Заклятие нибелунгов. Амулет дракона

ВСТУПЛЕНИЕ ПЕСНЯ О ПРОШЛОМ СТОЛЕТИИ

Меня зовут Регин. Я не принадлежу этому миру, но другого мира мне не дано. Находясь в центре событий, я наблюдаю за ними со стороны. Новые имена, новые лица, — но история все та же. Что начинается любовью, отравляется ревностью, а когда возникает ненависть, верить можно лишь в смерть. Я хочу рассказать вам эту историю в назидание и предупреждение. Да простится мне, если память моя неспешна, если хочет она обмануть меня, — время стерло часть воспоминаний.

Я еще помню, как все началось. Так было не в первый раз, но впервые у меня на глазах. Гордый король Зигмунд вел войну с подлым Хъялмаром Датским за королевство Ксантен, и плодом этой войны стали кровь и разрушение. Во время битвы боги оставили Зигмунда, и его славный меч Нотунг был сломан. Той ночью, прежде чем ему суждено было пасть от клинка врага, король зачал сына и отправил свою жену прочь, чтобы ей не пришлось разделить его участь. Ей помогал Лоренс, верный вассал короля. Он взял сломанный надвое меч с собой. Лоренс с королевой направлялись в маленькую хижину, стоявшую неподалеку от Рейна, где жил и работал мудрый кузнец Регин. Да, это мое имя. Мои воспоминания нашептывают мне, что это был я, но мне в это уже не верится. Лоренс отдал мне меч, велев спрятать его. Он просил меня защищать королеву. Затем он ускакал прочь, чтобы возглавить восстание против узурпатора Хъялмара.

Я мог защитить королеву лишь до того мгновения, когда она родила ребенка. Она умерла, будто выполнив свое последнее предназначение на этой земле. Ее сын Зигфрид остался со мной. Это был хороший ребенок, наделенный силой и отвагой, но в то же время не лишенный беспечности и глупости. Он был воспитан кузнецом, однако в его жилах текла королевская кровь, и Зигфриду пришлось повиноваться зову своей крови. Я пытался не позволять ему участвовать в играх богов, но все мои попытки оказались бесплодными. Когда Зигфрид был юношей, он встретил в лесу девушку Брюнгильду, переодетую воином. Брюнгильда с легкостью победила его в бою, но во время их сражения вспыхнула искра страсти и загорелись сердца их. Брюнгильда обещала ждать храброго Зигфрида. Она была принцессой, наследницей королевства Исландия, и жила в замке Изенштайн. Если бы вы вслушались в ту ночь, то наверняка услышали бы скрип колес судьбы — деревянные зубцы этих колес сцепились друг с другом и пришли в движение…

Зигфрида манил север — там была Брюнгильда и беспокойное королевство Ксантен, где нужны были оружие и воины. Вместо этого, противясь судьбе и воле богов, я взял его в путешествие на юг. Мы не знали, что Хакан Исландский умер и что его дочь взошла на трон, поклявшись выйти замуж лишь за того, кто будет равен ей в сражении на Поле Огня и Льда.

Наш путь вел нас вдоль Рейна, в Бургундию. Там мы надеялись найти работу и жить спокойно, но дороги в этом королевстве стали темными от крови, а на обуглившихся деревьях виднелись сгоревшие трупы. Королевство солнца и вина, поклонявшееся богу христиан, попало в сети древних сил, и народ Бургундии укрылся за стенами Вормса, молясь и стеная. Дракон Фафнир, охранявший сокровища нибелунгов, принес в эту страну горе, опаляя все своим огнем, сжигая урожаи, уничтожая скот. Люди были недовольны своим королем Гундомаром. Бургундия была окружена вражескими королевствами, которые хотели воспользоваться слабостью этой страны.

Мы могли ковать оружие, и потому нас с радостью приняли при дворе. Я советовал Зигфриду не вмешиваться в интриги дворян, но он забыл о данном мне обещании в то самое мгновение, когда увидел прекрасную принцессу Кримгильду. Он влюбился в нее столь слепо и глупо, как не влюблялся еще ни один мужчина. Он забыл о своем положении, о пристойности и даже о Брюнгильде, подарившей ему свое сердце. Но страсть к Кримгильде была не единственным огнем любви, горевшим при дворе короля Гундомара. Скромный принц Гернот влюбился в печальную Эльзу, дочь хитроумного Хагена из Тронье. Черное сердце Хагена билось лишь ради Бургундии, и ни мор, ни пытки не казались Хагену достаточным наказанием для того, кто хотел навредить его стране.

Чтобы упрочить свою позицию в королевстве, король Гундомар решил выдать Кримгильду за сильного принца и заключить с ним союз. В течение многих столетий этот обычай оправдывал себя. Но глупая принцесса любила юного кузнеца Зигфрида и отказала Этцелю, сыну Мундцука, предводителю гуннов. Король и его советник Хаген были вне себя, ведь это нанесло ужасный вред королевству. У границ Бургундии стояли гунны, а внутри бесчинствовал Фафнир. Чтобы спасти Бургундию от погибели, Гундомар собрал своих лучших воинов. Среди них были его сыновья Гизельгер и Гунтер. Они должны были убить дракона и этим славным деянием заработать уважение своих противников. Смельчаки отправились в путь, но прошло три дня, и они вернулись ни с чем. Гизельгер был мертв, а Гунтер тяжело ранен. Король умирал. Такова была цена их тщеславия.

Теперь Бургундией правил дракон, а враги королевства терпеливо ждали, когда же оно падет. Тем временем благородные женихи один за другим погибали в стене пламени, которую Брюнгильда Исландская воздвигла вокруг своего замка, чтобы сделать огонь испытанием для тех, кто просил ее руки. Она ни на мгновение не теряла надежды, что придет отважный Зигфрид и сделает ее своей женой и королевой.

Но сейчас сердце Зигфрида принадлежало лишь Кримгильде, и, чтобы завоевать ее, юноша был готов вступить в битву с Фафниром — убитый дракон должен был стать его подарком новому королю Гунтеру. Регин — был ли это я? — пытался остановить безумие, но возвращение старого Лоренса, ставшего калекой после многолетнего противостояния с Хъялмаром, лишило меня этой возможности. От Лоренса Зигфрид узнал о мече Нотунге, при помощи которого можно было победить чудовище. Узнал он и о своей королевской крови, что делало его законным претендентом на руку Кримгильды. Темной ночью Зигфрид взял с опьяненного Гунтера обещание, что тот позволит ему жениться на принцессе, как только он принесет ему голову дракона и докажет, что у него есть свое королевство. Зигфрид был полон решимости добиться своей цели. И за то, что теперь душу Зигфрида охватила жажда власти и влияния, я вонзил меч в грудь Лоренса.

Словно обезумев, Зигфрид перековывал старый меч, оттачивал клинок. Он подчинился оружию богов, и это оружие управляло им так же, как и он этим мечом. Зигфрид стал рабом своего меча, слугой войны. Видя все это, я в конце концов решил оставить людей, и мой путь привел меня обратно в лес, а тело и голос остались в прошлой жизни. Мой дух слился с деревьями, с землей, с воздухом, и я присоединился к моим братьям, нибелунгам. Те приветствовали меня насмешками за то, что я, глупец, полагал, будто смогу совладать с судьбой Зигфрида.

Темен был путь, на который, вознеся меч, вступил Зигфрид, но в сердце юноши жили отвага и воинская доблесть. Он решил сразиться с драконом и после долгого боя одолел покрытое чешуей чудовище. Перед пещерой дракона он проткнул Нотунгом чудовищу нёбо и омылся его кровью. Мы же, нибелунги, могли лишь беспомощно смотреть, как он забирает наши сокровища, охранять которые приказали нам боги. Мы предупреждали Зигфрида, угрожали ему, но он взял то, что ему не принадлежало. Кроме золота, он забрал кольцо, над которым довлело проклятие, а еще волшебный шлем, делавший его владельца невидимым. Сложив сокровища и голову Фафнира на деревянные салазки, Зигфрид отправился в Вормс, где его приветствовали как героя. Во время коронации короля Гунтера Зигфрид бросил голову дракона на рыночную площадь, и народ ликовал, превознося подвиг отважного юноши. И только в сердце жестокого Хагена разгорелась ненависть, ведь он почувствовал, что любовь народа к королю может оказаться в опасности. Кто же был истинным героем Бургундии — тот, у кого была корона, или же тот, чей меч сразил ненавистного дракона? Так думал Хаген и думал не напрасно. Опьяненный радостью, Зигфрид совершил следующую ошибку. Использовав золото нибелунгов, он оплатил помощь Гунтера и его армии, задумав отобрать у Хъялмара то, что принадлежало ему по праву наследия, — королевство Ксантен. Но при этом Зигфриду не нужен был трон, его манила лишь принцесса Кримгильда, которая теперь могла стать его женой. Король Гунтер, будучи другом Зигфрида, все же боялся его. Ему нужны были деньги, и он согласился помочь Зигфриду в войне. Более того, Гунтер пообещал бывшему кузнецу собственную сестру, мечтая объединить Бургундию и Ксантен. Хаген же намеренно не говорил Гунтеру, что принцесса может выйти замуж лишь после того, как король женится сам. Он хотел посеять раздор между Гунтером и Зигфридом.

Как Зигфрид и обещал, кровавой и затяжной войны между Бургундией и Ксантеном под предводительством Хъялмара не было. В честном бою Зигфрид лишил узурпатора жизни и узнал, что кровь дракона сделала его кожу неуязвимой и теперь его не мог сразить ни один клинок. Так Зигфрид убедил сперва войско, а затем и весь народ, что он — сын Зигмунда, а значит, законный наследник Ксантена. Став королем, он вернулся вместе с Гунтером в Бургундию, вернулся как жених Кримгильды, ждавшей его с нетерпением. Зигфрид пришел в ярость, узнав о древнем обычае, по которому первым должен был жениться Гунтер, но все же не медлил ни мгновения, когда принял решение сопровождать своего друга в Исландию. Правда, он не знал, как зовут живущую там королеву и что эта королева когда-то много для него значила.

Легко можно было представить, какой ужас пережила Брюнгильда, увидев Зигфрида, который по прошествии стольких лет наконец-то прибыл в порт, и сколь велика была ее боль, когда бывший возлюбленный попросил ее руки для своего друга Гунтера. С разбитым сердцем, но несгибаемой королевской гордостью Брюнгильда приняла сватовство Гунтера, вызвав его на дуэль на Поле Огня и Льда. Она не знала, что Зигфрид, став невидимым благодаря магическому шлему, помогал своему слабому другу и заломил ей руку. Так Брюнгильда проиграла сражение и потеряла право отказать королю Бургундии. Душу Брюнгильды окутала тьма, но девушка подчинилась и отправилась в Бургундию, оставив своим наместником в замке Изенштайн мудрого советника Эолинда.

В Вормсе сыграли двойную свадьбу по христианским традициям. Это роскошное празднество осчастливило народ.

На самом же деле подготовка к свадьбе и само торжество проходили в атмосфере интриг и подлости. Хаген не мог смириться с тем, что Зигфрид стал супругом Кримгильды, и теперь лишь смерть друга отделяла его от трона Бургундии. Брюнгильду же сводила с ума мысль о том, что она вынуждена была сидеть за праздничным столом рядом со своим мужем, но не рядом с истинным возлюбленным. Напрасно умолял ее Зигфрид принять все так, как угодно было богам. Мольбы не трогали ее сердца. Она втайне ненавидела Кримгильду, как и собственного мужа. В первую же брачную ночь Гунтеру потребовалась помощь Зигфрида и магия волшебного шлема, чтобы укротить Брюнгильду. Этот чудовищный поступок разорвал узы дружбы. Гунтер чувствовал себя униженным силой Зигфрида, а Кримгильда не могла простить того, что ее муж и брат сделали с золовкой. Во время ссоры с Брюнгильдой она оговорилась, и королева Исландии узнала о мрачной интриге.

Пытаясь быть со всеми справедливым и не забывать о своем дружеском долге, славный Зигфрид приобрел себе множество врагов, и в этот час Хагену удалось убедить Гунтера в том, что Бургундия укрепится как королевство, освободившись от Зигфрида. Слабый Гунтер, не зная, что ему делать, разрешил Хагену подло убить Зигфрида, представив происшедшее как несчастный случай на охоте. Брюнгильда тоже требовала смерти Зигфрида. Такова была ее цена за молчание. В последний момент Гунтер вспомнил, что он христианин, и попытался помочь Зигфриду, как и должно было поступить другу, но Хаген уже совершил свое кровавое злодеяние — он пробил копьем единственное место на теле Зигфрида, которое оставалось уязвимым. Король Гунтер, найдя своего друга уже мертвым, убил советника мечом. Кровь на его руках была знаком не только вины, но и безумия, ведь добрая душа короля не смогла справиться с бременем собственной подлости. Не суждено было ему стать счастливым с Брюнгильдой. Исландская королева вызвала супруга на дуэль и сама бросилась на его меч. Она надеялась, что найдет единение с Зигфридом — в смерти. Раз и навсегда. Так Гунтер стал победителем во всех интригах, но проиграл все, что было для него важно. Даже Кримгильда не могла его утешить, ведь она вскоре выяснила, что ее брат тоже повинен в смерти Зигфрида. Она решила забрать золото нибелунгов и отправиться в Ксантен. Под сердцем она уже носила ребенка Зигфрида. Став королевой Ксантена, она надеялась добиться отмщения за причиненное ей зло.

Зигфрида и Брюнгильду сожгли на одном помосте по древнему обычаю. Тело Хагена бросили в Рейн, покрыв его имя позором. Его дочери Эльзе не было больше места при дворе, и она хотела покинуть Бургундию, но обрела свое счастье с принцем Гернотом, потому что только их любовь была по-настоящему чиста в эти черные времена.

В Ксантене Кримгильда родила сына и назвала его Зигфридом в честь умершего отца. Хотя она справедливо правила своим королевством и в ее стране царило благоденствие, Кримгильду не оставляли мысли о мести. Королева призвала к себе Этцеля, чьи воины были сильными и решительными. Она вышла за него замуж и уехала в Гран, далеко на восток. Там готовилась их свадьба, которая должна была пройти по традиции этого степного народа. На праздник пригласили придворных Бургундии, и Гунтер со своими спутниками перешел Дунай. Он надеялся, что со временем его сестра смягчилась, и не обратил внимания на предупреждение об опасности, исходившее от призрака Хагена, который преследовал Гунтера в его безумии.

Теплым летним вечером за длинным столом царил мир, гунны, ксантенцы и бургундцы пили за дружбу, но в этот момент Кримгильда подала знак, и ее воины убили всех мужчин ее родного королевства из мести за предательство Зигфрида. Брата она убила собственными руками и умерла вместе с ним. Этцель беспомощно смотрел, как его жена стала жертвой проклятия нибелунгов, которые никогда не забывали, кому достались их деньги. Король гуннов отдал малыша Зигфрида принцу Герноту, пережившему этот чудовищный вечер, и тайно отправил их в Бургундию. Еще много поколений гунны будут рассказывать у костра историю о кровавой свадьбе и мстительной королеве Кримгильде Ксантенской.

Гернот действительно вернулся в Ксантен, но не для того, чтобы взойти на трон. Он вернул нибелунгам золото и женился на прекрасной Эльзе. Взяв с собой малыша Зигфрида, они направились в Исландию, прочь от Бургундии, от Ксантена, от нибелунгов. Прочь от игрищ богов.

Так они думали.

Семнадцать лет древние боги наблюдали, как Эльза и Гернот управляют Исландией, обратив ее в христианство. У Гернота с Эльзой родилась дочь Лиля, Зигфрида же они называли Сигурдом и воспитали его как собственного сына. Но мальчик пошел в отца, которого он никогда не знал. Его влекли приключения огромного мира, и даже охота с его друзьями Йоном и Геленом не могла остудить его пыл. Гернот понимал, что Сигурду следует отправиться в путешествие, чтобы стать настоящим мужчиной, но королева Эльза была против. Во сне ей на огненном коне явилась Брюнгильда, ставшая валькирией. Она требовала, чтобы Сигурд получил свое наследство. Это пугало Эльзу, ведь она хотела избавить новое поколение от страданий и мук.

Но молодое сердце не укротить, и Сигурд против воли родителей отправился в датский городок Фъеллхавен, где было вдосталь вина и распутниц. Он нашел то, что искал. Сигурд с друзьями, напившись, подрались с грубыми лангобардами. Трактирщик выгнал их из таверны, и юная служанка Лив на сеновале помогла Сигурду погасить огонь его страсти.

Возможно, так прошла бы пара месяцев, а может быть, и год, и Сигурд вернулся бы в Исландию, чтобы попросить прощения у родителей. Но он даже не подозревал — и именно этого хотели боги, радующиеся неведению людей, — что Вульфгар, жестокий король Ксантена, направился в Исландию со своим войском, чтобы покорить это маленькое королевство. Меч Сигурда не помог бы в обороне замка Изенштайн. Вскоре резиденция короля оказалась в осаде. У короля Гернота не было союзников, и он не мог спастись бегством, ведь не было тропинки, по которой его семья могла бы уйти. Чтобы избежать унижения и пыток, Гернот и Эльза решили выпить яд и не дать Вульфгару самолично уничтожить королевский род Исландии. Так погибла семья Сигурда, в то время как он сам кутил и прелюбодействовал во Фъеллхавене.

Откуда я все это знаю? Мы, нибелунги, повсюду и нигде, и, хотя лес — наша вотчина, наши глаза могут глядеть на вас с облаков, а уши слушать из травы под вашими ногами. Мы говорим с богами и враждуем с валькирией Брюнгильдой, которая защищает род Зигфрида.

Так что же? Ах да. Исландия пала. Старик Эолинд нашел Сигурда во Фъеллхавене и привез его на родину. После тяжелой поездки юноша увидел, что над его замком развевается чужой флаг, а его народ порабощен. Он хотел перерезать Вульфгару глотку, но Эолинд открыл юноше глаза и показал ему другой способ — единственный способ отомстить Вульфгару и освободить угнетенные королевства, подарив им истинного правителя. Эолинд рассказал Сигурду о его происхождении, о его отце Зигфриде и его праве на престол Ксантена. Рассказал Эолинд и о сокровище нибелунгов, которое могло стать ключом к власти и мести. В ту ночь Сигурд принял наследие своего отца — и его имя. Он приказал Йону и Гелену укрыться и подрывать власть ксантенцев в Исландии. Сигурд хотел поехать на Рейн, чтобы получить знак своей власти.

Боги жестоки, и они подло управляют жизнью людей, находя в этом свою радость. Однако в их играх должна быть возможность сопротивления. Не было бы азарта, если бы человек не мог обыграть богов. Так Один создал Ксандрию и отправил ее на землю, сделав дочерью тирана Вульфгара. Красивая и хрупкая девушка с отважным сердцем заботилась о несчастном Ксантене, в то время как ее отец со своим войском нападал на другие королевства. Ксандрия ненавидела его и мечтала о мужчине, который освободит ее от одиночества. Нетрудно было догадаться, кого избрали боги на эту роль…

Во время грозы, в которую попал маленький кораблик, Сигурд, уже называвший себя Зигфридом, чуть было не погиб. Его спасла валькирия Брюнгильда, защитившая его от богов и от нибелунгов, чтобы юноша добрался до спасительной суши. И все же я спрашиваю себя, не поступила ли она так из любви к Зигфриду, следуя замыслам богов? Чего добились бы боги, если бы этот воин утонул? Нет-нет, чем дольше я думаю об этом, тем больше убеждаюсь в том, что Брюнгильда вовсе не разрушила планы богов, спасая Зигфрида, наоборот, она поспособствовала им. В конце концов Зигфрид очутился на берегу Британии. Он был скорее мертвый, чем живой. Его подобрал странный человек с черными волосами и глазами, с оливковой кожей, весь покрытый странными символами. Он называл себя Нацреем и пришел в эти земли с Востока, оттуда, где не бывали даже нибелунги. В его хижине было много книг, и Нацрей терпеливо читал их у костра, пока Зигфрид метался в лихорадке, протягивая руки к Валгалле. Но Один не принял его, и таким образом юноша выиграл в первом своем сражении: он победил болезнь и Нацрей научил его мудрым мыслям о войне и мире. Через несколько месяцев Зигфрид выздоровел и смог отправиться в путь, Нацрей же решил сопровождать своего порывистого друга. Их путь вновь пролегал через море на берег континента, где в море изливался Рейн.

Конечно же, мы, нибелунги, ожидали увидеть Зигфрида. Повинуясь зову крови, он хотел потребовать то, что принадлежало его отцу, и, как и отца, его не пугало проклятие золота нибелунгов. Но старшего Зигфрида, отца, учил я, и, несмотря на все несчастья, он был великим воином. Мы и подумать не могли, что его сыну удастся заполучить сокровища. Возможно, такова наша суть, а может быть, это шутка богов, но мы, обладая силой, склонны к тщеславию. Юный Зигфрид, появившийся в нашем лесу, обладал сильным духом и сильной волей. Мы погрузили его в мир иллюзий, где исполнились все его мечты: вернулись родители юноши, их королевство и мирное время, — но он выбрал истину, боль и месть. Так он добрался до сокровищ, которые должны были помочь ему завоевать Ксантен. Мы видели, как Зигфрид уходит с золотом, и не знали, что нам делать — неистовствовать в ярости, оттого что у нас забрали то, что нам принадлежит по праву, или радоваться, оттого что грядущие беды станут чудовищными.

Тем временем Ксандрия пыталась по-своему решить спор с Вульфгаром. Она подмешала отцу яд в вино, чтобы освободить от него страну и освободиться самой, но злобный Вульфгар был крепок и отрыгнул смертельный яд. Он знал, что Ксандрии нельзя доверять. Принцесса хотела наложить на себя руки, но ей явилась Брюнгильда и зародила в ее сознании мысль о юном Зигфриде, который придет, чтобы сделать ее своей королевой и женой. Ксандрия возжаждала врага своего отца как лоном, так и сердцем.

Тем временем Зигфрид, завладев деньгами отца, тут же приобрел множество друзей, в особенности среди отступавших к Альпам римлян, империя которых пала. Опытный воин Фелониус собрал войско наемников, чтобы они помогли законному наследнику Ксантена. Эти люди были готовы отдать свою жизнь за золото, а не за свою страну.

Возможно, Брюнгильда хотела предотвратить кошмарное кровопролитие, а может быть, она боялась, что Зигфрид, не обладая неуязвимостью своего отца, падет жертвой стрелы. Как бы то ни было, она явилась к нему, чтобы пробудить в нем любовь к юной принцессе Ксандрии. И вот войско Зигфрида взяло в осаду Ксантен, но в многонедельной изнуряющей войне враги не продвинулись ни на шаг. Победы не было, однако были жертвы; ксантенцы умирали от голода, и за крепостными стенами погибали простые люди, чьим справедливым королем хотел стать Зигфрид. Он встретился с Вульфгаром, чтобы позволить ему сложить оружие без кровопролития и покинуть страну, но узурпатор ксантенского престола и думать не хотел о том, чтобы сдаться, даже когда понял, что право Зигфрида обоснованно. Они разошлись, поклявшись бороться до последнего.

Той ночью, когда переговоры не дали результата, Ксандрия прокралась в палатку Зигфрида. Им хотелось возлечь друг с другом, но принцесса пришла для того, чтобы показать Зигфриду страдания людей, вызванные его нападением. Гордый юный полководец увидел голод и отчаяние, осознал, какую цену платил народ за войну и тщеславие своего правителя. Народ, его народ, пал так низко, что от понимания происходящего сердце Зигфрида обливалось кровью, а его мужество было сломлено. Но как же предотвратить кровавую бойню без согласия Вульфгара?

Нацрей, друг Зигфрида и его советник, взял на себя эту ношу. Ночью чужеземец пробрался в ксантенский замок и, пользуясь своей ловкостью, нашел там короля, завершив эпоху его жестокого правления ударом острого ножа. Нацрей не стал бежать. Он позволил стражникам схватить себя и бросить в тюрьму, чтобы каждый знал, кто убил Вульфгара. Не Зигфрид, претендовавший на трон, а чужеземец, возможно подкупленный франками или лангобардами. Оказав Зигфриду последнюю услугу, Нацрей позволил ему убить себя, чтобы все выглядело как месть. Так Ксандрия стала новой королевой Ксантена, а Зигфрид — прославленным мстителем за преступление, совершенное против прежнего короля. Сейчас их любви мешало лишь то, что у Зигфрида не было доказательств своего права на трон, который он собирался делить с Ксандрией, и одного его слова не было достаточно, чтобы народ принял бывшего врага в качестве своего правителя.

Смерть Вульфгара привела к переменам и в Исландии. Йон и Гелен подняли восстание против обезглавленной армии солдат Ксантена, и по всей стране пролилась кровь мести. Даже старый Эолинд взялся за меч и убил наместника, оставленного в Исландии Вульфгаром. Уже на следующее утро Исландия стала свободна — в ней не было короля, но не было и поработителя.

Надеясь обеспечить Зигфриду счастливое будущее, Брюнгильда указала ему путь в Баллову, королевство кузнеца богов Виланда, выковавшего когда-то молот Тора, Мъёльнир. Лишь он был способен перековать Нотунг, чтобы Зигфрид мог доказать свое наследное право на трон Ксантена. С тяжелым сердцем Зигфрид оставил Ксандрию и отправился в долгое и опасное путешествие, которое привело его в другой мир, плоский и круглый, как диск, разрезанный надвое узким ручейком. В центре этого мира горел огонь кузницы Виланда. Кузнец с радостью принял своего гостя, и здесь, между Мидгардом, Утгардом и Асгардом, Зигфрид, оказавшись в условиях вневременья, слушал, как воздух наполнялся гулкими ударами молота кузнеца.

Но и боги, и нибелунги были недовольны вмешательством Брюнгильды в судьбу Зигфрида. Им не удалось взглянуть на великую битву между войском наемников и Ксантеном, и счастье Ксандрии и Зигфрида не давало им покоя. Если нет желаний, нет ненависти, нет исполнения судьбы, то колесо жизни может остановиться, а ничто не может наскучить богам больше, чем человек в мирное время. Они хотели, чтобы Зигфрид вступил в бой, и для этого послали на землю черные орды Утгарда. Отвратительные маленькие создания с мясистыми губами, грязным телом и черной душой, от которых с отвращением отворачивались даже нибелунги, напали на замок, оставляя на каждом углу трупы, словно во времена чумы, и забрали в подземный мир принцессу, ставшую добычей и жертвой их жестоких игр. Зигфрид был готов на все, чтобы спасти свою возлюбленную. Орды Утгарда набросились на Ксандрию, истязая ее нежное тело и нанося ей раны, но не позволяя гаснуть в ней огню жизни. Боги хотели сделать героя Зигфрида жестоким духом мести, чтобы колесо жизни продолжало вращаться…

И вот Зигфрид вернулся с Нотунгом не на свою родину, а в выжженное королевство, где не было жизни, а были лишь гниющие трупы и павший скот. Замок был пуст, и от Ксандрии не осталось и следа. И лишь Брюнгильда обратилась к нему с печальными словами, рассказав о предательстве богов, которые не хотели справедливо вознаградить подвиги Зигфрида. И герой поступил так, как и хотели боги: он взял огненного скакуна Брюнгильды и спустился сквозь недра земные в Утгард, чтобы спасти Ксандрию. Там его ждали чудовища, иллюзии и ложь, но ничто не могло обмануть Зигфрида или задержать. С помощью Нотунга король Ксантена пробил себе путь в подземный мир, и вскоре Утгард наполнился стенаниями о его безжалостности. Через несколько дней он нашел свою королеву, но обнаружил, что в этом безжалостном мире прошли годы. Годы, в течение которых Ксандрию истязали и бесчестили, и не было у нее ни надежды, ни утешения. Создания Утгарда разрушили ее тело, а затем и душу, в конце концов погасив в ней искру разума. Та, которую Зигфрид пришел освободить, стала безумной фурией, потерявшей человеческий облик. Несмотря на это, Зигфрид обнял свою возлюбленную, поднял ее на руки и вернул в ксантенский замок, который должен был бы стать их дворцом. Он провел последнюю ночь рядом с ней, а утром обнял ее столь крепко, что с ее губ сорвался последний вздох. То был долг любви, который ему суждено было исполнить.

Брюнгильда мучилась, видя, что сыну ее возлюбленного не суждено обрести покой. Бессмертные боги радовались мысли о том, что же теперь сделает Зигфрид, преданный и закаленный жизнью. Они думали, что он безжалостно уничтожит всех своих врагов.

Но в это мгновение с болью в сердце Зигфрид обрел свой собственный путь и сумел избавиться от игр богов.

Он отказался от всего.

От Ксантена, от своего меча, от мести. Зигфрид сжег тело Ксандрии и отрекся от своей судьбы. Он не хотел быть орудием богов, не хотел быть их игрушкой. А кто не ищет, тот и не сможет заблудиться.

Удивительно, но Зигфрид с легким сердцем оставил королевство, которое принадлежало ему по праву. Пускай его забирает другой король, пускай завоевывает другое войско. Зигфрид неспешно направился во Фъеллхавен, чтобы плыть оттуда в Исландию, но уже не для того, чтобы быть королем или захватчиком. Он был сыном Исландии, ему хотелось вернуться на родину. Безумное пламя, горевшее в нем еще год назад и заставившее юношу отправиться в другие края, погасло, и теперь его душа грелась у спокойной искры жизни. Он не забыл спросить о Лив, юной служанке, которую он оставил в этом порту, не обещая ей вернуться, и был удивлен, когда Лив показала ему его сына. Молодая женщина ничего не требовала и не просила для ребенка золота, ведь Лив была скромна и не стремилась к славе или власти. Именно такая женщина нужна была Зигфриду. Взяв Лив и ребенка с собой, хотя его об этом и не просили, Зигфрид теплым весенним утром поднялся на свой корабль, чтобы отправиться на родину, где он надеялся обрести покой.

Такова история, которую я помню и рассказываю вновь и вновь. Таков был конец другой, более древней истории, которую так любят боги, ведь она доставляет людям страдания. С тех пор в мире прошло около сотни зим. Зигфрид умер раньше Лив, но уже убеленный сединами. Он был доволен своей жизнью, их дети играли во дворце в Исландии. Христианство сулило людям единство, мир и скромную жизнь. Оно укрепляло свои позиции, а древние боги теряли власть. Озлобившись, они занимались лишь тем, что внушали воспоминания о былых временах людям, но таких людей становилось все меньше. Новое время, новый мир.

Но не следует считать ход жизни предрешенным и думать, что в Асгарде всегда будет покой. Как волку нужно изголодаться, чтобы обнажить клыки, вступив в бой с огромным медведем, так и нибелунгам нужно было скопить жажду крови, чтобы вновь бросить вызов судьбе. Я знаю об этом, ведь я по-прежнему один из них. И хотя мы, нибелунги, едины, сколь много бы нас ни было, у меня неспокойно на душе от того, что должно произойти. Возможно, что я слишком долго пробыл среди людей и воспринял от них человечность и способность к состраданию. Мне страшно, и на душе у меня тяжело. Род Зигфрида Ксантенского вновь подвергнется испытанию. Возможно, в последний раз. Возможно, это будет последняя битва.

Наследие нибелунгов — вот конец этой истории…

1 ВРЕМЯ МИРА

— Мы должны вернуться в порт! — кричал Боран, и ветер смывал слова с его губ соленой водой. — Иначе море поглотит наш корабль!

Словно в подтверждение этого разъяренные воды подняли маленькое рыбацкое судно с порванным парусом вверх, к иссиня-черным облакам. Блеснула молния. Волны и порывы ветра били в деревянный борт корабля, щепки летели в стороны. На севере виднелись берега Исландии, они были совсем близко, но в это мгновение оставались почти недостижимыми для корабля. Стоял день, однако из-за грозы казалось, что уже глубокая ночь.

Зигфинн рассмеялся, будто не слышал слов своего спутника.

— Давайте в последний раз забросим сеть!

Трюм корабля уже был набит разнообразнейшей рыбой, да и в королевстве никто не голодал, но принца Зигфинна не интересовала добыча — ему хотелось испытаний, и чем больше это испытание, тем лучше. Чем опаснее, тем больше славы.

Люди, сопровождавшие принца в этом плавании, подчинились его приказу, качая головами: рыболовная сеть при такой погоде была не хуже якоря и море могло воспользоваться этим преимуществом, чтобы утащить корабль на дно. Для того же, чтобы поймать рыбу, сейчас у берега было слишком сильное течение.

— Еще один раз, и сегодня вечером я устрою пир, который войдет в легенды! — воскликнул Зигфинн.

Щепка попала ему в плечо, и под грубой льняной тканью потекла кровь, которую смывал дождь. Но юноша этого, казалось, не замечал.

— Мой принц, я не могу этого допустить! — возмутился Боран. — Во имя вашего отца, нашего короля, я требую, чтобы мы вернулись в замок Изенштайн!

Зигфинн не понимал, как коренастый и сильный, словно медведь, Боран мог быть таким трусливым. Неужели годы при дворе ослабили его боевой дух? Неужели он боялся моря, как вражеского войска? Кораблик швырнуло в ложбину между двумя гигантскими волнами, и у принца похолодело в животе, но он продолжал стоять на своем:

— Улов должен быть достойным, а пока что мы поймали рыбу, которая годится только на суп и которую не зажаришь над костром! Прекрасная Бруния не должна нас упрекать!

Около десятка человек пытались удержать тяжелую сеть, но море рвало ее из их жилистых рук. Трое матросов вцепились в штурвал. Двое стояли на носу, лихорадочно подавая своим спутникам знаки, чтобы те не наткнулись на рифы, видневшиеся из-под воды.

Внезапно что-то попало в сеть и она натянулась, как железная решетка. Суденышко дернуло вбок, и матросы с воплями покатились по палубе. Зигфинн ударился о поручни. Все перевернулось, мир закружился, в глазах у него потемнело. Юноша поднялся на ноги и выглянул за борт. Сеть зацепилась за край скалы и тянула корабль в сторону.

— Обрубите сеть! — рявкнул Боран, не дожидаясь приказа беспечного принца. — Мы должны освободить корабль!

Зигфинн уже хотел с ним согласиться, к тому же у него болело плечо, а перед глазами все плыло. Он уже доказал свое мужество и решимость.

Но тут он увидел рыбу.

Рыбу, подобной которой ему еще не доводилось встречать. Ее длина составляла шесть или семь метров, и при этом тело не было изящным и узким — рыба была массивной, с широкой головой и темными, глубоко посаженными глазами. Ее плавник запутался в сети, но создание, казалось, билось не от отчаяния, а от ярости и возмущения.

Вытерев капли дождя с глаз, Зигфинн удостоверился в том, что ему ничего не привиделось. Морской гигант не исчез, и, когда принц склонил голову набок, ему показалось, что рыба смотрит прямо ему в глаза, смотрит холодно, яростно, с вызовом.

— Стойте! — крикнул Зигфинн своим людям. — Не обрубайте сеть!

Боран с трудом пробрался по вздрагивающей палубе к принцу.

— Но, ваше высочество, мы должны это сделать! Иначе она проломит корму и нам придется добираться до суши вплавь!

Зигфинн ткнул пальцем в штормовые волны, показывая на чудовище, застрявшее в сети.

— Я хочу его получить.

У Борана глаза расширились от изумления, и он поспешно перекрестился, чуть не выпав за борт.

— О боже, а это еще что за чудище?

— Мы можем его поднять?

Покрытый шрамами от невзгод жизни воин покачал головой, и его величественная борода заколыхалась.

— Оно огромно, и нам нечего ему противопоставить. Если же мы будем ждать, пока чудовище умрет, оно заберет нас с собой в ад. Гроза, да и само время, настроены против нас. Мы должны обрубить сеть.

Зигфинн не стал раздумывать. Какая добыча! Какой трофей! Он не мог отдать такое сокровище морю!

Сняв пояс с мечом, кронпринц поспешно вытащил из других ножен кинжал.

— Дай мне минуту, — настойчиво сказал он своему другу, а затем сунул лезвие себе в зубы.

Боран попытался схватить его за куртку, но Зигфинн оказался быстрее — он перепрыгнул через поручни и шлепнулся в воду рядом с запутавшейся сетью, тянувшей корабль к скалам.

Конечно же, Зигфинн недооценил течение, и, едва он очутился во власти моря, как волны начали играть с ним, словно насмехаясь. Кинжал, который течением вырвало у него изо рта, порезал ему губы. Руки принца скользили по сетке, но не могли за нее схватиться, а на поверхность подняться он не мог. Течение несло его на скалы, куртка порвалась, подводные камни оцарапали тело. Зигфинну казалось, будто среди грохота грозы он слышит чьи-то голоса, но он решил, что это наваждение.

Нужно было спасаться. Оттолкнувшись от камней, принц заставил себя, несмотря на жжение в глазах, искать отблески света и поплыл вверх.

В древних писаниях он читал о таранах, при помощи которых вражеские войска пробивали ворота замков, и Зигфинн вспомнил эти истории, как вдруг странная рыба, убить которую он намеревался и для этого прыгнул в море, ударила его головой в бок и толкнула под воду. Казалось, будто на него упало дерево. Несмотря на бурление воды, Зигфинн увидел кровь.

Свою кровь…

Кари шла по замку Изенштайн, вырубленному в черной скале холодной Исландии. Спешившие за ней служанки возбужденно переговаривались — они не привыкли к тому, чтобы королева была столь обеспокоена и так торопилась. В особенности волновалась верная Рената, старавшаяся идти в ногу со своей правительницей.

— Моя королева, это всего лишь рыбная ловля. Если вы волнуетесь о его безопасности, то стоит помолиться Господу нашему в часовне…

— Я лучше успокою свою душу, что-либо предпринимая, спасибо огромное. — Кари Исландская не дала сбить себя с толку.

У двустворчатой деревянной двери, ведущей в большой тронный зал, стояли стражники без оружия — в конце концов, кто бы стал нападать на Исландию? Они успели потянуть за деревянные кольца, открывая дверь, чтобы королеве не пришлось замедлять шаг.

Король Кристер сидел за большим столом вместе со своими советниками. На стене висел флаг Исландии, а рядом — христианский крест. Король садился на трон лишь тогда, когда принимал гостей, а это случалось нечасто — погода в Исландии считалась намного менее приятной, чем семья здешнего короля.

Увидев свою благоверную, Кристер повернулся, радуясь тому, что теперь можно отвлечься от скучных повседневных забот Исландии. Он не стал заставлять ее ждать и закончил совещание.

— Судя по всему, у нас нет никаких срочных вопросов. Давайте продолжим разговор завтра.

Его советники, как и служанки королевы, тихо удалились. Король Кристер был рослым мужчиной, но благоденствие мирных времен заставило его разрастись не только вверх, но и вширь. Длинные светлые волосы, заплетенные в косу, с каждым месяцем становились все белее, теряя цвет. Все с уважением относились к его способности поддерживать благосостояние Исландии, и это уравновешивало его неопытность на поле боя. Кристеру еще никогда не приходилось руководить войском и защищать свою страну с мечом в руках.

— Что случилось, моя королева? — спросил он, увидев мрачное выражение лица Кари, столь подходившее к влажной и холодной исландской погоде осенью.

— Зигфинн со своими людьми вышел в море! — Королева почти кричала. Она была хрупкой и рядом с грузным королем напоминала изящную птицу. — Начальник порта говорит, что он отправился рыбачить.

Кристер с кряхтением поднялся и подошел к окну. Не успел он распахнуть ставни, как в тронный зал ворвался порыв холодного ветра. Король взглянул на море и порт, окруженный скалами. Силы природы бушевали.

— В такую погоду?

— Я хочу, чтобы ты запретил мальчику подвергать себя опасности!

Кристер задумчиво посмотрел на жену. Он знал, что это не тот случай, когда ему удастся воспользоваться королевским авторитетом, чтобы уладить противоречия.

— Зигфинну шестнадцать лет, и он мужчина. Он должен проявить себя. Не лишай его этой возможности.

Кари, видимо, была полна решимости не поддаваться на уговоры мужа. Она не собиралась приносить свои опасения в жертву на алтарь мудрости Кристера.

— Он наш единственный сын, наш единственный ребенок, единственный наследник трона. Если он умрет от этих шалостей, то что мы будем делать тогда?

Заключив королеву в объятия, Кристер нежно прижал ее к себе.

— Иисус защитит нашего Зигфинна. Верь Господу нашему.

— Ты же знаешь, что я не могу родить тебе еще одного сына, — печально прошептала Кари. — Если с Зигфинном что-то случится, тебе придется выбрать себе новую королеву, помоложе.

Немного отстранившись от жены, Кристер серьезно посмотрел ей в глаза.

— Не говори так, Кари! С Зигфинном все будет в порядке, и мне не придется искать себе новую королеву. Видит Бог, мне и одной хватает.

Кари заставила себя улыбнуться.

— Прости мне все эти глупости, но я…

Король поправил прядку волос, выбившуюся у Кари из-под платка.

— Я знаю, Кари. Но не стоит говорить о том, чего мы не можем изменить. Тебе сейчас лучше заняться подготовкой к празднику в честь Брунии. Когда она приедет, Зигфинну будет над чем подумать, да и тебе тоже.

Кари знала, что Кристер прав, визит двоюродной сестры Зигфинна внесет разнообразие в их жизнь. Девочка привезет подарки и будет рассказывать своему брату истории, так что Зигфинну много недель не захочется покидать замок. Дочь короля Эдельрида всегда была желанной гостьей при дворе Кристера. Следовало устроить в ее честь пышное празднество.

Поднявшись на цыпочки, королева заглянула за плечо своего мужа и посмотрела на море, но Кристер закрыл тяжелые ставни, чтобы вид грозы не беспокоил королеву.

— Не волнуйся, душа моя. Зигфинн в безопасности, я в этом уверен.

Тело Зигфинна уже не могло сопротивляться боли и ледяной воде, и лишь его боевой дух заставлял отчаянно бороться, требуя действий. Открыв глаза, Зигфинн уставился на огромную рыбу, ради которой он столь легкомысленно прыгнул в море. Рот рыбы открылся, и юноша увидел три ряда крупных зубов, за которыми скрывался мясистый язык. Почти потеряв сознание, Зигфинн вспомнил, что рыбы не едят людей, по крайней мере, в водах Исландии.

— Уже скоро, — сказала рыба.

«Конечно, это всего лишь игра воображения, — подумал Зигфинн, чувствуя, как его сознание наливается свинцом, а воздух уходит из легких. — Рыбы не умеют говорить».

Что-то дернулось рядом с ним, и порвавшийся канат отпустил его ногу.

— Что есть, тому должно быть, — сказала рыба, не двигая ртом.

Чья-то рука схватила Зигфинна за обрывки куртки и потащила к поверхности.

— Что есть, тому всегда должно быть, — повторила рыба.

Зигфинн подумал, не следует ли что-либо ответить ей, но ему показалось несколько неосмотрительным открывать рот под водой.

Сильная рука Борана вытащила принца из воды и подняла на корабль. Удар о деревянную палубу привел юношу в чувство. Его стошнило. Ноги у него подкосились, и он упал на доски. Разбухшая от дождя древесина в этот момент показалась Зигфинну священной. Она была оплотом в этом мире, и лишь дураки могли прыгнуть в море. Ему хотелось целовать палубу, ласкать ее, благодарить ее.

Его спаситель повернулся к матросам, которые пытались длинными баграми оттолкнуть корабль от скалы. Кто-то рубил мечом сеть.

— Я… Боран… Я… — с трудом прохрипел Зигфинн, по-прежнему чувствуя привкус горькой желчи на языке.

— Все в порядке, принц, — успокоил его Боран, доставая огромный двуручный меч из сундука, прибитого к палубе. — Если уж мы не можем привести это чудовище на сушу живым, то его труп послужит доказательством вашего героизма.

Зигфинн знал, что Боран позаботится о том, чтобы каждый человек на этом корабле рассказал, что принц отважно победил ужасное чудовище. Никто бы не поставил это под сомнение, да и причин для этого не было.

С трудом поднявшись на ноги, Зигфинн ухватился за правую руку Борана.

— Оставь это, о мой верный друг! Этим мечом мы не сделаем себе сегодня чести.

Заглянув за борт, он увидел странную рыбу, стряхивавшую с себя остатки сети. Взяв меч, принц перерубил канат, удерживавший чудовище. Корабль качнуло, и он отплыл от скалы.

Рыба подплыла к поверхности воды прямо под этим местом, где стоял Зигфинн, словно собиралась сказать что-то еще, но затем нырнула и скрылась в темной глубине моря.

— Что это за ведовство, мой принц? — Боран почесал бороду.

Зигфинн не знал ответа на этот вопрос. Он решил никому не рассказывать о словах рыбы, которые ему, должно быть, лишь послышались. Запрокинув голову, юноша посмотрел в небо. Тучи стали меньше и светлее, дождь почти закончился, да и море успокоилось. Зигфинн расслабился и тут же почувствовал боль от полученных ранений. Правое колено подогнулось, и Борану пришлось подхватить своего воспитанника под руку.

— Мы можем в конце концов плыть обратно на родину, принц Зигфинн?

Наследник исландского трона кивнул.

На родину. Домой.

Раньше небольшая комната в замке, где теперь находилась часовня, была кладовой. Часовню обустроил отец Кристера, когда его жена заболела и не могла ходить в церковь в Гёранде. Следуя заповедям христианской скромности, часовню обставили просто: на полу стояла деревянная скамья, на которой следовало молиться, две свечи заливали комнату слабым светом, а крест высотой со стул отбрасывал огромные тени на стену, внушая благоговение.

Здесь королевская семья Исландии молилась триединому истинному богу, отрекшись от древних богов. Кари избегала этого места, стараясь не приходить сюда, когда за ней никто не следил. В такие моменты, как сейчас, она, минуя тяжелые дубовые двери, спускалась по каменной лестнице в заброшенные коридоры замка, ведущие внутрь вулкана. Здесь стены уже были теплыми на ощупь. Она подошла к двери, замок на которой был сделан старыми мастерами. Только у нее был ключ от этого замка. За дверью находилось то, что кормилица Кари называла другой молельней. Тут королева еще ребенком слышала истории об Одине и Асгарде, валькириях и нибелунгах, о войнах, которые велись во имя древних богов. Кари была потомком древних кровей, и христианству не нашлось места в ее сердце.

Капище древних богов было вырублено в скале, стены украшены золотыми подставками для факелов, а пол посыпан мелким песком. В центре шипел горячий источник, от которого разило серой. Кари сбросила одежду и, аккуратно сложив платок, обнаженной опустилась в горячую воду. Было больно, ее пропаривало до костей, тепло поднималось вверх по бедрам, но она к этому привыкла. Королева опустилась в воду по плечи, намочив кончики волос. На камне вокруг горячего источника виднелись древние руны, создававшие связь между мирами.

Королева закрыла глаза и услышала тихие шаги — Видящая вышла из тени.

— Моя королева…

Было не вполне понятно, должно ли это обращение означать, что Видящая верна своей королеве или же она рассматривает Кари в качестве своей собственности. Кари уже давно перестала бояться эту странную женщину. Возможно, в своей черной мантии, с черными волосами, потемневшим от копоти лицом и мертвыми глазами Видящая выглядела мрачно, но ее пророчества были бесценны.

Посмотрев на Видящую, Кари почувствовала, как по ее спине, несмотря на горячую воду, пробежал холодок.

— Я хочу увидеть царство древних богов.

Подойдя к источнику, Видящая протянула худую руку и опустила ее на лоб Кари.

— То, что тебе нужно знать, ты уже знаешь.

— Я знаю слишком мало.

— Нет того, что ты должна была бы знать, но не знаешь.

Кари стало беспокойно на душе.

— Что нас ждет? Каков наш путь?

Видящая хрипло рассмеялась. Ее зловонное дыхание отравляло воздух.

— Боги не думают о том, что случится. Они уже давно об этом не думают. Они горящими глазами смотрят на то, что было, в тщеславии своем пытаясь прорвать ткань, из которой соткан мир.

Хотя источник был очень горячим, по спине королевы заструился холодный пот. Она еще никогда не слышала, чтобы Видящая так говорила.

Так мрачно. Так неопределенно. Так… словно все кончено.

Бруния обрадовалась, когда гроза наконец прекратилась. Будучи дочерью лесов и гор, она неуютно чувствовала себя на море. Бруния была довольна тем, что отец предоставил в ее распоряжение быстрый корабль, чтобы она поскорее добралась с континента в Исландию. Королю Эдельриду казалось, что его дочери будет безопаснее при дворе Исландии, ведь там уже почти сто лет царил мир, что пошло на пользу всем остальным королевствам. Но империя римлян пала, а с севера и востока двигались дикие народы. Беспокойные времена вновь вернулись. Основной силой сейчас были франки, на юге вестготы сражались с маврами, и те принесли с собой новую языческую веру. Власть христианской церкви на земле была сосредоточена в Константинополе, но некоторые советники короля сомневались в том, что город сможет долго держать оборону против нападений арабов.

Бруния знала обо всем этом. Сперва втайне, а затем с позволения отца она изучала историю, политику и философию. Эдельрид пригласил умнейших людей континента для того, чтобы они обучали его дочь. Принцесса говорила на четырех языках и множестве диалектов, бегло читала древние манускрипты, могла готовить целебные мази и мастерски владела мечом.

Собственно говоря, мысль о том, чтобы провести несколько месяцев в скучной Исландии, не должна была приводить ее в восторг. Там не было книг, разговоры за столом казались весьма ограниченными, а культура исландцев оставляла желать лучшего. Чтобы заставить себя питаться тамошней кухней, Брунии пришлось взять с собой целую шкатулку самых утонченных специй.

И все же Бруния радовалась. С Исландией у нее были связаны воспоминания о детстве, о свободе, о странных обычаях и веселых играх в прятки в темных коридорах замка. Несмотря на кажущуюся скуку, Исландия всегда была связана для принцессы с приключениями.

А еще с Зигфинном.

Они были одногодками, и, хотя Зигфинн всегда казался младше, души их были одинаковыми. Они никогда ничего не утаивали друг от друга, и никому не удалось бы поссорить их. Эти двое были скорее не кузеном и кузиной, а братом и сестрой, левой и правой рукой одного тела. Сколь часто они клялись друг другу провести вместе вечность! Для Брунии Зигфинн был Исландией, и Исландия была прекрасна.

— Сколько нам еще плыть? — спросила она капитана корабля.

— Целый день, — ответил лангобард.

Бруния плотнее закуталась в двойную шаль. Может быть, в этот раз все будет… иначе?

— Еще один день, — прошептала девушка.

И она увидит Исландию. Увидит Зигфинна.

Корабль принца вошел в небольшой порт перед цитаделью, и Боран кивнул своему господину.

— Вам следует сообщить родителям, что вы вернулись живым.

Зигфинн, опираясь на своего слугу, морщился при каждом шаге.

— Ни в коем случае! Я выгляжу так, будто один вступил в бой с целым войском франков. Отведи меня к целителю Эйнару. Пускай он поможет мне своими травяными мазями, и, лишь надев новую куртку, я предстану перед отцом.

Принц не мог бы назвать ни единой части своего тела, которая не болела бы, и такую боль не уменьшить вином. Это расстраивало его, ведь он уже радовался приезду Брунии и их путешествию по королевству. Зигфинну даже думать не хотелось о мучениях, которые может доставить ему верховая езда.

Эйнар как раз закончил вправлять плечо какому-то крестьянину, когда придворные привели принца. Отослав своего пациента, целитель занялся Зигфинном. Эйнар был уже старым, он лечил еще дедушку Зигфинна, вправляя тому конечности, ставя шины от переломов и зашивая раны, но в его руках по-прежнему сохранялась сила. Зигфинн жестом приказал слугам оставить его с целителем наедине и уселся на лавку, собираясь снять остатки своей когда-то роскошной одежды. Эйнар поспешно принялся ему помогать.

— Мой принц, вы что, вступили в бой со стадом дрыков? Или просто бросились им под копыта?

Зигфинн попытался рассмеяться, но тут же закашлялся кровью.

— Мы всего лишь ходили на рыбалку, не более того.

С каким-то детским любопытством Эйнар надавил на сломанные ребра принца, и тот скорчился от боли.

— Какая же рыба нанесла вам такие ранения, будто вы обворовали ее в таверне?

— Мой добрый Эйнар, пусть тебя это не беспокоит. Сейчас тебя должно волновать только мое будущее, а не прошлое. Что было, то было.

— Время, — пробормотал Эйнар, открывая каменную емкость с отвратительно вонявшей зеленой мазью. — Прошлое нерушимо и цельно, как кусок железа, будущее непроглядно, словно туман, настоящее же, как молния, вспыхнет и пройдет.

Зигфинну не хотелось говорить об этом. Ему нужно было отвлечься от боли, но сейчас он думал лишь о словах рыбы. Каким-то образом они перекликались со словами целителя. Как же может не быть того, что уже было?

Пребывая повсюду, нибелунги видели, что произошло с Зигфинном, но, находясь вне своего леса, они не обладали властью и могли лишь кричать и проклинать судьбу за то, что сеть порвалась, принц освободился и не истек кровью, которая утолила бы их жажду. Нибелунги танцевали вокруг него на волнах и, невидимые, нашептывали ему: «Сдайсссся… оссстанъся в моооре…» Разбушевавшиеся воды были их союзником, их надеждой на жертвоприношение.

А потом эта рыба заговорила.

Эта… рыба.

Но разве рыбы говорят? В Рейне нибелунги такого не видели, да и в Дунае тоже. Такого не было ни в морях, ни в озерах. Чудеса какие-то. Поддельное волшебство, созданное для того, чтобы помешать нибелунгам. Но кто же наслал эти чары? Кто мог знать, что они собирались воплотить в жизнь то, что готовили уже много лет?

Нибелунги искусно плели интриги подобно тому, как плетут кружева, трудились над своим планом много поколений, создавая союзы, проводя тайные переговоры, упражняясь в дипломатии. Их жажда мести была столь же огромна, как и раньше, а может быть, и больше. Нибелунги не могли забыть и не хотели прощать. Позор из-за Зигфрида, позор из-за его сына, проклятая власть в цветущих землях.

Они кричали об этом в Утгарде и Асгарде, требовали справедливости и наказания для предателя, но их голоса, звучавшие в пустой Валгалле, не слышали ни боги, ни валькирии. Замок на краю моста из радуги был пуст, и они не могли туда войти.

Иногда в безлунные ночи нибелунги чувствовали усталость. Они ощущали, как исчезает их сила, а ярость растворяется во тьме. Все реже и реже Один прислушивался к их словам и все реже отвечал им. Казалось, будто боги уехали прочь, и сейчас их голоса доносились издалека, а может быть, они улеглись спать и лишь бормотали что-то себе под нос. Так исчезала сила нибелунгов.

Так не могло продолжаться.

И у нибелунгов возник план.

2 БРУНИЯ И ОГНЕННОЕ СЕРДЦЕ

Зигфинн почти не спал — в груди у него болело, а в животе что-то щекотало. Он не видел Брунию почти три года, но связь между ними была такой же сильной, как и раньше. Они писали друг другу длинные письма, в которых рассказывали о своих королевствах, о местных историях, и путешественники привозили эти письма ко двору. Зигфинн и Бруния были детьми королей, но оставались при этом просто детьми, которым так не хватало общества сверстников своего сословия. Они часто клялись друг другу, что убегут прочь и создадут собственное королевство, которым будут править вместе, но не как король и королева, а как друзья.

