Злая зима

0.

Запах крови плыл над лестницей. Джонни взлетел по ступенькам, раздувая ноздри. Клыки выступили за губы, горло высохло, как старый колодец. Запах был соленым, горячим, полным страха. Свежая кровь — это не сгустившееся пойло в медицинских пакетах, отдающее пластмассой, и это значит, что альфа сорвался. Наконец-то.

Джонни вошел без стука, замер у двери.

Синеватые прожилки бежали по светлому мраморному полу, сплетаясь в узлы вен, густея у подножия одинокого кресла, которое казалось крохотным в пустом овальном зале. Изогнутые резные ножки грелись в темной шкуре. На стене напротив висела картина с водяными лилиями, сияющими в темноте, словно звезды. Больше ничего. Альфа признавал только те вещи, которые считал совершенными. За спинкой кресла застыла блондинка — идеальная красота.

Джонни направился к тонкой фигуре у панорамного окна — черному силуэту на фоне ночного неба. Альфа повернулся, серебристые глаза сверкнули, и Джонни едва сумел сдержать порыв и не упасть на колени перед создателем.

— Микаэль, — он сдержано поклонился.

— Я не звал тебя, — ответил альфа, снова отворачиваясь к окну.

— Прости, Микаэль, я почувствовал запах.

— Да.

— Ты взял эту кровь насильно.

Альфа промолчал, спрятал руки в карманы. Джонни подошел ближе, стал рядом, но чуть позади. Ночной город раскинулся внизу лоскутным одеялом: людской центральный округ расчерчен улицами ровно, как по линейке, сверкают огни, вывески суматошно моргают — люди боятся темноты, страх заставляет отгораживаться светом от того, что таится во мраке. Звериное кольцо, опоясывающее центр, темнее: редкие билборды да россыпь окон, где маются бессонницей.

— Ты убил человечку, альфа, — обличил его Джонни. Это была девушка, несомненно, в запахе таилась сладость и желание, наверняка ей самой хотелось стать жертвой, они всегда этого хотят.

— Думаешь?

— Я хочу услышать это от тебя. Я хочу услышать приказ, узнать, что это только начало, что мы установим власть над городом!

Микаэль поднял руку, и Джонни умолк.

— Я иногда забываю, как ты молод, — полные бледные губы изогнулись в кривой усмешке. — Люди слабы, но их много. Я не стану развязывать новую охоту на ведьм. На меня охотились несколько веков, поверь, в этом нет ничего интересного. Мы живем спокойно, люди сами сдают кровь в центрах переливания или даже добровольно подставляют шеи. Почему ты никак не можешь понять, что сейчас золотое время для нас, вампиров?

— Потому что это не так! — возразил Джонни. — Мы берем жалкие капли, а можем взять все!

— Упоение властью дарит ощущение жизни, — Микаэль потрепал Джонни по плечу, и тот задрожал от ласки, как щенок. — Только ты забыл, что по сути мы мертвы. С каждым годом, что я ношу в груди остановившееся сердце, бессмысленной суеты все больше. Иногда я думаю — зачем я продолжаю существовать? Все потребности исчезают, мне не нужен комфорт, признание, или, упаси тьма, эмоциональная близость. Я не хочу славы, мне не интересна борьба и власть. Знаешь, что осталось?

— Голод? — спросил Джонни.

— Он слабеет с годами, мой мальчик. Его можно контролировать. И это точно не то, ради чего стоит длить бытие. Красота. Эстетика — вот то, что держит меня здесь. Этот мир очень красив. И та девушка, она была восхитительна, красива тонкой красотой, которая не бросается в глаза, но на которую хочется смотреть снова и снова. В ней был свет, словно в этих цветах, — Микаэль повернулся к картине.

— И поэтому ты убил ее? — спросил Джонни. — Скажи, где тело, я все уберу. Нам не нужны проблемы.

— Но люди так хрупки и недолговечны, — продолжил Микаэль, снова отвернувшись к окну. — Я вдруг захотел это исправить.

— Смерть была ей к лицу?

— О нет, я не убил ее, не совсем — инициировал. Она станет вампиром.

— У нас очередь на инициацию длиной со звериное кольцо! Есть люди, готовые заплатить миллионы!

— Знаю. Больные, увечные, фанатики…

— Богатые! Нам нужны деньги, чтобы поддерживать достойный уровень жизни.

Микаэль равнодушно глянул на Джонни.

— К тому же у нас нет свободной квоты! — не сдавался тот. — Ты так ценишь спокойствие, а сам создал скандал на ровном месте.

— Кэти, подойди сюда, милая, — позвал альфа.

