Закон военного счастья

1

Весна должна была вот-вот кончиться. А может, уже и кончилась, Ростик не очень хорошо представлял себе, когда тут, в Водном мире, весна по-настоящему сменяется летом. По схеме, предложенной, кажется, тысячу лет назад, в первую осень после Переноса Боловска в Полдневье, стояло двадцатое мая. Если учесть, что недель в каждом месяце тут было три, завтра возникал последний день мая, а через тройку деньков — условного второго июня — можно будет отметить и день Переноса. Третью годовщину.

Ох-хо, сколько в этом было трудов — в том, чтобы живым и почти нормальным дойти до сегодняшнего дня, сколько смертей своих друзей и подчиненных он видел и сколько смертей еще увидит, прежде чем действительно эту дату сможет встретить?..

Положение у них было скверным. Конечно, за три прошедших года бывали моменты и похуже, но никогда еще так явно он не ощущал, что война проиграна, что самое лучшее, что они могут сделать, — удрать без оглядки. Вот только удирать не получается. И начальство не расположено, да и в самом деле — неясно, что дальше делать, если человечество не сумеет укрепиться тут, на краю безмерного, кажется, торфяника, не сумеет обеспечить себя хотя бы этим топливом.

Но торф — он и есть торф, а проигранная война страшнее любого энергетического голода. Впрочем, это еще предстояло выяснить на совещании, которое торжественно затеял этот… Ростик мысленно выругался, но тут же взял себя в руки.

Его звали Вениамин Лурьевич Каратаев, кстати, тот самый мужичок, которого им чуть было не навязали в начальники, еще когда они открыли Одессу. Плешивый, зачесывающий длинные боковые волосы поперек лысины, чтобы хоть немного прикрыть кожу на макушке, суетливый, с красноватыми, крысиными глазками, пухленький, чрезмерно говорливый. У начальства в таком авторитете, что, когда было решено в начале прошлого лета устроить большую разведку тут, в восьмидесяти километрах от Перевала и в сорока от каменной полки, отходящей от Олимпийской гряды, на единственной в округе скале, возвышающейся на десяток метров над безбрежными болотами, его и сделали главным.

Да таким, что все уже через пару недель чуть не в слезы рыдали… Но для начальства он оставался самым толковым руководителем. Ему приписывались все достижения, он, и только он, якобы обеспечивал все победы, успехи и реальные результаты…

Стоп, подумал Ростик, глядя из бойницы крепости на Скале на болота, на цветущие откосы скального плато, на озера и лужицы, сверкающие ослепительным на солнце блеском под серым небом мира Вечного Полдня. Не стоит так раскисать, не нужно тратить из-за такой ерунды столько нервных клеток. И все-таки… Это была не такая уж и ерунда — это была проигранная война, он знал это, ощущал настолько реально, что мог лишь удивляться, почему этого не видят другие.

— Ты идешь? — раздался под гулкими каменными сводами, построенными с использованием каменного литья гошодов, голос старшины Квадратного.

Ростик оглянулся. Старшина в своих глухих доспехах, которые в последнее время почему-то перестал снимать даже в крепости, выглядел усталым и понурым. Не может быть, чтобы он не осознавал этого поражения, подумал Рост, а на совещании наверняка будет помалкивать. Будет отнекиваться тем, что он просто старшина, что стратегия — дело офицеров, то есть его, Ростика, и, конечно, черт их дери, руководителей.

— Как ты догадался, что я тут?

— Ты всегда, когда хочешь сосредоточиться, сюда уходишь. Уже месяца три, еще с зимы. Не замечал?

Ростик удивился, он в самом деле, когда дела пошли не очень хорошо, стал уединяться в этой галерее все чаще, но объяснял это отнюдь не тягой к раздумьям.

— Отсюда вид на болота изумительный, — пояснил он. — Так и хочется вырваться из крепости, расплескать тину, лужи. Подышать свежим воздухом. Видишь, вон на том островке сизо-красные разводы. Это цветут орхидеи.

Квадратный подошел ближе и совсем не по-подчиненному пихнул под лопатку:

— Пойдем уж, будут тебе… другие орхидеи.

