Эльма Ренская с детства страдала несдержанностью. Ну как страдала? Иногда и наслаждалась. Но всё же она ясно понимала, что это недостаток, что он ей здорово мешает, и было бы неплохо каким-то образом от него избавиться. Избавиться никак не получалось — в какой-то момент глаза застилала красная пелена, и все разумные мысли отходили на задний план. Она всегда при этом помнила, что надо бы остановиться, успокоиться и найти другое решение, но в такой момент все эти соображения становились совершенно неважными.
Младшая сестра-погодок, равняясь на старшую, выросла точно такой же. В старшей школе их характер скорее помогал — школа поощряла здоровую агрессивность учеников, и даже нездоровая частенько сходила с рук. Очень скоро школьники уяснили, что стоит задеть одну из сестёр, как рядом с ней тут же встанет вторая, и обе будут драться, не щадя себя, пока не победят или не упадут — со щитом или на щите, как было принято у спартанцев. Неудивительно, что желание связываться с сёстрами у всех быстро сошло на нет.
Поступать после школы обе они планировали, разумеется, на боевой — а куда же ещё? Путь выглядел прямым как стрела, но незадолго до окончания школы Эльму вызвала к себе Мать рода.
— Как у тебя с учёбой? — поинтересовалась Ольга.
— С учёбой всё хорошо, Мать, — несколько настороженно ответила Эльма, гадая, к чему бы этот интерес. — У меня почти все оценки в аттестате будут превосходно.
— Куда хочешь поступать после школы?
— В Академиум на боевой, Мать, — ответила она, ещё больше насторожившись.
— Не пойдёшь ты на боевой, Эльма, — вздохнула Ольга. — Выбери любой другой факультет, и род тебе поможет. Любой, кроме боевого.
Сердце у Эльмы ухнуло вниз. У неё не было даже сил ни протестовать, ни спорить, она лишь беспомощно спросила:
— Но почему, Мать? Почему именно я?
История Милославы Ренской имела одно важное последствие для молодёжи Ренских: род отказался от старой практики, когда старшие определяли, кем станут молодые. После того как Милослава чрезвычайно убедительно доказала, что именно её выбор был верным, молодые потребовали, чтобы их желания учитывались в первую очередь. К удивлению верхушки рода, требования молодёжи поддержали и многие старшие, которые, как оказалось, тоже были недовольны выбранным для них путём развития. Момент был подобран идеально — Ольга просто не могла сказать «нет» после своего оглушительного провала с Милославой, и новая реальность стала фактом. Как оказалось, не для всех.
— Видишь ли, Эльма, — Ольга явно чувствовала себя неловко, — так нужно не роду, это ради тебя самой. Тебе нельзя идти в боевики. Мы долго обсуждали этот вопрос и между собой, и с твоими родственниками — да-да, и с твоей матерью тоже, — и все единогласно сошлись на том, что в боевиках ты не выживешь.
— Почему, Мать? — повторила Эльма, пытаясь уместить всё это в голове, и мучительно осознавая предательство своей матери, которая всегда знала о её мечте.
— Ты плохо владеешь собой, Эльма, — с сочувствием объяснила Ольга. — У тебя в драке разум полностью отключается, и ты начинаешь переть напролом. В школьной драке это, наверное, хорошо, но в реальном бою ты обязательно станешь делать ошибки и умрёшь. Поверь мне — мы очень долго наблюдали за тобой, и это было очень трудное для нас решение. Но другого выхода мы не видим — в боевики тебе идти нельзя.
— И куда же мне идти? — с тоской спросила Эльма.
— Роду нужны алхимики, — ответила Ольга, — но если ты предпочтёшь какой-то другой факультет, мы не станем тебя принуждать. Иди на любой, кроме боевого.
— А моя сестра? Она пойдёт на боевой?
— У Нельмы та же самая проблема, к сожалению, — покачала головой Мать. — Вы слишком похожи, так что для неё боевой тоже закрыт. Ты пока не говори ей, её я тоже пригласила и скажу ей всё сама.
Вот так сёстры неожиданно для себя стали алхимичками. Несдержанность, с которой сёстры давно свыклись, и на которую перестали обращать внимание, вдруг полностью закрыла им путь к мечте. Однако для Эльмы, как оказалось, на этом ещё ничего не закончилось. Учёба в Академиуме прошла более или менее нормально — мелкие проблемы периодически случались, но последствия ограничивались простым выговором или, в крайнем случае, разбирательством в деканате.
