Зверек

Один раз за смену на станцию прилетал грузовой корабль, привозивший питание, оборудование, а также корреспонденцию и спецзаказы с Земли. Обычно один «грузовик» посещал две-три станции, так как денег на большее число звездолетов никогда не хватало. За станцией «Центавр 3715 — Хадар» был закреплен корабль Виталия Быстрова, который обслуживал еще несколько станций в созвездии Центавра и окрестностях.

Быстров был типичным дальнобойщиком, этаким превосходным образцом жизнерадостного амбала с физиономией, не обезображенной признаками интеллекта. По словам самого Виталия, космический дальнобойщик — «это, тудым-сюдым, в два раза круче и в сто раз сложнее, чем даже десантник, и ты не представляешь, как девчонкам это нравится!». В принципе, что-то в его словах было.

Обычно прилет Быстрова на станцию сопровождался бодрым: «Как дела, чуваки? Я там стыкуюсь потихоньку!» — но в этот раз вместо привычных фраз в динамиках прозвучало угрюмое: «Прибыл». Как выяснилось, на посудине сломался доисторический музыкальный проигрыватель, который в обычное время беспрерывно горланил то, что сам Быстров гордо называл «музыкой настоящих звездных волков». По факту же это было каким-то жутким космошоферским блатняком, содержащим такие перлы, как «звезды словно бабы голые, но далекие и квелые» или «я меж звезд лечу к тебе, родная, где ты, я пока еще не знаю».

— Прикиньте, — жаловался пилот экипажу «Хадара», выгружая ящики с пищевыми концентратами, — я только ускорение набрал, тудым-сюдым, как эта шайтан-балалайка накрылась. Ну, я там отвертку, паяльник взял, тудым-сюдым, — а никак! Чего там, непонятно ни фига. Так я месяц, прикиньте, — месяц без музла! Теперь еще обратно без него ехать. Я ж, блин, скоро с табуретками начну болтать.

На старшего механика станции Василия Петрейкина, увидевшего в накладной, что его спецзаказ — набор инструментов — доставлен, снизошло благостное настроение, и в данный момент он пребывал в гармонии с действительностью и самим собой. Поэтому в нем неожиданно проснулось желание помочь несчастному пилоту. Он улыбнулся и весело предложил:

— Ну-ка, покажи мне свою бандуру! Может, что и смогу сделать.

Старший астроном Григорий Кулесов в отличие от Петрейкина не получил заказанного комплекта дополнительных линз для телескопа и потому миролюбивого настроения Василия не разделял.

— Эй, а разгружать я один буду?! — возмущенно возопил он, когда механик с пилотом направились в кабину.

— Да не кипишуй, братишка! — засуетился Быстров. — Мы шустро, одна нога там, другая тут. Ты пока тудым-сюдым, того-этого, а мы потом быстро все замутим. Я в долгу не останусь, все по понятиям будет, прям без проблем! Ну, вы ж меня знаете, я чисто все как надо сделаю… Слушайте, хотите, я водки вам в следующий раз привезу, ну или что скажете?

— Не суетись, агроном, — поддержал пилота Василий, — перекури пока. Сейчас глянем и вернемся. Не бросим тебя на произвол судьбы.

Вернулись они и вправду быстро. Василий шел впереди, вертя в руках проигрыватель, а Виталий плелся следом с траурным видом.

— Короче, тут возни дня на два, не меньше, — говорил на ходу Петрейкин. — Придется перепаять схему, заменить конденсаторы… Но починить можно.

— Блин, а побыстрее никак? — грустно вопрошал Быстров.

— Смотри, ты же сейчас полетишь на Ригель?

— Ну, типа того.

— На обратном пути залетай к нам, я тебе твою шарманку отдам. Неделю без музыки протянешь?

— Ну, тудым-сюдым, протяну, наверное.

— Вот и договорились, — подытожил Василий. — Через неделю залетай. Погнали дальше. Что там по списку?

Григорий заглянул в накладную.

