Владимир Заяц
Земля необетованная
1
Нук проснулся и тотчас посмотрел на рдеющий зеленым циферблат. Десять утра. Можно было поспать еще пару часов. Программа Эомики начинается только в двенадцать. Может быть, удастся заснуть снова? Нук зажмурился. Ну почему, почему ее программа начинается так поздно?! Если сон не возвратится, придется еще битых два часа созерцать низкий серый потолок и лиловую уродливость стандартных стен. И два часа тишина и одиночество будут терзать его снова.
Нук помнил, что в детстве утро всегда приносило радость. Ведь впереди был огромный, прекрасный и очень интересный день! И сделать за этот день можно было неимоверно много. А как мечталось! Нук тогда верил, что станет биоконструктором. Биоконструктор Нук... Звучит! Хотя знаменитый дихотаймер Нук - тоже неплохо. На худой конец можно было стать гипномодельером. Увы, мечты остались мечтами...
Говорили, что у него есть способности. Но оказалось, что иметь способности мало. Оказалось, что планете не нужны способные или талантливые биоконструкторы, дихотаймеры и гипномодельеры. Как оказалось, по каждой специальности нужен был только один человек. Самый талантливый. Который делал работу лучше всех. А результаты его труда мультиплицировались для всей отрасли.
В молодости все переоценивают свои силы. И легко вообразить, что именно ты - избранный среди избранных. Но миллионы самонадеянных юнцов безжалостно отбрасывались центрифугой жизни. И становились пожизненными иждивенцами.
Сон не шел. Нук повернулся на бок и почувствовал каменную твердость ложа. Стало модным заказывать ложе на воздушной подушке. Но тогда он бы не уложился в ежемесячную субсидию, и пришлось бы сократить просмотр вида до минимума. На это Нук не пошел бы и под страхом смертной казни. Видеть, слышать прекрасную Эомику стало единственной целью всей его жизни.
Начало передачи с участием Эомики он предугадывал каким-то десятым чувством. Сладко замирало сердце, по телу проходила дрожь и корчащиеся пальцы сами включали вид. Вспыхивала серебристая звездочка, вырастала, превращалась в дрожащую сферу, в центре которой появлялась ОНА. Пышноволосая, с нежными алыми губами. Как Венера из пены, рождалась из матового сияния Эомика.
Эомика улыбалась одному ему, говорила только с ним, глядела лишь на него лучистыми огромными глазами. Как завороженный, приближался к ней Нук; бормотал ласковые слова, протягивал руки. И чем ближе к сфере он подходил, тем размытее становилось объемное изображение крутобедрой золотоволосой красавицы. Черты прекрасного лица искажались, дергались, по всей фигуре шли молочно-белые волны.
Горько вздыхая, Нук отходил назад, наощупь находил ложе и продолжал любоваться своим кумиром лежа. Долго стоять он не мог - от постоянной неподвижности мышцы тела стали дряблыми, словно холодец, плохо сгибались суставы. В свои неполных тридцать лет Нук имел сутулую круглую спину, большой дряблый живот и нездоровый серый цвет лица.
Но это его абсолютно не беспокоило. Зачем ему мышечная ткань? Это рудимент, доставшийся нам от предков. Только раз в месяц по требованию "Службы здоровья" ему приходилось выбираться из своего супернебоскреба "Небесный замок" на улицу.
Эта прогулка была сплошным кошмаром. Записываться на выход доводилось еще в пять утра, а потом около часа или двух продвигаться к выходу среди колышущейся жаркой толпы. Раньше было еще хуже. Для выхода на улицу требовалось полдня. Но теперь, после того, как сделали три дополнительных подземных выхода, положение улучшилось.
Нук считал прогулку не только крайне утомительным, но и бессмысленным мероприятием. Что хорошего можно увидеть в реальной жизни? Скучные лица таких же неудачников, как и он сам. Или соседок - "красоток" с глазами, красными от постоянного просмотра вид-программ, с тупыми угристыми лицами и сальными слоящимися волосами.
У женщин был свой кумир - дебильный малоразговорчивый атлет Маур. Он умел ослепительно улыбаться и эффектно поигрывать мышцами полуобнаженного тела. Зрительницы млели от восторга и искренне верили, что для настоящего мужчины этого более чем достаточно.
Вчера Нука вынудили выйти на улицу. И посреди движущейся толпы случилось то, что пронзило сердце его острой болью. И теперь, когда Нук вспоминал вчерашнее, боль вспыхивала с прежней силой. Может, ничего и не было, может, все это ему почудилось? Может быть... Нук давно разучился различать воображаемое и действительное.
Вчера в толпе ему показалось, что кто-то рядом с ним осмелился произнести имя Эомики. Его Эомики! Нуку показалось, что он сходит с ума. Он вертел головой во все стороны. И повсюду с сухих губ мужчин, безжизненными глазами смотрящих поверх моря голов, срывался шелестящий шепот:
- Э-о-ми-ка...
2
Когда Инспектор вошел в пультовую, Доктор уже сидел за столом.
- Что нового в нашем районе, в нашем городе, на нашей планете? - бодро поинтересовался Инспектор, снимая жаркую форменную фуражку, пламенеющую золотой кокардой.
Услыхав грохочущий бас, Доктор медленно поднял голову и, помаргивая белесыми ресницами, тихо сказал:
- Появилось трое кандидатов. И все из "Небесного замка". - Он подумал, пожевал губами и задумчиво заметил:- В прошлом месяце больше из "Голубой горы" было. Рекомендую за этими тремя установить тщательный надзор. Очень высока степень реализации суицидального настроя. А порой кандидат в самоубийцы превращается в убийцу, если ему покажется, что он нашел виновника своего тягостного состояния.
Инспектор уселся на винтовой табурет перед своим дисплеем, расслабил узел галстука.
- А что по нашему ведомству? Тоже, как всегда. Один случай немотивированного нападения в лифте. Удар тупым предметом по голове. Жертва не ограблена. Следов на месте преступления видимо-невидимо. И расческу с отпечатками пальцев подбросил, дурашка. Типичнейший случай.
Доктор растянул в улыбке бледную полоску губ.
- Типичный случай нетипичной реакции.
Инспектор Альфеус упрямо боднул воздух тяжелой головой.
- С определением буду спорить. О! Вот вам еще один случай. Наркотики. Их синтезируют где-то на юго-западе в подводных лабораториях. Ракетами уже боятся перебрасывать - слишком велики потери. Нашли другой выход: под сверхвысоким давлением прессуют из наркотиков тару. И переправляют в ней что-нибудь безобидное. Биостим, например.
- Почему им не хватает вида? Тоже ведь своего рода наркотик.
Доктор произнес эту фразу самым обыденным тоном. Альфеус вздрогнул и метнул на него быстрый взгляд. Рыхлое, словно разваренное лицо Доктора выражало только благодушие. Словно и не он только что произнес крамольную фразу о виде. Любые выступления такого рода строго пресекались органами спецнадзора.
Доктор и раньше позволял себе еретические высказывания, но в последнее время делает это чересчур откровенно. Почти в открытую.
- Вот вы говорите "как всегда". - Док произносил слова медленно, зависая на гласных и растягивая паузы между словами. Эта его привычка превращала самый жаркий спор в подобие ленивого послеобеденного трепа. Дела обстоят вовсе не "как всегда". Вы не помните, Альфеус, как было тридцать лет назад или хотя бы двадцать. Вы еще молодой человек, Альфеус. У нас тогда за неделю случалось столько происшествий, сколько теперь за день.
Инспектор только вздохнул. Пять лет назад, в самом начале совместной с Доктором работы, он пробовал спорить с ним, используя набор стандартных истин, преподанных ему в училище. Но каждый день приносил новые факты, которые заставляли относиться к ворчанию старого эскулапа со все большим вниманием..
- Мы с вами обычные пожарники,- заключил Док.- Но пожарники плохие. Надо тушить огонь. А мы от него только отгораживаемся. Огонь разгорается, а мы говорим: "Все как всегда!"
- Ладно-ладно, - поспешил его прервать Альфеус, косясь на вид.- Кто там у вас, кроме суикцидальников, на грани срыва?
- Нук из "Небесного замка". Квартира пятьдесят восемь тысяч сто тридцать вторая. Психоастеничен по натуре. Прицельно-дистанционная энцефалограмма указывает на близость нервного срыва. Вероятно, в сторону моторной агрессии.
- Поклонник Эомики?
- Скорее всего, да.
- Тогда беспокоиться нечего. Все пойдет по стандартной схеме.
3
И снова осветила она своим приходом тесное жилище. Но на этот раз не поднялся ей навстречу Нук, не прошептал нежных слов, обычных в устах влюбленного.
В последние дни он понял то, что упорно не хотел понимать раньше: это неземное создание в урочный час приходит в миллионы других жилищ. И так же, как и ему, улыбаются миллионам других мужчин ее желанные уста.
- Вот мы и встретились,- сказало объемное изображение Эомики, сделав шажок золотистой туфелькой с хрустальным каблучком.
- Кто это "мы"? - страдальчески засопел Нук, отворачиваясь к лиловым разводам стены.
Все, что было, самообман и вздор. Никогда, никогда не соприкоснутся их пальцы. И только пустоту встретят его руки, протянутые к любимой.
Нук застонал.
Она не его. Тогда чья же? Нук вздрогнул от представшей перед ним картины: миллионы ячеек-квартир, и в каждой тянутся, тянутся трясущиеся бледные руки к его божественной нареченной. И она улыбается всем. И всем обещают нелгущие глаза ее неземное блаженство.
А что если кому-нибудь из них выпадет счастье?!
Нет! Он не допустит этого! Его взгляд упал на маленький ящичек накопителя энергии для вида. Стоит только отключить накопитель от вида вот так - и не отключать поглощение внешней энергии, то за несколько часов столько энергии накопится, что... К рычажку подключения потребления проволочку прикрутить, дернуть. Вся энергия высвободится разом.
Эомика перестанет существовать. Она не достанется никому.
Нук поднялся, опираясь руками о ложе, чувствуя, как противится его усилиям брюхо, как недовольно вздрагивает оно при каждом движении.
Он вдавил кнопку под экраном и, преодолевая спазм в горле, прошептал:
- Нук. Квартира пятьдесят восемь тысяч сто тридцать вторая. Прошу записать в очередь на выход. На завтра.
К концу второго часа ходьбы Нук почувствовал, что позвоночник его наполняется тупой болью. Очередь порой останавливалась, потом вдруг приходила в движение, и Нук, раскачиваясь вместе со всеми, делал несколько крошечных шажков. Он поискал глазами свободные места на скамьях вдоль стены, но те были заняты пожилыми людьми. Лица их выражали бесконечную усталость.
Левую руку Мука оттягивала сумка с накопителем. Груз казался все тяжелее. Соседка справа - тяжело сопящая дама в ярко-красном костюме прижимала ребристую поверхность накопителя к бедру Нука. Он попробовал переложить сумку в левую руку, но был настолько зажат толпой, что ничего не получилось. Нога болела так сильно, что Нук стал ее подволакивать.
Соседи шумно дышали, шаркали ногами; и шорох тысяч ног соединялся в постоянный звук, похожий на стократно усиленный шорох сухой травы. Воздух был влажным от дыхания и испарений тел. Пахло потом, смазкой выбивающихся из сил кондиционеров и пластиковой пылью, поднимающейся из-под ног. Тусклый белый свет настенных ламп делал лица неестественно бледными, отбрасывал резкие тени, углублял морщины.
Шествие проходило в полном безмолвии. Нук подумал, что попади сюда человек из средневековья, он наверняка решил бы, что это шествуют мертвецы, по зову трубы восставшие из могил в судный день.
Нук не знал, да и знать не хотел, кто были эти люди. Скорее всего такие же неудачники, как и он. Мысль о какой-то общности с ними не вызывала к ним особой симпатии. Даже наоборот. Их много, их слишком много. Будь этих людей намного меньше, тогда, возможно, удалось бы рассмотреть в толпе человеческое лицо.
О, как раздражает, как бесит изобилие никому не нужного человеческого материала! Нук почти перестал себя контролировать. Он с ужасом осознавал, что каждую минуту его руки могут вцепиться в горло соседки справа.
Но особую неприязнь у Нука вызывали мужчины. Ему снова начало казаться, что все они, едва шевеля губами, шепчут:
- Э-о-ми-ка, Э-о-ми-ка...
Нук напряженно слушал, и ему чудилось, что шорох, наполняющий гигантский вестибюль, преобразуется в пульсирующий тревожный ритм, становится осмысленнее. И вот, вплетенное в ритм, словно узор, звучит под сводами:
- Э-о-ми-ка...
Нук дышал с трудом, напрягая мышцы груди. Перед глазами плавно перемещались крошечные сверкающие точки. Он понимал: так ему долго не выдержать.
Но тут впереди забрезжил дневной свет. Выход был близок.
Переложив сумку в левую руку, Нук стоял у стены и с трудом соображал, на какую же из серых лент самодвижки стать. Наконец он решился: перешел на третью скоростную ленту с повторяющейся надписью "Третий сектор", поставил сумку у ног и только тогда сообразил, что надо посмотреть, нет ли слежки.
Он испуганно обернулся и стал обшаривать глазами толпу, плывшую из огромных дверей. Нет, за ним никто не наблюдал. На лицах прохожих было написано абсолютное безразличие ко всем и ко всему.
4
Доктор опоздал на работу на час. Это было очень странно. И хотя Док вел себя, как всегда, Альфеус почувствовал неладное.
- Ничего особенного не случилось,- ответил он на вопрос Инспектора, говоря, как всегда, медленно и тихо.- Был у Главного Координатора. По его личному приглашению.
- Ну и что?
- Поговорили немного, - сказал Док и умолк.
Альфеуса передернуло.
- О чем?
