Глава 24

Дни потянулись один за другим без заметных событий — просто скучное рутинное собирательство. В лесу, конечно, следовало соблюдать осторожность, но никаких действительно опасных зверей не встречалось, а разные кусты оказались не столь уж и опасны и старались избегать групп людей, которые вели себя в лесу достаточно уверенно. Трудно сказать, куда подевались крупные звери — возможно, их сожрал убитый мной тенелов, а может быть, старые успели уже передохнуть, а новые ещё не пришли. Впрочем, ни у кого не было иллюзий по поводу безопасности этого леса — тушу тенелова видели все, и клыки у него были явно не для поедания одуванчиков.

Первое время наша добыча была совершенно смехотворной, но постепенно студенты учились распознавать нужные травы, и вскоре дело пошло побыстрее. Хотя если говорить именно о нашей группе, то у нас никаких проблем со сбором трав не было — Лапа одна собирала больше, чем любой из остальных отрядов. Обычно мы занимались этим часа три, затем подыскивали хорошее место и долго обедали, разговаривая о том о сём, потом ещё пара часов неторопливого сбора трав, и мы возвращались в лагерь. Это было похоже больше на неспешные прогулки, чем на сбор ресурсов. При этом добычи мы приносили намного больше всех остальных отрядов. А что здесь удивительного? Опыт всегда решает, а Лапа в своё время этих трав накосила достаточно.

В этот день, однако, привычный распорядок вдруг нарушился. Лапа внезапно остановилась и подняла руку.

— Замрите и не шевелитесь, — шепнула она. — Видите там, в просвете, ос?

Я вгляделся и тоже заметил каких-то существ, действительно чем-то похожих на ос — если бы, конечно, существовали осы размером с небольшую кошку. Заметить их было не так просто, потому что никаких черно-жёлтых полос на них не было, а окраска была скорее ближе к камуфляжной. Если бы не Тамила, то я, скорее всего, заметил бы их, только непосредственно наткнувшись. Осы сидели плотной группой, и иногда ненадолго взлетали, передвигаясь на сажень-другую.

— Их лучше убить, — прошептала Тамила. — Они очень опасны. Если мы их просто обойдём, они могут потом встретиться какому-нибудь другому отряду наших. Вы сможете их придержать так же, как тенелова держали?

— Сможем, — прошептала в ответ Ленка. — Что ты хочешь сделать?

— Прижмите их к земле, а я их перебью. Только держите всех, чтобы ко мне ни один не подобрался.

Ленка просто молча кивнула, и поднявшиеся было опять осы рухнули обратно на землю. Лапа метнулась к нам — в руке её уже оказался тот самый меч с отпечатком духа, который мы видели у неё дома. Мы быстро двинулись вслед за ней, внимательно следя за окружением, чтобы не пропустить какую-нибудь отставшую от роя осу.

— Помочь нужно, Лен? — негромко спросил я.

— Нет, не нужно, — покачала головой она. — Они совсем не сопротивляются.

Я прислушался — и действительно, в эмоциях роя царило полное безразличие. Казалось, им было совершенно всё равно, что Лапа сейчас втыкает в них по очереди свой меч. Всё было кончено за минуту, и на прогалине остались только трупы насекомых. Вокруг царило полное спокойствие, я больше не чувствовал никаких живых существ.

— Эти осы не произвели на меня впечатление опасных существ, Тамила, — заметил я.

— Потому что у них не осталось живицы, — с досадой ответила она. — Они умирали, даже летать уже не могли.

— И тобой двигало не беспокойство за студентов, а желание добыть себе живицы, — понимающе покивал я. — Впрочем, убить их всё равно было нужно, так что я не в претензии. Просто в следующий раз не пытайся нас использовать, пожалуйста — помочь тебе мы и без этого поможем, а такие вещи создают излишнее напряжение в отношениях.

Она смутилась — похоже, всё-таки не лишена совести. И лучше бы ей к моим словам прислушаться, потому что ещё одна попытка нами манипулировать, и мы сведём знакомство к чисто деловому.

— И знаешь, Тамила — мне не нравится слово «живица», — добавил я. — Как-то слишком уж оно ассоциируется со скипидаром[23]. У меня, во всяком случае.

— Ну называй это эссенцией, как Старшие называют, — предложила она.

— «Эссенция» звучит получше, — кивнул я. — А вот скажи: я правильно понял, что звери оттуда попадают сюда, быстро расходуют свою эссенцию и умирают?

