Земля неведомая

Часть I Генералы Мэйна

— Хочешь знать, за что я на самом деле ненавижу испанцев?

Вопросик настолько не вписывался в колею их предыдущего разговора, что Галка опешила. Хотя Дуарте — капитан Дуарте! — умел сделать и самую обычную беседу полной неожиданных поворотов.

— Здесь, если мне не изменяет зрение, пару минут назад обретался один сеньор, — сказала она. — Но он уже скоропостижно вышел… Я верно поняла — именно он навел тебя на такие грустные мысли?

— Тебя не проведешь, — хмыкнул Жозе. — Но раз уж я первым завел этот разговор, давай доведу его до конца, а ты уже делай свои выводы.

— Только прошу тебя, не переводи… э-э-э… курс на всех испанцев чохом. Говори о конкретных людях.

— Как хочешь, — сказал Дуарте. Заглянул в опустевший стакан, налил себе рома и выпил еще, хотя и так уже был «под подогревом». — У моего отца был компаньон. Как-то отец занял у него четыре тысячи реалов. Дело в порядке вещей, они друг у друга часто занимали деньги под разные сделки. Отец провернул свое предприятие, честь честью отдал долг, да вот незадача: не успел оформить возврат денег на бумаге. Заболел. И на следующий день умер. Через день умерла мать. А еще через день контору опечатали, имущество описали и продали якобы за долги. А когда оценщик объявил, что стоимость имущества не покрывает стоимости долга, — это Дуарте сказал с такой ядовитой иронией, что Галка мрачно усмехнулась, — с торгов продали меня. Единственного наследника, слишком хорошо знавшего подоплеку дела.

— А этот испанец?

— Сын компаньона моего отца. Было время, когда я называл его братом… Выпьем?

— Ты поаккуратнее с ромом, особенно в таких делах, — предупредила его Галка. — Думаешь, он тебя узнал?

— Не знаю, и это меня бесит.

Разговор состоялся две недели назад, но настроение Дуарте никак не желало улучшаться. Даже отплытие с Мартиники ничего не изменило. Португалец стал, мягко говоря, слишком часто заглядывать в бутылку, а сильно пьющий капитан на корабле — жди беды. Потому Галка попросту запретила ему пить до возвращения на Тортугу. В общем-то это мало что изменило. Дуарте все равно был мрачен, как грозовая туча, хоть и трезв. Когда брали на абордаж намеченную жертву — испанский галеон, перевозивший золото и серебро из Маракайбо в Санто-Доминго, — оставался отменно спокоен. Что на него вообще-то не очень было похоже. А на Тортуге сорвался, ушел в запой. Такого не могли припомнить даже те, кто горбатился с ним вместе на плантации. Как друзья ни старались его расшевелить, ничего не выходило. Но этим утром капитан «Дианы» явился трезвым, чисто выбритым и одетым с иголочки. Со стороны — так и вовсе настоящий испанский идальго.

— Я в порядке, капитан, — сказал он, заметив вопросительный взгляд Галки. — Все прошло, честное слово.

— Точно прошло? — Да, внешне все было замечательно, но Галка-то чувствовала в нем напряжение. Дуарте сейчас был как натянутая струна. Чиркни ножиком — и все.

— На какое-то время, — честно признался Жозе. — Не волнуйся, Алина, это не помешает мне в бою.

— Рвешься в следующий рейд? — хмыкнула Галка. Она сейчас как раз читала корреспонденцию, накопившуюся за время ее отсутствия в Кайонне. И среди писем было одно весьма интересное, грозившее обернуться неплохой прибылью. — Придется подождать, брат. Пока вы с Причардом брали галеон на абордаж, нас порядком издырявили эти клятые фрегаты охраны. Пока все корабли не будут в полной готовности, я из бухты не выйду.

— А я и не спешу. — Дуарте присел на резной стул — мебель на «Гардарике» была еще испанская, наследство от прежнего капитана. — Просто у меня возникла неплохая идея. Дай, думаю, поделюсь ею с тобой, вдруг понравится.

— Предлагаешь совместить приятное с полезным? — усмехнулась Галка. — То бишь личную месть с прибыльным рейдом? Что ж, это интересно.

— Дело в том, что контора… э-э-э… одного моего старого знакомого расположена в Картахене…

Вот с этого все и началось.

Я дрейфую, как корабль при полном штиле. Дрейфую по течению.

Что же изменилось во мне за эти два года?

Да, я освоилась в этом непростом веке хотя бы потому, что и в своей эпохе не жила, а выживала. Но там мне не приходилось для этого убивать. А здесь… Я — пиратский капитан. Я — заложница собственного положения. Потому что если я откажусь от рейдов, команда разбежится, и я в лучшем случае просто останусь голодной, никому не нужной. В худшем меня повесят на первом же суку. Испанцы — народ не только прижимистый, но и злопамятный. Вот и ношусь по Карибскому морю в поисках очередной жертвы. Моего имени боятся теперь не меньше, чем боялись имени Моргана. И иногда мне начинает казаться, что это месть сэра Генри. Проклятый пират наверняка смеется в аду, видя, как я стала его фактической наследницей… Это как лабиринт. И я пока не вижу выхода из него. Ариадна, ау! Дай мне свою путеводную ниточку…

Джек говорит, что я когда-нибудь найду свое предназначение. Лучше бы раньше, чем позже.

— Пятьдесят тысяч?

— Да, сумма именно такова. Испанцы могли бы, впрочем, предложить и больше, не обеднели бы.

— Это целое состояние. Пятьдесят тысяч за живую и двадцать за мертвую… Не многовато ли за бабенку, цена которой от силы полторы сотни песо?

— Сразу видно, что вы недавно из Европы и не в курсе наших дел. Эта, как вы выразились, бабенка…

— …обходится казне куда дороже означенной вами суммы. Хорошо, экселенц. Я возьмусь за это дело… Говорят, она не в ладах с англичанами. С каких пор?

— С тех самых, когда сожгла их линкор с Морганом на борту.

— Молодая волчица сожрала старого волка, только и всего.

— Тем не менее она опасна. Опасна как раз тем, что слишком независима, и ее дальнейшие поступки малопредсказуемы. В данный момент она служит Франции, но я не обольщаюсь на этот счет. Французы пригрели на груди змею, и она рано или поздно их ужалит. Впрочем… Если вам удастся нейтрализовать эту даму, не прибегая к крайним мерам…

— Если верить тому, что вы сейчас мне наговорили, она не станет вам служить.

— Тем хуже для нее.

Услышав слово «Картахена», Джеймс несколько секунд смотрел на этих двоих как на сумасшедших. Но затем мелькнула мысль: а почему бы и нет?

— Что и говорить, предприятие смелое. Рискованное, — сказал он, глядя на свою жену. — Я бы даже сказал — чрезмерно рискованное.

— Ну, Джек, ты же меня знаешь. — Галка весело улыбнулась. — Безнадежных дел я не затеваю.

— Я не о том, — сказал Эшби. — Кто предложил такую идею? Ты или Жозе?

— Я, — прямо сказал Дуарте. Ну не умел он лавировать между рифов в словесных баталиях, что поделаешь. — Если Моргану удалось взять Маракайбо и Панаму, почему мы не можем взять Картахену? Я там жил четыре года и знаю город.

— Подождем Билли. — Эшби хоть и не был капитаном, но его слово на совете значило немало. Все-таки кадровый военный. — Если он явится с хорошим уловом, тогда можно будет о чем-то говорить. Если нет…

— …придумаем другой план, только и всего, — подмигнула ему Галка.

— Авантюристка, — усмехнулся Джеймс, когда Дуарте ушел с квартердека. — С кем я связался?..

— Дорогой, ну должна же я сделать любимому мужу хоть какой-то подарок к годовщине свадьбы. — Галка поддержала его игру и весело рассмеялась.

Она смеялась, но на душе у нее было не так уж радостно, как хотелось бы. И Джеймс об этом знал.

Вообще-то он был единственным человеком, кто знал о Галке если не все, то все существенное. Включая и истинную историю появления на необитаемом острове двоих русских. Она боялась недоразумений, но Эшби оказался человеком вполне практичного ума. Доказательство — мобильный телефон, из которого на последних крохах энергии Галка выжала максимум возможной информации — его вполне удовлетворило. После этого многое для него встало на свои места. Сразу нашли объяснение кое-какие странности. Жена, кроме всего прочего, рассказала ему вкратце историю будущих столетий — ту, которую знала. И тогда он выдвинул предположение, что она здесь объявилась вовсе не случайно, а очень даже целенаправленно. «Пусть так, — ответила тогда Галка. — Я не знаю, КТО это с нами сделал, и знать не хочу. Единственное, что меня действительно интересует — зачем. Я хотела бы разгадать эту загадку». — «Не мне судить о намерениях Всевышнего, — ответил ей Джеймс. — Однако я уверен, что если ты оказалась здесь не случайно, то рано или поздно возьмешь нужный курс». С тех самых пор, когда ушла последняя тайна, разделявшая их, Галка могла доверять мужу безоглядно. Он и правда был надежнее любого сейфа.

Утром следующего дня в Кайонскую бухту вошли два фрегата под французскими флагами. Один из них некогда носил имя «Саутгемптон», и считался при своих тридцати шести тяжелых пушках гордостью британского военного флота. Но сейчас на его корме красовалось название «Амазонка», и украшал он собой не британский, а пиратский флот. Второй фрегат был чуток поменьше — всего «каких-то» тридцать два орудия. Вид имел немного потрепанный, но вполне удовлетворительный. И еще не переменил имя: на кормовом подзоре крупными буквами было написано «Рочестер». Видать, тоже недавно был гордостью британского флота.

— Англичанин, — не слишком довольно заметил Эшби, разглядывая трофей. — Это Билли перестарался или ты дала ему такое указание?

Галка, жмурясь от солнечных бликов, тысячно дробившихся в мелкой зыби на поверхности бухты, улыбнулась.

— Прости, Джек, но я дала Билли указание брать любой подходящий корабль, какой попадется по дороге, если на нем не будет французского флага, — сказала она. — В этот раз попался англичанин. Что, из-за одного фрегата Англия объявит войну Франции?

— Наверняка нет, но неприятностей теперь не оберешься. После того как мы немножко ограбили Моргана, а затем его немножко убили, отношения англичан и французов в Мэйне тоже немножко испортились.

— Да, я знаю. Недавно напали на Требютора, но ведь он не только отбился, а еще и с призом пришел.

— Тем более. — Эшби не был пессимистом. Он был реалистом, а это гораздо хуже. — Так еще дождемся, что Линч начнет выдавать комиссии[1] против кораблей под французскими флагами.

— Линч еще не сошел с ума, чтобы сделать такую глупость, — Галка знала и. о. губернатора Ямайки лишь заочно, но слышала, будто это человек умный. — Хотя если в Европе кому-то вдруг приспичит подраться, мы в стороне тоже не останемся. А мне в самую последнюю очередь хотелось бы, чтобы сюда явился английский флот.

— Не знал, что ты настолько симпатизируешь Франции, дорогая.

— Франции? Чуток побольше, чем Англии с Испанией, — призналась Галка. — А как еще я должна относиться к стране, которая поставляет корабли во враждебный моей родине турецкий флот? Но д'Ожерон — чертовски умный человек. И если убедить его поучаствовать в нашей авантюре, то в выигрыше будут все. Кроме Испании.

— Признайся честно, Эли. — Эшби заглянул ей в глаза. — Д'Ожерон предлагал тебе патент капитана французского флота?

— Я отказалась.

— Еще бы… И как его реакция?

— Он тоже меня понял, Джек, — негромко сказала Галка. — Мы — вольные птицы, а нас в мундир и в клетку.

— Думаю, предложение будет сделано еще раз, и, боюсь, не самым любезным способом, — сказал Эшби. — Тебя могут поставить перед нелегким выбором.

— А вот чтобы нас никто не ставил перед нелегким выбором, — заговорщически подмигнула ему Галка, — придется совершить дерзкий рейд. Такой, чтобы затмил даже Панаму.

— Пойдешь к д'Ожерону?

— Сперва посмотрим, чего там приволок Билли…

…А Билли, давно пересевший с «Афины» на «Амазонку», действительно не мелочился. Пираты обычно не нападали на военные корабли, и «Рочестер» шел из метрополии в Порт-Ройял один, без сопровождения. Но он не слишком удачно выбрал время для одиночного путешествия. Во-первых, после разнесшегося слуха о том, как Морган собирался «кинуть» своих союзников и как они сами его грабанули на приличную сумму, отношения между английскими и французскими пиратами действительно слегка испортились. Во-вторых, французские пираты теперь время от времени пощипывали английских купцов, а английские платили тем, что щипали французских. В-третьих, сами пираты тоже пошли другие. Если раньше посудина в двадцать пушек у них считалась достойной адмирала, то сейчас им подавай тридцати- и даже сорокапушечные. Отсюда и результат: нападение средь бела дня на английский военный фрегат… Билли, как и его адмирал, без нужды никого не резал. Оставшихся в живых англичан рассадил в шлюпки, предоставил им возможность добраться до берега своими силами и благополучно о них забыл. О чем и доложил своему адмиралу, когда она явилась на борт «Рочестера».

— Правильно сделал, — кивнула Галка. Она знала, что Билли не станет ее обманывать. Во-первых, шила в мешке не утаишь, а во-вторых, как следует врать он так и не научился. Хоть и был когда-то вором.

— Они натреплются своим, — сказал Билли. — Ты этого хотела?

— Ага, — кивнула Галка. — Попортим кое-кому настроение. Ну показывай трофей.

Билли широко улыбнулся и повел ее с Джеймсом в капитанскую каюту.

— Тут вам обоим подарочек, — хитро улыбаясь, сказал он. — Вскрыл я шкатулочку для писем, а там… О! — И жестом фокусника выудил из красивого, окованного серебром ящичка большой лист с гербовой печатью. — В общем, по части отношения к чужой переписке я неделикатный. Почитал на досуге. Думаю, тебе это тоже будет интересно.

— «Сэру Томасу Линчу, губернатору Ямайки». — Галка прочитала надпись на разорванном конверте, оставшемся в ящичке. — Интересненько… Ой, Джек, ты только посмотри! — Бегло прочитав письмо, она заулыбалась. — Какая прелесть! Похоже, если в Европе никто никому не объявил войны, то день прошел зря.

Эшби полюбопытствовал и мысленно согласился с Галкой. Немудрено.

— Подписи нет, но печать и стиль говорят сами за себя: это не мог написать никто, кроме герцога Йоркского, — сказал Джеймс, возвращая письмо. — Если сейчас захватить французскую диппочту, там могут обнаружиться аналогичные письма. Ты права, Эли: назревает война. С кем собирается воевать Англия? Надеюсь, не с Францией.

— Вот тебе не все равно, — хмыкнул Билли. Ну и что, что он когда-то был «домушником», а Эшби — дворянином и офицером? Сейчас они оба были флибустьерами. Более того — друзьями. — Больно ты щепетильный. Англия? Подумаешь — родина! Плевать я хотел на родину, которая выкинула нас как мусор. Лично я, если начнется заварушка, буду бить англичан, как бил донов, без зазрения совести. А ты?

— Если они нападут — буду защищаться.

