальных баллистических ракет… А теперь перейдем к музыке. С вами — „Новостное радио 77“ из города Нью-Йорка».
Мэри выключила радио. Ее сердце учащенно забилось. «Хонда» съехала с моста Куинсборо на автостраду имени Франклина Делано Рузвельта. Где-то впереди должен находиться комплекс зданий ООН. Сегодня Мэри собиралась преподать власть имущим урок, который они надолго запомнят. Сегодня они поймут значение пятого стиха пятой главы «Евангелия от Матфея»: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю».
Женщина посмотрела на стопку аккуратно сложенных на пассажирском сиденье одеял. Она подавила навязчивое желание отодвинуть этот шерстяной камуфляж в сторону, чтобы еще раз взглянуть на спрятанный под ними металлический чемоданчик, в котором хранился ключ к жемчужным вратам рая.
«Во имя Господа, Мэри. Всевышний будет с тобой тогда, когда тебе потребуется Его помощь. Не думай о грядущей боли. Думай о настоящем…»
Медицинский центр для ветеранов
Манхэттен, Нью-Йорк
Затерявшись в событиях прошлого, Патрик Шеперд видел сон…
Они шли по улицам Багдада. Дэвид Кантор — справа от него, Эрик Лазанья — слева. За тремя «крысоловами» бежали дюжина иракских детей и выпрашивали подаяние.
Дэвид замедлил шаг, позволив детям окружить их.
— Кто-то из вас видел «Моби Дика»? — спросил он у товарищей.
— Я видел, — ответил Лазанья. — Грегори Пек — в роли Ахава. Это классика.
— Помнишь, Ахав приказал своим людям следить за птицами? Он думал, что птицы «подскажут», когда кит выпрыгнет из воды. Местные жители — наши птички. Они обычно настороже и знают, когда ждать неприятностей. Увидишь, что они бегут с улиц, значит, жди беды. С детьми надо держать ухо востро. Фанатики иногда привязывают к их телам бомбы и подсылают к нашим солдатам.
Ясноглазая темноволосая девчушка лет семи улыбнулась Шепу. Он сунул руку в ранец и вытащил сухой паёк. Вид хорошо знакомого пакета вызвал у детей заметное оживление.
— Итак… Посмотрим, что Дядюшка Сэм приготовил для нас сегодня. Как насчет говяжьих равиоли двухдневной давности? Не очень? Не могу сказать, что считаю вас привередами. А это что? «Эм-энд-эмс»!
Дети радостно запрыгали и замахали руками, выкрикивая что-то на фарси.
Шеп распределил содержимое трех пакетиков между детьми поровну. Только улыбчивой семилетней девчушке досталась двойная порция.
Та сунула в рот содержимое ладошки и начала жевать. Шоколадная слюна поползла из уголка ее рта. Шеп смотрел в большие карие глаза девчушки и утопал в них. Говорят, глаза — это зеркало человеческой души. Этой девочке, безусловно, довелось повидать и боль, и горе, но ее глаза не утратили детской невинности.
Лицо девочки расплылось в широкой шоколадной улыбке. Она послала ему воздушный поцелуй и убежала, а Патрик Шеперд вернулся к суровой реальности военных будней.
Морнингсайд-Хайтс
Верхний Вест-Сайд, Манхэттен
08:36
Собор Иоанна Богослова расположен на тринадцати акрах земли к югу от главного кампуса Колумбийского университета. Это самый большой кафедральный собор в мире. Его строительство началось в 1887 году на мысе, над широкими водами Гудзона. Впрочем, строительство этого грандиозного архитектурного памятника не завершено до сих пор.
Остановившись на Амстердам-авеню, Панкай Пател бросил взгляд на освещенный Божий дом. Впрочем, он не почувствовал там присутствия чего-то божественного. Яркая праздничная иллюминация — больше ничего. С момента принятия профессора психиатрии в Общество девяти неизвестных прошло три месяца, но стресс, вызванный встречей с загадочным Старейшиной, еще не изгладился из его памяти.
Пател перевел взгляд на Фонтан мира. В зимнее время года окружающая его лужайка была покрыта снегом. Молча застыли бронзовые животные. На барельефе изображалась эпическая сцена борьбы добра и зла: архангел Михаил обезглавливает Сатану. Рогатая голова дьявола свешивается набок.
«Один день остался до зимнего солнцестояния… до дня мертвых. Если конец дней на самом деле настанет…»
— Папа, пойдем! Я не хочу опоздать к началу праздника.
Профессор посмотрел на свою десятилетнюю дочь Дон. Ее иссиня-черные волосы, заплетенные в две косы, свисали на зимнюю куртку. В темных ангельских глазах застыло смешанное чувство предвкушения и нетерпения.
— Извини. Я, что — снова замечтался?
— Да, папа, — сказала дочь, дергая профессора за руку.
Она потянула Патела к входу в Кафедральную школу. Сюда принимали детей вне зависимости от вероисповедания, от детсадовского возраста до тех, кто ходил в восьмой класс начальной школы.
— Помнишь, я остаюсь сегодня после занятий на музыку? Увидимся вечером.
— Не убегай! — произнес профессор, хватая дочь за руку.
Он опустился на одно колено в снег и заглянул девочке в глаза.
— Помни, что я тебя очень люблю. Ты наш маленький ангелочек… Божий дар…
— Папа! — дочь коснулась рукой в шерстяной перчатке щеки отца. — Ты промочил брюки.
С камнем на душе Панкай Пател наблюдал за тем, как его единственный ребенок спешит к входу, возле которого толпились дети. Смахнув прилипший к правой штанине снег, мужчина направился по Амстердам-авеню к восточному кампусу Колумбийского университета.
Нижний Вест-Сайд, Манхэттен
08:44
Сжимавшие руль руки дрожали. Костяшки побелели, когда пальцы мертвой хваткой вцепились в четки. За десять минут пробка на 1-й авеню не продвинулась ни на дюйм, а на площади Объединенных Наций было полным-полно полицейских.
Глаза Мэри Клипот метнулись от электронных часов на приборной доске к зеркалу заднего вида. На заднем сиденье лежала четырехфутовая кукла в виде скелета, одетая в подвенечное платье и рыжий парик, по цвету гармонирующий с волосами самой Мэри.
— Санта-Муэрте! Я опаздываю. Проведи меня, ангел. Покажи кратчайший путь.
Секунды уплывали в вечность. Два ряда автомобилей слева от белой «хонды» каким-то чудом тронулись с места. Мэри вырулила с правого ряда. Машину чуть повело на островке льда. Женщина свернула на 45-ю улицу, высматривая, где бы припарковать «хонду».
Поток автомобилей полз на запад, пересекая 2-ю авеню. Места для стоянок все были заняты. Даже возле засыпанных снегом бордюров стояли машины. На электронных часах высветилось время: 8:54. Женщина в отчаянии ударила ладонями по рулю. Четки порвались, и бусины посыпались на пол.
«Так не годится. Я заеду далеко от нужного места».
Ребенок потянулся в ее животе. Мэри свернула направо и въехала на 3-ю авеню. Потом снова крутанула руль и выехала на 46-ю улицу. Объехав квартал, «хонда» опять двинулась в восточном направлении, приближаясь к площади Объединенных Наций. Машина миновала 2-ю авеню. Кровь застучала в висках.
«Если я застряну на 1-й авеню, то опоздаю».
Женщина посмотрела в зеркало заднего вида.
— Прошу тебя, Санта-Муэрте! Помоги мне найти место для стоянки.
Переулок слева был настолько узок, что она с трудом проехала по нему. Затем она заметила тупик между двумя высотными зданиями. Мэри решила, что этот проезд предназначен исключительно для разгрузки доставляющих заказы фургонов. Свернув в тупик, «хонда» проехала шестьдесят футов и остановилась у мусорного контейнера.
«Тихо, спокойно, безлюдно, а до ООН — рукой подать. Просто чудесно!»
— Благодарю тебя, Санта-Муэрте! Большое спасибо, мой ангел!
Куда ни глянь, всюду надписи «Парковка запрещена. Автомобили нарушителей отбуксируют на штрафплощадку», но Мэри не волновалась. Она задержится на десять минут… максимум, на пятнадцать… К тому же Господь направляет ее. Он не оставит ее без своей помощи.
Остановившись перед большим коричневым мусорным контейнером, женщина выключила двигатель.
Пока.
Она отодвинула в сторону шерстяные одеяла. Блеснула крышка металлического чемодана со знаком биологической опасности. Логотип НИИ ИЗА США украшал серебряный полумесяц.
Женщина поставила чемоданчик себе на колени, склонилась над кодовым замком и набрала комбинацию из семи цифр: 1–2–6–6–6–2–1. Затем Мэри открыла две одинаковые, как две капли воды, защелки.
Стальные замки, клацнув, открылись, приведя в действие микросхему, которая послала электронный сигнал к приемнику, расположенному в 245 милях к югу от Манхэттена.
Научно-исследовательский институт инфекционных заболеваний армии Соединенных Штатов Америки (НИИ ИЗА США) Форт Детрик
Фредерик, Мэриленд
08:56
Лаборатории биологической обороны Научно-исследовательского института инфекционных заболеваний армии США по размерам и качеству оборудования превосходят два других учреждения подобного рода в стране. Здесь проводят опыты с самыми опасными бактериальными культурами. С 2008 года, после расширения, НИИ ИЗА США преобразовали в Национальный аналитический центр биологической обороны (НАЦБО) Теперь он располагался на 160 тысячах квадратных футов земли, подчинялся непосредственно Министерству национальной безопасности и имел финансирование в один миллиард долларов. В лабораториях четвертого уровня бактериологической угрозы на площади в 40 тысяч квадратных футов ученые работали со смертоносными, самыми опасными из известных человечеству микробами.
Кабинет доктора Лидии Гагнон располагался в здании № 1425 Национального межведомственного кампуса биологической обороны (НМКБО), в одном из немногих старых строений на территории НИИ ИЗА США, которое использовали по назначению. Патолог из Онтарио допивала вторую за утро баночку пепси, наслаждаясь последними мгновениями спокойствия: через минуту ей придется встать и идти на назначенное на девять часов совещание. Она начала читать присланное по электронной почте сообщение от сестры, когда на экране появилась надпись, заблокировавшая Интернет.
ТРЕВОГА! УТЕЧКА ЧЕТВЕРТОГО УРОВНЯ БАКТЕРИОЛОГИЧЕСКОЙ УГРОЗЫ.
Надпись мигала на экране. Лидия Гагнон ввела код грифа секретности из семи цифр, уставилась на экран и стала читать. По мере прочтения ее глаза за увеличительными стеклами очков расширялись от ужаса. Через полминуты она схватила трубку стационарного телефона и набрала трехзначный номер.
— Это Гагнон из межведомственного кампуса. У нас кража четвертого уровня бактериологической угрозы. Повторяю. У нас кража четвертого уровня бактериологической угрозы. Я хочу, чтобы через шесть минут два вертолета с аэромедицинскими карантинными командами были готовы к взлету и ждали нас на площадке. Скажите полковнику Зваве, что я поднимаюсь.
Нижний Ист-Сайд, Манхэттен
08:56
Мэри Клипот открыла металлический чемоданчик. Внутри в гнездах из пеноматериала лежали ингалятор, аэрозольный распылитель и стеклянная пробирка на три унции с прозрачной жидкостью и оранжевой наклейкой, предупреждающей о биологической опасности.
Действуя с завидным хладнокровием, женщина взяла пустой аэрозольный распылитель, отвинтила его крышечку и поставила в гнездо чемоданчика вертикально. Она осторожно взяла стеклянную пробирку, вытащила пробку и вылила унцию прозрачной жидкости в аэрозольный распылитель.
Мэри сделала глубокий вдох, чтобы унять волнение, достала из кармана пальто плексигласовую пробирку с сероватым порошком, генетически модифицированным в ее лаборатории. Она отвинтила конусообразную крышечку с миниатюрной, размером со шляпку большого гвоздя, мерной ложечкой на конце и, зачерпнув порошок, стряхнула излишек обратно в пробирку. Высыпав содержимое мерной ложечки в аэрозольный распылитель, Мэри Клипот завинтила крышечку и положила пробирку в пустое гнездо в стальном чемоданчике. Плотно завинтив крышку распылителя, она несколько раз осторожно встряхнула им, перемешивая содержимое, а затем присоединила распылитель к ингалятору и положила его на пенопласт.
Мэри посмотрела на часы: 8:59.
Из сумочки она извлекла конверт с поддельным удостоверением работника ООН. Женщина посмотрела на свою фотографию. Теперь ее звали доктор Богдана Петрова, и она работала в российском посольстве. Настоящая доктор Петрова была микробиологом. Семь лет назад они познакомились на международной конференции в Брюсселе, а полтора месяца назад труп Богданы нашли в мусорном контейнере где-то на окраине Москвы. Убийство списали на неудачное свидание через интернет.
«Они дорого заплатят за все то, что сделали с тобой, Дана. Я сполна расквитаюсь за всех наших коллег».
Мэри перебросила через голову шнурок, на котором висело поддельное удостоверение, и взяла ингалятор. Сердце бешено колотилось в груди. Руки дрожали.
«Не бойся, Мэри! Ты — избранная. „Коса“ не навредит твоему ребенку. После прививки плацента стала нечувствительной к болезни, но надо поберечься. Вознесение грядет».
Глянув в зеркало заднего вида на рыжеволосую куклу женского воплощения Мрачного Жнеца, Мэри прочитала новему[24] — девятую молитву из цикла молитв Santisima Muerte, заученную из брошюрки, купленной в Мексике два месяца назад.
— Благословенная заступница-смерть! Силою, дарованною тебе Богом, молю тебя избавить меня от всякого зла, болезней и опасностей, а вместо них даруй мне счастье, здоровье, удачу и деньги. Даруй мне много друзей и избавь от врагов моих. Пусть Иисус, отец моего ребенка, явится передо мной, недостойной кроткой овцой Его паствы. Я же исполню волю Его, буду любящей и покорной. Аминь.
Женщина прижала ингалятор к лицу, надавила спусковой крючок и глубоко вдохнула.
Сделано. Мэри Клипот откинула голову назад. Сердце бешено колотилось в груди. Веки нервно подергивались. Адреналин бушевал в крови.
Внутренний голос, приглушенный принятыми накануне лекарствами, теперь торопил ее.
Женщина вышла из машины, резко захлопнула дверцу, закрыла на ключ и только тогда вспомнила, что в металлический чемоданчик встроено предупредительное сигнальное приспособление. При помощи системы дистанционного отпирания дверей Мэри Клипот распахнула дверцу и, схватив чемодан, поспешила по переулку. Снег подтаял, температура воздуха равнялась двадцати семи градусам по Фаренгейту. Мэри захотелось в туалет.
В отчаянии она огляделась. Рядом оказался мусорный контейнер. Она бросила в него чемодан и поспешила прочь. При падении на дно пустого металлического контейнера крышка чемодана со стуком открылась.
Женщина вышла из переулка, свернула налево, направляясь к 46-й улице.
Бубонная Мэри[25] ускорила шаг… А заразная комбинация токсинов разливалась по ее крови…
Медицинский центр для ветеранов
Манхэттен, Нью-Йорк
09:03
Ли Нельсон сидела за столом с чашкой подогретого в микроволновой печи кофе. Четверг. Утро. Сегодня никаких замечаний от начальства. Ей пришлось пройти четыре квартала, и теперь Ли сидела в помещении, не снимая пальто.
«Холодно — тридцать градусов… на ветру все сорок… А они еще собираются сегодня начать реконструкцию автостоянки для персонала».
Открыв лэптоп, женщина вошла в интернет, проверила свою электронную почту и удалила спам. Глаза задержались на теме сообщения «Поиск пропавших людей», и Ли кликнула по нему.
«Доктор Нельсон!
Спасибо, что обратились к нам за информацией о Беатрисе Шеперд, 30–38 лет, имеющей дочь 14–16 лет. Мы провели поиски в базах данных 5 названных вами штатов, а именно, в Нью-Йорке, Нью-Джерси, Коннектикуте, Массачусетсе и Пенсильвании.
Найдено два человека, чьи данные соответствуют запросу:
1) миссис Беатриса Шеперд, проживающая на Манхэттене, город Нью-Йорк;
2) миссис Беатриса Шеперд, проживающая в Вайнленде, штат Нью-Джерси.
Также мы нашли 4 миссис Б. Шеперд в штате Нью-Йорк, 1 миссис Б. Шеперд в Нью-Джерси, 6 миссис Б. Шеперд в Массачусетсе и 14 миссис Б. Шеперд в Пенсильвании.
Для более детальной информации предлагаем обратиться в нашу детективную службу (Уровень 2). Наш гонорар составит $ 195.95».
Взгляд женщины остановился на миссис Шеперд с Манхэттена. Она кликнула курсором по ссылке.
«Шеперд, Беатриса. 201 Вест-Темз-стрит, Бэттери-парк, Нью-Йорк.
Дочь Карен (возраст неизвестен).
Телефон: (212) 798–08–47 (недавно зарегистрирован).
Семейное положение: Замужем (живет отдельно).
Щелкните по карте».
Ли Нельсон распечатала полученную информацию, посмотрела на часы и, тихо выругавшись, схватила планшет с зажимом для бумаг. Она на десять минут опоздала к началу утреннего обхода.
Одобрительный свист и крики она услышала еще из фойе. Женщина перешла с шага на бег, когда ворвалась в двустворчатые двери палаты № 27.
Ветераны «болели», лежа на кроватях. Те, у кого были руки, сжимали банкноты. Безруким оставалось только кричать. В центре представления стоял Алекс Стивен Тиммер, бывший морской пехотинец. Вместо левой ноги у него был протез. Он стоял, балансируя на правой ноге, его руки с бейсбольной битой были заведены далеко за правое плечо. Поднос, на котором подавали еду, лежал у его ног, заменяя основную базу. Матрац, прислоненный к двери ванной комнаты, стал на время бэк-стопом. Алюминиевое подкладное судно, привязанное к матрацу, символизировало зону страйка. Один мяч уже угодил в него.
С противоположного края прохода между кроватями, за шестьдесят футов от Алекса Тиммера, стоял Патрик Шеперд. В правой руке он сжимал бейсбольный мяч.
— Что, черт побери, тут происходит?! — закричала доктор Нельсон. — Здесь больничная палата, а не стадион «Янки».
Мужчины смолкли. Шеп отвернулся.
Мастер-сержант Рокки Трет со своей койки обратился к разгневанной женщине:
— Тиммер играл за университетскую бейсбольную команду «Ураганы Майами». Он клянется, что в мировой серии университетских команд его показатель отбитых мячей был ноль целых триста семьдесят девять тысячных. Парень говорит, что Шеп не сможет его уделать, когда он в хорошей форме. Мы побились об заклад кто кого.
— Да ладно вам, доктор! Еще две подачи — и мы узнаем кто кого.
— Да! Да! Да! — закричали мужчины.
Алекс Тиммер кивнул головой.
— Еще две подачи, док! Это дело чести.
— Еще две подачи! Еще две подачи! Еще две подачи!
— Довольно!
Ли Нельсон огляделась по сторонам, соизмеряя энтузиазм ее пациентов и риск потерять работу.
— Две подачи, а затем все за собой уберете.
Мужчины одобрительно загалдели. Женщина подошла к Патрику.
— Ты сможешь бросать одной рукой? А вдруг потеряешь равновесие?
— Со мной все будет тип-топ. Я немного практиковался в спортзале.
Ли оглянулась и посмотрела на Триммера.
— Он, по крайней мере, точно может отбивать. Надеюсь, ты с ним справишься, не разгромив все здесь.
Шеп криво улыбнулся.
— Душитель! Душитель! Душитель!
— Две подачи.
Ли Нельсон присела за столик дежурной медсестры возле Аманды Грегори.
Пожав плечами, медсестра сказала врачу:
— Могло быть и хуже. По крайней мере, они не думают о войне.
Алекс Тиммер указал на Шепа битой в манере Малыша Рута.[26]
— Ну, давай, горячая голова. Бей прямо в зону страйка.
Шеп развернулся, удобнее взялся за мяч, используя верхнюю часть бедра в качестве противовеса. Не имея возможности удержать равновесие при полном повороте, он должен был кидать напрямую, а не закручивать мяч. Шеп стал в устойчивую позу, не обращая внимания на биту, и сосредоточил все внимание на цели. Левая нога взметнулась вверх, колено коснулось груди, а затем нога пошла вперед в широком шаге. Одновременно правая рука запустила мяч. Белая молния прочертила воздух вдоль прохода за секунду до того, как бита, сделав неуклюжий замах, просвистела снизу вверх мимо мяча. Вот уже два мяча лежали в подкладном судне.
Вторая подача.
Ветераны неистовствовали. Деньги переходили из рук в руки. У кого-то уже не выдерживали нервы, и бэттер оказался в их числе.
— Еще один удар, Шеперд! Еще один быстрый мяч! Ты хорош, но все равно этот мяч я уж наверняка отобью!
Шеп взял мячик у одного из ветеранов и принял другую позу. Его лицо оставалось бесстрастным, как у профессионального игрока в покер.
Ничего не изменилось — ни скорость подачи, ни угол поворота руки, только захват мяча был другим. Белый тазер пролетел мимо ряда стальных спинок коек, а затем вдруг резко снизился и проскочил на добрых десять дюймов ниже рассекающей воздух биты Алекса Тиммера. Бэттер вложил такую колоссальную силу в удар, что сила инерции развернула одноногого на 360 градусов. Бита из ясеня раздробила протез, и тот разлетелся на металлические осколки. Тиммер упал на пол и взвыл от боли, когда металлический обломок вонзился ему в левую ягодицу.
Все крики смолкли. Доктор Нельсон поднялась из-за стола бледная, как ее больничный халат.
— Черт тебя возьми, Шеперд! Я ждал эту ногу восемь месяцев! Целых восемь месяцев! И что мне теперь делать?!
Шеп пожал плечами.
— Тебе повезет в следующий раз, горячая голова.
Мужчины кричали и хохотали. Одноногий ветеран поднялся с линолеума и запрыгал к однорукому обидчику с явным намерением затеять драку. Потрясенная доктор Нельсон стояла на месте и наблюдала, как к ней на выручку спешат санитары.
В кармане ее халата завибрировал пейджер. Вытащив его, женщина прочла:
ПРИЕХАЛИ БОЛЬШИЕ ШИШКИ.
Площадь Объединенных Наций
09:06
Железная уверенность, которую ей придавала вера, уступила место страху. В легких она чувствовала необыкновенную тяжесть. К горлу подступила тошнота. Тупая боль пульсировала в висках. Колокольный перезвон отзывался гулом в ее черепной коробке. Женщина добралась до пересечения 46-й улицы и 1-й авеню, и ее взору открылась площадь Объединенных Наций. Звук благовеста стал еще громче.
Хит Шелби перестал звонить в колокольчик. Сняв перчатку, он почесал лицо под раздражающей кожу ватной бородой Санта-Клауса. Этот начинающий писатель подрабатывал диктором на местном радио, и вот уже два года служил волонтером в Армии спасения. На этот поступок его подвигла жена. Дженнифер выставила ему ряд условий и лишь тогда согласилась на переезд из Арканзаса.
Хит не имел ничего против занятий благотворительностью. Армия спасения оказывала неотложную помощь и кормила горячими обедами тех, кому не повезло в этой жизни. На Рождество детям дарили подарки. Шелби могло бы даже понравиться такое времяпровождение, если бы не объемистый и неудобный костюм Санты, ватная борода, от которой чесалось лицо, и сапоги из кожзаменителя, совершенно не согревавшие коченеющие ноги. Хит торчал на углу улицы с семи утра. В одной руке — колокольчик, в другой — кружка для пожертвований. Ноги и поясница болели. Впрочем, это еще ничего. Куда хуже, если в горле запершит. На следующей неделе три эфира, а простуженное горло — это не то, что ему сейчас нужно.
«Заканчивай, — убеждал Шелби сам себя. — Сунь двадцать долларов в кружку, и дело в шляпе. Лучше останови такси и поезжай в Бэттери-парк. Катер надо отремонтировать. Там работы на пару часов. Хотел бы я увидеть лицо Колина, когда он увидит… Парень не ездил на рыбалку со времени нашего переезда из Поссум-Грейп. Надо будет взять стекловолокона прежде, чем идти…»
Словно не замечая красного света светофора, беременная рыжеволосая женщина ступила с тротуара на проезжую часть. Загудел клаксон. Такси занесло в сторону…
Хит подхватил женщину под локоть и втащил обратно на тротуар.
— С вами все в порядке?
Мэри ошарашенно посмотрела на Санта-Клауса.
— Я не должна опаздывать.
— Лучше опоздать, чем умереть. Смотрите, куда идете. С вами точно все в порядке? По-моему, вы слишком бледны.
Мэри кивнула и зашлась грудным кашлем. Она порылась в кармане своего пальто и бросила в кружку для пожертвований несколько монет и скомканную бумажку. Загорелся зеленый свет, и женщина вместе с другими прохожими заспешила через 1-ю авеню.
Впереди, на месте Северной лужайки, возвышалось недостроенное здание, которое планировали использовать для проведения конференций. Справа стояло тридцативосьмиэтажное здание Секретариата ООН. Его фасад был выложен мрамором, а зеленоватые стекла сверкали на солнце. С первого этажа Секретариата по крытым переходам можно было попасть в старый конференц-зал, южное крыло, библиотеку и… здание Генеральной Ассамблеи.
Туда-то ей и нужно!
Мэри смотрела на прямоугольное строение с плавным изгибом линий, накрытое куполом-крышей.
«Как в моем сне».
Женщина проследовала по тротуару к площади и увиденное вывело ее из хрупкого душевного равновесия. Около тысячи демонстрантов на восемнадцати акрах площади имени Дата Хаммаршельда махали транспарантами и кричали в мегафоны. С десяток съемочных групп записывали происходящее для полуденных новостей. Бескрайнее людское море колыхалось и шумело так, что Мэри почти потеряла ориентацию. Она пыталась пробраться к зданию Генеральной Ассамблеи через кордон полиции в полной экипировке для борьбы с уличными беспорядками, когда перед глазами запрыгали разноцветные пятна. Мэри почувствовала сильный приступ тошноты.
«Быстрее, сейчас бактерии проникнут в печень и селезенку».
Она прикрыла нижнюю часть лица шерстяным шарфом, обхватила свободной рукой выпирающий живот и ввинтилась в толпу. Невидимые локти толкали ее в плечи и бока. Серое зимнее небо исчезло в людском море, когда женщина опустилась вниз, коснувшись руками ледяного асфальта. На четвереньках она подползла к заграждению. Крики о помощи заглушало скандирование толпы. В отчаянии Мэри поднялась на ноги и показала удостоверение строю облаченных в шлемы и бронежилеты полицейских.
Толпа напирала. Легкие забила мокрота. Женщина раскашлялась и, едва не потеряв равновесие, нырнула под деревянное заграждение.
Полицейский помог ей подняться. На медном жетоне Мэри прочла его фамилию: «Бэк». Он что-то кричал ей на ухо, тянул сквозь толпу… Вдруг слабость прошла, и женщина снова увидела все довольно четко.
— Идите! — указывая на вход, крикнул Бэк.
Мэри помахала ему рукой и быстрым шагом направилась к следующему контрольному пункту системы безопасности. Патогенный вирус бушевал в ее теле.
Военно-санитарные вертолеты карантинных команд «Альфа» и «Дельта» НИИ ИЗА США
187 миль к юго-западу от Манхэттена
09:07
Два вертолета «Сикорский ЮЭйч-60 Черный ястреб» летели над землями штата Мэриленд со скорость 150 узлов. Аэромедицинские карантинные команды были оснащены переносными лабораториями для работы с представляющими биологическую опасность веществами и мобильным изолятором для перевозки больных. Команды состояли из трех санитаров, медсестры и военврача, а также нескольких спецназовцев, обученных работе с биологическим оружием и людьми, зараженными опасными инфекционными болезнями, ведь от строгого соблюдения карантина часто зависела судьба местного населения в очаге заражения.
Во главе аэромедицинских карантинных команд стояли капитаны Джей и Джесси Звава, младшие братья полковника Джона Звавы, главы НИИ ИЗА США. Джей Звава из команды «Альфа» — бывалый войсковой командир, три года служивший в Ираке. В казармах его знали под прозвищами Зет или Польский Кобель. Бывший снайпер ростом шесть футов четыре дюйма и весом двести шестьдесят фунтов, покрытый с ног до головы татуировками, теперь он имел сертификаты наводчика пушечной установки системы Гатлинг и инженера-механика дизельных двигателей. Несмотря на репутацию шутника и рубахи-парня, Джей мог одним ударом сбить с ног любого, кто осмелится встать у него на пути.
Младший из трех братьев, Джесси, не отличался внушительными габаритами, как его старшие братья, но считался в семье самым умным. Так, по крайней мере, говорила его сестра Кристина. Оба командира аэромедицинских карантинных команд сейчас находились в грузовом отсеке головного вертолета и помогали друг другу надеть скафандры — оранжевые полихлорвиниловые защитные комбинезоны, оснащенные герметичными шлемами и автономной кислородно-дыхательной системой. Братья знали, куда летят, но не знали зачем. Что бы их старший брат Джон ни думал, а на риск он никогда не шел. Летящие на Манхэттен команды имели полное боевое вооружение и полномочия, дающие им право подминать под себя любые ветви местной власти, полицию, пожарных и спасателей.
09:11
Наряд вооруженных охранников стоял на страже у дверей зала Генеральной Ассамблеи. Из-за большого числа приглашенных заседание Совета Безопасности решили провести именно здесь. Мэри нервно покачивалась на каблуках, пока офицер службы безопасности ООН тщательно изучал ее удостоверение, а его напарник перетряхивал вещи из ее сумочки.
— Спасибо, доктор Петрова. Поднимите, пожалуйста, руки вверх. Я должен обыскать вас, чтобы убедиться, что у вас нет оружия.
Офицер застыл в нерешительности, опасаясь прикоснуться к округлому животику женщины.
— Все в порядке. Ему нравится, когда его трогают.
Мэри Клипот взяла руку офицера службы безопасности и приложила к своему животу. Младенец ударил в ответ ножкой.
— Ух ты!.. Класс! — сказал мужчина и повернулся к своему напарнику. — У нее все чисто. Можно пропускать.
Офицер вернул ей ламинированное удостоверение, так и не поинтересовавшись, почему она говорит с поддельным русским акцентом. Не осведомился он и о том, почему женщина так бледна, сильно потеет и от нее разит чем-то прокисшим.
В зале было битком набито людей. Слышался приглушенный гул голосов. Все ждали выступление верховного главы Ирана. Мэри, пошатываясь, шла по главному проходу, ее глаза слезились. Она посмотрела на сцену. Настенная роспись изображала птицу феникс, поднимающуюся над полем битвы; под ней стоял прямоугольный стол, а вокруг него в форме подковы были расставлены стулья для пятнадцати членов Совета Безопасности.
«Я словно поднимающаяся из пепла птица феникс…»
Зал качнулся. Мэри тряхнула головой, борясь с минутной слабостью.
«Зарази будущих переносчиков».
Женщина кашлянула, прикрыв рот руками. Теперь на обеих ладонях было немного мокроты. Словно невзначай, Мэри прикоснулась к французскому делегату, когда проходила мимо его стола. На представителей Англии и Дании чихнула. Кашлянула в направлении представителей Бразилии и Болгарии. По другому проходу она направилась к столу арабов, восседавших в темных деловых костюмах. На табличке значилось, что это иракская делегация.
Тем временем место за трибуной занял иранский мулла. Его речь переводили на десятки языков мира.
— Уважаемое собрание! Я приехал сюда с надеждой предотвратить конфликт, который может привести к еще одной войне. Я взываю к Генеральной Ассамблее, так как знаю, что Совет Безопасности подкуплен оккупантами, уже захватившими Афганистан и Ирак…
Мэри тронула за плечо иракского делегата, который направлялся на отведенное ему место.
— Извините! Где сидит иранская делегация?
Живой труп скользнул взглядом по ее округлому животу и указал рукой на пустой стол.
Женщина разволновалась. У нее участилось сердцебиение.
«Смиренные унаследуют землю, а не муллы».
Быстрым шагом она покинула зал и направилась к столику, за которым сидела офицер службы безопасности ООН.
— Извините. Я опоздала на встречу с иранской делегацией. Где я могу их найти?
Женщина за столом просмотрела список, зажатый в папке-планшете, и сказала:
— Четыреста пятнадцатая комната, — она указала рукой в нужном направлении. — Поднимитесь на лифте на четвертый этаж.
— Спасибо.
Мэри быстрым шагом прошла по коридору. Она кашлянула и выплюнула на руку густой комочек мокроты. Проверив его на наличие крови, вытерла ладонь о жакет своего костюма. У лифта она нажала кнопку «Вверх».
Часы живой биологической бомбы продолжали тикать…
Медицинский центр для ветеранов
Ист-Сайд, Манхэттен
09:13
Ли Нельсон вела двух высокопоставленных чиновников и их охрану по коридору к палате номер 27, моля Бога о том, чтобы свидетельства утреннего бейсбольного побоища уже были убраны.
Посещение новым министром обороны медицинского центра для ветеранов было продиктовано отнюдь не желанием позировать перед камерами. Пока президент Когело готовил обращение к членам ООН, которое, как он надеялся, поможет обуздать воинственные настроения и не довести до войны с Ираном, Бертран де Борн начал рекламную компанию по привлечению молодых американцев к службе в вооруженных силах, финансируемую из частных фондов.
Две вялотекущие войны требовали изменения общественного мнения об армии. Вместе с ведущей нью-йоркской рекламной фирмой де Борн хотел показать массам раненого ветерана как представителя новой национальной элиты, чьи финансовые потребности полностью удовлетворены, охрана здоровья гарантирована, а будущее его семьи безоблачно. Как говорится, под звездно-полосатым флагом можно продать и навоз, выдав его за утонченные духи. Главное, подобрать подходящего парня для рекламы.
