Земли полуночи

Глава 2

Кабина маленького пикапа для троих была тесноватой, сиденье — неудобным, и уже через полчаса Ворон начал беспокойно ёрзать. Ещё через десять минут он не выдержал:

— Надо нормальную машину купить!

— Надо, — согласился Росомаха, которого безмерно раздражало абсолютно всё — и плохая дорога, и больная поясница, и ёрзающий Ворон. Но старейшина не был бы старейшиной, если бы не умел справляться со своим раздражением, и он рассудительно продолжил: — Но сначала надо посмотреть, как часто ездить придётся. Если часто, то купим, а так лучше будет потерпеть. Машина — вещь недешёвая.

Ворон вполне уловил намёк на свою несдержанность и помрачнел — тем более, намёк был совершенно справедливым, и возразить было нечего. Если уж старый и больной Росомаха готов терпеть ради блага племени, то молодому Ворону жаловаться вообще не пристало. Мелочь, конечно, но с некоторых пор в его отношениях со старейшинами появилась определённая напряжённость, и каждое лыко ложилось в строку. Ворон при этом понимал, что в этом есть прежде всего его вина, но думать об этом было неприятно, и он не думал.

Разговор затих не начавшись. Водитель тоже чувствовал дурное настроение старших и старался держаться как можно незаметнее — ну, насколько это возможно для водителя. Во всяком случае, руль он старался резко не крутить, и ямы объезжал аккуратно. Тягостное молчание тянулось до тех пор, пока пикап не выехал на отсыпанную щебёнкой дорогу, и прямо перед ним не вырулил большой грузовик с окрашенной в белый цвет цистерной.

— А это что ещё за машина, росток? — с недоумением спросил Росомаха нахмурившись.

— Баронский молоковоз, — пояснил водитель, бросив на него опасливый взгляд. — Молоко с ферм повёз на баронский молокозавод.

— Его уже построили, что ли? — с удивлением переспросил Росомаха. — А почему я не знаю?

— Так ведь только позавчера открыли, — пояснил росток. — Торжественное открытие было, всех старост собирали. Народ разной сгущёнкой угощали. До чего вкусная, особенно которая с какао. — Он мечтательно закатил глаза.

— Вот так за сгущёнку барону и продаёмся, — брюзгливо заметил Ворон, а водитель захлопнул рот и с преувеличенным вниманием уставился на дорогу.

— Так он нас вроде не покупает, — отозвался Росомаха. — Что мы от него ни получали, обо всём сами просили. Да и сейчас просить едем — скажешь нет, Ворон?

— Я это не так вижу, — неохотно ответил тот.

— А я вижу так, — неожиданно резко заявил Росомаха. — Это нам от барона то одно нужно, то другое, а вот он без нас прекрасно обойдётся. И всякий раз, когда ты злишь барона, Ворон, за это расплачивается всё племя. Лучше бы тебе об этом не забывать.

Разговор опять заглох. Лишь когда машина въехала в Раппин, Росомаха распорядился:

— Отвези нас к замку, росток, и жди. Потом, может быть, грузиться придётся — там посмотрим.

Управляющего искать не пришлось — он стоял во дворе замка и, заложив руки за спину, с недовольным выражением лица сурово выговаривал богато одетому крестьянину, явно какому-то деревенскому старосте. К нему Росомаха с Вороном и направились.

— Привет, Леннарт, — поздоровался Росомаха. — Занят?

— Здоров будь, Росомаха, — кивнул в ответ Фальк. — Занят, но для тебя немного времени найдётся. Подожди минутку. — Ворона он предпочёл вообще не заметить, отчего того слегка перекосило.

— В общем, так, Кайро, — строго сказал он старосте. — Либо ты сам у себя наводишь порядок, либо с тобой будет разбираться его милость. Ты же знаешь, чем разбирательства с бароном кончаются? — Глаза у того невольно дёрнулись в сторону виселицы — впрочем, в настоящее время пустой. — Вот его милости свои истории и будешь рассказывать, Кайро, а мне ты надоел. Это тебе последнее предупреждение, больше говорить с тобой не буду. Всё, пошёл вон.

— За что ты его так сурово? — полюбопытствовал Росомаха, провожая глазами незадачливого старосту.

