Зябрики в собственном соку или бесконечная история

Глава 16

Против моего поступления было слишком много факторов, но они были в принципе решаемые.

Не умею писать пером? Можно научиться. Или, если здесь существуют перьевые ручки — а он явно должны существовать, «паркер» насколько я помню, существовал еще до войны[1] — то купить одну из них. Вроде бы в вузах не должны придираться к тому, чем там студент пишет — не школа же, с уроками правильнописания.

Не знаю здешней литературы, по которой нужно вообще-то писать сочинение? Хе-хе. Я не знаю только здешних НАЗВАНИЙ. Опыт с фильмом «Трудная задача», он же — здешний вариант «Неподдающихся» показал, что ничего принципиально нового в здешнем искусстве я не найду. Единственно — другие имена авторов и героев. Но для этого достаточно выписать названия авторов из листка с программой приемных экзаменов для поступающих, сходить в библиотеку и определить, кто такой гражданин Ордаков — Пушкин или Гоголь?

Нет, конечно же, это все могло и помешать, но могло и прокатить. А вот один ма-аленький пунктик в перечне документов…

Военный билет.

Кто-то может мне напомнить, что у меня нет не только военного билета, но и документов вообще. Всех документов — один чемодан. Но документы тоже относятся к перечню проблем РЕШАЕМЫХ. Военный билет — нет.

Даже если я смогу стащить у человека военный билет (хотя обычно люди с военниками в карманах не ходят толпами по улицам и не носят таблички «У нас с собой военный билет!», то мои проблемы на этом не закончатся. А начнутся. Военный билет при поступлении требуется не просто так, а для того, чтобы поставить меня на воинский учет. Если у меня есть военный билет — значит, должна быть в нем отметка о том, что я с учета по месту прописки снят. А ее — нет. Предположим, я нашел военный билет с такой отметкой или сумел ее подделать. Поможет? Нет. Военкомат, в котором я встану на учет, запросит мое личное дело там, где я с учета «снялся». И что он получит? Сильное удивление и письмо, в котором будет сказано, что гражданин Имярек как встал на учет, так и стоит на нем двумя ногами.

И вот ЭТА проблема — нерешаема. Никак.

Блин.

Интересно, как же тогда всякие воры и шпионы в советских детективах умудрялись годами жить по краденым паспортам? Даже если не принимать в расчет вариант, когда хозяин документов никому пожаловаться не может, по причине острого сатурнизма и приобретения температуры окружающей среды[2]. Или это специально делалось, чтобы преступники верили, что такое возможно? Типа как, по слухам, в американских фильмах специально, по заказу ФБР, показывают НЕПРАВИЛЬНУЮ хватку пистолета а-ля «гангста-стайл»[3], чтобы малолетки, насмотревшиеся боевиков, при стрельбе держали пистолет «типа круто» и меньше попадали по агентам.

Так.

Что-то я начинаю растекаться киселем. Отставить. Ничего еще не случилось, никто не умер, меня не поймали. Просто поступление в вуз решало мои проблемы на довольно длительный промежуток времени, вот из-за облома с военником я и растерялся. Давайте-ка, молодой человек, чуть понизим планку.

Что мне нужно вотпрямщас?

Документы. Minimum miniorum[4] — паспорт. Где его можно взять? Найти человека, у которого он есть и… Изъять. Но! Тут возникают трудности, и не только морально-этического толка. Люди обычно не склонны таскать с собой паспорта в булочную и еще меньше — сообщать всем окружающим об этом. Это раз. Воровать паспорт, раз уж я твердо решил встать на путь криминала и грабежей, нужно у моего ровесника, плюс-минус пять лет. Потому что фотографию я еще смогу переклеить, а вот подчистить год — нет. А мои плюс-минус сверстники паспорта с собой вообще не таскают.

Что делать в таком случае? Что нам говорит опыт человечества?