Блондинка прошла мимо Джонни, остановилась перед альфой, склонила голову. Джонни не успел увидеть движения Микаэля, раздался резкий звук, будто кто-то смачно укусил сочное хрусткое яблоко. Голова Кэти подкатилась к его ногам, аккуратный прямой носик ткнулся в блестящую туфлю. Обезглавленное тело рухнуло, высыхая на глазах, кожа почернела, обтянув кости туго, как чулок.

— Теперь у нас есть квота. Жаль, что она была молодым вампиром, столько мусора. Если бы умер я, осталась бы лишь горстка пепла, — меланхолично сказал Микаэль. — Начинается!

1.

Зима струилась стужей по позвоночнику, морозила кончики ушей, баюкала завыванием ветра. Бруну до боли хотелось обернуться, согреться в шкуре с густым подшерстком, спрятать нос в лапы и уснуть до самой весны. Голова болела злой тягучей болью, словно изнутри к затылку присосался клещ, и его гладкое серое брюхо медленно раздувалось, как воздушный шарик.

К зданию подъехало желтое такси и быстро укатило в метель, оставив у крыльца девушку с большим серебристым чемоданом. Ей нечего здесь делать. Явно человечка из самого центра. В такой шубе она бы не прошла по звериному кольцу и трех кварталов — ее смешали бы с грязью. Девушка вдруг подняла голову и посмотрела прямо на Бруна.

Он раздраженно дернул штору, и карниз с треском отвалился, рухнул на пол, побелка осыпалась мелким крошевом. Брун отшвырнул злосчастные шторы, синяя ткань стекла к ногам грязноватой лужицей. Психолог, который работал с Бруном, уверял, что синий успокаивает. Брун был в бешенстве.

Накануне он едва смог уснуть. Ему все мерещились шорохи и чужие шаги, он прохватывался через каждые пять минут, боясь уйти в глубокий сон, и в итоге едва разлепил веки к обеду. Два будильника, заведенные накануне, оказались бессильны против сна медведя-оборотня.

Он всю осень выбирал себе помощника, который должен был помочь ему пережить зиму и не впасть в спячку. Константин казался идеальным вариантом: спокойный, выдержанный, молчаливый. Физически сильный — черный пояс по карате. Костя переехал к нему в середине ноября и уехал через полторы недели с носом, распухшим, как клюв тукана. Оказалось, что у него сильнейшая аллергия на медвежью шерсть.

Брун рухнул в кресло, упал лбом на шершавую деревянную столешницу. Он не мог нанять первого встречного, слишком много требований. Будить медведя во время зимней спячки — непростая работа, требующая хорошей физической силы и отличной ловкости, чтобы увернуться от возможного удара. Да и пока он спит сном младенца, хорошо бы иметь рядом охранника, который сможет хотя бы задержать нежеланных гостей, которые, он готов был поставить шкуру на заклад, будут. Еще нужна крепкая психическая устойчивость. Не всякий выдержит его даже в радушном настроении.

Все это он честно перечислил в объявлении, которое сейчас висело перед ним на экране ноута. Личный помощник для оборотня медведя. Совместное проживание на зимний период. Тысяча сторнов за каждый месяц. Не слишком много, но больше он себе не может позволить, и так в бюджете дыра с совиное дупло. Проще всего было бы уехать на зиму на медвежий остров. Там круглосуточная охрана, уютные берлоги, комфортный микроклимат и спа-комплекс после пробуждения.

Для него это не вариант. Не после того, что случилось прошлой зимой.

Он поднял голову и страдальчески посмотрел на экран ноута.

Семь просмотров за три дня.

Остается только забаррикадироваться в своей квартире и надеяться, что он доживет до весны.

— Можно? — В приоткрытую дверь заглянула девушка. — Я по объявлению.

Брун кивнул, на секунду потеряв дар речи при виде пассажирки такси. Девушка перешагнула порог, остановилась, озираясь. Брун стряхнул крошки побелки с плеча, подтянул носком ботинка штору, в тщетной попытке затолкать ее под стол, но девушка заметила его маневр и удивленно приподняла бровь. Впрочем, перед этой фифой не стоит ломать комедию. Все равно она не подходит. Хрупкая, как тонкий фарфор, который лучше даже в лапы не брать — треснет, каштановые волосы свисают до плеч прядями такими рваными, словно их кромсали кухонным ножом. Распахнутая серебристая шубка стоит больше его машины.

— У вас побелка на носу, — сказала она. — Меня зовут Эльза.

— Ты не подходишь, Эльза, — буркнул он, вытирая лицо рукавом.

Эльза — дурацкое имя. Сначала мягкое «л», от которого едва язык не сворачивается, а потом надо сомкнуть зубы, будто кусаешь листок — так его учила в свое время логопед. Только вот он не травоядный.

— Прощай, — сказал он.

