Звездный Бобо

Hад бескрайним простором Азии, над огромным ее Восточным рынком воцарилась ночь, что казалась с земли черным бархатом без складок. Беспросветна была эта ночь для слабых глаз человека, только узкий лунный серп сиял им во тьме. Но если бы взглянул человек в могучее шайтанье око — в умную зрительную трубу, подаренную миру проникновенным Абд аль-Хасаном, то увидел бы он: кипит черное небо, как Восточный рынок по пятницам.

Увидел бы он, как вьются близ Земли мириады огней, словно стайки разноцветных мотыльков у драгоценной лампы. Вот танцуют золотые блестки — это резвятся беспечные ангелы. А вот проносятся мимо них красные искры — это мелкие шайтаны спешат с поручениями от серьезных бесов к серьезным бесам. Увидел бы вооруженный глаз, как в страхе кидаются прочь от шайтанов робкие мотыльки-силаты, что порхают только вблизи Луны и спускаются передохнуть на ее серебряные поля. А ночь длится, лунный серп забирается все выше, и, кажется, уже на самый край неба поднялся он. Но нет у неба края — высоко, гораздо выше Луны, несутся красные искры. Они летят туда, где крошечные бесенята швыряют друг в друга ледышки-кометы и с хохотом ныряют в серные гейзеры кипящих планет. И еще выше летят — туда, где тишина и холод, где вечный вихрь несет по кругу тихие души сорвавшихся с моста в рай. И еще выше — туда, где медленно и важно плывут во мгле синие ледяные планеты. А дальше нет пути, там, в совсем уже необозримой вышине, — горячие, тяжелые и неподвижные звезды, приют ифритов, над ними облака гиацинтового газа, над ними Великая Стена, а уже за ней, говорят, ближняя дача Аллаха.

Мелкий шайтан Бобоназаров лежал на земляном полу в своей каморке на Восточном рынке, глядел на звезды в окошке под потолком и тяжко вздыхал. Он знал: не бывать ему больше на небе, не мчаться в гуще бесовских легионов под разноцветными звездами. Вот уже год прошел с той ночи, когда отправили Бобоназарова в вечную ссылку. Ахнули силы небесные, когда сам могучий Джибрил взял шайтана за шиворот, сказал ему краткое, но крепкое слово и, широко размахнувшись, швырнул на Землю. Чиркнула по небосклону красная искорка — рухнул шайтан в пожарный водоем. А когда вылез на берег у самого рынка, то отряхнулся, как мокрая собачонка, лег на землю — и заскулил. Ибо знал шайтан Бобоназаров, как тернист путь низвергнутых на Землю: обычно они не имеют собственных домов и питаются запахом шаурмы.

Так бы и было с ним, если бы не милосердие великого Шаддада, демона второй категории и амира Восточного рынка. Пригрел амир ссыльного, дал ему достойную беса работу, дал одежду и обувь, дал зарплату и человеческий вид. И даже служебную жилплощадь дал — с видом на небо. Целый год честно служил шайтан амиру: разгонял мух на рынке, пугал толстых прожорливых гулей, гонял худых и голодных русских чертей, и все у него было хорошо.

Все у него было хорошо, пока не встретил он сладкую Лейлу.

У амира была дочь Лейла, дева с вечно потупленными очами, которую никогда не касался ни человек, ни джинн, стройная, как дерево кипарис, что растет к югу от Восточного рынка. Каждый день ходила прекрасная Лейла через весь ароматный рынок за водой к чистому колодцу Хуляль. И вот увидел однажды шайтан Бобоназаров, как идет Лейла за водой к колодцу Хуляль, и сильно ударило ему в грудь его маленькое сердце. Девять дней молчал он, как рыба, лишь поскуливал, провожая взглядом легкую ее фигуру, а на десятый день обрел язык шайтана слова любви. И сказал шайтан:

— О!..

А больше ничего не сказал. Слишком кратко было слово любви, и с удивлением посмотрела на него прекрасная Лейла.

— Кто ты такой? — спросила она.

— Как ты прекрасна… — только и сумел выдохнуть он в ответ.

Улыбнулась Лейла и поправила паранджу.

— Стало быть, ты шайтан, раз это видишь. У папы работаешь?

— Да, у папы твоего, слава ему.

— А категория у тебя какая?

Шайтан потупил взор и шепнул чуть слышно:

— Восьмая…

— Эй, не смущайся! — ободрила его Лейла. — Ну подумаешь, восьмая. В шайтане разве это главное?

Бобоназаров поднял голову.

— А что в шайтане главное? — спросил он с надеждой.

— Ну, как тебе сказать, чтобы ты понял… В шайтане самое главное — это демонизм. Понимаешь?

— Я понимаю. Да только нельзя мне злые дела делать, ссыльный я. Даже летать теперь не могу…

— Ах ты, бедненький! — пожалела его Лейла.

— Но зато я превращаться могу в кого хочешь. Вот смотри, какой вид…

И Бобоназаров повернулся в профиль, чтобы возлюбленная смогла как следует рассмотреть его человеческий вид.

— Вижу, вижу… — улыбнулась Лейла. — Ну, и в кого ты так вырядился? Что это за клоун на тебе?

— Это не клоун, — обиженно сказал шайтан, наматывая локон на палец. — Это Майкл Джексон, певец такой красивый, с Западного рынка.

— Э… Все-таки ты не понимаешь. Ну вот смотри. Снаружи ты певец — молодой, красивый. А если посмотреть на тебя духовным взором, то сразу видно, что у тебя облезлый хвост и маленький пятачок. И пахнет от тебя бараньим салом и шайтаньим потом.

От слов жестокой красавицы шайтан покраснел так густо, так густо, что сразу стало ясно, что он не Майкл Джексон. Но что же делать? Ну не ходить же в поросячьем виде — с кругленьким пятачком и на кривых ножках? Эх, жизнь! Шайтан так расстроился, что даже произнес про себя заклинание, от которого черти проваливаются под землю. Но ничего у него, конечно, не вышло: нет силы у ссыльных.

А Лейла загадочно улыбнулась под своей паранджой и спросила:

— А как тебя зовут, Майкл Джексон?

— Бобоназаров, — шепнул шайтан.

— А по имени?

— Нурбобo. Можно просто Бобo.

— Послушай, Бобо… Ты ведь хочешь, чтобы я тебя полюбила, да?

На это шайтан ответил:

— О!..

А Лейла вдруг посмотрела на него с большим подозрением и приказала:

— А ну, скажи еще что-нибудь!

— Смотрящий на тебя не насытится! — с жаром выпалил шайтан. — Зачем сердце мое украла?

— Слушай, Бобо, давай договоримся: ты будешь говорить по-человечески, ладно? Ну что ты то мычишь, то каким-то звездным языком разговариваешь?

— Я думал, тебе понравится… — снова смутился шайтан.

— Ну, хорошо. Так ты хочешь, чтобы я тебя полюбила?

— Хочу!

— Тогда слушай меня внимательно. Я могла бы тебя полюбить, Бобо, если бы ты… Знаешь что?..

— Что?!

— Если бы ты мне достал… Знаешь кого?..

— Кого?!

Тут сладкая Лейла огляделась по сторонам, а потом наклонилась к самому уху шайтана, обдала его запахами рая и прошептала:

— Ёшкина-кота!..

Отодвинулась и посмотрела испытующе.

— А кто это? — оторопел шайтан. — Ёшкин — это из ёшек, что ли? С Западного рынка?

А Лейла улыбнулась мечтательно и ответила кратко:

— О!..

Шайтан подумал немного, а потом сказал:

— У меня важный вопрос возник. Зачем тебе Ёшкин-кот?

— А просто так. Я его буду гладить, гладить, гладить — до тех пор, пока мне скучно не станет. И вот тогда, Нурбобо Бобоназаров, приходи ко мне со своим «о!», и я полюблю тебя, может быть.

Рассмеялась, подхватила свой кувшин и умчалась легкой побежкой газели.

А Бобоназаров поплелся к себе в каморку, лег там на земляной пол и уставился в небо. Даже на работу, мух разгонять, не пошел, так и лежал весь день неподвижно.

Сгустилась ночь, а шайтан все смотрел на звезды, шептал имя ночи — Лейла, и прожигали чужую землю шайтановы слезы. Лежал, мычал, мечтал и плакал. Только под самое утро, когда в глазах уже замелькали разноцветные искры, повернулся на бок, подложил хвост под голову поудобнее и стал засыпать. Но как только слетел к нему первый легкий сон, как только поплыл у него над ресницами прелестный образ капризной красавицы — в этот самый миг разнесся на всю округу первый крик муэдзина.

И все на небе замерло, потускнело, побледнело и, чуть помедлив, погасло. Пропал Небесный Базар, проснулся Восточный рынок. Загудели машины, заревели ишаки, принялись прочищать свои глотки утренней перебранкой торговцы мылом, золотом, хашишем, персиком, халвой, гранатом и гранатометом.

— Э… — сказал сам себе шайтан. — Теперь не уснешь. Вставать пора!

Он встал, протер свой пятачок водой из чистого колодца Хуляль, причесал все свое маленькое тело, аккуратно почистил клыки зубной щеткой и открыл шкаф. У каждого шайтана есть дома такой шкаф: там висят на железных крюках человеческие обличья на любой вкус. Любой вид может принять сосланный на землю, вот только роста себе он прибавить не в силах.

Шайтан Бобоназаров вознес хвалу великому Шаддаду за его щедрость, а затем призадумался: что же надеть в такой важный день? Майкла Джексона сразу в угол зашвырнул, плюнул на него и даже копытом его пнул. Долго думал, долго перебирал, а потом решительно натянул на себя Чарли Чаплина, бродягу такого смешного, улыбнулся сам себе в зеркало и вышел, играя тросточкой, на подметенные и обрызганные водой улицы Восточного рынка.

Путь шайтана лежал к Северным воротам. Надо было спросить совета у друга: что же теперь делать с этой любовью?

Джинн седьмой категории Ашмедай, охранник зала игровых автоматов, сидел на стуле у места своего служения и читал журнал «Рыбалка на Руси».

— Ай! Малыш Бобо! — обрадовался он, увидев шайтана. — Здравствуй, друг, ну куда ты пропал? А зачем такой бедный вид нацепил? Тебя, наверно, Шаддад, слава ему, с рынка погнал? Да шучу я, шучу… Ну, не грусти, брат, кому сейчас легко. Вот смотри, что умные люди пишут: рыба на Северо-Восточном рынке, пишут, гниет теперь не только с головы. Ты представляешь?

— Ашмедай, мне совет нужен, — тихо сказал Бобоназаров.

Охранник поправил служебную бирку на белоснежной рубахе, потрогал галстук, а потом вдруг ощерился, как зверь, и изо рта у него выкатились два острых клыка.

— Совет хочешь, да? — спросил он грозно. — А кровавую жертву ты мне принес?!

— Слушай, Ашмедай, ну мы же друзья, да? Ну какая такая кровавая жертва? Угомонись, брат, прошу тебя! Дай мне совет, ведь ты давно живешь на этой Земле.

Ашмедай тут же спрятал клыки и добродушно рассмеялся.

— Да шучу я, шучу… Ты, малыш Бобо, совсем шуток не понимаешь. Какой-то ты стал неправильный, словно и не демон совсем. Ты, наверно, влюбился, Бобо. Скажи, влюбился, да?

— Влюбился.

— Говори в кого, я любопытный.

— В Лейлу я влюбился, Ашмедай. В прекрасную сладкую Лейлу.

От этих слов смех мигом оборвался, и джинна перекосило сразу во все стороны.

— В дочку Шаддада, слава ему? Бобо, скажи, что ты шутишь!

— Эх, Ашмедай, Ашмедай… Шучу? Конечно, шучу. Забудь об этом.

— Уф… Нет, ты не шутишь, Бобо. Говори тише, пожалуйста. Ты же знаешь, что у игровых автоматов тоже бывают уши… А куда ты идешь так рано?

— Да вот решил отпуск взять за свой счет. А может, совсем уволюсь.

— Уволишься? Слушай, а ты головой не стукнулся, когда падал, нет? Э… Брось дурить, служи Шаддаду. Шестую категорию дадут, хвост с кисточкой носить будешь!

— Не хочу я кисточку.

Ашмедай огляделся по сторонам, а потом наклонился и горячо зашептал Бобоназарову в самое ухо:

— Я знаю, чего ты хочешь, Бобо. Ты, наверно, думаешь — дочку замуж возьмешь, Шаддад тридцать процентов акций даст, да? А русский шиш ты не хочешь? Он тут планерку проводил, говорит: дочку мою не слушайте, у нее ум улетел, она мильтoнов каких-то начиталась… Какой такой мильтон — я не знаю. Но ты дальше слушай. Он потом говорит: а кто из вас на нее глаз свой положит — в желтую жабу превращу. Так и сказал!

И джинн сделал большие круглые глаза — точь-в-точь как у желтой жабы.

— Мне все равно, Ашмедай, — ответил шайтан.

Охранник посмотрел на него, как на помешанного, и развел руками.

— Уф-ф… Ну, тогда я не знаю, что тебе сказать. Да что ты от меня-то хочешь, Бобо?

— Совета хочу. Мне силу вернуть надо, понимаешь? Ну хоть немного, хоть чуть-чуть. Без силы мне теперь не жить. Вот ты и скажи: кого из больших демонов надо просить, чтобы силой поделился?

Ашмедай оглянулся на игровые автоматы, почесал затылок невидимым хвостом, еще раз оглянулся — и принялся объяснять.

— Ну, ладно, слушай. Я тебе секрет скажу. Наших демонов там, наверху, почти не осталось, всех скинули. Ты, наверно, думаешь, что ты один такой, да? Нет, почти всех наших, у кого большая сила была, Джибрил на Землю покидал, они теперь по разным рынкам прячутся. А западных демонов на небе давно нет, ёшки на своем рынке все силы собирают, потому что у них гонка вооружений. Всю Землю захватить хотят, гады!

И Ашмедай сплюнул в правую сторону.