- По сути дела - ни о чем. Я сказал ему то, что он и сам хорошо знает. Я и вам говорил это много раз. Государство - самая сложная из систем. И оно не имеет более высокой ступени иерархии. То есть государство само вырабатывает для себя цели. Когда-то была выработана цель - благосостояние для всех. Она достигнута. Все сыты, у всех есть жилье. А что дальше? Надо вырабатывать новую цель. А вырабатывать ее и некому. Население не догадывается, что управленческие и контролирующие кадры выбираются не из самых талантливых, а из самых средних: Считается, что только средние люди могут быть выразителями чаяний большинства.
- А он?
Полосочка губ дернулась, словно Доктор хотел улыбнуться и вдруг передумал.
- Он заявил мне самым официальным образом, что он самый средний человек на планете, а потому является выразителем абсолютного большинства. И раз он не чувствует необходимости в изменениях, то они никому не нужны.
Инспектор хмыкнул.
- Вы сказали ему, что выразителем большинства можно стать, побывав в их шкуре?
- Сказал. Но все это без толку. Я знал, что слова мои будут гласом вопиющего в пустыне. Зачем же тогда я усердствовал, спросите вы меня.Доктор смотрел в одну точку на стене и говорил тихо и медленно, будто с самим собой. - Если ничего не говорить, то наверняка ничего не изменится. Сегодняшняя беседа, естественно, ускорит введение новой системы, обходящейся без Доктора. Вы, мой юный друг, скоро останетесь в одиночестве.
Доктор умолк. Его повернутое в профиль лицо было печальным, губы безмолвно шевелились.
- А когда-то, - сказал он после длительной паузы, - когда-то, лет двадцать пять назад, нас в секторе было полтораста человек. Одному тяжело будет. Такая у людей биологическая особенность: психика в одиночестве неотвратимо распадается. Вот, кстати, еще одна причина возросшего количества преступлений. Чем больше людей, тем сильнее они жаждут общения и тем менее к нему способны.
- С кем, с кем, а с Координатором я никогда не буду жаждать общения, неуклюже пошутил Инспектор.
Доктор на шутку не отреагировал. Альфеус откашлялся и сказал с очень деловой интонацией:
- Как та.м наши подопечные?
- Вот портрет преступника. Взгляните.
- Оптимальное время захвата?
- Восемнадцать сорок - восемнадцать сорок две.
Инспектор давал команды захвата, а у него перед глазами стояло истерзанное лицо преступника. И Альфеус подумал, что такое выражение более характерно для жертвы.
5
Мурк сел на краю ложа, посмотрел на часы. Было только двенадцать. Он прошелся по комнате, снова сел. До дневного сна далеко. Есть еще рано.
От нечего делать Мурк включил наружный обзор. Электроника рывком приблизила далекую землю. На серых лентах самодвижек стояли, горбясь, люди. Порывистый ветер трепал их одежду. Деревья вдоль дороги раскачивались, словно в безысходной тоске. Листья на них судорожно трепетали.
Мурк подошел к зеркалу. Оттуда на него мрачно глянула заросшая многодневной щетиной физиономия, взгляд диковато косил. Побриться и на улицу выйти? Поздно. На выход надо записываться с самого утра. Да и толку-то! Всех шокирует сама мысль, что с тобой может заговорить незнакомый человек. Как-то раз Мурк попробовал заговорить на улице с незнакомцем. Тот с ужасом уставился на него и, что-то промычав, перескочил на соседнюю ленту. Что поделаешь?! Некоммуникабельность!
Вид не спасал положения. Более того, Мурк начал бояться его. Необычайная общительность толкала Мурка на разговоры. Он беседовал с объемными фантомами как с живыми людьми, пытался вставлять свои реплики в паузы. И однажды вечером, томясь бессонницей и тоской, Мурк долго думал. И глядя в густую, давящую на глазные яблоки темноту, он понял, что дальше так продолжаться не может, что дальше - сумасшествие.
Некоторые находили выход в наркотиках. Это давало им временное облегчение. Мурк попробовал тоже. Он с самого утра приехал к однокашнику-наркоману и попросил слюдинку. Тот, услышав просьбу, долго смотрел на него запавшими тусклыми глазами. Наконец, с трудом собравшись с мыслями, он улыбнулся потрескавшимися синеватыми губами и сказал отрывисто:
- Давно бы так. Слюдинка - это радость и забвение. И все равно от чего оно. Главное - оно есть!
Такая длинная фраза далась ему нелегко. Минут пять наркоман отдыхал. То и дело он облизывал губы сухим языком, покрытым буроватым налетом. Потом тяжело встал и, загородив стенной ящик узкой спиной, долго в нем рылся.
- Вот, - сказал он с особым выражением в голосе и показал Мурку золотистую маленькую капсулу.
Наркоман улыбался ей, как любимой женщине, перекладывал из одной руки в другую, нежно поглаживал ее указательным пальцем и что-то тихо шептал.
С видимым усилием он заставил себя опрокинуть ладонь, и капсула скользнула в руку Мурка. Она была шелковистой на ощупь и теплой.
Мурк проглотил ее и удивился, что ничего не почувствовал.
- Да ты сядь, сядь - сказал однокашник, наблюдая за ним с каким-то жадным интересом.
И тут Мурк почувствовал, что с неимоверной скоростью мчится куда-то вниз. Он вцепился в край ложа и закричал от испуга. Падение неожиданно прекратилось, и Мурк с той же скоростью полетел вверх. Тело его уменьшалось, словно проколотый мяч, а горло перехватил спазм. Он задыхался. Его невыразимо пугала комната, ставшая необъятной и грозно незнакомой. Потом его вырвало, и это принесло некоторое облегчение. Мурк с трудом встал на дрожащие ноги. Перед глазами колыхалась болотная зелень.
- Ну как?- услышал он чей-то хриплый голос и не сразу догадался, кому он принадлежит.
- От-вра-ти-тельно, - процедил он сквозь плотно сжатые зубы.
- Еще попробуешь?
- Пошел ты!..
- Ну вот,- сморщился однокашник.- Только слюдинку перевел.
Больше Мурк никогда не пытался употреблять наркотики.
Когда он поступил в школу, его определили в необычайно большой класс. В нем училось семь человек. И теперь, много лет спустя, по своей необыкновенной общительности он пытался поддерживать контакты с бывшими одноклассниками. Но трое исчезли неизвестно куда, один покончил жизнь самоубийством, выбросившись из рейсинга, двое жили относительно благополучно. То есть так же, как и все.
Деборы, с которой они так дружили в школе, почти никогда не бывало дома. А когда она появлялась, то заводила жуткие разговоры о царе тьмы, о черных мессах и о всеобщей гибели. Она смотрела на него лихорадочно горящим взглядом и выкрикивала истерически вибрирующим голосом:
- Пойдем! Пойдем к нам! Будешь нашим братом во зле!
И Мурк однажды рискнул. Пошел с Деборой на шабаш. И сейчас он содрогался, вспоминая о той ночи, о скользком люке, о зловонии заброшенной канализационной системы, о трепещущем и чадящем свете огромных свечей, освещающих коллектор. И неверный свет этот выхватывал из темноты то черепа в нишах, то оскаленные лица членов секты и обнаженные женские груди, исписанные кабалистическими знаками.
Одноклассник Нук, напротив, всегда был дома. Но поговорить с ним не удавалось никогда. Мурк видел его заплывшее жиром лицо всегда вполоборота даже во время беседы Нук не отрывал узеньких глазок от вида и все время переводил разговор на Эомику.
Но сегодня Мурк был согласен и на такую беседу. Он чувствовал, что больше не в силах выносить одиночество; что оно засасывает его, как трясина; что разум его мутится; что еще немного, и его "я" распадется на тысячи вопящих, дергающихся, бессмысленных существ.
Он нажал на кнопку вызова и с надеждой посмотрел на центр комнаты. Там должна была загореться серебряная звездочка начала связи.
- Нет дома,- монотонным голосом сказал вид и захрипел изношенным голосовым каналом. Мурку показалось, что это хрипит он сам.
- Ушел, - повторил он только для того, чтобы услышать человеческий голос, и сам испугался каркающих звуков, в которых человеческого было очень мало.
Ему как никогда захотелось, чтобы хоть кто-нибудь позвонил ему и просто спросил:
- Как дела, Мурк?
И все. И больше не нужно было бы ничего.
Но Мурк знал, что этого не случится. Что никто не зайдет к нему, не позвонит, а на улице, как в тот раз, испуганно отшатнется.
И Мурк решился на безумную затею. Он выдернул из вида металлический стержень трубоскопа, завернул его в старую рубаху и, нажав на кнопку вида, едва слышно прошептал:
- Запись на выход.
Он знал, что сможет выбраться только к вечеру. Но именно это время его и устраивало.
6
Мысли Нука пришли в полнейшее расстройство. Он никак не мог сообразить, где он и что его окружает. Только усиливающаяся тяжесть в ногах, не привыкших к долгому стоянию, давала знать, что он все еще стоит на ленте самодвижки, что он еще едет.
Когда самодвижка доставила его до пятого сектора, он очнулся и сошел на неподвижную часть тротуара. Чего-то не хватало. Он не сразу сообразил, что забыл сумку. Коротенькими тяжелыми прыжками Нук догнал сумку и сдернул ее с ленты.
Потом он долго отдыхал, опираясь на шершавую стену дома, ощущая, как проникает в спину сырой холод.
Отдохнув, Нук осмотрелся и обмер от неожиданности. Ну конечно же, это домик Эомики. Нук сотни, нет, тысячи раз любовался им по виду. Только в таком доме могла жить несравненная Эомика - маленьком, изящном, окруженном голубыми колоннами, с фронтоном, украшенным великолепной скульптурой.
Вокруг не было ничего подозрительного. Никто не обращал на Нука внимания. Он подошел ко входу, еще раз осмотрелся. Сердце забилось с такой силой, словно хотело выскочить из груди и оказаться в домике прекрасной Эомики раньше хозяина.
Ошалело выпучив глаза и потеряв всякое соображение, Нук толкнул дверь. Волоча сумку, он вошел в сумрак небольшой прихожей. В ней совершенно неуместно пахло сыростью нежилого помещения.
- Начнем, - сказал Нук дрожащим голосом, пытаясь возбудить в себе вчерашние чувства.
- И закончим, - вдруг услыхал он насмешливый голос, и чьи-то руки выдернули у него сумку.
- Отдай! Отдай! - завопил Нук, наугад махая руками.
Но тут руку перехватили, больно заломили в кисти, и тот же голос очень спокойно предложил:
- А теперь выйдем на свежий, очень полезный воздух.
Его вытолкнули на улицу. У подъезда стоял полицейский автомобиль, из тех, которые придаются медицинской службе. На его дверце мирно соседствовали медицинская эмблема - белокрылая птица, несущая в клюве скорлупу с живой водой и эмблема полиции - меч в обрамлении дубовых листьев.
Через раскрытую дверцу на него рассеянно посматривал врач в распахнутом халате.
- Урожайный день, - сказал он тому, кто вел Нука. - Девятый эомикист.
- Пустите меня, - неожиданно тонким и жалобным голосом попросил Нук. Я же ничего не сделал.
- У меня скоро все нейролептики закончатся, - заметил врач, исчезая в салоне.
- Заходи, - рослый полицейский в выцветшей голубой рубахе толкнул Нука в спину, и тот неуклюже полез внутрь, постанывая от боли в руке.
- Я не хотел, - заскулил Нук. - Я бы никогда не решился взорвать этот замечательный дом.
- Какой дом? - переспросил вошедший следом полицейский. - Ах, вот этот. Не дом это, дружок. Бутафория одна. Чтобы вы собирались к одному месту. Так вас легче вылавливать. В этом доме одна только прихожая и есть. Таких, как ты, ревнивцев-мстителей мы вылавливаем в день до десяти человек.
- Где же, где живет прекрасная Эомика? - спросил Нук со жгучим любопытством.
- Нигде,- с усмешкой отвечал врач, подняв шприц и легким нажатием на поршень выдавливая воздух.
Заметив ошеломленное выражение на лице Нука, он пояснил:
- Нигде не живет, потому что нет ее на свете и не было. Эомика собирательный образ, синтезированный центральным компьютером на основе женского идеального образа десяти тысяч среднестандартных мужчин.
- Эомика! Эомика!'! - вдруг закричал Нук и, хрипя, стал рваться из рук полицейского.
Лицо у него побагровело, глаза выпучились. Вырваться из рук полицейского Нук не мог, и тогда он начал биться головой о стенку машины. Но стенки были покрыты мягкой обивкой.
И тут Нук почувствовал, как в руку ему впилась игла. Почти сразу же ноги его подкосились, голова упала на грудь, и странное безразличие ко всему овладело им. А потом он уснул.
Во сне Нук улыбался, и губы его шептали:
- Э-о-ми-ка...
7
Мурк напевал себе под нос и провожал насмешливым взглядом редких прохожих. Если бы кто-нибудь из них мог представить, что он сжимает в руках, что завернуто в эту старую рвань!
Ощущение опасности приятно волновало. Все чувства обострились. У Мурка не было четкого плана. Жизненные ситуации чрезвычайно разнообразны, и строгая схема глупо и безвозвратно все испортит. Главное - импровизация, красивая и четкая, как в исторических детективных фильмах.
Быстро темнело. Огромные дома, словно шторы, закрыли заходящее солнце, отгородили улицу от синего вечернего неба. Вне города еще был ранний вечер, напоенный тихим светом. На улицах города уже царила ночь, отжатая к стенам домов белесым светом ночных фонарей.
Ночь. Мурк никогда раньше не представлял, что ночь может так волновать, так много говорить чувствам. Оказывается, это не просто время суток. Это время, когда исчезает сухая рационалистичность, когда будничная деталь становится символом и волнует до головокружения, когда мельчайшее событие становится предвестником желанных встреч и необычайных приключений. Ночь - час влюбленных, поэтов и преступников.
Тротуар двигался мимо старинного тридцатиэтажного домика. Решение у Мурка возникло внезапно. Он соскочил на неподвижный тротуар и не спеша направился к зданию.