Догнав изящную брюнетку, де Борн взял ее под локоток. Тыльная сторона его ладони как бы невзначай коснулась правого полушария груди Ли.
— Никаких паралитиков и раковых больных, доктор. Идеальный кандидат должен быть хорош собой и быть представителем среднего класса. Предпочтительнее белый богобоязненный христианин. Что же касается ран, то они должны быть заметны, но не вызывать отвращения. Мне не нужны раненные в голову или слепые.
Ли скрипнула с досады зубами и отстранила руку настырного министра обороны.
— Мне поручили показать вам раненых ветеранов. Кого вы выберете для своей рекламной кампании, не моя забота.
— А как насчет ясности ума? — присоединилась к беседе Шеридан Эрнстмайер.
— Я не знаю, — задумавшись на мгновение, ответил де Борн. — А вы, подполковник, кажется, эксперт в этом вопросе? Что вы думаете?
Подполковник Филипп Ардженти — высокопоставленный американский офицер, посвященный в сан священника, — с Библией в одной руке и автоматом в другой должен был завоевать доверие как тех, кто на своей шкуре ощутил последствия экономического спада в стране, так и патриотично настроенных южан из глубинки, — всех тех, кто вывешивает американский флаг на своем доме и считает службу в армии наивысшим проявлением патриотизма. Именно поэтому де Борн выбрал его возглавить новую рекламную кампанию по привлечению новобранцев.
— Ясность ума, конечно, желательна, — ответил подполковник, — но мы и так справимся, господин министр. Мы его подготовим так, что все пройдет гладко.
Ли Нельсон вошла в палату № 27 первой, и ее встретили аплодисментами и приветственным свистом. Немного смутившись, она отпихнула ногой погнутое подкладное судно, которым недавно играли, искренне надеясь, что парни немного успокоились.
— Благодарю, друзья! — сказала она. — Вы оказали честь бедной девочке из Западной Вирджинии. Но, к вашему сведению, мой дедушка учил меня кастрировать боровов, поэтому знайте меру… А сейчас я представлю вам особого гостя нашего госпиталя. Перед вами — новый министр обороны Бертран де Борн. Поприветствуем его!
Не обращая внимания на жидкие аплодисменты, седовласый подвижный человек прошелся по проходу между кроватями. Он вежливо кивал головой и пожимал протянутые ему руки, а его глаза внимательно разглядывали ветеранов.
«Латинос… Латинос… Черный… Этот белый, но вид неважнецкий… Паралич четырех конечностей. Не подходит… Этот белый, но худой как жердь. Должно быть, держится только на лекарствах…»
Раздражение де Борна росло. Он напоминал Ли фанатичного заводчика, который ищет охотничью собаку в стае пуделей и такс. Шеридан Эрнстмайер схватила его за руку и едва заметно кивнула головой в направлении последней кровати слева. Шторка была полуприкрыта, но в просвет можно было разглядеть неподвижно лежащего на больничной койке афроамериканца. По виду лет сорок, возможно, офицер с парализованными ногами.
— Не то, Шерри. Сама посмотри.
— Не он, Берт, а санитар.
Мужчина был одет в белую футболку, халат и брюки из хлопчатобумажной ткани. Белый. Тридцать лет с небольшим. Длинные темные волосы собраны на затылке в хвост. На подбородке ямочка. Рост — шесть футов четыре дюйма. Атлетическое телосложение. Вес — около двухсот фунтов. Санитар менял постель больному. Осторожно перевернув паралитика на бок правой рукой, он использовал культю левой руки в качестве опоры для тела. В глаза бросалась его предупредительность и бережность в обращении с раненым товарищем.
— Доктор Нельсон! А этот санитар, он тоже ветеран? — поинтересовался де Борн.
— Вы о Шепе?
— Шепе?
— Я имела в виду Патрика Шеперда. Да, сэр, он четырежды бывал в Ираке, но я не думаю…
— Он идеально подходит… Как раз то, что мы ищем. Подполковник Ардженти! А вы что думаете?
— Мужчина атлетически сложен. Очевидно, прежде он занимался спортом. Предупредителен со своими товарищами. Думаю, он нам подойдет, господин министр.
Шеридан бросила на де Борна многозначительный взгляд.
Ли попыталась увести министра обороны в сторону.
— Сэр! Есть кое-что, что вам следовало бы знать о сержанте, прежде чем…
— Дело сделано, доктор, — сказал де Борн. — Пусть сержант придет в ваш кабинет минут через десять. Мисс Эрнстмайер! Проследите за тем, чтобы доктор Нельсон переслала нам по электронной почте его личное дело.
Де Борн взглянул на часы.
До встречи оставалось еще несколько часов.
— Подполковник! Давайте выйдем… перекурим…
09:26
— …Это не иранская армада вошла в Персидский залив. Это не «Хезболла» открыла свои военные базы в Ираке и Афганистане. Во всем повинен Сатана. Это он несет ответственность за назревающий конфликт… Даже здесь, в этом зале, я чувствую его зловонное дыхание. Я предупреждаю Сатану: мусульманский мир не позволит тебе поработить Исламскую Республику Иран. Тебе не удастся украсть нашу нефть, как ты сделал это с нашими иракскими братьями. Мы будем сражаться…
Офицер службы безопасности приглушил звук телевизора. На экране глава Ирана зачитывал свою речь. Офицер взглянул на поддельное удостоверение Мэри Клипот и нажал на кнопку под столом. В четыреста пятнадцатой конференц-комнате раздался звонок.
— К вам посетитель из российского посольства, — сказал охранник.
Мэри сжала зубы, стараясь сдержать рвущийся из груди кашель.
В замке что-то щелкнуло, и дверь под номером 415 открылась. В проеме стоял иранский охранник.
— Говорите, — обратился он к Мэри.
— Я пришла с устным посланием от премьер-министра Путина к атташе Верховного лидера.
— Покажите ваше удостоверение личности.
Мэри протянула иранцу поддельный документ. Охранник взял его и захлопнул перед ней дверь.
Кожу женщины жгло огнем. Мэри бросало в жар. Она понимала, что ее температура давно уже поднялась выше отметки сто один с половиной градус по Фаренгейту.[27] Она кашлянула в свой шарф и, ощутив во рту привкус крови, вытерлась ладонью правой руки. Пусть слизь остается на ее коже.
Сидящий за столом офицер службы безопасности ООН раздраженно сказал:
— У вас грудной кашель. Держитесь подальше от меня.
Дверь приоткрылась.
— У вас есть две минуты.
Мэри вошла в конференц-комнату. Охранник жестом приказал ей оставаться на месте. Плоские экраны системы внутреннего ООНовского телевидения, не передающего сигнал в эфир, были установлены повсюду в помещении. Две дюжины мужчин, одни — в деловых костюмах, другие — в традиционной мусульманской одежде, смотрели выступление главы государства.
Сердце женщины забилось чаще, когда она увидела в дальнем углу помещения иранского президента, беседующего с муллой.
К Мэри Клипот подошел одетый в костюм мужчина. Его сопровождали два плечистых араба с радиотелефонами.
— Я атташе Верховного лидера. Можете передать через меня послание от премьер-министра.
Глаза Мэри слезились. Ноги подгибались. Ее платье и колготы пропитались потом. Из груди вырывался ничем не сдерживаемый кашель.
— Премьер-министр Путин… кахи-кахи… желает встретиться с Верховным лидером… кахи-кахи… через час после речи президента Когело…
Глаза иранца сузились. Он взял поддельное удостоверение и сличил фотографию со стоящей перед ним Мэри Клипот.
Женщина сжала его руку своими влажными ладонями.
— С Рождеством… и с Новым Годом! — произнесла она по-русски.
Атташе отдернул руку и что-то проскрежетал на своем арабском языке. Двое охранников довольно грубо вывели Мэри за дверь.
Женщина быстро зашагала по коридору к лифту. Делегат от Мексики, на вид лет под пятьдесят, придержал рукой закрывающиеся двери, и Мэри успела вскочить в кабинку лифта. Вдохнув исходящее от тела женщины зловоние, мужчина инстинктивно отпрянул от нее.
Злорадная улыбка появилась на лице беременной женщины, когда она перевела сказанную атташе фразу на английский язык: «Веселого Рождества и счастливого Нового года».
Приступ головной боли начался, когда она выходила из лифта. Перед глазами поплыли красные линии. Приступ тошноты погнал Мэри в женский туалет. Ввалившись в пустую кабинку, она изрыгала из себя кровавую блевотину. Несколько минут ушло на то, чтобы полностью избавиться от остатков пищи в желудке. Холодный край унитаза упирался ей в живот, а все тело били конвульсии.
Наконец тошнота прошла, но тело сковывала слабость. Ее бил озноб. С трудом поднявшись на ноги, Мэри, пошатываясь, вышла из туалетной кабинки и замерла перед рядом умывальников: она испугалась своего собственного отражения. Лицо приобрело серовато-бледный цвет, словно у привидения. Покрасневшие глаза ввалились. На лбу проступило кружево голубоватых вен. Лимфоузел на шее покраснел и разбух до размеров грецкого ореха.
«„Коса“ вошла во вторую фазу. Надо скорее вернуться к машине и принять вакцину…»
— Мисс! С вами все в порядке? — Низенькая, немного полноватая белая женщина с карточкой службы питания на груди ошарашенно смотрела на нее.
— Утреннее недомогание.
Мэри ополоснула рот и убрала мокрые пряди волос, спадающие ей на глаза.
Выйдя из туалета, она покинула здание.
На свежем воздухе головокружение прекратилось. Женщина полной грудью вдохнула холодный декабрьский воздух. Пройдя оцепление, Мэри протиснулась сквозь толпу протестующих. Каждый приступ кашля орошал людей мельчайшими брызгами зараженной крови.
У светофора при переходе через 1-ю авеню она остановилась, ожидая, когда загорится зеленый свет. Чтобы не упасть, она оперлась рукой о столб светофора. Мысли путались в голове.
«Безумная, но победоносная… истинная воительница Христа…»
Лихорадочный взгляд женщины остановился на черном автомобиле техпомощи, увозящем на буксире ее «хонду».
— Нет!.. Нет!..
Кровь забулькала в горле. Пошатываясь, Мэри выбежала на перекресток.
Завыли автомобильные гудки. Завизжали тормоза. Закричали прохожие.
Толпа сгрудилась у распростертого на асфальте 1-й авеню тела Мэри Клипот.
Должностные лица пытаются разобраться, каким образом производитель вакцин «Бакстер интернейшенл инкорпорейтд» создал «экспериментальный вирусный материал», основанный на штамме человеческого гриппа, но включающий культуру высокопатогенного «птичьего» гриппа H5N1, а затем продал новый вирус австрийской компании «Авир Грин Хиллз биотехнология». Случайная утечка культуры живых вирусов H5N1 и H3N2 могла бы привести к серьезным последствиям. Если бы человек, имеющий доступ к этой культуре, заразился одновременно штаммами H5N1 и H3N2, он стал бы «инкубатором» для развития нового гибридного штамма гриппа, который сравнительно легко распространился бы среди людей. Этот процесс «скрещивания» двух штаммов, называемый в науке реассортация, является одним из двух путей зарождения пандемических вирусов.
20 декабря
146-я Восточная улица
Тюдор-сити, Манхэттен
09:33
22 часа 30 минут до предсказанного конца света
Тридцать четыре минуты прошло с того времени, как Мэри Клипот выбросила стальной чемоданчик в мусорный контейнер… Двадцать четыре минуты назад появилась первая черная крыса.
Rattus rattus. Никто в точности не знает, сколько их в Большом Яблоке. Приблизительные подсчеты колеблются от двухсот пятидесяти тысяч до семи миллионов. Это шустрое создание может стоять на задних лапах, взбираться по приставным лестницам, подпрыгивать на три фута в высоту и через дренажные трубы приплыть в ваш туалет. Эти ночные животные прекрасно охотятся и днем. Крыс не зря относят к грызунам: у них такие крепкие зубы и сильные челюсти, что они могут прогрызть даже строительный раствор в кирпичной кладке; даже железобетон не устоит перед их зубами.
Крысы живут в среднем два-три года. В основном они едят и размножаются. Достигнув половой зрелости в возрасте трех месяцев, самки крыс спариваются более двадцати раз в сутки. В помете от шести до двенадцати крысят. Одна самка за свою жизнь дает потомство от четырех до шести раз. Науке известны случаи, когда самцы совокупляются с самкой до тех пор, пока она не умрет, и продолжают заниматься этим с ее трупом.
Крысы — довольно умные животные, они пируют на богатых банкетах пищевых отходов, которых в изобилии в городах. Обоняние помогает им найти пищу в пределах их территории. Нью-йоркская черная крыса давно потеряла боязнь перед человеком, и эти грызуны охотно бегут на приятные для них запахи, источаемые контейнерами для мусора.
Морнингсайд-Хайтс, Манхэттен
09:38
Франческа Минос вышла из пиццерии «Минос», прижимая к большому животу стопку картонных суповых мисок. Ей было двадцать пять лет, и она ждала своего первого ребенка. Малыш «запаздывал» на неделю. Молодая женщина предпочла бы лежать в кровати, закинув опухшие ноги на подушки, а не болтаться по улицам холодным нью-йоркским утром в спортивном костюме и пальто, но Паоло еще ни разу не отменил утреннюю раздачу супа, и Франческа, беременна она или нет, вынуждена была помогать мужу.
Женщина зачерпнула из большой алюминиевой кастрюли немного испускающего пар овсяного варева и, плеснув его в свободную миску, поставила ее на стол перед бездомным из очереди, которая растянулась до самой Амстердам-авеню. Скоро подойдут другие бездомные, а ее любимый муж, кажется, решил накормить всех и каждого в этой очереди.
Взвод пустых глаз и бесстрастных лиц проходил мимо нее в гробовом молчании.
«Забытые обществом души. Что их погубило? Поддались ли они искушению или просто сдались, покорившись судьбе?»
Среди стоявших за бесплатным завтраком хватало наркоманов и алкоголиков, но большинство из этих людей просто переживали трудные времена. Им некуда идти. Треть бездомных были ветеранами иракской войны, половина из которых — инвалиды.
Франческа наполнила очередную миску. Страх сменился раздражением. В одном только Нью-Йорке почти сто тысяч бездомных. Сочувствие к ним заглушало беспокойство о судьбе собственной семьи. Как большинство маленьких предприятий, их пиццерия едва сводила концы с концами. Скоро в семье появится еще один рот. Интересно, а испытывают ли эти бездомные благодарность за то, что их кормят? Или щедрость владельцев пиццерии они воспринимают как должное, как часть своего безрадостного существования? С каждым днем тонкая линия, отделяющая семью Минос от впавших в нищету братьев и сестер во Христе, становилась тоньше. Что будет, если они не смогут их кормить? Поймут ли? Поблагодарят ли за былую щедрость или разобьют витрину, требуя кормежки?
При этой мысли Франческа содрогнулась.
Опустошив кастрюлю, Паоло вытер ладони об испачканный овсянкой поварской передник и направился внутрь пиццерии за новой порцией.
— Паоло… Подожди…
Темноволосый курчавый итальянец остановился и улыбнулся жене.
— Да, мой ангел? Что тебе надо, дорогая?
«Что я хочу?! У меня ноет спина из-за того, что я вынуждена двадцать четыре часа, семь дней в неделю таскать в себе брыкающегося малыша. У меня сильно болят ноги. У меня геморрой. Что я хочу от тебя?! Прекращай транжирить наши сбережения на этих неудачников. Или, по крайней мере, не вовлекай меня в это».
Франческа снова посмотрела на вереницу людей на улице. Их стоптанная обувь протекала, когда они ступали по лужам талого снега. Побитые жизнью, они не жили, а выживали. В любом случае в жизни каждого человека есть надежда и потенциал…
Как ее нерожденный ребенок…
— Франческа?!
Убрав прядь волос с глаз, женщина мило улыбнулась и сказала:
— Последи за плитой, дорогой, а то подгорит…
В двух кварталах на юг от пиццерии «Минос» и в одном квартале к востоку от парка Риверсайд находится Манхассет, одиннадцатиэтажное здание из красного кирпича, построенное в начале прошлого века. Кондоминиум с одной спальней без помещений для стирки и сушки белья стоил здесь больше полумиллиона долларов.
Шторы выходящей окнами на запад квартиры на десятом этаже тщательно задвинуты, снизу к стеклу эркеров тяжелую ткань штор плотно прижимают учебники, чтобы даже тонюсенький лучик света зарождающегося утра не проник в комнату, освещенную пламенем свечи, горящей на полу за спиной у женщины-индуски.
Одетая в традиционное белое сари, некромантка прикрыла глаза. Из украшений на индуске был лишь кристалл на золотой цепочке, висевший у нее на шее. Реагируя на малейшие изменения в мире потустороннего, кристалл был для Маниши, как канарейка в шахте,[28] — предупреждал о желании ее «знакомых» из мира духов с ней пообщаться.
Изучение искусства некромантии в Непале по сути не отличалось от обучения игре на музыкальном инструменте. Для одних — это хобби, для других — страсть, которая может привести к совершенству, впрочем, если у человека есть талант. Маниша Панд была из рода одаренных, легко общающихся с миром духов. Она родилась в затерянной в Гималаях деревушке и по линии матери восходила корнями к некромантам, известным еще со времен древней Персии. В Средние века искусство некромантии проникло в Европу; здесь его адептами стали самопровозглашенные чародеи и колдуньи, и католическая церковь объявила некромантию оружием Сатаны и прокляла ее. В Непале, впрочем, талантливый некромант даже сейчас неплохо зарабатывает на этом.
Несмотря на врожденный дар, Маниша выросла с твердым убеждением, что ее призвание — не некромантия. Ее отец Бикаш и дяди по линии отца были врачами, а потому ее желание лечить больных стало навязчивой идеей. В шестнадцать лет девушка уговорила отца позволить ей переехать в Индию к одному из ее дядей-врачей, где она хотела изучать психиатрию, а затем помогать женщинам, которые стали жертвами сексуального насилия — довольно распространенного преступления как в Непале, так и во всей Азии. Тысячи женщин здесь похищают и продают в сексуальное рабство.
Маниша удивилась, когда отец согласился отпустить ее. Она так никогда и не узнала, что много лет назад член тайного общества уже говорил на эту тему с доктором Бикашем Пандом. Талантливая дочь врача должна была встретиться с одаренным представителем другого семейства. Панкая Патела, старшего ребенка в семье, тоже ненавязчиво направили к тому, чтобы он увлекся психологией, а именно, происхождением зла в человеческой душе.
Маниша Пател глубоко вдыхала и выдыхала воздух, ожидая появления проводника в мир духов.
Некромантия — это искусство общения с умершими. Живой человек не может вызывать духов и повелевать ими. Мертвые сами вольны поступать так, как им вздумается. Переехав с мужем в Нью-Йорк через год после событий 11 сентября, Маниша родила дочь и внезапно оказалась в центре внимания беспокойных духов, жаждущих общения. Спустя некоторое время между ней и духом пассажирки одного из врезавшихся в башни-близнецы авиалайнеров возникла тесная ментальная связь.
До сегодняшнего дня все их «разговоры» происходили днем, но этим утром Маниша обнаружила, что ее кристалл вращается вокруг своей оси и едва дождалась, когда Панкай поведет Дон в школу. Близкая связь существовала между ее дочерью и духом мертвой женщины. «Беспокойство» кристалла не предвещало ничего хорошего. Обычно присутствие духа, подобно мелодии хорошо настроенной гитары, привносило гармонию в душу Маниши, переполняя ее безграничным светом Творца. С каждым ударом сердца душа индуски взмывала все выше, но сегодня утром произошел сбой. «Мелодия» звучала фальшиво, наполняя ее душу страхом. Чем больше боялась Маниша, тем фальшивее звучала «мелодия». Внезапно женщина почувствовала себя ужасно одинокой и покинутой всеми, словно потерпевший кораблекрушение на необитаемом острове…
«Маниша…»
— Да. Я здесь. Говори со мной… Что стряслось?
«Ваша семья должна срочно уехать подальше от Манхэттена… Немедленно!»
Форт Детрик
Фредерик, Мэриленд
09:43
Полковник Джон Звава, как и его младшие братья, был импозантным мужчиной. Этот ветеран двух войн видел собственными глазами поле боя, бывал он и в Египте, и на Аляске. До отставки ему оставалось совсем ничего. Год и четыре месяца назад его назначили командовать в форт Детрик. По правде говоря, полковника Зваву просто задвинули подальше. Пентагон не хотел, чтобы он вмешивался в ход текущих операций. До сегодняшнего утра главной заботой полковника было следить за тем, чтобы не опустели автоматы по продаже газированной воды.
Теперь все изменилось. После брифинга Лидии Гагнон он перестал быть простым завскладом.
Микробиолог смотрела прямо в объективы дистанционно управляемых камер. Ее лицо появилось на экранах линии засекреченной связи внутри Пентагона, в Белом доме и даже на борту двух вертолетов команд быстрого реагирования, которые летели к Манхэттену.
— Украденный чемодан содержит бактерии четвертого уровня биологической угрозы. Это сверхсекретный проект «Коса». В двух словах, это самораспространяющееся биологическое оружие, которое позволяет носителю быстро заражать вражеские войска и гражданское население враждебной нам страны бубонной чумой. «Коса» — «черная смерть» в ее наихудшей ипостаси. Она объединяет бубонную, легочную и септицемическую формы чумы и способна быстро распространяться как среди людей, так и среди животных. Во время бубонной пандемии тысяча триста сорок седьмого года бактерия Yersinia pestis жила в желудке первоначального носителя — крысиной блохи. Быстро размножаясь, бактерии перекрывали переднюю кишку насекомого, что вызывало голод. Блохи чаще кусали своих носителей. С каждым укусом непереваренная кровь вместе с бактериями чумы попадала в ранку, оставшуюся на месте укуса блохи. Паразитируя на крысах, блохи создали эпизоотическую пандемию, которая в короткие сроки опустошила Азию и Европу. Бубонная чума, хотя и является наиболее поддающейся лечению формой, в то же время — внешне отвратительна. Пораженные ею люди выглядят и воняют, словно живые мертвецы. Симптомы бубонной чумы: высокий жар, чередующийся с ознобом, и приносящее боль вспухание лимфатических узлов, называемых бубонами. Они вначале краснеют, а затем чернеют. Известная из истории бубонная чума поражала также нервную систему, вызывая крайнюю степень возбуждения, переходящую в бред. Если ее не лечить, бубонная чума умерщвляет около шестидесяти процентов пораженных ею. Легочная чума — это запущенная стадия бубной чумы. Она наступает тогда, когда бактерии поражают легкие больного. Легочная чума передается непосредственно от человека человеку. Больной часто кашляет, сплевывает кровь, что приводит к бесконечным приступам тошноты. Если здоровый человек вдохнет выдыхаемый больным воздух или вступит в непосредственный контакт с продуктами жизнедеятельности его организма, включая слюну и пот, он заболеет. При холодных температурах слюна замерзает, что способствует распространению заболевания. Если ее не лечить, легочная чума умерщвляет от девяноста до девяноста восьми процентов пораженных ею. Последняя форма — септицемическая — наиболее смертоносна. Если бактерии попадают непосредственно в кровь жертвы, то человек умирает через двенадцать-пятнадцать часов после заражения. «Коса» содержит в себе все три формы чумы. Она быстро распространяется, вызывая сильные муки и сея тем самым страх в рядах потенциального противника. Заболевшие «Косой» умирают через пятнадцать часов. Только созданный в нашей лаборатории антибиотик может помешать распространению инфекции и вылечить больных. Если, конечно, врачи успеют добраться до них вовремя.
— Расскажите о женщине.
Вице-президент Артур М. Кравиц сидел напротив Гарриет Клауснер. Лицо государственного секретаря недовольно нахмурилось.
— Ее зовут Мэри Луиза Клипот. Мы разослали ее фотографию и краткую биографию во все организации, включая ФБР и полицейское управление Нью-Йорка. Мэри — микробиолог. Она и работала над проектом «Коса», именно она доставила образцы чумы из Европы. Мэри — на девятом месяце беременности. Она помолвлена со своим лаборантом Эндрю Брадоски, который, скорее всего, является отцом ее ребенка. Мэри и Брадоски официально считают без вести пропавшими. В последний раз Мэри видели в два часа одиннадцать минут ночи, когда она выходила из своей лаборатории с чемоданчиком для перевозки биологических материалов четвертого уровня бактериологической угрозы…
Ее прервал вице-президент:
— Доктор Гагнон! А эти «дипломаты»?.. Почему «Косу» готовили к транспортировке и применению?
Лидия Гагнон отвела глаза от экрана Белого дома, надеясь, что выяснение отношений не затянется.
— Мы не принимаем решений, мистер вице-президент, мы их исполняем. Наш отдел выполняет директиву от две тысячи первого года по созданию оружия, способного победить враждебно настроенное население другого государства. Эти приказы никто не отменял.
— А кто вообще знает об их существовании? — настаивал вице-президент. — Я двадцать два года состою в комитете сената по иностранным делам и впервые об этом слышу. Эта директива, доктор Гагнон, не просто незаконна, это попахивает геноцидом.
— Это война, мистер вице-президент, — вмешалась госсекретарь Клауснер. — Как я уже не раз заявляла прежде, нашим войскам не хватит живой силы в случае наземной операции против еще одной страны. Биологическое оружие — это оптимальное решение проблемы.
— Убийство сорока миллионов иранцев — это не «оптимальное решение», госсекретарь Клауснер.
— Не мы снабжаем террористов ядерным оружием.
— Со всем уважением, — вспылил полковник Звава, — здесь не самое подходящее время и место для ссор. Доктор Гагнон! Где сейчас может находиться пропавший чемоданчик с «Косой»?
Доктор Гагнон навела курсор на нужное место на спутниковой карте Нью-Йорка и кликнула. Выбранный красный квадратик увеличился в размерах, давая подробное изображение 46-й улицы в отрезке между 1-й и 2-й авеню.
— Это переулок, расположенный в шестидесяти метрах к западу от комплекса зданий ООН. Когда спецназ высадится в указанном квадрате, команда «Дельта» заберет чемодан, а команда «Альфа» вместе с подразделениями национальной безопасности и сотрудниками Центра контроля заболеваний из Олбани установят контроль вокруг площади Объединенных Наций. Это станет «серой зоной», по крайней мере, до того времени, как мы выясним: выпущена ли «Коса» или нет. Команды быстрого реагирования снабжены антибиотиком в количестве, достаточном для лечения пятидесяти человек. Мы сейчас работаем над увеличением запасов вакцины.
— Покажите нам наихудший из возможных сценариев развития событий, — приказал полковник Звава.
Доктор Гагнон помедлила, но все же щелкнула мышкой по другой ссылке.
Площадь Объединенных Наций и южная оконечность Манхэттена были обведены черной окружностью.
— Предположим, первые полчаса-час распространителями «Косы» будут люди, передвигающиеся исключительно пешком. В этом случае мы сможем удерживать чуму в пределах Нижнего Манхэттена. Если «Коса» выберется с острова и будет передвигаться только на автотранспорте, то через два-три часа ситуация будет выглядеть таким образом…
Вторая окружность охватывала Коннектикут, Нью-Йорк, восточную часть Пенсильвании и Нью-Джерси.
— Если же носители «Косы» сядут на поезд или, не дай Бог, на коммерческий авиалайнер, то чума за сутки распространится по всему земному шару.
Медицинский центр для ветеранов
Ист-Сайд, Манхэттен
09:51
— Что ему от меня надо? — спросил Патрик Шеперд.
Чтобы не отставать от Ли Нельсон, он лавировал между больными, которые плелись по переполненным госпитальным коридорам с капельницами на колесиках.
— Думаю, он тебе все объяснит, — сказала женщина. — Помни: де Борн — новый министр обороны в администрации президента Когело. Что бы он ни предложил, отнесись к его предложению как к большой чести.
Патрик вошел в кабинет врача вслед за Ли Нельсон. Седовласый де Борн сидел за столом хозяйки кабинета. Отпустив двух телохранителей, министр обороны пригласил Ли и Патрика садиться.
— Сержант Шеперд! Познакомиться с вами — большая честь для меня. Позвольте представить моего личного помощника мисс Эрнстмайер. А этот джентльмен — подполковник Филипп Ардженти. Он будет вашим новым командиром.
— Зачем мне новый командир? — удивился Патрик. — Я уже свое отслужил.
Де Борн проигнорировал его реплику и, склонив голову, зачитал со своего «блэкбэрри»:
— Сержант Патрик Райан Шеперд. Четыре периода боевой службы. Тюрьма Абу-Грейб… Зеленая зона. Переведен в сто первую авиационную дивизию. Тут сказано, что вас обучали на вертолетчика.
— Меня обучали пилотировать санитарный вертолет «Черный ястреб», — пояснил Патрик. — Я не успел получить сертификат. Меня ранили.
Министр обороны продолжал прокручивать текст на «блэкбэрри».
— А это что? В личном деле указано, что вы играли в бейсбол. Это правда?
— В основном в низшей лиге, — ответил Патрик.
— Сержант также играл за «Бостон ред сокс», — встряла в разговор доктор Нельсон.
Шеп бросил на нее убийственный взгляд.
— Правда? Аутфилдером?
— Питчером.
Де Борн посмотрел на ветерана.
— Надеюсь, вы не левша.
— Шеперд… Патрик Шеперд… Знакомое имя, — раздумывая, произнес подполковник Ардженти и подергал пальцами кончики своих грязно-рыжих волос.
— Постойте… Это он! Этого парня прозвали Бостонским Душителем. В первом же матче сезона с «Янки» его подачи никто не мог отбить.
— Две подачи все же отбили, — уточнил Патрик.
— Потом ты уделал «Окленд атлетикс».
— Нет. «Торонто».
— Да. Точно. «Торонто». Я смотрел матч в спортцентре. Те добавочные иннинги… Тебя незаконно удалили с поля…
Ардженти возбужденно вскочил с места, потрясая сжатой в кулак рукой перед лицом де Борна.
— Я тридцать лет хожу на бейсбол. Я знаю эту игру как свои пять пальцев. Поверьте мне, этот парень был настоящим зверем. Классная скорость прямого… прекрасно срезал, а «грязная двойка» — вообще на грани фантастики.
Де Борн нахмурился.
— «Грязная двойка»? — не понял он.
— Ну… знаете… «грязный желтый молоток»… «болтушка»… «враг общества номер два»… крученая подача, Берт! Его крученая подача почище гаубицы. Он сводил бэттеров с ума.
Священник оперся о стол доктора Нельсон и взирал на Патрика с обожанием бейсбольного фана.
— Ты был просто чудо, парень. Жаль, что это длилось только три месяца. Что с тобой стряслось? Ты как в воду канул.
— Я пошел в армию, сэр.
— Да… Хорошо. Интересы страны, конечно, прежде всего, но все же жалко, что ты потерял руку. Как это произошло?
— Я не помню. Врачи называют это травматической ампутацией. Мой приятель, военврач Дэвид Кантор, нашел меня истекающим кровью и спас мне жизнь. Ди Кей говорит, что я, должно быть, нашел самодельную бомбу, замаскированную под детскую игрушку, подобрал ее, а она взорвалась в моих руках. Я очнулся в госпитале спустя шесть недель после взрыва и ничего не помнил. Так даже лучше.
— Думаешь вернуться в бейсбол? — ободряюще улыбнулся Ардженти. — Питчер Джефф Эббот и с одной рукой неплохо справлялся.
— Джефф Эббот… У него не было запястья правой руки, а у меня левая рука отрезана по бицепс…
— Хватит бейсбола, падре, — де Борн жестом приказал Ардженти вернуться на место. — Сержант! У меня для вас новое задание. Выполняя его, вы поможете Америке победить наших врагов за океаном и сохранить мир и спокойствие в стране. Вашей задачей будет помощь в рекрутировании нового поколения солдат. Это большая честь. Вы будете путешествовать по стране, посещать школы…
— Нет.
Лицо министра обороны побагровело.
— Что вы сказали?
— Я не буду этим заниматься. Моя жена была настроена решительно против войны. Я не могу еще раз расстраивать ее, сэр.
— Где сейчас ваша жена? — спросил де Борн. — Я хотел бы с ней переговорить.
— Она не хочет со мной разговаривать. Она меня бросила. Забрала дочь и… ушла…
— Тогда почему вас это так заботит?
— Она в Нью-Йорке.
Глаза всех собравшихся уставились на Ли Нельсон, а та зажмурилась, пожалев о своей несдержанности.
Патрик побледнел.
— Док! Что вы говорите? Что вам сказала Би?
— Я еще не связывалась с ней, — объяснила Ли. — Я получила ее адрес по электронной почте сегодня утром. Возможно, это лишь совпадение, но данные полностью совпадают с информацией, которая у нас есть о вашей жене.
Шеп откинулся на спинку стула. Его тело била едва заметная дрожь.
— У меня есть ее телефонный номер. Мы позвоним и убедимся, что… Шеп! Шеп! Что с вами?!
Его накрыло, словно волной прибоя. Внезапно ему стало нечем дышать. Белые мухи замелькали у Патрика перед глазами, на лбу выступил холодный пот. Его тело забилось в судорогах, и он сполз со стула на пол.
Доктор Нельсон распахнула дверь и закричала:
— Медсестру и санитара — ко мне!
Опустившись на колени возле больного, она пощупала его пульс. Слабый и быстрый.
— Ты перенервничал, Шеп! Лежи спокойно и дыши глубже. Все будет нормально.
Де Борн посмотрел на Шеридан Эрнстмайер. Женщина пожала плечами.
— Перенервничал… Вы хотите сказать, что он запаниковал? Боже правый! Сержант, поднимайтесь! И это морской пехотинец армии Соединенных Штатов?!
Вбежала медсестра. За ней интерн вкатил кресло-каталку.
Доктор Нельсон помогла Шепу сесть в кресло.
