Глава 1
Люда из 9 «Б» лежала на невысоком стоге сена, а над ней старался Константин Петрович. Он стонал и вздрагивал от удовольствия, а она безвольно смотрела в небо. Неужели это всё? Неужели её мечты о светлом будущем, где каждый будет уважать друга и стремиться к общему благу пошли прахом? Но ведь в школе её учили быть храброй, доброй, помогать другим, отдавать всего себя служению обществу! И она отдавала… В прямом смысле этого слова. А как же общество? Разве оно сделало хоть что-нибудь, чтобы она, Люда Новосёлова, не оказалась здесь, на краю колхозного поля на колкой подстилке мёртвой травы?..
***
10 июня 1979, воскресенье
— Мы что, будем житьздесь? — Маша Иванова, симпатичная девочка с длинной тугой косой и всегда ошеломлёнными глазами, опустила огромный кожаный чемодан на пол.
— А по-моему, миленько! — проскочила мимо неё Ириша Сидорова, бойкая, задорная, от которой так и веяло настоящим пионерским духом. Только вот пионером она никогда не была.
В небольшой комнате, выкрашенной в грязный зелёно-синий цвет, стояло шесть железных кроватей: четыре у окон и две у стены. Рядом громоздились тумбочки, старые, высокие, местами с облупленной краской.
— Веселее, Маша, веселее! — зашла следом Люда Новосёлова, и от её слов у Маши нахмурилось лицо. — Почувствуешь, какова на вкус жизнь колхозников! Это не у вас там в городе — в комфорте да праздности!
— Что ты несёшь… — покачала головой девушка, подняла тяжёлый чемодан и двинулась к кровати, что стояла в углу. Может, так новый комсорг в лице неугомонной Людмилы будет меньше её замечать?
— Это всё потому, что ты не прониклась деревенской жизнью! Но не волнуйся, здесь ты быстро всё поймёшь!
— Ага, за полгода не поняла, а тут за месяц всё осознает, — фыркнула Лида Козичева, маленькая девушка с порывистыми движениями и острыми чёрными глазами.
— Когда отца переведут обратно в Москву, я с радостью от вас уеду, — спокойно парировала Маша.
— Да его оттуда насовсем выслали, так что ты, подруга, с нами навсегда, — не смолчала Лида. Она быстро залезла на скрипнувшую кровать, встала на цыпочки и распахнула форточку. В комнату влетел свежий дух лета и яблоневого сада.
— Ты ничего не знаешь!
— Девочки! — на правах главной важно крикнула Новосёлова. — Прекратите ругань! Вы же — будущее Советского Союза, а так глупо себя ведёте!
Маша выпучила и без того округленные глаза и едва сдержалась.
— Давайте лучше решим, чем мы будем заниматься вечером, — миролюбиво предложила Ириша, у которой задорно горели глаза. — Предлагаю прогуляться по деревне! Вы-то здесь живёте, а я только в школу хожу! Ничего и не видела тут!
— Нет, девочки, все ложимся спать! — приказала Люда. — Завтра рано встаём и отправляемся на помощь колхозникам!
— А куда нас? — нехотя спросила Маша. — Навоз вывозить?
— Может быть, и навоз. А что ты нос сморщила?! Это такой же важный труд, как и любой другой!
— Лучше бы я дома осталась и книжку прочитала…
— Похвально, Маша, но людям надо помочь! Никуда не убегут твои книжки! Так, — отвлеклась на новое дело Люда, — я сейчас проверю, как устроились другие девочки и вернусь. Не разбегайтесь!
Новосёлова вышла из комнаты, и в коридоре гулко застучали крошечные каблучки сандалий — гордо, важно, с чувством собственного достоинства.
— И кто только выбирает таких комсоргов… — себе под нос сказала Маша и раскрыла чемодан.
— Уж точно не ты, — съязвила Лида.
— Куда мне до вас, до комсомольцев.
— Это ты верно сказала, — ухмыльнулась одноклассница, бросив на неё злой взгляд.
Людмила Новосёлова шла по просторному коридору интерната. В конце его темнел квадрат окна, а по бокам выделялись ровными прямоугольниками двери. Девушка поправила красный значок на груди, пожала плечами, точно от этого что-то изменялось, и вошла в комнату. Шесть девочек спокойно заправляли кровати и без любопытства посмотрели на неё.
