Зов крови

Глава 1 Лето. Где-то на юге России Станица

«Привет участникам двадцать седьмого слета юных туристов» – растянутый кумачовый лозунг пожаром ударил в глаза. Рад зажмурился, потряс головой – исчезнет ли морок? Нет, не исчезал – все так же краснел на фоне светлого неба растянутый меж двумя березами баннер. «Привет…»

– Привет, привет, – довольно усмехнулся молодой человек.

Как ни странно, но особой радости он почему-то не чувствовал – душа не пела и сердце не ёкало, не рвалось из груди, и не хотелось обнять небо. Может быть, потому что все же еще не до конца верилось. Может быть, опять промахнулся, как в прошлый раз, когда, вернувшись из середины пятого века вовсе не в свое время, а в тысяча девятьсот пятьдесят восьмой год, да еще не в свой мир, а в какой-то параллельный, где Лаврентий Павлович Берия вовсе не расстрелян, не враг народа и не английский шпион, а наоборот, – достойный член правительства, первый заместитель Маленкова. От этого, кстати, жизнь советских людей вовсе не ухудшилась, а даже лучше стала.

Рад, Родион, Радик… Радомир, как называли его там… в пятом веке, где Рад, в общем-то, оказался случайно, провалившись в болотную жижу во время таких же соревнований. Таких же… Этих же? Может, сюда же и вернулся? Может, его даже и искать не начали? Вроде как утро еще раннее, с ночного ориентирования далеко не все прибежали.

Молодой человек снова зажмурился: а вдруг все, что с ним случилось – сон? Как в старом фильме – упал, потерял сознание, очнулся – гипс. То есть не гипс – середина пятого века от Рождества Христова. Селение словен – они же склавины, анты – соседи готы… Еще и гунны, гепиды, военный поход, Аттила… слава Господу, уже мертвый. Хильда… Конечно же – Хильда! Неужели и она привиделась? Законная венчанная супруга – юная готская дева (по отцу, как выяснилось, бургундка), голубоглазая красавица с длинными, цвета белого золота, волосами. Ее Родион видел в снах… как и она его. Еще до встречи. Так что же, действительно все привиделось? И не было ничего: ни великих битв, ни отчаянных схваток, ни верных друзей, ни Влекумера-жреца, ни… ни даже пятьдесят восьмого года с бежевой «Победой», на которой, кстати, и ушли… ушли в прошлое, а потом вырвались… Вот сейчас вот вырвались… наверное. Если было все… Радик вовсе не ощущал себя сейчас почти былинным героем и вождем – князем! – Радомиром, чье имя и чью судьбу столь удачно примерил. Он был сейчас тем, кем и являлся – молодым двадцатилетним парнем, заядлым туристом, шофером, недавно отслужившим в армии и приехавшим на туристский слет. Друзей посмотреть, себя показать. А тут какое-то болото… Вон, до сих пор вся одежда в тине!

Одежда?

Заляпанные в густо-зеленой болотной жиже штаны, узкие, шерстяные, поверх которых – кожаная оплетка обувки… Темно-зеленая рубаха, длинная и тяжелая, богато расшитая по вороту, манжетам и подолу, пояс… Обтянутые зеленым сафьяном ножны на перевязи, а в них – меч! Ну, конечно же – меч! Верный клинок по имени «Гром Победы», подарок названого братца Истра. Очень хороший меч, выполненный из нескольких видов металла, закаленный, с проступающим из глубины клинка, если подышать, рисунком… Гибкий, прочный, с углублением – долом – для крепости и легкости, а вовсе не для стока крови, как почему-то многие думают. Гарды, по сути, нет, лишь полукружье, зато щедро украшенная золотом рукоять. Цены такому мечу нет, оружие доброе, даже больше, чем оружие – друг! Гром Победы.

Вытащив клинок, Родион – князь Радомир! – поцеловал оружие и, убрав его обратно в ножны, обернулся на крик.

– Радо-м-и-и-и-ир! Ты где, милый? – Кричала-звала Хильда, красавица жена, любимая, ради которой… Господи, как хорошо, что все было! Есть…

– Я здесь, люба. Сейчас иду.

Оглянувшись на баннер, молодой человек быстро зашагал к болоту, где, за кустами, виднелась бежевая «Победа». На ней и ушли, а иначе – только с кровью. Как объяснял жрец Влекумер – та еще сволочуга! – переход требовал жертвы, крови. Человеческой, разумеется. А на хорошей скорости можно было уйти и так. Как вот они и ушли. Ушли… Наконец-то!

– Ах, ты ж моя краса! – подбежав, Рад обхватил супругу, поднял на руки, крепко целуя в губы.

– О, мой князь… – Хильда обняла мужа за шею. Так вот, вместе, они и повалились в траву, мягкую и густую, напоенную сладким запахом клевера и терпкостью растущих рядом кустов. Смородина, дрок, бузина? А может, малина?

– Родная моя…

Покрывая поцелуями нежную шею любимой, молодой человек снял с нее пояс, а затем и тунику… верхнюю… нижнюю… Тут же сбросил и свою, в траву, рядом, накрыл губами трепетную и упругую женскую грудь, утонул в голубых глазах, словно в озере… в море, в океане, провалился в сладострастную негу, из которой не хотелось выходить никогда, никогда, никогда…

Гибкие загорелые тела сплетались в густой зелени трав, в синем высоком небе радостно пели птицы… туда же улетали и души влюбленных, кружили над напоенной утренним солнцем землею, поднимаясь все выше и выше.

– Ах, – сладостно застонала Хильда, Радомир тоже выкрикнул что-то… непонятно, что… то ли крик, то ли стон…

Где-то рядом, в кустарнике, кто закашлялся. Потом громко чихнул.