Принцу было трудно одеться, и он выбрал мягкую накидку из меха, которая меньше давила на раны. Конечно же, родители заметили, что он неловко ел и ходил, но они считали, что сын просто потянул связки. Отец Зигфинна не был сторонником безумных испытаний мужества, и принц старался по возможности избегать ссор с ним до тех пор, пока Бруния будет здесь. Целых три месяца, до самой зимы.

Ему хотелось побежать в порт, чтобы поприветствовать ее, но боль заставляла замедлять шаг, как и традиция, которой он должен был подчиняться.

Придворные, которых было немного, почти полностью собрались на покрытом галькой берегу, когда корабль Эдельрида вошел в порт и свита его дочери собралась сходить вниз. Кое-кто пришел сюда из любопытства, ведь не каждый день приезжает представительница другого королевства, на которую можно поглазеть. Четверо глашатаев приветствовали принцессу фанфарами, а Кристер поднялся на трап, чтобы первым поздороваться с ней. Это было высшее проявление уважения. Зигфинн шел в трех шагах от родителей, как того требовал обычай. Он держал себя в руках, но не нужно было особенно стараться, чтобы заметить, что принц пытается выглянуть из-за плеч родителей, чтобы увидеть Брунию.

Опустив ладони принцессе на плечи, Кристер приветливо улыбнулся.

— Недолгое лето закончилось, но солнышко вернулось в Исландию.

Поклонившись, Бруния вежливо произнесла:

— Мой отец шлет свои приветствия и просит выразить вам благодарность за то, что вы принимаете меня в своем доме.

Кристер отпустил девушку, и Бруния повернулась к Кари, чтобы обнять ее.

— Сколь кратким бы ни было время между твоими визитами, оно всегда тянется слишком долго.

И вот наконец-то Зигфинн смог увидеть свою добрую подругу. Девушка посмотрела на него с ослепительной улыбкой.

У принца защемило сердце.

Это не Бруния!

Это было… волшебное создание. Выше, стройнее, изящнее той девочки, с которой он прощался несколько лет назад. Ее волосы раньше были русыми, теперь же они блестели золотом, и ветерок в порту колыхал их, словно спелую пшеницу на поле. Ее шаги казались танцем, порхающим и элегантным. С возрастом ее пальцы стали длиннее, а губы чувственнее. Огромные глаза оттенялись длинными ресницами. Это была не Бруния. Зигфинн возжелал ее, не умея дать имени своему желанию.

Принцесса обняла его с должной вежливостью, но ее ладони опустились на его спину, и она горячо шепнула ему на ухо:

— Я так по тебе скучала, любимый мой Зигфинн.

От ее объятий принцу было больно, потому что она прикасалась к сломанным ребрам, но он не шевельнулся, не произнес ни слова, чтобы не нарушить очарования этого мгновения. Ему хотелось закрыть глаза, вдыхать запах ее волос, прикасаться к ее ладоням.

— Праздник уже подготовлен по всем традициям, — объявил Кристер. — Давайте отпустим наших гостей на пару часов, чтобы они смыли морскую соль с волос и переоделись.

Зигфинну казалось, что голос отца доносится к нему издалека. Бруния отпустила его, и Зигфинн лишь с трудом подавил желание, чтобы не задержать ее в своих объятиях.

Кари подготовилась к празднику: украсила большой обеденный зал яркими флагами, пригласила во дворец скоморохов и музыкантов с континента. Это было большое событие, ставшее отрадой для ожидавшей наступления осени страны, и жители Исландии праздновали каждый приезд Брунии, словно им приказывали это делать. Кристер не скупился на деньги, и все семьи на острове в этот вечер наслаждались жарким и вином. Люди пили за короля, королеву, принца и прекрасную гостью.

И все же в сердце Кари не было покоя и она не могла в полной мере веселиться на этом празднике. Королеву тревожили слова Видящей, хотя их смысл она так и не поняла. Можно было считать пророчество глупой болтовней, как предпочитал делать ее муж. Или даже хуже, богохульством. Но Кари знала, что неразумно подстраивать свою веру под изменение времени. К тому же известно, что боги ревнивы, а потому их легко разгневать. Королева верила, что ее жертвы Одину принесли мир в королевство, как и жертвы ее матери и бабки.

Но Кари знала, что этим вечером от нее ждут радости, и играла свою роль. Она веселила двор, говорила с Брунией, хлопала музыкантам и танцевала с королем. Ни разу ее улыбка не потускнела, ни разу она не замедлила шаг. Однако королева ждала конца праздника. Может быть, ей и не суждено предотвратить то, что случится, но защищать сына — это ее священный долг.

Зигфинн не замечал озабоченности матери — впрочем, даже если бы вулкан, на котором был построен замок, начал извержение и все оказались бы погребены под слоем лавы, он вряд ли заметил бы это. Принц не сводил глаз с Брунии, любуясь ее мягкими движениями и прекрасными изгибами стройного тела. Он отворачивался лишь тогда, когда она смотрела на него. Юноше не нравились проснувшиеся в нем чувства, и все же он надеялся, что его подруга чувствует то же самое.

Что изменилось? Что произошло за эти два года, чего не было в предыдущие двенадцать лет? Почему ему хотелось быть ее другом, но он не был уверен, что ему это удастся? Зигфинна одолевал голод, однако он не мог заставить себя съесть и кусочка.

Внезапно Бруния оказалась прямо перед ним. Она стояла так близко, что их колени почти соприкасались.

— Ты танцуешь? — со смехом спросила она и схватила его за руки, как всегда делала раньше, когда они в детстве водили хоровод.

Он не успел возразить, а она уже поставила его на ноги и потащила в круг танцующих. Придворные расступились, и вскоре Зигфинн и Бруния отплясывали под музыку двадцати инструментов.

У принца кружилась голова, болело плечо и подкашивались ноги, но он не отпускал ладони принцессы, как будто их пальцы переплелись навечно. При каждом повороте ее глаза сверкали в отблесках факелов, а во взгляде горел теплый огонь — и все это только для него. Когда песня — ах, так быстро! — закончилась, Бруния притянула его к себе.

— Давай сбежим из замка, когда праздник закончится!

Принц не успел ответить, потому что один из военачальников его отца вежливо пригласил Брунию на танец, и она не менее церемонно согласилась.

Вернувшись на место, Зигфинн улыбнулся родителям и с нетерпением стал ждать конца праздника.

Кари тоже не могла дождаться, когда же король объявит о завершении вечера и раздаст оставшуюся еду тем немногим нищим, что остались в стране. Пару местных выпивох вынесли из зала, музыканты собрали инструменты и направились в отведенные им комнаты. На горизонте уже загорались первые лучи нового дня.

Королева помнила о своем долге и, наклонившись к Кристеру, поднявшемуся со своего стула, спросила:

— Желает ли король сегодня ночью моего общества?

Взяв ее узкое лицо в ладони, Кристер нежно поцеловал жену в лоб.

— Нет. Давай будем спать. Разделим ложе, когда мы оба будем отдохнувшими и сможем насладиться этим.

На это она и рассчитывала. Конечно же, ее тело еще жаждало прикосновений мужа, но этой ночью у нее были дела поважнее.

Вместо того чтобы вернуться в свои покои, королева взяла факел и направилась в старое крыло замка, построенное еще в древние времена, когда первые жители Исландии пытались укрыться от жестокой зимы. Плана этих коридоров не существовало, они переплетались, а кое-где были настолько узкими, что человек с комплекцией Кристера просто не прошел бы в них. Никто, кроме королевы, здесь не бывал, ибо умело распускаемые слухи пугали слуг. Ходили разговоры о мрачном проклятии, которое якобы возляжет на каждого, кто войдет сюда. Служанки и повара шептались о тех, кто отправился в мрачные тоннели, из которых возвращались лишь немногие.

Кари, платье которой зацепилось за выступы в скале, дважды споткнулась на неровном полу. Воздух был спертым и затхлым, а камни влажными и теплыми. Коридор заканчивался тупиком, но королева знала, как тут пройти, ведь она ходила сюда с самого детства. Нужно было нажать на стену в правильном месте, и тогда со скрежетом открывался тайный проход. Порыв ветра обрушился на факел, но, к счастью, пламя не погасло. В комнате, куда вошла Кари, хранилось наследие древней Исландии. Все, что бог христиан считал позорным, короли разрушали, а королевы спасали то, что еще можно было спасти. Здесь были роскошные доспехи Ольдена, первого правителя Изенштайна, череп отважного путешественника Хакана, копье его дочери Брюнгильды, о которой было придумано множество историй, короны Эльзы и Гернота, скованные воедино придворным кузнецом. Богато украшенные кубки, щиты с изображениями богов, каменные амулеты в форме молота Мъёльнира, которые воины надевали в бой для защиты, камни для жертвоприношений, окровавленные топоры, рога дрыков.

Но все это было всего лишь хламом, в котором одни только глупцы видели какую-то ценность. Сейчас Кари нужна была защита богов. Что-то, что было создано ими самими, а не во имя их.

Развернув старую кожу, хрупкую и покрытую слоем соли, королева достала небольшой ящик, о котором ей когда-то рассказывала мать. Она говорила о золоте, якобы не существовавшем, о сокровище, не обладавшем ценностью, и о наследии, передаваемом из поколения в поколение подобно проклятию. Кари открыла ящик, и шарниры заскрипели. В свете факела блеснули драгоценности, монеты, тонкие лезвия, такие благородные и совершенные, такие приветливые и теплые. Ни один земной кузнец не мог бы их создать. Золото говорило с ней, мягко нашептывая: «Возьми меня, сделай меня своим…»

Кари взяла совсем немного. Она не была жадной, она нуждалась лишь в благосклонности богов. И она почтительно спрятала то, что принадлежало им.

Закрыв ящик, королева направилась в свою комнату. Груз был довольно тяжелым, но на сердце у нее было легко, ведь теперь она чувствовала, что способна противостоять судьбе и защитить Зигфинна.

В чем же еще состоит задача матери?

По дороге она замерла на месте и неуверенно оглянулась. Это был смех? Блеющий, хриплый, злобный смех, доносившийся прямо из скалы? Королева покачала головой, будто спорила сама с собой. Какая чепуха!

Зигфинн сидел в своей комнате, неуверенный и взволнованный. Бруния договорилась с ним о встрече — они часто поступали так, когда были детьми. Но она не назвала ни время, ни место, и ему оставалось лишь сидеть здесь. Может быть, следует пойти к ней в спальню? Или это неприлично? А вдруг она уже где-то ждет его, а Зигфинн просто не заметил поданного ею знака? Мысли, с бешеной скоростью проносившиеся в сознании, злили принца. Раньше с ним такого не было. Их дружба казалась само собой разумеющейся, и в этом была ее высшая ценность.

Дверь приотворилась, и в комнату без стука проскользнула принцесса. Увидев Зигфинна, она прислонилась спиной к стене. Ее тонкое платье просвечивало в отблесках факелов, и Зигфинн ничего не мог с собой поделать — он неотрывно смотрел на прекрасные формы принцессы.

— Ты ждал меня? — шепотом спросила она, хотя поблизости не было никого, кто мог бы ее услышать.

Принцу показалось недостойным и даже неприличным отвечать на этот вопрос утвердительно, в особенности учитывая, что сейчас он сидел на постели. Встав, он ощутил боль от ран, а с болью пришло и воспоминание о должном воспитании.

— Как мы и договаривались. Что теперь?

Подойдя к нему, Бруния взяла его ладонь, но, вместо того чтобы обнять принца, как тогда на берегу, девушка потащила его за собой к двери.

— Пойдем купаться! — произнесла она с детской непосредственностью.

И почему бы ей так не поступить? Детьми они часто купались вместе в горячем источнике и, смеясь, брызгали друг в друга водой.

Зигфинн понимал, куда хочет пойти принцесса. Последовав за ней к большим воротам, где стоял стражник, который пускал в замок слуг, Зигфинн кивнул солдату, и они с Брунией выбрались на холодный вечерний воздух. Они пошли по острому гравию, а затем по мягкой траве, мимо домов, еще много поколений назад выстроенных у порта. Обогнув заросли кустарника, Бруния, наслаждаясь приятными воспоминаниями детства, направилась к валунам, где били горячие источники.

Раньше это место называли Полем Огня и Льда, ведь тогда вулкан был активнее, а зима холоднее. В народе и поныне любили легенды о невероятных дуэлях на поле между раскаленными скалами и коварными гейзерами. С тех пор прошло уже много лет, и сейчас исландцы пользовались этими горячими источниками для лечения многих болезней и просто для отдыха.

— Как же мне хотелось принять горячую ванну, — сказала Бруния. — И ощутить это покалывание на коже.

Она с такой же непосредственностью сняла платье, как и тогда, когда была маленькой девочкой. Зигфинн видел ее белые плечи в лунном свете и тонкие лодыжки. Оставшись в тонкой рубашке, девушка зашла в бурлящее озерцо размером с колесо от телеги.

— Горячо-горячо-горячо! — запищала она, и впервые ее голос показался Зигфинну знакомым.

У юноши не оставалось выбора, и он, с трудом стянув куртку и штаны, остался в длинной льняной рубашке, которая прикрывала все, чего не должно было видеть.

Опустив ступню в горячую воду, он почувствовал боль, словно в его кожу воткнулись ржавые иголки и поползли вверх, к плечам и груди, пытаясь пробить раненую левую ногу. Принц старался выглядеть сильным, но не сумел подавить стон.

Бруния, сидя по плечи в воде, увидела его повязки и синие кровоподтеки на теле.

— Пресвятая матерь Мария, что с тобой произошло?

Зигфинн отмахнулся. Он не мог разжать челюсти, чтобы ответить.

Бруния приподнялась. Ее рубашка насквозь промокла от воды и липла к юному телу. Если принц мгновение назад благодарил небеса за то, что Бруния разделась не до конца, то теперь он понял, что это зрелище еще хуже. Тело принцессы манило его, такое горячее и распаренное. Уже не девочка, а женщина — и понимание этого пробудило в Зигфинне мужчину.

Он плюхнулся в воду быстрее, чем стоило бы, и вода с серой начала разъедать раны. Бруния тоже опустилась в источник. Она закрыла глаза, и по ее щекам и губам покатился сладкий пот.

— Как же мне этого не хватало. А тебе?

— Да, — солгал Зигфинн, пытаясь отыскать в своей голове мысль, не ведущую к безумию.

Они просидели там около получаса, пока кожа не разбухла от горячей воды. Бруния рассказывала о путешествии, а Зигфинн о своей схватке с рыбой. Время от времени, когда Бруния шевелилась, ее ступни прикасались к его ноге. Зигфинн изо всех сил пытался вспомнить те невинные дни в детстве, которые они провели здесь вместе. Ничего не изменилось — и в то же время изменилось все…

— Мой отец ищет для меня супруга, — сказала Бруния, отвлекая Зигфинна от его мыслей. — Я должна выйти замуж до следующего лета.

Принц посмотрел на девушку, пытаясь разглядеть выражение ее глаз.

— И что ты об этом думаешь?

Бруния играючи опустила лицо в воду и выпустила пару пузырьков воздуха.

— Я думаю, что пора. Что же мне, ждать, пока не исполнится двадцать?

— Он уже нашел подходящих кандидатов?

Бруния поморщилась.

— Нет войн, которые можно было бы закончить свадьбой, а мой отец небогат. Поэтому мои возможности в качестве невесты весьма ограничены.

Такие рассуждения были вполне оправданными, но они возмущали Зигфинна. Для него Бруния казалась ценнее всех королевств, вместе взятых, и ему хотелось ей об этом сказать.

— Не говори так. Твоя рука стоит целой империи!

Рассмеявшись, принцесса брызнула в лицо Зигфинна водой.

— Вот как? Сообщи об этом моему отцу, и, может быть, он примет тебя в качестве жениха! — она сказала это в шутку, и за этими словами не могла скрываться серьезная просьба.

Зигфинну стало обидно.

— Неужели я не подхожу Эдельриду? Или тебе?

Бруния заметила, что оскорбила своего друга, и, придвинувшись к нему вплотную, нежно провела ладонью по его щеке.

— Ну конечно, нет. Совсем наоборот. Однако наши королевства уже давно связаны кровью и дружбой. В нашем браке не было бы выгоды.

Трезвость, с которой она произнесла эту фразу, не улучшила настроения Зигфинна, хотя он и понимал, что Бруния говорит правду.

— Так все дело в этом? В выгодности брака?

— А в чем же еще? — Принцесса явно удивилась. — Иначе я могла бы выйти замуж за любого. — Она начала выбираться из источника. — Пойдем спать. Вскоре станет совсем светло, и надо успеть отдохнуть до тех пор, пока все придворные проснутся.

Она встала рядом с ним и, сняв рубашку через голову, отжала ее. Зигфинн увидел, как она, обнаженная, наклонилась за платьем, и его пронзило столь страстное желание, какого ему еще не доводилось испытывать.

— Завтра днем отправимся на прогулку. Распорядись, чтобы нам приготовили лошадей и провиант, ладно? — говорила принцесса, зашнуровывая платье под грудью и поправляя волосы.

Лишь через несколько мгновений Зигфинн понял, что она ждет его ответа, но не смог ничего сказать.

— Ты идешь? — переспросила Бруния.

— Иди, — прохрипел Зигфинн. — У меня болят раны, и я не хочу торопиться, выбираясь из источника.

— Ну хорошо. — Принцесса легкой походкой направилась прочь.

Зигфинн смотрел ей вслед, понимая, что сейчас он мог думать лишь о нежном теле, скрывавшемся под тонким платьем. Он прикрыл глаза.

Пройдет некоторое время, прежде чем он выберется из горячего родника.

Зигфинн стыдился событий этой ночи, в которую ничего не произошло. Ему казалось, что страсть его тела пытается уничтожить честную дружбу с Брунией, отравив их отношения похотью и желанием. Его чресла горели, и принц не был уверен, сможет ли этот жар дать ему уснуть. Юноше казалось, что каждый слуга в замке улыбается ему не приветливо, а заговорщически. Как будто существует тайное соглашение о том, что следует думать о теле Брунии и чего от этого тела желать.

Кроме того, сера въелась в свежие раны, словно стая крыс, набросившихся на сало. Он думал, что хуже уже быть не может — до тех пор, пока не обнаружил в своей комнате мать, ожидавшую его со сложенными на животе руками.

— Негоже принцу ночью разгуливать по замку, — тихо произнесла она, не поздоровавшись. — Днем тебе следует предаваться исполнению своего долга, а на это требуются силы.

— Я… я же просто… — забормотал Зигфинн, но был слишком смущен, чтобы придумать какую-либо отговорку.

— Это не важно, — отмахнулась Кари. — Не настолько важно. — Встав, она провела узкой ладонью по его влажным волосам. — Сынок, мой принц, ты же знаешь о том, как я люблю тебя.

Зигфинн знал, что его мать склонна к меланхолии и мрачным мыслям, но ему еще не приходилось сталкиваться с этим в ночное время, да еще и в собственной комнате. Осторожно отстранившись, он взял полотенце, собираясь вытереть волосы.

— Конечно же, но почему ты решила сказать мне об этом в столь ранний час?

Вместо ответа Кари сунула руку в карман юбки и вытащила какую-то золотую вещицу. Зигфинну показалось, что это фигурка ящерицы, качающаяся на длинной цепи.

— Я хочу дать тебе вот это.

Принц осторожно взял украшение. Оно было довольно тяжелым, и в свете зажженных свеч он увидел, что это не ящерица, а покрытый чешуей монстр с кожистыми крыльями и распахнутой пастью. Фигурка была не больше ладони, но выполнена с учетом мельчайших деталей, и даже зубы были обработаны так, что можно было поцарапаться, если не обращаться с украшением достаточно осторожно. Вместо одного глаза на морде чудовища зияла дыра, в которую Кари вдела цепочку.

Зигфинн знал, что значит это украшение, и понимал всю опасность.

— Дракон.

Хотел он того или нет, но в этот момент принц вынужден был вступить с королевой в заговор. Никто не должен был об этом знать, в первую очередь король. Исландия была христианской страной, Зигфинн прошел обряд крещения, а по воскресеньям молился.

Дракон же был символом древних богов, мрачным воспоминанием о временах варварства, проклятием рода исландских правителей. О древних верованиях не говорили, манускрипты сжигали, а старых идолов выбрасывали в море. Прошлое должно было стать лишь воспоминанием, которому суждено померкнуть. Таков был приказ, передававшийся от короля к королю. Исландия была обращена к богу, который не терпел других богов.

Показав сыну дракона, Кари свела на нет многолетнюю тайну, обнажив то, что давно было скрыто под землей. Сейчас нечего было отрицать и негде было спрятаться от истины. Увидев беспокойство в глазах сына, Кари произнесла:

— Он защитит тебя. Я чувствую, что грядет что-то недоброе. Что-то значимое. И, к сожалению, уже не будет так, как раньше.

Зигфинн хотел упрекнуть мать в суевериях, которые могут привести к серьезной ссоре с королем, но ее слова нашли в нем какой-то отклик, пробудили что-то знакомое, внушающее страх. Юноша покрутил золотой амулет в руке.

— От чего он должен меня защитить? И почему именно меня?

Кари вновь села. С явным трудом подбирая слова, она сказала:

— В твоих жилах течет кровь Зигфрида, ты потомок того, кто убил дракона. Ты первый в череде поколений, и любой, кто знает древние истории, может это увидеть.

Зигфинн почесал в затылке.

— Я не герой и не победитель драконов. Посмотри на меня.

Кари кивнула.

— Потому что ты родился в мире, который уже не нуждается в героях. Новая вера объединила континент и ослабила бдительность народов. Но что-то грядет. Что-то, с чем никому не справиться. Таково было пророчество.

Принц не очень-то увлекался всеми этими историями, хотя, конечно же, ему льстила мысль о том, что он ведет свой род от героя. Но сейчас он устал, был сбит с толку и ему интереснее была собственная подушка, чем умные ответы матери.

— Тогда я буду носить этот амулет для защиты… и в знак благодарности.

— Но только так, чтобы твой отец ничего не заметил, — сказала Кари.

— Обещаю. — Зигфинн с готовностью кивнул.

Королева встала, чтобы дать принцу хоть немного поспать, но у двери вновь остановилась.

— Ты мне не веришь, Зигфинн. Я же вижу. Ты воспитан для того, чтобы уничтожить прошлое и клеймить древние легенды, называя их пустой болтовней. Я не осуждаю тебя, ведь ты воспитан в духе христианства. Но сейчас прислушайся ко мне… хотя бы из уважения. Носи амулет своих предков. Ради меня.

С этими словами она вышла из комнаты, а Зигфинн остался, опешив еще больше, чем раньше. В предрассветных сумерках он вновь посмотрел на золотого дракона и подумал о древних легендах, но эти мысли вытеснялись мыслями о Брунии. Придворные уже начали заниматься каждодневной работой, когда принц провалился в беспокойный сон, наполненный горячими обнаженными телами, чьи крики могли свидетельствовать как о страсти, так и о боли…

Видящая стояла на самой высокой точке скалистой гряды, защищавшей исландский порт прямо у выхода в море. Она оперлась на посох, щадивший ее старые усталые ноги. Выжженные глаза не видели замка, и все же Видящая знала, что там происходит. На нее волнами накатывали чувства. Страсть, страх, отвага. Она хорошо знала все это, ибо когда-то испытывала эти чувства сама.

— Все начнется заново, хотя никогда и не заканчивалось, — прошептала она, и вороны, собравшиеся вокруг нее на скале, согласно закаркали.

Внезапно она вздрогнула, судорожно схватившись за посох, и невидимый порыв ветра налетел на нее, развеяв ее черные волосы.

— Тыыыыы здесссссь… — прошептал ветер. — Тебеее здесссь нееее раааадыыы…

Видящая не знала, когда нибелунги заметят ее и она уже больше не сможет утаивать свое присутствие.

— Это не ваше место и уже давно не ваше время, — проворчала она, пытаясь не выказывать страха. — Почему бы вам не отправиться в свой лес и не умереть вместе с последними воспоминаниями людей?

— Этооо внооовь будееет нашшшше вреееемя… — прошелестели невидимые создания. — И нашшше мееееессссстооо…

— Вы так часто проигрывали бой. Неужели все унижения последней тысячи лет вам показались недостаточными?

Голоса нибелунгов стали громче, и скала под ногами Видящей завибрировала. Вороны взлетели в воздух.

— Предааательсссствооо! Предааательссство! Игрыыы и сссудьбыыы! — кричали нибелунги. — Побееееда принадлежит нам! Нам принадлежит влассссть!

Как всегда, те же речи, жажда и желание давно исчезнувшей власти.

— Я знаю о вашем плане, — сказала Видящая. — И он не приведет к успеху. Как и все предыдущие планы.

Нибелунги тут же замолкли. Природа затаила дыхание. Никаких звуков. Ни шороха, ни блеска на покрытых льдом водах.

— Вы думаете, что боги на вашей стороне, — продолжила старуха. — Но им нет дела ни до ваших поражений, ни до поражений людей.

— Ложжжжъ! Лоооооожжжжжь! ЛОООООЖЖЖЖЖЬ!!! — завопили тысячи голосов, перекрикивая друг друга.

Наконец вновь стало тихо. Они плыли над морем, возвращаясь к своему лесу и реке.

Вдалеке завыл волк.

— Я знаю, — прошептала Видящая и устало опустилась на землю.

На самом деле она солгала. У нее были лишь смутные представления о плане нибелунгов, какое-то мрачное предчувствие. И она сомневалась, унаследовал ли Зигфинн у своего предка умение сопротивляться им. Но нужно было попытаться. Потому что речь шла не только о благополучии королевств. На карту было поставлено благополучие времени…

3 ПУТЕШЕСТВИЕ В НОЧЬ

Они достигли отвесного скалистого побережья на востоке и сделали привал, вытащив из кожаных мешков хлеб и напившись чистой воды из ручья. Зигфинн и Бруния часто делали такие вылазки, когда были детьми. Сначала их сопровождали слуги, а потом они стали отправляться на такие прогулки одни. Сейчас они скакали галопом по узкой тропинке над обрывом, и Бруния демонстрировала Зигфинну свое превосходство в роли наездницы. И дело было не только в его поломанных ребрах. Она поддразнивала его, зная, что он не может победить.

Но тут ее конь оступился.

Может быть, от грохота прибоя, бившегося о скалы, а может, из-за неожиданной вмятины на тропинке, но лошадь потеряла равновесие. Она попыталась устоять, поставив ногу в сторону, но при этом сошла с тропинки на гладкий камень и, поскользнувшись, поползла к обрыву. Массивное тело накренилось вперед, а задние ноги беспомощно сучили в воздухе. Принцессу выбросило из седла, но она не отпустила поводья. Это спасло ей жизнь, потому что лишь шея лошади отделяла ее от падения в пропасть к острым скалам и бурному морю. Оказавшись на краю обрыва, девушка схватилась правой рукой за какой-то корень, а левой продолжала сжимать поводья.

— Бруния! — закричал Зигфинн, спрыгивая со своей лошади, хотя та по-прежнему продолжала двигаться.

В эту минуту он не думал о собственной жизни.

Лошадь принцессы окончательно потеряла равновесие и, с ржанием перевалившись через край скалы, быстро устремилась навстречу смерти. Бруния успела среагировать и, отпустив кожаные поводья, прижалась к скале. На голову ей сыпалась галька. Зигфинн подбежал к обрыву. В его глазах светился ужас. В отличие от Брунии он видел, как тело лошади ударилось о камни и его поглотил прибой. Должно быть, животное не мучилось.

— Бруния! — вновь воскликнул Зигфинн.

Бруния висела под краем уступа, по-прежнему вцепившись левой рукой в корень. Правую руку она тянула вверх, пытаясь нащупать что-нибудь, за что можно было бы ухватиться.

— Зигфинн, — выдавила она, закашлявшись. Ее глаза слезились от пыли.

Принц протянул ей руку, и Брунии удалось за нее схватиться, но ее вес тянул Зигфинна к пропасти. Юноша едва мог устоять на скользкой поверхности.

— Я вытащу тебя! — закричал он, несмотря на то что на самом деле у него не было ни возможности, ни силы это сделать.

Бруния перенесла свой вес на корень, и тот начал похрустывать.

— Так не пойдет!

Зигфинну это зрелище казалось невыносимым: он находился тут, наверху, в безопасности, и в бессилии смотрел на свою любимую принцессу, висевшую над смертоносной пропастью, которая, казалось, тянулась к ее нежному телу, щелкая зубами прибоя.

— Я приведу лошадь! — крикнул Зигфинн. — Может быть, тебе удастся схватиться за поводья…

— Я не… выдержу… — простонала Бруния, и Зигфинн увидел, что ее узкие ладони готовы вот-вот разжаться.

Он вначале не заметил, как в это мгновение из-под его рубашки выскользнул амулет, который пару часов назад дала ему мать. Амулет болтался в воздухе на тяжелой цепи, висевшей у него на шее. Бруния посмотрела на украшение, как будто оно было единственным лучом света в затянутом тучами небе. В это мгновение Зигфинн понял, что она собирается делать. Вместо того чтобы поддерживать Брунию, он схватился за скалу. Они переглянулись, и Зигфинн резко дернулся назад в тот момент, когда Бруния обеими руками взялась за амулет.

Эта пытка длилась две или три минуты. Принц упорно двигался назад, прочь от обрыва, а Бруния, схватившись за цепь, молилась, чтобы шея ее друга оказалась столь же прочной, как и металл в ее руках. Ладони принцессы, а затем и руки скользнули по поверхности скалы, и, когда ее голова, засыпанная пылью и измазанная кровью, показалась над краем обрыва, девушка уперлась в землю локтем и в конце концов в изнеможении опустилась на дорогу. Наконец ей удалось подтянуть к себе ноги. Она была в безопасности.

Они лежали рядом, тяжело дыша и по-прежнему ощущая панику. Ни Зигфинн, ни Бруния не в силах были встать и заговорить. В какой-то момент принцесса положила голову на колени Зигфинну. Подняв ладонь, по-прежнему сжимавшую амулет, девушка посмотрела на дракона и увидела, что зубы золотого чудовища вонзились в ее плоть, а по благородному металлу течет кровь. Амулет пришлось вырывать из руки.

Он немного погнулся в месте утончения между головой и туловищем дракона.

— Этот дракон спас мне жизнь, — хрипло прошептала она.

В этот момент Зигфинн лишился всех сомнений и подумал, что слова его матери были мудрыми — магия защищала наследника крови. И хотя его разум отказывался воспринимать это, бесспорно, не будь амулета, Бруния погибла бы. Да и он вместе с ней. Не глупо ли думать об источнике этой власти и о богах?

Взяв амулет, Зигфинн надавил им на камень, но не для того, чтобы выпрямить, а собираясь сломать его. Голова дракона осталась на цепочке, а тело он отдал Брунии.

— Пускай он поступает так и дальше.

Девушка серьезно посмотрела на него. Такой серьезной он ее еще не видел, и на мгновение Зигфинну показалось, что ее голова дернулась, будто Бруния хотела… поцеловать его? Но она лишь выпрямилась, отряхивая грязь с одежды.

— Мы должны вернуться в замок. Как-то не хочется дальше продолжать эту прогулку.

— А что мы скажем моим родителям? — осторожно спросил Зигфинн.

— Что моя лошадь ускакала, не более того, — решила принцесса. — Не хочу, чтобы они волновались из-за меня.

Она встала. Зигфинну хотелось бы подольше посидеть с ней здесь, чувствуя прикосновение ее тела, но волшебный момент завершился. И все же во время путешествия назад, в замок, Зигфинну казалось, что Бруния прижимается к нему сильнее, чем нужно было бы.

Зигфинн все больше ощущал желание открыться Брунии и признаться ей в своих противоречивых чувствах. Принц не был уверен, что сможет долго удерживаться от разговора и укрощать устремления своих рук и чресел. Бруния превратила спокойное озерцо его страстей в настоящий гейзер.

Он ей обо всем расскажет.

Завтра.

Завтра, несомненно, будет подходящий день.

Этой ночью случилось то, о чем нибелунги договаривались с древними богами. На мир налетела гроза, от которой небо почернело, а воды вспенились. Реки повернули вспять, направившись назад, к истокам, золотистая пшеница на полях покрылась гнилью и плесенью, скот ревел, но, несмотря на сильный ветер, листья на деревьях не шевелились.

Невидимые стены, удерживавшие нибелунгов в лесу, рухнули, и открылся проход в Утгард, подземный мир. Орды ужаснейших чудовищ напали на континент, разъяренные и голодные, не наделенные ни душой, ни разумом. Повсюду слышался какой-то странный звук, напоминавший стон. От ледяных просторов севера до пустынь юга, от степей востока до морей запада мир дрожал, и колеса, вращавшие его, рушились. Бег неизменности был остановлен.

Ничто не будет так, как было прежде и как должно было бы быть. Нибелунги не хотели мстить за свое поражение. Нет, они хотели сделать так, чтобы этого поражения никогда и не было. Они вмешались в ход истории сильнее, чем это было позволено раньше, и с разрешения богов изменили течение времени. Они нашли решающий момент в ходе судьбы и в это мгновение изменили поступки людей. Вернее, поступки одного человека. Как крошечный камень на склоне влечет за собой лавину, так одно действие повлекло за собой сотни других, и в результате этого возникли легенды. Потребовалось совсем немного, чтобы все изменить.

Таков был план нибелунгов, грандиозный по своей злобе, но гениальный в своей простоте. Возможно, утром уже ничто не будет так, как было раньше, но все станет таким, как того хотели нибелунги. И никто об этом никогда не узнает…

Зигфинн очнулся от сна. У него по-прежнему болела спина, а воздух в комнате казался затхлым. Голова была непривычно тяжелой, кровь текла медленно. Принц попытался подумать о Брунии, чтобы взбодриться, однако это не добавило легкости его мыслям.

В комнату проник луч света, но он будто просачивался сквозь какой-то фильтр и был лишен всех красок. Юноша поднял правую руку, собираясь почесать в затылке, но тут простыня рассыпалась у него под пальцами.

Что-то зашевелилось на уровне его бедра, и по ноге царапнули маленькие лапки. Зигфинн удивленно приподнялся.

По кровати неспешно шла толстая крыса.

Принц закричал — скорее от удивления, чем от страха. В Исландии было мало крыс, тем более в замке, где они чувствовали себя весьма неуютно. Схватив грязное создание, Зигфинн поспешно выбросил его в окно.

Теперь он проснулся и в голове у него прояснилось.

Юноша спустил ноги с кровати и почувствовал под ступнями грязь и камни. А ведь слуги ежедневно подметали в его комнате! На лице было что-то липкое, и принц, проведя ладонью по щеке, обнаружил паутину.

Зигфинн огляделся. Это была не его комната.

И все же это была его комната, но не такая, как прошлым вечером. Искусно украшенная кровать, на которой он заснул, сейчас превратилась в лежанку и разломалась с одной стороны. В комнате не было ни стульев, ни меха на полу, а от свеч остались лишь огарки, сваленные кучей в углу.

И повсюду была паутина. А еще пыль.

Принцу стало страшно. Смятение и страх охватили его. Что за игры здесь ведутся? Встав, он подошел к окну и выглянул наружу.

Никого. Площадь перед огромным замком опустела, нигде не было видно ни одного исландца. У пристани качалась пара кораблей, изъеденных плесенью, искореженных временем и пропитанных водой.

Везде царила мертвая тишина.

У Зигфинна закружилась голова, и ему пришлось прислониться к стене. Перед глазами заплясали разноцветные пятна, казавшиеся более живыми, чем мертвая серость, заполонившая все вокруг.

Это всего лишь сон! Это должен быть только сон! Принц ударил кулаком в стену, так что на костяшках выступила кровь, но не проснулся. Не было спасения от этой жуткой иллюзии.

Одевшись и зашнуровав ботинки, Зигфинн позвал стражников, которые обычно стояли перед дверью в комнату принца, ведь таков был приказ короля.

Возможно, все это лишь неудачная шутка, хотя Зигфинн и представить себе не мог, кому взбрело бы в голову так пошутить. Может, ночью в этой комнате похозяйничали, чтобы испугать его?

Но все надежды принца разрушились, когда он увидел коридор перед своими покоями. Здесь тоже все было затянуто паутиной, по грязному полу бегали насекомые. От факелов на железных подставках осталась лишь пыль. Воздух был горьковатым и затхлым. Зигфинн злился, что под рукой у него не было оружия, но с другой стороны, на кого он мог напасть? Теперь он не сомневался, что не спит. Оставалось только надеяться, что сейчас он слег с лихорадкой и за ним присматривает целитель, в то время как родители обеспокоенно стоят у изголовья кровати.

Наконец он пришел в тронный зал, где отец обычно занимался делами государства в окружении своих советников и посетителей. Скрип двери, перед которой тоже не оказалось стражников, дал Зигфинну понять, что и здесь он не найдет никого живого.

Тронный зал был пуст. Огромный камин покрылся копотью, а остатки мебели валялись на полу.

— Эй? — Срывающийся голос Зигфинна эхом прокатился по залу.

Теперь тут не было теплых настенных ковров, которые приглушали все звуки.

В голове у принца мелькнула безумная мысль: а что, если он проспал дольше, чем обычно? Год, десять лет, сотню лет? Может, время пронеслось мимо него, пока он спал в своей кровати?

Чепуха! О нем бы позаботились. Никто бы не бросил замок, в котором спал принц, оказавшийся без сознания.

Но этот мир вокруг… Он казался столь знакомым и в то же время столь чужим. Мир был холодным, серым и мертвым. Единственное, что согревало Зигфинна, это его амулет, голова дракона. Талисман, казалось, льнул к нему, будто пытаясь его утешить. Это напомнило Зигфинну о матери. Он поспешно подбежал к лестнице, ведущей в коридор, который заканчивался покоями короля и королевы. Но как и его собственная комната, пустые покои родителей тоже, казалось, были забыты всеми, и все, что когда-либо украшало эти комнаты, исчезло. Скала, в которой были выбиты эти покои, была грубой и неотшлифованной, будто каменщики не работали над ней в течение многих лет.

Теперь к чувству страха добавились бессилие и безнадежность. Ни придворных, ни солдат, ни родителей.

Зигфинн был один.

Впервые в жизни.

Видящая сидела в комнате, которую, как она знала, Зигфинн не найдет. Ее руки рисовали знаки на песке, покрывавшем пол.

Свершилось. Она не смогла это предотвратить, да и не думала, что ей когда-то это удастся. За одну ночь мир был разрушен, уничтожен, испорчен. Солнце светило не так ярко, и в душах людей не осталось больше надежд. То, что было хорошим и красивым, должно было исчезнуть, ведь ему не осталось места в новом царстве древних богов, правивших железной рукой и назначивших своими вассалами нибелунгов.

Время без героев, настоящее без будущего. Посевы взошли, но плод покрылся гнилью.

Видящая сжала руки в кулаки, чего с ней не случалось уже много десятилетий. Мышцы в спине расслабились, а сильные легкие дышали глубоко и спокойно. План нибелунгов придал ей жизненных сил. Это было неожиданное последствие их действий.

Но было еще кое-что. Видящая чувствовала это. Свет погас не до конца. Несмотря на то что тьма окутала весь мир, оставалась еще одна искра.

Кровь Зигфрида.

Видящая улыбнулась.

Еще не все потеряно. Ведь то, чему суждено быть, способно сопротивляться.

Искра. Последняя искра.

Нет.

Еще одна искра. Две искры.

Как это возможно?

Три.

Три искры. Три истины.

Видящая задрожала.

Битва пока не была проиграна. То, что нибелунги посчитали концом, могло вновь стать началом.

В душе Зигфинна тлела последняя надежда, и потому он не оставил мертвый Изенштайн сразу же, чтобы искать людей в другом месте. Около двух часов юноша осматривал замок, постепенно осознавая, в сколь ужасном положении он очутился. Теперь же принц направился в комнату Брунии. Он знал, что ее там нет, как и всех остальных, но, по крайней мере, проверить стоило.

Перед ее дверью тоже должен был стоять охранник, но никого не было. Створки сорвали с петель, и теперь они лежали в коридоре, покрытые плесенью. Если тут и происходила какая-то борьба, то не меньше десяти лет назад.

Сквозь дверной проем Зигфинн видел, что в кровати Брунии нет. От этого ему стало больнее, чем он ожидал. В этот момент он готов был отдать все, чтобы увидеть ее стройное тело, погруженное в мирный сон.

Он не заметил лезвия меча, появившегося сбоку, и не услышал тихого свиста, который заставил бы его уклониться.

Узкое лезвие замерло у его горла, царапая кожу. Кто бы ни держал в руках это оружие, он не собирался рубить принцу голову. Пока что не собирался.

Зигфинн задержал дыхание. Думая, что остался один, он стал неосторожным, и теперь ему пришлось заплатить за это.

Человек, сжимавший меч, вышел из тени.

Это была Бруния.

Зигфинн глядел на нее, чувствуя, что не в силах выразить всю свою радость и облегчение. Он больше не был один! Тот человек, о котором он мечтал больше всего, не исчез вместе со всеми придворными.

— Зигфинн, — прошептала Бруния, опуская меч.

Она чуть не упала, но Зигфинн успел ее подхватить. Он прижал Брунию к себе.

— Тут… никого нет… я думала, что ты… ты…

— Знаю, — прошептал Зигфинн. — Судя по всему, лишь мы с тобой остались в живых в этом замке.

Бруния постепенно взяла себя в руки.

— Что случилось?

— Если бы я только знал, — ответил Зигфинн. — Ночь будто породила не новое утро, а новый мир. Мертвый мир.

Зигфинн вновь прошел по затхлым коридорам замка, усеянным щепками и битым стеклом. В этот раз Бруния была рядом с ним, и они искали уже не людей, а что-то, что помогло бы им понять происшедшее.

В тронном зале принц указал на перевернутый стол.

— Это не стол моего отца, ведь ножки почти не украшены резьбой и более толстые.

Бруния указала наверх, на потолок. Оттуда свисал истлевший флаг Исландии, но вместо двенадцати корон, которые символизировали двенадцать предыдущих королей, были нарисованы только десять.

Зигфинн мрачно кивнул.

— И нет иконы.

— Вообще нет ничего, что относилось бы к христианству, — пробормотала Бруния.

Взяв Зигфинна за руку, она потащила его прочь.

Девушка хотела осмотреть часовню, чтобы подтвердить свои подозрения. И действительно, священная часовня королевской семьи теперь оказалась лишь складом, до потолка забитым каким-то хламом.

Дело близилось к полудню, однако свет солнца по-прежнему был не очень ярким. И Зигфинн, и Бруния изголодались, но знали, что утолить голод в замке нечем. Выйдя из замка Изенштайн, они отправились в порт. Тут тоже не было людей. Бруния осмотрела небольшие хижины с покосившимися стенами и провисшими потолками, Зигфинн же подошел к кораблям, на которых уже довольно долго никого не было.

Внезапно неподалеку послышалось какое-то шуршание. Бруния и Зигфинн инстинктивно прильнули друг к другу. Принца злило, что у него нет с собой меча, но он не стал просить Брунию отдать ему свой.

— Скажи мне, что не только я это слышал, — прорычал Зигфинн.

Бруния напряглась, сжимая в руке меч.

— Мы не одни, хотя я и не знаю, радоваться мне этому или нет.

Вновь послышались чьи-то шаги.

Из-за покосившейся хижины вышел мелкий — Зигфинну до плеч — и явно исхудавший дрык.

Принц немного успокоился.

— Странно. Животные обычно не забредают в наши поселения, ведь они боятся людей.

Бруния нахмурилась.

— Кто знает, как давно в этом поселении никого не было.

Зигфинн осторожно направился к дрыку. Животное не двигалось и не убегало.

— Что ты собираешься делать? — поинтересовалась Бруния.

Через час они уже сидели перед костром на берегу моря и отрывали аппетитные кусочки от туши, жарившейся над огнем. Воду, чтобы утолить жажду, они брали из источника, и хотя вода била прямо из-под земли, на вкус она казалась застоявшейся.

— Нужно попробовать добраться до материка, — жуя, говорила Бруния. — Не мог же исчезнуть весь мир.

— Но почему? — возразил Зигфинн. — Вчера я мог бы поклясться, что замок не может опустеть за одну ночь. То, что тут происходит, не поддается объяснению.

Лишь через пару мгновений он понял, почему его ответ так опечалил Брунию.

— Я не говорю, что твои родители… Я хочу сказать, королевство твоего отца… — поспешно добавил он.

— Ладно, — отмахнулась она. — Посмотрим.

Было очевидно, что Бруния не хочет проявлять своих чувств. И эта взрослая, трезвомыслящая женщина совсем не походила на юную девушку, которую он вчера так страстно желал.

— Я думаю, что могу починить один из кораблей, чтобы мы доплыли до материка. При условии, что погода будет хорошей. Но прежде мне нужно отправиться в Гёранд.

— Но почему в Гёранд? — удивилась Бруния.

— Это самое крупное поселение в Исландии. Если и остались люди, то только там. Я должен хотя бы поискать их, ведь я, в конце концов, принц, а в отсутствие родителей — правитель.

— Но мы нигде не видели лошадей, — напомнила ему Бруния. — Придется идти пешком.

— Значит, придется, — кивнув, согласился Зигфинн.

Надежд встретить людей было немного, но Зигфинн чувствовал свою ответственность. И вообще, встретил же он Брунию, хотя и не верил в это.

Они отправились в путь, взяв с собой немного провианта. Зигфинн собирался перейти через холмы и направиться к самому большому селению острова. Многие короли уже думали о том, что следует перенести столицу ближе к Изенштайну, но это не имело особого смысла. Гёранд находился рядом с пастбищами, и туда легко было добраться из любой точки острова, к тому же ему не страшен был шторм на море. Отец Зигфинна, король Кристер, однажды сказал: «Замок Изенштайн является символом власти и силы Исландии, а Гёранд представляет собой гостеприимность и доброту людей нашего острова».

Они едва успели перейти через первый холм, как обнаружили, что там, где были луга, теперь… простиралось кладбище.

До самого горизонта чернели кресты, надгробные камни и холмики, отмеченные тяжелыми валунами.

Тут было больше могил, чем в Исландии жителей.

Зигфинн побледнел. Его стошнило, и он подумал о том, что оскверняет покой мертвых.

Бруния тоже была поражена этим зрелищем. Она прошла мимо ряда могил, читая надгробные надписи.

Последние из похороненных здесь умерли около сорока зим назад.

— Что это значит? — выдохнул Зигфинн, сплевывая остатки желчи.

— Я думаю, что в Исландии уже сорок лет никто не живет, — объяснила Бруния.

— Это неправда! — закричал Зигфинн, удивляясь собственной ярости. — Исландия — моя родина! А не какое-то кладбище! И ты это знаешь!

Вначале принцессе захотелось отругать Зигфинна за подобную вспышку ярости, но затем она подошла к нему и обняла его.

— Прости меня за эти необдуманные слова, мой милый Зигфинн. Я лишь хотела сказать, что в этом ужасном неправильном мире Исландия оказалась покинутой. Если мы хотим выяснить, что произошло, то должны смириться с этим.

Отодвинувшись от Брунии, Зигфинн только сейчас заметил, что плачет.

— Как я могу смириться с тем, во что не могу поверить?

— А как ты можешь не верить в то, что видишь собственными глазами?

На это у Зигфинна не нашлось ответа. Не было сил, чтобы этот ответ искать.

Бруния нежно опустила ладонь на его плечо.

— Давай не будем терять тут время. Пойдем в порт и попробуем найти какую-нибудь возможность попасть на материк.

Так они, не завершив начатое, вернулись в замок.

Нибелунги буйно праздновали свою победу. По всему миру, в высоких горах и глубоких долинах, они кричали о своем триумфе, и от их отвратительного пения листья на деревьях становились коричневыми, а птицы замертво падали с веток. Нибелунги не только вернули свою прежнюю власть, но и добились большего: они и стали властью. Все, что им потребовалось, так это одна темная ночь, когда боги не смотрели в сторону мира, и нибелунги взяли дело в свои руки, чтобы заново сотворить Мидгард. По собственному желанию. Прошло несколько часов, прежде чем они заметили, что их победа почти совершенна, но все-таки почти.

Для нибелунгов не важны были чувства людей — зрение, слух и осязание. Для них время было таким же ощущением, как история, а чувства приравнивались к словам. Для них все было потоком, по которому они плыли, в котором они купались, из которого они пили. Их власть была золотой рекой, роскошной и широкой. Они купались в этой реке, плывя по течению. Восторг и тщеславие переполняли их черные души, и нибелунги не сразу заметили, что на поверхности реки виднеются скалы. Три скалы. В их реке.

Первые голоса умолкли в победном гомоне, и нибелунги заметили слабые волны, исходящие от этих скал. Духи зашептались, призывая друг друга к спокойствию, а затем…

Три скалы в их реке.

— Это невозмооооожжноооо… — донесся один голос.

— Этогооо не должноооо быыыыть… — сказал кто-то другой.

Гармония, которой они наслаждались, распалась, и нибелунги начали возбужденно переговариваться.

— Невозмоооооожнооо…

— Не входилоооо в плааан…

— Словоооо богоооов….

Раскат грома сотряс Мидгард, и по телам нибелунгов прошла дрожь, словно напоминая о том, что не одни они всем управляли.

Нибелунги трусливо замолчали. Ликование от победы сменилось смятением, а нибелунги ненавидели смятение.

Не для того ли они все эти годы действовали, чтобы в будущем избежать всего непонятного?

В конце концов один из многих решился произнести:

— Одииииииин…

Ему вторил другой:

— Одииииииин….

И вскоре все нибелунги тысячей голосов, слившихся в один, кричали:

— Одииииииин…

Видящая вновь поднялась на верхушку скалы. Она была рада тому, что ослепла и не видит то, о чем знает. Исландия превратилась в мертвое королевство. Из ее пустых глазниц лились слезы. Слезы за ее родину.

Но еще не все было потеряно. Случилось так, как она и надеялась: в новом времени остался Зигфинн Исландский, который знал о том, как должно было быть. То, что рядом с ним оказалась Бруния, тоже вооруженная против лжи нибелунгов, было… неожиданностью. Амулет должен был защитить только принца.

Видящая отбросила посох в сторону. Ее старое тело стало наполняться новой жизненной энергией. Конечно же, она никогда не сможет обладать своей прежней силой и никогда не сумеет победить самого сильного воина, но в этом не было необходимости. Когда-то у нее было все, но это время миновало. Сейчас речь шла только о Зигфинне. И Брунии.

Видящая наблюдала, как быстро эти двое сориентировались в изменившемся мире и как Бруния собрала в замке то, что могло быть полезным. А тем временем Зигфинн отремонтировал маленький корабль. Он нашел судно, которое уже давно вытащили на сушу, и поэтому его остов не разъела соленая вода. С какого-то полузатонувшего корабля юноша принес парус, и Бруния заштопала в нем дыры. Все эти дни они ели убитого дрыка — пища пусть и однообразная, но сытная. Бруния и Зигфинн обладали решимостью, которую нибелунги пытались уничтожить в этом мире. Но принц и принцесса не сдавались.

Видящая заметила также, как Зигфинн смотрит на Брунию и как он протягивает к ней руки, когда спит, но тут же опускает их.

Страсть. Нибелунги пытались уничтожить и это. Видящая хорошо помнила это чувство, такое болезненное и в то же время теплое. Чувство счастья.

Она стояла на скале и смотрела на Зигфинна и Брунию, которые толкали в воду корабль, радуясь тому, что он не потонул сразу.

В этот момент появились нибелунги. Они заметили, что в изменившемся мире что-то пошло не так, как они предполагали, и начали искать это по всей земле, как свинья ищет трюфели. Вскоре они обнаружили отвратительный для себя запах дружбы и чести, но здесь, в Исландии, у них не было возможности напасть на принца и принцессу. Однако они еще что-нибудь придумают.

И Видящая громко и отчетливо произнесла:

— Можете стараться сколько хотите, но вам не сломить этих двоих! Все будет так же, как и всегда. Все завершится вашим поражением.

4 ПУТЬ В НОВЫЙ МИР

Путешествие во Фъеллхавен длилось долго, дольше обычного. Ветра почти не было, что для этих мест было весьма удивительно. Часто парус целый день просто свисал с мачты, да и легкий ночной бриз едва ли способствовал продвижению корабля вперед. У Брунии и Зигфинна было тяжело на сердце. Принц все время ходил туда-сюда по палубе, словно дикий зверь в клетке, Бруния же часами смотрела на горизонт, как будто он мог дать ей все нужные ответы. Они были вместе, но не могли утешить друг друга.

Им не удалось найти что-либо съестное и приходилось доедать остатки жареного дрыка — Зигфинн не раз забрасывал в воду сеть, но все время доставал ее пустой. Что бы ни изменило этот мир, перемены коснулись и моря.

Холодными ночами Бруния и Зигфинн вместе укладывались спать, укрываясь мехом, чтобы согреться, но в соприкосновении их тел не было радости, лишь надежда на скорейшее завершение поездки. Иногда принц слышал, как Бруния тихо плачет. Бывали дни, когда они не говорили друг другу ни слова.

Семь раз взошло солнце, прежде чем на горизонте появился Фъеллхавен. Маленький портовый городок на датском побережье был одним из торговых центров, откуда корабли отправлялись с товарами в Исландию. Короли Дании настолько ценили связь между двумя королевствами, что позволили исландцам управлять этим городом вместе с ними. Там даже был исландский наместник, Ленарт. С ним-то и хотел поговорить Зигфинн.

Принц трижды в своей жизни посещал Фъеллхавен и сейчас надеялся увидеть знакомые здания, паруса кораблей знакомых народов и деловитую суету на рынке, находившегося прямо возле порта.

Но ничего этого не было.

Часть города была сожжена, и они увидели это еще отсюда. Копоть в пустых окнах домов свидетельствовала о пожарах, которые никто не мог или не хотел погасить. Вместо множества грузовых кораблей у причала стояли несколько военных судов, происхождение которых Зигфинну не удалось установить. Их корпуса были укреплены железными пластинами, а мрачные матросы сгружали тяжелые ящики, в которых явно лежали вовсе не подковы или подсвечники.

Принц почувствовал, как Бруния вцепилась в его руку.

— Я должна была бы радоваться, что наконец-то вижу других людей, но это не тот порт, из которого я отплыла в Исландию десять дней назад. И, судя по всему, с этими людьми лучше не заговаривать.

— Что бы ни произошло, это случилось не только у меня на родине. — Зигфинн мрачно кивнул.

— Что будем делать?

— Причаливать, что же еще?

Какое-то время он раздумывал, стоит ли заводить разговор с матросами на военных кораблях, чтобы расспросить их о странном положении вещей, но, заметив их недоверчивые взгляды, юноша отказался от этой идеи. Он вновь рассердился на себя за то, что у него нет никакого оружия, кроме кинжала. По крайней мере, у Брунии был ее узкий меч.

Поставив суденышко с флагом Исландии в порту, они направились к портовому кварталу, казавшемуся запущенным, но хотя бы не пострадавшему от пламени пожаров. И все же смерть правила и здесь — на обочине дороги валялся труп быка, и искалеченные собачонки яростно рвали его плоть. Повсюду валялись кости, и Зигфинн заметил, что некоторые из них принадлежали вовсе не животным.