Он, в лице книги Андрея Ильина «Обет молчания»[5] говорит о том, что паспорт нужно воровать там, где он у человека есть стопроцентно. Например, в очереди в сберкассе. А где я могу обнаружить своего сверстника, у которого стопроцентно есть паспорт? Перед вузом, куда он идет поступать. Потому что паспорт входит в комплект документов, необходимых для поступления.

Моя задача? Обнаружить абитуриента у вуза… нет-нет-нет. На железнодорожном вокзале. Потому что если я увижу его перед вузом, то через минуту он зайдет внутрь и прости-прощай краснокожая паспортина[6].

Перехватываю клиента у вокзала, перехватываю у него документы (как — еще не придумал) и вуаля: у меня с собой паспорт, аттестат и все остальное, необходимое для поступления. После чего иду — в другом городе, естественно, и… подаю документы для поступления. Зачем, если я не поступлю? А потому что я и не буду поступать. Завалю экзамены и сочинение, зато как минимум на две недели будут обеспечен жильем. И не надо будет бомжевать по стройкам и общагам.

Заваливаю экзамены и, если повезет, можно будет попробовать сунуться в техникум или ПТУ, чтобы заселиться в общежитие еще на две недели. В одной советской книге главный герой так и сделал: не сдал экзамены в какой-то крутой вуз и, чтобы не признаваться родителям, подал документы в строительный техникум, в надежде год прокантоваться, а потом все же поступить[7]. Он это сделал почти случайно, а я сделаю специально.

А дальше… А дальше — посмотрим.

Только провернуть это все нужно до 31 июля. Потому что в этот день заканчивают принимать документы и начинаются вступи… тьфу, приемные экзамены. Какое там сегодня? 15-ое? Успею.

Ну что ж, как говорил товарищ Хрущев: наши цели ясны, задачи определены — за работу, товарищи!

Стандартный вес ящика с гвоздями — 50 килограмм.[8]

Стандартная грузоподъемность товарного вагона — 50 тонн.

В одном вагоне — 1000 ящиков.

В бригаде грузчиков — 5 человек.

Каждому нужно перенести 200 ящиков…

Уф!

Скинув со спины тяжелый деревянный ящик, глухо звякнувший, я зашагал обратно к черному входу в вагон. Обычный такой красно-коричневый грузовой вагон, та самая «теплушка», которые упоминаются в книгах про войну и ГУЛАГ. Предназначен для перевозки 50 тонн груза, 40 человек или 8 лошадей. Если присмотреться, то внутри, на стенах, можно увидеть брусья, к которым крепятся нары или стойла в случае необходимости. А на крыше — закрытые люки, в которые выводятся трубы печек, если необходимо отопление. На одно из торцов вагона — тормозная площадка, типа балкончика. Предназначена для того, чтобы можно было покурить во время движения. А если серьезно — ну кто, в самом деле, будет выделять особое место для курения в грузовом вагоне? — то нужна она для того, чтобы, если состав перегородил тебе путь — можно было пройти по ней, а не лезть под вагонами.

Подхватив очередной ящик, я закинул его на спину. Потому что так делали все остальные грузчики из «моей» бригады. А еще я читал в какой-то советской книге о нелегком труде грузчиков о двух принципах их работы:

— ничего не брать пальцами (рано или поздно выломаешь суставы фаланг и заработаешь артроз. Бери руками!);

— ничего не поднимать руками (потянешь мышцы спины или повредишь позвоночник. Поднимай спиной!)[9]

Уф!

Стандартный вес ящика с гвоздями — 50 килограмм…

Как можно понять, я таки пришел на станцию разгружать вагоны. Ночью. Документов действительно не спросили, разве что имя, после чего экспедитор махнул рукой с зажатыми в ней накладными и повел нас к вагону, стоящему на путях среди, наверное, десятков таких же.

Хозяином груза был относительно молодой мужчина, лет так сорока без малого. Сапоги — тут вообще очень популярна обувь, темные штаны, кепка… И пиджак. С аккуратно свернутым в рулончик и заколотым булавкой правым рукавом.