В изнеможении раскинув в траве руки, красавица тихонько засмеялась. Рад же, вздрогнув, приподнялся на локте:

– Кто здесь?

– Туристы мы…

– Будьте здоровы.

– Вы бы это… – в кустах явно замялись, не зная, как и сказать.

Голос-то явно принадлежал человеку пожилому и, верно, тактичному, совестливому…

– У нас тут соревнования… Гать…

– А, гать! – Родион поспешно натянул одежку, похоже, мужичка-то этого он знал. – Так и мы тоже – туристы. У Валентиныча…

Михаил Валентиныч – он же просто Валентиныч, или совсем уж по-простому – дядя Миша – и был капитаном команды.

Одевшись, молодой человек шепнул: «Подожди, милая» – и быстро зашагал к кустам, за которыми виднелась недавно выкопанная траншея с положенными поперек нее бревнами и вдоль – жердинами – туристская полоса препятствия, именуемая «гать».

А седенький, в синем спортивном костюме, мужичок, был на этом этапе судьей и вот, видать, ждал команду. Как же его, блин… Олег Константинович? Или Константин Олегович?

– Здрасте, Олег Константинович!

– Константин Олегович. Здоров, брат! – мужичок протянул руку, сухую и жилистую, и несколько сконфуженно хмыкнул: – С женой тут или…так?

– С женой.

– Вот и славно.

– Константин Олегович, а я вас с Калуги помню. Шесть лет назад… я там еще с дерева в лужу упал – вот смеху было!

– Калуга? – судья прищурился. – Ну, как же, помню, помню… Только, кажется, там с дерева-то Радик падал, тоже из Валентиныча команды паренек. Ты на него, кстати, похож чем-то… немного, но… Есть что-то общее. Часом не родственник? Кстати, как Радик-то, навещаете его?

Молодой человек прикрыл глаза, стараясь не показать удивления – он пока еще не понимал, о чем идет речь. А потому дальше беседу продолжал осторожненько – навещаем, мол…

Навещаем… Интересно только – где? Что, они ему тут могилку уже успели выкопать? Рядом вот, на болоте.

– Да-а, – Константин Олегович сочувственно почмокал губами. – Вот уж не повезло парню, в такую жару – в больнице лежать. Как у него нога-то? Заживает? Правду говорят – перелом?

– Похоже на то, – озабоченно протянул Радик. – Мы вот с женой как раз сегодня его навестить собрались. Блин… не помню, сколько до райцентра примерно.

– Да километров двадцать, – охотно подсказал судья. – Вовку Михалыча из Чудского знаешь?

– Ну да! – вспомнив, радостно закивал молодой человек. – Длинный такой, с усами… Мы с ним года три назад за пивом ездили, в Марий Эл.

– Помню я Марий Эл, – собеседник улыбнулся. – Хорошо тогда провели все, и, главное, с погодой повезло.

– Машина-то у него та же – старый джип? Красная такая…

– Она. Новой еще не купил, говорит – и на этой неплохо, – судья вдруг замолчал и прислушался. – Ага, бегут уже.

– Ну, не буду мешать. Приятно поболтать было. Бывайте, Константин Олегович.

– И тебе того же. Радику привет.

Родион уже отошел на десяток шагов, когда Константин Олегович его окликнул:

– Вы это, поторопитесь с супругой своей – Вовка-то уже сейчас выезжает.

– Спасибо! А он по какой дороге?

– Да тут, недалече, – судья показал рукой. – Вон, по той тропке выйдете. Ой… – Вот только сейчас собеседник обратил внимание на странный наряд Рада. – Ты чего это так…

– А-а-а… к художке готовимся! Конкурс художественной самодеятельности в этом году – точно выиграем!

Константин Олегович хмыкнул:

– Ну, судя по костюмам – да. Это у вас национальный?

– Гм… можно сказать и так.

– Марийцы тоже в национальных, и эти, с Урала…

– «Кубинцы», что ли?

– Они.

Вообще-то, местечко называлась «Сива» – то ли городок, то ли поселок городского типа. Сива… Но все почему-то читали его по-латыни – Куба. Вот и прозвали тамошних туристов «кубинцами».

– А марийцы еще и бога своего с собой привезли, – крикнул вдогонку судья. – Целого идола. Вчера ему целую ночь молились, коньяком поили… Так что еще как посмотреть, кто завтра художку выиграет!

Оставив Хильду присматривать за «Победой», Родион пустился по указанной тропке бегом. Оно, конечно, можно было бы, и на «своей» машине съездить, да вдруг гаишники? Покажите-ка, мол, документики? А где документики? В «Победе», вестимо… техпаспорт… в пятьдесят четвертом году выданный. И владелец – МТС, вовсе не компания сотовой связи, а машинно-тракторная станция. Тем более, раз уж тут такая оказия – джип. Да и за супругу можно было не волноваться – что ей тут сделается-то? Местные сюда, к болоту, не ходят, а туристы – народ незлобивый, мирный.

– Только ты побыстрее, милый, – прощаясь, крикнула Хильда.

– Постараюсь. А ты не скучай, можешь даже вздремнуть пока.

– Милый… – Юная супруга вскинула брови. – А мы… мы там, где надо? В твоем племени? Не как в прошлый раз?

– Вот это-то я и хочу выяснить.

Кроме усатого и длинного Вовки Михалыча, в красном джипе еще уместилось двое парней и девушка, ну и Родиона взяли, едва стоило рукой махнуть.

– В райцентр?

– Туда.

– Радика навестить не подбросите?

– Мы и сами навестим, только потом к друзьям уедем, а в лагерь только завтра вернемся.

– Ничего. Уж до лагеря я как-нибудь доберусь – попутки ходят.

Молодой человек уселся на заднее сиденье, рядом с рыжей девицей в короткой – выше некуда – юбке:

– Ничего, не зажал?