День близился к вечеру. Из двух десятков таверн, которые помнил принц, осталась лишь одна, и на деревянной вывеске над входом кто-то вместо головы лошади нарисовал черного вепря, с клыков которого капала кровь.

Подойдя к двери, Зигфинн остановился.

— Может, мне стоит войти туда одному? Во всяком случае так будет безопаснее.

Бруния посмотрела на него с удивлением. В отличие от Зигфинна при дворе своего отца она тренировалась не только для того, чтобы отогнать скуку. Ее клинок был быстрым и надежным, и даже без оружия она могла легко сразиться с мужчиной, превосходившим ее как в росте, так и в весе. По крайней мере, во время тренировок.

— Будет надежнее, если мы разделимся?

Зигфинн понял, что его попытки защитить Брунию в этой ситуации неуместны, и они вместе вошли в таверну.

Здесь было много воинов и моряков из разных стран. У них были крупные тела, широкие черепа и темные глаза. Испещренные шрамами руки и лица, а также залатанные доспехи и шлемы свидетельствовали о бесцельных и слишком часто проигрываемых битвах. Мутное пиво плескалось в больших кружках, время от времени переправляясь в жадные глотки. Разговоры почему-то велись шепотом. Мрачноватое местечко, как и многие другие, но все же чем-то оно отличалось. Здесь не орали, не дрались, широкие спины солдат сутулились, как будто люди боялись выпрямиться. Их глаза блестели, и они все время оглядывались, словно пытались обнаружить невидимых стражей. На большом вертеле над камином жарилась не свинья и не бык, а множество мелких животных, среди которых Зигфинн заметил крыс и собак.

Сперва принц подумал, что никто не обратил на них внимания, но потом понял, что это не так. Присутствующие изо всех сил старались игнорировать новоприбывших. Их заметили, но делали вид, что не замечают.

— Не очень-то веселое место, — пробормотала Бруния. — Не таверна, а какая-то тюрьма.

Они уселись за стол в углу, и вскоре к ним подошла служанка. Она тоже отчаянно старалась делать вид, будто все в порядке.

— Чего желают благородные путники?

— Пива, — заявила Бруния, прежде чем Зигфинн успел что-то сказать. — И хлеба. А еще мяса, если с вашего вертела что-то можно есть.

Достав монету из кошелька, Зигфинн бросил ее на стол. Он был рад, что деньги, которые он носил при себе, не растворились вместе с окружающим миром.

Взяв серебряную монету, служанка неуверенно покрутила ее в руках.

— Минуточку. — Она скрылась в кухне, и Зигфинн увидел, как она перешептывается с трактирщиком.

— А вдруг мы только что совершили ошибку, — сказал он Брунии. — Может, нам стоит уйти отсюда?

Принцесса покачала головой.

— Нам нужны ответы, Зигфинн. Так или иначе.

К их столу подошел толстый мужчина с грубыми руками.

— Меня зовут Гельбарт, я трактирщик. — Он протянул им монету. — Мне эти деньги не знакомы.

Зигфинн горько рассмеялся.

— Да половина Фъеллхавена живет, пользуясь деньгами Исландии, добрый человек. С каких это пор чеканкой короля Кристера нельзя заплатить за пиво и мясо?

В таверне стало заметно тише.

Нагнувшись вперед, трактирщик горячо прошептал:

— Не говорите об Исландии, господин. Пусть не ради вас, но хотя бы ради меня! — Этот громила трясся от страха, что было очевидно.

Зигфинн ухватился за это.

— Тогда ты говори! — воскликнул юноша. — Мы хотим знать, что произошло!

Оглянувшись, трактирщик уселся.

— Я не знаю, откуда вы родом и о чем говорите, — его голос звучал настойчиво, и в нем слышалась мольба, — но никто не ездит в Исландию, потому что не надеется оттуда вернуться. А если ему это и удастся, то черные ордынцы уже ждут его с обнаженными клинками. Такие разговоры могут стоить головы.

— Черные ордынцы? — опешив, прошептал Зигфинн.

Гельбарт вспотел.

— Пускай вас не обманывает то, что вы так далеко от города. Лапы Хургана дотянутся и сюда.

У Зигфинна сложилось впечатление, что трактирщик описывает какую-то чужую страну, чужое время, а вовсе не тот мир, в котором он вырос.

Дверь толкнули, и трактирщик завопил, как прачка, которую напугал волк, прибежавший к реке. При этом в таверну вошел всего лишь маленький человечек, побитый жизнью нищий, ростом не выше столешницы. На нем была разноцветная шапочка, а в руке колотушка, внутри которой что-то приятно шуршало. Карлик тут же начал хриплым голосом что-то напевать без слов и явно без чувства ритма. Свободную руку он протягивал к гостям в надежде, что ему подадут милостыню или еду.

Гельбарт, ничего не сказав, скрылся в кухне.

— Его ответы лишь вызвали еще больше вопросов, — заметил Зигфинн и спросил у Брунии: — Ты что-нибудь поняла из того, что рассказал трактирщик?

Принцесса покачала головой.

— Ни один из придворных послов моего отца никогда не упоминал Черную Орду, и ни в одном королевстве нет вождя, которого звали бы Хурган.

Зигфинн подумал, не стоит ли развязать золотом язык кому-нибудь из присутствующих воинов, чтобы тот поведал о Хургане, но тут вдруг обратил внимание на карлика. Тот не добился особых успехов своим выступлением, поскольку гости старались оттолкнуть его в сторону. Но бедолага, которого подстегивали голод и нужда, не сдавался. Его голос стал громче, а маленький кулачок тыкал в сторону людей, от которых он ожидал подачек. Бородатый моряк сильно пнул его под зад, и маленькое тельце, пролетев через всю комнату, приземлилось неподалеку от Зигфинна и Брунии.

Бруния, пожалевшая маленького человечка, помогла ему подняться на ноги. Карлик что-то благодарно пробормотал, не умея подобрать нужных слов. Затем он протянул в сторону принцессы ладонь. По его глазам можно было понять, что просить милостыню ему не нравится.

— Нам поесть тоже не дали, — с грустью произнес Зигфинн. — Но, возможно, тебе эта монета пригодится больше, чем нам.

Он дал карлику серебряную монетку, и тот с любопытством покрутил ее в руках, а затем попробовал на зуб. Поклонившись, человечек почти коснулся лбом деревянного пола и побежал в кухню, чтобы заказать еду.

На улице послышался какой-то хлопок, служивший, по-видимому, предупреждением, и внезапно в таверне стало тихо. Привычными движениями солдаты закрыли окна кожаными занавесками, а один из них бросился запирать дверь на тяжелый деревянный засов. Две служанки притащили большие ведра с песком и загасили огонь в камине.

Солдаты и моряки переглянулись. Они явно чего-то ожидали и были напуганы. Никто больше не пил и не бросал обглоданные кости на пол.

— Что это значит? — проворчал Зигфинн. — Такое впечатление, будто они от кого-то прячутся.

Бруния пожала плечами. Ей еще никогда не приходилось видеть столько сильных мужчин, которые так боялись за свою жизнь. Со стороны казалось, что они боятся сгущавшейся за окнами ночи, готовой поглотить их.

Зигфинн не любил загадок и потому шепотом осведомился у присутствующих:

— Здесь кто-нибудь может объяснить, почему нам надо прятаться?

Никто не решился ответить им. Большинство вообще старалось не дышать, и только трактирщик беззвучно подошел к их столу.

— Во имя богов, сидите тихо! — прошипел он. — Если обнаружат ваше оружие, гнев Орды обрушится на нас всех!

Зигфинн покосился на кинжал у себя на поясе, а затем на меч Брунии и только сейчас понял, что ни у одного из присутствующих здесь воинов не было при себе оружия.

— Почему все эти люди не вооружены? — спросила у Гельбарта Бруния.

— Если ценишь свою жизнь, то не будешь нарушать запрет на ношение оружия, — ответил трактирщик.

Он хотел добавить что-то еще, но тут послышались тяжелые шаги. Прогромыхали кованые ботинки, и в забаррикадированную дверь забарабанили кулаки.

— Поздно, — тихо прошептал Гельбарт, так что его услышали только Бруния и Зигфинн.

В дверь опять постучали, и теперь послышалось… рычание? Нетерпеливое, властное рычание.

Гельбарт оглянулся. В глазах всех присутствующих читалось отчаяние. В конце концов он схватил Брунию и Зигфинна под руки.

— Идемте со мной! Если я спасу вам жизнь, то, может быть, всех нас пощадят.

Он завел их в кухню, и они очутились в помещении, где хранилось вино и пиво. На полу лежала потрепанная шкура, приглушавшая шаги. Гельбарт откинул мех, и Зигфинн увидел деревянную крышку с тяжелым железным кольцом. Под ней оказался подвал.

— Забирайтесь внутрь! — прошептал трактирщик.

Зигфинн и Бруния повиновались. Укрытие было не больше шкафа, стоявшего в покоях Зигфинна в замке Изенштайн.

— Тише, прошу вас, тише. — Гельбарт опустил крышку, и вокруг стало темно.

И тихо, как в могиле. Другие слова не приходили Зигфинну на ум. Он сидел рядом с Брунией в укрытии, и они прислушивались к тому, что происходило наверху.

Сперва они услышали шаги и треск дерева. В дверь еще раз постучали, а потом сильным ударом сорвали ее с петель. Люди закричали.

Бруния прижалась к Зигфинну, и тот заботливо обнял ее за плечи.

И вновь послышалось рычание, теперь уже более громкое и безжалостное. Затем последовал какой-то лихорадочный разговор. Кто-то молил о прощении. Гельбарт кого-то уговаривал. Один из солдат запротестовал, и Зигфинн услышал его предсмертный хрип. Разбилась кружка.

— Что там происходит? — прошептала Бруния, и Зигфинн испуганно закрыл ей рот ладонью. Несмотря на всю опасность ситуации, в этот момент он отметил про себя, насколько нежными были ее губы.

Опять послышалось бурное обсуждение, и кто-то — или что-то? — зарычал, как медведь, напавший на волка.

Тяжелые шаги удалились, а с ними пропало и рычание.

Стало тише, и через некоторое время Зигфинн и Бруния услышали, как поспешно расходятся солдаты из таверны.

— По-моему, все закончилось, — пробормотал Зигфинн.

Бруния убрала его ладонь со своего рта.

— Что закончилось? Ты вообще понимаешь, что здесь происходит?

— Нет, — честно ответил Зигфинн, глаза которого поблескивали в темноте. — Но теперь, по всей видимости, у Гельбарта есть время нам все объяснить.

Они прождали десять или двадцать минут, а может, и целый час. Затем принц приподнялся и надавил спиной на деревянную крышку, собираясь выбраться наружу.

Но крышка не поддавалась.

Зигфинн крепче уперся ногами в землю, но шарниры лишь слабо скрипнули. Кто-то закрыл люк засовом.

— Нас заперли, — в конце концов признал Зигфинн и забарабанил кулаком в доски. — Эй! Трактирщик! Выпусти нас!

Достав меч, Бруния застучала рукоятью в потолок.

— Гельбарт! Выпусти нас отсюда!

Через некоторое время послышались шаги и приглушенный голос хозяина таверны.

— Простите, благородные господа. — Он явно раскаивался. — Но я сперва должен был уделить внимание моим гостям, которых вы столь легкомысленно подвергли опасности.

— Нам очень жаль! — крикнул Зигфинн. — Мы… не знакомы с этими местами. Выпустите нас, и мы уйдем.

— Я был бы этому только рад, — возразил Гельбарт. — Но, к сожалению, вы — та цена, которую я заплатил за мою таверну. За вами сейчас придут.

— Проклятие, — прошипел Зигфинн. — Он нас предал и продал.

— Дело не только в моем доме, — оправдывался трактирщик. — У них моя жена. Уже целый год. Наместник Хургана пообещал мне отпустить ее, если я передам ему вас. Моя жена, понимаете? Я же просто хочу…

Не успел он договорить, как послышались какой-то свист и хрип. Тело Гельбарта упало на деревянную крышку.

Бруния почувствовала, как что-то влажное капает ей на лицо. Она вытерла щеку ладонью и даже в темноте поняла, что сквозь щели просачивается кровь.

— Кто там?

Труп трактирщика с кряхтением оттащили в сторону. Деревянная крышка поднялась. Убийце явно было трудно добраться до Брунии и Зигфинна.

Когда в укрытие пробился свет факела, они увидели, кто пришел им на помощь.

Это был тот самый карлик, который сейчас сжимал в одной руке факел, а в другой жалкого вида кинжальчик.

— Вылезайте оттуда, пока ордынцы дают вам на это время!

Выбравшись наружу, Бруния и Зигфинн осторожно огляделись. В таверне было пусто, видимо, Гельбарт отправил всех завсегдатаев прочь. Карлик презрительно пнул труп трактирщика, отерев лезвие о его рукав.

— И как вы ему только доверились? Это для меня загадка на века.

— А кому же нам тогда доверять? — поинтересовался Зигфинн.

— Никому, — жестко произнес маленький человечек с неожиданной для его вида решимостью. — Сейчас не время для доверия, не время для дружбы и не время для хороших поступков.

— Но ты же нам помог, — возразила Бруния.

Карлик равнодушно пожал плечами.

— Просто у меня появилась возможность отплатить вам за дружелюбие в таверне.

— Ты нам поможешь… эээ… и дальше? Как тебя зовут? — спросил принц.

— Петар, — ответил карлик. — Я что, похож на безумца, чтобы вам помогать? С тем же успехом можно встать и помочиться на ботинки местного легиона Орды. Идите на свой корабль и убирайтесь отсюда.

Мысль о возможности покинуть полный опасностей Фъеллхавен пришлась Зигфинну по душе.

— Так мы и поступим.

Он взял Брунию под руку. Та никак не могла отвести глаз от мертвого Гельбарта.

— Он сказал, что они увели его жену. И поэтому он нас предал.

— Тут у многих мужчин увели жен, — отмахнулся Петар и, подбежав к снесенной с петель входной двери, выглянул наружу. — Похоже, нам, как говаривали раньше, повезло.

Они направились в порт, следуя по темным улицам. По пути им никто не встречался — ни местные жители, ни представители этой странной Орды, которую все тут так боялись. Не было видно ничего, кроме какого-то полыхания на пристани.

Это был их корабль. И он уже догорал.

Видящей не нужны были корабли, чтобы путешествовать, как и кровать, чтобы спать. Она была там, где хотела быть. Сейчас она стояла на палубе горящего корабля, на котором Зигфинн и Бруния приплыли во Фъеллхавен. Огонь тщетно пытался добраться до ее тела, а свет не мог ослепить глаза.

Видящая заметила, как ордынцы подожгли чужой корабль. Этому не было особых причин, просто они привыкли разрушать все, что не могло принести пользу королевству. Пока Зигфинн и его спутница плыли через море, Видящая присмотрелась к новому времени и новому миру. Они были отвратительными и горькими, как и следовало ожидать, поскольку это был план нибелунгов.

Лесные создания танцевали вокруг Видящей, насмехаясь над ней, и пели песню огня.

— Слишшшком позззздно… вссссе ноооовоееее… вссссе нашшшшшееее… — шипели нибелунги, опьянев от злорадства.

Видящая чувствовала приближение Брунии и Зигфинна и, несмотря на ликование нибелунгов, улыбалась.

— Ничего у вас не вышло. Ничего особенного. Даже если вы остановите движение мира, погасите солнце и сделаете ночь вечной, до тех пор, пока жива кровь Зигфрида, жива и надежда.

В ответ ей раздалось шипение вперемешку с рычанием и хрипом.

— Емууу никогдааааа не победииииитъ… вскооооореее он умреееееет…

— Вы не устали от пророчеств, которые все равно не сбываются? Ни Орда, ни подлый трактирщик не смогли их остановить. Наоборот, благодаря своей доброте они уже нашли новых друзей. Это первый камешек лавины, и тот, кто встанет на пути обвала, погибнет. Произойдет то, что должно произойти.

Она искренне надеялась, что так все и будет.

— Ну вот, корабля нет, — с удивительной бесстрастностью заявил Петар, пожимая плечами. — Жаль.

— Кто это сделал? — возмутилась Бруния, в отчаянии глядя на полыхающий корабль, сгоревшая мачта которого как раз обрушилась в воду.

Нахмурившись, карлик оглянулся.

— Намного важнее другое — находится ли тот, кто это сделал, до сих пор поблизости. Я бы удивился, если бы у ордынцев здесь не было своих глаз и ушей.

Зигфинну все это уже надоело. Опустившись на корточки, он схватил маленького человечка за воротник.

— О какой Орде ты говоришь? Кто этот Хурган? Что случилось с Исландией? С Данией? И с этим городом? Отвечай!

— Ну и ну! — воскликнул Петар, отодвигаясь от принца. — Что за чушь ты несешь? Исландия и Дания, королевства наших предков, уже давно исчезли. Есть только одно королевство, один город и один правитель. Хурган. Его армия — это Черная Орда. Если ты не его подданный, то ты враг. Если у тебя всего достаточно, то этого слишком много. Все очень просто.

У Зигфинна закружилась голова. Все было каким-то… неправильным. Ненастоящим. Юноша попытался вернуть ясность своим мыслям и принять сказанное карликом на веру, но тут послышался отвратительный стук тяжелых сапог, такой же, как и пару часов назад.

— Не зря я опасался, — прошептал Петар, — воины Хургана уже ищут вас. Пора прощаться с Фъеллхавеном. Идите за мной!

Он поспешно направился в темноту, прочь от преследователей. Он шел куда-то к выгоревшим зданиям. Зигфинн посмотрел на Брунию, но та лишь пожала плечами. В этот момент у них не оставалось другого выбора.

— Ты понял, что сказал Петар? — тихо спросила Бруния.

— Я понял… но принять это не могу, — ответил Зигфинн. — По крайней мере, теперь мы знаем, что за всем этим стоит Хурган.

— Вот именно, что за всем, — перебил его Петар. — Он следит за всем, что происходит в королевстве, и так уже сто лет, если верить истории.

— Сто лет? — опешил Зигфинн.

— Черное столетие, начавшееся с падения Вормса, — добавил карлик.

Они дошли до конюшни, кое-как приведенной в порядок после большого пожара. На конюшне стояли маленькие коренастые лошадки, и Петар начал поспешно отвязывать троих из них.

— Кому принадлежат кони? — спросила Бруния.

— Нас это не должно волновать, пока хозяин ни о чем не догадывается, — пробормотал Петар, явно нервничая. — Поэтому я был бы вам весьма признателен, если бы вы не шумели.

Они вывели лошадей под уздцы из конюшни и привязали свои накидки к их спинам, чтобы было удобнее скакать. Зигфинн и Бруния с легкостью забрались на лошадей, а вот Петару было сложно забросить на лошадь свое маленькое тельце. Зигфинн протянул ему руку.

— Все хорошо, — прокряхтел карлик, хотя у него явно не все было в порядке. — Мы будем скакать на юг два дня. Я знаю кое-кого в Солнечной долине, и эти люди достаточно ненавидят Хургана, чтобы не выдать нас его воинам. Если мы там…

Он не договорил. Тяжелый метательный топорик, вылетевший из темноты, пробил бы нормальному человеку спину, но Петара он просто разрубил на две половины, так что тело упало на лошадь, и та, испуганно заржав, рванулась в сторону. Карлик был мертв.

И тут опять послышались шаги.

Бруния закричала, и Зигфинн схватил поводья, чтобы удержать лошадь. У них оставалось какое-то мгновение. Принц хлопнул лошадь своей спутницы ладонью по крупу, и животное понеслось вперед. Бруния вцепилась в гриву, чтобы не упасть на землю. Оглянувшись, Зигфинн попытался рассмотреть в темноте нападавших, от которых исходила угроза, но увидел лишь тени. Рычащие, хрипящие и шипящие тени.

Пришпорив лошадь, Зигфинн поскакал вслед за Брунией.

Хурган стоял на широком сером балконе, напоминавшем распахнутую пасть, плевавшую на грязную Бургундскую империю. За сотню лет по его приказу тут выстроили много домов — огромное количество грубых блоков, стоявших рядом друг с другом, друг на друге, как будто дети взяли маленькие домики и сбросили их в одну кучу. Разросшийся изнутри, город Вормс за несколько десятилетий превратился в пожирающее людей чудовище. Сейчас стояла глубокая ночь, в окнах домов горели огни, но они свидетельствовали не о благополучии, а об отчаянных мольбах людей. Вокруг кружили голод, болезни и смерть.

И над всем этим возвышался новый замок.

Драконья Скала.

Он был выстроен на гигантских колоннах, протянувшихся сотнями пальцев под землю. Тем не менее этот замок был ближе к небесам, чем к земле, и, чтобы выйти оттуда, нужно было спуститься по множеству деревянных ступеней. Замок был центром Вормса, его черным сердцем, ядовитой колючкой, кровопийцей, высасывавшим из города жизненную энергию. Тонкие башни замка были обиты кожей, которая, похрустывая, шелестела на ветру, и у людей, смотревших на замок, возникало ощущение, будто его стены сделаны не из камня, а из живой плоти и под кожей перекатываются мышцы.

Хурган, неизменный властитель города, страны и всего мира, обитал в замке Драконья Скала, который представлял собой крепость на полуразрушенном континенте. Тут не было враждебных государств, а значит, не было и противников. Шпионы Хургана докладывали о кучке повстанцев, не имевших ни единого шанса что-либо противопоставить его господству.

Отсюда открывался мрачный, неприятный вид, но все это принадлежало ему. Походя сняв штаны, Хурган помочился с балкона на свое королевство. А затем вернулся в тронный зал, чтобы высказать свою волю.

Тронный зал Хургана был не прямоугольным, а круглым, как комнаты в Валгалле. К его трону вели три ступеньки, так что даже самый высокий человек казался не выше колен короля. Тут не было ни стульев, ни столов, а железные шипы на стенах мешали кому-нибудь прислониться к ним. Хургану нравилось, когда его подданные выглядели уставшими и запуганными, поэтому он принимал их только ночью.

На правом подлокотнике трона был ввинчен крюк с цепью, ведущей к Зверю. Усевшись, Хурган почувствовал, что цепь вибрирует. Зверь был голоден.

Бруния и Зигфинн скакали галопом, и лишь звезды указывали им путь. Прежде чем ордынцы убили Петара, он сказал, что ехать нужно на юг. В Солнечную долину.

Через некоторое время Зигфинн почувствовал, что лошади вспотели, и понял, что они устали. Остановившись в густом лесу, в котором все равно нельзя было скакать ночью, он предложил Брунии сделать привал.

— Мы должны отдохнуть, — сказал он и привязал лошадь к ветке.

Бруния соскользнула со своего коня. Скачка утомила ее, к тому же ей было трудно справиться с тем, что за один день она увидела уже два трупа. Ее сковывала свинцовая усталость, но она запуганно оглядывалась по сторонам.

— Петар всего лишь хотел помочь нам, а теперь он мертв, — горько прошептала принцесса, наблюдая за тем, как Зигфинн раскладывает меховые накидки у корней огромного дуба.

— Возможно, он был прав, говоря, что этот мир не создан для дружбы, — ответил Зигфинн. — Не послушался собственного совета.

Сняв пояс, он ослабил ремни на ботинках и улегся. Бруния устроилась рядом с ним, и ее ладонь легла на его грудь, а голова опустилась ему на плечо. Зигфинн почувствовал ее дыхание на своей шее и впервые за несколько дней позволил своему телу отреагировать на это. Он немного отодвинулся в сторону, чтобы она ничего не заметила.

— Хотела бы я сейчас заснуть, а завтра опять проснуться в моем мире, — сонно пробормотала Бруния.

Зигфинн обнял ее, пытаясь справиться с желанием провести ладонью по ее стройному телу. Но ему это не удалось. Его рука начала медленно опускаться по ее спине. Бруния тихо вздохнула, уткнувшись лицом в изгиб его шеи. Ее губы коснулись его кожи.

Мысль о мертвом карлике удерживала Зигфинна от проявлений телесной страсти, и он задумчиво повторил слова странного маленького человечка:

— Черное столетие, которое началось с падения Вормса…

Во всей этой кутерьме Зигфинн не обратил внимания на эти слова. Падение Вормса? Сто лет назад? Эта фраза была насмешкой над книгами по истории. Впрочем, как и весь мир, в котором они находились.

— Вормс, — прошептал Зигфинн. — Что-то важное было в Вормсе. — Он почувствовал, как нагревается на шее амулет, словно разделяя его возбуждение, и повторил: — Вормс…

5 ХУРГАН И ДВОРЕЦ СТРАХА

Наместник Магинульф из Констанции молил о сохранении его жизни, не произнося при этом ни слова. Он опустился перед Хурганом на колено и склонил голову, положив свой меч на пол. Его огромное тело дрожало, а броня на груди потрескивала, но не потому, что Магинульф был испуган. Он пытался сохранить облик, в котором сейчас пребывал. Когда воин Орды волновался, демон в нем становился сильнее и человеческое тело пыталось измениться, превратить зубы в клыки, а пальцы в когти. Демону хотелось крови, и именно это делало войско непобедимым и ужасным.

Но здесь, перед своим королем, Магинульф не хотел превращаться в демона, он изо всех сил старался сохранить человеческий облик, чтобы попросить прощения за свой промах. Народ совершенно обеднел, и поэтому демону не удалось ничего отобрать у людей. Дань, привезенная в Вормс, не отвечала требованиям Хургана, а за это было лишь одно наказание…

Хурган громко зевнул, глядя на скорчившегося перед ним Наместника. Конечно же, он знал, что с народа больше нечего взять и что все люди в королевстве мерзнут, голодают и слабеют. Хурган знал также, что Магинульф готов отрубить голову каждому новорожденному, если благодаря этому у него появится возможность угодить своему повелителю. Магинульф был предан до самой смерти, и даже больше.

Вот только ему это не помогло.

Хурган строил свое мрачное королевство на уверенности людей в том, что пощады не будет. Ни за что. Никому. Он уничтожил само понятие пощады, как и надежду, и сочувствие.

— Ты был верным спутником и проливал кровь там, где требовалась кровь! — рявкнул он.

— Я хочу делать это и дальше, — произнес Магинульф, не поднимая головы. — Ради вас и вашего королевства.

— Как будто я могу оставить тебя в живых после того, как ты потерпел неудачу. Какой это пример для всех?

Теперь наместник осмелился посмотреть на своего господина.

— Неужели мой последователь сможет послужить вам лучше, чем я? Неужели мертвый я буду ценнее, чем живой?

Хурган рассмеялся.

— Ты ничего не стоишь, ни живой, ни мертвый.

Он щелкнул пальцами, и Зверь услышал его приказ. Создание заревело, голодное, дикое. Возможно, это был единственный звук, которого боялись воины Орды. Сняв цепь с крючка, Хурган позволил Зверю напасть на свою жертву. Уже через мгновение Магинульф превратился в демона и вскочил с мечом в руке, собираясь защищаться, но борьба, если ее можно так назвать, не длилась и десяти секунд. Предсмертный крик Магинульфа заглушило чавканье Зверя, пожиравшего его тело.

Из тени у стены тронного зала, где, вообще-то, тени не должно быть, вышла хрупкая фигура и направилась к Хургану, который остался равнодушным к смерти своего наместника.

— Придется, видимо, назначить нового наместника в Констанции, — услужливо сказал Гадарик.

Вряд ли его можно было назвать советником. Скорее нашептывателем.

— Зачем? — рявкнул Хурган. — Там еще нужно уничтожать сопротивление? Завоевывать деревни?

— Вы же повелитель, — напомнил Гадарик. — И ваша власть должна быть представлена.

Хургану было уже больше ста лет, и он знал, в каких случаях голос его советника начинал дрожать.

— Что-то случилось, Гадарик?

— Нет, — поспешно заверил его лесной дух, принявший человеческий облик, но тут же поправился, ведь ложь могла привести к его смерти: — По крайней мере, ничего важного. Незначительное столкновение на севере, где почти нет людей.

— Я это почуял, — пробормотал Хурган. — Не узнал и не почувствовал, а почуял. Время становится на дыбы, словно необъезженная лошадь, и в последний раз пытается нас сбросить.

Встав, король подошел к каменному балкону и глубоко вдохнул ночной воздух.

— Никто не может представлять для вас опасности, господин, ведь есть Орда и есть… — Запнувшись, Гадарик посмотрел на Зверя, заползшего в клетку под троном.

Хурган его не слушал. Закрыв глаза, он сосредоточился и мысленно позвал своего самого старого союзника. Тот очутился здесь уже через несколько минут, и его появлению предшествовал порыв ветра, который обычно бывает перед грозой. Хурган уперся в стену, чтобы его не отнесло обратно в тронный зал. Звездное небо внезапно потемнело, и воздух наполнился шорохом кожистых крыльев.

Вонь. Сера и копоть. Разложение и мор.

Хурган открыл глаза.

— Фафнир.

Бруния испугалась, когда, проснувшись утром, не обнаружила рядом Зигфинна. Хотя она сама могла о себе позаботиться, девушка болезненно искала его общества. Юный принц был последним, что связывало ее с привычной реальностью.

И было еще кое-что.

Бруния почувствовала это с первого мгновения, когда она прибыла в Исландию. Ее дружба с Зигфинном изменилась. Он изменился. Девушка все время ловила себя на том, что смотрит на его широкие плечи, а прошлой ночью ее губы не случайно коснулись нежной кожи на шее принца. Когда они вместе купались в горячем источнике, Бруния разделась перед ним, и ее бросило в холод не от морозного воздуха Исландии, а от мысли о том, понравилось ли ее тело Зигфинну.

Отбросив эти глупости, Бруния огляделась. Солнце взошло уже давно, но облака будто удерживали свет, делая все цвета блеклыми. На деревьях почти не было листьев, хотя осень только начиналась, а оставшаяся листва приобрела коричневый оттенок и казалась безжизненной. Все дубы вокруг были искорежены, будто рука богов в ярости изогнула их стволы. Бруния знала, что здоровый лес выглядит совсем по-другому, но уже начала с этим смиряться.

Поднявшись, она взяла свой меч и отправилась на поиски Зигфинна. Лошади по-прежнему были привязаны к веткам и наверняка подняли бы шум, если бы что-то произошло. Несмотря на это, Бруния соблюдала осторожность и тихо пробиралась сквозь заросли.

Она нашла Зигфинна у небольшого ручья с удивительно чистой для такого грязного мира водой. Он постирал одежду и разложил ее сушиться на камне, а сам вошел по колено в воду и сейчас мыл голову. Брунию восхищало, как ритмично напрягается при этом его стройное тело, а мышцы перекатываются под кожей. Сейчас на нем не было ничего, кроме драконьего амулета. Талисман блестел, словно подзывая девушку к себе. Спрятавшись за деревом, Бруния решила не привлекать к себе внимания и принялась подглядывать за принцем. Зигфинн был обнажен, обнажен настолько, как Брунии еще не приходилось видеть мужчину. В таком виде Бруния не должна была видеть никого, кроме собственного мужа. Это зрелище разожгло огонь в ее лоне и гулкой тяжестью отозвалось в груди. Ей пришлось закрыть глаза, чтобы не упасть в обморок.

В это время одна из лошадей заржала. Бруния вздрогнула… и взглянула Зигфинну прямо в глаза!

Это мгновение оказалось более важным, чем она предполагала. Брунии хотелось подойти к нему, быть рядом с ним, на нем, раздеться и намочить волосы в прозрачной воде. То, как Зигфинн сейчас смотрел на нее и как реагировало его тело, свидетельствовало о том, что он предлагает именно так и поступить.

Но момент был упущен, поскольку оба колебались слишком долго. Зигфинн поспешно протянул руку, взял свою рубашку и оделся.

— Нужно посмотреть, что там с лошадьми, — сказал он, избегая ее взгляда.

— С лошадьми… лошади, да, точно, — пробормотала Бруния, чувствуя, что в голове нет ни одной ясной мысли.

С лошадьми все было в порядке. Может быть, их испугал какой-то мелкий зверь или треснувшая ветка. Зигфинн и Бруния поели ягод и выпили воды, почти не разговаривая. Невысказанные слова высились между ними стеной. Делать было нечего, и они решили отправиться на юг, чтобы найти там Солнечную долину.

— Я думал о словах Петара, — в конце концов произнес Зигфинн.

— Вормс. — Бруния согласно кивнула. — Я это тоже заметила.

— Разве не странно, я бы даже сказал, подозрительно, что наши с тобой предки родом из Вормса, как и тот амулет, что мы разделили?

Бруния вновь кивнула.

— Хотя наши семьи уже давно не живут на Рейне, я не верю в такое совпадение.

Путь вел их по скудным полям, много лет не знавшим сева, мимо заброшенных деревень с отравленными колодцами и наспех заложенных кладбищ без крестов. Вечером Зигфинн и Бруния улеглись спать отдельно, опасаясь, что будут досаждать друг другу своей страстью.

Кальдер чувствовал приближение воинов Орды. Земля под его ногами немного подрагивала — сюда двигалась группа из четырех, а может быть, пяти демонов Хургана. Кальдер приказал своим людям бесшумно следовать за ним.

Полудемоны не так часто появлялись в Солнечной долине. Эта заброшенная местность ни для кого не представляла интереса из-за отсутствия населения, у которого можно было брать дань, да и повстанцев тут искать не стоило, поскольку здесь просто не было против чего восставать.

Но они явились сюда. Небольшой патруль из пяти человек. Мускулистые тела затянуты в черную кожу, укрепленную коваными пластинами, в руках — мечи и копья, ноги чудовищ обуты в тяжелые башмаки. Их лица бесстрастны, а глаза пусты, как всегда бывает у воинов Орды, когда они принимают человеческий облик. Их невозможно отличить друг от друга, как и крыс в стае. Однородная масса громил и убийц.

Кальдер видел, что они что-то ищут. Он со своими людьми скрылся за кустами. Ордынцы время от времени останавливались, замечая следы на земле — отпечатки копыт?

Затем они что-то хрюкнули друг другу, покачали своими крупными головами и сменили направление марша.

Кальдер покрутил кольцо на пальце. Он всегда так делал, когда нервничал.

— Они подошли слишком близко к нашему поселению. Нужно остановить их, — сказал незаметно приблизившийся к нему Данаин.

— Я просто жду подходящего момента, — ответил Кальдер.

— И как мы узнаем, какой момент подходящий? — осведомился Данаин.

Как и большинство спутников Кальдера, Данаин был преданным, но не очень-то умным.

В этот момент воины Орды обнаружили то, что искали. Зарычав, они обернулись в демонов: плечи вытянулись, глаза спрятались под надбровными дугами, а длинная черная шерсть стала потрескивать, как будто готова была загореться.

Заржали кони, послышался хруст ломающихся веток и шум борьбы. Отсюда Кальдер не мог разобрать, что происходит.

— Этот момент ничем не хуже всех остальных, — прошипел повстанец, обнажая короткий римский меч. Быстро повернувшись, он крикнул своим людям: — За страну!

Он располагал всего лишь кучкой повстанцев, но все они были хорошо подготовлены и умело владели мечом и кинжалом. Люди Кальдера напали на полудемонов, которые в этот момент отвлеклись и заметили нападение только после того, как двое из них уже валялись с отрубленными головами.

Предводитель группы бросился к Кальдеру. Он обращался со своим зазубренным мечом с поразительной для создания такой комплекции ловкостью, так что Кальдеру пришлось встать в защитную стойку. Противник атаковал и атаковал, а спутники Кальдера были слишком заняты, чтобы помочь ему.

— Хур-ган! Хур-ган! ХУР-ГАН!!! — кричал предводитель ордынцев, словно имя их повелителя могло поднять боевой дух демонов.

Кальдер уклонился от удара, проскочив под ведущей рукой полудемона. Он надеялся, что чудовище потеряет равновесие, но оно просто уперлось ногой в дерево.

Кальдер сильно потел, из мелких ран уже начала течь кровь. Все знали, что нападение на ордынцев было бесперспективным, если не удавалось уничтожить их в первые же мгновения. Демоны не ведали усталости и боли. Они могли сражаться днем и ночью, дольше, чем какой-либо человек. И уязвимых мест, куда можно было пнуть, у них тоже не было. Кальдер не раз пытался использовать этот прием.

Воин опять размахнулся, и Кальдер растерялся, не будучи уверен, сможет ли уклониться. К счастью, в эту секунду на полудемона сзади набросился Данаин. Кальдер воспользовался подходящим моментом для атаки, и его лезвие перерубило горло демона слева направо. Замерев на месте, чудовище схватилось ладонью за подбородок и в изумлении уставилось на залитую кровью руку. В миг смерти демонический облик спал и на землю упал обычный, хотя и удивительно высокий солдат.

Кальдер благодарно кивнул Данаину. Все остальные повстанцы собрались вокруг них. С их мечей капала кровь демонов.

Из леса до сих пор доносился шум борьбы.

— Прошло неплохо, — удовлетворенно заметил Кальдер, а затем огляделся вокруг. — Но если мы все здесь, то кто же там сражается с ордынцами?

Зигфинна и Брунию разбудило гортанное рычание. Оба спали чутко, поэтому успели откатиться в сторону, уклоняясь от широких мечей, которые воткнулись в их меховые накидки.

Последние пару дней Зигфинн раздумывал над тем, как же выглядят воины Орды. Теперь он это знал, и от этого знания легче не становилось. Хотя нападавшие немного напоминали людей, они чем-то походили также на волков и медведей. Их кожа поросла шерстью, клыки и когти блестели, так что ордынцы напоминали сказочных существ из ужасных историй, которые Зигфинну в детстве рассказывала мама. Хотя в руках они сжимали мечи, принц нисколько не сомневался в том, что у этих существ достаточно мощные челюсти, чтобы прокусить ему ногу до кости.

У Зигфинна не было ни боевого опыта, ни оружия, поэтому ему оставалось лишь уклоняться, чтобы остаться в живых. Краем глаза он увидел, как Бруния отважно отражает атаки. Противник превосходил их и силой, и количеством.

Сзади доносился еще какой-то шум борьбы, но Зигфинн не понимал, чем это объяснялось. Неужели там были еще какие-то противники? И они дрались друг с другом? Он уже подумывал о том, чтобы сбежать, доверяя своим ногам больше, чем бесполезному кинжалу в руке, но у него не было возможности обсудить это с Брунией.

Все происходило очень быстро. Режущие и колющие удары сыпались друг за другом. Ноги шаркали по земле, мечи сверкали в воздухе, во все стороны летели щепки. Клинок чуть не ранил Зигфинна в голову, но юноша успел уклониться, почувствовав, что меч прошел прямо рядом с его ухом. Оружие воткнулось в дерево и на мгновение застряло. Принц воспользовался этим, чтобы отпрыгнуть в сторону и ненадолго спрятаться за большим дубом. Зигфинн глубоко вздохнул, пытаясь взять себя в руки, и посмотрел на кинжал в своей руке. С этим дурацким оружием он вряд ли сможет подобраться к противнику и нанести ему какой-то вред.

Бруния закричала.

Она находилась всего в двух или трех шагах от него. Противник выбил меч у нее из руки, и теперь клинок лежал на земле. Открыв пасть, чудовище зарычало, замахиваясь копьем. У Зигфинна не было ни времени, ни возможности продумать тактику. Выскочив из своего укрытия, он с криком бросился на демона, но ему не удалось сбить ордынца с ног. Ударившись головой о нагрудные доспехи, Зигфинн охнул от боли.

Воин, очевидно, воспринял принца как досадную помеху и, схватив его за шиворот, отбросил в сторону. Зигфинн тут же вскочил на ноги, встав между Брунией и полудемоном. Может, ему придется принести себя в жертву, но принцессе хватит времени на то, чтобы сбежать…

Усмехнувшись, чудовище занесло копье, собираясь пробить оба тела одним ударом, но тут сзади возник какой-то силач, который с воинственным криком вонзил короткий меч в затылок ордынца, так что лезвие вышло спереди, словно окровавленный язык.

Полудемон погиб, рухнув на землю. Теперь Зигфинн и Бруния смогли рассмотреть своего спасителя. Это был какой-то ладно сбитый парень, мускулистый и довольно приятный. Каштановые волосы ниспадали на плечи. Такую прическу в Исландии носили только женщины. Подбородок обрамляла короткая борода, а глаза были необычного ярко-голубого цвета. Из-под куртки виднелись несколько мечей, а на руках — кожаные наручи, которые защищали, не стесняя движений.

Незнакомец повернулся к группе людей, вышедших из-за кустов. Все они выглядели более чем внушительно.

— Было бы просто замечательно, если бы вы в будущем следили за количеством противников, а то дело чуть не дошло до беды. — Незнакомец мрачно сплюнул, а затем, повернувшись к Зигфинну и Брунии, смерил принцессу многозначительным взглядом. — Простите за не особо зрелищный финал.

Зигфинн первым пришел в себя.

— Мы… мы благодарим вас за спасение. Эти… эти…

— Давайте начнем с того, как вас зовут, — выручил его предводитель повстанцев.

— Бруния, — представилась принцесса. — А это Зигфинн, мой друг и спутник, принц… — Она замолчала, не желая упоминать об Исландии.

— А я Кальдер. Я тоже принц из ниоткуда. — Он шутливо поклонился. — Что завело вас в эти печальные края?

Зигфинн решил довериться своему спасителю.

— Мы хотели попасть в Солнечную долину. Говорят, она недалеко отсюда и можно быстро доскакать на лошади.

Кальдер рассмеялся.

— Настолько недалеко, что вы даже можете пройтись пешком. — Он посмотрел на лошадей, погибших во время стычки. — И, судя по всему именно так вам и придется поступить.

— А вы можете показать нам дорогу? — с надеждой спросила Бруния.

Сперва она не поняла, почему все присутствующие рассмеялись, но начала о чем-то догадываться, когда Кальдер ей подмигнул.

— Милое дитя, а мы и есть дорога в Солнечную долину. Просто следуйте за нами.

С этими словами повстанцы направились вперед.

Зигфинн и Бруния переглянулись. Видимо, им стоило пойти за этими людьми, хотя обстоятельства их встречи были не очень радостными. Зигфинн взял меч одного из ордынцев. Клинок оказался настолько тяжелым, что его трудно было нести на поясе, и принц из-за него то и дело спотыкался. Зигфинн повесил пояс на плечо, так что меч оказался на спине.

Зигфинну было приятно, что теперь он вооружен, как настоящий мужчина.

Видящая стояла перед троном Хургана в пропитанном кровью зале Драконьей Скалы. В комнате не было ни стражников, ни короля. Она выбрала момент вневременья и растянула его по своей воле, поэтому никто не мог ей помешать.

Видящая всегда ненавидела Бургундию, эту страну, ее столицу Вормс и ее народ. Камни замка были прокляты, как и каждый листок на каждом дереве. И все же теперь происходило то, чего не должно быть, и это было жестоко. Вормс казался настоящим кошмаром, а замок возвышался над городом, словно знак ярости богов.

Боги. Как они могли допустить такое? Или они просто решили не мешать происходящему? Видящая чувствовала их присутствие, оно было сильнее, чем раньше. В этом мире и этом времени древние боги еще не ослабели от новой веры, но Видящая не слышала их голосов. Один и все остальные словно отвернулись от этой реальности, не желая смотреть на ее уродство.

Видящая медленно обошла зал, проследовала вдоль тяжелой цепи и в тени нашла Зверя, неподвижно лежавшего на земле. Казалось, что он уснул. Несмотря на все эти годы и всю свою ярость, Видящая заплакала, гладя ладонью когтистую лапу создания. Она уже поняла план нибелунгов, но только сейчас осознала, насколько чудовищны его последствия. Ей было трудно отойти от чудовища, лежавшего на голых камнях среди ошметков мяса и собственных испражнений. Но она заставила себя это сделать, ибо надеялась, что сможет обратить все вспять.

Затем Видящая вышла на балкон, вдохнула разреженный воздух и мертвыми глазами посмотрела на город. Отсюда люди казались мелкими букашками, и, даже если бы смертные этого мира могли ее увидеть, никто не решился бы запрокинуть голову и взглянуть вверх.

Видящая осторожно провела кончиками пальцев по грубым камням стены, окружавшей балкон. По ее телу прошла черная волна, и она ощутила силу, властвующую над Бургундией и всем континентом. Дело было не только в нибелунгах и короле Хургане. Она чувствовала присутствие дракона.

Через несколько часов они добрались до Солнечной долины. Кальдер объяснил, что это место получило свое название из-за идеального расположения между двумя горами — долина с утра до вечера была залита солнечным светом. Здесь легко было заниматься сельским хозяйством и животноводством.

— Как вы себя называете? — спросил Зигфинн, чувствуя, как меч вдавливается ему в спину. — Повстанцы? Беженцы? Наемники?

Кальдер мягко улыбнулся, не глядя на принца.

— Чтобы называться повстанцами, мы должны быть готовыми к восстанию, но сорок или пятьдесят жителей нашего селения не смогут ничего противопоставить Хургану. Пока королевство нам не мешает, мы принимаем все как есть.

— Принимаете все как есть? — возмущенно спросила Бруния. — Угнетение? Убийства и голод? Почему вы не обратитесь к людям и не поведете их против Хургана? Ни один деспот не может править против воли народа!

Кальдер насмешливо посмотрел на принцессу, чем вызвал у нее неприкрытое раздражение.

— Люди уже давно смирились, а убийства и голод — это лишь последствия многочисленных попыток оказать сопротивление. Требование свергнуть Хургана за последнюю сотню лет привело к гибели большего количества людей, чем на данный момент осталось в королевстве. Лучшие военачальники, сильнейшие армии — все они были уничтожены. Звучит не очень-то приятно, но именно так и обстоит дело.

Рядом с Зигфинном шагал Данаин.

— Ты молодой парень и, судя по всему, здоров. Почему Хурган не сделал из тебя демона, как надлежит по закону?

Зигфинн не понял, что имеет в виду повстанец, но не хотел в этом признаваться.

— Я… мы… не местные. Наша родина далеко отсюда.

Данаин недоверчиво поднял брови.

— Вот уже два поколения все границы королевства перекрыты и хорошо охраняются. Как вам удалось перебраться через стену?

— Мы преодолели путь по морю, — пробормотал Зигфинн, надеясь, что вопросы скоро закончатся.

— Но зачем? — не унимался Данаин. — Кто в здравом уме будет предпринимать путешествие в королевство смерти, да еще и со своей женой?

— Она мне… Бруния мне не жена, — поспешно перебил его Зигфинн.

— Ну, значит, сегодняшние новости не такие уж плохие! — весело воскликнул Кальдер, бросив на принцессу выразительный взгляд.

Один из людей достал небольшой пузатый горшок из глины, по виду чем-то напоминавший масляную лампу. Он дунул внутрь, и раздалось громкое гудение. В ответ издалека донесся такой же звук.

— Что это значит? — спросил Зигфинн.

— Это значит, что все в порядке, — объяснил Данаин.

Кальдер развел руками.

— Добро пожаловать в Гренн. Последнее пространство свободы в тюрьме, которую Хурган называет своим королевством!

Бруния была удивлена тем, что повстанцы живут у всех на виду. Впрочем, крыши приземистых хижин были покрыты травой и листьями, так что сверху казались незаметными. Удивительным было и то, что тут жили не только воины, но и дети, женщины, старики. Кальдер заметил выражение лица Брунии.

— Не знаю, на что вы надеялись. Мы не войско, а жалкая кучка беженцев, скрывающихся от лап тирана. Откуда вам вообще стало известно о нас?

— Маленький человек по имени Петар рассказал нам о Солнечной долине, — ответил Зигфинн.

— Карлик! — радостно воскликнул Кальдер, и его спутники заулыбались. — Как у него дела? Он сможет доставить обещанное оружие?

Зигфинн не знал, как сообщить им правду, но его молчание было достаточно красноречивым. Кальдер все понял.

— Ох, — вздохнул повстанец. — Он хотя бы умер с честью?

— Его убили, когда он спасал нашу жизнь, — сказала Бруния.

— Тогда почтим его поступок радостью жизни. — Кальдер хлопнул в ладоши. — Сегодня вечером устроим праздник.

Хурган уже вышвырнул из своей спальни девушек, которых ему каждый вечер приводили воины. Изнасилованные и опозоренные, они сейчас подходили лишь для его людей или толпы в городе. Их прекрасные тела и чистые лона быстро утолили его страсть, которую разжечь было не так-то просто. Так девушки выполнили свой долг. Сейчас Хурган лежал на шелковых простынях в своей постели, сжимая в руке золотой кубок, из которого на пол капало густое вино.

Его тело старело, но это происходило медленно и не приносило ему боли. Такова была часть сделки. Мышцы Хургана сохраняли силу, а глаза — зрение, но внутри что-то гнило, и все меньше становилось того, что могло вызвать у Хургана страсть.

Чего еще желать, если у тебя и так все есть? Иногда Хурган думал о том, не разрушить ли ему от скуки все королевство, вытравив последние огоньки жизни в безумном стремлении к идеалу. После этого он уселся бы на трон и стал ждать, пока пройдут столетия. В тишине и покое?..

Хурган недовольно покачал головой. Вот еще! Он был неоспоримым властителем королевства, обещанного ему нибелунгами и богами. Он был королем, императором, самой судьбой.

— Твоя власть пуста, — послышался тихий голос, и, прежде чем Хурган успел отреагировать, сильная рука прижала его горло к кровати. — И конечна.

Тиран попытался посмотреть на нападавшую, которой он не мог сопротивляться. Черные длинные волосы обрамляли бледное лицо с мертвыми глазами.

— Гляди-ка, — усмехнулся Хурган, — а ты изменилась. Я помню времена, когда мы были союзниками.

— Мы никогда не были союзниками, — отрезала Видящая. — Лишь однажды мы с тобой преследовали одну и ту же цель. Тогда я была более слепой, чем сейчас.

— Что тебе нужно?

Ее голос слегка дрожал.

— Предупредить тебя. Сто подложных лет — это более чем достаточно. Твое время истекает.

— Ты не можешь убить меня, — возразил Хурган. — В этом мире у тебя нет власти. Да, твоя рука сейчас на моем горле, но ты не сможешь меня задушить.

Он был прав, и Видящая это знала.

— Не мне суждено наказать тебя. Так было и так будет.

— Ты имеешь в виду три искры? — Король хрипло рассмеялся. — То, что не должно было оказаться в этом времени и все же находится здесь?

Видящая отпустила его горло.

— Нам известно об этом, — послышалось из темного угла комнаты.

Гадарик. Он появился так же бесшумно, как и Видящая, а ведь она не рассчитывала встретить его здесь.

— Ты же не думала, что мы не узнаем об этом… досадном недоразумении, — продолжил советник.

— Это недоразумение уничтожит вас, нибелунгов, ибо такова ваша судьба, — заявила Видящая.

Отступив в тень, она растворилась в воздухе.

Гадарик удовлетворенно улыбнулся. Этой старой карге их не запугать.

— Кто бы мог подумать, что именно она попытается еще раз вмешаться в уготованное судьбой?

Король громко рыгнул.

— Не стоит ее недооценивать. А теперь оставь меня одного.

Покорно кивнув, Гадарик поспешно ушел. Хурган задумался. Конечно же, эти три искры из другого времени вредили его планам. Да и что это вообще такое, эти три искры? С другой стороны, это пробуждало хоть какой-то интерес. Впервые за долгое время Хурган почувствовал что-то вроде возбуждения и азарта, словно ему бросили вызов.

Он позвал своих стражников и приказал им принести вина и привести еще девушек.

Данаин объяснил Зигфинну, что повстанцы устроили праздник не из чистой воли к жизни. Для них это было чем-то вроде огонька во тьме. Им хотелось отвлечься от уныния, царившего в королевстве, и всеобщей безнадежности, поэтому вечером на хижинах появились яркие флаги, на кострах жарили дичь, повсюду раздавался смех.

Зигфинн и Бруния, вначале наблюдавшие с сомнением за этим странным оазисом человечности в бесчеловечном мире, позволили празднику увлечь себя. Они танцевали вместе со всеми, хотя Зигфинн делал это достаточно неуклюже, пили, знакомились с новыми людьми. Повстанцы дали им более простую одежду, в которой они меньше бросались в глаза, ведь дорогие одеяния, привезенные из Исландии, привлекали к себе внимание.

Выпив пару кружек пива, которое она переносила удивительно хорошо, Бруния направилась к Ауде. Эта женщина была предсказательницей родом из королевства франков и утверждала, что при помощи каменных рун может предсказывать судьбу.

— Ты действительно можешь увидеть то, что произойдет? — спросила Бруния и села перед молодой женщиной, скрестив ноги.

Ауда рассмеялась. Она и сама уже выпила немало.

— Боги посылают мне слова прямо… ик!.. в камни!

Подбросив в воздух пригоршню небольших дисков с вырезанными на них рунами, она затем разложила их на песке в соответствии со сторонами света.

— Страсть, — провидица хихикнула, как маленькая девочка, — бушующая страсть! Твое сердце бьется лишь для одного!

Бруния покраснела, хотя в глубине души понимала, что все это глупости.

— Свое сердце я и так чувствую. Но какова наша судьба? Что нас ждет?

Ауда подвигала руны туда-сюда.

— Он не просто мужчина, милый твоему сердцу. Он — твоя судьба. Ты будешь принадлежать ему и примешь в себя его жизнь.

Сердце принцессы забилось быстрее.

— А он чувствует то же, что и я?

Провидица опять подбросила камни.

— Он тебя почти не знает, но знает лучше всех остальных. Он видит то, чего не увидит ни один другой мужчина.

Бруния, обеспокоившись, заерзала. Как-то это не было похоже на того мужчину, ради которого билось ее сердце.

Запнувшись, Ауда подвинула один камень в сторону, а затем внимательно посмотрела на другой. В ее лице что-то изменилось.

— Что случилось? Чем все завершится?

Лицемерная Ауда попыталась придать своему голосу беспечность.

— Все будет хорошо. Вы будете счастливы. Потому что это угодно богам. А теперь возвращайся на праздник. Жаркое уже покрылось румяной корочкой, а музыка звучит все громче.

Бруния удивилась тому, что Ауда так быстро прервала свои предсказания, но, тем не менее, вежливо поблагодарила ее и присоединилась к своим новым друзьям.

Кальдер будто невзначай вышел из-за хижины Ауды. Он посмотрел Брунии вслед и поцеловал предсказательницу в макушку.

— Молодец. Лучшая судьба — это та, которую человек выбирает сам.

Ауда промолчала. Провидице не нравилось то, что она сделала. И уж совсем ей не нравилось то, что она увидела в камнях.

Зигфинн не был озабочен тем, где сейчас Бруния. Он с наслаждением ел кусок жареного мяса, которым его угостили, и думал о том, как приятно ужинать на празднике и хотя бы на мгновение забыть о мертвых землях. Повстанцы, жившие в Солнечной долине, были веселыми людьми, и почти у каждого имелся какой-нибудь музыкальный инструмент, на котором он умел играть. Главный музыкант селения Откер, старый бард, не только создавал музыку, но и рассказывал легенды и разные истории. Его рассказы не отличались разнообразием и были в основном посвящены событиям в стране: как людей уводили в рабство, как несправедливо поступил король, как где-то опять не осталось камня на камне.

Зигфинн заметил, что Откер знает об истории королевства больше, чем все те, с кем ему приходилось раньше встречаться, поэтому в перерыве между двумя песнями он отвел барда в сторону. Принц притворился человеком, чья семья якобы много поколений назад уехала в Персию, и поэтому он ничего не знает о происшедших событиях.

