Знойные ветры юга. Ч. 1

Глава 1

Октябрь 631 года. Тергестум (совр. Триест). Истрия.

Захолустная дыра, которой был Тергестум последние десятилетия, понемногу начала преображаться. Его светлость Виттерих, который изрядно повоевал в северной Италии, нагнал в город множество обозов с добычей и людьми. Иногда в Истрию приводили целые деревни римлян вместе со скотом и птицей. Было того скота весьма немного, положа руку на сердце. Замордованные потомки Ромула и Рема уже давно сами превратились в подобие скота для своих хозяев-германцев, а постоянный страх сделал их равнодушным покорным стадом. Не убивают — и ладно. Толпы перепуганных людей, которых гнали из родных мест, ждали самого худшего, но нет… Им дали землю, семена, дали лес на стройку, дали топоры, плуги и мотыги. И освобождение от податей на три года дали тоже. Так понемногу пустоши благодатной когда-то римской Истрии стали обживаться трудолюбивым народом, мечтавшим о твердой власти, законе и порядке. Они были счастливы, только осознание этого факта пришло к ним не сразу. А вот герцог этой благословенной земли все глубже и глубже влезал в долги перед Денежным Приказом Словенского княжества. Мануфактуры Новгорода и Братиславы были загружены заказами, которые оплачивала казна. И когда-нибудь, а точнее, через пять лет, все эти благодеяния должны быть оплачены звонкой монетой или товаром по сходной цене.

Городок Тергестум шумел и волновался, словно в старые добрые времена. А точнее, он и в те времена так не волновался, находясь в тени блестящей Аквилеи. Нищая рыбацкая деревушка, в которую Тергестум до этого неуклонно превращался, снова начала вспоминать времена процветания. По крайней мере, на лицах жителей появилась несвойственная им до этого деловитость, а перманентная унылая тоска, которая, казалось, не сходила с их физиономий с самого рождения, возвращалась туда уже изредка, как будто по застарелой привычке. А все потому, что у этих людей появилась надежда. Глухой угол имперских земель, прочно забытый всеми, кроме сборщиков налогов, вдруг увидел просвет в той мрачной тьме, что его окружала. В городе появилась соль, в городе появились воины, которые начали тратить денежки из добычи, и закономерно, в городе немедленно появилась торговля, ремесло и веселые девки. Откуда взялись последние, так никто и не понял. Вроде бы еще вчера их не было, а сегодня вот они, продают за недорого женскую ласку.

Все еще робко, но открывались первые лавки и мастерские. Кто-то вспомнил, что он пекарь в десятом поколении, кто-то башмачник, а кто-то медник или кузнец. Все это ремесло было и раньше, но в таких микроскопических масштабах, что прокормить свои семьи жители этого города решительно не могли. Они были скорее козопасами и рыбаками, чем горожанами имперского образца. Их жизнь пошла на поправку, и только одна прослойка людей так и не смогла вернуть свою прошлую жизнь — бывшие землевладельцы — куриалы. Было их немного, человек двадцать-тридцать, но шумели они за десятерых. Его светлость, подумав, сказал, что землей тут будет владеть он сам, а остальные будут ее обрабатывать и платить ему налоги. И уже несколько делегаций горожан пытались было завести вот такой вот разговор:

— Ваша светлость! Вы изволили поселить приведенных вами людей на земли моей семьи! Они будут платить мне аренду?

— Будут, — кивал Виттерих. — Но только не тебе, а мне.

— Но ведь это моя земля! — вопил горожанин. — Со времен императора Анастасия мои предки выращивали там оливу!

— А ты чего ее не выращивал? — задавал резонный вопрос герцог.

— Но ведь пришли склавины и заняли эти земли, — непонимающе смотрел бывший рантье, одержимый жаждой богатой и беззаботной жизни.

— Что же ты их не прогнал? — откровенно потешался Виттерих.

— Так как же я их прогоню? — смешался горожанин. — Я ведь не воин…

— Вот! — поднял вверх палец Виттерих. — Если ты не можешь защитить свою землю, значит, она не твоя, — резонно возразил он.

Герцог был на редкость простым парнем и решения любил такие же, простые и понятные.

— Или ты считаешь, что я со своими парнями кровь проливал, чтобы осчастливить такого, как ты? Пошел вон отсюда! Иди, работай, бездельник! Кирпич сам себя не уложит.

