Замок колдуна (СИ)

Замок колдуна

Я шел вдоль нестройных рядов своего воинства — последнего оплота тех сил, что мы ещё могли противопоставить той пучине зла, которая накрыла наш мир удушливой пеленой.

На моем месте любой кабинетный генерал, любитель строевой выправки, зеленой травы глубокой осенью и унитазов, начищенных зубными щетками, пришёл бы в неописуемую ярость от той неуставной атмосферы что сейчас витала над нашим лагерем. При этом, высокопоставленный чин безостановочно грозил бы личному составу, клятвенно обещая, кого-то разжаловать, кого-нибудь посадить, а некоторых просто расстрелять.

Однако, до того как попасть в этот замес планетарных масштабов, я имел весьма туманные представления о армейской муштре. Если честно, то я даже не служил, и все мои «глубокие» познания об армии зиждились на рассказах отца и деда, первый из которых служил в погранвойсках, а второй четыре с половиной года отбарабанил во флоте, в послевоенные годы.

Так что начальник из меня получился мягкий и очень человечный.

И тем не менее судьба сложилась так, что именно я теперь стоял во главе последнего сборного отряда военных сил всей Земли, всей человеческой цивилизации, её единственной надежды и самого искреннего чаяния.

Чего стоил один лишь конный эскадрон чапаевцев, занесенный к нам из начала девятнадцатого века зловещей магией черного колдуна! Сам же Чапаев на момент пространственно-временного скачка, к сожалению, уже утонул в темных водах реки Урал. Но даже не смотря на это, конница все еще представляла из себя весьма впечатляющую боевую единицу.

Ещё одним ярким пятном на пестром фоне был отряд молодцеватых гусар, пушкарей и драгунов вырванных в наш слой реальности из наполеоновской войны 1812 года.

Словно выкованные из стали, поодаль стояли кронштадтские морячки — настоящие герои, люди появившиеся на свет с одной лишь миссией — погибнуть героями.

Ещё наш отряд располагал несколькими русскими богатырями из дружины Александра Невского, вырванных темной магией прямо с исторического ледового побоища.

Чуть поодаль расположился отряд краснокожих индейцев, перемещённых очередным пространственно-временным сдвигом прямиком из прерий дикого запада. С ними пришлось тяжелее всего — как-никак языковой барьер. И все же богатый язык жестов (а так же ритуальное курение неких препаратов, кардинально расширяющих границы ограниченного человеческого сознания) позволил нам преодолеть и это препятствие.

В отряде так же были несколько бойцов красной армии вызванных в нашу реальность и время из далёкого 1943 года.

Ещё один представитель великой отечественной — знаменитая Т-34.

Рядом же чудо современного танкостроения — «Армата».

Вот пожалуй и вся военная мощь, которой располагал наш разношерстный отряд.

Любого бойца из нашего отряда я с уверенностью мог бы назвать героем, пусть и безымянным, но исторические битвы в которых они участвовали, навсегда увековечили их в людской памяти. И среди них было лишь одно исключение — это я. Я не был ни героем, ни сколько-нибудь значимой личностью. По крайней мере до того как все это началось.

Но именно я был тем самым, кто мог собрать вокруг себя всех этих людей. Без меня ничего этого не было.

Если бы ни моя скромная персона, мы бы уже проиграли эту битву.

Ну, а пока, мы всё ещё существовали как вид и боролись за своё будущее.

Не смотря на наличие в строю столь могучей и современной боевой машины, как «Армата», я вовсе не питал никаких иллюзий по поводу нашего положения, как более выигрышного — магия оказалась гораздо мощнее, чем целые танковые дивизии и ракетные комплексы.

То же самое могло относиться и к огнестрельному оружию, которое, подчиняясь неким магическим ритуалам, просто переставало стрелять в самый неподходящий момент, превращаясь в лучшем случае в увесистую дубинку, а в худшем — балласт, который лишь оттягивал и без того натруженные в этом длинном переходе руки.

Только клинки и штыки ещё представляли в этом мире реальную силу.

Я подумал, что не плохо было бы произнести какую-нибудь речь: поменьше пафоса, побольше искренности. Все отчетливо понимали то, что скорее всего этот наш решительный бой наверняка будет для абсолютного большинства (а может так сложиться, что и для всего оставшегося человечества) последним.

— Други мои! Соколики! Сынки! Не посрамим воинской чести! Постоим за землю русскую!!! — Кинув взгляд на индейцев, не являющихся подданными России, я немного переформулировал: — Ну, и вообще за Землю!!! Всыпем по первое число ненавистному супостату!!!

