— Зря ты шел за нами, — произнес я, заставив Костю на мгновение удивиться.
— Ты что, щенок, угрожаешь мне⁈ — прошипел он, сверкнув от ярости глазами.
— Нет. Просто говорю, как есть. Зря ты шел за нами.
— Это еще почему?
— Потому что не только ты один делал это.
— Ты чего мелешь, парень? Или с ума сошел? Я видел такое — как люди с ума сходили от страха.
— Нет, с ума я не сошел.
За спиной Кости раздался хруст веток. Он обернулся, пригляделся.
— Кто там?
Потом резко повернулся к нам, прорычал:
— Кто там прячется? Кто-то из твоих?
— Людей там нет, — ответил я. — Но есть настоящий хозяева этого места.
— Чего… — только и смог промолвить Костя.
Кажется, он начал понимать к чему я веду.
Он вновь обернулся. И увидел.
А потом увидели и мы.
Все это время тот самый медведь со шрамом на лице не мог выкинуть из головы то, что упустил нас. Вот и шел по следу, целенаправленно, упорно. И дошел. Настиг он нас здесь и теперь хотел только одного — наконец получить свою законную добычу.
Но на его пути встал Костя.
— Брысь! — выдохнул он, увидев зверя. — Брысь!
Костя вскинул ружье, выстрелил. Но дробь прошла выше медведя. Я понял, что это единственный момент, который у меня есть. Я схватил пистолет и направил его на Костю. Но выстрелить не успел.
Тот вдруг резко обернулся. И нажал на спусковой крючок. Грянул выстрел, и я вдруг почувствовал резкий сильный толчок в живот.
Я упал на землю. Мне показалось, что меня кто-то толкнул и даже попытался встать. И лишь когда теплота растеклась по животу, понял, что случилось.
— Андрей! Уходим! — выдохнул мне в самое ухо Генка.
Я почувствовал, как меня подхватили руки и потащили. Но я продолжал наблюдать за медведем и Костей. Зверь вдруг рванул к человеку и одной рукой сбил с ног. А потом придавил его всем своим телом. Послышался жуткий хруст ломающихся костей. Костя закричал, но крик его резко оборвался. Зверь заревел. А потом стал рвать жертву на куски.
Я не смог выдержать этого жуткого зрелища и отвернулся. Хотел сказать ребятам, чтобы отпустили меня, ведь я и сам могу идти. Но не смог. Во рту пересохло, а силы куда-то утекли.
«Подстрелили!» — обожгла вдруг мысль.
Я глянул себе на живот и увидел там черное пятно. На одежде была дырка, вся пропитанная темной кровью.
— Зажми! — просипел Кинг. — Зажми рану!
Мне в руки сунули тряпку. Я положил ее на живот. Хотел зажать, но не смог — стало нестерпимо больно. Я застонал.
— Потерпи! Ты зажми рану! Зажми!
Я стиснул зубы и придавил тряпку к животу. Захотелось кричать во все горло, но я понимал, что делать этого нельзя — там, совсем недалеко, медведь жрет человека. И хватит ему этой еды минут на сорок. А потом он вполне захочет продолжить трапезу.
Еще я понял, что крови тоже нельзя течь на землю — чтобы зверь не почуял след. Поэтому я прижал тряпку сильней к ране. Показалось, что там, внутри живота, разлился кипяток. Все жгло и было нестерпимо больно.
Кинг и Генка, увидев медведя, вдруг обнаружили в себе второе дыхание и бежали теперь вприпрыжку, причем умудрялись еще и волочь меня. Я ощущал свое пятой точкой все камни и выбоины, но не жаловался. Одно только осознание того, что мы уходить все дальше от медведя заставили меня молчать и не жаловаться на судьбу.