— Поднимите ему ноги повыше, поставьте холодный компресс на шею и дайте ксанакс.
Интерн увез Патрика из кабинета.
Седоволосый министр обороны хмуро смотрел сверху вниз на Ли Нельсон, надеясь таким образом напугать женщину.
— Где живет его жена? — спросил он.
— Я уже говорила. В Нью-Йорке.
— Дайте мне адрес, доктор Нельсон.
— Господин министр! Так не годится. Психическое состояние Шепа нельзя назвать стабильным. Его воспоминания — фрагментарны, а мозг не оправился от последствий взрыва. Мы постоянно имеем дело с подобного рода ситуациями. Посылая солдата три-четыре раза на войну, почти невозможно не разрушить его брак. Некоторые женщины находят себе других мужчин, другие разводятся. Армия больше не занимается полноценной адаптацией участников боевых действий. Через неделю, прямо из боя, они возвращаются на гражданку. Некоторые солдаты не могут войти в собственный дом, предварительно не проверив, не заминирована ли дверь. Они спят с заряженным оружием под подушкой. Я из собственного опыта знаю случаи, когда вернувшиеся с войны солдаты под действием ночных кошмаров закалывали своих жен или стреляли в них. Не думаю, что подобный срыв благотворно отразится на рекламной кампании по набору рекрутов.
— Я не просил вас, доктор, читать мне лекцию на тему ведения современной войны. Дайте мне адрес его жены.
Ли не знала, что ей делать.
— В условиях экономического кризиса, — сказал де Борн, — высокооплачиваемая работа на федеральное правительство — это то, что нужно. За вашу зарплату мы могли бы нанять двоих человек.
Ли вся напряглась.
— Вы угрожаете мне, мистер де Борн?
— Мисс Эрнстмайер! Свяжитесь с Пентагоном. Нам нужен адрес семьи сержанта.
— Подождите.
Сунув руку в карман халата, Ли Нельсон достала распечатку с адресом и неохотно протянула ее министру обороны.
Опустив глаза, де Борн прочитал вслух:
— Беатриса Шеперд. Бэттери-парк, Манхэттен.
— Это рядом, — сказала Шеридан. — Как для простого совпадения, слишком маловероятно. Может, она здесь из-за него?
— Выясни, — распорядился министр обороны.
— Минуточку, — рассердилась Ли. — Шеперд — мой пациент. Если кто и должен переговорить с его женой, так это я.
— Вы слишком близко к сердцу принимаете сложившуюся ситуацию, — не согласился с ней де Борн. — Жены, которые чувствуют себя обиженными армией, требуют особого подхода. Из слов сержанта выходит, что его женушка — из числа мягкосердечных пацифисток. Или я не прав?
— Не знаю.
— Женщины, которые ставят мораль выше семьи — наихудший вид лицемерок. Возьмем Синди Шихан. Потеряв своего сына, она три года протестовала против американской армии, в рядах которой ее сын отдал свою жизнь за страну, и все ради того, чтобы найти свое место в политике. Я подозреваю, что Беатриса Шеперд сделана из того же теста. Мисс Эрнстмайер знает, как разговаривать с подобного рода людьми.
— Хорошо. Занимайтесь этим, а я, пожалуй, вернусь к исполнению своих прямых обязанностей. У меня есть и другие пациенты.
— Минуточку… Вы должны сделать замеры для протезиста.
— Ему делали замеры еще три месяца назад, — сказала доктор Нельсон. — Тогда сказали, что ждать придется от четырех до шести месяцев.
— Подполковник!
— Я сделаю все к вечеру.
Ли Нельсон почувствовала, что тонет.
— Со всем уважением, но, форсируя события и провоцируя ссору между супругами, вы не поможете решить психологические проблемы Шепа.
— Мы сами разберемся с его семьей, доктор, а вы окажете ему психологическую помощь.
Ли сжала ладони в кулаки. Ее кровяное давление повысилось.
— И где же мне найти ему психиатра? Вытащить, словно фокусник, из воздуха? У меня двести шестьдесят три участника боевых действий, которым нужна помощь психиатра, треть из них со склонностью к самоубийству, а на три госпиталя у нас только два специалиста…
— Сделаем, — перебил ее подполковник Ардженти. — Днем Патрик Шеперд будет разговаривать с самым лучшим психиатром, которого только можно нанять за деньги налогоплательщиков.
Брови на лице де Борна поползли вверх.
— Еще какие-нибудь возражения, доктор Нельсон?
Женщина, почувствовав себя побежденной, уселась обратно на стул.
— Вы собираетесь нанять психиатра… Отлично, но только не торопитесь. Я не хочу, чтобы соседи Шепа по палате узнали об этом… Возникнет напряжение, а Шеп этого не захочет.
— Правильно подмечено, — согласился министр обороны. — Подполковник! Организуйте сержанту встречи с психиатром в его офисе.
— Не сработает, — возразила доктор Нельсон. — На прошлой неделе мы пробовали. Я вывела его на прогулку в город. Думала, это станет первым шагом на пути возвращения Шепа к нормальной жизни. Не сработало. Будет лучше организовать эти встречи здесь, в госпитале.
— Тогда переведем его в отдельную палату, — сказал де Борн. — Скажите ему, что это подарок от Пентагона.
Министр обороны встал, давая понять, что разговор закончен.
— Сегодня днем я должен быть в ООН, но до этого у меня тоже есть дела. Подполковник, поручаю вам это важное задание. Проинструктируйте психиатра, которого наймете, о том, что Шеперд должен быть в Вашингтоне не позднее январского выступления президента перед конгрессом «О положении страны». У него будет четыре недели, чтобы привести мозги нашего парня в форму. — Де Борн зашагал к двери, потом остановился. — Вам нравится Шеперд, доктор? — задал он Ли вопрос.
— Мне небезразлична судьба моих пациентов.
— Я видел, как вы на него смотрели. В этом взгляде читалось сексуальное влечение…
— Сэр! Я никогда…
— Конечно, нет. Но для вас, я думаю, не составит большого труда утешить сержанта в случае, если его жена официально подаст на развод.
— Это, разумеется, не ваше дело, — выпалила Ли Нельсон, — но я счастлива в браке. У меня любящий муж и двое чудесных детей. Лучше вам забыть о Шепе. Что бы ни произошло между ним и Би в прошлом, он любит свою жену и дочь, поэтому поступит так, как захочет она, лишь бы вернуться в семью.
Де Борн кивнул головой.
— Так я и думал.
Площадь Объединенных Наций
10:14
Нападение застигло протестующих врасплох. Триста вышколенных бойцов нью-йоркского подразделения войск быстрого реагирования в противогазах и бронежилетах стремительно ворвались на площадь. Работая по отделениям, они в мгновение ока разогнали толпу: заламывали руки за спины, надевали наручники на тех, кто оказывал хоть малейшее сопротивление, и рядами укладывали задержанных прямо на холодный асфальт.
Разобравшись с протестующими, военные занялись журналистами.
Не жалея телевизионной аппаратуры и игнорируя конституционные права собравшихся, военные грубо оттеснили потрясенных репортеров и телевизионщиков в сторону, где их скрутили и повязали.
— Это Америка! Вы не можете арестовывать представителей прессы!
— Эй, козел! Слышал о Первой поправке к Конституции?!
Представители средств массовой информации так и не увидели, какова была участь полицейских, стоявших в оцеплении вокруг здания ООН. Стражей порядка тоже «изолировали», а их оружие отобрали. Медики заявили, что все действия являются лишь превентивной мерой, направленной против возможной вспышки свиного гриппа. Полицейских завели в «сортировочный пункт», в одну из четырех палаток, установленных военными на площади. Испуганных людей поместили в отгороженные пластиковыми шторами отделение. Медики в белых скафандрах переходили из отделения в отделение, осматривали полицейских, заверяя, что все будет хорошо и им нечего волноваться.
— Чист. Ведите его в палатку для наблюдаемых.
— В норме.
— У него небольшая температура.
— У моих детей — грипп… Ничего серьезного.
— В палатку для потенциально больных. Сделайте анализ крови и волос. Затем дайте ему антибиотики.
— Доктор! Посмотрите, пожалуйста, этого человека.
Офицера Гэри Бэка усадили на пол. Его резиновая дубинка лежала рядом. Он весь покрылся потом. Лицо его посерело, но главное — полицейский кашлял кровью.
— Изолятор! Быстро! Сообщите капитану Зваве. Полный анализ крови и волос — через десять минут.
Офицер упал на четвереньки. Его стошнило.
— В палатку-изолятор его!
— Сортировка три — Базе. Пришлите мобильный изолятор и команду чистильщиков. Срочно!
Медицинский центр для ветеранов
Ист-Сайд, Манхэттен
10:21
Ли Нельсон ввела пациента в одноместную палату на шестом этаже.
— Не так уж плохо, — говорила она Патрику. — Из окна — вид на Манхэттен… Личная ванная комната…
Врач внимательно наблюдала за реакцией Шеперда. Под действием ксанакса его восприятие реальности стало замедленным. Мужчина обвел глазами комнату и начал обыск: посмотрел под кроватью, поднял матрас, выдвинул ящички тумбочки, заглянул в шкаф и даже проверил сливной бачок унитаза.
— Дорогой, здесь все безопасно. Теперь эта комната будет твоей. Будь хорошим мальчиком и ложись… отдохни… Твое состояние меня беспокоит.
Теплое оцепенение распространялось по телу, смиряя душевную тревогу и ослабляя волю. Патрик опустился на кровать. Его тело наливалось жидким, но не обжигающим свинцом.
— Ли… Послушай… Ты меня слушаешь?
— Да, дорогой. Я внимательно слушаю тебя.
— Ты знаешь, что такое истинная любовь? — спросил он.
— Расскажи.
Мужчина посмотрел на Ли. Его широко открытые глаза наполнились слезами.
— Бесконечная пустота.
Ли тяжело сглотнула.
— Шеп, тебе надо поговорить с человеком, который поможет тебе справиться с эмоциями. Де Борн пришлет хорошего специалиста. До разговора с Би тебе, я думаю, следует поговорить с ним.
— Зачем? — спросил Патрик. — Он скажет мне, что я должен забыть ее.
— Нет, дорогой. Он поможет тебе обрести ясность ума и виды на будущее.
Мужчина кивнул головой на картонную коробку с вещами, стоящую на столе.
— Дай мне книгу Би, — попросил он.
Ли Нельсон перебрала содержимое коробки и вытащила «Божественную комедию» Данте.
— Прочти начало первой песни… начальную строфу…
Женщина открыла книгу и прочитала вслух:
— Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу, утратив правый путь во тьме долины… — Ли взглянула на Патрика. — Ты считаешь, что похож на героя поэмы? — спросила она.
Мужчина указал рукой на вставленную в раму картину, написанную маслом: прибрежное бунгало на фоне тропического пляжа… Единственное яркое пятно в безрадостных полутонах больничной палаты…
— Это должен был быть я, — прикрыв глаза, пробормотал Патрик. Он быстро погружался в полузабытье. — Теперь это все, что осталось от моей жалкой жизни… Я попаду в чистилище, а потом в ад.
— Я не верю в ад, — сказала Ли Нельсон.
— Ты никогда не была в аду, а я бывал, — ложась на кровать, сказал Патрик. — Я был там четыре раза. Когда я ложусь спать, ад поджидает меня во сне. Ад осквернил меня. Он запятнал мою душу. Я не хочу, чтобы он коснулся моей семьи. — Его язык заплетался. — Де Борн… Скажи ему: нет… Скажи, чтобы он убирался…
Веки мужчины задрожали. Из горла вырвалось тихое похрапывание.
Дом на берегу был светлым и просторным. Обшитый деревянными панелями потолок гостиной повторял форму двускатной крыши. Из огромных, пятнадцати футов в высоту, окон эркеров открывался прелестный вид на деревянную веранду и плавательный бассейн. Вдали синел Атлантический океан.
Риэлтор распахнула застекленные створчатые двери, впуская в помещение соленый океанский воздух и успокаивающий звук прибоя.
— Атлантический пляж — привлекательный своей старомодностью поселок, расположенный на берегу океана. Вам здесь понравится. Дом выдержан в средиземноморском стиле. Пять спальных комнат. Шесть ванных. Есть домик для гостей. Цена до смешного умеренная — всего лишь два миллиона сто тысяч.
Патрик посмотрел на свою лучшую половину.
— Ну?
Красавица-блондинка баюкала их двухлетнюю дочь на правом бедре.
— Шеп! Нам это не нужно.
— Пока нет… но потом, как знать… Теперь я играю в высшей лиге…
— Пока только два матча, — уточнила блондинка.
— Мой агент говорит, что договоры на рекламу, которые я скоро подпишу, обеспечат мне три таких дома.
— Атлантический пляж — далеко от города.
— Детка! Мы будем жить здесь только летом, — сказал Патрик. — В городе мы купим кондоминиум.
— В каком городе? В Бостоне или Нью-Йорке?
— Какая разница. Можно купить две квартиры.
Молодая женщина отрицательно покачала головой.
— Это чистой воды безумие.
— Нет, ваш муж прав, — улыбаясь лучезарной улыбкой, заверила риэлтор. — Инвестиции в недвижимость — самое надежное капиталовложение. Цены на недвижимость могут только расти. Здесь вы не ошибетесь.
— Весьма признательна за ценную информацию, — пересаживая кудрявую малышку себе на левое бедро, сказала блондинка. — Могу я с мужем переговорить наедине?
— Разумеется. Через двадцать минут приедет еще один покупатель на этот дом, так что, пожалуйста, не задерживайтесь.
Риэлтор вышла на веранду и остановилась, словно для того, чтобы полюбоваться плавательным бассейном. Двери за собой она не закрыла и теперь могла прекрасно слышать, о чем говорят потенциальные покупатели, но блондинка с треском захлопнула створчатые двери.
Шеп улыбнулся.
— Ты назвала меня мужем, — сказал он. — Очень мило с твоей стороны.
— Давай все разложим по полочкам раз и навсегда. Мы еще не женаты, и я не выйду за тебя замуж, если еще хоть раз застукаю тебя флиртующим с очередной чирлидеркой.
— То были не чирлидерки… Я же тебе уже говорил… Я не флиртовал, а позировал для «Хутез».
— Когда я вошла, эти близняшки терлись сиськами о твое лицо!
— Это моя работа, — оправдывался Патрик, — часть моего нового имиджа. Я — новая звезда «Бостон ред сокс».
Блондинка раздраженно фыркнула.
— Кто ты? Твое самолюбие переходит всякие разумные рамки. Я с трудом узнаю тебя прежнего.
— О чем ты? — удивился Патрик. — Ведь мы этого хотели. Наша мечта воплотилась в жизнь.
— Не наша, а твоя. Я не хочу выходить замуж за эгоцентричного бабника, который только и думает, в чью постель ему прыгнуть, когда меня нет поблизости.
— Ты несправедлива ко мне. Я никогда тебе не изменял.
— Но хотел изменить… Давай посмотрим правде в глаза. Мы начали встречать еще детьми. Скажи правду! Ты совсем не хочешь переспать с другой женщиной, особенно сейчас, когда они сами бросаются на тебя?
Патрик молчал, не желая врать любимой.
— Да. Я это чувствовала!.. Что ж… Мы поступим так. Я возвращаюсь в Бостон с дочерью, а ты сам решаешь, как жить дальше: или ты веселишься с этими близняшками, или создаешь семью со мной. Лучше прямо сейчас расставить все точки над «i». Я не хочу, чтобы ты через три, пять или десять лет пожалел о неверно принятом решении.
Схватив сумку с подгузниками, блондинка направилась к выходу.
— Дорогая! Подожди…
Блондинка обернулась. В ее глазах блестели слезы.
— Запомни, Патрик Шеперд! Иногда мы не ценим того, что имеем, пока не потеряем.
Патрик застонал, уткнувшись лицом в подушку. Под действием лекарства он не мог очнуться ото сна.
Здание Генеральной Ассамблеи ООН
10:28
Дрожащий Джеффри Кук, начальник управления службы безопасности ООН, ввел в комнату контроля здания Генеральной Ассамблеи ООН семь человек в костюмах биологической защиты с закрытыми ребризерами лицами и в толстых перчатках.
— Пожалуйста! Прошу внимания!
Дюжина пар глаз оторвалась от мониторов системы безопасности.
— Это капитан Звава из лаборатории по исследованию инфекционных заболеваний форта Детрик. Ему нужна наша помощь.
— Боже правый! Что стряслось!
— А дышать безопасно?
— Мы подверглись нападению?
— Спокойно!
Джей Звава показал фотографии с рабочих пропусков подозреваемых из Научно-исследовательского института инфекционных заболеваний армии США.
— Мы должны определить местопребывание этих двух людей. Мужчина и женщина. Они оба или кто-то из них мог проникнуть на территорию ООН, начиная с восьми часов утра. Нам надо знать, в какое здание они входили, с кем вступали в контакт и успели ли покинуть территорию комплекса.
Члены команды капитана Джея Звавы раздали техникам фотографии Мэри Клипот и Эндрю Брадоски вместе с компакт-дисками.
— Файл на диске содержит ДНК-маркеры подозреваемых. Пропустите их через систему наблюдения. Начните со здания Генеральной Ассамблеи, затем поищите этих людей в остальном комплексе ООН.
— Кто они? Мы подвергаемся опасности?
— Нам тоже надо надеть костюмы биологической защиты?
— Скафандры — это превентивная мера безопасности для моих людей, — солгал капитан Звава. — Поскольку все вы были в этой комнате, то находитесь в полной безопасности.
Один из техников заволновался.
— Я ходил в туалет десять минут назад.
— Ничего страшного, — сказал капитан. — Один из моих медиков вас осмотрит.
— Один из медиков… Боже правый! Это биологическая атака?
— Спокойно! Мы даже не уверены, что подозреваемые проникли на территорию комплекса.
Техники вставили диски в дисководы и начали перекрестную проверку лиц тех, кого сняли камеры слежения утром.
Джеффри Кук отвел капитана в сторону.
— Ваши люди перекрывают все входы и выходы. Это противозаконно.
— Нет. Это обычная мера предосторожности. Никто не покинет здания ООН без проверки.
— Проверки на что? — спросил Джеффри Кук.
— Вы узнаете, когда в этом появится необходимость. Надеюсь, она не появится.
— А как насчет дипломатов и глав иностранных государств? Вы не можете запретить этим людям покинуть здания. Они имеют дипломатическую неприкосновенность.
— Ни один человек не покинет территорию комплекса, пока мы не убедимся, что он здоров, — твердо заявил капитан Звава. — Это приказ, согласованный с Пентагоном и Белым домом.
— А президент? Вы и ему запретите выходить?
— А что, президент здесь?
— Есть! Я ее нашел! — крикнул сидящий в инвалидном кресле-каталке техник Камерон Хагс.
Все головы повернулись в его сторону. Джеффри Кук заглянул ему через плечо. На черно-белом экране замерло нечеткое изображение. Компьютер увеличил четкость. Теперь, без сомнения, на экране проступило не предвещающее ничего хорошего хмурое лицо Мэри Луизы Клипот.
— Камерон! Где это снято?
— У главного входа. Вот черт! Смотрите на время. Одиннадцать минут десятого.
Пот градом катился по лицу капитана Звавы. Он подавил в себе безрассудное желание стянуть шлемофон с головы.
— Промотайте вперед запись. Быстро! Куда она пошла?
Изображение перепрыгнуло с одного края экрана на другой, последовало за Мэри Клипот через все контрольные пункты системы безопасности и потеряло ее из вида в темноте зала Генеральной Ассамблеи.
— Дайте наводку…
— Минутку, сэр! — снова возникло изображение коридора. — Смотрите! Она выходит! Видели? Она говорит с офицером службы безопасности… Направляется к лифтам…
Упущенное время, подобно силе гравитации, давило на Джея Зваву. Опоздание в один час ставило его в крайне невыгодное положение. Каждая минута видеозаписи обнаруживала новых и новых контактеров. Риск распространения «Косы» внутри комплекса зданий ООН возрастал с каждой секундой.
— Слишком медленно, — заявил капитан. — Перемотайте видеозапись вперед. Я должен знать, в здании ли она еще или нет. Кук! Предоставьте мне список людей, с которыми подозреваемая вступала в контакт. Затем мне нужна информация обо всех людях, с которыми общались эти люди.
— Да вы с ума сошли? Это сотни, возможно, тысячи людей… У меня не хватит сил…
— Женщина, которую мы ищем, возможно, заразила себя крайне контагиозным штаммом бубонной чумы. Каждый человек, на которого она подышала, мог стать потенциальной жертвой и носителем инфекции… Так что исполняйте ваш долг. Делайте все быстро. Никто не покинет этой комнаты.
Капитан Звава извлек из пояса для инструментов мобильный телефон и, не снимая перчатки, указательным пальцем нажал кнопку быстрого вызова. Другой рукой он изменил настройки своего шлемофона, переключаясь с командного поста в форте Детрик на безопасный мобильный номер брата.
Форт Детрик
Фредерик, Мэриленд
Командный центр форта Детрик стал местом передачи информации между Овальным кабинетом, Пентагоном и конгрессменами. Сейчас все, кто был на связи, по уши завязли в нескончаемых дебатах, поэтому, устав выслушивать спор между председателем Объединенного комитета начальников штабов, вице-президентом и государственным секретарем, полковник Джон Звава пошел в свой кабинет.
Личный телефон завибрировал в кармане его брюк.
— Слушаю.
— Крутой! Это Вкусный! Могу я говорить?
— Вольно, Джей.
Полковник закрыл дверь своего кабинета и спросил у брата:
— Плохо дело?
— Полный амбец. Все, кто находится в зале Генеральной Ассамблеи, инфицированы. Мы еще не знаем, насколько все серьезно, но президент в эту минуту выступает, с речью перед делегатами ООН.
— Черт побери, Джей! Надо его оттуда вытягивать.
— Конечно, надо… Но только как? Подскажи, как все провернуть, не вызвав всеобщей паники.
Полковник лихорадочно размышлял.
— Сообщение о взрывном устройстве, — предложил он. — Я предупрежу секретную службу. Пусть твои люди окружат зал заседаний, а ребята из отряда чрезвычайного реагирования разведут делегатов по их офисам в здании. Изолированных друг от друга людей ребятам из Центра контроля заболеваний будет гораздо проще осмотреть, переходя из офиса в офис.
— А что делать с президентом?
— Переведите Когело и его людей на президентский этаж подальше от других, но, Джей, ни в коем случае не выпускай его из здания. Никто, повторяю, никто не покинет комплекса зданий вокруг площади, пока мы не разберемся с «Косой». Ты меня понял?
— А что если его люди, несмотря на запрет, захотят вывезти президента? — спросил Джей Звава.
Полковник посмотрел сквозь стекло, отгораживающее его кабинет от командного центра, на стену, состоящую из экранов с говорящими головами.
— Они как раз спорят об этом. Эти придурки из Пентагона завели нас черт знает куда, а теперь, видите ли, спорят… К счастью, коль скоро это касается сдерживания распространения болезни, у меня достаточно полномочий, и я приказываю: никто не должен покинуть здания. Понятно? Пусть это останется между нами. Если люди президента запаникуют, ты прикажешь ликвидировать его агентов секретной службы.
— Бог ты мой! Не зря тебя прозвали Крутым.
— Поступай в соответствии с приказом, — сказал полковник, — а погибшим мы отдадим почести на суде. Где Джесси?
— В переулке. Ищет чемоданчик.
Переулок
46-я Восточная улица Тюдор-сити, Манхэттен
10:42
Джесси Звава и три члена команды «Дельта» вошли в переулок. Резиновые подошвы ботинок скользили по снеговой каше через проложенные колесами автомобилей колеи. Снег под ногами расползался во все стороны. Ветер свистел в узком переулке, но шлемофоны заглушали этот свист. В оранжевых скафандрах биологической защиты и ребризерах, с полным полевым снаряжением и длинными палками-щупами они были похожи на астронавтов, спустившихся на Землю, чтобы сразиться с невидимым врагом.
Две недели назад доктор Арти Кремер перенес небольшую пластическую операцию на бедре и теперь немного прихрамывал. Костюм биологической защиты, который ему выдали, оказался слишком велик. Он собрался складками вокруг колен, мешая при ходьбе. Еще час назад Кремер и его жена наслаждались чудесным завтраком в ресторане «Тропикана» города Атланты, впереди у них была целая неделя заслуженного отдыха, но… Дядюшка Сэм расстроил их планы.
Резервисты! Мы никогда не забудем о вас!
Врач натолкнулся на человека, шедшего впереди. Команда остановилась.
Капитан Звава находился в пятидесяти футах от контейнера для мусора. Его рука сжимала джи-пи-эс. Объект, который они искали, лежал поверх горы мусора, но на асфальте перед контейнером валялось кое-что еще. Сначала командир принял это за кучу старого тряпья, но вдруг тряпье зашевелилось.
— Доктор Кремер!
Арни подошел к капитану. Вокруг кучи тряпья копошилось более дюжины крыс, каждая размером с футбольный мяч. Их черный мех блестел от пятен свежей крови.
«Они едят… Но что?»
— Это мертвая собака? — спросил доктор Кремер.
— Посмотрим.
Вытянув вперед палку, капитан ударил ею по куче тряпья. Грызуны не испугались и продолжали есть.
Оба мужчины отскочили назад. Кремер поперхнулся.
Кучей тряпья оказался подсобный рабочий. Крысы выели глаза и обглодали правую сторону его лица. Два самца дрались за зрительный нерв, тянущийся, словно спагетти, из пустой глазницы трупа. Остальные, похожие на выводок щенков, сосущих молоко у матери, доедали то, что осталось от внутренностей человека. Крысы заползали внутрь, под кожу, от чего казалось, будто человека пучило.
Когда перепачканный кровью маленький грызун выполз изо рта мертвеца, Звава потерял самообладание. Отступив подальше, он выдернул правую руку из рукава, скафандра, нащупал на груди прикрепленный с внутренней стороны защитного костюма гигиенический пакет и поднес его ко рту за секунду до того, как изрыгнул остатки завтрака.
Остальные члены команды «Дельта» стиснули зубы и старались не обращать внимания на мерзкие звуки в наушниках шлемофонов.
Райан Глинка, второй по званию в команде, подошел к Зваве.
— С вами все в порядке, капитан?
Джесси Звава утвердительно кивнул головой. Запечатав пакет, капитан всунул его во внутренний карман и повернулся к своим людям.
— Мистер Зейферт! Думаю, это ваша сфера профессиональных интересов.
— Слушаюсь, сэр! — ответил Габор Зейферт и сделал пару шагов по направлению к трупу.
Впрочем, он не рискнул приблизиться к мертвецу вплотную. Ветеринар-эпизоотолог из Венгрии, специалист по быстро распространяющимся инфекционным болезням у животных, никогда прежде не бывал в деле.
— Что-то здесь не так, — заметил он. — В обычных условиях крысы так не едят. Что-то на них воздействует, стимулируя…
— Тс-с-с! Слышите?
Райан Глинка поднял руку, призывая всех к молчанию.
Несмотря на завывание ветра и сирен вдалеке, они услышали мерное постукивание из стального контейнера для мусора, а черная крыса на глазах членов команды взобралась по проржавевшей стенке контейнера и запрыгнула внутрь.
Мурашки побежали по спине доктора Кремера.
Капитан Звава прикрепил к концу палки-щупа крюк и протянул ее Зейферту.
— Вытащите оттуда чемоданчик… осторожно…
Габор медленно приблизился к мусорному баку. А крысы, словно одержимые, заскакивали и выскакивали из контейнера, не обращая внимания на человека. Венгр подошел еще ближе и заглянул через край.
— Nem értem!
Масса черных тел и розовых голых хвостов дралась, щелкала зубами, копошилась, влезая друг на друга, в попытке добраться до чего-то, погребенного под массой тел. Перед глазами военного мелькал омерзительный калейдоскоп живых, мертвых, раненых зараженных чумой крыс.
— Мистер Зейферт!
— Извините, сэр! Я сказал: «Не понимаю». Их здесь так много! Мы должны…
Крыса запрыгнула на плечо Габору. Ветеринар хотел сбросить ее, но грызун крепко вцепился зубами и когтями в ткань скафандра. Из мусорного контейнера на Габора Зейферта прыгнули еще две крысы… затем еще одна… Крысы прыгали по три-четыре за раз и скоро их было не счесть.
Ветеринар пошатнулся и налетел на доктора Кремера. Черные крысы сидели у него на плечах и висели, вцепившись в ткань защитного костюма на спине и бедрах. Теперь грызуны набросились на Арни. Медики бросились наутек, когда острые когти и зубы крыс вонзились в их скафандры…
Райан Глинка выпустил из цилиндрической трубки в направлении крыс струю сжатого углекислого газа. Твари меховыми мешочками мгновенно попадали в снежную кашицу, конвульсивно подергивая маленькими лапками.
Джесси Звава переступил через судорожно хватающих пастями воздух грызунов и подошел к контейнеру, сжимая в руках гранату с СО2.
— Кому рататуя?
Выдернув чеку, капитан бросил гранату в мусорный бак.
Бам-м-м!
Кусочки тел грызунов полетели во все стороны. Звон покореженного металла накрыл волной наушники шлемофонов. Облако углекислого газа поднялось над мусорным контейнером.
Доктор Кремер справился с рвотными позывами и вытер кровь и клочки черной шерсти со стекла шлема.
— Не слишком ли радикально?
— Нам нужен чемоданчик. Думаю, он где-то под крысами.
— Эти крысы могут оказаться переносчиками инфекции, — сказал Зейферт. — Мне нужно несколько живых особей для токсикологической экспертизы.
— Если вам нужны живые крысы, поймайте их, Габор, — раздраженно произнес капитан. — А в мусорнике вы найдете филе из маленьких ублюдков.
Обойдя стальной контейнер, из которого валил дым, Джесси Звава налег на него всем телом — всеми двумястами фунтами собственного веса и, опрокинув, высыпал его содержимое на усыпанный мусором тротуар.
Райан Глинка потыкал палкой в куче окровавленных крысиных трупов и, подцепив крюком, вытащил открытый чемодан.
Крысы полностью обглодали его. Все, что осталось, — часть ручки и стальной каркас, обе половинки которого держались на испачканных кровью петлях.
Глинка поднес остатки чемоданчика ближе к командиру.
— Кажется, у нас большие проблемы, капитан, — сказал он.
— Смотрите!
Встав на одно колено, Джесси Звава осветил фонариком канализационную трубу, тянувшуюся вдоль здания. В трубе зияло отверстие, из которого поблескивали крошечные красные глазки инфицированных чумой грызунов. Они смотрели на человека и… ждали…
Отрывок взят из недавно обнаруженных, но еще не опубликованных воспоминаний хирурга Ги де Шолиака, жившего во времена «черной смерти» 1346–1348 годов.
Перевод со старофранцузского.
4 января 1348 года
Записано в Авиньоне, Франция
Смерть пришла в Авиньон.
Вот уже несколько месяцев страшные известия приходят к нам из Генуи и Сицилии. Чума проникла на Сардинию и Мальорку. Ходили слухи о том, что она поразила Венецию и Рим. Через несколько недель слухи подтвердились. Испуганные люди, наши ближайшие соседи, потянулись на восток к Марселю и Экс-ан-Прованс. Жители Авиньона оставались в своих домах и, не смыкая по ночам глаз, с затаенным ужасом в душе надеялись, что бубонная чума пощадит папский город и его горожан. Все мы надеялись на Господне милосердие.
Мы ждали и молились. Многие думали, что нам будет явлено некое знамение — землетрясение или ядовитый дождь, но ничего этакого не произошло. Чума, которая поставила на колени огромную татарскую империю в Азии и обезлюдела все большие торговые города Черного моря и Средиземноморья, пришла в Авиньон ночью, никем не замеченная, пока мы спали. Было начало зимы. Утром в переулке городская стража обнаружила труп чужака. К вечеру болезнь поразила уже десятки людей.
Следуя моим рекомендациям, папа Климент VI приказал запереть городские ворота, но, боюсь, слишком поздно.
С начала февраля Управление уголовных расследований в форте Мил изучает деятельность Научно-исследовательского института инфекционных заболеваний армии Соединенных Штатов Америки, расположенного в форте Детрик. Приостановив работу над большинством проектов, НИИ ИЗА США провел инвентаризацию и обнаружил излишек некоторых возбудителей болезней и токсинов. Впрочем, представителей Управления уголовных расследований не успокоило данное заявление. Их обеспокоил не излишек биоматериалов, а возможные «утечки» в период с 1987 по 2008 год.
20 декабря
Медицинский центр для ветеранов
Ист-Сайд, Манхэттен
10:44
21 час 19 минут до предсказанного конца света
Рыжеволосая женщина лежала на носилках-каталке в машине «скорой помощи», что-то бормоча и с кем-то споря. Горячка погружала ее сознание в мгновения благостного неведения. Женщина очнулась и выблевала содержимое своего желудка со сгустками мокрот на одеяло. Спазмы в животе вернули ее в водоворот действительности. Она с трудом открыла глаза и посмотрела, есть ли в ее блевотине кровь. Благодаря ее гению новая «Коса» поражала организм с поразительной скоростью.
Голова болела. Бедро жгло огнем в месте удара о капот такси. Маленький Исусик бил в животе ножками. Каждый крутой поворот, каждая неровность на дороге отзывалась болью во всем теле Мэри Клипот. Непрекращающийся вой сирены сводил с ума. Писклявый голос в темном закоулке мозга выкрикивал грязные оскорбления и поднимал панику, как заведенный повторяя одну и ту же мантру паникера: часы тикают, а сыворотка спрятана в ступице колеса в багажнике взятого напрокат автомобиля.
И кто теперь гений?
Машина «скорой помощи» резко затормозила, выводя ее из полузабытья. Сирена смолкла. Отчаяние завладело Мэри.