– Сиди, сиди… Ты чего в таком прикиде-то?

– Художку репетировали. А сказали – Михалыч в райцентр едет, я и побежал… некогда было и переодеться.

– Да уж подождали бы, ладно, – обернулся из-за руля владелец джипа. – Прикид, конечно, да… Местные точно за артиста примут. Все девки твои, верно, Аллочка?

Рыжеволосая Аллочка томно засмеялась, едва не подавившись жвачкой – машину как раз тряхнуло на какой-то коряге.

– Ничего, ничего… – Родион тут же похлопал закашлявшуюся девушку по спине.

Аллочка благодарно кивнула:

– Спасибо.

И посмотрела на молодого человека уже более пристально:

– Тебя как звать-то?

– Ра… Роман.

– Ты, Ромик, на Радьку чем-то похож. Ну, ведь похож, верно?

Тут уже на Радомира выпялились и остальные, что молодого человека отнюдь не порадовало, хоть, конечно, его случайные попутчики вовсе не были древними людьми, подмечавшими все. Уж тех-то в подобных случаях не обманешь!

– Похож, да, – обернувшись, согласно кивнул сидевший на переднем сиденье парень, которого Рад видел и раньше, только вот, как зовут, не помнил. То ли Толик, то ли Шурик…

Рыженькая Аллочка хлопнула в ладоши:

– Вот! И Толик, заметил. Ага, значит, Толик все-таки… Девушка снова повернулась к Раду:

– Только ты, Ромик, конечно, повыше, в плечах шире… такой основательный, крепкий! Радьке до тебя далеко… Но… вот бороду тебе сбрить, да подстричься – похожи будете очень. Лица у вас у обоих такие… запоминающиеся. Только Радик, он более такой, наивный, что ли… Хоть и в армии успел послужить. Ой, как мы с ним три года назад зажигали! В Хосте, помните?

– И не в Хосте, а в Каньоне Дьявола, рядом с колхозом «Красный рассвет», – тут же поправил Рад.

– О, и ты там был? Что-то я тебя сразу не вспомнила!

Зато Родион вспомнил. Действительно, с этой вот рыжеволосой Аллочкой они и зажигали на дискотеке под открытым небом. Правда, дискотека не долго длилась – гром загремел, затем – ливень. Целовались уже в палатке, а до большего дело не дошло – слишком уж кругом людно было. Только вот эта Аллочка тогда блондинкой была… крашеной. И стрижка – в каре, а не как сейчас – по плечам волосы. Трудно узнать.

– Как хоть Радик-то не уберегся? Ну, зачем он в это поганое болото полез? А там еще и яма, овраг…

– Наверное, путь хотел срезать.

– Вот и срезал. Теперь остаток лета – коту под хвост.

– Ничего, парень он молодой, крепкий. Быстро восстановится, еще в следующем году всех нас в «личке» сделает.

– А вот это – запросто!

По радио звучал какой-то сопливо гнусный шансон – никакой другой музыки местные FM-станции почему-то не передавали. По обеим сторонам шоссе проносились бескрайние поля, засеянные желтым подсолнухом и кукурузой. Кое-где поля прерывались бахчами, и тогда в открытые окна джипа врывался сладкий аромат дынь и арбузов. Пригревало солнышко, но еще не пекло. Шеренгами стоявшие вдоль дороги тополя приветливо шевелили кронами.

– Вон станица, – водитель кивнул на повертку. – Говорят, когда-то и там больница была. Года два назад сократили.

– Какой-нибудь «Газпром» лучше бы сократили, – угрюмо буркнул Толик. – Или «Роснано»… Рос-пилнано… Вот как людям без больницы жить? Станица-то не маленькая, тысяч семь. Да еще хутора, деревни? А там ведь одни старики, где им до райцентра добраться.

– Хорошо хоть дорога есть.

– Да, дорога хорошая.

В этот момент позади раздался вдруг утробный рев сигнала, и мимо красного джипа Вовика Михалыча промчался черный лаковый внедорожник «Тойота – Лэнд Круизер».

– Вот сволота! – покачал головой Михалыч. – Я сто двадцать иду, а они… все сто пятьдесят. И куда так нестись?

– Главное – зачем? Ведь тут и торговцы на обочинах, и детишки на велосипедах.

– А давайте остановимся, чего-нибудь купим.

– Нет уж! – решительно возразил водитель. – Помню я, как по приезде коньяк купили. Так же вот, на обочине. Так я с того чертова коньяка… Так что терпите до магазина, девчонки!

Впереди уже показался райцентр, приехали – стандартные пятиэтажные домики времен брежневского социализма сменились сталинским псевдоклассицизмом с обсыпавшейся от времени штукатуркой.

– Районная администрация, – тоном профессионального экскурсовода пояснил Михалыч. – Бывший райком партии. Вон, еще и Ленин с протянутой рукой стоит, видите?

– Ой, точно!

– Где? Где Ленин?

– Проехали уже, Аллочка. Сейчас и больница.

Районный стационар располагался рядом с администрацией, на углу двух широких, усаженных разлапистыми каштанами, улиц. Высокий глухой забор, выкрашенный светло-желтой краской, распахнутые настежь ворота, за которыми виднелись обшарпанные от времени – тоже в сталинском стиле – постройки, как видно – отделения различного профиля. Главное же – административное – здание было новым, трехэтажным, из стекла и бетона. Этакий местный модерн.

Выйдя из джипа, туристы прикупили в приткнувшемся напротив регистратуры киоске синие бахилы и, натянув их на ноги, дружной толпой завалились в палату, благо идти было недалеко – травматологическое отделение располагалось здесь же, на втором этаже.

– Можно? – первой в палату заглянула Аллочка. И тут же обернулась. – Заходим, ребята! Не спит.