— А еще след на лбу от стола отпечатался, вот тут, — она ткнула пальцем себе в середину лба. — Подхожу.

— Если бы мне нужна была секретарша, я бы, может, тебя и взял, — он откинулся на спинку кресла, заскрипевшего, как свежий снег. — Ножки у тебя что надо, общий вид, — он обвел ее в воздухе рукой, — вполне. Бледновата слегка, но это вроде модно сейчас. Закос аля кровосос, — он ухмыльнулся случайной рифме. — Кофе варить умеешь? — дождавшись кивка, продолжил. — Тогда приходи весной, Эльза. В начале апреля.

— Мне нужна эта работа, — упрямо повторила девушка, и в душе Бруна зашевелилось сомнение. А может, и вправду попробовать? Она куда симпатичнее Кости, который к тому же стриг ногти на его ковер.

— Откуда ты вообще взялась? Я не давал адрес в объявлении.

— У вас работал Костя, с аллергией...

— Да. Выходит, он дал тебе адрес, и ты решила заявиться лично. Что ж, похвальная целеустремленность. Но ты не подходишь. Я могу зашибить тебя ненароком и даже не заметить.

Брун махнул рукой, показывая на выход. Эльза вздохнула и медленно задрала юбку. Брун выпрямился в кресле, ошарашенно впитывая неожиданную картину: черные чулки на кружевных резинках, белая гладкая кожа бедер, краешек трусиков.

2.

— Вот и моя берлога, — Брун, повозившись с замком, распахнул двери квартиры, пропуская гостью вперед.

Эльза вошла, озираясь по сторонам, чемодан громыхнул, переехав через порог.

Брун включил свет, переступил шубу, которую Эльза, явно привыкшая к более галантному обращению, не глядя сбросила с плеч.

— У тебя ковры на стенах? — ее голос дрогнул. — Я такое только на бабушкиных фотографиях видела.

Эльза присела, подобрала шубу с пола и повесила на вешалку рядом с его потрепанной курткой.

— Уютно, мне нравится, — буркнул он, прячась в недрах квартиры. — Проходи, располагайся. Я сейчас.

Он поставил в духовку замороженную пиццу и вернулся в гостиную с бутылкой вина и бокалами, неся их, осторожно зажав между пальцами стеклянные ножки. Эльза ходила по комнате, рассматривая обстановку: она провела кончиками пальцев по ворсу ковра с затейливым орнаментом, напоминающем то ли зверей, то ли цветы, выглянула в окно, отодвинув тяжелую коричневую штору, взяла с полки деревянную статуэтку птички и протерла пальцем пыль на загнутом клюве. Брун забрал птицу и, водрузив ее на место, протянул гостье бокал вина.

Эльза благодарно кивнула, отпила глоток и слизнула темную красную каплю с нижней губы.

— Расскажи, как тебя угораздило, — Брун сел прямо на ворсистый бежевый ковер, вытянув ноги.

— Мы отмечали начало нового учебного года, — Эльза забралась в полосатое замшевое кресло с ногами, отпила еще вина. — Третий курс. Я учусь… училась в музыкальной академии по классу фортепиано.

Она посмотрела на свои пальцы, обнимающие бокал, нахмурилась.

— Сначала мы зависали на квартире у подруги, потом решили затусить в ночном клубе. Я была на танцполе, когда официант передал мне приглашение за чей-то столик. Поначалу я просто отмахнулась, но он так заискивающе и испуганно улыбался, что я обернулась и увидела вампира. Ты когда-нибудь обращал внимание, какие у вампиров уродливые уши? — она поежилась, заправила прядь волос за маленькое ушко, мимоходом потрогав мочку с бриллиантовой капелькой, и выпила одним махом полбокала. — У оборотней тоже уши не такие, как у людей. Вот у тебя — слишком круглые и посажены чуть выше. Но оборотней проще всего определить по переносице. У вас она широкая и сглаженная. И по бирке, конечно.

— Ближе к делу, — перебил ее размышления Брун, раздраженно дернув желтый кругляш, болтающийся в ухе.

— Я отказалась идти, — продолжила Эльза. — Только настроение пропало. Меня как будто ледяной водой окатили, даже хмель прошел. Антон, мой парень, бывший, — добавила она с легким усилием, — провел меня домой. Мы поднялись ко мне, стараясь не шуметь, потом… ну, ты понимаешь. И когда Антон ушел — ведь отец поднял бы скандал, застань его в моей постели — появился вампир.

Она выпила вино до дна, протянула бокал, и Брун налил еще. Подумав, поставил бутылку рядом с ее креслом.

