Здравствуй, 1984-й

Глава 2

Поразмыслив, понимаю, корову подоить сумею, и более того, мне это нравилось! Чудеса. Выходной, воскресенье, до коровы ещё часа три, пойти посмотреть на самого себя?

Иду в другой конец поселка и размышляю. Думаю, с моими знаниями поступить в любой вуз я смогу, ну, или почти любой. Незачем бросать школу в восьмом классе? Я легко смогу окончить и десять. Погружаюсь в воспоминания.

В своей прошлой жизни я поступал в МФТИ и сдал экзамены неплохо, даже по их меркам, сочинение — на три, математику и физику — на четыре. Вполне себе проходной балл в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году, но меня не взяли. МФТИ был тогда себе на особицу, и творил, по меркам СССР, произвол.

Там в то время не было проходного балла, и они могли взять и со всеми тройками и, как пугали летние хвостатые студенты — соседи абитуриентов, могли не взять со всеми пятерками. Этих хвостатых студентов было полно в общаге при поступлении, они научили нас куче шуток и анекдотов, преферансу и бриджу, а я ещё факультативно покурил кальян.

Но была и обратная сторона произвола МФТИ — не прошедших туда по конкурсу, брали в любой вуз страны без экзаменов (кроме семи вузов первой категории, таких как МГУ, ЛГУ, КГУ, НГУ и прочее). И вузов, желающих взять таких бедолаг как я, было навалом. Около списков зачисления стояло два десятка столов, и представители различных вузов зазывали к себе не прошедших по конкурсу, обещая поступление вне конкурса, общагу, стипендию! Я долго выбирал между МИСИС (там работал некий академик Арбузов) и Куйбышевским авиационным, а выбрал родной Новочеркасский политехнический институт. Его представителей в Долгопрудном я не нашел, но приехав в приёмную комиссию этого ВУЗа был взят в плен третьим размером сотрудницы этой самой комиссии. Меня зачислили, сразу дали комнату и даже выписали студенческий билет! Наверное, чтобы я не ушёл к ветеринарам, а такие мысли были у меня, девок там было больше среди студентов. Год учебы, потом армия, отсрочки тогда не было, но пришедший к власти Горбачев отправил всех солдат-студентов назад доучиваться, так что я не дослужил несколько месяцев, демобилизовавшись в сентябре тысяча девятьсот восемьдесят девятого года.

Пока вспоминал, дошел до нашего домика на два хозяина с небольшим участком земли, где я обитал с родителями в прошлой жизни. В огороде копается бабка, что само по себе странно, не было бабок у нас в гостях.

— Скажите, а Буслики здесь живут? — обратился через ограду я к ней.

— Филимоновы мы, не знаю никаких Бусликов, — разогнулась старушка.

— А куда они уехали? — растерялся я.

— И не жили они тут никогда, мы как домик поставили, так и живем тут, — ответила бабка и потеряла интерес к беседе, вернувшись к грядкам.

Я, недоумевая, иду домой. Как это нет? Я точно помню. Может это другой мир? Надо почитать газеты. Пинаю стеклянную бутылку из-под лимонада, но тут же нагибаясь, на автомате подбираю её.

«Двадцать копеек» — смилостивилось пояснить подсознание. А то я сам не знаю, почем бутылки принимают. Потом почитаю учебники, поищу отличия, и вообще, думать, что делать во взрослой жизни пора. Ещё этот развал СССР. Отогнав Снежка и зайдя в дом, раздеваюсь и разуваюсь, не спеша всё осматриваю, одежды много в сенях, но вся рабочая. Дома меня встречает похмельный отец и бабка Лёля.

— Иди, ужинай, — подпихивает меня в бок бабуля в сторону кухни и подальше от отца.