— Витамины. Твой набор. — Слово «твой» в устах Кулесова прозвучало как обвинение. Еще бы: кому-то новые инструменты, а кому-то шиш с маслом! — Два генератора кислорода и какой-то АДП… Слушай, а что это за АДП?

— Да хрен его знает. Может, по ошибке прислали?

— Не-а, братишки, — подал голос Быстров. — Это подарок от УПС.

Василий и Григорий, не сговариваясь, одинаково удрученно вздохнули и переглянулись.

УПС — Управление психологического содействия — было бичом всей дальней космонавтики. Состоящее сплошь из молодых и амбициозных психологов, оно вбило себе в коллективную голову, что без его поддержки на станциях непременно начнется хаос, массовые (насколько позволит штат станций) беспорядки и полнейшее падение нравов. Вот оно и направляло все свои силы на «оздоровление внутренней обстановки и нормализацию атмосферы в коллективах космонавтов».

Воспитательно-профилактические методы УПС были кошмарны, поэтому результат обычно получался противоположный. Василий с Григорием до сих пор с содроганием вспоминали высланные когда-то на станцию «Забавные головоломки». Куда бы космонавты ни прятали эти чертовы игрушки, они постоянно попадались на глаза и прямо-таки взывали раскрыть их тайну. При этом решаться они никак не желали. Провозившись битых два часа с какой-нибудь безумной переплетенной конструкцией, которую нужно было распутать, человек достигал точки кипения и, ясное дело, не мог не поделиться впечатлениями с коллегой. Коллега, потративший целый час жизни на борьбу с кубиком, который нужно было превратить в пирамиду, и из-за этого прозевавший время замеров солнечной активности Хадара — местного солнца, тоже имел что сказать своему собрату по несчастью. Слово за слово — и дискуссия логически перерастала в драку.

Через месяц мучений и криков все головоломки оказались решены при помощи кусачек и молотка, после чего в торжественной обстановке было принято соглашение о запрете на станции любых логических игр. Прибывшую на борту следующего корабля разработанную УПС настольную игру сразу же выбросили в шлюз и, как выяснилось, не зря — на одной из соседних станций она чуть не привела к убийству.

А вот от специальной программы «Классика на все времена» для бортового компьютера станции отвертеться не удалось. В результате две недели по вечерам виртуальный диктор монотонно читал избранных классиков: Кафку, Джойса, Пруста… Возможно, дальше были более простые для восприятия авторы, но на Прусте Василию удалось откатить обновление и остановить ежедневную пытку.

На какое-то время УПС вроде бы остановилось, но никто не сомневался, что новые эксперименты не за горами. И вот сумрачные гении УПС нанесли по обороне космических вахтовиков очередной коварный удар под кодовым названием «АДП». Что это такое, было пока непонятно, однако космонавты явственно услышали треск взламываемой обороны.

Требовалось срочно предпринять какие-то действия для спасения мира и порядка на станции, и Григорий лихорадочно ухватился за первую пришедшую в голову мысль.

— Слушай, Быстров, сделай нам одолжение — не выгружай это АДП, ладно? А мы распишемся, что получили.

Предложение явно озадачило пилота.

— Мужики, да вы чего? Я так не могу! Куда я потом его дену?

— Выкинь в космос по дороге, и все дела, — предложил Григорий.

Быстров не сдавался:

— Да вы что?! Вы, тудым-сюдым, сами сначала гляньте — вдруг там что хорошее.

— Вот, — подключился Василий, — если окажется что-то хорошее, забери это себе.

— Да посмотрите сперва, чего вы как неродные! Вдруг вам этого самим надо будет.

— Ладно, показывай свое АДП, — сдался Григорий. — Черт с тобой! Но брать его мы не будем.