— Слушай, к чему тебе эта пытка? — спросил он. — Ты все равно обратишься. Тебе не надо кого-то кусать. Иди в любой пункт выдачи крови и покончи с этим. Порция крови стоит не больше сотки. Деньги у тебя наверняка есть. Тысячи идиоток мечтали бы оказаться на твоем месте. Ты получишь силу, бессмертие.

— Зачем мне бессмертие? Я даже не знаю, что мне делать завтра, — пожала плечами Эльза. — И я не идиотка.

Духовка запиликала таймером, отвлекая их от разговора. Брун вытащил пиццу, с наслаждением втянул запах сыра и копченых колбасок. Разрезав ее на куски, принес ужин в гостиную. Эльза выбрала самый узкий ломтик, сняла ноготками колбасу и положила ее назад на тарелку.

— Значит, ты переспала с кровососом, — буднично сказал Брун, откусывая полкуска пиццы за раз. Эльза возмущенно на него посмотрела, и он добавил: — Судя по месту, где он оставил метку.

— Не переспала. Вампиры не занимаются сексом! Он появился из ниоткуда. Как будто стоял все время в темном углу, наблюдал…

— Скорее всего, — подтвердил Брун. — Они больные извращенцы, это всем известно.

— У него жуткие глаза — светлые-светлые, как тонкий лед, и сияют, словно вампирское солнце на черной башне. Я лежала в своей кровати, как куль с песком, и не могла пошевелиться, не могла сопротивляться. Знаешь, его взгляд, такой обволакивающий, липкий, как паутина, — она отпила прямо из бутылки. — Мое сердце чуть не разорвалось, когда он укусил… Боль ужасная. И его язык холодный и шершавый, какой-то твердый, словно кусок бетона прошелся по коже, — она опустила голову, волосы скрыли лицо каштановой завесой. — Он сказал, что теперь я сама к нему приду.

— Ты ведь понимаешь, что так и будет?

— Пусть хотя бы подождет подольше, — Эльза отбросила волосы, печально улыбнулась.

— Ты обращалась в полицию?

— А как же! Только у этого ублюдка оказалась свободная квота на инициацию.

— Но ведь ты не хотела…

— Он отделался штрафом. И выплатил компенсацию моим родителям, — Эльза поднялась с кресла. — Ладно. Я хочу привести себя в порядок. Где моя комната?

3.

Эльза шаталась по квартире, бесцельно заглядывая во все углы. Она сполоснула бокал, включила музыкальный канал, уселась в кресло, осматриваясь. Взяв початую бутылку вина, отхлебнула прямо из горла. Идея обзавестись оборотнем-компаньоном поначалу показалась ей выигрышным билетом на еще несколько месяцев человеческой жизни. Но какой она будет, эта жизнь?

Эльза подошла к окну, дохнула и нарисовала на запотевшем стекле рожицу. Улыбка получилась скошенной, и Эльза вытерла ладонью рисунок. Дома через дорогу, выкрашенные в яркие цвета, тянущиеся к звездам разномастными башенками, казались аппликацией, вырезанной из детского журнала. Плющ, увивавший полстены напротив, покрылся тонкой коркой льда и чуть мерцал в желтом свете фонарей, словно пушистая шаль, наброшенная на озябшие каменные стены. Узкий пешеходный мост хребтом выгибался над дорогой. Есть еще один вариант, о котором Эльза думала все чаще. Она может умереть. Яд вампира медленно меняет ее тело, но пока она не попробовала человеческой крови, у нее остался запасной выход.

Эльза втащила чемодан в гостевую комнату, расправила сбившийся складками ковер. Узкая кровать, тумбочка у изголовья, здоровенная бандура часов, тикающих как бомба, и скромный одежный шкаф — прежде в такой не уместились бы даже ее туфли, но все они остались дома. Кровать страдальчески заскрипела пружинами, когда Эльза на нее присела.

— За новоселье! — Эльза глотнула вина, отсалютовав бутылкой своему отражению в полированной дверке шкафа, и тут же подпрыгнула от оглушительного звона. Донн, донн — плыло по комнате, словно Эльзу сунули прямо в огромный колокол. 

Донн — донн.

Эльза едва не выронила бутылку, дрожащими руками поставила ее на тумбочку. Часы хрипло выдохнули, и стрелки снова побежали по кругу с громкими щелчками, словно кто-то стоял в углу и цокал языком. На длинных цепочках чуть покачивались гирьки в виде шишек.

На улице раздался шум, словно град забарабанил по мостовой. Эльза бросилась к окну, приникла к стеклу и едва не разинула рот от удивления: разношерстный табун мчался по улице, дробя асфальт. Белогривые кони, легкие антилопы, гордые олени с развесистыми рогами скакали бок о бок, высекая искры копытами. Следом потекли хищники: пятнистый леопард, играя, прикусил ляжку яркой, как огонь, лисицы, гиена юркнула через дорогу, визгливый хохот отозвался эхом от стен домов, стая волков пробежала дружно, как команда спортсменов. У всех животных в ушах болтались бирки: зеленые, желтые, пару раз мигнул опасный красный.