Горожанин уходил, склонив голову. Он ведь всерьез и не надеялся ни на что. Той землей владел в лучшем случае его отец, а то и дед. Земли Истрии словене обжили уже очень давно, согнав оттуда прежних хозяев. А его светлость очень хорошо помнил по своей жизни в Испании, каково это, когда тебя окружают магнаты, владеющие земельными латифундиями. Опасные это были люди, и причиной этой опасности было их богатство. «Готская болезнь» — так называли в это время привычку испанских королей умирать в цветущем возрасте от переизбытка железа в организме. И Виттерих поклялся сам себе, что в своем герцогстве он сам станет таким магнатом, тем более, что за примером далеко ходить не нужно. Вот она, Словения, прямо за горами. У тамошнего государя все отлично получилось.

— Герцог, — в покои зашел стражник. — Там купец какой-то просится. Не из наших земель, морда смуглая, нос крючком. Говорит, по важному делу.

— Зови, — кивнул Виттерих. Купец — это хорошо. Купцы — это пошлины. Виттерих очень любил собирать пошлины. Только тут их пока собирать было не с кого.

Когда в покои зашел купец, Виттерих с любопытством оглядел его. Иудей, вне всякого сомнения. Их в Испании великое множество живет. Кое-где их чуть ли не больше, чем христиан. Он, когда в Лугдунуме герцогом был, удивился даже. Там рынок с субботы на воскресенье перенесли из-за них. Они все, как один, в субботний день торговать отказывались[1]. Как епископ ни проклинал нехристей, а сделать ничего не мог, ведь больше половины горожан ходили не в церковь, а в синагогу. Впрочем, Виттериху было на это плевать. Он так и не понял всех тонких материй, которыми отличались эти две веры, и вникать в это не имел ни малейшего желания. Его волновали вещи куда более приземленные.

— Ваша светлость! — склонился купец. — Меня зовут Ицхак, я купец из Кесарии. Я привез груз для его светлости Самослава. Коней из Персии, сорок голов.

— Кони! — возбужденно вскочил Виттерих. — Покажи! Тут уже месяц сын хана из племени тарниах тебя ждет, а с ним дьяк из Белграда.

Дом герцога стоял в самом порту, и он стрелой выскочил наружу. Там, у пирса, Виттерих увидел пришвартованную египетскую баржу, горделиво расставившую во все стороны свои пузатые бока. Шумные, словно обезьяны, александрийские греки повалили по сходням вниз, в убогий кабак, который только-только открыл свои двери. Впрочем, морякам было плевать на его убогость. Тут другого кабака и не было. Моряки требовали вина, горячей жратвы и шлюх, соскучившись в море по женской любви. Посмотреть на это чудо собрался весь Тергестум. Сюда такие корабли не заходили уже лет восемьдесят. И одно только это зрелище сделало больше, чем все обещания нового герцога. В Тергестум возвращалась жизнь!

— Красавцы! — восторженно шептал Виттерих, нежно проводя рукой по гладкой, шелковистой коже. Конь фыркнул брезгливо и отстранился от непрошеных ласк. Конь явно знал себе цену. Он, и впрямь, был необыкновенно хорош.

— Продай одного! Богом прошу!

— Ни в коем случае, господин герцог, — проскрипел противным голосом дьяк из Белграда, беглый имперский евнух. — Это имущество его светлости Самослава Бериславича. Конный завод в старых землях рода уар построен. Теплые конюшни сделаны, поля засеяны овсом. Племя тарниах этих коней будет разводить для княжеского войска. И только они! За заслуги перед государством. Таких кораблей еще четыре прибудет. Озаботьтесь, пожалуйста, тем, чтобы на этих коней даже муха не села, иначе его светлость будет очень недоволен.

Виттерих ничего не ответил. Он зло повернулся на пятках и пошел прочь. Ему хотелось кому-нибудь морду набить, и прямо сейчас. А сзади, не зная о его желаниях, суетливо следовал иудейский купец, который явно хотел продолжить их разговор.

— Привези мне такого коня, — повернулся Виттерих к Ицхаку и посмотрел на него… да почти умоляюще посмотрел.

— Мы обсудим это с вами, ваша светлость, — тонко улыбнулся Ицхак. — Возможно, вы даже получите такого коня в подарок. Лучшего из них!

— Чего ты хочешь? — прямо спросил его герцог. Он давно не верил в чудеса.

— Убежища для своей семьи прошу, — печально посмотрел на него Ицхак. — Моему народу нелегко живется в землях римских императоров. И с каждым годом жизнь там становится все хуже и хуже.

— Приезжай и живи, — пожал плечами Виттерих. — Богом клянусь, тебя тут пальцем никто не тронет. Вон тот дом видишь? Ну, с разбитой крышей и без дверей. Нравится? Дарю! У меня полгорода таких домов. Дай денег местным и его отремонтируют к твоему приезду. Живи, торгуй и вовремя плати налоги. Мне от тебя больше ничего не нужно.

