Зябрики в собственном соку или бесконечная история

Глава 24

— Значит, говорите, в деревне жили?

— Ага, совершенно верно.

— Работали кем или просто учились?

Я с любопытством взглянул на товарища Птичкина. Ареса Телепанормаевича… дал же Бог отчество! Вернее, не Бог, конечно, а отец. А тому это заковыристое имечко досталось тоже не от Бога, а от его представителя на земле: по словам Ареса Телепорно… тьфу ты… Телепаранор… Птичкина, короче, — священник в деревне, где крестили его отца, тем, кто приносил ему денежку, выбирал из святцев[1] нормальные имена, а тем, кто не приносил — в силу скупости ли, или как, в случае с Птичкинымы, в силу бедности — тем доставались вот такие вот.

— Работал, конечно. Летом же, этта, в школе не учатся, так как же не работать-то?

Спасибо, незапомнившийся мне автор книжки «На берегах Аргая», из которой я и почерпнул эту информацию. А то запнулся бы: «Работают школьники-талганцы или не работают? Какой ответ правильный?» — и хана.

Что-то уж больно въедливы вы, товарищ Птичкин, уж больно ловко вытягиваете информацию обо мне, да еще и вот такими повторными вопросиками. Ты же уже спрашивал, жил ли я в деревне, зачем уточнять?

Что ж, в эту игру можно играть и вдвоем…

— А вы где служили?

Показалось? Или в глазах моего собеседника и вправду на мгновенье мелькнула какая-то тень.

— Ну что вы, нигде я не служил, с чего вы взяли? — искренне улыбнулся он.

— Показалось так. Спрашиваете прямо как на… на беседе в милиции.

Следи за языком, Ершан. А то чуть не ляпнул «…как на допросе». Хотя ощущения, надо признать, очень похожи.

— Ах, вопросы! Прошу прощения, если смутил вас — это у меня профессиональное.

Я поднял бровь. Угадал, что ли?

— Нет, не угадали, — прочитал мою мысль по лицу Птичкин, — я — писатель.

— Это не вы, случайно, написали «На берегах Аргая»?

А вдруг и вправду он? Неудобно получится… Страшно неудобно.

— Нет, это не я. О такой книге, честно говоря, и не слышал вовсе. Про Талган?

— Да.

— Нет, я в Талгане не был ни разу. Я все больше по западным и южным краям страны…

А Талган — где? Ах, да… Здесь же все наоборот, и юг там, где у нас север.

— … «Черные крыши», «Лесной шум», «Живое серебро», «Огненный вал» — не читали?

— Прошу прощения…

— Не расстраивайтесь. Я не самый известный писатель, есть те, кто гораздо лучше меня…

Разговор плавно свернул с личности одного самозваного уроженца Талгана на личность писателя средней руки. Чего я и добивался.

До столицы остались считанные часы — прибываем в 06:36 — солнце еле-еле взошло, я стою в тамбуре, курю папироску, стрельнутую у какого-то солдата, и думаю о жизни.

Нет, не о том, что мне приходится вести жизнь какого-то нищего побирушки, хотя именно ее мне и приходится вести.

С писателем Птичкиным мы провели несколько часов интересной и увлекательной беседы. И это не сарказм, мне и вправду было интересно. Помотала его жизнь, однако… В смысле: помотала его жизнь, этта. Я же талганец, а не чукча, верно?

Но, несмотря на всю интересность этой беседы — из спального вагона пришлось сваливать. Слишком, так сказать, чистое место, не для бородатой деревенщины в мятых штанах, вроде меня. Нет, никто, конечно, не прогнал бы меня взашей только потому, что я не корреспондирую с чистотой вагона — да здесь не только скатерки на столах, даже вазочки с цветами есть! — просто… Не выгляжу я как человек, который может позволить себе билет в спальный. И бродя по нему, я нарываюсь на вопросик «Ваш билет!».

А вот билета-то у меня как раз и нет…

Поэтому я убрел в плацкартные вагоны, где и принялся бродить среди более простецкой публики. Честно говоря, я и среди них выглядел как бомж в супермаркете, но хотя бы не в театре.

Закрылся в туалете одного из вагонов и помылся. Весь, целиком. Поэтому времени это заняло много и на выходе меня ждало несколько недовольных граждан, но я быстро свинтил от них в соседний вагон. Где подсел то к одной компании, то к другой.