Откера не нужно было просить дважды.

— С чего начать историю, господин? С римлян? С греков?

— С Вормса.

Лицо этого худощавого, напоминавшего птицу человека помрачнело.

— Мне непонятно, почему это королевство превратилось в такой кошмар. Ведь так было не всегда.

— Не всегда, — согласился бард, перебирая тонкими пальцами струны лютни. — Но это началось довольно давно, еще до Драконьей Скалы.

— Драконьей Скалы?

— До того, как построили замок, который теперь возвышается над городом, словно паук с кожистыми лапами, — объяснил Откер. — Дворец Хургана.

— Давай начнем чуть раньше, — попросил Зигфинн. — Еще до Драконьей Скалы. Со времен короля Гундомара.

Бард горько рассмеялся.

— Гундомар? Дурак и трус. Спрятался от Фафнира и предложил руку своей дочери Кримгильды любому, кто спасет его от чудовища. Да он бы отдал свою кровинушку даже римлянам, если бы те согласились помочь. Когда он в конце концов взял в руки меч, дракон поджарил его, как мы жарим свиней. После него на трон взошел его сын Гунтер.

Зигфинн задрожал. Вот оно! Именно такой и была история! История его мира и его времени! Знакомые имена и события согревали принцу душу.

— И что же произошло потом?

Откер отмахнулся.

— Гунтер был не лучше отца. Нерешительный и трусливый, он не готов был сразиться с чудовищем. Послал вместо себя кузнеца. Кузнеца, ты только представь!

Принц радостно закивал.

— Ну да, Зигфрида, убийцу дракона и победителя.

Бард удивленно поднял брови.

— Его имя не вошло в историю, но если ты так говоришь, то пусть будет Зигфрид. Вот только победителем он не был и уж дракона точно не убил.

— Как это?! — возмутился Зигфинн. В конце концов, это была история его предка, которую все рассказывали с гордостью. Драконий амулет на его шее стал теплее. — Взяв свой меч Нотунг, Зигфрид отправился в лес и вернулся с головой Фафнира.

— Если бы все было так, — мягко заметил Откер, — то сейчас мы бы пели более радостные песни, мой юный друг.

— Что ты хочешь сказать?

— Зигфрид проиграл в сражении с драконом. Пал Вормс, затем Бургундия, а в завершение и весь континент.

6 ВЕК ДРАКОНА

Бруния искала Зигфинна. Слова Ауды растревожили ее сердце. Как мужчина, уготованный ей судьбой, мог едва ее знать? Никто не знал ее лучше принца Исландии. От выпитого пива, гулявшего по ее телу, чувства девушки обострились. Принцессу пошатывало из стороны в сторону. В какой-то момент ей показалось, что она увидела Зигфинна, говорившего то ли со старым бродячим комедиантом, то ли музыкантом, но тут ее решительно схватили за руку.

— Танец, милая дама? — Не дожидаясь ответа, Кальдер потащил ее к большому костру, где кружили пары.

Предводитель повстанцев был очень силен. Он поднял Брунию на руки, словно та была легкой как перышко. Принцесса не касалась ногами земли, но чувствовала, что Кальдер держит ее крепко. Они кружились под музыку, ступая влево и вправо, взад и вперед.

Впервые с тех пор, как она покинула Исландию, Бруния ощутила что-то вроде радости и веселья. Она слилась с танцем и, закрыв глаза, следовала движениям Кальдера.

Музыка незаметно стала медленнее, осторожнее, мягче. Кальдер прижался к Брунии плотнее. От него пахло не так, как от Зигфинна. Более пряно. Но приятно.

Бруния заметила, что его дыхание овеяло ее губы. Она открыла глаза, не зная, как реагировать. Может быть, поцелуй? Простой, нежный, никем не запрещенный поцелуй на празднике дружбы? Что может быть против этого? Кто может быть против этого?

Но это был не просто поцелуй. Прижав ее к себе, Кальдер впился губами в ее рот, опустив правую ладонь на ее спину, а левой рукой грубо схватив ее за волосы. Его язык казался опытным и ловким. Затем он наклонил ее торс в сторону, так что принцесса упала бы, если бы он ее не удерживал.

Бруния сейчас была слишком занята взрывом чувств в своей душе и не успевала сопротивляться — да и хотела ли она этого? Ей казалось, что ее руки одновременно и притягивают, и отталкивают Кальдера.

Похабно причмокнув, повстанец наконец отпустил ее, а все окружающие зааплодировали. Кальдер шутливо поклонился.

Принцессе было не до этих аплодисментов, и она, пытаясь взять себя в руки, посмотрела на хижины.

Вместо темноты между домами она увидела Зигфинна. Он стоял по другую сторону костра. Бруния понятия не имела, сколько он уже там стоит, но, судя по выражению его глаз, он увидел больше, чем ему хотелось бы.

Зигфинн знал, что у него нет прав на Брунию, а значит, нет прав и на ревность — чувство, которое было для него столь новым и неприятным. И все же в сердце принца закипала ярость, способная сжечь целый мир.

Он хотел ей все рассказать. О Вормсе! О Зигфриде! В конце концов, хоть что-то стало понятно, появилась возможность осознать, что же случилось и почему все пошло не так.

Зигфинн очутился у колодца, из которого повстанцы брали воду. Он ударил кулаком по каменной кладке, потом еще раз и еще раз, пока не потекла кровь. От боли стало немного легче.

— Зигфинн! — воскликнула Бруния, обнаружив его там, и ее глаза в ужасе расширились при виде разбитых костяшек.

— Убирайся прочь! — грубо рявкнул он, сам того не желая.

— Я хочу тебе объяснить… — беспомощно начала она. — Дело не в том…

Она не могла подобрать слов, потому что таких слов просто не было. Она поцеловала Кальдера, и в этом не было ничего неприятного. По крайней мере, для нее самой. От этого поцелуя у нее до сих пор кровь бурлила в жилах.

И принцесса ушла, собираясь выспаться, чтобы избавиться от опьянения и смущения. А Зигфинн решил завтра рассказать ей все о Вормсе. Или послезавтра.

На ночь его пустил к себе Данаин — после того, как его жена сбежала, в хижине было много места. Зигфинн перевязал костяшки пальцев и улегся на кожаные ремни, натянутые между двумя деревянными перекладинами. Под голову он подложил свернутую меховую накидку. Снаружи у костра стало тише, и догорающее пламя постепенно слилось с первыми лучами солнца.

Принц думал о том, что ему рассказал Откер. Несомненно, эта история была истинной — бардам нравилось приукрашивать свои сказания, но ложь нарушала кодекс их ремесла.

Дракон Фафнир победил Зигфрида? Это противоречило всему, что знал Зигфинн, всему, во что он верил. Победа Зигфрида над чудовищем была началом истории его семьи, основой всех последующих подвигов. Зигфрид спас Бургундию, Ксантен и Исландию, заполучил руку Кримгильды и был предан Гунтером и Хагеном. Мысли роились в голове Зигфинна. Если Зигфрид погиб, а с ним и Бургундия, то понятно, почему Исландия пришла в такой упадок и наступили темные времена. Небольшое изменение в ходе судьбы, странное искажение исконного пути.

Зигфинну хотелось рассказать об этом Брунии, но он заставил себя сдержаться.

Перед сном Кальдер утолил страсть Ауды. О чьем теле он думал в этот момент, провидицу не интересовало. Она наслаждалась решимостью, с которой он брал ее тело. Вместо того чтобы заснуть, она вышла из дому, как только дыхание предводителя повстанцев стало ровным. Ауда беспокоилась. Камни никогда не лгали, а они пророчили огонь и смерть. Нужно было воспринимать это символически, но Ауда не знала, как объяснить это пророчество. Может быть, на них нападут воины Орды? Или вспыхнет мор?

Ночной воздух освежил Ауду. Камни уже много лет не пророчили ничего хорошего, и она устала от постоянных плохих вестей. Люди в Солнечной долине начали избегать ее, обвиняя камни во всех неприятностях. Возможно, пора было попытать счастья в другом месте. Повстанцы относились к ней хорошо, но недоброжелателей становилось все больше.

Провидица решила немного прогуляться и направилась на восток, где как раз вставало солнце, заливая светом горизонт. Пройдя босиком по пышной траве, Ауда приветствовала новый день.

Она гуляла уже десять или пятнадцать минут. Свежий воздух наполнял легкие, отгоняя мрачные мысли. Нужно ли ей покидать эти места? Здесь она была дома.

Сверху скользнула какая-то тень. Она двигалась слишком быстро, чтобы оказаться облачком в ясном небе.

Шорох кожистых крыльев.

Только сейчас Ауда заметила, что вокруг не слышно птичьих голосов, а ведь это было странно для раннего часа. Она подняла голову.

Фафнир.

Расправив крылья, дракон висел прямо над ней. Его чешуйчатое тело покачивалось на ветру.

Чудовище медленно, очень медленно вытянуло длинную шею и опустило голову, и его единственный раскаленный глаз уставился вниз. От гнилостного запаха его дыхания Ауда чуть не задохнулась.

«Огонь и смерть», — успела подумать она. Смысл был вовсе не символическим.

Огонь и смерть.

Драконье дыхание сожгло ее в одно мгновение.

Невозможно было сказать, кто закричал первым или кто замолотил мечом по котелку, чтобы предупредить остальных. Но повстанцы всегда были достаточно осторожны и поэтому реагировали быстро. Они подхватились с лежанок, взяли оружие и, готовые к бою, выскочили из хижин. Зигфинн, Кальдер и Данаин были одними из первых, кто оказался на небольшой площадке перед погасшим костром.

Вдалеке бушевал огонь.

Создавалось впечатление, что вся долина на востоке горит. Жар доходил уже сюда, нагревая воздух.

— Что, во имя богов, тут происходит? — воскликнул Кальдер.

Ответ возник сам собой — с могучими крыльями и дыханием огненной смерти. Фафнир был уже совсем близко, ему оставалось сделать лишь пару взмахов, чтобы оказаться здесь. Он двигался быстро, тихо и неумолимо. Словно нехотя, он изрыгнул пламя на крайние домики в селении, и в небо тут же устремились клубы черного дыма. В когтях он сжимал тела двух повстанцев, раздавленные и безжизненные.

— Фафнир, — пробормотал Зигфинн.

Все сомнения, которые у него до сих пор оставались, разбились о жестокую реальность.

— Прячьтесь в кусты! — закричал Данаин. — Не давайте ему увидеть вас!

Повстанцы понимали — нет, видели! — что сражаться с этим чудовищем бесполезно, и бросились врассыпную. Молодые женщины тащили своих детей в подлесок. Еще несколько хижин вспыхнули, но Фафнир пока не долетел до главной площади.

К повстанцам присоединилась Бруния, сжимавшая в руке меч. Девушка явно была испугана.

— Я все вижу, но не могу в это поверить.

Кальдер мрачно смотрел, как огонь пожирает его селение. Он ничего не мог поделать.

— Он редко отлетает далеко от Бургундии. Здесь, на севере, можно встретить только ордынцев Хургана. Что-то случилось.

— Мы тоже должны спрятаться, — заметил Данаин. — Не хочу поджариться в его огне.

— Позаботься о тех, кто не может справиться с этим сам, — велел ему Кальдер.

Его друг бросился бежать. Кальдер не сводил глаз с хижин, из которых выбегали дети и старики. Они шли слишком медленно. Еще несколько секунд, и они погибнут.

— Эй, Фафнир! — воскликнул он, поднимая кулак с мечом к небу. — Фафнир! Подраться хочешь?

Зигфинн и Бруния ошарашенно переглянулись. Они понимали, что собирается сделать повстанец, и знали, что это благородный поступок. И все же это действие скорее походило на бессмысленную жертву, чем на отважное сопротивление. Несмотря на это, они остались стоять рядом с ним.

Фафнир, в очередной раз изрыгнувший пламя, услышал голос Кальдера и повернулся, как будто только этого и ждал. Один взмах крыльев — и он уже почти касался земли. Когтистые лапы вырыли борозды, переворачивая траву и камни.

Дракон остановился. Он замер перед Кальдером, Зигфинном и Брунией. На его чешуйчатой спине играли отблески пламени.

— Оставь остальных в живых, если тебе нужен я! — громко сказал Кальдер.

Фафнир не сдвинулся с места. Он даже не дышал, ни одна мышца не дрогнула на его широкой шее, и только изо рта вырвалось немного горячего воздуха, своим шипением напоминавшего горячие источники в Исландии. На месте правого глаза виднелся черный шрам.

— Что будет теперь? — спросила Бруния.

Кальдер неуверенно пожал плечами.

— Ну, болтать-то я умею. Однако дальше, признаться, я не успел придумать.

Фафнир сделал шаг вперед, но, помедлив, поставил лапу назад.

— Может, сбежим? — прошептал Зигфинн, не зная, понимает ли дракон человеческий язык.

Чудовище открыло рот и со свистом втянуло в себя воздух. В горле у него что-то блеснуло.

— Прыгайте в сторону, когда я вам скажу, — прошипел Кальдер.

Но Фафнир так и не изрыгнул пламя.

Зигфинн почувствовал, как половинка драконьего амулета у него на шее стала нагреваться. Покосившись на Брунию, принц заметил, что у нее происходит то же самое, — она даже сжимала талисман сквозь платье, чтобы не обжечь грудь.

У Зигфинна появилась идея. Сумасшедшая, безумная, самоубийственная идея.

Он сделал шаг навстречу Фафниру.

Дракон переставил лапу назад.

Еще шаг — та же реакция.

Еще шаг — Фафнир замер.

Теперь шаг вперед сделала принцесса.

Зарычав, дракон попятился, как будто этих двоих защищала невидимая стена, которую он все равно не смог бы пробить.

— А я уж думал, меня сегодня ничем не удивишь, — буркнул себе под нос Кальдер.

Он тоже прошел вперед, и они втроем начали теснить дракона. Они двигались медленно и осторожно, но не испытывали страха. Фафнир продолжал отступать.

И тут Кальдер, Зигфрид и Бруния бросились бежать вперед, отгоняя дракона мечами. Порыв ветра ударил им в лицо — дракон взмахнул крыльями и, оттолкнувшись от земли, полетел прочь из Солнечной долины.

— Я просто поверить в это не могу! — воскликнула Бруния. — Он нас боится!

Зигфинн, глядя вверх на массивное тело взлетающего дракона, достал половинку амулета.

— Во имя победителя дракона, кровь от крови его!

Бруния тоже достала свою часть золотого талисмана и тоже подняла ее вверх.

— Во имя Зигфрида!

С громким ревом, напоминавшим извержение вулкана, Фафнир развернулся и полетел на юг через клубы дыма и остатки огня.

Кальдер посмотрел на Зигфинна и Брунию. Когда его взгляд упал на амулеты, его лицо окаменело, а голос зазвучал так, как будто он с трудом выдавливал из себя слова:

— Давайте спасем от пожара то, что еще можно сохранить.

— А потом? — спросил Зигфинн.

— А потом расскажем друг другу правду, — ответил Кальдер.

Зверь прыгал возле трона, со звоном дергая за цепь, как будто впал в бешенство.

— Молчать! — раздраженно прикрикнул на него Хурган, вглядываясь в драконий глаз у себя на ладони.

Глаз был мягким и теплым, и на его молочно-белой поверхности отражалось то, что сейчас видел Фафнир.

Три фигурки, жалкие людишки. Видимо, среди них даже была женщина. Они не представляли угрозы для дракона и не могли сопротивляться его огню.

И все же Хурган видел, что Фафнир испугался и отступил. Огненное дыхание отказало, а тяжелые когти не впивались в плоть. Дракон медленно летел прочь.

Изображение в глазу было мелким, однако бессмертный король рассмотрел, что у людей, от которых убегал Фафнир, был какой-то блестящий кусок золота, напугавший дракона.

— Искры.

Зверь возле трона потерял последние капли самообладания. Рыкнув, он начал биться головой о каменный пол.

Рука Хургана так сильно сжала драконий глаз, что тот готов был лопнуть, словно перезрелый плод.

— Дракона нельзя победить. Дракон не отступает.

К Хургану подошел Гадарик. Он мимоходом махнул на Зверя, и тот со стоном повалился на пол.

— Не печальтесь, ваше величество. Возможно, сила волшебства на стороне врага, но ваша власть держится не на Фафнире. Скажите лишь слово, и сотни, тысячи воинов Орды прочешут земли королевства и приведут вам этих двоих.

Хурган задумался над словами советника. В самом деле, его ярость по поводу повстанцев, которые не хотели подчиняться королю, была чрезмерной. Да что они могут сделать? Какой вред они могут нанести?

Тем не менее они, казалось, что-то напоминали Хургану. Что-то, о чем он никогда не знал. Это было похоже на эхо какого-то чувства, которое Хурган так и не ощутил, пребывая где-то далеко отсюда, как в пространстве, так и во времени. Король был в смятении, словно открылась неведомая дверь и в нее ударил порыв холодного ветра. Теперь закрыть эту дверь вряд ли удастся.

— Видящая знала об этом, — прошипел Хурган.

— Она бессильна до тех пор, пока вы находитесь при власти, мой король, — заверил Гадарик. — Железный кулак вашей власти укротит ее, но если вы начнете сомневаться, то сыграете врагу на руку.

— Я хочу, чтобы все в этом королевстве приложили усилия, дабы схватить этих людей. Не нужно их ни допрашивать, ни пытать, ни привозить сюда. Как только увидите их, тут же рубите им головы. И лишь после этого мои воины могут успокоиться.

Гадарик с преданным видом кивнул. Внезапное беспокойство повелителя казалось ему неуместным.

Некоторые повстанцы до сих пор тушили остатки пожара, набирая воду из ручья. Довольно много людей погибло. Кальдер опечалился, узнав, что среди них была и провидица Ауда. Он окунул голову в ручей, чтобы освежить мысли. Зигфинн и Бруния, стараясь не смотреть друг на друга, ожидали разговора с ним. Трещина, возникшая в их отношениях прошлой ночью, еще не успела затянуться.

Кальдер мотнул головой, и во все стороны полетела вода. Зрелище было просто потрясающим. По крайней мере, так показалось Брунии.

— Дракон еще никогда на нас не нападал, — заявил повстанец.

— Может быть, он просто не замечал раньше вашего поселения, — предположил Зигфинн.

— Это Фафнир-то? Нас было слишком мало, и мы не представляли никакой угрозы, поэтому чудовище Хургана нас и не трогало, — возразил Кальдер.

— Что же изменилось? — спросила Бруния.

— Появились вы. Сперва вас искали ордынцы, а теперь дракон. Все дело в вас.

Зигфинн знал, что повстанец, скорее всего, прав, но ему не хотелось признавать его правоту.

— Зачем Хургану нас преследовать? Мы же обычные путешественники.

— Ничего обычного в вас нет, — заявил Кальдер, глядя Брунии в глаза. От этого взгляда у нее потеплело в груди. — И амулет, который вы разделили, это ключ ко всему. Покажите его мне.

Зигфинн и Бруния с неохотой вытащили из-под одежды цепочки с талисманами. Кальдер сложил две золотые части и осторожно провел кончиками пальцев по его искусно украшенной поверхности.

— Тут чего-то не хватает. Амулет не полон, — после довольно продолжительной паузы заявил он. — Так я и думал.

Зигфинн бросил взгляд на украшение, но за исключением того, что оно было разломано на две части, не заметил никаких недостатков.

— По-моему, ты ошибаешься, — осторожно протянул он.

Кальдер сунул амулет Зигфинну прямо под нос.

— А ты присмотрись повнимательнее. Ты этого не замечаешь, потому что отсутствующая часть талисмана скрыта новым предназначением.

Зигфинн был озадачен. Взяв амулет принца, Бруния покрутила его на цепочке.

— Тут нет глаза дракона.

Кальдер кивнул.

— Никогда не предполагалось, что этот амулет будут носить на цепочке, и только после того как глаз дракона исчез, начали так делать. Пока талисман висит на цепочке, отсутствие глаза никто не замечает.

Зигфинн поморщился.

— С таким же успехом тут вообще могло не быть глаза. Почему ты так думаешь?

Подняв руку, Кальдер показал им кольцо, которое носил с детства. На кольце был маленький драгоценный камень черного цвета со странной матовой поверхностью.

— Я уверен, что глаз дракона у меня.

Зигфинн снял цепочку, освободив отверстие в амулете, а затем прижал к кольцу свою половинку. Камень идеально подходил к отверстию, так что сомнений больше не было.

Внезапно вокруг Зигфинна, Кальдера и Брунии прошла какая-то волна. Волна света и красок. Воздух завибрировал, и послышался странный высокий звук. Но все длилось лишь секунду.

— Вы это тоже почувствовали? — спросила Бруния.

Кальдер и Зигфинн кивнули.

— А как к тебе попало это кольцо? — поинтересовался Зигфинн.

Кальдер смерил своих друзей осторожным взглядом, словно пытаясь убедиться в том, что им действительно можно доверять.

— Это кольцо, подарок моего отца, я получил еще в детстве, когда был маленьким мальчиком, — глубоко вздохнув, ответил он. — Вначале я носил его на кожаной тесемке на шее, потому что пальцы были слишком тонкими. Я говорю о временах, когда все было так, как и должно быть.

Бруния и Зигфинн растерялись, не зная, имеет ли в виду Кальдер именно то, о чем они думали.

— Когда все было так, как и должно быть? — осторожно переспросил принц.

— Вы знаете, о чем я говорю. Время мира и света, которое исчезло в одну ночь, и я очутился в этом черном столетии. Не в будущем, а в прошлом.

В этот момент Кальдер перестал быть просто другом и спасителем Зигфинна и Брунии. Он стал их союзником.

— А кто еще об этом знает? — спросила Бруния.

Кальдер пожал плечами.

— Очевидно, никто. Временами я и сам об этом забываю. Тогда мне становится настолько тяжело, как будто другая жизнь, эта жизнь, требует, чтобы я в нее поверил. Чтобы я играл роль Кальдера-повстанца.

— А раньше ты не был повстанцем? — спросил Зигфинн.

Кальдер рассмеялся.

— О господи, конечно нет. Я был странствующим кузнецом. Ездил из города в город, чинил котлы, точил мечи и подковывал лошадей.

«Кузнец. Подходящее занятие», — подумал Зигфинн.

Хурган спустился по узкой лестнице Драконьей Скалы, пройдя мимо множества стражников. Эти стражники должны были охранять его жизнь, хотя вот уже два поколения как никто не пытался напасть на короля. За собой он тянул на тяжелой цепи Зверя. За последние дни Зверь стал капризнее. Он явно ощущал беспокойство, и оно все усиливалось. Вслед за Хурганом по лестнице спускались три военачальника Орды, несколько слуг и советники. И конечно же, Гадарик. На голову Хурган надел свой черный железный шлем. В прорезях для глаз что-то поблескивало. Пышная меховая накидка делала плечи короля еще шире.

Камень под его ногами сменился деревом, и Хурган вышел на первую из двенадцати ступеней, ведущих вниз и расположенных вдоль колонн, которые поддерживали основание замка. Ветер дул в лицо Хургану, и его накидка развевалась подобно крыльям ворона. В воздухе пахло рвотой и гнилью. Раньше бы это вызвало у короля отвращение. Когда его сердце еще билось, оно билось ради Бургундии, и Хургану хотелось видеть свою страну прекрасной и богатой. Но боги подарили ему трон, и теперь короля интересовало лишь порабощение всей страны.

У подножия лестницы дерево заканчивалось и начиналась грязь. Там стояла сотня воинов Орды, окружавшая сотню подростков. Некоторым из юношей было по тринадцать-четырнадцать лет, кому-то семнадцать или восемнадцать.

Не было никого, кто мог бы дожить до двадцати лет, прячась от ордынцев. Вид у мальчишек был перепуганный, многие из них плакали. Перевозка в Вормс лишила их мужества и мысли о сопротивлении.

Расширив круг, воины орды впустили Хургана внутрь, почтительно склонив головы перед своим королем, который ростом не доходил им даже до плеч.

Хурган осмотрел юношей одного за другим. Трусы, жалкое отребье, которым не место в нормальном войске. Но это было неважно. Он подумал о том, не сохранить ли пару мальчишек, чтобы его дочь могла позабавиться, но Элея сама находила игрушки и радостно их уничтожала.

Хурган потрепал по щеке бледного подростка, у которого слезы текли из глаз.

— Не волнуйся, твой король о тебе позаботится. — Он холодно улыбнулся.

Гадарик закрыл глаза, и Хурган понял, что сейчас его советник призывает древние силы, силы тьмы, способные подчинить богов. Таков был договор. Завесы между мирами приотворились, священные границы размылись, и Вечное нарушилось. Преграды между Асгардом, Мидгардом и Утгардом рухнули, а сама земля стала тонкой и прозрачной. В подземном мире услышали призыв Гадарика, и бестелесные создания начали пробиваться на поверхность сквозь огонь и землю, сквозь камни и грязь. Из-под ног юноши поднялся зловонный туман, тяжелый, багровый. Он пропитывал одежду, въедаясь в поры кожи, заполоняя юную кровь, уродуя тело, изменяя форму черепа.

Никто из жителей Вормса не решался смотреть на это ужасное зрелище. Демоны Утгарда поселились в телах мальчишек, лишая их души, даря жестокость. То, что только что было толпой перепуганных подростков, за несколько мгновений превратилось в отряд Орды, беспрекословно подчиняющийся королю Хургану.

Какой-то парень с растрепанными волосами попытался сбежать. Бросившись на землю, он скользнул мимо ордынцев и выскочил на улицу, ведущую к рыночной площади Вормса.

Ордынцы ничего не делали. Они не получили приказ что-либо делать, да Хургану это и не нужно было. Взяв копье одного из своих охранников, король взвесил его на ладони и сильным движением метнул его вперед, словно его старость была всего лишь обманом. Острый кончик копья нашел спину убегавшего мальчишки, пробив его лопатки. Юноша упал на булыжники мостовой, разбив лицо.

Хурган неспешно подошел к лежавшему на земле телу и собственноручно вырвал копье из спины умирающего.

— Ты легкомысленно отказался от предложенной тебе великой чести, — прорычал он, ломая сапогом шею юноши.

Король повернулся. Превращение пленников в демонов уже почти завершилось. Теперь они будут способны лишь на послушание.

Хурган знал, что людей в его королевстве больше всего пугало сознание того, что их мучителями были их собственные мужья и сыновья.

Король поднял копье, и толпа ордынцев вскинула вверх мускулистые руки.

— Хур-ган! Хур-ган! ХУР-ГАН!!!

Мертвых похоронили, о раненых позаботились, и повстанцы ушли из поселения в Солнечной долине. По приказу Кальдера женщин, детей и стариков отослали к людям, которые были готовы предоставить им укрытие. На этих людей можно было положиться. Все остальные ушли в лес и через несколько дней путешествия остановились, собираясь выстроить среди деревьев простые хижины из дерева, листвы и меха животных.

Вот и все, что они могли сделать, хотя, видимо, делать нужно было что-то другое. Зигфинн, Кальдер и Бруния до сих пор понятия не имели, какие действия им предпринять. Сбросить Хургана с трона? Едва ли это было возможно. Против них выступала огромная армия. Единственная армия в мире.

По приказу Кальдера Данаин заботился о Зигфинне и Брунии, обучая их основам уличного боя и фехтования без правил. И принца, и принцессу при дворе обучали, как надлежит вступать в дуэль с противником, но в этом черном столетии правила честного боя были неуместны, и сама мысль о том, чтобы дать противнику поднять упавший меч, могла стать смертным приговором.

Зигфинну не нравилось, что Бруния быстрее приспосабливалась к новым обстоятельствам и намного легче училась владеть мечом. К тому же она была единственной женщиной в их компании, и он замечал взгляды, которые бросали на нее повстанцы, в особенности когда приближалась ночь. Но Кальдер отдал однозначный приказ: комната принцессы была запретной территорией. Никто не подозревал, что она достаточно часто лежала под своим одеялом, мечтая о прикосновении сильных рук. Когда она ласкала себя, прикасаясь к своему горячему лону, ее мысли были посвящены лишь Зигфинну, и в этих мыслях он был с ней. Но иногда она просыпалась ночью с влажным от страсти платьем, ощущая язык Кальдера в своей промежности.

Вечером они сидели втроем, рассказывая друг другу истории о прежних временах, будто им постоянно нужно было напоминать об этом, чтобы не терять отваги. Потом Кальдер и Зигфинн напивались и принимались заплетающимися языками уверять друг друга в том, что никогда не сдадутся. В особенности Бруния страдала от неопределенности и неспособности что-либо предпринять. Конечно же, она могла научиться фехтовать с двумя противниками, а может быть, и с тремя, но зачем, если врагов было больше сотни тысяч. К тому же принцесса скучала по своей семье, дворцу и теплым летним вечерам с прекрасной музыкой и изысканными яствами.

В этом черном столетии, куда она попала, не было даже времен года. Тут никогда не было по-настоящему тепло или по-настоящему холодно. Не было осени, чтобы собирать урожай, и не было весны, чтобы сеять. Земля не родила, и поэтому повсюду царил голод. В лесу принцесса начала искать занятие для себя одной, чтобы обрести свой путь. Неподалеку от временного лагеря она нашла место, где небольшой ручей водопадом устремлялся вниз с обрыва высотой в человеческий рост, образовывая внизу небольшое озерцо. Здесь она могла вымыть голову, остудить тело прохладной водой и постирать одежду. Все это не интересовало мужчин. Брунии же такие действия придавали приятную уверенность в том, что она по-прежнему женщина. Забираясь в озеро, она закрывала глаза, чувствуя, как вода стекает по ее спине.

Треснула какая-то ветка. Кто станет придавать значение такому звуку в лесу? Однако это был необычный лес. В мире, где почти не было животных, ветки сами собой не трещали.

Выглянув из-под обрыва, Бруния потянулась за мечом, который всегда брала с собой.

У дерева с расслабленным видом стоял Кальдер.

— Чего тебе? — спросила она.

Кальдер молчал, не отводя взгляда от ее обнаженного тела. Кожа Брунии покрылась мурашками, но не из-за холодной воды. Она не знала, что делать, и поплыла к берегу.

— Отвернись, — потребовала принцесса. — Я хочу выйти из воды.

Кальдер мягко улыбнулся, но вместо того, чтобы отвернуться, направился к ней, поспешно снимая по дороге рубашку. Бруния с удивлением отметила, что его тело покрыто множеством шрамов. Затем повстанец снял штаны и ботинки и бросил их на землю. Оставшись голым, он молча подошел к Брунии. Двигался он медленно, так что у нее было время сравнить реальность со своими страстными фантазиями.

Бруния могла бы остаться в воде. Она могла бы прогнать Кальдера. Могла бы одеться в озере — так она промокла бы, но, по крайней мере, Кальдер не увидел бы то, чего ему видеть не положено.

Вместо этого принцесса вышла из воды, медленно, не торопясь и не стесняясь. Она взяла платье и, не прикрываясь, выпрямилась. Столь же спокойно, как раздевался Кальдер, она оделась, наслаждаясь его жадным и властным взглядом.

В этот момент Бруния ощутила власть. И этой ночью она впервые думала о Кальдере, когда ее рука коснулась лона.

Несмотря ни на что, Видящая была недовольна. Планам нибелунгов угрожала опасность, мир не полностью погрузился во тьму, которой противостояли три искры, три души, объятые стремлением к борьбе. И все же она была недовольна.

В этом королевстве сама земля высасывала из людей отвагу и решимость. Зигфинн и Бруния провели с повстанцами уже несколько недель, но так и не придумали ничего конкретного. Вместо этого они предавались утехам плоти, говорили о том, чего уже не было, и надеялись на судьбу, которая как-нибудь образуется сама собой.

Видящая была не чужда страсти. Страстные желания были источником ее счастья, как, впрочем, и неудач, сохранившихся в этом мире. Будь то страсть к золоту, власти или лону женщины.

Но сейчас речь шла о большем, и огонь в чреслах был глупой игрой, отвлекавшей от того, что должно было осуществиться. Видящая много думала об этом. Она не могла открыться Брунии и Зигфинну и рассказать им правду об их предназначении, потому что боги не позволили бы такое вмешательство в судьбу людей. Принц и принцесса должны были сами отыскать свой путь и пройти по нему.

Но не было ничего плохого в том, чтобы немного подстегнуть их…

Видящая легко нашла отряд Хургана. Нужно было просто держать нос по ветру и следовать за вонью Утгарда. Группа воинов Орды в тысячу человек сейчас находилась в четырех днях марша от лагеря повстанцев. Впрочем, у воинов не было ни малейших шансов их найти. Ордынцы проходили деревни, вырывая языки всем, кого подозревали во лжи.

Они не нуждались в еде и сне. Вечером они замирали, словно статуи, держа строй в четыре ряда, и дожидались утра, чтобы маршировать дальше. Пока они останавливались, предводители полудемонов, которым Хурган оставил свободу воли, отдавали местному населению на починку пришедшие в негодность доспехи и оружие.

Для Видящей не представляло сложности пробраться к предводителю отряда, которого охраняли десять воинов. Раньше его звали Йонар. Он сидел на заборе, за которым когда-то жили свиньи, и вычищал кончиком кинжала грязь из-под когтей.

— Ты ищешь повстанцев по приказу Хургана, — тихо произнесла Видящая, чтобы стражники у входа ее не услышали.

Как и все другие ордынцы, Йонар не испытывал страха и, пребывая в облике человека, мог сдержаться и не перерезать горло нежданной гостье до того, как она расскажет, что знает сама.

— И где они? — равнодушно осведомился он.

— В лесу. Они достаточно близко, чтобы обнаружить их быстро, но достаточно далеко, чтобы блуждать в поисках повстанцев несколько месяцев без моей помощи.

Йонар не привык к тому, чтобы ему приходилось выколачивать из человека правду.

— А тебе какое дело? Ты хочешь золота? Милости? Мести?

Видящая провела рукой по забору, и небольшой сучок, торчавший из дерева, выдавил немного крови из ее указательного пальца. Видящую это восхитило — она уже и не помнила, когда в последний раз из ее тела вытекала хоть капелька крови.

— Скажем так, это в моих интересах.

Она описала путь к лагерю повстанцев, но достаточно расплывчато, чтобы ордынцам нелегко было их искать.

— Ты пойдешь с нами, — приказал предводитель воинов. — На тот случай, если попытаешься заманить нас в ловушку.

— Я не буду маршировать вместе с вами. — Видящая покачала головой. — Дальше пойдете сами.

Пожав плечами, Йонар потянулся за своим боевым топором. Придется отрубить этой старой карге голову. Но не успел он оглянуться, как Видящая уже растворилась в тени.

Зигфинн отяжелел от мяса и вина, но еще было рано, чтобы ложиться спать. Он целый день тренировался с Данаином, плечи болели, но вино приносило хоть какое-то облегчение.

И дарило ему решимость, чтобы поговорить с Брунией.

Он уже давно позволял всему идти своим чередом, любуясь девушкой издалека. Он видел похотливые взоры, которые Кальдер бросал на принцессу. А Бруния уже давно перестала возмущаться по этому поводу.

Разве не он, Зигфинн, был другом Брунии? Единственным другом? Разве не ему она показывала свое обнаженное тело в горячем источнике Исландии? Он был ровней ей по статусу и по возрасту. Но не мог же он, в конце концов, просить ее? Это было бы недостойно. Бруния должна была понять неопровержимый факт: в этом мире они были связаны друг с другом.

Энергично отбросив полог, Зигфинн вошел в ее комнату. Бруния еще не спала и была одета. Очевидно, она о чем-то задумалась.

— Нужно поговорить, — решительно произнес Зигфинн.

Спустив ноги с кровати, Бруния села. При свете маленьких свеч в крошечной хижине ее волосы, казалось, были окружены золотым сиянием.

— Ну, если ты хочешь…

Ее голос звучал как-то странно, а блеск в глазах придал им новый оттенок. Зигфинн решил, что это не просто ответ. Что принцесса предлагает ему себя.

— Если ты хочешь…

Бруния поднялась, как поднимается тонкий язык пламени вверх по стволу дерева. Она не отводила от него взгляда, словно пыталась прочитать его мысли. Принцесса протянула узкую ладонь к щеке Зигфинна и нежно погладила ее.

Вся решимость принца сошла на нет.

— Бруния, я…

Он заранее придумал тысячи слов, которые можно было ей сказать, но сейчас не мог вспомнить ни одной из заготовленных фраз.

Сделав шаг к нему навстречу, Бруния взяла его правую руку и положила ее на нежную кожу между шеей и грудью. Зигфинн чувствовал, как бьется ее сердце — столь же сильно, как и его собственное.

Принцу хотелось, чтобы в этот момент все замерло. В этой точке пространства и времени. Навечно. Ни Исландия, ни Вормс, ни Хурган уже не имели значения. Пока у него была Бруния, у него было все в этом мире.

— Орда! — крикнул один из часовых. — Войско движется прямо к нам!

Взгляд Брунии умолял Зигфинна остаться, не вмешиваться в суматоху, царившую в лагере. Быть мужчиной, который сможет сделать из нее женщину.

В комнату заглянул Данаин.

— Нас раскрыли! Кальдер хочет вас видеть! Немедленно!

У Йонара болела голова. Собственно говоря, она болела почти постоянно. Телу было нелегко управляться с двумя сосуществовавшими в нем созданиями, человеком и демоном. Словно ударяющиеся друг о друга камни, сознания сражались в его голове за право управлять телом. Йонара влекла мысль о том, чтобы броситься на собственный меч и покончить с этими мучениями, но полудемон принадлежал Хургану и знал об этом. Служение королю было его единственной целью в жизни, а смерть во имя короля — отведенной ему честью. Не пристало ордынцу спрашивать о причинах или отказываться от возложенной на него миссии.

Его шпионы обнаружили небольшое поселение в месте, указанном странной слепой женщиной. Там жили две или три дюжины людей. Под командованием Йонара находилось больше сотни воинов. Ясно, что предстояла не битва, а резня. Еще когда Йонар был человеком, он служил капитаном на корабле, привозившем в Данию специи из восточных стран. Путешествия долго спасали его от ордынцев Хургана, но в какой-то момент он все-таки угодил к ним в лапы. Теперь приходилось служить.

Сила Хургана оставила ему достаточно возможностей для того, чтобы размышлять самостоятельно, поэтому Йонар смог разозлиться, увидев советника короля Гадарика, возникшего перед ним из ниоткуда — точно так же, как та слепая женщина.

— Я слышал, что вскоре приказ Хургана может быть исполнен, — заявил советник, закутанный в одежду, чем-то напоминавшую сутану.

Создания, подобные Гадарику, пользовались магией, чтобы переноситься из одного места в другое, не касаясь ногами земли. Йонар ненавидел магию. С ней нельзя было бороться, нельзя было ее уничтожить. Магия представляла собой власть без силы. В ней не было наслаждения.

— Повстанцы умрут сегодня ночью.

— Мне нужны их головы, — сказал Гадарик, но тут же поправился: — Хургану нужны их головы.

Йонар знал, что Гадарик был одним из нибелунгов и что на самом деле нибелунги, по сути, всем и заправляли.

Власть Хургана покоилась на связи нибелунгов с древними богами.

— Пускай сделает из их черепов кубки и пьет из них.

— Откуда ты узнал, где искать повстанцев? — будто невзначай спросил Гадарик, рассчитывая на необдуманный ответ.

Йонар пожал плечами.

— Мы их искали. Мы их нашли.

Ему хотелось разрубить советника короля надвое, но его жизнь принадлежала Хургану. Как и все остальное.

— Как они нас нашли? — спросил Зигфинн.

Нахмурившись, Кальдер продолжал смотреть на карту, лежавшую перед ним на земле. Вокруг горели факелы.

— Они двигаются с севера и востока. Мы побежим на юг. Вот так все просто.

— Воины Орды двигаются быстрее нас. Они нас догонят, — возразил Данаин.

— Они смогут добраться только до реки, — заявил Кальдер. — Там мы сможем запутать следы, и они заблудятся. Мы разделимся.

— Разве мы не должны вступить в бой? — удивился Зигфинн.

— С удовольствием оставлю тебе меч, — фыркнул Кальдер. — И десять секунд. Пока будешь сражаться с сотней ордынцев, будешь чувствовать себя настоящим героем. А потом они повесят тебя на твоих же внутренностях.

— А мы можем выбраться за пределы страны? — спросила Бруния.

Данаин покачал головой.

— Границы охраняются как никакое другое место королевства. Воины стоят там плечом к плечу.

— Нам нужно найти место, где нас никто не будет искать, — пробормотал Кальдер, — куда Хурган не отправит свои войска. Какое-нибудь место вроде…

— Вормса, — уверенно заявил Зигфинн и, увидев изумленные взгляды, устремленные на него, объяснил: — Хурган никогда не подумает, что мы отправимся к нему, вместо того чтобы бежать прочь. И патрули в Вормс он посылать не станет, потому что город уже и так в руках Орды.

— Это безумие! — рявкнул Данаин. — Но звучит достаточно заманчиво!

— К тому же там у нас появится возможность вернуть историю в свое истинное русло, — поддержала его Бруния. Она гордо посмотрела на Зигфинна.

Кальдер медленно кивнул.

— Меня уже давно не было в городе. Да и вряд ли будет хуже. Значит, решено: направляемся в Вормс. Через два часа, когда стемнеет, будем выступать.

То немногое, что было у Брунии, — меч, платье, расческа и накидка, — она сложила в кожаный мешок и перекинула его через плечо. Девушка волновалась. Ее кровь кипела. Внезапно у нее появилась цель. Задание.

Вормс. Ребенком Бруния бывала там. Это был прекрасный город с множеством христианских церквей, высоким уровнем культуры и большим количеством образованных людей. Все новое в этом мире, все, что становилось модным, появлялось именно там. Принцессу пугала мысль о том, что стало с этим городом в результате правления Хургана.

— Мы умрем, — послышался голос Кальдера за ее спиной.

Испугавшись, принцесса повернулась.

— Я не верю в это.

Повстанец грустно рассмеялся.

— Если нам удастся сбежать от ордынцев, это будет чудом, я уже не говорю о том, чтобы добраться до Вормса.

— Зачем же тогда пытаться? — упрямо спросила Бруния.

Кальдер сделал шаг ей навстречу, и принцесса разозлилась сама на себя за то, что начала дрожать.

— Потому что такова наша природа. Ловить то, что убегает от нас, требовать то, в чем нам отказывают, — ответил Кальдер.

Схватив ее за платье в том месте, где час назад возлежала рука Зигфинна, он с силой притянул девушку к себе.

— Сейчас у нас нет ни времени, ни возможности, — заявила Бруния, стараясь говорить как можно холоднее, несмотря на огонь в крови.

— Время есть всегда, — хрипло пробормотал Кальдер. — И, вероятно, это наша последняя возможность.

Брунию влекло к Кальдеру, но она уперлась руками ему в грудь.

— Отпусти меня. Мое сердце принадлежит не тебе.

— А мне твое сердце и не нужно, — ответил он, опуская руку на ее лоно.

Бруния закрыла глаза. Сильные, умелые пальцы вызывали столь приятные ощущения, хотя все это было неправильно. Как же она мечтала об этом…

Рука Кальдера скользнула по ее бедру и, забравшись под платье, поползла вверх по голой ноге. Он быстро нащупал средоточие ее страсти, и принцесса тихо застонала. Он заставил ее замолчать, впившись в губы Брунии жадным поцелуем.

Она ответила на этот поцелуй. Развернув девушку, Кальдер толкнул ее животом на кровать, и она услышала, как расстегнулся его ремень и упал на пол.

— Нет, — прошептала она, сжимая руками спинку кровати. — Нет.

Повстанец задрал ее платье, обнажив спину.

— Тогда скажи мне, что ты этого не хочешь. Произнеси мое имя и оттолкни меня.

Бруния чувствовала его у себя между ног, которые сами собой раздвинулись. Жар в ней готов был вырваться наружу. Похоть сражалась со страхом, и страх, видимо, проигрывал.

Она чувствовала, что Кальдер прижался к ее девственному телу. Он готов был войти в нее. Бруния застонала, на этот раз громче.

Затем она почувствовала его горячее дыхание у себя за ухом.

— Произнеси мое имя и откажи мне.

Его пальцы грубо касались ее половых губ, и она вцепилась зубами в покрывало кровати.

Бруния мечтала об этом, но это действие не было ни благородным, ни исполненным любви. Принцессе хотелось, чтобы ее взяли как шлюху, но она не ожидала, что при этом будет чувствовать себя шлюхой. Ее ли лона желал Кальдер, а может, ему было все равно, с кем возлечь?

— Кальдер, оставь меня, — в конце концов прошептала она. — Я не хочу этого.

Но было уже слишком поздно, и Бруния почувствовала, как он вошел в нее. Ей было больно. Он взял то, что было уготовано другому, и сделал это со злорадством, которого она в нем раньше не замечала. В принуждении их близость лишилась всей магии. И Бруния просто ждала, когда же все закончится.

Она закрыла глаза — так же, как и Зигфинн, который как раз вошел в палатку, собираясь открыть ей свои чувства…

Гадарику не нравилось находиться на поле боя. Он чувствовал себя неуютно в ярких лучах солнца, ведь его место было в тени, в пространстве бокового зрения, в полусне. Его голос был шепотом, а рука его предпочитала кинжал. Он предоставил бой Йонару и его Орде. Пускай они добывают головы, которые так много значат для Хургана. Сам Гадарик немного потанцевал над вершинами деревьев, поплавал вокруг корней глубоко в земле и желтым листом упал с ветки. Эта игра была бессмысленной, но он нечасто мог насладиться подобным при дворе у Хургана. Обретая тело, которое видел король, Гадарик чувствовал себя слишком тяжелым и неловким, но здесь, вдалеке от Вормса, он мог предаться пьянящей свободе чистого духа.

— Мыыы так часссстооо этооо дееелалииии… дееелалиии вмесссстеее… — прошипел знакомый голос, его собственный голос, голос всех нибелунгов.

Нибелунги говорили одним голосом, но их сознания были отдельны.

— Реееегииииин… — узнал его Гадарик.

Жалкий Регин.

Слуга Хургана разозлился из-за того, что его отвлекли во время отдыха. Еще прежде всех нибелунгов Регин принял облик человека и довольно долго пробыл среди людей. Он не хотел ими править и стремился обучать их. С точки зрения нибелунгов, Регин был предателем, и они с большой неохотой вновь приняли его в свои ряды. Неудивительно, что Регин противился договору с богами. Но нибелунгам удалось переубедить его, и с тех пор Регин редко бывал на виду у остальных. Почему же он появился сейчас?

— Чегооо тыы хочеешшшшшъ? — осведомился Гадарик.

— Нельзя забираааать этииих людееееей… — упрекнул его Регин. — Им нее месссссто в этооом врееемееениии…

Этот спор быстро утомил Гадарика. Очевидно, Регин до сих пор был привязан к тому, что уничтожили нибелунги. Он не заключал договор с богами.

В какой-то момент разговор надоел Гадарику, и он, воплотившись в человека, потребовал у солдат вина и жареного мяса.

Кальдер и его люди попытались уйти от ордынцев, пользуясь классической тактикой. Они тихо бежали по ночному лесу, растянувшись в цепочку, чтобы враги не могли атаковать их. Если противник подберется с какой-то стороны, то остальные разбегутся и потери будут не такими большими. С подобным планом превосходящего по силе соперника, конечно, не победишь, но по меньшей мере можно дожить до следующего утра. Бруния держалась поближе к Зигфинну, стараясь не потерять его из виду. Ее место рядом с ним. Так она решила после событий этого вечера.

Излившись в нее, Кальдер молча ушел, и Бруния, через некоторое время помывшись водой из бурдюка, поклялась никому не рассказывать о своем позоре. Она пыталась оправдать поведение Кальдера, но ей это не удавалось. Он силой отобрал то, что она хотела ему подарить, и за это принцесса его ненавидела. Она не обратила внимания, что Зигфинн до сих пор не сказал ей ни слова, объясняя его поведение сосредоточенностью перед боем. Он шел уверенным шагом, сжимая в руках меч, и Бруния чувствовала себя рядом с ним в безопасности. Она решила сказать ему об этом при ближайшей возможности.

В темноте послышался свист. Это был оговоренный сигнал: их обнаружили.

Через мгновение на них напали. Из-за деревьев выскочили ордынцы, в темноте казавшиеся черными тенями. Они почти полностью превратились в демонов, и их головы были похожи на головы волков и медведей одновременно. Они сжимали в когтистых лапах мечи и, несмотря на сутулость, в росте превосходили любого человека в королевстве.

Повстанцы не успели добежать до реки, где надеялись оторваться от ордынцев. Может, им не хватило времени, а может, они неверно выбрали путь. Это было уже неважно. Бруния ловким движением выхватила меч и, сделав выпад, ударила ордынца лезвием по груди. Послышался хруст — меч не смог пробить броню. В следующее мгновение принцесса услышала свист и, быстро пригнувшись, увидела, как над ее головой пролетел тяжелый боевой молот, выломавший кусок ствола из дерева, возле которого она оказалась.

Было слишком темно, да и земля была неровной, так что драться организованно не получалось. Друга от врага во тьме можно было отличить лишь по размерам, а рассчитывать на помощь и вовсе было невозможно.

Рядом с Брунией кто-то захрипел — одного из повстанцев ударили мечом, и она взмолилась о том, чтобы это был не Зигфинн. Схватившись за ветку, Бруния взобралась на дерево, чтобы прыгнуть на врага сверху. Увидев очередную огромную тень, она в прыжке вонзила противнику меч в шею, почти отрубив ему голову. Чудовище упало на землю.

И все же большинство предсмертных криков принадлежало повстанцам. Людей становилось все меньше. Здесь и сейчас выиграть бой было невозможно, и в этом Кальдер был прав. Бруния понимала, что нужно найти Зигфинна и попытаться убежать отсюда. Она как раз подумала об этом, когда ее схватили за платье и затащили на дерево, где можно было укрыться на пару минут.

— С большим неудовольствием должен заявить… я же предупреждал! — прошипел ей в ухо Кальдер. — Теперь каждый спасает свою жизнь сам. Пойдем отсюда!

— Я не пойду без Зигфинна! — решительно заявила Бруния.

— Может, он давно погиб, — ответил Кальдер. — Не стоит следовать его примеру. Река уже совсем близко.

— ЗИГФИНН! — завопила Бруния.

— БРУНИЯ! — послышалось откуда-то из темноты.

— Ну ладно, может, и не погиб, — признал повстанец, сталкивая Брунию на землю, чтобы ее не пронзил меч ордынца. Ловким движением короткого меча Кальдер вскрыл чудовищу горло, а затем поднял принцессу с земли.

— Умереть всегда успеем.

Они двигались вперед во мраке, обходя сражающиеся тени и переступая через мертвые тела своих соратников.

Наконец Бруния увидела Зигфинна. Кальдер дернул его за рукав и поспешно отпрыгнул в сторону, чтобы принц по неосторожности не раскроил ему череп.

— Отсюда пятьдесят, возможно, сто шагов до реки, — прошептал он. — Сейчас или никогда!

Они вместе с еще шестью людьми, признавшими свое поражение, бросились бежать к реке. До Эльбы добрались всего пятеро. Один из повстанцев уже успел войти в воду, когда в спину ему вонзился боевой топор.

На принятие решения ушло всего лишь несколько секунд — здесь, у реки, их легко могли обнаружить. Кальдер указал мечом на юг.

— Плывем вниз по реке, а затем как можно быстрее добираемся до ближайшего селения. Нам нужны кони.

Стрела, впившаяся в этот момент в его правое плечо, издала звук, на который была способна струна какого-нибудь музыкального инструмента. Повстанец упал на колено, но друг Данаин тут же его поддержал.

Корни и ветки захрустели под тяжелыми сапогами ордынцев. Воины догоняли их.

— Судя по всему, придется разрабатывать новый план. — Охнув от боли, Кальдер опять поднялся на ноги. — Разделимся. Нет смысла умирать всем вместе.

Подавляя ярость, вызванную предательством Кальдера и Брунии, Зигфинн схватил повстанца за здоровую руку.

— Попытайся добраться до Исландии. Там ты сможешь спрятаться, пока не выздоровеешь. Мы же с Брунией отправимся в Вормс.

Кальдер кивнул. Его лицо исказилось от боли.

— Если богам будет угодно, мы встретимся к следующему солнцестоянию.

В воздухе свистели стрелы, и, судя по шуму в лесу, ордынцы должны были вот-вот появиться здесь. Бруния посмотрела на Кальдера, не зная, какое чувство должна испытывать, прощаясь с ним. Повстанец слабо улыбнулся. Верный Данаин повел его прочь, в воды Эльбы.

Зигфинн схватил Брунию за руку, и они вместе прыгнули в воду.

— Давай!

Он не заметил тень, появившуюся за их спинами и в следующее мгновение с ревом бросившуюся к ним. Это был огромный воин Орды, потерявший в бою оружие. Он попытался атаковать Зигфинна и Брунию, пустив в ход свои когти.

Поскользнувшись на гладких подводных камнях, принцесса упала на бок. Было слишком темно, и она не увидела валун, выдававшийся над поверхностью воды. Сильно ударившись головой, Бруния потеряла сознание.

Она не заметила, как ушла под воду, и Зигфинн, пытаясь отбить атаку ордынца, потерял ее из виду. Воды Эльбы понесли принцессу вниз по течению.

Зигфинн быстро сообразил, что ему не справиться с этим воином, потому что противник мог разорвать его голыми руками, не пользуясь оружием. Схватив принца за плечо, чудовище вытащило его из воды, словно простыню, которую нужно постирать. Подтянув ноги, Зигфинн нанес воину сильный удар и, вырвавшись из его когтей, навзничь упал в воду. При этом он не успел набрать в грудь воздуха и под водой тут же начал задыхаться. Отфыркиваясь, он выплыл на поверхность и увидел других ордынцев, выбежавших на берег. Сделав глубокий вдох, принц опять нырнул и поплыл к середине реки, где течение было особенно сильным. Пару раз он выныривал на поверхность, чтобы глотнуть воздуха. При этом он слышал, как ордынцы шлепают по воде, пытаясь обнаружить людей, чьи головы они должны были доставить королю.

Другой берег Эльбы порос густым лесом. Ветви ив спускались до самой воды. В этом месте Зигфинн медленно выбрался из реки. Он запыхался от страха и усталости. В первую очередь он подумал о Брунии.

Где же она?

Принц посмотрел на другой берег реки, опасаясь, что воины могли ее схватить, но ее там не было. Если принцесса тоже прыгнула в реку, то вряд ли ее унесло далеко. Днем они быстро найдут друг друга. Но сейчас не было времени, чтобы дожидаться утра. Ордынцы, выстроившись в линию, зашли в реку. Через несколько минут они уже переберутся на другой берег.

Зигфинн встряхнулся. Нужно было идти дальше. Идти в Вормс или, по крайней мере, в ближайшее селение, с которой Орда не взимает дань. Бруния не глупее его, и у нее все получится. Конечно же, они встретятся в Вормсе. Это уж точно.

Утром три искры оказались в разных местах.