— А до того станешь сидеть и ждать, пока нападут? Хех!

— Ну в любом случае перемен ждать недолго. — Галка постаралась встрять в их препирательство, пока оно не перешло в жесткий мужской спор. — Кайонская бухта — твердый орешек. Сюда никто не сунется, если жизнь дорога. Но заблокировать нас тут можно. При наличии большой эскадры, например. Кто сомневается, что Линч таковую эскадру при случае соберет, поднимите руки.

— Нам грозит корректировка планов? — Джеймс все понял с полуслова.

— Естественно. Но сперва мы слегка усложним задачку сэру Томасу и его лондонскому шефу, — Галка, до того имевшая весьма задумчивый вид, вдруг улыбнулась. Ни дать, ни взять, пришла в голову какая-нибудь каверза. — Так, на всякий случай. Вдруг они и в самом деле с французами подерутся? Хотите меня попинать? Тогда слушайте…

Стать пиратским «генералом», водить по Карибскому морю банду в две с лишним тысячи человек, грабить испанцев — этого ты хотела, да? Получи и распишись, подруга.

Нет. Джек прав. Я еще не нашла свой курс. А теперь найду ли? Хороший вопросик.

Я — пират. Меня боятся, кое-кто немножечко уважает, но профессия пирата здесь презираема. Даже несмотря на то, что я три полных года всеми силами пытаюсь выправить репутацию «морских волков». Приморила Риверо, разорившего Пор-де-Пэ. С Морганом рассчиталась не за панамское золото, ради которого он собирался нас убить, а за жителей Маракайбо и Порто-Белло. Так Линчу и написала, а он взял и обиделся, милорд хренов. Еще отловила парочку беспредельщиков и приказала перевешать на реях их собственных кораблей. Издевательства над мирными жителями после этого как-то очень быстро сошли на нет. Весь Мэйн в курсе, что я терпеть ненавижу живодеров и насильников и могу за это дело наказать, невзирая ни на какие флаги. Знаете, что в этом самое интересное? Что команды моих кораблей полностью меня в этом поддерживают. А ведь, казалось бы, такие же пираты, дети своего времени.

Как они изменились за эти два года…

Может, это и есть мой верный курс? Не знаю.

«Увольнительная у морячка, — с иронией думал Владик. — Ну и времечко нам досталось: никаких нормальных развлечений, кроме девчонок и выпить-закусить… Ладно, перебьюсь».

В кои-то веки его потянуло что-нибудь почитать. Дома, при наличии доступа к любой библиотеке города и Интернету, не тянуло. А здесь… Может, и правда двадцать первый век — век информации? А он плоть от плоти этого века и чувствует приступы «информационного голода»? Вполне возможно. Галке проще, она капитан. Ей по чину положено получать и переваривать столько информации, что хватит с избытком и для детища инфо-мира. Ну а Владику-то что делать? Камбуз надоел до чертиков. Потому он и выкупил недавно долги одного парня, сына местного трактирщика. Мишель проигрался в пух и прах. Вернее, его, никогда до того не игравшего, ловко облапошили кайоннские жулики. С матерыми пиратами они связываться не рисковали — эти чуть что заподозрят, сразу кулаком в морду. Зато таких вот молодых и зеленых тутошние лохотронщики раздевали донага. Владик заплатил за Мишеля его долг, но взамен потребовал, чтобы парень пошел на «Гардарику» коком. На целый год. А что тому оставалось делать? Пошел. Теперь на галеоне снова был один неисправимый пацифист. Ведь сам Владик давно привык к сабле и абордажам.

Иногда у него начинал побаливать шрам на щеке. Видно, этот чертов Харрис, чтоб его хорошенько черти в аду поджаривали, задел какой-то нерв. Но Владик давно перестал обращать на это внимание. Двадцать шесть лет. По меркам семнадцатого века — взрослый мужик. Даже слишком взрослый, полжизни за плечами. Как-то, бреясь, Владик внимательнее взглянул на свое отражение в маленьком зеркальце и сам себя не узнал. В последний раз он детально обозревал свою «личность» еще дома, когда собирался на ту проклятую вечеринку, на которую ему так и не суждено было доехать. И он помнил утонченного щеголя, покорителя блондинок, хоть на подиум в качестве модели. А сейчас на него из зазеркалья смотрел самый настоящий пират. Красивое, но все-таки огрубевшее, обветренное лицо со шрамом. Давно и плохо стриженные, кое-как расчесанные волосы, образовавшие что-то наподобие выгоревшей на солнце львиной гривы. Бронзовый загар. Даже глаза как будто изменились. Оставшись теми же, ярко-голубыми, они уже нисколько не напоминали «летнее небо», как выражалась его последняя «домашняя» пассия, Маринка. Они стали холодными, как лед.

Только одно не изменилось. Несмотря ни на что, Владик так и не смог сделаться жестоким, как это флибустьерское море. То есть в бою убивал. Было. Но стать таким, как все, не получалось. Двадцать первый век сидел в нем слишком прочно.

Пока «Гардарика», «Амазонка» и «Акула» ремонтировались, команды исправно прогуливали на берегу свою долю. Не в первый раз и, даст Бог, не в последний. Владик в этих гулянках участие принимал редко. Во-первых, не очень любил напиваться до драки и потери сознания, а во-вторых, собирал денежку. Не на что-то конкретное, просто на всякий случай. Не век же ему пиратствовать. Галка, если ей нравится быть пиратским адмиралом, пусть командует эскадрой. Владик сильно подозревал, что в этом, в их варианте истории она в каком-то смысле заменила Моргана. И если он прав, то вскорости должны произойти некие перемены. Франция может пойти путем Англии, руками пиратов расширяя сферу своего влияния. А затем, расширив оную сферу до приемлемых размеров, начнет надевать на флибустьеров ошейник. На кого золотой — в виде должностей и прочих милостей — а на кого и пеньковый. Галка ведь понимает это не хуже, а, как Владик подозревал, гораздо лучше него. В то, что она по примеру Моргана согласится на губернаторство, верил очень слабо. А становиться отщепенцами вроде приснопамятного капитана Флинта никому не улыбалось.

Вспомнив о Моргане, Владик криво усмехнулся. Панамский поход хоть и осуществлялся этим пиратом в Мэйне, но задумывался в Лондоне. Сэры играли с адмиралом Ямайки в беспроигрышную — для них — партию. Наехав на Модифорда, они тем самым не оставили Моргану иного выхода, кроме организации крупного прибыльного рейда. И поставили дело таким манером, что Морган был вынужден «кинуть» Береговое братство ради спасения своей шкуры. Если бы сэру Генри это удалось, как в известном двум пришельцам из будущего варианте истории, то он бы автоматически сделался лучшим «цепным псом» Лондона на просторах Карибского моря. Ведь пираты «кидалово» не прощают, и Моргану просто не оставалось бы иного выхода, кроме как вешать своих былых подельников. Но в этом варианте у него на пути встала очень вредная девчонка, которая говорила: у меня восемь сотен братьев. И планы Лондона пошли вкривь и вкось. Что толку посылать в Порт-Ройял приказы окоротить пиратов, когда те один за другим перебираются на Тортугу и Французскую Эспаньолу? Д'Ожерон получил из Версаля свои инструкции и выполняет их весьма успешно. И вот теперь, более года спустя после панамского похода, ситуация сложилась очень интересная и взрывоопасная. Потеряв стабильный источник неплохого дохода в виде Моргана, Ямайка начала медленно, но верно клониться к упадку. Зато Тортуга, едва не проигравшая конкуренцию, теперь снова процветает. Интересная коллизия, правда? Особенно для Англии. Владик ничего не знал о перехваченном Билли письме, но и сам догадывался, что вскорости им предстоит крепко подраться. А что нужно пирату в хорошей драке? Правильно: хорошее оружие.

Еще покойный дядька Жак научил его разбираться в клинках, как когда-то он разбирался в новинках иномарок. Владик не забыл ничего из его уроков. И вообще говорил о старом боцмане: он дал мне больше, чем родной отец. Так что фуфло он бы не купил. А французик, хозяин оружейной лавки, уверяет, будто этот кусок плохо отточенной железки — самое то, что нужно бравому пирату при абордаже. Владик даже не стал смотреть на дешевки. Сразу подошел к более дорогим, но стоящим своих денег «аргументам». Не именные клинки, понятно, но вполне приличные вещи, из пиратских трофеев. Долго выбирал. Приметив и примерив по руке не слишком тяжелую, отлично сбалансированную саблю из хорошей стали, Владик остался ею доволен и выложил требуемую сумму. Долго же он привыкал к тутошним расценкам. Но теперь привык и чувствовал себя если не вовсе как дома, то в любом случае не чужим. А поначалу? Дядька Жак, помнится, воспитывал его не иначе как подзатыльниками, когда отчаялся донести разумное слово до неуча, сухопутной крысы, случайно затесавшейся на борт. Владик даже обижался. Пытался жаловаться Галке. А той было не легче. Его хоть «тягать концы» и зашивать дырявые паруса не заставляли. Вы знаете, что такое зашивать парус? Это вам не дырка на штанах. Парусина — ткань очень плотная. Взять ее можно только большой толстой иглой. А загнать такую иголку в парусину можно было лишь надев перчатку с нашитой железной пластинкой. С небольшим углублением в центре, чтобы игла не соскальзывала. Потому как альтернативным методом было бы забивать иглу молотком. Так что, хорошенько подумав, Владик согласился: ему выпала еще не худшая доля. А сейчас мысленно благодарил дядьку Жака за науку. Если бы не старый боцман, где бы он в данный момент был? Скорее всего, на дне.

Стремительные сумерки — и вот она, ночь. Полная звезд, на которые Владик у себя дома никогда не обращал внимания. Пора возвращаться на корабль. Он уже забыл, когда в последний раз ночевал на суше. Разве что в Пти-Гоав, куда они ходили на встречу с союзниками, так ведь когда это было? Ночные звуки берега с непривычки настораживали, и Владик поторопился в порт. Если даже там и нет сейчас шлюпки с «Гардарики», любой лодочник за монетку довезет его на корабль. «Морская болезнь», выражавшаяся не в тошноте и прочих неприятных последствиях, а в невозможности жить без моря, делала свое черное дело. Владик уже не мог спокойно себя чувствовать, если не слышал плеска волн… Вот вам и «сухопутная крыса».

«Что ж, — думал Владик, сворачивая на кривую улицу, ведущую в порт. — Из плохого экономиста, кажется, получился неплохой пират. А мог вообще получиться труп. Причем в первый же день».

Мелькнувшую впереди тень он заметил только потому, что она на миг загородила свет далекого фонаря. И первым делом схватился за рукоять только что купленной сабли. По темному времени в Кайонне добрые люди запирали двери и ставни, а пираты либо гудели по тавернам, либо возвращались на корабли. Потому что среди пиратов тоже разные экземпляры встречаются. Есть и такие, которые не против обчистить кого-нибудь из захмелевших собратьев. Есть и такие, что берутся за сходную денежку отправить кого-нибудь на небеса. Владик еще никому дорогу не переходил. Но все знали его как брата капитана Спарроу, и он это крепко помнил. Еще со времен крепости Чагрес… Шорох сзади. Владик отреагировал мгновенно: отскочил к стене и выхватил саблю. Это спасло его от удара дубинкой. Так. Если полезли с дубьем, то явно не для того, чтобы прикончить. Значит, он нужен им живым!.. Свистнул клинок, и обладатель дубинки взвыл. Куда конкретно Владик его ранил, видно не было. Но выход в порт все еще был перекрыт: к тому первому, что мелькнул на фоне фонаря, присоединился еще один.

Он не увидел, а именно почувствовал момент удара. И сделал все, как говорится, на автопилоте. Левой рукой, то есть пустыми ножнами отбил саблю противника, а правой — воткнул в него клинок. Куда — опять же ни хрена не видать. Но этот упал и больше признаков жизни не подавал. Зато второй попался отменный фехтовальщик. Как минимум равный покойному Жаку. А против него Владик и сейчас бы не выстоял, даже если бы рубился двумя саблями. Разве что защищаться получалось, да темнота помогала. Противник тоже не обладал ночным зрением, и его тень четким контуром выделялась на фоне редких портовых фонарей. Но Владик четко понимал: если в течение минуты-двух он не выберется, ему кранты.

— Черт!

Откуда-то — Владик так и не увидел, откуда именно — появились еще две тени. Видно, кто-то, заслышав перестук клинков, вышел проверить, в чем дело.

— Помогите! — вдруг истошно заорал противник Владика. — Стража! Он убил моего приятеля!

Инстинкт самосохранения сработал быстрее разума. Владик отлично понимал, что в семнадцатом веке даже посреди европейской столицы ему не стоило бы при таких делах рассчитывать на снисходительность. А в пиратской гавани — тем более. Сначала убьют, а потом уже начнут разбираться. Владик не стал ждать, пока подскочившие двое возьмутся за оружие. Метнулся в сторону, перебросил саблю через какой-то каменный забор, сиганул туда же и был таков.

В порт пришлось возвращаться кружным путем, но минут через пятнадцать он уже присматривал лодку. И только сейчас, остыв после горячки боя и бегства, почувствовал боль. Этот урод резанул его поперек живота. Ничего серьезного. Подумаешь, длинная глубокая царапина, пираты вообще разрисованы всяческими шрамами. Но не отскочи он тогда, валялся бы сейчас с выпущенными кишками. «Спасибо, дядька Жак…» Лодочник предпочел не заметить у пассажира располосованной рубашки с подозрительными пятнами. Просто молча принял вместо одной монетки две и так же молча довез до «Гардарики». Выяснения отношений между пиратами — обыденное дело. Один другого обозвал, или в игре смошенничал, или девку не поделили. Пусть они сами между собой разбираются… Словом, Владик добрался до корабля без происшествий. Но теперь предстоит, во-первых, «заделать пробоину», для чего следовало воспользоваться услугами доктора Леклерка, а во-вторых, хорошенько подумать над одним вопросом.

Кому он так помешал?

Тем же вопросом задалась и Галка, когда «брат», рано утречком навестив ее на квартердеке, рассказал о происшествии.

— Блин… — Вообще-то Галка подумала другое слово, но сказала именно это. — А раньше, как пришел на борт, сказать не мог, чудо в перьях? По горячему бы отыскали это чучело и допросили с пристрастием… Вот ведь не терпится кому-то. Весь вопрос, как ты догадался, кому именно.

— Испанцы? — Это было первое, что пришло Владику на ум. Про то, что не побеспокоился сообщить Галке сразу, он предпочел не упоминать.

— Может быть, и испанцы. Может, голландцы. Они сейчас с французами не большие друзья. А может, англичане. Мы им тоже крепко на хвост наступили… Ты точно уверен, что они сперва не хотели тебя убивать?

— Галя, ты за кого меня принимаешь? — возмутился Владик. — За того беспонтового, который сюда свалился? Брось. Освоился уже по самое не могу. Хотели бы убить — стрельнули бы из-за угла, и всех делов. Или ножик в спину. Ты тут не одна ножики метать умеешь.