— Да мутить всё пытается с баронской податью, — с досадой ответил Фальк. — Барон ему и рассрочку согласился дать, а он всё равно норовит что-то зажать. Вот же люди — чем больше им навстречу идёшь, тем больше они наглеют. Вечно пытаются какие-то левые схемы крутить.

— Да внешники все такие, — подал голос Ворон.

Управляющий с изумлением посмотрел на него, как будто первый раз увидел, а потом искренне захохотал. Росомаха тоже усмехнулся, а Ворон надулся и покраснел.

— Ну ладно, весело с вами, но мне правда некогда, — снова стал серьёзным Фальк. — Послезавтра большая отправка, вагоны уже заказаны. Что ты хотел-то, Росомаха? Если сгущёнку с завода хотите купить, то только после отправки, а сейчас вся продукция в вагоны пойдёт. Да и потом много не сможем дать, рифы практически всё забирают. Молоко приходится у соседей докупать, наши дурни только зубами скрипят, глядя, как деньги другим уходят. А ведь говорили им не раз, дуракам, чтобы поголовье увеличивали.

— Сгущёнки немного купим, конечно, детей побаловать, — кивнул Росомаха. — Но мы на самом деле не за этим. Ты, может, помнишь, что мы кое-какие станки заказывали…

— Прядильные и ткацкие, — кивнул управляющий. — Помню.

— Ну вот, начинаем мы делать ткань, стало быть.

— Паутинный шёлк? — уточнил Фальк, и Росомаха кивнул. — Очень дорогой материал, его у нас в баронстве не продать. Да и в Дерпте его вряд ли купят. Если только в Ригу везти, но я бы не советовал — вас там не любят и особенно торговать не дадут. Ещё и ограбить могут. Вам бы лучше с кем-нибудь в Новгороде договориться. Обратитесь к барону — он может подсказать, кто станет покупать, да и вообще, его рекомендация вам бы многие двери открыла. А если уговорите его защиту дать, то у вас вообще проблем не будет. А вы, кстати, понимаете, что вам придётся с ваших продаж налог платить?

— Почему это мы должны что-то платить? — немедленно вскинулся Ворон.

— Потому что должны, — ласково объяснил ему Фальк. — Налоги все платят. И даже если барон вдруг с чего-то ради простит вам баронский налог, он не сможет простить церковную десятину и ту часть, которую пойдёт епископу. Если вы не будете платить, значит, барону придётся платить за вас церковную и епископскую долю.

— Вот пусть и платит, — упрямо заявил Ворон.

— Знаешь, Ворон, — устало сказал управляющий, — я вот даже не понимаю, как у тебя это получается. Ты как ни раскроешь рот, так такую глупость сморозишь, что уже и не знаешь, что на это ответить. Барон не станет платить за вас налоги — он просто объявит вас преступниками, а ваших людей, которые будут пытаться что-то продать, будет вешать, как контрабандистов. Ты, кажется, такое своими глазами наблюдал — что, уже выветрилось из памяти? Да скорее всего, он просто вышвырнет вас из баронства — он давно уже говорил, что ему ваши выходки надоели.

— Не обращай внимания, Леннарт, — торопливо вмешался Росомаха, — мы будем платить налоги, конечно.

— Я тебе давно советовал, Росомаха — спрячьте своего Ворона подальше, и ни за что не подпускайте его к барону. У его милости терпение не беспредельное, и вы уже вплотную подошли к границе. Я тебе это в последний раз говорю — если не хочешь внять доброму совету, то нет смысла тебе это раз за разом повторять.

Ворон побагровел и уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Росомаха остановил его резким жестом.

— Тут вот какое дело, Леннарт, — извиняющимся тоном сказал он, — мы на самом деле не хотим ткань продавать. Мы хотим заказать швейные машинки, чтобы наши женщины из этой ткани шили вещи на продажу.

— Зачем вам такая морока? — поразился Фальк. — Думаете, вы так больше заработаете?

— Да здесь даже не в заработке дело, — с досадой ответил Росомаха. — Понимаешь, у нас всегда было очень мало женщин, а сейчас так получилось, что у нас, считай, одни женщины и остались. У нас для них просто подходящей работы не хватает. А когда женщине становится скучно, окружающим становится совсем не скучно, но при этом вовсе не весело, если ты понимаешь, о чём я.