Они вышли из галереи, проложенной вдоль бойниц, спустились на второй этаж, где находились жилые и служебные помещения. Тут было безопасней всего, потому тут и разместилось начальство, потеснив лазарет, в котором, слава Богу, было много пустых коек, общую солдатскую комнату и офицерскую караулку.

Начальство уже собралось. Ввиду сложности ситуации все сидели с лицами, на которых читалось желание немедленно разрешить все проблемы человеческой цивилизации Полдневья. Главным был, конечно, Председатель — на серьезные совещания в крепость на Скале он еще прилетал, видимо, считал ее своим детищем. Был, разумеется, и Каратаев. Его как прислали в конце зимы, так он тут и сидел безвылазно, хотя… Впрочем, об этом пока не будем, решил Рост. Была и Галя Бородина, сестра того самого парня, с которым Ростик осваивал Одессу два года назад, который был командиром добытчиков металла и которого за окладистую темную бороду прозвали Бородой. Сестру, в отличие от брата, не любили, и кличку ей дали — Бородавка. Впрочем, Ростик не знал, прижилось ли прозвище, хотя про себя пользовался им куда как часто.

Галина эта была той еще штучкой — сердитой, остренькой на язык, неумной. Но хваткой и с апломбом. К счастью, сегодня, кажется, ее можно было в расчет не брать.

Вот так, вот и все, тоскливо подумал Ростик. Эти три человека и примут решение, которое придется исполнять ему. Ему и его ребятам. Мало, очень мало. И глупо — эти люди не понимали, что тут происходит, и способны исказить ситуацию в своей манере так, что решение будет неправильным. А неправильные решения тут, в Полдневье, искупаются кровью, только кровью.

— Рассаживайтесь, товарищи, — предложил Рымолов, не вставая. — Давайте начнем, в самом деле, я хотел еще сегодня отбыть на Перевал, а значит, решение наконец должно быть принято. — Он со значением посмотрел на Ростика.

— Думаю, Арсеньич, мы его и примем, — медленно проговорила Галя. Она всегда говорила очень медленно. Ростик подозревал, что не по медленности мышления, а просто для того, чтобы ее реже спрашивали. Если так, она своей цели добилась, к ней обращались лишь в исключительных случаях.

— Тогда, Гринев, слушаем твой доклад как коменданта крепости.

Ростик еще подумал, он не знал, как именно донести до руководства свою тревогу. Поэтому на всякий случай спросил:

— Конкретно или с пониманием всей военной ситуации в целом?

— В целом, — буркнул, упредив начальство, Каратаев.

— Тогда так. — Ростик быстро посмотрел на стену, где стилом по воску были нарисованы окрестности, но решил изображением не пользоваться. — Когда в начале прошлого лета мы нашли эту скалу и невероятно большие запасы чистого, очень сухого по местным меркам торфа, было принято решение строить тут крепость.

— Не надо от начала времен, — нахмурился Рымолов. — Мы знаем, что было прежде.

— Нет, Арсеньич, полагаю, что ошибка была сделана тогда, и, чтобы ее не повторять, я лучше проговорю ситуацию с «начала времен». — Он подождал, но новых протестов не было. — Тогда, как известно, было предложено две тактики нашего поведения. Первая, которую предложил я, — создание летучих групп, которые режут торф то тут, то там, в разных местах, охраняемые довольно сильными, подвижными отрядами. Это не позволяло бы пернатым бегимлеси создать перевес сил, потому что им для маневра требовалось бы время, и мы бы уходили от решающего столкновения. Вместе с тем это обеспечивало бы нас топливом, потому что на самом деле торфяников тут едва ли не сорок процентов территории, есть где развернуться и где нарезать его даже не тысячами — миллионами тонн, в таком количестве, что главной была бы не проблема заготовки, а проблема транспортировки его к Перевалу.

— Так, — кивнул Рымолов. — И все-таки ближе к делу.

