Законы пятимерного мира (Шипе-Топек и другие)

1. БАРЬЕР

Яманатка двигался совершенно бесшумно, ловко проскальзывая в самых непроходимых, с точки зрения Шипе-Топека, дебрях. К тому же, он так ловко и умело ориентировался в Синем Тумане, что Шипе-Топек ему просто завидовал.

Шипе-Топек часто завидовал Яманатке, по любому поводу. И тому, что Яманатка не боится Плоскунчиков, и тому, что Яманатка мог обходиться одним Коллоидом, и тому, что у Яманатки было шесть рук, и тому… в-общем все связанное с Яманаткой вызывало у Шипе-Топека зависть. А когда Шипе-Топек завидовал — в нем просыпалось Чувство Голода, а Шипе-Топек не Яманатка и одним Коллоидом он сыт не будет, а значит надо снова идти к Барьеру и рискуя жизнью пытаться раздобыть Органику. А жизнь у Шипе-Топека, не в пример рукам Яманатки, только одна. Какая-никакая а Жизнь. Вон Огма — тот каждое Новолуние рождается заново, он может хоть каждый Светодень ходить к Барьеру. Ему Огме все нипочем…

Шипе-Топек споткнулся, упал, больно стукнувшись, правой головой о некстати подвернувшийся пенек. Пенек фыркнул и отполз на новое место, а Яманатка оглянулся и укоризненно покачал верхней парой рук.

«Хоть бы посочувствовал», — сердито подумал Шипе-Топек. — «Нет, недаром Огма говорит, что Яманатка: это — Цель Оправдывает Средства, и сочувствия у него искать, это все равно, что в Синем Тумане пытаться ультразвуком «нащупать» препятствие.»

Шипе-Топек поднялся, помахал хвостом, чтобы отогнать налетевших Кровососцев.

«Хорошо Рекидал-Даку. Мало того, что его, так сказать, тело имеет газообразную консистенцию, так он еще умудрился вклинить между своими родными молекулами — молекулы репеллента. Кровососцы теперь бояться его, как огня. А тоже, жаловался: мол на молекулярном уровне процессы мышления нестабильны и вообще замедленны…»

Шипе-Топек споткнулся опять, и Яманатка встал, вперив свой единственный глаз в дыхательный клапан на животе Шипе-Топека, а все свои руки, скрестив на собственном подобии живота. (Но Шипе-Топек-то знал, что никакой это не живот, а…)

— Ты бы лучше уж полз, что ли, а то так, ты весь Барьер насторожишь.

— А ты бы, лучше дорогу выбирал поудобней! — огрызнулся Шипе-Топек, чувствуя, что совершенно не прав.

— Конечно! А Плоскунчики были бы мне очень благодарны за столь упитанный обед.

— Ничего, они бы первым тебя попробовали и подавились! — буркнул в ответ Шипе-Топек.

— И где ты только воспитывался? — искренне удивился Яманатка. Шипе-Топек подумал и решил ему эту тайну пока не открывать.

— Опять вы препираетесь… — Рекидал-Дак сконцентрировался как всегда неожиданно, но Шипе-Топек был знаком с этими штучками и невозмутимо продолжал многозначительно молчать, разглядывая сам-себя (благо две головы позволяли это легко осуществить).

Яманатка перевел тяжелый взгляд единственного глаза с отрешенного Шипе-Топека на незваного Рекидал-Дака, который тут же гордо заявил:

— Я конечно могу и уйти, но кто тогда вам расскажет, что Огма «Проснулся»?

Шипе-Топек прекратил самосозерцание и вопросительно посмотрел на Яманатку, а тот, в свою очередь, взмахнул всеми шестью руками (тоже мне, шестикрылый серафим еще выискался), да так, что ушибленный Шипе-Топеком пенек вновь снялся с места и переполз от греха подальше:

— Ладно, что я, против что ли?

— …и меня Кровососцы боятся… — на всякий случай добавил осторожный Рекидал-Дак, — и даже Плоскунчики… иногда.