— Очень даже понимаю, — со вздохом ответил Леннарт, украдкой бросив осторожный взгляд на дочь, которая что-то обсуждала со служанкой в другом углу двора. — Но здесь всё не так просто. Что вы шить-то собираетесь? Ваши женщины в модных тенденциях вообще разбираются?

— Не понимаю, про какие такие тенденции ты говоришь, — озадаченно ответил тот. — Обычные вещи будем шить. Юбки, платья — ну что там женщины носят.

— Я так и подумал, — усмехнулся Фальк. — Про моду вы в своих лесах и не слышали. Ну как бы тебе это объяснить попроще… вот возьмём для примера воротнички — допустим, в этом году все женщины носят воротнички только с закруглёнными краями, и ни за что не наденут платье, у которого края воротничка острые.

— То есть закруглённые края нужно? — непонимающе переспросил Росомаха.

— Это для примера, — пояснил тот. — Сейчас вот только закруглённые, а в следующем году все вдруг начинают носить только с острыми краями, и если кто-то вдруг наденет платье с закруглённым воротником, то на неё смотрят, как на дуру полную, из деревни приехавшую.

— Не понимаю, — беспомощно сказал Росомаха. — Ваши женщины все поголовно сумасшедшие, что ли?

— Иногда я и сам так думаю, — согласился Фальк, с опаской бросив ещё один взгляд в сторону дочери. — Но других женщин у нас нет, к сожалению, так что приходится как-то приспосабливаться к этим. С крестьянками, конечно, попроще, но ваши платья ведь не для крестьянок. Если вы хотите продавать дорогие вещи, то нужно очень ясно понимать, какие сейчас будут носить, а какие ни за что не наденут.

— Ты, случаем, надо мной не подшучиваешь, Леннарт? — подозрительно осведомился Росомаха.

— Вон стоит моя дочь, могу попросить её рассказать тебе про моду, — усмехнулся тот. — Но предупреждаю: мозг она тебе при этом вынесет полностью. Мне регулярно выносит.

— Хорошо, я тебе верю, — вздохнул Росомаха. — И как узнать, что сейчас надо шить?

— Это надо, чтобы женщины сами разбирались, нам такого не понять. Тебе надо будет выписывать им модные журналы, а кого-то придётся отправить учиться. Это у вас несколько лет займёт — вам же, по сути, нужно будет с нуля во всё это вникать. Не надейся, что это просто будет, да и денег тоже понадобится изрядно. Мне так кажется, что ты в конце концов решишь, что лучше бы они скучали, только уже поздно будет. Но это на самом деле ещё и не самое сложное. Главный вопрос будет такой: вот, допустим, пошил ты платье. Пусть это будет замечательное платье — модное, красивое, в общем, то, что надо. Как ты его продавать будешь, Росомаха?

— На рынке? — предположил тот.

— Я так и думал, что ты это скажешь, — захохотал Фальк. — Нет, друг — те, кто может купить платье из паутинного шёлка, на рынок не пойдут. А те, кто ходит на рынок, покупают совсем другие платья. Такие вещи продаются в модных салонах, но модные дома вряд ли захотят продавать ваши вещи. Они захотят брать у вас ткань и шить сами — с вами-то им зачем связываться?

— И что ты посоветуешь? — помрачнел Росомаха.

— Попробуйте заинтересовать госпожу баронессу, — серьёзно посмотрел на него Леннарт. — Если сумеете, то все проблемы разом решатся. Семье Арди вполне по силам создать свой модный дом, и в клиентах у них недостатка не будет. Они будут разрабатывать модели и продавать, а ваши женщины будут шить. В таком варианте будете столько зарабатывать, сколько сами в жизни не заработаете. Но только если тебе удастся уговорить баронессу. Главное, Ворона от неё подальше держи, и тогда у тебя будет шанс. С тобой её милость, может, и согласится дело иметь, а вот Ворона она не любит.

