Светлой памяти академика Михаила Александровича Лаврентьева посвящается
Человечество идет вперед, совершенствуя свои силы. Все это недосягаемое для него теперь когда-нибудь станет близким, понятным, только вот надо работать, помогать всеми силами тем, кто ищет истину.
Голубоватая от багульника тайга подступала к кварталам академгородка; на дальних просеках многолетний дерновник покрывал землю между прямыми, как карандаши, соснами, поблескивающими золотистой чешуей; осенним утром дерновник искрился от росы. Просеки-улицы с домами и скверами напоминали своей ухоженностью лесной курорт, и потому странно было видеть не прогуливающихся, а озабоченно спешащих людей, большей частью молодых.
Профессор Владимирцев шагал широко, размашисто, и шаг его был радостно-пружинящим. Алексей Александрович, окрыленный неожиданной удачей, еле сдерживал мечтательную улыбку. Сегодня утром на лист бумаги легло несколько торопливых строк. Это были формулы, цифры…
…Как обычно, выбегая утром на зарядку в дальние аллеи, Владимирцев положил в нагрудный карман куртки-штормовки миниатюрный радиоприемник. Утром радио заменяло ему просмотр газет и не мешало заниматься зарядкой, которую Владимирцев и любил, и считал незаменимой при его образе жизни. В это утро среди различных сообщений в обзоре событий минувшего дня одно сразу привлекло внимание Владимирцева: во время пронесшегося над Бангладеш тайфуна погибло двадцать пять тысяч человек!..
Журналист в заключение философски заметил, что и в век научно-технической революции человечество не властно над силами природы и, похоже, не в силах их одолеть, лишь фиксирует, ее печальные победы… Владимирцев вспомнил алтайского астронома и метеоролога Андрея Васильевича Дьяконова, который удивлял своими почти безошибочными прогнозами. Вот если бы ему дали возможность оповещать о погоде! Он по крайней мере хотя бы предупреждал об опасности. Что дало бы его предупреждение? От стихии, конечно, не уберечь поля, дороги, города, но все-таки к неожиданностям ее можно подготовиться…
И тут Владимирцев будто споткнулся, его остановила неожиданно возникшая мысль. А если попробовать лазером резать око тайфуна?.. Множество лазерных установок несут на кончиках своих лучей-шпаг пылинки вещества…
Домой Владимирцев уже бежал как одержимый — кажется, он нашел еще одно и, быть может, самое необычное применение лазерам. Дома записи обрастали неожиданными схемами, расчетами, подробностями, которые даже при яростной взыскательности Алексея Александровича показались ему интересными. И фантастическими одновременно.
Поспешая в свою лабораторию, Алексей Александрович продолжал продумывать варианты решения новой идеи (Владимирцев не любил слова «гипотеза» — уж очень академично, безапелляционно). Алексей Александрович несколько раз останавливался и делал в блокноте записи, он не столько опасался, что выкладки как пришли, так могут и уйти, забыться, сколько хотел, чтобы фантастическая идея обрела реальные черты. И быть может, воплотилась в жизнь. Он старался сдержать свое воображение, чтобы не заглядывать слишком далеко, но мысль не поддавалась управлению, она влекла его в будущее…
Привычно взглянув на часы у перекрестка, Владимирцев самобичующе отметил — он опоздал на работу на два часа. Это было невероятно, он всегда и во всем был пунктуален и того же требовал от других. Обгоняя прохожих, мысленно чертил схемы, перебирал в уме формулы и испытывал чувство радости, что нашел еще один путь — спаренную работу лазера и магнита. Конечно, потребуется это испытать, но… кажется, на бумаге все верно… вроде бы верно…
Это был новый поворот той же мысли.
В вестибюле физико-технического института с ним поздоровался коллега, но Владимирцев ответил не сразу: «Простите, Павел Николаевич, здравствуйте…» — и они разошлись.
Легко шагая через ступеньки, Владимирцев наконец оказался у дверей лаборатории.