— Так кто же наверху остался? — спросил Бобо.

— Там теперь русские командуют.

— Значит, русских просить надо?

— Э… Не так все просто. Попросить-то можно…

— А кто у русских самый сильный?

— Погоди, еще секрет скажу. На этой Земле, Бобо, сила демона от призыва зависит. Ну, короче, чем чаще люди демона зовут, тем демон сильней становится, понимаешь?

— Понимаю. А кого русские чаще всех зовут?

— У русских самые главные — демоница Айблад и архидемон Идинах. Но у них такой рейтинг, брат, такой рейтинг… На всех рынках их теперь призывают. Нет, Бобо, даже не проси меня… Да и страшно же! Ты только представь, что к нам на рынок сама Айблад явится… Ай!..

И Ашмедай зажмурился.

— А этот… второй? — шепотом спросил шайтан.

— А этот второй вообще скрывается. Ушел куда-то и как в воду канул, никому уже целый год не являлся. Говорят, что он на Земле под другим именем живет… Но об этом — тс-с-с!..

— Послушай, но ведь у русских есть демоны и поменьше, — осторожно приступил к самому главному Бобоназаров. — Вот я тут слышал на базаре, есть такой Ёшкин-кот. Говорят, демон такой небольшой, вроде нас с тобой…

— Вроде нас с тобой? Не обижай меня, брат. Ёшкин-кот — это что, демон? Это так, дух-помощник, тьфу на него. Он даже без категории совсем. А потом смотри, что пишут вот в этом толстом журнале: оказывается, год назад русские попы Ёшкина-кота заманили, в мешок его — и на Западный рынок продали!

— Русские попы? Почему ты все время смеешься надо мной, Ашмедай? Русские попы… Да кто у них кота купит?

— Мне не веришь, сам почитай. Вот читай, что пишут, — и Ашмедай протянул другу журнал. — Вслух читай давай!

Бобо взял журнал и прочел на указанном месте:

— «Сегодня исполняется ровно год с того дня, как так называемый Ёшкин-кот был продан зеленому немецкому архидемону Ёшке-фишеру…»

— За миллион продали, — добавил Ашмедай. — Ты представляешь?

— А зачем фишеру такое дорогое домашнее животное? — с недоумением спросил Бобо.

— А затем, что этот кот — рыболов. Фишер рыбу ловить любит, прямо как я, а кот ему помогает. И знаешь, как они ловят? У-у, ты не знаешь как. Дай сюда журнал! Сейчас найду… Во. «Чис-то э-ко-ло-ги-че-ская лов-ля ры-бы». Ты не поверишь, что они там творят! Вот слушай, что пишут…

Ашмедай явно собирался прочесть по слогам всю статью про кота-рыболова, но Бобоназаров его перебил:

— Ашмедай, друг, скажи мне правду: а как туда попасть, к этим ёшкам? — выпалил он внезапно. Спросил — и сразу почувствовал, как ухнуло куда-то вниз его сердце.

Ашмедай посмотрел на него совсем не дружески, и изо рта у него снова показались клыки. Подрожали немного, потом спрятались.

— Бобо, давай помолчим вместе, — ответил джинн очень серьезно.

— Но ты их сам-то видел когда-нибудь, ёшек этих? Может, говорил с ними? — не отставал Бобо. Минутная слабость прошла, и теперь он чувствовал в себе готовность идти до конца.

— Говорил? Я? — изумился Ашмедай. — Я с ними не разговариваю, понял-нет? А если что, разговор короткий будет! Вот вчера ходил тут один…

— Ёшка? Торговец, наверно?

— Да уж наверно… Тоже все про больших демонов спрашивал, что да как.

— Ну и что?

— Ну, я его сожрал на всякий случай. А что? Шаддад разрешает. Э… Не о том ты думаешь, Бобо. Ты меня слушай. Я тебе скажу, что надо делать, если ты хочешь у русских демонов силы просить. Тебе русский муддарис нужен. Есть у нас на рынке один такой, Миша его зовут.

— Слушай, Ашмедай, ты меня совсем не уважаешь, да? Зачем шутишь все время? Как может быть русский муддарис?

— Э… Ты дослушай сначала. Это он теперь муддарис. А раньше он омон был, с воинами Аллаха сражался, медаль имеет. А когда пришел с войны к себе на русский рынок, то посмотрел вокруг духовным взором — и сразу Айблад позвал. Потому что если посмотреть вокруг духовным взором, брат Бобо, то кругом одни ёшки. А бойцов нет. Нет бойцов, брат! Шаддад, слава ему, со всеми дружит, со всеми торгует. А попы — что русские, что наши — только кота в мешке на экспорт продают. И вот когда Михаил-бабa все это понял, то он позвал Айблад. Что она ему такое сказала — я не знаю. Но как только он с ней поговорил, то достал финский нож, сделал себе чик-чик-о-ё-ёй — и встал за Русь правоверную. А потом сразу к нам на Восточный рынок перебежал. Да ты сам все увидишь. Ступай в баню!

— Какую еще баню?

— Ну, вон там, за воротами. Ну, на углу, где две собаки на солнышке греются, видишь? Он всегда в той бане сидит, в воде. Говорит, ёшки воды из чистого колодца Хуляль боятся. Правда, нет — я не знаю.

Бобоназаров опустил голову, задумчиво нарисовал тросточкой на песке знак вопроса, а потом решительно стер его неуклюжим своим башмаком и сказал:

— Ладно! Я схожу. А ты тут пока присмотри за мухами, будь другом.

— Хорошо, хорошо, ты не волнуйся, Бобо.

Муддарис Миша Евстигнеев сидел в ванне с горячей водой посреди пустого банного зала. На голове у мудреца была белая чалма с подвернутыми концами, в одной руке он держал наполовину обкусанный огурец, а в другой — толстую книгу.

— Учитель подобен хозяину дома, — читал он вслух с выражением, — а тот, кто хочет встать на прямой путь, — его гость. Этот несчастный никогда и домов-то не видел. А теперь он входит в богатый дом и видит богатое место, предназначенное для сидения, и спрашивает: «Скажите, пожалуйста, а это что такое?» А хозяин отвечает гордо: «А это такое место, где сидят…»

В этот момент в дверь просунулась голова в котелке. Миша остановился.

— Блин, ну кого там опять шайтан принес? — сказал он недовольно. — Я же велел никого в баню не пускать!

Бобоназаров вежливо приподнял котелок, вышел бочком из-за двери и поклонился так, как кланяются только шейхам.

Миша усмехнулся.

— Ну, здравствуй, маленький человек! — сказал он совсем другим, важным тоном. — Сделай честь вон той пустой шайке — присядь на нее и скажи, как тебя зовут и чего ты хочешь.

— Моя фамилия Бобоназаров, достопочтеннейший бабa, и я хотел бы услышать от твоей мудрости совет: как мне быть с моей горькой жизнью?

Сказав это, шайтан еще раз приподнял котелок, сел на краешек перевернутой шайки, сложил руки на животе в знак почтения и приготовился слушать, что скажет муддарис.

— Где-то я тебя уже видел, — задумчиво сказал Миша, оглядывая гостя. — Ты в кино, часом, не снимался?

— Нет, — ответил Бобоназаров, осторожно убирая невидимый человеку хвост подальше от шайки с кипятком. — Там, где я работаю, кино даже и не смотрят.

— Это хорошо, — кивнул муддарис. — Никогда не кушай ту дрянь, которую на Западном рынке пекут, и твоя жизнь станет слаще. Вот тебе и совет! Ты же хотел совета?

Сказав мудрость, Миша сразу подобрел и даже улыбнулся. Но тут взгляд его упал на шайтаний хвост, и улыбка исчезла. Он отложил книгу, протер глаза краем чалмы и посмотрел на хвост еще раз.

— А чего это у тебя? — спросил он, указывая пальцем.

— Это? Тросточка.

— Нет, не тросточка.

Мудрец наклонился, взял в руку хвост, пощупал его и повертел, осматривая со всех сторон.

— Я говорю вот про это. Про твой длинный, кривой и облезлый хвост.

— Как? Мудрейший видит его?! — подскочил Бобоназаров и попытался вырвать чувствительный предмет.

Миша еще раз помял хвост, а потом отпустил его и принял величественный вид.

— Да, я вижу несомненное доказательство твоей нечеловеческой природы, — сказал он важно. — Я, брат, уже семь лет ничего не пью, кроме воды из чистого колодца Хуляль, конечно. И потому если я вижу хвост, то это стопудово хвост. А как говорит достомудрый ибн-Кассир, да услышат его золотые слова все нищие духом: протри глаза свои, и на одном из концов шайтаньего хвоста ты увидишь шайтана. Так что, выходит, ты шайтан и есть.

— Ты прав, о мудрейший. Я не человек. Я демон восьмой категории. Но твой совет мне очень-очень нужен, даже больше, чем людям…

Бобо съежился на своей шайке, ожидая самого худшего, и робко посмотрел на муддариса. Но вопреки его ожиданиям мускулистое лицо бывшего омона оставалось совершенно спокойным.

— Шайтан так шайтан, — равнодушно сказал Миша. — Шайтан не ёшка, чего вас бояться? Ну, рассказывай. Где ты тут обитаешь, если не секрет?

— Могут ли у меня быть секреты от шейха, который видит насквозь и людей, и джиннов? — с облегчением заговорил Бобо. — Я работаю здесь, на Восточном рынке, у Южных ворот.

— У Южных ворот? И что привело тебя в это нечистое место, где, впрочем, можно дешево купить «калашников»?

— Достопочтенный шейх знает и без меня: шайтанам полагается жить в местах, где грех стал обычным явлением… — потупился Бобоназаров. — Вот я и живу на базаре.

Миша недовольно покачал головой и погрозил ему недоеденным огурцом.

— Будь осмотрительнее в своих суждениях! — сказал он тоном сурового учителя. — Разве ты не знаешь, что в раю есть рынок, куда правоверные приходят каждую пятницу? А вот где ёшки будут добывать себе пищу после того, как их постигнет справедливая кара, в их книгах ничего не написано. Аминь. А кем ты работаешь?

— Ну, я… как бы это сказать… мухами занимаюсь.

— О! Значит, ты и есть повелитель мух?

— Выходит, что так.

Муддарис еще раз протер глаза.

— Гм… Но в чем же тогда твоя проблема, как говорят наши враги, да пожрет саранча всю их кукурузу?

Бобоназаров давно ждал этого вопроса. Он поднялся во весь свой крошечный рост, взгромоздился на шайку и раскинул руки в стороны.

— О мудрый, посмотри на меня духовным взором! — взволнованно заговорил он. — Я некрасив, и потому меня никогда не полюбит прекрасная Лейла. О, почему я не родился прекрасным земным юношей с благородным и страстным огнем в темных глазах? За какие такие грехи уродился я демоном, а потом еще пал на Землю и лишился сил? И вот теперь я влюбился, и так горько мне стало, о мудрейший, так горько! Потому что как ни стараюсь я изменить свой облик, духовный взор несравненной все равно видит и мой облезлый хвост, и мой маленький пятачок. Сегодня сказала она про это, и жизнь сразу стала для меня горестней вкуса алоэ и отвратительнее запаха воды гассяк. Дай же мне совет, кладезь мудрости, скажи: как вернуть чудесную силу, что была у меня когда-то? Подскажи, кто из близких тебе могучих русских духов, слава им, мог бы помочь моему горю и как мне их об этом просить?

Сказав эту речь, самую длинную во всей своей жизни, Бобо поклонился, прижал руки к сильно бьющемуся сердцу и замер в ожидании.

— Вот это да! — крякнул Миша. — Ни разу в жизни не видел такого чувствительного шайтана.

Он оживился, положил огурец поверх книги и уселся повыше в своей ванне.

— Да ты сядь, сядь! И не трясись. Сейчас решим твой вопрос. Скажи-ка мне для начала, повелитель мух: а богата ли твоя возлюбленная?

— О мудрейший, разве ты не знаешь, что Лейла — дочь калифа Шаддада, который владеет семьюдесятью пятью процентами акций Восточного рынка?

Услышав это, Миша вдруг подскочил так, что на пол хлынул целый водопад мутной воды.

— Так ты что про Шаддадову дочку мне тут заливаешь, косолапый?! — заревел он утробным голосом. — Про дочь этого ёшкина прихвостня, торгаша, который земной рай себе под хвост прибрать хотел?

— Ну, про рай я точно не знаю, я ведь здесь недавно, — забормотал Бобо, испуганно оглядываясь по сторонам. — Говорят, ему предлагали…

— Предлагали… Ёшки ему предлагали!

— Но он же отказался, — горячо вступился Бобо за своего благодетеля. — Он ведь что ответил? Говорит: ну куда я всех этих баб дену? У меня же семья… Нет, говорит, даром не надо!

— Даром ему не надо… — пробормотал муддарис сквозь зубы.

Он сдвинул чалму на лоб и прикрыл глаза мокрой рукой. Бобо понял, что шейх думает о вечном, и сразу успокоился. Он почтительно отвел глаза и стал ждать. Миша посидел молча минуты две, а потом поправил чалму, убрал с лица нехорошее выражение и снова принял величественный вид.

— Да, похоже, тебе не удастся соблазнить твою Лейлу мишурным богатством этого мира, — сказал он.

— Истина говорит устами шейха, — печально согласился Бобо.

Миша приставил палец ко лбу, подумал еще и вдруг навел этот палец, как дуло, прямо в лоб Бобоназарову.

— А ты вот что, — произнес он очень отчетливо, — ты на прямой путь вступи.

— Какой такой прямой путь?

— Прямой путь всегда один. Борьба с шайтаном.

— Да ведь я сам шайтан! — в отчаянии воздел руки Бобо, но тут же сник и добавил тихо: — Какой-никакой, а шайтан. Меня один раз даже камнями побить хотели.