— Молодцы, уже застилаете, — похвалила комсорг, и тут её глаза наткнулись на плакат Ленина. Вождь смело смотрел в прекрасное советское будущее.
Новосёлова вышла, но её окликнула Варя Киселёва из Ивановки:
— Люда, а вы, кажется, устроились вчетвером?
Быстро сообразив, о чём та говорит, комсорг кивнула:
— Да, мне не повезло, нас слишком мало в комнате. Жаль отрываться от большого коллектива!
— А давай я поменяюсь с тобой местами? — с лукавством и надеждой попросила веснушчатая Варя.
— Спасибо за предложение, но всем вам лучше держаться вместе. Ложитесь, не засиживайтесь, завтра рано вставать.
Людмила поспешно ретировалась и отправилась проверять, как устроились два полных восьмых класса и девочки из девятого, а также размышлять о том, где бы достать ещё один плакат с Лениным, ведь в её комнате стены были девственно чисты.
Маша Иванова заправила постель домашним свежим бельём и вышла на крыльцо. Прохладный июньский вечер мягко ласкал кожу ветерком и утишал тоску шелестом берёзы. Девушка смотрела на двор с коротко скошенной травой, на пустынную дорогу, на школу, что виднелась за яблоневым садом и грустила. Полгода она жила и училась в Аничкино, потому что её отца перевели по долгу службы на крайний север, и он не смог взять её с собой. Маша никак не понимала, что это ещё за долг? И почему из-за него вторую половину девятого класса она вынуждена учиться в селе, которое ей не нравится, а дети колхозников… Нет, среди них были хорошие ребята, обычные, добрые, не замороченные комсомолом и великим будущим, наверное, их было даже большинство, но все они любили рыбалку, костры, лес, не особенно слушали музыку, не видели балет и совсем не понимали, почему её не устраивает сельская библиотека, ведь там столько книжек, что за всю жизнь не перечесть!
— Маша! — окликнул дрожащий праведным гневом голос Новосёловой. — Маша, подойди сюда!
Девушка скривилась. Она не выносила Люду, которая успела надоесть ей в школе, а теперь, когда ещё и стала комсоргом, не выносила вдвойне.
— Что это? — Когда девочки оказались в комнате, Люда решительно подошла к аккуратно заправленной кровати и беспощадно ткнула на белое бельё.
— Сама не видишь?
— Вижу, поэтому и спрашиваю!
Одноклассницы притихли.
— Ты разобщаешь коллектив!
— Я вас разобщаю? — Ошеломлённые глаза Маши обратились к застывшим девочкам.
— Да мне вообще всё равно, — счастливо заявила Ириша, и возмущённая комсорг развернулась к ней всем телом. — Но, наверное, лучше спать на том, что дали… — поспешно добавила Сидорова и села на кровать.
— Видишь, Маша, нехорошо использовать привилегии!
— То же мне, привилегия, бельё из дома принести, — фыркнула та.
— Пожалуйста, застели общественное.
— И не подумаю.
Люда открыла рот, а её глаза растеряно забегали в разные стороны. Как же Маша не понимает, какую смуту сеет среди девочек! Ведь ей будут завидовать, а завидовать — значит, злиться, а зло оно ясно куда ведёт.
— Хорошо, давай я тебе помогу перестелить, — примирительно улыбнулась Новосёлова и двинулась вперёд. — Или вообще сама всё сделаю.
— Не стоит, — скрестила руки на груди упрямая Маша. — Я не хочу спать на простыни, на которой спал незнамо кто.
— Почему это незнамо кто?! Может, это я на ней спала! — вдруг встала в позу Ириша.
— Тебе не привыкать. Ты и так девять месяцев живёшь в этом интернате, считай, всё это — и так твой дом.
— Вообще-то я на выходные обратно в Ивановку уезжаю, — обижено буркнула Сидорова, но спорить не стала. Она действительно привыкла учиться в этой деревне, и интернат, в котором всегда было тепло и шумно, не вызывал у неё никакого отторжения.
Люда Новосёлова укоризненно качала головой, пытаясь надавить на совесть Маши. Но та не сдалась и продолжала упрямиться.
— Ладно вам, давайте ложиться, поздно уже, — резковато сказала Лида Козичева. — Валентина Михайловна, наверное, уже дверь закрыла.