В какой-то момент, когда очередная колдобина заставила перетряхнуть все мои внутренности, я почувствовал, что начинаю терять сознание. Белая пелена начала окружать меня, и я уже ничего не видел. Разум проваливался в этот туман, и я отчетливо понял, что сейчас умру. Мне захотелось сказать парням, чтобы бросили меня, чтобы не тратили силы. Зачем тащить труп? Но не смог даже открыть рта.
А потом я потерял сознание.
Сколько я был во тьме я не знал — время тоже утратило для меня всякое значение. Когда же сознание вновь вернулось ко мне, первое, что я почувствовал — горечь на губах. Потом понял, что мы остановились. Сквозь шум в ушах услышал разговор Кинга и Генки.
— Уверен, что это поможет?
— Должно. Обезболивающее.
— А может, дурман-травы ему этой дать?
— Какой еще дурман-травы?
Генка рассказал Кингу о наркотике, который растет здесь и который мы по незнанию заварили в чай. Он говорил то весело, смеясь, красочно пересказывая наши галлюцинации, то серьёзно и тихо, особенно в тех моментах, когда мы оказались в доме Алика.
— Давай, — наконец произнес Кинг.
— Уверен?
— Он может и не дотянуть, — совсем тихо ответил тот.
Генка ничего не ответил. Я слышал, что он куда-то отошел. А потом мне в рот засунули несколько листков.
— Андрей, давай, разжуй. Так нужно.
Я с трудом принялся мочалить растение, чувствуя, как растекается терпкой сладостью сок. И вскоре боль начала отходить.
— Пить… — прохрипел я.
Мне тут же сунули снега. Я рассосал его, открыл глаза. Стало немного легче.
— Андрюха, ты как? — спросил Генка.
— Нормально, — простонал я.
Говорить было больно. Я глянул на живот, увидел там повязку, которую успели сделать парни.
— Сильно меня?
— Ты главное не переживай, — сказал Генка. — Мы…
— Сильно, — перебил его Кинг.
— Ты чего тут лепишь⁈ — проворчал Генка, злобно зыркнув на своего спутника.
— Я правду говорю, — Кинг глянул на меня. — Ты должен это знать.
Я кивнул.
— Все правильно. Нужно оценивать силы.
— Дробь попала в самое неудачное место. Не знаю, задеты ли органы, но будем надеется, что все хорошо. Ты траву жуй — без нее никак.
Кинг протянул мне еще листьев, и я трясущейся рукой взял их, смял в один комок и отправил в рот.
— Как начнет действовать — потащим тебя дальше. До вертолета, думаю, часа через два дойдем, — произнес Генка.
— Медведь? — спросил я.
— Не видно, — ответил Генка.
Голос его был тревожен.
— Но это не значит, что нужно снижать скорость, — а это уже относилось в адрес Кинга. — Он пока того стрелка грызет. Ему не до нас. Спешка тоже не нужна — растрясем парню все внутренности. Андрей, ты говорим нам, когда совсем невтерпёж будет.
Я не ответил — густой белый туман вновь поглотил мой разум.
На этот раз я провалился не в беспамятство. Разум частично работал, и я видел обрывки картинок. Горы, голубой горизонт, какие-то люди. Потом я увидел ее.
«Дева», — прошептал я, улыбнувшись.
Мне было приятно вновь встретить ее, хотя я до сих пор не мог точно ответить себе на вопрос существует ли она на самом деле?
Снежная дева не ответила. Она внимательно посмотрела на меня, на рану.
«Вот, ранило меня, — виноватым тоном ответил я, и сам не зная почему. — Как думаешь, дотяну? Или тут останусь?»
Мне и вправду было интересно. Не страшно, не больно. Именно интересно. Если уж суждено умереть, то лучше здесь, в горах. И чтобы не закапывали в землю. Не хочу мерзнуть. Пусть звери растащат плоть, а кости высушит ветер.
«Рано ты себя хоронишь, — внезапно произнесла Дева. — Железная птица ждет».
