На этот раз пробуждение дается тяжелее. С первого раза я не могу открыть глаза. Голова раскалывается, а во всем теле ощущается просто невероятная слабость. Сердце бешено стучит, и кажется, что его стук слышен всем в округе.
Хотя кому «всем»? Я ведь была одна в лесу… А потом увидела девушку, лежащую у ручья. Точно, была девушка. Как две капли воды похожая на меня. И она… Она была мертва. Я проверяла пульс, его не было. А что потом? Потом… Потом она исчезла. Прямо у меня на глазах превратилась в золотую пыль.
Это было волшебство! Никак иначе я не могу описать то, что произошло. Только если допустить, что у меня начались проблемы с головой, но верить в это очень не хочется. Пусть лучше волшебство, чем психушка в недалеком будущем.
Скрип двери неожиданно доносится до моего слуха и моментально привлекает внимание.
Так, стоп! Какие двери в лесу?!
Испуганно распахиваю глаза и сразу же замечаю немолодую женщину, приближающуюся ко мне. Заметив мой настороженный взгляд, она охает.
– Ариелла… девочка моя… Пришла в себя… Слава богине! – взволнованно произносит женщина, бросаясь ко мне.
Она осторожно присаживается на край кровати, на которой я каким-то неведомым мне образом оказалась, берет мою безвольную ладонь и бережно сжимает в своих теплых руках.
Смотрю на женщину недоуменно, с опаской и полным непониманием происходящего. В голове сразу возникает множество вопросов. Кто такая Ариелла? Почему эта странно одетая женщина считает меня ею? Как я оказалась здесь? И где это «здесь»?
– Кхм… Кто вы? Где я нахожусь? – прочистив пересохшее горло, тихо хриплю я.
Услышав мои вопросы, женщина бледнеет. В ее глазах появляется тревога, которая быстро сменяется жалостью.
– Ари, что же ты наделала? – не осуждая, с болью спрашивает она. – Зачем же ты сбежала? Зачем пыталась свести счеты с жизнью? Мы бы обязательно что-нибудь придумали. Тебя чудом удалось спасти. Теперь граф Белфрад в гневе. Только и ждет твоего пробуждения. Что же теперь будет? – уже не смотря на меня, причитает она, поглаживая трясущимися руками мою руку.
Я же в это время пытаюсь справиться со слабостью и обдумать полученную информацию.
Как я понимаю, Ариелла, за которую меня принимает эта женщина, пыталась покончить с собой. И ей это, похоже, удалось. Логично ведь предположить, что та девушка, моя близняшка, и была Ариеллой. Если моя мысль верна, то она осуществила свой план. Умерла. Но почему? Почему она пошла на это? Зачем ей лишать себя жизни?
– Бедное дитя… Бедная моя девочка… Как же так?! Что теперь будет? – одной рукой утирая крупные слезы со своих щек, шепчет женщина.
Я хочу ей ответить, как-то утешить расстроенную женщину, но не могу. Голова резко кружится, и в глазах снова темнеет.
Мне снится сон. Или это воспоминание… Не знаю. Там я, но как будто не я… Ведь в моей жизни никогда не было таких событий. Ведь не было? Не знаю… не могу понять…
– Будь сильной, моя девочка. И всегда помни, что я бесконечно сильно люблю тебя, – слабым голосом произносит молодая и очень бледная женщина, лежащая в кровати.
Ее слова обращены к маленькой, лет семи, рыжеволосой девочке, так похожей на меня, если судить по моим детским фото. В ее возрасте я была точной копией малышки, за исключением того, что на моем лице никогда не было такого испуганного, загнанного и безутешного выражения.
Девочка с тревогой и страхом взирает на тяжелобольную женщину. В ее золотисто-карих глазах стоят непролитые слезы, губы дрожат от желания расплакаться, но девочка держится. Не позволяет себе слабости. Словно боится, что ее слезы причинят еще больше боли больной рыжеволосой женщине, чем-то неуловимо напоминающей саму малышку.
Что женщина смертельно больна, я понимаю сразу, стоит ей закашляться. Выступившая кровавая пена на ее потрескавшихся губах не оставляет сомнений. Она доживает последние минуты.
– Мамочка, не уходи. Не оставляй меня, – дрожащим жалобным голосом просит малышка. В конце, не сдержавшись, она всхлипывает.
– Ари, родная… если бы я могла, то никогда не покинула бы тебя. Но мое время пришло. – С видимым трудом женщина приподнимает руку и касается склоненной рыжеволосой головки. Почти невесомо, желая хоть как-то утешить дочь, дарит ей ласковое поглаживание.
Не в силах больше сдерживаться, малышка обхватывает ноги матери, прикрытые толстым одеялом, и начинает рыдать. Ее рыдания острой болью отдаются во мне. В груди нестерпимо печет, а чувство приближающейся потери тяжелым покрывалом опускается на мои плечи.
Я разделяю боль девочки. Переживаю вместе с ней. В какой-то момент начинаю воспринимать малышку как себя. Словно мы стали с ней едины. Словно это я сейчас теряю самого родного человека. Становится так тоскливо, что хочется выть.