Люди, усталые и до предела измотанные лишениями последних безумных дней заметно приободрились, подтверждением чему было лихое троекратное — ура!!!

На глазах у поручика Ржевского блеснула скупая мужская слеза.

Да что там говорить, даже моё закаленное сердце заёрзало в груди, осознавая торжественность момента.

— Ну, а теперь — выдвигаемся! — подвёл я закономерный итог, неминуемо следовавший за чувственной кульминацией.

Всегда считал, что на любом торжественном мероприятии, празднестве, или вечеринке существует такой момент времени, когда активность и гостей и самой атмосферы праздничности встречи начинает незримо, но неумолимо, испаряться, исчезать, развеиваться. Именно поэтому я всегда старался уйти с любого мероприятия до того как такой неотвратимый момент наступит, оставляя в своей душе от встречи все самое наилучшее. Вот и сейчас, после столь проникновенного обращения я не теряя времени увлек за собой последнюю армию человечества.

В отличии от абсолютного большинства населения нашей Земли я и те кто сейчас был в моем отряде, обладали неким врожденным иммунитетом от воздействия магии. Только этим я мог объяснить тот факт, почему мы не разделили печальную участь всего остального человечества.

Однако, это вовсе не исключало того, что черная магия колдуна неспособна причинить нам вред.

И как подтверждение этого, минут пятнадцать спустя после начала нашего похода из дебрей дремучего леса, под пологом которого даже в этот яркий полдень было не слишком светло, на наш отряд совершили яростную атаку дикари, совершенно обезумевшие от влияния на их податливый, стопроцентно восприимчивый к магии, мозг.

Индейцы, более всех остальных подготовленные к подобным атакам, дали весьма достойный отпор врагу — доказательством этого служили десятки обнажённых, покрытых ритуальными узорами тел, оставшихся на лесной прогалине после внезапного нападения.

Свою лепту в дело обороны отряда внесла и «Армата» — несколько пулеметных залпов, превративших в труху растительность на несколько десятков метров в округе, надолго отбили у нападающих желание совершать повторный набег.

И всё же для нас эта вылазка не прошла бесследно — двоих участников похода дикари смогли утащить с собой в лес. Не сомневаюсь, что участь их будет поистине ужасна (наверняка дело не ограничится только лишь ритуальным каннибализмом), но организовывать погоню, или спасательную миссию я не стал: во первых — это заведомо бесполезное занятие, так как дикари ориентируются в этих дебрях гораздо лучше чем мы, и поддавшись соблазну, ровно как и азарту погони и охоты, мы потеряем гораздо больше наших бойцов, если не весь наш и без того небольшой отряд; во вторых — целью нашего похода вовсе не являлись эти несчастные, пусть и крайне опасные, но по сути являющиеся жертвами магии зловещего волшебства черного колдуна.

Дремучий лес неожиданно расступился и мы оказались на огромной поляне устланной цветным ворсистым ковром разнотравья.

Первым эту штуку заметил поручик Ржевский и выдал трёхсложное замысловатое ругательство от которого уши начали заворачиваться в трубочку.

Я было взглянул на него с укоризной, но тут то мой взгляд и наткнулся на предмет вызвавший столь неоднозначную реакцию.

В то же самое время ратники Александра Невского принялись неистово крестится, отказываясь сделать хотя бы ещё один шаг.

Ввысь на десятки метров уходили огромные квадратные столбы. Всего я насчитал их четыре штуки. Ширина каждой из сторон этого квадрата приблизительно равнялась сорока метрам. Сами же квадратные колонны стояли друг от друга метрах в четырёхстах. Где-то на высоте примерно в двести метров квадратные колонны соединяли круглые перемычки по тридцать метров в диаметре. Квадратные колонны продолжали стремиться в высоту на триста метров, четыреста, пол километра!

Где-то на высоте в шестьсот метров квадратные столбы перекрывала квадратная же площадка, выпирающая за пределы квадрата образованного столбами приблизительно на сотню метров с каждой из сторон.

Больше всех мне пришлось уговаривать наших полу былинных богатырей продолжать наше продвижение вглубь вражеской территории, где странности, подобные той что мы сейчас лицезрели, будут встречаться все чаще и зловещее, чем ближе мы будем к логову колдуна.

Поскольку практически все члены нашего отряда испытывали к этому гигантскому сооружению благоговейный трепет, то решено было ни в коем случае не проезжать под опорами этой громадины.

Бережёного, как говориться, и бог бережет.

Вот и мы испытывать судьбу не стали.

Но как бы мы не старались обогнуть этот монумент, непонятного предназначения, его невероятно огромную тень обойти стороной у нас не получалось.