Какая железная птица? — хотел спросить я, но Дева начала таять и меня разбудила острая боль, пронзившая тело.
Я застонал, выгнулся. И тут же пожалел об этом. Новая вспышка боли едва вновь не погрузила меня в беспамятство.
— Андрей, извини! — тут же всполошился Генка.
Со свистом пропуская через легкие воздух, я открыл глаза.
— Где мы?
— С пригорка нужно спуститься, — пояснил Генка как можно более спокойным голосом.
Но мне хватило и одного взгляда, чтобы понять — спускаться придется с крутой скалы.
— Высота? — прохрипел я.
— Метров пятьдесят, — после паузы ответил Генка.
— Делай петлю, — приказал я. — Пропустишь мне через ноги, спущусь.
— Но ведь у тебя рана! — тут же ответил Генка. — Качать будет, растрясет все.
— Все будет нормально. Делай.
— Удержишься?
— Делай!
Генка не ответил, но послушно начал сооружать петлю.
— Что мне нужно будет делать? — спросил Кинг.
— Держать, — хмуро буркнул Генка.
Веревку перекинули мне через ноги, закрепили на спине — на живот не стали, чтобы узлы не давили на рану. Я попытался ухватиться за крепление, но с удивлением обнаружил, что совсем не могу поднять руки — сил не осталось. Попытался вновь. Рука лишь нехотя дернулась.
Генка увидел мои тщетные попытки, подошел ближе.
— Андрюха…
— У меня получится! — зло выдохнул я.
Но Генка смотрел на меня со скепсисом.
Я попытался еще раз. И еще. От этого только сильней закружилась голова.
— Не могу, — с трудом признал я.
— Тебе силы поберечь нужно, — сказал Генка.
— Слушай, сделаем так. Руки привяжешь мне сам.
— Зачем⁈ — удивился парень.
— Для равновесия. Закинешь мне надо головой и привяжешь к основной веревке. Понял?
— Понял, — кивнул Генка.
И принялся привязывать. Выглядело все со стороны весьма странно и Кинг смотрел на наши приготовления со скепсисом. Но не лез. Когда все было приготовлено, я уже буквально выл от боли.
— Дай еще этой дряни! — прохрипел я.
Дурманящая трава помогла, боль отступила. Генка отправил Кинга вниз. Я хотел сказать парню, чтобы тот подстраховал журналиста, но не смог и лишь безмолвно наблюдал как Кинг, пыхтя и чертыхаясь, спускается по камням вниз. Мне казалось, что он сейчас сорвется, но журналист довольно неплохо справился с вершиной.
— Теперь тебя спустим, — сказал Генка, глянув на меня. — Ты уж потерпи.
И крикнул Кингу:
— Принимай снизу!
Генка осторожно пододвинул меня к краю, схватился за веревку, уперся ногами в камни и начал спуск. Меня дернуло, и я не сдержался, застонал. Показалось, что в рану засунули ржавый нож.
— Андрюха, извини! Держись!
Я держал. Как только мог. Но чувствовал, как внутри раны начинает что-то неприятно тянуть, а намокать неприятным теплом. Я глянул на повязку и увидел, что она вся в крови. Сколько же ее у меня⁈
Связанные над головой руки не давали мне завалиться на бок и упасть, но мне так хотелось выпутать их, чтобы зажать на рану. А еще хотелось пожевать травы еще. Зависимость? Нет. Адская боль. Наркотик хоть немного ее купировал, но быстро проходил. И сейчас боль опять возвращалась.
— Эй, журналист! — крикнул Генка. — Ты встречаешь?
— Встречаю! — ответил тот.
— За ноги не хватай, слышишь? За живот тоже не хватайся. За бока. Слышишь? За бока хватай.
— Без тебя разберусь! Давай, спускай. Еще метров десять нужно. Хватит веревки?
— Конечно хватит! Ты еще меня будешь учить веревки мерить!
Я обвис обессиленным кулем.