— Это ничего, что ты шайтан, — успокоил его Миша. — Сейчас время такое — некогда разбираться, кто шайтан, кто не шайтан. Надо все здоровые силы на рынке собирать, понял-нет? Или мы, или ёшки. Вот ты шайтан. Это что значит? Это значит, что ты не ёшка. И это главное. Но при этом в тебе есть недостаток. У тебя внутри маленький такой ёшка сидит, понимаешь? Почувствуй этого ёшку в себе — и сразу начинай с ним бороться! И тогда сила к тебе вернется.

Услышав, что сила может вернуться, Бобо от радости чуть не обнял муддариса.

— О, мудрейший! Я знал, что ты мне поможешь. Умоляю, скажи поскорей: как мне почувствовать в себе ёшку?

Миша посмотрел на него с подозрением: ему явно не понравилась радость шайтана. Он еще раз сдвинул чалму на лоб, почесал в затылке, но потом все-таки принялся объяснять:

— Чтобы почувствовать в себе ёшку, ты должен вспомнить самую большую обиду в своей жизни. Вспомни своего злейшего врага — и ощетинься!

— Как это ощетинься?

— Духовно.

Шайтан закрыл глаза, напряг память — и вдруг живо представил, как его брезгливо, словно нагадившего котенка, брал за шиворот великий Джибрил. От этого воспоминания вся его шерсть стала дыбом, и человеческий вид сразу пропал. Теперь на шайке сидел не человек в котелке — сидело небольшое взъерошенное существо очень странного вида: с маленьким пятачком, с длинным хвостом и с копытцами, как у поросенка.

— Во, это уже лучше, — одобрительно сказал Миша. — Вспомнил?

— Вспомнил, учитель.

— А теперь представь себя самого на месте твоего врага.

Бобоназаров опять зажмурился и попробовал представить у себя за спиной огромные, разноцветные, пушистые крылья.

— Представил?

— Почти представил, учитель.

— А теперь сделай себе мысленно то самое зло, которое сделал тебе твой враг. И скажи про себя самое страшное слово, какое ты только знаешь. Тут большой выход энергии нужен, понимаешь?

Бобоназаров взял сам себя за шиворот и напрягся так, чтобы хватило сил швырнуть своего скрытого ёшку через всю Вселенную. Он набрал побольше воздуха, задержал дыхание, а потом вдруг рванулся вперед и завопил что было мочи:

— Айблад!!

Краткое слово, словно пуля, ударило в высокий потолок и рикошетом защелкало по всему банному залу.

Стены задрожали.

— Отставить! — гаркнул Миша, как настоящий омон.

Он выскочил из ванны, прикрыл срам двумя руками и замер, уставившись вверх. По бане перекатывалось гулкое эхо.

— Отставить! Отставить. Отставить… — повторял муддарис таким тоном, словно уговаривал кого-то успокоиться.

А Бобоназаров без сил опустился на пол, не открывая глаз, и по лицу его начала медленно расплываться счастливая улыбка.

Прошла минута, но никто не появился.

— Ты что же это делаешь, диверсант? — обратился наконец Миша к шайтану. — Ты хоть понимаешь, кого ты позвал, дубина волосатая?

Бобо отпустил свой загривок, открыл глаза, сел на полу и с улыбкой посмотрел на шейха. Вид у него был взъерошенный и совершенно блаженный.

— Получилось… — прошептал он.

— Что у тебя получилось?

— Я силу вдруг почувствовал. Как будто от земли оторвался. Невысоко так, метра на два…

— А раньше не мог, что ли?

— Ссыльным нельзя летать. Мудрейший, скажи мне скорей, что это было? Откуда у меня сила взялась?

— Откуда… От верблюда! Великая демоница тебя заметила, блин. Еще бы не заметить, когда так орут. Я же тебе сказал: про себя ругаться, про себя, понимаешь? Если бы не я, ты бы сейчас здесь жабой квакал за ложный вызов… Ну, все, хватит! Силу почувствовал, теперь вали отсюда и действуй!

— А что мне делать?

— Как что? Ёшек бить. Ты их теперь пятачком своим чувствовать должен. У вас на базаре чертова куча ёшек расплодилась, будто не знаешь! Давно пора там порядок навести…

— У нас? Ёшки? Нет, я никогда не видел. Наверно, торговцы приезжие. Ну ладно, я у Ашмедая спрошу.

— А это кто такой?

— А это демон один из охраны, друг мой. Он тоже с ёшками борется, как и вы, учитель.

— Да ты что? Почему не знаю? Ну, и как борется? Рассказывай!

— Ну, я не знаю… Он резкий такой, горячий, клыки вот такие. Как высунет их — только держись. Он свои эмоции сдерживать не умеет. Вчера вот ёшку одного сожрал ни за что…

— Как ты сказал? — внезапно нахмурился Миша. — Ни за что?

— Ну, то есть… Я хотел сказать…

Муддарис посмотрел на него так, словно впервые увидел, а потом вдруг ощерил редкие зубы и стал очень похож на Ашмедая. Он упер руки в бока и заорал:

— Как ты сказал? Ёшку ни за что сожрал?! Да ты не крутись, кучерявый, проговорился уже! В глаза мне смотреть, в глаза! Ага, все понятно. А я его тут учу, как дурак… Нет, нигде от вас не спрятаться! Одно спасение — в воде из колодца Хуляль сидеть.

Он злобно плюнул через правое плечо и полез обратно в свою ванну.

— Так вот почему многомудрый проводит так много времени в бане… — примирительным тоном сказал Бобо.

— Не только поэтому, — ответил Миша. — Я тебе сейчас объясню почему.

С этими словами он наклонился, взял двумя руками шайку с кипятком и опрокинул ее шайтану прямо на хвост. Бобо взвизгнул от страшной боли, вскочил и, жалобно поскуливая, завертелся на месте.

На лице муддариса не дрогнул ни один мускул.

— Правдиво сказано, — молвил он сурово, — что правильное омовение прогоняет шайтана. Иди отсюда, кучерявый, харе орать. Я тебя сразу раскусил. Иди и скажи своим в синедрионе: Михаил-Али — не фрайер. Нутром вас чую! Ступай и не забудь дать бакшиш гному, который на выходе сидит. Ходют тут всякие…

Ошпаренный шайтан ринулся к выходу огромными прыжками. У самых дверей он успел заметить какого-то коротышку с огненной бородой, вспомнил про бакшиш, но остановиться не смог. Он пронесся мимо стрелой — так, как, бывало, носился с поручениями в звездном небе.

— Стой! — заорал бородатый кассир. — Деньги давай!

Но Бобоназаров уже вылетел на улицу и, подвывая, заплясал на одном месте.

— Больно, больно, больно, больно… — причитал он, пытаясь поймать самого себя за хвост.

Гном живо выкатился следом на своих коротких ножках. В руках у него оказался пожарный топор, а в прищуренных глазках сверкала решимость пустить его в дело. Но, едва выйдя на крыльцо, банный страж вдруг замер, опустил оружие и согнулся в глубоком поклоне.

— Простите за беспокойство, почтенные, — вежливо сказал он кому-то, выпрямляясь. — А я и не знал, что вы его тут ждете. Ну, стало быть, этому шайтану сегодня будет бесплатная баня… Гы… Ну, ладно, ладно. Вы тут разбирайтесь, а я пойду, пожалуй, с вашего разрешения.

Бобоназаров ухватил наконец свой несчастный хвост, прижал его к груди и с недоумением посмотрел на бородатого. Тот еще раз поклонился кому-то поверх шайтаньей головы, с усмешкой глянул на Бобо и, пятясь задом, исчез в темноте предбанника.

— Эй, помогите ему, что ли, — услышал шайтан у себя за спиной чей-то добродушный голос. — Ведь больно же, наверно.

Он обернулся, но никого не увидел. Улица была пуста, только две черные собаки лежали в пыли, положив серьезные морды на лапы, и молча глядели на него сквозь темные солнцезащитные очки.

Бобо вздрогнул и замер, на миг забыв о боли.

Пес, лежавший справа, не спеша поднялся, потянулся, подошел к нему и лизнул его в хвост. Боль отпустила сразу же, как по волшебству.

— Вы кто? — прошептал шайтан.

В ответ раздался хохот, доносившийся, казалось, с самого неба.

— Ой, не могу! — заливался смеющийся. — Вот дурень! Ты думаешь, тебе собака вот так возьмет и ответит: я — жучка, да?

Бобо узнал наконец этого весельчака.

— Милосердный повелитель? — спросил он дрожащим голосом.

— А ты как думал? Ты, наверно, думал так: рынок у нас бедный, денег на камеры наблюдения совсем нет, да? И потому ты можешь среди рабочего дня в баню пойти, а Шаддад тебе зарплату платить будет, да?

Шайтан грохнулся на колени.

— Прости, о амир! Бес попутал!

— Ладно, ладно, я тебя сейчас лично прощу. Эй, Харик, Марик! Ко мне его ведите!

Псы подняли головы к столбу, на котором Бобо только теперь заметил камеру, вытянули вперед передние лапы, словно потягиваясь, неспешно поднялись и заняли места впереди и позади шайтана. Убегать от них почему-то не хотелось.

Процессия двинулась обратно на рынок.

Великий Шаддад — толстый, как китайский божок, — сидел на ковре и держал на трех пальцах тонкую пиалу с дымящимся чаем. Амир был красен, словно только что вышел из бани, и на его лысине поблескивали созвездия крошечных капелек. В бункере было жарко, но шайтан чувствовал, как от повелителя тянет холодом. Если бы перед ним был не амир, а кондиционер, это было бы даже приятно. Но это был амир, и Бобо чувствовал, что от страха не может шевельнуть даже кончиком хвоста. Он ничего не видел, ничего не понимал, а только смотрел, как завороженный, на блистающий звездами череп и слышал долетавший откуда-то из космоса, ровный, как мушиное жужжание, добродушный голос Шаддада:

— …Мухи все засрали. Вчера толстый гуль у Хамида всю бастурму сожрал, денег не заплатил. А ты в это время что делал? Хашиш кушал? Чего молчишь? Отвечай давай!

— Я на звезды смотрел… — услышал шайтан свой собственный голосок.

— На звезды? Ты мне, сынок, не лги. Днем дело было. Не надо мне лгать. Будешь лгать — в желтую жабу превращу! Шутка. На звезды он смотрел… А сегодня что — тоже на звезды?

— Уходил я ненадолго…

— Зачем ушел? Столько товара мухи попортили!

— Я Ашмедая просил за мухами присмотреть…

— Ашмедаю тоже будет на фундук. Из-за этого дурака с нами скоро никто торговать не захочет. Ему разрешишь пару ёшек сожрать, а он весь рынок вычистит, как санитар. Ну, ладно, это все потом. Вот что я хочу тебе сказать, шайтан восьмой категории… У игровых автоматов есть уши.

Бобоназаров вздрогнул и разом очнулся. Кошмарный смысл слов повелителя сразу дошел до него, как хорошая порция хашиша, говорят, сразу доходит до мозга. Не страх, но ужас пронзил его до кончика хвоста. Он задрожал и опустил голову.

— Да… — вздохнул Шаддад, отставляя пиалу. — Всё слышал, всё знаю, работа у меня такая. Вот, значит, как получилось… Я тебя пригрел, я тебя одел, я тебя обул, я тебе работу хорошую дал, я тебе живые деньги плачу, а ты… Чем ты мне отплатил? Ты отплатил мне черной неблагодарностью. Ты положил свой тухлый глаз на мою козочку. Что молчишь, скажешь, не так?

— Не так! Совсем не так! — рванулся вперед Бобоназаров. — Позволь слово сказать, милосердный! Не глаз я положил! Сердце мое она украла! Смотрящий на нее не насытится!

Шаддад достал шелковый платок и промокнул лысину.

— Хм… Что-то жарко тут… Должно быть, к дождю. Марик, открой-ка дверь в подземную тюрьму, пожалуйста. Сердце украла, говоришь… Так ты что, полюбил ее, что ли?

— А как не полюбить ее, повелитель? Она вся такая — словно из халвы слеплена! А если я лгу, о милосердный, то вели своим черным слугам вывести меня за ворота и бросить в меня шестьдесят три камня средней величины!

Шаддад посмотрел на очкастых собак, еще раз промокнул лысину и сложил платок.

— Градусов сорок, наверно, будет… Н-да, похоже, что ты не лжешь. Я ведь тебя насквозь вижу, не хуже муддариса этого нехорошего. Как его зовут, кстати, я забыл?

— Михаил-бабa. А что, в бане тоже есть камеры?

— В женский день отключаем. Нет, ты не лжешь… И работник ты усердный, давно пора кисточку давать… Так что же мне теперь с тобой делать, Нурбобо Бобоназаров?

— Сам решай, о амир. Не жить мне без нее! Уж лучше сразу в желтую жабу…

— Хм. Какой ты горячий, однако. В жабу — это мы успеем. А ты мне лучше вот что скажи, Бобо: что тебе Лейла-то ответила?

— Она мне одну вещь достать велела. А потом говорит: полюблю тебя… может быть.

Последние слова шайтан произнес совсем тихо.

— А что за вещь?

Бобоназаров потупился.

— Нельзя про это говорить. И не вещь это вовсе.

— Мне все можно. Говори правду: кого она тебе достать велела?

— Ёшкина-кота… — шепнул шайтан.

Он боялся, что от этих слов стены вдруг задрожат, как тогда в бане. Но ничего, не задрожали — подземелье все-таки. Все было спокойно, только повелитель крякнул и опять полез за платком. Он в третий раз промокнул звездный пот, а потом вдруг тяжело вздохнул и сказал совсем другим тоном:

— Эх… Беда мне с дочкой! Ты представляешь — я ей тут на пятнадцатую весну реактивного ишака подарил. С Западного рынка, новая модель, сумасшедших денег стоит. И что ты думаешь? Не катается! Не хочет — и все, хоть тресни. Ну ничем ей не угодишь!