Беда пришла уже после окончания Академиума, и с неожиданной стороны. Эльму высмеяла одна из старших — даже не то что высмеяла, просто обидно пошутила. Но у Эльмы как раз случился приступ плохого настроения, шутка резанула по живому, и глаза привычно заволокло красной пеленой. К несчастью, положение в роде этой старшей было гораздо выше не только Эльмы, но и её матери. Всё могло бы закончиться просто лёгким позором, если бы старшая её избила, но вышло ровно наоборот — это Эльма избила старшую. Случился грандиозный скандал, дело дошло до Матери рода, и Эльма поехала в Рифейск, в ссылку.
Однако здесь Эльме просто невероятно повезло — но должно ведь человеку хоть изредка везти, правда? Кеннер Арди отдал роду работу со сплавами рифов, и она неожиданно обнаружила себя в центре дела, которое оказалось для рода важнейшим направлением развития. Всё выглядело просто замечательно, однако в бочке мёда нашёлся и здоровенный черпак дёгтя, или, скорее, навоза. Его звали Норит.
И вот сейчас Эльма слушала его разглагольствования на тему какими идиотами являются все без исключения наружники, а в особенности до чего же тупы их, наружников, бабы. Точнее говоря, она в эту чушь даже не вслушивалась, а размышляла, не потому ли Кеннер Арди отдал всё это направление Ренским, что не хотел иметь дело с этим дебильным уродом из грязной пещеры. Как легко можно видеть, мнения сторон друг о друге не сильно различались.
— … и что поразительно, они все настолько тупы, что даже в бляди не годятся, — завершил своё глубокое наблюдение Норит.
«Да кто б тебе ещё дал, козлу тупорылому, — с ненавистью подумала Эльма. — Это ж насколько надо себя не уважать».
— Тебе-то, понятное дело, правда не нравится… — с издёвкой продолжил Норит, насмешливо на неё глядя.
Закончить выступление у него не получилось. На Эльму нахлынуло знакомое бешенство, и все мысли куда-то разом исчезли. Она вскочила, перегнулась через стол, и её кулак впечатался в рот, уже открывшийся, чтобы изречь очередную гадость. Нелепо взмахнув руками, Норит вместе со стулом улетел на пол.
«Что я наделала!» — ужаснулась Эльма.
Норит кряхтя поднялся на ноги и счастливо осклабился:
— Ну, конец тебе, коза! — заявил он радостно. — Щас юбку тебе задеру да жопу надеру…
Эльма стремительно выскользнула из-за стола. Мысли опять куда-то испарились, и взгляд знакомо заволокло пеленой. Перед глазами осталась только ненавистная рожа, в которую полетел кулак. Дальнейшее она уже не сознавала — она била и била, не обращая внимания на удары, которые получала сама.
Всё закончилось внезапно. Эльма бессмысленно смотрела на большую кучу книг и папок, которую венчал рухнувший стеллаж. Из горы торчали две ноги. Сразу вспомнилось напутствие Ольги: «Запомни, Эльма — это очень важное для рода направление. Если мы провалим его, мы не отделаемся просто потерей денег, у рода будут очень большие неприятности. Князь нам провала не простит. Не подведи нас Эльма, будущее рода сейчас зависит от тебя».
«Всё верно этот урод сказал, конец мне, — с тоской подумала она. — Куда теперь сошлют? Дальше Рифейска у нас вроде и нет ничего. Хотя нет, здесь ссылкой не отделаться, меня просто придушат, и всё».
Заглянувшая секретарша с ужасом оглядела разгромленный кабинет, затем увидела торчащие из-под лежащего стеллажа ноги и открыла рот — то ли собралась заорать, то ли просто от удивления. Эльма раздражённо махнула в её сторону рукой, и та послушно исчезла, аккуратно прикрыв дверь.
Куча зашевелилась, и из неё задом вылез Норит, с трудом отпихнув стеллаж. Он, морщась, потрогал рукой уже наливающийся фиолетовым обширный бланш под глазом, посмотрел на Эльму и восхищённо сказал:
— Ну и удар у тебя, девка! Прямо как кувалдой гвоздишь!