Если не знать всех душевных свойств Огмы, то с виду он был бревно-бревном. Нет, честно! Сучковатый какой-то и задумчивый до невменяемости. О чем думал Огма? Кто его знает! Даже если бы можно было заглядывать внутрь черепных коробок, у Огмы ее еще нужно было найти… Вот у Шипе-Топека, тут все ясно: две головы — две коробки, хотя, тоже еще вопрос, которой он все-таки думает, а которой просто ест, если конечно сам факт наличия процесса думанья принять за рабочую гипотезу.

Рекидал-Дак на всякий случай слегка рассредоточился — у него с Огмой были весьма натянутые отношения. Молекулы репеллента в структуре Рекидал-Дака не только отпугивали Кровососцев, но и Шипе-Топека заставляли держаться подальше от благоухающего облака.

— Сегодня! — утробным голосом объявил Огма, и Шипе-Топек не рискнул уточнять, что собственно произойдет сегодня: во-первых — он и так знал, а во-вторых — препираться с Огмой даже Яманатка не решался. Огма он Огма и есть, чтобы с ним никто не смел препираться.

У Барьера было холодно и неуютно, а Шипе-Топек вдобавок вляпался по дороге в пищевой Коллоид. От этого особенно мерзли хвост и левая пятка. А благоухал Шипе-Топек теперь не хуже Рекидал-Дака. Даже сам невозмутимый Огма поморщился, а о Яманатке и говорить было нечего, но этот терпел, из уважения к Огме, а Рекидал-Дак на всякий случай держался в полурассредоточенном состоянии — мало ли что…

Огма перемещался совершенно особенным способом. Ножки у него были крошечными, как бы ненастоящими и поэтому он не ходил, как Яманатка, не ползал как Шипе-Топек, и даже не плыл как Рекидал-Дак, а возникал в разных местах, причем совершенно хаотично, но неуклонно продвигаясь в нужном ему направлении. Огма называл такой способ передвижения — телепортацией и считал самым удобным, но Шипе-Топек находил его несколько экзотичным, хотя в тайне немного завидовал Огме, поскольку сам в совершенстве этим методом не овладел, возникая каждый раз в абсолютно неожиданных для себя самого местах. Поэтому Шипе-Топек предпочитал ходить, а лучше ползти, а еще лучше — лежать спокойно на месте и думать о чем-то о своем — сокровенном, что при Огме было совершенно невозможно: Огма читал мысли или, как он сам говорил — телепатировал. Еще Огма мог телекинетировать, о чем хорошо был осведомлен Рекидал-Дак, но, что это такое, добиться у него было невозможно, от ответа он — ускользал.

Только один-единственный раз в Декаду Светодней, Барьер был стабилен, что позволяло приближаться к нему относительно безнаказанно. Но угадать Этот День мог только Огма (он это называл ясновидением), в остальные Светодни, Барьер был агрессивен. Мало того, что по своей прихоти он мог изменять свое местонахождение, так он еще произвольно перебрасывая материю из смежных миров, формировал, кроме Пищевой Органики (надо отметить весьма аппетитной!), различные побочные продукты своей жизнедеятельности, типа: Плоскунчиков, Собачьей Старости или Родимца.

Шипе-Топек один раз видел пораженного Собачьей Старостью — жуткое, надо сказать, зрелище. А говорят Родимец… Хотя непонятно кто это может говорить — Родимец свидетелей не оставляет. Ну а Плоскунчики это уже так мелочь. А ведь есть еще: Ведьмино Селение, Левый Глаз, Дум-дум, Темпоральный Ящер, Блек Бокс, да мало ли, что еще может «выкинуть» Барьер… Но об этом — лучше не думать!

— Стой!!! — рявкнул вдруг Огма.

Шипе-Топек буквально окаменел, и Яманатка замер нелепо задрав половину рук, а Рекидал-Дак совершенно рассредоточился.

Часть тропинки стала зыбкой, край всколыхнувшегося ковра приподнялся, участок тропинки почернел, раздался металлический скрежет, псевдоковер свернулся в трубку и юркнул в туман.