Скажи им прежде, чем они…
Прежде чем Мэри Клипот смогла вымолвить хотя бы слово, носилки-каталку вытащили под слепящее глаза серое небо. Она вдохнула морозный воздух… Вверх по пандусу… Вдоль по коридору, освещенному неоновыми лампами… Всюду жестко контролируемый хаос… Новые лица… Люди в белых халатах с бейджиками на груди… Они смотрят на нее сверху вниз, но не прислушиваются к ее словам.
— Что у нас здесь?
— Ее сбило такси. Под сорок. Беременна. На девятом месяце. Она была в сознании, когда мы приехали. Учащенный пульс. Высокая температура. Кровяное давление — восемьдесят на шестьдесят. Кажется, удар пришелся ей по ягодицам.
— Она очень бледна. У нее есть отрытые раны?.. Кровотечение?..
— Ничего такого мы не видели, но в машине у нее изо рта шла кровь. Думаю, надо срочно делать кесарево сечение, если, конечно, есть шанс спасти ребенка.
— Согласна. От нее чем-то воняет.
— Не знаю. Может, русские не любят принимать ванну.
— Откуда ты взял, что она русская?
— При ней было удостоверение на имя Богданы Петровой, работника русского посольства.
— Отвезите ее на рентген. Мы заберем ее оттуда.
Здание Генеральной Ассамблеи ООН
10:46
— Угроза взрыва бомбы… — агент секретной службы подозрительно смотрел на грузного мужчину в оранжевом костюме биологической защиты. — А где команда саперов?
— Мы и есть саперы.
— Вранье. На вас скафандры биологической защиты.
— Да. Угрожавший говорил о биологическом оружии. Если бомба на самом деле есть и она взорвется, мы будем в безопасности, чего не скажешь о вас. Итак, или вы сию минуту уведомляете президента, или я делаю это сам. В этом случае поднимется паника. А тут у вас сотни дипломатов и глав иностранных держав.
Охранник президента выругался вслух и, опустив голову, вышел из-за кулис на сцену и зашагал к трибуне.
— …Никто не хочет войны, но мы не остановимся даже перед нею, если на карту будет поставлено полное уничтожение наших крупнейших городов. Обогащенный уран можно использовать как в портативных бомбах, умещающихся в чемодане, так и в боеголовках баллистических ракет. В прошлом Иран, не задумываясь, вооружал террористические группы, такие как «Хезболла» и «Хамас», а те, в свою очередь, не задумываясь, использовали бы ядерные бомбы в чемоданчиках против населения Израиля или любой другой суверенной нации. Таким образом, любой договор…
Президент Когело замолчал. Долговязый лидер свободного мира прислушивался к тому, что агент секретной службы шептал ему на ухо.
— Мистер генеральный секретарь! Уважаемые гости! Мне только что сообщили, что получен звонок с угрозой взорвать Генеральную Ассамблею ООН. Силы национальной безопасности держат ситуацию под контролем, но в целях безопасности нас просят отложить наши прения, пока минеры будут искать бомбу. Всех дипломатов и глав государств, включая меня, просят проследовать в отведенные нам апартаменты в здании секретариата и ждать дальнейших указаний.
Агент секретной службы взял президента под руку и повел со сцены. В это время два десятка вооруженных до зубов бойцов отряда чрезвычайного реагирования в белых скафандрах вошли в зал с заднего входа и вывели изумленных делегатов в коридор.
Перекресток 22-й Восточной улицы и 1-й авеню
Нижний Ист-Сайд, Манхэттен
10:47
Осталось пройти еще один квартал…
Венди Мец была еле жива от усталости…
Мать-одиночка восьмилетнего мальчугана в октябре начала ходить на свидания, знакомясь с мужчинами по Интернету. Примерно в то же время Венди решила сбросить лишних пятнадцать фунтов. Ее обычный маршрут — от площади Объединенных Наций, где она работала в утреннюю смену, до автобусной остановки на 23-й Восточной улице. За три месяца ее талия уменьшилась на два размера, не говоря уже о деньгах, сэкономленных на метро. Но сегодня утром женщина чувствовала себя ужасно, казалось, она вот-вот упадет в обморок.
Скамейку на автобусной остановке она заметила издали. И это придало ей сил. Каждый шаг отдавался болью во всем теле. Какое-то странное онемение растекалось от шеи вдоль позвоночника к пояснице и ногам. Сильный ветер дул с Ист-Ривер, охлаждая разгоряченный лоб женщины. Она замедлила шаг, пошатываясь из стороны в сторону, и почувствовала, что у нее жар.
Налетел порыв ветра. Женщину бросило в озноб.
Наверное, в сотый раз она вспомнила бледную незнакомку в туалете и подумала: «Чем же я от нее заразилась?»
Взгляд Венди затуманился. Она напряглась и вдруг с необыкновенной ясностью увидела все вокруг, например, уличного торговца вдалеке, протягивающего покупателю баночку йогурта.
«Наверно, у меня низкий уровень сахара».
Венди заметила, что на 1-ю авеню поворачивает автобус 25-го маршрута.
«Скорее домой. Надо принять лекарство против гриппа, съесть тарелку горячего супа и поспешить обратно, пока не началась обеденная смена».
Помахав водителю автобуса рукой, Венди Мец вошла внутрь и вместе с семнадцатью другими пассажирами поехала в направлении Восточного Мидтауна и Саттона.
Площадь Объединенных Наций
10:48
Палатка-изолятор быстро наполнялась. Тех, кого объявили инфицированными, теперь насчитывалось двадцать два человека. Каждые шесть минут добавлялось по человеку. Большинство из них — полицейские или демонстранты, задержанные на площади Объединенных Наций. К ним вскоре добавились офицеры службы безопасности ООН, которые встретились на пути Бубонной Мэри во время ее «турне» по зданию.
Первый выявленный контактер лежал в герметичном изоляторе. Легкие носилки окружала разборная металлическая конструкция, на которую натянули полупрозрачный пластик. Изолятор был снабжен собственной системой подачи воздуха, которая, создавая более низкое давление внутри, препятствовала проникновению вредоносных микробов наружу. Восемь пластиковых ручных манжет, по четыре с каждой стороны, позволяли медицинскому персоналу добраться до больного без нарушения герметичности изолятора.
Офицер Гэри Бэк был очень напуган. Он понимал, что заразился какой-то очень опасной гадостью. Полицейский чувствовал, как болезнь отравляет его организм. Из-за горячки и крайней степени нервного возбуждения его сердце учащенно билось, кровяное давление понизилось, а по коже забегали мурашки. Врачи в белых скафандрах уверяли, что антидот, вливающийся в вену через иглу капельницы, спасет его. Они твердили, что с ним все будет хорошо. Гэри Бэк им поверил и немного успокоился, а тем временем валиум, смешанный с субстанцией «Антикоса», разливался по его венам.
Здесь, в изоляторе, Гэри Бэк думал о своей жене Кимберли и двух детях. Слава Богу, что они сейчас в Пенсильвании, в городке Дойлес, навещают родителей его жены. Гэри чувствовал себя одиноким человеком, случайно оказавшимся не в том месте в неподходящее время, и с трудом сохранял спокойствие.
Ты жив. С тобой все будет хорошо. Специалисты позаботятся о твоем здоровье. Слушайся их советов, и ты вылечишься прежде, чем жена вернется домой от родителей.
Подошла женщина в белом костюме биологической защиты.
Она спросила по интеркому:
— Как себя чувствуете, офицер Бэк?
— Неважнецки. Меня опять стошнило. Все тело болит… И у меня тут… на шее… что-то вспухает.
— Ничего страшного. Это лимфоузел. Старайтесь его не чесать. Мне надо взять у вас еще немного крови на анализ.
— Берите.
Офицер Бэк закрыл слезящиеся глаза. Его тело дрожало мелкой дрожью.
Медсестра набрала в шприц немного крови и впрыснула ее в пробирку-резервуар.
Джей Звава чувствовал, как его засасывают зыбучие пески. Он еще раз прочел медицинский доклад доктора Кремера. Из армейской палатки вышел его младший брат Джесси и сразу же направился к Джею.
— Две команды специалистов по борьбе с грызунами — на пути сюда, — отрапортовал он.
— Лучше прочитай это. Токсикологический отчет о состоянии первых инфицированных.
Джесси Звава просмотрел отчет и помрачнел — это было заметно даже сквозь стекло маски.
— Это объясняет…
— Что?
— Теперь мы в полном дерьме.
— В полнейшем, — согласился Джей. — Не разглашай эту информацию. Это должно остаться между нами и доктором Кремером. Если кто-то другой узнает…
— Ты уже доложил Зету?
— Сейчас позвоню…
— Полковник! У команды «Альфа» срочное сообщение.
— Пусть подождут… Сейчас…
Джон Звава приглушил звук установленных на стене видеомониторов.
— Мистер вице-президент, леди и джентльмены!. Мы только что получили новую информацию от работающей на месте команды… Капитан! Вам слово.
— Полковник! У нас критическая ситуация. Анализ крови инфицированных больных показал, что ДНК бактерий не совпадает с ДНК «Косы».
Доктор Лидия Гагнон схватила ближайший к ней микрофон. Ее голос зазвенел в наушниках Джея Звавы.
— Как это «не совпадает»? В украденном чемоданчике был чистый штамм «Косы»!
— Понимаю, но наши антибиотики оказались бесполезны. Никому из больных не стало легче. Думаю, Клипот каким-то образом изменила ДНК «Косы».
Почувствовав легкое головокружение, полковник Звава опустился на стул.
— Капитан! Пусть доктор Кремер направит все результаты анализов крови в лаборатории четвертого уровня. Доктор Гагнон! Когда ваша лаборатория сможет синтезировать эффективный антибиотик?
— Когда?.. Не знаю, полковник… Может, через день, а может, через год. Это бесполезно. Разве вы не видите, что «Коса» убивает за пятнадцать часов? Заболевание распространяется слишком быстро. Мои люди просто не успеют определить его генетический код, не говоря уже о лечении. Всякий, кто вступает в контакт с заболевшим, может считать себя ходячим трупом. Игра окончена. Мы проиграли. Теперь речь идет лишь о минимизации ущерба. Еще немного, и эта болезнь превратится в глобальную пандемию. Манхэттен — остров и его относительно легко изолировать. Мы должны перекрыть всякий въезд и выезд с острова… Причем немедленно!
— Она права, полковник, — подал голос Джей Звава. — Глава службы безопасности ООН подал мне неполный список лиц, которые контактировали с Клипот. По крайней мере, двенадцать человек уже покинули здание Генеральной Ассамблеи ООН. Кордоны оцепления уже ничего не дают. Мы опоздали на тридцать три минуты.
Доктор Гагнон стояла за монитором вице-президента. Ее голос дрожал от страха.
— Сэр! Или мы изолируем Манхэттен прямо сейчас, пожертвовав жизнью двух миллионов человек, или к завтрашней ночи все человечество, за исключением нескольких диких племен третьего мира, вымрет.
10:51
Районы Бронкс и Квинс отделяют от острова Манхэттен воды реки Гарлем. За быстрой Ист-Ривер начинается Бруклин. За полноводным Гудзоном к югу и западу от Манхэттена находятся Стейтен-Айленд и Нью-Джерси. Их соединяют с центром города две тысячи миль автобусных маршрутов, шестьсот миль туннелей метрополитена, восемь мостов, четыре автомобильных туннеля, две главные железнодорожные ветки, несколько десятков паромов и вертолетов.
Федеральное правительство выдвинуло требование через пятнадцать минут перекрыть все входы и выходы с острова. Вице-президент Кравиц дозвонился до губернатора Нью-Йорка Даниеля Чирило Второго, когда тот находился на полпути к горнолыжному курорту в Вермонте. После «перестаньте задавать вопросы и выполняйте приказы» губернатор позвонил генеральному директору центрального транспортного управления города Нью-Йорка, в чьем ведомстве находятся метро, железная дорога и автобусные маршруты. Через четверть часа все движение было остановлено в связи с повышенной опасностью террористического нападения.
В 11:06 по восточному времени все автомобильные мосты и туннели Манхэттена превратились в бесконечные пробки, оглашающие воздух звуком тысяч автомобильных гудков. Впрочем, до настоящего хаоса еще было далеко…
Медицинский центр для ветеранов
Ист-Сайд, Манхэттен
11:07
На лужайке с чахлой травой, усыпанной стреляными гильзами, в тени полуразрушенного трехэтажного дома дюжина иракских детей играли в футбол.
Патрик Шеперд наблюдал за игрой, стоя в тени старой церкви, которую недавно начали восстанавливать. Солдаты круглосуточно охраняли этот объект. Маленькая девочка, которую товарищи Шепа прозвали Большими Глазами наконец первой добежала до мяча, но ватага старших по возрасту ребят набросились на нее, и девочка упала. Когда мальчишки побежали дальше, Большие Глаза лежала на земле и плакала. Ее правая коленка кровоточила.
Патрик подбежал к девочке. Протиснувшись сквозь толпу обступивших ее детей, он присел на корточки возле пострадавшей и осмотрел ее рану.
— Не плачь, детка, ничего серьезного. Мы сейчас ее промоем.
Карие глаза девочки были полны слез. В них Патрик увидел отражение американского солдата. Он отложил в сторону автомат и вытащил аптечку. Сначала он промыл рану антисептиком, а затем наложил марлю и перебинтовал.
Девочка обняла его. Патрик немного подержал ее на руках и отпустил.
Игра продолжилась.
Сержант вернулся к церкви, где его поджидал Дэвид Кантор.
— Мило… очень мило… — сказал он.
— Малышка ко мне привязалась.
— Она умеет понравиться. Наслаждаешься спокойствием?
— Не особо, — признался Патрик. — Я не за тем шел на войну, чтобы охранять полуразвалившиеся церквушки.
— Эта церковь является в определенном смысле визитной карточкой Ирака. Ты видел фильм «Экзорцист»?
— Нет.
— В начале фильма показана заброшенная церковь — эта церковь. Съемки проводились в Ираке еще до захвата власти Саддамом. Тогда страна зарабатывала неплохие деньги на кинематографе. Когда мы отреставрируем церковь…
— Я пошел в армию не для того, чтобы реставрировать старые церкви, которые снимали в каком-то фильме, — перебил его Патрик.
Он достал пистолет из кобуры, снял затвор и промасленной тряпицей осторожно обтер оружие от мельчайших крупиц песка.
— Зачем же ты тогда пошел в армию? — спросил Дэвид Кантор.
— Я хотел убивать врагов Америки, чтобы предотвратить повторение событий одиннадцатого сентября.
— Режим, правивший Ираком при Саддаме, не повинен в терактах одиннадцатого сентября.
— Вы знаете, о чем я хочу сказать, не хуже меня.
— Я знаю лишь то, что у тебя есть серьезные основания ненавидеть Саддама. Ты зол, и эту злость ничем не унять. Сколько бы ты не чистил свое оружие…
— А вы здесь почему? — спросил Патрик.
— Из-за иракского переводчика, с которым познакомился в Кувейте в тысяча девятьсот девяносто первом году. Его приписали к нашему взводу. Во время занятия по страноведению он рассказал нам, что был солдатом правительственных войск во время переворота, организованного боевиками Баас.[29] Со слезами на глазах он вспоминал, как сражался на ступенях президентского дворца. После поражения он вынужден был бежать из страны, иначе его ждала смерть. Баасисты повесили нескольких его родственников. А еще наш переводчик рассказывал о пытках и насилии над женщинами, которыми славились баасисты. Его семья так и не оправилась от этих ужасов. Им пришлось жить в постоянном страхе перед собственным правительством. После занятия он и другие учителя, в основном переводчики, которые добровольно вызвались нам помогать, долго пожимали нам руки и благодарили за нашу миссию. Эти немолодые люди, чьи волосы давно покрыла седина, рисковали не только своими жизнями, но и жизнями членов своих семей, оставшихся в Ираке, но они были нам благодарны. Они побывали в таких переделках, что нам и не снились. Они со слезами на глазах вспоминали события, приведшие Саддама и его партию к власти. Я проникся презрением к диктатору. Мне не нравилось то, что США косвенно были причастны к его приходу к власти. Во время ирано-иракской войны американское правительство до зубов вооружило армию диктатора. Общаясь с этими людьми, я проникся глубоким уважением к иракскому народу, полюбил его культуру. Как и мы, они хотели жить в мире без страха перед собственным правительством. Если начистоту, сержант, я здесь для того, чтобы восстановить справедливость.
Собрав пистолет, Шеп всунул обойму на место и передернул затвор.
— Я тоже, капитан. Я тоже.
Патрик Шеперд проснулся, словно от внутреннего толчка. С удивление он осмотрелся в незнакомой обстановке.
«Де Борн. Одноместная палата».
Мужчина привстал на кровати. Сердце колотилось в груди.
«Надо вспомнить… Надо вспомнить что-то важное… Моя семья… Нельсон нашла мою семью».
Патрик свесил ноги с кровати.
Неожиданно это подействовало на Шепа отрезвляюще. Его жена и дочь совсем рядом, на Манхэттене! Можно взять такси и поехать к ним прямо сейчас. Захотят ли они с ним встретиться? Как лучше все организовать? А что будет, если жена вновь отвергнет его? Вдруг она вышла замуж во второй раз? А его дочь… Теперь она больше не курчавый младенец. А что, если у нее появился новый «папа»? Захочет ли она с ним встретиться? Рассказывала ли ей Беатриса о настоящем отце?
— Беатриса. Беатриса Шеперд. Беатриса, — повторил он вслух.
Имя казалось с одной стороны до боли знакомым, а с другой каким-то чужим.
— Би… Би Шеперд… Би… Тетя Би…
Он ударил себя ладонью по правому виску. На глазах выступили слезы.
«Какое имя у дочери? Первая буква… Надо перебрать все имена по алфавиту… Так мне говорил врач в Германии… А… Анна… Алексис… Б… Беатриса… Нет… Барбара… Бетси… Бонни…»
Мужчина призадумался.
— Бонни?.. Бонни Шеперд?.. — вслух произнес он. — Что-то в этом есть, но не то.
Он пошел в туалет. В нос ударил вездесущий в больнице запах дезинфекции.
— В… Виктория… Вирджиния… А может Г? Грейс… Габриэлла… Глория… Д… Диана… Даниэла… Дебби… Дара…
«Минуточку, надо найти книгу с перечнем женских имен. Точно! Компьютер в библиотеке!»
Помыв руку, Патрик выскочил из туалета и чуть было не столкнулся с опрятным мужчиной, который нес длинную картонную коробку и лэптоп.
— Это вы сержант Шеперд? Я Терри Стригер. Я буду вашим специалистом по трудотерапии?
— А это что такое? — удивился Патрик.
— Ваш протезист. Вот… Смотрите… Я принес вам протез… Хорошего качества. Я надену его на вас и научу им пользоваться. Вы не могли бы снять вашу рубашку?
— Зачем? А-а-а… Извините. — Патрик снял рубашку. — И как эта штука работает? Я буду сильным?
— Ну… бионическим человеком вам не стать, но после тренировки вы вполне сможете обходиться без посторонней помощи. Основа — из легкой стали, вокруг губчатое, похожее на человеческую кожу вещество. Эта модель создана специально для людей, у которых рука ампутирована выше локтя. Одно из последних новшеств. Министерство обороны хочет, чтобы ветераны с ампутированными конечностями смогли возвращаться в строй.
Шеп вернул протезисту коробку.
— Лучше дайте мне старую модель.
— Старую? Почему старую?.. А, понял. Извините. Забудьте все, что я вам наговорил. Никто не пошлет вас обратно на войну…
Стригер вытащил из коробки завернутый в предохранительную пластиковую пленку протез телесного цвета.
— Мы надеваем его на ваше левое плечо вот так, чтобы кожа соприкасалась с электродами. Это поможет дельтовидной мышце и другим мускулам культи двигать протезом. Сигналы, как переключатели, приводят в действие электрические моторчики, встроенные в локоть, руку и запястье протеза. Ладно… Хорошо… Сейчас мы пристегнем ремешки. О'кей… Теперь, сержант, попробуйте пошевелить вашей новой рукой.
Патрик поднял протез, но искусственная рука оставалась неподвижной.
— Что-то не так, — пожаловался он протезисту.
— Чтобы привыкнуть к ней, необходимо время. Давайте попробуем со стимулятором.
Открыв лэптоп, Стригер прилепил несколько электродов, присоединенных к компьютеру проводом, к новой искусственной руке Шепа.
— О'кей! Когда будет задействован нужный участок дельтовидной или трехглавой мышцы, прямая линия на экране станет зигзагообразной. А теперь попробуем еще раз.
Патрик стиснул зубы и напряг мускулы.
Ничего.
— Ладно. Давайте по-другому. Закройте глаза и представьте, что ваши мышцы срослись с вашей новой рукой. Расслабьтесь. Дышите глубже.
Шеп успокоился и предпринял очередную попытку.
Прямая линия на мониторе вздыбилась.
— Великолепно. Вы разжали пальцы. Теперь попробуйте еще раз, только теперь не зажмуривайтесь.
Шеп сосредоточился и повернул запястье протеза, но вот справиться с пальцами ему никак не удавалось.
— Я разочарован.
— Немного практики — и все будет в порядке. Помните фантомную боль?.. Сколько времени у вас ушло на то, чтобы свыкнуться с тем, что вы потеряли такой важный для повседневной жизни орган? Со временем вы научитесь легко манипулировать протезом.
— У меня и сейчас бывают фантомные боли.
— Они пройдут. Раз на раз не приходится, но ключ к успеху лежит в том, чтобы принять этот протез как продолжение самого себя.
Стрингер поработал с Патриком еще с четверть часа, а затем собрал обертку и пустую коробку.
— Я оставлю компьютер у вас. Будете разрабатывать руку, — сказал он на прощание.
— Я не уверен, что справлюсь.
— А я уверен. Вы ведь спортсмен. Вот и тренируйтесь. Я немного занимался борьбой в школе. Мой тренер любил повторять, что страх — это ложные ожидания, которые кажутся реальными. Ограничения налагаем на себя мы сами. Смотрите шире, сержант, не полагайтесь на пять чувств, и вы получите то, чего пожелаете.
Тюдор-сити, Манхэттен
11:10
Xenopsylla cheopis — южная крысиная блоха — паразит, приспособившийся к существованию на теле грызунов. Кровососущие насекомые, которые паразитировали на колонии крыс, что облюбовали себе 46-ю Восточную улицу, были инфицированы чумой почти сразу же после того, как их четырехлапые «хозяева» залезли в мусорный контейнер. Эпизоотическая инфекция начала свое путешествие по Нижнему Манхэттену.
Когда дело касается распространения чумы, то крысиная блоха — вне конкуренции. Бактерии быстро размножаются в желудках насекомых, вызывая у них страшный голод. Из-за этого блохи начинают кусать грызунов, а те впадают в беспокойство и становятся агрессивными. Учащенное сердцебиение гонит бактерии по крови грызунов. Сами крысы, хотя и ненадолго, становятся переносчиками чумы.
После краткого периода крайнего возбуждения крысы слабеют и умирают. Каждый инфицированный грызун выделяет сильный афродизиак, который привлекает другую крысу для того, чтобы чумные блохи нашли себе нового «хозяина» и продолжили каннибальскую цепочку среди членов крысиной колонии. Здоровые крысы поедают умирающих и сами заражаются.
Мертвый «хозяин» блохам не нужен, и они перепрыгивают на еще здоровых каннибалов. Размножаясь, сотни вечно голодных кусачих блох доводят грызунов до неистовства…
Зараженные чумой крысы, подобно охваченной жаждой крови армии, понеслись со скоростью шесть миль в час по канализационным трубам под Нижним Манхэттеном на юго-запад, по направлению к Чайнатауну и Бэттери-парку.
Энглвуд, Нью-Джерси
11:26
Темно-синий «лексус» с наклейкой над задним бампером «Поддержи наши войска» свернул к юго-восточному входу в торговый центр «Джей-Си». Легковые автомобили, полноприводные внедорожники и пикапы с заляпанными грязью и солью задними бамперами заполонили все места для парковки, каждый очищенный пятачок рядом с кучками снега, оставшимися после работы снегоочистителя. Водитель «лексуса» выбрал ряд и вступил в увлекательнейшую игру под названием «проследуй за покупателем к его машине».
Охотники за уцененными товарами. Длинные очереди у касс. Плачущие малыши и дети, играющие в прятки, в то время как их невозмутимые мамаши пускаются в длинные беседы с кассиршами так, словно они — их двоюродные сестры, с которыми те не виделись уже очень-очень давно. На терморегуляторе — восемьдесят пять градусов по Фаренгейту. Такая жара скорее уместна в теплице, чем в магазине, где нет даже складных стульев для отдыха.
На рождественской неделе в местном торговом центре покупатели чувствовали себя не очень-то уютно.
Были времена, когда доктор Дэвид Кантор, увидев, что на автостоянке мест нет, развернул бы свой автомобиль и уехал, а затем послал бы сюда помощника с кредитной карточкой и списком покупок… За последние двенадцать лет у него было пять «командировок» в охваченные войной регионы мира, которые способны изменить характер любого человека. После трех рождественских праздников, которые он провел в Ираке, даже неудобства на родине кажутся милыми приключениями. Поэтому Дэвид Кантор с терпеливой покорностью судьбе библейского Иова медленно катил между рядами автомобилей, подпевая старой песенке «Соблазны», которую передавали по радио. Он даже уступил освободившееся место матери с четырьмя детьми в автофургоне.
Бывший военврач, которому уже исполнилось пятьдесят два года, больше не занимался медициной. Старший партнер в фирме «Виктори Хоулсейл групп» повидал столько крови, кишок, изувеченных рук, оторванных ног, умирающих молодых мужчин и женщин, что хватало бы и на несколько жизней. Его зачислили в запас по окончании первой войны в Персидском заливе, и теперь он не имел ни малейшего желания принимать участие в новой войне, как казалось, затянувшейся до бесконечности. Пусть его арестовывают. Кантор уже поделился со своей женой Лесли созревшим планом. Во время игры в баскетбол он повредил мениск в левом колене, и теперь целостность передней связки находится под угрозой. Если его вновь пошлют на войну, то бывший атакующий защитник баскетбольной команды Принстонского университета ляжет на операцию.
Дэвид Кантор и его семья исповедовали иудаизм. Своим четверым детям он преподнес подарки на прошлой неделе во время Хануки. Сегодняшний список подарков имел отношение скорее к деловой стороне его жизни. Надо купить несколько безделушек продавцам, работающим на «Виктори Хоулсейл групп», и что-нибудь посерьезнее менеджерам. Еще он обещал портативный DVD-плеер своей тринадцатилетней дочери. Гави закончила семестр на пятерки и заслуживает поощрения. Дэвид решил, что зайдет лишь в один магазин, а минут через двадцать, не позже, будет свободен.
Война изменяет человека, но не полностью…
Дэвид Кантор увидел свободное место возле снежной горы, которую нагреб снегоочиститель, и припарковался. Зазвонил мобильный телефон. Он не узнал номера звонящего.
— Алло!
— Капитан Кантор?
При упоминании его военного звания сердце мужчины екнуло в груди.
— Да.
— Сэр! Я звоню из Министерства внутренних дел и представляю Национальную гвардию штата Нью-Джерси. Согласно приказа генерал-адъютанта вам полагается немедленно…
— Минуточку, — прервал говорившую Дэвид. — Только не говорите мне, что меня опять отправляют в Ирак. Я вернулся оттуда восемь месяцев назад. Развертывал госпиталь и…
— Нет, сэр. Это внутреннее дело. Где вы сейчас находитесь?
— Сейчас? Здесь, в Ингвуде.
— Вы как раз там, где надо.
Капельки пота выступили на лбу и спине, намочив джинсовую рубашку. Мужчина согнул левую ногу в колене.
— Сэр! Вам приказывают немедленно явиться на контрольный пост форта Ли. Это возле моста Джорджа Вашингтона, со стороны Нью-Джерси. На южной обочине дороги вы увидите штаб Сорок второй пехотной дивизии. Там вам объяснят все ваши обязанности и ответят на все вопросы. После нашего звонка вы обязаны отключить мобильный телефон. Вы не имеете права обсуждать полученную от меня информацию с гражданскими или военными лицами. Ясно, капитан?
— Да, мэм.
Дэвид отключил телефон и уставился на погасший экран в поисках ответа на вопрос: «Что же стряслось?»
Мост Джорджа Вашингтона
Вашингтон-Хайтс, Верхний Манхэттен
11:34
Мост Джорджа Вашингтона — двухъярусный подвесной мост, соединяющий остров Манхэттен с Нью-Джерси, — переброшен через реку Гудзон для проезда автомобильного транспорта.
Такси медленно ползло по Бродвею через Верхний Манхэттен. Впереди выстроился рядами бесконечный, как могло показаться, поток машин и автобусов. Все ожидали своей очереди, чтобы свернуть налево, на 117-ю Западную улицу, по которой можно было добраться до моста Джорджа Вашингтона. Водитель ругался на хинди, не подозревая, что пассажиры прекрасно его понимают.
Маниша Пател была сами нервы. Негативная энергия, испускаемая кристаллом, который свешивался с ее шеи, пронизывала все тело, словно ток, вырабатываемый батареей накала.
— Панкай! Почему мы до сих пор не сдвинулись с места?
Ее муж и сам находился в предстрессовом состоянии — беспрерывно звонил на номер, который несколько месяцев назад ему дал тибетский монах, назвавший себя Старейшиной.
— Маниша! Успокойся, пожалуйста… Пробка рассосется. У нас есть в запасе время.
Какое-то такси протиснулось и загородило им поворот. Водитель-индус нажал на клаксон.
— Должно быть, случилась большая авария. Смотрите! Они перегородили въезд на Девяносто пятую автостраду.
— Панкай! Сделай же что-нибудь! — воскликнула жена.
— И что мне сделать?! Раздвинуть дорожную пробку, как Моисей раздвинул воды моря?
Десятилетняя Дон Пател протиснулась между мамой и папой.
— Пожалуйста, не ссорьтесь. Если движение через мост перекрыто, то можно найти и другую дорогу.
— Наша дочь права. Водитель, поворачивайте машину. Мы едем через туннель Линкольна.
Здание Генеральной Ассамблеи ООН
11:27
Командир подразделения «Альфа» Джей Звава стоял во влажной духоте неповоротливого костюма биологической защиты, оглядывая пустой зал Генеральной Ассамблеи ООН, и размышлял над тем, не здесь ли находится та точка, откуда начнется конец человечества. Напускная храбрость, взлелеянная в нем требовательным отцом и старшим братом-военным, говорила: «Ни в коем случае, пока ты на посту». Он закончил Уэст-Пойнт с отличием, и полученные там знания подсказывали, что шкатулка Пандоры открыта сумасшедшими из Пентагона, и сейчас самое время начинать молиться и надеяться на чудо.
Сотрудники Центра контроля заболеваний в белых защитных костюмах работали по трое, медленно передвигаясь по рядам пустого зала. В руках у каждого было небольшое сенсорное устройство, по форме напоминающее теннисную ракетку. В основе его конструкции лежал полинуклеотидный биочип, распознающий наличие в воздухе токсичных возбудителей.
Пока сотрудники Центра контроля заболеваний выполняли свою работу, в зале два представителя нью-йоркских саперов делали вид, что ищут бомбу. Их присутствие оправдывало в глазах мира спешную эвакуацию делегатов ООН из зала Генеральной Ассамблеи. Одетые в огнезащитные комбинезоны, тяжелые кевларовые бронежилеты, шлемы и ребризеры, они казались здесь столь же неуместными, как люди, которые пришли на званый прием в спортивных куртках и джинсах.
Джей Звава наблюдал за работающими людьми и размышлял над тем, как долго ему удастся заставлять всех ходить по струнке и когда, не найдя бомбу, придется открыть миру правду о «Косе».
— Капитан Звава! Вот здесь!
Двое сотрудников Центра контроля заболеваний остановились у стола с табличкой «Ирак».
— Она здесь была. Рибосомные последовательности совпадают. Все за этим столом имели риск заразиться «Косой». Думаю, все, кто сидел за столами по обеим сторонам прохода, имели шанс быть инфицированными.
— Составьте список стран, представители которых сидели вдоль этого прохода. Пусть их дипломатические офисы проверят в первую очередь. Затем начинайте повальный осмотр. Пройдитесь по всем коридорам, загляните во все офисы. Каждое инфицированное помещение рассматриваем как изолятор. Перед дверями таких помещений выставим вооруженную охрану. Мы выключим вентиляционную систему, поэтому вы раздадите всем желающим одеяла. Говорите, что вскоре мы сделаем официальное заявление. До тех пор никто не вправе выходить из отведенных им помещений.
— Сколько, по-вашему, мы сможем при сложившихся обстоятельствах удерживать около тысячи взбешенных глав государств и важных шишек на карантине?
— Хоть до бесконечности, сержант. Тут имеют вес только мои и ваши приказы.
Какая разница для мертвых, сирот и бездомных во имя чего творятся произвол и разрушения — во имя тоталитаризма или во имя священной демократии и либерализма?
Нашим обществом управляют безумцы, которые строят безумные планы. Мне кажется, что эти маньяки приведут человечество к гибели. Только заручившись безумием, можно выразить все безумие сложившегося положения вещей, чем я и пользуюсь.
20 декабря
Медицинский центр для ветеранов
Ист-Сайд, Манхэттен
11:49
20 часов 14 минут до предсказанного конца света
Доктор Джонатан Кларк считал себя человеком волевым и дисциплинированным и гордился этим. Он вставал до рассвета, ел овсянку на завтрак и салат с куриным мясом на обед. Три раза в неделю полчаса физических нагрузок для поддержания сердца в хорошей форме, а затем поднятие тяжестей. Как директор медицинского центра, доктор Джонатан Кларк был сторонником жесткой самодисциплины, а глава обязан показывать всем хороший пример. Персонал должен приходить на совещания за пятнадцать минут до начала. Кларк называл это «временем Винса Ломбарди».[30] Всякая работа предполагает выполнение определенных обязанностей, и в работе Джонатана Кларка выполнение правил зачастую спасало человеческие жизни, и никто, даже сам Господь Бог, не имел права отлынивать от безукоснительного следования предписаниям.