Надо же. Я как-то и не задумывался до этой встречи, что все встречаемые мною люди пережили Великую Отечественную. Пусть в здешнем исполнении, то есть, не то, не там и не с теми названиями, но наверняка не менее жестокую и кровавую. Причем чуть больше 10 лет назад. А, наверное, чуть ли не каждый мужчина воевал. И, если не увидишь увечье или орденские планки — и не поймешь. Обычные люди, спокойные или крикливые, веселые или суровые, но — обычные. Никто не шатается пьяным в форме, не кричит на прохожих «А ты где воевал⁈» или там «Сталинград!». Где ПТСР?[10] Где вьетнамский (афганский, чеченский и ты пы) синдромы? Здешние люди — и наши люди пятидесятых? — психологически устойчивее? Или те, кто склонен к истерикам — просто не дожил до конца войны? Или здесь не «иммунитета ветерана» и тот, кто совершает преступления и нарушает беспорядки — получит срок без оглядки на «он же воевал!». Ну, воевал. И что? Сейчас ЛЮБОЙ воевал: и ты, и милиционер, что тебя арестовал и тот интеллигент в очках, которому ты попытался в рожу кулаком сунуть — тоже на передовой не печенье перебирал. Не прокатит. Это как советские перестроечные эмигранты в Израиль жаловались на то, что там трудно «вести дела», сиречь жульничать и мошенничать: в России, если попадешься, можно было выставить себя «несчастным евреем — жертвой антисемитов», а в Израиле — не получится. Тут все — евреи.

Уф!

Стандартный вес ящика с гвоздями — 50 килограмм…

Может, конечно, все гораздо проще и в ОРС любители поптсрить и покидаться гранатами в непонравившемся им кафе были в лучших традициях сталинского СССР собраны в уже знакомые им «теплушки» и отправлены сбрасывать энергию с помощью двуручной пилы. Ведь и в наше время можно встретить человека, прошедшего «и Крым и Рим» и не размахивающего этим на каждом шагу. Не надо далеко ходить: Юрий Алексеевич, мой институтский преподаватель высшей математики. Невысокий, сухой, с седоватыми усами, в очках, пользующийся уважением студентов и… кхм… любовью студенток. И чуть ли не случайно я увидел его в пиджаке с планками, среди которых опознал красно-белую ордена Красной Звезды. Алексеич отшутился в стиле «бандитская пуля», но я уже из интереса провел небольшое расследование и узнал, что бандитская пуля настигла его в 1985 году в Афганистане. Во время службы в 6-ом отдельном мотострелковом батальоне 22-ой отдельной бригады спецназначения[11]. Три раза. А он даже голос никогда не повышал…

Ящики закончились как-то неожиданно быстро — или я сбился со счета — и мы получили расчет. Розоватую бумажку с цифрой «100» и задумчивым фасом товарища Афосина и две похожие на нее, такой же расцветки, но с уже чуть менее радующими «10». Шестьсот рублей за вагон поделить на пять человек — сто двадцать рублей на человека. Здесь арифметика сработала. А с ящиками — почему-то нет…[12]

Прибрав денежки — не считая их у меня только 90 рублей и несколько копеек — я вытер пот со лба рукавом и надвинул тюбетейку.

Откуда взялась тюбетейка, если до сих пор я носил честно украденную в бане кепку?

Догадайтесь.

Что значит «тоже украл»⁈ Купил на рынке! За червонец.

Как я выяснил в результате блуждания по городу — нужно же как-то было убить время до ночи и желательно забесплатно — среди граждан ОРС пользуются популярностью тюбетейки. Даже дети в них бегают. Хотя с другой стороны — ничего неожиданного. Вспомните стереотипный образ советского пожилого ученого. Что у него на голове? Тюбетейка. Во что одет типовой мальчишка в черно-белом советском фильме? Черные шорты, белая майка и — тюбетейка.