Начищенная до блеска бронзовая табличка гордо гласила: «Унитарное некоммерческое предприятие „Сундук изобилия“», а большую часть таблички занимал наш герб. Я окинул ещё раз взглядом довольно миленький особнячок — неплохо, совсем неплохо. В таких особнячках как раз и любили селиться разные мутные компании — у нас в Масляном их раньше много сидело.

— А почему в Масляном не сидите? — полюбопытствовал я у встречающего меня Степана Жовкина, управляющего компанией.

— Госпожа Кира приказала, чтобы все службы, связанные с рифами, сидели отдельно, и как можно дальше. Чтобы этих козлов ноги в Масляном не было — это она про рифов так изволила выразиться после того, как с их представителями повстречалась.

Вообще-то, у Зайки с нервами всё в порядке, и вывести её из себя не так уж просто. У рифов, очевидно, получилось.

— Определённые резоны в таком решении имеются, — признал я. — Рифы при первом знакомстве производят довольно сильное впечатление.

— Ещё какое сильное, — вздохнул Жовкин.

Я сочувственно покивал. И в самом деле — чтобы иметь дело с рифами, нужен характер поистине железный. Слабонервный вряд ли сумеет их долго выдержать. Кальцит всё-таки довольно нетипичен — видимо, сказывается долгая жизнь в Рязани, да он наверняка ещё и сдерживается при общении с важным партнёром, от которого многое зависит.

— Пойдёмте же внутрь, почтенный, — предложил я. — Показывайте своё хозяйство.

В общем-то, большой необходимости в инспекции не было, но я всегда предпочитаю увидеть всё своими глазами. Тем более, сейчас предстояла первая серьёзная отправка товаров, и мне хотелось убедиться, что никаких накладок не будет.

Внутри особняка работа кипела — сотрудники бегали взад-вперёд с бумагами, стучали пишущие машинки, — словом, все трудились, как пчёлки.

— У нас сейчас горячее время, — пояснил управляющий. — Послезавтра приходят вагоны из Раппина. Нам надо будет присоединить к ним вагоны с товарами, которые покупались здесь, ну и отправить всё в Рифейск.

— А как оттуда в Доломитный повезёте?

— Придётся постепенно перебрасывать дирижаблем, — развёл руками Жовкин. — Очень дорого, конечно, но другого варианта нет. Дорога ещё не готова — просеку будут рубить и зимой, но отсыпку получится сделать только летом. Если просеку за зиму сделают, то к весне можно было бы пустить вездеходы, но ими ещё дороже выйдет, чем дирижаблем.

— Это понятно, — согласился я. — Пока дорога полностью не готова, других вариантов, кроме дирижабля, нет. Но нас это не должно особенно беспокоить, почтенный — это не наша забота. Дорогу пробивают инженерные части князя, и дирижабль, кстати, тоже княжеский.

Мы неторопливо шли по коридору, и я с любопытством заглядывал во все двери. Никто без дела не сидел, и в целом всё смотрелось вполне на уровне.

— А что вы берёте в Раппине, почтенный? — спросил я.

— Да всё, что только можно, — ответил управляющий. — Берём всё, что готов нам дать почтенный Леннарт. В основном, конечно, продукты длительного хранения — овощи, консервы, копчёную рыбу, а также сухое и сгущённое молоко. Подумываем о доставке свежих продуктов рефрижераторными секциями, но это пока только в планах. Вот, господин, извольте взглянуть — в этой комнате у нас выставка образцов.

Я рассеянно кивал, с изумлением разглядывая консервную банку. На этикетке красовался скалящийся карла в шахтёрской каске, его кирка была прислонена к стене забоя. Ногой он наступал на кучу самоцветов, а в руке держал грубо вскрытую консервную банку. Надпись по кругу гласила: «Шахтёрская доля».

— Какао со сгущённым молоком и сахаром, — пояснил Жовкин.

— Оригинально, — озадаченно прокомментировал я, а затем перевёл взгляд на следующую банку и онемел.

На этикетке была изображена дама впечатляющих габаритов, по-доброму улыбающаяся зрителю. Улыбка пугала. Могучие руки бугрились мускулами, арбузного размера груди рвались из платья, а вся фигура в целом дышала первобытной мощью. Продукт назывался «Мамина титька».

— Сливки сгущённые с сахаром, — доложил управляющий, проследив направление моего взгляда. — Высший сорт.