За полтора десятка лет работы в физико-техническом он прошел путь от аспиранта до профессора, доктора наук, заведующего одной из основных лабораторий инфизтеха — так сокращенно называли между собой физико-технический институт молодые ученые академгородка. К этому поколению воспитанников сибирской академии принадлежал и Владимирцев.
— Привет! — Владимирцев перешагнул порог своих владений и устремился к стенду, на котором лаборанты собирали новую лазерную установку. Сотрудники чуть ли не хором сообщили, что несколько раз звонила секретарша директора института и просила Алексея Александровича зайти к шефу.
— Что стряслось? — поинтересовался Владимирцев.
— Не знаю… — Рената Михайловна вглядывалась в возбужденного Владимирцева, пытаясь догадаться о том, что же его так взволновало. Расспрашивать его сейчас было бесполезно. Позже он сам расскажет, что случилось. У них друг от друга тайн не было.
— Ну ладно, пойду на ковер… — произнес Владимирцев, но еще задержался и спросил: — У нас никаких происшествий?
— Все как всегда… — ответила Георгиевская.
Когда Алеша Владимирцев после окончания университета появился в физико-техническом институте, на него обратила внимание Рената Георгиевская. Не мог ей не понравиться «светящийся юноша», как о нем сказал профессор Димов, который стал научным руководителем Владимирцева. Савелий Власьевич Димов представил юношу на заседании сектора и сказал, что Владимирцев, воспитанник физико-математической школы-интерната при Новосибирском университете, ныне с отличием окончил физфак, проявил интерес к квантовой электронике и в лаборатории Сергея Сергеевича Алисова, кандидата наук, будет заниматься лазерами.
Тогда это было темой номер один.
Заведующий лабораторией Алисов был в отпуске, и Димов поручил «коллеге Георгиевской» ввести Алексея Александровича в курс дела. Почтенный профессор Димов, ему тогда было уже около восьмидесяти, сохранил манеры старой русской профессуры: до переезда в Новосибирск он жил в Ленинграде, его считали представителем второго поколения школы ленинградских физиков; теперь Савелий Власьевич помогал в создании школы физиков в Новосибирске. Рената Георгиевская после окончания университета в Ленинграде, где прежде вел курс профессор Димов, отправилась вслед за своим учителем. Ко времени появления Владимирцева в физико-техническом институте Георгиевская уже готовилась к защите диссертации.
После заседания сектора Рената привела Владимирцева в лабораторию № 6 полуподвальное помещение, разделенное на отсеки, и, смущаясь, спросила: «Хотите кофе?» — «Знаете, давайте посмотрим… — неожиданно предложил Владимирцев, — а потом за кофе поговорим… Не возражаете?» Рената кивнула. «Простите, ваше имя, отчество?» — спросил Владимирцев. «Рената Михайловна… Можно и без отчества… Это Савелий Власьевич нас стал величать с отчеством…» Она указала на дверь: «Здесь первая установка, но Алисов Сергей Сергеевич просил без него не запускать… И еще могу показать две, которые мастерят наши механики…» Рената подумала: «Наверное, считает меня старухой! Года на три я его старше. Еще эта моя дурацкая прическа и нескладный костюм!..» Владимирцев расспрашивал, как действуют новые установки; Рената не могла исчерпывающе ответить на его бесчисленные вопросы. Владимирцев поинтересовался: может ли он ознакомиться с материалами разработок? Рената объяснила, что чертежи в механической мастерской.
Георгиевская понимала нетерпение нового сотрудника, его желание поскорее вникнуть в суть того, чем занимаются в лаборатории. Рената мимоходом разглядывала Алексея. Ей было обидно, что на нее он внимания не обращает, поглощен лазерной установкой. Владимирцев склонился над лазером: высокий, худой, с копной русых волос.
На Владимирцеве была скромная темно-синяя куртка, свитер и потертые, но отглаженные брюки, начищенные черные туфли, видимо, в связи с торжественным вступлением под своды инфизтеха, о котором, похоже, он мечтал, как и многие молодые физики.
Рената не могла себе представить, что так увлеченно можно изучать установку: лазерную головку, оптическую систему, управление, систему охлаждения.