Левая голова Шипе-Топека судорожно вздохнула и посмотрела на правую, а правая, закрыв глаза, пробормотала:

— Плоскун… обыкновенный… одна штука…

И в это время в Барьере образовалась Линза… Яманатка и Шипе-Топек бросились к огромному светящемуся проходу, но как они не спешили, Огму и Рекидал-Дака опередить не удалось. Раздался хлопок, Линза «втянула» всех четверых искателей приключений (на свою голову) и в тот же миг «зашвырнула» их, упакованными в блестящую плоскую капсулу-щуп, на территорию Чужого Мира…

Шипе-Топек припал обоими лбами к прозрачной изнутри оболочке капсулы. Сколько раз уже он вот так подглядывал за жизнью Чужого Мира. Даже невозмутимый Огма застыл в восхищении, а Рекидал-Дак, забыв обо всем, сконцентрировался в маленького живописного толстячка…

Удивительно бескрайние, не ограниченные постылым Синим Туманом, просторы. Доминирующий цвет не серый, а яркий и непривычный — зеленый.

Шипе-Топек забыл даже про Вечнозудящее Чувство — Чувство Голода.

То тут, то там блестели необыкновенные, серебристые прожилки, которые Огма называл Реками.

— Смотрите, вон ОНИ! — завопил, забывший о своем нестабильном политическом положении, Рекидал-Дак, но под взглядом Огмы вновь принял слабо концентрированное состояние.

Яманатка и Шипе-Топек, не обращая внимания на тактические эволюции Рекидал-Дака, разглядывали, ставших хорошо различимыми, жителей Этого Мира.

— Я каждый раз удивляюсь, как ОНИ друг-друга ИДЕНТИФИЦИРУЮТ? ОНИ все такие одинаковые: две ноги, две руки, одна голова, без хвостов и тела твердые… — пробурчал Яманатка, а Огма, почему-то, хмыкнул. Шипе-Топек тоже хотел сказать что-нибудь умное, тем более что ЭТИ там внизу их явно заметили, засуетились, стали размахивать своими немногочисленными руками и позадирали к небу свои одинарные головы… Но тут Капсула-щуп «втянулась» обратно в Барьер и «вытряхнула» наружу содержимое, а именно: Огму, Яманатку, Рекидал-Дака, Шипе-Топека и спрессованный брус с изъятой из Другого Мира превосходной Органикой.

Шипе-Топек сразу вспомнил, что он — Шипе-Топек, очень голодный Шипе-Топек и любой другой Шипе-Топек, на его месте, спокойно на прессованную Органику смотреть не будет…

Но тут все испортил зловредный Рекидал-Дак, он вдруг истошно завопил:

— Спасайся кто может! — и сам тут же последовал своему совету, совершенно рассредоточившись.

Шипе-Топек оглянулся и с ужасом увидел, как прямо на него надвигается Блек Бокс.

Огма стремительно телепортировал, оказавшись на пути не спеша надвигающегося Блек Бокса, и швырнул прямо в матовую черную боковую поверхность брусок прессованной Органики. Блек Бокс «чавкнул» и «закрылся». Теперь он был сыт, в отличие от Шипе-Топека, которому придется ждать до следующего Благоприятного Дня, а пока — жевать постылый Коллоид.

Яманатка, который так и не успел среагировать, восхищенно прошептал:

— А все-таки здорово ТАМ у НИХ в Другом Мире.

— Хорошо там, где нас нет, — философски буркнул Огма и Шипе-Топек, как ни странно, подумал, что может он и прав.

Вдалеке одиноко стояло Говорливое дерево Брысь и как не странно молчало, по видимому ему тоже возразить было не чем, а может просто не хотелось связываться с теми, кто все равно не сможет оценить мудрую мысль по достоинству.

2. О.Р.З.

— Я — болен! — агрессивно заявил Шипе-Топек и попытался забиться поглубже под корни «Говорливого дерева Брысь».

— Брось, — вяло возразило дерево Брысь.

— А я говорю — болен. У меня раздвоение личности!

— Ну, ты загнул! — дерево почесало корнем о корень и тяжело вздохнуло.

— Ты что, не веришь? — обиделся Шипе-Топек.

— Нет, почему же, — дерево Брысь еще раз вздохнуло и добавило, — в такое время живем — чего не бывает…

— Нет ты не веришь, — заупрямился Шипе-Топек.