– Обещай… что позаботишься о моей дочери, Алма, – рвано, тяжело дыша, произносит умирающая.
– Обещаю, госпожа. Я всегда буду рядом с Ари.
Вымученно улыбнувшись, женщина устало прикрывает глаза. Всего на пару секунд. А затем смотрит на все еще рыдающую Ари. В глазах отражается безграничная любовь. Любовь матери к своему дитя. А еще – сожаление и страх. Ей страшно оставлять свое дитя, но сил цепляться за жизнь практически не осталось.
Громкий звук отворяемой массивной дубовой двери привлекает внимание двух женщин. Только малышка, убитая горем, не реагирует на звук.
Уверенной поступью в комнату заходит мужчина. Он брезгливым взглядом осматривается, а после, заметив девочку, недовольно поджимает узкие губы.
– Алма, уведи отсюда мою дочь. И проследи, чтобы ее осмотрел лекарь. Не хватало еще, чтобы она подхватила заразу от матери.
Алма молчаливо кланяется мужчине и, подойдя к малышке, тихо говорит:
– Пойдем, милая. Пусть папа с мамой поговорят.
Ласковый голос женщины не производит нужной реакции. Девочка никак не реагирует. Она по-прежнему крепко обнимает ноги матери и жалобно всхлипывает.
– Ариелла, покинь комнату матери! Немедленно! – гремит раздраженный голос графа.
От его звуков малышка вздрагивает, нехотя поднимает заплаканное лицо и смотрит на мать. А потом позволяет взявшей ее за плечи Алме увести себя. Проходя мимо отца, Ариелла неосознанно вжимает голову в плечи и опускает взгляд.
Страх малышки перед ним ощущается даже на расстоянии. Так сильно она его боится.
Стоит Алме вместе с подопечной покинуть комнату, как мое видение-воспоминание исчезает, снова погружая меня в темноту.
Очень скоро темнота рассеивается, и чужие воспоминания снова заполняют голову. Они мелькают с огромной скоростью, и далеко не сразу мне удается что-то вычленить из бесконечного потока.
Я вижу, как взрослеет Ариелла. Чувствую ее боль и разочарование от безразличия отца. Проживаю ее обиду, со временем переходящую в ненависть. Она боится отца и ненавидит его. Ненавидит старшего брата, рожденного от первой жены отца.
Нияр – любимец. Отец всегда все прощает сыну. Никогда его не наказывает, даже голос на него повышает лишь изредка. А ей же, Ариелле, достается по полной. Отец так часто срывает на ней плохое настроение, что девочка уже привыкла к этому. Даже пощечины, коими граф Белфрад периодически награждает дочь, не воспринимаются так остро и болезненно, как по первости.
Ари привыкает к такому обращению. Мирится с тем, что отцу нет до нее дела. Вернее, почти мирится… В глубине души малышка все еще надеется, что отец ее любит. Что она ему дорога. Ей хочется в это верить всем сердцем. А то, что он часто ее наказывает, – так это просто у графа тяжелый нрав, вот он и срывается на ней. Ведь рядом нет мамы, которая могла бы потушить злость отца. Поэтому эта непочетная участь досталась ей, Ари. Именно так малышка оправдывает жестокость отца по отношению к себе.
Несмотря на открытое пренебрежение, девочка всячески пытается не разочаровывать отца. Она старательно учится, всегда послушна. Не доставляет никаких проблем. Ничего не требует и не просит. Лишний раз даже не показывается на глаза отцу, дабы не портить ему настроение.
Ариелла практически затворница. Тихая. Незаметная. Она ни с кем, кроме своей няни, не общается. Редкие разговоры по делу со слугами не в счет.
Новый поток незнакомых лиц вызывает сильную головную боль. Меня начинает бросать то в жар, то в холод. В груди нестерпимо жжет, хочется закричать, но не могу. Я мечусь, словно в лихорадке, что-то шепчу, кого-то зову. А в ответ, словно издалека, доносится обеспокоенный ласковый голос, просящий меня вернуться.
Не знаю, кому он принадлежит. Задуматься об этом не выходит.
Картинки вновь замедляют свой бег, и через мгновенье я проваливаюсь в давнее воспоминание Ариеллы, оставившее глубокие раны в ее душе. Именно тогда последние надежды на любовь отца окончательно исчезают. Ари осознает, что ничего для него не значит.
Все начинается с того, что двенадцатилетняя Ариелла, возвращаясь к себе в комнату из библиотеки, в которую частенько наведывается в отсутствие отца, замечает, как ее шестнадцатилетний братец затаскивает хихикающую служанку в кабинет графа.
Гонимая любопытством и желанием дискредитировать братца в глазах отца, Ари решает подглядеть, для чего именно уединилась парочка.
В кабинет отца вход для всех строго запрещен. Даже Нияру туда нельзя. Он это знает. За это отец непременно накажет брата. А если Нияр еще что-то разобьет в кабинете, то ему совсем несдобровать.