Быстров умчался куда-то вглубь грузового отсека и вернулся с увесистой коробкой, на которой большими красными буквами было выведено: «АДП», а ниже шла расшифровка: «Автоматический домашний питомец». Под надписью располагалось изображение существа, которое нельзя было отнести ни к одному из видов, известных науке. Оно вобрало в себя черты самых разных животных. Телом оно было как кот, мордой подобно псу, уши имело заячьи, хвост — соболиный, окрас — лисий. В общем и целом эта химера выглядела довольно милой, но при этом и необъяснимо пугающей. Примерно такое впечатление производят средневековые миниатюры с таинственными животными из далеких земель или, например, утконос.

— Ну чего, клево же! — возвестил Быстров и, не слушая последовавших возражений, принялся раскрывать коробку. — Ну гляньте, какой класс!

Из коробки он извлек точную копию существа, изображенного на этикетке. Зверек оказался размером с небольшого кота и в выключенном состоянии выглядел вполне безобидно.

— Ты это, Быстров… Главное, не включай его! — предупредил Петрейкин.

Но было поздно. Внезапно создание открыло глаза, моргнуло пару раз, затем потянулось, лизнуло Быстрова в лицо, спрыгнуло с рук и бодро затрусило куда-то вглубь станции.

— Быстров, твою же мать! — выразил общее негодование Кулесов.

— Да, братишки, я ж ничего не трогал! Просто достал его.

— Погоди, сейчас мы его поймаем, выключим, засунем обратно, и ты его заберешь.

— Не выключим, — мрачно сказал Василий, нашедший в коробке инструкцию и теперь судорожно листавший страницы. — Тут сказано, что эта тварь активируется сразу после извлечения из упаковки и выключится только по истечении срока эксплуатации.

— А сколько это?

— Погоди, ищу… Так. Семь лет.

Все замолчали. Немую сцену прервал на удивление быстро сориентировавшийся Быстров.

— Ну что, давайте выгружаться! — чересчур бодро предложил он, после чего ловко выпихнул оставшиеся ящики из своего корабля в грузовой шлюз станции. — Ладно, я через две недельки к вам, тудым-сюдым, — затараторил он, словно опасаясь, что, стоит ему замолчать, экипаж станции придет в себя и все-таки всучит питомца обратно. — Так, это набор… Там витамины… Только ты, Вася, пожалуйста, почини мою музыку, лады? За мной, сам знаешь… Расписались там, в накладной, ага? — С этими словами он вырвал из рук у ошалевшего Григория документы. — Ну, я полетел, тудым-сюдым. Пока! Держите хвост пистолетом!

Со скоростью пантеры Быстров скользнул на свой корабль и закрыл дверь грузового отсека.

— Вот скотина! — только и смог сказать Григорий. — Может, не дадим ему отстыковаться?

— Бог с ним, пускай летит. Все равно вернется — у нас его плеер. Если не отключим зверюгу, отдадим ему вместе с музыкой.

— А нам что целую неделю делать?

— Да ничего! Хочешь, поиграй со зверушкой, а лично я просто забью на нее. В инструкции сказано, что зверек не способен нанести вред оборудованию станции, так что…

Василия прервал донесшийся откуда-то из рубки грохот опрокидываемых предметов. Вахтовики не сговариваясь ринулись на звук.

Оборудование, действительно, не пострадало, чего нельзя было сказать о двух кружках, проекционной рамке и гипсовой фигурке голой девицы, привезенной Василием из отпуска. Сам виновник погрома сидел на полу посреди обломков с крайне невинным видом.

— А что там сказано про личные вещи? — ядовито процедил Кулесов.

Зверек удивленно воззрился на него, затем привстал на задние лапки и жизнерадостно прощебетал: «Чиби-чиби-чиби-шиу!» — после чего сотворил небольшую лужицу прямо посреди устроенного им беспорядка.

— Погоди, он что, еще и гадить здесь будет?! — Старший механик принялся лихорадочно перелистывать страницы инструкции. — Так… секунду… Ага, вот оно! Естественные процессы. Тут сказано, что это всего лишь вода.

— Вода? — ошарашенно переспросил астроном. — Но зачем? В смысле, он же робот! Обычно роботы так не поступают… или я чего-то не знаю?