— Да что мне: больше всех надо? — «окрысилось» дерево.

— Вот, так всегда! Если другим требуется помощь, так нам сразу ничего не надо! — патетично встрепенулся Шипе-Топек и больно стукнулся о корни Говорливого дерева Брысь сразу обеими головами.

— Э-э-э!!! Потише там! Корни-то зачем сразу выкручивать… Тоже мне… омоновец, — испуганно вскрикнуло дерево Брысь. — Лучше бы шел работать сразу всю хворь как рукой снимет.

— Советы — мы все… мастера, — пессимистически буркнул Шипе-Топек, выбираясь из-под корней уж очень говорливого дерева, — а сами все норовим корни поглубже запустить. Эх ты, Буратино необструганное…

— Фи, какой некорректный метод ведения диалога, — оскорбилось дерево Брысь и чувствительно наподдало Шипе-Топеку по тыльной части. — Брысь!!!

Некоторое время Шипе-Топек был погружен в размышления об этике ведения диалога, так как находясь в движении не требующем дополнительных усилий (спасибо дереву Брысь), мог позволить себе роскошь сосредоточиться на мыслительном процессе.

— Куда это ты так разогнался? — заинтриговано поинтересовался Яманатка, принимая в свои шестирукие объятия задумчивого Шипе-Топека.

— Болезнь у меня обнаружилась — раздвоение личности, на почве нервного срыва! — Шипе-Топек вырвался из «яманатских» объятий и для наглядности лег на землю.

— На какой почве?

— На нервной! — нервно огрызнулся Шипе-Топек, устраиваясь поудобней.

— Ха! — сказал Яманатка. — Не на нервной, а на почве болотной почвы. Опять, небось, надышался ядовитых испарений во мхах «Моримуха бесстыжего».

— Сам ты бесстыжий и черствый к тому же. Тебе не понять мук истинного интеллигента… Вот у меня например — две головы…

— А у меня — шесть рук, ну и что?

— Сравнил тоже, руки и головы, — фыркнул Шипе-Топек, но встал, — а вот Рекидал-Дак, между прочим, мне говорил…

— Между прочим твой Рекидал-Дак — самый крупный враль и бездельник в нашем пяти-мерном пространстве, — резонно возразил Яманатка.

— Зато он отзывчивый!

— Аморфный он, а не отзывчивый и даже временами газообразный! Яманатка сложил на груди все свои три пары рук и с вызовом посмотрел на Шипе-Топека.

Шипе-Топек с сомнением покачал сначала правой головой, а потом левой и тяжело вздохнул:

— Зато ты у нас — кристаллический.

— А что газообразный не может быть отзывчивым? — вкрадчиво прошелестел Рекидал-Дак, как всегда сконцентрировавшись совершенно неожиданно и, как всегда, в некотором отдалении. Так на всякий случай мало ли что.

— Делом над помогать! — резко бросил Яманатка.

— Делом — телу, а душе…

— Только в борьбе…

— Нельзя же вечно бороться…

— Сильная личность…

— А как же душа?

— Эй!!! Кто здесь больной, в самом деле? — возмутился Шипе-Топек.

— Ну что, будем лечить или пусть поживет? — злорадно осведомился Рекидал-Дак.

Яманатка свирепо «зыркнул» на полупрозрачного Рекидал-Дака и, переведя взгляд на безутешного Шипе-Топека, мрачно подытожил:

— Придется показать тебя Огме.

— Нет! Только не это!!! — испугался Шипе-Топек.

— А что же ты думал: болеть сплошное удовольствие? — сурово спросил Яманатка и решительно потянул Шипе-Топека за собой.

Рекидал-Дак двинулся следом, соблюдая некоторую дистанцию, так на всякий случай, мало ли что…

Огма только что «проснулся», точнее родился еще раз в нынешнее новолуние. Очередной. Была у него такая странная привычка. Теперь «новорожденный» стоял в странной и неудобной позе — на одной ноге, чуть накренившись вперед и зачем-то держал вторую ногу в руках.

— Я… — печально начал Шипе-Топек.