— Ладно, остынь. А то сразу вскипел, как чайник на плите. — Если Владик из «беспонтового» за два с лишним года превратился в обыкновенного пирата, то Галка из злой драчливой девчонки сделалась серьезной взрослой женщиной. Пусть и не всегда демонстрировала свою серьезность. Все-таки двадцать два года, а она еще в чем-то оставалась детищем своего времени. — Погадаем на кофейной гуще или сперва примем меры?

— Мне пофиг, кто напал. Лишь бы это не повторялось. Оно, знаешь ли, больно, когда тебя доктор по живому штопает.

— Я в курсе. — Галка вспомнила, как ее саму зашивал доктор Леклерк. За анестезию при этом выступал стакан рома, которого она терпеть не могла, так что ее ощущения можете сами представить. — Но если тебя волнует только дырка в шкуре…

— Не только, — хмуро сказал Владик.

— Тогда, если ты не против, устроим маленький семейный совет. Джек в каюте, работает со своими лоциями.

Перспектива разговора с Эшби Владика не радовала. Этот англичанин слегка напоминал ему компьютер: безупречная логика, холодный расчет, минимум эмоций. Что в нем Галка такого особенного обнаружила? Надежность? Да, за ним такое свойство водится. Но помимо надежности было у него и неприятное свойство: упрямство. Если упрется — все, танком не сдвинешь. Потому Владик и не пришел в восторг, когда «сестра» потащила его в каюту.

— Джек! — Галка оторвала мужа от карты, по которой тот как раз намечал будущий курс «Гардарики» на Картахену. — Мы тебя отвлечем на пять минут… На него наехали. — Она кивнула на хмурого «брата».

— Когда? — Эшби давно отучился раздражаться, слыша, какими словечками «украшает» свою речь его ненаглядный капитан.

— Вчера вечером, — буркнул Владик.

— Я на него уже сама наехала. За то, что молчал, — хмыкнула Галка. — Как думаешь, Джек, это было просто нападение с целью отобрать кошелек или нет?

— Рассказывай. — Эшби эта информация тоже не понравилась: на людей с «Гардарики», «Амазонки» и «Дианы» уже давненько никто не нападал. А Владика знала половина Кайонны.

Влад сжато пересказал события вчерашнего вечера и только теперь припомнил, что поблизости от оружейной лавки видел какого-то типа. «Тип» с абсолютно незаинтересованным видом ошивался где-то шагах в сорока позади, но когда Владик входил внутрь, куда-то внезапно исчез. А потом его встретили. По темноте, около самого порта. Втроем.

— Одного я точно укокошил, — подытожил Владик. — Второго — не в курсе. Некогда мне было к его ранам присматриваться. Третий сам бы меня прирезал, если бы его не отвлекли. Только потому я и смылся.

— Я хотел бы верить, что тебя попросту собирались ограбить, но на грабителей это не похоже. — Настроение Эшби испортилось еще в самом начале разговора. — Они, конечно, крайне редко выходят и требуют «кошелек или жизнь». Нападают именно так, как ты сказал, из-за угла. Но тебя здесь знают. Ни один местный не рискнет напасть на…

— …моего брата. — Галка поняла его заминку и вставила свое слово. — Тут ты прав, Джек… Блин, Влад, ну почему ты не догадался сразу сказать? Наши бы всю Кайонну вверх тормашками перевернули, по свежим следам обязательно чего-нибудь бы нашли. А теперь ищи ветра в поле.

— Не стоит сокрушаться об упущенных возможностях, Эли, — мягко возразил Джеймс. — Сейчас главное не допустить повторения этой истории. Но я бы на твоем месте не стал в данный момент никому ничего говорить. Кто, кроме нас, еще знает о нападении?

— Доктор, — сказал Владик. — Но я ему никаких подробностей не выкладывал. Просто сказал — порезали в драке.

— Хорошо. Но на берег тебе соваться не стоит. Нужно будет закупить свежие продукты — пойдет Мишель. А мы уже подумаем, каким образом защититься от следующего нападения.

— Если оно состоится. — Галка все еще не хотела верить, что на Владика напали не случайно.

— Дай Бог, — сказал Эшби. — Влад, оставь нас.

Но Владик не успел даже повернуться к двери, как в створку дважды грохнули кулаком. Жером-Меченый, больше некому: с его кулачищами по-человечески постучаться невозможно.

— Заходи, — отозвалась Галка.

Капитанская каюта на «Гардарике» была не маленькая, но Жером умудрился одним своим присутствием сделать ее тесной. Пахло от него не морем, а трактиром — видно, недавно проспался с гулянки.

— Новости с берега, — сказал он, вынимая из-за пазухи конверт с увесистой печатью. — Утром с братвой выгребаемся на мол — возвращаться ж пора. Подошел какой-то хмырь в камзоле, спросил, с какого я корабля, и сунул эту бумажку: «Для вашего капитана».

— Печать губернатора, — хмыкнул Эшби.

— Значит, это меня на ковер, — с язвительной ноткой сказала Галка, распечатывая конверт. — Небось, громы и молнии по поводу захваченного англичанина.

— Скорее это будет поводом хорошенько сбить цену на приз, — холодно усмехнулся Эшби.

— «Рочестера» ему не видать как своих ушей, — пообещала Галка, дочитав письмо. Слава богу, за время, проведенное в этом мире, она уже научилась прилично читать, писать и изъясняться по-французски. — Если, конечно, не предложит хорошую сумму. Ладно, пойду. Прямо сейчас, нечего тянуть кота за хвост. Как приду, все доложу, по форме.

— Скажу парням, чтобы не торопились забираться на борт, — сказал Жером. Он понял, что до его появления в каюте происходил непростой разговор, но разумно рассудил, что это не его ума дело.

Нелегко быть пересаженным деревом. Но я вросла в этот мир, как то дерево в новую почву. Всеми корнями. Что же осталось от меня прежней?

Я плоховато учила историю семнадцатого века и в упор не помню, кто тут с кем воевал в эти годы. Помню только, что была война… После того как мы скормили Моргана крабам (надеюсь, сэр Генри им понравился), у меня только две перспективы. Первая — самой сыграть роль Моргана. Что мне, прямо скажем, совсем не по душе. И вторая — переписать сценарий.

Да кто ж мне позволит такую роскошь?

Хотя выход есть…

— Капитан! — Д'Ожерон был сдержан. Дежурная любезность и не более того. Но перед ним, как ни крути, находилась дама, и не пригласить ее присесть было бы верхом бестактности. — Ваши успешные рейды приносят очевидную пользу колонии, этого нельзя отрицать. Однако вам неизвестно, какие письма я на днях получил из Франции.

— Вам приходится отвечать перед вышестоящими, месье д'Ожерон. — Научившись говорить по-французски, Галка старалась при общении с губернатором употреблять только этот язык. — Тогда как я сама себе госпожа. Письма, надеюсь, были не гневными?

— Хуже. Это был прямой приказ прекратить всякие враждебные действия против Англии. Если я не ошибаюсь, в Версале всерьез планируют заручиться нейтралитетом Лондона, что означает скорое вступление Франции в очередную войну. Вот только не представляю, с кем. Возможно, что и с Испанией.

— Тогда у нас будут развязаны руки. — Новость о войне Галку не обрадовала. Да и новостью-то не стала. — А что же захваченный фрегат? Крепость нужно брать, имея в эскадре серьезные корабли, а не лоханки с десятью пушками, и «Рочестер» я отдавать не собираюсь.

Д'Ожерон понимающе усмехнулся.

— Возможно, вы и правы, — сказал он. — Но я бы предпочел не портить игру версальским политикам из-за одного фрегата… Кстати, английский капитан не вез никаких писем?

— Вез. — Галка тоже понимала, к чему он клонит, и мысленно с ним соглашалась. — Если желаете, я пришлю вам эти бумаги.

— Только бумаги?

— Увы. Если нам нужна Картахена, то мне понадобятся сильные корабли.

— А если я предложу вам сумму, которая позволит вам купить и оснастить равноценный корабль? Мне выделены необходимые средства для выкупа английских судов, захваченных нашими каперами, дабы избежать нежелательных трений.

— Я должна посоветоваться с командой.

— Я готов заплатить за «Рочестер» двадцать тысяч ливров. Ваши люди не останутся недовольными.

«Ага, — ехидно подумала Галка. — Нам даст двадцать тысяч, а в бумагах напишет все пятьдесят… Ну ладно, поторгуемся…»

— На двадцать тысяч при ценах, которые держит Вест-Индская компания, я сейчас смогу снарядить в лучшем случае малый фрегат, — сказала она вслух. — С такой посудиной только купцов грабить, а не крепости ломать. Будет проще, если вы предоставите нам равноценный корабль, так сказать, живьем. В готовом виде. Я слышала, с Гренады пришла «Аврора» в сопровождении тридцатипушечного фрегата «Маргарита». Вот это самое то, что нам бы подошло.

Губернатор покривился.

— Это такая волокита, мадам, — произнес он, обмахнувшись надушенным платочком — март, а жара стоит неимоверная. — Вы даже представить себе не можете, сколько бумажек я должен буду исписать и сколько времени пройдет, пока вы получите «Маргариту». Впрочем, есть возможность устроить этот обмен без проволочек. Я выдам вам двадцать пять… — Заметив ироничный взгляд женщины-капитана, д'Ожерон поспешил внести поправку: — …Тридцать тысяч ливров наличными как выкуп за английский фрегат, а вы тут же уплатите эти деньги в колониальную казну за фрегат французский.

— И все это официально пройдет через канцелярию?

— Мадам, я думаю, мы с вами найдем способ уладить дело взаимовыгодным образом…

«Ну он и жук, — весело думала Галка, уходившая — уже под вечер — из резиденции губернатора с пятью тысячами ливров чистой прибыли. — А еще уверяет, что не пират. Откаты-то, оказывается, не наши ловкачи от бизнеса придумали. На бумаге выдано пятьдесят тысяч, реально — тридцать, которые я тут же отдала за „Маргариту“. Разницу нечестно поделили между губернатором, мной и французским капитаном — чтоб не болтал… Пять штук золота тоже деньги. Плюс французский фрегат ненамного хуже английского. Интересно, а команду с фрегата он куда дел?.. Ладно, черт с ним. Пусть в своих махинациях сам разбирается. Нам сейчас главное как можно лучше подготовиться к походу». Еще Галка подумала о том, что Билли наверняка не придет в восторг, когда узнает о сделке. То есть деньги так или иначе придется отдать его команде, но Билл уже облюбовал английский фрегат и даже собирался рекомендовать своего друга на место его капитана. Французский же корабль, ее новое приобретение, все-таки уступал английскому как по пушкам, так и по ходовым качествам. За два с лишним года пиратства Галка научилась более-менее верно судить о кораблях. Фрегат «Маргарита» еще нужно было как следует кренговать, смолить и обновлять такелаж: судя по его состоянию, он совсем недавно пересек океан. Но раз уж в это дело вмешалась Большая Политика, лучше немножко уступить, чем упереться и потерять все.

Галка преднамеренно пошла к порту той самой улицей, на которой Владик вчера попал в переделку. Было еще довольно светло, и она старалась идти помедленнее, чтобы лучше рассмотреть, не осталось ли каких следов. Остались. Кровь впиталась в землю, но на хорошо помятой зеленой травке у обочины явственно виднелись черные пятна. Ни дать, ни взять, здесь кого-то серьезно ранили. Но не настолько серьезно, чтобы этот кто-то не смог уползти с места событий. Именно уползти: Галка увидела на земле, еще влажноватой после позавчерашнего дождичка, вмятины от локтей, коленей, а в одном месте даже отпечаталась смазанная пятерня. И больше ничего. В детективах на месте преступления обычно находили какие-нибудь вещицы, которые могли бы дать хоть какую-то зацепку. Но авторы детективов явно мало что знали о карибских пиратах. Ничего. Даже клочка рубашки. А Галка могла поспорить, что искала очень хорошо.

— Что-то потерял, приятель?

Невысокого, но крепкого мужика, одетого по пиратскому фасону, она приметила еще минуту назад, и вопрос неожиданностью не стал. А со спины ее действительно можно было принять за подростка. Галка тут же незаметно сняла с пальца кольцо, подарок Джеймса, и так же незаметно уронила в траву. Улыбнувшись, обернулась. И отметила настороженность незнакомца, в какой-то миг отразившуюся на лице.

— Да вот, блин, незадача — колечко потеряла, — сокрушенно вздохнула она.

— Капитан Спарроу? — Незнакомец изобразил искреннее удивление, а затем даже радость. — Вот уж где не думал вас застать!

— Да уж, местечко еще то… Ой, вот оно. — Галка так же мастерски изобразила радость долгожданной находки, подняла свою «пропажу» и надела обратно на палец. — Мое кольцо. Не хотелось бы его потерять.

— Ну добро. — Пират широко улыбнулся, всем видом демонстрируя миролюбие. — А я ведь сам хотел идти к вам наниматься.

— О, это дело. — Кто бы ни был этот человек, Галке вовсе не хотелось упускать его из поля зрения. Может, он тут случайно, а может, и нет. — Мне вскорости понадобятся крепкие парни. Как звать? С кем раньше ходил? Почему сейчас не у дел?

— Звать меня Этьен, прозывают Бретонцем, — представился пират. — До сегодняшнего дня ходил на «Сен-Катрин» с Требютором. На берег списали за то, что свернул на сторону нос одной скотине, обозвавшей меня «навозом», а он оказался человеком губернатора. Кэпу с губернатором ссориться не с руки, вот он меня и выгнал взашей.

— И ты думаешь, будто я стану прикрывать твою задницу, когда тебе в следующий раз приспичит почесать кулаки о какого-нибудь зазнайку из губернаторской канцелярии? — весело поинтересовалась Галка. — В общем-то, правильно думаешь. Мне ни к чему люди, способные стерпеть оскорбление. Если оно, конечно, не заслуженное… Был в Панаме?

— Был, капитан. — Вот сейчас в голосе Этьена промелькнуло кое-что неподдельное. Галка готова была поспорить, что это была радость. — Я стоял на западной заставе, когда вы приказали испанцам выгребаться из города. Ох и намучились же мы с ними!

— Хорошо, — сказала Галка. — На «Гардарике» свободных мест уже нет, иди на «Амазонку». А я уже замолвлю за тебя словечко.

«Ой, непрост этот парень, — думала она по пути в порт. — Он гораздо умнее, чем кажется. Сразу меня узнал, хоть и не сразу это показал. Ладно, попрошу Билли аккуратно за ним последить. Что-то его появление сильно смахивает на „рояль в кустах“. Уж очень кстати — или наоборот, некстати — он объявился».

— Замечательно, сударь. Просто великолепно. Чтобы так блестяще провалить дело, нужно было очень хорошо постараться.

— Не торопитесь с выводами, экселенц. Никто не мог предположить, что ее братец, коего я собирался прихватить в качестве наживки, окажется не таким уж никчемным, как его расписывали… То есть я хотел сказать…

— Никогда нельзя недооценивать противника, кто бы он ни был. А вы, милейший, забыли об этом элементарном принципе. Теперь пиратка твердо знает, что на нее идет серьезная охота, и будет настороже.

— На этот случай у меня есть запасной вариант.

— Такой же сомнительный, как и первый?