— Всё немного сложнее, но можно сказать и так, — согласилась Лапа.

— Тогда здесь есть какая-то неувязка, которую я никак не могу понять. Ты говорила, что тоже зависишь от эссенции, но ты живёшь здесь уже много лет, и помирать не собираешься. В чём разница между вами?

— В том, что я не трачу живицу, — терпеливо объяснила она с интонацией взрослого, объясняющего ребёнку. — А звери слишком тупые, чтобы понять, что её надо беречь. А если точнее, они не могут её не тратить. Вообще, если уж ты хочешь полное объяснение: звери Полуночи бывают разные. Есть обычные звери, которые почти не расходуют живицу. Они от неё практически никак не зависят и могут прожить здесь долго. И часто не умирают, даже когда целиком её тратят. Они накапливают её естественным путём и расходуют понемногу — живица их лечит, даёт долгую жизнь, иногда помогает сбежать от хищника, что-то ещё в таком роде.

— Но мы таких зверей здесь не видели, — уточнил я.

— Не видели, — подтвердила она. — Но они редко бывают опасны, ценные ингредиенты в них тоже почти не встречаются. А есть хищники вроде тенелова или вот этих ос, которые без живицы не могут существовать. Именно живица даёт им силу и делает их опасными хищниками. У них многие органы полностью зависят от живицы и не могут без неё функционировать. Хищники непрерывно её расходуют и должны постоянно добывать её охотой.

— Теперь стало понятнее, спасибо, — кивнул я. — И чем конкретно опасны вот эти осы? Они действительно опасны, или ты просто сказала так, чтобы мы тебе помогли?

— Не очень доверчивый, да? — покачала головой Лапа. — Они действительно опасны. У них в жале яд, вызывающие паралич. Они парализуют крупное животное или, например, человека, а потом долго его едят. Жертва при этом всё чувствует — они не едят падаль и поэтому поддерживают жертву живой как можно дольше. Старшие обычно откармливают такие рои. Используют их для казней — меня как раз так и собирались казнить.

— Но не казнили?

— Как видишь, — она посмотрела на меня, как на идиота.

— Извини, дурацкий вопрос, — смутился я.

Собственно, мой вопрос был на самом деле о том, каким образом она избежала казни, но Лапа явно была не расположена на него отвечать, и я предпочёл не настаивать.

— А когда рой накапливает достаточно живицы, — продолжала она, — они не съедают парализованную жертву. Одна оса из роя убивает остальных, забирая накопленную ими живицу, а потом откладывает в жертву яйца и умирает сама. Дней через двадцать из жертвы вылетает новый рой. А бывает, что и два роя — если охотничьей территории достаточно для двух.

— А как зародыши ос определяют, что территории хватает на два роя?

— Да мне-то откуда знать? Вот как женщины определяют, кого надо рожать, чтобы мужчин и женщин было примерно поровну?

— Не знаю, — озадачился я. — Может быть, наша мать знает. Но, вообще-то, мужчин и женщин не всегда поровну даже у вполне человеческих народов — взять, к примеру, лесных или карл.

— Но их образ жизни диктует именно то соотношение полов, которое у них есть. Если у них увеличить число женщин, их общество просто рухнет.

— Вообще-то да, рухнет, — согласился я. — Что, кстати, приводит нас к интересному вопросу: соотношение полов определяет образ жизни, или же выбранный образ жизни приводит к соответствующему соотношению полов?

— До чего же ты любопытный, — покачала головой Тамила. — Спроси у своей матери. А я не знаю, и даже не особенно хочу знать. Вот почему у тебя всегда столько вопросов?

— Потому что я всегда стараюсь понять явление как можно полнее, — объяснил я. — И разные любопытные несоответствия часто помогают узнать что-то новое. А иногда не просто новое, но и важное. Вот, например, в твоём рассказе я вижу одно такое несоответствие: зачем старшие откармливают ос? Казнь можно устроить гораздо проще и, при желании, не менее мучительно.

— Не для казней откармливают, конечно, — усмехнулась Лапа, — это для них просто приятное дополнение. Из яиц ос добывают очень ценный ингредиент — концентрат живицы, из которого делают препарат для продления жизни. Чем, по-твоему, Старшие держат лесных? У верхушки лесных кое-кто ещё мир Полуночи помнит.

— Ах, вот как! То есть лесные поэтому так неохотно идут на контакт с внешниками?