Обернувшись к Ренате, сказал: «Так это для сверления отверстий в алмазах…» — «Да-да… разве я вам не сказала?» — «Подобную установку я видел, когда был на практике. А теперь, если можно, угостите меня кофе…» Владимирцев присел у стола, где обычно лаборанты вели записи.
Время было, уже позднее, и лаборатория опустела.
Владимирцев все оглядывался, потом спросил: «Вам помочь?» «Нет-нет… — Она, присев у тумбочки, перебирала банки и огорченно сообщила: — А кофе-то у нас кончился…» — «Не беда… Можно зайти в кафе „Интеграл“. Вы, кстати, где живете?» — спросил Владимирцев. «Мне дали комнату в нашем институтском доме», — ответила она. «А мне предстоит переезд из университетского общежития тоже в институтский дом… тот, что на Хвойной…» — «О-о-о! И я там живу! Будем соседями».
Рената часто вспоминала первую прогулку с Алешей Владимирцевым по вечерним улицам академгородка, когда они вышли из института и долго бродили темной летней ночью.
…Алексей Владимирцев легко вписался в коллектив инфизтеха, людям импонировала его искренность, необыкновенная работоспособность, он не только вел испытания, разработки под непосредственным руководством Сергея Сергеевича Алисова, заведующего лабораторией, но и охотно помогал институтским механикам, а то, случалось, и убирал в лаборатории. Научные сотрудники оценили во Владимирцеве страсть к поиску, в который он включал всех, не боясь, что авторство открытия придется делить с другими. И уже никого не удивляла биография Алеши: в шесть лет пошел в школу, проявил незаурядные способности. Мудрые школьные учителя и рекомендовали Владимирцева в физматшколу-интернат при Новосибирском университете, который стал органической частью научного центра Сибирского отделения Академии наук СССР. Все это, как и многое другое об Алешиной жизни, в инфизтехе узнали от его товарищей, которые выделяли Владимирцева и в школе-интернате, и в университете.
Ренате Георгиевской он рассказал о прочитанном. Многое из названного им Рената не успела прочесть. «Надо, — сказал Владимирцев, услышав ее признание, — надо знать о времени, в которое мы живем… Можно успеть, только иметь пожестче расписание, ну и, конечно, выполнять его». Рената, вздохнув, сказала: «Но у меня нет такой… собранности, как у вас… Мне, конечно, тоже хочется все успеть. Ведь молодость проходит… Знаете, наш завлаб Алисов говорит, что умные живут, а дураки только собираются…» Когда они проходили мимо огромных витринных стекол кафе — от тротуара до карниза крыши, Рената заметила в этом «зеркале» себя, идущую рядом с «милым, стройным», так мысленно она уже стала характеризовать Владимирцева, и подумала о том, что Алеша, который много лет прожил в этом районе, будучи студентом, прогуливается с нею не оглядываясь… Значит, у него нет девчонки?
У входа в молодежное кафе Владимирцев встретил знакомых по университету ребят, они с любопытством посмотрели на Алешину спутницу; Владимирцев представил ее своим знакомым: «Моя начальница… сотрудник сектора».
Устроились за двумя соседними столиками. Из разговоров Рената поняла, что к Алеше относятся серьезно.
Владимирцев быстро освоился в лаборатории. Вернувшийся из отпуска заведующий лабораторией Алисов обстоятельно беседовал с Владимировым, и поначалу это походило на вступительный экзамен.
Обнаружив в новеньком недюжинные знания, собственное разумение проблем и жесткий характер, Сергей Сергеевич Алисов по достоинству оценил Владимирцева, но подумал, что с ним будет нелегко. «Неуправляем… станет яростно спорить…» Алисов предложил: «Для начала освойтесь, помогайте Георгиевской. У нее интересная и, я бы сказал, оригинальная работа. Новое направление…»
Недели через три после этого разговора Алисов положил на стол Владимирцеву папку с разработкой твердотелых лазеров, как импульсных, так и непрерывных: «Помогите, Алексей… Может быть, вам удастся найти какое-то решение». Владимирцев полистал папку, углубился в чтение, но ничего не сказал. А через несколько дней пришел к Алисову:
— Спасибо, Сергей Сергеевич. Это интересно… хотя еще не знаю, по моим ли зубам.