— Экселенц, я еще не утратил способности делать должные выводы из своих ошибок. А за пятьдесят тысяч песо всегда найдутся желающие сделать грязную работу…

Как она и думала, Билли не пришел в восторг оттого, что придется отдавать «Рочестер». Но — политика, будь она неладна. А внеплановые пять тысяч немного подсластили пилюлю.

— Черт бы побрал и Лондон, и Версаль, и всю политику, — бурчал Билли. — Такой фрегат променять на дырявое французское корыто!

— Не преувеличивай, — осадила его Галка. — «Маргарита» ненамного уступает «Рочестеру», а мы, если хотим без проблем подготовиться к походу, не должны наживать лишние неприятности на свои головы. Оно нам надо — нарваться где-нибудь по дороге на английские линкоры? Особенно на обратном пути.

— Ладно тебе. — Билли махнул рукой. — С кораблями все ясно. А теперь будь добра, расскажи, что за типа ты сюда пристроила и почему я должен за ним немножечко последить. Ты ничего не делаешь просто так, я тебя знаю.

— Ну… — Галка состроила загадочную физиономию. — Скажем так: я бы не хотела упускать этого человека из виду. А кто он — друг или враг — выясним по ходу дела.

— Ясно, — хмыкнул Билли, догадавшись, что было недосказано. — У моего боцмана не одна пара глаз, а четыре: все видит и все про всех на корабле знает. Ничего не упустит, даже если я ему и не стану ни на что такое намекать. Теперь еще один вопрос… На берегу болтают, будто сюда должна прийти французская эскадра. Значит, и правда война?

— Правда, Билли, — нахмурилась Галка. — И нас туда втянут обязательно.

— Ошейник еще не надели?

— Ты про офицерский чин? Нет. Пока еще. Ужом кручусь, лишь бы от этого дела откреститься, но если французский адмирал стукнет кулаком по столу, д'Ожерон только разведет руками. А нам придется брать офицерские патенты, со всеми вытекающими.

— Мне, честно говоря, плевать, какой стране служить, — признался Билли. — Как-то ты сказала, что я человек без родины, и это правда. Вот что до тебя, то тут я бы с тобой местами меняться не стал: как бы братва бунтовать не начала, если ты возьмешь офицерский патент… Ты ведь помнишь, что я твой друг?

— Ну знаешь — забыть такое! — весело возмутилась Галка.

— Так вот, знай: я сделаю все, чтобы тебе помочь. Что бы ни случилось.

— Билли! — Галка прислонилась к поручню. — Не хотелось бы об этом вспоминать, но ты, помнится, при первом нашем разговоре кое на что мне намекал. Скажи по секрету, почему ты вдруг решил сменить курс?

— Сложно сказать. — Для Билли такой поворот беседы стал небольшой неожиданностью. — Даже слов-то не подберу, чтобы объяснить. Просто решил сперва испытать твою удачу.

— И что, ты каждый раз так чужую удачу испытывал?

— То-то и оно, что нет.

— Вот это меня до сих пор и удивляет.

«Маргарита» стояла буквально борт в борт с «Амазонкой», и пираты уже облазили новый корабль от киля до клотика. Если верить беглому осмотру, фрегату требуется только мелкий ремонт и кренгование. Что же до пушек, то французские военные всегда относились к этому вопросу очень ответственно. Канониры остались довольны. Боезапас, как положено, придется пополнять самостоятельно. Так ведь на то денежки и звенят в сундуках у капитанов, чтобы корабли были в полном порядке.

— Имя фрегату менять не думаешь? — спросил Билли.

— А что? Можно.

Среди пиратов упорно курсировали слухи, будто у капитана Спарроу легкая рука. И что поименованному ею кораблю непременно будет сопутствовать удача. Так это было или не так, но до сих пор ни один Галкин «крестник» не был потоплен. Сама Галка считала — мол, это ненадолго. Жизнь пирата полна всяких сюрпризов, в том числе и неприятных. И по теории вероятности выходило, что этих самых неприятных сюрпризов ждать недолго.

К примеру, под Картахеной…

«Картахена, — думала Галка, пока французы, находившиеся под ее началом, посмеивались над новым названием фрегата: „Королева Марго“. — Что я вообще помню об этом из истории своего мира? Совсем мизер, и то — из Сабатини. Не история, а беллетристика, но какие-то сведения оттуда вытянуть можно. Знаю, что нападение на Картахену случилось не в семидесятых годах семнадцатого века, а позже. Но напали на нее действительно французы… Блин, если верить Сабатини, то лягушатники поступили потом с союзниками-пиратами не самым джентльменским образом, „кинув“ их на приличную сумму — куда там Моргану. Капитан Блад потом взял француза на абордаж, но при этом потерял свой флагман… Хорошенькое дело, если и нам придется такое пережить… Ну ладно. Нагрянет этот де Баас — поглядим. Говорят, мужик неглупый, но честолюбивый. Может, и споемся».

— Сведения верны?

— Да. На нее начата охота.

— Хорошо. Продолжайте работать. Она нужна нам живой… и послушной.

— Это будет непросто.

— Простите, вам поручали когда-нибудь что-то простое?

— Нет. Но здесь, как мне кажется, самое сложное из всех дел, что я брался вести. Эта дама… Она непредсказуема. Во всяком случае, мне ее логику до конца разгадать так и не удалось.

— У нее есть слабые места. Для того чтобы отыскать их, не нужно изучать ее логику. Действуйте по обстоятельствам, но помните о результате и сроках.

— И о том, что не я один иду по следу.

Новости в век флибустьеров распространялись далеко не так быстро, как хотелось бы. Чтобы губернатору Тортуги и Сен-Доменга списаться, скажем, с Мартиникой и получить ответ, требовалось от двух недель до месяца — в зависимости от погоды, направления ветра и настроения испанцев. Или пиратов. Или и тех и других одновременно. А что уж говорить о почте в метрополию? Пока получишь ответ из Версаля, могут пройти месяцы. Это вам не электронная почта. Раз — и письмо уже на другом конце света. Нам, привыкшим в век информации получать новости из Интернета «с пылу с жару», сложно это понять. Трудно представить, как в те времена люди могли быть так оторваны друг от друга. Но это факт, от которого не деться. Хотя даже сейчас можно получить по электронке письмецо, отправленное пару месяцев назад. «Застряло в проводах», админ напился, сервер глючит, вирусы заели, ну и прочая сетевая мистика, на которую можно смело махнуть рукой. В семнадцатом веке отправитель, находившийся на Антильских островах, не был даже уверен, что его письмо вообще дойдет до адресата… Словом, когда в Европе уже полным ходом шла драка, в Мэйне еще было относительно тихо. Все губернаторы прекрасно знали, что идет подготовка к войне, но лишь немногие из них были в курсе, на кого набросится ставшая такой жадной Франция. Все были уверены, что на Испанию, и благородные сеньоры тщательнейшим образом вооружали свои корабли и форты. Точно так же поступали их союзники голландцы. Кое-кто даже закидывал удочки, дабы переманить на свою сторону хотя бы часть пиратов. Господин Оттеринк, губернатор[2] Кюрасао, уже засылал на Ямайку и Тортугу своих агентов с каперскими свидетельствами. Кое-кто из пиратов польстился на дешевые патенты. Кое-кто из агентов целенаправленно искал встречи с прославленными капитанами. К примеру, к Галке, Билли, Дуарте, Требютору и Причарду подкатывали как минимум по паре раз. И были посланы… ну скажем так — обратно. Эти пятеро не были бы столь известными капитанами, если бы не умели видеть дальше собственного носа. А голландцам, как союзникам Испании, в будущей войне светила роль богатенькой добычи. У Галки имелись и иные мотивы послать голландцев куда подальше. Этические. Она хоть и была пираткой, но считала зазорным метаться от одной страны до другой. Прочие капитаны ничего зазорного в том не видели. Тот же Причард, было дело, служил Англии. Теперь служил Франции. Если бы было выгодно — переметнулся бы к голландцам. Но дело обстояло именно так, что мало кто из известных капитанов Мэйна решился взять голландский патент, чтобы оказаться потом на пути у своих зубастых коллег под английским или французским флагом. Испанцы не рисковали выдавать пиратам свои комиссии хотя бы потому, что чуток получше знали их хроническое непостоянство. Ну и старая нелюбовь к англичанам с французами вообще. Однако они тоже не сидели сложа руки, и потому господам капитанам приходилось быть настороже…

Билли самым тщательным образом следил за матросом, которого привела Галка, но, что самое интересное, ничего не выследил. Этьен Бретонец отличался от прочих пиратов разве что умом, достойным капитана, но свой ум он как-то не афишировал. Гулял, как все. Ром хлестал — дай бог боцману столько выпить. С ног, бывало, падал. Но ни разу ни о чем ни с кем по пьянке не трепался, как это частенько случалось с иными матросами. Билли так же добросовестно проверил историю этого Этьена и вызнал, что тот действительно ходил с Требютором и действительно был списан на берег за драку с «канцелярской крысой». Но вот история появления Бретонца в команде Требютора наводила на странные размышления. За день до отплытия в бухту Пор-Куильон, где Морган собирал капитанов для похода на Панаму один из матросов «Сен-Катрин» был убит в трактирной драке. Конечно, Требютор мог бы обойтись без одного человека, но на всякий случай решил кого-нибудь нанять. И нанял именно Этьена. А этот Этьен, что самое интересное, оказался одним из тех, кто постоянно крутился около матросов «Гардарики» и «Орфея» и даже завел среди них друзей. Билли его не помнил: Бретонец отирался около соотечественников-французов. Но полученные сведения на ус намотал и продолжал отслеживать действия этого типа.

А в конце июня, как раз, когда эскадра капитана Спарроу вернулась с хорошей добычей — попаслись на торговых путях у берегов Кубы — д'Ожерон получил от губернатора Антильских островов де Бааса официальное письмо о вступлении Франции в войну против Голландии.

— И союзных ей стран, — добавил он, комментируя от себя полученную новость троим капитанам, которых он счел нужным вызвать к себе в связи с этим событием, — Галке, Билли и Требютору. — Так что у нас с вами развязаны руки для военных действий как против голландских колоний, так и против испанских. Ибо Австрия здесь колониями еще не обзавелась. Англия — наш союзник, так что прошу вас, поаккуратнее с английскими каперами.

— Ясно, — сказала Галка. — Но у меня есть встречный вопрос: мы вольны сами выбирать цели или нам их будут указывать?

— Господин де Баас отписал мне, что ему желательнее всего было бы собрать флот для атаки на Кюрасао.

— Логично, однако для этого понадобится поддержка регулярного флота. Хотя зачем Франции этот остров, откуда из-за нехватки воды сбежали даже испанцы?

— Эскадра ожидается в скором времени, — ответил губернатор, уклонившись от ответа на последний вопрос. — Кто во главе ее, не представляю. Возможно, сам де Баас. Возможно, ее передадут под мое командование. Возможно, командование объединенной эскадрой будет передано офицеру, прибывшему из метрополии. Я не знаю. Но на всякий случай… Прошу вас, поймите меня верно, господа. На всякий случай я приготовил для вас офицерские патенты службы его величества короля Франции. Ситуация может быть непредсказуемой, и я не хотел бы, чтобы кто-либо из вас стал жертвой недоразумения.

— Надеюсь, этот всякий случай не наступит, — процедила Галка. Все присутствующие хорошо знали, как ей не хочется идти на официальную службу. — Или наступит как можно позже.

— А по мне так все равно — что с офицерским патентом, что без него, — заявил Требютор. — Спору нет, вольной птицей быть лучше, но ведь чем черт не шутит, а? Вдруг да и пригодится эта бумажка.

— Может быть. — Галка имела на этот счет свое мнение и отказываться от него не торопилась. — Еще ничего точно не известно, так что давай, Франсуа, оставим гадание цыганкам. Пусть сперва явится… это официальное лицо, а там уже решим, что, куда и как.

Острый, испытующий взгляд д'Ожерона, последовавший за этими словами, ничего хорошего не означал. Так оно и вышло: после беседы губернатор попросил Галку задержаться.

«Синдром Мюллера-Штирлица. — Галкины мысли в таких случаях всегда были едкими, как кислота. — Обязательно надо поговорить без свидетелей… Ладно, послушаем откровения месье д'Ожерона».

— Капитан, я понимаю ваше нежелание подчиняться приказам вышестоящего офицера. — Д'Ожерон пригласил ее присесть. Разговор обещал быть малоприятным, так хоть провести его следовало в более комфортных условиях. — Однако военное время налагает на всех нас кое-какие обязательства. Даже мне, если я получу такой приказ, придется снаряжать свой «Экюель» для войны. Вы же, как выразился капитан Требютор, вольные птицы. Каперское свидетельство еще не означает вашего лояльного отношения к Франции, его выдавшей. Потому неудивительно, что господин де Баас требует гарантий.

— Моего честного слова будет недостаточно? — Голос Галки, в отличие от ее мыслей, был бесцветен.

— Для меня — вполне достаточно.

— Но не для де Бааса. Ясненько. Попробую сама его уговорить, если явится именно он.

— Боюсь, что он в данном случае сам лишь исполнитель приказа.

— Месье д'Ожерон. — Эта маленькая женщина была не только пиратским капитаном, но и политиком, в чем губернатор уже имел не один случай убедиться. — Давайте рассуждать логически. Мы с вами живем в таком захолустье, что законы метрополии здесь практически не работают. Что бы мы тут ни творили, в Европе это все равно интерпретируют как угодно в зависимости от обстановки. Могут приказать повесить за пустячное нападение на купца, а могут и не заметить разграбления целого города. Потому… Будем циниками, месье д'Ожерон. Война только началась, и нам сойдет с рук любой рейд против Голландии или Испании. Надеюсь, присланный из Франции офицер это понимает.

— Я также на это надеюсь, но, честно говоря, весьма слабо. Вы правы, мы живем в захолустье. И из Франции могут прислать офицера с более чем захолустным мышлением, которого решили не допускать к европейскому театру военных действий. Так что будьте готовы ко всему, — сказал губернатор. — Лично я не обольщаюсь и готов быть посредником в случае возникновения конфликтной ситуации.

— Постараюсь обойтись без конфликтных ситуаций, — пообещала Галка.