Захожу. Нос обнаруживает приятный запах борща, я сглатываю слюну и наливаю себе тарелку, не забыв положить сметаны из старой с обломанным краем крынки. Поскольку отец работал забойщиком, мясо в доме не переводилось, кроме ворованного колхозного, был и калым, ведь со всей округи вели на забой свою личную скотину простые граждане. Нет, свинью много кто мог сам забить, а вот с бычком не так всё просто. Платили ему чем? Мясом да спиртным в виде водки или самогонки. Поэтому трезвым отец бывал не часто. Оглядываю помещение, взгляд падает на маленький пузатый холодильник — надо его проинспектировать потом. Плита есть электрическая, есть и обычная на дровах, на ней сейчас в большой столовской кастрюле варится еда для поросят наших. Вроде, бабка крупы сыплет да хлеба им. Есть и куры, но там мешок комбикорма стоит снаружи стайки, и кормлю часто я. На кухне всё просто, но основательно. Мощный стол, удобная лавка и несколько самодельных табуретов тоже монструозного вида.

Сметана у меня в борще своя — бабки промысел. А вкусно-то как!

Заходит бабка с пустой, уже помытой бутылкой, той, что я подобрал.

— Я её к твоим поставлю, — говорит она и ставит в незамеченный мной встроенный шкафчик внизу окна.

Подлила борща, добавила сметаны, вздохнула и вышла. А я, наевшись и помыв посуду, беру кусок халвы из стоявшей на столе миски, наливаю чаю из закопченного чайника с печки и иду к себе. Там первым делом я переоделся и нашел дневник. Открываю — мать моя женщина! Одни двойки, за редким исключением. Что поразило — домашка на завтра записана. Математика — ничего, физ-ра — ничего, черчение — ничего, география — какие-то параграфы. Нахожу учебник «География СССР» для седьмых восьмых классов, автор — Строев. Тысяча девятьсот шестьдесят пятого года аж! Учебник весь потрёпанный — уверен, что не мной. Читаю заданный параграф по Союзным республикам средней Азии, неожиданно увлекло, да так, что не заметил, как зашёл отец.

— Толька, первый раз тебя с книжкой вижу, случилось что? — хохотнул он перегаром на меня.

— А что ещё делать? — с недоумением смотрю на него и добавляю. — Корову пока не привели.

— Баню затопи иди, завтра на работу, а я грязный как свинья, — даёт команду отец и разворачивается к выходу.

— Щас дочитаю, — решаю не спорить с ним, хотя, по моему мнению, он и сам мог растопить.

— Я тебе что сказал! — поворачиваясь орёт отец, и его глаза наливаются кровью. — Встал и пошёл, пока пиз…ей не дал! — Сидишь на моей шее, скотина.

Он размахнулся для тумака, но я, хоть и офигевший, подсел под руку, и она просвистела над головой. Но он второй рукой припечатал по лбу, и мне, сидящему, увернуться не удалось. Падаю на кровать в полном шоке. Отец, видимо, удовлетворённый победой, выходит из комнаты. Это я тут так долго не проживу. Толяну, поди, все мозги вышиб, вот он и учится плохо. И как он сказал про меня? Иждивенец? Ахренеть. Нет, надо сваливать в техан после восьмого, в другой город, иначе или он меня зашибет или я его. А я, дурак, ещё думал над десятилеткой. Тут бы пару месяцев дожить. Затопил баню, потом подоил корову, оказывается, я это дело любил, а так-то бабка сама могла. Но дойка меня реально успокоила. Уснул быстро и проснулся рано, как думаете от чего? Да, правильно! Петух кукарекал. Я уже и забыл, каково это, когда просыпаешься утром, и ничего не болит, а член стоит — Верка, зараза, приснилась. Бодро вскочил, начал разминаться, а тело деревянное, сила есть, а растяжки нет. Начал тянуться, не заметил, как заглянул отец.

— Ты точно головой ударился, — гоготнул он, видя мои потуги на ниве физкультуры.

— Не бился я, ты вот дал по лбу, я и поумнел сразу, — подколол его я.