Войдя внутрь, Мурк увидел слева от входа стеклянную будку. Она казалась совсем крошечной в огромном вестибюле. В ней дремал седобородый привратник, подперев подбородок веснушчатой от старости рукой.
Мурк подошел к будке и постучал костяшками пальцев по стеклу. Старик что-то пробормотал и, не раскрывая глаз, махнул рукой в сторону лифтов.
Но Мурк не унимался. Он постучал еще раз - громче и настойчивее. Старик открыл глаза и, подняв густые брови, с неудовольствием посмотрел на молодого наглеца.
- Скажите, пожалуйста,- сказал Мурк первое, что пришло в голову, семьсот тридцать первая квартира, это какой этаж?
Старик нехотя ответил, продолжая сверлить посетителя взглядом.
Чем-то ему не нравился поздний гость. Что-то необычное было в его поведении.
И только когда Мурк, пятясь задом, отошел к лифтам, привратник понял, в чем тут дело: молодой человек что-то прятал за спиной. Но слабая волна любопытства была тут же подавлена тяжелой дремой. Прячет. Ну и что тут такого? Прячет, значит, ему надо прятать. Лишь бы спать не мешал. Старик оперся на другую руку и сразу же задремал.
Мурк направился к группе лифтов, ждать ему пришлось недолго. Подошел средних лет мужчина и нажал на кнопку крайнего. Дверца с шорохом скользнула в сторону и мужчина вошел. Мурк впрыгнул в лифт за мгновение до того, как закрылась дверь.
Незнакомец недоуменно взглянул на него и сказал в микрофон:
- Двадцать пятый.
- Тридцатый, - преспокойно добавил Мурк. Лифт заскользил вверх.
"Ну, отсюда-то ему удрать некуда. Придется беседовать", - подумал Мурк.
- Облицовочка у ваших лифтов, - произнес он самым непринужденным тоном.- Неважнецкая облицовочка.
- А?! Что?! - вздрогнув, выдавил его спутник, глядя на него насмерть перепуганными глазами.
- Слишком яркая. Красная слишком. Прямо как кровь, - пояснил Мурк.
"Как кровь..." - повторил кто-то внутри его, и Мурку вдруг сделалось жарко.
Лифт замедлил движение, остановился. Мужчина стал вплотную к двери, чтобы выйти сразу же, как только она откроется.
Мурк молниеносно заблокировал дверь и, коротко взмахнув трубоскопом, ударил мужчину по затылку. Плечи у незнакомца обмякли, он сгорбился и завалился вперед. Мурк ухватил его за шиворот, подтащил к стенке и попытался посадить. Ничего не получалось, обмякшее тело каждый раз валилось набок.
"Да что это я? - подумал Мурк.- Почему это я решил, что он непременно должен сидеть?" Он положил его на спину, заботливо подложил ему под голову свой пиджак и проверил, есть ли в кармане удостоверяющая карточка с личным шифром.
Пора было уходить. Человек приходил в сознание. Он стонал все громче и делал судорожные движения руками, будто хотел на что-то опереться и встать.
Мурк огляделся. Достаточно ли следов? Он вынул из кармана расческу, прижал к ней по очереди пальцы правой руки и положил на пол у входа. Затем Мурк не спеша вышел из лифта и сказал в открытую дверь:
- Тридцатый этаж. Пуск.
Мурк пересек вестибюль и подошел к привратнику. Старик спал, положив голову на скрещенные руки, и храпел так жутко, словно погибал от удушья. Мурк постучал в стекло. Привратник вздрогнул и поднял голову. На его щеке красным кружком отпечаталась запонка.
- Ну, что еще вам? - с раздражением пробормотал он, узнав недавнего посетителя.
- Спасибо,- не без ехидства поблагодарил Мурк. - Квартиру нашел.
Глаза старика прояснились.
- Эй, ты, шутник,- проговорил он со злостью. - Вот я сейчас полицию вызову. Она шутить не любит.
- Ну что вы, зачем же сразу полицию?! Мурк притворился испуганным.
- Я уже ухожу. До свидания.
Он пошел к двери суетливой, семенящей походкой, изо всех сил сделал вид, что очень торопится. У двери намеренно задержался: несколько раз дергал за ручку, хотя знал, что дверь открывается наружу.
Выйдя на улицу, Мурк свернул за угол и, прислонившись к стене, громко расхохотался. Теперь-то старикашка запомнил его хорошо и опишет со всеми подробностями.
Фланирующей походкой Мурк подошел к самодвижке и стал на самую медленную ленту. Жизнь обрела смысл: вот-вот за ним начнут настоящую охоту, и он окажется кому-нибудь нужен. Пусть даже полицейским. Люди все-таки.
Мурк ехал, любуясь уходящей вверх многокилометровой вереницей освещенных окон, темными силуэтами деревьев у сереющих стен, с наслаждением вдыхал вечернюю ароматную прохладу. И он даже не успел заметить, как откуда-то из боковой улицы бесшумно вынырнул полицейский автомобиль.
Его черная сумрачная сигара в мгновение ока подлетела к человеку. Механическая рука мягко и сильно ухватила его поперек туловища и вбросила в разверзшийся люк.
Все произошло совершенно автоматически, под контролем центрального компьютера. Живые полицейские работали только до часу дня.
8
Инспектор затосковал, хотя видимых причин для этого не было. Все было, как прежде: та же работа, и дома без изменений. Жена, как всегда, спокойна и благожелательна. Слушает со вниманием всякую служебную чепуховину, а провожая на работу, обязательно целует в "натюрмордочку".
Но метались мысли Альфеуса, не стало ему покоя. И прежней уверенности в правильности своих действий тоже не было.
Все произошло мгновенно, хотя накапливалось годами. Так постепенно растет на краю крыши сосулька, превращаясь в многокилограммовую махину с игольной остроты жалом. И тронет ее неощутимое движение ветерка, и срывается вниз смертоносный снаряд, пронзая прохожего, млеющего от весенних лучей.
В голову лезли мысли о ненужности профессии, вспоминался недавний разговор с Доктором. Тот говорил в своей обычной манере: лениво посмеиваясь то ли над собой, то ли над всем миром. Старый циник!
Собственно, почему он считает, что Доктор циник? Просто ясно видит окружающий мир, чувствует, к чему все катится. И ему остается только горько смеяться. Ведь один человек не в силах изменить процесс, обусловленный объективными свойствами СИСТЕМЫ.
Доктор прав: наша цивилизация паразитирует на других, менее развитых цивилизациях. Самые вредные производства мы перебрасываем на остальные планеты, руководствуясь сомнительными пунктами "Положения о размещении на иных планетах различных видов вредных производств и промыслов". Поэтому свежий воздух, которым мы наслаждаемся, похищен у жителей иных планет.
Инспектор посмотрел на Доктора. Тот трудолюбиво сутулился над аппаратурой. Перед ним что-то стеклянно взблескивало, бросая дрожащие блики на стены и потолок. Он приговаривал:
- Так, так... А мы вам вот так. А вы нам что?
Священнодействие Дока заинтересовало Инспектора.
- Что там у вас? - спросил он.
Док повернулся, и глянцевые отблески переместились с макушки к седеньким пучкам волос у висков.
- Новую цивилизацию открыли. Вот я и моделирую ее биотехнологические возможности. Если она слабее нас в техническом отношении, мы тут же начнем оказывать ей дружескую помощь. И пусть только попробует отказаться!
- Сволочи мы!- вырвалось у Альфеуса.
- Уж мы такие, - охотно согласился Док.
Инспектор невидящим взором уставился на бледно-зеленый экран дисплея, на котором отражались перипетии борьбы с доставщиками наркотиков.
- Надо что-то делать, - глухо сказал Альфеус.
- Разве мы бездельничаем? - игриво удивился Доктор.
- Вы же понимаете, что я имею в виду.
Доктор повернул голову к Альфеусу. Голова, освещенная желтым солнечным светом, была похожа на созревшую дыню. Дыня несколько раз качнулась.
- Понимаю. Поэтому не хотел бы продолжать нашу беседу.
- Мне кажется, что вы просто... просто вы трусите!
Док не обиделся.
- И этот фактор играет немаловажную роль.
Инспектор взорвался. Он оттолкнул стул и вскочил. Он шагал по комнате и размашисто жестикулировал. Глаза его сверкали. Он говорил об упадке нравственности и неуклонном повышении абсолютно немотивированных преступлений. Он ужасался снижению творческого потенциала общества. Он клеймил современную молодежь, превратившуюся в пассивных эгоистических потребителей. Он предостерегал...
Док, растянув в легкой усмешке узкие ироничные губы, невнимательно следил за маневрами огромной фигуры.
Когда Инспектор иссяк и в изнеможении опустился в кресло, Док спокойно заметил:
- Вы абсолютно правы. Но зачем так нервничать?
- А вы никогда не нервничали?
- Нервничал. Но перестал, когда уразумел одну важную истину... Человек не в силах сломать Структуру, если психологически и организационно является звеном ее. Изменить Структуру он пытается по ее же законам. А Структура потому и Структура, что противодействует любым попыткам ее изменить. Иначе она не была бы стабильным образованием. Ясно?
- Ясно. - Инспектор смотрел на Доктора исподлобья - хмуро, почти враждебно. - Только ваши рассуждения мне кажутся словесно-логической игрой. И все это как-то очень не конкретно.
Док доброжелательно поулыбался.
- Хорошо. Будем предельно конкретны. Вот вы - Инспектор. И вы решили что-то вот на столечко изменить.- Док показал, будто держит в бледных пальцах нечто невообразимо крошечное.- Что вы с самого начала предпринимаете? Спрашиваете соизволения у вышестоящего начальства. В свою очередь, высокое начальство разрешает или запрещает не по своей свободной воле, а по жестким канонам. Алгоритм нашей системе задан раз и навсегда. Согласно этому алгоритму, принимается любое предложение, способствующее стабилизации системы, в крайнем случае - нейтральное. Вы хотите что-то доказать, в чем-то кого-то убедить? Ерунда!!! Переубедить Структуру нельзя, ибо у нее нет разума. Ее можно только уничтожить другой более совершенной Структурой. Какой из этого всего следует вывод? Что я один, что мы с вами одни можем изменить? Ничего! А потому мой удел - горькая ирония.
Инспектор помолчал, потом угрюмо проговорил:
- Если "мы", то это уже не "одни". Не нравятся мне ваши рассуждения. Уж очень они безнадежны. Хоть сейчас заявку на дезинтегровку подавай.
Док вздернул голову. Лицо его сделалось высокомерно-ироничным.
- Не нравиться рассуждения могут, если они неадекватно отражают окружающий мир. А если они верны, то обвиняй мир, а не теорию.
- Что же делать, что же делать? - забормотал Инспектор.
- Ничего. Ждать, - ответил Док, не отрываясь от окуляров.
- Ждать... Чего? - горестно вопросил Альфеус.
Док молчал.
Инспектор посмотрел в иллюминатор. По наружному стеклу, вздрагивая, стекала капля дождя. Она все уменьшалась и наконец исчезла. Но все стекло наискосок пересекал сверкающий зигзаг.
9
В тот день Инспектор задержался на работе дольше обычного. Доставщики наркотиков придумали что-то новенькое. Они пытались переправить галлюциноген с помощью киборгов, набивая им наркотики в грудную клетку. Для отвлечения внимания около пяти килограммов наркотиков прятали в двойном дне чемоданчика.
Тротуар приближал Альфеуса к дому, и на душе у него становилось все тоскливее. Раньше было не так. Раньше, приближаясь к дому, он заранее предвкушал, как будет рассказывать Милике об удачно проведенной операции. Жена, слушая его, радостно ахала, переспрашивала и смотрела большими изумленными глазами. Теперь не так. Далеко не так.
Когда он вошел в комнату, Милика даже не обернулась. Как и всегда в последнее время, она полулежала в кресле и смотрела последний детектив сериала "Смертельный выстрел и роковая любовь". От слепящих выстрелов бластера Магниссимуса на платье жены вспыхивали алые пятна. Комнату распирало от грохота выстрелов и рева моторов.
Инспектор подошел к жене, провел рукой по ее пепельным волосам.
- Добрый вечер, Милика.
- А, это ты, - тусклым голосом отозвалась она и вдруг, оживившись, сильно сжала его руку. - Смотри, смотри! Сейчас он его настигнет!
Альфеус осторожно высвободил руку.
- Это же чушь собачья. В жизни так не бывает. Вот мы сегодня контрабандистов взяли... Ты слышишь?
Милика не слышала. Глаза ее лихорадочно блестели. Магниссимус, играя великолепной мускулатурой, расправился с тремя космическими злодеями и теперь обнимал спасенную им полуобнаженную красотку. Через ее плечо он ухитрялся посылать ослепительную многообещающую улыбку видеопоклонницам.
Инспектор все больше утверждался в жуткой мысли, что вся эта выдуманная чушь собачья, показываемая по виду, для Милики стала более реальна, чем окружающая жизнь. И он сам - ее муж - для нее не более чем надоедливая тень, отвлекающая от настоящей полнокровной жизни.
В спальню Милика пришла около двенадцати, когда закончился последний фильм. Альфеус внимательно посмотрел на ее лицо. Это было лицо очень нездорового человека: щеки ввалились, под глазами запали черные тени. Может быть, в этом был виноват обманчивый свет ночника? Все же надо в ближайшее время сводить Милику к кибердиагносту.
Милика села на постель, оперлась спиной о подушку и взяла с туалетного столика изящную золотистую коробочку. Она открыла ее и поспешным движением что-то поднесла ко рту. Инспектор явственно услышал запах галлюциногена.
- Что это? Что это?! - Инспектор не мог поверить в происходящее.- Ты это принимаешь? Ты давно принимаешь эту гадость? Зачем?!
- Ты как с неба свалился,- с досадой произнесла Милика.- Сейчас это все глотают.
- Зачем?!
- Жить... Не так скучно... жить... - Милика делала усилия, чтобы говорить.