— Геннадий! Тут Андрей… — начал Кинг.
— Чего?
— Давай быстрей опускай его!
Сквозь белесое молоко боли я почувствовал, что спуск стал быстрей.
«Этак он меня об землю шмякнет!» — подумал я и мне вдруг почему-то стало нестерпимо смешно.
Я отчетливо представил, как Генка роняет меня, и я падают задницей на скалы. От медведя убежал, от бандитов убежал. А умер так глупо, разбившись об камни.
Хохот рвался из груди неудержимым плотным потоком. Мне было больно, но я ничего не мог с собой поделать — трясся и беззвучно сипел.
— Генка! Он дергается! В припадке! — испуганно закричал Кинг.
— Что⁈ — удивленно воскликнул тот.
И интуитивно встал, чтобы посмотреть. Веревка тут же потянула вниз, и парень едва не уронил меня.
Меня тряхнуло так, что острый приступ боли в миг выжег весь смех из головы.
— Ох! — отчётливо произнес я.
— Держи! Твою мать! Держи! — рявкнул Кинг.
Наконец, я почувствовал, как ноги прикоснулись к чему-то твердому.
— Принимаю! Принимаю!
Крепкие руки Кинга подхватили меня и уложили на землю.
— Андрей, ты как?
— Да его просто от травы на смех пробило! — понял Генка.
И сам облегченно рассмеялся.
Кинг улыбнулся. Потом принялся растирать мое лицо снегом. Я был признателен ему за это, потому что чувствовал, как все внутри меня полыхает огнем.
А потом я вдруг увидел за спиной Кинга белый силуэт. Он был полупрозрачным, и я понял, кто это был.
— Умираю… — прошептал я, без страха, просто, чтобы сообщить своим товарищам, чтобы те просто знали это и не гадали, что сейчас со мной будет происходить.
— Андрей, ты чего? — напугался Кинг.
— Умираю… — повторил я.
Белый силуэт приближался. Его костяные руки тянулись ко мне. Я смотрел ему прямо в глаза. Меня не напугать. Я уже встречал тебя однажды. На этот раз видимо будет без осечек. Представлю твою злость. Пришла доделать дело. Ну давай. Забирай меня. Скорее.
— Уми…
Договорить я не успел — белый силуэт загородил собой весь горизонт и поглотил меня всего без остатка.
Черное и белое. Мокрое. Холодное.
Боль.
Монотонный гул, противный, у самого уха. Надсадный хрип какого-то механизма где-то высоко над головой.
Кх-кх-кх!
Свист.
Белые пятна. Приятная прохлада на лице.
Боль. Тупая, тянущая, холодная.
— … так долго не было! Задержка большая. По протоколу мне нужно было сообщить руководству, но предохранитель…
Чей-то суетливый голос.
— Предохранитель? — а это Генка.
— Да не переживайте. Я уже починил. Там перемычку…
Торопливое объяснение, сливающиеся слова.
— А командир группы чего?
— Надо лететь. Прямо сейчас. Может умереть.
И вновь боль. Отстранённая, фантомная, словно болит у кого-то другого, но каким-то странным образом я могу чувствовать эту боль.
Пытаюсь открыть глаза. Не могу.
Пытаюсь сказать хоть что-то. Не могу.
Пытаюсь дышать. Не могу.
Я — мраморная холодная статуя, которую зачем-то куда-то тащат. Зачем? Бросьте. Мое место здесь, в снегах.
— Андрей, — слышу в самое ухо. — Потерпи. Еще немного потерпи.
Я не хочу терпеть. Я хочу просто тишины. Бросьте меня в тишину, я хочу окунуться в нее навсегда.
Кх-кх-кх!
Звук убыстряется.
Все трясется. Начинает закладывает уши.
Я проваливаюсь в белизну.
Тепло. Никакого холода. Никакой тряски.
И даже боли нет.