— Ладно, выпил чуток, а ты хамишь, ничего с тобой не будет, на вот два рубля на обед, — он, не заметив издёвки, протянул два железных кругляша, оба с Лениным. — Меня вон отец знаешь, как бил?

Деньги я взял, так как из мелочи я у себя нашёл копеек сорок всего по карманам, надо поискать заначку потом, не может не быть. Может копилка какая есть? Не спеша оделся, позавтракал стаканом молока и пирожками, бабуля ещё два завернула с собой, и, взяв сменку, иду в школу. Портфель у меня старый, но ещё годный. Рано, конечно, идти, гадский петушара, поднял меня ни свет, ни заря. Всё вокруг уже начинает цвести, глаз радуется. Прохладный ветерок обдувает мою коротко стриженную голову. Мода тут такая. Вот и школа, двухэтажное п-образное серое здание с лозунгом ко дню победы над входной дверью. Всё вокруг и знакомо и нет, предвкушаю встречу с однокашниками. Раздевалка с кучей обуви и одежды в углу. Забытые вещи, каждый день что-нибудь да забывают, а некоторые хранятся с зимы, как варежки на резинке в углу на крючке. А вообще раздевалка пустая — я один из первых пришёл. Снимаю курточку, надеваю кеды и иду на второй этаж в класс математики. Там открыто и пусто, сажусь, как всегда в своей прошлой жизни, на первую парту, зрение было слабое, а очки не любил, но вспоминаю, что Толян сидит не тут и пересаживаюсь на последнею. От нечего делать читаю геометрию Погорелова шестой-десятый классы, неожиданно понимаю, что я забыл формулу соотношения геометрических функций и тому подобное. Да я даже дискриминант забыл, как вычисляют. Быстренько повторяю. За время после школы и института я многое забыл, чем не пользовался, у меня, оказывается, ещё и логарифмическая линейка в портфеле есть. Постепенно всё в голове встаёт на свои места, читаю чуть ли не по диагонали уже, всё давным-давно понятно было, а сейчас, после повторения, могу этими знаниями пользоваться. За листанием учебников меня и застала математичка Вера Николаевна, пришедшая на контрольную раньше всех, ну, кроме меня.

— Что, Анатолий, картинки рассматриваешь? Готов к контрольной? — пахнула на меня духами молодая ещё женщина, заглядывая в мой учебник.

— «Математику уже затем учить надо, что она ум в порядок приводит», — процитировал я слова Ломоносова, чем до крайности удивил эту тридцатилетнюю девушку.

— Ну-ну, — только и сказала она, поймав мой взгляд на своем втором размере, и ещё больше смутилась.

Насколько я помню, она так и не вышла замуж, но к моменту переноса ещё была жива и прекрасно себя чувствовала. «А она ничего так», — решил я. С талией и длинными волосами, которые в данный момент были собраны в пучок, она смотрелась неплохо, дело портили разве что блеклые серые цвета блузки.

«Ей бы прозрачную блузку одеть, да и юбку покороче» — подумал и, мотнув головой, сбросил виденье голой Веры в голове.

Вера Николаевна раскладывала листки по партам и, уже оправившись от удивления, строгим голосом сказала:

— Пользоваться на контрольной ничем нельзя, кроме ручки, линейки и логарифмической линейки.

— Не знаю я, как ей пользоваться, — ответил я, разглядывая давно забытый девайс.

— Было бы странно, если бы знал, — засмеялась математичка.

— Ниче, цыплят по восемь считают! — шучу и прячу линейку в портфель.

— Ой, Штыба, ты сегодня в ударе! Плюс один балл тебе на контрольной, развеселил, — улыбалась учительница.

— Боюсь, не разрешат Вам шесть поставить! — тоже улыбаюсь ей.

— Ничего, можно и три раза по два, тоже шесть в итоге, — предлагает математичка.

— Тогда хотя бы два раза по три! — не соглашаюсь я.