— Конечно, поэтому, — Лапа посмотрела на меня с иронией. — Они торгуют со Старшими, и больше им ничего не нужно. И Старшим очень не понравится, если лесные начнут интегрироваться в ваше общество.

Действительно, это многое объясняет. Как только мои лесные потеряли доступ к миру Полуночи, они достаточно охотно вошли в общество — во всяком случае, заметного сопротивления у них не было. И я, в принципе, вполне могу их назвать моими подданными не только формально. Непонятно, правда, почему Старшие терпят поставки алхимии в княжество — это ведь тоже можно рассматривать, как некий шаг в сторону интеграции. Однако и здесь можно легко найти объяснение — например, Старшим не хочется разбираться со сварами лесных племён, и их вполне устраивает, что это делает кто-то со стороны в обмен на поставки ненужной им алхимии.

— Ну и что — узнал что-то важное? — насмешливо спросила Лапа.

— Да, узнал, — серьёзно ответил я. — Спасибо, Тамила.

— И что такого важного ты мог из этого узнать? — удивилась она.

— Во-первых, я понял мотивы своих лесных. А во-вторых, я понял, почему рифейские лесные не хотят иметь дело с нами.

— А тебе хотелось бы иметь с ними дело?

— Да нет, они мне вообще ни к чему, — пожал я плечами. — Но князь очень впечатлён тем, что я сумел встроить своих лесных в общество, и ему вполне может ударить в голову идея, что у меня получится проделать такое и с рифейскими лесными. Сейчас я смогу хотя бы объяснить ему, что не стоит и пытаться.

* * *

Этот день ничем не отличался от всех предыдущих дней, и дело шло к обеду.

— Тамила! — позвал я. — Не пора ли нам пообедать? Да и вообще, стоило бы сделать привал.

— Потерпи немного, — она оглянулась и посмотрела на меня с иронией. — Вон вдали вроде просвет виден — если будет подходящая полянка, там и сделаем привал. А тебя непросто прокормить, как я погляжу. Любишь поесть?

Вообще-то говоря, меня и в самом деле непросто прокормить, да и Ленку тоже. За всё приходится платить, и за свою силу и скорость мы платим ускоренным обменом веществ — наши модифицированные организмы потребляют очень много энергии. Может быть, когда-нибудь мы научимся брать энергию из других источников, но пока что приходится есть побольше. У меня это ещё не так заметно — я и сам немаленький, а вот Ленка своим аппетитом порой вызывает удивлённые взгляды у незнакомых людей. Ну и её неумеренная любовь к пирожным, наверное, тоже отсюда проистекает.

— Не то чтобы люблю, — рассудительно ответил я, — просто нам Леной надо много есть. Ты этого, возможно, не знаешь, но в принципе, это не секрет, что у нас организмы модифицированы, и нам нужно много энергии.

— Модифицированы? — моментально среагировала Лапа. — То есть ты со мной дралась нечестно — так, Лена?

Ленка смутилась и промолчала — всё-таки она слишком честная, порой даже болезненно честная. И я знаю, откуда это пошло — от той самой детской травмы с кражей варенья. Так сказать, осознала, деятельно раскаялась и начала новую честную жизнь.

— Момент спорный, но, в принципе, можно и таким образом на это посмотреть, — ответил я вместо Ленки. — Однако это приводит нас к интересному вопросу: а как же ты сумела с ней справиться? Мне это, кстати, сразу показалось странным — обычный человек Лене вообще не соперник, а ты сумела свести бой к ничьей, и даже чуть было не победила. Не расскажешь, как так вышло?

Тамила замкнулась в гордом молчании, и я полностью уверился в своём предположении. Всё с ней понятно — начала кидать камни, совершенно не подумав о том, что дом у неё вовсе не кирпичный[24].

— В детстве тебя вряд ли модифицировали, — продолжал рассуждать я. — Стало быть, ты и не модифицирована — наша мать считает, что взрослый организм заметно модифицировать невозможно, и я ей верю — кому это знать, как не ей? Силой ты тоже не владеешь, стало быть, остаётся только один вариант: ты использовала эссенцию. Угадал?

— Угадал, — неохотно призналась она.

— Вот что значит немного подумать, — обрадовался я. — Сразу в голове возникает правильный ответ, что ты мухлевала намного больше — Лена-то Силу не использовала. А давай попробуем ещё продолжить нашу угадайку: Драгану ты смогла выкинуть из дома потому, что каким-то образом заблокировала эссенцией использование Силы. Опять угадал, да?