Эльза предпочитала не высовываться на улицу в час оборотня — когда им позволялось принимать звериное обличье. Но в центре она, самое большее, встретила бы оборотня-лису из соседней пекарни или енота, открывающего двери в гостинице на углу. Все оборотни, с которыми ей раньше доводилось встречаться, были милыми, неопасными зверушками.

В отличие от Бруна.

Когда она вошла в его кабинет, то едва не запаниковала. Перед ней сидел хищник, пусть и в человеческом обличье. Желтая бирка в ухе — знак потенциально опасного оборотня — только подтверждала это. Мохнатые бакенбарды, угрюмо сведенные брови, глаза, как угли — черные, но нет-нет, да и полыхнут. А уж когда он встал с кресла, выпрямился во весь рост, ее сердце забилось почти так же быстро, как раньше.

По улице проскакала одинокая белая козочка, высоко подбрасывая задние копытца, поскользнулась на обледеневшем асфальте, едва не упав.

Эльза проводила ее взглядом и подошла к часам. Если она не хочет сойти с ума от бесконечного тиканья, хорошо бы их выключить. Раз уж теперь ей придется жить здесь.

В глубине квартиры тихо заиграл гитарный перебор. Эльза стремительно прошла в прихожую, нашла свой телефон в сумочке. На экране высветилось лаконичное «мама». Эльза держала в руках телефон, пока тот не умолк, и положила его назад.

Ранее, этим утром

Эльза вошла в спальню без стука — все равно родителей не было дома: папа умчался на работу, собираясь как всегда впопыхах, ругаясь и теряя ключи и документы, мама тихонько прошла по коридору вслед за ним, сняв туфли, чтобы не разбудить дочь, не зная, что та слышит каждый ее шаг.

Флакончики духов на трюмо выстроились в ровную шеренгу, сияя пузатыми боками. Новый запах, которым вчера благоухала мама, напоминал весну — свежий, яркий, радостный. Эльза нашла нужный флакон, щедро брызнула на запястья и шею. Запах — хороший способ заглушить голод. К своим старым духам она привыкла и не ощущала их, как собственную кожу. А вот новые ароматы могли перебить запахи, которыми пропитался дом: ковры после чистки отдавали псиной, папина библиотека пахла теплой пылью, а мамина гардеробная — свежестью стирального порошка с ноткой лаванды. Но через все эти запахи пробивался горячий, пряный аромат крови. От него рот наполнялся слюной, желудок сжимался голодными спазмами, а по телу ледяной волной растекался холод.

Эльза поежилась, разбрызгала духи в воздухе и окунулась в душистое облако.

Еще от голода помогает почистить зубы мятной пастой. В последние дни Эльза драила их по восемь раз на дню. Ее улыбкой теперь можно освещать улицы, вот только улыбалась она все реже.

Она подцепила двумя пальцами мамину шаль, небрежно брошенную на банкетку, укутала плечи и заметила яркие буклеты. Эльза сгребла их, села перед трюмо. Пролистнула первый — фарфоровая посуда, чайный сервиз, букет белых роз размером с куст на столе, сервированном для обеда, — идеальный вариант, если не хочется поддерживать разговор, или чтобы вовсе не видеть нежеланных гостей. Следующий буклет предлагал искусственные камины, и Эльза умилилась маминой заботе. Она только недавно призналась, что мерзнет. Третий был выполнен в лаконичной манере — белый фон, черный шрифт — пособие по взаимодействию с вампиром. Буклет был мятым, с загнутыми уголками. Эльза раскрыла его посередине, наугад прочитала абзац:

4.

— Просыпайся, медвежонок!

Высокий голос Эльзы вошел в его ушную раковину словно сверло дрели.

— Солнышко встало, утро настало!

Брун повернулся на спину, поморгал, разлепляя глаза. Эльза раздвинула шторы, солнца, вопреки ее обещаниям, не было видно за серой хмарью. Зато аккуратная круглая попа в бежевых шортах выглядела очень симпатично.

— Открывай глазки, мишка!

— Ты что, пьяная? — хрипло спросил он.

— Может быть, — задумалась Эльза. Она села на его кровать, скрестив ноги по-турецки, ногти выкрашены алым лаком, пятки розовые, как у котенка. — Мне теперь почти не нужен сон, так что я пила вино и думала. Скажи, ты не обиделся, что я тебе отказала? Дело не в том, что ты оборотень. Хотя раньше я только с людьми… но не потому, что у меня какие-то предрассудки, нет.