7 РАЗНЫМИ ДОРОГАМИ В ЧЕРНОЕ ЦАРСТВО

Эльба пересекала страну с востока на запад. Вытащив своего друга из воды, Данаин направился вместе с ним на север. Там он неплохо ориентировался, и у них был шанс уйти от воинов Орды.

Кальдер с трудом опирался на его руку. Стрела, судя по всему, порвала ему мышцу. Но повстанец почти не стонал и старался не сбиваться с шага. Он не привык выказывать слабость.

Данаин ругался про себя, бредя по лесу. Нельзя было принимать к себе эту парочку из Исландии! Сейчас вообще опасно принимать чужаков. После нападения дракона нужно было разделиться и отправиться на все четыре стороны света. Вот что подсказывал здравый смысл. Но Данаин видел взгляды Кальдера, которые тот бросал на Брунию, и эти взгляды были ему знакомы.

Теперь все закончилось, друзья были мертвы, и Данаин надеялся, что Орда прекратит их поиски. Полудемоны обычно не занимались этим.

Под ногами у них шуршал гравий, и в предутреннем свете Данаин разглядел поросшие мхом каменные плиты. Старая римская дорога, торговый путь.

— Нас здесь… обнаружат, — с трудом выдавил Кальдер. — Лучше идти дальше… через лес.

Данаин покачал головой.

— Ты тяжело ранен. Нам нужны мази и перевязки. Иначе путешествие убьет тебя.

Кальдер хотел возразить, но у него подкосились ноги, и он чуть не упал в обморок. Уложив друга в тени дерева, Данаин позаботился о том, чтобы его не было видно с дороги.

— И не возражай. Если мы хотим добраться до Исландии, то нам понадобится помощь.

Исландия. Зачем им, черт побери, в Исландию? Это же просто голая скала в море, оставленная всеми много лет назад. Никто в здравом уме не отправится в Исландию…

Услышав стук колес по римской дороге, Данаин спрятался за деревом. Какой-то крестьянин вез свой скудный урожай. Телега была наполнена где-то на треть, а лошадь казалась больной и слабой. Не самый быстрый и удобный способ путешествовать, но выбирать сейчас не приходилось.

Выйдя из-за дерева, Данаин остановил телегу.

— Куда едешь?

Крестьянин, крепкий твердолобый мужик, смерил незнакомца недоверчивым взглядом.

— В Фарен. А тебе какое дело?

Данаин ткнул пальцем за спину.

— Моему другу плохо, а в твоей повозке путешествовать будет легче.

— У меня нет места, да и лошадь у меня слабая. — Крестьянин сплюнул. — Попробуй меня чем-нибудь заинтересовать.

Данаин подумал о монетках в кошельке на поясе, но решил все же обнажить меч и приставить его к горлу крестьянина.

— Твоя жизнь тебя в достаточной степени интересует?

Крестьянин испуганно кивнул, и вскоре Данаин усадил Кальдера в телегу. Повстанца лихорадило. Рана на плече выглядела плохо. Улегшись рядом с другом, Данаин укрылся шкурой, чтобы их не было видно.

— Мы благодарим тебя за дружескую помощь, — шепнул Данаин крестьянину. — И не забудь, что мой меч неподалеку от твоей спины. Было бы невежливо и довольно глупо обращать на нас внимание других… людей.

Телега покатилась вперед, лошадь, недовольная дополнительным весом, время от времени пофыркивала. В полутьме под шкурой Данаин нащупал брюкву и разрезал ее своим кинжалом. Им с Кальдером нужно было немного перекусить.

Исландия. И зачем им в эту Исландию?

Зигфинн достаточно далеко продвинулся вперед, по крайней мере, так ему казалось. У него было мало опыта, чтобы определить, с какой скоростью он передвигается. Через некоторое время ордынцев позади уже не было слышно и Зигфинн, преодолев несколько миль, опять перешел на другой берег, на этот раз без приключений, а потом повернул на юг, к Вормсу. Он рассчитывал, что в ближайшем селении ему подробнее расскажут о дороге в город.

Принц думал о Брунии. Он долго высматривал ее, но не обнаружил никаких следов принцессы. При этом Зигфинн не допускал даже мысли о том, что она попала в руки Орды. Конечно же, Бруния просто заблудилась. В конце концов, она была женщиной, а они хуже мужчин ориентируются в незнакомой местности.

В какой-то момент Зигфинн испугался, подумав, что он мог потерять свой амулет, но голова дракона все еще висела у него на груди. Талисман был необычно холодным. Тепло, которое исходило от него раньше, почти пропало. Возможно, это объяснялось тем, что других частей амулета уже не было поблизости.

Собрав с куста ягоды, Зигфинн подготовился к далекому переходу. При мысли о Брунии у него сердце кровью обливалось, но все же принц гордился тем, что ему удалось уйти от воинов Хургана. И от дракона он ушел, и от ордынцев ушел… Это ли не признак его мужества и защиты богов? В общем, сейчас Зигфинн был доволен.

На краю поля принц заметил исхоженную дорогу и решил, что она приведет его в какое-нибудь селение. Он пошел вдоль колеи, проложенной множеством проехавших здесь повозок, и вскоре набрел на таверну, но внутрь заходить не стал — в памяти все еще свежи были воспоминания о Фъеллхавене. В конюшне за таверной стояли три лошади, и никто за ними не следил, так что Зигфинну ничто не помешало вывести одну из них под уздцы и поскакать прочь, не привлекая к себе внимания.

Принц Зигфинн Исландский был полон решимости выступить против судьбы и сотворить ее самостоятельно, собственными руками. В конце концов, у него были и оружие, и конь…

Воины Йонара выстроились возле разрушенных лесных хижин, где раньше прятались повстанцы. Трупы врагов догорали, сброшенные в кучу. Гадарик медленно ходил туда-сюда, но его спокойствие было обманчивым. Йонар знал, что Гадарик, не выполнив приказ Хургана, утратил право на жизнь. Не было ни милости, ни прощения.

— Кажется, будто все это подстроено, — тихо прошипел Гадарик. — Из тридцати выжили трое, и именно те, кого мы должны были убить.

— Мы не знаем, живы ли они, — возразил Йонар. — Один, а может быть, и двое из них ранены. Скорее всего, в их легких уже плавают рыбы Эльбы.

— И как мы докажем это Хургану? — осведомился Гадарик. — Привезем ему три кочана капусты?

Он сделал какой-то странный жест рукой, и в тот же момент воины Орды упали на землю, корчась от боли. Их кожа пошла пузырями, из всех пор полилась кровь, кости сломались. Они умерли в судорогах.

И только Йонар остался стоять, проклиная той тайной частью своего сознания, что у него еще осталась, свою неспособность убежать прочь. Или раскроить этому человечишке череп.

— Убейте меня, — потребовал он. — Я несу не меньшую ответственность, чем мои люди, а возможно, и большую.

— Я буду рад, если ты лично сообщишь об этом королю, — с напускной приветливостью заявил Гадарик.

Мир вокруг начал расплываться, стало темно, как будто Йонар зажмурился с открытыми глазами или кто-то опустил на его веки ладони. Он почувствовал холодный порыв ветра, в животе заурчало. Лесная трава под ногами сменилась камнем, а дневной свет — отблесками факелов.

Гадарик переместил Йонара в Драконью Скалу.

Хурган сидел на троне, мрачно глядя на своего советника и предводителя отряда Орды. Он уже знал, что они собирались ему сказать.

— Голов нет.

Гадарик был не глуп и отвечать на это не собирался. Он привел с собой воина, чтобы король сорвал свой гнев на нем. И Йонар оказал ему эту услугу.

— Им удалось сбежать от нас во тьме ночи.

Кряхтя, Хурган поднялся и протянул правую руку.

— Дайте меч.

Один из стражников короля поспешно передал Хургану оружие. Зверь, сидевший за троном, беспокойно зарычал. Ему казалось, что его лишают добычи.

Йонар не боялся умирать. Наоборот, он с отвращением относился к своей жизни полудемона, не сулившей ничего, кроме скуки. Меч станет для него освобождением.

— Папа, ну нельзя же так! — послышался сзади мягкий голос, и в тронный зал вбежала стройная юная девушка.

У нее была кожа цвета слоновой кости, блестящие каштановые волосы и черные глаза, в которых плескалась меланхолия. На ней было простое платье, скрывавшее ее статус, и никаких украшений, кроме изящной короны, скорее диадемы, украшавшей ее хорошенькую головку.

— Элея. — Хурган раздраженно опустил меч. Принцесса встала между отцом и Йонаром.

— Казнить верного подданного мечом? Достойно ли это короля?

— Он потерпел неудачу, — напомнил король. — Его жизнь больше не представляет ценности.

— Так подари мне его смерть, — потребовала Элея. — Отдай его мне.

— Ох, — только и сказал Хурган, отбрасывая меч в сторону.

Гадарик незаметно закатил глаза. Капризы принцессы пользовались при дворе дурной славой.

Элея повернулась к Йонару:

— На колени.

Воин Орды выполнил приказ.

Элея сняла с пояса клинок, тонкий, словно иголка, и длинный, как рука. С восхитительной ловкостью она выколола клинком Йонару правый глаз, но вонзила оружие не настолько глубоко, чтобы убить его.

Принцесса засмеялась, как маленькая девочка.

— И не смей шевелиться.

Йонар и не собирался этого делать. Он лишь надеялся, что все закончится быстро. При этом он недооценивал Элею, чье мастерство причинять боль, как и ее талант дарить наслаждение телу мужчины, было воспето в запретных балладах.

Она проколола подбородок воина, проткнув его челюсть, язык и небо. При этом тонкая струйка крови полилась ей на руку, и она жадно ее слизнула.

Тело Йонара дрожало от боли, но он не стал молить о пощаде, и это разозлило Элею. Она решила, что демоническая сущность воина не позволяла ему испытывать боль в должной мере.

— Я хочу, чтобы ты полностью принял облик человека. Немедленно!

Йонар загнал демона в самую глубь своей души и превратился в обычного человека. Боль тут же стала невыносимой, и он чуть было не закричал. На губах у него выступила кровавая пена.

Пританцовывая, Элея обошла вокруг Йонара и вонзила тонкое лезвие ему в спину, обрезав последние ниточки контроля, связывавшие Йонара с его телом. Он упал на бок, чувствуя каждый удар Элей. С явным наслаждением она резала его тело, ее оружие искало нежную плоть.

Хурган с любопытством наблюдал за происходящим — действительно, у его дочери был намного более интересный способ карать провинившихся. Она с точностью и элегантностью оттягивала время его смерти, и лишь безумие, охватывавшее ее в такие моменты, было признаком проклятия. Элее навечно суждено было оставаться семнадцатилетней девушкой.

Король повернулся к Гадарику.

— Неплохо придумано. Ты решил усмирить мой гнев при помощи этого глупца. Однако я отдавал приказ принести головы тех троих именно тебе. Как ты собираешься вернуть мое расположение?

На это у Гадарика не было ответа, но он выбирал слова искуснейшим образом, чтобы выкрутиться.

— Вашу власть над всем королевством нельзя отобрать рукой человека. Время на нашей стороне. В лучшем случае враги заблудятся на землях королевства или же умрут от нашей руки. Зачем охотиться на того, кто все равно не сможет убежать?

Поглаживая свою узкую бородку, Хурган холодно улыбнулся.

— Возможно. И все же сейчас мне хочется славной охоты. А жаль. — Он повернулся к дочери, которая по-прежнему развлекалась с Йонаром, так что от усердия у нее на лбу выступили капельки пота. — Элея, пожалуйста, прекращай эти глупости. Мне, знаешь ли, нужно королевством управлять.

Девушка резко подняла голову, и на мгновение Хурган почувствовал, что боится свою дочь.

Брунии повезло — или это была судьба? Ее тело несло вниз по течению, и через некоторое время она очутилась на берегу, раненая, замерзшая, одинокая, но живая. В конце концов она пришла в сознание и ее легкие освободились от воды. Принцесса попыталась подняться, но ее тело было слишком слабым, а в голове при каждом движении вспыхивала боль. Она вновь погрузилась во тьму. Минуты прошли или часы, этого она определить не могла.

В какой-то момент Бруния услышала шаги, но не кованых сапог ордынцев — шаги были тихими. А еще голоса. Мужчины и женщины что-то возбужденно обсуждали. Принцесса попыталась открыть глаза и шевельнуть руками, чтобы показать, что она еще жива, но ее тело отказывалось служить ей. Кто-то схватил ее под мышки и взял за ноги. Ее тело куда-то понесли. Затем девушка почувствовала, как сучки царапнули спину, — ее опустили на какую-то лежанку. Послышались приглушенные звуки, треск и скрип. Внезапно Брунию затрясло, и от этого ощущения она полностью вернулась к жизни. Ее тут же стошнило.

Кто-то отер ей рот тряпкой — заботливо, но не особо нежно. Под голову принцессе подложили свернутую одежду, чтобы ей было удобнее. Брунии было больно, и она так устала, что даже подумала, не притвориться ли ей мертвой на какое-то время, чтобы ее оставили в покое.

Вдруг она почувствовала, как кто-то прикоснулся к ее драконьему амулету. Открыв глаза, она перехватила чужую руку и плюнула на стоящую перед ней женщину. Отпустив амулет, та попятилась.

Послышались голоса трех или четырех женщин.

Кряхтя, Бруния приподнялась, опершись на локоть. Через некоторое время круги перед ее глазами исчезли, сознание вернулось и она начала различать, где верх, а где низ. Правда, трястись окружающий мир не прекратил.

Принцесса находилась в большой зарешеченной повозке, которую тянули две крупные лошади с длинной гривой. Рядом с Брунией находились семь или восемь женщин, все в том возрасте, когда еще можно рожать.

— Где я? — спросила Бруния.

— На пути в Брамель, — ответила крепко сбитая, коренастая женщина с рублеными чертами лица. — Меня зовут Рахель.

— Бру… Бурин, — произнесла Бруния, научившаяся у повстанцев тому, что ее не должны узнавать. — Я из Фъеллхавена.

— Далеко же ты оказалась от дома, — заметила более пожилая женщина, сидевшая в другом углу железной клетки.

— Что это такое? — осведомилась Бруния. — Повозка для пленников?

Ей уже приходилось видеть такие повозки в королевстве своего отца.

Рахель мрачно покачала головой.

— Хуже. Мы будем женщинами пограничья. Нас взяли в плен, чтобы мы служили воинам на границе королевства. Служили на поле, в домашнем хозяйстве и в постели.

— Говори уж как есть, — буркнула старшая женщина. — Мы рабыни, и наша жизнь будет длиться столько, сколько мы будем нужны.

Вскочив на ноги, Бруния бросилась на железные прутья клетки и в отчаянии уставилась на запад. Она должна была ехать туда, но, к несчастью, удалялась прочь.

— Зигфинн… — тихо прошептала она, и на глазах ее выступили слезы.

Раны Кальдера воспалились. Всякий раз, когда боль отступала и он мог ясно мыслить, повстанец умолял Данаина не отрезать ему руку и продолжать путешествие в Исландию. Но большую часть времени Кальдера лихорадило, он не мог есть и бредил. Наконец они добрались до Фъеллхавена. Местный лекарь, которому Данаин заплатил за молчание, сказал, что Кальдеру уже не помочь, и предложил порошок, способный облегчить его страдания. О путешествии в Исландию и речи быть не могло.

И все же Кальдер яростно и решительно цеплялся за жизнь. Вместо одной ложки бульона, которую его желудок отказывался принимать, Кальдер требовал две новых. Морщась от боли, он сжимал левой рукой наполненный пшеницей мешочек, чтобы не терять подвижность. Ночами Данаину приходилось вставлять другу между зубов мягкую деревяшку, чтобы их не выдали его крики.

Исландия или смерть, смерть или Исландия! Всю неделю казалось, будто в этой неравной борьбе победит смерть. Но однажды ночью на заброшенную конюшню, где они остановились, пришла слепая женщина со странной зловонной мазью. Она сказала Данаину, что эта мазь спасет Кальдера. Такая помощь показалась бы повстанцам подозрительной, но у них не было выбора. Данаин нанес жирную мазь из небольшой баночки на рану и стал ждать. Ночью жар Кальдера спал, а рана перестала гноиться.

Прошло еще три дня, и Кальдер почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы плыть на украденном с пристани кораблике в Исландию. Отплывая, он увидел сожженные остатки какого-то корабля, не подозревая, что именно на этом судне Бруния и Зигфинн прибыли во Фъеллхавен.

Друзья стояли на палубе, когда на горизонте появились скалы Исландии.

— Целый остров для нас одних, — протянул Кальдер.

Данаин поморщился.

— Исландия не может нам принадлежать. Люди говорят, что этот остров не приемлет жизни.

— И в этом его сходство с королевством Хургана, — заметил Кальдер. — Что может быть хуже того, что мы уже пережили?

— Судя по моему опыту, — задумчиво произнес Данаин, — хуже может быть всегда. Мне кажется, что несчастье не имеет своих пределов.

Кальдер покрутил на пальце кольцо, ощутив теплую волну решимости.

— Нас ждут великие дела. Я это чувствую. Королевство Хургана сотрясается в самом основании.

Данаин списал эти слова на еще не до конца излеченную лихорадку.

Зигфинну нелегко было пробираться вперед одному. Слишком многого, что он помнил из жизни своего времени, здесь уже не существовало. Места, которые он хорошо знал, казались чужими, или же их вообще сровняли с землей. Без Брунии принцу было одиноко, и он всегда думал о ней перед сном, но не для того, чтобы утолить свою похоть, как раньше. Он просто беспокоился о ней.

Зигфинн проехал Тальге, Ферху и Лайхфельд, стараясь не бросаться в глаза и не вступая ни с кем в разговоры. По возмутительно плохому курсу он обменял монеты своего отца на то, что жители королевства называли драконталерами — простые, плохой чеканки серебряные монеты разного веса, с одной стороны которых была изображена драконья лапа, а с другой — меч. Зигфинну объяснили, что монеты символизируют вечный союз Хургана и Фафнира, и ему всякий раз было больно брать в руки эти деньги.

Зигфинн не знал, что Хургану известно о нем, но на время поездки он взял себе новое имя — Рагнар. Если его спрашивали, то Зигфинн говорил, что путешествует между провинциями, доставляя сообщения от властей. После этого большинство людей старались держаться от него подальше — страх перед Ордой был больше, чем любопытство.

Зигфинн с трудом учился еще одному качеству, необходимому, чтобы быть незаметным среди чужестранцев. В этом мрачном королевстве дракона говорили иначе, чем он привык. Слова звучали более резко, а речь была лишена всех красивых выражений. Преобладали твердые согласные, а к окончаниям прибавлялись шипящие звуки. Речь образованных людей сменилась говором ремесленников, имена теперь писались по-другому, а города получили новые названия.

Зигфинн узнал, что Хурган называл все свое королевство Бургундией, но за десятилетия это название стали произносить как Бурантия. Других стран на континенте не было, и лишь на юге мавры отчаянно сражались за свои территории. Бургундией по-прежнему называли прирейнские земли, а столицей был Вормс. Вормс был всем — и святой землей, и проклятием.

Зигфинн скакал по ночам, когда светила луна, а днем в основном спал, чтобы избежать встреч с незнакомцами. У одного летописца он купил карту, поэтому ехал по направлению к Вормсу, огибая крупные торговые пути. И все же время от времени он натыкался на патрули ордынцев, ведь они встречались повсюду в королевстве. Старый крестьянин рассказал Зигфинну, что Хурган превращает юношей в полудемонов и таким образом уничтожает любую попытку восстания в стране. Неудивительно, что о серьезном противодействии тирану и подумать было нельзя. Да Зигфинн и не думал, что кто-то захочет отдать свою жизнь в борьбе с правителем. Люди боролись за свое существование, и за сотню лет правления дракона они устали и лишились всякой решимости. Возможно, дело было не только в жестокой тирании Хургана, но и в понимании того, что деспот не умрет. Как бы ни было плохо при любом другом владыке, люди полагались на течение времени, ведь правитель был смертен. Однако в случае с Хурганом все было иначе — он мог сидеть на троне даже тогда, когда погаснет солнце. Никто из жителей королевства, сколь бы старым он ни был, не помнил, как было раньше. «Раньше» скорее казалось мыслью, утратившей свое значение. Не помня, что прежде все было по-другому, люди не могли представить, что в будущем что-то может измениться.

Провинции обеднели и стали пустынными, но ближе к Вормсу местность заметно оживлялась. На улицах толпились торговцы, в некоторых тавернах не было места, чтобы поставить лошадь на ночь, а на обочине крестьяне продавали продукты прямо с тележек. Выбор был не очень богатым, но и не столь скудным, как во Фъеллхавене. Если человек располагал достаточным количеством талеров, то он мог купить себе мяса, фруктов или вина, а когда рядом не было ордынцев, то и оружие, женщину на ночь, а еще тайны.

Зигфинну нравилось, что он перестал быть одиноким всадником. За свою жизнь он привык к придворной суете и радовался компании. Принц болтал с рыночными торговками, пил со слугами и даже помог одному купцу, продававшему ткани, починить колесо у телеги. И только когда неподалеку проходили ордынцы, Зигфинн отступал в тень, чтобы они его не увидели.

Такое поведение не особенно бросалось в глаза, потому что так поступало большинство окружающих его людей. С Ордой не стоило связываться, не стоило говорить без приказа, а взгляд нужно было опускать к земле. Полуразложившиеся головы на обочине дороги свидетельствовали о том, что лучше придерживаться подобной тактики.

Иногда, в основном в сумерках, на горизонте появлялся силуэт Фафнира, а ночью его огненное дыхание озаряло тьму, словно молния. В такие моменты даже в самых отдаленных селениях люди умолкали, надеясь, что чудовище не обратит на них внимания. Правление Хургана исказило их сознание, и они покорились.

Зигфинн думал, что до Вормса ему ехать еще дня два, как вдруг перед ним появились первые скопления домов, таверны и конюшни, расположенные в пригороде. Судя по всему, столица росла, распространяясь вглубь страны, словно опухоль, переползая через холмы и долины, и сейчас занимала треть территории бывшей Бургундии. Вормс был больше Рима, Византии и Александрии.

Но он уже и не был настоящим городом. Раньше города строили надежно, с хорошими улицами и сточными канавами, теперь же внешние кварталы состояли из наспех сооруженных глиняных хижин без окон. Застройки велись без плана, и домики, казалось, боролись друг с другом за место под солнцем. Люди жили в условиях, в которых не стали бы жить и свиньи. Повсюду стояла чудовищная вонь, а дороги не знали брусчатки. Если вы не хотели заразиться проказой или другой хворью, распространявшейся от сидевших вдоль дороги нищих, лучше было просто не дышать. Соскочив с лошади, Зигфинн повел ее под уздцы по переулкам города, бывшего когда-то самым красивым на континенте. Здесь повсюду бродили ордынцы, но они вели себя с необычным равнодушием. Как и подозревал принц, в своей цитадели они не ожидали сопротивления и поэтому оставались спокойными.

Зигфинну хотелось осмотреться, чтобы понять, что тут и как. Он купил у пекаря полбуханки хлеба, заплатив больше, чем от него требовалось, и незаметно задал пару вопросов о том, как ему добраться до бургундского замка. Торговец помрачнел.

— Не называйте его так. Это оскорбляет память королей.

Зигфинн не понял.

— Почему я не должен называть замок его именем?

— Бургундского замка больше не существует, господин. Вам нужен замок Драконья Скала.

Принц не выказал удивления.

— Вы можете помочь мне? Покажите дорогу туда.

Торговец ткнул пальцем над головами людей.

— Не заблудитесь.

Наверное, Зигфинн не замечал этого раньше из-за тумана, висевшего над городом, или просто обращал внимание только на то, что было вокруг, но сейчас он увидел вдалеке строение, не заметить которое было просто невозможно.

Драконья Скала.

Замок был больше любой другой городской постройки. Его отличала странная, необычная архитектура. Казалось, он возвышался до самого неба и стоял на деревянных подпорках, в сотне мест утвердившихся на земле, словно лапы паука или кисти с огромным количеством пальцев. Центральный корпус удерживал два боковых крыла дворца, будто человек с двумя тяжелыми бокалами вина в руках. Башни, похожие на гигантские копья, устремлялись к облакам. Издалека замок напоминал сидящего на ветке дракона, который расправил мощные крылья. Это было ужасное зрелище, вызывавшее страх и благоговение одновременно.

До замка был еще день пути, но он казался настолько близким, что Зигфинну почудилось, что он стоит прямо перед ним. Любой житель Вормса видел этот замок, с какой бы стороны от него он ни находился. Неудивительно, что люди тут всегда сутулились и старались не поднимать глаз.

После всего услышанного принцу стало ясно, что он нашел то, что надлежит победить, чтобы сделать мир таким, каким он был раньше.

— Хурган, — прошептал Зигфинн.

Лагерь, в который поместили Брунию и других женщин, находился в двух днях езды от границы королевства и, значит, не очень далеко от Вормса. Впрочем, шансов сбежать отсюда все равно не было. Сотня ордынцев охраняла такое же количество женщин, которые целый день работали на полях, а вечером сортировали собранные овощи, очищая их, а затем их отвозили на приграничные пункты. Рахель рассказала Брунии, что в приграничных зонах таких лагерей было больше сотни.

Ночью женщины спали в больших шатрах, когда-то принадлежавших, по-видимому, римлянам. Стены не защищали ни от холода, ни от сырости. Все, что рабыни собирали на полях, есть было запрещено, и они получали только то, что не подошло бы солдатам-пограничникам. Женщины запивали протухшей водой подгнившие овощи, и если кто-то, изголодавшись, не очищал продукты от гнили, то мог серьезно отравиться.

Однако задача лагеря состояла не только в поставке продуктов. Речь шла о том, чтобы сломить женщин, заставить их утратить волю к жизни. Юношей демоны Утгарда превращали в ордынцев, а души женщин должна была изменить тяжелая работа.

Первые две ночи Бруния не могла уснуть. Она слишком боялась мира рабства. Принцесса видела, как женщины становились врагами своим же соратницам, ревностно охраняя то немногое, что у них было. Все имущество у принцессы отобрали по прибытии в лагерь, оставив только платье. И половинку амулета. Она спрятала амулет там, где ордынцы искать не стали, и впоследствии зарыла украшение под дерном, собираясь достать его, как только придет время.

Бруния плохо себя чувствовала. Ее мучили не только угнетение и разлука с Зигфинном. Что-то происходило в ее теле. Может быть, оно протестовало против плохой еды или непривычно тяжелой работы. Иногда у нее кружилась голова, а ночью она беспокойно металась на лежанке.

Так произошло и сегодня.

Усталое тело молило о сне, но душа не отвечала на эти мольбы. В темноте палатки, которую Бруния делила с тридцатью другими женщинами, слышались тихие всхлипы и стоны. Только сейчас рабыни могли отдаваться своей печали, не вызывая ярости ордынцев.

Бруния испугалась, когда к ней на лежанку кто-то присел. Это была Рахель.

— Ты слишком мало спишь.

— Ты, видимо, тоже. — Бруния отвернулась.

Рахель тихо рассмеялась — немыслимый звук в таком месте.

— Мне нужно мало спать, мало есть и мало говорить.

— Как это возможно?

Рабыня опустила руку на плечо Брунии — ее ладонь была покрыта шрамами, а кожа огрубела.

— За свои тридцать лет я подготовилась к тому, что мы переживаем здесь. Еда, может быть, и плохая, но это еда. Лежанка, может быть, и твердая, но это лежанка. Это больше, чем я имела в твоем возрасте.

Бруния приподнялась на локоть.

— Расскажи мне о своей жизни.

Рахель достала из-под рубашки репу, разломила ее и отдала половину Брунии.

— Я не знаю ни своих родителей, ни родины. Будучи ребенком, я росла в грязном квартале бедняков в Вормсе и всегда крала то, что мне было нужно. Я не обучилась никакому ремеслу, а мое тело не привлекало мужчин в достаточной мере, чтобы его продать. А вот ты…

Бруния перестала жевать, когда ладонь Рахель скользнула по ее голому плечу.

— Что ты имеешь в виду? Рахель горько рассмеялась.

— Из лагеря есть только одна дорога… Хурган подкупает правителей по ту стороны границы, причем не только золотом. Наместники из провинций постоянно приезжают сюда и забирают то, что им нравится.

Полог, закрывавший вход в палатку, отодвинулся, и внутрь заглянул ордынец. Рахель, отвернувшись, проскользнула к своей лежанке.

Бруния старалась не дышать, ожидая, когда стражник уйдет. Слова Рахель крутились у нее в голове. Значит, есть выбор — быть рабыней на поле или рабыней в постели, если ее захочет взять к себе один из наместников.

— Никогда, — решительно прошептала она.

Никогда больше мужчина не будет распоряжаться ее телом против ее воли.

— Не надо так говорить, — прошептал хриплый голос из темноты, и Бруния не сразу заметила, что это не Рахель.

Стройная высокая женщина сидела на краю лежанки. Она была старше других рабынь, и даже в темноте Бруния заметила, что у женщины две пустые глазницы на месте глаз.

— Остерегайся стражников, — предупредила Бруния.

Странная женщина не обратила внимания на эти слова.

— Не нужно говорить, что ты не хочешь отдавать свое тело, чтобы достигнуть того, что тебе нужно. Тело — это твое оружие, твои деньги и твой выбор.

— Оно мое, — раздраженно ответила Бруния, — и я отдам его лишь тому, кто завоевал мое сердце.

Видящая медленно покачала головой.

— А что, если твое тело принесет тебе свободу? Позволит совершить путешествие в Вормс? Увидеться с Зигфинном? Разве это того не стоит?

— Тебе известно о Зигфинне? — опешила Бруния.

— И о многом другом. Я не могу тебе помочь, но могу дать совет, Женщины этого королевства отдавали больше, чтобы получить меньше того, что тебе нужно. Они жертвовали собой ради любви или ради ненависти. Если ты не готова пойти на это, то в твоих жилах течет кровь не бургундской принцессы.

Бруния подумала о Зигфинне, и тоска сжала ее сердце.

— Что же мне делать?

Видящая встала.

— Не опускай глаза и старайся видеть в людях и предметах возможность. Используй их. Ради вас обоих.

— Так, значит, мы с Зигфинном будем вместе? — спросила Бруния, и внезапно судорога сжала ее желудок. Девушку стошнило.

— Я имела в виду не Зигфинна, — ответила Видящая. — Вы оба — это ты.

С этими словами она исчезла, и Бруния не поняла, ушла ли она или просто растворилась в воздухе.

Вы оба — это ты.

Эта мысль не давала Брунии покоя, как и мысли о тошноте и воспоминания о Кальдере. Принцесса провела ладонью по животу, осознав, что Видящая имела в виду.

Путешествие было тяжелым, поскольку из-за ранения Кальдер не мог помогать Данаину. Нельзя сказать, что Исландия встретила их с распростертыми объятиями. Шел дождь, порывы ветра приносили запах гнили, повсюду валялись останки животных, а в воде лежали полузатонувшие корабли. Тем не менее мертвое королевство Хургана вряд ли можно было назвать безжизненным. Зигфинн оказался прав: это было хорошее место для того, чтобы укрыться от воинов Орды, разработать новые планы и дождаться подходящей возможности.

Данаин предложил поселиться в одной из небольших хижин в порту, но Кальдер лишь рассмеялся.

— Нам принадлежит целый остров, так чего же стесняться? Если уж все так плохо, то мы, по крайней мере, можем жить, как короли. — Он указал на замок Изенштайн, выбитый в черной скале.

Данаин поморщился. Ему больше подошла бы простая хижина, но он хорошо знал Кальдера и не стал ему перечить. Его друг предпочитал значимые цели и пышную жизнь.

Два дня они осваивались в замке. Изенштайн произвел на них огромное впечатление своими роскошными залами и узкими запутанными тоннелями, в которых так легко было потеряться. В какой-то момент Кальдер решил, что без слуг будет трудно устроить трапезу в тронном зале, спать в покоях короля и возиться в кухне, поэтому они поселились в небольшой комнате неподалеку от кухни, где раньше жили слуги. Данаин постоянно ловил животных, которые разучились бояться людей, так что у повстанцев не было недостатка ни в еде, ни в дровах. Вскоре Данаин привык к жизни на таком холоде. Какая роскошь — спать всю ночь, не вздрагивая при звуках, которые могут обернуться шагами ордынцев!

Через неделю или две у ворот Изенштайна показались люди. Ночью они увидели огни в замке и пришли сюда, чтобы поприветствовать новоприбывших. Это были последние жители Гёранда, старой столицы Исландии. Раньше там жили тысячи людей, теперь же осталась лишь сотня. Они со страхом и уважением избегали Изенштайна, но приезд повстанцев заставил их изменить свое решение не приближаться к нему.

Долгими вечерами Данаин рассказывал уцелевшим исландцам о королевстве Хургана, кошмарном Фафнире и терроре Орды и слушал последние легенды об истории Исландии. Эйфлинн, старик, чей отец помнил еще прежнее столетие, неспешно говорил, прихлебывая пиво:

— Из Бургундии пришло известие о том, что дракона не победили. Король Гунтер, этот тщеславный слабак, хотел посвататься к нашей Брюнгильде, чтобы она помогла ему победить Фафнира. На Поле Огня и Льда королева за пару мгновений лишила Гунтера жизни, и Бургундия осталась без правителя. Она приехала в королевство на Рейне, собираясь потребовать трон. Тот, кто сейчас зовет себя Хурганом, вступил с ней в бой. Он был связан с темными силами и волшебным копьем пробил грудь отважной Брюнгильды, отдав ее тело дракону на съедение и поругание, а сам надел корону Бургундии. Это был последний день, когда над землей светило солнце.

Видящая неустанно вкладывала новые мысли в головы людей. Она ни к кому не могла прикасаться и никого не могла убить, но, как и нибелунги правили из тени, так и она могла предрекать людям их судьбы и управлять их делами. Однако никогда еще это ремесло не давалось ей с таким трудом, как сегодня. Видящая два часа стояла в тени, наблюдая за принцессой Элеей, которая, выпив вина, предавалась плотским утехам с тремя юношами. Принцесса была жестока и ненасытна.

Но Видящую угнетала не порочность принцессы, а воспоминания о юной бургундской девушке, жившей сто лет назад в другом временном измерении. О девушке с темными волосами, светлой кожей и благородной душой. О девушке столь чистой, что она смогла устоять среди кровавой резни и в конце концов обрела свое счастье в Исландии вместе с принцем, которого она любила больше собственной жизни.

Видящая пыталась найти в Элее эту девушку, но видела лишь высокородную шлюху, боровшуюся со своей скукой злобными деяниями и богохульством.

Отослав рабов прочь, Элея вымылась в теплой ароматной воде. Людям в Вормсе не приходилось наслаждаться такими ваннами уже много десятилетий.

— Я тебя вижу, слепая, — спокойно произнесла принцесса.

Видящая вышла из тени, злясь на саму себя. У Элеи всегда были склонности к темной магии, и она видела мир без иллюзий, коими боги затуманивали взоры смертных.

— Грядет гроза, — сказала Видящая.

На принцессу эти мрачные слова не произвели никакого впечатления.

— Мы и есть гроза, слепая. Мы подмяли под себя весь континент, не оставив камня на камне. Наша власть абсолютна.

— Это власть над бессильными, — возразила Видящая. — Какой смысл в том, чтобы покорять тех, кто не может оказывать вам сопротивление? Ты чувствуешь пустоту в твоем сердце, Элея.

— Я могла бы убить тебя, — ответила принцесса. — Это доставило бы мне радость, по крайней мере, на пару часов.

— Хурган погибнет. Дни твоего отца сочтены.

Элея замерла. Это было отважное заявление, но его истинность еще нужно было проверить.

— Так говорит тебе знание или желание?

— Все, что пребывает слишком долго, падет, — заявила Видящая. — Будь то дерево, дом, человек или империя. Природа требует обновления, нового цикла. Время Хургана подходит к концу, хотя его разум отказывается это признавать.

— Но что будет потом? — спросила Элея.

— На это боги не дают ответа. Они обещали Хургану вечное правление. С его смертью все изменится. Но пока нет никакой определенности.

Элея без ложного сочувствия прикинула, какую выгоду сможет извлечь из смерти отца. При одной мысли о том, что завтрашний день будет не такой, как предыдущий, она испытала наслаждение и по ее телу прокатилась волна дрожи.

— Беременна? — Рахель широко распахнула глаза.

Она произнесла это слишком громко, и Бруния шикнула на нее. Женщины сидели рядом на поле, выкапывая из земли редьку.

— Ну, я же тебе говорю.

— Нельзя, чтобы об этом узнали ордынцы, — прошептала Рахель. — С ребенком ты становишься обузой, и они этого не примут.

— Что ты имеешь в виду?

Осторожно оглянувшись, Рахель стала говорить еще тише:

— Сюда попадали рабыни, которые оказывались беременными. Некоторых убивали сразу, у других вытравливали плод, но немногие из женщин это пережили.

Мысль об этом ужаснула Брунию, но она сохраняла поразительное спокойствие. Живое существо в ее теле все изменило. В душе принцессы было тихо, а ее разум уподобился камню, вес которого не позволял мыслям раскачивать сознание из стороны в сторону. Все было понятно, и любая цель предопределена. Сохранить ребенка. Сбежать из лагеря. Найти Зигфрида. Убить Хургана.

День подходил к концу, а с ним завершались и работы по сбору урожая. Прежде чем закрыть женщин в бараках, ордынцы привели их к реке, чтобы они могли помыться. Вода освежала и позволяла вдоволь напиться. Многие рабыни во время вечернего омовения снимали рубашки и, донельзя уставшие, погружались в прохладную воду.

Бруния не стала раздеваться. Чтобы заметить ее округлившийся живот, нужно было очень хорошо присматриваться, но она была уверена, что тут есть женщины, сведущие в подобных вещах.

В какой-то момент рядом с Брунией оказалась Вальда. Девушка пробыла здесь уже довольно долго, и тугие мышцы были свидетельством того, что ее тело не так-то просто сломить. Рыжие волосы упрямо выбивались из-под кожаной повязки, а по росту Вальда могла сравниться с некоторыми из ордынцев. Она была чем-то вроде предводительницы среди рабынь, и Рахель успела предупредить Брунию, что с ней не стоит связываться.

— Вскоре придут правители приграничных территорий, — заявила Вальда.

Бруния знала, что это значит. Рабыни, готовые пойти на унижение, могли получить кое-какие преимущества. При этом предпочтение отдавалось юным девушкам с красивыми телами, а тут не было никого моложе и красивее Брунии. Вальда подозревала, что Брунию захотят заполучить многие из правителей, а это снизит цену других женщин в лагере.

В руке у Вальды Бруния увидела плоский камень с острым краем и только сейчас поняла происхождение шрамов на лицах многих женщин. Вальда уродовала их, чтобы улучшить шансы своих приближенных. Камень она прятала в реке, потому что там ордынцы обычно не искали.

Бруния осторожно выпрямилась. Рахель подошла к ней поближе, но принцесса отослала ее прочь.

— Я должна сама с этим справиться, — прошептала она.

— Будет не очень больно, если не будешь сопротивляться, — почти мягко произнесла Вальда.

Бруния вспомнила уроки, полученные в лагере повстанцев. Данаин учил ее искусству ближнего боя, утверждая, что правила достаточно просты: «Будь быстрой. Будь безжалостной. Не прекращай действовать, пока противник не будет повержен».

Вальда ждала, полагая, что Бруния попытается убежать. Тогда можно будет схватить девушку и разрезать ее тело каменной заточкой. Но вместо этого принцесса внезапно прыгнула вперед и, замахнувшись правой рукой, изо всех сил ударила Вальду локтем в нос. Послышался хруст, и по лицу женщины потекла кровь. Вальда отшатнулась, беспомощно взмахнув руками. Схватив ее за запястье ведущей руки, Бруния сильно ударила руку о свое колено. Каменная заточка упала на землю. Затем последовал удар ногой в живот, а за ним — кулаком в горло. Бруния знала, что Данаин гордился бы такой точностью удара. Ее противница потеряла сознание. Под ударами женщины в два раза меньше ее Вальда упала на землю. Дыхание со свистом слетало с губ Брунии, а перед глазами расплывались разноцветные круги, но она видела, что другие рабыни, замерев от страха, сгрудились неподалеку и с любопытством наблюдают за представлением. Одна из них запрыгнула на грудь стонущей Вальды и била ее до тех пор, пока ордынцы не оттащили рабыню в сторону.

Бруния, запыхавшись, сидела на земле, измазанная чужой кровью. Взяв каменный нож, она с возмущением посмотрела на него и забросила в реку, чтобы никто им больше не воспользовался. Рахель уставилась на Брунию с таким выражением лица, как будто перед ней сидел дракон, уничтоживший деревню. Принцесса попыталась улыбнуться, но ее лицо сейчас скорее напоминало маску.

Она победила. Это была важная победа. Первый шаг.

8 В ЦЕНТРЕ МРАЧНОЙ СИЛЫ

Зигфинн провел еще пару дней в Вормсе, пытаясь усвоить ритм города. Он узнал, когда утром люди выходят на улицы и когда вечером все собираются по домам; он нашел лотки с лучшими товарами, выяснил, где расположены мрачные уголки города, куда не стоило ходить без телохранителей. Его уши привыкли к характерному топоту кованых башмаков ордынцев, и через некоторое время он легко мог улизнуть от патруля. С деньгами принц обращался осторожно, и люди в таверне, в которой он жил, по-прежнему считали его Рагнаром, курьером, доставляющим сообщения для властей.

Этот опыт дался Зигфинну нелегко. Вормс был более оживленным, чем все другие территории мрачного королевства, но дружелюбным этот город назвать было сложно. Люди здесь были бедными, пища скудной, а когда в зоне видимости появлялись воины Хургана, все отворачивались, даже если в этот момент по какому-то смехотворному поводу арестовывали членов их семьи. Здесь жили не потому, что стоит жить, а потому, что повсюду было еще хуже.

В этот день облака над Бургундией были настолько тонкими, что даже время от времени проглядывало солнце. Зигфинн направился к торговцу манускриптами Халиму, о котором ему много рассказывали. Приехавший из Персии антиквар продавал то, что не представляло особой ценности в этом времени — знания, образование и историю. Зигфинн обнаружил старика в крошечной комнате — тот храпел, сидя в кресле. На столе догорала свеча. Маленькая лавочка была заставлена полками и ящиками, так что тут нечем было дышать.

Книги, пергаменты, карты, фолианты… Зигфинн чувствовал себя как в библиотеке замка Изенштайн. Это и радовало его, и печалило.

— Эй! — позвал он, чтобы разбудить Халима. — Вы не могли бы мне помочь?

Редкая борода старика вздрогнула. Он открыл один глаз.

— Если уж вас угораздило попасть сюда, вам уже ничто не поможет.

Зигфинн осмотрел переписанные вручную книги и свитки.

— Мне сказали, что у Халима можно купить мудрость всех стран и эпох.

— Мудрость не купишь, — заявил Халим, поправляя потертые шелковые штаны. — Купите книги, они подарят вам мудрость.

— Я работаю над одной… летописью, — солгал Зигфинн и добавил: — Она посвящена истории этого города и его королям. Пока что мне не удалось узнать достаточно много, и я заплатил бы вам за помощь.

Халим, кряхтя, поднялся.

— Немногие сейчас хотят узнать, как было раньше. Если нет будущего, то и прошлое становится ненужным. Заварить вам хун ча?[1]

— Хун ча? Что это такое?

Улыбнувшись, старик поставил чайник на огонь.

— Восточный напиток. Нужно варить кое-какие листья в воде, пока они не отдадут свой цвет и вкус. Вам понравится.

Халим и Зигфинн провели вместе целый вечер, обсуждая то, о чем нельзя было говорить. Халим показал принцу старые карты, объяснил ему расположение новых границ и подробно рассказал о Хургане. Так Зигфинн узнал об Элее, Гадарике и о строительстве замка Драконья Скала, длившемся почти пятьдесят лет и забравшем жизни тысяч работников.

В какой-то момент Зигфинн ощутил, что в достаточной степени доверяет Халиму.

— В книгах написано, что Зигфрид проиграл схватку с драконом. Насколько я понимаю, с этого и началось падение Вормса, а в итоге и всего остального мира.

Старик устало отмахнулся.

— Все началось с римлян. Или с глупых приказов Гундомара. А может быть, и позже, когда Гунтер отправился в Исландию на верную смерть. Или когда впервые появились демоны Орды. Кто может сказать, когда начался конец?

Исландский принц решил не говорить, что он-то точно знает, что именно смерть Зигфрида привела к возникновению этого мрачного столетия.

— Но почему кузнец Зигфрид пал в битве? Была ли его рука слишком слаба, а удар неточен?

— А почему ты думаешь, что Зигфрид пал?

Сердце Зигфинна забилось сильнее.

— Ты хочешь сказать, что он не погиб от огня Фафнира?

Халим покачал головой.

— Да, он проиграл Фафниру, но нибелунги не желали его смерти. Они сломили его тело и душу.

Повернувшись, старик покопался на полке и достал потрепанную хронику в кожаном переплете.

— Я не могу продать тебе это, но готов дать почитать под твое честное слово. Это позволит получить многие ответы на твои вопросы.

Зигфинн с благодарностью принял книгу и, достав тяжелую монетку, без колебаний отдал ее Халиму. Антиквар вздохнул.

— Жаль, что я настолько беден, что вынужден принимать плату за дружескую услугу.

— Мы все должны как-то жить, — успокоил его принц.

Попрощавшись, он вышел из лавки. В животе заурчало, и Зигфинн купил у торговца полбуханки хлеба и кружку вина, которую нужно было пить стоя. У Зигфинна появилось ощущение, что он начинает ориентироваться в этом времени. История чем-то напоминала ковер, сотканный из тысяч нитей разных цветов, так что в конце концов образовывался узор. Нужно было расплести эти нити и распустить ковер до самого начала, дабы разрушить узор этого столетия и сплести новый. И первой нитью, которую нужно вплести в ткань нового столетия, будет Зигфрид.

Хотя Зигфинн глубоко задумался, он краем глаза заметил руку, отщипнувшую кусочек хлеба от его буханки. Принц повернулся. Перед ним стоял мальчик лет пяти. С виду малыш казался больным.

— Украденный хлеб на вкус лучше купленного?

Застуканный на месте мальчик испугался и уже собрался убежать, но Зигфинн успел схватить его за шиворот.

— Сверкающими пятками люди не платят.

Отломив кусок хлеба, он дал его мальчугану, и тот тут же запихнул угощение в рот. Зигфинн нагнулся, заглядывая ребенку в глаза.

— Как тебя зовут?

Мальчик не ответил. Он ткнул грязным пальцем в кружку, которую держал Зигфинн. Принц рассмеялся.

— Вряд ли пиво подойдет такому шалопаю, как ты.

У торговца он купил мальчику стакан молока, судя по запаху, вчерашнего. Ребенок, не тратя времени, накинулся на еду. В этот момент через улицу к ним бросилась женщина, еще молодая, но рано постаревшая от горя. Она схватила ребенка за руку.

— Никетас, нельзя убегать! И воровать нельзя! — Отобрав у сына кусочек хлеба, она отдала его Зигфинну.

— Прошу вас, позвольте нам просто уйти, господин. Мальчик от голода сам не знает что делает.

Окинув взглядом фигуру женщины, принц понял, что она и сама голодает, видимо отдавая все ребенку. Ее забота тронула его.

— Ребенок ест то, чем я его угостил.

Зигфинн купил еще немного хлеба, несколько яиц и отдал их женщине.

— Надеюсь, это не покажется вам…

Женщина благодарно, но немного смущенно кивнула.

— Не знаю, что предложить вам взамен, господин. Все, что вам будет угодно.

— Общество, — не раздумывая, сказал Зигфинн. — Меня зовут Рагнар. Я недавно в Вормсе, и по вечерам мне бывает скучно.

— Глисмода, — представилась женщина. — А это мой сын Никетас. Мы живем недалеко отсюда.

Женщина привела Зигфинна в комнатку, где едва можно было выпрямиться, но, по крайней мере, здесь было чисто. Из вещей тут были лишь старый сундук, на котором можно было сидеть, простыня на кучке соломы и огарок свечи. Женщина зажгла свечу, и теплые отблески упали на ее исхудалое лицо.

— Вы не против, если я сперва поем?

Зигфинн кивнул, не до конца поняв вопрос. Глисмода проглотила хлеб, с явным наслаждением запив его отстоявшейся водой.

— Ты скромно живешь, — попытался начать разговор принц.

Но Глисмоду это не сбило с толку.

— Я могу отослать мальчика к соседу, пока мы…

Она не договорила, указав на солому. Потребовалось некоторое время, прежде чем Зигфинн ее понял.

— Что? Нет. Нет! О боже, нет! Ты меня не так поняла!

Как Зигфинна удивила забота Глисмоды о ребенке, так теперь она опешила от порядочности принца.

— Ну, я подумала… за еду. Кто же будет в наше время давать хлеб бесплатно?

Зигфинн уселся на сундук.

— А что, твое общество ничего не стоит? Где твой муж… или отец ребенка?

Глисмода медленно опустилась на солому, не доверяя столь странному, на ее взгляд, поведению принца.

— Они его забрали еще до рождения мальчика. Сейчас он воин Орды, как и многие другие.

Зигфинн внимательно ее выслушал. Возможно, он был первым, кто слушал Глисмоду с тех пор, как она осталась с сыном одна. Ее история была не менее правдивой и не менее важной, чем все, что было написано в хрониках Халима. Зигфинн провел у нее ночь, но не в чаду продажной любви, а за серьезным разговором. Ему показалось, что в этом черном столетии он впервые повстречал настоящих людей.

Элея любила прикасаться к меху на своей кровати. Пушистый мех щекотал ее обнаженное тело, так что по коже бегали мурашки. С наслаждением раскинув руки, она потерлась спиной о мягкую кровать, словно кошка. В дверь постучали.

— Войдите.

Принцесса не собиралась одеваться. Наоборот, ее стройное тело было орудием, которое можно было использовать в предстоящем разговоре.

Гадарик равнодушным взглядом смерил обнаженную дочь правителя.

— Мне подождать снаружи?

— Нет, — промурлыкала она. — Зачем? Тебе не нравится мой вид? Или он слишком тебя возбуждает?

Она соблазнительно повела бедрами, забрасывая одну ногу на другую, так что Гадарик увидел белоснежную кожу ее ягодиц.

— Нет, — солгал советник Хургана. — Я просто не знаю, как король…

— Я вот спрашиваю себя, — не слушая, перебила его Элея, — кому сотню лет назад пришла в голову замечательная идея оставить в Бургундии двух правителей?

— Король лишь один, — возразил Гадарик, уже начав подозревать, что разговор не будет ни приятным, ни возбуждающим.

— Один правит, — согласилась Элея, — а второй тянет за ниточки, как будто управляет марионетками. Мой отец — твоя марионетка, Гадарик?

— Я исполняю его приказы, — заявил советник.

— И ты не устал от своей куклы? — осведомилась принцесса.

Это была опасная игра. Необдуманные намеки могли стоить как принцессе, так и нибелунгу головы.

— Правителя, скорее, мучает… усталость, если ее можно так назвать, — осторожно произнес Гадарик. — Но он будет править королевством еще долгие годы, ибо таков уговор.

Элея потянулась. От этого движения ее покрытое ароматными маслами тело стало еще привлекательнее.

— У него нет наследника.

— Мы обещали Хургану вечное правление, — продолжил Гадарик.

— Как скучно! — простонала принцесса. — И как бессмысленно! Все застыло, потускнело, опустело.

Гадарик старался казаться равнодушным и не проявлять своего голода.

— Возможно, ваше высочество хочет… разлечься?

Перекатившись на живот, Элея посмотрела на него с наигранным удивлением.

— Разлечься? Ты хочешь сказать… какое-то задание? Может быть, тайная миссия?

Гадарик подозревал, что сейчас предаст своего короля, но, возможно, Элея права: при Хургане королевство обречено на покой, а это делает победу нибелунгов над родом Бургундии менее веселой.

— Возможно, стоит… тщательно спланировать определенные… дипломатические инициативы… прежде чем предлагать их королю. — Гадарик проглотил наживку, брошенную ему Элеей.

Прошло еще несколько недель, и хотя Данаин радовался выздоровлению друга, его волновало душевное здоровье Кальдера. Повстанец, устроившийся в замке Изенштайн, истязал свое тело как никогда прежде. Он поднимал камни и шел по широким лестницам на самую вершину замка лишь для того, чтобы вновь швырнуть их вниз, целыми днями охотился на животных, которых исландцы называли дрыками, причем на охоту Кальдер выходил с голыми руками и маленьким кинжалом. Кальдер рубил деревья, пока от них не оставались одни лишь щепки, которые не годились даже для камина, и до изнеможения парился в горячих источниках. Казалось, он пытался выжечь свои раны. В неожиданное время дня Данаин слышал, как Кальдер занимается любовью с какой-нибудь дочерью Исландии, но то были звуки не похоти, а тяжелой работы, пыхтение и рычание.

Затем Кальдер вновь поднимался на стены замка и смотрел на материк, лежавший далеко за горизонтом. Создавалось впечатление, что этого человека мучает голод, а его уши слышат горн, зовущий его к войне.

— Ты изменился, — в конце концов решился сказать Данаин. — Что истязает твою душу?

Кальдер смерил своего друга невидящим взглядом.

— Нас ждут великие дела, Данаин, и нет времени, чтобы совершить их. Ожидание сводит меня с ума.

— Разве это не тот покой, который мы заслужили и который обещал нам Зигфинн?

Отмахнувшись, Кальдер отпил густого вина из бокала.

— Да что знает этот мальчишка… Воину нужна война.

— Мы не воины.

Кальдера это возражение не обрадовало. Замахнувшись, он швырнул кубок в сторону порта.

— Я силен как никогда, как будто ранение закалило меня.

— Тогда нам нужно строить планы и искать союзников, — предложил Данаин, чтобы направить мысли своего друга в более плодотворное русло.

— Так и поступим, — прошептал Кальдер. — И уже скоро. Не сказав больше ни слова, он ушел и с этой ночи начал спать в комнате короля Кристера. Как и всю эту неделю, ему снились кровь и власть, огонь и железо, а кольцо на его пальце накалилось, словно не могло выносить этого.

В этот день женщин раньше отпустили с поля, разрешив им вымыться в реке и постирать одежду.

— Ты знаешь, что это значит, — прошептала Брунии Рахель. — Сегодня прибудут повелители приграничных территорий, чтобы выбрать себе любовниц.

— Расскажи мне все, что я должна знать, — попросила Бруния, заплетая волосы в косу.

— Ты можешь завоевать их расположение на один день, а может быть, и на неделю. Ходят слухи о рабынях, которые стали возлюбленными и которым не пришлось возвращаться в лагерь. Но я в это не верю.

— Почему?

— Эти правители постоянно получают замену, найти новую женщину можно в любое время года. Нет причин привязываться к одной, если тебя ждут десять других.

Бруния кивнула.

— И что ожидает женщину, если ее выберут?

— Хорошая пища, настоящая ванна, чистая одежда. За позор хорошо платят, и не все наместники ищут наслаждения в насилии или унижении. Некоторое время ты будешь жить как нормальная женщина. За это большинство из нас готово почти на все.