Галлюциноген быстро сломал ее. Глаза женщины закрылись, голова склонилась к плечу. На губах Милики светилась улыбка. Наверное, ей пригрезилось что-то яркое и радостное.
В последнее время Альфеус видел улыбку на губах жены только тогда, когда она спала.
Утро выдалось прохладным. Серые туши туч изредка открывали низкое солнце.
Инспектор вышел из дому как можно раньше, хотя в этом не было никакой необходимости.
Он ехал на самой медленной ленте самодвижки и рассматривал прохожих.
Было зябко, серо, сыро. Зевота сводила челюсти. И звуки, доносившиеся до Инспектора, были какими-то плоскими, черно-белыми отпечатками настоящих звуков.
Все вокруг наполняли шорохи: шуршала лента тротуара, шуршали слабые голоса прохожих, шуршала серо-зеленая листва деревьев.
Раньше Инспектор особо не присматривался к лицам прохожих. Теперь он жадно смотрел на них, пытался найти синеву под глазами, глубокие морщины над переносицей, крутой изгиб суховатых серых губ - все то, что характерно для употребляющих галлюциноген. Он искал и... находил.
Ровно в девять Инспектор вошел в кабинет.
- Добрый день, - сказал он с порога. Ответа не последовало.
Инспектор забеспокоился. Доктор всегда приходил минут за двадцать до начала работы.
Альфеус выждал полчаса и набрал код информато-рия.
- Сектор информации? Доктор триста пятидесятого секторального узла... Что с ним?
- С сегодняшнего дня не работает,- ответил безразличный голос. Должность Доктора секторального узла упразднена в связи с установкой кибердиагностического комплекса "Мультидиагност". Должность Доктора сохранена только для региональных узлов.
Настроение у Инспектора упало настолько, что он не мог себя заставить взяться за работу.
- Я чувствую себя хорошо. У меня все в полном порядке, - произнес он формулу аутотренинга.
Фраза прозвучала настолько фальшиво, что Альфеус тут же умолк.
Он сел за работу, но краем глаза все время видел спаренные стволы бинокуляра и сверкающую искру в какой-то медицинской склянке. Трудно было сосредоточиться.
Альфеус с ненавистью смотрел на экран. В его зеленоватой аквариумной мгле плыли насекомые-знаки. Они были жестокими и безразличными. Они показывали количество преступлений. За ними, шевеля и подталкивая их, толпились убийцы и самоубийцы, наркоманы и маньяки. И среди них... его Милика.
Был обычный рабочий день. Такой, как всегда. Только очень трудно было дождаться его конца.
Когда рабочий день закончился, Альфеус послал вызов на домашний вид Доктора.
- Доктор просит его сегодня не беспокоить,- мелодично ответил кибер-секретарь.
- Прошу вызвать Доктора. Это звонит... его друг Альфеус.
- Для вас есть сообщение,- смилостивился кибер-секретарь.
"Я говорил вам недавно, что один не могу ничего,- услышал Альфеус голос Дока. - Этим я оправдывал свою позицию стороннего наблюдателя. Недавно я понял, что не могу еще кое-что: я не могу больше молчать. Для компромисса есть какой-то предел. Если его преступить, то уже не будешь самим собой, умрешь как личность. А я хочу жить".
Умолк голос. Погас экран.
И тогда Альфеус вызвал Шефа.
- Я должен вам кое-что сказать...
И он сказал о росте преступлений, порождаемых самой системой. Он говорил, что ему стыдно дышать свежим воздухом, потому что воздух этот уворован у других планет. Ведь это на них размещаются вредные производства.
О многом говорил Альфеус.
Шеф его не перебивал. Когда доводы Инспектора иссякли, сказал почти ласково:
- Вы понимаете, милейший, что с такими настроениями на вашем посту работать невозможно. И не от меня это зависит. Вас не допустят контрольные автоматические цезиоры. Постараюсь, чтобы вас не уволили вообще. Поверьте, я вам очень симпатизирую. Ваш коллега Доктор после подобных излияний оказался не у дел. Идите и ждите решения дома.
Экран погас. Альфеус провел по нему пальцем и невесело подмигнул своему тусклому отражению.
- Прощай. Наверное, видимся в последний раз.
Через день Альфеус получил известие, что его отправляют в инспекторскую поездку на планету, находящуюся в трехстах парсеках от Земли, а следовательно, на самой границе досягаемости.
10
Пахло озонной свежестью, как после дождя. Но было сухо, и скучный запах пыли вплетался в запах озона.
Прыгач, похожий на огромную черепаху, стоял в самом центре круглой бетонной площадки. По ее краям валялась бетонная крошка. Из разломов бетона проклевывались напористые бледно-зеленые ростки.
Высокие деревья с глянцевыми стволами и крупными темными листьями густым частоколом окружали посадочную площадку. Древесные грибы, похожие на огромные уродливые уши, серели почти на каждом стволе.
Прыгач, вобрав стволы ионизаторов и слабо дрожа черной броней корпуса, ждал, пока человек не спрячется в убежище.
Инспектор подошел к убежищу, с неудовольствием посмотрел на крохотную дверь и рассеянно подергал за ручку. Дверь не поддавалась. Инспектор оглянулся на прыгача, будто ожидая подсказки. Прыгач дрожал злее и нетерпеливее. Работа на холостом ходу перегревала его механизмы. Он включил охладители, и горячие потоки воздуха стали парусинить брюки Инспектора.
Альфеус вынул из кармана киберпамять и перечитал Отправные Наставления.
- Инспектор Альфеус, - начал он, поглядывая на маленький экран. Гм... Значит, так, инспектор Альфеус прибыл для гм... инспекторского обследования... уровня производства и настроения среди населения патронируемой планеты. Приказ номер... э...
Посмотрев на экран, Инспектор назвал номер приказа. В микрофонной сеточке над дверью что-то зашуршало. Из глубины перламутровой паутины, густо застилавшей микрофонную нишу, выскочил мохнатый паук-многоножка, сверкнул на Альфеуса ровным рядом рубиновых глазок и по спирали метнулся к основанию купола.
Динамик щелкнул и вдруг взревел так, что Инспектор отшатнулся:
- Добро пожаловать!
Дверь заскрипела и медленно отворилась. На Инспектора навалилась прохлада, интенсивно пропитанная запахом плесени, гнили и ржавчины. Альфеус нагнулся и шагнул внутрь. Наслаждаясь прохладой, он сел на металлический стул у стены и потрогал раскаленный затылок.
Во внутреннем динамике зашуршало, и автомат сказал почти человеческим голосом:
- Добро...
Продолжения не последовало. Инспектор почувствовал легкое беспокойство. Если у этого механизма шарики заходят за ролики, то ведь может и не выпустить.
Он посмотрел на экран наружного слежения. Объективы запылились, и изображение было тусклым.
Прыгач приподнялся на опорах и, выдвинув трубы ионизаторов, дал малую тягу. Он летел вверх, а казалось, что он падает по параболе куда-то вниз, за горизонт. За ним оставался ватный рукав иммерсионного следа.
Сразу же начал моросить слепой дождь. По-прежнему ярко светило солнце. Капли плющились о стекло объектива. Щетки включились не сразу и замерли, пройдя половину расстояния. Альфеус решил, что навсегда.
Он подошел к двери и приказал:
- Ну-ка, откройся.
Дверь открылась. Инспектор облегченно вздохнул и вышел на площадку. Дождь прекратился, но, к удивлению Альфеуса, в воздухе по-прежнему ощущался едкий запах пыли.
Наблюдателя все не было, и Инспектор почувствовал легкую растерянность. Для терна двадцать километров - не расстояние, но двадцать километров пешком по сплошному лесу - это слишком. А ведь договорились о встрече часа три назад.
Он включил телепатоусилитель и услыхал далекое неразборчивое бормотание. Наблюдатель явно не пользовался усилителем. Альфеус дал максимальное усиление и сделал вызов. Бормотание прекратилось и превратилось в осмысленные кодовые ряды. Но Инспектор по-прежнему ничего не мог разобрать. Возникал нечеткий образ парящего терна, и было непонятно, то ли он направляется куда-нибудь, то ли завис на одном месте. Потом возник образ самого Наблюдателя с неестественно большой головой. И все это пропитывало чувство резчайшего внутреннего дискомфорта.
Разобраться в этом ералаше было решительно невозможно. Инспектор выключил аппарат и решил подождать еще около получаса. Он прислонился спиной к теплой поверхности купола и стал смотреть туда, откуда должен был появиться терн.
Погода быстро менялась. С севера примчался холодный порывистый ветер. Он пригнал тяжелые брюхастые тучи, и на землю опустились темно-синие сумерки. Похолодало. Круглые зеленоватые стволы деревьев внизу были почти неподвижны. Но чем выше, тем сильнее они раскачивались. На уровне вершин ветер неистовствовал. Они стремительно мчались по крутой дуге, на мгновение замирали в крайней точке и снова мчались вспять. Ветер вздыбливал пышные кроны, листья беспорядочно трепетали, показывая серебристую изнанку. Разноголосый шум леса перешел в плотный гул.
Погода полетам не благоприятствовала. Но разведывательный терн всегда оснащался киберштурманом первого класса. Даже такой ветер был ему нипочем.
В шум леса вплелся ровный механический звук, и над деревьями показался терн. Летел он как-то странно: дергаясь, размашисто покачивая растопыренными колесами. Сквозь прозрачный фонарь Альфеус заметил человеческую фигурку, согнувшуюся над рычагами управления. Он понял, что терн идет на ручном управлении, и ему стало не по себе.
Терн сделал разворот и начал снижаться. Над самым краем площадки он круто пошел вниз и, чуть не срубив вертикальным винтом верхушку дерева, приземлился точно в центре посадочной площадки.
Дверца распахнулась, и на бетонку легко спрыгнул бородатый верзила лет сорока - сорока пяти. Он театрально протянул руки вперед, растянул в улыбке полные губы и направился к Инспектору.
- Добро пожаловать, Инспектор. С удачной посадкой! Наша скромная планета приветствует вас.
- Это я вас должен поздравить с удачной посадкой,- сдержанно заметил Альфеус и протянул руку.
Верзила долго тискал ее, и лицо его выражало простодушное гостеприимство.
- Почему киберпилот отключен? - поинтересовался Инспектор.
- Сломался, - ответил верзила, закашлявшись. - Что-то случилось с этим... с ассоциативно-целевым блоком. Выкинуть пришлось.
Альфеус вскинул брови. В чем он был абсолютно уверен, так это в том, что киберпилот в первые тридцать лет эксплуатации имеет стопроцентную надежность.
- Телепатоусилитель тоже выкинуть пришлось?
Наблюдатель пришел в сильнейшее замешательство.
- Что? Э-э... Да. Выкинуть. В смысле выбросить.- Он побагровел и, чтобы сменить тему, спросил: - Полетим или здесь подождем? А то ветер порывистый, что называется - дергунчик. Гробануться можно.
- Поехали, - сказал Альфеус, усаживаясь в терн. - В смысле полетели.
Наблюдатель сел в кресло пилота, включил двигатель. И как он ни отворачивал голову, до Инспектора доносился острый запах спирта.
Пение винта, набирающего обороты, становилось все выше. Наконец терн оторвался от земли. В опасной близости от борта промелькнули стволы, верхушки деревьев. И вдруг лес оказался далеко внизу - нарядно зеленый, по-игрушечному аккуратный.
11
Огромный прозрачный шар Базы проплыл под ними, а Наблюдатель и не думал снижаться. Он невозмутимо поглядывал на приборы и то и дело теребил левой рукой окладистую бороду.
- Послушайте, - не удержался Альфеус. - Базу-то мы уже пролетели.
База ушла далеко назад и вдруг вместе со щетинками леса стала быстро двигаться по кругу.
Внизу на проплешине поляны стояла избушка с двускатной крышей.
- Вот это и есть моя База, - заявил Наблюдатель и повел терн на посадку.
Инспектор побагровел. Он не любил неумные и бестактные шутки.
- Я бы хотел узнать... - начал он неуправляемым голосом.
Наблюдатель мельком глянул на Инспектора и начал торопливо объяснять:
- Это в самом деле моя новая База. Здесь удобнее. А там металл и стекло. Летом от жары плавишься, а зимой от холода костенеешь.
Перед тем как терн приземлился, Альфеус успел заметить, что за перелеском находится поселок из таких же приземистых избушек с двускатными крышами.
Инспектор еще не успел уяснить себе, как ему держаться с Наблюдателем, хотя в общем программу действий он составил. Конечно, положение дел здесь аховое. Иначе бы его сюда не послали. Но надо обнаружить конкретные факты. И не рубить с плеча.
Как бы то ни было, с теоретическим обоснованием института планетных инспекторов спорить трудно. И в самом деле: социальный уровень и технологические возможности цивилизации должны соответствовать. В противном случае - гибель, самоуничтожение.
Надо обязательно выяснить, как здесь обстоят дела.
Альфеус вспомнил, как шеф, зачем-то понижая голос, сказал: "Есть сведения, что Наблюдатель не выполняет своих профессиональных обязанностей. Распадается как личность,- и закончил непонятно:- У меня на этой планете есть наблюдатель понадежнее Наблюдателя".
Кажется, шеф прав. Наблюдатель, если еще и не спился, то это не за горами.
- Прилетели,- услышал он голос Наблюдателя и увидел, что терн приземлился.
Они открыли дверцу и вышли на полянку.
Ветер снова донес до Альфеуса надоедливый запах пыли. Что-то знакомое было в нем, первом запахе, который он ощутил на чужой планете. Он напряженно вспоминал и никак не мог вспомнить. Это было мучительно. И вдруг...
- Послушайте, Наблюдатель,- спросил Альфеус звенящим от возбуждения голосом.- Этот запах, на запах пыли похожий, он откуда?
- Я думал вы знаете. Это от ближайшего завода несет. Сегодня еще ничего, потому что ветер боковой. А когда оттуда веет, хоть в землю зарывайся!
И Альфеус вспомнил! Это был во много раз усиленный запах женского дезодоранта "Ночная красавица".