— Реализм! — вздохнул Василий. — В этом талмуде говорится, что уборка за питомцем приучает к ответственности и помогает воспринимать его как живое существо. А еще его нужно поить, кормить и убирать за ним твердые остатки.

— Что?! Они что, сдурели? А чем нам его кормить?

— Там, в коробке, должна быть какая-то дрянь для его кормления. Написано, что достаточно одного драже в сутки. Хотя можно кормить любыми мелкими предметами, он их все равно не переваривает. Главное — наполнять его миску, она там же, в коробке. Тут программа простая: все, что в миске, — еда.

— А если его не кормить, он сдохнет? — с надеждой спросил Григорий.

— Нет, он же робот. Ничего с этой тварью не случится!

— И что же нам тогда делать?

— План такой: тихонько подкрадываемся к этой зверюге, хватаем ее и запихиваем в какой-нибудь ящик. А когда Быстров вернется, вручаем ему в довесок к плееру.

Все время диалога диковинный зверь демонстрировал абсолютное спокойствие, лишь изредка он склонял свою грациозную головку набок, как это порой делают суслики или еноты, косил маленьким черным глазом в сторону говорившего и коротко щебетал. Но когда вахтовики, словно два хищника, начали подкрадываться к нему, то и дело перешептываясь: «Справа заходи! Не спеши… Тише, тише!» — зверек, видимо, решил, что с ним играют, издал веселый визг и начал носиться по рубке. Он легко уворачивался от рук ловцов, пулей проскакивал между их ног, а затем наскакивал на кого-нибудь сзади.

Все это он проделывал с невероятной грацией и изяществом. Программа, отвечающая за координацию питомца, работала идеально. Несмотря на то что зверек бегал по комнате с быстротой молнии, он сумел за все время погони не задеть ни одного прибора. Чего нельзя было сказать о Григории. Старший астроном умудрился запнуться за провод и, падая, уронить проектор звездного неба. На мгновение посреди рубки вспыхнула, рассекая пространство траекториями движения звезд и планет, трехмерная карта района Центавра, затем прибор издал долгий обиженный звук — и на пол посыпались веселые электрические искры.

Вахтовики замерли. Василий, трепетно относившийся к любой технике, окинул проектор печальным взглядом. Затем он коротко высказался о зверьке, об УПС, приславшем это чудо на станцию, о Быстрове, открывающем коробки, которые его открывать не просили, а также о ловкости и проворности напарника. Спич этот состоял преимущественно из непечатных слов и произносился так яростно, что зверек, который, видимо, обладал некоторым инстинктом самосохранения, сначала застыл в униженно-извиняющейся позе, а затем неожиданно задал стрекача в коридор.

Вахтовики ринулись следом, но было поздно. В стене коридора, чуть выше пола, имелся люк станционной вентиляции (очередное не самое адекватное решение проектировщиков). Решетка люка постоянно забивалась, ее приходилось снимать и прочищать, поэтому в какой-то момент эксплуатации она была демонтирована, чем маленький негодник не преминул воспользоваться.

Преследователи в замешательстве остановились возле лаза. Из вентиляционной трубы доносилось шуршание и цокот маленьких коготков.

— Ушел, — разочарованно протянул Григорий.

— Выманим! — зло пробормотал Василий и отправился к грузовому отсеку. Топал он так, будто бы хотел пробить пол корабля. Вернулся Петрейкин, держа в одной руке маленькую синюю миску, а в другой — пакетик с блестящей черной дробью, служившей электронному питомцу пищей. Закинув одну дробинку в миску, Василий аккуратно поставил ее возле люка и елейным голосом пропел:

— Цыпа-цыпа-цыпа! Киса-киса-киса! Кушать!

— Как-то ты его странно зовешь, — с сомнением заявил Григорий.

— А как мне его звать? — огрызнулся механик. — «Эй, тварь, иди жрать?» Оно вообще что такое?