— А моя вера? — осторожно спросил Ицхак. — Вы не станете притеснять нас или крестить насильно?

— Да молись ты, кому хочешь, — равнодушно махнул рукой герцог. — Самый уважаемый мной человек поклоняется деревянному истукану, а его жена старой римской статуе. А короли франков ходят в церковь, принимают святое причастие и одаряют монастыри, но они все, как один, прелюбодеи, грабители, братоубийцы и клятвопреступники. Так что мне все равно, кто твой бог, Ицхак.

— А если сюда еще приедет… э-э-э… некоторое количество моих соплеменников? — выжидательно посмотрел на герцога Ицхак. — Они сделают подарок вашей светлости… Ну, скажем, по пятьдесят солидов с семьи. И будут платить налоги в казну, как положено.

— Сто солидов! — остро посмотрел на него герцог. — Ты думаешь, я не вижу, что происходит в мире? Да у вас же земля под ногами горит. Палестину ждет большая война, в Египте полнейший бардак, а в Галлии Дагоберт ссылает твой народ на Рейн. Сто золотых, и ни солидом меньше!

— Мы договорились, ваша светлость, — низко склонил голову Ицхак. — Я думаю, в течение года сюда переберется не меньше двадцати семей.

— Две тысячи золотых? — задумался Виттерих. — Неплохо! У меня к тебе просьба.

— Слушаю, — осторожно спросил Ицхак.

— Тут у меня застряли опальные семьи из Словении. Отвези их куда-нибудь подальше отсюда. Мне они тут не нужны. Мутные людишки, не люблю таких.

— Корабль пойдет сначала в Кесарию, а потом в Александрию, ваша светлость, — вопросительно посмотрел на него Ицхак. — Александрия подойдет?

— Вполне, — удовлетворенно кивнул Виттерих. — Они заплатят за проезд.

Виттерих вышел из дома, насвистывая что-то легкомысленное. Две тысячи золотых! Да он и мечтать об этом не мог! Легкие деньги, и за это всего лишь нужно просто кого-то не грабить, и не лезть к нему в душу. Да плевать! Пусть молятся, как хотят. А если епископ Иллиодор будет недоволен, пусть идет в народ и проповедует. Вдруг, иудеи услышат его проповедь и воспылают… Хотя, это маловероятно. Этот народ в своей вере весьма упорен.

— Я их не граблю, а они мне платят! Я буду торговать безопасностью! — осенило Виттериха. — Легкие деньги! Надо будет с его светлостью обсудить.

У него было еще одно дело. Войско герцога изрядно пополнилось пару недель назад. Две сотни данов, прибывших в город через Атлантику и Геркулесовы Столпы, строили в пригороде привычный им «длинный дом». Пока им и этого хватит. Пять кораблей ярла Эйнара ушли от разграбленного Кана и прибыли на службу к герцогу Истрии. Драккары, сделанные на пражских верфях, покачивались у пирса, а сами даны, отягощенные добычей из Нейстрии, обустраивали свое новое жилье. Изгои-викинги, которым стало тесно на бедных землях Дании, пошли искать себе новую Родину, и они ее нашли. Уже стояла поздняя осень, по меркам Скандинавии, а тут еще вовсю светит солнце. Рай, да и только!

Крепкие шумные парни с резким лающим говором поначалу напугали местных до икоты, но понемногу все привыкли друг к другу. Даны уже начали учить местную латынь, которая довольно сильно отличалась от языка, на котором говорили в Галлии. Но, тем не менее, дело понемногу пошло, а пока в городе звучали языки германцев, словен и даже чудной говор степняков-авар, приехавших получать княжеских коней.

Горожане, словно муравьи, трудились на стенах города. Камня в этих местах было полно, а голодных ртов еще больше. Его светлость Виттерих платил солью, и у него отбоя не было от желающих поработать. Крепость, сложенная из обломков общественных зданий, за этот год изрядно подросла. Стены подняли на три локтя, а на башнях мастер из Новгорода устанавливал баллисты, укрытые от дождя и ветра деревянной кровлей. Еще одна башня была вынесена на острый мыс, который крючком вдавался внутрь гавани, запирая ее от морской волны. Стены ее были подняты наполовину, и росли просто на глазах. Там трудилось полсотни человек, едва успевали камень и известь подвозить.

Воинством данов командовал Болли, младший сын Эйнара. Он и еще две сотни младших сыновей надежды на наследство не имели вовсе. Набеги и грабежи — вот их судьба. А, если повезет, то после многих лет войны будет куплена хорошая ферма на те деньги, что удастся скопить. Да только в Дании им никто землю не продаст, нет там такого закона. Это же земля! Ее только мечом взять можно. Крепкий малый лет двадцати пяти, с золотой гривной на шее, подошел к Виттериху и широко улыбнулся.