Сглотнув образовавшийся в горле ком, Рад вошел последним, скромненько встав за спинами посетителей. Глянул на лежавшего на койке парня с забинтованной ногой…

Словно в зеркало посмотрел.

Сомнений никаких не осталось. Он!

Точно – Миронов Родион Даниилович, каким был и сам Радомир года два-три назад. Молодой, только что отслуживший в армии парень, подтянутый, крепкий, однако вовсе не такой мускулистый и сильный, как сейчас Рад. А помаши-ка мечом да секирой! Не такие еще мускулы нарастишь!

А в остальном все то же – одно лицо. Светлые, волной, волосы, карие глаза…

– А ты неплохо выглядишь, Радик. Нет, в самом деле неплохо! – присев на край койки, неумолчно щебетала Аллочка. – Короче, мы тут тебе кое-что принесли – как бы фрукты…

– Лучше как бы пивка притаранили, – ухмыльнулся больной.

Вовик с Толиком переглянулись и дружно хмыкнули:

– Уже! Вон, в пакетике четыре банки. Мы его под койку поставим. Врачи-то не отберут?

– Хэ! Пусть только попробуют.

Он! Он! Испытав недюжинный шок, Радомир осторожно покинул палату. Встал, опершись спиной о стену длинного коридора, вытер рукавом выступивший на лбу пот.

Странно все получалось. Он, Родион – вот, здесь стоит, у стены. А кто же тогда там, в палате? Тоже он? Получается, что так. Выходит, что тот лежащий с загипсованной ногой парень – и есть истинный Радик Миронов! Именно так все и считают, да и он сам… Спрашивается, а кто же тогда Радомир? Отражение, фантом, морок? Или, по-модному говоря – аватар?

Аватар, блин… Может, лучше сказать, тот, кто там в палате лежит – аватар? Да нет, пожалуй.

И что теперь делать?

Снова утерев пот, молодой человек опустился на стоявшую у стены лавку и неожиданно для себя улыбнулся. Ну, подумаешь – аватар?! И что с того? Что плохого, если вместо одного Радика Миронова будет два? Один – в палате cо сломанной ногой, второй – прибыл в это время с женой Хильдой. И пусть до какого-то момента у них была одна и та же жизнь, одна и та же судьба… Пусть! А теперь жизнь и судьба у них разная!

И что с того? А ничего. Ничего плохого, наоборот – время-то значит именно то, что надо! Его, Рада, эпоха, в том никаких сомнений. Родной дом, куда так стремился. И пусть место в нем занято, но… можно присмотреть другое! Легализоваться – слава богу, не пятьдесят восьмой год, уж если там получилось… почти получилось… то здесь и подавно удастся! Справить документы – за деньги сейчас все можно, а деньги – дело наживное. Устроиться водителем или в автосервис – руки на месте, да и голова тоже. Из князей в шоферы? А почему бы и нет, раз уж так вышло?

Ничего, постепенно все наладится, и можно будет с Хильдой жить-поживать, тем более, готскую красавицу современная техника ничуть не пугала. Испугаешь ее, как же! Самого Аттилу не боялась, а уж тот-то был страшен, как тысячи гаджетов, вместе взятые. Да и в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году побывала, ко многому попривыкла…

– Ой, Ромик! Ты тут уже? – выйдя из палаты вместе со всеми, воскликнула Аллочка. – Нас ждешь?

Молодой человек с улыбкой пожал плечами:

– Да нет, вы же все равно до завтра в городе остаетесь.

– Что ж ты с Радькой-то…

– Так вот сейчас и зайду. Пообщаюсь подольше. Думаю – чего вам мешать?

– А-а-а…

– Спасибо, Михалыч, – подвез.

– Да ла-адно!

Простившись с туристами, Радомир еще некоторое время посидел на лавке, после чего в задумчивости спустился во двор. Новую жизнь им с Хильдой нужно было с чего-то начать. Нужны были деньги – хотя бы небольшие на первое время – шмотки, жилье… Ну, и само собой – документы, но это уже чуть позже.

Все будет! Родион был в этом уверен. И столь же уверенно посмотрел в небо, щурясь от яркого солнца.

– Ах, черт… – кто-то выругался рядом.

Молодой человек скосил глаза на возившегося со старой белой «четверкой» парня лет двадцати пяти в смешных старорежимных очках и светлой рубашке с закатанными рукавами. Худой, чуть сутулый шатен с вытянутым интеллигентным лицом, в общем-то, вполне приятным, но вовсе не из тех, что так нравятся женщинам. Им вообще редко нравятся такие вот астеничные – не от мира сего – очкарики.

– Черт! – парень снова выругался, затем, забравшись в кабину, с третьей попытки запустил двигатель, который почти сразу же и заглох.

Родион подошел ближе:

– А движок-то у вас троит!

– Что? – парень дернул головой.

Ну, точно, не от мира сего! Типичный интеллигент, можно сказать, рафинированный.

– Двигатель, говорю, троит, вот что. Свечки менять не пробовали?

– Свечки? Ах да… у меня есть запасные. Только вот я не… – Очкарик заметно смутился и сконфуженно заморгал.

– Так давайте, я помогу. Свечник у вас есть? Интеллигент еще больше сконфузился, замямлил:

– Вы знаете…

– Так вон, у мужиков со «скорой» спросите. – Родион кивнул на только что въехавшую во двор белую с красными крестами «Газель». – Может, у них есть?

– У Петровича? – явно обрадовался очкарик. – Да, у него должен быть.

Тут же и побежал, бросился, замахал руками:

– Иван Петрович! Петрович, эй!

Замена свечей зажигания ничего не дала – двигатель как троил, так и троил себе.