Вблизи избушка оказалась довольно неказистым сооружением. Щели между бревнами были законопачены сизым мхом. Над крышей, крытой грязно-серым тесом, возвышалась блестящая дымовая труба. Альфеус был почти уверен, что сделана она из кожуха какого-то прибора. На тонком металлическом стержне, косо отходящем от стены, раскачивался зонтик антенны дальней связи. Антенна была прибита к бревну огромными порыжевшими гвоздями.
Наблюдатель повел по сторонам бородой, словно для объятий, развел руки и бодро произнес:
- Вот жилище мое. Прошу!
Он толкнул каркнувшую дверь и отошел в сторону, пропуская гостя. Альфеус ступил в полутемные сенцы, услышал "сейчас, сейчас", споткнулся обо что-то, металлически загрохотавшее, больно ударился локтем об острый угол и, чертыхнувшись, остановился. Совсем не там, где он ожидал, отворилась дверь в комнату. Инспектор вошел.
Наверное, в жилищах, подобных этому, обитали тысячи лет назад предки. В комнате было сумрачно, прохладно и пахло кислым. Грубо сработанная, но по виду исключительно прочная мебель громоздилась у стен, оставляя свободным небольшой пятачок посреди комнаты.
Возле окна на исполинском столе стояли хрупкие чудеса современной техники: коробочка суперофициального обзора, универсальный преобразователь энергии. А рядышком располагалось овальное пятно, свободное от пыли. Нетрудно было догадаться, что телепатоусилитель стоял именно здесь.
От экрана связи оторвалась серебристая звездочка и, оказавшись посреди комнаты, стала стремительно набухать. Альфеус не услыхал сигнала вызова и в недоумении обернулся к Наблюдателю. Тот стоя, вздыхал, и на лице его была написана покорность.
В центре комнаты вызрело объемное изображение Шефа. Шеф обвел комнату начальственным взглядом, оценил обстановку и веско произнес:
- С прибытием. Сразу же принимайтесь за работу. В случае явного нарушения Закона о запрещении опережающей технологии разрешаю применять чрезвычайные меры. И не мудрствуйте. И не идите - вы слышите? - ни в коем случае не идите на поводу у Наблюдателя Мэртилли. Он вас словесами запутает. Трепач он, - Шеф метнул грозный взгляд на Наблюдателя. - Ведь ты трепач, Мэртилли?
Наблюдатель покорно кивнул и нахохлился.
- И пьяница. Не так ли?
Мэртилли опустил голову как можно ниже.
В голосе Шефа звучали торжествующие нотки.
- От нас ничего не скроешь! И мы догадываемся, что кибер-пилота обменял ты на спиртосодержащее местное пойло.
Шеф торжествовал. Голос его звенел.
Наблюдатель превратился в ничто.
- И телепатоусилитель!..
Мэртилли вскинулся.
- Нет! Это Красавчик на телепатоусилитель уселся. Я настройку делал, на табурет поставил. А он пришел и сел. Только искры из-под задницы посыпались. А ему хоть бы что. Поднялся, почесался и снова в лес ушел чамбурабину жрать. От него всегда чамбурабиной несет. А у меня от нее аллергия. Зачем мне этот Красавчик? Если вы его любите, то и...
Было абсолютно ясно, что Мэртилли изо всех сил пытается отвлечь Шефа от неприятной темы. Но он перестарался. Шеф грозно нахмурился и прервал словоизвержение нерадивого подчиненного:
- Дерзишь! Смотри, поплатишься за это!
Он повернулся к Альфеусу и отечески улыбнулся.
- Советую вам поселиться на настоящей Базе. Здесь... - он брезгливо поморщился,- атмосфера не та. Вам придется, видимо, взять резервный комплект аппаратуры из хранилища. Все.
Шеф махнул рукой и расплылся радужными бликами по поверхности шара. Шар стянулся в сверкающую точку и исчез в экране связи.
- Я... Мне...- Инспектору было неловко, что он стал свидетелем словесной порки. - Пожалуй, я действительно поживу на Базе. Настоящей, я имею в виду. Тут... слишком непривычно.
Мэртилли кивнул, не поднимая глаз.
- Напрямик можно к Базе пройти?
- Можно. Не заблудитесь. Из любой точки башня видна, - Мэрилли упорно не смотрел Инспектору в глаза. - Животных опасных нет. Разве недомерки. Но те ночью бегают. И опасны, когда троепарьем собираются. Красавчика не бойтесь. Он смирный. Хороший. Симпатяга. - Губы Мэртилли в разительном несоответствии со смыслом слов сложились в презрительную улыбку. - Недалеко от дома пасется. Чамбурабину жрет. Жир на зиму запасает.
Инспектор с понимающим видом покивал, попрощался и ушел в полнейшем недоумении.
Когда он пробирался мимо зарослей высокого кустарника, густо увешанного яркими синими ягодами, то совсем рядом услыхал сопенье и громкое чавканье. Альфеус положил руку на кобуру сплитера и замер. Чавканье прекратилось, и над зарослями появилась голова симпатичнейшего медвежонка, очень похожего на игрушечного. Вот только рост у животного был далеко не игрушечный - не менее двух метров. Мордочка симпатяги была измазана синим соком. Альфеуса осенило: да это же Красавчик, о котором говорил Мэртилли.
Он с трудом подавил желание почесать у медведя за ухом и, сняв руку со сплитера, пошел дальше.
От Красавчика далеко разносился сладкий запах чамбурабины и еще чего-то, удивительно напоминающего запах твердой смазки движущихся тротуаров.
Красавчик, не обращая внимания на человека, к чему-то усиленно прислушивался. Затем он опустился на четыре лапы и торопливо, будто выполняя чей-то приказ, поскакал к домику.
Галоп Красавчика был очарователен своей неуклюжестью.
12
Мэртилли постоял у окна, провожая взглядом удаляющегося Инспектора. Когда долговязая фигура скрылась за деревьями, он подошел к экрану связи, прикрыл его металлической пластинкой и пробормотал:
- Чтобы не лезли всякие без приглашения.
Дальнейшее поведение его было довольно странным. Он уселся на табурет, уставился в пустое пространство и произнес:
- Ушел... Ну, да. Сам захотел. Кому охота жить в одной комнате с опустившимся человеком, алкоголиком к тому же, - Мэртилли умолк и, склонив голову, послушал невидимого собеседника. - Нет. Это еще надо проверить. Лично я сомневаюсь, чтобы он был человеком Шефа. Как правило, на дальние планеты любимчиков не посылают. Скорее всего, он все представил ему в извращенном виде. Шеф это умеет. Мне Инспектор даже понравился. Но это только первое впечатление. Не исключено, что Шеф, разнюхав о наших делах, направил сюда расследователя высшего класса. А они, подлецы, умеют быть обаятельными. Подлец, а симпатяшка. Как наш Красавчик. Впрочем, Красавчик по ту сторону добра и зла.
С улицы донесся тихий шорох. Мэртилли метнулся к открытому окну. Под ним лежал симпатяга Красавчик и приятно скалился.
- Ах ты, скотина! - взревел Мэртилли и замахнулся, делая вид, что чем-то бросает в Красавчика.
Огромное животное оглушительно взвизгнуло и большими прыжками помчалось к лесу.
Мэртилли снова уселся на табурет и объяснил пустоте:
- Подслушивал. Ну ничего. Скоро мы окажемся вне досягаемости... Хотите здесь собраться? Когда? Хорошо, жду.
Зачирикал сигнал связи.
- Извините,- сказал Наблюдатель собеседникам. - Мне на связь. Чую, это наш новый знакомый. Шеф, тот любит приятные сюрпризы.
Инспектор казался растерянным.
- Понимаете, - сказал он. - Тут как-то все... Откуда-то пыль проникает. Все на палец покрыто. И автоматическая светозащита нарушена. Никакого затемнения нет. Все так сверкает...
- Я же предлагал остаться у меня.
Альфеус замотал головой.
- Я к вам обращаюсь совсем не по этому поводу. Мне перед отлетом краткий обзор вашей планеты дали. Тут у вас две расы, как я понял. Люди живут рядом с Базой. Ими мы можем заняться позднее. А вот эти, другие,Инспектор полистал записи,- никтоформы. Они, кажется, ночью бодрствуют?
- Да как вам сказать. Больше ночью, конечно. Только расой их назвать у меня бы язык не повернулся.
- Как туда пройти?
- У вас на карте это место должно быть обозначено крестиком. И вообще они не селятся дальше пяти километров от заводов. Вы прямо сейчас хотите пойти?
- Да, - кивнул Альфеус. - Шеф очень торопит.
- Сейчас идти опасно. Ведь шефу прекрасно известно, что именно в это время...
Мэртилли умолк на полуслове и задумался.
- Что именно в это время? - нетерпеливо переспросил Инспектор.
- Знаете что, - сказал Наблюдатель, и лицо его стало очень серьезным. - Подождите меня. Я скоро буду. Пойдем вместе. И не забудьте захватить сплитер.
Вид выключился.
- Слыхали? Скорее он наш, - раздумчиво проговорил Мэртилли. - Вот именно, чем не наш. Придется пойти проводником у Инспектора. Соберемся после возвращения.
Пустота, по-видимому, согласилась, и Мэртилли, сделав официальное лицо, строго сказал:
- Конец связи. Нечего зря аппаратуру гонять.
13
Планета была чертовски неблагоустроенной. Дорогу то и дело преграждали рухнувшие стволы. Многие из них сгнили и из светло-зеленых превратились в коричневые. Когда Инспектор пытался стать на такой ствол, нога с треском проваливалась внутрь, и оттуда вместе с коричневатым облачком вылетали мелкие поджарые насекомые. Они звенели тонко и печально. Глядя на них, Мэртилли досадливо морщился, поглубже затягивался из трубки и пускал в их сторону струю дыма.
Некоторые места приходилось обходить стороной. Дорога оказалась длиннее и тяжелее, чем предполагал Альфеус, прикидывая маршрут по карте.
Инспектор, не пройдя и половины пути, совершенно измучился. Он до крови натер ноги, его распухшее лицо горело от укусов насекомых. Низкое солнце стремительно вырывалось из-за стволов деревьев и било по глазам узким лазерным лучом. Ноги стали необычайно тяжелыми. Абсолютно не нужный, дурацкий сплитер на каждом шагу бил по бедру. Альфеус не сомневался, что там уже образовался матерый синяк.
Когда Инспектор засомневался вслух в необходимости сплитера на этой тишайшей провинциальной планетке, Мэртилли не без ехидства заметил:
- Кто знает... Кто знает... Есть много вещей, друг Горацио, которые и не снились твоей учености.
- Не понял,- честно признался Инспектор.
- Это из местного фольклора,- туманно пояснил Наблюдатель.- Проще говоря, здесь в это время надо держать оружие наготове.
Несколько раз сзади доносился шорох. Наблюдатель останавливался, делая вид, что поднимает камень, наклонялся и кричал в заросли:
- А вот я тебя, скотина!
После этого слышался глухой топот и громкий треск сучьев. Кто-то большой спасался паническим бегством.
- Красавчик следит, - пояснил Мэртилли. - Здесь, по сути дела, настоящий Наблюдатель не я, а он. Его глазами наблюдает за мной Шеф. А теперь и за вами, конечно.
Зашло солнце. В лесу стало темно. Деревья сдвинулись вокруг людей темными громадами. Включили инфравизорное зрение. По небу непрерывной чередой шли густые стада туч, подсвеченные с запада розовым.
Наблюдатель шел легко, Инспектор все чаще спотыкался.
В кустах вокруг них и в траве что-то шуршало и попискивало. Мэртилли забеспокоился.
- Надо поторопиться. Выследили нас недомерки.
- Кто это?
- Грызуны мутировавшие. По-местному, кри-си. Первое "и" что-то среднее между нашим гортанным носовым "у" и "ю". Если они в три пары объединятся, то... Плохо нам будет. Телепатический шок грозит.
- Может, сплитером их? - неуверенно предложил Альфеус.
- А вы попадете?
- Не знаю,- честно признался Инспектор.- Их плохо видно.
Конечно, он видел среди травы какие-то желтые огоньки. Они появлялись то сзади, то справа, то слева. Они мгновенно появлялись, тут же исчезали и снова появлялись.
И вдруг страх исчез.
- Расстегните кобуру, - услышал Альфеус сдавленный голос Наблюдателя.
Он увидел, что справа низко над землей плывут к ним четыре желтеньких огонька. И слева, и сзади к ним плыли такие же огоньки.
Инспектор присмотрелся и увидел, что огоньки - это глаза небольших серых зверьков - у них были вытянутые, отвратительно скалящиеся морды и мясистые длинные хвосты. С трех сторон к ним неторопливо подступало по паре этих зверьков.
Зверьки приближались, и отвращение к ним уходило. Вместо него появлялось чувство симпатии. Через минуту Альфеус понял, что любит этих замечательных зверьков. Он был без ума от них элегантно вытянутых мордочек и очаровательных хвостиков. Он задохнулся от огорчения, постигнув, как бесконечно трудна их жизнь. Он пережил всплеск отчаяния, ощутив, как безжалостно терзает голод эти прекрасные создания. И он был готов на все, чтобы помочь им хоть на время утолить муки голода даже ценой собственной плоти. Альфеус протянул руку и сказал ласково:
- Не бойтесь. Идите сюда, - и добавил с нежной мольбой: - Ешьте, милые.
Рядом темной массой шевелился Наблюдатель и тоже что-то сюсюкал. Внезапно Альфеус почувствовал рывок за пояс. То Мэртилли зачем-то выхватил у него из кобуры сплитер. Зачем? Альфеус недоумевал.
Струя яркого голубого пламени ударила по правой группе зверьков. Дернулась стена мрака. Резанул уши короткий истошный визг. Отвратительно запахло паленой шерстью и горелым мясом. И сразу же струя огня, чуть не опалив Инспектора, ударила в переднюю группу.
- Зачем?! - в ужасе выкрикнул Альфеус.- Ты с ума сошел!