— Надеюсь, вам это удастся…

Надежды надеждами, а Галка предпочитала в таких случаях руководствоваться принципом Кромвеля: «На Бога надейся, но порох держи сухим». Тут губернатор сто раз прав: пришлют какого-нибудь амбициозного провинциала, и конфликт с пиратами неизбежен. А это последнее, чего хотел бы добиться д'Ожерон. Оставалась лишь слабая надежда на благоразумие губернатора Антил де Бааса да на адмирала все тех же Антил д'Эстре. Этим тоже ссора с пиратами была нужна, как телеге пятое колесо, потому сами постараются как следует проинструктировать явившегося офицера. Мол, здесь свои законы. «Не получилось бы как у Сабатини, — подумала Галка, возвращаясь на корабль, — когда парижский барон начал размахивать полномочиями и играть с капитаном Бладом по своим правилам. И чем это закончилось?.. Если и нам тут такое светит, я не знаю, что сделаю с этим французом… Ну ладно, он еще не приехал, чего я, в самом-то деле, заранее в воинственную позу становлюсь? Только потому, что д'Ожерон такой пессимист? Хотя лучше быть готовой к любому исходу событий…»

Здесь не зря зашла речь о медлительной почте семнадцатого века и расстояниях, казавшихся тогда огромными. Как сказал д'Ожерон, прибытие королевской эскадры ожидалось «в скором времени». Но он забыл уточнить, насколько растяжима была означенная им величина. Пока в Кайонну наконец пришло письмо с уведомлением о сборе всех союзных кораблей на Мартинике, Галка успела не только пограбить испанцев около Санто-Доминго, но и сходить в дерзкий рейд на Мериду. Ее разведка сработала отлично: подкупленные торговцы распустили слух о готовящемся походе пиратов и не преминули в своих письмах компаньонам упомянуть об активности индейцев — пиратских союзников — в районе Кампече. Пока испанцы собирали войска там, Галка навестила Мериду.[3] Бой с гарнизоном для пиратской армии — да, уже армии! — какой-то особой задачей не стал, и город оказался в их руках за какие-то три часа с момента первого обмена выстрелами. За некоторыми исключениями повторилась история с Панамой: знаменитая пиратка под страхом расстрела на месте запретила мародерство, собрала глав богатейших семейств Мериды и методично их ограбила. После чего благополучно вернулась к своим кораблям у побережья, отбила атаку подошедшего отряда испанцев, погрузила трофеи и отчалила на Тортугу. Где поделившие добычу пираты гуляли месяца четыре — столько было захвачено всякого добра. Некоторые из них, самые практичные, за два последних рейда накопили так много, что теперь могли возвращаться домой обеспеченными людьми. Галка удерживать их не стала. Хотят уйти на берег — пусть идут. Дай Бог им удачи и в мирной жизни. Но в конце 1672 года она все-таки решила подготовить рейд на Картахену, отложенный из-за отсутствия необходимых средств. Ведь поход на Мериду она затеяла исключительно ради золота, на которое можно было купить и оснастить хорошие корабли.

А еще Галка разослала знакомым капитанам письма, приглашая их принять участие в «весьма прибыльном деле». С губернаторами связываться, как Морган, не стала: во-первых, Линч до сих пор не может простить ей потерю трех лучших кораблей, а во-вторых, иные губернаторы, преследуя какие-то личные цели, могут и запретить своим каперам присоединяться к эскадре тортугской авантюристки. Самим, мол, нужны. Но письма были направлены непосредственно капитанам, и к началу января 1673 года в Кайоннской бухте собрался пиратский флот бортов в пятьдесят.

— Солидно. — Д'Ожерон, увидев поутру в бухте сие зрелище, невольно проникся уважением: такого флота не собирал даже Морган. — Честно говоря, не ожидал… Что ж, — сказал он своему секретарю, — пригласите ко мне мадам Спарроу. Нужно обсудить кое-какие новости.

…А Галка, пока губернатор считал корабли собранного ею флота, успела уже переговорить с прибывшими капитанами. Цель похода вслух не объявила, но обнадежила — мол, братва, вы меня знаете, я грошовых дел не затеваю. И вообще, давайте подождем хороших новостей от д'Ожерона. Новости себя ждать не заставили: письмецо с печатью губернаторской канцелярии доставили с берега еще до полудня.

— О, вот это, я понимаю, оперативность, — хмыкнула Галка. В последнее время настроение у нее было приподнятое: за что ни бралась, все удавалось. Но и предчувствие беды, тенью скользившее по краю сознания после похода на Мериду, усилилось. — Соберемся сегодня на «Гардарике» на закате, раньше все равно не получится.

— Добро, — ответил за всех один из капитанов, англичанин. — Ждем тебя с хорошими новостями.

На этот раз на берег ее сопровождал Эшби. Галка была благодарна мужу не только за то, что он во всех перипетиях выступал в роли ее ангела-хранителя, но и за воистину ангельское терпение. Ну сами посудите: жена — адмирал пиратского флота. Что автоматически подразумевает совершенно невыносимый характер, кочевой образ жизни и полнейшую неизвестность относительно завтрашнего дня. Она уже переболела лихорадкой, была дважды ранена и чуть не угодила в плен к испанцам, когда однажды отправилась в рискованный разведрейд. Каким чудом ей удалось тогда уйти от погони, не знал никто, даже сама Галка… И как, по-вашему, можно жить с таким вот счастьем? Другой мужчина уже давно бы сбежал. Однако Джеймс не только не имел ничего против подобной семейной жизни. Он весьма даже комфортно себя чувствовал в роли штурмана при жене-капитане. Может, потому, что был начисто лишен честолюбия. Может, просто потому, что любил ее. Может, по обеим причинам сразу. Этому не мешало и то, что за два года у них не появилось ребенка. Эшби, что, в общем-то, странно для дворянина семнадцатого века, искренне считал это подарком судьбы: их с Галкой — пиратов, ни кола ни двора — ребенок связал бы по рукам и ногам. И на берегу не оставишь — могут похитить — и в море не возьмешь. Могут убить вместе с родителями. Так и жили друг для друга, и обоих это вполне устраивало.

Д'Ожерон принял их в саду, а не в кабинете: время неурочное. Да и розы, черенки которых привезли из Франции два года назад, радовали глаз своим первым цветом. Как не побаловать таким зрелищем столь желанных гостей? Тем более что разговор предстоит нелегкий.

— Великолепно, — сказал губернатор, намеренно не переходя пока к главной теме. — Маленький кусочек настоящей Франции на этих островах, не так ли?.. Впрочем, для вас это не так значимо.

— Цветы прекрасны, месье д'Ожерон, вы правы, — согласилась Галка. — Но вы позвали нас не для только того, чтобы мы на них полюбовались.

— Беседа обещает быть не такой приятной, как бы мне хотелось, — предупредил д'Ожерон.

— Ну нас этим сложно удивить. Не так уж много приятного в жизни пирата, согласитесь.

Губернатор был согласен. Еще бы ему не согласиться! Ведь не так уж и давно — каких-то двадцать лет назад — он сам был буканьером и немножечко пиратом. Лишь благородное происхождение да влиятельные родственники позволили ему подняться по карьерной лестнице. Если бы не это, сам был бы сейчас пиратским капитаном.

— Мною получено письмо от господина де Бааса, — д'Ожерон не стал показывать бумагу гостям, видимо, там было еще и кое-что личное, что напрямую мадам капитана не касалось. — Нам предписано идти к острову Мартиника.

— «Нам»? — Это словечко заметили оба гостя, но первым отреагировал Эшби.

— Да, — кивнул француз. — Нам. Я на своем корабле с удовольствием присоединюсь к вашей эскадре, мадам. — Он слегка кивнул Галке. — Хоть я и не так хорош в роли капитана, как в роли губернатора, но мой «Экюель» в вашем распоряжении.

— Почему вы сочли это плохой новостью, месье д'Ожерон? — поинтересовалась Галка. — Только из-за того, что вы изрядно подзабыли, как управлять кораблем?

— Как раз это волнует меня во вторую очередь, мадам. Дело в том, что из Ла-Рошели пришли три линейных корабля под командованием господина де Шаверни, а я имею несчастье знать этого человека.[4]

— Понятно. — Намек губернатора был прозрачнее некуда. Галка сразу настроилась на худший вариант. — Но господин де Баас, надеюсь, найдет окорот на этого типа?.. Или нет?

— Тон письма настроил меня весьма пессимистически, мадам, — уклончиво ответил губернатор. — Приказ готовить «Экюель» к военным действиям поступил от де Шаверни, и раз господин де Баас не вмешался, то я делаю неутешительный вывод.

— Куда же задвинули д'Эстре, хотела бы я знать…

— Его вызвали во Францию. Увы, придется иметь дело с весьма неприятным человеком.

— Если вам не трудно, месье д'Ожерон, охарактеризуйте этого… нового командующего, — Эшби хоть и впервые слышал о де Шаверни, но имел подозрение, что может повториться история из его собственного прошлого. Но капитана «Уэльса» они благополучно отправили на дно. А с этим что в подобном случае прикажете делать?

— Начну с того, что он имеет к морю весьма поверхностное отношение. — Д'Ожерон поморщился. Он сам был далеко не ангел, особенно во всем, что касалось денег, но оказывается, случались типажи и похлеще. Причем намного. — У него «сильная рука» при дворе его величества, чем наш герой и пользуется без зазрения совести. Умен, но чрезвычайно высокомерен, что делает его совершенно невыносимым. Особенно ярко это проявляется при общении с подчиненными.

Галка уже имела «удовольствие» столкнуться с нравами семнадцатого века: принцип «я начальник — ты дурак» процветал везде, где только можно, и это еще мягко сказано. Глава какой-нибудь захудалой конторы мог безбоязненно избить работника, капитаны без разговоров вешали матросов за малейшее неподчинение (пираты в основном являли собой приятное исключение, тут команда сама могла повесить много о себе возомнившего капитана), а проданных во временное рабство белых плантаторы могли безнаказанно забить до смерти. Ибо негров, купленных за хорошие денежки и навсегда, забивать было невыгодно. Но уж если губернатор французских Антильских островов был для новоприбывшего субъекта не указ, то следовало ожидать самых неприятных последствий.

— Боюсь, в таком случае нам придется намекнуть господину де Шаверни, что здесь не Версаль, — мрачно произнесла Галка. — Если вы доверите мне эту нелегкую задачу…

— Мадам, при всем моем к вам уважении, я вынужден взять это на себя. Как лицо официальное…

— …вы не сможете ему и слова поперек сказать, — не слишком вежливо перебила его Галка. — Простите за бестактность, но это правда.

— К сожалению. — Д'Ожерон отвык от того, что здесь его кто-то мог перебить. Но и виду не подал, что слегка обиделся. Чиновник в дворянском звании давно убил в нем авантюриста.

— Следовательно, мне, как лицу неофициальному, в случае размолвки с версальской шишкой особые неприятности не светят. — Дама-пиратка продолжала развивать свою идею. — Подумаешь — лишит каперского свидетельства! Если я приду с полусотней капитанов в Порт-Ройял и шепну Линчу на ушко волшебное слово «Картахена», он тут же выдаст мне новое. Английское. Да еще сам в поход напросится. По-моему, вы это понимаете лучше всех в Мэйне. А я постараюсь то же самое как можно доходчивее объяснить де Шаверни, хоть и не очень хорошо говорю по-французски.

Д'Ожерон сдержанно улыбнулся.

— Вы умеете быть убедительной, мадам, — сказал он. — Но и я не премину при случае напомнить господину де Шаверни, что я здесь представляю интересы некоторых влиятельных особ.

— О да, месье Кольбер — это большие деньги,[5] — сказал Джеймс. — Кроме того, нам не так давно стало известно, будто дела Французской Вест-Индской компании идут не лучшим образом. Конечно, это ручеек рядом с полноводной рекой королевской казны. — Эшби усмехнулся. — Но лишиться его — прямая угроза лишиться влияния в этом регионе.

— Что вы предлагаете, месье Эшби? — сухо поинтересовался д'Ожерон. Зацепился рукавом за розовый куст и не без раздражения дернул рукой, высвобождая тафту дорогого камзола. От шипов, естественно, остались маленькие дырочки.

— Давайте пойдем друг другу навстречу. — Джеймс переглянулся с женой, а та заговорщически подмигнула, пользуясь тем, что губернатор сейчас на нее не смотрел. — При таком отношении к делам Вест-Индская компания треснет по швам в течение пары ближайших лет.[6] Вы и так уже пережили бунт. Мы в тот раз сохранили нейтралитет, да и вообще были заняты походом на Панаму. Но сейчас, когда оснастить и вооружить корабль в гавани Кайонны стоит впятеро дороже, чем вы покупаете у нас неповрежденный приз того же класса, капитаны начинают выказывать недовольство. А мы бы не хотели портить сложившиеся между нами дружеские отношения. Потому постарайтесь убедить директоров компании пересмотреть ценовую политику. Мы же в обмен на это обязуемся не сбывать свои трофеи в иных гаванях. Такая договоренность пойдет на пользу всем — и нам, и вам, и компании, и колонистам.

— Я уже пытался разговаривать на эту тему с директорами компании, но получил отказ. Результатом чего и стал упомянутый вами бунт.[7] — Для д'Ожерона этот разговор и впрямь был неприятен — один пинок за другим. — Хотя смею надеяться, что сейчас к моим словам прислушаются: идет война, и покидаемые поселенцами французские колонии станут легкой добычей Голландии или Испании. Что не замедлит сказаться на престиже Франции. А ваше предложение довольно привлекательно с финансовой точки зрения. Гораздо выгоднее увеличивать прибыль за счет большего оборота, чем за счет раздутых цен.

— Я надеюсь, в этот раз вы тоже будете убедительны, — произнесла Галка. — Но это пока отдаленная перспектива, а речь сейчас идет о более близкой цели. Как вы думаете, де Баас рискнет сменить цель похода с Кюрасао на Картахену? И то и другое поселение удержать для Франции проблематично, но Картахена, по крайней мере, находится на материке и является куда более перспективной в качестве цели рейда.

— И она куда богаче Кюрасао, — добавил д'Ожерон. Хоть одна приятная мысль. — Полагаю, губернатор Антильских островов с вами согласится. Де Шаверни тоже — он ко всем перечисленным мной достоинствам еще и жаден.

— Послушать, как вы его расписали, так он просто душка-пират, — едко проговорила Галка. — А я не люблю конкуренции. Шучу, естественно.

— Ваши корабли готовы выйти в море немедленно, мадам?

— Да.

— Тогда выходим завтра на рассвете. И прошу вас в море забыть о том, что я губернатор. Там я стану одним из ваших капитанов.

— Сожалею, но нам придется задержаться на недельку. Видите ли, я жду новостей.

— Тогда в самом деле не стоит торопиться. — Д'Ожерон понял ее намек и согласился. — Спешка может обойтись куда дороже, чем адмиральский гнев при опоздании…

— Ага, месье Бертран решил вспомнить бурную молодость, — хихикнула Галка, когда они с Эшби спускались в «нижний город». — Ну хоть какое-то официальное прикрытие имеется.

— Разумеется, дорогая. — Так же иронично ответил Джеймс. — Франция ведет войну, а не разбойные набеги.

— Согласна: огромная разница, — кивнула Галка. Ее ирония сделалась ядовитой. — Ладно, нам-то что? Мы в любом случае пираты. А потому… милый, давай поговорим на «Гардарике». До заката еще уйма времени.

Джеймс понимающе усмехнулся. Кайонна — непростой город. Хоть и дыра хуже не придумаешь, но лишних ушей здесь хватило бы на два Парижа.

— Картахена.

На палубе «Гардарики» собрались пятьдесят капитанов. Пятьдесят человек, каждый со своим характером и видением мира. Но отреагировали почти все одобрительными возгласами: Картахена — богатый город.

— Да, ты на мелочи не размениваешься, — сказал кто-то из английских капитанов. — Будь на твоем месте кто-то другой, я бы только плюнул и отвалил в сторону. Но уж кто-кто, а ты не затеваешь походы, как следует не подготовившись.

— Потому мы сейчас тут и собрались, джентльмены. — Галка говорила твердо и уверенно, чтобы никто не допустил даже тени сомнения. — Картахена с моря хорошо укреплена, малыми силами ее не взять. С суши тоже подойти проблематично. С севера город защищен слабее, но там-то как раз нет необходимости в мощных укреплениях: мелководье на полмили от берега, камни, сильный прибой в любую погоду. Словом, мечта самоубийцы. Придется ломать форт, а для этого нужны мощные корабли.