— Может, нужно пошебуршать? — предложил астроном.

— Прошу, маэстро! Шебуршите сколько влезет.

Но сколько коллеги ни «шебуршали», ни «кыс-кысали» и ни взывали на разные голоса, привлечь зверька не удалось. Спустя минут десять разъяренный Петрейкин предложил плюнуть на все и замуровать существо в вентиляции. Что и было исполнено. Миска была убрана, а решетка люка принесена со склада и водворена на место.

Остаток дня прошел относительно спокойно, за уборкой и починкой оборудования. Несколько раздражал цокот коготков, время от времени доносившийся из разных мест, но было решено, что с этим можно мириться.

Беда пришла ночью. В двенадцать часов, когда оба вахтовика отошли ко сну, раздался душераздирающий вой.

— Моу-оу-мо! — вопило неведомое чудище, а трубы вентиляции множили и усиливали этот крик.

Вахтовики в ужасе подскочили на койках. Вырванные из сладких коконов сна, не понимающие спросонья, что с ними случилось, где они, да и кто они, космонавты какое-то время затравленно озирались.

Наконец Василий заплетающимся языком произнес:

— Это оно… Оно проголодалось.

— Кто — «оно»? — сонно пробормотал Григорий.

Мысли его еще путались, а в голове туманной пеленой проносились обрывки сна, где грациозная мулатка, одетая в одну лишь травяную юбку, долго и страстно танцевала вокруг него, а затем наклонилась к уху и пронзительно заорала: «Моу-оу-мо!»

Василий, который уже успел немного прийти в себя, тупо посмотрел на коллегу и медленно ответил:

— Оно. Нечто. То, что живет в вентиляции.

— Теперь оно нас съест? — Картина реального мира все еще ускользала от Григория.

— Нет! — проревел Василий. — Теперь я его убью!

Но убивать он, конечно, никого не стал. Вместо этого два товарища взяли по миске — одну с водой, другую с кормом — и, шлепая босыми ногами по холодному полу, принялись обходить станцию.

Они открывали люки, просовывали туда миски и шарили руками, пытаясь поймать ночного крикуна. Наконец во время одной из попыток, когда Василий просунул еду в очередное отверстие, вой прекратился, затем раздался быстрый шорох и цокот удаляющихся шагов. Зверя изловить не удалось, но миска опустела, а звуковая пытка была остановлена.

После короткого совещания было решено оставить миску с водой в вентиляции — в расчете на то, что, если существо начнет страдать от жажды, оно вернется и попьет. Люк постановили не закрывать, а поимку зверя отложить до утра.

— Пойдем спать, — сказал Василий. — Вода у него есть. А ест и пьет он раз в сутки, так что у нас еще есть шанс выспаться.

Шансов, как оказалось, у них не было. В три часа ночи истошный крик повторился.

— Чего еще ему надо?! — возмутился Григорий. — Может, он воду не нашел?

Василий, который уже проверил миску и обнаружил, что воды в ней не осталось, ожесточенно листал инструкцию.

— Нашел он воду, — ворчал старший механик. — Нашел и выпил, гад!

Наконец нужная страница была найдена.

— «Не забывайте, что вашему питомцу нужна ваша забота и ласка, — вслух прочитал Василий. — Время от времени с ним нужно играть. Если питомец соскучится по вам, он оповестит вас легким звуковым сигналом, подобным звуковым сигналам „хочу есть“ и „хочу пить“».

— Ни хрена себе, легкие звуковые сигналы! — перебил Григорий. — Надеюсь, тяжелых у него нет.

Василий продолжил чтение инструкции. Из дальнейших абзацев коллеги узнали, что зверек обладает массой потребностей! Кроме нужды в общении — еще и в тактильном контакте, в систематическом вычесывании и купании, а также в чем-то, что создатели мануала туманно обозначили как «простое человеческое тепло». При этом питомец не баловал своих хозяев разнообразием реакций — обо всех своих потребностях он возвещал «легким звуковым сигналом».