Наблюдатель то ли кашлял, то ли плакал; и темная фигура его содрогалась.
Потом наваждение исчезло. Горела трава, и легкие пляшущие огоньки расходились дугой, все ближе подступая к деревьям.
- Только лесного пожара нам и не хватало, - прохрипел Мэртилли и, сняв с пояса лопатку, стал присыпать огонь землей.
Инспектор сидел на пеньке и мотал головой.
- Болит... Ой, болит!
- Это всегда так после телепатического удара, - поучительно заметил Мэртилли. - Голова не болит только у тех, кого они успевают сожрать.
- Как ты смог заставить себя выстрелить? - Альфеус и не заметил, как перешел на "ты".
- Предварительная психологическая подготовка, - раскуривая трубку и сплевывая, пояснил Мэртилли. - Я давно понял, что победить недомерков можно только их собственным оружием. Они вызывают любовь к себе? Хорошо! Я начинаю готовить себя задолго до встречи с ними. Я становлюсь на их точку зрения. Я вырабатываю в себе логический и психологический стереотип. Вам так плохо живется? Вам так хочется есть? Ваша жизнь сплошная мука? Бедные вы мои, зачем вам такая жизнь?! Лучше смерть! И я каждый день повторял эти фразы по много раз, пока нужный вывод не стал выскакивать сам собой. И вот сегодня я прекратил их страдания и одарил наивысшим благом - смертью.
- Мы сможем пройти дальше? Они нам не помешают? - забеспокоился Инспектор.
- Ну что ты,- благодушно ответил Наблюдатель, затягиваясь так, что в трубке потрескивало.- Они трусливы. Больше не сунутся.
14
Никтоформы вели в основном ночной образ жизни. Только их стражи, как рассказал Мэртилли, бодрствовали днем и ночью. Раса никтоформов состояла из нескольких разновидностей, совсем не похожих друг на друга. Стражи мало чем отличались от людей. Защитники походили на огромных зеленоватых тюленей. Менялы - маленькие и шустрые создания - чем-то напоминали муравьев.
Мэртилли рассказал, что среди местного населения ходят легенды, что есть у них трехметровые женщины - продолжательницы рода. А еще они выращивают отцов рода - таких же огромных мужчин. И будто бы после выполнения мужчинами долга по продлению рода, женщины пожирают супругов. И это называется праздником зачатия. А через полгода продолжательницы рода начинают рожать - каждый день по стражу, воину или меняле. Откуда появляются бледно-зеленые "тюлени"-защитники не знал никто.
Инспектор слушал Наблюдателя не перебивая. Во-первых, как бы там ни было на самом деле, но рациональное зерно есть даже в сказке, а во-вторых, ему было просто интересно.
- Откуда существа эти... эти люди... откуда взялись? - спросил Инспектор.- Или они жили здесь всегда?
- Люди? - с непонятным смешком переспросил Мэртилли. - Они и не люди вовсе.
У Инспектора по коже пробежали мурашки.
Тут Наблюдатель дернул его за рукав и сказал, понизив голос:
- Вон впереди пирамиды темные. Это завод. А теперь ложись. Сейчас увидишь что-то интересное. Потом обсудим, как быть дальше.
Инспектор лег на левый бок - так, чтобы кобура была свободна,- и принялся вглядываться вперед.
- Смотри!
Наблюдатель подбросил камень. Со стороны завода сверкнуло. Камень, уже летевший к земле, взорвался в голубой вспышке. Красные искры с сухим треском разлетелись в стороны. Все закончилось мгновенно, и только перед глазами несколько секунд плавало алое пятно.
- Стражи стреляют, - с завистью заметил Наблюдатель. - Реакция у них!.. Нам и не снилась такая.
- Это же сплитеры! - воскликнул Альфеус. - Они разрешены к ношению только Инспекторам и Исследователям со спецполномочиями!
- Э-эх, - вздохнул Мэртилли. - Есть, наверное, кто-то, у кого полномочий побольше. Я же говорил тебе, что здесь столько чудес, что и не снилось твоей и, разумеется, моей учености. Пошли вперед. Только идем тихонько, плавненько. Если мы вызовем их подозрение резким движением, то незаметно для себя перейдем из сырого состояния в жареное.
Они поднялись. Очень медленно поднялись, ощущая на груди прицел.
- Я бы на их месте экономнее расходовал заряды, - сказал Альфеус, стараясь не сгибаться.- И часто они стреляют по Инспекторам?
- Не чаще чем по Наблюдателям,- ответил Мэртилли, не поворачивая головы. Все его движения были плавными, замедленными. Не забывай: стреляют они по быстро движущейся цели. Кстати, как лягушки и, кажется, насекомые, они не видят полностью неподвижный объект. В упор не замечают. И конечно же, обстреливают все, что пересекает границу их обитания.
- Как же мы пройдем внутрь?
- Мы сыграем роль менял. Люди им поставляют сырье и минералы. Сами никтоформы не любят далеко от жилищ уходить.
Стражи черными столбиками стояли на склоне холма у самой его верхушки. Альфеус прикинул: каждые 100-200 метров - страж. Значит, смежные участки простреливаются перекрестным огнем. Мышь не проскочит.
Тут Инспектор услышал, что Мэртилли ему что-то говорит.
- ...Не могу понять твоей задумчивости. Будь внимательней. Ступай за мной. След в след. Рассуждают стражи плохо, зато стреляют хорошо.
Они медленно поднимались по склону холма. Присмотревшись, Альфеус заметил, что идут они по узенькой тропинке, окаймленной приземистыми растениями с широкими листьями.
Наконец они оказались на ровной площадке у вершины холма. Черные силуэты были по-прежнему неподвижны. Стражи смотрели прямо перед собой, и ветер шевелил их черные накидки.
Площадка, на которой они стояли, была помечена небольшими шестами. Мэртилли смешливо фыркнул.
- Сейчас забавную штуку увидишь.- Он принялся раскачивать один из шестов.- Ну чего стоишь? Помогай!
Альфеус ухватил шест за основание, руки скользнули по гладкому дереву.
- Раз, два, взяли! - шепотом скомандовал Мэртилли.
Альфеус дернул, и шест выскочил из земли.
- Теперь смотри.
Наблюдатель забил шест в центре площадки. На его верхушку он надел свою форменную фуражку. Середину шеста Мэртилли несколько раз перемотал поясом и повернул его так, чтобы пряжка с эмблемой Наблюдателя смотрела вперед.
Ждали они недолго. Со стороны завода из темноты появилась юркая фигурка и направилась к ним.
И тут случилось нечто странное. Вопреки абсолютно естественному ожиданию, человечек шел не к ним. Он остановился перед только что сделанным чучелом, поклонился и... обратился к нему с краткой речью, смысл которой сводился к тому, что он готов забрать принесенные минералы и компенсировать все это в установленном порядке изделиями из металлов.
Мэртилли покопался в рюкзаке, достал оттуда небольшой мешочек и бросил к основанию шеста. Мешочек упал с глухим булыжным стуком.
Человечек нагнулся, развязал мешочек и, достав оттуда кусок минерала, внимательно осмотрел его и обнюхал. Затем он махнул рукой, и из темноты вышли две огромные понурые фигуры.
- Никтоформы-носилыцики; - коротко прокомментировал Мэртилли.
Носильщики, двигаясь с предельной синхронностью, подняли мешочек и унесли в темноту. Вскоре они вернулись, положили у основания шеста что-то металлически звякнувшее и удалились.
Мэртилли пошел подбирать принесенное. Альфеус замер, пытаясь осмыслить только что возникшую догадку. Все увиденное им складывалось в очень непривычную картину.
Итак, что дано? Дано некое сообщество живых организмов. Функция каждого члена сообщества предопределена набором жестких правил. Более того, в соответствии с характером своей деятельности, члены сообщества разительно отличаются размерами и формой тела. А вместо мышления у них набор инстинктивных программ, как у муравьев. Только набор программ богаче.
Вот оно что!
- Мэртилли! - негромко позвал Альфеус.
Мэртилли, не отвечая, поманил его рукой. Альфеус подошел к краю площадки и глянул вниз. Внизу располагался огромный бассейн, подсвеченный разноцветными огнями. Оттуда, то замирая, то усиливаясь, доносился печальный тонкий звон, словно кто-то неутомимо терзал тонкую струну.
Вокруг бассейна ходили никтоформы, похожие на людей. Изредка, пересекая освещенный круг, скользили "тюлени".
- Мэртилли, - зашептал Инспектор. - Эти никтоформы вовсе и не люди.
- Я говорил тебе об этом. И кровь у них голубоватая. В их эритроцитах вместо железа - медь. И пахнет их кровь, как старая медная монета.
Голос Мэртилли был добрым, спокойным. У Альфеуса что-то неприятно зашевелилось под ложечкой.
Изредка то один, то другой никтоформ ненадолго склонялся над водой и пил, лакая по собачьи. Напившийся оттеснялся к периферии освещенного круга, а из темноты появлялся новый жаждущий.
- Откуда поступает вода в этот бассейн? - звенящим голосом спросил Альфеус. Мэртилли задумался.
- Поступает по трубам с территории завода. Но это не вода. Дрянь какая-то. Это издали красота. А вблизи... Фу! Дышать нечем!
- Вы никогда не делали анализ?
- Это еще зачем?
- Я сейчас, - туманно сказал Инспектор, снимая с пояса флягу.- Туда и назад.
- Сплитер оставь. С ним нельзя, - строго заметил Наблюдатель.
Инспектор отдал оружие и, как слаломист, помчался вниз крутыми зигзагами. Он хватался за колючие кусты, вырывал охапки травы, брызжущей душистым соком, спотыкался и, чудом удерживая равновесие на виражах, мчался дальше.
Альфеус остановился вовремя - у самой границы. Он торопливо осмотрелся, вырвал с корнем какое-то высокое растение, раскрутил его за верхушку и метнул вперед. Как только растение превратилось в клубок огня, Альфеус метнулся через границу. Он упал, спружинив на руки, не удержался и больно, задохнувшись, ударился о землю грудью. Сзади полыхнуло жаром. Вспышка осветила траву голубым огнем. Взметнулись и исчезли впереди длинные призрачные тени.
Не вставая, Альфеус осторожно посмотрел назад. В нескольких сантиметрах от подошв курился маленький кратер. Промазали! Расчет оказался верным: невозможно мгновенно изменить прицел.
Как Альфеус и предполагал, стражи больше ничего не предпринимали. Их дело было поражать цель, пересекающую границу, а что творилось внутри, стражей не касалось.
Альфеус не спеша встал, отряхнулся. Медленно, подражая движениям никтоформов, направился к бассейну, отвинтил колпачок фляжки.
Никтоформы бездумно глядели перед собой широко открытыми неморгающими глазами и... не замечали стоящего рядом Альфеуса. И вся эта площадка перед бассейном показалась ему чем-то вроде дворика при психиатрической больнице, где выгуливают злостных лунатиков.
Зачерпнув приторно пахнущей жидкости, Инспектор повернулся спиной к бассейну и небрежно помахал рукой, давая понять Мэртилли, что все в полном порядке.
Однако очень скоро Альфеус убедился, что успокоился слишком рано. "Тюлени" раньше скользили по периферии площадки. Теперь же группа из пяти существ медленно, но неуклонно продвигалась к бассейну.
Вблизи они выглядели впечатляюще. Альфеус прикинул, что в каждой туше было несколько тонн. Эти живые танки двигались необычайно легко. Вероятно, они могли развивать гораздо большую скорость.
Альфеус завороженно смотрел на матовые блики скользящие по гладким зеленоватым телам. Уже не оставалось сомнения, что "тюлени" направляются к нему.
- Извините, у меня сейчас совершенно нет времени. Встретимся в другой раз, - пробормотал Альфеус и сделал спринтерский рывок к границе.
Но на его пути уже громоздилась необъятная туша. Мгновение назад ее здесь не было.
- Маневрируй! - закричал из темноты надорванным голосом Наблюдатель. По прямой они тебя обгонят!
Инспектор пытался маневрировать, но безуспешно. "Тюлени" и не пытались следовать за ним по пятам. Если промахивался один из них, то на пути Альфеуса появлялся другой. Они гнали человека назад к бассейну, все сужая полукруг.
Альфеус устал, начал суетиться. Один раз он упал и с удивлением заметил, что между гладким, словно дно гравилета, животом ближайшего "тюленя" и землей - пустота.
"Тюлени" были совсем рядом. Один из них разинул пасть и Альфеус, глянув в разверзшуюся гигантскую лейку, подумал, что жевать "тюленю" нет необходимости.
И тут вслед за голубой вспышкой выстрела в круг ворвался Наблюдатель. Отвлекая тюленей на себя, он метался по площадке и орал нечно бессвязное.
Трое из преследовавших Альфеуса существ помедлили и стремительно заскользили к Мэртилли.
- Милые! - в восторге орал Наблюдатель. - Не забыли, родные! Альфеус, делай, как я.
Он помчался к границе. Альфеус замер, представив, что в эту секунду на холме поднимает оружие стрелок, бьющий с точностью кибера.
- Что же ты?! Беги! - обернувшись, крикнул Наблюдатель.
Альфеус во всю прыть побежал к границе.
Наблюдатель, бегущий впереди, у самой границы прыгнул в сторону; почти нагнавший его тюлень не смог остановиться. И тотчас же сверкнул голубой выстрел. Что-то зашипело, лопнуло, полыхнуло желтым и зеленым. Рядом с Альфеусом упал кусок еще живой дергающейся плоти, покрытой почерневшей шкурой.
Упредив выстрел стража, Мэртилли перемахнул через границу.
Альфеус в точности повторил его маневр.
Потом они долго лежали ничком у самой границы.
- Спасибо,- поблагодарил Альфеус, отдышавшись.
- Бывает,- невпопад ответил Наблюдатель, дыша тяжело, со свистом.
- Зачем сплитер запретил брать?