В комнате почти всё стихло, только доносилось смутное шуршание из форточки. То ли ветер колыхал молодую листву, то ли возилась под крышей птица. Маша лежала на боку, отвернувшись к стене, и безуспешно пыталась успокоиться. Всё внутри неё ревело, клокотало, ей так и хотелось вцепиться в правильную Люду. И чего она к ней пристала? Мало того, что половину учебного года пыталась взять над ней шефство, так ещё и здесь собирается командовать — в трудовом лагере при колхозе! Кем она себя возомнила?!
Маша вздохнула и перевернулась на другой бок. Ей никак не спалось. Наконец она не выдержала, встала, осмотрела то ли спящих, то ли притворяющихся одноклассниц и осторожно вышла из комнаты.
— Ты куда? — громко шепнула Новосёлова, когда скрипнули петли.
— Спи! — грубо ответила девушка и решительно прикрыла за собой дверь.
В тёмном коридоре пахло сладковатым деревом и нищетой. Отовсюду доносился смех и шушуканье, и только в её мёртвой комнате стояла противная тишина.
— Что-то случилось? — неожиданно рядом возникла учительница Валентина Михайловна Корзухина. Эта была невысокая приятная женщина лет сорока, с маленьким пучком жидких волос и круглыми очками.
— Можно я немного постою на крыльце? — грустно попросила Маша.
— Хочешь, я пойду с тобой? — Женщина подошла ближе и с тревогой посмотрела на ученицу.
— Нет, спасибо, просто хочу побыть на воздухе перед сном.
— Не хочешь ничем поделиться?
— Нет, всё хорошо, — соврала девушка.
— Десять минут, не больше, и я буду закрывать.
Маша выскочила на крыльцо. Раздражение от вечно бдящего комсорга немного поутихло. Валентина Михайловна была на редкость приятной и мягкой женщиной, один её вид вселял уверенность и спокойствие, вот и сейчас короткий разговор немного помог девушке. Она прислонилась к перилам и заставила себя подумать о городе. Где-то там играют струями фонтаны, ездят «москвичи» и «волги», прыгают воздушные балерины и примеряют платья актрисы. Но перед взором лишь село, самое обычное, неприметное, со стареньким кинотеатром, со столовками и замшелым домом культуры… Маша вздохнула. Её лёгкий взгляд пробежался по дороге, перепрыгнул на ветви округлых и разлапистых яблонь и полетел бы дальше по затемнённым кронам, если бы не человек. Высокая фигура замерла между деревьями с застывшей рукой у ствола. По спине девушки пробежал холодок, но ясный ум быстро нашёл объяснения: «Наверное, местный алкаш не может найти себе чекушку… Или чей-то отец пришёл убедиться, что с дочкой всё хорошо… А, может, просто кому-то не спится, вот он и лазит в колхозном саду…»
Темная фигура почему-то стала ближе, но Маша пропустила момент передвижения. Она испуганно дёрнулась и больно ударилась ногой о косяк. Какой-то миг — и чёрный человек вновь оказался на несколько шагов впереди. Окончательно перепугавшись, девушка бросилась в интернат и плотно прикрыла входную дверь. Чего только не померещится в ночи… Наверное, Люда была права — лучше всего лечь спать, ведь завтра ранний подъём и добровольно-принудительная помощь колхозникам.
Глава 2
11 июня 1979, понедельник
— Встаём, ребята, умываемся и в столовую! — заглянула в комнату Валентина Михайловна. Её негромкий голос бодро разлетелся по комнате, но все лишь недовольно заворочались в кроватях. — Давайте-давайте! Не ленитесь! А вечером я сыграю на гитаре.
Как только обещание музыки проникло в сонные сознания, многие вскочили. У учительницы был превосходный голос, чистый, мягкий, он ласкал слух так же, как нежный морской ветер, но пела она не часто, а гитару доставала и того реже.
Два девятых класса, состоящих из девчонок, и два полных восьмых, толпились перед мутными окнами двухэтажного интерната. Ребята нетерпеливо ждали, когда освободятся умывальники, а между тем шумно переговаривались между собой.
— Хорошо бы нас в столовку отправили помогать! — мечтала Варя Киселёва.
— Куда отправят, туда и пойдём, — поучительно вставила Люда, которая внимательно следила за порядком и вмешивалась, если он нарушался.
— Ей лишь бы пожрать, — зло ухмыльнулась Козичева.