— У нас уже давно есть такие корабли, — сказал Причард. В последнее время он не расставался с трубкой, но на палубе «Гардарики» курить было запрещено даже ее капитану, и он чувствовал себя не в своей тарелке. — Или ты ждала приглашения от французов?

— Во-первых, — начала перечислять Галка, — если мы хотим добиться наилучшего результата, нам необходимо официальное прикрытие. Каперское свидетельство годится только для нападения на купцов, а если мы хотим заполучить город, то лучшего прикрытия, чем официальные военные действия Франции против Испании, нам не придумать. Тут как ни верти, а придется поделиться с французами.

— А иначе? — хмыкнул Требютор.

— Иначе пойдем следом за Морганом, — заявил Билли. — Испания потребует наши головы, и французы либо прикроют нас своим флагом за долю добычи, либо сдадут, если в Европе у них дела пойдут не так, как надо. По-моему, Воробушек права: лучше поделиться, чем ждать, пока нас выдадут донам на расправу.

— Если к тому времени Испании будет до нас дело. — Галка не исключала такого варианта, но считала его слишком отдаленной перспективой. — У них сейчас в Европе головной боли предостаточно. Но вернемся к кораблям. Мои осведомители сообщили, что в Пуэрто-Рико скоро придут два испанских линкора. Ломиться на них средь бела дня — сами знаете: либо самим потонуть, либо их потопить. Потому предлагаю взять их по-тихому. Ночью. А чтобы это провернуть, можно сделать следующее…

Галка, излагая капитанам план действий, невольно сравнивала себя настоящую с собой прежней. Помнится, на совете у Моргана многие собравшиеся насмехались над «воробушком», девчонкой-капитаном. Прошло два года. Много воды утекло. Пираты уже свыклись с мыслью, что самый удачливый капитан Мэйна — женщина. Даже поговаривали: мол, испанцы наконец узнали, что такое настоящее женское коварство. В общем-то, они были правы. Галка предпочитала брать хитростью, а не только силой. Для нее тактика «выжженной земли», которую пираты применяли к захваченным городам, была неприемлема, и не только потому, что не любила крови. При необходимости эта маленькая женщина умела быть предельно жесткой. Она не любила лишней крови, и вот это уже было ближе к истине. Зачем убивать людей и уничтожать город? Это ведь все равно, что резать курицу, несущую золотые яйца. Да и не хотелось прослыть кровожадной, если честно. Чем лучшего мнения о тебе противник, тем больше шансов взять его груз без боя и сохранить жизни своих людей. Так что всяческие живодерства Галкой пресекались сразу и очень жестоко. И дисциплина в ее эскадре царила вполне армейская. Но она не могла сказать того же о добровольцах, присоединившихся к ней ради похода на Картахену…

Впрочем, явившиеся в Кайонну капитаны были наслышаны о ее условиях. И раз пришли, то договор подпишут без особых проблем.

— Дело рисковое, что и говорить. — Требютор до сих пор не отличался доверчивостью к женщинам вообще и к Галке в частности, хотя не раз имел случай убедиться в том, что она вполне заслужила звание капитана. — На военный корабль стоит нарываться, если за его захватом стоит хорошая добыча. А так — хороший риск самому на дне оказаться.

— Знаешь, в чем твоя проблема, Франсуа? — Требютора Галка не без оснований считала своим другом, но это не отменяло их постоянных словесных стычек. — В том, что ты никогда не играл в шахматы. Одно дело наехать на купца, отбившегося от сопровождения, — тут добыча сразу налицо. Но мы ведь собрались ощипать не жалкого купчишку, а богатейший город Мэйна. Согласись, что в ожидании добычи в сорок-пятьдесят миллионов эскудо — при оглашении этой цифры у многих капитанов поневоле вырвались проклятия — так они привыкли встречать любую неожиданность, даже приятную, — следует подготовить полноценную многоходовую военную операцию. Только тогда мы сможем прибрать к рукам золото Картахены. Кстати, это означает, что в договоре будет пункт, обязующий всех подписавших беспрекословно подчиняться моим приказам. Не волнуйтесь. Палку перегибать не стану, но и своевольничать не дам. Пока не поделим добычу. А там пожелаю каждому попутного ветра, и до свидания.

— Черт меня подери, я не первый год хожу в море, но никто никогда еще не требовал от меня покорности! — возмутился другой английский капитан. Галка узнала его: это был Роджерс, один из тех, кто ходил на Панаму. С тех пор и не виделись.

— Даже Морган? — Галка не преминула освежить ему память. — Может, ты и забыл, а я помню, как он орал и грозился поспиливать мачты французским кораблям. Сэр Генри требовал покорности весьма избирательно. Я же требую не покорности, а подчинения, притом одинаково от всех. И не ради какой-то прихоти, а ради общего дела. Кому не нравится — вы в курсе. Не держу.

…Обсуждение затянулось до темноты, и договор подписывали при свете бортовых фонарей «Гардарики». Иные капитаны с самого начала были согласны на все условия. Слово «Картахена» действительно оказалось волшебным. Иные, как Требютор, спорили до хрипоты, отстаивая свою точку зрения. Кое-что из их предложений понравилось, и было внесено в план. Кое-что оставили за бортом договора. Но бумагу подписали все собравшиеся.

Говорила я, что могу послужить в этом мире спусковым механизмом для гонки вооружений? Нет, я не про «зажигалки» и «адский ром». Все гораздо хуже.

Вскорости после панамского похода угораздило меня разговориться с Пьером на тему наилучшей формы артиллерийского снаряда. Ну и брякнула про коническую форму, даже изобразила на песочке. С дульнозарядными пушками и черным порохом использовать такие снаряды можно, но стабилизировать их в полете будет слишком накладно — нужна нарезка, а как ее тут всобачишь в бронзовый ствол? В общем, поговорили, и я благополучно об этом разговоре забыла. Потом смотрю, Пьер зачем-то бумаги набрал, что-то сидит, рисует с утра до ночи. Словом, муки творчества у человека. А через два месяца… Вы представляете, ЧТО он приволок? Проект казнозарядного орудия с нарезным стволом под примитивный унитарный снаряд. Я до-о-олго ловила свою челюсть… Ничего, когда вышла из шока, муки творчества начались у нас обоих.

За два года угробили в этот проект чертову кучу денег, чуть сами не подорвались вместе с одним опытным образцом, который был больше похож на кулеврину, замучили всех оружейников Тортуги, Сен-Доменга и Мартиники, но в результате имеем четыре новеньких пушки. Ствол внутри стальной, с примитивной нарезкой, снаружи одет в бронзовый кожух. С казны — массивный затвор. Железный. Пьер снабдил лафет двумя мощными пружинами (или рессорами, хрен их там разберет, все равно не видно). Теперь при выстреле пушка не скачет, как ненормальная. Сперва относит назад лафет, затем уже ствол. Пьер устроил механизм затвора так, что при отдаче в самом конце хода он открывается сам, и «гильзу» — железный цилиндр, в котором когда-то сидел пороховой картуз — по инерции выбрасывает из ствола. Вместе с обгорелыми тряпками. А если не выбросило, вынимают особым крючком, после, чего уже охлаждают и пробанивают ствол. Сами снаряды — это вообще отдельный разговор. Боеголовка — обычная чугунная отливка вполне современной конической, чуть скругленной формы. Снаружи облита слоем свинца. Либо конический разрывной снаряд в тонкой железной оболочке и свинцовой «рубашке».[8] В ствол такая хреновина входит очень плотно, пыж не нужен. И все это вставлено в железную «гильзу» — пустотелый цилиндр с картузом внутри. Что поделаешь, капсюль из черного пороха все равно не сверстаешь, об ударно-спусковом механизме пока еще слишком рано думать. Приходится по старинке делать дырку протравником и сыпать порох на полку. Потому, кстати, «гильза» на дюйм короче картуза. Такая конструкция здорово сокращает время заряжания. Пьер пытался затолкать конический снаряд в ствол без «гильзы». Один раз загнал, два раза чуть не заклинило… Использовать «гильзу» по назначению можно не один раз… Черт возьми, если бы я не знала, что Пьер здешний, подумала бы — ну вот, еще один пришелец из будущего.

Это самое невероятное сооружение, которое я когда-либо видела. На первый взгляд кажется странным, что оно вообще может существовать и более того — стрелять. Но ОНО СТРЕЛЯЕТ. И это, наверное, удивительнее всего.

Ну что ж, последними испытаниями были довольны все. Пригласили д'Ожерона. Вместо мишени использовали старое испанское корыто, которое парни взяли в последнем рейде. Отошли сперва на три кабельтовых. Пьер выстрелил. Шарахнуло — нечего делать: д'Ожерон, бедняга, аж присел. Мало того: болванки в полете воют совсем как в фильмах про войну. Про Великую Отечественную… Все снаряды легли в десятку, пробив корпус цели навылет. По тутошним временам — немыслимая мощность, дальность и точность. Затем Пьер зарядил разрывными. Кстати, и скорострельность и этой пушечки немного повыше, чем у обычной шестнадцатифунтовой. Раза эдак в четыре. Не успел месье Бертран опомниться, как опять грохнули выстрелы. Цель так красиво взорвалась — хоть батальную картину пиши. Не зря же мы там в крюйт-камере положили пять бочек пороха — Пьер решил, что так ему будет удобнее пристреливать цель. Попал — взорвалось. Если не взорвалось — мимо… Короче говоря, страшные мы с Пьером люди. Я подала ему идею конического снаряда, а он ее таким вот макаром развил и реализовал. Пушки получились тяжелые, чудовищно дорогие, но мощные. С такими никакая вражеская эскадра не страшна, не говоря уже о крепости. Вся загвоздка в том, что долго мы в секрете эти орудия не удержим. Вон уже нашлись у испанцев умельцы, повторившие наши «зажигалки». Ну то есть нужный состав горючей смеси они не нащупали, и их снаряды чаще всего гаснут в полете, но сам факт… Стоит нам применить новые пушки в Картахене, как испанцы — прежде всего именно они — поставят перед собой задачку сделать такие же. За ними подтянутся англичане, и пойдет идея гулять по миру…

Я этого не хотела. Но за язык меня никто не тянул. И не послала я Пьера с его идеей куда подальше, ухватилась ведь. Денег щедрой рукой отсыпала. Так что вся эта хрень на моей совести.

Головные боли мучили Галку с тех самых пор, как она появилась в этом мире. То есть это не было постоянным мучением. Сказывались последствия столкновения с джипом, из-за которого, собственно, все и началось. Боль предательски нападала в моменты, когда Галка уставала донельзя. Подготовка к крупному рейду отнимала почти все время, леди-капитан хронически не высыпалась. И под конец довела себя до такого состояния, что доктор Леклерк чуть не под дулом пистолета заставил ее полные сутки провести в каюте. Но, выспавшись, Галка снова принялась за свое. И в результате уже через шесть дней пиратская эскадра вышла из Кайоннской бухты. Из Горного форта им отсалютовали холостыми выстрелами: традиция, ставшая с некоторых пор доброй. С «Гардарики» ответили, приспустив флаг и сделав одиночный выстрел.

— На удачу, Воробушек, — сказал Жером-Меченый, прокомментировав это событие. — Все вообще-то хорошо, только ветер мне не нравится. Не нарваться бы на бурю.

— Пойдем вдоль северного побережья, так путь короче, — сказала Галка. Эти тонкие кружева перистых облаков ей тоже не нравились. — Да и Пуэрто-Рико по дороге. Завернем, навестим наших старых знакомых.

— Ты точно уверена, что хочешь провернуть это дело? Испанцы тоже не дураки.

— Наглость — второе счастье, — едко хмыкнула женщина. — А для пирата вообще первое и единственное… Два румба к ветру. Ставить все паруса. Полный ход.

— Два румба к ветру! Ставить все паруса! Шевелись, братва! — во всю мощь своей луженой глотки заорал Жером, доводя приказ капитана до сведения команды. И «Гардарика», взяв нужный курс, довольно резво для тяжелого военного корабля побежала по волнам.

Ветер крепчал, и к вечеру второго дня, когда миновали мыс Энганьо, стало ясно: у них всего два выхода. Первый — укрываться от шторма у побережья, рискуя напороться на испанцев, и второй — на всех парусах идти к острову Мона в одноименном проливе, разделявшем Эспаньолу и Пуэрто-Рико. На совещания времени не было, и Галка выбрала вариант номер два. Испанцы действительно мало похожи на идиотов и наверняка успели прознать, какой мощный флот вышел с Тортуги. Разведка у них была на высоте. Правда, пираты в последнее время тоже от них в этом деле старались не отставать. Они, как это всегда бывало, напивались в тавернах и болтали всякое — мол, мало ли богатых городов в Мэйне? Вот пойдем и возьмем Санто-Доминго, черт бы нас побрал! Или Сантьяго! Осведомители успели доложить, что эти города спешно укрепляются, проводится столь же спешное рекрутирование всех мужчин от пятнадцати до пятидесяти, закупается вооружение, прячут ценности, из Маракайбо и Картахены на подмогу вызваны две эскадры. Только после получения писем от своих шпионов Галка велела поднимать якоря. А теперь полным ходом спешила к острову Мона, чтобы ураган не разметал ее эскадру по всему морю.

«Гардарика», «Амазонка» и «Марго» уже бросили якорь с подветренной стороны острова, когда шквал быстро перешел в шторм с холодным дождем. Арьергарду крепко досталось. «Экюель» д'Ожерона и еще четыре мелких судна тут же сорвало с якоря. Галка только тихо ругалась сквозь зубы: если пираты, как более опытные мореходы, сумели справиться с парусами и все-таки снова стали на якорь, то губернатор Тортуги явно растерялся. Его команда не успела вовремя убрать паруса, и «Экюель» у всех на глазах лишился грот-мачты. Тут Галка, успевшая вымокнуть даже под плащом, уже ничего не сказала. Но подумала. Зато ее команда вслух поминала месье д'Ожерона разными словами, которые по этическим соображениям здесь лучше не приводить. Мадам капитан лишь зубами скрипнула. Как она теперь появится на Мартинике? Де Баас ее живьем съест, а де Шаверни присоединится к трапезе. И оба будут правы.

— Его несет на юго-восток, в обход острова! — Эшби орал изо всех сил, стараясь перекрыть завывание ветра и грохот волн, разбивавшихся о близкий берег. — Ветер сильный! Если вскоре переменит направление, есть надежда, что завтра к вечеру шторм уляжется!

— И мы сможем догнать «Экюель»? — Галка была вынуждена кричать Джеймсу в самое ухо.

— Если он еще будет к тому времени на плаву!.. Черт! Эли, держись!

Они что было сил вцепились в поручни и только потому удержались на ногах. Один из якорных тросов лопнул, и «Гардарика» медленно, как в страшном сне, начала разворачиваться по ветру. Галка застонала: еще несколько секунд, и этого уже не остановить. Галеон повернет на сто восемьдесят градусов и со всего размаху врежется кормой прямо в борт «Амазонки»!