Бледная словно смерть русская ужасно мучилась. У нее был жар. Женщина то и дело харкала кровью. Рентген показал перелом костей таза. Компьютерная аксиальная томография не обнаружила серьезных повреждений внутренних органов. Кесарево сечение, безотлагательное при данных обстоятельствах, было назначено на 11:45. Но прежде следовало сделать противогриппозную вакцинацию и взять кровь на анализ.
К 11:15 бред больной перешел в крайнюю степень исступления. Она неистово завизжала: «Дьявол, изыди!» — и заметалась, словно помешанная. Санитарам пришлось привязать больную к кровати. Медсестра сделала ей успокоительный укол. Ради спокойствия других больных русскую поместили в изолятор. Никто из персонала не придал значения тому, что русская бредит по-английски без акцента.
Ее готовили к операции, когда в травматологическую палату ровно в 11:29 пришел доктор Кларк и начал свой традиционный обход. Взглянув в медицинскую карточку, он приказал выдать ему хирургический халат, перчатки и маску.
— Сэр! В этом нет никакой необходимости. Ее перевели в изолятор только потому, что она кричит, словно буйнопомешанная.
— В изоляторе должно следовать правилам нахождения в изоляторе, — сказал доктор Кларк, — даже если вы заходите туда лишь для того, чтобы заменить перегоревшую лампочку. Сейчас же оденьтесь подобающим образом, а не то я вычту у вас дневное жалованье. Вам понятно?
— Да, сэр!
— Здесь написано, что она работает в русском посольстве. Вы уже связывались с их дипломатическим представительством?
— Мы звонили, но никто не берет трубку, сэр. Кажется, в здании ООН сейчас какая-то внештатная ситуация.
Доктор Кларк подождал, пока врач и медсестра переоденутся, и в их сопровождении вошел в комнату-изолятор, в которой поддерживалось более низкое давление воздуха.
Даже через резину перчаток доктор Кларк почувствовал жар у пациентки. Ее кожа была настолько бледной, что казалась полупрозрачной. По крайней мере, тонкое кружево голубых вен проступало под кожей на лбу, висках и шее. Дыхание — тяжелое, затрудненное. Зрачки — расширены. Глаза запали, и вокруг них появилась угрожающая чернота. Губы — бледные, рот — приоткрыт. С каждым выдохом из него вытекала тонюсенькой струйкой кровавая слюна.
Живот женщины был оголен и вымыт перед операцией. Ребенок в утробе матери отчаянно брыкался.
— Вы кололи ей антибиотики? — спросил доктор Кларк.
— Цефуроксим. Никакого эффекта.
Доктор Кларк распахнул халат Мэри и осмотрел ее маленькие груди.
— А это что за красные пятна?
— Мы не уверены. Сначала мы думали, что это травма после удара такси, но… не уверены… Она сильно ударилась об асфальт. Мы ждем результатов лабораторных тестов.
Доктор Кларк ощупал живот, затем пах, коснулся края хлопковых трусиков и застыл, обнаружив выпуклость. Тупоконечными ножницами врач разрезал ткань трусов. В паху женщины показалась темно-красная опухоль размером с мандарин.
— Сэр! Я клянусь, что прежде ее тут не было.
— Это бубон — зараженный лимфатический узел. Кто еще, кроме вас двоих, контактировал с больной?
— Санитары и Холлис из рентгенкабинета.
— А еще парамедики на «скорой помощи», которая привезла ее к нам.
— Эта палата теперь на карантине. Вы оба остаетесь здесь до тех пор, пока мы не обустроим изолятор и не позвоним в центр контроля заболеваний.
— Сэр! Меня прививали против туберкулеза.
— И меня тоже.
— Это не туберкулез, медсестра Кофман, это бубонная чума.
В воздухе висело напряжение. Оно было столь же незаметным, как звук работающей бормашины, но пациенты палаты 19-В его чувствовали. Те, кто находился под воздействием седативных средств, стонали во сне. Война пробралась даже в их сны. Те, кто не спал, расчесывали себе кожу или ругали дежуривших медсестер. Один человек запустил свое подкладное судно с экскрементами по полу, вызвав целый хор недовольства.
Солдаты в этой палате, как и в десятке других палат во всех трех госпиталях Нью-Йорка, не страдали от пулевых или осколочных ранений. Их руки и ноги были на месте. Самому младшему из них исполнился двадцать один год, самому старшему — тридцать семь. Все они умирали от рака.
Несмотря на официальные запреты, вооруженные силы США продолжали использовать обедненный уран, побочный продукт технологии обогащения, при производстве оружия и боеприпасов. Частные производители оружия в США испытывают слабость к обедненному урану, так как федеральное правительство бесплатно предоставляет его своим подрядчикам, поэтому себестоимость содержащих обедненный уран боеприпасов удивительно низка.
При взрыве снаряда высвобождаются микроскопические радиоактивные частички, которые ветер переносит с места на место. Попадая в организм с воздухом и пищей, обедненный уран ослабляет иммунную систему человека, вызывая болезни дыхательных путей, почечную недостаточность, желудочно-кишечные заболевания… и рак.
Старший сержант Кевин Квердио провел два года в Басре в качестве члена экипажа боевой машины пехоты «М-2 Брэдли», автоматическая пушка которой стреляла по врагу, засевшему в городе Эс-Самава, 25-миллиметровыми снарядами, содержащими обедненный уран. На протяжении нескольких месяцев Кевин и члены его экипажа жаловались командиру на дискомфорт, в особенности, в области живота и прямой кишки. Военврачи отделались тем, что заявили: «У парней геморрой», — но боли со временем все усиливались. Их пересылали от врача к врачу, пока один онколог-резервист не догадался сделать рентген… И обнаружил три случая рака толстой кишки, один случай лейкемии, еще у двоих солдат — лимфому Ходжкина, и одного рядового со злокачественной опухолью головного мозга.[31]
Кевина отправили в Нью-Йорк, где хирурги располосовали его прямую кишку, выжгли опухоли в печени, а потом обнаружили, что рак распространился в легкие. Двадцатишестилетний уроженец Нью-Йорка однажды утром проснулся с калоприемником, неизлечимым раком толстой кишки и обоих легких. Врачи прогнозировали, что ему осталось жить не больше года.
В довершение к смертному приговору Дядюшка Сэм объявил, что на него не распространяются льготы, положенные раненным в бою солдатам. Правительство Соединенных Штатов отказывалось признавать ответственность за болезнь Кевина Кверцио и его товарищей. Таким образом, тысячам американских солдат ничего не оставалось, как валяться в онкологических палатах ветеранских госпиталей по всей стране и ждать смерти. Страна, ради которой они пожертвовали своей жизнью, предала их. Общественности не показывали раковых больных, ведь это могло помешать продолжению войны…
Но сегодня Кевин Кверцио не мог спокойно лежать на своей кровати. Его душу жгло адским огнем. Он нажал кнопку вызова медсестры, но вместо нее к ветерану подошла заместитель директора, в это время совершавшая обход палат.
Патрик ехал в лифте один и упражнялся во владении протезом. В голове ветерана царил полный хаос. Перспектива воссоединения с женой и дочерью после стольких лет разлуки завораживала, но в то же время пугала, а излишне настойчивые предложения нового министра обороны заставляли нервничать.
«А что если де Борн будет играть жестко и не позволит мне увидеться с семьей? А что если он найдет способ держать их на крючке ради того, чтобы я стал „лицом“ новой кампании по привлечению новобранцев?»
Лифт остановился на седьмом этаже. Двери открылись, и Патрик направился в палату 19-В. Запахи и звуки перенесли его израненное сознание в травмопункт Иба-Сина.
«Кровяное давление понижается. Шестьдесят на сорок. Скорее перекрой плечевую артерию. Надо вколоть добутрекс, а то мы его потеряем».
«Уверен, что это самодельное взрывное устройство? Взгляни на то, что осталось от его локтя. Кожа словно оплавилась».
«Артерия перекрыта. Коли добутрекс. Отлично. Где эта чертова костепилка?»
«Кажется, Роузен резал ею себе корейку».
«Какое кровяное давление?»
«Девяносто на шестьдесят».
«Влейте ему еще крови. Сейчас будем ампутировать. Медсестра! Будьте ангелом и подержите этот рентгеновский снимок. Резать будем здесь… чуть ниже сухожилий двуглавой мышцы».
«Шеп! Это я, Дэвид Кантор! Ты меня слышишь? Шеп!»
— Шеп!
Патрик выскочил из лифта. Кричала Ли Нельсон. Она звала на помощь. Ворвавшись в палату, он увидел, что старший сержант Кевин схватил одной рукой врача за волосы, а другой выдернул иголку капельницы из вены и хочет задушить ею Ли.
— Отпусти ее, Кевин!
Итало-ирландец поднял глаза вверх и… замер. Маниакальная ярость на его лице сменилась ужасом.
— Нет! Не сейчас, Жнец! Не забирай меня! Прошу! Не забирай!
Шеперд обернулся, не понимая, к кому обращены крики Кевина.
А тот, отпустив доктора Нельсон, упал на колени. Слезы покатились по щекам мужчины.
— Не забирай меня! Пожалуйста! Я не хотел убивать тех людей! Я хотел служить своей стране и вернуться живым домой! Жнец! Молю тебя!
В палате воцарилась тишина.
— Кевин… Я — Шеп… Все в порядке…
— Я лишь исполнял приказы. Я все равно ничего не мог поделать.
— Парень! Остынь!
— Они нам лгали. Пожалуйста, не забирай меня!
— Куда тебя забирать? Кевин! Куда ты не хочешь попасть? Парень вытер слезы. Его ослабленное химиотерапией тело дрожало от ужаса.
— В ад.
Санитары вбежали в палату. Один помог Ли подняться на ноги. Двое других проводили Кевина Кверцио к кровати.
Шеп оглянулся по сторонам. Все больные раком ветераны смотрели на него с суеверным страхом. Некоторые крестились.
Доктор Нельсон оттащила его в сторону и вывела из палаты. Ее тело била нервная дрожь.
— Спасибо, дорогой, — сказала Ли Патрику. — Ты спас мой скальп. С тобой все о'кей?
— А с тобой?
— Не совсем, — нижняя губа женщины вздрогнула. — Извини. Сегодня один из тех дней, когда все идет наперекосяк. Боже правый! Я даже не заметила твою руку… Ух ты! Неплохо. Ты уже привык к ней?
Прежде чем Патрик успел ответить, запищал ее пейджер.
— Что еще? — Ли Нельсон глянула на экран. — Мне надо бежать… Срочное дело.
— Ли! Моя жена… Ты сказала, что знаешь ее адрес.
Лицо женщины помрачнело.
— Я дала его де Борну. Извини. Но ты сможешь найти адрес в моем электронном почтовом ящике. Иди в библиотеку. Мой пароль — Вирджиния Фокс. Извини за неудобство, — Ли поцеловала мужчину в губы. — Большое спасибо, Шеп. Мне надо бежать.
Она сделала два больших шага и остановилась.
— Звонил полковник Ардженти. Твой психотерапевт придет сегодня после полудня. Поговори с ним. Это нужно как тебе, так и Беатрисе.
Помахав на прощание рукой, доктор Нельсон поспешила по коридору отделения к лифтам, не зная еще о том, что служба безопасности уже заблокировала выход из здания.
Секретариат Организации Объединенных Наций
Тридцать третий этаж
11:55
Президент Эрик Когело откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. В окружении советников он оказался под перекрестным огнем. Мигрень усилилась. Президенту уже казалось, что маленькие льдинки колют его глазные яблоки.
— …Да. Иран угрожает нам, но, мистер президент, первоочередной проблемой является «Коса». Работники центра контроля заболеваний подтвердили, что члены иранской делегации инфицированы. Кроме того, разносчиками болезни являются несколько десятков представителей других делегаций и сотни американцев. Пришло время заняться проблемой выявления виновных.
— Женщина, заразившая себя искусственно созданной культурой четвертого уровня бактериологической угрозы, работала в лаборатории форта Детрик. Ее проект финансировало ЦРУ. Она целенаправленно хотела заразить иранскую делегацию. Если вы хотите узнать, кого объявят виновными, дождитесь следующей речи иранского лидера.
— Этого нельзя допустить, сэр. Рекомендую прекратить трансляцию из здания ООН…
Президент массировал висок, тщетно ища островок спокойствия в этом бушующем море страстей. В каждом обществе есть силы, которые, предпочитая хаос, противодействуют прогрессу. С момента вступления в должность Эрик Когело только тем и занимался, что боролся с этими силами. Его администрация предпочитала искать компромиссы, вместо того чтобы переворачивать воз с яблоками. Этим президент навлек на себя осуждение как «прогрессистов», так и неуступчивых республиканцев, которые предпочитали поляризацию позиций, игру на человеческом страхе, а не разумные и умеренные решения новой администрации. Президент отказывался сдаваться: сплотил сторонников и отправился в крестовый поход против своих оппонентов из фармацевтических и страховых компаний, а также концернов, занимающихся добычей нефти и других полезных ископаемых. Впрочем, молодой Эрик Когело прекрасно понимал, что за нагнетанием нестабильности, способной привести к очередной войне, стоит военно-промышленный комплекс. Ссориться с ним было опасно.
«Какой же сегодня кошмарный день!»
— Мистер президент! «Коса» угрожает не только иранской делегации. Из информации, которая нам пока доступна, следует, что эта болезнь может угрожать каждому из здесь сидящих, включая и вас, сэр.
Все собравшиеся разом повернули головы к главе администрации, словно он сказал ужасную непристойность.
Пресс-секретарь рискнул разрядить ситуацию.
— Сэр! Выступление мэра перед журналистами начнется через четверть часа. Не желаете ли вы присутствовать лично?
— Я не могу покидать здание ООН, — сказал президент. — Если я уеду, то и другие делегаты захотят уехать, и тогда мы нарушим карантин.
— О каком карантине может идти речь?! Выгляните в окно. Военные разбили еще две палатки, а площадь окружили своими машинами.
— Именно поэтому мы должны убираться отсюда как можно быстрее, пока не стало слишком поздно. Надо посадить вертолет на крышу и эвакуировать президента с Манхэттена.
— Вы хотите сказать: эвакуировать вас?
— А что тут такого? У меня жена и ребенок. Мы даже не заражены.
— Вы уверены?
— Довольно!
Эрик Когело поднялся. Голова раскалывалась от боли.
— Проинструктируйте мэра. Пусть объявит о введении карантина на всей территории Манхэттена, но обязательно пусть сделает акцент на том, что это лишь мера предосторожности, а не необходимость. Не говорите ему ничего о «Косе». Нам не нужна паника… А где первая леди?
— На пути из Чикаго в Белый дом.
— Пусть она остается там. Моя семья должна быть в безопасности, — распорядился президент. — А мне нужно немного полежать… подумать… с часок…
Эрик Когело направился в спальню, но на полпути оглянулся и встретился глазами с каждым из своих советников. Все выглядели напуганными происходящим, но никто не отвел глаза. Хороший признак.
— Мы попали в скверную историю, — сказал президент, — но не стоит терять голову и сеять панику. Последнее, чего мы хотим, — это дать нашим врагам повод говорить, что мы только и мечтаем, как бы завладеть иранской нефтью и установить новый мировой порядок.
— Сэр! «Коса» была задействована за несколько минут до того, как вы начали зачитывать свое обращение к делегатам ООН. Не кажется ли вам…
— Вы хотите сказать, что в Белом доме завелся Иуда? — президент глубоко вздохнул, ущипнув себя пальцами за переносицу. — Не доверяйте никому за пределами этой комнаты.
Здание городского совета
Нижний Манхэттен
12:04
Рожденный в Ниагара-Фолс и выросший в Бронксе Мэтью Кушнер был ньюйоркцем до мозга костей. После учебы в Сиракьюсском университете и Нью-Йоркском юридическом институте Кушнер поступил в фирму отца, специализирующуюся на вопросах иммиграции. Молодой адвокат находился в миле от своего офиса в Нижнем Манхэттене в то памятное утро 11 сентября 2001 года, когда первый захваченный террористами самолет ворвался в воздушное пространство над городом и врезался во Всемирный торговый центр.
Мэр Кушнер стоял на верхней ступеньке здания городского совета перед трибуной, уставленной микрофонами, и боролся с желанием устроить грандиозный скандал. Снова на его любимый город покушаются и вводят блокаду Манхэттена без должного согласования с ним. Об одобрении речь даже не идет. Ему рассказывают полуправду, а в это время черные армейские «хаммеры» разъезжают по улицам и люди в костюмах биологической защиты сеют панику среди жителей Тюдор-сити и близлежащих к комплексу зданий ООН кварталов. У адвоката, специализирующегося на иммиграционном праве, не оставалось сомнений, что гражданские права грубо нарушаются. Из курса лекций, прослушанного в Сиракьюсском университете, он знал, что кровяное давление манхэттенского социума будет медленно повышаться до тех пор, пока это не выльется в массовые беспорядки, по сравнению с которыми бунт в Уоттсе[32] может показаться пикником.
В конце концов мэр Кушнер согласился сыграть отведенную ему роль пресс-секретаря. Сам он не особо верил в правдивость того, что ему поручили передать, просто у него не оставалось выбора. Иногда ложь политика может спасти гражданский мир, а правда — привести к ненужным жертвам.
— Добрый день! Как большинство из вас, вероятно, уже знает, все мосты, туннели, пешеходные переходы, дороги — все пути с Манхэттена и на Манхэттен — перекрыты. Это сделано по прямому приказу из Белого дома, чтобы помочь медицинскому персоналу из центра контроля заболеваний справиться с небольшой эпидемией похожего на грипп вируса, первая вспышка которого была зафиксирована сегодня утром на площади Объединенных Наций. Мера эта является профилактической. Для вашей же безопасности и чтобы не допустить автомобильных пробок все находящиеся сейчас на Манхэттене, как постоянно проживающие здесь, так и гости нашего города, должны оставаться в помещении до тех пор, пока карантин не будет снят.
— Мэр Кушнер…
— Мистер мэр!
Не обращая внимания на выкрики журналистов, Мэтью Кушнер в сопровождении своих помощников прошел в здание городского совета, готовясь выплеснуть накипевшее раздражение на первого же представителя президентской администрации, который окажется настолько глупым, что ответит на его звонок.
Дом № 143 по Хьюстон-стрит
Нижний Манхэттен
12:55
Здание кинотеатра «Солнечный свет» возвели в 1898 году. Когда-то здесь был театр движущихся картинок «Ипподром», потом еврейский театр водевиля и, наконец, склад. Полвека спустя здание вновь переоборудовали в кинотеатр с пятью современными залами, широкими экранами, удобными мягкими креслами и звуком формата долби диджитал. Кроме того посетитель кинотеатра мог полакомиться изысками кухни ресторана «Уступки гурманам», полюбоваться японским садом камней и посмотреть на город с высоты трехэтажной стеклянной башни.
Тринадцатилетняя Гави Кантор стояла перед кассой кинотеатра в обществе двух своих лучших подруг Шелби Моррисон и Джейми Рамсон. Накануне троица решила прогулять последний день занятий в школе перед рождественскими праздниками. Теперь оставалось решить на какой фильм пойти.
— А как насчет «Сестринства путешествующих джинсов-3»? — предложила Джейми.
— Ты что, лесбиянка? — съязвила Шелби. — Не шути больше так. А ты что думаешь, Гави?
— Мне все равно. Я бы не отказалась и от фильмов в формате бли-рей в классе миссис Дженкин.
— Ты хочешь сказать, что не отказалась бы посмотреть фильм с Шоном-Реем Далински?
— Не говори глупостей, Шелби, — покраснела Гави.
— Да ладно, подруга. Его фотки повсюду на твоей странице в «Фейсбуке».
У Шелби зазвонил мобильный телефон. Девочка посмотрела на дисплей.
— Это твоя мама, Гави. Что мне делать?
— Не отвечай.
— Алло! Здравствуйте, миссис Кантор… Нет, я не видела Гави… То есть я не видела ее после переменки. У меня начались колики в животе, и я пошла к врачу… Что? Что произошло? — Глаза девочки округлились. — Серьезно? Хорошо. Когда я ее увижу, то скажу.
Шелби отключила связь.
— Что стряслось? — спросила Гави.
— Какая-то чрезвычайная ситуация. Твоя мама говорит, что все дороги с острова перекрыты.
— Как же мы доберемся домой?
— Пока никак. Нам, наверное, придется остаться на ночь в спортивном зале.
— Точно, подруга. Гави и Шон-Рей Далински будут спать, обнявшись, на деревянном полу.
Джейми рассмеялась, но Гави сейчас волновало другое.
— Нам лучше вернуться в школу.
Не ответив подруге, Шелби протянула свою платежную карточку кассирше.
— Три билета на «Мертвую хватку».
— Шелби! Что ты делаешь?! — воскликнула Гави.
— Мы уже здесь, Гави. Зачем нам возвращаться в школу? Позвони маме позже. Соври, что твой телефон отключился.
— Забудь. Я возвращаюсь. А ты, Джейми?
— Я остаюсь.
Гави немного постояла в нерешительности, затем перешла Хьюстон-стрит и направилась в сторону Чайнатауна.
— Гави! Не уходи! Гави!
— Успокойся, Джейми! Я удивляюсь, что она вообще пошла с нами. Пойдем смотреть фильм. Купи нам попкорн и конфеты.
Мост Джорджа Вашингтона
13:07
Автомобильная пробка с нью-джерсийской стороны моста Джорджа Вашингтона растянулась на несколько миль. Перегородки между полосами движения сняли и теперь водителей заставляли разворачиваться и ехать по Девяносто пятой федеральной автостраде обратно в форт Ли.
Дэвид Кантор расположился в кузове армейского грузовика, который мчался на восток по верхней проезжей части двухъярусного моста в сторону Манхэттена. Гранаты со слезоточивым газом крепились к его боевому поясу. Автомат, заряженный резиновыми пулями, вызывал у Дэвида инстинктивный страх. Маска ребризера на его лице затрудняла дыхание. Каждый вздох давался с трудом. Мужчина задыхался и чувствовал боль в мышцах плеч и спины — за спиной висели сорок фунтов снаряжения.
Впрочем, то, что он увидел за откидным задним бортом грузовика…
Пока команда подрывников прикрепляла специальной клейкой лентой взрывчатку к подвесным канатам моста, их коллеги в ребризерах и комбинезонах распыляли из пульверизаторов с длинными насадками краску на дорожное покрытие и опоры моста.
Дэвид знал, что распыляется вместе с краской, и это его очень встревожило.
«Это безумие. Должно быть, произошло что-то поистине чудовищное».
Он ругал себя за то, что отдал свой мобильный телефон, не позвонив жене и не выяснив, вернулась ли Гави из школы домой.
Грузовик затормозил и остановился. Дэвид был старшим офицером в группе. Он приказал десяти национальным гвардейцам и трем резервистам выстроиться за машиной.
— Капитан Кантор?
Рокочущий голос загремел из встроенного в его шлемофон приемопередатчика. Дэвид обернулся. Перед ним стоял внушительных габаритов бородатый мужчина в форме с эмблемой ООН.
— Я полковник Ойвинд Герстад. Мои люди удерживают аванпост. Вы, насколько я понимаю, старший офицер Национальной гвардии?
— На данный момент, да.
— Ваши люди нужны только для ведения переговоров с гражданскими. Оцепление мы будем поддерживать собственными силами.
— Оцепление? Что за оцепление?
Полковник Герстад провел его за грузовик.
В конце моста, там, где начинался Манхэттен, все восемь полос движения Девяносто пятой федеральной автострады перегораживали армейские «хаммеры». Дальше находились кольца колючей проволоки, перекрывающие дорожное полотно и оба пешеходных перехода. За «хаммерами» стояли солдаты в форме цвета хаки, шлемах и противогазах.
По ту сторону оцепления, насколько мог видеть Дэвид, весь Манхэттен превратился в одну сплошную автомобильную пробку. Большинство людей оставались в тепле салонов своих машин, другие сбивались в группы и что-то кричали солдатам, требуя объяснений. Несколько мужчин стояли в очереди у стальной опоры моста, за которой стихийно возник общественный туалет. Дальше на восток Дэвид видел съезд на 178-ю улицу. Ограниченные мостовыми конструкциями полосы движения были сплошь, бампер к бамперу, заставлены автобусами, легковыми и грузовыми автомобилями. Как верхняя, так и нижняя магистрали оказались заблокированы со стороны Манхэттена.
— Зачем? — только и произнес Дэвид Кантор.
— Манхэттен сейчас на строгом карантине, — объяснил Герстад. — Никому не позволено передвигаться ни туда, ни обратно до последующих распоряжений.
— А что случилось? Опять террористический акт?
— Биологическая атака. Чума. Крайне заразная. Пусть ваши люди займут позицию поближе к пешеходным переходам. Надо поговорить с людьми, успокоить их, а подразделение «Свобода» будет стоять в оцеплении.
— Что за подразделение «Свобода»? — не понял доктор Кантор.
— Международное формирование… профессиональные солдаты.
— С каких пор правительство Соединенных Штатов использует профессиональных солдат внутри страны?
— Исследования показали, что американская полиция в случае возникновения чрезвычайной ситуации может колебаться в применении оружия против своих сограждан. Подразделение «Свобода» сформировали на случай подобного рода развития событий. Людей набирают из канадской военной полиции, Королевской нидерландской бригады и вооруженных сил Норвегии.
— Это безумие!
— Это мир, в котором мы живем, — возразил Герстад.
— Когда мы проезжали по мосту, я видел команду минеров. Что они делали?
— Это дополнительные меры предосторожности на случай прорыва оцепления.
— Вы ведь не собираетесь взорвать мост Джорджа Вашингтона?
— Это лишь предосторожность. Не более. Я уверен, что мои люди справятся. Выполняйте поставленную перед вами задачу…
Герстад склонил набок голову, прислушиваясь к командам в наушниках его шлемофона.
— Быстрее приводите ваших людей! — приказал он Дэвиду.
Капитан Кантор бросился за грузовик.
— Отделение! За мной!
Солдаты, построившись в две колонны за офицером, быстрым шагом пересекли заасфальтированную автостраду и направились к пешеходной дорожке через мост. Там толпа из нескольких сотен человек пыталась при помощи запасных шин и монтировок проложить себе дорогу через проволочное заграждение. У нескольких гражданских были в руках пистолеты.
— Пропусти нас, товарищ!
— Никто из нас не болен! Выпустите нас!
— Моя жена — в машине! Она сейчас будет рожать!
Полковник Герстад, отведя Дэвида в сторону, вручил ему мегафон, оснащенный разъемом со штепсельной вилкой, которую можно было вставить в приемопередатчик шлемофона.
— Уговорите их отступить, а то у нас не будет иного выхода. — И норвежец указал пальцем на свое оружие. — Он заряжен не резиновыми пулями.
Дэвид Кантор подошел к людям. В основном мужчины. Отчаяние и страх за себя, за близких и любимых погнал их на проволочное заграждение. Оружия мало, но они могут взять числом, если, конечно, самоорганизуются. Сто тысяч мышей победят даже котов.
Сердце Дэвида учащенно билось в груди.
— Внимание! Прошу внимания! Меня зовут Дэвид Кантор. Я капитан запаса вооруженных сил Соединенных Штатов Америки…
— Дайте нам пройти!
— Мы пока не можем позволить вам этого, — крикнул в мегафон Дэвид.
— Тогда мы пройдем сами!
Над толпой взмыла рука, сжимающая револьвер.
Шеренга бойцов подразделения «Свобода» наставила дула автоматов на толпу.
Люди из толпы явно струсили, хотя кое-кто тоже наставил на военных оружие.
— Подождите!
Дэвид выступил вперед.
Иностранная полиция даже не пошевелилась. Указательные пальцы лежали на спусковых крючках автоматов.
— Где беременная женщина?
Без ответа.
— Я врач. Если ей нужна медицинская помощь, то пропустите ее.
Головы повернулись. Толпа расступилась. Семейная пара латиноамериканцев лет тридцати приближалась к проволочному заграждению. Женщина сутулилась, поддерживая руками свой большой живот.
— Как вас зовут?
— Наоми… Наоми Гутиэрес. У меня отошли воды. Это мой четвертый ребенок. Я скоро рожу…
Полковник Герстад отвел Дэвида в сторону.
— Что вы делаете?
— Веду переговоры.
— Вести переговоры не о чем…
— Нам нужно время, полковник. Сорок вторая бригада на бронетранспортерах еще не подъехала, и я сомневаюсь, что ваши минеры готовы прямо сейчас взорвать все четырнадцать полос движения на двух ярусах подвесного моста. Я знаю, и вы знаете не хуже меня, что на данный момент ваши люди не смогут остановить сотни автомобилей, которые одновременно протаранят проволочные заграждения. Так что пропускайте женщину. Мы усадим ее в кузов грузовика, дадим теплые одеяла, и, если понадобится, я приму у нее роды. Это даст нам передышку. В Ираке мы называли это «гуманным подходом». Кстати, об этом написан целый доклад. Когда будет время, почитайте.
Герстад взглянул на толпу. За последние несколько минут она стала больше втрое.
— Опустите оружие, — приказал он своим людям. — Пропустите женщину, но только одну женщину.
Дэвид скользнул взглядом по лицам национальных гвардейцев, пока не нашел женщину.
— Как вас зовут, капрал?
— Стефани Коллинз, сэр!
— Вольно, капрал Коллинз! Отведите миссис Гутиэрес к грузовику, на котором мы приехали. Устройте ее там поудобнее, но ни в коем случае не снимайте свой защитный костюм. Ясно?
— Да, сэр.
Дэвид Кантор наблюдал, как люди Герстада отодвигают в сторону секцию проволочного заграждения, пропуская беременную женщину.
Включив мегафон, Дэвид обратился к толпе:
— С женщиной все будет в порядке. Теперь, пожалуйста, ради вашей же безопасности вернитесь обратно к машинам и ждите, когда дорога через мост откроется.
Толпа начала медленно расходиться.
Бойцы подразделения «Свобода» перебросили свои автоматы через плечо.
Доктор Кантор проводил женщин к грузовику и невольно снова посмотрел на команду подрывников, которые продолжали распылять краску по нижней поверхности моста.
Медицинский центр для ветеранов
Ист-Сайд, Манхэттен
13:32
Ли Нельсон едва поспевала за доктором Кларком. Босс давал указания и ей, и интернам, которые переводили пациентов в другие палаты. На первом этаже, в отделении экстренной медицинской помощи, было решено обустроить изолятор.
— Мы связались с Центром контроля заболеваний в Олбани, — сказал доктор Кларк. — Они занимаются штаб-квартирой ООН. По-видимому, заражение началось оттуда.
— Точно. Русская, очевидно, была делегатом на этой конференции.
— Мы сделаем кесарево сечение в отделении экстренной медицинской помощи и вернем мать и ребенка в изолятор на третьем этаже. Новорожденный останется в саморегулируемом инкубаторе, а мать придется держать привязанной к кровати.
— Да, сэр.
— Антибиотики помогли?
— Нет, сэр. Пока нет. Холодные компрессы снижают жар, но незначительно. Когда ребенок родится, мы вколем матери морфин.
— Нет. Пусть остается в сознании. Центр контроля заболеваний хочет, чтобы мы расспросили ее о том, с кем она контактировала, в какие здания входила… Это поручение вам, доктор Нельсон. Узнайте все, что сможете. Ребята из центра уверяют, что смогут сдержать распространение этой заразы, но это чушь собачья. Федералы перекрыли все пути с острова. Я приказал принести со склада все имеющиеся в наличии костюмы биологической защиты и распорядился, чтобы Майерс все тут хорошенько продезинфицировал. Готовьтесь к худшему, Ли. У нас впереди — долгая ночь.
Старик вошел в отделение неотложной помощи. Спокойствие на его лице резко контрастировало с хаосом, царившим вокруг. Пройдя мимо толпившихся у стойки регистратора людей, он направился к лифтам. На каталках вдоль стен стонали больные, а растерявшиеся интерны не могли добиться, что делать, у не менее растерянных медсестер. У ряда лифтов старик нажал кнопку «Вверх».
Первым приехал средний лифт. Его двери открылись. Внутри кабинки стояли администратор больницы и три интерна в хирургических халатах, резиновых перчатках и матерчатых масках на лицах. Они толкали перед собой обернутые прозрачным пластиком носилки-каталку, на которых лежала бледная, как привидение, беременная женщина. Запястья и лодыжки больной были привязаны к перилам фиксирующими ремнями.
— Сэр! Пожалуйста, отойдите в сторону.
Мэри Луиза Клипот открыла впалые глаза и посмотрела на старика. Он помахал ей рукой и шагнул в кабинку лифта.
— Эй! Пай-мальчик! Тебе звонят. Не знаю, кто… Может, твоя старушка, а может, давалка, с которой ты зависал прошлой ночью.
Патрик Шеперд схватил трубку телефонного аппарата.
— Извини, детка. Это один парень из команды так по-глупому шутит. Как твой папа?
— Плохо. Рак распространился на лимфатические узлы. Врачи говорят: он долго не проживет.
Слезы покатились по щекам Шепа.
— Понятно. Я возвращаюсь домой.
— Папа сказал, чтобы ты не приезжал. Он не шутит. Если покинешь команду сейчас, ты загубишь свою карьеру.
— Меня это не волнует, — сказал Патрик.
— А его волнует! Когда он приходит в себя, то только о тебе и говорит. Как там Шеп? Он играл сегодня? И как он играл?
Патрик оглядел коридор, удостоверяясь, что его никто не подслушивает.
— Если честно, то тут полный отстой. В команде низшей лиги полно восемнадцатилетних доминиканцев, которые и двух слов по-английски связать не могут. В основном — полные отморозки. Такое чувство, что они только вчера приплыли к нам со своего задрипанного острова. Честно говоря, мне ужасно одиноко. Я скучаю по тебе и нашей дочурке.