— Угадал, — снова признала она.

— А Лине рассказывала про какой-то уникальный артефакт, — укоризненно попенял ей я. — Знаешь, какая главная проблема у врунов? Когда человек много врёт, он забывает, врал ли он что-то по этому поводу раньше, и что именно он врал. На этом таких обычно и ловят. Действительно хорошо соврать очень и очень непросто. Во всяком случае, для обычного человека это почти невозможно. Вот Высшие врать умеют, но на то они и Высшие.

— И как же они это умеют? — хмуро спросила Лапа.

— Тебе вряд ли подойдёт этот способ, — пожал плечами я, — но могу и рассказать, если интересно. Высшая не просто делает ложное заявление — она заставляет себя в это поверить, и таким образом своей волей оживляет соответствующую вероятностную ветку. Ветка перестаёт быть виртуальной, и в мире как бы появляется две правды. Конфигурация с двумя активными ветками является неустойчивой, и в конце концов одна из веток опять становится виртуальной, и правда снова становится единственной. Однако здесь интересно отметить, что уйти в виртуальность может любая из этих ветвей — может, например, уйти и оригинальная, при этом в реальности останется именно та ветка, в которую поверила Высшая. То есть Высшая всегда говорит правду — то, что она сказала, и есть правда.

— Знаешь, Кени, — недовольно сказала Ленка, — я тебе, конечно, верю, но звучит это совершенно безумно.

— Тем не менее это так, — пожал плечами я. — Мы знаем, что Мариэтта Киса очень много врала своим сторонникам, но тогда она говорила чистую правду. Сейчас та ветка вновь стала виртуальной, но если бы Греки победили, то именно она окрепла бы и осталась единственной.

— То есть Высшим верить нельзя?

— Да никому верить не стоит, — хмыкнул я. — Люди всегда врут, просто не у всех получается сделать своё враньё правдой.

— А ты тоже врёшь? — заинтересованно спросила Тамила.

— До сих пор обходился без этого, но если действительно понадобится, то совру, — честно ответил я.

— И сможешь сделать это правдой?

— Не знаю, не проверял. Но думаю, что смогу.

— То есть твоим словам верить нельзя? — настаивала она.

— Не верь, — согласился я.

— А Лене?

— Ей можешь верить — вот уж кто-кто, а она никогда врать не станет.

— То есть она лучше тебя?

Даже не представляю, зачем она постоянно пытается как-то меня подколоть — из спортивного интереса, что ли? Причём она видит, что эти попытки меня скорее забавляют, но всё равно не теряет надежды. В конце концов ей надоест — ну, наверное, надоест.

— Она безусловно лучше меня, — ответил я серьёзно. — Лена — это моя совесть. Я не всегда слушаю свою совесть, когда дело касается интересов семьи, но она меня неизменно прощает.

— Скажешь тоже, Кени, — смутилась Ленка. — Не обращай внимания, Мила, он просто глупости болтает.

Разговор завял. Да нам было и не совсем до разговоров — это всё-таки был достаточно опасный лес, а не столичный парк. Сильно отвлекаться здесь не стоило, так что дальше мы шли молча. Мы уже почти дошли до просвета, за которым действительно открывалась опушка, когда Ленка подала голос:

— Стойте! Кени, ты ничего не чувствуешь?

Я прислушался к своим ощущениям.

— Там кто-то есть, — не совсем уверенно сказал я. — Скорее всего, человек.

— Человек, — подтвердила Ленка. Она и в самом деле немного лучше меня умела контролировать окружение.

Тамила резко остановилась:

— Здесь никого не должно быть. Посторонние во время Слияния сюда не заходят. Я не хочу туда идти, давайте повернём обратно.

— Поздно, Мила, — успокаивающе сказала Ленка. — Он нас уже заметил. Не бойся, мы с Кеннером сумеем защитить и тебя, и себя. Пойдём, посмотрим, кто здесь гуляет.

Она двинулась вперёд, я за ней, а за нами неохотно потащилась Лапа. Через десяток шагов, обогнув густые кусты, мы действительно вышли на поляну — совершенно пустую. Выглядела она довольно мирно и была окружена густыми кустами, тоже мирными, то есть не из тех, что приходят ночью к кострам путешественников. На другой стороне поляны громоздились несколько огромных валунов, изрядно поросших мхом — скорее всего, занесённых сюда в прошлом оледенении отступающим ледником.