— Руби канат!!! — Она заорала так, что услышали и на соседних кораблях.

На «Гардарике» приказы капитана выполнялись без обсуждений даже в обычной мирной обстановке. Что уж там говорить о бое или шторме. Уцелевший якорный канат тут же обрубили.

— Поставить блинд! Грот зарифить!.. Сигнал всем — оставаться на месте и ждать!

Джеймс и без приказа знал, что делать: добрался до рулевого, и они вдвоем не без труда удержали штурвал в нужном положении. «Гардарика» за два года попадала в шторм раза четыре, но, во-первых, раньше это случалось не в такой опасной близости от берега, а во-вторых, не было необходимости еще кого-то спасать. Если они сейчас потеряют д'Ожерона, о походе на Картахену можно забыть. Равно как и о базе на Тортуге. Если бы не лопнул трос, они, может, и переждали бы шторм у острова Мона, после чего отправились бы на поиски. Но судьба распорядилась так, что теперь нет иного выхода. Придется самим болтаться по сошедшему с ума морю, да еще стараясь не упустить из виду «Экюель». А тот, судя по всему, вообще потерял управление и несся туда, куда его тащил ветер.

В сторону Пуэрто-Рико…

В отличие от команды «Экюеля», на «Гардарике» каждый знал свое место на случай аврала. Поэтому, даже после того как один якорный канат лопнул, а другой обрубили по Галкиному приказу, флагман зарылся пару раз в волны, вздымая фонтаны брызг, — и выправился. И вскоре уже помчался вдогонку за бестолковым французом, нырявшим где-то в дождливой пелене.

Галка и Эшби стояли на полуюте. Джеймс успел не только помочь рулевому удержать штурвал, но и поставить ему в подмогу крепкого матроса. После чего вернулся на квартердек. Паруса были частью подобраны, частью зарифлены и не загораживали обзор с мостика. Джеймс придерживал жену за локоть — маленький острый локоть, который иногда пребольно упирался ему в бок, когда Галке казалось, что он чрезмерно ее опекает. Но Эшби был упрям и по-прежнему стоял рядом, подстраховывая ее на всякий случай. Они прекрасно видели то, как рухнувшая на «Экюеле» грот-мачта болтается на уцелевших вантах и как он замедлил ход, почти остановился, тормозимый сплетением дерева и такелажа. «Экюель» развернуло боком к волне, и через него перекатывались огромные валы, угрожая опрокинуть корабль.

— Да что же они делают! — рычала Галка, вытирая мокрый окуляр подзорной трубы таким же мокрым рукавом. — Ванты рубить надо, а не в носу ковыряться!

Тросы наконец перерубили, и мачта разлапистым телеграфным столбом заплясала на поверхности моря, моментально отстав от «Экюеля».

— Лево на борт! — крикнула Галка. — Иначе он нам обшивку пробьет!

Рулевой с помощником отреагировали моментально. Опасный обломок, крутясь и переворачиваясь, остался в стороне. Там вроде бы виднелись человеческие фигуры, но, кажется, неподвижные. В любом случае спасти людей не было никакой возможности.

«Гардарика» стремительно нагоняла «Экюель». Галка напряженно всматривалась в корму фрегата, которая то высоко вздымалась на штормовой волне, то словно проваливалась в бездну.

— Догадаются ли они бросить нам конец? — прокричал Эшби. Галка, несмотря на рев обезумевшего ветра, прекрасно его услышала и отрицательно покачала головой:

— Боюсь, что нет. На д'Ожерона надеяться не стоит. Постараемся их обойти. Хотя бы поймать трос мозгов у них хватит?

Эшби с сомнением скривился.

И тут на «Экюеле» рухнула бизань. Фрегат моментально потерял ход, его нос начало разворачивать.

— Руль направо!!! — Галкин голос услышали, должно быть, и в Пуэрто-Рико. Но — поздно. Она сама знала это — и закричала поздно, и рулевой среагировать не успел. Да черт возьми, никто бы не успел!

Удар был силен. «Гардарика» содрогнулась от носа до кормы и резко остановилась, словно уткнувшись в стену — вернее, в корму «Экюеля». Раздался скрежет дерева, треск ломаемой обшивки, матюги Жерома и матросов. Удержаться на ногах удалось не всем. Эшби подхватил Галку, чтобы она не упала, но они оба здорово ударились о планшир. Произнеся короткую, но весьма эмоциональную и очень нецензурную речь, она высвободилась из его рук.

— Доложить обстановку! — заорала Галка. — На бак, с баграми, все! Отталкивайтесь! Быстрее!

Тем временем два корабля, сцепившись, все больше и больше разворачивались бортом к волне. На «Экюеле» пытались освободиться от рухнувшей бизани. На квартердек примчался плотник докладывать Галке о повреждениях.

— Бушприт разбит, капитан! Мы завязли в этом чертовом «Экюеле». Ребята пытаются сейчас освободиться. Рубить придется.

— Рубите, — коротко приказала бледная и злая Галка и добавила: — Вечно я по носу получаю — то на «Орфее», то на «Гардарике». Что еще?

— Бак разворочен, но там ничего особенно страшного, только фальшборт срезало. А вот гальюн снесло начисто.

— Надеюсь, там никого в тот момент не было? — Галка не удержалась от великолепной возможности съязвить.

Эшби с отчаянием взмахнул рукой.

— Эли, ну как ты можешь сейчас смеяться!

— А что еще остается! Ладно, выберемся и из этого… — Сказала она и тут же заорала, перекрывая завывания ветра и грохот волн: — Ёкарный бабай, расцепляйте корабли, скорее!!! Рубите нафиг! Вы что, не видите — «Экюель» поперек волны разворачивает, и нас за компанию!.. Скорее, братва, не искушайте Нептуна! Нам к нему еще рановато в гости!..

Расцепиться удалось только минут через десять, и дальше оба корабля пошли уже порознь. «Экюель» болтало и мотало во все стороны. Галка приказала близко к нему не подходить, чтобы снова не врезаться. Лишенный практически всех мачт, французский фрегат двигался очень медленно, но ветер по-прежнему был так силен, что его напора хватало толкать «Экюель» в корпус. Слава богу, хотя бы руль не поврежден, и фрегатом можно было худо-бедно управлять. На «Гардарике» убрали почти все паруса. Оставили только сильно зарифленные грот, фок и косой бизань (ошметки блинда сейчас «украшали» капитанскую каюту «Экюеля»), иначе обогнали бы французов — не найдешь. Так и двигались — вместе со штормом. Сначала их несло на северо-восток, к Пуэрто-Рико. Еще немного — и испанцы получили бы хороший подарочек в виде двух редких птиц.[9] Но там морской бог смилостивился, и ветер переменился на противоположный. Теперь их несло в обратную сторону. Пролив Мона Галка просто возненавидела за время этого путешествия. Особенно весело было, конечно, ночью — разметало бы в шторм да в темноте так, что ищи-свищи потом этого д'Ожерона по всему Мэйну. Поэтому на ночные вахты Галка поставила самых глазастых впередсмотрящих и даже выделила им свою подзорную трубу. Но слава богу — обошлось. Когда рассвело, она с облегчением обнаружила «Экюель» рядом — вот он, голубчик, ковыляет в полумиле от «Гардарики». Ветер тем временем постепенно начал стихать.

Штормом их отнесло далеко на северо-запад. С недовольством Галка рассматривала выраставшую из тумана громаду мыса Энганьо.

«Для полного счастья не хватало только на испанцев нарваться», — мрачно думала она.

Часам к девяти утра солнце наконец пробилось сквозь плотную пелену облаков. Туман быстро таял под его горячими лучами. Установился ровный свежий ветер. Море было все еще покрыто крупной волной — разогнанная штормом вода не могла так быстро успокоиться. Но погода вполне позволяла подойти поближе к французам, спустить шлюпку и взять их на буксир. У «Гардарики», кроме разбитого в щепки бушприта, треснула бизань-мачта. В остальном она показала себя с лучшей стороны: что ни говори, а испанцы корабли делать умели. «Вот у них бы Петр Алексеич поучился суда строить, а не у голландцев, — подумала она, вспомнив уроки истории. — Эти чертовы минхееры думали только о том, как не пустить в Балтику конкурента — Россию. И делали все спустя рукава, в результате чего наши корабли сходили со стапелей полугнилыми и уже дырявыми. Испанцам же нечего было бы бояться конкуренции. Скорее наоборот: получили бы нехилого союзника в экономической борьбе с Англией и Голландией… Хотя это ведь другой мир. Можно ведь и переиграть сценарий, особенно сейчас, пока будущий император пеленки пачкает».

На чем свет стоит кляня этого скупердяя д'Ожерона, возомнившего себя великим пенителем морей, Галка разглядывала покореженный фрегат. Зрелище было неутешительное: вместо фок-мачты жалкий обрубок с единственным парусом, в корме солидная дыра — как раз по размеру бушприта «Гардарики» — грот- и бизань-мачт вообще нет, и крен на левый борт. Пока еще малозаметный, но если не заделать пробоины сейчас, потом приятного будет мало.

— Так, — сказала она вслух, — пять человек на «Экюель», быстро. Немедленно доложить мне о повреждениях. Старшим назначаю…

— Позволь мне! — перебил ее чей-то голос.

В толпе пиратов, скопившихся на шканцах, произошло шевеление; кто-то протискивался из задних рядов вперед. Наконец он выбрался на открытое место, и Галка с изумлением опознала в высоком широкоплечем матросе Владика.

— Ты? — удивилась она. — С чего это вдруг? На подвиги потянуло?

Но Влад, как ни странно, не стушевался, а только упрямо мотнул головой и повторил:

— Позволь мне. Надоело быть пешкой.

После ночного приключения Галка, не спавшая вторые сутки, была колючей, как терновый куст. И уже собралась высказать названому братцу все, что думала по поводу его неуместного самомнения, когда ее локтя тихонько коснулся Эшби. Он стоял рядом — как всегда, рядом. Его дыхание тепло щекотнуло Галкину шею, когда он негромко сказал ей чуть не в самое ухо:

— Эли, мне кажется, ты недооцениваешь своего брата.

Капитан помолчала, собираясь с мыслями. Нетерпеливо посмотрела на мужа, но ответом ей был спокойный и твердый взгляд его светлых глаз. Уверенный взгляд. Он что, знает о Владике больше, чем она сама, полжизни прожившая с ним в одном дворе? Хотя в последнее время «братец» уже вовсе не был похож на себя прежнего — того воображалу мажора с руками, растущими из неприличного места… На ее вопросительный взгляд Эшби коротко, чуть заметно кивнул головой.

— Ладно, — проговорила Галка. — Старшим будет Влад. Но если что — шкуру спущу с любого. Валите. Бухту каната возьмите да привязать не забудьте, спасатели…

Эшби слегка поморщился. Он давно привык к Галкиной манере выражаться, но по-прежнему не одобрял ее. Влад быстро отобрал несколько человек — и они уже спускали шлюпку на воду, короткими сильными толчками бившуюся в борт «Гардарики». Дискуссия была окончена.

Четверо гребцов доставили на «Экюель» Влада, который сидел на корме, разматывая буксировочный трос, минут за десять. Еще столько же они провели на французском фрегате. Через полчаса шлюпка вернулась — в ней сидели всего два человека.

— Почему вы вернулись вдвоем? Где остальные? — немедленно спросила Галка у матросов требовательным тоном.

— На «Экюеле» не хватает людей, — ответил ей один из вернувшихся пиратов. — Там семь человек за борт смыло и многих покалечило, когда мачты падали. Так что Влад решил двух человек оставить французам в помощь и сам остался. Фрегат потрепало сильно — у них и течи есть, и обшивка пробита в нескольких местах, и палуба вся в дырах. Так ваш брат плотников на уши поставил. Вон — стук слышите? Уже латать начали, что можно.

— Молодец. — Галка даже втайне обрадовалась за «братца» — наконец-то не только нормальным человеком стал, но и доказал это на деле. — Правильно решил. Трос-то хорошо закрепили?

— Куда уж лучше, кэп.

На баке «Экюеля» появилась фигура в белой рубашке, хорошо различимая на полупустой палубе. Мужчина дважды махнул руками, скрещивая их — условный знак, что все в порядке и можно трогаться в обратный путь. Галка перегнулась через поручни полуюта и крикнула своей команде:

— Паруса к ветру!

Красавица «Гардарика» неспешно тронулась с места, постепенно набирая ход. Буксировочный трос вынырнул из воды и натянулся, загудев, как басовая струна. Через минуту и «Экюель» сдвинулся — сначала тяжело, а потом послушно следуя за флагманом.

— Как собачка за хозяином, а? — ухмыльнулся Эшби, взглянув на Галкину хитрую улыбку, бродившую по ее губам.

— Погоди, еще не время, — загадочно ответила она.

Но судьба приготовила для них еще парочку сюрпризов. Не прошли корабли и трех кабельтовых, не успели они еще набрать скорость, как из-за мыса Энганьо прямо по курсу показались два фрегата испанского патруля.

— Хорош подарочек, — процедила Галка.

Испанцы тоже были растеряны. Штормом их, похоже, потрепало изрядно. Плелись, небось, ближе к берегу, чтобы перевести дух да подлататься — а тут такое счастье. Два побитых бурей корабля под лилейными флагами. Ну и что прикажете делать честным кастильцам?

Несколько минут сохранялось какое-то странное ожидание. Корабли словно замерли на месте, не зная, что предпринять дальше. Но ветер и течение неумолимо делали свое дело, сближая их.

— Драки не миновать, — вполголоса сказала Галка, словно боясь, что ее услышат на испанских судах, и добавила все так же негромко: — Аврал, братва. Зарядить оба борта ядрами. Пьер, готовь снаряды к нарезным орудиям.

На сторожевиках тоже забегали и засуетились, готовясь к сражению. Один двенадцатипушечный фрегат и один двадцатипушечный. И за какой прикажете взяться? Малый фрегат, кажется, менее опасен, зато почти невредим, а у большого уже порты открыты, но стеньги на грот-мачте не хватает, и двигается он как-то боком — в трюме, что ли, балласт сдвинулся? Ладно — начнем все-таки с большого. А вот как «Экюель» прикрыть? Он же самостоятельно передвигаться не может. А трос рубить все-таки придется, иначе «Гардарика» ни одного маневра не сделает. Да-с, задали вы мне задачку, господа гроссмейстеры.

Все эти мысли быстренько проскакали в Галкиной голове. Рассуждая так и эдак, она одновременно раздавала приказы, засовывала за пояс пистолеты и надевала перевязь с саблей. Эшби уже экипировался.

Испанцы подошли уже на пушечный выстрел. Галка велела целиться в корпус.

— Правый борт — залп! — крикнула она.

Недаром на «Гардарике» так долго муштровали канониров. Ядра из бронзовых пушек и два тяжелых конических снаряда, пущенные нарезными орудиями, пробили обшивку большого фрегата на уровне ватерлинии. И без того осевший набок испанец накренился еще больше. По нему суетливо забегали человеческие фигурки, стали видны всплески возле борта — должно быть, это испанцы сбрасывают в воду пушки. Напрасный труд! Фрегат уже не спасти — лучше бы шлюпки спускали!

— Разворот! Левый борт — к бою!