То, как Рахель при этом смотрела на Брунию, заставило принцессу задуматься. С тех пор как она избила Вальду, причем настолько, что даже ордынцы освободили женщину от работы, в отношениях Брунии и Рахель что-то изменилось. Рахель по-прежнему помогала принцессе, но уже не как наставница, а как верная подруга. В лагере все искали расположения Брунии, и из пищи она получала самое лучшее.

Ордынцы посадили женщин в повозку, чтобы отвезти к границе королевства. Бруния и подумать не могла, что слово «граница» следует понимать буквально. Спутать ее ни с чем было нельзя. Границей была стена.

Стена высотой в десять метров со сторожевыми башнями на расстоянии в двести шагов, соединенными ходом. Сооружение из грубых валунов простиралось вокруг королевства Хургана с севера на юг. Зрелище было и успокаивающим, и ужасным — в зависимости от того, с какой стороны ты находился. Зачем построили эту стену? Чтобы защитить королевство Хургана от всего мира или весь мир от Бурантии? С двух сторон к стене приставили огромные деревянные лестницы, чтобы наместники провинций могли перебраться на территорию, подвластную Хургану. Бруния слышала звон оружия и доспехов, а затем увидела верховных правителей, ступивших на бургундскую землю.

Их было трое, и они отличались друг от друга, как времена года. Один, маленький, бледный, с толстым тельцем, покрытым льняной туникой, напоминал римлянина. Второй — гордый воин с рублеными чертами лица и холодными узкими глазами. Третий — юноша, слишком молодой для своего положения. Возможно, он унаследовал провинцию от своего рано умершего отца или стал правителем благодаря какому-то языческому предсказанию.

Пятьдесят женщин на троих мужчин.

Предводитель ордынцев, наделенный, в отличие от других воинов, способностью мыслить, поприветствовал наместников пограничных территорий от имени Хургана и повел их вдоль выстроившихся в ряд рабынь, говоря о преимуществах мирного сосуществования империи и провинций. Конечно же, земли, окружающие государство Хургана, могли объединиться, чтобы напасть на Бурантию, но что тут было завоевывать?

Бруния увидела, как толстый наместник похотливо потирает руки, не сводя глаз с грудей рабынь. Он искал пышные формы и широкие бедра — наслаждение в упадническом стиле. Воин выбрал быстро, взяв с собой трех худых покорных женщин. При этом он не произнес ни слова. Когда женщины направились за ним, Бруния подумала, что вряд ли им стоит ожидать от него снисхождения.

Низенький римлянин остановился перед ней и тут же начал мять ее грудь, а затем ущипнул за щеку. Рахель бросила на Брунию осторожный взгляд, словно пытаясь предупредить, что сопротивление, как в случае с Вальдой, тут ни к чему хорошему не приведет.

Пальцы наместника скользнули с плеча Брунии на бок и приблизились к животу, который еще не бросался в глаза, если не присматриваться внимательнее…

Она плюнула ему в лицо.

По рядам женщин пронесся вздох изумления. Все это видели. Ордынцы тут же подскочили к Брунии, собираясь оттащить ее в сторону и убить.

— Меня уже выбрали, — поспешно заявила принцесса, указывая на третьего наместника. — Он меня выбрал.

Толстяк, раздраженный происходящим, посмотрел на своего конкурента.

— Это правда, Лаэрт? Вы выбрали эту?

Бруния заметила, что Лаэрт чувствовал себя не в своей тарелке. Либо ему не хватало опыта, либо уверенности, но он явно колебался, выбирая спутницу на ночь, потому что, видимо, знал правила игры не лучше Брунии. Его можно было… использовать.

Подойдя, Лаэрт принял серьезный вид.

— Сейчас решим, мой дорогой Геделинг.

Он посмотрел Брунии в глаза, но та опустила взгляд. Лаэрт приподнял ее голову за подбородок.

— Не стесняйся.

— Ну так что? — поторопил Геделинг, щупая бедра Брунии. — Вы ее берете или нет? Я с удовольствием заберу ее в свой дворец, чтобы увидеть, как быстро она сломается.

Лаэрт оттолкнул руку Геделинга, явно недовольный его словами.

— Вы же слышали. Решение уже принято.

Бруния заговорщически улыбнулась ему, пытаясь вложить в улыбку обещание неземных наслаждений. Наместнику это понравилось.

— Пока что она будет моей, — заявил Лаэрт, и Геделинг, не скрывая своего раздражения, пошел дальше, чтобы найти для своего гарема другую женщину.

Бруния ободряюще посмотрела на Рахель. В конце концов, принцесса продавала себя не за одежду и еду, а ради плана, который должен привести ее к свободе.

Хурган заметил, что что-то изменилось. Все началось с мелочей. У него урчало в животе, чего раньше не было. Убийство невнимательного стражника принесло ему меньше радости, чем обычно. Аппетит короля ухудшился, а когда он ночью выходил на каменный балкон и смотрел на Вормс, его скорее раздражала вонь, чем радовало зрелище человеческих несчастий.

Но это было еще не все.

Хурган не мог успокоиться. Его мучило подозрение, что он чего-то недоглядел. Конечно же, лишь какую-то мелочь. Но эта мелочь словно червь въедалась в его сознание, не давая королю покоя. Вскоре ему стало ясно, что не стоило полагаться на слова Гадарика о трех повстанцах, которые могли оказать сопротивление дракону. Теперь эти повстанцы исчезли, но почему-то у Хургана было ощущение, что они не утонули в Эльбе.

Именно с тех пор все изменилось. В нюансах, но все же… Хурган обладал огромной властью, однако эта власть уже не казалась такой… абсолютной.

Вдохнув застоявшийся воздух, Хурган закрыл глаза и призвал Фафнира. В обществе дракона король чувствовал уверенность в том, что его правление вечно.

Но Фафнир не прилетел. Хурган ждал несколько минут, полчаса, целый час. В конце концов он развернулся на каблуках и в ярости отправился в тронный зал. Он услышал, как за троном скулит Зверь. Это тоже был непривычный звук. Хурган нетерпеливо вытащил из небольшой чаши на левом подлокотнике драконий глаз, где он всегда лежал, и вгляделся в его молочную поверхность.

Тьма, пара огоньков, переливы черных и серых тонов. Фафнир летел в ночи где-то в небе Бургундии. Он не спал, он был готов, но почему тогда он не явился в замок?

— Гадарик! — закричал Хурган, хотя хватило бы того, чтобы прошептать имя его советника. Нибелунги слышали все, хотел ты этого или нет.

Хурган списал это на свою паранойю, но у него возникло ощущение, что даже Гадарик пришел чуть позже, чем обычно.

— Ваше величество. — Гадарик поклонился.

— Что случилось с Фафниром? — рявкнул Хурган.

— А что такое? — откликнулся советник. Судя по взгляду Гадарика, его этот вопрос не интересовал.

— Я его зову, а он не прилетает, — объяснил король.

— Он же не пес. — Гадарик пожал плечами. — Хоть дракон и служит вам, он живет своей собственной жизнью.

— С каких это пор? — прошипел Хурган. — Я его хозяин, и мой зов должен быть для него приказом!

— Когда Фафнир будет вам нужен, он появится, чтобы быть рядом, — заверил Гадарик короля. — Что ж, тогда я к вечеру…

И вновь Хурган внезапно осознал, что Гадарик отступил в тень, не спросив его разрешения. Это было неслыханно.

— Стой, Гадарик! Не так быстро!

— Мой король?..

Была ли в голосе нибелунга насмешка?

— Останься.

— Почему?

— Потому что я так хочу.

Это была битва за власть, длившаяся безмолвно. Сражение происходило в сознаниях человека и нибелунга, и в конце концов разум победил.

— Как пожелаете.

Зверь за троном зарычал, будто его порадовала победа хозяина.

Хурган заставил Гадарика помучиться.

— Мне кажется, что мой замок пустеет с каждым разом, когда я отвожу взгляд, — после паузы сказал он.

— Это лишь шутка, которую играет с вами усталость, — поспешил заверить Гадарик.

— Где Элея? — осведомился король.

Гадарик слегка напрягся, но под мантией этого не было видно. Он надеялся, что ему не придется отвечать на этот вопрос так быстро.

— А что, принцесса… отсутствует?

— Я ее не видел уже три дня, — прорычал Хурган.

— Я уверен, что она где-то в Вормсе. В поисках… развлечений.

Они оба знали, какие развлечения обычно искала Элея, но на этот раз такой ответ Хургана не удовлетворил.

— Я всегда узнаю об этом от стражников, моих шпионов или от тебя.

Гадарик сложил кончики пальцев, как будто собирался помолиться, чего на самом деле никогда не делал.

— Возможно, мы с вами недооценили тот факт, что принцесса Элея уже сотню лет переживает… переходный период. Она пытается удовлетворить свою потребность в самоутверждении, найти новые горизонты. Дайте ей время, и она вас удивит.

— Это уж точно. — Хургану не нравился этот ответ, но выбора у него не было. — Может быть, завтра мы узнаем, в чем тут причина.

— Несомненно, — пообещал Гадарик.

Он вновь попытался откланяться, словно вор, которого застали на месте преступления.

— Гадарик?

— Да, мой король?

— Ты помнишь повстанцев? Тех, на которых отказался нападать Фафнир, когда ты был там?

Гадарик кивнул. Он до сих пор с болью думал об этом.

Хурган посмотрел нибелунгу в глаза, не отводя взгляда.

— Я хочу, чтобы они погибли. Мне все равно, о чем мы там говорили. Все равно, что тебе для этого нужно предпринять. Я хочу, чтобы их убили. И поскорее.

— Не знаю, возможно ли… — начал Гадарик.

— Зверь голоден, — перебил его король, и, словно в доказательство его словам, из-за трона послышалось рычание.

Гадарик решил не усугублять конфликт и, легко поклонившись, исчез.

Хурган почувствовал себя немножко лучше. Сильнее.

И вновь Кальдер проснулся утром в холодном поту, пытаясь вспомнить свой сон. Ему в последнее время часто снились жестокие сны, наделенные своеобразной красотой: тишина на поле боя, после того как все воины были убиты, спокойствие, которое приходит с великой силой, тепло орошенного кровью клинка.

Повстанец сунул голову в кадку с холодной водой и поупражнялся со своим новым мечом. Меч был длиннее и шире того, который он раньше носил с собой. Настоящий меч для героя. Победителя. Кальдер перерубил деревянную балку, проткнул настенный ковер и начал парировать удары собственной тени. Раненая рука жаждала движений, радостно отдаваясь болью на каждый выпад. Вскоре Кальдер отправится искать Зигфинна и Брунию в Вормсе, чтобы помочь им в борьбе с Хурганом.

Два дня назад Данаин пошел в Гёранд, собираясь встряхнуть там людей. Пора было подарить Исландии немного надежды, пробудить в ней новую сущность. Впрочем, Кальдер был не уверен, нужна ли этой горстке оборванцев сильная рука. Занеся меч над головой, повстанец с криком ударил по старому исландскому трону, так что лезвие застряло и не поддавалось попыткам вытащить его.

— Ну разве не скучно? Нечего терять, нечего выигрывать, — донесся голос из проема двустворчатой двери, которая вела на винтовую лестницу.

Кальдер развернулся на каблуках, готовый в любой момент атаковать противника. В предрассветных лучах он увидел очертания незнакомой девушки. Стройная, с мальчишескими узкими бедрами, длинными волосами и в прямой юбке.

— Не стоит оставлять тренировки, — запыхавшись, выговорил Кальдер, чувствуя, что у него мурашки побежали по коже.

В тронном зале стало холодно.

— Можно войти? — мягко спросила незнакомка.

Кальдер махнул рукой.

— Пожалуйста. Это не моя собственность, и я готов ею поделиться.

Девушка сделала несколько шагов вперед, и Кальдер увидел, что она красива и изящна, с тонкими чертами лица и собранными в аккуратную прическу каштановыми волосами. Платье на ней было серым, без каких-либо украшений, но они и не были нужны, ведь девушка обладала достаточной красотой.

— Меня зовут Кальдер. — Ничего другого ему в голову не пришло.

— Эльза, — ответила девушка. — Меня зовут Эльза.

9 ЗИГФИНН И ЛЕС НИБЕЛУНГОВ

Хотя Зигфинн по-прежнему ночевал в таверне, большую часть времени он проводил в комнате Глисмоды и ее сына Никетаса. Он наслаждался тем, что это вошло в привычку. Молодая мать дарила ему тепло и чувство какого-то просвета в этом темном мире. Зигфинн учил мальчика тому, что умел сам, а Глисмода рассказывала ему о своей жизни поденщицы в самом большом городе континента. Иногда Зигфинн просто сидел в углу, читая книгу, которую ему дал Халим. Эта книга помогла ему лучше понять черное столетие. Мрачные иллюстрации и величественные слова описывали тиранию дракона Фафнира и его победы над лучшими воинами Бургундии: Гундомаром, Гизельгером, Гунтером, Зигфридом, а в конце даже над Брюнгильдой Исландской. И только Хургану удалось если не победить, то хотя бы укротить дракона, но за это пришлось заплатить чудовищную цену: Хурган вступил в сговор с нибелунгами и позволил им завладеть Бургундией. За это нибелунги сделали его бессмертным и отдали ему в подчинение демонов Орды, при помощи которых король уже через два поколения поработил окружающие государства. Однако Бургундия при этом погрузилась в грязь и бедность, как будто сама проиграла все эти войны.

Зигфинн наткнулся на имена, которые не слышал раньше: дочь Хургана Элея, в своей жестокости подобная отцу, но намного непредсказуемее; Гадарик, наделенный магией советник Хургана; Зверь, сидевший в тени трона и пожиравший любого, кто не нравился его хозяину.

В книге были карты, списки и рисунки. Вормс за это столетие разросся подобно раковой опухоли. Возникли законы, смысла которых никто не понимал. Королевство не стремилось к славе или милости богов. Его целью была лишь вечность.

Просматривая карты этой местности, Зигфинн заметил, насколько необычную форму со временем принял город: вместо того чтобы увеличиться по окружности, он приобрел очертания двузубой вилки, как будто на северо-востоке наткнулся на какое-то сопротивление.

На карте в этом месте был обозначен лес.

Зигфинн спросил об этом Халима, но иноземец сделал вид, будто не знает ответа. Потом принц попытался поговорить с Глисмодой, но и она ему ничего не сказала. Даже маленький Никетас убежал, когда Зигфинн спросил его о лесе. Казалось, будто этот вопрос вызывает в людях какое-то неприятие. Каждый об этом знал, но никто не хотел говорить. Или не мог.

Зигфинн понимал, что ему нужно идти в лес, и поэтому взял мешок с провизией, свой меч и собрался в дорогу. Глисмода помогла ему и пожелала удачи, правда, стараясь не упоминать, куда именно он собрался. Даже когда Зигфинн сел на коня, женщина сделала вид, будто принц не рассказывал ей, какова цель его поездки.

— Пусть твой путь будет прям, а небо над головой безоблачно.

Зигфинн скакал целый день, и замок Драконья Скала остался далеко позади, затянутый дымкой. На дороге начала пробиваться трава, а шум города стал тише. Тут не было ордынцев, а потому уменьшилась и вонь.

Внезапно город оборвался. Зигфинн сделал один шаг и очутился на краю леса.

Дорога не терялась среди деревьев. Она просто исчезла. Вокруг не было ни домиков, ни полей. Зигфинн удивленно оглянулся. У него за спиной находился густонаселенный город Вормс, но сделай один шаг — и впереди уже никого не было. Да и лес, несмотря на то что был густым, оставался вполне проходимым.

Какой-то старый крестьянин собирал дрова на границе между городом и лесом.

— Эй, добрый человек, — обратился к нему Зигфинн, — скажи, а почему ты не зайдешь в лес? Ведь там легче найти дрова, чем здесь, где ты подбираешь только тонкие ветки?

— Нет здесь леса. Да и дров нет, — без тени иронии ответил старик, продолжая заниматься своей работой.

Покачав головой, Зигфинн пришпорил коня, но, вместо того чтобы поскакать вперед, лошадь встала на дыбы и, заржав, засучила передними ногами, будто пыталась прорвать какую-то невидимую завесу.

Спешившись, Зигфинн привязал лошадь к дереву и направился вперед пешком. Он не предчувствовал беды, ничто не указывало на опасность. Наоборот, этот огромный смешанный лес показался принцу более здоровым, чем другие леса в королевстве.

Первые пару шагов ничто не менялось, и Зигфинн мысленно посмеялся над суеверными жителями города, боявшимися сюда ходить. Принц понимал их страх перед Фафниром и ордынцами, но в лесу были только деревья, трава, мхи и мелкие животные, которых можно было легко зарубить мечом.

Что бы ни находилось в этом лесу, он найдет его и вернется к Глисмоде. На это уйдет день, может быть, два.

И тут у Зигфинна начали дрожать ноги, а сапоги вдруг потяжелели. Он даже подумал, что забрел в топь и его засасывает. Но земля была сухой и твердой.

Воздух тоже как будто сгустился и давил принцу на плечи. Казалось, звуки леса доносились издалека, словно проникали сквозь несколько слоев ткани. Мышцы Зигфинна, обычно послушные и эластичные, закоченели.

— Никтоооо… — зашипело в лесу.

Принц оглянулся. Ну да, никого тут и нет. Никто тут не появлялся.

— Лесссс нашшшш… НАШШШ! — шипение слышалось отовсюду.

Болезненно морщась, Зигфинн повернулся в том направлении, откуда пришел. Лошадь находилась в нескольких шагах от него, но добраться туда казалось невозможным. Воздух подрагивал, будто земля была объята пламенем.

Зигфинн подумал о том, чтобы вернуться. Он хотел вернуться. Его сердце сжималось от охватившей его паники, пот лил ручьем. Все в нем говорило, что нужно выбираться из этого странного леса, где нет ни цвета, ни запаха, ни птичьих голосов.

Но принц упорно продолжал идти вперед. Ноги подкашивались, с каждым шагом идти становилось все сложнее, земля словно засасывала его.

— Смеееерть… СМЕЕЕЕРТЬ! — доносилось из-под каждого листа.

В какой-то момент Зигфинн оступился и, ударившись лицом о мягкую листву, почувствовал, что лежит на кровати. Ему хотелось погрузиться в сладкий сон, но он сопротивлялся, запрещая себе спать. Он полз дальше, пока не наткнулся на низкую ветку и, уцепившись за нее, сумел подняться на ноги.

Ему не хотелось ни есть, ни пить, свет здесь был странным, каким-то серым, безжизненным, так что не чувствовалось разницы между днем и ночью. Зигфинн понял, что не понимает, сколь быстро идет время.

Схватившись за подбородок, он понял, что у него выросла борода. Сколько же он уже идет?

Теперь Бруния находилась по ту сторону стены, вне Бурантии, вне власти Хургана. Но от этого принцессе не становилось радостнее, ибо ее жажда свободы не была утолена. Она старалась держать себя в руках и не делать необдуманных шагов. В ее планы входило пребывание рядом с Лаэртом, и эти планы нужно было реализовать. Все остальное не имело значения. Бруния про себя поблагодарила слепую женщину, подсказавшую ей эту возможность.

Ребенок. Зигфинн. Вормс.

Бруния начала пользоваться своей красотой еще в роскошной повозке Лаэрта. Если другие рабыни были напуганы или проявляли свое отвращение, а может быть, покорность, Бруния сделала вид, будто она заинтересована в общении с наместником. Лаэрт удивился, когда она, посмотрев ему в глаза, сказала:

— Возможно, мне следует поблагодарить вас за то, что вы выбрали мое общество?

Лаэрт смерил ее взглядом. Несомненно, Бруния была не первой женщиной, пытавшейся манипулировать человеком при власти, и Лаэрт об этом знал.

— Тебе придется поблагодарить меня за это не только словами. — Его голос прозвучал вовсе не так сурово, как он рассчитывал.

— Могу ли я спросить о вашей провинции, если этот разговор со мной вас не побеспокоит? Как там обстоят дела?

Лаэрт вздохнул и вдруг сильно закашлялся. Рванувшись к нему, Бруния прижала его голову к своему плечу, но он отстранился, недовольный тем, что рабыня заметила его болезнь.

— Все в порядке. Тебя это не касается.

Бруния увидела, что принц кашлял кровью, но ничего не сказала. Лаэрт сделал вид, что его ничего не беспокоит.

— Я не король, если ты об этом.

— Меня, признаться, интересует другое. Ваша страна… она какая? Красивая?

Лаэрт ткнул пальцем в окно повозки.

— Можешь полюбоваться. Слишком много солдат, потому что мы должны охранять границу, и слишком мало времени на все остальное.

— И все же тут красиво. — Бруния не лгала. По сравнению с Бурантией эти земли казались мирными и плодородными. — Какой народ живет здесь?

— Мы венеды, — ответил Лаэрт. — В основном славяне. Я сам веду свой род от римлян.

Бруния еще никогда не слышала о венедах, но в этом мире все было вверх тормашками. У нее на языке вертелось много вопросов, но Бруния решила не давить на Лаэрта.

— Это все, о чем ты хотела узнать? — наконец спросил он.

Бруния с облегчением улыбнулась.

— Нет. Я хочу узнать все.

Лаэрт тоже улыбнулся. У него была приятная улыбка, не характерная для правителя.

— На это еще будет время. Скорее всего.

Они приехали в замок. Он был меньше дворцов, в которых привыкла жить Бруния, но, по крайней мере, здесь была приличная жизнь и хорошо организованный двор. Лаэрт вышел из повозки и направился к своим подданным. Бруния не стала следовать за ним и дождалась слугу, который провел ее в дворцовую пристройку. Она была не первой рабыней, которую Лаэрт привозил домой. Это было заметно по тому, насколько привычно действовали слуги, — ее помыли, дали ей новую одежду и накормили. Бруния пыталась незаметно разузнать о наместнике. Каким был Лаэрт? Как можно было его разозлить? Почему он до сих пор не женился? Но ответов она не получила, а настаивать не стала.

Луна уже поднялась в небо, когда придворная дама повела Брунию в комнату Лаэрта, расположенную в боковом крыле замка. Тут ее раздели, натерли ароматическими маслами и расчесали ей волосы. После этого Брунии пришлось голой усесться на стул и дожидаться Лаэрта. В отсутствие правителя ей было запрещено укладываться в постель.

Она просидела так часа три. Голая. Неподвижная. Ждущая. Время от времени она опускала ладонь на свой уже наметившийся животик.

— Я не одна, — прошептала она.

— Ты никогда не будешь одна, — мягко заметил кто-то.

Это была слепая Видящая. Брунию не удивило, как она проникла в комнату. Она вообще не верила в то, что эта женщина существует на самом деле.

— Я знаю, что нужно сделать, — сказала принцесса. — Я только не уверена, что знаю, как это делать.

— Лишь две вещи боги сделали простыми — любовь к мужчине и обман, — объявила Видящая. — Если ты не способна на одно, то другое сможешь точно.

В конце концов вернулся Лаэрт, усталый и немного выпивший. Он уставился на Брунию, как будто не сразу вспомнил, кто она такая. Старуху он не видел.

— Бурин. — Усевшись на край кровати, он начал снимать сапоги.

Бурин.

Бруния уже привыкла к этому имени и отреагировала сразу же.

— Ты на меня сердишься? — медленно протянул Лаэрт, и Бруния заметила подвох в его вопросе.

— Осторожно, — напомнила Видящая, — никакого тщеславия.

— Нет, — ответила Бруния. — Мне не пристало сердиться. И все же…

— И все же?

— Я скучала…

Сняв штаны, Лаэрт бросил их на пол и опустился на подушки.

— Не надо играть. Ты рабыня, чье тело продали, хотя твоя душа стремится к свободе. Если бы у тебя был нож, то мне стоило бы позаботиться о безопасности своего горла.

Бруния промолчала. Возразить на это было нечего. Встав, она взяла ботинки и штаны наместника и сложила их на стуле. Она по-прежнему была обнажена и медленно привыкала к этому ощущению.

— Отдайся ему, — приказала Видящая.

— Могу я возлечь с вами? — осторожно спросила Бруния.

Лаэрт, уже закрывший глаза, устало кивнул.

— Мои чресла сегодня не смогут ублажить тебя, но твое тело будет греть меня, пока я не засну.

— Позаботься о том, чтобы он ошибся, — потребовала Видящая.

Бруния заползла к Лаэрту в кровать и стала думать, что теперь делать. У нее было мало опыта в отношении плотских страстей, но она доверяла своим женским инстинктам. Вместо того чтобы прижаться к Лаэрту, она нежно провела кончиками пальцев по его ногам, склонив голову так, чтобы ее волосы щекотали его тело. Затем Бруния медленно погладила ладонью грудь под его рубашкой, раздвигая ноготками мягкие волосы. Лаэрт что-то удовлетворенно пробурчал. Видящая наблюдала за этим с удовольствием и печалью по давно ушедшим дням.

Принцесса осторожно положила ногу между ног Лаэрта — не требовательно, а страстно. Ее губы коснулись его лба, и словно случайно ее голая грудь оказалась рядом с его щекой, а сосок нашел его губы.

Бруния видела, что наместнику это нравится. Его чресла, хоть он и устал, пришли в возбуждение, его дыхание ускорилось. В конце концов Лаэрт открыл глаза и в свете свеч увидел прекрасное лицо Брунии, полуприкрытое светлыми волосами. Его рука опустилась на ее ягодицы, ведомая голодом страсти. Он прикусил Брунии сосок, но та следила за тем, чтобы ее стон выдавал лишь страсть, но не боль.

— Приготовься.

Бруния незаметно опустила руку рядом с кроватью, где стояла небольшая баночка с розовым маслом, и обмакнула пальцы. Ей нужна была смазка, чтобы принять в себя плоть наместника. Он должен легко овладеть ее телом, а для этого нужно изобразить похоть, которой не было. Смазав свое лоно, Бруния провела ладонью по члену своего господина. Склонившись, она поцеловала головку, слизнув первые капли.

Лаэрт улыбнулся, и Бруния ответила на его улыбку.

— Не торопись, — предупредила Видящая, которую наместник по-прежнему не замечал. — Лаэрт должен излиться в тебя, чтобы зачать то, что уже есть в твоем теле.

— Ты не можешь говорить об этом всерьез! — воскликнул Данаин, так сильно ударив кубком о стол, что вино выплеснулось на столешницу в тронном зале.

Кальдер удивленно уставился на него.

— Как ты не понимаешь? Это хороший план, так мы получим больше власти, чем предполагали. Власти, при помощи которой мы сумеем помочь нашим друзьям!

Данаин разочарованно провел ладонью по волосам. Казалось, что они с другом говорят на разных языках.

— Ты хочешь вступить в союз с королевством Хургана?

Два дня назад Данаин вернулся из Гёранда, где он провел три месяца, пытаясь приободрить людей и вселить в них чувство общности. Повстанец нашел новых друзей и союзников, будучи уверенный в том, что Кальдер использует это время для восстановления былой формы. Он не хотел торопить события.

Но вскоре после возвращения Данаину стало понятно, что все изменилось. Место, которое он занимал в жизни Кальдера, отняла Эльза.

Эльза.

Теперь она всегда стояла за спиной Кальдера, нашептывая ему свои мысли. Ночью Данаин слышал, как Кальдер и Эльза занимаются любовью, и иногда по утрам бывший повстанец казался уставшим, а глаза его напоминали глаза старика. Эльза не дарила Кальдеру жизненную энергию, она высасывала из него все соки. При этом она держалась на заднем плане, избегая любых споров, так что Кальдер полагал, будто все новые идеи пришли в голову именно ему.

Данаин не сомневался в том, что Эльза была ведьмой.

В конце концов ему удалось улучить момент, когда Эльза отпустила Кальдера с поводка, и он попытался воззвать к голосу разума своего друга.

— Кальдер, Исландия — это не королевство, тут нет армии, и ты не король!

Кальдер помрачнел.

— На троне никого нет, так что его может занять любой, кто заявит о своем праве на королевство. Если мы заключим договор с Фъеллхавеном и северными городами, если к нам присоединятся те, кто может управляться с мечом, то Хурган не откажет нам в статусе провинции. Это станет первым шагом на пути сопротивления, на пути освобождения Бурантии!

Кальдер нес полнейший бред. Хурган решительно пресечет все попытки выступить против Бургундии. У него было величайшее войско в истории… а еще дракон.

— Чья это была идея? — осведомился Данаин.

— Моя, — заявил Кальдер, сам в это веря.

Он налил себе вина из кувшина, и тут Данаин что-то заметил.

— Где твое кольцо?

Кальдер удивленно посмотрел на руку, как будто только сейчас заметил отсутствие украшения.

— Наверное, я его снял.

— Ты никогда не снимал своего кольца. Я часто слышал, как ты говорил, что это кольцо можно отнять у тебя только вместе с рукой.

Встав, Кальдер подошел к своему лучшему другу и опустил ему ладонь на плечо.

— Давай не будем спорить о незначительных вещах. Мы с тобой друзья, и ты мне нужен. Почему ты не можешь довериться мне в том, что я знаю путь, по которому следует идти?

Данаин промолчал, не решаясь сказать Кальдеру правду. Они оба всегда гордились тем, что не приемлют тиранию Хургана, но сейчас Данаин чувствовал в Кальдере душок ордынца.

— К тому же сейчас слишком поздно. Утро вечера мудренее, — добавил Кальдер. — Подумай о моих словах завтра. Эта идея намного разумнее, чем мысль о том, что нужно пробиться в Вормс и вызвать на бой врага, которого невозможно победить.

Вздохнув, Данаин встал.

— Вот и подумай над этим сам. Что касается меня, то я не вижу в этом смысла. В одном я с тобой согласен: утро вечера мудренее.

Он отправился в небольшую комнату, где жил с самого приезда. В отличие от Кальдера он не стал переезжать в покои придворных. На пороге тронного зала Данаин оглянулся.

— Ты должен вновь надеть кольцо. Вместе с ним ты потерял и рассудок.

— Истинная власть не дается просто так. Мы должны сами добиться ее.

Данаин думал над этими словами, когда брел по коридорам замка. Может быть, Кальдер и прав, но с каких это пор для него стала важна власть? Они же всегда сражались за свободу. Разве свобода и власть не противоположны?

Он даже не очень удивился, обнаружив в своей комнате Эльзу. Девушка стояла у окна, глядя на укрытую ночью Исландию.

— Данаин…

Сняв куртку, он зачерпнул из кувшина воды, чтобы освежить лицо, разгоряченное огнем камина.

— Да, Эльза?

— Ты не веришь в идею Кальдера.

Он даже не посмотрел на нее.

— Я не верю в то, что это его идея.

— Он хочет выступить против Хургана не как жалкий повстанец, а как предводитель большого войска. Что в этом плохого?

Данаин улегся в постель, тем самым намекая Эльзе, что пора бы оставить его в покое.

— Кальдер не король. И никогда не хотел им быть. Пока не появилась ты.

Эльза сделала шаг ему навстречу. Она была нарочито спокойна.

— Вероятно, ему просто не хватало человека, который показал бы ему его возможности. Он больше похож на короля, чем ты предполагаешь.

— Что ты задумала? Зачем тебе натравливать Кальдера на Хургана?

Эльза отвела взгляд.

— Пришло время сменить власть. Бурантии нужен молодой сильный король. По крайней мере, в этом мы с тобой единомышленники.

Данаин кивнул.

— Когда придет время.

— И разве может быть в Бурантии король лучше, чем твой друг? Ответь мне честно.

Данаин прикрыл глаза и сосредоточился, не давая Эльзе себя запутать.

— Этого никто не может знать.

— Все дело в вере, — произнесла девушка, и у Данаина появилось ощущение, что он говорит с человеком, у которого невероятно старая душа. — Поверь в Кальдера! Поверь в эту идею!

— Я верю только в самого себя, — проворчал Данаин. Он хотел, чтобы его в конце концов оставили в покое.

— Что мне сделать, чтобы ты поверил?

Эльза удивительно грациозным движением сбросила платье, и Данаин услышал, как ткань упала на каменный пол. Девушка поставила ногу на край кровати, раскрываясь ему навстречу. Смочив палец своей влагой, она прижала его к губам Данаина.

— Чего ты хочешь, Данаин?

Он чувствовал ее запах, сладкий как мед и горячий как огонь. Ее собственное огненное дыхание.

Но на Данаина обнаженное тело Эльзы не произвело впечатления.

— Ты шлюха. Умелая, но все равно шлюха. Жаль, что Кальдер сейчас тебя не видит.

— Так, значит, мое тело не разжигает огонь в твоих чреслах?

Она провела ладонью по его глазам, и уже через мгновение перед ним возник юноша с широкими плечами, узкими бедрами и рельефными мышцами под блестящей кожей.

— Возможно, твоя страсть иного рода?

Он сам не понимал, почему чары Эльзы над ним не властны. Возможно, его отталкивала ее прямолинейность. В конце концов, его дружеские чувства к Кальдеру были важнее всего…

Обнаженный юноша провел ладонью перед глазами Данаина и превратился в… Кальдера.

— Какова же твоя тайная страсть, о прекрасный Данаин?

Вскочив на ноги, Данаин схватил меч, отталкивая от себя окутанную чарами иллюзии Эльзу.

— Моя душа не настолько черна, чтобы ты могла отравить ее своим ядом. — Он приставил клинок к горлу девушки. — Но знай, что завтра утром я расскажу Кальдеру о твоих темных чарах!

Иллюзия спала, и перед Данаином вновь предстала Эльза. Ее тело было покрыто ранами и кровоподтеками.

— Что подумает Кальдер, если я позову его сейчас? — Она бесстыдно улыбнулась. — Если я скажу ему, что ты хотел овладеть мною, чтобы унизить меня? Что ты избил меня за то, что я хотела принадлежать лишь ему?

Отбросив меч в сторону, Данаин выбежал из комнаты. Его мысли путались, и где-то в глубине души уже зрело подозрение, что ему не справиться с колдуньей Эльзой. Ее смех преследовал его по замку. Немного успокоившись, Данаин поднялся на крепостную стену и, наслаждаясь свежим воздухом, взглянул на исландский порт. Прохлада ночи остужала его мысли, и он немного расслабился.

Эльза была врагом. Могущественным врагом, с которым он вряд ли мог справиться.

Что же делать? Что можно сделать?

Вероятно, следует еще раз поговорить с Кальдером, бросить на весы их дружбу, проведенные вместе годы, пережитые страдания.

Его дыхание наконец-то стало ровным. Так он и поступит. На его стороне были разум и связывающая его с Кальдером дружба. Эльза могла вмешаться в их отношения, но ей не под силу разрушить ее.

Данаин не услышал, как она подошла, и не увидел, как блеснул меч в свете луны.

Когда клинок вонзился в его спину, Данаин попытался вскрикнуть, но из его рта полилась кровь. Эльза сбросила его тело с крепостной стены и с наслаждением слизнула с лезвия меча теплую кровь.

Принцесса даже немного разозлилась на саму себя. И зачем она пыталась переубедить этого дурака, вместо того чтобы сразу же убить его? В конце концов, ей для ее планов нужен был лишь Кальдер. Эльза вытащила из кармана кольцо, которое она заставила Кальдера подарить ей. Надев его на указательный палец, она залюбовалась образами, хлынувшими в ее сознание. Образами солнечных дней и зеленых долин, мира без дракона, времени без Орды. У нее подкосились ноги, так что она вынуждена была ухватиться за стену.

Зигфинн боролся за каждый шаг. Он подтягивал вперед сначала одну ногу, потом вторую. На каждый метр у него уходила минута, а может быть, и целый день. Впрочем, время вполне могло идти вспять. В этом странном лесу оно не имело значения. Единственным, что Зигфинн ощущал по эту сторону боли, было тепло драконьего амулета на его груди. Талисман сам собой раскачивался из стороны в сторону, как будто это была и его битва тоже.

— Уходииииии… уходииииии… УХОДИИИИИ! — кричали голоса.

— Заставьте… меня, — сказал Зигфинн, и собственный голос показался ему чужим. Слишком уж он был хриплым и решительным.

Через несколько часов, а возможно, дней или недель, принц очутился на поляне, за которой, у подножия холма, виднелся вход в пещеру. Земля здесь была вспахана, словно поле, а драконьи чешуйки выдавали обитателя пещеры. Зигфинн увидел кости, ржавые доспехи и сломанное копье. Он чуть не упал, оступившись на черепе.

Принц вспомнил истории Халима и Откера о кузнеце Зигфриде, который проиграл в сражении с драконом. Нагнувшись, Зигфинн провел ладонью по черепу, как будто тот мог ему ответить.

Может быть, это Зигфрид?

В любом случае не стоило оставаться здесь, перед пещерой, в ожидании честного боя. Фафнир мог появиться в любой момент.

Пройдя через поляну, Зигфинн увидел в пещере свет. Факел? Или смертоносное дыхание дракона? Он с трудом вытащил меч из ножен, но оружие тянуло его руку к земле, будто весило больше наковальни. Острие клинка воткнулось в грязь, и Зигфинну показалось, что в таком состоянии его может победить даже олененок.

— Неееет… неееет! — шипели голоса. — Не твоееее месссссто! Не твоееее врееееемяяя!

В пещере было холодно. Здесь не было не только солнечного тепла и запаха леса, тут вообще не было жизни. Ни травы, ни мха на стенах. Лишь равнодушные камни, покрытые копотью. Зигфинн попытался отмахнуться от мысли, что, возможно, Фафнир ждет его здесь, и направился вперед по дорожке света.

Ему показалось, что он очутился в подземном храме.

Свет источал не факел.

Это было сияние золота.

Золото было повсюду. Оно полностью покрывало пол, а кое-где его груды вообще высились в человеческий рост. Монеты, слитки, украшения, мечи, короны и диадемы, сокровища невероятной ценности, поразительного разнообразия, они источали магический свет, чуть было не ослепивший Зигфрида.

В центре пещеры юноша увидел небольшой фонтан, отбрасывавший на потолок отблески золота. На пьедестале, в центре фонтана, лежали несколько предметов, судя по всему, наиболее значительные среди всех этих сокровищ.

Зигфинн почувствовал, что боль уменьшилась и его шаги стали легче. Он огляделся, не зная, что же теперь ему нужно предпринять.

Сокровища. На это он не рассчитывал. Если легенды говорили правду, то это золото нибелунгов.

— Так и есть, — послышался чей-то голос из-за фонтана.

Зигфинн выхватил меч.

— Кто здесь?

Ему навстречу вышел невысокий мужчина с сильным, покрытым шрамами телом и черными волосами.

— Говорить совсем не обязательно. Но если тебе так легче, то можем воспользоваться словами людей.

— Повторяю, кто ты? — Зигфинн не стал опускать клинок.

Низенький человек недовольно осмотрел свое тело.

— Я давно уже не носил эту оболочку. Она тяжелая, но удобная. И такая… компактная.

— Я Рагнар, курьер при дворе Хургана, — с дрожью в голосе начал Зигфинн.

— Да ладно, — незнакомец отмахнулся. — Ты Зигфинн Исландский, сын Кристера, потомок Зигфрида Ксантенского. — Подойдя поближе, незнакомец отвел меч в сторону и заглянул Зигфинну в глаза. — Ты мне его немного напоминаешь. Зигфрида, я имею в виду. Он был выше тебя, и плечи у него были более широкими. Зато ты сообразительнее.

— Последний раз спрашиваю, кто ты такой?

— Если тебе так уж хочется узнать мое имя, то можешь называть меня Регин.

— Что здесь произошло? — спросил Зигфинн.

— Здесь Зигфрид проиграл дракону, — ответил Регин. — Не очень-то красивая история.

— Неправдивая история, — ответил Зигфинн. — И ты это знаешь, раз тебе известно имя моего отца.

Регин покачал головой.

— Они сражались снаружи, перед пещерой. Рука Зигфрида была сильна, но его дух не сумел справиться с нами. Мы отобрали у него меч и сломили его волю. Он слишком долго смотрел на золото, чтобы победить дракона. Всем всегда нужно только золото.

Зигфинн увидел на пьедестале кольцо, шлем и несколько странных монет.

Кто-то хлопнул в ладоши, медленно и торжественно. И тут же из-за фонтана вышел какой-то худой незнакомец в темной одежде с капюшоном.

— Несомненно, в нем течет кровь Зигфрида, — сказал Гадарик. — Его разум не удалось помутить. Его шаг не остановить.

Регин взглянул на своего брата с явным неудовольствием.

— Ему здесь не место. У него есть право на мир в своем времени.

— Его времени больше не существует. И теперь судьба должна решить, потерпит ли она его в этом времени или выплюнет, словно непереваренную кость.

Регин отступил на шаг.

— Будь мудрее Зигфрида.

Ни Гадарик, ни Регин явно не боялись меча Зигфинна.

— Может, ему сразиться с драконом? — предложил Гадарик.

— Нет, это было испытание для Зигфрида, — возразил Регин. — И то сто лет назад. Мальчик пришел сюда не для того, чтобы сражаться с Фафниром.

Подойдя поближе, Гадарик внимательно осмотрел Зигфинна и уже протянул ему руку, но отпрянул, смущенно уставившись на его грудь.

— Мы ничего не можем с ним поделать, — заявил Регин. — Драконий амулет защищает его от нашего воздействия.

— Как интересно, — пробормотал Гадарик, не скрывая своего разочарования.

— Итак, остается вопрос, чего же он хочет, этот Зигфинн Исландский.

— Я хочу, чтобы все стало так, как было раньше, — ответил Зигфинн. — Вы перенаправили поток времени и загрязнили его, чтобы в нем больше не было жизни. Я поклялся изменить это.

Регин посмотрел на Гадарика и вступил с ним в разговор без слов. Их души жарко спорили, и в конце концов Гадарик пришел к заключению.

— Пускай Зигфинн Исландский возьмет то, что считает необходимым для достижения своей цели.

Зигфинн забрался в фонтан и провел кончиками пальцев по разложенным на пьедестале предметам. Золото нибелунгов грело ему руки, его блеск слепил глаза. Кольцо манило к себе, обещая вечную верность и бесконечную власть.

— Золото сделает тебя вождем, шлем — воином, а кольцо — повелителем, — сказал Гадарик. — Возьми все, возьми что-то одно или не бери ничего.

Пальцы Зигфинна неуверенно дрогнули. Он никак не мог сосредоточиться. В золоте ему виделось войско, которое он может повести против Хургана. Может быть, ему удастся сделать то, что не удалось Зигфриду…

Совершенно случайно Зигфинн заметил рядом с фонтаном меч, лезвие которого не блестело золотом. Он был отброшен в сторону, что лишь подчеркивало его бесполезность.

Регин заметил его взгляд.

— Да, это меч кузнеца, который он сам выковал на наковальне.

Нотунг. Зигфинн знал эти легенды. Это был меч богов, выкованный для того, чтобы противостоять любому колдовству. Меч вновь привел мысли юноши в порядок.

Гадарик немедленно встал между Зигфинном и мечом.

— Можешь взять золото. Тогда ты сможешь купить тысячи мечей.

— Мне нужен этот меч.

— Мечом Зигфриду уже не поможешь. Он ничего не стоит.

Зигфинн покачал головой, отмахиваясь от слов Гадарика.

— Меч — это ключ. — Юноша заметил, что Регин при этом промолчал, и подумал, что это было молчаливое согласие.

— С этим мечом в руках Зигфрид проиграл дракону, — возразил Гадарик.

— Такова ложь этого столетия, — прорычал Зигфинн. — С этого все и началось. Там, откуда я родом… — Решительно сделав шаг вперед, он отодвинул Гадарика в сторону и поднял меч. — Нотунг — это оружие победителя дракона.

Зигфинн поднял клинок вверх, и на лезвии засверкали отблески золота. Меч сиял, словно солнце, и оба нибелунга отпрянули от боли. Воздух взрезал какой-то звук, пение без голоса. Чары, опутывавшие принца с тех пор, как он вошел в лес, спали. Его кровь потеплела, а мышцы наконец расслабились.

— Ты был прав, — заметил Регин, и сложно было понять, радостно ему или грустно. — Он потомок Зигфрида.

— Это ему не поможет, — возразил Гадарик. — Меч даст ему силу правителя, но не возможность изменить время. Что он будет делать с этим мечом?

Лезвие дернулось само собой, и Зигфинн, развернувшись на правой ноге, легким движением ударил Гадарика. Советник Хургана замер на месте.

— Иногда вещи меняются быстрее, чем ты думаешь, — заметил Регин. — А что он может сделать с этим мечом… Поживем — увидим, согласен.

Гадарик не ответил. На его шее появилась тонкая красная полоска.

— Надоели мне его разговоры, — спокойно произнес Зигфинн.

— Поразительно, — прошептал Регин. — Он даже не успел выйти из этого смехотворного тела.

Голова Гадарика медленно скатилась с плеч и упала на пол.

10 НОВЫЕ СОЮЗНИКИ

— Гадарик! — вот уже в сотый раз завопил Хурган.

Стражники давно убрались подальше от тронного зала, а Зверь тихонько поскуливал.

Хурган был вне себя от ярости. Он однозначно дал понять своему советнику, чего он ждет, но ничего не произошло! Головы ему так и не принесли, враги не были повержены, Элея до сих пор не появилась, Фафнир прилетал время от времени, но Хурган не знал, на кого ему следует натравить дракона.

А теперь еще и Гадарик куда-то подевался!

Хурган не видел его уже несколько недель. Государственными делами никто не занимался, власть Хургана над Ордой постепенно ослабевала, и он это чувствовал. Как такое возможно? Он заключил договор, гарантировавший ему вечное царствование. И он всегда придерживался своей части соглашения. Нибелунги должны были обеспечивать ему правление, контроль, целую вечность!

Но постепенная утрата власти заботила короля меньше, чем его слабеющий разум. С каждым днем он ощущал это все сильнее и сильнее. Слова, которые он произносил тысячи раз, теперь уже не приходили на ум. Имена, которые он так часто слышал, казались чужими. Иногда Хурган шел куда-то, намереваясь отдать приказ, но уже через какое-то время забывал, что же он собирался сделать. Никто об этом не говорил, никто над ним не посмеивался. Но все эти новости распространились быстро.

Впервые Хурган понял, насколько ничтожна его власть, если ее никто не поддерживает. Нужен был кто-то, кто слышит приказы.

Но никто больше не слушал правителя Бурантии.

И он начал разговаривать сам с собой. Вначале тихо, заботясь о том, чтобы рядом никого не было, затем громче, смелее, радуясь тому, что наконец-то нашел себе компанию. Хурган говорил о мрачных планах, спорил, как следует наказать королевство, которое он так ненавидел. Ему нравились свои мысли, он поправлял и хвалил сам себя за свою жестокость. Иногда ему было жаль, что он не может с собой выпить и разделить трон.

Лаэрт был христианином, хотя церковь Иисуса Христа почти утратила свое значение. Хурган сжег все церкви и монастыри, и в соседних королевствах обещания Спасителя не помогали управлять государством. Но Лаэрту нравилось, что Бурин молится, хотя он и не подозревал, что при этом она думает о Зигфинне и рассказывает своему далекому другу о жизни в Вендене.

После того как Бруния разожгла в его теле страсть, наместник попал под власть ее чар. Уже через несколько дней он позволил ей обедать с ним, а через несколько недель впервые спросил ее совета. Его придворные выдумали историю о благородной семье из Константинополя, чья дочь Бурин последовала за наместником в Венден по велению сердца.

Многие знали, что эта история не может быть правдивой, но никто не стал ее оспаривать. Рабыня стала возлюбленной, возлюбленная — подругой, и еще до рождения ребенка, чьим отцом не был Лаэрт, она стала его супругой. Лаэрт говорил своему народу о любви. Так Бруния стала Бурин Венденской. Не королевой, но наместницей в небольшой провинции и предводительницей небольшого войска. Каждый день во дворе замка появлялась Видящая, но придворные, не замечая ее, проходили мимо. По ночам она говорила Брунии, что ей следует делать, опьяняла ее историями о Зигфинне, который будет ее ждать, когда все закончится.

Мысль о том, что она обманывает своего супруга, иногда мучила Брунию, ведь Лаэрт всегда обращался с ней хорошо и выказывал ей больше уважения, чем все другие мужчины до него. Но она не должна была так думать. Лаэрт, как и Хурган, был ложью этого столетия. Иллюзией. Тому, кого на самом деле нет, Бруния не могла быть чем-то обязана. Им удастся исправить время, и тогда Хурган исчезнет, а с ним Фафнир, Бурантия и Лаэрт.

Она давала правителю целебные травы, снимавшие боль в легких, держала его голову на своей груди, когда он по ночам кашлял кровью, и мечтала о его скорейшей кончине.

Девочка, которую Бруния родила восьмимесячной, была от семени Кальдера, от души Зигфинна и от права Лаэрта. Принцесса назвала дочь Финной, выдумав какую-то историю этого имени. На самом деле это имя должно было напоминать ей о Зигфинне.

Лаэрт с радостью принял ребенка, зажегшего на его измученном болезнью лице улыбку. Конечно же, он надеялся на сына, но любовь к Бурин заставила его забыть о наследнике. Ему хватило сил, чтобы подержать свою дочь на руках еще один день и поставить свое имя на документах, отписывающих Бурин провинцию, прежде чем он умер.

Всего за неделю Бруния стала матерью и правительницей Вендена. Народ приветствовал ее с радостью, а ребенку принесли много подарков.

Ночью Бруния стояла у колыбели и думала о том, чтобы задушить свою дочь. Одна подушка, немного силы — и грязная похоть Кальдера утратит свое доказательство. Когда принцесса была беременна, она об этом не помышляла, но теперь появилась эта девочка с глазами Кальдера.

— Ты оставишь ребенка в живых, — сказала Видящая.

— Это так важно? — спросила Бруния. — Разве моя власть в Вендене не важнее?

— Дело не в этом, — возразила Видящая. — Ребенок…

— Ребенок Кальдера, — перебила ее Бруния.

— Не Кальдера. Это твой ребенок. Она станет тем, кого ты из нее сделаешь. Если можно извлечь какой-то урок из всех смертей этого столетия, то он будет таков: не кровь делает нас героями или трусами. Нет ни власти, ни долга. Научи Финну благородству сердца, силе и справедливости, тогда она будет в большей степени дочерью Зигфинна, чем Кальдера.

— Что тебе известно нового о Зигфинне? — Бруния взяла девочку из колыбели, собираясь ее покормить.

— Он жив и сейчас находится в Вормсе, — ответила Видящая.

— Ты это каждый раз говоришь, — с разочарованием прошептала Бруния.

— Я не вольна сказать что-то большее.

С этими словами Видящая исчезла, а Бруния осталась с ребенком на руках. Финна с довольным видом посмотрела на мать, и Бруния подумала, что если постараться, то она могла бы увидеть в дочери черты Зигфинна.

Когда Зигфинн вышел из леса нибелунгов, его лошади уже не было. Он не знал, сколько часов, дней или недель он провел под воздействием чар древних богов. Борода на его лице свидетельствовала о прошедшем времени, которого он не заметил. В остальном ничего не изменилось, и лишь меч на его спине был новым.

Зигфинн пешком вернулся в Вормс. Если город и раньше был грязным и хмурым, то теперь он показался принцу кладбищем, распространившимся по всему королевству. На улицах почти не было торговцев, голодные животные кричали в стойлах, а многие окна были забиты досками. Старуха, которую Зигфинн хотел расспросить о причинах происходящего, показала ему черный обрубок на месте, где раньше у нее был язык.

Принц направился к Халиму. Наверняка продавец древних свитков знает, что делали Хурган и его приспешники за время отсутствия Зигфинна. Но на месте лавки Халима он увидел лишь выжженную, покрытую копотью дыру. Зигфинну оставалось только надеяться, что его другу удалось спастись.

Затем он направился к Глисмоде. Окна комнаты, где она жила с Никетасом, тоже были заколочены. Зигфинн замолотил кулаком по прогнившим доскам.

Ничего не произошло, но его ухо уловило какое-то тихое шуршание внутри. Подняв ногу, Зигфинн сильным ударом выбил дверь.

Глисмода сидела в углу. Ее платье было невероятно грязным. Она никогда не позволяла себе такого до его отъезда. Крепко зажмурившись, женщина прижимала к своему дрожащему телу ребенка.

— Пожалуйста… мы… у нас ничего больше нет.

Сняв кожаный пояс с мечом, Зигфинн склонился к Глисмоде, которая всегда относилась к нему с дружелюбием.

— Глисмода, это я, — осторожно прошептал он.

Она заставила себя открыть глаза и, в сумрачном свете узнав Зигфинна, попыталась сдержать слезы. Женщина бросилась к нему в объятия, по-прежнему прижимая к себе ребенка.

— Рагнар… — прошептала она. — Я уже утратила всякую надежду…

Зигфинн вытащил из мешка кусок хлеба. Несмотря на время, проведенное в лесу нибелунгов, его еще можно было есть. Глисмода с трудом принялась жевать сухую корку.

— Меня долго не было? — спросил Зигфинн. — Поверь мне, этот вопрос не настолько странный, как кажется.

— Почти полгода, — пробормотала Глисмода. — Все началось вскоре после твоего отъезда.

— Что началось?

— Ордынцы… — Казалось, Глисмода не услышала его вопроса. — Они безжалостно начали уничтожать людей. Они убивали жителей Вормса, расхаживая по улицам, и в конце концов горожане решили, что безопаснее сидеть дома. Ночами Фафнир летает над городом, сжигая дома.

— Но почему? — Зигфинн встал и зажег огарок свечи.

Тут чудовищно воняло, ведь Глисмода и Никетас не решались выйти на улицу даже по нужде.

— Никто не знает, что случилось, но в тавернах ходят слухи. Некоторые говорят, что Хурган наслал ордынцев, чтобы наказать нас, потому что мы не выказывали ему должного почтения. Другие считают, что король умирает и хочет забрать с собой королевство на ту сторону жизни.

Зигфинн нежно погладил Глисмоду по грязным волосам.

— Как бы то ни было, мы с этим справимся. Я вернулся и смогу позаботиться о вас.

Взяв его за руку, Глисмода поцеловала ее.

— Ты уже не сможешь о нас позаботиться, добрый Рагнар.

Только сейчас Зигфинн заметил безжизненность ребенка и пятна разложения на его коже. Мальчик умер несколько дней назад.

Поцеловав Глисмоду в лоб, принц почувствовал, как по его щеке покатилась одинокая слеза.

— Отдай его мне.

Глисмода не сопротивлялась, когда он забрал малыша и вынес его тело на улицу. Зигфинн пошел на берег Рейна. Река несла свои тяжелые воды вдаль, слепая ко всем страданиям. Зигфинн нашел маленькую лодку и положил в нее тело. Воспользовавшись факелом, он поджег лодку и оттолкнул ее от берега. Рейн принял охваченное огнем тело. Зигфинн задумчиво посмотрел горящей лодке вслед.

Собственно, он хотел подождать — подождать Кальдера и Брунию, подождать знака богов. Разве у него нет всего времени мира? Когда все вокруг вновь станет таким, каким было раньше, страдания этого времени исчезнут. Когда колесо истории повернется, Никетас не умрет, а Халим по-прежнему будет сидеть за своими книгами.

Но страдания были реальными, и его печаль по маленькому мальчику тоже. Зигфинн ничем не был обязан этому столетию, но здешние люди по-прежнему оставались людьми.

— Нет причин печалиться, — услышал он голос Регина, который вышел из темноты. — Известно ли тебе, скольких людей, как добрых, так и злых, мне пришлось похоронить?