— Никого нет? — озадаченно сказала Ленка, пытаясь понять, что же она чувствовала.

— Почему же никого нет? — слева и сзади раздался обманчиво мягкий голос. — Здесь есть я.

Мы обернулись и обнаружили довольно необычного персонажа, непонятно каким образом остававшегося до этого незамеченным. Одет он был в рубаху и штаны, очень похожие на типичный наряд лесных. Ткань с виду была той же самой, а вот вышивка резко отличалась по стилю и даже создавала какое-то неприятное впечатление изломанными линиями. Черты лица создавали впечатление некоторой чуждости, и говорил он с лёгким акцентом, чуть подчёркивая шипящие звуки.

— Вот мы и встретились вновь, низшая, — с улыбкой обратился он к Тамиле. — Сколь долго я ждал этого момента, и сколь радостен мне этот миг! Воистину Сердце Мира сегодня бьётся для меня!

— Что тебе надо от меня, Маден? — мрачно отозвалась Лапа.

— Как что? — удивился он. — Убить тебя и, конечно же, забрать твою эссенцию, которой ты недостойна владеть. Увы, у меня нет времени, чтобы убивать тебя действительно долго, но до завтрашнего утра мы с тобой будем сильно заняты. Вряд ли эти занятия будут приятными для тебя, а вот для меня очень. Я ждал этого так долго, низшая!

— Этот пункт программы придётся опустить, — подал голос я.

Он посмотрел на меня, и в глазах его мелькнуло презрение.

— Помолчи, низший, до тебя тоже дойдёт очередь, — заявил он, а затем что-то произошло, и я потерял способность двигаться. Накатило полное безразличие, и я замер. Где-то внутри меня бился настоящий Кеннер, но не мог вырваться наружу, и я чувствовал, что с Ленкой происходит то же самое.

Он опять обратил внимание на Тамилу:

— Когда ты убила Карсена и сбежала, никому даже в голову не могло прийти, что ты сбежала в пустой мир. Но, как мы видим, тебе это не помогло. Тебе всё равно пришлось тащиться к вратам, чтобы раздобыть хоть крохи эссенции, так что наша встреча была лишь вопросом времени.

— Я не убивала Карсена, — возразила Лапа. — Он ушёл к Сердцу.

— Конечно же, ты не убивала Карсена, — засмеялся тот. — Чтобы низшая смогла его убить — такое даже смешно себе представить. Но хоть бы ты его и убила — мне вообще на это плевать. Мы просто объявили, что ты его убила, и что за поимку преступницы объявлена награда. И то, что награду платить не придётся — это особенно приятное дополнение. Ах, как жаль, что брат сейчас не здесь! Он просто жаждет с тобой встретиться, и будет очень расстроен, что пропустил возможность как следует с тобой пообщаться. Но довольно слов — сейчас я разберусь с твоими дружками и займусь тобой.

Он повернулся ко мне и начал меня разглядывать с брезгливым выражением лица.

— Вот как? Как? — вопросил он пространство. — Каким образом эти ничтожные твари получают столько эссенции? Даже крохотной капли которой они недостойны? Впрочем, скоро я это узнаю — перед тем как отдать свою эссенцию и умереть, ты расскажешь мне всё.

Он отвернулся от меня и начал рассматривать Ленку.

— Жаль, что я не встретил тебя дома, — задумчиво сказал он. — Там бы я нашёл тебе применение, но стоит ли тащить тебя туда? — он подумал и быстро пришёл к решению: — Нет смысла. Красивых девок хватает и там. Всё, что можно с тебя взять — это твои крохи эссенции. Не повезло тебе, девка.

Он ленивым движением вытащил нож из висящих на поясе ножен. Изогнутое чёрное лезвие было с одной стороны зазубрено и совершенно не производило впечатление обычного утилитарного ножа — скорее всего, его назначение было исключительно ритуальным. В этот момент я вдруг осознал, что он сейчас будет убивать мою жену. Глаза мои затопила красная пелена, и всё наведённое безразличие без остатка смылось волной ненависти. Маден вздрогнул и посмотрел на меня — вероятно, он собирался парализовать меня опять, на этот раз понадёжнее, но я оказался быстрее. Он рухнул на землю и распластался по ней, почти раздавленный внезапной силой тяжести.