Всё то время пока мы обходили по широкой дуге этот «монумент» меня терзала мысль о том, что он что-то мне напоминает. Причем это что-то встречалось в моей жизни очень часто, но из-за этих поистине невероятных размеров предмета я постоянно сбивался с мысли.

В итоге, вскоре я оставил все попытки идентифицировать необычное архитектурное строение, тем более, что у нашего отряда появились более неотложные дела, чем томительное ковыряние в памяти.

Монстр возник так внезапно, так неожиданно, что мы, до сих пор глядевшие в сторону монументального строения, оказались совершенно не готовы такому повороту событий.

Никто и предположить не мог, что огромный серый валун, лежащий у нас на пути и который объехало уже более трёх четвертей отряда, окажется нагромождением плоти, в одно мгновение превратившейся в доисторического хищника — тираннозавра.

Лошади и до этого вели себя напряженно, настороженно всхрапывая, втягивая ноздрями воздух и пытаясь определить откуда же исходит отчетливый запах опасности. Когда же более чем трёх метровый хищник с чудовищным рыком встал на свои ноги-колонны, то животные и вовсе обезумели от страха вставая на дыбы, сбрасывая с себя седоков и бешенным галопом уносясь прочь в открытое, необъятное поле.

Для нескольких седоков это закончилось ушибами и переломами различной степени тяжести. Ещё двое гусар так и остались неподвижно лежать на земле со сломанными шеями.

Не повезло и поручику Ржевскому — он, как прирожденный всадник, сумел удержаться в седле и обуздать лошадь, но ему не посчастливилось оказаться прямо на пути у монстра, пасть которого сомкнулась над героем войны тысяча восемьсот двенадцатого года.

Заодно с человеком, клыки монстра пробили хребет лошади, и хищник безо всякого усилия поднял в воздух обе свои добычи — человека, к этому моменту уже умершего и отчаянно хрипевшего и, бьющего копытами по воздуху, гнедого жеребца.

В этот миг паника овладела нашим отрядом настолько, что грозила оборвать нашу освободительную миссию именно здесь и сейчас. Более всех были потрясены невежественные ратники из дружины Александра Невского, признавшего в динозавре сказочного дракона, и осеняя себя крестными знамениями рухнувшие, в благоговейном оцепенении, на колени.

Монстр оказался прямо в самой гуще людей и животных, так что вести по нему огонь из двух наших танков, и при этом не зацепить своих же, было просто невозможно.

Ситуацию спасли кронштадтские моряки, оказавшиеся рядом с доисторическим плотоядным монстром — они принялись методично расстреливать животное из своих винтовок, к настойчивым залпам которых через несколько мгновений присоединился монотонный стрекот пулемёта Максим.

Под столь яростным огнем плоть гигантского хищника не устояла, и он был повержен в считанные секунды.

Мы в который раз победили, но победа эта далась нам весьма дорогой ценой.

Первый танк мы потеряли ближе к вечеру.

Легендарная Т-34 попала в магическую ловушку.

Огромный слепящий шар, сплетенный из молний, в одно мгновение испепелил и экипаж и топливо.

Люди мучились недолго — около минуты агонии и все их страдания навеки оборвались. А вот топливо горело и чадило ещё долго — наш отряд ушел от кострища на почтительное расстояние, петляя по извилистой дороге, но столб черного дыма безошибочно указывал на то место где мы потеряли своих товарищей.

Потеряли без боя. Без возможности ударить в ответ.

Но мы должны были выдержать этот удар для того чтобы в конце нашего пути ответить, вложив в свой последний удар всю мощь, всю ненависть, всю свою боль.

Второй, и последний наш танк мы просто оставили прямо на дороге.

Также как и кавалеристы вынуждены были оставить своих лошадей у подножья крутой горы, возникшей на этом месте буквально ниоткуда.

Для наездников потеря их четвероногих товарищей была, должно быть, самым страшным ударом за весь наш фантастический поход.

Атмосфера в отряде была наподобие той, что бывает на похоронах.

Вот в таком траурном расположении духа мы и продолжили свой путь, а если быть более точным — восхождение. Теперь мы точно знали конечную точку своего трудного пути — на одном из витков горного серпантина мы узрели замок колдуна, выстроенный, либо каким-то мистическим образом перенесенный, на самую вершину скалы.

Очередной виток горного серпантина вывел нас ко входу в огромную пещеру, прорубленную в толще каменной гряды. Поскольку других обходных дорог здесь не было, то можно было бы предположить, что это скорее туннель, чем пещера, а следовательно выход будет ожидать нас где-то там, по ту сторону горного кряжа. Однако, для того чтобы найти этот выход нам придётся переселить себя и свои страхи и войти во мрак каменной пещеры, пробитой сквозь горный хребет, и кто знает какие ужасы будут ожидать нас там, какие кровожадные монстры приготовили нам здесь свои ловушки.