— Гм, — сказал я в полном ошеломлении. Никаких слов в голову не приходило.

— Требование заказчика, — виновато пояснил Жовкин, правильно поняв мои эмоции.

— Требование? — в замешательстве переспросил я.

— Мы им нарисовали сначала стандартные этикетки — весёлые коровки на цветущем лугу, всё такое. Рифы заявили, что с таких страхуидлов у них детишки пугаться будут — это они наших коровок так обозвали. В конце концов, наш художник прямо вместе с ними по их запросам вот эти этикетки и нарисовал. Они очень довольны остались. Сильно хвалили — сказали, душевно получилось.

— Однако немного пошловато вышло, как мне кажется, — деликатно выразился я, разглядывая богатырский образ.

— Это вы ещё мягко сказали, господин, — полностью согласился Жовкин.

— Наверное, культурная парадигма[2] у них такая, — с сомнением предположил я.

— Осмелюсь возразить, господин, — вежливо, но твёрдо заявил управляющий, — некультурная у них парадигма. Художника избили непонятно за что. Хорошо хоть, уже после того, как он всё нарисовал. Еле-еле уговорил его не увольняться.

— Ах вот как! — В этот момент на меня снизошло озарение. Все мои наблюдения за рифами как-то сразу состыковались вместе и образовали стройную картину. — В общем, будущее общение с рифами ведите следующим образом: пусть их везде сопровождают крепкие ребята, которые не прочь подраться. У Кельмина такие есть, я прикажу, чтобы он их вам выделял. Как только кто-то из рифов начинает буянить, пусть сразу суют ему в морду без разговоров.

— А это не повредит отношениям? — неуверенно спросил Жовкин.

— Наоборот, только улучшит, — усмехнулся я.

В Ярославовы Палаты на этот раз меня не пригласили, а вызвали, причём срочно. Вызов к князю меня порядком удивил — ни малейшей причины для срочного вызова я не видел. На политических фронтах наблюдалось полное затишье — если, конечно, не считать империи, где постепенно заваривалась крутая каша. Новый император взялся за дело весьма решительно.

Я раздумывал над этим всю дорогу до Княжьего Двора, но кроме имперских дел, никакого повода для вызова так и не придумал, так что в конце концов с отвращением пришёл к выводу, что князь опять пошлёт меня в империю. Я ошибся.

В кабинет князя меня запустили сразу, отодвинув в сторону других посетителей, которые проводили меня неприязненными взглядами. Я к таким взглядам давно привык. Вообще-то я предпочёл бы подождать — просто ради того, чтобы не возбуждать излишнюю неприязнь, но решал это, к сожалению, не я. Допускаю даже, что князь это проделывает специально.

— Как дела, Кеннер? — поднял на меня глаза князь. — Садись, рассказывай.

— Что рассказывать, княже? — спросил я усаживаясь. — Дела обычным порядком идут, ничего стоящего твоего внимания.

— Что с твоей дружиной?

— Контракт завершён, собираются домой. Пакуют имущество, составы уже заказаны.

— Заработал-то хорошо? — полюбопытствовал он.

— Видал бы я такие заработки, княже, — в сердцах сказал я.

— А я ведь тебя всегда предупреждал, что с попами связываться не стоит, — напомнил он с усмешкой. — Впрочем, ты, как обычно, вышел с прибылью. Что там с паладином?

— Отправил за ним дирижабль. Мы решили, что лучше ему выехать из империи без лишней огласки. Кто его знает, как отреагируют попы, если узнают, что он к нам собирается. Он, конечно, имеет право поехать куда хочет…

— Но к праву надо ещё иметь возможность на своём праве настоять, — понимающе кивнул князь. — Ладно, я тебя вот по какому делу позвал: что там со сплавами рифов?

— Не знаю, княже, — с удивлением ответил я. — Этим Ренские занимаются. Конкретно Эльма Ренская в Рифейске сидит.

— Ренским ты зачем это отдал?

— Там старейшины рифов начали что-то крутить, а мне некогда было ждать, пока они что-то надумают, — объяснил я. — Мне же надо было товарищество регистрировать и деятельность начинать. Да они на самом деле шевелиться начали только после того, как мы с Кальцитом начали работать, и к Кальциту первые товары пошли. Если бы я их решения ждал, то они бы и до сих пор раздумывали.