— Ты — болен, — перебил его Огма, но посмотрел при этом на Рекидал-Дака (что-то между ними произошло однажды, с тех пор, каждый раз рождаясь заново, Огма это «что-то» помнил и не давал забыть Рекидал-Даку).

Рекидал-Дак тут же поспешно рассредоточился, но окончательно не ушел, а после того как Рекидал-Дак исхитрился внедрить между своими молекулами молекулы репеллента, его хотя и боялись кровососцы, но зато всегда можно было угадать присутствие самого Рекидал-Дака — по запаху, если стоять с подветренной стороны конечно.

— Я так и думал, — обреченно промямлил Шипе-Топек.

— Уж не «Собачей» ли «Старостью»? — ехидно спросил Яманатка, но Огма так глянул на него, что Яманатка тоже едва не рассредоточился подобно Рекидал-Даку.

Шипе-Топек тем временем лег и жалобно застонал.

— Для начала мы составим твой гороскоп, — сурово объявил Огма.

— Не верю я этим гороскопам, — печально сказал Шипе-Топек и так тяжко вздохнул, что даже Яманатка проникся состраданием.

— Как это не веришь? — рассердился Огма, — вот например, у Яманатки: Плутон находится в созвездии Льва…

— Нет у меня ничего и вообще я тут не причем! — испуганно встрепенулся Яманатка.

— Помолчи! — сурово оборвал его Огма.

— Ну? — слабым голосом спросил Шипе-Топек.

— Что? — не полез за словом в карман Огма.

— Я тут совершенно не причем, почти случайно! — настойчиво повторил Яманатка.

— А я тут при чем? — угрюмо поинтересовался Огма, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Но ты ведь сказал, что у Яманатки не все в порядке с Плутоном! подсказал на мгновение сконцентрировавшийся Рекидал-Дак, но тут же расконцентрировался обратно.

— Ах да! — обрадовался Огма, — звезды говорят о том, что Яманатка обязательно облысеет.

— Как? — изумился Яманатка.

— Совсем! — безжалостно отрубил Огма.

— Ну и что? — спросил Шипе-Топек.

— Кому как, — философски изрек Огма.

— Так ему и надо, — злорадно шепнул Рекидал-Дак.

— Я так и знал! — разозлился не понятно на кого Яманатка.

— Постойте!!! — вскинулся Шипе-Топек и даже встал от внезапного озарения. — Да он ведь лысый от рождения!

— Кто? — проницательно уточнил Огма.

— Яманатка, — растерянно буркнул Шипе-Топек.

— Ну и что? — рассвирепел Огма, — звезды и не говорят, что он сначала порастет волосами, а потом облысеет!

— А как же… — растерялся Шипе-Топек.

— А так же! — сердито отрубил Огма. — Яманатка лысый?

— Как колено, — радостно подтвердил злопыхательный Рекидал-Дак, оставаясь на всякий случай невидимым, но обоняемым.

— Значит звезды не лгут! — афористично подытожил Огма, помолчал и обескуражено добавил, — странно, но по твоему гороскопу — ты Шипе-Топек вообще не существуешь…

— Я мыслю — следовательно, существую, — обиделся Шипе-Топек и опять лег.

— Хорошо! — буркнул Огма, — сейчас я выйду на связь с Другим Миром и проконсультируюсь с Иным Разумом.

— Что у нас своего не хватает? — ревниво переживая за Свой Мир, спросил Яманатка.

— Одна голова хорошо, а две — лучше! — сказал Огма.

— Когда как, — со знанием дела простонал Шипе-Топек.

— Тихо! Сеанс начался!!! — рыкнул Огма и стал медленно раскачиваться. — Начинаю обратный отсчет… Три!

— Стоп!!! — всполошился Шипе-Топек и опять встал. — Кто из нас больной, в конце концов?!

— Судя по тому, что ты постоянно спрашиваешь об одном и том же, то больной — безусловно ты, — успокоил его Яманатка.

— Два! — сказал Огма.

— Нет!!! — завопил Шипе-Топек. — Постой!

— Я и так стою, — разозлился Огма, — для того, чтобы войти в контакт с Иным Разумом вовсе не обязательно куда-нибудь топать!