— Мы скоро увидимся, — успокоила его любимая. — Как соревнование?
— Хреново. У некоторых парней стероиды лезут из ушей.
— Даже не думай об этом!
— А если это мой единственный шанс пробиться в высшую лигу?
— Патрик!
— Детка! Я — никому не известный новичок из университетской команды Ратджерса. Мне платят каких-то полторы штуки баксов. Пару иголок, и я клянусь, что смогу добавить по крайней мере еще четыре мили в час к своей быстрой подаче.
— Никаких стероидов. Обещай мне, дорогой.
— Ладно. Я обещаю, — сдался Патрик.
— Когда твоя следующая игра?
— В среду вечером.
— Помни, чему учил тебя папа. Не бросай мяч до тех пор, пока мысленно не проследишь траекторию его полета. После первой неудачи бэттера не улыбайся, никак не проявляй свои эмоции. Будь Человеком-льдом. Шеп! Ты меня слышишь?
— Извини… Я не могу мыслить ясно, зная, какая беда случилась с твоим папой… не видя тебя и нашу девочку… Мне кажется, что в сердце у меня словно образовалась дыра…
— Перестань, Шеп. Не скули. Не строй из себя жертву несправедливого мира.
— Он не просто мой тренер, твой папа заменил мне отца.
— Ты попрощался с ним три недели назад. Мы все знали, к чему идет дело. Мы его уже оплакали. Если ты хочешь воздать моему отцу по заслугам, докажи, что он не зря провел жизнь, обучая тебя хитростям бейсбола. И не забудь: я не выйду за тебя замуж до тех пор, пока ты не пробьешься в высшую лигу.
— О'кей, крутая девчонка!
— Ты думаешь, я шучу?
— Мы родные души. Ты не сможешь бросить меня просто так.
— Договор есть договор, — упорствовала любимая. — Если ты бросишь сейчас команду или начнешь колоться стероидами, я тотчас же заберу дочь и уеду.
— Зачем ты так со мной?
— Потому что папа слишком болен и не может лично наставить тебя на путь истинный. Потому что в день, когда ты узнал о моей беременности, мы выработали план действий. Ты должен добиться успеха, Шеп. Не отступай теперь. Мы на тебя надеемся.
Патрик Шеперд, борясь с удушьем, приподнялся в кровати. По лбу и спине градом катился пот. Пребывая на грани истерики, мужчина пытался понять, где он находится.
— Должно быть, вам приснился плохой сон?
Вздрогнув от неожиданности, Патрик обернулся.
Старик сидел, откинувшись на спинку стула, и пристально смотрел на ветерана. Длинная грива седых волос, стянутая на затылке, спускалась вниз «конским хвостом», длина которого достигала добрых шести дюймов. Загорелый лоб. Усы. Аккуратно подстриженная борода обрамляла челюсть, опускаясь до адамова яблока. Голубые глаза за стеклами очков бордового цвета светились добротой и любознательностью. На старике были потрепанные голубые джинсы и коричневые треккинговые ботинки. Серый шерстяной свитер грубой вязки поверх черной футболки обтягивал маленькое брюшко. Внешне незнакомец походил на гитариста и вокалиста группы «Благодарный мертвец» («The Grateful Dead») Джерри Гарсия, если бы, конечно, тот дожил до семидесяти лет.
— Кто вы? Что вы делаете в моей палате? — спросил Патрик у незнакомца.
— Ваш друг прислал меня поговорить с вами. Кажется, вам нужна помощь. Кстати, кто такая Триш?
— Триш? — переспросил ветеран.
— Вы выкрикивали ее имя.
— Вам послышалось. Я мог выкрикивать имя Беатрисы. Она… была моей женой. Вас прислал де Борн? Вы психиатр?
Старик улыбнулся.
— Что, моя внешность не отвечает вашим чаяниям? — поинтересовался он.
— Вы похожи скорее на человека, сбежавшего из шестидесятых, чем на психиатра.
— А как, по-вашему, должен выглядеть психиатр?
— Не знаю. Более… мозговитым.
— К сожалению, я такой, какой есть. Вы считаете, мне стоит сбрить бороду?
— Старина, — ответил Патрик, — меня не волнует, как вы выглядите. Просто я хочу, чтобы между нами не было недосказанности. Де Борн мне не приятель. Просто он хочет использовать меня в новой рекламной кампании, направленной на привлечение добровольцев в армию. Сразу заявляю: я не собираюсь в этом участвовать.
— Хорошо, — ответил старик.
— Хорошо? И все? — удивился Патрик.
— Ну… Мы, конечно, можем вас немного помучить, но я всегда был сторонником свободы воли.
— Де Борн вам не заплатит, если я не приму его предложение.
— Давайте не будем беспокоиться о реакции де Борна. Все, что вы мне скажете, останется между нами. Таковы правила.
— Не все так просто, — сказал Патрик. — Он может сделать так, чтобы я не увиделся со своей семьей.
Шеп соскользнул с кровати и правой рукой стащил с себя пропитанную потом футболку. С протезом он пока осторожничал.
— Он что, помешал вам увидеться с семьей? — спросил старик.
— Ну… пока нет…
— Тогда почему вы с ними не увидитесь?
— Ну… раньше я считал, что не готов.
— А сейчас готовы?
— Да, — ответил Патрик.
— Хорошо. Вы давно их не видели?
— Очень давно. Лет одиннадцать… Я точно не помню…
— Тогда зачем вообще встречаться с ними? Зачем бередить старые раны?
Психиатр взял со стола книгу Данте «Божественная комедия» в кожаном переплете и небрежно пролистал загнутые то тут, то там страницы.
— Старые раны… Они — моя семья. Я недавно узнал, что они сейчас живут здесь… на Манхэттене…
— Вам не кажется, что вы сами отдалились от своей семьи? Одиннадцать лет, как-никак, огромный срок. Как ваш психиатр, я бы сказал: настало время принимать решения…
— Вы — не мой психиатр и… положите, пожалуйста, книгу на место. Если хотите почитать Данте, возьмите книгу в библиотеке.
— Я уже читал Данте, — сказал старик и, перевернув книгу, прочитал вслух краткое изложение. — «Божественная комедия» написана Данте Алигьери в период с 1308 по 1321 год и считается одним из величайших произведений мировой литературы. Поэма состоит из трех частей: «Ад», «Чистилище» и «Рай». В «Аде» описывается путешествие Данте по девяти кругам ада. «Божественная комедия» в аллегорической форме изображает путешествие человеческой души к Богу, а в «Аде» дается картина распознавания и неприятия порока…
Патрик вырвал книгу из рук психиатра.
— Я знаю, о чем здесь написано. Я прочел эту поэму столько раз, что почти выучил ее наизусть.
— И вы согласны с выводами, к которым пришел автор? — спросил психиатр.
— С какими выводами?
— Что грешник обречен после смерти на страдания без малейшей надежды на спасение.
— Я католик и я… верю в это, — подумав, произнес Патрик. Затем он спросил: — А вы во что верите?.. Мне просто интересно…
— Я убежден, что искупление можно заслужить даже в последние минуты жизни.
— Вы не верите, что Бог наказывает грешников? — спросил Шеп.
— Каждая душа должна очиститься перед тем, как она сможет двигаться вперед… но наказания… Я предпочитаю говорить о «помехах». Они подталкивают людей на путь божественного света.
— Вы говорите, как гуру новой волны, — пошутил Патрик. — К какому вероисповеданию вы относитесь?
— По правде говоря, я не являюсь приверженцем ни одной из существующих конфессий.
— Значит, вы не верите в Бога?
— Я этого не говорил. Просто я не верю, что познание Творца возможно через посредничество других людей. А вы? Вы верите в Бога?
Патрик хмыкнул.
— Я верю, что Бог заснул, сидя за рулем. Он бесполезен, как соски быка. Я не верю в него. Этот парень еще больший неудачник, чем я сам.
— Вы вините Бога в том, что потеряли руку? — спросил старик.
— Я виню Бога за этот мир. Кругом зло и страдания. Сейчас мы участвуем в двух войнах. Третья вот-вот начнется. Люди голодают, умирают от рака…
— Вы правы. Долой Бога! Если бы Он существовал, то давно бы разобрался со всем этим свинством, смел бы все к чертям собачьим. Ленивый ублюдок!
— Да… нет… Я не о том… Что-то неправильно в нас самих… Зачем нам дана свобода воли?
— Но вы ведь вините Бога за то, как сложилась ваша жизнь?
— Нет. Я виню Его за то, что Он лишил меня семьи, — ответил Патрик.
— Но вы ведь сказали мне, что сейчас они в Нью-Йорке.
— Да… но…
— Вас запирают на ночь?
— Нет.
— Тогда идите и найдите свою жену и ребенка. Перестаньте строить из себя жертву.
Кровь отхлынула от лица Патрика.
— Что вы сейчас сказали?
— То, что вы слышали.
— Вы думаете, это легко? — спросил Шеп.
Он сидел на краю кровати. Нервное беспокойство вернулось. Кожа чесалась в местах крепления протеза к руке. Мужчина нервно подергал своими искусственными пальцами.
— Есть кое-что… в моей голове…
— А-а-а… Вы о ночных кошмарах? — спросил психиатр.
— Ну-у… вы настоящий гений. Да… ночные кошмары, но о них я вам рассказывать не хочу.
— Вы тут босс, — сказал старик.
Откинувшись на спинку стула, он вновь взял в руки книгу Данте.
— Занимательное чтение, — сказал психиатр. — Мне нравятся книги о вызовах, бросаемых человеческому духу.
— В «Аде» пишется о справедливости и наказании грешников.
— И снова мы возвращаемся к Богу, который заснул, сидя за рулем?
— Я принимал участие в настоящей войне. Я видел, как страдали безвинные люди. Почему в мире столько ненависти? Почему столько бессмысленного насилия и жадности? Откуда этот упадок? В мире нет справедливости, поэтому в нем царит зло.
— Вы хотите справедливости или счастья? — спросил психиатр.
— Справедливость принесла бы мне счастье. Если Бог есть, то возникает вопрос: «Почему Он позволяет плохим людям процветать, когда хорошие люди страдают?»
— Вы считаете себя хорошим человеком? — спросил старик.
— Нет.
— Вы страдаете?
— Да.
— Мои поздравления. На свете все же есть справедливость. Теперь вы можете быть счастливы.
— Чушь! — воскликнул Патрик. — Вы просто не хотите меня понять.
— Я вас прекрасно понимаю. Вы хотите, чтобы Господь наказывал грешника немедленно, стоит ему совершить что-нибудь плохое. Но из этого ничего хорошего не получилось бы. Вы когда-нибудь видели, как дрессируют животных? Когда зверь исполняет то, чего от него хотят, дрессировщик дает ему угощение. Если же животное не слушается, его бьют электрошоком. Здесь проблема свободы воли и сопротивления искушениям, которые побуждают людей совершать зло. Надо сдерживать собственное эго. Человеческое эго — вот настоящий Сатана. Сатана — умен. Он временем разделяет причины и последствия так, что нам трудно проследить за тем, как вознаграждаются хорошие поступки и наказываются плохие.
— Ладно. Но наказание, как я понял, рано или поздно настигнет грешника. На войне я совершал поступки, которые казались оправданными. Теперь же, по прошествии времени, я не уверен в этом. Понесу ли я наказание?
— Давайте расставим все точки над «i». Грех — это всегда грех. Нельзя оправдать войной убийство или изнасилование. Без истинного правосудия, — я не имею в виду огонь и серу Данте, — без очищения ни одна человеческая душа не может вернуться к свету. Но для многих очищение — болезненный процесс.
— Вы все время говорите о каком-то свете, — сказал Патрик.
— Мои извинения. Под светом я понимаю свет, исходящий от нашего Создателя, безграничность, чувство полного удовлетворения.
— Вы говорите о рае?
— Не стоит упрощать, но вы, в принципе, правы, — ответил психиатр.
Шеп обдумал услышанное.
— Что делать, когда зло повсюду? Что делать, когда каждый ваш выбор неправилен, и вы ничего с этим поделать не можете?
— Когда зло достигает критической массы, оно распространяется по свету подобно чуме и мешает доступу Божественного света. Тогда даже невинные страдают в грядущем массовом очищении, которое по безжалостности превосходит даже творимые злом беды. Вы ведь помните о Ное? Вы помните о Содоме и Гоморре? Впрочем, эти массовые очищения имели место до того, как Бог, по вашим словам, заснул за рулем.
Шеп не ответил. Он смотрел на левое запястье старика. Рукав свитера задрался, открывая вытатуированный на внутренней стороне ряд цифр.
— Вы были в нацистском лагере смерти? — спросил он старика.
— Да.
Глаза Патрика от удивления округлились.
— Я тоже видел зло, — сказал он.
— Верю, сынок.
— Я совершал ужасные поступки.
— Поступки, которые ваша жена никогда бы не одобрила? — спросил психиатр.
— Да.
— И теперь вы хотите с ней помириться?
— И вернуть дочь. Она забрала мою дочь. Я очень скучаю по ним обеим.
— Почему вы уверены, что ваша жена захочет вас видеть?
— Потому что мы — родственные души.
Старик вздохнул.
— Родственные души… Слишком сильно сказано, мой друг. Вы когда-нибудь задумывались над тем, что это значит? Родственные души — это две половинки некогда единой души, разделенной Богом.
— Я никогда прежде не слышал об этом.
— Это часть древней мудрости, которая предшествовала религии. Воссоединение родственных душ — благословенное событие, но не в вашем случае. Родственные души не могут воссоединиться до тех пор, пока обе души не исполнят свой тиккун…[33] свое духовное исправление. А вы, мой друг, далеки от этого.
Старик поднялся, чтобы идти.
— Эй, док, одну минуточку. Я передумал. Мне нужна ваша помощь. Скажите, что я должен сделать, чтобы воссоединиться с моей любимой, и я сделаю это.
— Все в этой жизни имеет причины и последствия. Исправьте причины, и вы исправите последствия.
— И что это значит, черт побери? — вспылил Патрик. — Это она бросила меня. Я что, должен перед ней извиниться? Это что, поможет?
— Не спешите… Обдумайте все хорошенько… Решите, что вам нужно от жизни. Когда вам надоест строить из себя жертву, свяжитесь со мной.
Старик засунул руку в карман и, выудив оттуда визитку, протянул карточку Шепу.
Патрик Шеперд прочел на квадратике картона слова:
ВИРДЖИЛ ШЕХИНА[34]
ИНВУД-ХИЛЛ, НЬЮ-ЙОРК.
Инвуд-Хилл, Нью-Йорк
13:51
Расположенный на северной оконечности острова Инвуд-Хилл не похож ни на один из районов Манхэттена. Здесь нет небоскребов. Река Гарлем омывает его с северо-востока. На юге к нему примыкают Хай-Бридж-Парк и Вашингтон-Хайтс. На западе от Инвуд-Хилла тянутся спортивные поля и площадки, принадлежащие Колумбийскому университету. Тем, кто случайно попал в эту холмистую, покрытую густым лесом местность, может показаться, что он находится за тысячи миль от Большого Яблока.
Парк Инвуд-Хилл — единственный природный лес, сохранившийся на острове Манхэттен. Если взобраться на каменистую вершину холма, то можно насладиться великолепным видом на реку Гудзон. Бродя по лесу, можно наткнуться на древние пещеры, в которых задолго до прибытия первых европейцев обитали индейцы племени ленапе.
Черный «шевроле» въехал на территорию парка Инвуд-Хилл, сделал разворот на сто восемьдесят градусов на перекрестке Бродвея и Дикман-стрит и остановился.
Бернард де Борн вышел из машины и хлопнул дверцей. Перейдя проезжую часть, он подошел к новому уличному телефону, проверил, работает ли он, а затем набрал на своем мобильном телефоне номер и позвонил…
— Да?
— Это я. Перезвони по номеру 21–24–33–46–13.
Министр обороны нажал на кнопку отбоя и ждал. Как только уличный телефон зазвонил, де Борн сорвал с рычага трубку.
— Что стряслось? — спросил он.
— «Коса» выпущена на волю.
Мужчина нахмурился.
— Где? Когда?
— Площадь Объединенных Наций. Около пяти часов назад.
— Пять часов? Пять часов — это целая вечность. Ты не имеешь ни малейшего представления, как быстро эта дрянь распространяется в большом мегаполисе. Я должен добраться до ООН раньше, чем у них кончится вакцина…
— Берт! «Коса» генетически изменена. Теперь ее не победить ни одним из известных антибиотиков.
Холодный пот выступил на лбу министра обороны.
— Министерство национальной безопасности закрыло все входы и выходы с Манхэттена. Где ты сейчас?
— На севере острова, — ответил Бернард де Борн.
— Ты здоров?
— Пока да. Я был в безопасном месте, встречался с ведущими членами совета.
— И?..
— Они поддержали план, но теперь это не имеет значения, — сказал Бернард де Борн. — Все под большим вопросом.
— Не обязательно. Подумай: если эпидемия «Косы» вспыхнет в следующем месяце в Тегеране, это никого не удивит…
— Тише! О чем ты вообще говоришь? Если «Коса» проникнет за пределы Манхэттена в ее теперешней форме, все мы будем через месяц мертвы. Без вакцины «Коса» — это поезд-экспресс без тормозов. Мне нужно поскорее выбраться с острова, пока я не заразился. Где президент?
— В здании ООН. На карантине. Никого оттуда не выпускают.
— Президента и его окружение надо вывезти в форт Детрик и держать там в изоляции, пока мы не найдем лекарство. Я сейчас еду в ООН. Это мой единственный шанс. Звони мне на мобильный телефон, если будет что-то новенькое.
— Берт! Эта линия небезопасна.
— Никто не будет прослушивать наши разговоры. На Манхэттене — чума…
Отрывок взят из недавно обнаруженных, но еще не опубликованных воспоминаний хирурга Ги де Шолиака, жившего во времена «черной смерти» 1346–1348 годов.
Перевод со старофранцузского.
17 января 1348 года
Записано в Авиньоне, Франция
Чума распространяется по Авиньону.
То, что началось как шепот в ночи, теперь превратилось в вопли умирающих и горестные стенания их близких и родных. Спасения нет.
После первых жертв чумы болезнь за несколько дней свела в могилу их родных и тех, кто ухаживал за больными. Постоянно звонят колокола. Братские могилы быстро наполняются телами. Ужас пожирает души живых, в то время как холодная рука бродящей по улицам города Смерти касается тех, кто впредь будет избавлен от всех невзгод, что выпали на долю живых. Никто не может чувствовать себя в безопасности — ни взрослый, ни ребенок, ни кардинал, ни проститутка.
Крестьяне падают замертво за столиками харчевен и на церковных скамьях.
Некогда богатые и обширные домовладения вымирают до единого человека.
Службу в церквях уже некому отправлять. Оставшиеся в живых священники занимаются самобичеванием.
Больных и умирающих грабят в их же собственных спальнях, а потом воры и разбойники также умирают, пережив своих жертв на несколько дней.
Счет мертвым растет с каждым днем. Сначала в день умирали дюжинами, потом сотнями, теперь же речь идет о тысячах. Когда кладбища при церквях заполонили свежие могилы, папа освятил землю под новое кладбище. Когда и оно было заполнено, за городской стеной стали рыть огромные братские могилы. Все гробовщики заболели, и тогда крестьяне с окрестных холмов пришли и согласились собирать мертвых утром и днем и хоронить их к закату солнца за деньги, которые этим беднякам, должно быть, кажутся огромным состоянием. Тела сваливают в телеги одно на другое, свозят к братским могилам и аккуратно складывают рядами сотня за сотней. К ночи верхний ряд усопших забрасывают землей. А ночью дикие собаки и кабаны приходят, разрывают могилы и поедают зараженную плоть. То, что остается на скелетах, достается полчищам крыс.
Каждую ночь я засыпаю под бесконечный плач и стенания, что раздаются с улицы. Утром меня будят громыхающие по булыжникам мостовой телеги. Я со страхом осматриваю свое тело в поисках признаков смертельного недуга. К полудню очередь недавно заразившихся людей выстраивается у дверей моего дома. Матери кашляют, укачивая своих плачущих детей, мужья утешают жен. Я не в силах облегчить страдания всех тех, кто обращается ко мне за помощью. Их слишком много, а я бессилен перед чумой. К тому же моя врачебная помощь необходима папе, и я ухожу. Когда я вернусь, буду лечить тех, кто меня дождется. Надеюсь, я проживу достаточно долго, чтобы понять, что это за зараза и как с нею бороться.
Что касается чумы, то я знаю, что тело человека подвержено заболеваниям лишь тогда, когда нарушается внутренняя гармония. Для гибели такого числа людей должна быть веская причина. Несколько месяцев назад на звездном небе наблюдался редчайший астрономический феномен, во время которого Марс, Юпитер и Сатурн выстроились в одну линию. Потеря космической гармонии, в этом нет ни малейшего сомнения, привела к тому, что гибельные миазмы проникли на землю и заразили человечество. Влияние этих пагубных испарений гораздо опаснее в городе, поэтому те, кто побогаче, спасаются бегством из Авиньона, надеясь переждать мор в сельских шато.
Я молил Климента VI тоже покинуть город, но папа решил остаться. Впрочем, он согласился с моим предложением поставить в его опочивальне жаровни с тлеющими в них углями. Жар и пламя, если на то будет воля Божья, очистят воздух от зловредных миазмов. Пока мне удается спасать папу от чумы, но зловонные миазмы зла расползаются по городу. Боюсь, что самое худшее еще впереди.
Видя, с какой скоростью вирус свиного гриппа распространился в нескольких странах, Всемирная организация здравоохранения подняла уровень опасности до пятого по шестибальной шкале. Теперь вирус официально считается способным вызвать всемирную пандемию. Все страны должны ускорить свои приготовления…
Потеря привычного образа жизни может стать следствием экономического краха, быстро нарастающих климатических изменений, войн, непомерно высоких цен на нефть, эпидемии или непредсказуемой комбинации этих или иных факторов. При этом наибольшую тревогу вызывает поведение людей в случае утраты привычного образа жизни. Мы станем свидетелями либо социального коллапса, когда каждый человек будет сражаться за выживание, пытаясь возвыситься над другими, либо фашизма, при котором люди из-за страха перед хаосом отдадут всю полноту власти харизматичным вождям.
20 декабря
Секретариат ООН
Площадь Объединенных Наций
14:49
17 часов 31 минута до предсказанного конца света
Тридцатидевятиэтажное здание Секретариата ООН возвышается, словно отвесная скала, над площадью Объединенных Наций. Благодаря характерной прямоугольной форме и зеленым стеклам фасада это одно из наиболее узнаваемых строений в Нью-Йорке. Как часть комплекса зданий ООН оно считается «международной территорией» и его обитатели никогда не подпадали под американскую юрисдикцию… до сегодняшнего дня.
Вооруженные до зубов бойцы нью-йоркского подразделения войск быстрого реагирования рассредоточились по вестибюлю и на этажах Секретариата ООН. Чтобы не допустить распространения «Косы» через вентиляционную систему, во всем здании вырубили электричество. Теперь в помещениях было холодно, и это не способствовало хорошему настроению дипломатов.
Новые данные поступали в штаб ликвидации очага заражения каждый час. Шесть команд сотрудников центра контроля заболеваний обходили этаж за этажом, комнату за комнатой, обследуя запертых в них дипломатов.
Лифт приводил в движение автономный генератор. Доктор Рой Мохан и два сопровождающих его офицера подразделения войск быстрого реагирования в молчании доехали до семнадцатого этажа. Мохан прекрасно понимал глубину разворачивающейся трагедии. Полгода назад пьяный водитель забрал жизни его жены и новорожденного сынишки. Теперь врач работал в центре контроля заболеваний по шестьдесят часов в неделю, заглушая работой душевную боль утраты. За прошедшие четыре часа Рой Мохан осмотрел более семидесяти гражданских лиц и тридцать одного полицейского. То, что он увидел, разбудило в нем худшие воспоминания.
«Коса» была безжалостным убийцей, созданным так, чтобы распространяться быстрее любого из известных микробиологам вирусов. Чума производила на организм человека разрушительный эффект, вызывая у врача сверхъестественный ужас. Через несколько минут после заражения новый носитель сам заражал других людей через поцелуй, рукопожатие, объятия или кашель. Иногда достаточно было постоять возле зараженного человека. «Коса» косила людей, быстро распространяясь по зданию Секретариата ООН, который стал инкубатором для смертоносных бактерий.
— Доктор! Вы готовы?
Врач кивнул офицеру. Трое мужчин вышли из лифта. Один из полицейских постучал прикладом тазера в дверь под номером 1701. На табличке, прикрепленной к двери, значилось: «Демократическая республика Конго».
Через секунду дверь приоткрылась, и в щели появилось лицо двадцатилетнего молодого человека с кожей цвета зерен какао. Он прикрывал нос и рот окровавленным полотенцем и кутался в одеяло. Его темные, с желтоватыми белками глаза были расширены, и в них читался ужас.
— Mai… polado.
Офицер службы безопасности посмотрел на своего товарища.
— Кто-нибудь понимает по-африкански?
— Это лингала, — сказал доктор Мохан.
Врач вытащил из рюкзака пластиковую бутылку с водой. Мужчина схватил ее и жадно осушил.
— Вы говорите по-английски?
— Немного. Я учился в «Тасок»… Это американская школа в Киншасе. Меня зовут Мэтью Винсент Альберт Хокинс. Мои родители работают на правительство. Вы скажете мне, что нас убивает?
Ответил первый полицейский:
— Это сильный грипп. Мы должны осмотреть всех в помещении, а затем вернемся с лекарством.
— Вы лжете! Это не грипп!
Хокинс распахнул дверь.
В помещении находилось более дюжины человек. Большинство — темнокожие, но встречались и европейцы. В углу лежала женщина европеоидного типа лет пятидесяти. Лица людей укрывали газеты, и местами на бумаге проступали пятна свежей крови.
— Четырнадцать уже мертвы. Пятеро в соседнем офисе еще живы, но инфицированы. Я учусь на врача, так что не лгите мне. Что нас убивает?
— Бубонная чума, — ответил доктор Мохан. — Этот штамм распространяется очень быстро.
— Почему не использовать антибиотики? — задал вопрос Хокинс.
— К сожалению, мы не выявили тех, которые производили бы желаемый эффект.
Хокинс дернулся. Гнев исказил его лицо, а из носа вырвалось сердитое сопение. Опустив вниз одеяло, он разорвал ворот рубашки. На груди у молодого человека была сделана татуировка в виде льва, окруженного надписью «Mwana уа Congo». Над татуировкой, на ключице врач увидел большую, размером с яблоко, черную опухоль.
— Мы заслуживаем лучшего. Да?
— Да.
— Мои брат и сестра… Они хотят пить…
Доктор Мохан передал им рюкзак.
— Там вода и немного еды. Да поможет вам Бог.
Хокинс кивнул и закрыл за собой дверь.
Медицинский центр для ветеранов
Ист-Сайд, Манхэттен
14:44
Ли Нельсон стояла перед переносным пластиковым изолятором. Направив свет фонарика в полуоткрытые впалые глаза русской женщины, врач увидела, что ее зрачки реагируют.
Мэри Клипот барахталась в глубоких водах тошноты и бесконечной боли. Следуя за тонким лучиком света, она вынырнула на поверхность сознания.
— Дана! Меня зовут доктор Нельсон. Вы понимаете по-английски?
— Мой ребенок?
— С вашим ребенком все в порядке. Нам пришлось делать кесарево сечение.
«Маленький Исусик родился!»
— Дана! Послушайте меня. С вашим ребенком все хорошо, но вы очень… очень больны. Надо подождать, пока вам станет лучше. Антибиотики скоро начнут действовать.
— Принесите мое дитя…
Слова забулькали в горле, полном смешанной со слюной крови.
— Дана! У вас заразное заболевание.
— Ребенок не заразится, — сказала больная. — Я сделала ему прививку против «Косы».
— Косы?
— Против бубонной чумы… Новый штамм… Выращен в моей лаборатории…
Кровь отхлынула от лица Ли.
— В какой лаборатории?
Мэри закашлялась кровью, затем облизала губы, но кровь осталась на них.
— В форте Детрик.
— И вы его вырастили? — переспросила доктор Нельсон.
— Антибиотики бесполезны… Антидот — в машине… В ступице запасного колеса…
— Где ваша машина?
— Ее забрал буксир… сегодня утром… с… возле ООН… Принесите мне антидот, и я скажу, как им пользоваться.
Научно-исследовательский институт инфекционных заболеваний армии Соединенных Штатов Америки Форт Детрик
Фредерик, Мэриленд
14:53
Спутниковая карта Манхэттена, сделанная в реальном времени, отображалась на стосорокадюймовом проекционном экране. На ней были видны улицы и отдельные здания. Красными точками обозначали поддающееся проверке количество инфицированных в определенном районе. Сбоку изображения приводились цифры.
Хуже всего дело обстояло в Нижнем Ист-Сайде, где на территории четырех кварталов, окружающих площадь Объединенных Наций, выявили до двух сотен инфицированных.
Впрочем, куда большее беспокойство у полковника Звавы вызывало растущее число зараженных в других районах Манхэттена, а именно в Верхнем Ист-Сайде, на Ленокс-Хилл, в Центральном и Восточном Гарлеме, где болезнь распространилась в западном направлении до площади Линкольна и Манхэттенвилля. Каждый новый прыжок «Косы» начинался с единичного случая заражения. Ничего не подозревающий человек инфицировал сначала членов своей семьи и друзей, а потом и медицинских работников. Чума распространялась с чудовищной скоростью.
Полковник Звава посмотрел на настенные часы.
«До следующей пресс-конференции мэра Кушнера осталось семь минут, а от президента — ни слуху, ни духу».
Словно прочитав его мысли, черный монитор на стене ожил, показывая Эрика Когело. Президент выглядел уставшим и мертвенно-бледным.
— Приношу извинения за опоздание. Свет выключили, но мы кое-как выходим из сложившегося положения. Наши мониторы в конференц-зале не работают. Вице-президент на связи?
— Да, мистер президент. Я сейчас нахожусь в оперативном центре вместе с государственным секретарем Клауснером. Кроме того, я пригласил на совещание генерал-лейтенанта Фолино из Национальной гвардии и адмирала Огрена из береговой охраны. Они мобилизовали силы для охраны мостов, туннелей и водных путей, ведущих из Нью-Йорка.
— Кто принял решение задействовать подразделение «Свобода»? — спросил Когело.
Вице-президент с раздраженным видом нахмурился.
— Об этом лучше спросить у госсекретаря Клауснер.
Гарриет Клауснер не стала прятаться в кусты.
— Я отдала приказ, мистер президент. Глава Министерства национальной безопасности позвонил мне лично по пути в Нью-Йорк и прямо заявил, что на мобилизацию и переброску Национальной гвардии потребуется три часа. Счет шел на минуты. Все пути с Манхэттена следовало перекрыть как можно скорее, и я позвонила командованию подразделения «Свобода». Они прислали роту из Джерси-Сити. Я делала то, что посчитала нужным.
— Понятно, — сказал президент. — А кто командует иностранной полицией?
— Я, мистер президент.
На экране появилось лицо голубоглазого коротко стриженого мужчины с волосами пепельного цвета. Его акцент выдавал выпускника военного училища сухопутных войск в Сандхерсте, графство Беркшир.
— Джеймс О'Нил, Вооруженные силы Великобритании, исполняющий обязанности командира подразделения «Свобода». Позвольте мне развеять ваши опасения, мистер президент. Взаимодействие с гражданским населением — это специализация моих ребят. Подразделение «Свобода» несло службу в Косово, Сьерра-Леоне, Северной Ирландии…
— Я не ставлю под сомнению вашу профессиональную пригодность, мистер О'Нил. Меня беспокоит то, что госсекретарь приняла решение задействовать международные силы полиции в ситуации, которая является нашим внутренним делом.
— Со всем уважением, сэр, но должен заметить, что сложившаяся обстановка полностью отвечает ситуации, ради устранения которой и было при вашем предшественнике сформировано подразделение «Свобода». В случае возникновения чрезвычайной ситуации мы проводим мобилизацию быстрее, а действуем эффективнее, чем Национальная гвардия.
— Мы высоко ценим ваше рвение, но сложившееся положение вещей требует деликатности и присутствие подразделения «Свобода» может только навредить. Генерал Фолино!
— Да, сэр.
— Сколько времени понадобится на то, чтобы заменить иностранную полицию нашими войсками?
— Мы мобилизовали боевую группу первой бригады третьей пехотной дивизии. Они в пути с мест дислокации в форте Стюарт, штат Джорджия. Что же касается Национальной гвардии, то нам придется снять одну или даже две дивизии, которые сейчас заняты возведением дамб на берегах Миссисипи.
— В любом случае американские войска должны заменить подразделение «Свобода». Понятно, генерал? Полковник Звава! Какова ситуация на территории комплекса ООН?
— Плохо, сэр. Люди из аэромедицинских карантинных команд и центра контроля заболеваний не справляются из-за большого количества инфицированных. Мы готовимся к эвакуации на остров Говернорс.
— Подождите… Вы говорите, что мы потеряли ООН?
— Мистер президент! Уже несколько часов, как мы потеряли Манхэттен.
— Манхэттен… Боже правый…
— Сэр! Мы надеемся, что к семи часам вечера сможем подготовить подходящие помещение. Тогда мы пришлем вертолеты за членами американской делегации и другими выжившими делегатами. Сейчас все лаборатории четвертого уровня заняты разработкой эффективного антибиотика, который справился бы с мутировавшим штаммом вируса.
— Говорите прямо, полковник, — сказал Когело. — Вы собираетесь переправить нас на остров Говернорс и держать там в карантине. Я прав?
— Да, в карантине. Там вы будете находиться под рукой, и в случае обнаружения эффективного антибиотика нам будет легче лечить вас.
— Но ведь мы потеряем Манхэттен?!