– Значит, не свечи, – глубокомысленно изрек Радик. – Подайте-ка отвертку да ключики… Трамблер посмотрю. Сейчас вот, сниму крышечку… Здесь подержите… Ага… Ну, точно трамблер! У вас тут уже почти все развалилось… Ничего, сейчас подправим, подчистим… Ну, вот… Заводите!

Двигатель довольно заурчал, и узкое лицо очкарика озарила радостная улыбка.

– Но новый трамблер все равно купите, – возвращая хозяину инструмент, посоветовал Родион.

– Да-да-да, обязательно, у нас в станице как раз автомагазин открылся. – Интеллигент засуетился, забегал вокруг машины, судя по виду, выпущенной где-то в конце девяностых. – Не знаю даже, как вас и благодарить…

– А вы сейчас обратно в станицу поедете? – пытливо осведомился Рад. – Подкинули б меня до лесополосы, у нас там соревнования.

– А-а-а! – очкарик во весь рот улыбнулся. – Так вы турист. То-то я и смотрю – одежда у вас такая… старинная.

– В художественной самодеятельности участвую, от нашей команды, – забираясь в салон, скромно пояснил молодой человек.

Прибавив газу, новый знакомый Родиона выехал со двора и ходко покатил по тенистой улице.

– А можно, я окно побольше открою? – принюхавшись, попросил Рад. – А-то пахнет у вас… какой-то больницей.

– Больницей и пахнет! – покивал очкарик. – Вон у меня на заднем сиденье – и лекарства, и карболка, и бинты, даже хлорки мешок имеется!

Все это он перечислил таким тоном, словно бы даже хвастался.

– Нам бы еще пару капельниц да одноразовых шприцов коробку.

– А-а-а!!! – Родион хлопнул себя по лбу. – Так вы – врач?!

– Врач, – улыбнулся собеседник. – Точно по Чехову – сельский доктор. Поликлиника в станице у нас… небольшая, скорее, разросшийся ФАП.

– Что, извините, разросшийся?

– ФАП – фельдшерско-акушерский пункт, раньше-то и поликлиника была, и даже стационар… Все закрыли! Хорошо хоть койки дневного пребывания оставили, а то бы совсем – ложись да помирай.

Радомир посмотрел на собеседника с нескрываемым уважением: вот тебе и «чайник» в очках. Врач! Доктор. Да еще на селе, где каждый медицинский работник – и швец, и жнец, и на дуде игрец.

– Все так, как вы говорите, – расхохотался врач. – Я вообще-то инфекционист по специализации, а приходится и за терапевта, и за педиатра, и за травматолога. Ну, еще и заведующим- по совместительству. Два фельдшера у меня, четыре медсестры, санитарки, рентгенолог даже – пенсионер, но еще бодрый. Сейчас вот один фельдшер на курсах, другой – в отпуске, уж приходится покрутиться. Хотя, с другой стороны – и лето сейчас, народ меньше болеет…Ох, ты черт!

На одной из ям, из которых, собственно говоря, и состояла улица, машину сильно тряхнуло, так, что пассажир едва не ударился лбом о лобовое стекло.

«Идет охота на волков, идет охота, – хрипло запели динамики в автомобиле. – На серых хищников – матерых и щенков».

– О! Магнитола заработала, – обрадовался врач. – Вас, кстати, как зовут?

– Родион.

– А меня – Юрий… и, давайте на «ты», мы ведь вроде ровесники?

– Ну да, ну да, – охотно согласился Рад и, покосившись на магнитолу, спросил: – Смотрю, Высоцкого любите… любишь?

– Да уж. Отец его очень любил, ну и я вот слушаю. А вам… тебе не нравится?

– Очень даже нравится.

– И мне… Черт!!!

Доктор Юра снова выругался, на этот раз уже не из-за ям. Вылетевший слева черный «Лэнд Круизер», нахально подрезав докторскую «четверку», скрылся в каком-то дворе.

– И где только гаишники в этом городе? – все-таки ударившись о лобовое стекло, посетовал Рад. – Хотя, вообще-то, сам виноват, надо бы пристегнуться… Ой, ремень-то у тебя, Юрий…

– Да ты просто накинь… А гаишники этот джип не остановят – боятся. Теневая станичная власть, – доктор с видимым раздражением покривил губы. – Даже не теневая – просто власть, другой там, похоже, и нет.

– Бандиты, что ли?

– Можно и так сказать. А глава местной администрации у них за главного.

– Ага… пахан, значит.

– Тебе смешно, а по ночам в станице полный беспредел творится. Лучше на улицу не выходить… Ну, меня-то не трогают – врач все-таки, а вот молодежь… И как они еще в этот клуб ходят?

– Да уж, да уж, – поддержал беседу пассажир. – Беспредел – это уж совсем худо. Юрий пожал плечами:

– Ну, может, я и сгущаю краски. Вообще-то здесь у нас хорошо, раздолье. Речка, сады… фрукты. Чего только нет! Персики, абрикосы, вишни… И все, смею заметить, довольно дешево, уж куда дешевле, чем в городке. Ты-то сам откуда к нам?

– Издалека, с севера. Не один, с супругой вдвоем приехал. Думали – сначала на слет, а потом задержимся на недельку-другую – фруктов вволю поесть.

– Так и задержались бы, – усмехнулся врач. – А что? Или я тебя бандитами застращал? Так вы ж в клуб на танцы не попретесь?

– Не, – Родион вздохнул. – На танцы – уж точно. Мы б и остались, да вот незадача – сумки с вещами в пути сперли. На заправке, скорее всего. А может, когда в речке купались. Машина у нас старая, можно сказать, антиквариат – «Победа»!

– Ого!

– Вещей-то не жалко, черт с ними, да и денег не так уж и много было. Вот документы…

– Так вы в полицию обратитесь. Так, на всякий случай.