Так-то я в жизни бы не стал навязываться незнакомым людям, но голод — не тетка, а у советских людей в любой вселенной есть обычай: сел в поезд — начинай есть. И все эти запахи вареных яиц, копченого мяса, огурцов, арбузов, бананов — резали мой желудок, как осколками стекла. Поэтому я не выдержал, выбрал группу, показавшуюся мне наиболее подходящей, и робко попросил покушать. Да, мне было стыдно.

Компания из пяти веселых ребят оказалась геологами, возвращающимися из экспедиции. «Оказалась», потому что из-за внешности одного из геологов, похожего на молодого Гайдая, такого же высокого и тощего, да еще и в очках а-ля Шурик, мне показалось, что это — фольклористы. Нет, оказалось, геологи, в какой-то неизвестной мне пустыне искали газ. Потому что неподалеку одно месторождение газа уже нашли и страна и партия сказали «Где одно — там и еще десять! Ищите!». Вот прям так, чтобы сразу — не нашли, но набрали проб и образцов пород, которые нужно исследовать на предмет того, не указывают ли они на признаки газа. Ребята даже пытались мне объяснить, в чем именно была суть поисков, но мне все эти антиклинали, синклинали, ловушки, коллекторы, покрышки[2] ничего не говорили, я же не геолог.

На типовых геологов, какими они мне представлялись, крепких мужиков с бородами, в свитерах и в энцефалитках[3], ребята и вовсе не походили. Тощий «Гайдай», больше похожий на студента-ботаника, второй, тоже тощий, но более жилистый, третий, по комплекции более соответствовавший образу советского геолога и похожий на гарпунера Неда Ленда[4] в исполнении Владимира Талашко[5], не носил бороды. Вернее, сейчас не носил — видимо, в экспедиции она у него была, а сейчас он ее, несколько не подумав, сбрил, и теперь красовался лицом, дочерна загоревшим сверху и бледным снизу. А другие два члена команды и вовсе были девушками: тощей и плоской девицей в круглых очках в стальной оправе, единственной, кому я не понравился, и очень красивой девушкой, с алыми пухлыми губами и обвораживающей фигурой. Испорченное мышление жителя 21 века не замедлило задуматься над тем, как геологи развлекались в экспедиции, где вокруг на сто километров — ни одной живой души, но обдумывать эту мысль я не стал.

И так понятно.

Что это не мое дело.

Геологи накормили меня до отвала — о чем я очень скоро пожалел, потому что желудок скрутило болью не по-детски — впихнули мне в дорогу несколько шариков твердого соленого сыра, величин с грецкий орех и кусок копченого мяса. На мой вопрос, не крокодилятина ли, очкастая мымра буркнула, что это там, в Талгане мы привыкли крокодилов коптить, а это — сайгачатина. Так что теперь в моих карманах обитали не только документы, ножик и ветер, а еще вкусняшки и десять рублей. Червонец, это не от геологов, а от Птичкина, всунутый перед расставанием.

Геологи спасли меня от проводницы, заинтересовавшееся, что это за личность тут обитает, ей лично незнакомая. Заявили, что я их приятель из соседнего вагона, пришел в компанию. Впрочем, проводница и спросила не для скандала, а так, для порядка.

Геологи уложили меня спать, у них в отсеке была свободная полка, куда они и сказали мне забираться на ночь. Где мне и удалось отоспаться до самого утра. Потом, чтобы не примелькаться той же проводнице, я убрел еще на пару вагонов дальше к хвосту поезда, где сел на хвост мужчине в сером шевиотовом[6] костюме. Мужчина обладал роскошными залысинами интеллектуала и тяжелой квадратной челюстью — Ломброзо застрелился бы, попытавшись определить, кто это — и оказался строителем, возвращающимся со стройки канала в пустыне. Вернее, завязавшим со стройками наглухо — тяжелая трость говорила о том, что падение с лесов не прошло для строителя вхолостую. Так как в этом вагоне и вовсе были заполнены только половина мест, на ночь я просто внаглую улегся на свободную полку и заснул. За что и был покаран проводницей, которая обнаружила меня часа в три ночи и прогнала к чертям.

К чертям я не пошел, а пошел в тамбур, в котором вот и стою, жду прибытия в столицу и думаю о жизни. А именно о том, что в моих железнодорожных странствиях мне попадались исключительно хорошие люди: жена строителя свайного поселка, писатель, геологи, покалечившийся строитель канала… Может, здесь такие люди составляют большинство? А может, я просто интуитивно не сближаюсь с плохими людьми? Может, не стоит судить обо всех людях только по своим знакомым?