Битый час несчастный экипаж, матерясь и зевая, бегал вдоль труб вентиляции. То и дело они принимались сюсюкать, «шебуршать», постукивать по люкам — в общем, развлекать своего питомца всеми доступными способами. Зверек, явно наслаждаясь происходящим, носился внутри вентсистемы, но на прямой контакт не шел.

Наконец, когда усталые, голодные, не выспавшиеся покорители космоса начали валиться с ног, животина смилостивилась и, пару раз икнув, завалилась спать где-то над камбузом. О том, что питомец отошел ко сну, возвестил громкий и на удивление басовитый храп.

— Как думаешь, — спросил Григорий, наливая себе кофе, — можем мы его сейчас достать?

— Нет, слишком он далеко от всех люков. А если начнем вскрывать вентиляцию, разбудим его.

— И что же нам делать?

— Затаиться и ждать. Когда-нибудь зверь потеряет бдительность — и тогда он наш.

Три дня прошли на осадном положении. Питомец систематически что-то требовал, а космонавты пытались угадать, чего он желает. В целом все напоминало богослужения в некоторых особо отсталых туземных племенах, где жрецы, заслышав раскат грома, немедленно кидаются возлагать к подножиям своих каменных богов фрукты, вино и благовония. А еще устраивают церемониальные танцы и кровавые жертвоприношения. До жертвоприношений на станции дело не дошло, но, возникни такая необходимость, оба космонавта не задумываясь вызвались бы добровольцами. Чтобы больше не мучиться.

В перерывах между услужениями своему мохнатому богу экипаж пытался заниматься привычными делами. Василий, ругаясь, как грузчик, починил проигрыватель и заменил десять музыкальных треков воплями зверька, предварительно записанными на диктофон. Григорий честно старался вести наблюдения за активностью Хадара, но к концу второго дня обнаружил, что две страницы журнала, в который он записывал данные, сплошь изрисованы схемами мышеловок. Пришлось эти страницы заменить.

Коллеги стали вспыльчивыми и злыми, ссоры заметно участились, но зверька это нисколько не волновало. Всевидящий и невидимый, он требовал от своей маленькой паствы беспрекословного подчинения и выполнения всех требований. Один раз Григорию удалось поймать за шкирку зазевавшегося зверька, когда тот пробегал мимо открытого люка, но питомец вырвался, больно укусив астронома за палец. Инструкция, правда, уверяла пользователя, что АДП не способен нанести вред человеку, но, по всей видимости, синяки вредом не считались.

— Может, он у нас какой-то бракованный? — ворчал Григорий, роясь в аптечке в поисках средства от гематом.

— Вряд ли, скорее имеется общий программный просчет, — ответил механик. Он уже раз сто прочитал мануал и знал его почти наизусть. — Опираясь на опыт общения с УПС, можно предположить, что эти гады тупо взяли своих механических тварей у какой-нибудь фирмы на бета-тестирование и разослали по станциям. Заодно еще денег наверняка запросили, а от нас потребуют к концу вахты отчет о работе устройства. Помнишь ту настольную игру? Я ведь потом видел ее в магазине сувениров.

— Да ты что?

— Ага, с надписью: «Любимая игра космонавтов». Я даже сфотал ее тогда.

К концу четвертых суток товарищи по несчастью всерьез озаботились проблемой мытья и вычесывания питомца. Нужно было заранее подготовиться к этому процессу и по возможности предвосхитить потребность зверька в гигиене, ведь выносить «легкий звуковой сигнал» дольше получаса не могло ни одно живое существо, обладающее более-менее развитым слухом. Но прежде следовало изловить АДП, а это представлялось делом безнадежным. Было перебрано невероятное число вариантов (рассматривались даже зарисовки из журнала Григория), однако остановились напарники на самой простой схеме. Василий сварил из кусков поврежденной недавним метеоритным дождем обшивки ящик-ловушку с захлопывающейся крышкой; затем, после череды испытаний, в ходе которых, к сожалению, пострадал второй палец Григория, ловушку с помещенной в нее приманкой запихнули в вентиляционный люк.