У обычного человека сейчас, наверное, ломались бы кости, и выдавливалась кровь, но Маден ничуть не пострадал и даже начал приподниматься. Я чувствовал, что удерживаю его с большим трудом — ещё несколько мгновений, и он сможет меня перебороть, и в отчаянии я послал Ленке призыв очнуться. Наверное, только этого ей и не хватало, чтобы выйти из паралича — она мгновенно метнулась к Мадену, который уже начал слегка приподниматься на руках, и глубоко вонзила ему в спину свой меч. Увидев это, наконец из ступора вышла и Тамила. В руке у неё каким-то образом тоже оказался тот странный меч с рукой духа на лезвии, и она одним длинным прыжком подскочила к Мадену. Попыталась отрубить ему голову раз, другой — её меч просто соскальзывал, так же как и с того теневого зверя. Лапа бросила бесполезные попытки, а вместо этого упёрла меч ему в спину и надавила изо всех сил. Маден зарычал оскалившись, но, не выдержав, упал опять на землю, и меч Тамилы медленно, дёргаными движениями, вошёл в него на треть лезвия. Ленка в это время ожесточённо раскачивала меч, пытаясь расширить рану, но без особого успеха. Я держал его изо всех сил, но он по-прежнему успешно сопротивлялся, совершенно не замечая двух мечей у себя в спине.

— Тяни в себя! — оскалившись, закричала Тамила. — Забирай у него живицу!

— Я не умею! — в отчаянии крикнула в ответ Ленка.

— Значит, учись!

Мы все на некоторое время застыли в статичной конфигурации, словно какая-то скульптура, вроде Лаокоона с компанией. Не знаю, что делали женщины, но через некоторое время пришло ощущение, что Маден в самом деле постепенно слабеет. Он по-прежнему сопротивлялся, но я уже мог держать его без такого дикого напряжения всех сил. Не знаю, сколько времени это продолжалось, но в один момент сопротивление исчезло, и попытки подняться прекратились.

— Он ещё жив, не останавливайтесь! — крикнула Лапа.

Я метнулся к Мадену, продолжая его удерживать, и выхватив свой меч, одним движением тоже воткнул ему в спину. Меч поначалу было почти соскользнул, но я добавил волевое усилие, и он с большим сопротивлением всё же погрузился вглубь и, как мне показалось, даже дошёл до сердца. Впрочем, было непохоже, чтобы Мадена особо беспокоил меч в сердце — он взрыкивал, скрёб землю пальцами, пытаясь ползти, и совершенно не собирался умирать.

— Тяните в себя, тяните! — опять скомандовала Тамила.

Я попытался тянуть, и действительно почувствовал мощный поток чего-то, что должно было быть эссенцией. Мы опять застыли. Маден рычал всё реже, и в конце концов отчаянно закричал.

— Визжи, свинья! — радостно захохотала Лапа.

Поток эссенции ослабел, и Маден полностью затих, лишь время от времени содрогаясь.

— Не для тебя билось Сердце Мира, урод! — оскалившись, выдохнула Тамила.

Она резким движением выдернула свой меч, высоко подняла его, и мощным ударом отрубила ему голову. Голова, откатившись, перевернулась, а потом внезапно открыла глаза и попыталась что-то сказать — разумеется, безуспешно. Выглядело это просто жутко.

— Подыхай, Маден, не задерживай нас, — посоветовала ему Тамила, совершенно не удивляясь пытающейся говорить отрубленной голове.

— Можете вытаскивать свои ковырялки, он скоро сдохнет, — пояснила она нам. — Он сейчас пытается восстановиться, но живицы на это у него уже нет. Как только уйдут последние капли, так ему конец и придёт.

Мы послушно вытащили свои мечи из содрогающегося безголового тела. У Ленки тут же начали закатываться глаза, но я вовремя подскочил и успел подхватить её прежде, чем она упала на землю. У меня тоже закружилась голова, и поляна вокруг начала опасно покачиваться. Я торопливо опустился на землю, аккуратно придерживая окончательно обмякшую Ленку.

— Что, головка кружится? — ухмыльнулась Лапа.

Её ухмылка больше походила на гримасу, а сама она покачивалась, явно тоже в полуобморочном состоянии. Говорила она невнятно, и слова приходилось скорее угадывать.

— Что с Леной? — только и смог спросить я.

Речь у меня была, наверное, ещё хуже — я едва смог выдавить из себя эти слова. Прозвучали они невнятно, но Тамила меня прекрасно поняла.