– Обратились уже. Даже заявление написали – обещал помочь. Правда, дежурный предупредил, что быстро не будет. Неделя, может, и две… Не в вашей области дело-то было. Вот и ждем.

Доктор покачал головой:

– Две недели! Это чего ж так долго-то?

– Бюрократизм!

– Это не бюрократизм, это головотяпство со взломом какое-то! Две недели человеку ждать, пока вещи найдут!

– Говорю ж – в соседнем районе.

Обогнав груженный сеном «газон», доктор Юра озабоченно замолчал и вдруг улыбнулся:

– А ты вот что… Перебирайся-ка со своей супругой ко мне. Ну, на пару недель, а хочешь – так и до конца лета живите. Ну, или до конца вашего отпуска. Места у нас чудесные, опять же – фрукты. А воздух какой?

Чувствуешь, какой воздух? Да такой воздух только ложками есть! Нет, в самом деле, я серьезно! У меня дом при ФАПе, выделю вам роскошную комнату, пару коек вместе составим, уж чего-чего, а этого добра от старой больницы в избытке. Денег с вас не возьму – живите! Кормиться с огорода можете, да и так… уж хлеб с молоком всегда есть, да и мясо, бывает, принесут – я же все ж таки доктор.

Если честно, то именно ради этого Родион и завел разговор, даже не думая, что вот так повезет. Что называется, угадал с первого раза! Но, конечно же, вид сделал, что думает, голову почесал, изрек глубокомысленно:

– Даже не знаю. Как жена…

– Так с ней переговори и – милости прошу. ФАП вам в станице всякий покажет.

– М-м-м… мы, может, и вечером уже заявимся.

– Да хоть ночью! Буду только рад. Живу я одиноко, холостяком, да считай, целый день на работе, так что меня вы никак не стесните. Короче, Родион – не раздумывай даже.

Тормознув на повороте, доктор Юра высадил пассажира и, газанув, запылил по проселку к станице. Туда же, куда свернул и быстро обогнавший «четверку» джип, тот самый черный «Лэнд Круизер».

Разувшись и свесив ноги, Хильда спала сладким сном на переднем сиденье «Победы». Видать, разморило девку. Немного подумав, Рад нарвал рядом, в траве, букет из васильков, колокольчиков да ромашек и, положив цветы на сиденье, пощекотал супружнице пятки.

– Эй, спящая красавица, проснись.

– Ум-м… – Хильда потянулась, красивая до невозможности, фея из снов. Распахнула голубые очи. – Ай, Что ты меня щекочешь?

– Вставай, милая, в селенье поедем. Я тут с одним хорошим человеком познакомился – у него пока и поживем… Черт! Аккумулятор-то… С толкача тут и не заведешь. Ладно, уж придется пешком, да тут и недалеко, километра четыре с гаком.

Оправив тунику, Хильда уселась на сиденье:

– А что за человек-то? Князь?

– Лекарь.

– А, навий, волхв! Такой же, наверное, выжига, как и недоброй памяти Влекумер?

– Что ты, милая, куда как лучше!

Супруги явились в станицу под вечер. А куда еще было идти, не оставаться же в туристском лагере – неведомо откуда неведомо кто. Родионом-то уж никак невозможно было назваться. Рад даже головой покачал на ходу, как только такое подумал. Прикинуться самим собой! Во, дожил…

ФАП отыскали быстро – новое, обитое серым сайдингом здание с обширным двором и садом, а возле него – вытянутый, барачного типа, дом, вполне с виду добротный, вот только удобства, конечно, на улице – в украшенной резным узорочьем дощатой будке.

– Эй, вы к кому это? – увидав странно одетых незнакомых людей, выбежала с крыльца ФАПа дебелая бабка со шваброй наперевес.

Нянечка или уборщица… скорее, второе – стационара-то тут давно нет.

– Мы к доктору. – Радомир натянул на лицо самую приветливую улыбку.

– А доктор дома уже, отдыхаеть! Завтра на прием приходите. Вот и ходють, и ходють, и шляются – отдохнуть человеку не дадуть!

– А мы не на прим, бабуля, мы в гости. Юрий нас сам позвал.

– Глафира Федоровна, это ко мне! – распахнув окно барака, громко закричал доктор. – Проходите… Вы что пешком-то? Ты ж говорил, «Победа» у вас.

– Да аккумулятор подсел, а зарядить негде… Разве что завтра с тобой съездить?

– Так съездим, чего тут ехать-то? Да вы проходите, не стойте. Я как раз ужинать собирался. Вон, у крыльца рукомойник… Полотенце чистое я сейчас принесу.

Врач не обманул – выделил гостям большую и светлую комнату с другой стороны барака, даже с отдельным входом и почти новыми обоями в мелкий цветочек. Койки Родион с доктором принесли со склада, там же взяли и матрасы с подушками и даже разжились бельишком. И пусть все вышеназванное имело сильный больнично-сиротский запах, супруги заснули сразу, едва поужинав и поблагодарив хлебосольного хозяина.

– Приятных снов! – пожелал тот. – Я тут телевизор тихонечко включу или музыку… Ничего? Не помешаю?

– Да ладно тебе, нашел приверед! Так вот, под Высоцкого, и уснули:

Утром проснулись от бьющего прямо в глаза солнца. Было уже часов десять или даже более того, и сквозь оконное стекло радостно синело небо. Росшие рядом с домом клены шумели, создавая приятную тень, и Родион неожиданно улыбнулся, подумав, а не протянуть ли сквозь открытую форточку руку – сорвать носики-семена, да приклеить на нос спящей супруге. Интересно, проснется ли? Ишь, как сладко спит! Нет, пожалуй, лучше и не будить – пусть и дальше подушку плющит.

Встав, молодой человек подошел к окну, потянулся, потом прошелся по комнате, прочитав лежащую на столе записку.

Что ж, хозяйствовать, так хозяйствовать!