— Вторая тактика заключалась в традиционном усилении именно тут, на Скале, строительстве очень мощной крепости и удержании этой крепости силами до двух рот. Разумеется, охрана работающих на торфяниках бакумуров, вывоз топлива по стационарной, единственной тут дороге — широким крюком, с заходом на восток, и лишь последующим возвращением по каменному подножию гряды на запад, к Перевалу. Обходится это не очень дешево, но с тех пор, как грузовики были переоборудованы под спиртовое топливо, я постоянно слышал заверения, что с транспортом проблем не будет. Зимой, то есть более полугода после нашего тут обустройства, оказалось, что транспорт не обеспечивает вывоза торфа по одной простой причине — пернатые знают путь, которым ходят машины, потому что этот путь единственный, и устраивают налеты на караваны.

— Мне говорили военные аналитики, — веско высказалась Галина, — что даже если бы мы воспользовались твоей идеей летучих отрядов, пернатые все равно могли бы перехватывать грузовики с торфом, только делали бы это ближе к Перевалу. Потому что Перевал — единственный из известных нам проходов через Олимпийскую гряду.

— У Перевала нашему гарнизону из крепости было бы легче справляться с любыми отрядами пернатых, просто потому, что он ближе к главной базе. А сейчас, когда нападения могут совершаться по всему маршруту, нам приходится держать при караване такие дополнительные силы, что… Что транспортировка становится бессмысленной — мы не столько торф возим, сколько охрану. — Ростик посмотрел на Рымолова, тот сидел с неподвижным лицом. Но был еще спокоен. — Такой ситуация была пару недель назад. Сейчас, я утверждаю со всей ответственностью, мы столкнулись с ее качественным изменением. Потому что пернатые подтянули силы и готовят длительную осаду нашей крепости. И безусловно возьмут ее.

— Откуда такая уверенность? — спросил Каратаев. — Откуда вообще, Гринев, у тебя такие категоричные мнения? Ситуация, как ты говоришь, еще не созрела, еще даже не определилась, а ты…

— Я умею прогнозировать, — сказал Ростик. О том, что он умеет не только прогнозировать, но и предсказывать едва ли не мистическим способом будущее, лучше было не заикаться. Слишком сильно в головах утвердилось, что в мире не существует и ничего, что находится за пределами конкретно изучаемых, так называемых научных законов.

— И что же нам делать? — спросил Рымолов. Он понял, что имел в виду Ростик. Он один из немногих, кто верил в его дар и даже не раз планировал масштабные действия, используя Ростиковы прозрения.

— Они не дадут нам больше резать торф просто потому, что считают эту территорию своей. И чтобы они перестали так считать, ее нужно завоевать. — Ростик помолчал. — Перспектива большой войны меня не радует. И не потому, что мы к ней не готовы, а потому… В общем, все дело в маневренности. Раньше, когда болота стояли подмороженными, это было не так заметно. Теперь, с наступлением лета, когда болота стали настоящими болотами, выяснилось — без транспорта, надежного и, желательно, более быстрого, чем бегающие по трясине пернатые, даже и пытаться сражаться с ними не следует. Мы потерпим поражение, и оно будет сокрушительным.

— Арсеньич, — взорвался Каратаев, — ты меня избавь от этой глупости. Ну сам посмотри — они пернатые, у них один арбалет на десять бойцов, одно ружье на сорок, а то и больше вояк. А у нас тут стены в два метра толщиной, три этажа, сверху турельные установки против этих… летающих страусов. Ну что они могут нам сделать?

— Они что-нибудь придумают, — ответил вдруг старшина Квадратный.

— Нет, — покачал головой Ростик, — они уже что-то знают, что способно нас отсюда выкурить, как сурков из норы.

— Они дикие, что они могут знать? — деланно удивилась Галя.

И Ростик и Квадратный промолчали. Не зная деталей, на этот вопрос ответить было невозможно. Рост даже мельком подумал: а так ли она глупа, как хочет выглядеть? Уж очень ловко она подыгрывает Каратаеву, куда лучше, чем хотелось бы.

— Сколько в крепости солдат? — спросил Рымолов.

— Восемьдесят, считая нас, — тут же отозвался Квадратный. — Четырнадцать из них девушки.

— Дети?

— Детей пока нет, — ворчливо отозвался Ростик. — Еще чего — детей тут держать. В крепости на Перевале их было бы опасно держать, а тут — вообще недопустимо.

— Бакумуры?