Брун повернулся на бок, страдальчески зажмурился.

— У меня в принципе мало опыта такого рода. Ну, ты понимаешь. Я решила озвучить, что не считаю тебя человеком второго сорта.

— Спасибо, — буркнул он.

— Хотя ты очень волосатый, — заметила она. — Волосатые плечи — это уже перебор. Я могу посоветовать тебе отличный крем для депиляции…

— Ты кофе сделала?

— Сейчас, — кровать отпружинила под ее весом. — Я решила сделать, когда ты встанешь, чтобы кофе не успел остыть.

Эльза скрылась за дверью, и Брун тихо застонал. Неужели ему придется терпеть ее трескотню всю зиму?

В ванной он едва смог найти пену для бритья среди батареи разномастных баночек, оккупировавших единственную полку под зеркалом, и это тоже не улучшило его настроение. После душа он надел майку и штаны, прошлепал босиком на кухню. Эльза поставила перед ним дымящуюся чашку, тарелку с омлетом.

— Вот. Я приготовила завтрак. Пришлось погуглить рецепт, но я справилась. Я хочу сказать, что благодарна тебе. Мне правда некуда было пойти. Спасибо.

Она уселась напротив. На фоне окна ее волосы отдавали рыжиной, как у лисы.

— Ты гуглила омлет?

— У нас дома есть повар, — она пожала худенькими плечами.

— Понятно, — кофе оказался таким, как он любил, и это несколько примирило его с жизнью. — Почему сама не ешь?

— Нет аппетита, после укуса я даже похудела на три килограмма. Так что в этой ситуации есть свои плюсы.

Она что, хвастается?

— Ты очень худая.

— Ну, знаешь, это ты слишком толстый, — возмутилась Эльза.

— Это мышцы! — Эльза скептически на него посмотрела, задержав взгляд в районе живота, и Брун добавил: — К тому же медведи всегда набирают вес перед зимой.

— Сколько ты весишь?

Эльза — в шортах и белой майке, с волосами, забранными в задорный хвост на макушке, — выглядела совсем юной. Она на третьем курсе, значит, ей лет девятнадцать-двадцать. Десять лет разницы — и целая жизнь. А весит она примерно втрое меньше, чем он. Вот только озвучивать это почему-то не хотелось.

— Давай немного помолчим, — невежливо предложил Брун, зацепив вилкой кусок омлета. Эльза открыла рот и захлопнула. Вот и умница. Омлет оказался пересоленным.

На парковке Эльза забежала вперед и легко справилась с заедающей дверкой. Усевшись в огромный Тахо, демонстративно отвернулась к окну, поджав губы. Что интересного она там увидела? Дома, плотно прижатые друг к другу, словно в попытке согреться? Выщербленный асфальт? Брун почувствовал легкий укол вины. Девчонке и так непросто, а тут он — чуткий и внимательный, как медведь.

— Куда тебя подбросить? — спросил он.

Эльза отвернулась сильнее. Еще немного, и шею себе свернет.

— Эльза, с утра я не в духе. И чем дальше зима, тем хуже, — покаялся Брун. — Теперь я проснулся, взбодрился и готов тебя выслушать.

— Знаешь, так даже лучше, — фыркнула она. — Раз ты ведешь себя грубо, то и я не буду с тобой милой!

— Ты была милой? — искренне удивился Брун. — Так куда тебе?

— В смысле — куда? — огрызнулась Эльза. — Куда ты — туда и я.

— Подожди, — нахмурился Брун. — Похоже, нам и вправду надо обсудить наше деловое партнерство. Ты что же, собираешься приклеиться ко мне, как банный лист?

— А ты думал, я сидела всю ночь в твоей халупе, увешанной коврами, в качестве благотворительности? Теперь твоя очередь мне помогать.

— И что конкретно ты хочешь? — он выехал на улицу, включил дворники, едва поспевающие смахивать мокрую снежную кашу.

— Чтобы ты не дал мне сорваться, — Эльза снова отвернулась к окну.

5.

Клиентка, густым контральто представившаяся по телефону Айседорой Дробовицкой, оказалась хрупкой старушкой с лиловыми буклями и тонкой полоской розовой помады на высохших губах. Эльза догадалась принести из приемной свой стул, и Айседора присела на краешек, держа осанку как графиня. Ее шубу, графитовую норку, Эльза унесла в приемную, делая большие глаза. Брун сразу вспомнил, что не предусмотрел вешалок.

— Меня хотят ограбить, — заявила Айседора без прелюдий. — Мой покойный супруг собрал внушительную коллекцию предметов старины. Он был известным композитором и дирижером симфонического оркестра, мы много путешествовали. Александр Дробовицкий, вы наверняка слышали это имя.