Вот и я, в рамках следования моде, а также большего соответствия своему образу талганца — они все носят темно-зеленые тюбетейки — я решил приобрести себе такую же. Если покупка не пробьет большую дыру в финансах — которые уже и так охрипли, распевая романсы.

Тюбетейка, найденная мною в стопке, высящейся на вытертом дощатом прилавке, была типично талганская: мягкая, чуть высокая, такого темно-зеленого цвета, который у беретов спецназа ВДВ назывался «оливковым». Неожиданно мягкая: мне, как человеку никогда тюбетеек не носившего, почему-то казалось, что они жесткие, как картон. Наверное, потому, что ассоциировались с театральным реквизитом из самодеятельности…

— Ершан! — окликнул меня Даглар, один из грузчиков, в отличие от остальных «непрофессионалов» вроде меня — штатный, — Куда сейчас?

Во время одного из перекуров я «сознался», что отстал от поезда, потерял деньги и документы и теперь добираюсь до родного Талгана, подрабатывая разгрузкой по ночам.

Почему до Талгана? Ну, если уж я собрался выдавать себя за талганца, то паспорт нужно тырить там же. Иначе нескладушка получится.

— Наверное… этта… на вокзал.

— Ну и дурак. Спать ты тоже на вокзале будешь? Милиционер прогонит.

Ну да. Чай, не ночлежка.

— Ну так негде… — пожал я плечами.

— А ел ты когда?

— Утром.

Вот тут я не соврал: последний раз я нормально ел именно утром. А потом забивал жалобы желудка курением. Последнюю папиросу выкурил перед станцией. Собственно, именно отсутствием папирос и была вызвана откровенность: трудно идти со всеми на перекур, если курить тебе и нечего. Но надо мной было взято покровительство: угостили папиросой, несмотря на мои стеснительные сопротивления.

— Пойдем, балбес.

Я получил подзатыльник и чуть не потерял тюбетейку.

Как подсказывает мне жизненный опыт, в любой более-менее крупной организации, занимающей значительную площадь — мастерские, заводы, гаражи, институты — всегда найдется небольшой закуток, где есть диван, чайник, телевизор и можно поспать.

В такую вот комнату отдыха меня Даглар и привел. Небольшое помещение с белыми — когда-то, а сейчас серыми — оштукатуренными стенами, стол, застеленный газетой, пара топчанов, со скомканными ватными одеялами, крашеный в красно-бурый цвет шкафчик.

Из него грузчик достал сковороду с черно-желтыми комьями жареной картошки, покрытой белесой пленкой застывшего жира, пару алюминиевых вилок и электроплитку.

Не такую, как в современности: плоский квадрат с черной улиткой нагревательного элемента. Плитка была брутальная: на высоких и толстых черных ножках, не удивлюсь, если кованых, лежала круглая пластина белой керамики, в углублениях которой извивалась тонкая спираль, медленно наливавшаяся вишневым цветом. Даглар брякнул на нее сковородку и опять полез в шкафчик.

— Поедим, — лязгнул он чем-то внутри — и до утра спать завалимся. Будешь?

Передо мной на стол встала бутылка водки: непохожая на современные, пузатая, с небольшой этикеткой, больше похожей на ярлычок, на которой просто и сурово было написано «Водка». Всё. Никаких вам там «Белочка» или «От бабы Глаши».

Следом приземлились стакан, обычный, граненый, ничуть не изменившийся с момента своего изобретения[13], за ним — второй, полбуханки черного хлеба и шматок пожелтевшего сала, который Даглар принялся нарезать ножом.

Очень, знаете, интересным ножом…

С бело-сине-красной рукояткой, набранной из цветного оргстекла, короткой гардой из желтой латуни и потемневшим клинком с долами и острием «щучкой».

Финка.