— Около сотни, — отозвался старшина. — По полста душ в каждую рабочую смену. Командиров у них тоже двое, пока ведут себя вполне послушно.

— Верят они нам, — отозвался Каратаев, будто это была лично его заслуга. — Дети у них есть?

— Конечно, — признал Ростик. — Почти два десятка волосатых детишек. И женщин больше половины. Когда вербовали диких бакумуров работать тут, то женщины первые шли — они у бакумуров вообще падки на постоянный паек. — Он подумал и не смог справиться с собой, с горечью добавил:

— Они рассчитывали на безопасность, а мы вместо этого…

— Так… — Рымолов посмотрел на Ростика почти с жалостью. — Сколько у нас тут продуктов? Обмундирования, боеприпасов?

— Кормиться мы можем хоть до следующей зимы, — тут же высказался Каратаев. — А боеприпасов хватит на большую оборону…

— Впрочем, — прервал его жестом Рымолов, — это не проблема. Прижмут, будем на гравилетах подвозить. Сотню волосатиков и три взвода солдат уж как-нибудь обеспечить сможем.

— Это значит?.. — с надеждой спросил Каратаев.

— Это значит, — торжественно выговорил Председатель Рымолов, — мы остаемся. И даже если они не дадут нам пока резать и отправлять на нашу территорию торф, будем ждать, пока они ослабят давление. Нужно будет, станем резать его только зимой, а летом будем сидеть в осаде. — Он заметил выражение лица у Ростика и уже не в приказном, а в увещевательном тоне добавил:

— Ты пойми, нам без топлива все равно нельзя, мы просто уже не сможем остановить ни наши технологии, ни отопление зимой… Дров тут не оказалось, взять их у дваров мы не можем, вот и приходится выходить из положения таким образом.

Слова его звучали разумно, даже безупречно. Но это была ошибка, та самая, которой боялся Ростик.

— Они нас обложат, собственно, уже обкладывают, и все люди, которых вы тут, Арсеньич, видите, очень скоро будут мертвы. Вот альтернатива вашему якобы взвешенному и разумному решению. А заготавливать торф тут все равно не удастся. И люди погибнут зря.

— Это не факт, — произнесла Галя. Произнесла и посмотрела на Ростика с сожалением.

— Интересно, потом, когда все кончится не в нашу пользу, как ты будешь по ночам спать? — спросил ее Ростик. — Кошмаров не боишься?

— Стоп, — хлопнул по столу Рымолов. — Этого ты не говорил. — Подумал, посмотрел на Квадратного, на Каратаева. — Но с их накоплением на окрестных болотах что-то нужно делать.

— Нужно послать разведку, — тут же отозвался Каратаев. — Пусть Квадратный сходит, выяснит, может, все не так драматично, как нам тут Гринев рассказывает? Может, их вообще пара сотен, практически без оружия, с одними пращами?

— Пращи в руках пернатых — тоже оружие, — нехотя промямлил Квадратный.

— В «руках», — фыркнула Галя. — Еще скажи, что ты их боишься.

— Боюсь, — легко согласился старшина. — Потому что знаю, как хрупки мои кости, как медленна реакция, как слабы мускулы. Боюсь, потому что дрался с ними.

— Но ведь победил? — ответила Галя, она считала, что парировала реплику Квадратного.

— По-моему, все ясно, — решил высказаться Каратаев. — Старшина, бери двадцать человек, вооружай их как хочешь и отправляйся на разведку.

— Двадцать? — удивился Ростик.

— Мало двадцати, пусть возьмет сорок.

— Я против… — начал было Рост, но его уже не слушали.

— Отправить на разведку гравилет мы все равно не можем, — отозвался Каратаев. — Нет у нас сейчас свободного гравилета. Да вы сами говорили, что воздушная разведка тут мало что дает — они слишком хорошо умеют маскироваться.

— Да, — решил наконец Председатель. — Квадратный, готовь разведку. И гоните доклад гелиографом в Перевальскую крепость.

— Тогда уж я сам… — попытался Ростик.

— Нет, — покачал головой Каратаев. — Ты не веришь в успех. Кроме того, кто-то должен остаться тут. А кто, спрашивается, если не командир гарнизона?