— Ты, Лидка, лучше заткнись! — услышала Варя и под густыми веснушками вспыхнула красная кожа. — Чернявка подзаборная!
— Девочки! — осадила комсорг, видя, как наливаются злобой чёрные глаза Лиды. Все хорошо знали, что она дочь доярки и залётного цыгана, и не упускали случая напомнить об этом. Даже несмотря на то, что она круглая отличница и комсомолка. — Мы все ученицы школы номер один! Не забывайте, пожалуйста, об этом.
Маша стояла рядом, но особнячком. Она с интересом слушала происходящее и неосознанно радовалась, что не участвует в этом. Когда Людмила закончила читать нотации нерадивым ученицам, её внимание обратилось на Иванову.
— Маша, — аккуратно начала комсорг, — ты видишь, к чему приводят различия?
— Ну так давай всех одинаково побреем, оденем в гимнастёрки и заставим ходить строем! — рыкнула та и немедленно отошла от Новосёловой. И чего она вечно цепляется?!
Люда не последовала за ней — подошла её очередь умываться.
Толпа школьников во главе с Валентиной Михайловной дружно направилась в контору по освещённой ярким солнцем дороге. На деревьях распевали весёлые птички, кукарекали петухи за загородками, под лопухами прятались пугливые разномастные куры, гоготали гуси, благоухали желтые и белые цветы. На длинном здании из белого кирпича развевался красный флаг, а под ним пестрели алым огромные буквы: «Правление колхоза Заря коммунизма». Железный забор, выкрашенный в ярко-синий, отделял от дороги несколько ухоженных клумб с низкорослыми растениями и смутно наводил на мысль об участке на кладбище. Рядом с конторой находилась небольшая площадка, где ребят уже ожидали. Высокий председатель Константин Петрович, от которого замирали сердца всех молодых женщин в округе, да и не молодых тоже, парторг Василий Иванович — одутловатый мужчина с большими мешками под глазами, вызванными отнюдь не недосыпом, и секретарь Галина Александровна — худющая, с сероватым лицом и вечно тоскующим взглядом. Все они вытянулись в струну в строгих костюмах и изобразили подобие улыбки.
— Сейчас начнётся… — буркнула Вера Исаева из 9 «А», дылда и головная боль учителей. Благо, что жила в соседней деревне Турынино и хотя бы летом не кошмарила округу.
— Здравствуйте, ребята! — несколько сконфужено сказала Галина Александровна. — Хотим поблагодарить вас за то, что вы согласились помочь нашему колхозу!
— Согласились, как же, — хмыкнула Исаева, и Люда попыталась перехватить её взгляд. Но ученица упорно не смотрела на комсорга, и воспитательное выражение лица, которое должно было указать Вере на её неподобающее поведение, затерялось в толпе.
— В этом году мы засеяли рекордное количество свёклы и без вашей помощи нам не удастся собрать хороший урожай! — тем временем вещала Галина Александровна.
А Маша не сводила глаз с председателя. Более чем привлекательный мужчина неопределённого возраста излучал нечеловеческое обаяние. Спокойный взгляд голубых глаз, тёмные короткие волосы, немного встопорщенные и густые, естественность в движениях, лёгкая задумчивость, в смысл которой захотелось вникнуть, и потрясающая неуловимая улыбка. Девушка опустила голову, как только случайно встретилась с ним взглядом, и искоса глянула на Люду — вдруг комсорг за ней следила и скоро устроит новую головомойку? Но та и сама поддалась шарму, чем изрядно удивила Машу. Новосёлова?! Влюбилась?! Быть того не может!
Когда торжественная часть закончилась, а председатель, парторг и секретарь скрылись в конторе, школьники загудели. Валентина Михайловна призвала всех к тишине, кивнула Люде, и та радостно вышла вперёд.
— Ребята, чтобы всем нам было веселее, предлагаю разбиться на бригады! Каждая бригада придумает себе название и лозунг, в конце дня мы посчитаем, кто прополол больше всего, и запишем результаты! А перед тем, как отправиться по домам, выберем лучшую бригаду и наградим!
— Чем? Аленьким цветочком? Так у меня их и без того полно в огороде! — выкрикнула Вера и хамовато оскалилась. Сегодня она была в ударе.
— Нет, не цветочком! — улыбнулась совершенно не задетая Люда. — Но это пока секрет!
— А как быть восьмиклассникам? Мы в лагере всего на две неделе, это вы тут на месяц! — спросила Сонечка Нефёдова, миниатюрная ученица из 8 «Б».