Эльма непонимающе смотрела на него, не зная, как отреагировать.
— И ведь опять ведьма, — печально вздохнул Норит. — Вот была бы ты нормальной девкой — схватил бы тебя в охапку и увёз с собой. Никому бы не отдал! Ну почему, почему у вас, наружников, только с ведьмами можно нормально общаться?
— Норит, а ты с Анной тоже дрался? — осторожно спросила Эльма, уже начиная осознавать ситуацию.
— Редко, — поморщился он. — От Анны вашей толку мало — чуть что, рукой машет и говорит, что иди, мол, домой, надоел. Но иногда получалось смахнуться, у неё тоже неплохой удар. И ещё ногами хорошо работает — разок мне так в ухо заехала, неделю звенело.
«Вот же сучка, — с ожесточением подумала Эльма. — Она же специально не стала мне ничего такого рассказывать. Наверное, злилась из-за того, что пришлось уехать и всё мне оставить».
— Ну ладно, развеялись, повеселились, пора и делом заняться, — бодро заявил Норит, поднимая стул и опять усаживаясь. — Можешь, кстати, и дальше ко мне на ты обращаться, раз такая боевая. Так что у нас с тобой по заказам выходит?
— Тот упругий сплав — мы его, кстати, ластиком[6] назвали, — вот его возьмём побольше, покупатель вроде нашёлся. Прочие сплавы тоже все возьмём, но пока понемногу — их пока не придумали, как применять. Некоторое время нам на это нужно, Норит — каждый новый сплав надо ведь сначала исследовать, выяснить свойства, понять применение, как-то встроить в технологическую цепочку.
— Да я-то всё это понимаю, Эльма, — тот яростно поскрёб затылок. — Но как это старейшинам объяснить? Они же никаких объяснений слушать не хотят, им не слова нужны. Кальциту дирижабли один за другим идут, им уже некуда продукты складывать. От них в обед как начинают запахи ползти, так у остальных грибы во рту сразу колом встают. Люди ведь скоро бунтовать начнут. Нет у нас с тобой времени, совсем нет. Надо нам как-то ускориться.
В последний разговор Эльмы с Матерью, та несколько раз повторила ей: «Запомни, Эльма, самое важное — ластика мы должны брать как можно больше, но при этом карлы должны думать, что это мы им оказываем услугу. Ни в коем случае не показывай им нашу заинтересованность. Сумеешь так сделать — без награды не останешься».
— Ну не знаю, Норит, — поморщилась Эльма, — надо мной ведь тоже старшие есть, и они тоже оправданий слушать не хотят. — Она глубоко задумалась, барабаня пальцами по столу. Норит терпеливо ждал. Наконец, она со вздохом сказала: — Ну ладно, кое-что в пределах своих полномочий я сделать всё-таки могу. Возьму ластика побольше — старшие говорили, что покупатель вроде надёжный, так что рискну. В крайнем случае лишнее подержу пока на складе, а к тому времени, наверное, наши и с другими сплавами разберутся.
— Ай, умница девка, давай так и сделаем, — немедленно согласился Норит. — Мне главное старейшин с шеи снять. Для начала пригнать хотя бы два-три дирижабля со жратвой, они на некоторое время отстанут.
— Дирижабли с едой — это не ко мне, наверное, — озадачилась Эльма. — Здесь я ничего сама решить не могу.
— И не надо ничего решать, не волнуйся насчёт этого, — успокоил её Норит. — Нам от вас только деньги нужны. Переведёшь деньги на «Сундук изобилия», они нам сразу и пригонят всё по списку. У них уже всё готово, они только денег ждут.
— Тогда нет проблем, у нас тоже всё готово, — кивнула Эльма, открывая папку с бумагами. — Сейчас мы с тобой согласуем объёмы, и дирижабль сегодня же под погрузку пойдёт.