— А когда же пробовать зубы, как не в молодости. Это очень нелегкая проблема. — Алисов указал на папку. — Есть сторонники жидкостных лазеров, и они по-своему правы.
— Простите, Сергей Сергеевич, вы даете мне материал только для знакомства… чтобы высказать… если что-то найду? Или я смогу над этим работать?..
— Будет видно… Над этим бьются в разных краях, и даже сантиметровый шаг означает успех.
Но здесь Владимирцева успех не ждал. Освоившись с материалом, изучив отчеты других ищущих в этом направлении ученых, он пытался вырваться за круг их безуспешных поисков, найти свежий подход, но не видел его и, несмотря на, казалось бы, тренированное упорство, приуныл. Он был убежден, что новый путь есть, но его надо было найти.
— Даже если вы отвергнете то или иное найденное решение, это также успех. Значит, другие не будут тратить силы, чтобы топтаться на ложном пути, — сказал как-то Алисов.
— Это слабое утешение, Сергей Сергеевич, — ответил Владимирцев. — Я еще попробую. Во всяком случае на бумаге… просчитаю. Ведь пока ни одного опыта, испытания не проводил, все прикидки по чужим данным.
— Вскоре освободится установка Павла Николаевича, и я договорюсь с Савелием Власьевичем, чтобы вам дать материалы и лаборантов. А вы еще подумайте и подготовьте на всякий случай план своей работы. Конечно, скромный, без гигантомании. — Алисов оглянулся, услышав голос Рогатина, окликнул его: — Павел Николаевич, пожалуйте к нам!
Невысокий крепыш с квадратными плечами штангиста, Павел Николаевич Рогатин, недавний аспирант, как и Георгиевская, был уже самостоятельным научным сотрудником лаборатории.
— Павел Николаевич, вот теперь эта злополучная папка досталась Алексею Александровичу…
— Пробный камень! — хмыкнул Рогатин.
— А вы, Павел Николаевич, тоже сидели над этим?.. — Владимирцев поднял папку.
— Все над этим сидят. У Сергея Сергеевича это как дополнительный билет… на засыпку, мол, если хочешь получить пятерку с плюсом.
— Мы надеемся на свежесть мысли, — как бы оправдываясь, заметил Алисов. Может быть, новый исследователь, еще не отягощенный привычными мерками, по-иному взглянет на вещи… А вы, Павел Николаевич, зло шутите. Я думаю, что Алексей Александрович справится…
— Шарада, — усмехнулся Владимирцев.
— Полезная, Алексей, — добавил Рогатин. — По касательной эта шарада может вывести в интересную сторону.
— Вас она вывела? — жестко спросил Владимирцев.
— Во всяком случае, на кое-что натолкнула, — ответил Рогатин. — Вот, идемте покажу, — предложил он Владимирцеву. — Мы и сами погутарим, Сергей Сергеевич, — предложил тяжеловес и указал Владимирцеву на свой отсек. Владимирцев уже отметил, что Рогатин рядится под простачка и манерой держаться и говорить, но за короткое время Алексей уже успел стать свидетелем того, как мало это отражает его внутреннее «я».
В отсеке Рогатин Негромко по-дружески сказал Владимирцеву:
— Вы не думайте, что это алисовская ловушка… Это по делу. Он сразу бросает вас на стремнину. Но утонуть не даст.
— Я не увидел иного пути, кроме тех, которыми шли другие, в растерянности признался Владимирцев.
— Кое-какие мыслишки у меня появились. Могу высказать. Вот через часок доведу дело до конца и сядем. А?
— Спасибо, Павел Николаевич.
— Слушай, брось ты меня величать по отчеству. Нам на поклоны и на распетюкивания нет резона времени терять. Давай мы с тобой будем попроще.
— Хорошо, — улыбнулся Владимирцев. — Попробую.
— Ну и добро, значит, через часок, — Рогатин направился к своей установке.