— Вот-вот! — подхватил Шипе-Топек, — тут есть скрытый парадокс.

— Какой еще парадокс? — взвился Огма, который как и всякий ортодокс, терпеть не мог парадоксов.

— Скрытый. Ты ведь собираешься войти в контакт? — не сдавался Шипе-Топек.

— И войду!

— Конечно войдешь, ты у нас упорный. А я?

— Рожденный ползать… — разъяренно начал Огма, и Рекидал-Дака как ветром сдуло и теперь уже окончательно, даже запаха не осталось. Уж кто-кто, а Рекидал-Дак хорошо знал на что способен разъяренный Огма вместе с его телекинезом.

— Здесь-то и зарыто, то животное которое норовит укусить!!! обрадовано заявил Шипе-Топек.

— Какое животное? — оторопел Огма.

— Ну, я знаю… может «Блек Бокс»… Не в этом дело!

— Если не в нем то что же ты мне голову морочишь? Это у тебя их две и вечно занять не чем…

— Этот непарламентский выпад я оставляю без ответа, — гордо объявил Шипе-Топек, — но только исключительно благодаря пошатнувшемуся здоровью, в связи с которым у меня и назрел вопрос. Излагать?

— Валяй! — сдался Огма, — излагай, пока не перезрел.

— С Иным Разумом в контакт будет входить чей разум?

— Естественно мой, как более развитой и гуманный, — скромно потупив взор ответил Огма и застенчиво «шаркнул ножкой», которую наконец выпустил из рук.

— Вот! Я уже не говорю о теле!!!

— Когда разговор идет о разуме или о душе, упоминание о теле становится неуместным!

— Но кто же тогда больной?

— А вот это уже не существенно, когда разговор идет…

— Нет правда? — гнул свое Шипе-Топек. — Ты будешь общаться, этот Иной Разум, будет судить о моем здоровье, а я вроде как и не причем.

— Ах вот ты о чем… — вздохнул Огма облегченно. — Это пустяки. Они там в Другом Мире достигли таких высот, что могут поставить диагноз заочно.

— Ну если заочно… — промямлил Шипе-Топек и снова лег.

— Один! — рявкнул Огма. — Есть КОНТАКТ!!!

В голосе Огмы послышалось такое, что Яманатка даже пожалел несчастного Шипе-Топека, вместе с его мнимой болезнью.

Огма затрясся, как будто его хватил «Родимец» и вдруг отчетливо и громко произнес:

— О — Р — З.

«И этот тоже! На нервной почве… — испуганно подумал Яманатка.

— Я абсолютно здоров! — резко сказал Огма, который прекрасно умел читать чужие мысли. — А вот вы… оба… Расслабьтесь!!! Даю установку на добро! На добро! Наш сеанс начался!!! На добро!

Но все испортил злокозненный Рекидал-Дак, в котором природное любопытство победило не менее природную осторожность и который просто, но совершенно невпопад спросил:

— На чье добро-то установка? — чем-то эта мысль его подспудно волновала.

— На всеобщее… — растерянно ответил Огма.

— Это как же оно может быть всеобщим, если я свое добро никому отдавать не собираюсь?

Тут наконец до Огмы дошло КТО это с ним препирается. Но и Рекидал-Дак понял, что Огма понял…

Шипе-Топек и Яманатка долго молча смотрели им вслед, а потом Яманатка сказал:

— Да ну их, всех… этих… экстрасенсов.

И Шипе-Топек не смог с ним не согласиться.

3. ПЛЮРАЛИЗМ

На высоком холме, выпирающем из синего тумана как прыщ на стыдном месте, стоял Шипе-Топек с большим плакатом в руках. И плакат и Шипе-Топека было хорошо видно из далека, но и вблизи тоже неплохо.

На плакате было написано:

«Д-А-Е-Ш-Ь!!!»

Первым на такой призыв естественно откликнулся Рекидал-Дак, но сначала он решил уточнить:

— Что дают-то? И кто последний?

— В нашем пятимерном пространстве последних нет! — резонно возразил ему, подоспевший и как всегда вовремя, Яманатка. — Все первые или в крайнем случае вторые… особенно когда что-нибудь дают или даже только собираются.