— Давайте решим вместе! — ухватилась за искру чужого энтузиазма радостная Новосёлова. — Можно сделать соревнование только внутри классов, а можно устроить два! Первое будет длиться две недели и в нём будут участвовать все! А второе будет проходить только для девятого класса, потому что восьмой — уже уедет! Кто за первый вариант?
Несколько рук не очень-то бодро взметнулось вверх.
— Наверное, стоит сделать два соревнования, — вступила тихим и мелодичным голосом Валентина Михайловна. — Нечестно, если два разных возраста будут соревновать между собой. Ребята из восьмого класса моложе, а значит, слабее, они не смогут составить конкуренцию девятому.
— Почему это не сможем?! — недовольно сказала задетая Сонечка, не понимая, как ловко обхитрила всех учительница. — Тогда мы за первый вариант! Мы не слабее!
Лавина рук показалось в воздухе, и даже девятиклассницы, с превосходством переглядываясь, проголосовали за первый вариант.
— Почти единодушно, — улыбнулась Валентина Михайловна и на секунду задержала взгляд на угрюмой Маше, которая и не думала участвовать.
— А чтобы снова не спорить, кто в какую бригаду будет входить, разобьёмся по комнатам! — с воодушевлением продолжила Люда. Сегодня она тоже была в ударе. — Моя бригада пусть называется Зарёй коммунизма!
— Так не честно! Это же наш колхоз! — подняла шум Сонечка Нефёдова, и толпа загудела с новой силой.
— Так, ребята! — хлопнула в ладоши учительница. — Идём на свёклу! По пути всё придумаете и решите!
Школьники поникли, но бурные обсуждения лозунгов и названий команд немного скрасили предстоящие труды. Люда, довольная и весёлая, бодро шагала впереди всех. Она и не думала присоединяться к девочкам из своей комнаты: безусловно, они поняли всю важность придуманного ею плана и прямо сейчас усердно составляют лозунг. Но вопреки ожиданиям Лида с Иришей тихо обсуждали, когда же вернутся мальчики с военных соревнований, ведь без них как-то тихо и совсем неинтересно. Особенно без Васи Левина — в этом девочки сошлись единодушно. А Маша Иванова потеряно плелась в конце толпы и поглядывала на контору. Длинное здание с голубой крышей и тёмными окнами почему-то внушало ей непонятный трепет. То ли оттого, что там находилось правление колхоза, то ли оттого, что внутри прямо сейчас работал Константин Петрович. Девушка задержалась взглядом на последнем окне, где внезапно показался статный председатель. Ей почудилось, что он улыбнулся, и Маша поспешно отвернулась, гася в себе волнение.
Огромное поле с кормовой свёклой раскинулось бесконечной ширью, стоило только обогнуть блестящий колхозный пруд. На пронзительном небе не было ни тучки, ни облачка, и солнце уже распалялось всей своей термоядерной мощью. Большинство школьников помрачнело, но старалось не показывать вида, и только Люда Новосёлова бросилась в сплошную траву с рвением, незнакомым другим ученикам.
— Да тут свёклы-то не видно… — растерялась Маша, и её большие изумлённые глаза с ужасом окинули бескрайний фронт работы.
— Ну, давай, Лидуха, как мать! — загоготала Вера и отклянчила зад. — Жопу поднимай!
— Как тебе не стыдно! — оторвалась от грядки вездесущая Новосёлова и поспешила на выручку.
— Отвали, Людка, — прошипела Исаева, и её глаза опасно сузились. — А то я тебе твой ВЛКСМ знаешь куда затолкаю? — она кивнула на красный значок на груди комсорга.
— А ты не приставай, — чуть менее уверенно ответила та, хотя знак комсомола и давал ей некоторое чувство власти.
Лида Козичева мрачно опустилась на корточки и принялась рвать молодую, но густо усеянную траву, освобождая маленькие симпатичные кустики свеклы. Совсем скоро рядом с ней выросла небольшая кучка сорняков, которые она вырывала так яростно, что из-под рук летели крошки земли. Новосёлова пристроилась рядом, но до этого внимательно осмотрела всех ребят, которые нехотя выбирали себе гряды.
— Лида, не обращай внимания… Родителей не выбирают… — попыталась тихо утешить Людмила.
— С чего ты взяла, чт…