— Да, сэр. Вне Манхэттена не зафиксировано ни единого случая заражения, а на острове «Коса» распространяется с ужасающей быстротой. Каждый очаг заражения подобен пожару в зарослях кустарника. Мы давно потеряли контроль над ситуацией.
— Генерал Фолино! Могут ли ваши войска поддерживать карантин?
— Пока еще да. Ситуация подобна перегону скота. Дюжина ковбоев на лошадях сможет управиться со стадом, если животные не напуганы. Когда же количество заболевших достигнет критического уровня, стадо испугается, и нам придется иметь дело с самоорганизовавшейся толпой в несколько сотен тысяч человек. И тогда наши люди не смогут поддерживать порядок.
— Что вы посоветуете? — спросил Когело.
— Поручите мэру очистить улицы от людей. Пусть никто не выходит из дома. Затем ввести военное положение. Гражданские, собираясь на улицах, способствуют распространению «Косы». Любые общественные беспорядки станут угрозой карантину.
— Адмирал Виллик!
Стивен Виллик, председатель Объединенного комитета начальников штабов, появился на экране.
— Я согласен. По моему мнению, сейчас наибольшую угрозу представляют сто тысяч жителей пригородов, которые застряли в пробках на манхэттенских мостах и в туннелях. Беспокойство среди гражданских нарастает, и мы предполагаем, что массовая лобовая атака транспортных средств может прорвать наши заслоны. В случае прорыва мы взорвем мосты. Для побега с острова можно также использовать Гарлем, Гудзон и Ист-Ривер. В данный момент мы уже патрулируем береговую линию от Бронкса до Квинса, а также остров Рузвельта. Еще два катера береговой охраны находятся на пути к месту несения боевой охраны. Вскоре ожидаем транспортный самолет с беспилотными летательными аппаратами последней модификации на борту. Сейчас нам крайне важно, чтобы мэр выиграл время, и мы смогли выдвинуть наши части на позиции.
— Сколько это займет времени?
— Два часа.
Президент помассировал себе виски, прикрыл глаза, задумался…
— Свяжите меня с мэром Кушнером, — наконец приказал он.
Кинотеатр «Солнечный свет»
Нижний Манхэттен
14:47
Шелби Моррисон ела попкорн из большой пластиковой банки, которую поставила себе на колени. Ее подруга Джейми набирала текстовое сообщение на мобильном телефоне.
— Брент Трип пригласил меня, — сообщила она подруге.
— Прислал эсэмэску из Джорджии?
— Он симпатичный.
— Ш-ш-ш! — шикнула дородная женщина, которая сидела через ряд за спинами девочек.
Шелби понизила голос.
— Он похож на бойскаута.
— Да… на скаута-орла.[35] Он — крутой, хочет стать кинорежиссером…
— Серьезно?
— Ш-ш-ш!
— Сама потише!
Шелби схватила пригоршню попкорна и вскрикнула, поджав ноги вверх.
— Джейми! Что-то коснулось моей ноги!
— Собака?
— Нет… думаю, крыса…
— Ой! Боже мой!
Джейми Рамсон подняла ноги вверх и увидела, что большая черная крыса ползет по штанине ее джинсов.
— А-а-а-а-а!
Ударом банки с попкорном испуганная девочка сбросила грызуна с ноги.
Полчища черных крыс затопили пол кинозала, запрыгивали на сиденья. Люди с визгом бросились по проходу к дверям.
— Бежим!
Шелби, перепрыгивая с места на место, наступила на крысу и подвернула ногу.
Включили свет. Девочки увидели перед собой дородную женщину в шубе, которая бежала по главному проходу. Несколько крыс запрыгнули ей на спину.
Джейми схватила Шелби за руку и поспешила сквозь толпу к экрану, возле которого спасительным светом сиял распахнутый выход. Люди толкали их отовсюду. В водовороте пальто и курток девочки неслись вперед. Они хватались за одежду бегущих людей, отчаянно стараясь сохранить равновесие, и молились.
Холодное дыхание декабря. Серый дневной свет. Девочки бежали по переулку… мимо мусорного контейнера, переполненного пластиковыми пакетами с отходами… мимо бездомного, который корчился, лежа на боку… Он был настолько пьян, что не мог отбиваться от дюжины крыс, облепивших его рваную одежду, которые вгрызались зубами в человеческую плоть.
С криком они неслись в толпе по проезжей части Хьюстон-стрит, остановив тем самым движение.
— Боже мой! Боже мой! Меня сейчас стошнит.
— Шелби! У меня кровь на ноге. Кажется, она меня укусила.
— Серьезно? Боже мой! Джейми! Ты истекаешь кровью!
— О, Господи! Я умру?
— Нет. Все будет хорошо. Людей часто кусают крысы. Надо только промыть рану, а то ты можешь заболеть бешенством. Пойдем.
Чайнатаун
14:51
Чайнатаун на Манхэттене — здесь работают и живут более 160 тысяч человек. В лабиринте узких улочек бродят уличные торговцы. Там же расположились множество овощных, рыбных и ювелирных магазинов и пара сотен «настоящих» китайских ресторанов. Впрочем, Чайнатаун знаменит не только дим-самами[36] и дешевыми духами. В этом азиатском квартале процветает черный рынок. В задних комнатках магазинчиков, в подвалах и переулках торгуют дешевыми подделками солнцезащитных очков и сумочек от прославленных кутюрье.
Гави Кантор обходила Мотт-стрит в поисках рождественского подарка для своего нового бойфренда Шона-Рея.
Парень, который стоял на стреме, внимательно осмотрел белую девочку, и, когда она приблизилась, подал сигнал напарнику, и тот кинулся к Гави.
— «Прада»… «Гуччи»… «Коуч»… Хочешь «Прада»?.. Или «Гуччи»? Я сделаю большую скидку.
— Я ищу часы для своего парня, — сказала девочка.
— Сколько у тебя денег?
— Сорок долларов.
— Ну-у-у… Могу предложить «Сейко» или «Таймекс». Стой! Как насчет «Ролекса»?
— За сорок долларов? Ты шутишь?
— Нет. Они выглядят как новые, хорошо идут. Тебе понравится. Даже коробка есть. Пойдем со мной. Я тебе покажу.
Представляя себе, как обрадуется Шон-Рей Далински, наивная тринадцатилетняя девочка последовала за новоявленным Гамельнским Крысоловом в узенький боковой переулок, а затем вниз по ступенькам в полутемный подвал большого здания из красного кирпича. Там ее ждал длинный коридор, заканчивающийся тьмою…
Таймс-сквер
Пересечение Бродвея и 45-й улицы
Мидтаун, Манхэттен
15:02
Это сердце Манхэттена, его Мекка. Двенадцать кварталов театров, кинотеатров и концертных залов, над которыми высятся сверкающие громадины небоскребов. Повсюду экраны, на которых постоянно крутят рекламу…
Застрявшие в дорожной пробке водители и прохожие — около четверти миллиона человек — смотрели на шесть гигантских экранов с высоким разрешением, на которых мэр делал заявление для прессы.
— …Чтобы предотвратить распространение вируса и создать условия, при которых медики смогут эффективно лечить инфицированных, мы вводим комендантский час с семнадцати ноль-ноль. Каждый, кто появится на улице после этого времени, будет арестован. Тех, кто застрял на мостах и автострадах, мы эвакуируем автобусами в Мэдисон-сквэр-гарден,[37] где они проведут ночь. Комендантский час будет действовать до тех пор, пока Министерство здравоохранения не объявит, что опасность заражения миновала…
По толпе прокатился стон.
На больших экранах репортеры наперебой выкрикивали вопросы.
— Мистер мэр! ООН сейчас на карантине. Что с президентом Когело?
— Президент Когело, работники его администрации и члены делегаций ООН будут находиться в полной изоляции до тех пор, пока не исчезнет опасность. Президент просит всех соблюдать те же меры безопасности.
— Насколько опасен вирус? Каков процент смертельных случаев?
— Болезнь чрезвычайно заразна, но никто не говорит, что она смертельна.
— Извините, мэр Кушнер, но мы сами видели команды медиков на площади Объединенных Наций. Все они в костюмах биологической защиты. Эта видеозапись есть на «ютубе»! Как вы можете, глядя нам в лицо, заявлять, что вирус не смертелен?
В толпе среди взволнованных и испуганных владельцев магазинов, туристов и бизнесменов шел Санта-Клаус, одаривая окружающих отнюдь не рождественскими подарками.
Хит Шелби в костюме Санты, пошатываясь, брел куда глаза глядят. У него начался жар. Все тело болело. Белые пряди парика прилипли к покрытому испариной лбу. Капельки крови, которой он кашлял, забрызгали ватную бороду. Его подташнивало.
— Мистер мэр! Как вы можете, глядя нам в лицо, заявлять, что вирус не смертелен?
«Смертелен…»
Волонтер Армии спасения взглянул на большой экран, установленный на усеченном треугольнике здания, которое ньюйоркцы называют башней Таймс.
«Беременная на площади Объединенных Наций? Она ведь была больной».
Сердце Хита Шелби сильнее забилось. Он был похож на человека, которому только что вынесли смертный приговор. «Надо куда-то бежать. Надо добраться до больницы». Но вокруг бурлило людское море. Само его присутствие угрожало жизни этих людей. Его распирали гнев и отчаяние, но вокруг были люди, и Шелби не мог позволить себе пойти на поводу у своих чувств.
Расталкивая людей, мужчина нетвердым шагом подошел к мусорной урне. Его стошнило.
— Мама! Смотри! Санта-Клаус заболел!
Мама покачала головой.
— Это не Санта, дорогая. Это какой-то пьяница.
— Нет, мама. Он болен. Смотри! У него кровь.
Женщина повернулась и посмотрела на Хита Шелби.
— Боже! У него вирус. Он больной!
Подхватив на руки шестилетнюю дочь, мамаша бросилась в толпу с криком:
— Он заразный! Посторонись!
Головы прохожих повернулись в сторону Шелби.
Поняв, что о его болезни догадались, мужчина вытер рот и пошел сквозь толпу, заражая «Косой» все новых и новых прохожих.
Пересечение 38-й Западной улицы и 12-й авеню
Манхэттен, Нью-Йорк
15:19
Таксист посмотрел в зеркало заднего вида на симпатичную брюнетку в респираторе.
— Мы попали в пробку. Полицейский участок за шесть кварталов. Вам будет быстрее добраться туда пешком.
Расплатившись с таксистом, Ли Нельсон вышла из машины на тротуар. Повсюду сновали нервные прохожие. Женщина задержалась на секунду, чтобы забрать свои вещи из машины, как ее толкнули. Многие прохожие прижимали к уху мобильные телефоны. Они скорее кричали, чем говорили…
— Позвони сенатору! Я дал двадцать штук на его прошлую предвыборную кампанию! Пусть он вытащит меня с этого чертового острова!
— Дорогая, я не знаю, когда вернусь домой. Они перекрыли все дороги. Думаю, мне придется ночевать в офисе.
Полицейская автостоянка находилась возле туннеля Линкольна, самого оживленного из подземных туннелей в мире. Вход в него расположен в самом сердце Манхэттена. По шести автодорогам, проложенным под рекой Гудзон в трех «трубах» туннеля, из центра Нью-Джерси на Манхэттен и обратно ежедневно проезжает до ста двадцати тысяч автомобилей.
Следуя указателям, Ли Нельсон добралась до Четыреста девяносто пятой федеральной автострады. Дойдя по ней до 5-й авеню, она остановилась. Сцена, открывшаяся ей, напоминала сюрреалистичный сон.
Шлагбаумы контрольных постов были опущены, туннель Линкольна перекрыт, а на автостраде и прилегающим к ней улицам, насколько хватало обозрения, тянулась бесконечная, непроходимая, словно завал на лесной дороге, череда легковых машин и автобусов. Пассажиры выходили из них и выкрикивали оскорбления в адрес вооруженных представителей портовых властей и полицейских. Кто-то собирался небольшими группами и обсуждал возможность бунта.
— Какого черта нас отправляют в Мэдисон-сквэр-гарден? Что мы там забыли?
— Помните, что случилось с людьми, которые во время урагана Катрин сидели под крышей спортивной арены «Супердоум» в Новом Орлеане?
— Мне нужна еда и горячая ванна. Возьми ребенка и запри машину. Мы уходим отсюда.
Полторы мили до штрафной автостоянки Ли преодолела за двадцать минут. В полицейском участке царил хаос. Патрульные и спецназовцы, многие в противогазах, без конца входили и выходили из него.
Ли Нельсон с трудом протиснулась к столику дежурного.
— Меня зовут доктор Нельсон. Я к вам по очень срочному делу. Я ищу машину, которую отбуксировали к вам сегодня утром.
— Извините, доктор, но мы не выдаем машин до тех пор, пока ситуация в городе не стабилизируется, — заявил полицейский.
— Мне не нужна машина. В машине лекарство. У меня умирает больная…
Проспорив еще минут десять, женщина вытащила кредитную карточку и заплатила штраф.
Белая «хонда» с вирджинскими номерами на вид казалась непримечательной. Но все же неприятный холодок пробежал по спине женщины при виде автомобиля. Ли Нельсон наблюдала за тем, как полицейский просунул разводной ключ под крышку багажника и взломал замок. Завыла противоугонная сигнализация.
Надев резиновые перчатки, Ли Нельсон сняла лежащую сверху запаску. Под ней оказался ящичек из полированного дерева размером с сигарную коробку. Открыв две шарнирные защелки, Ли откинула крышку. Внутри в пенопластовых углублениях располагались двенадцать небольших закупоренных пробирок с прозрачной жидкостью.
Сверху лежал сложенный листик бумаги с текстом следующего содержания:
«Коса МК-36». Вакцина (антидот).
Инструкция. Принимать внутрь. Одна доза рассчитана на одного пациента.
Побочные последствия. Антибиотик содержит сильный нейромедиатор, способный проникать в кровь и воздействовать на мозг. Может вызывать галлюцинации. Гнев и раздражительность обостряют симптомы. Пациент должен оставаться спокоен. Не оставляйте пациента одного в течение 6–12 часов после применения антибиотика.
Ли вытащила мобильный телефон из кармана и нажала кнопку быстрого набора.
— Доктор Кларк! Это доктор Нельсон. Она у меня!
— Вы уверены, что это та вакцина?
— Не знаю наверняка. Надо проверить ее на пациентах. Но женщина умоляла меня привезти ей эту вакцину.
— Когда вы сможете добраться до центра? — спросил доктор Кларк.
— Примерно через час.
— Хорошо. Я предупрежу людей в центре контроля заболеваний. Отлично справились, доктор Нельсон. Возможно, вы спасли нас от пандемии чумы.
Адреналин бушевал в крови. Сердце учащенно билось в груди. Ли раскрыла рюкзак и осторожно положила коробочку между медицинским халатом и шерстяным шарфом. Поправив респиратор на лице, женщина спортивным шагом пошла прочь от штрафной автостоянки.
Центральный парк, Манхэттен
15:42
Он расположен в самом сердце Манхэттена. Это самый посещаемый парк в Соединенных Штатах. Две и шесть десятых мили — в длину, полмили — в ширину. Великолепный образчик «дикой» природы, созданный руками людей. 136 акров леса, 250 акров лужаек и 150 акров поверхности рек и искусственных озер. Самое большое из них, водохранилище Жаклин Кеннеди-Онассис площадью 106 акров, вмещает более миллиарда галлонов воды. 58 миль пешеходных дорожек. Четыре с половиной мили верховых троп для катания на лошадях. Общая длина скамеек составляет семь миль. 21 спортивная площадка. 36 мостов и проходов под арками. Самое высокое строение вздымается на высоту в 71 фут — гранитный обелиск весом 244 тонны, вытесанный в Древнем Египте около 1500 года до н. э. Весь Центральный парк покоится на образовавшейся 450 миллионов лет назад породе кристаллического сланца.
Марта Эванс было тридцать шесть лет. Рядом шла Тина Вилкинс, ее подруга и любовница. В сплошном людском потоке они направлялись на юг по Вест-драйв. Извилистая дорожка вывела их к построенному из валунов искусственному гроту, называемому Пул. Здесь одиннадцать лет назад женщины и познакомились. Тогда была весна, и берега озера покрывала сочная зеленая трава. Теперь всюду лежал снег, ивы стояли голые, без единого листочка, а водную гладь озера покрывала тонкая корка льда.
Марта толкала перед собой легкую детскую коляску с их пятилетней дочерью Габи. Лесбийская пара жила в Де-Мойн, штат Айова, но это Рождество женщины решили встретить в Нью-Йорке. Утром они побывали в киноконцертном зале «Рэдио-сити», а после обеда планировали посмотреть большую рождественскую елку в Рокфеллер-центре.
Теперь женщины хотели одного — живыми выбраться с Манхэттена.
Вместе с тысячами других напуганных граждан они двигались к одному из пунктов сбора, о которых можно было узнать из спешно напечатанных листовок. Слева находилось водохранилище, такое огромное, что на его поверхности свободно бы уместились десять кварталов города. Американские вязы росли по обеим сторонам аллеи, и их ветви смыкались над головами идущих по ней людей. Тонкие ветви мелькали в сером небе, словно кадры из «Сонной лощины».
Через четверть часа они добрались до Великой поляны. Впереди, на скале Виста-Рок, красовался Бельведерский замок. Его каменные стены возвышались над театром «Делакорте». Там собралось около десяти тысяч человек, а еще больше было на подходе. Под их ногами пятьдесят пять акров покрытой снегом поляны превратились в грязное месиво.
Высоко над сценой висел большой виниловый транспарант:
ГОРОД НЬЮ-ЙОРК ПРЕДСТАВЛЯЕТ
«УОЛТ ДИСНЕЙ» НА ЛЬДУ
28 ДЕКАБРЯ — 7 ЯНВАРЯ
Добровольцы устанавливали микрофон и систему местного оповещения на сцене амфитеатра. Глаза всех присутствующих неотрывно следили за белым мужчиной лет шестидесяти. У него были темные, зачесанные назад волосы и загар жителя Флориды. Пройдя через сцену, мужчина остановился у микрофона.
— Меня зовут Лоуренс Гершман. Я был помощником заместителя министра обороны во время второго президентского срока Буша. Я пришел сюда, чтобы с полной ответственностью заявить: нам лгут. Если мы не предпримем решительных действий, то вскоре умрем.
Толпа зашумела.
— То, что я сейчас вам скажу, является секретной информацией. Долгие годы правительства США и других западных стран планировали использовать пандемию, более беспощадную к людям, чем испанка, которая в 1918 году свела в могилу тридцать миллионов человек. Фармацевтическая промышленность по уши погрязла в этом. Правительство имеет тайные контракты на массовое производство вакцин от генетически измененных вирусов, которые создают сумасшедшие ученые, работающие на Министерство обороны США. С их помощью намереваются истреблять население враждебных государств. Уверен, что именно один из подобных вирусов случайно выпустили возле здания ООН сегодня утром. Эти сумасшедшие ублюдки напортачили и теперь упустили контроль над ситуацией. Военные никого не пускают внутрь, но количество трупов растет там так быстро, что власти не знают, что с ними делать. В мегаполисе, подобном Манхэттену, вирус распространяется со скоростью лесного пожара.
Тина схватила Марта за руку. Женщины дрожали от страха.
— Есть только один способ выжить, и действовать нужно немедленно, до того как в людей начнут стрелять на улицах. Завяжите нос и рот, наденьте перчатки и бегите… бегите с острова. Идите по туннелям метро, плывите, если придется, но выбирайтесь отсюда, пока вы не попали в мешок для трупа.
Пять к одному, детка, один к пяти.
Никто из нас не выйдет отсюда живым!
У тебя свое, детка,
А у меня свое!
Если попытаться, детка, все получится!
20 декабря
Научно-исследовательский институт инфекционных заболеваний армии Соединенных Штатов Америки Форт Детрик
Фредерик, Мэриленд
15:47
15 часов 28 минут до предсказанного конца света
Полковник Джон Звава вздрогнул, когда мобильный затрезвонил в заднем кармане.
— Говори, Джей!
— Возможно, мы нашли нашу беглянку. В центр контроля заболеваний только что позвонили из местной больницы. У них чумная больная, которая утверждает, что знает, где находится вакцина от «Косы». Описание подходит под внешность Клипот.
Сердце полковника чаще забилось в груди.
— Где сейчас вакцина?
— В багажнике взятой напрокат машины, которая находится на стоянке конфискованных полицией автомобилей.
— Какой адрес?
— Теперь это не важно. Директор больницы отправил помощницу забрать вакцину. Сейчас она возвращается обратно.
— Больница далеко от тебя? — задал вопрос полковник.
— В Ист-Сайде, но из-за дорожных пробок я не доберусь туда и за час. Я не могу вдаваться в подробности. Эвакуация назначена на семь часов вечера.
— Хорошо. Я посылаю отряд захвата. Какая больница?
— Медицинский центр для ветеранов на Ист-Сайде.
Верхний Ист-Сайд
15:45
В течение двух часов раздраженная до предела женщина на черном «шевроле» лавировала между заполонившими улицы города автомобилями. Она то и дело включала сирену, но это не помогало. Выбарывая каждый дюйм, «шевроле» двигался на юг по Парк-авеню.
Вот показалось четырехэтажное здание из известняка, выдержанное в неоклассическом стиле. Повернувшись к мужчине, развалившемуся на пассажирском сиденье, Шеридан Эрнстмайер с силой пихнула его в бок. Эрнест Лозано проснулся.
— Что? — спросил он.
— Мы проезжаем мимо Совета по международным отношениям. Может, отсидимся там?
— Может…
Лозано перегнулся через спинку сиденья и осторожно коснулся колена Бертрана де Борна.
— Извините, что разбудил вас. Мы проезжаем мимо Совета по международным отношениям. Может, нам остановиться?
— И какого хрена нам туда переться? — рассердился министр обороны. — Или ты думаешь, что у Совета по международным отношениям стойкий иммунитет к «черной смерти»?
Шеридан мысленно улыбнулась.
— Нет, сэр. Я просто подумал… — промямлил Лозано.
— Если бы ты «подумал», то вместо придурочного женишка Клипот занялся бы непосредственно ею!
В кармане завибрировал мобильный телефон, и де Борн умолк. Протерев глаза со сна, министр обороны ответил на звонок.
— Говорите.
— Хорошая новость. Оказывается, есть вакцина.
Сердце де Борна бешено запрыгало в груди.
— У кого?
— Сейчас ее везут в медицинский центр для ветеранов. Сделай себе прививку, и мы тебя вывезем по воздуху. Скажем, что ты входил в команду медиков, которые собирали образцы крови для нового антибиотика. Ты станешь героем. Пресса преспокойно все схавает.
— Большое спасибо, — сказал де Борн. — Я позвоню, как только прибуду на место.
— Только будь осторожнее. В новостях сообщают, что местные выходят из-под контроля.
Медицинский центр для ветеранов
Ист-Сайд, Манхэттен
15:49
В безмолвной пустоте стерильной палаты, которая не имела ни воспоминаний, ни надежд на будущее, Патрик Шеперд смотрел на картину на пожелтевшей стене, изображающую дом на берегу моря, и думал, как бы сложилась его жизнь при других обстоятельствах.
«Что сказал психиатр? Все имеет причину и последствия. Устрани причину — и ты устранишь последствия. Я отправился на войну, и Беатриса меня бросила. Я вернулся с войны, и моя семья приехала в Нью-Йорк. После стольких лет… Зачем? Может, она хочет официального развода? Может, это вообще не имеет ко мне никакого отношения? Кто знает?»
Патрик потянулся к картине своим протезом, пытаясь взять деревянную раму, но неудачно… Попробовал снова… Опять ничего не вышло…
Разгневанный мужчина дернул стальной рукой и сбил картину со стены.
«Перестать вести себя, как безмолвная жертва. Найди Беатрису. Узнай, почему она здесь. В любом случае пришло время действовать».
Район Бэттери-парка, Манхэттен
15:51
Беатриса Шеперд перебирала содержимое последней картонной коробки. Старые рукописи в резиновых лентах… С ними связаны приятные воспоминания, вот только в ее новой квартире не так уж много места. Женщина выкинула их в мусорное ведро, которое специально приготовила для макулатуры.
На дне картонной коробки лежала пластиковая папка. Отклеив пожелтевший скотч, Беатриса открыла ее. Несколько нераспечатанных конвертов. Фотография в рамке. Она вытерла пыль со стекла. Мужчине на фотографии было лет двадцать пять. Одет в солдатскую рабочую одежду песочного цвета. Пуговицы на груди расстегнуты.
Глаза женщины наполнились слезами. Некоторое время она смотрела на фотографию, а затем поставила ее на книжную полку возле телевизора с плоским экраном. Она пока не знала, как объяснит это дочери.
Ее глаза остановились на экране телевизора. Показывали новости, но звук был выключен. Найдя пульт дистанционного управления, Беатриса включила звук. После слов «пандемическое заболевание» и «комендантский час» она набрала номер мобильного телефона дочери. После четвертого звонка включилась функция голосовой почты.
— Это мама. Перезвони мне, как только сможешь.
Лишь только трубка коснулась рычажка, телефон зазвонил.
— Где ты?
— Извините. Это миссис Шеперд? — Голос принадлежал пожилому мужчине.
— Да. А вы кто?
— Вы меня не знаете, мэм. Я звоню по поводу вашего мужа, Патрика. Сейчас он в Нью-Йорке, и ему нужно срочно увидеться с вами.
Гамильтон-Хайтс, Нью-Йорк
16:02
Перед открытым лэптопом на полированном бамбуковом полу сидел в позе лотоса тибетский монах. Микротонкие провода тянулись из задней панели мини-компьютера по полу через открытую дверь на балкон седьмого этажа, выходящий на реку Гудзон. Там они соединялись с небольшой спутниковой тарелкой, укрепленной на кирпичной стене.
Старейшина медитировал.
Катер береговой охраны проплыл на юг по реке. Рокот сдвоенного двигателя отдавался многократным эхом вибрации во всем теле монаха.
Ровно в 16:08 Гелут Паним открыл глаза. Он взял японскую маску театра кабуки, которая лежала у его правого колена, и надел на лицо. Заработал спутниковый канал связи. Экран мгновенно разделился на девять равных квадратиков (три ряда на три колонки). Восемь по-разному разукрашенных масок уставились на Гелута Панима. В левом верхнем углу находилось изображение его собственной маски. Седьмой квадрат на экране был пуст.
Многие опасались, что это «собрание» Общества девяти неизвестных станет последним.
Прежде чем заговорить, Старейшина «прощупал» биоритмы каждого из братьев.
— Друзья мои! Мир изменяется у нас на глазах. Первую костяшку домино в ряду стоящих за ней повалили.
— «Коса» не должна была стать первой костяшкой домино. Клипот сыграла роль «дикой» карты.[38]
— Верно, Номер Четвертый. Но мы точно не знаем, является ли Клипот на самом деле «дикой» картой или в события вмешалось Провидение. В любом случае ее поступок изменил план иллюминатов.
— Я бы подождал пару дней, прежде чем называть это божественным вмешательством. Может статься, что все люди, за исключением тех, кто носит набедренную повязку, умрут к истечению этого строка.
— Не исключено, Номер Второй, но я чувствую, как в сферах небесного происходят важные изменения. Творец решил вмешаться прежде, чем служители зла вовлекут нас в Третью мировую войну.
— Де Борн и его иллюминаты не захотят спокойно уйти в небытие, — произнес Номер Пятый с сильным франко-канадским акцентом. — Они разожгут пожар так же легко, как Чейни убедил американцев в том, что Саддам должен ответить за одиннадцатое сентября. Мы и оглянуться не успеем, как Мэри Клипот станет мусульманкой-фундаменталисткой, а возглавляемая США коалиция вторгнется в Иран. Россия и Китай проведут мобилизацию, после которой де Борн получит свою войну.
— Номер Четвертый! Где сейчас де Борн? — спросил Номер Восьмой.
— Мои люди сообщают, что все еще на Манхэттене.
Старейшина кивнул.
— С ним надо разобраться до исхода сегодняшнего дня.
— А как же быть с Номером Седьмым?
— Он со своей семьей очутился в нью-йоркской ловушке. Мобильная связь не работает, но я чувствую его присутствие.
— Вы собираетесь использовать его в качестве приманки? — спросил Номер Третий.
— Если действительно настал конец дней, во что мы все верим, Создатель изберет праведника ради того, чтобы дать человечеству последний шанс выжить и спастись. По причинам, мне пока неизвестным, семья Номера Седьмого избрана в качестве связующего звена между праведником и вышним миром. Отслеживая биоритмы Номера Седьмого, я смогу определить, произошла ли встреча, и в случае надобности предложу ему, или ей, свою помощь.
— А как же «Коса»?
— Моя иммунная система справится с вирусом, — ответил монах.
— Но Седьмой не имеет иммунитета против болезни. Не исключено, что они уже умирают.
— Да, Номер Шестой. Я почти уверен, что Седьмой и его семья заразятся еще до окончания этой ночи. Есть большая вероятность, что они умрут, как и все мы…
Бурные восклицания членов общества резко контрастировали с бесстрастным выражением масок.
Старейшина подождал, пока ропот стихнет.
— Многие люди умрут до утра дня зимнего солнцестояния. Остается уповать на то, что человечество переживет час очищения. «Коса» ниспослана нам, друзья мои, не в качестве нашего палача. Это испытание.
— Что нам делать?
Маска театра кабуки оставалась безучастной.
— Молиться.
Медицинский центр для ветеранов
Ист-Сайд, Манхэттен
16:18
Ли Нельсон бежала по 23-й Восточной улице. Здания медицинского центра виднелись впереди. Добежав до 1-й авеню, она замедлила бег, пораженная изменениями, произошедшими за каких-то полтора часа.
Стоянка для машин «скорой помощи» превратилась в зону сортировки больных. Очередь из нескольких сотен людей выстроилась от 1-й авеню и до 25-й Восточной улицы. Лица, закрытые респираторами и шарфами. Матери, качающие завернутых в одеяла младенцев. Мужья и жены. Друзья. Семьи и одиночки. Такое скопление людей лишь облегчало невидимому убийце его черное дело.
Медперсонал в халатах, марлевых масках, резиновых перчатках и черных полиэтиленовых накидках быстро осматривал прибывших, разделяя их на два потока: возле главного входа стояли палатки тех, чье заболевание вызывало сомнение; стоянку для автомобилей персонала отвели под больных, ждущих своей очереди.
Ли заметила доктора Кларка у дверей приемного отделения. За ним шли два интерна с одеялами.
— Раздавайте только детям младше двенадцати лет, — распорядился он. — Скажите полицейским…
— Доктор Кларк!
Заметив Ли Нельсон, он жестом просил ее оставаться на месте, затем взял чистую накидку со стопки лежащих у входа на столе и направился женщине навстречу. Их пути пересеклись посереди 1-й авеню. Доктор Кларк надел водонепромокаемую пластиковую накидку ей через голову.
— Сэр! Все эти люди… — начала Ли.
— Если они и были здоровы, когда приехали сюда, то теперь они наверняка больны. Сейчас мы пытаемся выиграть время, переводим их из одной зоны ожидания в другую. Где вакцина?
— В моем рюкзаке.
— Мы перевели рыжеволосую на четвертый этаж, подальше от новорожденной. Введите вакцину и доложите о результатах, — распорядился доктор Кларк.
Завыла сирена. Они оглянулись и увидели черный «шевроле», который заезжал на тротуар по 23-й улице.
— Министр де Борн! Что он здесь делает? — воскликнула Ли.
— Я займусь министром, а вы занимайтесь вакциной.
— Слушаюсь, сэр.
Патрик Шеперд вошел в больничную библиотеку. Его удивило, что в медиа-центре никого не оказалось. Пройдя мимо стеллажей с пожертвованными больнице книгами, он увидел компьютеры на столах. Патрик уселся перед монитором, вошел в интернет, ввел адрес и пароль электронной почты доктора Нельсон и бегло просмотрел содержимое ее корреспонденции. Тема «ЗАПРОС О ПРОПАВШИХ» заинтересовал его. Патрик кликнул по сообщению.
Доктор Нельсон!
Спасибо, что обратились к нам за информацией о Беатрисе Шеперд, 30–38 лет, имеющей дочь 14–16 лет. Мы провели поиски в базах данных 5 названных вами штатов, а именно, в Нью-Йорке, Нью-Джерси, Коннектикуте, Массачусетсе и Пенсильвании.
Найдено два человека, чьи данные соответствуют запросу:
1) миссис Беатриса Шеперд, проживающая на Манхэттене, город Нью-Йорк;
2) миссис Беатриса Шеперд, проживающая в Вайнленде, штат Нью-Джерси.
Также мы нашли 4 миссис Б. Шеперд в штате Нью-Йорк, 1 миссис Б. Шеперд в Нью-Джерси, 6 миссис Б. Шеперд в Массачусетсе и 14 миссис Б. Шеперд в Пенсильвании.
Для более детальной информации предлагаем обратиться в нашу детективную службу (Уровень 2). Наш гонорар составит $195.95.
Неловко наведя мышь, ветеран кликнул по адресной ссылке и распечатал страницу. Он поспешил к кабинке, в которой был установлен телефон, подключенный к системе платежей «Ай-Пей». Патрик сел за встроенный в стену стол и вставил карточку в телефонный аппарат.
Оставшийся кредит: 17 минут
Он начал набирать номер Беатрисы Шеперд, проживающей в Бэттери-парке, но вдруг понял, что не может совладать со своими нервами. Волна близкого к панике лихорадочного возбуждения накрыла Патрика с головой. Ему стало трудно дышать.
«Что я делаю? Что я ей скажу? Привет, детка, это Шеп! Я хочу к тебе вериться. Чушь!»
Он с раздражением грохнул телефонной трубкой по аппарату.
«Хорошенько обдумай, что ей сказать, осел. Вспомни, что сказал психиатр… Причина и следствие. Надо первым делом извиниться».
— Привет… а-а-а… Это Шеп. Извини, что оставил тебя и дочь и вступил в армию… Блин!