На несколько мучительно долгих часов друзья затаились в ожидании. Наконец в тишине станции раздался щелчок захлопнувшейся крышки и недовольное ворчание маленького чудовища. Страдальцы бросились к зверьку. Василий, надев перчатки от скафандра, осторожно извлек из коробки отчаянно вырывающегося питомца, после чего тот, невзирая на сопротивление, был вымыт, вычесан и помещен обратно в коробку. Друзья вздохнули с облегчением.

Сутки после этого были почти идеальными. Зверь, ошарашенный переменами, оставался тих и задумчив. Он молча ел предложенную пищу, пил воду и почти не сопротивлялся, когда его доставали, дабы удовлетворить потребность в общении или убрать за ним лужу и черную дробинку, действительно выходящую наружу без особых изменений. Но в момент, когда космонавты окончательно расслабились, зверек умудрился открыть крышку и вновь скрыться в недрах корабля.

С этой поры его тактика разительно изменилась. Он больше не требовал, чтобы с ним играли, он развлекал себя сам. Воинственный и неуловимый, как герилья, питомец совершал диверсии, портя все, что не попадало под определение станционного оборудования, съедал оставленную ему еду, выпивал воду и скрывался. Если же еда ему не оставлялась, то маленькая тварь неизменно скрывалась в вентиляции и начинала орать. В руки этот кибернетический дьявол больше не давался, изобретаемые Василием ловушки игнорировал и в целом вел себя как существо хитрое, изворотливое и невероятно злое.

Пришлось кардинально пересмотреть уклад: все личные вещи были прибраны в тумбочки и коробочки, журналы и тетради для ведения отчетности спрятаны в сейф, а обеденный стол отодвинут от люка воздухозабора, — причиной послужил крайне неприятный инцидент с кружкой чая и «водой», вылившейся в чай из вышеозначенного люка. В кают-компании был повешен криво разлинованный листок с графиком смен по питомцу. Все эти меры сделали жизнь на станции более-менее сносной, но, к сожалению, все же недосягаемо далекой по уровню комфорта от казавшегося ныне идеальным дозверькового периода.

Прилетевший на восьмые сутки Быстров застал приятелей в момент капитуляции. Экипаж станции выкинул метафизический белый флаг и окончательно сдался на милость автоматического домашнего паршивца.

— Ну что вы, тудым-сюдым, не все ж так плохо? — озабоченно спрашивал Быстров, глядя на осунувшиеся лица станционщиков.

— Не все, — мрачно ответил Григорий.

— Вообще-то, он достаточно милый, — ледяным голосом подтвердил Василий.

Быстров, который не понял бы, что такое сарказм, даже если бы этим сарказмом его долго лупили по голове, радостно улыбнулся:

— Ну я же, тудым-сюдым, говорил, что он вам понравится! Да я, блин, сам бы такого завел. А чего это вы такие грустные? Не выспались?

— Не выспались, — хором подтвердили друзья.

Что-то в их тоне насторожило пилота, и он предпочел сменить тему:

— А как там моя бандура?

Василий слегка оживился:

— Жива твоя бандура. Пойдем, установлю.

К этому моменту мстительный Петрейкин успел перезаписать около тридцати песен, и место таких несомненных хитов, как «Дорога между звезд», «Звезды дальнобоя» и «Жди, жена, я на звездной дороге», теперь занимали различные вариации жуткого крика в исполнении безумного детища УПС.

Монтировали приемник на удивление долго, изнуренный недосыпанием механик то путал клеммы питания, то забывал подключить динамики, и приходилось раз за разом снимать крепления и доставать плеер из бортовой панели. Наконец все было закончено. Петрейкин покопался в плей-листе и после долгого отбора нашел песню для проверки. Кабину наполнили звуки плохо синтезированных гитары и ударных, и хриплый до омерзения голос затянул: «Дальнобой, тебя ждут на Земле, ты один на своем корабле много дней без бухла и жены, о Земле твои грустные сны…»

Быстров был невероятно счастлив. Он долго и искренне благодарил механика и отчалил от станции в блаженном состоянии.