Шайтан приободрился, а амир продолжал размышлять вслух:

— Вот теперь Ёшкина-кота ей подавай… Это ж надо такое удумать, а? Котов, что ли, мало на рынке? Ёшкина-кота! Да… Ну, делать нечего, малыш, ты давай, того, попробуй. Силенка в тебе теперь есть, спасибо муддарису этому нехорошему. Но трудно, трудно кота достать. Ведь это же на Западный рынок лететь надо, к самому фишеру! И ты вот что учти, Бобо: фишер за деньги кота не отдаст. Говорят, привязался к нему сильно. Да и откуда у меня такие деньги, сам посуди! Этот кот еще в прошлом году миллион стоил! А инфляция? Нет, денег ты у меня даже не проси. А раз денег нет — значит, красть кота придется…

Амир оценивающе посмотрел на шайтана и спросил:

— А ты как сам-то, готов на Западный рынок лететь?

— Готов! А на чем лететь, амир? На метле?

— Зачем на метле? — удивился Шаддад. — На люфтганзе полетишь. Билет я тебе, так и быть, оплачу. Отработаешь потом.

Шайтан рванулся вперед, чтобы поцеловать у повелителя милосердную руку, но Шаддад ее отдернул.

— Э… Брось, пожалуйста. Считай, что ты важное государственное задание выполняешь. Может, правда, кота достанешь — успокоится дочка. А то из-за ее капризов у меня тут не торговля, а революционная ситуация. Человеческий фактор недоволен, гули обнаглели, гномы шепчутся, муддарис этот нехороший воду мутит. Как на бочке с порохом живем. Короче, лети!

Бобо поклонился и направился к лестнице, но на полпути вдруг остановился, взглянул на повелителя исподлобья и сказал:

— Амир, у меня важный вопрос возник. А можно я с собой Ашмедая возьму?

— Еще чего! — Шаддада аж передернуло. — Ашмедая… Если этого дурака на Западный рынок пустить, мы потом сто лет с ёшками воевать будем.

— А что если ему… клыки удалить? — выпалил шайтан.

Амир вытаращил на него глаза, словно не понимая слов, а потом откинулся на подушки и захохотал. От сверкания его золотых зубов по потолку подземелья радостно заскакали солнечные зайчики. Хохотал милосердный так заразительно, что Бобо, глядя на него, чуть не улыбнулся, чего при амире еще ни с одним бесом не случалось.

— Ой, не могу!.. — сказал наконец Шаддад, утирая слезы. — А у тебя светлая голова, шайтан восьмой категории. И как я сам не додумался? Давно пора этому хапуге, обжоре и нечестивцу такую простую операцию сделать. Но под наркозом, конечно, под наркозом, мы же не звери. Эй, Харик, Марик! Сегодня же Ашмедаю клыки вон! Только смотрите у меня, чтоб под наркозом, знаю я вас… А потом обоих их на люфтганзу посадите, и чтоб я больше о них не слышал. Уф, жарко-то как…

Никогда раньше не летал шайтан Бобоназаров на люфтганзе. Пока были силы, летал просто так, сам по себе. Бывало, только хлопнешь себя хвостом по спине — и уже летишь. Как стрела летишь, как молния, как ракета, как граната из гранатомета летишь — только звезды мелькают. Летишь сам по себе, и разлетаются в страхе робкие мотыльки-силаты, и дают дорогу золотые ангелы, и на всю вселенную разносится боевой клич лихого шайтана: «За-да-влю-ю!..» Эх, хорошо было!

А ссылка — она и есть ссылка. Сначала обыскивают тебя всего, даже под хвостом смотрят. Потом ведут куда-то по трубе и сажают в железный ящик с крыльями. Слева окошко небольшое, как в каморке на рынке, справа Ашмедай сидит, за щеку держится. Дальше какой-то толстый ёшка журнал про рыбалку читает. Ашмедай поначалу косился на него злобно, но затем понемногу разговорился, руками замахал, даже про клыки свои забыл. Потом подходит дева без всякой паранджи и ремнями всех пристегивает, чтобы не убежали. Потом смотришь в окно — а там облака, и солнце прямо в глаза светит. Это, значит, летим уже. Внизу сквозь дыры в облаках пестрый ковер видно. Потом кушать приносят — только мало и невкусно совсем. Слава Шаддаду, со своего рынка кое-что прихватили. Только поели — кино начинают показывать. Ну, про кино лучше вообще промолчать: люди бесами прикидываются, рожи корчат, смотреть противно.

Бобо полистал дурацкий журнал про Западный рынок, посмотрел на облака, отхлебнул из интереса ёшкиной бузы, которую недостойная дева принесла, — совсем дрянь буза оказалась. Скучно стало. Тогда прислушался, о чем там Ашмедай с толстым соседом говорит.

— …Какой же он фишер, если он рыбу не любит? — допытывался Ашмедай.

— Он любит, очень любит, — успокаивал его ёшка. — Он только есть ее не любит. А так он все живое любит — и рыбу, и птицу, и даже микроскопические организмы.

— Нет, ты мне зубы не заговаривай со своими организмами. Ты мне скажи: ловит он рыбу или не ловит?

— Ловит, ловит. Но только не так, как мы. Он ее ловит чисто экологически. Есть такое хорошее слово, дружище, ты его, наверно, и не слыхал даже — «э-ко-логия».

— Я не слыхал?! — набычился Ашмедай. — Да я этот твой ёшкин-журнал наизусть… А ты… Да я тебя… Ну, я тебе щас покажу!

Он быстро поправил галстук, раскрыл рот, но ощериться не получилось: челюсти свела такая боль, что даже слезы брызнули.

— Айблад!! — заорал Ашмедай, хватаясь за щеку.

И тут самолет качнуло. Качнуло и закачало — с носа на хвост, с хвоста на нос, с крыла на крыло и обратно. Посыпался на пол засахаренный миндаль в уксусе, полетели сами собой куриные грудки без крыльев, поскакали по проходу все хорошие продукты, которые со своего рынка прихватили.

— Наш самолет вошел в зону турбулентности, — громко объявила дева. — Просим пристегнуть ремни и помолчать немного.

Железный ящик трясло со страшной силой. Бобо глянул в окошко и застыл от ужаса. Параллельно курсу люфтганзы летела огромная распущенная женщина. Ее заостренный шлем рассекал облака, как стратегическая ракета, ее длинные волосы бились по ветру, как флаг. Обувь ее была золотой, а одежды на ней почти совсем не было. Вокруг нее трещало электричество, и казалось, сам ледяной воздух снаружи покрякивает и приговаривает, как русские: «Ну, баба!..»

— Айб… — шевельнул губами шайтан, но не договорил, зажал сам себе рот обеими руками.

Он зажмурился, вжался в кресло и больше уже ничего не видел и не слышал до тех пор, пока их не выпустили из самолета на Западном рынке.

Проверили во всех местах и пустили на площадь.

Ух, какая это была площадь! Повсюду шум, блеск, грохот, огни. Сверху крупные торговые дома нависают, а с остальных четырех сторон смерть на колесах туда-сюда носится: гудит, рычит, сбить хочет, — и все мимо, все мимо, как бешеная. А посреди площади омон стоит. Сам как истукан — толстый, страшный, и на поясе у него столько оружия навешано, сколько маленькому шайтану и двумя руками не поднять.

Бобо с Ашмедаем кое-как выбрались в тихое место, отдышались и стали думать, как дальше быть. Первым делом надо было ёшкиных динаров из автомата добыть. Для этого Шаддад, слава ему, специальную карточку им дал. Автомат быстро нашли, он прямо на площади оказался. Ашмедай хотел было карточку в щель сунуть, но Бобо его в сторону отодвинул. Решил проверить: осталось ли хоть немного чудесной силы, или всё проклятая турбулентность растрясла? Ощетинился духовно, представил сам себя могучим Джибрилом, автомат — мелким бесом, взял его за выпуклую часть и приказал кратко, но сурово: «Доись!» Только автомат не послушался. Вместо того, чтобы денег дать, он вдруг заверещал, как испуганный ишак, и огнями замигал. Тут же вокруг толпа ёшек выросла. Странные они, ёшки: не кричат, не свистят — стоят и смотрят молча, что дальше будет. Бобо с Ашмедаем побежали поскорей прочь, пока омон не замел. Покружили немного вокруг площади, потом нашли на тихой улице другой автомат. Тут уже Ашмедай шайтана в сторону отодвинул. Сунули карточку, стали ждать. Автомат карточку съел, а потом говорит нечеловеческим голосом: «Введите ваш пин».

Бобоназарова аж затрясло.

— Слушай, что эта ёшкина железяка себе позволяет, а?

Ашмедай в ответ поднес ему кулак к самому пятачку и сказал убедительным голосом:

— Бобо, ты остынь, пожалуйста, а то мы без денег останемся. Ты лучше меня слушай. Пин — это когда пальцем нажимать надо, понял-нет?

С этими словами джинн распрямил на кулаке один палец, отстучал на автомате три семерки, потом еще одну кнопку нажал — и выдала железяка как миленькая ёшкины динары.

— Учись! — гордо сказал Ашмедай. — Недаром я полжизни при автоматах провел.

Бобо обратил свое лицо к востоку и вознес хвалу великому Шаддаду за его щедрость. Ашмедай же промолчал, только щеку потрогал.

Остановили желтую машину и велели шоферу в одну звезду ехать, как амир учил. Но шофер с Южного рынка оказался в тюрбане, совсем ничего понимать не хотел. Два часа по задворкам кружили-кружили — наконец нашли одну звезду. Висит звезда на трехэтажном сарае, а на вывеске зачем-то Айблад нарисована. А кругом нескромные девы стоят.

Бобоназарова опять затрясло.

— Слушай, Ашмедай, мы что, в таком нехорошем месте жить будем, да?

Ашмедай уже и кулаков не показывал, только вздохнул.

— Бобо, давай договоримся: на этом рынке ты будешь меня слушаться, как утенок свою мамочку. А то пропадем из-за тебя совсем и кота не добудем. Ты хоть помнишь, зачем мы приехали?

— Помню… Ладно, делай, как знаешь.

Ашмедай вошел в сарай с гордым видом, надул щеки и пачку динаров хозяину показал. Тот сразу поклонился обоим, как шейхам, и повел в комнату.

Комната под самой крышей оказалась. Посередине широкая кровать стоит, на правой ее половине лежит зачем-то белая роза, по сторонам кровати две тумбы, а в углу за занавеской — большой фонтан для питья. Еще вверху, под потолком, окошко, а из него — вид на серое небо.

Бобо с Ашмедаем отдохнули немного, куриные грудки докушали, а вечером сняли с себя дорожные обличья (торговцами лететь пришлось), нарядились простыми ёшками и пошли по улицам гулять.

Рынок большой, богатый, ничего не скажешь. Мух нет. Ёшки все сытые, важные, ходят неспешно, разговаривают спокойно. В общем, живи — не хочу. Только вот торгуют везде такой дрянью, такой дрянью, что шайтан все время глаза отводил. То выставят на витрину женскую одежду, которую он только на Айблад видел, то противную ёшкину бузу в бутылках с цветными наклейками. А самое недостойное — это девы. Все как одна лица показывают! Бобо сначала с потупленным взором ходил, а потом все-таки решил рассмотреть их как следует. Забрался в одной лавке в примерочную, занавеску чуть-чуть отодвинул и стал наблюдать. И вот тут понял наконец шайтан Бобоназаров, почему западная дева лица не прячет. Потому что посмотришь на нее один раз — и больше смотреть не захочешь. Ни одна на полную луну не похожа, ни у одной взор не опущен, ни у одной брови не сходятся. Зато у всех спереди глаза разноцветные во все стороны зыркают, добычу ищут, а сзади попа из штанов наполовину торчит, чтобы в мужчине страсть заволновалась. Плюнул Бобо прямо на пол в примерочной и хотел уже было на них великую демоницу призвать. Но потом глянул в зеркало, вспомнил про сладкую Лейлу, приостыл и сказал сам себе: «Э… Не о том ты думаешь, демон восьмой категории. Надо нам кота искать…»

Но в тот вечер кота искать уже никаких сил не осталось. Утомила шайтана прогулка по бесстыжему рынку. Решил, что котом с утра займется, а сейчас надо в одну звезду идти — сил набираться. А вот Ашмедай, тот спать не пошел. Сказал, что еще по рынку погуляет, про фишера расспросит. А заодно, говорит, поищу-ка я все-таки лунноликую деву по здешним духанам — чисто из любопытства. Бобо только головой покачал: эх, что Западный рынок с серьезными бесами делает… Ну, обнялись и расстались до утра.

Пришел Бобо в номер, прилег на широкую мягкую кровать, понюхал розочку и вздохнул свободно, предвкушая сладкий сон. Но никак не хотел слетать в эту ночь к нему сладкий сон, хоть плачь. Только глаза закроешь — и сразу чудища изо всех углов наползают. То Михаил-бабa с полной шайкой кипятка к хвосту подбирается, то Айблад в высоких сапогах удочку закидывает — его, шайтана, ловить. А то вылезет из озера зеленый Ёшка-фишер с такой харей, с такой харей, что даже бесстыжие девы, которые вокруг этого фишера плавают, гуриями покажутся. Бегаешь от них, бегаешь — но ведь так всю ночь пробегать можно! Нет, лучше не спать совсем.

Бобо открыл глаза, посмотрел наверх, в окошко — и сразу забыл и про фишера, и про гурий. Звезды-то, звезды — совсем не такие, как у нас! Плывут по небу, весело раскачиваясь, золотые и серебряные шары, вспыхивают между ними разноцветные огоньки, и все искрится, сверкает, будто сверху блестящей мишуры накидали. Красиво — слов нет! Но только почему на всем небе ни одной живой души не видно? Ни одного ангела, ни одного беса, как глаза ни щурь…

Пусто на Западном небе. Ни во что, значит, ёшки уже не верят.

Еще светать не начинало, а Ашмедай уже явился. Пришел веселый: качается во все стороны, как во время турбулентности, и пахнет ёшкиной бузой. На плече большая сумка болтается, а на лице беззубая улыбка расплылась.

— Ашмедай, ты что, ёшкину бузу пил?

— Ну, пил.