- С огнем в осиное гнездо? Собрались бы "тюлени" со всей округи и слопали тебя. Без него, как видишь, выкарабкались, - Наблюдатель сел и с интересом спросил: - Что это ты против них задумал? Они ведь телепаты, чувствуют. Видел складки у них за ушами? Этим они телепатограммы и воспринимают.
Инспектор молчал.
Наблюдатель встал, взвалил рюкзак на плечи и, хмыкнув, заметил:
- Пять боевых единиц на одного человека... Такого еще не бывало.
- Я бы не хотел раньше времени...
- Ну-ну. Только предупреждаю тебя. "Тюлени" - это не только внутренние защитные силы. Вроде лейкоцитов у человека. В крайних случаях их никтоформы как стратегическое оружие используют. Эти туши до километра высоты набирают. А по скорости могут с терном поспорить. Знаешь, что? Живи покуда в моей скромной избушке. Должен тебе доложить: она экранирована от всех видов излучения. Ни в нее не попадет, ни из нее не выйдет, без соответствующей аппаратуры, разумеется.
Альфеус слушал вполуха.
- Спасибо, - проговорил он с отстраненным видом.- Я, конечно... Мне надо биохимические наборы, спецаппаратура. А у вас ее нет.
- Рискуешь...
Они зашагали прямо на восток. Там у самого горизонта уже светилась полоска рассвета.
Потом они вошли в лес, и снова стало темно. Дорога назад показалась короче и легче. И до самого дома их сопровождал шорох и писк недомерков. Но близко твари не подходили. Боялись.
15
Перед вылетом Инспектора заставили выучить на память устройство Базы. Отсек первый - приемно-передающая аппаратура, второй ремонтно-технический, третий - жизнеобеспечения, четвертый - секретный. Доступ в него был запрещен даже Инспектору, дверь заперта специальным шифром, срабатывающим только на определенные биотоки. Лаборатория и пункт наблюдения были совмещены и номеров не имели. Пункт наблюдения служил одновременно и жильем.
Альфеус, как только снова оказался на Базе, тут же принялся исследовать жидкость из бассейна.
Он отлил из фляги в колбу ровно пятьдесят грамм и посмотрел сквозь нее на свет. Жидкость в сосуде перламутрово светилась, сворачивалась в туманные, плавно колеблющиеся тяжи, свивалась в многоцветные кольца. Она едва уловимо пахла все тем же дезодорантом "Ночная красавица". И сам шар Базы вдруг показался Инспектору громадной стеклянной колбой.
Альфеус вдохновенно возгонял и экстрагировал, проводил электрофорез в геле, следил за изменением цвета индикатора и даже принюхивался.
Работа была в самом разгаре, когда заявился Шеф. Связь, наверное, барахлила, потому что лицо и шея изображения светились красным.
- Исследуешь? - проворчал он. - Вижу, ты до многого дошел. Но если бы не внезапные обстоятельства, твой свободный поиск на этом бы и закончился. Но обстоятельства!.. - Шеф был абсолютно неподвижен, но Инспектору показалось, что он мечется. Мечется с безумной, неистовой энергией дикого зверя, попавшего в западню. - Выдаю тебе абсолютно секретную информацию. Такой информацией могли пользоваться немногие. Последние полгода только я один. А теперь востребовать эту информацию не сможет никто. - Он выпучил глаза и взревел так, что Альфеус вздрогнул. - Никто! Ты понимаешь, что это значит?
Инспектор отрицательно покачал головой.
- Это значит, что меня уволили! Выбросили за ненадобностью! Как рвань какую-нибудь! Как мусор! Меня!!! Так слушай же, Инспектор. Таких планет, на какую ты попал, сотни. И везде мы применяем один и тот же прием. Обещаем аборигенам золотые горы - то есть обязуемся снабжать их готовой промышленной продукцией. И обязательства выполняем! А в обмен хотим сущие пустяки: чтобы они прекратили выпуск своих товаров и не проводили научных исследований. Мы просим разрешения - и аборигены с радостью нам его дают на размещение на их планетенке нескольких десятков предприятий. Все абсолютно честно. Просто мы забываем сказать туземцам, что производства эти не очень полезны. Скорее наоборот. Как, например, на этой планете. Частые мутации здесь - совсем не случайность.
- Это жестокий обман! Это чудовищно! - воскликнул Инспектор.
- Не спеши, - абсолютно спокойно парировал Шеф. - Ты даешь нашей экстрапланетной политике очень эмоциональную оценку. То есть, оценку, основанную на морали. А в основе морали и культуры, как ни странно, лежит логика. Мы действовали с наибольшей выгодой для нашей планеты, а следовательно, логично. А следовательно, этично.
- Демагогия!-с отвращением проговорил Альфеус. - Неужели нельзя действовать по принципу обоюдной выгоды?
- Обоюдная выгода возникает при взаимодействии двух равноправных и равнозначных сторон. Двух сторон. А колоний у нас несколько сот. И все они более отсталые в техническом отношении. Одной уступишь в одном, другой в другом. И все будут в выигрыше, кроме нас. Согласен?
- Не согласен! Гуманизм - это не совокупность логических конструкций!
- Не будем спорить, - тусклым голосом сказал Шеф. - Это уже не имеет смысла. Я повторяю, если бы не обстоятельства, ты бы не дожил до завтрашнего утра. Не догадываешься, что находится в секретном отделе? Там очень хитрая аппаратура. Я нажимаю на кнопочку, База герметизируется. Все выходы блокируются. А потом из-под купола откачивается воздух. Очень гигиеническая смерть, ожидающая чересчур умных. Но теперь это неважно. Важно следующее: наши законники, сто пятьдесят лет назад колонизировавшие эту планету, хотели выглядеть абсолютно чистыми в глазах потомков. И вот в договоре они оговорили принцип экстерриториальности предприятий. То есть территория, на которой находятся наши предприятия, является как бы частью территории нашей планеты. И если кто-нибудь нападет на наши заводы - он агрессор, нарушивший первым границы суверенной державы. То есть нашей державы. И защищаться - наше святое право. Мы посылаем карательную экспедицию. Подсказываю дипломатический трюк. Если все предприятия на этой планете внезапно по непонятной причине прекратят существование, то и защищать будет нечего. Экстерриториальность по договору обусловлена наличием предприятий. Договоренность автоматически перестает действовать, как только исчезают предприятия.
Инспектор просиял.
- Спасибо! Великолепная мысль!
- Не меня благодари, а случай.- Шеф полуприкрыл отекшие веки. - Хотя случай-это следствие неизвестных нам законов, а законы не случайны. Кстати, о никтоформах. Некоторые из них давние твои знакомые. Помнишь твоих последних подопечных Мурка и Нука?
- Помню.
- Не интересовался, куда они делись после задержания?
Альфеус недоумевал. Куда клонит Шеф?
- Я думаю... В Наставлениях говорится, что их лечат. Подвергают психотерапевтической обработке. Шеф осклабился.
- Не психотерапевтической. Генетической. Берут нуков и мурков, воздействуют на их генный аппарат. И возникают нужные нам типы существ. Никтоформов, например.
Альфеус вскочил. Взметнулись кулаки.
- Подонки! Звери!!! Вас уничтожить мало!
- Так-так, правильно говоришь! - одобрительно покивал Шеф и отключил связь.
Изображение Шефа потускнело, растворилось в наполненном солнечном сиянии воздухе.
Альфеус долго смотрел на экран дисплея, где уже красовались формулы веществ, из которых состояла жидкость в бассейне.
- Вот и решение, - пробормотал он и нажал на кнопку связи с Наблюдателем.
Перед ним появилось уже знакомое изображение сумрачной комнатушки в избе Мэртилли. Автоматика не сразу перестроилась на скудное освещение. Но Альфеус больше не мог ждать.
- Мэртилли! - воскликнул он, - обращаясь к смутно виднеющейся фигуре.Мэртилли! Есть любопытнейшие новости!
16
К вечеру в избе стало жарко. В ней пахло сухим горячим деревом и накаленной солнцем соломой.
Помаленьку стали сходиться старейшины фаланг. Первым пришел старейшина фаланги излученцев. Он кивнул, прошел к столу и сел, подперев рукой массивную голову. Мэртилли знал, что если его не побеспокоить, старейшина просидит в такой позе до конца совещания.
Потом почти одновременно пришли старейшины фаланги телепатчиков и фаланги обеспеченцев. Они были очень похожи - оба сухощавые, нервные, подвижные. Люди из других поселков их часто путали, и тогда старейшина телепатчиков очень обижался.
Последним приплелся Саргир. Его и на этот раз никто не приглашал. Он всегда приходил сам. Он приходил и начинал разглагольствовать по любому поводу. И тогда самый ясный вопрос становился туманным и запутанным. И надо ему отдать должное: умел старый софист очаровывать своими пустопорожними рассуждениями. Последнее его рассуждение было о том, что лучшее для истинного гражданина: бессознательная храбрость или осознанная смелость? А до этого Саргир высказал нелепейшую мысль. Он утверждал, что изначально существовала во Вселенной живая и неживая материя. И та, и другая развивается, следуя своим специфическим законам. Итог развития неживой материи - Галактика современной структуры. А итог развития материи живой биосфера. А венчал этот философический кунштюк дичайший вывод: нарушения в биосфере аналогичны заболеваниям отдельного организма. И человек, исходя из этого, не царь природы и не вершина творения, а раковая опухоль, разъедающая биосферу.
Саргир заходить в избу не соизволил, а устроился возле открытой форточки снаружи. Все знали, что сделал он это для пущей оригинальности и для того, чтобы с большей неожиданностью врываться в беседу со стороны.
Саргира никто и словом не задел. И не ради него самого. За дедом бледной восторженной тенью пришел внучок Елисей - робкий мечтательный мальчонка лет десяти. Дед для него был олицетворением высшей мудрости.
Пришла в полном составе "лекарская когорта". И состояла она всего-то из трех человек: из самого Эскопеда и двух помощников - нагловатых молодых людей в грязных халатах. Эскопед был чрезмерно полным, лицо его тонуло в толстых щеках. Дышал он тяжело, со свистом. Живот мирно покоился на коленях и, казалось, дремал вместе со своим вечно дремлющим хозяином.
Выслали караульных, чтобы оградить совещание от посторонних.
Встал Наблюдатель, повел бородой. Посмотрел на Эскопеда и нахмурился. Того растолкали и попросили не храпеть. Эскопед важно покивал, тут же заснул и захрапел снова.
Наблюдатель доложил о результатах похода. Рассказал о странном поведении "тюленей", о нападении недомерков. Совещание разом зашумело недомерки изрядно поднадоели всем. А особенно фаланге обеспеченнее и охотникам. Эскопед от шума проснулся и принялся слушать. Обеспеченны орали, что недомерки загрызли двух круторогов. Прямо в стойле. И вообще обнаглели. Охотники бурчали, что вся дичь из-за этой мерзости ушла неизвестно куда. Старейшина обеспеченцев сообщил, что те - он показал рукой вверх синтетической продукции выделяют явно недостаточно и что если охотники не станут приносить нужное количество дичи, то он за сбалансированный рацион не отвечает. Эскопед засипел, захрипел, закашлялся и, наконец, нашелся, заявив, что недоедание - это плохо.
- Какие будут предложения? - спросил Наблюдатель.
Воцарилось молчание.
- Может, облава? - неуверенно предложил один из охотников.
Остальные охотники на него зашикали. В форточку ввинтилась Саргирова голова.
- Да вы погодите! Вы послушайте, что Елька рассказывает!
Всех так поразило, что Саргир говорит нормальным человеческим слогом, что никто не стал возражать.
Ввели в избу упирающегося Елисея. Он, потупясь, молчал, а уши его светились в полумраке избы, как два рубиновых фонаря. Наблюдатель пообещал прокатить Ельку на терне, а вошедший следом дед угрожал отлучением от книг. В конце концов ребенка удалось разговорить. И вот что он поведал.
Вышел как-то Елька за деревню. Время к вечеру шло, но еще видно было. Самый чуток Елисей за Предел вышел. Он и не думал запреты нарушать. Оно само так получилось. Там птички красивые зелененькие порхают. А в ручейки рыбки серебристыми бочками посверкивают. Очень все красиво. Шел Елька и пел.
И тут кустарники зашевелились, раздвинулись и вышли два недомерка. Смело вышли, не скрываясь. Понимали, что перед ними ребенок. Елька рассматривал их с интересом, без страха. Они ему даже понравились. Вдруг он почувствовал, что недомерки с ним будто разговаривают. Без слов, но говорят. И от этого очень щекотно где-то в глубине головы.
Они вроде бы сказали, что очень голодны. А он им ответил, что ничего у него с собой нет, а его самого есть нельзя, потому что больно ему будет. Они этого не поняли, потому что чужой боли никогда не чувствовали. Тогда Елька протянул им руку и разрешил укусить себя за палец.
При этих словах весь Совет ахнул.
Когда они укусили его, он передал им свою боль. И тогда недомерки хотели убежать. Но Елька их не отпустил.
Совет ахнул вторично.
Он предложил им идти в Черное урочище.
У деда Саргира затряслись ноги, и он сел на поленницу дров у грубы. Черное урочище было абсолютно запретным местом даже для большинства взрослых. Там почти на каждом шагу встречались кратеры червецов. Глубина их была не менее трех метров, а склоны скользкими, как стекло. Неосторожная жертва не могла удержаться и неудержимо скользила к страшному отверстию на дне. Оттуда делала молниеносный бросок страшная зубастая пасть на длинной жилистой шее.
Елька объяснил, что тут можно добыть себе пищу. Главное, броситься в кратер всем вместе и вцепиться в шею со всех сторон. Елька с недоумением заметил, что недомерки подчинились ему не сразу.
По избе прошелестел нервный смешок.
Наблюдатель встал.
- Вот вам одна из возможностей в овладении ситуацией...
Он не закончил. За окном послышались гневные восклицания. Мэртилли выглянул наружу. Два охранника пытались оттащить от избы бледного длинноволосого юношу.