К сожалению, все в самом деле было решено. Как Ростик и подозревал, эти люди направили его подчиненных кратчайшим путем к гибели.

2

Ростик еще не привык к этому — необходимости и обязанности ждать кого-то другого, кто ушел на разведку, скорее всего в бой. Он еще не научился понимать неизбежность этого, все еще винил себя за то, что остался в безопасности, когда другие рискуют жизнями. А может быть, причиной его нервозности было стойкое убеждение, что он все сделал бы лучше — и точнее прошел бы по намеченному маршруту, и меры безопасности принял бы более здраво, и заметил бы во время разведки больше деталей.

Хотя сделать что-то лучше Квадратного — это, что ни говори, было в высшей степени сомнительно. Старшина вообще стал первоклассным бойцом какого поискать — и не только среди людей.

Значит, нужно просто ждать. Иногда можно подходить к карте, сделанной на глухой стенке в виде большой восковой таблицы, куда по распоряжению Ростика все разведчики заносили ориентиры, указания о новых залежах торфа, местах его разработки. А впрочем, очень большим разнообразием эта карта не отличалась — торф тут был везде, и нигде не меньше слоя в три-четыре метра, иногда больше десяти. Равнина и болотины, иногда даже с трясиной, тоже простирались на все четыре стороны света. И все-таки карта помогала в таких вот случаях, как сейчас.

Ростик посмотрел на нее, отметил точку километрах в двадцати — тут, по предварительному согласованию, должна состояться первая ночевка группы. С того места, где стояла крепость на Скале, все чаще в неофициальных разговорах называемая Пентагоном за сходство общего плана с американским военным ведомством, их место должно было просматриваться. Но к вечеру этого дня, последнего дня мая, над лужами и протоками Водяного мира поднялся какой-то ехидный туман. И Рост сомневался, что его сумеют пробить даже сигнальные ракеты.

Гулко затопали шаги по коридору. Рост обернулся. В свете пары масляных плошек, которые заменяли в этой лишенной естественного света комнате слишком чадящие факелы, появился Каратаев. За ним, как на привязи, шел мужичок, неизвестно кем прозванный Герундием. Тип это был интересный — массивный, но довольно быстрый, трусоватый, но иногда забирающийся в такие места, куда без опаски даже Квадратный не решался ходить. Говорили, что он бывший милиционер, за что-то уволенный, потом ставший кем-то вроде подпевалы Каратаева, его адъютантом, денщиком, а иногда и телохранителем. Вернее, воображаемым телохранителем, потому что, по мнению Ростика, встреча с какой-нибудь бакумурской мамашей, окруженной выводком волосатеньких детей, не грозила немедленной смертью, но уж Герундий изображал из себя героя на полную катушку — выпячивал грудь, загораживал своего начальника, который был ниже его на двадцать сантиметров, и не выпускал из рук двух наганов, кобуры к которым носил на поясе спереди, как немец.

— Ну что, от старшины донесений не поступало? — спросил Каратаев и сел за стол, величественно и как бы устало потерев кулаком подбородок.

— Ты же знаешь, что нет, — ответил Рост. Он подумал, что в комнате сразу стало труднее дышать, но уйти вот так, едва эти двое вошли, значило бы слишком явно продемонстрировать неуважение. А впрочем… — Ладно, вы тут посидите, а я наверх схожу, попробую высмотреть что-нибудь в тумане.

Он поднялся сначала на свою любимую южную галерею. Она шла вдоль самой короткой стены крепости — ее длина составляла всего-то метров двадцать. Две другие были чуть не в сорок метров, а еще две около тридцати. И в самом деле, подумал Рост, наверное, сверху похоже на неравносторонний Пентагон.

Но он тут же забыл об этом. Достал бинокль, протер краем рукава большие линзы, приспособил прибор к глазам. Нет, ничего — туман и темень. И все-таки он смотрел, смотрел и почему-то считал участившийся пульс. Тут, в Полдневье, у многих появилась привычка незаметно, но очень точно отсчитывать короткие промежутки времени. Кто-то умел, не задумываясь, определять время до десяти минут, кто-то до часа. Хотя на п…