Зябрики в собственном соку или бесконечная история

Эпилог

Время действия (остановлено)

Место действия (отсутствует)

— Константин, у тебя совесть есть?

— Конечно.

— Ты, когда отправлял меня в этот мир, обещал мир тихий и спокойный. Знаешь, когда в тебя стреляют из автомата — это трудно назвать тишиной и спокойствием!

— Знаешь в чем проблема современного мира?

— В желании пофилософствовать на ровном месте, лишь бы не отвечать на вопрос?

— Нет, это я пытаюсь подвести тебя к ответу. Вопрос был чисто риторический, так что я сам на него отвечу. Проблема современного мира в том, что в нем никто тебя не слушает. Любую, даже самую, казалось бы, ясную и четкую мысль люди стараются истолковать так, как будто ты какой-то гребаный Нострадамус!

— Поясни.

— Вспомни, что я говорил в начале? Безразличный мир. Не хороший, не добрый, не тихий и спокойный. Безразличный. То есть мир, в котором происходящее с тобой зависит не от чьей-то злой воли, а, по большей части, от того, что каждый твой поступок имеет последствия. Ну и еще немного от случая. Но от твоих поступков — больше. Сам же вспоминал «Наутилуса»: «Если ты пьешь с ворами — опасайся за свой кошелек». Помнишь?

— Ну?

— А если ты публично унижаешь психованного придурка — то можешь ожидать ответку. Скажи спасибо, что он за автомат схватился, а не проломил тебе голову кирпичом в темном закоулке.

— Спасибо, добрый Костя. Низкий тебе поклон до земли. Типа мне не все равно, отчего помирать, от пули или…

— Кто говорил о смерти?

— Меня застрелили!

— Не торопись. Я, между прочим, с мертвецами разговаривать не умею.

— Так… Погоди-ка… В меня стреляли.

— На тебя направили автомат. Это, знаешь ли, не одно и то же.

— И нажали на курок…

— И нажали на курок.

— Но выстрела я не слышал.

— Я тоже.

— Он что, так и не выстрелил?

— Бинго!

— Я тебя придушу! Я уже мысленно простился с миром, с Нитой, со всеми… а ты!

— Вот тут я вообще не при делах.

— Ты, между прочим, автор этой истории!

— А вот и нет. Автор этой истории — ТЫ. А я всего лишь записывал твой рассказ.

— Ты еще скажи, что не выдумывал меня.

— Конечно, нет. Выдумывал я героев других своих книг. Димка-Хыгр, господин Шарль, Сергей Вышинский, Якоб, Лазаревичи — вот их я выдумал. А ты сам пришел в мою голову и застрял в ней, пока я не отправил тебя в Безразличный мир. Я вообще не собирался писать про зябриков! Я книгу про новую расу начинал, с чего бы мне параллельно еще одну книгу затевать, если мне времени еле-еле на одну хватало? А тут ты, из головы не выходишь, требуешь для себя целый мир. Вот и пришлось начинать «Зябриков»…

— Значит, я не выдуманный?

— Если бы я тебя выдумал — я б тебе и имя придумал. Ты же наотрез отказался называть его!

— Ну… Я подумал, раз я в отправляюсь в другой мир — то имя можно и в этом оставить.

— Ну вот. Для выдуманного вы, батенька, слишком самостоятельны.

— Ну, говорят, некоторые писатели жалуются на своих героев, что те, мол, ведут себя не так, как задумывалось…

— Я тоже эти байки слышал. И, пока сам не начал писать книги — думал, что это выдумки. Как это герой может сам себя вести, если он — целиком и полностью плод твоего воображения? Оказывается — может. Не сам герой, конечно, скорее, назовем это «логика повествования». Например, задумал ты, что твой герой в конце романа должен остаться с вот этой девушкой. Пишешь ты, пишешь, описываешь героя, его поступки, характер и все такое… А в конце понимаешь, что герой таким, каким ты его описал, нипочем не останется с этой девушкой. Невозможно это. Просто по складу его характера — не тот он человек, чтобы с ней остаться. Нет, можно, конечно, плюнуть на персонажа, на все такое прочее — и просто написать то, что хочешь. Только это будет смотреться нелогично. Неестественно. Вот и приходится писать про то, как герой, чмокнув в щечку ту, кого автор прочил ему в любови всей жизни, запрыгивает на коня и со словами «Я тебя недостоин!» гордо уезжает в закат. Вот что такое «герой ведет себя». А ты? Да я вообще в бесконечном шоке был от того, что ты там творил! Я, конечно, не думал, что ты тут же ломанешься в КГБ с криками «Я попаданец, помогите мне!». Но и то, что ты сделал — я тоже не ожидал. Украсть паспорт? Ну, ладно. Поступить по поддельному паспорту в институт, чтобы легализоваться? Я был в шоке, если не сказать хлеще. Ну а история с украденным чемоданом… Чем нужно было думать, чтобы оставить вещи на вокзале незнакомому человеку⁈

— Ну, я же… Он же… Ладно, с чемоданом я лопухнулся. Но в остальном-то все прошло нормально.

— За исключением истории с автоматом.

— Хорошо. Два раза лопухнулся.

— Это я еще про пирожки не вспомнил.

— Ой, пирожки это так, мелкая житейская неприятность! Что там с автоматом-то? Придурок в меня не выстрелил?

— Неа.

— С предохранителя, что ли, снять забыл? Что случилось?

— Как ты думаешь, откуда Крастик взял автомат?