— Вот и хорошо! Тогда я — первый, — сказал Рекидал-Дак.

— Первый вот он, — кивнул Яманатка на Шипе-Топека.

— Тогда я, естественно, второй, — не стал спорить Рекидал-Дак.

— Ха! — сказал Яманатка.

— То есть? — спросил Рекидал-Дак.

— Я здесь с утра очередь занял, — доверительно уточнил Яманатка.

— А как же я? — спросил Рекидал-Дак.

— А ты будешь последним! — безжалостно «отрезал» Яманатка.

— Но ведь у нас последних нет!!! — удивился Рекидал-Дак.

— Теперь будут, — успокоил его Яманатка. — Ты будешь исключением.

— Не буду!!! — обрадовался вдруг Рекидал-Дак. — Вон Огма идет.

— Посторонись! — сказал Огма и встал сразу впереди Шипе-Топека.

— Мне кажется… — решительно начал Яманатка.

— Бывает, — философски откликнулся Огма.

— Тут Очередь! — многозначительно намекнул Рекидал-Дак.

— Я вижу это… по лицам, — успокоил его Огма.

— Я последний, — продолжил, не теряя надежды, прозрачные намеки Рекидал-Дак.

— Сочувствую, — невозмутимо сказал Огма.

— Спасибо… Большое спасибо… — поник Рекидал-Дак.

Но Яманатка не собирался так просто сдаваться.

— Вы здесь не стояли!!! — выпалил он, немного подумал и неуверенно добавил: — ВСЕ.

— Между прочим, — сказал Огма и окинул снисходительным взглядом и Яманатку и Рекидал-Дака, отчего последний совершенно рассредоточился, но не ушел, — мне, между прочим, положено без очереди.

— Ну если положено, тогда конечно, — смутился Яманатка, — ну почему бы и не взять… Что же ему так и лежать, как положили?

— И вообще, вы должны быть мне благодарны, за то, что я здесь с вами стою, — сурово объявил непоколебимый Огма, — а то намекну сейчас куда следует, и то, за чем мы тут стоим, мне принесут «на дом», и вам здесь стоять будет не за чем!

— Конечно незачем, — согласился Яманатка, — если все за чем стоим тебе домой «оттарабанят».

— То-то! — усмехнулся Огма.

Но тут взвился Рекидал-Дак.

— Да что же это такое!!! — завопил он.

Яманатка, не зная, что конкретно он имеет ввиду, промолчал. А Огме вообще было на все «с кисточкой», ему и так заранее уже было «положено».

— Нет, что твориться?!! — не унимался Рекидал-Дак и вдруг выпалил, даже сконцентрировавшись от собственной наглости. — Когда я подошел, этого с плакатом, тут вообще не было…

И все посмотрели на Шипе-Топека.

— Н-да! — сказал Огма.

— Ты посмотри какой… А с виду такой тихоня! — поддержал его Яманатка.

— Может дадим ему разок по шее, и пусть идет себе?.. — спросил Рекидал-Дак, понимая, что терять ему уже нечего.

— Можно и по шее, — согласился Яманатка.

— По рукам надо, — вспылил Огма, — чтобы другим не повадно было!

— Можно и по рукам, — не возражал Яманатка, а потом подумал и радостно подытожил, — а лучше — и по шее, и по рукам!

И Шипе-Топека, с дружным и доброжелательным криком: «Ходят тут всякие!!!» — спихнули с холма.

Некоторое время он еще двигался по инерции, пока не налетел на корни Говорливого дерева Брысь.

— Ну вот, — сочувственно сказало дерево Брысь, — я же говорило, что нужно было написать более крупными буквами.

И действительно, слова «взаимовежливость и культуру общения» под призывом «Даешь!!!» можно было разобрать, только если очень внимательно приглядишься.

— Говорило… говорило… тоже мне… радиоточка! — бурчал Шипе-Топек, залезая на излюбленное место — под корни Говорливого дерева Брысь. — Дать бы тебе по шее или по рукам, чтобы говорить под руки перестало…

А про себя Шипе-Топек подумал:

«И все-таки плюрализм мнений — великая сила!»