— Когда пойдем в викинг, конунг? — спросил он. — Парням нужно что-то есть, пить и что-то дарить шлюхам. Добыча из Нейстрии скоро закончится.

— Мы выйдем на следующей неделе, — ответил ему Виттерих. — Пока не начались зимние шторма, мы успеем кое-куда сходить.

— Что там есть? — жадно спросил дан. — Мы любим монастыри. Там много золота.

— Мы не станем трогать попов, Болли, — терпеливо ответил ему Виттерих. — Они нам еще пригодятся. Есть вещи поважнее золота и серебра.

— Что же это? — лицо дана удивленно вытянулось.

— Земля и люди, — пояснил Виттерих. — Земли тут много, а людей мало. И если мы промедлим еще несколько лет, то нам не достанется вообще ничего. Тут все захватят хорваты. Я буду платить тебе солью и серебром. Мы выходим на следующей неделе.

Так и получилось. Многолюдная когда-то Салона[2] была всего в трех днях пути от Тергестума. Норманнские драккары резали пенную волну острыми носами, легко покрывая по сотне миль в день. Для данов это расстояние было плевым, а вот воины Виттериха были к такому непривычны. Сам герцог был зеленого цвета, и периодически свешивался с борта, сраженный морской болезнью. Множество островов, до которых хорваты еще не добрались, были заселены довольно густо, в отличие материка. Римляне, бежавшие из родных земель, сломя голову, с тоской смотрели на берег, но возвращаться не спешили. Им было страшно. Длинная узкая полоса далматинского побережья от Тергестума до гавани Салоны представляла собой жалкое зрелище. Готы, гунны, авары, славяне и даже воины Велизария, кого тут только не было… Все они прошли по этим землям, разорив их в пух и прах. Процветающая когда-то провинция, поставлявшая Романии лучших ее императоров, сейчас лежала в руинах. Набег аварского кагана 614 года выдавил в эти земли толпы славян, которые выжгли здесь все дотла. По сравнению с Салоной даже убогий Тергестум казался местом цивилизованным и зажиточным.

И только одно поразило Виттериха и его воинов до глубины души. Они стояли на скалистом берегу и смотрели, раскрыв рот. Вилла императора Диоклетиана раскинулась перед ними во всей своей красе[3]. Правда, виллой это было назвать сложно. Огромный квадрат со стороной в четыреста шагов представлял собой неприступную крепость с пятнадцатью башнями. Стены высотой в двадцать локтей словно смеялись над варварами, которые глазели на них, не имея сил оторвать взгляда. Южная сторона виллы стояла прямо на обрывистом берегу, чтобы осторожный император в любой момент мог сесть на корабль и бежать. Внутри же стен раскинулся целый город с огромным дворцом, церковью, многочисленными складами и помещениями для охраны и прислуги, коей во времена расцвета тут было несколько сотен человек. Ну, а пока сюда набились несколько десятков семей, которые пасли коз около величественных стен дворца. Хорошо хоть, еще огороды не разбили, как римляне на месте сожженных кварталов. Даны несмело вступили на площадь, застеленную тесаным камнем. Они еще никогда не видели подобной роскоши.

— Тут боги живут, конунг? — несмело спросил Болли. — Ты! — Болли ткнул пальцем в какого-то человека, который был одет немного чище, чем остальные. — Иди-ка сюда! Покажешь нам тут все!

— Пока я не вижу здесь никаких богов, зато вижу каких-то оборванцев, — ответил Виттерих, который влюбился в это место с первого взгляда. — И я не понимаю, что они делают в моем дворце. Проклятие, Болли! Я его хочу!

— Сотня воинов легко удержит это место, конунг Виттерих, — со знанием дела сказал Болли. — Сотня, не больше!

— Тергестум и Салона, — задумчиво произнес Виттерих. — Между ними триста миль по морю. Нелегко придется. Надо будет послать весть в Новгород. Мне не помешает еще пара сотен бойцов. Проклятие, как же их всех кормить?

— Зерном, я думаю, — глубокомысленно изрек Болли. На его широком обветренном лице отразилось серьезное умственное усилие.

— И где его взять, это зерно? — саркастически спросил его Виттерих.

Вместо ответа дан показал пальцем в сторону моря, где на горизонте показался корабль. Пузатый зерновоз из Александрии шел в Равенну. Какого черта он заплыл в эти воды, кишащие словенскими пиратами? Почему он не пошел вдоль итальянского берега? Наверное, сбился с курса, попав в шторм. Что же, тем хуже для него! Даны спешно попрыгали в драккары. Они пойдут на веслах. Жирный торговец не соперник воинам.