Галке не хотелось упускать из вида второй фрегат. Маленький — не маленький, а настроение испортить может. Да и первое правило любого единоборства — никогда нельзя недооценивать противника.

Вот и на сей раз противник попался на диво резвый. Пока «Гардарика» расправлялась с большим фрегатом, маленький прибавил парусов и попытался обойти их с правого борта, как раз только что разрядившего свои пушки. Галкин флагман разворачивался, но пока слишком медленно. «Гардарика» не подставляла испанцу бок, но и сама стрелять не могла — на носу стоит только пара вертлюжных пушек малого калибра. От них толку на большой дистанции — чуть. Обломки бушприта тоже не дали бы как следует прицелиться. Новые орудия стояли по две штуки с каждого борта, Пьер уже изготовил их к стрельбе, но в боевой обстановке их еще не испытывали, да и поберечь их стоило. Для намеченных дел.

А зловредный испанец тем временем подбирался к беспомощному «Экюелю». Впрочем, французский калека оказался не таким уж и беззащитным. Совершенно неожиданно для всех — в первую очередь для Галки — порты по его левому борту открылись, и высунувшиеся пушечные жерла выплюнули полтора десятка двенадцатифунтовых ядер. Прицел велся по палубе и такелажу, и выстрел оказался вполне удачным. Ну не таким удачным, конечно, как на «Гардарике», конечно — но большая часть ядер до цели все ж таки долетела. Получив пробоину в баке и потеряв часть рангоута со стоячим такелажем — на головы донам сыпались обломки грот-рея и летели клочки парусины, — прыткий фрегат быстренько развернулся и лег на обратный курс. Испанцы почли за благоразумие не лезть в дальнейшую драку с такими зубастыми французами, а подобрать тонувших соотечественников — тем более что большой фрегат уже черпал бортом воду — и ретироваться по-хорошему.

— Ну что, огребли по первое число? — расхохоталась Галка. — Будете знать, с кем связываться! Но кто же там на «Экюеле» сыскался такой шустрый, интересно мне знать? Только не говорите, что месье д'Ожерон, не поверю.

Когда выловили из воды и закрепляли на юте обрубленный трос, выяснилось, что этим шустрым оказался Влад. Парни с «Экюеля» проболтались матросам «Гардарики» — мол, этот ваш русский умудрился не только отдать приказ канонирам, но и рыкнуть на д'Ожерона, попытавшегося вмешаться.

— Давно бы так, — довольно проговорила она, улыбнувшись. — Вот не терял бы время на свои страдания, сам бы давно уже кораблем командовал… Трос закрепили, черти полосатые? Галс бейдевинд, курс зюйд-ост, к острову Мона… Ну с Богом, братва! У нас и хуже бывало!

Глядя на болтавшийся позади «Экюель», Галка невольно вернулась к размышлениям о Владике. Наверное, это судьба, что он там оказался. Три года назад, когда их каким-то непонятным образом занесло в семнадцатый век, к пиратам, для него это стало такой же катастрофой, как шторм для губернаторского фрегата. Если бы пиратский флагман не кинулся на выручку «Экюелю», судьба д'Ожерона и его команды была бы незавидной. Не тащи они его сейчас на буксире, так и остался бы покалеченный фрегат на поживу двум испанцам. А в свете текущей войны и последних подвигов капитана Спарроу французам нечего было бы рассчитывать на их милость. Но теперь фрегат отконвоируют на Мартинику, где есть хорошая верфь с отличными корабельными мастерами. Красавец «Экюель» еще будет гордо ходить по Мэйну — если дать ему толкового капитана, конечно. То же и Владик. Не будь с самого начала рядом такой оторвиголовы, как Галка, он вряд ли пережил бы первую же встречу с Причардом. А если и пережил бы, то ненамного: белые рабы на плантациях, как правило, не заживаются. Галка словно взяла его на буксир и долгих три года тащила на себе, пока он не смог поднять собственный парус.

«Семь футов под килем и попутного ветра тебе, брат, — подумала Галка, чувствуя облегчение. Ответственность за близкого человека тоже может быть большой тяжестью на душе, иных такое и согнуть может. — Вот теперь я верю, что ты нашел свой курс. Очередь за мной».

— Кажется, пронесло. — Билли, всегда в отсутствие Галки остававшийся за старшего в эскадре, был хмур. Нет, хмур — это не то слово. Мрачен, как те грозовые тучи, еще вчера застилавшие небо от горизонта до горизонта. И улучшение погоды его не радовало.

Штормило почти сутки. Флагман и губернаторский корабль куда-то унесло. В любой момент могли показаться испанцы, что, конечно, не означало катастрофы, но нарываться на драку сразу после шторма как-то не тянуло. Команды были измотаны, вахты менялись каждые два часа. Но Билли считал, что им еще крупно повезло. Каково было людям на «Гардарике», он представлял очень даже хорошо. И мысленно молился за них. Он прекрасно знал, чего стоит удержать корабль на курсе, когда ветер норовит сорвать с рей те немногие паруса, которые еще можно поставить, чтобы хоть как-то управлять судном. Когда волны перехлестывают через палубу и на тебе ни единой сухой нитки. Когда ежесекундно рискуешь оказаться за бортом, а вытащить тебя из воды у оставшихся на корабле нет никакой возможности. Когда штурвал рвется из рук и кажется, будто вот-вот треснут сухожилия… Ветер давно сменился на северо-восточный и теперь стихал. Шторм унесло в сторону Эспаньолы. Теперь оставалось оценить повреждения, на скорую руку подлатать корабли и… ждать. Уговор не менялся уже два года: в подобном случае пять суток ожидания. Если за это время не вернулись — все. Можно отпевать.

Билли молился. Молился как за живых, боясь сглазить…

Заканчивались уже вторые сутки. Ожидание становилось невыносимым. Некоторые пираты даже пали духом, убедив себя и начиная убеждать остальных, что флагман погиб. Или хуже того — попал в руки испанцев. Билли пресекал подобные разговоры в самом начале.

— Воробушек выкрутится, — уверенно говорил он. — Такого удачливого капитана я в жизни не видел, а это значит, она обязательно вернется. Помяните мое слово.

Но его слова убеждали не всех. Кое-кто из ямайских парней начал заговаривать о возвращении в порт. Мол, если капитан Спарроу до сих пор не вернулась, то удача ее покинула. Билли пришлось перейти от убеждения словом к применению своих вице-адмиральских полномочий. А наутро третьего дня, совершенно расстроенный, распорядился выслать в разведку «Афину» и «Марго». Но не успели эти корабли сняться с якоря, как закричал марсовой «Амазонки»:

— Парус на норд-вест!

А на норд-вест была Эспаньола с ее испанцами. Так что сюрприз мог оказаться неприятным. На пиратских кораблях открыли порты и зарядили орудия. Билли матерился сквозь зубы, но если даже это испанцы, то он был им благодарен. По крайней мере, они отвлекут парней от невеселых мыслей и тягостного ожидания.

Неизвестный корабль шел в крутом бейдевинде, а значит, очень медленно. Прошло не меньше часа, пока разглядели, что это не один корабль, а два. Причем у второго остался лишь жалкий огрызок фок-мачты: брам-стеньга напрочь отсутствовала. Его тащил на буксире первый корабль. Тоже потрепанный бурей, но по крайней мере на фок- и грот-мачтах все паруса были в порядке…

— Господи… — Выдохнул Билли, все еще боясь поверить. — Провалиться мне до самого киля — это же она!

Весть о возвращении капитана Спарроу разнеслась по кораблям и вынесла пиратов наверх — всех, даже спавших после вахты — быстрее, чем их вынесло бы известие о приближении Золотого флота. Матросы толпились на палубах, залезали на ванты, на реи, чтобы лучше видеть свой потрепанный флагман. «Гардарика» шла гордо и величественно, словно и не отягощенная «Экюелем», который волокла за собой на крепком канате. До боли в глазах старые, просмоленные морские волки вглядывались в эти плотно набитые ветром паруса — и у многих наворачивались слезы. Да кто там стоит на баке? Расстояние еще слишком велико, не разглядеть. Да как же, — нет сомнений. Маленькая фигурка — маленькая, далекая, но такая знакомая… Дуарте на борту своей «Дианы» стоял, привалившись к фальшборту. По его небритому изможденному лицу бродила, то появляясь, то исчезая, вымученная улыбка. Сухие, лихорадочно блестевшие глаза впивались в приближавшиеся корабли с отчаянной надеждой. После трех дней безуспешных попыток утопить тревогу и боль в бутылке он не мог стоять прямо.

— Наш Воробушек вернулся, — пробормотал Билли, наконец удостоверившись, что «Гардарика» ему не снится. Потом сорвал с шеи видавший виды платок и заорал во все горло, размахивая им, как мальчишка: — Алина вернулась! Воробушек снова с нами!

Через несколько мгновений, наполненных радостным ропотом вести, перелетавшей от одного корабля к другому, океан дрогнул от воплей двух тысяч человек. Пираты горланили от радости, махали руками и сорванными шапками, свешивались с мачт, рискуя свалиться и сломать себе шею. От этих криков со скал острова Мона сорвались тысячи чаек, наполнив воздух хлопаньем крыльев, — и вторили своими пронзительными голосами всеобщему ликованию, многократно увеличивая поднявшийся шум. Еще ни одного адмирала, ни одного полководца (по крайней мере — в этой части света) не встречали подобной искренней радостью. Пираты будто обезумели. Только вчера они находились на грани отчаяния. Всего лишь час назад, лишенные командира, они готовы были повернуть свои корабли и разбежаться — и вот в несколько минут все так переменилось! Их талисман — их Удача — вернулась. Уж теперь-то они зададут жару этим испанцам! Теперь точно удастся свершить несбыточную, казалось бы, мечту.

С левого борта «Гардарики» показалось облачко порохового дыма, а затем пришел грохот выстрела. Флагман отвечал на громогласные приветствия. Пираты заорали еще громче. Воробушек снова не подвела, снова прилетела — и не одна. Злосчастный «Экюель» удалось догнать и доставить в относительной целости. Может, и д'Ожерон уцелел в этой свистопляске?

Д'Ожерон, действительно, был цел, но находился в крайне подавленном состоянии. Сидя в каюте своего «Экюеля», он слышал радостный галдеж и приветственные крики, которыми их встретила пиратская флотилия. Губернатор, несмотря на все свои недостатки, был достаточно проницательным человеком, что, в общем-то, неудивительно — иной бы просто не удержался так долго на его хлопотном посту. И теперь, видя столь явное и вполне заслуженное возвышение капитана Спарроу, произошедшее исключительно благодаря его собственной, д'Ожерона, неосмотрительности, он мысленно клял себя за самонадеянность. Вспомнил молодость, называется! Решил тряхнуть стариной! Ну хорошо еще, потешил свое тщеславие, назвался капитаном «Экюеля», но какой же глупостью было попытаться сэкономить и отказаться от штурмана! Не хотелось отдавать деньги — пришлось расплачиваться авторитетом. Как известно, скупой платит дважды. Пока эскадра шла к проливу Мона, несмотря на плохую погоду, ему не составляло большого труда двигаться в кильватерном строю. С гордым видом прохаживаясь по квартердеку, покрикивая на команду и даже встав пару раз к штурвалу, пожилой губернатор чувствовал воодушевление и вполне реальную молодую энергию, переполнявшую его. Совсем как двадцать лет назад. «Экюель» был построен крепко и даже на крупной волне держался довольно устойчиво. Но вот когда уже казалось, что главная опасность миновала и можно спокойно переждать шторм под прикрытием крутого обрыва острова Мона, их сорвало с якоря. При такой скученности судов, жавшихся сейчас к скалистому берегу, образовалась великолепная возможность врезаться в любой из них. А тогда один-единственный корабль сможет собрать в кучу их все, и начнется такая мешанина, что они просто переломают друг друга или будут раздавлены о скалы. Так что «Экюелю» — да и всем остальным — еще повезло, что его потащило в открытое море, а не вглубь бухточки. От рывка в момент обрыва троса все попадали кто куда, хватаясь за леера и друг за друга. Сам д'Ожерон едва не вылетел с квартердека. Паруса, естественно, в такой суматохе свернуть как следует не успели — команда была новая, еще не сработанная, ну и д'Ожерон, естественно, растерялся. И растерял весь свой боевой пыл. Да и было отчего. Когда тебя тащит черт знает куда, правильно среагировать может только опытный моряк, а губернатор до этого в течение слишком уж долгого времени ходил в море только как пассажир.

— К ветру приводи, к ветру! — заорал боцман, перекрикивая шум моря.

Рулевой, мертвой хваткой вцепившийся в штурвал, попытался выполнить приказ — это был первый разумный приказ, который прозвучал с начала катастрофы. Но в это мгновение на беспомощный «Экюель» налетел особенно сильный порыв. Грот-мачта не выдержала нагрузки. Мокрая парусина оказалась слишком тяжела для такого шквала. С хрустом вырываемого у великана зуба мачта переломилась в ярде от палубы и медленно завалилась, обрывая такелаж и сбросив в бушующую воду несколько человек. Единственный, кто еще как-то мог изменить ситуацию к лучшему, — боцман Барду — также был смыт за борт. Последними его словами было непечатное ругательство и вопль:

— Рубите ванты, идиоты!

Несмотря на всю панику и хаос, царившие на палубе «Экюеля», несколько человек, действительно, догадались схватить топоры и начали рубить канаты, все еще удерживавшие мачту, которая оттягивала их назад и грозила опрокинуть либо пробить борт при любом ударе. Но самым страшным было то, что грот-мачта, падая, оборвала один из тросов, удерживающих бизань. Она пока еще держалась в гнезде, но, учитывая такое волнение, это было ненадолго. Оставалось только молиться о чуде. И чудо пришло — в виде идущей за ними «Гардарики» на зарифленных парусах. Флагман капитана Спарроу догонял их довольно быстро. Даже слишком быстро.

Очередной шквал обрушился на «Экюель», и бизань рухнула вслед за гротом. Фрегат рыскнул в сторону, и бушприт «Гардарики» с треском воткнулся ему в корму с левой стороны. Как раз пониже капитанской каюты…

Д'Ожерон покосился на окно. Стекол после шторма там не осталось, да и рамы были изрядно помяты. Стену украшала изрядная заплата из простых неструганых досок на том месте, где ее протаранила «Гардарика». Спасибо, что хоть такую поставили, а то два дня губернатор боялся заходить в свою каюту, чтобы не вывалиться. Сквозь разбитое окно происходящее на острове Мона было слышно — лучше некуда. Как только они приблизились к берегу и были отданы якоря, вся пиратская флотилия — кто на шлюпках, кто прямо вплавь — бросилась к «Гардарике». Ее окружили, продолжая кричать, свистеть, хлопать в ладоши. Многие залезли на борт по талям, которые сбросила им Галкина команда. Стоило самой Галке, смеявшейся и отпускавшей веселые шуточки, сойти с мостика, как ее подхватили на руки и в таком виде — не дав самостоятельно ступить ни одного шага — доставили на берег. Д'Ожерон и не глядя в окно прекрасно себе представлял, что именно происходило снаружи. Там чествовали капитана Спарроу в тот самый момент, как его собственный авторитет камнем шел ко дну.