— Очнётся она, не бойся. Сразу столько живицы сожрать — это не всякий выдержит. Но раз не померла, то скоро придёт в себя.

Она попыталась попинать тело Мадена, но без особого успеха. Сил у неё явно совсем не осталось, так что она тоже решила усесться на землю. По тому, как неловко она садилась, было ясно, что она едва удерживается, чтобы просто не упасть. Мы сидели в молчании; постепенно муть из головы у меня уходила, и приходилось всё меньше бороться, чтобы не упасть в обморок.

— Кени… — еле слышно прошептала Ленка, и я увидел, что она приоткрыла глаза.

— Всё в порядке, милая. Полежи ещё немного, скоро придёшь в себя.

Она слегка улыбнулась мне и снова прикрыла глаза.

— Знаешь, Тамила, — позвал я Лапу, и она посмотрела на меня уже достаточно ясным взглядом. — А ведь здесь есть провал.

— Ты можешь его видеть? — заинтересовалась она.

— Нет, — покачал я головой. — Видеть не могу. Не уверен, что его вообще можно видеть. Просто чувствую, что возле тех валунов грань очень тонкая. Настолько тонкая, что меня туда тянет.

— Вот так неодарённые туда и проваливаются, — вздохнула она. — Мы-то ничего не чувствуем, и когда понимаем, что нас затянуло, уже поздно что-то делать.

— Мы же с Леной собирались посидеть у провала. Настроиться на него получше.

— Куда тебе ещё настраиваться? — Лапа посмотрела на меня с иронией. — Вы уже полностью настроились, с таким-то количеством живицы. Ты вот уже провалы издалека ощущаешь. Вам сейчас надо учиться живицей владеть.

— Интересно, а Алина знает, что нужна эссенция, чтобы настроиться на ту грань Силы?

— Может, и знает, — пожала плечами Лапа. — Только где она живицу возьмёт? Мы уже сколько ходим, и никого толком не встретили. И даже если она и встретит какую-нибудь тварь с живицей, её же ещё отобрать надо. У меня вот дух меча помогает, у вас, похоже, мечи тоже какие-то непростые. А обычное оружие тут никак не поможет. Вот и приходится ей заглядывать осторожно в провал, и вытягивать оттуда живицу по капельке.

— Ну всё равно, Алине надо бы сказать, что здесь провал есть. Мы же знаем, что она провал ищет — будет нехорошо по отношению к ней об этом умолчать.

— Про Мадена тоже ей объяснишь? — Тамила внимательно посмотрела на меня.

Я задумался — а стоит ли кому-то об этом рассказывать?

— Знаешь, мне что-то не хочется никому рассказывать, что мы кого-то убили, — наконец, ответил я. — Даже Алине не хочется. Надо бы его отволочь подальше и как-нибудь похоронить.

— И правильно сделаешь, если не станешь никому рассказывать. У Мадена есть брат — такая же сволочь, как и он. Если до него вдруг дойдёт, кто убил Мадена, он будет мстить. В этот раз нам повезло, а повезёт ли ещё раз?

— Не думаю, что до него что-то дойдёт, — заметил я. — Дойти может разве только через лесных, а с ними вряд ли кто из наших имеет дело. Мне просто не хочется объяснять, кого мы убили, и за что.

— Ты зря недооцениваешь Старших, — хмыкнула Лапа. — Они могут и до Новгорода дотянуться. Вряд ли, конечно, но если у них появятся какие-то подозрения, то они могут прийти и туда. Хорошо, что лесные во время Слияния сюда не ходят, и не узнают, что здесь были студенты.

— Про студентов, может быть, и не узнают, зато про меня они уже знают, — я с ужасом вдруг вспомнил свой последний визит к лесным. — Я говорил Доброму Кроту, что поеду на Север во время Слияния собирать травки.

— Убей его! — встревоженно потребовала Тамила. — Убей его как можно скорее! Только сначала выясни, не рассказал ли он кому-нибудь об этом.

— Посмотрим, — уклончиво ответил я. — А если он уже успел рассказать?

— Тогда учись работать с живицей, — пожала плечами Лапа. — Ты, конечно, очень силён, гораздо сильнее, чем я думала, но всё же нас было трое, а Маден не ждал серьёзного сопротивления. Его брат встретит тебя одного и будет готов.

— Посмотрим, — хмуро повторил я. Настроение у меня здорово подпортилось. — Я тоже буду готов.

Загрузка...