— Зачем, Ашмедай? Гадость же.

— Ай, Бобо, ну какой ты нудный!.. Я наших встретил, с Восточного рынка. Ты представляешь, десять лет тут живут — и ничего! Все толстые, все довольные, а у одного даже рыбная лавка есть! Вот ты бы вместо того, чтобы зудеть, послушал, что я у них про фишера узнал…

— Узнал? Так говори скорее!

Ашмедай разлегся на кровати и принялся не спеша объяснять:

— Ну, слушай. Ёшка-фишер, оказывается, во дворце живет. Большой дворец, старинный, вокруг парк тоже старинный, в парке истуканы стоят, тоже старинные…

— Я тебя убью сейчас, Ашмедай!

— Погоди. А посреди парка озеро, чтобы одну рыбу ловить.

— Как так одну рыбу?

— Погоди. От дворца к озеру спускается лестница — тоже старинная, широкая, вся из мрамора. В парк никого не пускают, вокруг решетка идет, тоже старинная. Но через решетку, говорят, видно: каждое утро, как только взойдет солнце, по этой лестнице спускается Ёшкин-кот с сачком и ведерком. Сачок в озеро опускает — и одну рыбу вытаскивает.

— Да как так одну рыбу? Одну и ту же, что ли?

— Ну да, там в озере всего одна рыба живет. Очень старинная рыба, говорят, и очень умная. Сама в сачок идет, потому что привыкла уже, ты представляешь?

— А как же она обратно попадает?

— А вот слушай. Кот эту рыбу к фишеру во дворец относит и пускает в аквариум. А фишер с этой рыбой какие-то важные дела обсуждает. Ну, кормят ее там, конечно. А как вечер наступает — фишер дно у аквариума выдвигает, и одна рыба по специальному желобу назад в озеро плывет — ночевать.

— А зачем все это?

— Ох, не знаю. Они такие слова говорили, что я не понял ничего. Э-ко-ло-гическая рыбалка, говорят.

— Ты меня совсем запутал, Ашмедай. Ты мне одно только скажи: как этого кота поймать?

Ашмедай встал с кровати, потянулся, посмотрел наверх, в окошко, и ответил лениво:

— На озере кота ловить надо, рано утром. В другое время до него не доберешься.

— А как мы туда попадем?

— Э… Что бы ты без меня делал, Бобо, а? Ну, слушай. Ты летать хоть чуть-чуть можешь?

Шайтан почесал хвостом в затылке.

— Немного могу, кажется. Только далеко не получится. А что?

— Короче, рано утром, на рассвете, мы подходим к старинной решетке. Ты берешь меня в охапку, перелетаешь через решетку и — нырь в озеро! Потом вылезаем, отряхиваемся, прячемся за истуканами и ждем кота. Как только спускается кот, мы на него — раз! — накидываем с двух сторон рыболовные сети. Накинули — и сразу в мешок, он и мяукнуть не успеет. А потом назад через забор — и ходу. Ну, как тебе план?

Бобо задумался.

— Через забор-то я перелечу, наверно, если захотеть очень сильно… Слушай, Ашмедай, а может, я один, без тебя, а? Ну как я назад с такой ношей выберусь — и ты, и кот? Он ведь жирный, наверно, отъелся тут.

Ашмедай поправил галстук и принял гордую позу.

— Об этом ты можешь не беспокоиться, брат, — торжественно объявил он. — Назад ты только с котом полетишь. А я во дворце останусь.

— Как так останешься? Ты опять шутишь надо мной?

— Нет, Бобо, я не шучу.

— Да тебя там съедят!

— Не съедят. И знаешь почему? Потому что я прикинусь этим самым котом, понял-нет?

И джинн жизнерадостно захохотал, но тут же смолк и схватился за щеку.

— Да что ты такое говоришь, Ашмедай? — изумился Бобо. — Ты у ёшек котом работать будешь? Да ты же всю жизнь их ненавидел!

— Э… о чем вспомнил. Пока клыки были — ненавидел. А теперь я понимаю, что к чему. Нет, уж лучше ёшки, чем автоматы с ушами. Всё, хватит чужое добро сторожить! Поработаю котом, скоплю тыщ пять динаров, а потом рыбную лавку открою. Рыбная лавка Ёшкина-кота, ты представляешь?! Со всех рынков приезжать будут, чтобы только посмотреть! А Шаддад, слава ему, будет знать, как у верных бесов клыки удалять без наркоза…

— Как?! Он же велел с наркозом!

— А ты откуда знаешь?

— Ну… слышал случайно. Значит, эти собаки тебе без наркоза выдрали?

— Собаки и есть, что с них взять. Всё, хватит о собаках болтать, пошли за котом!

— Прямо сейчас?

— А ты как думал? Скоро светать начнет. Вот смотри, я и сети достал.

И Ашмедай показал на свою сумку.

Пошли через весь рынок пешком. Прятались, к домам жались, но по дороге ни одного ёшки не встретили — наверно, все дрыхли еще.

Подошли к чугунной решетке у дворца. Бобо ухватил Ашмедая за шиворот, глаза закрыл и ощетинился духовно. Но дальше как-то не пошло. Попробовал Джибрила себе представить — ничего не выходит. Напрягся посильнее, стал фишера представлять, который ночью являлся, — нет, не получается, только холодным потом весь покрылся. Тогда собрался шайтан с духом и представил себе Мишу-муддариса с шайкой кипятка в руках. И вдруг почувствовал: тянет ввысь, ох как тянет!

Оттолкнулся — и перелетел.

Очень удачно в воду войти получилось, почти без брызг, даже водоплавающих птиц, которые у самой воды спали, не разбудили. Вылезли потихоньку на гранитный берег, отряхнулись, огляделись. Да, все правильно, все так, как бывшие наши рассказывали. На холме дворец с колоннами высится — огромный, как город, и весь зеленый. От него широкая белая лестница вниз идет и в озеро упирается. А у самой воды стоят на постаментах два каменных младенца с несерьезными крыльями, как у мотыльков. Сами пухлые, жирные — Бобо таких на небе никогда не видел: ангелы, они обычно поджарые бывают. Ну, неважно. Толстые — это даже лучше, прятаться удобнее. Ашмедай за левым встал, Бобо — за правым.

Стали кота ждать.

А осень в ёшкином парке очень красивая оказалась. Деревья чуть видны в тумане. Слетит бесшумно красный лист с зазубринами, опишет круг, ляжет на воду, задрожит, как детская душа, — и замрет. В воде истуканы вниз головами стоят неподвижно, не шевелятся, а между ними, в глубине, одна рыба проплывает.

— Хорошо тут, — сказал Ашмедай. — Тихо… Прямо как в раю.

— А ты в раю бывал?

— Бывал. Там с утра такой же туман…

Помолчали немного, глядя, как еще один лист на воду ложится.

— А за что тебя выгнали из рая? — спросил Бобо.

— Никто меня не выгонял, я сам ушел, — гордо ответил Ашмедай. — Я же молодой был, горячий, на войну рвался, а меня там кассиром в бане назначили. Ну, и с кем мне было воевать? С чистыми душами, что ли? Вот я и решил увольняться. Поскандалил немного насчет зарплаты, кувшины с розовой водой побил и пал на Землю. А на Земле сам видишь, как все вышло. Сперва к игральным автоматам приставили, а потом и вовсе клыков лишили. Всего только восемь ёшек и успел сожрать — вот и вся моя жизнь…

— Тихо! Кот идет. Скорее сеть доставай!

— Ты тоже доставай!

На верхней площадке лестницы показался Ёшкин-кот.

Разглядеть его снизу было трудно, видно было только, что выступает он важно, на задних лапах, а в передних у него — огромное ведро и здоровенный рыболовный сачок. И еще одна вещь сразу в глаза бросилась — цвет. Кот был не просто рыжий, а какой-то невиданной расцветки: оранжево-красный, как самый дорогой мандарин на Восточном рынке. Теперь понял Бобо, почему фишер за домашнее животное такие деньги отдал.

Но вот кот стал спускаться по лестнице, и с каждым его шагом глаза у бесов потихоньку округлялись, а сами они каменели так, будто на них медленно наматывали веревку. Нет, это был не мандарин, это был не апельсин, не грейпфрут, не арбуз даже, это была настоящая звезда красный гигант! Огромен и могуч предстал перед бесами Ёшкин-кот: ростом он был не меньше великого Джибрила, только что без пушистых крыльев. Такого сетью ловить все равно что в Айблад из гранатомета стрелять. А если и поймаешь — куда его потом девать? Какой уж там мешок… Бобо в страхе за голову схватился, а в голове важный вопрос возник: а как это, интересно, сладкая Лейла такого вот кота гладить собиралась? Но думать уже некогда было: кот приближался к пруду.

Как только он оказался между ангелами, Ашмедай ощерил беззубый рот и отчаянно махнул хвостом.

Две шелковые сети разом взвились в воздух.

Но зря они взвились: кот оказался ловок, как бес. Он отскочил назад, будто резиновый мячик от стенки, подцепил своим сачком обе сети, раскрутил этот сачок над головой — и закинул в воду сети вместе с вцепившимися в них демонами. Водоплавающие птицы проснулись и заорали от ужаса, а Бобо с Ашмедаем попадали в озеро, поднимая тучу брызг. Охнуть они смогли только когда вынырнули на поверхность.

Кот основательно уселся на парапет, положил рядом с собой сачок, пригладил усы обеими лапами и принялся не спеша, размеренными движениями выбирать сети. Незадачливые ловцы, отфыркиваясь, как два тюленя, стали приближаться к берегу. Когда они оказались совсем близко, кот наклонился, ловко распутал сети, взял демонов за шивороты, слегка прополоскал и поднял на воздух, прямо к своей раскрытой пасти.

Бесы зажмурились.

— Ну вот, порыбачил, — услышали они мурлыкающий голос. — Улов, правда, так себе, всего два мокрых мыша. Да и мыши какие-то тощие… — тут кот их пощупал и повертел, осматривая со всех сторон. — Хм. Мыши копытного типа. С пятачками. И пятачки как будто знакомые… Вы не с Восточного рынка, ребята?

Бобо с Ашмедаем не отвечали ни слова, они только жадно хватали ртами воздух. Видя, что добыча к беседе пока не готова, богатырский кот усадил пленников рядом с собой на парапет.

— Ну, подышите, подышите, — милостиво сказал он. — Подышите пока что. Утро-то какое хорошее! Солнце восходит, водоплавающие птицы поют, рыба наша хвостом плещет. Все живое радуется новому дню. Только вы одни портите людям жизнь, а мне экологическую рыбалку. Что бы мне с вами такое сделать за это?

— А ты бы отпустил нас, брат… — хриплым голосом попросил Ашмедай, открывая один глаз.

Слово «брат» коту пришлось явно не по вкусу.

— Ответь мне, копытный, — сказал он строго, — залезал ли ты в чужой парк? Залезал или нет?

Ашмедай хотел было ощериться, но не успел: кот цапнул его лапой за шиворот, сунул в воду, подержал там и на счет пять вытащил.

— Залезал, — ответил Ашмедай.

— Ага! Значит, залезал. А теперь скажи: не ловил ли ты меня сетью?

— Ловил.

— А не хотел ли ты, часом, сунуть меня в мешок?

— Тебя сунешь… — пробормотал Ашмедай и тут же ушел под воду. — Хотел, хотел! — выкрикнул он, появляясь обратно.

— А не хотел ли ты продать меня на своем рынке каким-нибудь живодерам?

И тут заговорил молчавший до сих пор Бобо.

— Нет, этого мы не хотели… — тихо сказал он.

Кот посмотрел на него с удивлением.

— Хм. А второй мыш гораздо симпатичнее. Так ты говоришь, торговать котами вы не собирались?

— Могучий шейх — не знаю, как тебя называть! — взмолился Бобо. — Отпусти друга моего Ашмедая! Он не виноват, это я его попутал! Отпусти его, а меня можешь на обед скушать.

Кот удивленно почесал Ашмедаем свой розовый нос.

— Надо же… — сказал он. — Словно и не мыш говорит. Хм. Называть меня ты можешь «господин советник», а на обед я тебя кушать не буду, потому что у бесов мясо кислое. Шутка. Не ем я мяса, давно уже. Скажи, а почему ты пощады не просишь?

— А потому, о могучий советник, что жить мне теперь все равно незачем.

— Ты его не слушай, уважаемый! — вмешался тут Ашмедай. — Он от любви разума лишился. Ему красавица одна велела тебя в мешке привезти — тогда полюблю, говорит. А друг мой Бобо в отчаяние пришел, потому что ты в мешок точно не влезешь!

— Во-от оно что… — протянул кот. — Роковые страсти на Восточном рынке. Мелкие бесы в поисках любви. Ну что ж, это меняет дело. А как зовут твою красавицу, Ромео?

Бобо не отвечал.

— Сладкая Лейла ее зовут. Дочь амира нашего, слава ему, — торопливо принялся объяснять Ашмедай. — А его Бобо зовут. И зря ты его таким словом назвал, уважаемый советник, он отличный шайтан, восьмой категории. А я седьмой. Ты меня поставь на землю, пожалуйста.

Бобо молчал, отвернувшись.

Кот задумался.

— Теперь понятно, — сказал он, отпуская наконец Ашмедая. — А я-то решил, что вы меня продавать собрались, представляете?

И пасть его вдруг раздвинулась в неуловимой кошачьей улыбке.

— Тебя продашь… — буркнул Ашмедай в сторону, ощупывая свои помятые бока и многострадальную челюсть.

— Это точно. Чтобы меня поймать и продать, вам надо слегка подрасти. Примерно до второй категории. Ну, ладно, хватит болтать. С вами потом разберемся, а сейчас пора за дело приниматься. А то его превосходительство уже в аквариуме сидит. Заждался небось…

С этими странными словами кот взял свой сачок и поболтал им в воде.

Никто ему не ответил.