Естественно, что недобрые предчувствия не обманули меня — во мраке пещеры нас действительно ждала очередная ловушка, вот только опасность пришла оттуда, откуда я совершенно не мог ожидать. И кровожадные монстры оказались здесь совершенно не при делах.

Один из поворотов туннеля привёл нас в огромный зал с высоким сводом. А в самом центре зала нас поджидала та самая смертельная опасность которую я предрекал, вот только и сам я сначала даже не понял какой серьёзней опасности все мы подвергаемся.

Даже тусклого света наших факелов вполне хватило для того чтобы золото, сваленное огромной город под сводами этой пещеры, заиграло миллионами бликов. Должно быть, здесь были десятки, сотни тонн драгоценного металла, некогда составляющего содержимое ювелирных магазинов, банков, банковских ячеек, теперь же перенесённого сюда с помощью всё той же чёрной магии.

Был ли здесь весь всемирный запас золота?

На счёт этого очень сомневаюсь, но то, что здесь его было безумно много — это уж точно.

На людей из нашего отряда несметные сокровища произвели самое сильное впечатление, такое, что ни одному монстру, ни хитроумный колдовским ловушками, ни легионам околдованных варваров не было под силу. Суровые воины, забыв обо всём на свете, в том числе и о своём долге, и клятве данной вначале похода, бросились нагружать золото во все имеющиеся мешки, сыпали его в карманы, за пазуху. То здесь, то там возникали драки из-за невероятной добычи.

Началось настоящее безумие.

Я и сам, вначале было поддавшийся мимолетному искушению, внезапно остановился и в ужасе воззрился на то, что сейчас происходило с людьми.

А ещё я увидел, что две группы представителей нашего сборного отряда не поддались золотым чарам. Первыми были богатыри Александра Невского, яростно осеняющими себя крестными знамениями, и непрестанно бубнящими себе поднос молитвы. Второй отряд состоял из невозмутимых индейцев, глядящих сейчас на беснующихся бледнолицых.

И те и другие знали настоящую цену золоту: для крестьян орудия труда, равно как и холодное оружие из этого мягкого и хрупкого металла не представляли особой ценности, а для индейцев, чьи предки во времена экспансии испанских конкистадоров, собрали всё имеющееся золото и сбросили в жерло действующего вулкана, жёлтый металл был проклятьем.

Все мои попытки вразумить поддавшихся золотому искушению людей не увенчались успехом — золото всецело овладело их мыслями и душой. И тогда я понял, что могу рассчитывать только лишь на богатырей и индейцев.

С ними то я и отправился в дальнейший путь оставив за спиной людей, обезумевших настолько, что они нагрузились золотом до состояния полной неподвижности.

Эта встреча была для меня настоящей неожиданностью.

Едва наш весьма поредевший отряд отошёл шагов на двести от выхода из злополучной пещеры, как навстречу нам вышел мужчина, невысокого роста, сухощавый, со светлыми волосами и соломенными усами. Его правая рука висела на наспех смастерённой косынке, а медленно расплывающееся кровавое пятно, говорило о ранении в предплечье.

Так же было ещё одно весьма интересное обстоятельство — мужчина был с головы до ног мокрым, словно только-что выбрался на берег из реки.

На самом дел, эта очевидная мысль, хоть и была абсурдной, ввиду полного отсутствия поблизости воды, тем не менее, была верной.

Выяснилось, что мужчина этот никто иной, как сам Василий Иванович Чапаев, перенесённый сюда, из его времени за несколько мгновений до того как легендарный комдива должен был утонуть в реке Урал.

— По официальной версии вы утонули, раненым переплывая реку, — сообщил я комдиву.

— Ещё не появилась такая река, в которой смог бы утонуть Чапаев, — гордо заявил комдив.

В отличии от ратников Александра Невского, которые восприняли появление незнакомца абсолютно спокойно, индейский шаман что-то втолковывал мне на своём тарабарском языке, а затем и вовсе начал требовать от меня чтобы я раздобыл ему птицу.

Может быть он хотел погадать на потрохах пернатого, а может просто захотел есть. Кто ж его разберёт.

Вот только здесь в горах, в местности расположенной так близко к обиталищу тёмного колдуна, с любой дичью была настоящая беда — никакой живности не наблюдалось на многие десятки километров вокруг.