Свадьба получилась настолько скромной, что её и свадьбой-то трудно было назвать. И не свадьба, и не регистрация, а непонятно что. Происходило всё это в крохотной церкви, спрятавшейся в глубине рабочего квартала — я даже не знал, что у нас в Новгороде такая существует. Церковь на время венчания была закрыта для прихожан, а венчание проводил сам епископ Новгородский и Псковский Эдмунд Ройтер. Насколько я понял причину, епископ не захотел смущать умы прихожан, да и священства тоже — очень уж это венчание выбивалось из привычного шаблона. Высокопоставленный функционер церкви женится на язычнице, к тому же ещё и ведьме, а свидетелями выступает парочка ничем не лучше невесты, то есть мы с Ленкой.
Недовольство епископа ощущалось буквально физически, но венчание он всё-таки вёл как положено. Насколько я смог догадаться из нескольких подслушанных фраз, Ройтер сначала вообще отказался венчать молодых, но Клаус выкрутил ему руки, пообещав в этом случае устроить торжественное бракосочетание в каком-нибудь из языческих храмов. Такое унижение церкви непременно дошло бы до папы, который не преминул бы выразить своё недовольство архиепископу Рижскому, а тот, в свою очередь — епископу Ройтеру. Подобная альтернатива устроила епископа ещё меньше, и в конце концов он сдался.
Заминка возникла только с последним из обязательных вопросов: «Обещаете ли воспитывать своих детей по правилам и законам католической церкви?». Я слегка напрягся — по церковным правилам, при отрицательном ответе на любой из трёх обязательных вопросов церемония должна быть прервана. Ответить положительно Клаус тоже не мог, только что дав князю клятву в обратном.
— Обещаю воспитывать своих будущих детей в соответствии с заповедями Господними, — торжественно заявил Клаус.
Лада просто молча улыбнулась и кивнула. Ни о крещении, ни о церкви не было сказано ни слова. Лицо епископа отразило некоторое колебание — ответ его явно не вполне устроил, но после недолгой задержки он всё-таки решил им удовлетвориться и продолжил церемонию.
Мы с Ленкой переглянулись — Клаус, похоже, тщательно продумал этот момент. Ведь, к примеру, фраза из первой заповеди «да не будет у тебя других богов» никак не требует поклонения христианскому богу, она лишь запрещает поклонение другим богам. Для древних евреев такое вольное толкование было, конечно, немыслимым, и заповедь уточнения не требовала, однако если подойти формально, то Клаус вовсе не обещал, что его дети будут католиками — он лишь пообещал не воспитывать их как язычников. Поскольку он этого делать и так не собирался, это обещание ему ничего не стоило.
Наконец, Ройтер с видимым облегчением завершил церемонию.
— Надеюсь, вы не собираетесь покидать лоно церкви, отец Клаус? — с кислым видом осведомился епископ.
— Ни в коем случае, ваше преосвященство, — твёрдо ответил тот. — Не сомневайтесь во мне.
Епископ вздохнул, явно не вполне убеждённый.
— Ну что же, живите счастливо, — коротко попрощался он, и кивнув нам, двинулся в ризницу. Ну а мы, выйдя через неприметный боковой вход, погрузились в ожидающий нас лимузин и отбыли в «Ушкуйник», где для нас была полностью зарезервирована маленькая приватная терраса.
— И всё-таки, господин Клаус — отчего такая скромность? — полюбопытствовал я, когда мы утолили первый голод, и обстановка стала более свободной. — Нет, я, конечно, не ждал пышного празднества, но всё-таки не ожидал и такого чуть ли не тайного венчания.
— Пришлось, увы, — отозвался он. — Как я заметил, вы обратили внимание на третий обязательный вопрос?
— Насчёт детей? Да, мы, конечно, отметили этот момент.
— Епископ Ройтер вовсе не дурак, и тоже это отметил, — пояснил с усмешкой Клаус. — Он с самого начала догадывался, что подробный ответ может ему не понравиться, вот и не стал настаивать. Епископ — политик, и он понимает, где необходимо проявить гибкость. Именно поэтому он проводил венчание сам, и в отсутствие посторонних. Обычный священник потребовал бы более определённого ответа, да и прихожане обязательно обратили бы внимание на некоторую неполноту моего обещания. И тогда церемонию пришлось бы немедленно прервать. Но должен сказать, что столь узкий формат события был в моих интересах и ещё по одной причине — эта свадьба сама по себе вызов с моей стороны, а более публичная церемония превратила бы этот вызов в демонстративный.