— Ну, отец или дед с войны принесли. Примерно так.

— А война когда кончилась?

— Лет пятнадцать назад.

— И где все это время лежал автомат?

— На чердаке каком-нибудь. Или в подвале?

— На чердаке. Завернутый в мешок. А что происходит с оружием, если оно лежит годами в пыльном мешке и никто не удосужился его почистить?

— Осечка?

— Особенно если хвататься за магазин, который у данного конкретного экземпляра автомата и без того разболтан.

— Осечка? Ну! Не томи!

— Утыкание патрона в патронник. Вот он удивится, когда грозная стрелялка не выстрелит!

— Так я до него добрался?

— Еще доберешься. Я тебя за секунду до этого выдернул, пообщаться.

— Ах ты ж, вырезано цензурой! Я решил, что, раз с тобой разговариваю, значит всё, хана.

— А то ты со мной до этого по ходу пьесы не разговаривал. Думал, я твои подколкочки не выкуплю?

— Ну, это так, мысли вслух были. А сейчас я с тобой реально общаюсь. Значит, я жив?

— Живее все живых.

— И… что дальше?

— Как я и сказал — все зависит исключительно от тебя. Если не будешь лезть на рожон… хотя кому я это рассказываю? Двадцать лет…

— Ты еще скажи «школота».

— Молчи уж, школота…

— Молчу, молчу… Ну что, я — назад?

— Давай.

— Погоди!

— Ну.

— Еще один вопросик можно?

— Да хоть десять. Времени у нас вагон.

— Константин, смотри. Ты придумал мир, в который я попал…

— С чего ты взял?

— В смысле?

— Я не умею придумывать миров, это тебя кто-то обманул.

— В смысле⁈

— Ты вообще представляешь, что это такое — придумать МИР? Целый мир? Продумать его до каждой последней песчинки, до каждого уголочка. Я, конечно, высокого мнения о своем интеллекте, но он на такое не способен.

— Не глуми мне голову. Откуда тогда взялся мир, в котором я живу?

— Ну, в определенном смысле, он появился благодаря мне. Наверное. А, может, он всегда существовал, где-то в бесконечной Вселенной, и мое воображение просто открыло туда дорогу? Я не знаю.

— Так, прогон про бесконечную Вселенную я от тебя уже слышал. Ты точно его не выдумывал?

— Так же точно, как и тебя. Вот смотри — у твоей Нитки есть родинки?

— Ну… есть.

— Где?

— Одна на шее, под ухом, а еще одна… ты зачем спрашиваешь, извращенец⁈

— Затем, что не я придумал, где у нее родинки. Я вообще понятия об этом не имел, пока ты не рассказал. Но: я этого не знал. А ты — знал. Так придумал я этот мир или он существует сам по себе, мне вообще никак не подчиняясь?

— Ну, если так смотреть… А какого цвета стены в общежитии?

— Зеленые?

— Угадал.

— Вот именно — угадал. Я понятия не имею, какие там стены у тебя в общежитии, даже если ты об этом говорил. Мир ОРС — вполне реальный, точно так же, как реален наш мир. Самый простой пример: сколько людей ты повстречал, которые просто мелькнули рядом с тобой, и ушли дальше по своим делам? Много, верно? В реальном мире так и бывает. А в выдуманных мирах — нет. Там каждый персонаж должен развивать сюжет, а не заниматься своими делами. С чего тебя вообще вдруг начала беспокоить реальность мира?

— Просто… Понимаешь… Если ты выдумал весь мир, получается — Нитка тоже выдумана? И то, что мы влюбились — тоже?

— О, господи… Три вещи непостижимы в этом мире: путь змеи по камням, путь корабля в море и путь мужчины к женщине. Не помню, кто сказал.

— Соломон это сказал! Не уходи от ответа!

— Да никуда я не ухожу. Я ничего не выдумывал — ни тебя, ни мир, ни Нитку, ни, тем более, вашу любовь. Да я вообще был уверен, что вы с ней станете злейшими врагами! А, если честно, что касается любви — я ставил на то, что ты влюбишься в Маду. И вы будете ломать голову над тем, как объяснить остальным любовь «брата» к «сестре». Но ты сумел удивить.

— Нечего ржать.

— И в мыслях не было.

— Как раз в мыслях — было.

— Телепат-самоучка.

— Так, значит… Всё реально?

— Более чем.

— И Нитка?

— И Нитка.

— И я?

— И ты.

— И тебя не смущает, что ты сейчас общаешься с человеком, пришедшим тебе в голову? Это, знаешь ли, плохой признак…

— У меня в голове столько всего происходит, что ты там — далеко не самая странная вещь.

— Константин, давай, отправляй меня назад. Я вроде бы уже успокоился, так что того придурка не грохну, а только рожу начищу.

— Ну давай, алга.

— Константин…

— У тебя в роду евреев не было?

— С чего бы?

— Ну, как известно, англичане уходят и не прощаются, а евреи прощаются и не уходят. Да и твоя манера отвечать вопросом на вопрос…

— Да ну тебя. Ты лучше скажи: если я захочу опять к тебе в гости прийти?

— Да приходи, что мне, жалко, что ли?

— А можно?

— Ты б таким вежливым в свое первое появление был…

— Тогда бы у тебя этой книги не было.

— Тоже верно. Приходи, конечно, расскажешь, как там у тебя дела.

— Хорошо… До свидания, Константин.

— До свидания, Ершан.

Книга закончилась, но неужели вы вправду решили, что история Ершана на этом тоже закончилась?