Брун неопределенно кивнул, оперся подбородком на сцепленные кисти рук. Он не имел понятия, кто это такой, и ничего не смыслил в классической музыке, но терять клиентку не хотелось.

— После смерти Алекса я решила систематизировать коллекцию. Мой супруг был творческой личностью, видя гармонию в хаосе, я же предпочитаю порядок.

Она выдержала паузу, и Брун, встрепенувшись, одобрительно кивнул. Старушка и сама выглядела как древний экспонат, постаревшая куколка: сиреневые завитки один к одному, на бежевом кардигане жемчужная брошь, серьги к ней в комплект, ногти на руках, усыпанных пятнами, выкрашены розовым. Юбка целомудренно скрывает колени, что радует. Не хотелось бы повторения вчерашней сцены в другом исполнении. Брун одернул сам себя и сосредоточился на клиентке.

— Я разделила экспонаты по эпохам и культурной принадлежности, составила полный перечень. Однако некоторые вещи, на мой взгляд, не имели особой ценности, и я выставила их на аукцион, надеясь к тому же поправить финансовое положение, пошатнувшееся после кончины Алекса.

— Я соболезную вашей утрате, — пробормотал Брун.

— О, я нисколько не жалела расставаться с этими безделушками, — махнула рукой старушка, не вполне поняв оборотня. — До последнего дня я думала, что это было лучшим решением в моей жизни. Ведь за одно кольцо я получила больше ста тысяч сторнов.

— Ого! — удивился Брун.

— Огого, — самодовольно улыбнулась Айседора, заправив лиловый завиток за ухо. — Я, как и вы, пребывала в глубочайшем изумлении. Ведь кольцо не представляло собой ничего особенного: серебро, овальная вставка из красной яшмы, никакой магии. Честно говоря, до того, как мне перечислили деньги, я была уверена, что это ошибка. Но после аукциона вокруг моей коллекции возник нездоровый интерес. Я получила несколько предложений интервью от репортеров, желающих непременно проникнуть в мой дом, меня бомбардируют письмами другие коллекционеры, требуя перечень экспонатов, а позавчера неизвестный проник в хранилище.

— Что-нибудь пропало?

— Только лишь мое спокойствие, — сокрушенно покачала головой Айседора.

Эльза аккуратно открыла дверь бедром, протиснулась в кабинет, держа чашку, исходящую паром.

— Вы обращались в полицию?

— Да, я написала заявление, но, поскольку ничего не пропало, и следов взлома нет, его у меня даже не взяли.

— Но вы уверены, что кто-то был в вашем доме, — утвердительно сказал Брун.

— Вампир, — скривилась Айседора.

Чашка в руках Эльзы звякнула о блюдце.

— В коллекции есть довольно редкий предмет — камень фей, который меняет цвет при приближении упырей, — пояснила старушка. — Когда я вернулась с прогулки и, как обычно, прошла в хранилище, чтобы проверить уровень температуры и влажности, камень еще мерцал. Если бы я вернулась на полчаса позже, то ничего бы не заметила.

— Окна и двери были заперты?

— Да. И прислуга клянется, что никто не заходил.

— Если это был старый вампир, то он мог внушить им это, — сказала Эльза. Она поставила чашку на стол, улыбнулась старушке как ни в чем ни бывало.

— Именно! — согласилась та. — Они только делают вид, что подчиняются законам. А сами плюют на них с этой своей башни, тень от которой рассекает весь город! Толерантность сыграла с нами, людьми, плохую шутку. Все после того случая в двадцать втором, когда кровосос обратил дочку министра. Все поправки к законам, принятые для уравнения особых в правах, — от лукавого. Вампиры, ведьмы, лепреконы и прочая нечисть паразитируют на человечестве! Надо было уничтожить особых вместо всех этих глупых поправок, — она осеклась, поймав мрачный взгляд Бруна. — Хотя против оборотней я ничего не имею. Вы могли бы жить в заповедниках.

— Хорошо, я мог бы взяться за ваше дело, — согласился Брун, мысленно приписывая нолик к счету, который он выставит, — но пока не совсем понимаю, чего вы хотите. Состава преступления как такового нет.

— Дело в том, что все репортеры, коллекционеры и прочая шелупонь интересовались, есть ли у меня другие предметы «вампирской» тематики, помимо кольца Бальтазара, — ответила старушка, она отпила из чашки, оставив на белом краешке тонкий розовый след.

— Кольцо Бальтазара? И оно связано с вампирами?

6.

Перед торговым центром Эльза остановилась, взглянула в нерешительности на сияющие витрины.

— Мне немного страшно, — призналась она.