— Напугали Поликарпа, животные, — с досадой сказал кот. — Под корягу, должно быть, забился, сердечный. Ну, бесы, молитесь своим архидемонам, чтобы у него инфаркта не случилось. Уф… Не дай бог! Его превосходительство не переживет. Придется теперь голосом звать.

И он принялся зачем-то откручивать от сачка бамбуковую ручку.

Бобо посмотрел на Ашмедая и потихоньку пальцем у виска покрутил. У кота явно были не все дома: какой такой поликарп с инфарктом под корягой и как его оттуда голосом звать? Но Ашмедай в ответ расставил руки рыбацким жестом, и Бобо догадался: это одну рыбу Поликарпом зовут. Ну и ну…

Кот тем временем открутил ручку, сунул один конец в воду, второй — себе в пасть и принялся в эту ручку дуть. По воде пошли пузыри.

— Бу! Бу-у! Бу-бу-бу! — выводил кот, словно объясняя что-то.

Он вытащил свой подводный телефон, подождал, пока разойдутся круги на воде, а потом наклонился к самой поверхности и принюхался. Спустя минуту на озерной глади появилось несколько крошечных пузырьков. Видимо, таинственный Поликарп все-таки решился на контакт с обитателями суши.

Кот дождался, пока лопнет последний пузырек, а потом обернулся к бесам:

— Говорит, чуть в обморок не упал от нервного напряжения. Дважды за утро, говорит, какие-то хмыри в заповедное озеро бухались.

— Мы же не знали, — виновато сказал Бобо. — Мы совсем тихо в воду вошли…

— Как ныряльщики! — гордо добавил Ашмедай.

— Вот я вам покажу ныряльщиков! — погрозил им кот своей дубиной и снова сунул ее в воду.

На этот раз переговоры пошли успешнее. Поликарп отвечал все охотнее, пузыри его становились все крупнее и радужнее, а кот — все довольнее.

— Уговорил, — с облегчением сказал он наконец, принимаясь привинчивать ручку обратно к сачку. — Сейчас выйдет. А ну, спрячьтесь куда-нибудь, а то ему от ваших рож опять плохо станет.

Бобо с Ашмедаем обиженно переглянулись и прочли в глазах друг у друга один и тот же вопрос: а что, от рожи двухметрового кота, да еще мандаринового цвета, рыбе плохо не станет? Но спорить не стали — кто их, к черту, разберет, этих ёшек… Зашли за ангельский постамент и притаились.

Послышался сначала мощный всплеск, а потом такой звук, как будто в ведро шлепнулся небольшой бегемот. Поликарп, видимо, был готов к переезду.

— Вылезайте, копытные! — скомандовал кот. — Пойдем с его зеленым превосходительством знакомиться. И запомните: во дворце руками ничего не трогать, вести себя тихо, ходить только за мной и только гуськом! Понятно?

Бесы вытянулись в струнку. Кот подхватил тяжелое ведро, и все трое стали гуськом подниматься по мраморной лестнице.

Любые чудеса готов был увидеть Бобо в ёшкином дворце. Не удивили бы его ни парчовые шатры, ни прозрачные полы, ни мраморные бассейны, ни золотые светильники. Чего угодно ожидал он — но только не того, что увидел. Дворец внутри оказался огромным лесом. Росли вдоль стен, сплетаясь мохнатыми ветвями, невиданные деревья. Важно восседали на них разноцветные упитанные птицы, и щебет их заполнял все залы от пола до самого потолка. Из кустов высовывали странно добродушные морды хищные, по идее, звери. Вместо пола были подстриженные газоны, а между газонами вились узкие каменистые тропинки.

Прошли пять больших залов, и в каждом из них кот важно пояснял: «Хвойный… Лиственный… Пальмовый…»

И вот наконец вышли к цели.

— Рыбный! — объявил кот.

В Рыбном зале все четыре стены занимали аквариумы. Три из них были обыкновенные: с камнями и чахлыми водорослями, между которыми плавали плоские рыбешки. Но зато четвертый… Что это был за аквариум! Там, за стеклом, все было как в настоящем лесу: мрачные кривые деревья тесно обступали лужайку с изумрудной травой и желтыми полевыми цветами. На лужайке под деревьями стояла поросшая мхом избушка, а за ней сквозь заднее стекло аквариума виднелось озеро — то самое, уже знакомое, с толстыми ангелами и водоплавающими птицами.

Но самое удивительное в этом аквариуме был даже не подводный лес. Самое удивительное было то, что там не плавало ни одной рыбы.

— А рыба-то где? — озадаченно спросил Ашмедай.

— Как где? — удивился в свою очередь кот. — В ведре.

— А что, другой рыбы там нет?

— Эх ты… — Кот даже головой покачал. — Да разве можно живых за стеклом держать? Вот сразу видно, что вы с копытного рынка.

— Так как же вот в этих трех аквариумах рыбы плавают? — стал тыкать пальцами по сторонам Ашмедай.

— А это вообще не аквариумы. Это экраны, а на них заставки рыбные. Для красоты это, понял? А рыба у нас одна. И сейчас ты ее увидишь.

Сказав это, кот стал подниматься по специальной лесенке, которая вела на самый верх лесного аквариума. Забравшись почти под потолок, он открыл в стеклянной стене окошко и осторожно перелил в воду содержимое своего ведра. И через несколько секунд бесы увидели, как из гущи подводных кустов не спеша выплывает Поликарп.

Поликарп оказался огромной синей рыбой, покрытой крупными серебряными звездами. Выражение лица у него было задумчивое, мудрое, а нижние плавники — широкие и крепкие, похожие на лапы. Он неторопливо опустился на дно, встал на эти плавники, солидно прогулялся немного по травке, понюхал цветы, а затем улегся на пороге избушки и выпустил крупный пузырь, словно окликая кого-то.

Бесы следили за телодвижениями невиданной рыбы, разинув рты.

— А зачем его в аквариум запускают? — шепотом спросил Бобо.

— А затем, чтобы его зеленое превосходительство мог к истокам жизни припасть, — непонятно ответил кот.

— Это Поликарп, что ли, исток? — спросил Ашмедай.

— Поликарп — он кистепёрый…

Кот сказал это с таким почтением в голосе, что бесы, сами того не желая, вытянулись и дружно кивнули, словно всё поняли. Кот покосился на них и пояснил:

— Ему триста миллионов лет. С него жизнь на суше началась, а вы его чуть до обморока не довели, засранцы. Чувствуете свою вину?

— Чувствуем! — ответил за двоих Бобо.

В этот момент дверь избушки отворилась, и оттуда вывалилось целое облако радостных пузырей. Поликарп приподнялся на плавниках и, как показалось шайтану, приветственно помахал своим трехперым хвостом.

Наконец пузыри рассеялись, и на пороге подводной избушки показался сам полномочный президент Западного рынка, архидемон первой категории Ёшка-фишер. Бобо с Ашмедаем не сговариваясь юркнули за спину кота, высунули оттуда пятачки и уставились на него во все глаза.

А рожа у его зеленого превосходительства совсем ничего оказалась — не такая, как приснилась накануне. Точней сказать, рожи этой было совсем не разглядеть, потому что на ней был надет водолазный шлем с большими круглыми глазами. Сам же повелитель ёшек был длинный, тощий, в зеленом резиновом костюме с галстуком и в зеленых же ластах. На жабу похож немного, а так ничего особенного, обычный руководитель.

— А его превосходительство что, всегда в воде сидит? — шепотом спросил шайтан.

— Почти всегда, — ответил кот. — Ночью выходит иногда.

— А ты говорил: нельзя живых за стеклом держать… — буркнул Ашмедай.

— Так он же там по своей воле сидит! И Поликарп тоже. А потом его зеленое превосходительство Ёшка-фишер… как бы тебе сказать… ну, не совсем живой.

Бесы тревожно переглянулись, но переспросить побоялись.

— А если он все время в воде сидит и… и не совсем живой, то кто же тогда рынком управляет? — спросил Бобо.

— Рынок на то и рынок, чтобы сам собой управлять. Если он рынок, конечно, а не базар вроде вашего.

Тем временем зеленый архидемон присел на скамейку у входа в свое жилище и любезным жестом предложил Поликарпу место рядом с собой. Поликарп не спеша подошел поближе, встал на хвост — и тоже примостился на скамейке. Фишер вежливо поздоровался с ним за плавник и выпустил три небольших пузыря — наверное, как дела спрашивал. Кистепёрый подумал немного и ответил парой радужных пузыриков.

Ашмедай, увидев, что фишер с Поликарпом сидят на лавочке и болтают, как старушки с Восточного рынка, совсем покой потерял. Он то за голову хватался, то к аквариуму подбегал, то бежал назад и в испуге за кота прятался. Его просто распирало от любопытства, и вопросы сыпались из него, как метеориты с неба в августе:

— А куда они смотрят? А нас они видят?

— Нет, не видят, — отвечал кот. — То есть сквозь стекло видно, конечно, но им сейчас не до вас, мои копытные друзья. Уж больно у них с Поликарпом разговор серьезный. Так что можете не прятаться.

— А о чем они говорят?

— Об устройстве мироздания. Вот смотри. Если изо рта пузыри пускают, значит, соглашаются. А если из другого места — значит, спорят. Тут концы и начала сошлись, понимаешь?

— Не-а, не понимаю, — отвечал Ашмедай. — А кушает его превосходительство что?

— Он гриноед.

— Чего?

— Водоросли кушает.

— А… А писать как? А какать? А как приказы отдавать? По телефону? А как…

— Слушай, сколько у тебя еще вопросов? В избушке все удобства. Ты же на Западном рынке, дурило.

В этот момент между подводными собеседниками начались какие-то разногласия. Его превосходительство решительно замотал головой, вскочил, повернулся к Поликарпу задом и выпустил небольшой, но очень красноречивый пузырь. Поликарп в долгу не остался: он слез со скамейки, сунул голову в кусты, крепко расставил плавники и, поднатужившись, ответил целой очередью пузырьков из-под хвоста. Ёшка-фишер схватился за голову, словно не веря своим ушам, а потом встал на четвереньки и начал отвечать очень подробно, делая равномерные паузы. Казалось, он что-то перечисляет по пунктам.

— Ну вот, спорить начали, — сказал кот. — Это его превосходительство Поликарпу преимущества рыночной демократии доказывает. Теперь надолго…

И он широко зевнул.

— Ты чего зеваешь? — изумился Ашмедай. — Тут у вас чудеса такие, рыбы ходячие разговаривают, начальство пузыри пускает, я чуть с ума не сошел от любопытства. А тебе разве не интересно?

— Это вам интересно, потому что в первый раз. А я уже целый год все это наблюдаю. Если честно, братцы, надоел мне этот Западный рынок хуже вот этих самых горьких водорослей, хоть беги отсюда.

Бобо понял, что наступает решающий момент.

— А как вы раньше жили, господин советник? — осторожно приступил он к разговору. — Не скучали?

— Скучал? Да я же русский демон! С Северо-Восточного рынка, слыхал про такой?

— Кто же про него не слыхал… Все слыхали.

— Ну так что же ты спрашиваешь? У нас там уже сто лет никто не скучает. Некогда нам скучать, потому что боремся все время. А тут… Нет, жизнь хорошая, конечно, я ничего не говорю. Но ску-учно…

И кот зевнул так, что бесы даже попятились. Пасть у него была, как пещера.

— А вот у нас, господин могучий советник, — вкрадчиво сказал Бобо, — как раз намечается обострение рыночной борьбы. Шаддад говорит: прямо не торговля, а революционная ситуация какая-то. Большие опасности грозят нашему Восточному рынку.

— Хм. А что за опасности-то?

— Ну, во-первых, цены на персик нестабильные.

— Ну, это ерунда. А еще что?

— А еще муддарис один, Михаил Али Евстигнеев, воду мутит.

— Кто-кто? Мишка Евстигнеев?

Услышав это имя, Ёшкин-кот вдруг выгнул спину, как самый обыкновенный кот, и глаза его сузились в щелки.

— А вы что, знаете его? — удивился Бобо.

— Да уж знаю гада, — ответил тот, понемногу распрямляясь. — А кто, ты думаешь, меня попам заложил год назад?.. А потом комиссионные с них взял и к вам на рынок сбежал… Так ты говоришь, воду мутит?

— Мутит. Сидит в ванне целый день и мутит.

— Ну, пока сидит, это ничего, — расслабился кот. — Лишь бы не вылез. Ну, еще что?

— Шаддад говорит: гномы шепчутся.

— Хм. А еще?

— Шаддад говорит: человеческий фактор недоволен.

— А вот это совсем плохо. Надо же, как распустились… Эх, навести бы у вас порядок да заодно с Мишкой поквитаться… Но нет, не могу, ребята, даже не просите. Его превосходительство расстроится. Он без меня теперь как без акваланга. Если я улечу, кто ему будет Поликарпа носить?

Услышав эти слова, Ашмедай вдруг подскочил к коту, встал на цыпочки, схватил его за обе лапы и зашептал быстро и убедительно, как в бреду:

— А я буду, я! Слушай, советник, план какой есть: ты лети отсюда порядок наводить, а я вместо тебя котом работать буду, понимаешь?

— Ты? Вместо меня? — изумился кот. — Ну подумай сам, что ты говоришь, копытный? Ведь его превосходительство ко мне привык, не к тебе.

— А я тобой прикинусь! Он все равно через стекло ни беса не видит. А если еще рыжую шкуру нацепить — точно за тебя примет.

Тут Бобо вмешался:

— Ну зачем ты глупости говоришь, Ашмедай? Да ты посмотри на себя и на господина советника! Ты же знаешь, что нам с тобой нельзя себе роста прибавлять!

— Нам нельзя. А вот господин советник не ссыльный, а политический эмигрант с русского рынка, и сил у него поэтому навалом. Он и не такое прибавит, если захочет!

— А может, он не захочет?

— А может, захочет?!

— Эй, ребята, погодите-ка, — прервал их кот. — Рост не проблема. Ты мне лучше вот что объясни, Ашмедай: почему ты домой возвращаться не хочешь?