Вместо нее — какое-то странное чувство, что мое тело превратилось в облако.
Сквозь плотную пелену я видел только обрывки картинок. Я видел потолок, белый, ровный. И лампы, светящие мертвым белым светом. Я попытался вспомнить были ли такие лампы в том времени, куда я попал. Пытался, но не вспомнил. Мне показалось, что я вновь оказался в своем времени. И эта мысль заставила меня ужаснуться.
Нет! Я не хочу! Я не хочу назад!
Но каталка продолжала упорно везти меня сквозь коридор, к свету.
А что, если все со мной случившееся — не более, чем плод моей фантазии? Ведь меня сбила машина. Что, если все мне померещилось, пока я лежал на асфальте, весь крови? А теперь, когда «скорая» помощь забрала меня и вколола обезболивающего и адреналина, я вновь пришел в себя и теперь вижу лишь больницу, в которой меня теперь будут восстанавливать после аварии.
Нет! Только не это! Лучше убейте меня! Отключите кислород! Положите сверху подушку! Просто оставьте умирать. Но не трогайте. Не возвращайте в привычный мир. Я не хочу. Не хочу!
Я попытался закричать. Дернулся — и потерял сознание, окунувшись в темноту. Навсегда? Если мне суждено вновь оказаться в своем времени и осознать, что все случившееся со мной — только сон, то лучше бы и вовсе не просыпаться.
Возвращение было странным, словно полет сквозь густой туман. Сознание возвращалось нехотя.
— Андрей… — чьи-то теплые руки прикоснулись ко мне. — Андрей, ты меня слышишь?
«Слышу!», — хотел закричать радостно я, но не смог — всего сковывало.
— Он еще не отошел от наркоза полностью, — произнес другой голос, строгий, дежурный. — Операция прошла успешно, заштопали вашего паренька. Знатно его конечно. Чуть выше — и тогда… В общем, горсть дроби из него извлекли. Ничего, не переживайте. Поправиться.
Я открыл глаза.
Палата. Раннее утро. Лучи солнца пробиваются сквозь занавески, падают на белое одеяло, на стены, потолок и эти теплые пятна так греют душу!
Я повернул голову и увидел Лесю!
— Привет! — радостно произнесла она.
— Привет, — прошептал я, улыбнувшись. — Так значит я остался?
— Что? — не поняла девушка.
— Такое бывает, — пояснил строгий доктор с седыми усами. — Во время наркоза бывают обрывочные ложные образы.
— Какой год? — шепнул я, еще не веря в свою удачу.
— Ты парень меня пугаешь, — сказал доктор. — Давай я тебе укол сделаю.
— Может, не надо? — спросила Леся.
— Да вы не переживайте. Успеете пообщаться.
Доктор сделал укол, любезно вышел из палаты.
— Как я здесь…
— Парни дотащили тебя до вертолета. Удивительно! Когда они рассказывали, я не верила им. Медведи, бандиты, какая-то трава.
— Ключи… — начал я.
И осекся. Знала ли Леся про мое задание?
— Все в порядке, — улыбнулась Леся. — Дмитрий мне кратко объяснил, куда ты пропал. Ключи переданы кому нужно, сейчас там занимаются расшифровкой. Тебе передавали огромную благодарность. Сказали, что позже проповедают тебя, когда тебе легче будет. Пообещали мне, что больше тебя тревожить не будут. Так чтоб отныне ты теперь только мой!
— А Генка? Кинг? Что с ними?
— С ними тоже все в полном порядке. Они сейчас в соседних палатах отдыхают.
— Я вернулся, — произнес я, окончательно успокоившись.
— Это точно, — кивнула Леся, поглаживая меня теплой нежной ладонью по лбу. — Почти с того света. Пообещай, что больше никуда от меня не уйдешь!
— Обещаю! — ответил я. — Теперь точно никуда не уйду. Я остаюсь. Остаюсь с тобой.