У моего отца была такая, поэтому я четко помню — финки в СССР были запрещены. И если такую у тебя найдут — экспертиза для определения принадлежности к холодному оружию не понадобится. Сразу статья.

А грузчик так спокойненько ею светит перед незнакомым человеком…

Или я чего-то путаю насчет запрета финок или…

Откуда она у него? Финки были популярны у фронтовиков и у уголовников. Даглар — кто он?

С одной стороны — наколок на нем я не вижу, с другой…

С другой — вижу.

В распахнутом вороте клетчатой рубахе мелькнул синий хвост скорпиона, выколотого под правой ключицей.

Интересненько…

Насколько я помню, в ОРС наколки у кого-то кроме зэков и, возможно, моряков, популярны быть не должны. Это не наши времена, когда татуировки есть у всех — от учительниц до полицейских. Да я даже выпускницу видел, в белом фартучке с белыми бантами и такими зататуированными руками, как будто она все свои семнадцать лет моталась по тюрьмам и колониям.

Скорее всего — зэк.

Скорпион у зэков означает наркомана. Либо воевавшего в «горячей точке». Впрочем, это уже не среди зэков, это армейские приколы. Да и вообще — не стоит подходить с современными «понятиями» к тому, что соответствует событиям 60-илетней давности. Между ворами шестидесятых-восьмидесятых и блатарями тридцатых-пятидесятых не больше общего, чем у них же — с братвой девяностых или жиганами двадцатых.

Особенно если учесть бушующую как раз сейчас по тюрьмам «сучью войну». В которой блатари проиграли[14].

Я машинально проглотил налитую мне водку, размышляя.

Не является ли встреча с уголовником, пусть и — вероятно — бывшим, этаким знаком судьбы (или кое-кого другого), что идея насчет кражи паспорта — не самая лучшая идея?

[1]Паркер запатентовал свое «вечное перо» в 1892 году.

[2]сатурнизм — отравление свинцом. Намек на убийство

[3]это когда пистолет держат боком. Целиться невозможно, отдача идет в пястную кость, гильзы летят куда попало. Зато круто выглядит

[4]В переводе с латыни — самое минимальное

[5] серия детективов 90-х гг о сотрудниках Внутренней разведки — глубоко законспирированной организации, подчиняющейся непосредственно Президенту РФ и следящей за высокопоставленными гражданами на предмет, не задумали ли они чего. Так как организация — очень секретная, то документы и финансы ее сотрудники добывают именно описанным способом — воруя. Ах да: Внутренняя разведка — организация вымышленная. Наверное

[6]в 50-х у советских паспортов обложка была серо-зеленой. Но герой об этом пока не знает

[7] «Верхний этаж» — книга Андрея Власова, автора «Армии Трясогузки»

[8] 50 кг — вес нетто, т.е. одних гвоздей. Про вес самого ящика герой забыл

[9] Цитата вовсе не из советской книги (хотя и о работе в советском магазине), а из сборника рассказов Святослава Логинова «Мои универсамы» (и из книги Генри Лайона Олди «Чудовища были добры ко мне»). Герой путает.

[10]ПТСР — посттравматическое стрессовое расстройство, тяжёлое психическое состояние, которое возникает в результате единичной или повторяющихся психотравмирующих ситуаций, как, например, участие в военных действиях, тяжёлая физическая травма, сексуальное насилие, либо угроза смерти. Тот самый «вьетнамский синдром»

[11]зашифрованное обозначение отряда спецназа

[12]он же забыл про вес ящиков, помните?

[13]днем изобретения граненого стакана считается 11 сентября 1943 года

[14]в 40–50 гг — противостояние «законников» — тех из воров, кто был категорически против любого сотрудничества с властью и «суками» — теми, кто считал, что такое сотрудничество возможно, если выгодно ворам. Началось в сороковые, когда в лагеря стали возвращаться те из воров, кто воевал в Великую Отечественную (т.е. «брал в руки оружие от власти», что по старому блатному «закону» было неприемлемо)