— А если сейчас это от Ренских забрать? — князь остро взглянул на меня. — Я поддержу.

— Даже не принимая во внимание вероятную ссору с родственниками, я просто не смогу этим заниматься. Если раньше эту торговлю можно было прицепом в моё с Кальцитом товарищество взять, то сейчас такой возможности нет. А просто торговлей заниматься у меня нет права.

— Это можно решить.

— А главное, княже, если мы начнём вокруг рифов разводить лишнюю суету, это плохо кончится. Сейчас они сами к Ренским пришли и поэтому ведут себя более-менее прилично. Если они вдруг почувствуют себя звёздами, будут серьёзные проблемы. С ними и так-то иметь дело очень непросто. Нет, княже, этот вариант не подходит.

Князь вышел из-за стола и в задумчивости заходил по кабинету.

— Здесь вот в чём дело, Кеннер, — он, наконец, остановился, — рифы твои показали нам интересный сплав. С виду металл, да и по всем характеристикам металл, но упругий, как резина…

— Они такое умеют, — кивнул я. — У них вся мебель из мягкого камня.

— Мы поначалу особо не заинтересовались, но на всякий случай отдали образцы на исследование. И знаешь, что оказалось? Этот сплав может работать в качестве псевдомускулов бронеходов, но при этом усилие при тех же затратах энергии на двадцать процентов выше, а главное — из-за того, что это металл, от него нет проблемы отвести тепло. Понимаешь, что это значит?

— Такие псевдомускулы можно эксплуатировать дольше, и в более тяжёлых режимах, не опасаясь перегрева, — оценить все последствия для меня не составило ни малейшего труда. — Это стратегический ресурс — всё, с ним связанное, надо засекречивать.

— Совершенно верно, — вздохнул князь, усаживаясь обратно. — Поэтому твой Доломитный так и не станет полноценным посёлком. Это будет военный форпост со строго ограниченным доступом. Дороги туда тоже не будет, связь только по воздуху. Посёлок придётся делать в другом месте, и подальше от Доломитного. Теперь ты понимаешь, почему мне не нравится, что это дело ушло к Ренским? Они ведь даже не подданные.

— Прости, княже, за откровенность, но ты зря не доверяешь Ренским. Может, они формально и не подданные, но они полностью лояльны княжеству. Они себя не считают чужими. Княже, я понимаю, что в прошлом у вас был какой-то конфликт, но не пора ли его закончить? Даже мы с Ольгой примирились.

— Ты сейчас лезешь, куда лезть не стоит, Кеннер, — поморщился князь.

— Прости, княже, — без тени раскаяния сказал я.

Князь отмахнулся от меня и опять глубоко задумался. Я терпеливо ждал.

— Значит так, Кеннер, слушай моё решение, — наконец пробудился он. — Отбирать это дело у Ренских я не стану, раз уж ты за них просишь. Пусть они и дальше ведут дела с карлами. Но ты в этом деле будешь за Ренских полностью отвечать, и продавать все сплавы они будут только тебе. От кого эти сплавы к тебе приходят, говорить запрещаю. Ни Ренские, ни тем более карлы нигде фигурировать не должны. С Ренскими я сам всё улажу, об этом не беспокойся. Далее: у тебя на четвёртом механическом до сих пор какие-то арендаторы сидят?

— Сидят, — подтвердил я. — С десяток компаний по наследству от Лахти остались.

— Договоры аренды расторгай, — жёстко приказал он. — Если надо будет, неустойку заплатишь. На заводе сделаешь отдельную зону с особой охраной, где будут производиться псевдомускулы. Если справишься, останешься монопольным поставщиком, по крайней мере, лет на двадцать точно. Но с ценами наглеть не советую.

— Всё сделаю, княже, — я полностью проникся серьёзностью вопроса.

— За карл отвечаешь ты. Делай что хочешь, но никаких проблем с поставками я не потерплю.

— Я не подведу, княже, — не то чтобы я чувствовал такую уверенность, но другого ответа он бы не принял.

— Я тебя услышал, Кеннер, — кивнул князь. — Иди работай.