— Да и для меня такая свадьба тоже предпочтительней, — заметила Лада. — Слишком многие будут мне завидовать, так что лучше поменьше выделяться. Зачем мне лишние враги?
— Понятно, — кивнул я. — Интересы всех участников волшебным образом совпали, и всё прошло ко всеобщему удовлетворению. Ну что же, вслед за епископом желаю вам жить счастливо.
— Благодарю вас, — улыбнулся Клаус. — Кстати, о счастливой жизни — нам очень понравился дом, и мы всерьёз задумались о его покупке. Хотя, конечно, цену трудно назвать скромной.
— Масляный конец — очень дорогой район, — извиняющимся тоном сказал я. — Мы не собираемся наживаться на вас — это именно та цена, по которой мы выкупили этот дом у предыдущего владельца.
— А скажите, господин Кеннер — будет ли это нормально воспринято, если мы там поселимся? Я не собираюсь отказываться, но мне хотелось бы точно знать, как это будет выглядеть в глазах общества.
— Для какой-то аристократической семьи проживание в нашем районе действительно выглядело бы несколько неуместно, но для нашего вассала как раз наоборот, это совершенно ожидаемо. Хотя вы, в принципе, могли бы жить в любом районе, при условии, что он является достаточно приличным.
— Нам нравится ваш район, и я надеюсь, что уровень доходов позволит нам там жить. Что подводит нас к вопросу…
— … о доходах, — закончил его фразу я. — Моё предложение в силе, но прежде всего вам необходимо пройти аттестацию. Во-первых, мы хотели бы иметь возможность предъявить покупателям наших артефактов сертификат мастера, а во-вторых, нужно же хотя бы иметь представление о вашем реальном ранге. Из-за вашей универсальности получается, что у вас несколько разных рангов, каждый в своей области, так?
— Наверное, так, — подтвердил Клаус.
— Не очень удобно. И не очень понятно.
— Что поделать? — развёл руками он. — У нас, я имею в виду орден паладинов, просто нет других вариантов. Вы тренируете своих боевиков как вольников, но для церкви такое неприемлемо. Воевать нам приходится лишь время от времени, непрерывно тренироваться тоже невозможно, так что большую часть времени мы отдаём мирным специальностям. Впрочем, совсем универсалов, вроде меня, и в ордене немного. Мне просто было интересно и то и то, вот и кидало меня из стороны в сторону.
— Ну что же, готовьтесь, проходите аттестацию и приступайте. О конкретных условиях и размере вашей доли говорить пока преждевременно, давайте вернёмся к этому, когда будут готовы результаты аттестации. А сейчас осталось только решить вопрос с госпожой Ладой.
— А что за вопрос со мной? — удивилась Лада.
— Вопрос, который для меня самого неясен, — с досадой сказал я. — Видите ли, с этого дня вы не Лада Дорохова, всего лишь одна из Владеющих на службе семейства, а гербовая дворянка госпожа Лада фон Абенсберг. Я не понимаю вашего положения в семействе, и не понимаю, насколько для вас сейчас уместно служить, как раньше.
Лада серьёзно задумалась — похоже, она только сейчас осознала, что такой резкий скачок в общественном положении меняет очень многое. Эрику, пожалуй, было бы чем поделиться на этот счёт.
— Мне всё равно необходимо ездить на контракты, — наконец сказала она. — Для боевика просто нет другого пути развития.
— Есть много разных путей, как мне не так давно объяснили, но я принимаю ваш довод. И всё же служба в линейных частях для вас уже не подходит. Давайте попробуем сделать так: вы займётесь организацией службы разведки и подразделения спецназначения. Всё как положено — штатное расписание, материальная ведомость, требования и задачи. Справитесь — замечательно, а если нет, то будем искать для вас какой-то вариант попроще.
— Хорошо, господин Кеннер, — согласилась Лада.
— И если позволите дать вам совет, госпожа Лада — вам совсем скоро придётся появиться в свете. В частности, мы должны будем устроить большой приём, чтобы представить обществу наших новых вассалов. Советую вам срочно нанять преподавателя этикета. Я надеюсь, что госпожа Лена тоже не откажется вам помочь.
— Я помогу, — кивнула Ленка.
— Я всё сделаю, — пообещала Лада. — Вам не придётся за меня краснеть.