— Дело не в этом, — возразил Зигфинн. — Уменьшить страдания этого времени не менее важно, чем сделать мир таким, каким он был раньше. А я позволял себе не торопиться.

— Никогда не поздно встретить свою судьбу.

— Почему ты мне помогаешь? Разве вы не враги нам?

Нибелунг пожал плечами.

— Какая разница, друг или враг. Нам нравится игра, но не ее правила, поэтому мы расшатываем фундамент и подгрызаем корни. Мы забираем у людей то, что они считают само собой разумеющимся. Это благородная задача.

Зигфинн посмотрел вдаль и увидел, как горящая лодка ушла под воду.

— Но вы заключили договор с Хурганом, пообещав ему королевство.

— И он заполучил королевство. Но теперь повсюду покой. Хуже проигрыша игра, которая стала скучной. Власть надоедает, если никто не бросает ей вызов.

Зигфинн посмотрел коренастому нибелунгу в глаза.

— На чьей стороне ты будешь, когда наступит тот самый день?

— На стороне игры, — ухмыльнулся Регин.

На это Зигфинну ответить было нечего, к тому же он слишком устал, чтобы разгадывать загадки нибелунга. Кивнув, юноша направился обратно к Глисмоде.

Регин посмотрел ему вслед, и его сердце наполнилось радостью, недостойной нибелунга. Договор Хургана с богами был заключен для того, чтобы отменить победу Зигфрида и стереть память о его мужестве из истории мира. Но теперь появился Зигфинн, и его дух развеял тьму Бурантии. У юноши была воля, а теперь и меч.

— Зигфрид, — тихо прошептал Регин. — Осталось уже недолго, мой дорогой Зигфрид.

Кальдер пытался думать о Данаине, о своем погибшем от несчастного случая друге. О том, что он хотел с ним помириться. Они были лучшими друзьями с самого детства, но когда он размышлял о Данаине, ему словно мечом пронзало голову и боль изгоняла воспоминания. Сначала он пытался с этим бороться, но боль кружила в голове, и в конце концов Кальдер сдался. Он изгнал Данаина из своих мыслей, чтобы освободиться от боли.

Кроме того, у него была Эльза. Прекрасная, чувственная, умная Эльза. Она знала, что ему нужно и что для него хорошо. Иногда, когда его сила казалась чрезмерной, Эльза расцарапывала рану от стрелы ордынца и слизывала его кровь. Это приносило ему боль и наслаждение.

Исландцы вскоре признали Кальдера своим королем. Временами он даже шутил, что исландцы признали бы королем и ветку, которая случайно упала на трон. Они жаждали вождя, и таким вождем оказался Кальдер.

Фъеллхавен предложил ему союз даже раньше, чем он ожидал. Ордынцы почти покинули этот портовый город — что-то влекло их в Вормс, и никто не знал, что именно. Торговцы и наемники со всего мира, очутившиеся на датском побережье, объединились под предводительством Кальдера и стали снабжать Исландию товарами и оружием. За это Кальдер предлагал им защиту и товары своего народа.

Своего народа… Кальдер быстро привык к тому, чтобы рассматривать Исландию как свою собственность. Ему это казалось правильным, и только иногда в безлунные ночи он просыпался в холодном поту, чувствуя, что что-то забыл и кого-то предал. В такие моменты он видел на холмах вокруг замка какие-то черные фигуры, указывавшие на него пальцем. Но Эльза всегда была рядом и могла его успокоить.

Поначалу Кальдер волновался, что в Исландию может прилететь Фафнир. Дракону, которому вполне мог понравиться остров с вулканом в центре, он вряд ли что-нибудь противопоставил. Но Эльза заверила Кальдера, что благодаря ее защите Фафнир не представляет опасности. Кальдер верил ей. Ну конечно, почему бы и нет?

И вот настал важный день. Правители провинций, граничащих с Бурантией, были приглашены к исландскому двору и откликнулись на зов Кальдера. Их территории тянулись с севера Дании до восточной границы Бурантии, вплоть до земель венедов, где царил траур по умершему наместнику, и поэтому там приглашение Кальдера не было принято.

Никто из правителей не знал, кто такой Кальдер и что он собирается им предложить. Кальдер и сам этого не знал. Эльза советовала ему заключить военный союз с провинциями и напасть на Бурантию. Но это было безумие. Хурган, управлявший драконом и ордынцами, был непобедим. Вообще удивительно, почему он не включил окружающие земли в состав Бурантии.

Кальдер сидел на троне, заставляя правителей ждать. В какой-то момент рядом с ним возникла Эльза.

— Они ждут.

— Так и должно быть, — заявил Кальдер. — Так они научатся уважать меня.

Эльза погладила его по голове, словно ребенка.

— Тебе не нужно их уважение. Тебе нужен их страх или их жадность. И то и другое принесет тебе верность, которая важнее любого уважения.

— Может быть, и так, — презрительно фыркнул Кальдер. — Но любой из этих правителей способен завоевать Исландию, если захочет. И никто не нуждается в том, что мы можем им предложить. Как же они будут меня бояться или на мне наживаться?

Эльза поморщилась, как будто Кальдер ее обидел.

— Любимый, разве я когда-либо оставляла тебя в беде? Если тебе нужно что-то, чтобы ослепить других правителей, то ты это получишь.

Она хлопнула в ладоши. Дверь зала открылась, и шестеро исландцев втащили два тяжелых ящика, поставив их слева и справа от трона.

— Что это? — спросил Кальдер. — Оружие?

— Лучшее оружие, — довольно произнесла Эльза.

Она кивнула, и слуги открыли ящики.

Золото. Больше золота, чем Кальдер когда-либо видел.

— Этого достаточно, чтобы обеспечить себе преданность нескольких глупых правителей провинций, не так ли? — улыбнулась Эльза.

Кальдер знал, что не стоит спрашивать о происхождении этого сокровища, как и вообще о чем-либо спрашивать Эльзу. Он коснулся кончиками пальцев золотых монет, и они показались ему теплыми.

— Благодаря этому мы можем нанять войско, — прошептал Кальдер. — Мы возьмем Хургана в клещи.

Смех Эльзы напоминал колокольчик.

— Любимый, не будь глупцом. Ни одно войско мира не сможет противостоять Орде. Этим золотом ты сможешь купить бездействие пограничных королевств.

— Бездействие? — удивился Кальдер. — Но зачем?

Страстно поцеловав его, Эльза опустила ладонь на его чресла.

— Когда Хурган Бурантский погибнет, а он погибнет, то его наследнику достанется величайшее королевство в истории. И нам в этот момент не нужны будут какие-то жалкие князьки, подвергающие сомнению наше право на престол, правда? Нам даже не нужно идти на Бурантию войной. Нужно только подождать.

Кальдер удовлетворенно улыбнулся. Когда Эльза демонстрировала ему возможность какой-нибудь новой уловки, он думал, что понимает ее планы.

На самом деле Кальдер понятия не имел, почему и как погибнет Хурган, но он знал, что будет готов к этому.

Кальдер позвал к себе правителей провинций. Пришло время купить себе друзей.

Траур в Вендене продолжался полгода. Государственные дела велись неспешно, флаги были приспущены, а праздники запрещены. Каждое воскресенье в церквях звенели колокола по умершему правителю Лаэрту. Довольно много времени, чтобы ввести в курс дел его наследника, в данном случае правительницу Бурин.

Однако Бруния не тратила время на то, чтобы углубляться в бумаги и проверять отчетные книги. Магистр оружия Маивульф учил ее обращению с мечом, топором и луком, а также объяснял тактику боя. Бруния прерывала занятия только для того, чтобы покормить дочь. Маленькую Финну она всегда носила в шерстяном мешке на спине, чтобы чувствовать ее рядом с собой. Бруния не отпускала ребенка даже во время сражения — так она помнила, что следует двигаться осторожно, никогда не подставляя врагу спину. Лишь немногие советники знали о ее одержимости и страстном желании превратиться из девушки в воительницу. Их было недостаточно для того, чтобы распространять слухи.

Брунии не хватало людей, которым она могла бы доверять, людей, не заинтересованных в том, чтобы предать ее. Людей, отличавшихся от Видящей, которая приходила и уходила, когда ей вздумается. Бруния отправила посыльного к стене на границе, чтобы тот договорился с ордынцами, и через несколько дней встретилась с преисполненной благодарностью Рахель.

— Я рада тебя видеть, — сказала Бурин, впервые за долгое время говоря правду. — Я боялась, что мои люди не застанут тебя живой.

Кожа Рахель теперь была покрыта еще большим количеством шрамов.

— Я часто была на грани. Теперь моя жизнь принадлежит тебе. — Рахель смотрела на нее с почтением.

Несколько месяцев назад Бруния отказалась бы от такого предложения, но сейчас она уже знала цену преданных подданных и радостно кивнула.

— Твоя дружба в лагере спасла мне жизнь. Я лишь возвращаю долг.

Вечер они провели вместе, и впервые за много лет Рахель смогла нормально поесть. Она рассказывала о лагере и о том, что ордынцы стали непредсказуемыми. Почти все женщины, с которыми Бруния разделяла судьбу, были мертвы, а новых женщин не привозили. Принцесса решила немного отложить свою поездку в Вормс, сделав по пути крюк.

— Лагерь рабынь не должен тебя интересовать, — заявила Видящая, возникнув перед кроватью Брунии утром. — Сейчас важны Зигфинн и Хурган.

— Ты же видела лагерь. Я там жила. Если мы будем переходить через границу, то сможем сделать там остановку.

Видящая немного подумала над этим, но решила не переубеждать принцессу. Брунию не стоило ругать ни за гордость, ни за сочувствие. В это время и то и другое было редкостью.

— Ты отослала гонца из Фъеллхавена ни с чем, — заметила Видящая.

Бруния подозревала, что разговор зайдет об этом.

— Союз слабых провинций, которые вместе не станут сильнее? Глупая затея.

— Ты же знаешь, откуда все это идет, — возразила Видящая. — Из Исландии.

Конечно же, Бруния об этом знала. Она была удивлена, увидев имя Кальдера на официальном документе. Король Исландии? Неплохой способ укрепить свою позицию. С другой стороны, она сомневалась, были ли его мотивы чистосердечными.

— Вы разделились, когда над вами нависла опасность умереть вместе. Что мешает тебе теперь встретить отца твоей дочери?

— Ты же сама это говорила, — раздраженно произнесла Бруния. — Он не отец Финны! И мы договорились, что поможем Зигфинну в Вормсе. Как только наступит подходящее время, я так и поступлю.

Видящая кивнула.

— Это столетие всех вас отравляет. Твоя часть драконьего амулета защищает тебя, но она становится слабее. Друзья превращаются во врагов, и в конце концов возникнет ненависть. Не следует ждать слишком долго с воплощением своего плана, иначе все, что было в тебе доброго, иссякнет. — Она сделала шаг назад, в тень, собираясь раствориться в воздухе.

— Погоди! — окликнула ее Бруния. — Я хочу сказать тебе, что благодарна за помощь, но, тем не менее, мне придется самой принимать решения.

Видящая кивнула.

— Так и есть. Решения будут твоими, как и вина, которая придет вместе с ними.

Эльза стояла на старой стене замка и любовалась Исландией. Ветер играл в ее волосах, вызывая приятные ощущения в теле.

С каждым днем Кальдер становился все могущественнее. Благодаря золоту ему удалось заполучить союзников, как она и планировала. Он собрал войско наемников, в то время как в стане ордынцев Хургана, к удивлению всех, царило спокойствие.

Эльзе предстояло править Бурантией вместе с Кальдером, и она не собиралась погружать королевство в смертельную скуку, как это делал Хурган. Ей надоело быть вечной игрушкой для отца, и если тридцать или сорок лет ей нравилось дурачиться, то в какой-то момент она поняла, что вечность — это очень долгое время и место рядом с троном может стать неудобным.

Ей поразительно просто удалось сманить Кальдера на свою сторону — пара страстных ночей, два ящика золота нибелунгов, убийство его лучшего друга. И вот повстанец уже превратился в беспощадного правителя, желавшего власти, которой пока не обладал. Когда они займут трон Бурантии, Эльза позволит ему править четыре или пять лет, а потом сама наденет корону, переступив через его труп.

Но пока что ей нравилось здесь, в Изенштайне. Ее завораживала черная вулканическая порода, а скудный пейзаж успокаивал. Временами, когда Эльза надевала кольцо Кальдера, она чувствовала свою связь с этим маленьким королевством.

Эта мысль была непривычно-радостной, поэтому она с раздражением отбрасывала ее в сторону.

— Это твоя страна. В этом времени, как и в любом другом, — сказала Видящая. Она сидела на небольшом стуле в конце хода крепостной стены. В ее пустых глазницах играл ветер.

— Твое присутствие начинает надоедать, — с упрямством прошипела Эльза. — Исландия для меня ничего не значит. Когда мы займем Бурантию, она может преспокойно опуститься на дно морское.

— Ты вновь называешь себя Эльзой, — заметила Видящая.

— Эльза, Элея… это было необходимо, чтобы обмануть Кальдера. Если бы я назвала ему свое настоящее имя, он не принял бы меня с такой радостью.

— И какое же твое настоящее имя? — осведомилась Видящая. — Разве не Эльзой тебя нарекли перед старыми богами? За это столетие вы просто забыли свои собственные имена.

— Элея — дочь Хургана, — зло произнесла Эльза. — А Эльза правит вместе с Кальдером этой отвратительной Исландией.

— Эльза была счастлива здесь в другом времени, — улыбнулась Видящая. — Возможно, эхо давно забытого ощущения и привязывает тебя к этой стране. Эльза, которой ты не являешься, была хорошей королевой Исландии, и люди любили ее.

— Мне достаточно того, чтобы меня боялись, — пробормотала Эльза и впервые в жизни поняла, что лжет. — Гадарик предсказал мне смерть отца. После этого я взойду на трон и буду править всеми землями от гор до моря.

Видящая встала со стула.

— Ты позволила нибелунгам сделать себя их орудием. Им надоел Хурган, и они хотят использовать тебя в качестве новой королевы.

— Я делаю то, что считаю нужным.

— Умение нибелунгов как раз и заключается в том, чтобы заставлять людей думать так, — возразила Видящая.

— Почему бы тебе в конце концов не оставить меня в покое? — рявкнула принцесса Бурантии.

Видящая кивнула.

— Именно так я и поступлю. И ты останешься одна. Совсем одна.

Ее стройная фигура растворилась в тени.

Повернувшись, Эльза отчаянно крикнула ветру:

— Гадарик!

— Не старайся, — донесся до нее шепоток, пролетевший над стенами. — Он больше не придет.

11 ЗАМОК ДРАКОНА

Зигфинн обнял Глисмоду, печалясь о ее сыне Никетасе. Он хотел попрощаться. На спине у принца висел меч Нотунг, а борода казалась ему признаком собственной зрелости.

— Останься со мной, — попросила Глисмода. — То немногое, что есть у меня в этой жизни, я хочу разделить с тобой.

Зигфинн нежно погладил ее по волосам.

— Ты заслужила большего, Глисмода. И я здесь, чтобы дать тебе это. Но для начала Хурган должен умереть.

— Разве я и так уже не потеряла все? Неужели еще и ты должен погибнуть под клинками Орды?

Зигфинн не ответил. Он и сам не знал, как ему подобраться к Хургану, но смерть Никетаса напомнила ему, что нельзя терять время. Зигфинн не мог ждать Брунию и Кальдера. Теперь все зависело только от него. И у него был меч его рода.

— Могу ли я молиться за тебя? — спросила Глисмода. — И какому богу?

Зигфинн кивнул.

— Любому богу, в которого ты веришь. Может быть, он ниспошлет нам милосердие, в котором ранее отказывал. — Он наклонился, собираясь выйти из комнаты.

— Рагнар, пожалуйста…

Он в последний раз оглянулся.

— Не молись за Рагнара. Молись за Зигфинна.

Она не поняла, что это означает, но кивнула.

Зигфинн обошел три патруля ордынцев, прячась от них в переулках. Все было так, как говорила Глисмода. Воины напоминали бешеных собак, сорвавшихся с цепи. Они даже шли не в ногу и с яростным наслаждением протыкали копьями любого, кто не успевал уклониться. Демоны взяли полный контроль над телами людей и пользовались этим.

Даже безлунной ночью замок легко было найти. Его чернота выделялась на небе среди звезд, и чем ближе Зигфинн подходил к деревянным подпоркам, тем меньше людей встречалось на улицах. Замок был воплощением жестокости и смерти, и любой разумный человек старался его избегать.

Здесь было с десяток больших и маленьких лестниц, вившихся вокруг подпорок, которые висели на тяжелых канатах или поднимались прямо к стене. Каждая лестница охранялась по меньшей мере тремя ордынцами с обнаженными клинками.

У Зигфинна не было ни стратегии, ни плана, как победить Хургана. Он еще никогда не видел тирана и понятия не имел о том, как его охраняют. Принц лишь сознавал, что такова его судьба и что судьба хранит тех, кто не заставляет ее ждать.

— Не стоит думать о судьбе, — раздался чей-то голос, и рядом с Зигфинном появился Регин. — Вы, люди, всегда думаете только о судьбе. — Он вздохнул.

— Ты хочешь меня отговорить?

— Во имя богов, нет! — Регин поднял руки. — Но когда вы начинаете говорить о судьбе, то всегда имеете в виду неизбежность. Как будто вопрос о том, победишь ли ты Хургана, уже давно решен.

— А разве нет?

Регин устало сплюнул на землю.

— Я же рассказывал тебе об игре, Зигфинн. Нам, нибелунгам, нравится нарушать правила, но люди могут вообще отказаться от игры. Никто не может заставить тебя вступить в бой с Хурганом.

— У меня что, есть выбор? — удивился Зигфинн.

— Ну, можешь наложить на себя руки, — рассмеялся Регин. — Тогда все закончится и Хурган тебя не победит.

Зигфинну показалось, что Регин над ним насмехается. Во всяком случае о самоубийстве юноша даже не помышлял. В конце концов он решительно направился к замку, все больше погружаясь в темноту, но Регин схватил его за руку.

— Я вот что хочу тебе сказать. Видишь ли, на пути всегда есть какие-то ответвления. И если попадешь на улицу, мощенную камнем, то позаботься о хороших башмаках. — Он что-то достал из заплечной сумки.

Это был золотой шлем, который Зигфинн заметил в пещере нибелунгов.

— Что это?

— Башмаки. — Регин ухмыльнулся. — В этом волшебном шлеме ты будешь невидим для людей, не обладающих магией. Так тебе легче будет пробраться в замок.

Отвернувшись, Зигфинн пошел дальше.

— Все это штучки нибелунгов. За них всегда приходится платить больше, чем получаешь. Я знаю эти истории.

Регин поспешил за ним.

— Не глупи, Зигфинн. Проклятие золота нибелунгов ложится только на того, кто берет его без разрешения. Я нибелунг, и я дарю его тебе.

Зигфинн опять остановился.

— Почему я должен тебе верить? Как отличить честного нибелунга от лживого?

— Существует то, чего ты не знаешь об этом мире, — с непривычно серьезным видом заявил Регин. — Ужасные вещи, от которых плачут даже боги. Когда ты столкнешься с Хурганом, ты поймешь, о чем я говорю.

Взяв шлем, принц недоверчиво взвесил его на ладони.

— И что мне с ним делать?

— Просто надень его, — ответил Регин. — Пока ты в этом шлеме, тебя никто не увидит, но помни, он не защитит тебя ни от Хургана, ни от Фафнира, потому что они оба владеют магией.

Зигфинн вздохнул.

— Так, значит, ты думаешь, что мне удастся победить тирана?

Подумав, Регин кивнул.

— Хурган должен умереть.

Зигфинн протянул ему руку.

— Тогда поклянемся друг другу в верности.

Нибелунг, не раздумывая ни секунды, пожал ему руку.

— Знаешь, никто не верит в верность нибелунгов. Но если она чего-то и стоит, то я могу обещать ее тебе.

— Я отправлюсь в путь, чтобы выполнить свое предназначение.

— Да, и еще кое-что, — с трудом выговорил Регин. — Когда ты увидишь то, о чем я не должен говорить, не медли ни мгновения. Сделай то, что подскажет тебе сердце.

Остаток пути к замку Зигфинн размышлял над этим. Он был рад найти союзника в своей борьбе, но слова Регина его растревожили.

Улицы, по которым он проходил, стояли в руинах. То, что было построено неподалеку от замка, лишилось жизни. Под тенью Хургана людям не было места, и некоторые опорные колонны замка были вбиты прямо в крыши домов. Если раньше замок Драконья Скала напоминал Зигфинну паука, то теперь он показался ему похожим на клеща, впившегося в тело Вормса и высасывавшего из него жизнь.

В темноте послышалось хрюканье. Один из стражников его заметил. Факелы, развешанные вдоль улицы, не давали возможности спрятаться. Ордынец приближался к нему с недоверчивым видом. Выглядел он довольно странно. Полудемон, служивший Хургану, не мог удерживать свою форму, и его тело постоянно трансформировалось, покрываясь пузырями. Лицо превращалось то в морду демона, то обратно в человеческое, словно внутри велась какая-то борьба.

Зигфинн свернул в переулок, понимая, что стражник последует за ним. Но если волшебный шлем действительно делает его невидимым, как говорил Регин, то это не станет проблемой. Надев золотой шлем, принц почувствовал легкую щекотку. Ему показалось, будто его лицо закрыла тонкая кольчуга. На мгновение у Зигфинна закружилась голова. Его зазнобило.

Он посмотрел на себя… и ничего не увидел.

Несмотря на темноту, он должен был разглядеть хотя бы очертания своего тела. Но там ничего не было. Казалось, будто он состоит из стекла или прозрачной родниковой воды.

Ордынец с ворчанием зашел в переулок, и Зигфинн затаил дыхание. К счастью, тут так воняло, что полудемон не мог полагаться на свое обоняние, поэтому вернулся на свой пост.

Тихо вздохнув, Зигфинн подумал, что стоило бы провести некоторое время за изучением удивительного шлема, но успех придал ему сил, и он решил, что нужно действовать этой же ночью. Принц подумал о Брунии и Кальдере. Очевидно, им не удалось добраться до Вормса, и нужно было исходить из того, что они мертвы. Он отомстит Фафниру и Хургану и за это тоже.

Никем не замеченный, Зигфинн пробрался мимо десяти ордынцев. В темноте он не мог внимательно смотреть себе под ноги, и поэтому время от времени под ними шуршали камни или потрескивали ветки. Однако благодаря шлему эти звуки не привлекали внимания стражников. Не видя опасности, они считали, что все в порядке.

Так как ордынцы маршировали по деревянным лестницам вверх-вниз, Зигфинну хотелось избежать этого пути, чтобы не оказаться между ними в ловушке. Демоны, возможно, и не видели его, но точно обнаружат, если невзначай наткнутся на него. Принц схватился за канат из строительных лесов и начал взбираться вверх. Канат врезался ему в руку, но Зигфинн, не останавливаясь, упорно лез вверх. Время от времени он подбирался к узлам, скреплявшим канат с другими канатами, и тогда приходилось решать, в какую сторону двигаться. Бывало так, что два каната находились рядом друг с другом, и он мог опереться на них ногами. В другие же моменты он просто повисал над Вормсом. Зигфинн мысленно поблагодарил своих исландских учителей, придававших большое значение его физическому развитию.

Локоть за локтем Зигфинн поднимался к основанию замка, стараясь следить за тем, чтобы не потерять волшебный шлем и Нотунг. Задача осложнялась, поскольку принц не видел своего тела и ему приходилось хвататься за канат вслепую. Время от времени принц просчитывал расстояние, понимая, что он лишь чудом до сих пор остается в живых.

Потребовалось почти три часа, чтобы достигнуть ворот замка, где деревянные подмостки переходили в каменные стены. Только через эти ворота можно было попасть в замок Драконья Скала. Ударив рукоятью Нотунга в дверь, Зигфинн отошел в сторону. Ворота приоткрылись, но ордынец остался стоять в проеме, и Зигфинн не знал, как ему пробраться внутрь. Подождав, пока воин уйдет, принц опять заколотил в дверь. Стражник, явно выведенный из себя подобными шутками, вышел за ворота на три шага, и Зигфинну удалось проскользнуть мимо него. Принц задумался над тем, не зарубить ли ему стражника. Это доставило бы ему удовольствие, но он решил не привлекать к себе внимания раньше времени.

Так Зигфинн сделал первые шаги в средоточии власти Хургана, в замке своего врага Драконья Скала, сердце всех несчастий, обрушившихся на Вормс, Бурантию и континент в целом.

Принц осторожно двигался вперед. На стенах не было ни флагов, ни картин, ни резных орнаментов, лишь коптящие факелы с подрагивавшими огоньками. Этот замок явно не строили для того, чтобы его жителям было здесь уютно. Это была крепость, символ вечного порабощения. Тут отсутствовали двери, и те, кто исполнял свои обязанности, всегда находились под наблюдением. Тайны могли быть только у короля, чьи покои, по мнению Зигфинна, располагались на самом верху замка. Тираны не станут терпеть кого-то над собой.

И тут появился патруль! По коридору шли три или четыре ордынца. Они шагали не в ногу, но двигались осторожно. Не было места, чтобы укрыться. Поспешно отступив, Зигфинн зашел в небольшую комнату, чтобы подождать, пока стражники пройдут мимо. Прислонившись к стене, он заметил, что она теплая, но не настолько, как в Исландии. Это тепло не успокаивало, не дарило покоя и уюта. Такое тепло напоминало об ожоге, о смерти и страданиях.

Зигфинну показалось, что он поднимался по лестницам внутри замка даже дольше, чем по строительным лесам. В боку кололо, будто он совершал восхождение на гору, и действительно, воздух стал более разреженным. Хурган позаботился о том, чтобы подняться как можно выше над своим народом.

Наконец принц очутился в широком коридоре, стены которого были украшены щитами и копьями. Видимо, он постепенно приближался к своей цели. Справа виднелась большая дверь с кованым кольцом, а слева — лестница, которая вела в самую высокую башню замка. Учитывая, что была уже ночь, Зигфинн решил отправиться в покои короля, потому что в тронном зале в такое время, конечно же, никого нет…

Вон там! Какой-то звук!

Остановившись, Зигфинн прислушался. Звук доносился из зала за дверью. Чьи-то шаги, какие-то шорохи. Теперь он расслышал это точно.

Принц приблизился к двери. Петли были хорошо смазаны, и, возможно, он мог потянуть за кольцо, не подняв шума. С другой стороны, сейчас, когда он был почти у цели, невидимость ему не поможет. Зигфинн дернул за железное кольцо, и дверь беззвучно открылась, так что он пробрался в комнату.

Как он и подозревал, это был тронный зал Хургана.

Это было круглое помещение невероятных размеров, увенчанное куполом, терявшимся в темноте. На стенах сияли двенадцать факелов, между которыми разместились металлические шипы, покрывавшие все стены. Тут не было ни стульев, ни столов. В противоположной стене зала он заметил дверь, ведущую на каменный балкон, откуда открывался вид на весь Вормс. В самом центре зала возвышался трон, стоявший на пьедестале. Древесина была украшена резьбой, и в мерцающем свете факелов Зигфинну показалось, что резьба отделана человеческими костями.

Зигфинн мог спокойно осмотреть все это, так как дверь, в которую он вошел, располагалась непосредственно за троном. Видимо, тирану казалось полезным, что посетители видят его не сразу.

Но было и еще кое-что. В тени за троном стояла клетка, накрытая кожаным покрывалом. Оттуда доносилось какое-то шуршание. Зигфинн осторожно сделал шаг вперед.

— Я не сразу узнал тебя, — донесся хриплый голос, и Зигфинн от удивления отпрыгнул на пару шагов назад. — Не волнуйся, мы тут одни. Ну, почти.

И действительно, Зигфинн не увидел тут стражников, которые должны были защищать короля. Никто не был готов пожертвовать ради Хургана своей жизнью.

— А этот дурацкий волшебный шлем уже можешь снять, — фыркнул тиран. — Тут он тебе ничем не поможет.

Держась поближе к стене зала, Зигфинн пошел вперед, собираясь встретиться с Хурганом лицом к лицу. Левой рукой сняв с головы шлем, он правой вытащил из ножен Нотунг. Меч завибрировал, словно радуясь вот-вот готовой пролиться крови.

Некоторое время принц и правитель смотрели друг на друга, пытаясь увидеть что-то знакомое. Хургана удивила юность и явная неопытность своего врага, Зигфинна же поразили жилистость и подтянутость Хургана, что явно не соответствовало его возрасту.

— И, конечно же, светловолосый, — прошипел король. — Как всегда. Светловолосый, с горящими глазами и огнем в душе.

— Я Зигфинн, принц Исландский, потомок Зигфрида Ксантенского, — гордо заявил Зигфинн.

В этот момент Зверь в клетке проснулся и, поскуливая, начал дергать цепь.

— Не очень-то он радуется твоему визиту, — ухмыльнулся Хурган. — В этом мире нет потомка ксантенца.

— Этот мир — ложь.

— Кто это говорит? — Хурган приподнял брови. — Ты? Три миллиона жителей Бурантии возразят тебе, как и сто лет истории.

— Эта история — ложь, — твердо произнес Зигфинн. — Она была придумана, чтобы лишить Зигфрида его победы, а Бургундию — блистательного будущего.

— Я уверен, что именно так ты и думаешь. — Хурган откинулся на спинку трона. У него даже оружия в руках не было. — Но задумайся на мгновение. Какова вероятность того, что это ты сошел с ума? Что твое больное сознание навевает тебе образы памяти, которой на самом деле нет?

— С моей памятью все в порядке! — рявкнул Зигфинн. — Я — Зигфинн Ксантенский, принц Исландский, потомок…

— Исландия — мертвый остров, — перебил его Хурган. — Может быть, все дело в этом? Скорее всего, твое сознание просто не может справиться с тем фактом, что все твои близкие погибли.

Зигфинн отер пот со лба. Хурган хотел проникнуть в его мысли, посеять в нем сомнение. Нет, ему это не удастся.

— Я знаю о твоем договоре с нибелунгами и с богами.

— Ты ничего не знаешь, — прорычал король. — Тебя там не было. Ты этого не видел и не пережил.

— Я сделаю Бургундию такой, какой она была и какой должна быть, — твердо произнес Зигфинн. — И первым шагом к этому станет твоя смерть.

Кряхтя, Хурган поднялся с трона и попытался придать себе торжествующий вид.

— Ты знаешь, кто я такой.

— Хурган Бурантский, — кивнув, подтвердил Зигфинн.

— Просто Хурган?

Зигфинн уже давно думал об этом, изучая хроники Халима. Он вспомнил участников событий, происшедших сто лет назад неподалеку от леса нибелунгов. Сопоставив их с теперешними героями, можно было сделать простой, но поразительный вывод.

— Ты Хаген из Тронье.

Замерев, Хурган слегка склонил голову.

— Повтори это еще раз.

— Ты Хаген из Тронье, предатель бургундского двора, прислужник нибелунгов и убийца Зигфрида Ксантенского.

Королю нравилось слышать это имя, которое он сам почти забыл. Хаген. Хаген из Тронье. Он удовлетворенно кивнул.

Казалось, что Хурган вновь отыскал себя, нашел путь к старому бургундскому двору.

— Я Хаген, это правда. За десятилетия это имя изменилось, и никто не спрашивал почему. Хаген, Хурган, Элея, Эльза, Бургундия, Бурантия… какая разница? Значение имеет лишь мой поступок, который делает мне честь.

— Ты предал своего короля и свой народ, — в ярости прошипел Зигфинн.

Хурган, вновь ставший Хагеном, поднял руки.

— Я всегда был верен только королевству. Сейчас Бургундия прекрасна как никогда. Это величайшая сила на континенте. Я создал то, что не удалось Гундомару и другим идиотам.

— Но ты шел по трупам, — заметил Зигфинн. — Ты осмелился поднять руку на священную неприкосновенность времени. Я отомщу тебе за смерть моего предка. Сегодня ночью ты умрешь, Хаген из Тронье.

Хаген рассмеялся. Он смеялся звонко, совсем по-юношески. Сложив на животе затянутые в черные перчатки руки, он просто-таки захлебывался смехом. Слезинка скатилась из его левого глаза, оставив влажный след на щеке. Запыхавшись, король в конце концов заставил себя остановиться.

— И ты… ты пришел сюда поэтому? Чтобы отомстить за смерть Зигфрида?

Помедлив, Зигфинн собрался с силами и поднял меч над головой.

— За Зигфрида!

Привычным легким жестом Хурган повернулся и отсоединил тяжелую цепь от трона. Послышался шорох, зазвенели металлические звенья. Когти взрезали кожаное покрывало, и клетка со звоном распахнулась. Что-то покатилось по каменному полу.

Зигфинн очутился лицом к лицу со Зверем.

На самом деле это был человек.

Густые светлые волосы ниспадали по плечам до колен, переходя в бороду и волосы на груди и лобке, так что создание казалось покрытым мехом. С клыков во рту стекала пена, под покрытой шрамами кожей бугрились мышцы. Желтые ногти, сломанные во многих местах и окруженные кровоподтеками, напоминали волчьи когти.

А еще глаза.

Они сияли, как полная луна, ясные и светлые, но зрачки затенялись багровыми полукружьями. Глаза двигались независимо друг от друга, неестественно подергиваясь. Существо, видимо, не обладало разумом. За этими зрачками царило вечное безумие.

Зверь, волк — и все же человек.

Охваченный ужасом, Зигфинн замер на месте.

— Если ты хочешь отомстить за Зигфрида, — злорадно ухмыльнулся Хаген, — то почему бы тебе не обсудить этот вопрос сперва с ним самим?

Рука с Нотунгом отяжелела. У Зигфинна не было причин верить Хагену, но все же он знал, что тот говорит правду. Кровожадный Зверь, уже собравшийся совершить прыжок, был Зигфридом Ксантенским…

Бруния проснулась, как обычно просыпается мать, услышавшая крик своего ребенка, но Финна спокойно спала в своей колыбели. Правительница почувствовала, что половинка драконьего амулета у нее на груди нагрелась.

Что-то происходило. Именно в этот момент. Она ощущала это явственно и отчетливо.

Поспешно одевшись, Бруния подобрала волосы и позвала стражников. Звуками труб придворным было велено явиться в тронный зал. Стояла глубокая ночь, но Бруния уже сидела за столом, за которым днем обычно решала вопросы в провинции Венден. Как всегда, первым появился магистр оружия Маивольф, за ним пришла Рахель. Зал постепенно наполняли советники и генералы, управляющие и придворные дамы.

По приказу Брунии Маифольф расстелил на столе огромную карту континента, где Венден был лишь жалким клочком земли, а Бурантия огромным королевством.

— Поездка в Бурантию, о которой я вам уже рассказывала, переносится на другое время, — резко заявила правительница. — Я не думала, что ожидаемые мной события в этой стране произойдут так быстро.

Советники переглянулись. Маивольф и Рахель посмотрели на Брунию скептически. Наконец магистр осмелился спросить:

— Моя повелительница, мы на вашей стороне. Но зачем эти ночные сборы? Почему бы нам не обдумать все планы утром?

— Утром мы уже будем в пути, — спокойно ответила Бруния.

По залу прошел гомон.

— Разбудите солдат, раздайте им оружие и приготовьте лошадей.

Рахель опустила ладонь на руку Брунии — жест друга, не дозволенный никому другому.

— Но это же верная смерть, моя повелительница.

Слово взял старый военачальник Гербольд:

— Когда мы приблизимся к границе, ордынцы вырежут нас до последнего. Мы словно муха, атакующая медведя. Дайте нам хотя бы намек на тактику или план!

— Время раздумий прошло. Этой ночью все изменилось, и если мы хотим построить новый мир, то должны заняться этим без промедления.

Брунии было всего девятнадцать лет, но она имела статус правительницы провинции и обладала голосом королевы.

— Я могла бы отдать вам приказ выступать в поход. Потребовать от вас этого, ведь я ваша правительница. Но теперь все будет по-новому, и все в наших руках. Поэтому я попрошу вас о вашей верности, вашем доверии и вашей помощи. Туда не должны идти люди, которые не хотят этого делать. Вы можете покинуть этот зал, не осквернив себя позором.

Она подождала. Минуту. Две. Но никто не ушел. Как Лаэрт был правителем Вендена, так и Бруния стала здесь повелительницей. Она удовлетворенно кивнула.

Три часа спустя около пятисот солдат, не выспавшиеся и сбитые с толку, направились к границе. Во главе войска ехала Бруния, хотя имела право оставаться в тылу. Слева от нее была Рахель, а справа — Маивольф. На спине в мешке из меха и дубленой кожи принцесса везла Финну.

Брунию вела интуиция, хотя она и думала, что подчиняется своему разуму. Возможно, Гербольд прав и солдаты остановят их уже на границе. Но ей казалось, что Зигфинн зовет ее в Вормс. Она много месяцев ожидала знамения, и наконец-то это произошло.

Зигфинн и Зигфрид не могли быть равными в бою, ведь юный принц уступал гиганту по силе и ярости. Чудовище щелкало челюстями и пыталось придушить Зигфинна, так что принцу оставалось лишь уклоняться, отпрыгивать в сторону и стараться, чтобы между ним и Зверем оставался трон. А ведь этот Зверь якобы был его предком.

— Что такое? — рассмеялся Хаген. — Твое мужество оставило тебя? Вступи в бой с Зигфридом, раз уж ты собирался сражаться от его имени!

Зигфинну нужно было время, чтобы обдумать увиденное и все понять. Время, чтобы спросить себя, что же Хаген и нибелунги сделали с Зигфридом, почему король Ксантена превратился в чудовище, жаждущее крови?

— Убей его! — завопил Хаген, и Зигфинну показалось, что он обращается к нему. — У тебя есть Нотунг, и судьбой тебе уготовано воспользоваться им.

Зигфрид сгруппировался и бросил вперед свое воняющее экскрементами тело. Он двигался на четырех конечностях, потому что за долгие годы, проведенные в клетке, разучился ходить прямо. Зигфинн откатился влево, натолкнувшись на железный шип в стене. Но сейчас не было времени обращать внимание на боль. Принц собирался вступить в бой, в котором не мог победить.

Он стоял с Зигфридом лицом к лицу.

— Я не хочу этого, — выдохнул он. — Слышишь? Я этого не хочу.

Зигфрид облизнулся. Его губы были покрыты шрамами от собственных острых клыков.

— Я не уверен, есть ли в нем хоть что-то, чтобы он мог тебя услышать, — усмехнулся Хаген. — Убить его было бы легко, но намного большее значение имела победа, благодаря которой мне удалось сделать великого героя Ксантена своим домашним животным.

Словно волк, загнавший добычу в угол, Зигфрид неспешно осмотрел своего противника. Он двигался с удивительной ловкостью, упираясь кулаками в пол, чего трудно было ожидать от его массивного тела.

Зигфинн наугад ударил Нотунгом своего предка, но тот с легкостью уклонился. Принц не нанес ему ни раны, ни даже царапины.

Еще одна попытка.

Зигфрид с такой силой парировал удар, что Зигфинн почти потерял равновесие. Чудовище зарычало. И все же… Зигфинн заметил, что Зверь не сводит своих безумных глаз с Нотунга. Чтобы проверить это, принц повел мечом влево и вправо, и действительно, Зигфрид обращал больше внимания на лезвие, чем на своего противника.

Сделав ложный выпад, Зигфинн прыгнул в сторону и, перекатившись, атаковал соперника.

Клинок богов прорезал кожу чудовища, обнажая плоть.

Зверь зарычал, и Зигфинн попрощался с мыслью о том, что в этом облике еще можно увидеть человека.

— Кровь… наконец-то кровь! — закричал Хаген, радуясь такому зрелищу. — Пусть ощутит клинок, который сам же и выковал!

Зигфинн ненавидел тирана. Он хотел поскорее победить Зигфрида, чтобы стереть с лица Хагена эту усмешку. Из-за этого испытания он станет убийцей короля… Эта мысль заставила принца замереть на месте.

Его сердце было не согласно с яростью в крови. И разве не странно, что Хаген сам подталкивает его к убийству Зигфрида? Несмотря на боевой запал, Зигфинн заставил себя подумать о происходящем. Клинок, который он сам когда-то выковал… делай то, что подсказывает тебе сердце… Ничто в этом мире и в этом времени не оставалось правильным, и, возможно, не стоит делать то, что кажется единственным решением… Зигфинн лихорадочно размышлял. Перед глазами у него расплывались цветные круги, а рука безотчетно двигалась, делая атакующие выпады.

Он посмотрел на чудовище. Оно, казалось, колебалось, не зная, что делать дальше.

Зигфрид был владельцем Нотунга и победителем дракона. Он был и должен был им остаться. Только в этом странном королевстве, созданном нибелунгами и богами, заключившими мрачный договор, Зигфриду не была уготована эта судьба.

Почему он сразу не догадался? Ведь это само собой разумеется!

Глубоко вздохнув, Зигфинн встал на колени. Закрыв глаза, он протянул вперед Нотунг так, как подавали меч королям.

— Возьми свой меч, благородный Зигфрид… — дрожащим голосом начал он. — Для тебя я забрал его из леса нибелунгов, чтобы завершить то, чему предстоит завершиться.

Чудовище подошло поближе, рыча и принюхиваясь. Оно три раза ударило принца лапой, которая когда-то была рукой, но ни разу удар не попал в цель.

— Убей его! — взвизгнул Хаген. — Кто-нибудь, убейте уже кого-нибудь!

Зигфрид опустил левую руку на лезвие и не заметил, что порезал покрытые роговым наростом пальцы. Затем его правая рука коснулась рукояти Нотунга и его пальцы сомкнулись на ней, как пальцы воина!

Но вместо того чтобы закричать в триумфе и вскинуть меч над головой, Зигфрид упал перед своим потомком на колени. Безумный огонек в глазах погас. Зигфрид искал покоя и воспоминаний в блеске Нотунга.

В теле Зверя просыпался человек.

Вскочив, Хаген побежал на балкон.

— Фафнир! — рявкнул он, хотя дракона следовало призывать не голосом. — ФАФНИР!

Зигфрид медленно отвел взгляд от меча и посмотрел на Зигфинна. Его голос звучал хрипло — за эти долгие годы он разучился говорить.

— Мой… меч…

— Твой меч, — прошептал Зигфинн, благодаря богов за оказанную ему честь, за то, что ему довелось сейчас говорить с величайшим воином всех времен.

— Что… что со мной… со мной случилось?

— Тебя предали боги и лишили рассудка, чтобы ты не заметил предательства.

Хаген следил за происходящим с балкона, и его черное сердце объял страх, которого он не чувствовал уже много лет. То, что Зверь больше не подчинялся его приказам, само по себе было ужасно, но то, что теперь Зверь собирался напасть на него, было просто кошмаром.

С рассудком к Зигфриду вернулась и ярость, но ярость уже не бешеного зверя, а воина, готового вступить со своим врагом в честный бой. Казалось, он впервые увидел и понял, за чьим троном сидел долгие годы.

— Ха… ген, — медленно и протяжно произнес он.

Пришел час расплаты.

Но так легко правитель Бурантии сдаваться не собирался. Он злорадно улыбнулся, ощутив порыв ветра от кожистых крыльев. За его спиной появился Фафнир, который приближался к Драконьей Скале и готов был сжечь своим огненным дыханием любого, кто посмел выступить против тирана.

— Ага! — Хаген вскинул руку. — Начнем следующий поединок! Падите пред ликом дракона!

Горящие глаза Фафнира, словно два факела, висели в воздухе за спиной у короля. Его крылья ритмично поднимались и опускались.

Зигфинн до сих пор не знал, что ему делать. Где Регин, который мог бы помочь ему советом?

— И что же теперь случилось с родом Зигфрида? — хмыкнул Хаген. — Вам что, двоим не хватает мужества убить одного старика?

Зигфрид впервые за много лет выпрямился, встав в полный рост. Искривившиеся кости захрустели, какие-то мелкие косточки даже сломались. Он перебросил Нотунг из левой руки в правую, будто стараясь вспомнить, как обращаться с мечом. Упершись босыми ногами в пол, ксантенец, ссутулившись, побежал на Хагена, и с его губ сорвался крик, напоминавший звериный.

Улыбка застыла на лице тирана, и он в панике оглянулся на Фафнира. Дракон, видимо, не собирался воспользоваться своим огненным дыханием. Судя по всему, змей сам опешил, узнав в Зигфриде своего давнего врага. Словно жалкая прачка, Хаген закрыл руками голову, ожидая смерти.

Но Зигфриду нужен был не он. Ноги пронесли его мимо Хагена, спружинили, коснувшись перил балкона, и унесли в ночное небо над Вормсом. Какое-то мгновение он висел в воздухе, но не успел упасть в бездну. Герой врезался в тело Фафнира и левой рукой схватился за чешую на шее дракона. От удара их обоих — и Зигфрида, и чудовище — отнесло в сторону. Дракон лихорадочно засучил крыльями, чтобы не упасть. Зигфрид воспользовался его замешательством и забрался к нему на спину.

Наблюдая за этой дуэлью, Хаген отошел на два шага назад, выйдя за пределы балкона. Его лицо стало белым как мел. Казалось, он стареет на глазах.

Зарычав, Фафнир стал мотать головой, чтобы стряхнуть Зигфрида, но тот крепко сжимал ногами его шею. Он повернул меч в руке, чтобы вонзить его в голову чудовища. Дракон, опасаясь за свою жизнь, сложил крылья и камнем упал вниз, так что Зигфриду пришлось сосредоточиться на том, чтобы не свалиться на землю. Они скрылись из поля зрения, и с балкона их уже не было видно.

Хаген, не обращая внимания на присутствие Зигфинна, поспешно подошел к трону и вытащил из чаши драконий глаз. Там почти ничего нельзя было разглядеть. Изображение раскачивалось и в основном состояло из темных пятен. Тиран потряс глаз, будто пытаясь таким образом заставить дракона успокоиться.

— Фафнир!

Очевидно, Хаген видел, что его власть тает, что прошлое догоняет его и сейчас он не властен даже над собственным тронным залом. Король в отчаянии сжал глаз дракона, потому что понимал: он не в силах помочь Фафниру в его последней великой битве.

Хаген не увидел кинжала, который Зигфинн снял с пояса, и только когда лезвие вошло в драконий глаз и тот померк, король обратил внимание на стоящего рядом с ним принца Исландии.

Боль в глазу сказалась и на Фафнире, и откуда-то с небес послышался протяжный рев, который разнесся над Вормсом. В ночь ударили несколько слабых струй огня, освещая бой.

То, что происходило в Вормсе, напоминало камень, брошенный в озеро. Волны расходились по всему королевству, и каждый это чувствовал, если был достаточно внимательным. Элея Бурантская, рожденная под именем Эльза Тронье, закричала, как будто должна была вот-вот родить ребенка. Кальдер, находившийся рядом, обнял ее.

— Тебе приснился плохой сон?

Эльза едва могла дышать. Казалось, ее грудь сдавили металлические клещи. По бледной коже лился пот, а страх вытеснил все мысли о похоти или волшебстве.

Свершилось.

— Хурган умирает, — с трудом выдохнула она. — Фафнир умирает. Бурантия падет.

— Ты уверена? — Кальдер привык доверять прекрасной лгунье, но он не верил в силу ее снов.

— Собирай войска. Твое, датское… все! Пришло время выступать на королевство.

— Хорошо, — ответил Кальдер скорее для того, чтобы успокоить ее. — Я на этой неделе соберу военачальников…

— Сейчас! — словно обезумев, завопила Эльза. — Нужно заниматься этим сейчас!

Про себя она проклинала отсутствие Гадарика. Благодаря его магической силе они могли бы в мгновение ока перенестись в Вормс, чтобы самим стать свидетелями событий, но, судя по всему, нибелунги отреклись от Эльзы и теперь ей придется путешествовать вместе с жалким войском Кальдера.

Поцеловав ее обнаженное плечо, Кальдер заключил девушку в объятия.

— Что такого может случиться за один день? Марш до Вормса продлится несколько недель, и мы…

Повернувшись, Эльза впилась ногтями ему в шею. Сейчас в ее голосе не было ни любви, ни страсти.

— Ты глупец. Если когда-нибудь я захочу узнать твое мнение, то вырежу его из тебя вместе с твоим языком. Путешествие в Вормс откладывать нельзя.

А затем она поцеловала его, и этот поцелуй был столь долгим и страстным, что Кальдер и сам поверил, что хочет повести свое войско на Вормс.

Кальдер был слаб, и в этом была сила Эльзы.

12 ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА НА КОЖИСТЫХ КРЫЛЬЯХ

Вормс часто знавал беспокойные ночи. В этом городе вряд ли можно было насладиться мирным сном. То, что не уничтожали ордынцы, становилось жертвой мародерства. Каждый брал то, что ему было нужно, а не то, что ему принадлежало. Тут не было ни права, ни закона, ни чувства общности. По слухам, жители Вормса могли спать с одним открытым глазом, даже когда их дверь была тщательно забаррикадирована.

Но эта ночь была другой, и она произвела впечатление даже на тех, кто сам нес своим соотечественникам страдания. Пьяницы, вышедшие из таверн, заметили это в первую очередь. Тишину ночи не нарушала тяжелая поступь кованых сапог. Вначале это вызвало подозрение, но затем оказалось, что любопытных ждет интереснейшее зрелище. Ордынцы Хургана замерли на месте, как будто их сделали из глины и их тела высохли. Грудные клетки не поднимались, глаза не мигали. Полудемоны стояли не шевелясь. Жизнь ушла из них благодаря той же самой силе, которая вдохнула ее в эти тела.

Поползли слухи, поначалу люди перешептывались, затем заговорили громче. Открывались окна и двери. Какая-то маленькая девочка осмелилась уколоть ордынца шпилькой. Из тела не вытекло ни капли крови. Никакой реакции со стороны полудемона не последовало.

Люди выбежали на улицы, желая выяснить, что же происходит. Они могли не только увидеть, но и почувствовать происходящее. От наполнившей город магической энергии у людей дыбом становились волосы, а с Рейна дул свежий ветер, унося зловоние, — впервые за множество лет.

В переулке была и Глисмода. Она все равно не могла уснуть, так как беспокоилась за Рагнара — или его звали Зигфинн? Ей хотелось спросить его об этом. Женщине не пришлось выбирать путь — толпа несла ее туда, куда раньше никто не осмеливался идти. К замку. Казалось, будто жители Вормса слышали молчаливый зов. Им нужно было во что бы то ни стало быть у Драконьей Скалы.

Даже увидев столпы огня в ночном небе, они не восприняли это как сигнал к бегству. Фафнир беспомощно кружил над их головами. В нескольких шагах от Глисмоды какой-то мужчина крикнул:

— Смотрите! Кто-то сражается с чудовищем!

Ошеломленная толпа вскоре удостоверилась в этом и разразилась ликующими криками, наблюдая за крошечной фигуркой, вцепившейся в дракона и бившей его блестящим мечом.

Никто не знал имени кузнеца, который сотни лет назад потерпел неудачу в попытке убить Фафнира, но каждый понимал, как следует называть его сегодня ночью:

— Победитель дракона!

Толпа выкрикивала эти слова, как кричит военачальник своему войску, призывая его в бой, как кричит народ, прославляя мудрого короля:

— Победитель дракона!

— Победитель дракона! — шептала Глисмода, и ее голос становился все громче.

Вскоре улицы Вормса заполонили люди, дружно кричавшие с надеждой в голосе:

— ПОБЕДИТЕЛЬ ДРАКОНА!

Все их упования относились к Зигфриду, забывшему о риске для собственной жизни. В смертельном поединке с чудовищем Зигфрид вновь обрел самого себя. Старость отступила, и герой кричал, нанося Фафниру один за другим сильные удары. Дракон пытался сбросить Зигфрида, опалить его своим пламенем, но сопротивление было бесполезно.

В небе над Вормсом Зигфрид Ксантенский выиграл бой, проигранный сотню лет назад в лесу нибелунгов. Когда удары крыльев Фафнира стали слабее, герой вонзил острие Нотунга дракону между глаз и дернул рукоять меча так, что смог управлять движениями чудовища.

В первый и последний раз в истории человек оседлал дракона.

Хаген с отвращением отбросил взрезанный глаз и ударил Зигфинна кулаком в грудь, так что тот упал на спину.

— Идиот! Это мое королевство! Что ты тут вообще делаешь?!

Зигфинн откатился в сторону, следя за тем, чтобы не наткнуться на один из железных шипов в стене.

— Ничего я тут не делаю! Тут вообще никто ничего не делает! Этот мир лишь иллюзия, и он стал таким после того, как ты много лет назад лишил Зигфрида его победы!

— Так было предрешено! — завопил в ответ Хаген, вытаскивал из ножен узкий кинжал. — Мое правление длится уже больше сотни лет, а сколько бы продлилось правление Зигфрида? Да его бы и на сто дней не хватило! Тут был хаос! А я навел в стране порядок!

Мимо тронного зала пролетел Фафнир. В комнату ворвался ветер, и Зигфинн краем глаза увидел, как блеснул Нотунг, а на пол упали тяжелые капли багровой крови.

— Тут был мир! А ты развел тиранию! — Принц занес кинжал, но Хаген легко отбросил его в сторону своим сапогом.

— Мир? — возмутился Хаген. — Тут никогда не было мира! Мир — это время между двумя войнами, необходимое для того, чтобы собраться с силами. Мир гниет, как хлеб во влажном погребе, а война вечна!

Фафнир за окном завопил от боли.

Зигфинн поднялся на ноги.

— Хватит разговоров! Эта история завершится сегодня ночью!

Хаген призвал силы, подаренные ему нибелунгами, и наколдовал перед собой стену огня. Миллионы крошечных языков пламени защищали его от противника.

— Моей власти еще не пришел конец! — крикнул он, хотя на самом деле чувствовал, что магия лишает его сил.

Зигфинн не ощущал жара. Волосы на его теле не опалились, и поэтому он отважно прошел сквозь огонь.

— Ты властен только над этим миром, но не надо мной! Ты должен был бы понять это, когда твой дракон сбежал от нас! — воскликнул юноша, глядя, как развеивается заклинание.

— Элея! Гадарик! Орда! Нибелунги! Помогите мне!

— Они оставили тебя, Хаген! Никто больше не чтит твою власть!

Старый правитель отвернулся от Зигфинна и увидел, что к балкону приближается дракон. Зигфинн обхватил чудовище левой рукой за шею, и поэтому с губ Фафнира не срывалось пламя. От боли и ярости дракон даже не замечал, что сейчас налетит на каменную стену.

Боги замедлили для Зигфинна это мгновение, чтобы он мог насладиться им в полной мере. В пятидесяти метрах от балкона Фафнир открыл рот, собираясь исторгнуть пламя, но Зигфрид, поджидавший этого момента, занес Нотунг и, заметив в тронном зале Зигфинна, улыбнулся ему.

Затем он отпустил шею дракона, и тот смог пыхнуть огнем.

Сила огненного дыхания сбила Хагена с ног и пронесла по залу. Зигфинн успел укрыться за троном, защищавшим от огня. Вокруг бушевало пламя.

Тронный зал превратился в каменную печь. В нем все выгорело дотла.