«Нет, не то. Лучше будет все записать на магнитофон».
Из кабинки Патрик поспешил к справочному столу. Поискав в выдвижных ящиках, он нашел то, что искал, — небольшой, размером с ладонь, магнитофон, на который ампутанты надиктовывали свои письма. Он вернулся в кабинку, собрался с мыслями и нажал на кнопку «Запись».
— Би… Это Шеп… Помнишь меня?..
Остановив запись, мужчина ее стер, а затем начал снова:
— Би! Это я, Патрик. Я вернулся, родная. Я сейчас нахожусь в Нью-Йорке, в медицинском центре для ветеранов. Возможно, это судьба так распорядилась, что мы оказались снова вместе на Манхэттене. Детка, меня ранило. Я не могу без тебя. Ты самый близкий мне человек, родная душа. Я хочу вновь увидеть тебя и нашу маленькую доченьку… Правда, она уже не маленькая…
Слова застряли в его горле. Мужчина сглотнул слюну.
— Я совершил чудовищную ошибку. Я разозлился и поступил опрометчиво. Детка, я не могу без тебя. Если ты сможешь меня простить…
Скрипнула, открываясь, дверь. Патрик смолк…
Мэри Клипот лежала на спине, привязанная за запястья и щиколотки ног к кровати. Пластиковый капюшон герметичного изолятора не давал зараженному воздуху проникнуть наружу. Внутри изолятора ужасно воняло. Зловонное дыхание больной заглушал запах ее пота. Больничный халат был перепачкан засохшей блевотиной. Даже после укола морфия боль и постоянная тошнота не давали ей забыться. Женщина дышала с трудом и бредила, а жар толкал ее на грань безумия. Зрачки расширены. Рот исказила гримаса боли. Губы побелели и потрескались. Желтые зубы окровавлены.
Прохладная жидкость омыла ее кровь живительной влагой. Дыхание стало более спокойным. Через несколько минут жар спал. Истерзанные болезнью внутренние органы заработали ровнее. Мэри открыла глаза.
Ли Нельсон стояла над ее кроватью, сжимая в руке пустую пробирку.
— Вакцина помогает? — спросила она.
Мэри Клипот хотела ответить, но в горле пересохло. Женщина закашлялась. Изо рта полетели сгустки крови.
Ли приподняла кровать так, чтобы больная могла полулежать под углом в сорок градусов, и через ручной манжет протянула Мэри пластиковую бутылочку с водой, вставив соломинку ей в рот.
Мэри начала жадно пить.
— Благослови тебя Господь, сестра.
— Кто вы? Что такое «Коса»? — спросила доктор Нельсон.
— Ослабь мои путы, и я все тебе расскажу.
Просунув свободную руку в открытый пластиковый манжет, Ли расстегнула кожаный ремень, которым правая рука больной крепилась к кровати.
Мэри согнула затекшую руку и сама отвязала запястье левой.
— А теперь скажите мне: что такое «Коса»? — повторила вопрос Ли Нельсон.
— Биологическое оружие… Генетически измененная пандемия. Это часть засекреченной биологической программы. Болезнь питается негативными эмоциями человека, особенно гневом.
— Гневом? Как такое возможно?
— Когда инфицированный человек раздражается, в его организме выделяются адреналин и норадреналин. Сердцебиение учащается, повышается кровяное давление, поражается поджелудочная железа… Чем больше сердится человек, тем быстрее болезнь распространяется по его организму. Вакцина… Вы принесли оба ящичка?
— Нет, — ответила доктор Нельсон. — Я нашла только один.
— Отведите меня к машине, и я покажу, где спрятан второй.
— Сначала скажите мне: кто выпустил «Косу» на Манхэттене?
— Бог. Он сделал меня своим сосудом, — ответила Мэри.
— Бог приказал вам «выпустить» созданный людьми штамм чумы?
— Да. После того как Господь сделал меня матерью своего ребенка. Где он? Принеси мне мое дитя!
«Она сумасшедшая. Кларк говорил, что ее надо держать связанной. Надо снова привязать ей руки к кровати…»
— Конец дней близок. «Коса» — наша избавительница. Она избавит нас от еретиков. Я принесла в этот мир мессию. Где мой сын? Принесите мне ребенка Христа!
— Новорожденный находится в специальном инкубаторе… Кстати… ребенок Христа — не мальчик, а девочка.
— Что?! — воскликнула Мэри. — Нет!.. Этого не может быть! Ты лжешь!
— Я лгу?! Послушай меня, ты, убийца-психопатка! Твоя чума уже убила тысячи ни в чем неповинных людей. И еще несколько десятков тысяч, возможно, миллионов человек умрут прежде, чем мы произведем твой антидот в достаточном количестве.
— Подожди… Сегодня не двадцать пятое декабря.
— Ты меня вообще слушаешь?
Лицо больной перекосилось. Голос стал хриплым, надтреснутым.
— Ребенок должен был родиться двадцать пятого. Вы слишком рано вынули его из моего чрева!
Ли Нельсон отпрянула. Ее рука потянулась к висящему на стене телефону, предназначенному для связи с медсестрами…
Далекий рокочущий гул отвлек ее внимание. Он нарастал медленно, но неуклонно. В окнах задрожали стекла.
Мэри Клипот тоже услышала странный звук. Ее глаза расширились. На кардиомониторе беспокойно запрыгали сигналы ее сердцебиения.
— Сатана! Он послал своих приспешников убить меня. Как он узнал так быстро?
Ли подошла к окну и раздвинула жалюзи.
— Что это?
В воздухе, на высоте нескольких сот футов над землей, зависли три черных вертолета. Несколько дюжин спецназовцев в полной боевой экипировке и масках ребризеров спускались по канатам на тротуар. Вся их экипировка, начиная от шлема и заканчивая ботинками, была черного цвета.
Мэри Клипот увидела нечто совершенно отличное от реальности. Вакцина против «Косы» проникла из крови в мозг, и ее воздействие на центральную нервную систему выразилось в нарушении поступления серотонина, медиатора нервной системы, который отвечает за перепады настроения и чувственное восприятие. Вид одетых в черное коммандос высвободил мысли, навеянные большим эпилептическим припадком, который случился ранее с Мэри. Образы исказили чувства женщины и послали ее расстроенный разум в полное галлюцинаций путешествие, в котором реальные события переплетались с адскими видениями.
Черные демоны, хлопая своими перепончатыми крыльями, летали перед окном четвертого этажа. Кроваво-красные глаза, казалось, проникали ей в душу. Противные голоса нашептывали ей ядовитые мысли: «Ты от нас не убежишь, Мэри Луиза. Наши когти будут рвать твою плоть до костей. Твое существование вычеркнут из Книги жизни, а твоя душа утонет в огненных реках ада и вечно будет пребывать во власти Сатаны».
«Santisima Muerte! Пресвятая Смерть! Умоляю тебя прогнать этих демонов прочь!»
Мэри повернула голову налево.
Женское воплощение Смерти возникло перед ее взором. Кроваво-красная мантия. Рыжий парик на голове.
— Санта-Муэрте!
Богиня смерти рассекла лезвием косы воздух и повернула голову к парящим за окном демонам. Нижняя челюсть задвигалась, отдавая неслышный приказ.
Посланцы ада растаяли в воздухе.
Все внимание Ли поглотили действия коммандос. Солдаты приказали всем гражданским лечь на землю. Мать с больным ребенком на руках замешкалась и получила прикладом автомата по голове. Доктор Кларк побежал к стоянке машин «скорой помощи». Коммандос открыли по нему огонь.
Ли вскрикнула, когда пули настигли ее начальника. Мужчина споткнулся и упал навзничь на асфальт…
Потом комната завертелась и погрузилась во тьму…
Мэри Клиптон перешагнула через бесчувственное тело Ли Нельсон. Алюминиевое подкладное судно выпало из ее рук. Женщина едва держалась на ногах.
— Санта-Муэрте! Она говорила правду? Я родила дочь?
Фигура в кроваво-красном балахоне утвердительно кивнула головой.
— Девочка… Чья она? Она от Бога?
Костлявая рука женского воплощения Мрачного Жнеца тронула себя в области живота.
— О!.. Нет!..
Мэри споткнулась о лежащую на полу Ли, нагнулась, сняла с нее медицинский халат и надела на себя. Затем широко распахнула окно и перелезла с подоконника на пожарную лестницу…
Внезапный приступ паранойи загнал Шепа под встроенный стол кабинки с телефонным аппаратом. В щель между двумя листами деревоплиты ветеран левым глазом следил за перемещениями Бертрана де Борна. Министр обороны пересек помещение библиотеки и занял смежную с Патриком кабинку телефона, подключенного к системе платежей «Ай-Пей». Де Борн набрал номер.
— Это я… Уже в госпитале… Да… появился… Меня надо срочно отсюда эвакуировать. Меня и двух охранников.
Шеп приподнял руку с цифровым магнитофоном и нажал кнопку записи.
— Мне наплевать, какие ниточки тебе придется дергать. «Коса» вступила в шестую фазу поражения. Я нахожусь в большой опасности, могу подцепить вирус… Нет. Я не могу добраться до Когело. На дорогах — пробки. Мы с трудом доехали до госпиталя… Нет! Послушай теперь меня! Я нахожусь в эпицентре заражения. У тебя есть выбор: или ты находишь способ забрать меня отсюда не позже, чем через час, или в шестичасовых новостях передадут все, что я знаю про дело о письмах со спорами сибирской язвы и о «Баттеле»… Ты, черт побери, прав. Я назову все имена и начну с двух твоих приятелей из ФБР, которые утаили найденные в Вест-Джефферсоне файлы.
Мышцы левого плеча Патрика непроизвольно сжались. Он прислонился локтем протеза к столу, и тот заскользил по пластиковому покрытию. Потеряв равновесие, Патрик ударился головой о ножку стола.
— Кто здесь? — Де Борн выглянул из-за невысокой перегородки.
Патрик поднялся на ноги.
— Дело о письмах со спорами сибирской язвы, значит, — делая правильные выводы из услышанного, произнес ветеран. — Ты сумасшедший ублюдок. Ты хочешь развязать еще одну войну.
Министр обороны, пятясь назад, вышел из кабинки и потянулся за мобильным телефоном.
— Любая война служит определенной цели, сержант. Я хочу сохранить американский способ жизни и уменьшить угрозу коммунистического реванша. Сейчас в мире происходят большие перемены, и ты мог бы стать частью великого плана, а вместо этого превратился в небольшую помеху.
Де Борн нажал кнопку на мобильном.
— Ты мне нужна.
Шеридан Эрнстмайер вошла в библиотеку из внешнего коридора.
— Агент Эрнстмайер! Я только что застал сержанта Шеперда во время звонка по телефону с угрозами взорвать здание ООН. Согласно четыреста одиннадцатой статье, пункт Би, Патриотического акта я приказываю вам арестовать сержанта Шеперда.
Бывшая убийца, работавшая на ЦРУ, ухмыльнулась. Вытащив «глок-22» из подмышечной кобуры, женщина неторопливо навинтила глушитель системы «ЭйЭйСи Эволюшен» на дуло.
Шеп нырнул за кабинку с телефонным аппаратом. Стальной протез разбил стеклянную перегородку, когда ветеран полз на четвереньках к ряду стеллажей с книгами.
Справившись с глушителем, Шеридан методически осматривала каждый ряд стеллажей в поисках жертвы. Ее пульс едва превышал семьдесят ударов.
Патрик Шеперд побежал по одному из двенадцати рядов между высокими, до восьми футов в высоту, рядами стеллажей с книгами. У стены он пригнулся, прячась за одним из стеллажей, и осторожно выглянул из-за угла.
Женщина-убийца сняла сапоги и теперь неслышно шла на цыпочках справа налево вдоль противоположного края рядов стеллажей. Она останавливалась и внимательно осматривала каждый ряд прежде, чем продолжить свой путь.
— Выходите, сержант, — послышался откуда-то голос де Борна, кажется, из-за стола библиотекаря. — Мы не собираемся в вас стрелять. Вы — ветеран… герой. Я уверен: что бы вы ни сделали, это все последствия посттравматического шока.
Женщина находилась в трех рядах от Патрика… В двух… Зажатый в левой руке пистолет выставлен вперед.
«Она левша».
Далекое воспоминание зазвенело, подобно колокольчику.
«Не думай о неприятном. Думай об успехе. Возвращайся на „горку“ только тогда, когда ты полностью успокоишься».
Дыхание Шепа успокоилось. Разум прояснился.
«Дело не в силе, Шеп, дело — в хитрости. С левшами надо использовать бросок с переменной скоростью. Это выводит их из равновесия».
Женщина-убийца была за ряд от Патрика.
«Используй бросок с переменной скоростью. Сделай ее».
Сняв левый туфель, Шеп положил его набок слева от себя так, чтобы подошва была заметна в зазор между нижней полкой стеллажа и полом. Вприсядку он переместился вправо и спрятался за краем стеллажа. Глядя в зазор между книгами, Шеп ждал появления женщины.
Шеридан Эрнстмайер выглянула из-за дальнего стеллажа. Ряд казался пустым. Женщина знала, что жертва, припав к полу, прячется где-то за боковой стенкой стеллажа. Она заглянула в следующий ряд. Так и есть! Краешек туфля выглядывал в зазор. Без обуви, в одних носках, она неслышно заскользила по покрытому кафельными плитами полу. Дуло пистолета нацелено на туфель.
Шеридан и не догадывалась, что Патрик тихо крадется вдоль соседнего ряда ей навстречу. Добравшись до середины, он уперся правым плечом в подпорку длинного стеллажа и резко оттолкнулся от пола натренированными ногами.
Двадцать футов в длину и восемь футов в высоту. Стеллаж накренился, и книги посыпались на голову Шеридан Эрнстмайер. Подчиняясь инстинкту, она прыгнула вперед и достигла конца ряда, где увидела лежащий на полу пустой туфель. Женщина подняла глаза, но поздно… Стальной протез обрушился ей на затылок.
— Бросок! Счет три-ноль.
Схватив пистолет убийцы, Патрик сунул ногу в туфель и поспешил вдоль прохода к Бертрану де Борну. Он нацелил дуло пистолета прямо в лоб министру обороны, но в серо-голубых глазах навыкате не читалось и тени страха.
— Обдумайте все хорошенько, сержант. Если вы меня убьете, то больше никогда не увидите своей семьи. Я знаю, где они живут. Если вы думаете, что сможете добраться до них раньше моих людей, то я в этом сомневаюсь. Мои люди уже побывали в их доме.
— Я записал на магнитофон весь твой разговор. В шестичасовых новостях все узнают правду.
Выражение лица де Борна изменилось.
— У тебя ничего на меня нет.
— Посмотрим.
— Тогда я получу магнитофонную запись в обмен на твою семью. Сегодня утром подполковник Ардженти разговаривал с твоей женой. Даже после многолетней разлуки она хочет с тобой повидаться. Не рискуй разрушить все своим безрассудным поведением.
Правая рука Шепа вздрогнула.
— Он разговаривал с Би?
Голос де Борна смягчился.
— Опусти оружие, сержант. Я отвезу тебя к ней.
В голове Патрика возникла сумятица. Он не мог рационально мыслить, не знал, как себя везти. И он опустил дуло пистолета.
Звук выстрела разорвал тишину. Затем послышался звон разбитого стекла в дверях библиотеки. Стреляли где-то рядом.
Патрик словно потерял рассудок: помчался мимо де Борна к небольшой нише в противоположном конце библиотеки, а миновав кабинет библиотекаря, ударом ноги открыл дверь пожарного хода и оказался на бетонной площадке лестничного колодца.
Оглушенная ударом подкладного судна Ли Нельсон открыла глаза и привстала. Ее подташнивало. Голова кружилась. Женщина прикоснулась к затылку и нащупала большую шишку.
Ли огляделась. Рыжеволосая сбежала.
Нетвердой походкой она направилась к сложенному на сиденье вращающегося стула пальто. Под ним лежала полированная деревянная коробочка с пробирками, наполненными вакциной.
Ничего не пропало.
Откуда-то совсем близко раздавались испуганные крики и звук автоматных очередей.
«Они убили Кларка! Они убьют и меня! Надо доставить вакцину в Нью-Джерси, в центр контроля заболеваний! Но как?!»
Звук вращающихся лопастей боевых вертолетов черных спецназовцев стих вдали.
«Вертолет „медэвака“… Надо найти пилота… А где он может быть? Может, наверху… в комнате для отдыха…»
Ли Нельсон приоткрыла дверь изолятора и выглянула в коридор в направлении поста медицинской сестры. Три женщины лежали на полу со связанными за спиной руками. Два коммандос прижали санитара Джона Войда к стене.
— Где вакцина?
Бывший игрок университетской футбольной команды бросил взгляд в направлении, куда ушла Ли, но, спохватившись, отвернулся.
— Какая вакцина? Ничего не помогает. Мы все перепробовали.
Коммандос поднял одну из медсестер на ноги и прижал дуло автомата к подбородку.
— Говори, где доктор Нельсон, или она умрет.
— Она ушла около часа назад, — сказал санитар. — Клянусь! Я не видел ее с тех пор.
Второй коммандос недоверчиво покачал головой.
— Он врет. Выведи ее наружу и пристрели. Посмотрим, освежит ли это его память.
Ли выскочила из комнаты и опрометью побежала к лестнице.
— Вот она! Стоять!
Пригнувшись, женщина раскрыла ударом собственного тела стальную дверь пожарного выхода и побежала по ступенькам вверх, на крышу.
Двое коммандос вбежали в лестничный колодец вслед за ней.
— Мы нашли ее, — передал один по рации. — Северная лестница. Направляется на крышу.
Пуля провизжала мимо уха. Ли почувствовала сильный удар по мышце икры левой ноги и упала…
Двое коммандос, одетые во все черное, стояли над ней.
— Пожалуйста, не убивайте меня! — взмолилась доктор Нельсон. — У меня двое детей.
— Отдай чемодан.
Один из спецназовцев склонился над деревянной коробочкой, отобранной у Ли, а другой завопил от боли, когда раскаленный добела кусочек свинца расколол на мелкие осколки коленную чашечку его левой ноги.
— Сука!
Патрик навел «глок» на второго коммандос.
— Бросай пушку и отойди от доктора! Живей! — приказал он.
— Ты совершаешь большую ошибку, приятель, — сказал солдат. — Мы с тобой на одной стороне.
— Заткнись!
Шеп ударил противника между ног, тот сложился вдвое, взвыв от боли, тогда ветеран ударил его по затылку рукояткой пистолета.
Ли вскочила на ноги и обняла Патрика.
— Успокойся, куколка, — сказал он. — Нам надо добраться до крыши.
Женщина схватила деревянную коробку и захромала по ступенькам наверх.
Шеп поймал ее за руку.
— Что случилось? Кто эти парни?
— Одна из моих пациенток… рыжеволосая женщина, которую мы поместили в изолятор… — начала объяснять Ли, — она выпустила генетически модифицированный штамм чумы в здании ООН. Манхэттен — на карантине. Эти ублюдки убили доктора Кларка. Они охотятся за вакциной.
— Ну, отдай им вакцину, — предложил Патрик.
— Люди де Борна создали эту заразу. Я не могу доверить им вакцину. Мы должны передать контейнер в Центр контроля заболеваний в Нью-Джерси, пока эта зараза не стала пандемией.
— Джерси? И как?
— На медицинском вертолете. Шеп! Ты ведь пилот. Ты поведешь вертолет.
— Нет. Я не смогу.
— Сможешь! — настаивала доктор Нельсон.
— Нет, не полечу. Ли! Моя семья живет в Бэттери-парк. Я должен найти их прежде, чем де Борн разделается с ними.
Они добрались до крыши. Дул сильный ветер, и Ли не стала тратить время на расспросы о де Борне.
— Мы найдем твою семью, но прежде отвези меня в Нью-Джерси.
— Я… не…
— Шеп! Выслушай меня! Мы должны получить вакцину в нужном количестве, иначе Беатриса, твоя дочь и два миллиона ньюйоркцев умрут к завтрашнему утру. А теперь побежали.
Ли вытащила засов из двери пожарного хода на крышу и толкнула ее от себя. Порыв ветра обдал холодом их лица.
Ветер свистел и кружился вокруг них. Дневной свет угасал на глазах.
Пули срикошетили внутри лестничного колодца. Еще с десяток коммандос гнались на ними.
Доктор Нельсон захлопнула за собой дверь.
— Дай мне пистолет, — попросила она у Патрика. — Бери вакцину и заводи двигатель вертолета. Я их задержу.
Мужчина остановился в нерешительности.
— Быстрей!
Патрик побежал к стоящему на вертолетной площадке санитарному «Сикорскому Эс-76». Сев в кресло пилота, он засунул деревянную коробку между сиденьем второго пилота и пультом управления. Затем завел два турбовальных двигателя.
Сначала медленно, а затем все быстрее четырехлопастный несущий винт начал вращаться вокруг своей оси.
Желая замедлить приближение коммандос Ли приоткрыла дверь и, не целясь, выстрелила несколько раз и с грохотом захлопнула дверь.
Она осмотрелась. На кирпичной стене висел пожарный шланг.
Отбросив в сторону пистолет, доктор Нельсон схватила пожарный рукав и, отмотав двадцать футов шланга, продела его в стальную ручку двери.
Правая рука Шепа сжимала круглую ручку управления, с помощью которой пилот направляет движения вертолета в воздухе. Ноги коснулись двух педалей управления рулем направления, с помощью которых можно контролировать направление, используя хвостовой винт.
Пот градом катился по лицу. Патрик пытался разжать искусственные пальцы своего протеза. Надо было во что бы то ни стало обхватать горизонтальную ручку управления, которая торчала из пола возле левой ноги, но у него никак не получалось. Ручка «шаг-газ» изменяет угол лопастей несущего винта вертолета, позволяя летательному аппарату подниматься и опускаться. Если он не сможет справиться с ручкой «шаг-газ», он не взлетит. Куда хуже, если протез откажется его слушаться в полете. Тогда вертолет завертится волчком в воздухе, лопасти будут толкать его вниз, и машина весом в семь тысяч фунтов каменной глыбой рухнет вниз.
«Ну же! Действуй!»
Винты набрали нужное для успешного взлета количество оборотов в минуту. Не в силах разжать искусственные пальцы протеза, Патрик замахал Ли правой рукой.
Продев шланг в ручку двери, женщина оттащила пожарный рукав обратно к щитку и завязала его узлом. Она бежала к вертолету, когда коммандос достигли двери, но не смогли открыть ее с ходу.
До вертолета оставалось футов двадцать, когда дверь подорвали. По Ли открыли огонь. Она упала. Пули срикошетили от гравия. Несколько пуль попали по вертолету. Тридцатисемилетняя женщина-врач, мать двоих детей, закричала от боли. Она не смогла встать на ноги. Ли прокричала Шепу: «Лети!», — но ее крик потонул в шуме вращающихся винтов.
Волна адреналина прошла через тело Патрика, словно электрический разряд. Искусственные пальцы протеза раскрылись, и мужчина, сжав ими ручку «шаг-газ», резко дернул ее вверх. Оторвавшись от крыши, вертолет подкинуло в воздухе и понесло вперед в головокружительном кульбите.
Коммандос нацелили в его сторону автоматы и открыли беглый огонь, но вертолет «медэвака» уже скрылся из виду, нырнув с крыши прямо вниз.
Командир спецназовцев Брайан Пфайффер поднял руку, приказывая прекратить огонь. Он бегом пересек взлетно-посадочную площадку и глянул с крыши вниз.
— Черт побери!
За три этажа до земли винты вертолета поймали воздух. Мгновение аппарат висел над разбегающейся толпой, а затем медленно полетел на запад вдоль 25-й Восточной улицы. По бокам от вертолета тянулись манхэттенские небоскребы.
Пфайффер переключил каналы в своем шлемофоне.
— «Дельта-один» вызывает «Дельту-два». Подозреваемый сбежал на вертолете «медэвака» с вакциной против «Косы». Цель движется на запад вдоль 25-й Восточной улицы по направлению к Парк-авеню. Немедленный перехват. Повторяю. Немедленный перехват.
Командир глянул на распростертое на гравии тело Ли Нельсон. Изящная брюнетка стонала. Земля вокруг нее была усеяна полудюжиной резиновых пуль.
— Заткните ей рот и свяжите. Пусть следующим вертолетом ее доставят на остров Говернорс.
Вращающиеся лопасти винта проносились в пугающей близости от фонарных столбов и фасадов зданий. Металлический лязг звенел в ушах. Шеп снизил скорость. Где-то в тридцати футах под ним застыл автомобильный поток. Патрик не рискнул подниматься выше. Сжимающие ручку «шаг-газ» искусственные пальцы протеза с трудом его слушались. Патрик летел, лавируя, по лабиринту небоскребов — сначала на запад, затем на север и опять на запад… Поднятый вращающимися винтами ветер сбивал с ног прохожих. Рев был подобен пальбе из гаубиц. Когда вертолет пролетал над 40-й улицей, его протез соскользнул с ручки «шаг-газ». Аппарат дернуло вниз. Верхушки вязов в парке Брайанта угрожающе приблизились к хвостовому винту.
Выпустив ручку управления, Шеп обхватил искусственными пальцами ручку «шаг-газ», плотно сжал их здоровой правой рукой и дернул протез вверх.
Вертолет, словно пассажирский лифт, взмыл над крышами и шпилями домов. Ухватившись правой рукой за ручку управления, Патрик развернул «медэвак» на запад. Далеко внизу простирался Центральный парк. Впереди блеснули воды Гудзона. До Нью-Джерси — несколько минут лету.
«Приземляюсь в Джерси, оставляю пару пробирок для семьи, а остальное отдам… Потом сразу же обратно. Би живет в Бэттери-парке. Надо будет посадить эту корзину с болтами на крышу ближайшего небоскреба…»
Черные вертолеты появились из ниоткуда. «Апачи». Они заняли выгодную во всех отношениях позицию над санитарным вертолетом. Две авиационные одноствольные автоматические пушки «Эм-230» кровожадно целились на кабину пилота. Он почувствовал себя домашним котом, загнанным в угол ротвейлерами.
— Потише, парни. Я на вашей стороне, — сказал Патрик, поднимая деревянную коробочку с вакциной.
Пилот «Апача» справа сделал ему знак садиться.
Шеп утвердительно кивнул и показал поднятый вверх палец правой руки. Чтобы выиграть время, он начал опускаться под малым углом. Вертолет продолжал лететь на запад к реке Гудзон.
«Не позволь им посадить тебя на Манхэттене. Надо лететь к воде».
Он увидел мост Джорджа Вашингтона и свернул туда.
Из туреля летящего справа «Апача» вылетела очередь из двух сотен тридцатимиллиметровых снарядов малого калибра. Они разорвались близко от вертолета Патрика, заставляя его пойти на более резкое снижение высоты. Сердце билось в груди в унисон с рокотом роторов. Патрик уменьшил шаг несущего винта. Корпус вертолета «медэвака» опасно завибрировал, борясь с сильным ветром, дующим над береговой линией Гудзона.
«Если приземлишься, они тебя убьют или арестуют. В любом случае ты больше не увидишь свою семью».
В отчаянии Патрик быстро снижал свой вертолет. Его взгляд шарил по мелькающей внизу местности. Мост Джорджа Вашингтона был совсем рядом…
— Полегче… Не толкайся… мне надо тебя повернуть…
Просунув пальцы в хирургических перчатках глубоко в вагину женщины, доктор Дэвид Кантор осторожно высвободил плечики младенца.
— Хорошо. Теперь тужьтесь.
Из расширившегося влагалища женщины показались слипшиеся черные волосы, затем крошечная головка и сморщенное личико. Рука врача, затянутая в латекс, нежно помогла новорожденному выйти из лона матери. Это было подобно чуду. Розовый младенец весом восемь футов и десять унций сучил ножками, а за ним тянулась извивающаяся кольцами пуповина.
— Поздравляю, мальчик!
Стекло маски запотело, когда военврач начал укачивать младенца. Обмотав мизинец влажной медицинской салфеткой, он почистил новорожденному дыхательные пути. Булькающий плач сменился здоровым детским криком. Кислород начал поступать в легкие, и личико малыша сразу же порозовело. Стефани Коллинз завернула новорожденного в одеяло. Капрал с заплаканными глазами передала сверток плачущей матери.
— Gracias… Gracias… — благодарила она.
— Mazel tov,[39] — ответил Дэвид и взял в руку пуповину младенца.
Залп прозвучал, словно сегодня праздновали Четвертое июля.
— Черт побери!
Быстро перевязав пуповину, врач перерезал ее лезвием перочинного ножа и снял окровавленные хирургические перчатки.
— Капрал! Оставайтесь с роженицей…
— Сэр! Ваши руки!
— А-а-а… Да. Точно.
Натянув перчатки защитного костюма, капитан Дэвид Кантор выпрыгнул из крова автомобиля. Без автомата, налегке, мужчина побежал к заграждению. На середине дороги он остановился, тяжело дыша в маске ребризера.
Перед ним разворачивалась пронизанная ужасом картина побоища…
Холод, голод, злость, отчаяние и страх сделали свое черное дело. Толпа, подойдя вплотную к заграждению из колючей проволоки и бетонных блоков, открыла огонь по солдатам из подразделения «Свобода». Те ответили градом газовых гранат, и национальные гвардейцы оказались под перекрестным огнем. Кто-то успел спрятаться, кто-то присоединился к соотечественникам и начал стрелять в иностранных военных. Дело принимало нешуточный оборот. Появилась кровь. Падали убитые. Остановить побоище уже не мог никто. Водители сигналили и давали полный газ. Началось лобовое наступление. Первые ряды машин шли на таран бетонных заграждений, но шквальный заградительный огонь нес смерть каждому прорвавшемуся.
Машины взрывались, словно бензиновые бомбы. Их пассажиры превращались в горящие факелы, впрочем, их печальная судьба была предопределена несколько часов назад тем, какое место они заняли в потоке автомобилей.
Вторая волна машин врезалась сзади, толкая горящие автомобили вперед. Преодолев двухтонные бетонные блоки, они сталкивались с бамперами армейских «хаммеров». Через несколько секунд жизнь превратилась в гонку на выживание, где судьбу человека решали мгновения.
В хаосе разрушения Дэвид заметил полковника Герстада. Он лежал в луже собственной крови и выкрикивал что-то в свою портативную рацию.
Глаза Дэвида расширились от ужаса.
— Нет! Нет!
Капитан бросился со всех ног обратно к армейскому грузовику, забрался в кабину, завел двигатель и помчался на запад по мосту Джорджа Вашингтона. Его испуганных пассажиров мотало из стороны в сторону в кузове грузовика.
Два «Апача» вели медленно спускающийся вертолет «медэвака» к теннисным кортам, расположенным к югу от моста между берегом реки и автострадой Генри Гудзона.
«Пора!»
Шеп пошел на резкое снижение, сделал петлю, уворачиваясь от военных вертолетов, и полетел низко над водой. На ветровом стекле появились брызги. Волны плескались меньше чем в десяти футах под шасси санитарного вертолета, ветер свистел в кабине пилота…
Патрик вел вертолет на запад, но «Апачи» спешили перекрыть ему дорогу. Пришлось делать петлю и лететь на север к мосту Джорджа Вашингтона.
Шеп снизил вертолет так, что свинцово-синие воды реки коснулись его шасси. «Медэвак» нырнул под нижний ярус подвесного моста. Вой роторов рвал барабанные перепонки. Вертолет вынырнул из-под моста…
Бум!.. Бум!.. Бум!..
И наступила тишина. Декабрьский воздух раскалился так, словно солнце поменялось местами с луной. Ослепительные оранжевые языки пламени гигантскими грибами взметнулись в небо. Стальные балки, покрытые содержащей термит краской, взрывались, выделяя температуру пять тысяч градусов по Фаренгейту и расплавляя металлические балочные фермы и кабели, словно сливочное масло в микроволновой печи. Столбы черного густого дыма частично скрыли из вида Девяносто пятую федеральную автостраду. Верхний ярус моста, местами превращенный в расплавленную сталь, рухнул на нижний ярус, и середина моста Джорджа Вашингтона — все шестнадцать полос движения — погрузилась в воды Гудзона.
Лавина шипящей стали погребла и оба «Апача».
Осколки, словно маленькие горящие метеоры, ударили в бока и хвост санитарному вертолету. Педали не слушались Шепа, а хвостовой винт вспыхнул ярким пламенем. Несущий винт натужно бил лопастями воздух. Вертолет, словно подбитого пеликана, несло на север над водами Гудзона. Желая во что бы то ни стало сохранить высоту, Патрик что есть силы рванул на себя ручку «шаг-газ». Вертолет подбросило вверх, и он зашел в штопор. Река исчезла, теперь под «медэваком» проносился поросший деревьями склон холма.
Угол лопастей несущего винта нарушал все законы аэродинамики. Вертолет накренился, вызвав у Шепа приступ тошноты, а затем упал на кроны деревьев. Мощные ветви, ломаясь, вконец изувечили и без того подбитый вертолет. Лопасти разлетелись на куски. Стекла вылетели из иллюминаторов кабины пилота. Ничего не прощающая земля поприветствовала Патрика зубодробительным ударом, переломав все внутри кабины.
Какофонию сменило металлическое позвякивание, а затем настала гробовая тишина.
Холодный, колючий воздух свистел по кабине пилота.
Патрик Шеперд открыл глаза. Сквозь туман он разглядел массивные стволы деревьев. Узловатые, покрученные временем корни выглядывали из-под покрывала опалой листвы и снега.
Изувеченные лыжи шасси вертолета зацепили бигборд. С трудом Патрик прочитал:
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ПАРК ИНВУД-ХИЛЛ!
Он повернул голову, интуитивно почувствовав чье-то присутствие. Кто-то худощавый в черном плаще с низко надвинутым на лицо капюшоном стоял в тени деревьев. Пустые глазницы смотрели на него. Неизвестный ждал.
Потом видение исчезло, утонув во мраке беспамятства.