— Отлично, давай не пойдем, — Брун развернулся назад к машине, но Эльза цепко ухватила его за руку.

— Даже не надейся, — сказала она.

Прохладная ладонь Эльзы спряталась в горячей лапе, как замерзшая птичка. Охранники покосились на желтую бирку в его ухе, но останавливать не стали. В сопровождении человека потенциально опасным оборотням позволялось посещать общественные места. Однако Брун заметил, что один из охранников — самый здоровый — двинулся за ними следом. Брун про себя усмехнулся. Знали бы они, что куда большую опасность представляет хрупкая девчонка, что идет с ним рядом и пялится на витрины с восторгом ребенка, впервые попавшего в цирк.

— Сюда, — Эльза ринулась в павильон, — ты только погляди, какие оттенки зеленого! Новая коллекция!

— Цвета моей тоски, — вздохнул Брун, но Эльза как паровоз уже потащила его к вешалкам.

— А давай и тебе что-нибудь подберем. Знаешь, если тебя приодеть и побрить, ты будешь выглядеть не таким пугающим.

— Что-то я не заметил, чтобы ты меня боялась.

— Мне бояться уже поздно, — философски заметила Эльза. — Самое плохое уже случилось.

— Вам помочь? — продавщица материализовалась за Эльзой, но Брун оттер ее плечом.

— Лобзик? — спросил он у девушки.

— Пока вроде нет, —  ответила Эльза. — Спасибо, мы сами, — она улыбнулась растерявшейся продавщице и вытащила вешалку с бирюзовым балахоном.

— Мне кажется, это великовато, — заметил Брун. — Ты в нем утонешь.

— Это для тебя, — Эльза приложила к нему вешалку, оценивающе прищурилась, бирюзовый волан расплескался у него на груди морской волной.

— Великолепный выбор, — пискнула из-за прилавка продавщица. — Хит сезона.

Брун взял вешалку из рук Эльзы и повесил назад на стойку.

— Давай бери какую-нибудь куртку и пошли.

— Ох, Брун Ррун Торн, ты не умеешь наслаждаться процессом, — нараспев произнесла Эльза, перебирая шейные платки, сложенные в большом коробе.

Брун внимательно посмотрел на девушку, но, кажется, она сказала это без подтекста.

— Как раз-таки умею, — ответил он.

— Вот этот хорошенький, правда? — она перевесила через руку скрученный в жгут платок, — такой интересный оттенок, пыльно-малиновый.

— На дождевого червя похож, — кивнул Брун.

Эльза бросила на него убийственный взгляд и вернула платок на место. Она потянулась было к пальто с меховым воротником, но одернула руку.

— Пойдем еще погуляем, присмотримся, — она взяла его под локоть, повела из павильона. — Мне нужны домашние туфли, хотя, ты знаешь, по твоим коврам удобно и босиком…

Она замерла, будто наткнувшись на стену. Брун проследил за ее взглядом и увидел парня с девушкой, на вид — ровесников Эльзы. Парень — высокий и стройный, с волнистыми светлыми волосами, уложенными как у кинозвезды, — тоже не отрывал от них глаз. Прохладные пальцы Эльзы сжали руку Бруна.

— Эльза, — парень шагнул вперед, но, похоже, передумал подходить ближе. — Ты все еще…

— Это возмутительно! — воскликнула его спутница, фигуристая блондинка в лисьей шубе до пят, расстегнутой будто нарочно, чтобы продемонстрировать и глубокий квадратный вырез, и стройные ноги в ботфортах. — Куда смотрит охрана?

Охранник, следящий за Бруном от самого входа, подошел ближе, буркнул что-то в рацию.

— Она — новообращенный вампир! — блондинка указала пальцем на Эльзу. — Молодым вампирам нельзя в общественные места, они не умеют себя контролировать.

— Уймись, Вероника, я не вампир, пока что, — сказала Эльза, перевела взгляд на парня. — Я смотрю, ты быстро нашел мне замену.

Тот собирался ответить, но Вероника его перебила.

— А что, он должен был уйти в монастырь? — она теснее прижалась к парню, по-хозяйски поправила на его шее полосатый шарф. — Он рассказал, как ты чуть не загрызла его во время секса. Есть предел и для страсти, знаешь ли.

Рука Эльзы так сжалась, что Брун зашипел от боли.

— Пойдем отсюда, — он потащил Эльзу к выходу.

— А твоей зверюшке нравится, когда ты кусаешься, да, Эльза? — выкрикнула Вероника вслед.

Брун помог девушке забраться в машину, закрыл за ней дверцу, сел за руль. Эльзу колотило, она укуталась в шубу, спрятала лицо в ладонях.

— Эй, — Брун отвел прядь волос от ее лица, — ну, все, успокойся.