Я посмотрел на какие-то пакгаузы, проносящиеся за окном в сером утреннем свете.

Вот так же мимо меня проносились множество людей, с которыми я близко не общался и не могу оценить степень их хорошести или плохости. Может, среди них был цеховик[7], организовавший тайное швейное производство в психушке[8] или хирург, изобретший аппарат с кольцами и спицами для сращивания сломанных костей[9], серийный насильник девочек[10] или возвращающийся после выполнения опасного задания разведчик, шпион враждебного государства или герой войны, вор или сыщик, наркоман или чемпион, тунеядец или труженик — я этого никогда не узнаю. Говорят, среднестатический человек за свою жизнь проходит, в среднем, мимо 36 убийц. И при этом остается в твердой убежденности, что в своей скучной серой жизни встречался исключительно со скучными серыми людьми. Так и я, даже если еду сейчас в одном поезде с убийцей — никогда не узнаю, кто это[11].

Поезд прогудел. Похоже, я приближаюсь к месту моего назначения.

Столичный Афосинский вокзал. От которого отправляются поезда в вожделенный мною Афосин, город на берегу Соленого моря — да, это название — в котором я хочу поступить в универ. Ну или хот бы попробовать, чтобы как минимум неделю, на время вступительных экзаменов, у меня была крыша над головой. Жизнь перекати-поля мне уже изрядно надоела.

Поезд из Талгана пришел на другой вокзал, Мерзакский, но тут мне повезло — оба вокзала находятся на одной и той же треугольной площади (возможно, есть и третий вокзал, для симметрии, но я не в курсе), так что, чтобы попасть с одного на другой мне понадобилось пройти не больше десяти минут бодрым шагом. Повезло: я как-то не подумал, что здешняя столица, как и Москва времен СССР, может оказаться городом режимным, по которому болтаться просто так кому попало никто не разрешит[12].

Я прошелся вдоль перрона, к которому паровоз — натуральный такой паровоз, черный, с огромным цилиндром паровой машины, будкой машинистов и дымом из трубы — подтащил состав зеленых пассажирских вагонов, которые через несколько минут отправятся в Афосин. И я тоже на нем отправлюсь. Если придумаю, как.

Попробовать, как в Талгане, найти человека, которому нужно помочь с багажом и под эту марку втиснуться в вагон?

Я провел взглядом вдоль поезда… и задумался.

А что, если и вправду…?

[1] Святцы — поименный перечень святых, чтимых церковью, составленный по дням года. В православной традиции человек обычно получает имя того святого, память которого чествуется в день крестин. А так как на каждый день выпадает несколько святых — то крещенный 10 ноября мог получить имя в честь апостола Олимпа, а мог — в честь апостола Сосипатра. Если кто в каноничной дюжине апостолов не смог найти Сосипатра — это потому, что он входит в число 70 апостолов, которых Иисус избрал своими учениками помимо 12 ближайших учеников.

[2] Антиклиналь — выпуклая складка слоев горных пород выпуклостью вверх, синклиналь — выпуклая складка слоев горных пород выпуклостью вниз, коллектор — горная порода, пропускающая газ, покрышка — горная порода, не пропускающая газ, ловушка — сочетание коллекторов и покрышек, не позволяющее газу уйти.

[3] Куртка с капюшоном и сеткой на лице от гнуса и энцефалитных клещей. Носят в тайге, в пустыне она без всякой надобности.

[4] Герой книги Жюля Верна «20000 лье под водой» и советского фильма 1975 года «Капитан Немо»

[5] Советский актер, исполнитель роли Неда Ленда (и Скворцова в фильме «В бой идут одни 'старики»)

[6] Шерстяная ткань

[7] В СССР — организатор подпольного производства дефицитных товаров

[8] Намек на Шаю Шакермана, цеховика, который действительно в пятидесятые организовал подпольную швейную мастерскую в психо-неврологическом диспансере.

[9] Имеется в виду Гавриил Илизаров, изобретший аппарат Илизарова для сращивания костей в пятидесятые

[10] Маньяк Александр Найденов, действовавший в СССР в 1958–1959 годах

[11] Едет. Не узнает.

[12] Герой путает. Режимность Москвы в СССР заключалась в запрете на проживание ранее судимым, о чем делалась пометка в паспорте. Которой у героя, естественно, нет. В его защиту можно сказать, что он устал, не выспался и хочет есть.