— К Шаддаду не вернусь, — угрюмо ответил джинн. — Он мне клыки велел выдернуть.

— Ай-я-яй, что ты говоришь! Ведь это все равно что коту когти подстричь! Экологическое преступление!

— Это точно… Это… логическое. А еще собаки у него знаешь какие? В темных очках, как шпионы! Зверюги настоящие.

Ашмедай, видимо, намеревался рассказать всю свою печальную историю, но тут шайтан решительно отодвинул его в сторону и подступил вплотную к коту.

— Господин советник, дорогой, — умоляющим голосом заговорил он, — ты не слушай его про зубы! Поехали к нам! У нас там инжир, кизил, шафран, персик вот такой, подобный попе младенца…

Бобо чуть не плакал.

— Ну, ну, ладно… — Кот был явно тронут его порывом. — Я подумаю. Я ж не против. Ты только пойми, Бобо: тут не в персике дело и не в зубах. Вот если бы у вас и вправду была революция…

— Да будет, будет, Шаддадом клянусь! Может, она уже идет, твоя революция. Откуда нам тут знать?

— Хм. Откуда? Есть откуда. Вот мы сейчас посмотрим, что у вас там делается. Как раз девять часов, сейчас новости пойдут.

Кот взял свой волшебный сачок, что-то пошептал, что-то нажал — и вдруг все три стены, изображавшие аквариумы, вспыхнули изнутри. Фальшивые рыбы исчезли, а вместо них выплыл огромный толстый ёшка в очках и в галстуке.

— Ух ты! — вырвалось у бесов.

— Цыц! — шикнул на них кот. — Вот дикари, телевизора не видели. Смотрите внимательно! Сейчас главные новости пойдут!

Серьезный ёшка в галстуке заговорил с непроницаемым лицом:

— Внимание! Передаем неприятные известия. Сегодня утром на Восточном рынке была объявлена Великая Хуляльская Оздоровительная революция.

Бесы ахнули и схватились за руки, а ёшкина рожа вдруг исчезла, и вместо нее пошли до боли знакомые картины родного рынка.

— Умеренный президент Шаддад Каракулов свергнут радикальными бесогонами, — продолжал ёшкин голос. — Бывший русский омон Михаил Али-баба Евстигнеев объявил себя великим джамахером всего рынка и призвал положить беспредел бесовскому беспорядку.

Теперь во всех трех аквариумах возникло по огромному Мише. Он что-то быстро говорил, постоянно сплевывая направо, и грозил кулаком. Потом показали баню. Возле нее стояла огромная толпа.

— Суббота объявлена банным днем, — объяснял ёшка. — Духовный лидер обещал каждое утро лично поливать всех, кто в бога верует, водой из чистого колодца Хуляль в целях борьбы с шайтаном.

Дальше показали старый предвыборный плакат с изображением Шаддада. Амир нюхал цветочек и лучезарно улыбался.

— Суд над прежним диктатором состоится сегодня вечером на главной площади рынка, виселица уже готова. Судьба дочери свергнутого президента Лейлы Шаддадовны и двух его любимых собачек остается неясной.

Бобо сжал кулаки и мысленно призвал на Мишу-муддариса гнев великой демоницы. Ашмедай же только потрогал свою челюсть.

Стали показывать торговые ряды.

— Цены на хашиш резко возросли, — докладывал ёшка. — Цены на персик остаются стабильными. Цены на гранаты пока колеблются.

Кадр вдруг резко сменился, и Бобо увидел самого себя.

— Новое правительство объявило в международный розыск шайтана восьмой категории Нурбобо Бобоназарова, чье настоящее имя Ёшка-гуревич.

Бобо обнял Ашмедая и стал вместе с ним тихо сползать на пол.

— Ну, делать нечего, — сказал кот, резко выключая телевизор. — Уговорили. Раз такие дела, придется лететь. А ну-ка садись мне на шею, Иван-гуревич!

— То есть как садись? — слабым голосом спросил Бобо и только потом добавил: — Я не гуревич.

— На шею мне садись. Домой полетишь. Вставай давай, чего разлегся!

Бобо встал и на подгибающихся ножках подошел к коту. Кот уже стоял на четырех лапах.

— Садись и держись крепче — я ведь не люфтганза. Сейчас ты увидишь, что такое русская езда. Живо домчим. Вспомни молодость, шайтан восьмой категории!

— А может, не надо? — спросил Бобо, усаживаясь на мягкий загривок кота и хватаясь за его острые уши.

— Надо! Прощай, Ашмедай! Рыжую шкуру в Пальмовом зале возьмешь. Там тигр один фальшивый ходит, скажешь, что ты на его место поступаешь, я велел. Все! Веди себя хорошо. Поликарпа береги.

— Прощайте! Не беспокойтесь! — радостно крикнул Ашмедай.

Кот сжался, как пружина, скакнул вперед и огромными прыжками понесся через все залы. Ветки хлестали Бобо по лицу, из-под кошачьих лап с визгом бросались врассыпную какие-то мелкие животные.

Выскочив на мраморную лестницу, кот на секунду притормозил: видимо, ощетинился духовно, а потом оттолкнулся всеми четырьмя лапами и взмыл в небо, как реактивный истребитель.

Он сделал прощальный круг над ёшкиным парком, набирая высоту, и широкими зигзагами понесся в восточную сторону.

У Бобо сразу заложило уши. Он уткнулся пятачком в мягкую кошачью шерсть и зашептал про себя заклинания против ангельских сил. Ох, как нехорошо! Как же нехорошо все получилось! Ну никак нельзя ссыльному летать, да еще так высоко! Правда, это только самому по себе летать нельзя, насчет котов в небесном законе ничего не написано. Но все-таки не дай бог великий Джибрил заметит, ой, что тогда будет, ой, что будет…

Он поднял украдкой голову — посмотреть, не видно ли впереди могучего архангела — и увидел, что кругом непроглядная ночь, а прямо на них несется огромный серебряный шар. Бобо взвизгнул от страха, отпустил на мгновение кошачьи уши и чуть не ухнул в бездну, еле удержался.

— Что ты там ерзаешь, копытный? — сердито спросил кот. — Ты меня с курса сбиваешь!

— Великий шейх! Что там такое впереди?

— Как что? Луна, разве ты не видишь?

— Да нам же не туда, нам на Восточный рынок!

— Ничего! Сто тыщ верст не околица — зато мимо Луны прокатимся. Эх, и пуганем мы сегодня кой-кого!

— Да некого здесь пугать! Пусто на Западном небе!

— Ничего! Сейчас границу с Восточным пересекать будем! Там у вас есть кого пугнуть! Держись!

Пока неслись по пустому Западному небу, кот разогнался так, будто хотел разом допрыгнуть до самых звезд. Но как только промелькнула мимо Луна — вдруг сбился и пошел тише.

— Что такое? Что случилось? — опять забеспокоился шайтан.

— Границу пересекли, — ответил кот. — Небесных камней тут у вас полно, не говоря о бесах. Сейчас почувствуешь.

И Бобо почувствовал. Словно по булыжной мостовой несся теперь Ёшкин-кот, перепрыгивая камни и огибая препятствия. Как ни мягка была кошачья спина, а от тряски у шайтана сразу хвост заболел. Но стоило только взглянуть вперед или назад — и сразу забывал Бобо о всякой боли. Вот оно, родное Восточное небо! Неисчислимыми алыми стаями, роями и облаками несутся по нему бесы, золотыми искрами вспыхивают ангелы…

Шайтан приободрился, пересел повыше и оглянулся, чтобы окинуть взором все Восточное небо. И вдруг окаменел с повернутой головой. Прямо за ними неслось, сверкая, переливаясь и увеличиваясь с каждой секундой, огненное пятно, и Бобо с ужасом различал в его очертаниях пушистые разноцветные крылья. Шайтан перевернулся задом наперед, ухватился за кошачий хвост и застыл беспомощно, не в силах отвести взгляда от этого блеска.

— Что ты меня за хвост таскаешь? — послышался голос кота. — Я же им рулю!

— Оглянись назад, о великий шейх! — призвал Бобо.

Кот, не замедляя бега, чуть повернул голову.

— Ну, и что это за гонщик? — спросил он небрежно.

— Это не гонщик, это великий Джибрил! Горе нам, о шейх! Не уйти нам от него! Пропали мы, пропали! Сбрасывай меня скорей, лети один — Лейлу выручать! Ему только я нужен!

— Еще чего! А вот мы посмотрим, кто тут настоящий летун!

И кот наддал.

Он мчался теперь так, что шайтан трясся мелко-мелко, как припадочный. Но Джибрил все равно приближался с каждой секундой, казалось, ничто не могло остановить его. Совсем ясно видел теперь Бобоназаров и огромные радужно переливающиеся крылья, и неземной белизны одежды.

И вдруг наперерез архангелу метнулось целое облако звездной пыли. Джибрил притормозил, лег на правое крыло и попытался его обогнуть, но с другой стороны налетело на него еще одно облако.

— Бесы! Бесы! — радостно вскричал Бобо.

Бесы рой за роем застилали прямой путь повелителя ангелов. Шайтан видел, как Джибрил ловко, как рыба, виляет меж волнистых стай ополчившихся на него демонов и, зажмурившись, ныряет в их кучевые облака. Он видел, как в ужасе бросаются прочь случайно затесавшиеся в эту бучу золотые искорки. Но вот могучий Джибрил выбрался на пустое место, остановился на мгновение, тяжело дыша, а потом вдруг отчаянно раскинул крылья, ринулся вперед — и исчез в красной пене бесовских ратей.

Бешено крутящееся облако, из которого во все стороны летели розовые клочья, стало стремительно уменьшаться в размерах и наконец сделалось неотличимо от дальних звезд.

Опасность миновала.

Кот перешел на рысь, а потом вдруг сделал резкий рывок в сторону — и ловко оседлал попутный небесный камень. Он основательно уселся на нем и усадил рядом с собой шайтана. Бобо огляделся. Прямо под ними была Земля. Она медленно поворачивалась, подставляя их глазам Восточный рынок.

— Что это такое было, великий шейх? — все еще тяжело дыша, спросил Бобо дрожащим голосом.

— Как что? Революция, — спокойно ответил Ёшкин-кот. — А ты думаешь, на земле что-то случайно происходит? Что на небе, то и на земле. И наоборот.

— Я про это никогда не думал.

— А надо думать. Вот ты откуда на свет появился?

— Я? Из греховных мыслей цирюльника Бобоназара, — ответил Бобо.

— Вот видишь. Я и говорю: что на земле, то и на небе.

— А вы откуда появились, господин советник?

— А я и сам не знаю, — почесал в затылке кот. — У нас на русском рынке знаешь сколько греховных мыслей…

Помолчали немного.

— Господин советник, — сказал Бобо. — У меня важный вопрос возник. Как вы думаете, погиб великий Джибрил или нет?

— Вот из таких мыслей бесы и рождаются, — наставительно ответил кот. — Джибрил бессмертен. Так что ты с ним еще обязательно встретишься.

— Что-то у меня совсем голова закружилась…

— Еще бы ей не кружиться! На восток же летели.

— Ну и что?

— Разница во времени большая, — объяснил кот, — вот голова и кружится. Ну ладно, пора нам на Землю. Вон видишь, рынок как раз под нами. Но только мы вот как поступим: я тебя сейчас в пожарный водоем сброшу, а сам попозже подойду. Идет?

— Как так попозже? Там же революция, сейчас Шаддада, слава ему, вешать начнут!

Но кот остался безмятежен.

— Ничего, успеем, — сказал он. — У меня тут, на небе, еще дела есть. Надо с одной дамой потолковать, а то ничего не выйдет.

— С какой такой дамой? Ай… С той самой?

— Ага. Ну чего ты так испугался? Мы же с ней свои, русские. Договоримся. А ты пока переоденься, ступай на рынок и жди меня там. Ну, лети, копытный!

С этими словами Ёшкин-кот взял шайтана за шиворот, размахнулся — и швырнул на Землю.

Чиркнула по небосклону красная искорка — рухнул шайтан в пожарный водоем. Выбрался поскорей на берег и стрелой полетел к себе в каморку переодеваться. Пока бежал — молился, чтобы не заметили и чтобы шкаф целым оказался, а то ведь с Западного рынка в ёшкином виде улетать пришлось. Но все сохранилось, слава Шаддаду: и каморка, и окошко, и шкаф с человеческими обличьями. Значит, не дошли пока до них руки у правоверных. Бобо распахнул шкаф и схватил первое, что под руку попалось. А попался такой вид, какого раньше никогда не надевал: Ходжа Насреддин, мудрец такой древний. Натянул поскорей вместе с халатом и кинулся со всех ног на базарную площадь.

Немилосердное солнце сжигало своими лучами Восточный рынок. Великий Шаддад, связанный и с кляпом во рту, сидел на земле у края помоста, сооруженного посреди площади. Рядом, потупившись, стояла все такая же прекрасная Лейла. Помост окружали шестнадцать гномов с топорами, и Бобо очень удивился, потому что никогда не видел на Восточном рынке столько гномов. Помост поддерживал небольшую виселицу, а к ее основанию приткнулась какая-то приземистая трибуна. Из этой трибуны высовывался голый человек в чалме. Он что-то громко и отрывисто выкрикивал, словно лаял. Но кто это был такой и что он кричал — с такого расстояния было никак не разобрать. Вся площадь была густо запружена человеческим фактором.

— Послушай, уважаемый, ты не знаешь, кто это такой? — спросил Бобо у стоявшего рядом человека с крашеной бородой, показывая на трибуну.

— О! Это сам великий джамахер, — с большим почтением ответил правоверный.

— А вокруг кто стоит?

— Святые люди, стражи хуляльской революции.

— Да откуда они взялись-то?! — не выдержал Бобо.

Собеседник почесал бороду.

— А гуревич их знает. Разное на рынке говорят. Одни говорят, с кастрюли повылезали. С какой такой кастрюли — я не знаю. А другие говорят, что великий джамахер всех попов в стражи поверстал — и наших, и русских. Старые связи у него… Да ты не отвлекай меня. Смотри лучше, сейчас вешать начнут!