Поставив на газовую плиту чайник, Родион достал из холодильника масло и колбасу, сделал себе бутерброд и взял лежащую на буфете книжку – полюбопытствовать:

Тьфу ты!

Рад закашлялся, едва не подавившись бутербродом. Ну, конечно – что еще может читать за завтраком сельский врач, тем более – инфекционист по специализации?

В коридоре вдруг послышались осторожные шаги, и на кухню заглянул хозяин. Увидев поднявшегося гостя, улыбнулся:

– Встали уже? А я вам одежку кой-какую принес. Не ходить же в концертных костюмах. Вот… не побрезгуйте. – С этими словами доктор поставил на табурет объемистый черный пакет.

– Вот спасибо! – искренне обрадовался Радик. – Нет, честное слово, просто не знаю, как и благодарить.

– Ну, что уж, – врач заметно сконфузился и принялся протирать очки.

Старые, застиранные до белизны, но еще вполне крепкие джинсы пришлись гостю впору, как и кроссовки, ну, а о безрукавке и говорить нечего. Точно такая же безрукавка и застиранные джинсики с дырками на коленках предназначались и для Хильды – Лидочки, как представил ее Родион.

– Пойду снесу, пусть примерит.

– Ну да, конечно, конечно. Уж не побрезгуйте…

– Ничего! Еще поносим, – обернувшись на пороге, молодой человек посмотрел на врача. – Слышь, Юра. У тебя там с подвеской беда. Я гляну… яма-то есть поблизости?

– Тут недалеко, я покажу, – еще больше сконфузился доктор. – Право же, неудобно, вы ж отдыхать приехали.

– И трамблер новый надо бы купить, поставить, – не обращая никакого внимания на его слова, напомнил Рад. – Ты говорил, тут автомагазин имеется?

– Да есть, – Юрий махнул рукой, – К вечеру ближе заедем, а сейчас у меня прием начинается, уж извини. Отдыхайте пока, покушайте. Можете к речке сходить. Да! Я вам деньги оставлю – хлеба в продмаге купите, а то вечером, боюсь, его и не будет уже. Народу сейчас полно – лето. Приезжие, дачники, опять же – ваши туристы.

– Хорошо, хорошо, купим.

Наскоро почаевничав, гостеприимный хозяин убежал в ФАП, Родион же отправился в свою комнату – пора было будить супругу. Впрочем, та уже проснулась и просто лежала, заложив за голову руки. Увидев мужа, прищурилась, заулыбалась:

– Ах, милый, и где ты пропадаешь?

Усевшись на койку, Родион чмокнул жену в щеку и протянул одежку:

– На-ко, одень.

– Что это? – удивленно-брезгливо хлопнула глазами красавица. – Порты какие-то.

– Ишь ты, порты. Одевай, одевай!

– Да они же рваные! Это что же я – нищая, в рубище-то ходить? А мое-то платье чем плохо?

– Тем, что здесь так не ходят, – негромко пояснил молодой человек. – А нам с тобой, милая, лучше пока не выделяться.

Хильда послушно кивнула:

– Так бы сразу и сказал.

– А от дырок мы сейчас, родная, избавимся, не переживай!

Схватив висевшие на вбитом в стенку гвозде ножницы, Родион не долго думая превратил джинсы в шорты:

– Вот! Теперь одевай!

– Ой… – девушка явно сконфузилась. – А здесь, правда, все так ходят?

– Все, все, можешь даже не сомневаться, – искренне заверил молодой человек. – Одевайся, да поедим. Да – уборная тут во дворе, за углом.

– Я знаю.

Хильда быстро оделась, и Рад, поглядев на нее, едва сдержал усмешку – в шортах и светло-желтой майке его милая женушка и вовсе не походила на знатную женщину. Обычная девчонка-дачница.

Вот только с обувью для нее было худо, точнее говоря – вообще никак. Что ж, можно пока и босиком походить – лето.

– Босиком, так босиком, – покладисто согласилась Хильда. – Все равно уж почти нагою хожу. Нет, тут, правда, все так? Помнится, в прошлый раз…

– В окно-то глянь, – Родион махнул рукой – мимо ФАПа как раз проходили девчонки лет по шестнадцати, длинноволосые, в коротких – по самое некуда – юбках и топиках.

– Ой… а тут и вообще голые! – готская красавица неодобрительно покачала головой. – Этак налетит ктонибудь, утащит.

– А может, они того и хотят?

– Эти-то? – Хильда рассмеялась. – Судя по виду – может!

Быстро позавтракав, молодые люди, исполняя наказ хозяина, доктора Юры, отправились в местный продмаг, что располагался не так уж и далеко, примерно в полкилометре. Честно говоря, Рад прогулялся бы и один, да супружница упросила взять с собой и ее – мол, скучно сидеть в одиночестве. Действительно – скучно.

У магазина уже толпилась очередь – человек двадцать: женщины, дети, кто с пластиковым пакетом, ктото с кошелками, а кое-кто – и с рюкзаком.

– Михаловна, ты что же этаку котомку-то принесла?

– Так по хлеб.

– Вижу, что по хлеб. Другим-то и не достанется – все ведь укупишь!

– Та я немножко.

– Знаем мы твое «немножко»… Машину-то разгрузили уже?

– Та ни… Вон, кажись, едет.

Очередь, как по команде, замолкла. Все повернули головы и вытянули шеи, провожая крайне заинтересованными взглядами подъехавший к магазину голубой фургончик с надписью «ХЛЕБ».

Припарковав грузовик у крыльца, из кабины выпрыгнул молодой парень в красной баскетке и спортивных штанах с белыми лампасами – водитель и по совместительству – грузчик. Парень был явно местный, почти всем в очереди знакомый.

– Василий, батоны привез?

– Привез, привез.