На носочках, почти бесшумно, Ари приближается к кабинету отца и, чуть приоткрыв дверь, заглядывает внутрь. Картина того, как братец тискает несопротивляющуюся служанку лет на пять старше самого Нияра, вызывает на лице девочки отвращение. Ари уже хочет закрыть дверь и уйти, когда слышит слова служанки.
– Ты обещал мне заплатить, – томным голосом произносит девушка, мешая брату залезть себе под платье.
– Заплачу… я заплачу… Потом, – тяжело дыша, отвечает братец. И нетерпеливо задирает подол служанке.
– Сначала деньги, а потом все остальное, – настаивает девица. А затем ловко уворачивается от рук Нияра и отходит подальше.
Братцу такое поведение служанки не нравится. Он поджимает губы и, судя по выражению лица, собирается наговорить грубостей несговорчивой девице. Но не успевает. Служанка ловким быстрым движением расстегивает пуговицы на груди, и взору братца и маленькой Ари предстает внушительная грудь.
– Нравится? – с игривыми нотками спрашивает девица у поплывшего от открывшегося вида братца Ари. – Заплати, и это будет твоим, – соблазнительно проведя пальцем по груди, добавляет она.
У Нияра появляется такое дурацкое выражение лица, что Ари тихо фыркает. Вот же болван!
– Сейчас… сейчас… – Нияр, словно завороженный, приближается к столу отца и начинает рыться в недрах ящика.
Он ищет деньги, понимает Ариелла. Деньги, чтобы заплатить за свои развлечения! Братец ведь знает, что многие служанки, включая любимую няню Ари, не получают жалованье уже второй месяц. Так как он смеет без спроса брать деньги у отца?! У них и так трудности. Каждая монета на счету!
Это так возмущает девочку, что она, не сдержавшись, распахивает дверь кабинета и входит.
– Не смей рыться в столе отца! – громко и строго говорит ошеломленно замершему братцу девушка.
Служанка, завидев дочь графа, тихо ойкает, оправляет на себе одежду и, проскользнув мимо Ари, сбегает из кабинета.
– Ты! Как ты посмела сюда войти?! – Побег служанки моментально приводит Нияра в бешенство. Он начинает кричать на сестру.
– Это кабинет отца. И тебе здесь тоже нельзя быть! Если папа узнает, тебе несдобровать, – упрямо отвечает Ари брату, гася в себе страх.
– Я наследник. Мне можно все! А вот ты знай свое место! – надвигаясь на сестру, зло рычит Нияр. – Тебя здесь никто не любит. Ты никому не нужна. Отец терпит тебя из жалости. Если бы не его доброта, я бы давно выбросил тебя на улицу, где тебе и место!
Грубые слова брата больно жалят девочку. Ранят так глубоко, что становится трудно дышать.
– Это неправда… неправда. Ты все врешь! Ты злой! Отвратительный! – дрожащим от эмоций голосом кричит Ари.
– А ты рыжая, никому не нужная уродина! – с довольной улыбкой говорит Нияр, заметив застывшие слезы в глазах сестры. – Исчезни с моих глаз, пока не получила.
Ари сжимает кулачки, смотрит на брата с яростью, а после выбегает из кабинета.
Тем же вечером, когда отец возвращается домой, он вызывает Ариеллу к себе в кабинет.
Граф с порога обвиняет дочь в воровстве и даже не пытается выслушать ее сбивчивых оправданий. Ему достаточно слов находящегося там же Нияра, который с торжеством в глазах взирает на расстроенную сестру.
За воровство, виновной в котором граф считает дочь, он самолично высекает Ари розгой. И запрещает Алме в течение двух дней звать лекаря.
Двое суток малышка мучается от боли. И за двое суток она наконец смиряется и принимает то, что граф Белфрад ее отец лишь на словах. А на деле – совершенно чужой человек.
С тех пор Ариелла больше не питает ложных надежд. Никогда не привязывается ни к кому и ни к чему. Исключение – няня. Только благодаря ее поддержке и заботе Ариелла держится так долго.
Мне очень жаль девушку, к которой судьба была столь неблагосклонна. Очень обидно за нее, за нас, ведь я тоже прожила все те ужасные несправедливые моменты вместе с Ари. Я видела собственными глазами скотское отношение отца и брата к ней.
Но если Ари это ранило и заставило закрыться в себе, страдать от боли и ненужности в одиночестве, то во мне проснулась холодная злость. Черта с два я спустила бы подобное!
Родители за всю мою жизнь ни разу на меня руки не подняли. Да, мы не очень близки, я ранний ребенок, мама родила меня, когда ей только исполнилось восемнадцать. Как итог, она была не готова к материнству. Ей хотелось реализовать себя в жизни, и большую часть детства я провела у бабушки с дедушкой. Лишь когда мне исполнилось одиннадцать, родители окончательно осели и остепенились. Забрали меня к себе, и мы стали семьей.
В моей душе есть на них обида. И порой в пылу эмоций я не раз указывала им на ошибки.
У Ари же совсем другая история. Ее отец и брат – ужасные люди. Мне хватило всего пары воспоминаний Ариеллы, чтобы это понять.