И действительно, в центре площади началось какое-то движение. Гномы подхватили связанного Шаддада и потащили его на помост. Великий амир не сопротивлялся, а ехал на их руках с большим достоинством, как на носилках.

Бобоназаров ринулся вперед, расталкивая локтями правоверных. Пробравшись почти к самой трибуне, шайтан быстро протер глаза, ущипнул сам себя за невидимый хвост и посмотрел наверх. Нет, никаких сомнений быть не могло: не кто иной, как Михаил Али-баба Евстигнеев, сидел на помосте в своей ванне и кричал не переставая:

— Я обращаюсь к вам, узники совести, капитала, Сиона, Азкабана и замка Иф! Доколе, правоверные, мы будем терпеть на этом рынке ёшкин дух? Слушайте истину, люди Восточного рынка! Шаддад — это ёшка! И дочь его ёшка! И шайтан его облезлый — тоже ёшка! И две собаки, которых я в бане запер, тоже ёшки! Я посылаю проклятие всему этому ёшкину гнезду! Доколе вы будете тереться о ёшкины копыта и просить подачки, как делает зверь, именуемый кот? Кто из вас докажет, что он не ёшкин кот, кто первый поднимет свою мускулистую руку? Поспешите, и да настанет полный гусул этой гнусной цивилизации! Ратуйте, правоверные, берите камни, в них нет у вас недостатка! Вешать потом будем, сначала камни, поняли-нет? И пусть меня сожрет самый смрадный из членов конгресса Западного рынка, если эти ёшки не увидят адское пламя уже сегодня вечером! О ты, предписавший нам уничтожать вредных насекомых! Обpaдyй этих слизней мyчитeльным нaкaзaниeм! Да воссияет над этим рынком правда, бастурма, рахат-лукум!

Люди зашумели.

— Да что он говорит такое! — схватился за голову Бобо.

— Ты что, глухой? — удивился стоявший рядом почтенный старичок. — Вот я глухой, но все хорошо слышал. Милосердный повелитель сказал так: всех котов за шкирку — и гусул. Ой, что будет… Ну, давайте за работу, кто в бога верует…

Но не успели правоверные потянуться к груде камней, предусмотрительно наваленной возле помоста, как случилось неслыханное.

Прежде, чем в Шаддада полетел первый камень, на помост прямо с неба рухнул огромный рыжий кот. Он мягко приземлился на все четыре лапы, нахально оглядел низкорослых гномов, поднял хвост и сделал в их сторону совершенно недостойный жест. Увидев такое бесчинство со стороны животного, все шестнадцать стражей, как по команде, развернулись и жахнули по коту своими топорами. Но кот в самый момент удара подскочил, как мячик, ухватился лапой за петлю на виселице — и завис. Топоры глубоко ушли в деревянный настил, и эшафот сразу стал похож на ощетинившегося ежа. Гномы тужились, пытаясь вытащить свое оружие. Кот же, не теряя ни секунды, оттолкнулся лапой от виселицы и, держась за петлю, стремительно описал над их головами два широких круга. Потом он резко сузил круги и вдруг, мелко-мелко притоптывая, пробежался по головам гномов, как по булыжной мостовой.

Все было кончено в одно мгновение: стражи революции повалились друг на друга, как пластмассовые солдатики, а на помосте осталась одна только ванна с остолбеневшим джамахером.

Кот легко спрыгнул с виселицы. Оказавшись рядом с Мишей, он проделал совсем удивительную штуку: встал на задние лапы, вытянул вперед правую переднюю и сделал вид, что засучивает на ней рукав. Никакого рукава у него, конечно, не было, но кошачья лапа прямо на глазах у Бобо вдруг превратилась в мускулистую руку совершенно человеческого вида. Этой ручищей кот цапнул скользкого муддариса поперек туловища, тут же перехватил его за ноги, мощно раскрутился — и отпустил несчастного прямо в небо.

Духовный лидер, растопырив руки и ноги, понесся к звездам.

— Ай-бла-ад!! — донесся до толпы его замирающий крик.

Земля дрогнула.

Правоверные бухнулись на колени и задрали бороды к небу.

Растопыренное Мишино тело, описав сложную фигуру, перевернулось в высшей точке и понеслось вниз, к земле. Казалось, еще секунда — и самозваный джамахер вдребезги разобьется о собственную ванну. Но не судьба была ему пасть на землю. Словно молния ударила вдруг в это тело: почти у самой земли его стремительно, как птица бабочку, подхватила молниеносная распущенная женщина в золотом шлеме. Подхватила — и тут же взмыла ввысь, в раскаленное синее небо.

А немного погодя в ванну откуда ни возьмись гулко шлепнулась большая желтая жаба. Она высунула ошарашенную морду из воды, моргнула и жалобно квакнула.

Освободившийся Шаддад потирал онемевшие от веревок руки.

Правоверные молчали, продолжая глядеть в пустое небо, где медленно распускался легкий росчерк стремительной птицы.

Не смотрела вверх только прекрасная Лейла. Все это время не отрывала она глаз от героического кота, и в этих сияющих под паранджой глазах читал шайтан духовным взором приговор своей бедной любви.

Но вот наконец растворился в небе след могучей демоницы. И тогда сладкая Лейла шагнула вперед и крепко взяла Ёшкина-кота под могучую и надежную человеческую руку.

— Папа, познакомься, пожалуйста, — сказала она амиру. — Это твой будущий зять.

— Да вижу я, вижу… — проворчал Шаддад, все еще потирая руки. — Ну, здравствуй, архидемон! Спасибо тебе…

— Да ладно, чего уж там, — скромно ответил кот. И тут же добавил: — Спасибом не отделаешься.

— Э… Ну, ладно, потом посчитаемся. Я тебе кисточку дам золотую, как у льва. Ну, что же вы молчите? — обратился Шаддад к правоверным. — Кричите: да здравствует наш новый замдиректора Ёшкин-кот!

До самого утра праздновали люди и бесы Восточного рынка чудесное избавление от нехорошего муддариса. А когда поднялась над рынком полная луна, то стало казаться, что и Небесный Базар радуется земной победе. Как-то по-особенному танцевали в эту ночь ангелы, веселыми кругами нарезали пространство стаи демонов, солидно приплясывали на месте тяжелые планеты и радугой переливались надо всем далекие звезды. Только одна душа во всей Вселенной не чувствовала ни малейшей радости: не было в ту ночь в мире никого несчастней, чем маленький шайтан Бобоназаров. Не осталось ему теперь места ни на Восточном рынке, где празднует свою победу новый замдиректора, слава ему, ни на Западном, где и жить-то не стоит, тьфу на него, ни в звездных просторах, где караулит опальных великий Джибрил, да не скажет о нем никто дурного слова. Не осталось шайтану места в мире, и потому медленно и печально брел он топиться к пожарному пруду.

Тихо было у пруда, никого там не было. Только две черные собаки лежали у самой воды, положив серьезные морды на лапы, и молча глядели на него сквозь совершенно лишние в это время суток темные очки.

— Ну что, малыш, — услыхал шайтан голос с неба, — тяжело тебе?

— Тяжело, амир, — кивнул Бобо.

— А ты на нее не сердись, на дочку. Она этого кота еще в детстве полюбила. Фильм про него был, мы всей семьей смотрели в бункере. Как увидела его Лейла — так сразу и полюбила. Папа, говорит, это демон моей мечты. Я тебя не стал тогда расстраивать, а то бы ты на Западный рынок лететь не захотел. Да, любовь…

И великий Шаддад вздохнул в микрофон.

— А откуда у него столько силы собралось? — спросил Бобо.

— Так ведь Ёшкин же кот! Его теперь все призывают, на всех рынках, с утра до ночи, ты разве не слышал? И сила его потому с каждым днем прибывает. Скоро сильней, чем сам знаешь кто, станет. Мода на него. А еще говорят, что у него другое имя есть, тайное… Но это — тс-с-с, секрет.

Теперь вздохнул Бобо. Он подумал о том, что его-то самого люди никогда так призывать не будут. Попробуй выговори: «Нурбобо Бобоназаров». Да что теперь об именах говорить! Никогда не наскучит Лейле красавец кот, никогда не полюбит она маленького шайтана. Теперь одна дорога…

Бобо выпрямился и сказал, не отрывая глаз от пруда:

— Повелитель, у меня важный вопрос возник. Ты не мог бы мне в последний раз свое милосердие оказать, а? Очень прошу тебя: позови собачек к себе в бункер минут на десять.

— Э… Погоди топиться. Сейчас поможем твоему горю, утешение найдем. Ты ведь тоже награду заслужил. Во-первых, я тебе даю сразу шестую категорию. Держи кисточку!

И прямо к копытам шайтана упала небольшая серебряная кисть. Бобо равнодушно подобрал ее и сказал:

— Служу Восточному рынку. Но только на что мне теперь это? Нет, все равно не жить мне, амир.

— Э… Погоди. Еще самое главное впереди будет. Ну-ка скажи мне, малыш: есть ли у тебя мечта?

Бобо хотел сразу же «нет» сказать и уже голову к столбу, где камера висела, поднял, но тут увидел над этим столбом яркие радужные звезды — и сразу осекся, смолк, словно язык проглотил. Молча смотрел он на звезды, а в голове вдруг имя ночи возникло: Лейла.

— Только одна мечта осталась, амир, — ответил наконец Бобо. — Хочу еще раз на дальние звезды вблизи посмотреть, как раньше.

— Вот, так я и думал! Сказано — сделано. Будут тебе звезды. А ну-ка, Харик, Марик, не спать! Подарок сюда тащите!

Псы лениво поднялись, потянулись и потрусили к сараю, стоявшему у самой воды. Когда они зашли в этот сарай, оттуда вдруг донесся такой нечеловеческий рев, что Бобо сразу мечтать перестал и даже присел от страха. Немного погодя собаки вышли из дверей, пятясь задом. В зубах у них была уздечка, за которую они тянули маленького серого ишака. Ишак упирался всеми четырьмя ногами в землю и время от времени ревел, как сирена.

— Вот он, гордость наша! — в голосе Шаддада звучала настоящая нежность. — Ну разве не красавец?

— Ты про кого говоришь, милосердный? — изумился Бобо. — Не про этого ли ишака?

— Э… Ты думаешь, это простой ишак, да? Нет, это не ишак, это сам прогресс на четырех ногах! Ишак этот на реактивной тяге. Третью космическую скорость с одного удара за семь секунд развивает, ты представляешь?

— Прости мое невежество, о амир, но я таких слов не понимаю.

— Ну, летучий он, на нем к звездам лететь можно. Быстро летишь, как молния. И никто тебя не догонит, даже сам Джибрил. Потому что ишак этот ре-ак-тив-ный. Понимаешь ты или нет?

— Нет, не понимаю, амир.

— Ну ничего, взлетишь — сразу все поймешь, как только уши заложит. А ну-ка скажи, доволен ты подарком?

— Да умножатся капиталы повелителя от каждого проявления его щедрости… — пробормотал Бобо.

Он подошел к ишаку и погладил его по шее. Ишак сразу прекратил реветь, шевельнул ушами и стал смирно.

— Вот видишь, сразу хозяина почувствовал, — обрадовался Шаддад. — А может, он потому такой смирный, что на тебе сегодня Насреддин надет. Ну, давай, давай! Садись!

— А как он заводится, ишак этот? — спросил Бобо.

— Как все ишаки, промеж ушей заводится.

— А чем его заводить?

— Хвостом бей, не ошибешься.

— А тормозить?

— Тоже хвостом. Сопло ему затыкай. У тебя теперь кисточка есть, больно не будет.

Бобо подумал еще немного, а потом решительно прицепил к хвосту серебряную кисточку. Он хотел уже было сесть на ишака, но вдруг остановился и спросил:

— Амир, а почему на этом ишаке нельзя было на Западный рынок лететь?

— Конвенциями запрещено. Мы законы соблюдаем. Ну, хватит болтать. Садись!

Бобо вскочил в седло.

И вот уже робкие силаты, сгрудившись на Луне, завороженно провожали глазами огненное пятно, расплывавшееся под хвостом реактивного ишака. Бобо видел, как ангелы сливаются с бесами в красно-золотые ленты, и блеск их стелется по сторонам его пути, словно новогодняя мишура по Западному небу. Краем глаза замечал он, как мелкие бесенята, что вечно играют в снежки кометами вблизи горячих планет, останавливаются и провожают восторженными криками невиданного всадника. Он чувствовал, как тихие души сорвавшихся с моста в рай вздрагивают и оживают на миг, чтобы бросить взгляд на чудесное видение из прежнего мира. И казалось ему, что даже сами синие ледяные планеты замедляют свой важный полет, чтобы подольше побыть с ним наравне.

Но не прошло и часа, как все они остались далеко позади. Вот и приблизился Бобо к самым звездам, вот и попал туда, где никогда не бывал раньше, куда нет пути ни одному демону.

Он оглянулся по всем шести сторонам: никого, совсем никого нет теперь рядом с ним. Только чернота и пустота, как в душе, не знающей больше любви.

Но что это за пятно несется позади, увеличиваясь с каждым мгновением? Не великий ли это Джибрил, управившись с бесовскими ратями, догоняет теперь беглого шайтана?

Нет, это не Джибрил.

У Джибрила нет таких острых ушей. У Джибрила нет такого пушистого хвоста. Ни у кого в мире нет такого мандаринового цвета!

— Отличный ишак у тебя, — услышал он знакомый голос. — Надо же, не пожадничал Шаддад.

Радость заволновалась в груди шайтана.

— Великий шейх? Но разве не остался ты со сладкой Лейлой и тридцатью процентами акций?

— А ну их! — беспечно ответил кот, приноравливая свой бег к ходу чудесного ишака. — Революция-то кончилась. Ску-учно там теперь… А ну-ка давай посмотрим, кто быстрей летает — я или этот длинноухий? Раз… Два… Три! Догоняйте, копытные!