Под стены чёрного замка мы смогли добраться глубокой ночью, и лишь яркая, как настольная лампа, луна освещала нам путь, как из рога изобилия, усеянный бесчисленными смертоносными ловушками. Именно благодаря этим смертельным приветам от чёрного колдуна мы лишились более трети людей, и это уже после того как мы покинули золотую пещеру, в которой и так осталась большая часть наших воинов.

Теперь наш отряд представлял из себя жалкую кучку напуганных до состояния полнейшего безумия людей, тесно сбившихся, словно небольшое стадо травоядных, вокруг которых рыщут хищники, то и дело выхватывая из этого комка страха очередную жертву, которая с жалобным, отчаянным блеянием исчезает, растворяясь во тьме и страхе.

Понимая, что дожидаться утра не имеет никакого смысла (за эти предрассветные часы от нашего небольшого отряда вообще никого не останется) я отдал приказ взбираться по отвесной скале вверх — мы либо смиренно погибнем здесь, у подножья чёрной обители, либо штурмуя замок. Второе, пусть даже и обречено на провал, но в тысячи раз предпочтительнее первого. Осознание того, что мы не просто сложили здесь свои головы, а хотя бы попытались вернуть мир на планету добавило мне решимости.

Изнуренные, уставшие, голодные бойцы начали взбираться вверх, оставив у подножья все свои вещи. С собою взяли лишь самое необходимое — альпинистское снаряжение и оружие (поимущественно ножи).

Первый боец с удивлённым вскриком сорвался вниз с высоты пятидесяти метров — его тело ударилось о дорогу, с которой мы начали своё восхождение, а затем отскочив от неё, уже беззвучно полетело в бездонную пропасть.

Тело несчастного ещё было в воздухе, а заглядевшись на падение товарища вниз сорвался ещё один боец, вот только в отчаянной попытке удержаться на стене он попытался ухватиться за первое, что попалось ему под руку, а это оказались его же боевые товарищи. На этот раз вниз, сотрясая горы истошными воплями, посыпалась целая гроздь бойцов.

От отчаяния я тихо заскулил — наш отряд стремительно таял как кусок масла на раскалённой сковороде. Такими темпами ещё метров через сорок от нашего отряда вообще никого не останется.

Мой печальный прогноз сбылся практически полностью метров чрез полста — из всего отряда нас осталось только двое: я, и комдив.

— Ну, может быть хватит барахтаться? — спокойно, без напряжения и прерывистого наружного дыхания, словно не висел над бездной на одних только кончиках пальцев, поинтересовался Василий Иванович. Вот только от прежнего комдива осталось не так много — теперь это был чернявый мускулистый мужчина лет тридцати.

Луна, до того неподвижно висевшая в воздухе, сорвалась с небес и приблизилась к нам, освещая окружающее пространство, словно театральную сцену.

Теперь и сама луна больше походила на огромный слепящий прожектор.

— Ты? — просто, без эмоций, на которые у меня уже не оставалось сил, спросил я.

— Я, — осклабился чародей.

— Захотелось лично поучаствовать в спектакле?

— Естественно. Я тебе ни человек в высоком замке. Мне самому хочется всё хочется пощупать, проверить и прочувствовать. — Чернокнижник без всякого физического напряжения повис, словно обезьяна, лишь на пальцах одной руки, другой же рукою будничной, будто внизу под нами и не было никакой пропасти, энергично жестикулировал.

— А до этого ты был поручиком?

— Ржевский — мой любимый персонаж. На улице льёт проливной дождь? Нет, мадам — сильный ветер? Поручик расскажите каламбур. Плывёт клипер, на клипере шкипер, у шкипера…

Дальше я слушать не стал.

Собрав остатки сил в последний рывок, я прыгнул на чернокнижник и ухватив того за ногу, оторвал от стены.

Мы падали вниз, слишком далеко от каменной скалы чтобы разбиться о дорогу с которой мы начали своё восхождение. Мы падали и падали. Колдун вращаясь обогнал меня.

— Ничего ещё не кончилось, — спокойно сказал тот.

Я же начал замедлять своё падение — какая-то необъяснимая сила начала тянуть меня прочь отсюда, прочь из этого мира, из этой реальности.

Мать устало глядела на своё чадо — бурная фантазия ребёнка порой просто пугала её.

Сын безмятежно дремал, а мать собирала игрушки: танки, конную кавалерию, индейцев, былинных богатырей, оловянных матросов, гусар, клубок дешёвой бижутерии окрашенный под золото из которого торчали пластиковые фигурки, тираннозавра. Далеко под койку закатился какой-то подозрительный тип — либо маньяк, который хочет уничтожить весь мир, либо чёрный колдун, а может и то и другое вместе взятое.

(18 августа — 4 ноября 2016)