— Хорошо хоть, ты этому гаду плей-лист поправил. Это же надо было такую свинью нам подложить! — злорадно прошипел Кулесов.

— Тихо, — неожиданно перебил его Петрейкин. — Слушай!

Некоторое время оба молчали.

— Ну и что? — нарушил тишину астроном. — Ничего же не слышно.

— Вот именно.

— Ты хочешь сказать… — Григорий не смог договорить, настолько потрясла его внезапная догадка. — Но тогда это существо сейчас там, на его корабле, без еды, без воды, и Быстров о нем даже не знает!

Петрейкин бросился к передатчику:

— Нужно срочно его предупредить! Пусть возвращается, пока не поздно!

— А может, не стоит… — попытался остановить друга Григорий.

— Не дури! Он гад, конечно, но я себе не прощу! — рявкнул Василий, подбегая к передатчику.

— Быстров, прием! Слышишь меня? Быстров! У тебя на корабле наш зверь.

Некоторое время никто не отвечал, но затем из динамиков донесся слабый сигнал:

— Ага, хватились все-таки! Я же говорил, что расставаться не захотите. Сейчас вернусь.

Друзья печально ждали возвращения корабля. Василий виновато молчал. Григорий был зол до самозабвения.

— Никогда, слышишь, никогда тебе этого не прощу! — Голосом его можно было пилить дрова.

— Ты бы потом сам жалел, — слабо возражал Василий. — Быстров наверняка сошел бы с ума за месяц с этой тварью. Или разбился бы при посадке.

— Все равно не прощу! — не сдавался Григорий.

Он уже сам понимал, что не прав, но ему нестерпимо хотелось излить на кого-нибудь свою злость и обиду.

Наконец корабль вновь пришвартовался, стыковочные двери открылись. В шлюзе стоял Быстров, на руках его пушистым калачиком свернулся зверек, а пилот смотрел на питомца с тем умильным выражением, с каким обычно родители смотрят на свое прикорнувшее чадо.

— Клевый он у вас. Даже жалко отдавать. Пришел, тудым-сюдым, развалился у меня на коленях… — Неожиданно на наивном лице пилота отобразилась паника. — Я ему сухарик дал, это ничего?

— Он все что угодно ест, — механически ответил ошарашенный Григорий.

— Блин, жалко, что нам таких не выдали. Я бы точно взял!

Реакция Василия была молниеносной:

— А бери нашего!

— Да ладно, мужики, а как же вы?

— Перебьемся, — выпалил пришедший в себя Григорий.

— Не бери в голову, тебе нужнее, — поддержал его Василий. — Нас тут двое, а ты там один…

— Да нам и некогда с ним возиться…

— Всё дела, дела…

— Даже жалко его. Не успеваем с ним толком поиграть…

Быстров недоверчиво улыбнулся:

— Правда, можно? Мужики, ну с меня причитается!

— Ага, — приосанившись для пущей важности, ответил Василий, — не забывай!

Зверек зевнул и потянулся.

— Мы сейчас принесем его вещи! — Друзья молнией метнулись в кают-компанию и через мгновение притащили все необходимое.

Когда Быстров отчалил, Григорий облегченно привалился к стенке станции:

— Ты видел?! Он ел у него с рук. И даже не укусил! Как такое вообще возможно?

Василий задумчиво поскреб подбородок:

— Может, это потому, что Быстрова он увидел первым и программа распознала его как хозяина. А может быть… — Василий замолк, затем продолжил медленно, словно по ходу обдумывая посетившую его мысль: — А может быть, дело в том, что Быстров любит животных, а мы — нет. Как думаешь, могут роботы чувствовать любовь?..

Отчет об эксплуатации автоматического питомца писать все-таки пришлось.