– А сухари?

– Ты еще про сушки спроси, баба Маша! Что, зубы, что ли, выросли?

Стоявшая в очереди с большим рюкзаком седенькая старушка – баба Маша – отнюдь не обиделась, засмеялась даже.

Дожидаясь окончания разгрузки, в очереди деятельно обсуждали последние станичные новости – сводили сплетни. Радомир к этим разговорам не прислушивался – думал о бежевой своей «Победе». О том, что хорошо бы ее, конечно, из болотины вытащить да какнибудь легализовать. А что? Машина, считай, почти новая… Только вот документы… Нет, вряд ли что с ней получится. А, с другой стороны, так вот, на болоте, бросать – жалко. Разберут! Рано или поздно – разберут, уж найдется, кому. Всякие там бомжи, мальчишки да и местные «справные хозяева» – куркули. Колеса – уж точно снимут, да и сиденья – два дивана, для дачи или там, летней кухни – в самый раз будет.

Водитель наконец разгрузился, упитанная – кровь с молоком – продавщица в грязно-голубом халате, не спеша, расписывалась в накладных, вызывая законное томление очереди. Некоторые особо нетерпеливые даже ее подгоняли, не стеснялись:

– Ты б побыстрей, Вера. Народ-то ждет!

– Подождет, – продавщица даже ухом не повела, огрызнулась. – Вас много, а я одна.

– Так ить это, Вера… автобус-то ждать не будеть.

– На вечернем уедете.

– Ишь! Не вечернем! А что тут до вечера делать-то?

Забрав бумаги, водитель забрался в кабину и запустил двигатель. Фургон, скрежетнув передачкой, отъехал, запылил по улице. Сквозь распахнутую настежь дверь очередь ломанулась в продмаг, оглашая окрестности веселыми воплями.

– Ай, баба Маша, на ногу-то не наступай!

– Ой, рука, рука, бабоньки-и-и-и!

– По ногам-то, как по асфальту!

– Уй-уй-уй…

– Да кто там визжит-то, как порося?!

– Михаловне руку прищемили!

– Да дверь-то пошире откройте, откройте дверь-то!

– Ну, ё-мое!

– По три буханки в руки! – уперев руки в бока, важно предупредила продавщица. – Больше и не просите – не дам, а то опять жаловаться будете – не хватило!

– Да как же по три-то, Вера? – заволновалась очередь. – Как же по три-то? Это ж на два дня не хватит.

– Сказано – по три! А кому не нравится – в райцентр пущай ездит!

– Вера, ты тут одна, что ль, сегодня торгуешь?

– Сейчас Ленка в складу управится… Ленка! – обернувшись, утробным голосом позвала продавщица. – Да где ж ты, бисова душа! Скорее давай, на вторую кассу садись.

– Иду, иду, тетя Вера.

За прилавком показалась юная особа с крашеной желтой челкой и пунцовыми до невозможности губами а-ля «чрево Парижа». Усевшись за кассу, особа – по всей видимости, это и была та самая Ленка, которую позвали со склада, – минуты две прихорашивалась, взяв в руки круглое зеркало, после чего вальяжно махнула рукой:

– Подходите.

Духота в маленьком зале продмага стояла страшная, со всех – и с продавцов, и с покупателей – валил градом пот. Родион даже порадовался – хорошо хоть, хватило ума оставить Хильду на улице – пускай лучше там дожидается. А ведь недолго и ждать – перед Радом стояло всего-то пятеро.

Первые двое – белобрысая девчушка лет десяти и худосочный подросток в широких, с многочисленными карманами, шортах – очередь долго не задержали, купили хлеба да пепси-колы – только их в магазине и видели. Родион было обрадовался… да рано. Стоявшая за подростком старушка в цветастом платье явно никуда не спешила.

– Как дела-то, Ленушка? Гости-то уехали ли?

– Уехали. Чего тебе, баба Маша?

– Так ведь хлебца… три буханочки мне. И конфет… Какие помягче-то?

– Да вон, смотри…

– Вот эти, синенькие… они с черным внутри али с белым?

– Не знаю, баба Маша, не пробовала.

– А мягкие? Ладно, сто граммов мне взвесь… И вон тех, желтеньких, столько же. Ай, дрожжей не забудь – есть у вас дрожжи-то?

– С тебя, баба Маша, двести тридцать пять рублей сорок восемь копеек.

– Двести? Ай, ай…

– Давай, баба Маша, скорей, не задерживай очередь.

– Посейчас, посейчас, заплачу.

Стоявшая сразу перед Родионом интеллигентная с виду женщина, судя по одежде и прическе – блузка, юбка, «химия в мелкий бес» – учительница, взяв две буханки, пристально вгляделась в стоявшие на полках бутылки.

– Мне бы хорошего вина. Лучше бы нашего, южного.

– Нет нашего! Все – иностранное.

– Да как же! А вон на той бутылке, кажется, написано – «Кубанское»?

– Женщина! Вы ж про российское вино спрашивали!

– Ну да. Вот я и говорю – кубанское.

– Ну, вы даете. Это ж – с Кубы!

Стоявший в очереди народ весело засмеялся, причем – явно не над слабо разбирающейся в географии продавщицей.

Все-таки купив бутылку кубинского кубанского, интеллигентная женщина принялась протискиваться к выходу, уступив Раду место у кассы. Взяв, как и было наказано, хлеб, молодой человек выбрался на крыльцо, полной грудью вдохнув свежий – пусть даже и жаркий – воздух, улыбнулся, поискав глазами Хильду… и вздрогнул, столкнувшись взглядом с худенькой, но крепкой, блондинкой лет тридцати. Катериной Олеговной, старой своей знакомой…

Женщина, похоже, его тоже узнала и, хлопнув ресницами, воскликнула:

– Ой!