- Нет! - кричал он срывающимся истерическим криком. - Не знаю я более важного дела, чем поэзия! Ибо поэзия - это жизнь. Пусть выслушают меня и услышат! Искусство действительно вечно, но мне ждать некогда!
- Впустите! - крикнул Мэртилли. Настойчивого юношу впустили.
- Что вам угодно? - спросил Наблюдатель.
Юноша поутих, но вид у него по-прежнему был довольно вызывающим. Резким движением головы он отбросил волосы назад и сказал горделиво:
- Я - поэт. Моя поэзия слишком сложна для... этих, засевших в секции поэтики. И они пятый раз отказывают мне в приеме. Требую, чтобы Совет выслушал меня!
Ошеломленный Совет молчал.
Юноша закатил глаза и, развернув узкие плечи, начал:
Ходит в черной Он одежде,
Нелюдим и невредим.
Без улыбки, без надежды.
И плетется смерть за ним...
- Достаточно! Достаточно!- замахал руками Наблюдатель. Лицо его было багровым.
- Ну как? - самодовольно поинтересовался автор.
Мэртилли посмотрел на присутствующих с особым выражением.
- Говорите же! - капризно потребовал гость.
- Ну что же, - сказал Мэртилли, приняв чрезвычайно важный вид. - Стих ваш является образным выражением тринарной оппозиции. Появилась она еще у наших далеких предков. Тогда вычленилась категория "он" и "они". И все, что не "я" или "ты",- чужое, враждебное, порождение тьмы. Аналогосимвол тьмы человек в черном. А что вы думаете по этому поводу, уважаемый Саргир?
Саргир понимающе покивал Наблюдателю, запустил пятерню в жидкую бороденку и принялся вещать с необыкновенным достоинством:
- Стих композиционно лабилен. А что касаемо генезиса элементарных оппозиций - хоть я в них и не очень силен - тут я полностью согласен с Мэртилли.
- Вы... Я... Стих-то вам как?
- Вы не поняли? - высокомерно удивился Мэртилли. - Тогда дадим слово Эскопеду.
Эскопед засопел, закряхтел и, наконец, начал говорить:
- Тут есть намек на определенный патогномонический симптомокомплекс. Ощущение обреченности, ипохондрический настрой... Это о чем-то говорит. Кроме того, неясно вырисовываются какие-то фобии. Я бы хотел после Совета поговорить с автором поподробнее.
- Теперь, надеюсь, вам стало яснее? - полюбопытствовал Наблюдатель.
- Да, да. Разумеется. Спасибо. - Поэт пятился задом до самой двери.
Звякнул сигнал связи.
- Чую, Инспектор Альфеус приготовил нам сюрприз, - прокомментировал Мэртилли.
В комнате появилось изображение Инспектора. Он был небрит и взъерошен.
- Мэртилли! Есть любопытнейшие новости! - воскликнул он. Тут он заметил присутствующих и умолк. - Здравствуй. Это все - друзья?
Наблюдатель кивнул.
- Да, это - друзья.
- Тогда слушайте! Я провел качественный микроанализ жидкости из бассейна, сравнил состав сырья и конечного продукта. Ну, и прикинул, что они для катализа используют. Получается чрезвычайно интересная вещь!
Наблюдатель сделал предостерегающий жест.
- Может быть, это не так срочно? Приезжай, поговорим на месте.
- Да вы не бойтесь. Шеф мешать не будет. Слушайте! Производство управляется системой с примитивной обратной связью. Только узлы в ней довольно оригинальны - это сами никтоформы. В бассейне находится промежуточный продукт. Из бассейна пьют никтоформы. Если промежуточного продукта много, активность никтоформов снижается, меньше добывается сырья и, естественно, снижается уровень промежуточного и конечного продукта. Я нашел способ! Я нашел средство!..
- Погоди! - воскликнул Мэртилли, делая шаг к изображению.
Но было уже поздно. Альфеус выпалил:
- Я синтезировал вещество. Щепотку его бросаешь в бассейн и процесс становится неуправляемым, обратная связь разваливается. И все заканчивается неимоверной силы взрывом!
Мэртилли негромко выругался и устало опустился на табурет.
- В чем дело? - сделал большие глаза Альфеус.
- Слушай меня внимательно. Очень внимательно. Все равно теперь можно говорить открытым текстом. Сейчас я все объясню, только дам срочные распоряжения, - и повернувшись к старейшине фаланги телепат-чиков, коротко приказал: - В купол Базы шлем с телепатозаписью Инспектора и шлем изолирующий. Побыстрее только!
Старейшина торопливо вышел. Тут же под окном послышались выкрики. Мэртилли подошел к окну.
- Ну, вот,- бросил он через плечо.- Еще один сюрприз. Красавчика проморгали. Группа наблюдения называется! Хотя для большинства он всеобщий любимчик и вне подозрений. Альфеус, запомни: этот медведь для тебя сейчас смертельно опасен. Только заметишь - стреляй! Ты попал в переделку. Твое интересное сообщение зафиксировали не только мы. Теперь на твои биотоки как на пеленг помчатся "тюлени". И сплитером тут ничего не поделаешь. Их могут выслать сто, двести, тысячу! Сейчас старейшина телепатчиков передаст тебе два шлема. Если успеет. Изолирующий надень на голову, а шлем с записью биотоков напяль на биоскафандр. Крепись!
Он повернулся к присутствующим. Улыбнулся. Слышался храп Эскопеда. Что-то бормотал под нос Саргир. Старейшина обеспеченнее смотрел в потолок, что-то прикидывая на пальцах.
- Никакой торжественности, - подытожил Наблюдатель. - А ведь, судя по всему, приближается момент, когда ваша цивилизация вернется к развилке, которую проскочила не в том направлении. И кто знает, только ли два разветвления в этой вашей развилке?
17
Мэртилли сказал, что ждать нужно семнадцать минут. В лучшем случае шестнадцать.
Сам для своей защиты предпринять Альфеус ничего не мог. Единственное, что он мог, это ждать.
Самое разумное, что можно было сделать, максимально релаксироваться и ни о чем не думать.
Первые пять минут Инспектор еще надеялся, что этот план вполне осуществим. На шестой - он вскочил и подошел к стеклянной стене. Альфеус хотел видеть сам, кто появится первым. Ведь он был не просто зрителем.
Горизонт был безмятежно чист.
Альфеус прижался лбом к прохладному стеклу. Стекло пахло шариками для пинг-понга.
Ему представилось, как, задыхаясь, бегут к нему люди из фаланги телепатчиков. Лица их исцарапаны ветвями, а разорванные рубахи темны от пота.
А в противоположной стороне идет по цепям информационный сигнал, переваривается компьютерными утробами, оценивается чьими-то мозгами за сотни парсеков отсюда и, наконец, в виде приказа поступает к никтоформам. Срабатывает одна из инстинктивных программ, и огромные "тюлени" поднимаются в воздух, И всем им дается очень простая задача - идти по телепатическому пеленгу. И уничтожить источник сигнала. То есть его самого. Если не успеют телепатчики...
Но телепатчики появились. Неожиданно и совсем не с той стороны, откуда их ждал Альфеус. Едва он открыл дверь, как один из них бросился к биоскафандру и принялся напяливать на него телепатический шлем. Второй прямо с порога бросил Альфеусу изолирующий шлем и, едва он успел надеть его, заорал:
- Поторопись! Наружу! Быстро! Инспектор бросился из помещения. Следом за ним скатились оба телепатчика.
- Сюда! - крикнули из зарослей кустарника.
Не размышляя, Альфеус сиганул через кусты. Там лежал молоденький телепатчик. Голову он подпер ладонью, на бледном лице играла лихая улыбка. Порой мальчишка забывал о самоконтроле и тогда лицо его испуганно вытягивалось.
- С прибытием, - сказал он, изо всех сил стараясь выглядеть бывалым и ироничным. - Через кусты прыгать не обязательно. Вон как исцарапались. Успели бы обойти. У нас в запасе еще целая минута и секунд пятнадцать-двадцать.
Старейшина телепатчиков и его помощник уже подходили к ним.
- Летят! - ломающимся голосом закричал парнишка.
Альфеус глянул в сторону леса и увидел, как выныривают из-за ломаной кромки "тюлени", огромные, словно древние дирижабли.
Люди приникли к земле.
Трава приятно холодила разгоряченное тело. Бок ощущал тяжесть надежного оружия. И Альфеусу почему-то стало ужасно весело. Он повернулся к очень серьезному старейшине и сказал улыбаясь:
- Ну и набьют они сейчас посуды!
Старейшина посмотрел на него и ответил вроде бы невпопад:
- Ничего. Все будет в порядке.
"Тюлени" шли пятью эшелонами по пять животных в каждом. В двадцати метрах от купола они замедлили движение и неподвижно зависли в воздухе.
Через несколько секунд крайний левый тюлень первой волны отделился от группы и пошел на штурм купола Базы. Многотонная махина ударилась не в центр, а немного сбоку и только потому не превратилась в лепешку. Оглушенный, он беспорядочно вертелся вокруг собственной оси, как пес, ловящий себя за хвост. Несколько раз "тюлень" ударялся о землю, несколько секунд лежал, вздрагивая, потом медленно, покачиваясь, всплывал.
Тут же второй тюлень в точности повторил действия первого. От сокрушительного удара задрожало здание Базы. А ведь оно было собрано из монокристаллов с идеальной решеткой!
Все пять тюленей первого эшелона одинаково безуспешно совершили один и тот же маневр. Тюлени второго действовали по-иному. Они принялись таранить стальную дверь.
Первый тюлень после удара плюхнулся на землю и больше не двигался. Но от удара второго "тюленя" дверь прогнулась, удара третьего замки не выдержали, и дверь распахнулась. "Тюлень" проскользнул внутрь и через минуту покинул помещение.
- Ему полагается облизываться, - не удержавшись зашептал самый юный телепатчик и умолк, получив подзатыльник.
Поредевший боевой строй "тюленей" развернулся и улетел восвояси. У лестницы лежали две неподвижные бесформенные туши. И еще в десятке метров от Базы дергался оглушенный "тюлень", ломая кустарник и молодые деревца.
Старейшина поднялся, отряхнулся и негромко приказал:
- Теперь домой. Трак, отметь в имущественном реестре безвозвратную потерю одного телепатопередатчика. Инспектор, изолирующий шлем можете снять.
Альфеус расстегнул набухшие от пота ремешки и протянул ему шлем.
- Иди сюда, зверушечка, - послышался голос молодого телепатчика. - Ты смотри! - воскликнул он, чему-то умиляясь. - Боится!
Альфеус посмотрел на поляну и увидел, что там стоит Красавчик, только что выбравшийся из леса.
- Тише! - приказал старейшина.
Но было уже поздно, животное заметило их. Альфеус с некоторым испугом понял, что маленькие глазки буравят именно его. Он вспомнил предупреждение Мэртилли и понял, что действовать надо немедленно.
Инспектор выхватил солитер и положил его на сгиб руки.
- Обалдел, что ли?!
Молодой телепатчик ухватил оружие за ствол и потянул книзу.
- Это же наш Красавчик!
Объясняться было некогда.
- Извини, дружок, - сказал Альфеус и несильно ударил парнишку локтем в поддых.
Тот застонал и согнулся вдвое.
Едва Альфеус придал сплитеру нужное положение, как Красавчик пустился к ним неуклюжим, но быстрым галопом.
С оглушительным треском вырвалась из ствола сплитера голубая спица. Красавчик вильнул в сторону и остановился. Под оплавившейся шерстью на лбу блеснул металл.
- Кибер! - взвизгнул молодой телепатчик.
Красавчик поднялся на задние лапы и пошел на них. Он ревел и выл с оглушительностью предстартовой сирены. И звуки эти настолько не были похожи на голос живого существа, что всем стало жутко.
- В левое плечо бей! - срывая голос, закричал старейшина. - Там центр координационный!
Альфеус поднял сплитер двумя руками и выстрелил. Красавчик вздрогнул и остановился. Рев внезапно прекратился. Альфеус выстрелил еще раз. Красавчик упал ничком, глухо ударившись о землю.
Он был неподвижен. И только с механической размеренностью двигались лапы. Огромные желтые когти вырывали с корнем кустарники, пропахивали в траве глубокие борозды.
- И так будет с каждым, - заключил Инспектор, пряча сплитер в кобуру.
По лицу старейшины скользнула тень улыбки. Молодой телепатчик смотрел на Альфеуса с немым восторгом.
18
По расчетам Мэртилли операция по засыпке в бассейны синтезированного вещества должна была длиться около двух недель. Десять дней, чтобы добраться до самого дальнего завода. И еще четыре дня, чтобы проявилось действие ингибитора.
Мэртилли из избы Альфеуса не выпускал, полагая, что лишний раз испытывать судьбу не стоит.
И вот прошло четырнадцать дней. Под вечер со стороны ближайшего завода послышался легкий хлопок. Над кромкой леса в той стороне взвился султан дыма.
Инспектор и Наблюдатель вышли во двор. Они долго смотрели на дым. Потом Наблюдатель сказал:
- Остальные заводы тоже взорвались. Они все взорвались с интервалом в час.
- Теперь пора помочь нашей собственной планете, - заметил Инспектор.
- Не вижу пока что перспектив.
- Да, - кивнул Альфеус. - Перспективы просматриваются плохо. Но это не потому, что их нет. Этой планете еще не совсем ясно, что созидать, куда двигаться. Но давно стало ясно, что разрушать. Абсолютное большинство наших соотечественников не готовы даже к этому. Они уверены в полном своем благополучии. Наша задача - подтолкнуть их к мысли, что не все в порядке, заронить сомнение. Необходимо их убедить: что-то в жизни не так! С этого мы и начнем.
Мэртилли сощурился.
- Мы - это ты, я и еще один человек. Доктор по профессии. Три человека на континент! Для начала этого более чем достаточно. Согласен?
- Разумеется,- невозмутимо согласился Мэртилли и принялся набивать трубку.