Но пламя полыхало лишь пару секунд. Рассчитав время, Зигфрид вогнал Нотунг прямо Фафниру в лоб, и дракон умер в тот самый момент, когда его массивное тело врезалось в тронный зал. Дракон обрушил кусок стены, балкон и тяжелую двустворчатую дверь. Боковая стена развалилась, и в зал полетели обломки. На Зигфинна посыпались камни, а в легкие проникло облако пыли.

Голова Фафнира задела принца, отбросив его в сторону. Закрыв глаза, Зигфинн откатился вбок, чтобы не попасть чудовищу между челюстей. Острые камни порвали его одежду, оцарапав кожу. Левой ступней принц почувствовал, что прикасается к клыку в пасти Фафнира.

Но дракон не шевелился.

Наконец все стихло.

Пыль опустилась на пол, как свежий снег зимой. Приятный бриз задувал огоньки пламени, пожиравшие древесину разбитого трона.

В зале повисла мертвая тишина.

Зигфинн едва решался дышать, но в горле запершило, и он начал кашлять. Юноша мысленно подсчитывал сломанные кости, но повреждения были небольшими — пострадали пальцы, ребра и плечи. Покачиваясь, принц поднялся на ноги и отер пыль с лица, пытаясь продрать глаза.

Тронный зал Хагена был разрушен. Тут камня на камне не осталось, и среди руин валялись отвратительные куски мяса, вырванные из тела дракона. В смерти изуродованное чудовище выглядело ужасно, казалось, что от ударов у него под кожей сместились кости. Изо рта вывалился мясистый язык темно-зеленого цвета.

Зигфинн оглянулся в поисках Зигфрида и обнаружил его придавленным камнями. Реберная кость пробила кожу, а под грудной клеткой торчала чешуйка дракона, впившаяся в его внутренности. От удара ему пришлось не легче, чем Фафниру.

Но Зигфрид был еще жив.

Склонившись над ним, Зигфинн переложил неподвижное тело, чтобы Зигфриду было удобнее.

— Ты слышал? — выдохнул Зигфрид. — Ты… слышал, что они кричали?

Зигфинн не понимал, о чем говорит его предок, но все же кивнул.

— Победитель дракона! — Зигфрид закашлялся кровью. — Я… я…

— Зигфрид — победитель дракона, — тихо сказал Зигфинн.

Зигфрид сжимал правую руку, как будто ему чего-то не хватало. Зигфинн попытался отыскать Нотунг. Меч по-прежнему торчал у дракона между глаз. Упершись ногой в нос Фафнира, принц с трудом вытащил Нотунг и принес меч своему предку, с которым ему посчастливилось познакомиться.

— Теперь она… принцесса… — выдавил Зигфрид. — Кримгильда…

Это были последние слова, обрывки мыслей, воспоминания о времени без забот и боли.

Смех был настолько тихим, что Зигфинн вначале его не услышал. И все же кто-то смеялся. Кто-то радовался страданиям победителя дракона.

— Ну и зрелище! — Этот хрип лишь отдаленно напоминал голос Хагена.

Встав, принц покопался в обломках и нашел изуродованное до неузнаваемости тело тирана. Ударная волна насадила Хагена на металлический шип. Но он еще не умер.

— Что, тебе недостаточно? До сих пор недостаточно?

Хаген посмотрел на него внезапно побелевшими глазами.

— Я не для того дожил до ста лет, чтобы так просто бросаться в объятия смерти.

— Да я с тебя кожу спущу и отдам куски твоего тела на съедение собакам! — Принц действительно готов был это сделать.

— Но я же тебе говорил. Триумф Зигфрида никогда не длится долго, и весь его героизм состоит в его ранней смерти. А что будет потом, его никогда не волнует.

Зигфинн устал. У него все болело. А еще ему надоел этот Хаген, который никак не мог смириться со своим поражением. Его душа была испорчена, и на нее не стоило тратить время. Взяв тирана за плечи, Зигфинн снял его с железного шипа. Хаген застонал от боли, из его тела хлынула кровь. Ранение было смертельным, и король все равно бы не выжил. Но Зигфинну этого было мало. Подняв Хагена на руки, он поднес его к дыре в стене, где раньше был балкон.

— Мой… Вормс, — умирая, прошептал Хаген. Остатки жизни покинули его тело.

Несмотря на ранение, Зигфинну удалось поднять тело Хагена над головой и изо всех сил швырнуть себе под ноги, так что переломались последние кости. Затем он столкнул труп вниз и услышал, как тело покатилось, ударяясь о стены и ступени. Люди на улицах радостно завопили.

— Отправляйся к своему народу, — прошептал Зигфинн.

Повернувшись, он вернулся в тронный зал. Весь замок начал шататься.

— А я думал, что боги вмешаются. — Регин поплотнее запахнул рубашку. — В конце концов, Зигфинн препятствует их воле.

Видящая подставила волосы свежему ветру и устремила свой взгляд через Рейн, на замок Драконья Скала, частично разрушенный Фафниром.

— Твои братья-нибелунги тоже не вмешались.

— Нам было скучно, — признался Регин. — Сначала, по-новому переделывая королевство, мы испытывали интерес. Но фантазия у людей поразительно банальна, и управлять ими — это так мелочно.

— Может быть, боги поняли, что сейчас происходит то, что должно было произойти. Ты можешь изменить течение реки, но она все равно попытается вернуться в свое русло. Со временем все вернется на свои места.

— Однако река не вернулась в свое русло, — возразил Регин. — Зигфинн и Зигфрид просто дальше пишут историю этого королевства.

— Нужно изменить кое-что еще, — согласилась с ним Видящая.

Некоторое время они молчали, любуясь огоньками на улицах Вормса. Жители без страха выходили из своих домов, ведь теперь этот город опять принадлежал им.

— Я не понимаю, как ты выносила все это в течение сотни лет, — наконец сказал Регин. — Страдания Зигфрида… Именно ты… Наверное, у тебя больше нет сердца.

— Мне жаль, что это не так, — ответила Видящая. — Мое сердце разбивалось каждый день. Нет смерти страшнее той, которой я умирала вновь и вновь. Из-за него я выколола себе глаза, чтобы мне не пришлось больше видеть.

Регин вздрогнул от этой мысли.

— Мы оба его любили, хотя наши пути почти не пересекались, — пробормотал он. — Тогда мы могли бы стать друзьями… Когда были людьми.

— Мне хочется пойти к нему.

— Тогда не буду тебя задерживать.

Видящая сделала пару шагов по холму. Вскоре ее ноги уже не касались земли, черная накидка превратилась в крылья, тело окутали тени, и она исчезла.

Регин уселся на мокрую от росы траву. Влага пропитала его штаны, и он подумал о том, не выйти ли из тела, чтобы объединиться со своими братьями. Быть человеком — это так… ограничивает. Но для этого еще будет время. Завтра. На следующей неделе. Или когда закончится эта история.

Жители Вормса видели, что дракон умер, но могли лишь предполагать, что вместе с ним в царство мертвых отправился и тиран. А затем, когда тело Хургана упало в толпу, люди, ошеломленные происшедшим, облегченно вздохнули. Какая-то старуха ударила труп палкой. Юноша пнул его в голову, так что сломалась шея, а толстый трактирщик, обвязанный передником, взял у одного из ордынцев копье и всадил его в грудь короля. Послышалось шипение, как будто с последним воздухом из тела ушла жизнь.

Толпа разразилась ликованием. В людях вновь зародилась надежда, и они бросались друг другу в объятия. У кого-то была дудочка, и впервые за много десятилетий в Вормсе зазвучала веселая музыка. Люди не танцевали, и нельзя было сказать, что они по-настоящему расслабились, ведь жители этого города слишком долго страдали и слишком многое потеряли. Но к ним вернулось чувство собственного достоинства. Какие-то женщины крестились, вознося хвалу богу христиан, который давным-давно был запрещен в Бурантии. Кто-то молился.

А затем тела ордынцев упали на землю. Они обмякли, словно паруса, срезанные с мачты. Ордынцы дрожали — их тела уже не могли вмещать и человека, и демона. Сущности Утгарда с визгом высвобождались из тел, собираясь вернуться в подземный мир, но они были привязаны к плоти, и, когда умирали их носители, погибали и души демонов. Их клыки и когти были бессильны в этой борьбе. Во всем королевстве умирали стражники, привратники, палачи и работорговцы. Людям не терпелось увидеть ордынцев мертвыми, и они забрасывали демонов камнями, сталкивали их с мостов и поджигали. К утру власть вновь перешла в руки народа, и лишь немногие думали о том, что, убивая ордынцев, они совершают надругательство над телами своих собственных мужей и сыновей.

Не успели корабли выйти из порта Исландии, как у Эльзы начался припадок. Ее вырвало за борт. Кальдер нерешительно стоял рядом. Эльза так сильно вцепилась руками в поручни, что у нее начали ломаться ногти. Слуга принес ей бурдюк с водой, и она прополоскала рот.

— Мой отец умер, — наконец сказала она и выпрямилась. Ее лицо не выражало ничего, кроме равнодушия.

Кальдеру хотелось поддержать подругу в ее горе, хотя Эльза еще никогда не говорила о своей семье.

— Мои соболезнования. Он умер от какой-то болезни?

Эльза изумленно уставилась на него. Его наивность выводила ее из себя. Конечно же, она никогда не говорила ему правды, но разве не следовало бы ожидать от короля того, что он способен на простейшие умозаключения? Неужели Кальдер действительно настолько глуп? Если это так, то ей будет не очень сложно править Бурантией без его вмешательства.

— Мой отец, — насмешливо протянула она, — Хурган Бурантский. А я — Элея, наследница короны Бургундии. Мы отправляемся в путь, чтобы объявить о моем праве на трон.

Кальдер удивленно замолчал. Он злился, что сам до этого не додумался. Золото, знание о ситуации при дворе в Вормсе, странные способности. Может быть, он просто не хотел этого замечать? И теперь он должен ей противостоять? Или же им проще будет осуществить свои намерения по захвату власти в королевстве благодаря ее наследному праву?

Волна ударила в бок корабля, и на лицо Кальдера упали холодные брызги. Он вспоминал. О людях. О событиях. О договоре. Его правая рука попыталась нащупать кольцо на пальце, но кольца там не было. Данаин. Воспоминания о Данаине вызывали боль. А еще был Зиг… Зиг… что-то там… Друг? И еще какая-то девушка…

Эльзу опять вырвало в воду, и мысли Кальдера развеялись, как дым на ветру.

— Во Фъеллхавене стоят войска, — сказал он, попытавшись придать своему голосу решительности. — Если тиран действительно мертв, то мы легко займем Бурантию.

Эльза посмотрела на него с несчастным видом. Ей не нравилось полагаться на такого слабака. Хотя по праву крови она могла занять престол в Вормсе, вряд ли стоило ожидать, что народ ей это позволит. В конце концов, отец правил при помощи жестокости и насилия.

Будет война за право наследия, и Эльза собиралась выиграть в этой войне.

Зигфрид умирал.

Это была славная смерть, но, тем не менее, она оставалась смертью. То немногое, что поддерживало в нем жизнь, быстро теряло силу, и его конечности уже начали холодеть.

Зигфинн сидел рядом с ним, провожая в последний путь величайшего воина, которого он когда-либо встречал.

К ним подошла Видящая и, опустившись на пол, положила голову Зигфрида себе на колени.

— Победитель дракона, — с ребяческой гордостью прошептал Зигфрид.

— В этом времени, как и в любом другом, — мягко произнесла Видящая.

Умирающий наследник Ксантена со стоном поднял руку и погладил слепую женщину по щеке. В его глазах промелькнуло что-то вроде воспоминания.

— Брюн… Брюнгильда?

Молча кивнув, она прижалась к нему покрепче.

Зигфинн отошел в сторону. Это имя вызвало в нем множество воспоминаний. Видящая была Брюнгильдой? Королевой Исландии, затем королевой Бургундии? Это ее Гунтер победил на Поле Огня и Льда? В этом не было никакого смысла. И все же она была здесь. Она заботилась о Зигфриде, и, очевидно, ее сердце принадлежало только ему.

— Крим… Кримгильда, — прохрипел Зигфрид, и Зигфинн увидел, как больно от этих слов Брюнгильде. — Ради нее… Ради нее… победил дракона.

У Зигфрида уже не оставалось времени. Посмотрев на Зигфинна пустыми глазницами, Видящая со вздохом сказала:

— Я могу дать ему то, из-за чего я его вновь потеряю. Мгновение счастья. Тогда, после смерти дракона, он заполучил руку принцессы Бургундии. Но знай, Зигфинн Исландский, еще никто не платил столь же высокую цену, как я.

Брюнгильда протянула Зигфинну левую руку, и он сжал ее ладонь, а затем она опустила пальцы на кулак Зигфрида, по-прежнему сжимавший Нотунг. Она мысленно воззвала к древним богам, объявив им о прекращении действия договора, благодаря которому стало возможно это черное столетие. Видящая требовала справедливости, возможности для Зигфрида переместиться по потоку времени к источнику всех несчастий, когда героя лишили его победы.

Возможно, боги, как и нибелунги, тоже устали от этих игр. Или же после смерти Хагена они просто не видели смысла в сохранении этой версии реальности. А может быть, они хотели почтить ожесточенную борьбу Зигфинна с нибелунгами.

Порыв ветра подхватил Зигфинна, Брюнгильду и умирающего Зигфрида, трепля их одежду, въедаясь в глаза и царапая ладони. Полуразрушенный тронный зал вспыхнул и погас. Труп Фафнира исчез, а вместе с ним все следы борьбы.

Солнце взошло на западе и за какое-то мгновение переместилось на восток. Стало жарко, потом холодно, и гигантский Вормс уменьшился, сжимаясь вокруг замка. В воздухе стоял гул, как будто тысячи звуков объединились в один. Свет, тьма, свет, тьма. Холод, тепло, холод, тепло.

А затем… тишина.

Зигфинн больше не чувствовал ни боли, ни ран. Он услышал, как где-то плещется ручей и поют птицы. Солнечный свет согревал кожу, а чистый воздух наполнял легкие.

Принц открыл глаза.

Вокруг простирался лес — могучие дубы, мягкий мох, разные цветы. Нетронутая человеком красота божественного величия.

Под сапогами захрустели ветки. В двадцати шагах впереди Зигфинн увидел человека, пробиравшегося сквозь подлесок.

Зигфрид. Молодой, сильный, невероятно красивый. На его коже блестел пот, а его тело окружало золотое сияние. В руках он сжимал Нотунг. Его взгляд был полон решимости.

Зигфрид шел вперед, чтобы ради Бургундии и принцессы Кримгильды убить дракона.

13 НАЗАД К ИСТОЧНИКУ ВРЕМЕНИ

Бруния ожидала, что встретит на границе Бурантии сопротивление, но ордынцев, защищавших королевство Хургана, нигде не было видно. Маивольф, отправившись на разведку, обнаружил с другой стороны стены их трупы. Через стену пришлось перелезать при помощи лестниц и канатов, но вскоре стало ясно, что можно открыть одни из немногочисленных ворот, чтобы внутрь въехали всадники.

Демоны Хургана погибли без боя. По крайней мере, все говорило о подобном исходе. Их кровоточащие тела были повсюду: разбросанные на полях и лугах, закрытые в бараках, запутавшиеся в стременах лошадей, которые боязливо переминались с ноги на ногу под этим мертвым грузом. Некоторые выглядели так, будто их поразила какая-то чума. Маивольф пришел к своей повелительнице с удивительным сообщением: границы Бурантии не охраняются и никто, похоже, этого не замечает!

Стоя на стене, Бруния посмотрела на королевство, которое покинула несколько месяцев назад при таких неприятных обстоятельствах.

— Королевство рушится, хотя этого никогда не должно было случиться.

— Так, значит, путь в Вормс свободен? — спросила стоявшая рядом с ней Рахель.

Правительница глубоко вздохнула.

— Когда судьба отступает, добро и зло пытаются занять ее место. Я очень удивлюсь, если никто, кроме нас, не попытается вторгнуться в Бурантию.

— Значит, нужно поторопиться, — заявил Маивольф. — Наши солдаты радуются, ведь им не нужно сражаться с ордынцами. Если везде все так же, как и тут, то огромному королевству Бурантии просто нечего противопоставить нашим мечам.

Бруния задумчиво покачала головой.

— Мы пришли сюда не как завоеватели, мой дорогой Маивольф, а как освободители. Эти понятия часто путают.

Затем она отдала приказ выслать гонцов в лагеря рабынь вдоль границы, чтобы передать им добрые известия и сопроводить в близлежащие деревни. Лагерь, в котором до этого находилась Бруния, располагался на пути ее войска.

На полях и у реки, протекавшей возле лагеря, по-прежнему лежали тела полудемонов, погибших за одну-единственную ночь без какого-либо воздействия извне. Освобожденные женщины не знали, что им теперь делать. Они могли отправиться куда угодно, но вместо радости здесь царило смятение. Поприветствовав женщин, Бруния накормила их свежим хлебом и напоила чистой водой. Принцесса знала здесь лишь немногих, но ее тут помнили. Каждая из женщин получила по нескольку монет из сокровищницы Вендена. Предложение правительницы звучало следующим образом:

— Если вы думаете, что члены вашей семьи еще живы, то отправляйтесь на их поиски. Детям нужны матери, а мужчинам — жены. Кто из вас владеет ремеслами, пускай отправится в деревню, где это ремесло востребовано. Но если вы ищете новую цель в жизни, то можете присоединиться к нам. После гибели Хургана Бурантии потребуются ваши силы. Вы будете строить, восстанавливать страну и рожать детей. Вы станете зерном для нового посева и нового урожая!

Около трети женщин решили присоединиться к Брунии в ее походе на Вормс. Так же обстояли дела и с другими лагерями, откуда в ближайшие дни пришло множество освобожденных рабынь. В результате войско увеличилось в два раза.

По пути от восточной границы до Бургундии Бруния наблюдала за происшедшими изменениями, а гонцы поведали ей об удивительной ночи в Вормсе. Временами из-за облаков по-настоящему выглядывало солнце, а сильные ливни утоляли жажду полей. Не только народ, но и земля вздохнула свободнее.

Но в стране не хватало мужчин, и не только в качестве мужей. Государство нуждалось в крестьянах, пекарях, торговцах. Они все были превращены Хурганом в ордынцев и погибли. Вскоре первые из солдат Брунии поддались на искушение одиноких женщин в деревнях, и молодая правительница отпускала мужчин, хотя понимала, что этим ослабляет свое войско. Бруния все равно не собиралась вступать в бой.

Разведчики сообщили ей, что Хурган погиб в Вормсе из-за собственного же дракона, а когда она узнала, что дракона победил отважный герой, все ее сомнения развеялись.

Зигфинн.

Ей не терпелось увидеть принца. Кормя Финну, она нашептывала ребенку его имя на ухо.

Кальдер, Эльза и присоединившиеся к ним правители приграничных территорий продвигались довольно быстро. До Вормса было далеко, и, хотя они не встречали сопротивления, было ясно, что потребуется неделя на то, чтобы занять трон Бургундии. В ожидании сражения они растянули войска, отказавшись от наступления в форме клина. Было нелегко передавать приказы в отдельные подразделения, посылая туда гонцов, к тому же Кальдер убедился в том, что не всегда может рассчитывать на верность правителей, которых он пытался подкупить золотом.

В какой-то момент правители отдали приказ самостоятельно двигаться на юг, чтобы награбить то, что еще оставалось в этой несчастной стране. Они разрушали селения, насиловали женщин и убивали скот. Кальдер хотел завладеть Бурантией, и ему, как и Эльзе, было все равно, что оставалось за его спиной. Еще будет время на восстановление прежних границ королевства.

Настроение Кальдера в эти дни было крайне неустойчивым. Ему нравилась власть, благодаря которой он мог прискакать со своими солдатами в деревню и потребовать все, чего ему хотелось. Когда он был повстанцем, у него не было такой возможности, и сейчас его кровь кипела. Но вот он сидел в седле и ехал рядом с Эльзой. Какие-то незримые силы истязали его душу. Кальдер радовался, что в конце концов — а собственно, почему в конце концов? — он едет в Вормс, как будто там находилось что-то необычайно важное. Конечно, там можно было добиться власти. Забрать себе корону. Но в такие моменты он думал не об этом. У Кальдера чесался палец левой руки, и ему хотелось вернуть то, о чем он даже не подозревал.

Эльза тоже изменилась, но она старалась не показывать этого Кальдеру. Смерть отца девушка ощутила на собственном теле, и после этого все переменилось: власть ее рода иссякала, и она это чувствовала. Никто не отвечал на ее призывы, никакие голоса не нашептывали ей слова о прекрасной мести. Если раньше было достаточно одного ее взгляда, чтобы испугать окружающих, то теперь принцессе приходилось отдавать четкие приказы. Даже Кальдер не столь охотно давал ей то, чего она требовала. Эльза заметила, что в некоторых селениях Кальдер спал с другими женщинами, несмотря на все ее усилия, приложенные предыдущей ночью.

Ее влияние уменьшалось, и нужно было захватить трон прежде, чем кто-либо это заметил.

Зигфинн не знал, находится ли он действительно в лесу вместе с Зигфридом, или это Брюнгильда позволила ему пережить столь важное событие в своем сознании. Мягкая земля под ногами казалась настоящей, а когда он касался ладонью ствола дерева, то чувствовал шероховатость коры. Зигфинн посмотрел на юг. Судя по хроникам, где-то там должен был находиться Вормс. Старый Вормс. Со старым замком. И королем Гундомаром на троне.

Нет, все не так. Если Зигфрид сейчас идет убивать дракона, то Гундомар уже мертв, а королем стал Гунтер, но он еще не прошел коронацию.

А еще там живет Кримгильда.

Конечно, и летописи, и народные песни всегда склонны к преувеличению, но Кримгильда, несомненно, была красавицей, какой не видел мир. Зигфинну хотелось побежать в замок, чтобы самому полюбоваться на все то, о чем он только читал. У кого еще будет такая возможность?

Но он понимал, что сейчас перед ним стоит другая задача. Ему предстояло проследить за сражением Зигфрида с драконом Фафниром. В том времени, откуда был родом Зигфинн, это сражение стало предметом множества легенд, картины этого боя были изображены на гобеленах и гербах многих благородных семейств. Победа Зигфрида была символом героизма и доказательством того, что сильного и благородного героя никто не сможет победить, даже чудовище, которое защищают боги.

Зигфинн повернулся и, сохраняя некоторое расстояние, последовал за Зигфридом. Он заметил, что лес вокруг меняется, становясь все мрачнее, так что теперь напоминает леса в Бурантии. Голоса птиц умолкли, на деревьях больше не было листвы, а над землей повис туман. Зигфрид, споткнувшись, упал и, схватившись за голову, замолотил кулаками по земле. Ему было больно, и Зигфинн подозревал, что нибелунги пытаются овладеть сознанием своего врага.

Но тут было еще кое-что. На траве виднелись ржавые мечи и кости — многие отважные мужчины лишились здесь жизни. Зигфинн увидел даже какого-то всадника, по-прежнему сидевшего на своем коне. Его сожгло пламя, и скелет до сих пор сжимал в руках меч. Всадник возвышался здесь как предвестник смерти и предупреждение всем, кто осмелится сюда войти.

Солнце, скрывшееся за тучами, время от времени выглядывало, освещая вершины высоких дубов. В воздухе чувствовалась какая-то угроза. Зигфинн знал, что ищет Зигфрид, и ему хотелось указать своему предку путь. Пещера находилась в полудне пути отсюда, но прямой тропинки не было, и поэтому кузнецу приходилось пробираться среди корней и валунов.

В конце концов впереди показался холм с пещерой внутри. Зигфрид явно был напряжен. Он двигался очень осторожно, в особенности после того, как заметил насаженную на палку человеческую голову, в которой Зигфинн узнал описанного в легендах кронпринца Гизельгера.

Но Фафнир поджидал своего врага не в пещере. Он прилетел с неба и напал на Зигфрида со спины. Герою с трудом удалось уклониться от когтей чудовища, которые готовы были схватить его и раздавить.

Хотя Зигфинн довольно часто видел Фафнира и даже присутствовал при его смерти, вид чудовища наполнил его душу ужасом. Как и Зигфрид, дракон был молод и полон сил. Его кожистые крылья блестели, а чешуя была гладкой, без единой зазубрины. Тело казалось стройнее и подвижнее, а свой хвост он мог использовать в качестве оружия. У Зигфрида не было шансов сразить его в честном бою. Уклоняясь от ударов чудовища и чувствуя, как горят волосы на голове, герой скрылся в густом лесу, где движения Фафнира были ограничены. Он сумел укрыться под корнями дуба, но дракон его выследил.

Это было странно. Ни в одной из песен о подвигах Зигфрида не упоминалось о том, что герой бежал от дракона, хотя в этой ситуации это был самый разумный поступок.

Чуть позже дракон вернулся в свою пещеру, довольный тем, что обратил противника в бегство. Зигфинн заметил какой-то блеск в темном тоннеле и на мгновение вспомнил об увиденном там золоте и нибелунгах, пытавшихся сбить его с толку. Ему было любопытно, какое отношение имеет дракон к нибелунгам.

Через некоторое время Зигфрид опять появился в поле зрения, на этот раз на холме над входом в пещеру. Очевидно, он решил действовать в соответствии с каким-то своим планом и теперь внимательно осматривал поле боя. Затем он снял свою разорванную рубашку. Даже с расстояния пятидесяти метров Зигфинн залюбовался впечатляющей мускулатурой своего предка. Работа в кузнице превратила Зигфрида в настоящего богатыря. Ксантенец прокрался к входу в пещеру и снял голову несчастного Гизельгера с палки. Продев кусок ткани ему в рот, он завязал самодельную веревку под горлом, так что смог размахивать головой как кистенем. Затем он опять забрался на холм и начал махать головой перед пещерой, громко насмехаясь над драконом.

Это был самый отважный поступок, который Зигфинн когда-либо видел в своей жизни. Вскоре он возымел свое действие: Фафнир в ярости выбрался из пещеры, и Зигфриду удалось запрыгнуть ему на шею. С Нотунгом в руках он вскочил на дракона, но чешуя, к этому времени еще твердая, как железные пластины, мешала всадить меч чудовищу в голову. Поэтому Зигфриду не удавалось поразить дракона, и змей пока побеждал. Он начал задом наперед ползти в пещеру, пытаясь сбросить врага со спины. Зигфрид успел спрыгнуть и откатиться в сторону. Нотунг выпал у него из рук, но не настолько далеко, чтобы он не мог его подхватить…

И в это мгновение произошло что-то настолько неправильное, что Зигфинн сразу же это увидел. Нотунг, упавший на землю, отодвинулся немного дальше. Зигфрид протянул к нему руку, но меч уклонялся от его пальцев, как будто не хотел больше сражаться!

Зигфинн понял, что он очутился в том самом мгновении! В мгновении, когда история пошла не так, как было уготовано судьбой! Зигфриду было предопределено схватить меч и всадить его в горло дракону, но без Нотунга ксантенец шел на верную смерть!

Зигфинн услышал мерзкое хихиканье нибелунгов и, вглядевшись, увидел в пещере их маленькие поблескивающие глаза. При помощи своей магической силы нибелунги двигали меч по земле, так что Зигфриду не удавалось его схватить.

Это были игры нибелунгов, начало их договора с богами и с Хагеном, и эти игры будут повторяться, хотя нельзя было позволять этого!

Зигфинн решительно вышел на поляну. Ни Зигфрид, ни Фафнир не обращали на него внимания, и Зигфинн понял, что в этом времени его невозможно увидеть. Однако хихиканье нибелунгов сменилось злобным шипением и возмущенными протестами. Они его видели! И они знали, зачем он пришел!

Зигфинн поспешно подбежал к Зигфриду, по-прежнему протягивающему руку к мечу. Магия нибелунгов перемещала Нотунг, но принц поставил на меч ногу.

Вот так просто было изменить судьбу и придать истории новое направление. Изменить ход времени.

На лице Зигфрида возникла ухмылка, выражавшая его уверенность в победе. В конце концов он ухватился за рукоять своего меча. Склонившись к нему, Зигфинн, сомневаясь, что ксантенец его слышит, все же произнес:

— Чудовище сжимает челюсти прежде, чем исторгнуть пламя.

Зигфрид замер на мгновение. Или Зигфинну это только показалось?.. Как бы то ни было, герой вскочил на ноги и с яростным воплем прыгнул на дракона. Вместо того чтобы уклониться от его клыков, герой бросился в пасть дракону и надавил коленями на нижнюю челюсть, так что Фафнир не смог закрыть рот.

— Тебе ведь нужно закрыть рот, чтобы появилось пламя, верно? — воскликнул он.

Зигфинн хотел было радостно воскликнуть, подбадривая своего предка, но сдержался. Это было не его сражение, к тому же он и так достаточно вмешался в ход истории. Зигфрид выпрямился в пасти дракона и повернул меч так, чтобы его острие касалось нёба, а рукоятка упиралась в язык. Затем он выпрыгнул из пасти, схватившись руками за ноздри.

— Хоть ты и сожрал воинов Бургундии, — хрипло закричал Зигфрид, — тебе не переварить сына Ксантена!

Дракон яростно замотал головой из стороны в сторону, как будто понимал слова Зигфрида. Он все сильнее сжимал челюсти вместе с Нотунгом, поставленным в его пасти. Змей должен был закрыть рот, чтобы исторгнуть пламя и сжечь своего врага.

— Ну что, Фафнир? Это все, на что ты способен? — ухмыльнулся Зигфрид. — Тебе нужен только меч и кузнец, чтобы ты прекратил свое существование?

Гортанно зарычав, чудовище подняло голову, и Зигфрид отпрыгнул в сторону. Фафнир изо всех сил ударился головой об землю, так что Зигфинн чуть не свалился с ног. Этим ударом дракон надеялся сломать меч у себя в пасти.

Но Нотунг был выкован Виландом для самих богов. Его нельзя было сломать таким способом. Острое лезвие пробило нёбо дракона, пройдя сквозь мозг до точки между глаз.

— Если бы я знал, что все будет настолько легко, я бы пришел сюда много недель назад и победил тебя!

Зигфрид знал, что бой подходит к концу.

Но Фафнир не сдавался. В предсмертной агонии дракон пытался спалить Зигфрида своим пламенем, но из его ноздрей лишь полилась кровь, оросившая героя с ног до головы. Змей бился в судорогах, как будто пытался раздавить своего врага. Зигфрид умылся кровью дракона. В его светлых глазах горела гордость.

— Посмотри на меня! Я — Зигфрид, победитель дракона!

Когти Фафнира взрезали землю, но в его лапах уже не было сил. Глаза змея закатились.

— Умри же!

А затем все закончилось.

С последним стоном тело дракона дернулось и обмякло. Угасающее дыхание согрело мокрые от крови волосы Зигфрида.

И стало тихо.

Зигфинну хотелось остаться, разделить победу со своим предком, может быть, даже пойти вместе с ним в Вормс, где Зигфрид бросит голову дракона на рыночной площади во время коронации Гунтера. Но принц чувствовал, что поток времени тянет его за собой, туда, где ему было место.

Теперь, когда Фафнир пал, Зигфрид чувствовал, как манит его свет в глубине пещеры, суливший награду за его подвиг. Но Зигфинн не успел предупредить его о том, что нибелунги хотят ослепить его сознание золотом. Боги уже схватили его за шиворот, и мир вокруг начал вращаться с невероятной скоростью. Свет — тьма, свет — тьма.

Зигфинн должен был вернуться в мирное время. Он позаботился о том, чтобы Зигфрид совершил подвиг, описанный в легендах. Теперь Зигфрид не проиграет мрачному Хагену, Хаген не заключит договор с богами и не объединится с Фафниром. Маленькое королевство Бургундия не превратится в черные земли Бурантии.

Исландия вновь станет королевством Зигфинна, Кристер — его отцом, а Кари — его матерью. Будет царить мир, а Бруния всегда будет рядом.

Но сейчас Зигфинн ежился от холода и сильного ветра, бившего ему в лицо. Открыв глаза, он подождал, чтобы привыкнуть к яркому свету. Он по-прежнему находился в Вормсе, в Вормсе Хагена, мрачном, исполненном хаоса. Рядом с трупом Фафнира сидела Брюнгильда, а у нее на руках лежало тело Зигфрида. Сквозь огромную дыру в стене, где раньше находился балкон, доносился гомон толпы. Был уже день, и вокруг дракона вились сотни мух.

— Меня долго не было? — спросил Зигфинн.

— Для тебя прошло несколько часов, но в Вормсе пролетело уже две недели, — ответила Брюнгильда. — Я ждала тебя. Ты молодец.

— Почему я опять здесь? — удивился он. — Вернее, почему я еще здесь? Зигфрид победил дракона и восстановил течение времени.

Брюнгильда покачала головой.

— Осталось повернуть последнее колесо истории, прежде чем станет так, как должно быть.

Зигфинн был не просто разочарован — он едва сдерживался от ярости. Он устал.

— Ну что еще? Неужели мы не принесли достаточно жертв? Неужели не пролилось достаточно крови? Отпусти нас — меня, Кальдера и Брунию. Верни нам наш мир!

Видящая, которая когда-то была королевой, осторожно опустила голову Зигфрида на каменный пол и с трудом встала. Она указала на небо, затянутое серыми тучами.

— Вы должны встретиться и перековать амулет дракона. Амулет — ключ, без которого дверь в твою реальность не откроется.

Зигфинн достал из-под рубашки золотую голову дракона без одного глаза.

— Так, значит, я объединюсь с Брунией и Кальдером не в своем времени? Мне придется искать их здесь? Но как мне это сделать? Как я узнаю, что они вообще еще живы?

Этот вопрос мало беспокоил его в последние недели, потому что он всегда полагал, что сможет изменить все происшедшее с момента той ночи в Исландии, когда был нарушен ход времени.

— Они живы — вот и все, что я могу тебе сказать, — ответила Брюнгильда. — И сила амулета ведет вас друг к другу. Но встреча не будет приятной.

Зигфинн глубоко вдохнул. По сравнению с воздухом в лесу нибелунгов, по которому принц недавно ходил, воздух здесь казался затхлым и застоявшимся.

— Это новая игра богов?

Видящая покачала головой.

— Это не игра. Все, что может произойти в дальнейшем, теперь зависит только от тебя. Зигфрид выполнил свою миссию и за это обрел покой.

С удивительной легкостью она подняла тело прославленного воина на руки, приблизилась к дыре в стене и пошла дальше по воздуху. Ее ногам не нужна была опора, а глазам — цель. Казалось, что она несет Зигфрида прямо в небо. Или в Асгард.

Зигфинн остался один, рядом со зловонным трупом Фафнира.

Внезапно замок задрожал. С потолка посыпалась пыль. Принц услышал на улицах Вормса крики и ликование. Драконья Скала застонала.

Вскочив, Зигфинн подобрался к дыре в стене и увидел перед замком огромную толпу людей, крушившую опорные колонны платформы, на которой возвышался замок. У многих людей в руках были факелы, хотя дневного света вполне хватало.

Зигфинн услышал удары. Глухие, угрожающие удары. На мгновение горизонт закачался, и принц понял, что это шатается сам замок. По полу покатились камни и обрушились вниз.

Принц, конечно, представлял себе, что происходит, но у него не было времени, чтобы поразмыслить над сложившейся ситуацией. Он побежал к двери тронного зала, намереваясь выбраться из замка, и вдруг увидел Нотунг. Меч лежал на участке пола, не засыпанном обломками. Брюнгильда не забрала Нотунг в другой мир вместе с телом Зигфрида.

Подняв меч, Зигфинн впервые почувствовал, что это оружие принадлежит ему. Теперь он был наследником Зигфрида.

Дерево затрещало, послышался грохот падающих камней. Времени уже почти не оставалось.

Дернув дверь, изуродованную ударом Фафнира, принц протиснулся в узкую щель и оказался в коридоре. На стенах больше не было ни оружия, ни символа власти Хагена. Судя по всему, жители Вормса забрали то, что принадлежало им по праву. Вот только в тронный зал они не осмелились войти. А может быть, Брюнгильда закрыла от них эту комнату с помощью магии. Но это уже не имело значения.

Прыгая через три-четыре ступени, Зигфинн хватался за трясущиеся стены, чтобы не упасть. Потолок разваливался на куски, и принц боялся, что его засыплет камнями. При этом ему приходилось перепрыгивать через тела ордынцев. По-видимому, они утратили жизненную энергию вместе со смертью своего правителя.

С отвратительным звуком начала рушиться платформа, на которой стоял замок. Напряжение было настолько сильным, что хватило бы удара меча, чтобы перерубить части поддерживавшей замок паучьей сети. А мечей тут было много.

Миновав пару коридоров, Зигфинн выпрыгнул в ворота, ведущие на деревянную лестницу. Он едва успел уклониться, когда одна из несущих конструкций чуть не снесла ему голову. Принц видел, что народ Бургундии полон решимости уничтожить символ власти Хагена, известного как Хурган. Топорами и пилами они рушили опорные колонны и поджигали факелами платформу. Были и те, кто просто пришел поддержать своих более мужественных сограждан.

Замок должен был пасть! Горящая колонна упала рядом с Зигфинном, едва не задев его левое плечо. Принц попытался пробраться вниз по ломающимся ступенькам, но это было непросто. До земли оставалось еще пятнадцать метров, и он видел, что если прыгнет вниз, то переломает себе все кости. Зигфинн понимал, что вскоре весь замок обрушится ему на голову. Это была бы глупая и нелепая смерть.

Деревянные опоры рушились, и лишь строительные леса еще оставались на месте. Гомон толпы становился все громче. На головы жителей Вормса летели камни, раня их, но толпу это не останавливало. Вцепившись правой рукой в канат, Зигфинн левой выхватил Нотунг. Обрубив канат с одной стороны, он обернул его вокруг руки и, пригнувшись, прыгнул вниз на толпу. Связки в его теле натянулись, мышцы возмущенно застонали от боли. Лишь благодаря невероятной удаче ему посчастливилось пролететь мимо объятой пламенем колонны. Принц летел прямо на стену какого-то барака, и стена эта явно была крепче его черепа.

Зигфинн отпустил канат.

Из-за того, что принц раскачался и летел по дуге, он обрушился не в центр толпы, а прошел по касательной, словно неуклюжая птица на бреющем полете. Он явно сшиб с ног многих жителей Вормса и переломал себе несколько костей.

Кубарем покатившись по мостовой, Зигфинн заработал себе множество ушибов и ссадин, но остался в сознании. Железная воля не отказала ему. Принц поднялся на ноги.

Толпа, сквозь которую он только что пролетел, уже вернулась к разрушению замка.

Внезапно исландец услышал, как кто-то зовет его.

— Зигфинн! Зигфинн!

Присмотревшись, он увидел хрупкую женщину, проталкивающуюся сквозь толпу. Это была Глисмода.

Она прижалась к нему как к супругу, вернувшемуся с поля боя после долгой войны, и, хотя они никогда не были близки, по щекам Глисмоды заструились слезы радости.

— Я так боялась, что больше никогда не увижу тебя!

Зигфинн насладился мгновением покоя в ее объятиях.

— Что здесь происходит?

— Никто ничего не знает точно, — ответила Глисмода, которая, судя по ее виду, уже давно не спала. — Но ходит множество слухов. Говорят, что на Бургундию движется войско из нескольких отрядов. Новые тираны хотят захватить трон Хургана. Жители Вормса — старики, женщины и больные — выступают против этого. Когда тираны придут, наша родина не даст им устроиться в этом замке.

Зигфинн был впечатлен. Возможно, Хаген и поработил Бургундию, сломив волю ее жителей, но они больше не хотели правления сильной руки. Они не верили в то, что король мудро поведет их к светлому будущему.

Первая из восьми самых больших опорных колонн, поддерживавших вес замка, сломалась и резко накренилась. Со стороны это напоминало лошадь, которой внезапно раздробило ногу. Жители Вормса ликовали, радуясь своей победе — первой за столь многие годы.

Теперь и отсюда было видно, что Драконья Скала дрожит и качается, как женщина перед обмороком. Толпа принялась громить вторую колонну.

Неужели только Зигфинн видел в этих действиях безумие?

— Если замок упадет, никто на этой площади не выживет и не сможет рассказать об этом. Это разрушит половину города!

Теперь это увидела и Глисмода. Ее глаза расширились от ужаса.

— Что же мы можем сделать?

— Нужно увести всех отсюда, — заявил Зигфинн, — иначе Вормс последующие годы будет заниматься одними только похоронами погибших жителей.

Протолкавшись сквозь толпу, он добрался до одной из более мелких колонн и залез на нее.

— Граждане Вормса! — закричал он, оказавшись над головами разбушевавшихся жителей. — Остановитесь!

Но его никто не слушал. Слишком долго вынашивалось желание мести, и это желание нельзя было утолить мудрыми словами.

Глисмода тоже пробиралась вперед.

— Послушайте его! — в отчаянии восклицала она. — Ну послушайте же его!

Зигфинн попробовал еще раз.

— Если вы не уйдете отсюда, то замок погребет вас под собой!

Вторая колонна затрещала так угрожающе, что принц понял — осталось не больше двух минут на то, чтобы убежать отсюда. Придя в ярость от охватившего его чувства беспомощности, Зигфинн обнажил меч и начал размахивать им над головой.

— Я — Зигфинн, потомок Зигфрида, обладатель Нотунга! И я говорю вам: уходите отсюда!

На мгновение толпа замерла, но тут же продолжила свое дело с еще большим энтузиазмом. Зигфинн вспомнил, что имя Зигфрида не имело никакого веса в этом мире, а Нотунг был здесь просто мечом.

Все его усилия были напрасны. Жители Вормса не отступятся от замка прежде, чем он не свалится им на головы. Канаты продолжали рваться, опоры рушиться. Деревянная лестница упала на землю, забрав жизнь десятка людей.

Краем глаза Зигфинн увидел, что из переулка на площадь вышли какие-то солдаты и начали раздвигать толпу щитами. Рядом с солдатами шли женщины, разделявшие людей на небольшие группки и отводившие их прочь от замка. Самых ретивых занимали разговорами, отвлекая их от происходящего.

Солдаты? Откуда здесь взялись солдаты? Такие доспехи Зигфинн еще никогда не видел, и, судя по вежливому обращению новоприбывших, они никогда не состояли в войске Хагена. Эти воины не обнажали мечей и никому не угрожали.

И все же этому хорошо организованному войску удалось перенаправить ярость толпы и усмирить ее. Кроме того, обрушившиеся части замка уже убили большое количество жителей, поэтому все осознали опасность. Зигфинн по возможности помогал солдатам выполнять эту задачу и попросил Глисмоду отойти подальше от Драконьей Скалы. Она с неохотой подчинилась.

Вскоре сломалась вторая колонна, а за ней начали трещать и рушиться остальные. Злоба граждан Вормса перешла в панику. Те, кто еще не сбежал отсюда, поспешили убраться как можно скорее. Площадь быстро опустела.

И тут послышался какой-то странный звук. Это был стук копыт по мостовой. Вероятно, это была единственная лошадь во всей округе.

Подняв голову, Зигфинн увидел правительницу Вендена. Несмотря на свою юность, вид у нее был величественный. Принц узнал ее и, вспомнив пророчество Брюнгильды, согласно которому судьба вновь сведет его с принцессой, все равно не мог поверить своим глазам.

— Бру… Бруния, — выдавил он.

— В данный момент правительница Вендена Бурин, — отрезала она, не спуская глаз с рушащегося замка. — Насколько я помню, когда-то ты спас мне жизнь. Могу ли я отплатить тебе тем же?

Она протянула ему левую руку и удивительно сильным движением подняла в седло.

— Осторожно! — успела предупредить Бруния, прежде чем Зигфинн вцепился в ее плечи.

В этот момент Зигфинн увидел ребенка, которого принцесса носила на спине.

В голове принца роились бесчисленные вопросы, и он не мог бы сказать, который из них самый важный. Впрочем, он все равно не успел их задать, потому что в следующее мгновение замок наконец пал жертвой ярости народа.

Бруния и пара ее солдат были последними, кто покинул площадь.

— Все остальное завершат силы природы! — воскликнула она, пришпорив коня.

Правительница вместе с Финной и Зигфинном неслась по широкой улице, догоняя толпу.

Зигфинн не смог справиться с искушением и, повернувшись, уставился на бывшую цитадель тирана.

Сначала казалось, что Драконья Скала просто наклонилась в сторону. Слева сломались три основные опорные колонны, а остальные опоры не могли выдержать вес. Тысячи камней, водруженных на постамент рабами, покатились на землю. Другие опоры сломались мгновение спустя, и стены замка с величественной неспешностью упали на Вормс. Пару секунд было удивительно тихо. Даже ветер не дул.

А затем камни посыпались с таким грохотом, которого еще не слышал мир, и со всей яростью богов замок, словно гигантский молот, обрушился в самое сердце Вормса. Улицы ломались, как ломают во время обеда хлеб, дома сдвинулись в сторону, словно они пытались избежать уничтожения точно так же, как и люди. Каменные глыбы трещали под весом таких же глыб, а их обломки взлетали в воздух, будто брызги воды, и падали вниз смертоносным дождем. Под мостовой прошли огромные волны, распространяясь концентрическими кругами, так что даже на стенах находящихся вдалеке от центра домов зазмеились трещины. Во всем Вормсе со столов побилась посуда и опрокинулись стулья. Падение башни всколыхнуло и Рейн; на реке поднялись волны, и казалось, будто Рейну нужно сделать вдох, прежде чем послать вперед гигантскую волну, которая сметет на своем пути лодки рыбаков.

Все это длилось три-четыре минуты, а затем наступила тишина. От города остались лишь руины. К небу поднялся столб пыли и дыма, выползавший за пределы полуразрушенного Вормса в поисках того, что еще не успело пострадать.

Бруния с дочерью и Зигфинном успели ускакать из центра города, и даже лошадь не испугалась настолько, чтобы сбросить их с себя. На них, правда, посыпалась мелкая щебенка, но это не нанесло им ранений, и правительница спряталась от облака дыма и пыли за стенами маленькой таверны, закрывая себе и дочери рот куском ткани, чтобы пощадить легкие. У принца Исландии не было слов, и не только потому, что он едва мог откашляться.

Для всех было очевидно, что царству зла только что настал конец.

— Слишком поздно, — прошипела Эльза, наблюдая с холма за падением Драконьей Скалы. — Мы опоздали на один день.

Кальдера падение башни Хургана обеспокоило намного меньше.

— Это всего лишь замок, не более того. Да, конечно, он был большой, но при этом он оставался всего лишь строением, возведенным людьми.

Повернувшись к нему в седле, Эльза смерила его холодным взглядом.

— Этот дворец был символом власти Бурантии. После смерти Хургана и Фафнира не осталось ничего, что жители Бургундии могли бы бояться. Нет ничего важнее постоянного присутствия того, что напоминает тебе о твоем страхе. Мой отец это понимал.

Сплюнув, Кальдер ткнул пальцем назад. Там собралось войско из четырех тысяч солдат. Оно было разношерстным, но достаточно мощным.

— А вот этого не стоит бояться? Несколько тысяч мечников на один город, в котором не осталось мужчин.

Эльза уже смирилась с тем, что Кальдер не понимал всех тонкостей власти и никогда их не поймет. Четыре или пять лет, которые она отвела ему на троне, уже сократились до месяцев. Только здесь и сейчас ей нужен был сильный мужчина, который захватил бы Вормс. После этого она воспользуется ядом или верным клинком.

Но Вормс нужно было еще завоевать.

14 ВОЙНА ЗА ВОРМС

Зигфинн долго сжимал Брунию в объятиях, не умея выразить свою радость словами. Счастье встречи, спасение, воспоминание о ее запахе, две половинки амулета, две половинки одного целого. И это касалось не только амулета, но и жизни.

Они остановились в большом двухэтажном здании, где раньше квартировали ордынцы. Бруния приказала своим солдатам занимать те дома, где никто не жил, или же селиться там, куда их приглашали. Ее войско вело себя безупречно, хотя жители Вормса по-прежнему с недоверием реагировали на любого вида кольчуги.

Наконец правительница покормила свою дочь и уложила ее на кровать, где малышка заснула.

— Удивительно, правда? — сказала Бруния. — Чего она только не видит в этом возрасте, но ничему не удивляется. Падение Драконьей Скалы для нее все равно что полет птицы.

Зигфинну не хотелось говорить о птицах. Он сидел за кубком вина и пытался не досаждать Брунии вопросами. Но это становилось все сложнее.

Усевшись рядом с ним, принцесса взяла его за руку и заглянула в глаза. В его взгляде светилась благодарность.

— Ты снился мне каждую ночь. Разве это не чудесно?

Впервые за долгое время Зигфинн увидел в воинственной правительнице ту девочку, которая приехала к нему в гости в Исландию. Ему не хотелось омрачать ее радость, но он, разозлившись на самого себя за свое малодушие, все же произнес:

— Ребенок…

Бруния знала, что принц заговорит об этом, но надеялась, что ей придется обсуждать это в другое время.

— Все люди считают, что она дочь Лаэрта, умершего повелителя Вендена. Только благодаря малышке я стала той, кем являюсь сейчас.

— Ты говоришь, что она его дочь. Но действительно ли он ее отец? — продолжал допытываться Зигфинн, все больше распаляясь.

Бруния оглянулась, чтобы удостовериться, что никто не услышит ее слов.

— Я мать. Все, что есть в этой девочке, она получила от меня. Разве этого недостаточно?

Она видела, что этого мало.

— Я знаю о тебе и о Кальдере. — Зигфинн ненавидел сам себя за то, что портит встречу своей детской ревностью. — Я видел вас.

Бруния сглотнула. Ее всегда утешала мысль о том, что никто не знает об этом происшествии. И ей было стыдно обсуждать это с Зигфинном.

— Я пожалела о том, что случилось… Это было моим позором. И не после, а в тот самый момент, когда это произошло.

Она понимала, что ее слова не помогут уязвленной гордости Зигфинна. Она хотела отдать свою невинность ему, но ее дар достался другому. Этому могло быть объяснение — но этому не было прощения.

Зигфинн подлил себе еще вина, которое, казалось, заглушало его ревность.

— Меня это не утешает.

— Ее зовут Финна. Я назвала ребенка в твою честь, в честь человека, который должен был стать ее отцом. Разве мы не можем просто вычеркнуть Кальдера из нашей жизни?

— Как бы мне этого ни хотелось, Кальдер тоже часть игры, — возразил Зигфинн. — И, судя по тому, что говорила Видящая, он уже недалеко.

Мысль о том, что Кальдер обесчестил Брунию, ранила Зигфинна сильнее, чем он ожидал. Принц встал и поплотнее закутался в накидку.

— Ты не останешься? — В голосе Брунии звучала просьба.

— Так много всего произошло. Я слишком многое услышал. Слишком многое понял. Слишком многое должен принять. — Зигфинн потер глаза. — Мне нужно привести в порядок мысли, иначе могу наговорить что-нибудь по глупости.

Принц посмотрел на нее, и она прочитала в его взгляде любовь. В дверях он столкнулся с Маивольфом, который, как всегда, собирался доложить своей правительнице о событиях дня. Бруния была разочарована.

— Рассказывай, добрый Маивольф. — Она пригласила своего военачальника к столу. — Как Вормс принял наш нежданный визит?

Магистр почесал бороду.

— Как вы и предполагали. Они встретили нас как освободителей, и их подозрения по поводу того, что мы пришли сюда, чтобы занять трон, быстро развеялись. Наши солдаты помогают хоронить мертвецов и ухаживают за ранеными. Это имеет большое значение. Кроме того, наших лошадей используют для того, чтобы разобрать руины. Жители Вормса начали доверять нам.

— Хорошо. — Бруния кивнула, вновь войдя в роль повелительницы. — Но я вижу, что ты недоволен. Расскажи мне правду.

Прежде чем ответить, Маивольф выпил бокал бургундского вина.

— Никто не управляет этим городом и королевством, и мои разведчики докладывают о войске, собравшемся на холмах на севере. Это войско нападет на нас.

— Мы можем сопротивляться?

Магистр покачал головой.

— Численность наших войск в четыре раза меньше войска противника, и в Вормсе не осталось молодых людей, которые могли бы нам помочь.

— Что ты предлагаешь?

— Вам это не понравится, поскольку именно это вы и хотели предотвратить. Нужно заявить о своем праве на трон. Так вы выиграете время на переговоры и, возможно, сумеете найти союзников в соседних странах. Пока в Вормсе нет короля, ни один военачальник не остановится перед его границами. Не эти, так другие.

Бруния покачала головой.

— Я не стану называть себя правительницей, чтобы впутывать страну в новую войну. Ни в коем случае.

— Возможно, это единственный выход.

— Тогда придется искать другой способ. Вормс должен оставаться свободной страной со свободными людьми.

Маивольф посмотрел на свою повелительницу так, как будто та обезумела.

— Свободный народ? Как это вообще возможно? Что это за народ, у которого нет правителя? Для чего такому народу существовать?

Глисмода и Зигфинн долго сидели рядом. Принц рассказал ей невероятную историю, большую часть которой она вообще не поняла. Он говорил о королевствах, о которых Глисмода ничего не знала, и о Вормсе, который казался ей чужим.

Зигфинн часто упоминал имя Брунии и Кальдера, а еще Зигфрида Ксантенского. По простоте своей Глисмода могла предложить Зигфинну себя лишь в роли слушательницы, но ее доброе сердце отыскало в его словах истину. Между тем Зигфинн уже и сам не верил в то, что говорил, ибо в суматохе последних месяцев утратил уверенность в своей правоте.

— Мой муж, — сказала Глисмода, когда Зигфинн закончил свой рассказ, — был ревнивым дураком. Он был добрым человеком, но его сердце то и дело вспыхивало от ревности. Если кто-то слишком долго смотрел на меня на рыночной площади, муж запросто мог затеять драку. Это в большей степени доказывало его любовь, чем любые слова.

— Я не понимаю, о чем… — начал принц.

— Страсть подпитывает любую ревность, благородный Зигфинн, — перебила его Глисмода. — Если тебя так огорчает тот факт, что Бруния родила ребенка от другого мужчины, то ты, наверное, очень сильно ее любишь.

Принц не нашелся что ответить.

— И огорчает это тебя только потому, что ты боишься, что Бруния любит другого. Но неужели ты в это веришь?

Зигфинн прислушался к своим внутренним ощущениям. Он действительно чувствовал беспокойство, о котором говорила Глисмода, но дело было не в неверности Брунии, которая, в общем-то, не нарушала никаких клятв, а в глупом предположении о том, что он не равен Кальдеру. Принц сам себе казался ребенком, которому не подарили обещанное на праздник, и теперь он возмущенно топает ногами.

Глисмода взяла его за руку.

— Ты хороший человек, а Бруния, по твоим словам, добрая женщина. Вы должны быть вместе. — Она нежно поцеловала его в лоб. — Я надеюсь, что однажды небо еще раз благословит меня такой же прекрасной любовью.

Зигфинн благодарно посмотрел на Глисмоду.

— Ты говоришь мудрые слова глупому мальчишке. Я постараюсь сделать все возможное, чтобы стать настоящим мужчиной.

Глисмода постелила ему, и Зигфинн был рад, что этот бесконечный день закончился. Не успел он коснуться головой подушки, как провалился в глубокий сон. Но Глисмода не стала ложиться рядом с ним. Накинув платок на плечи, она вышла из комнаты.

Бруния стала спать намного меньше. Если в предыдущей жизни она любила поваляться в постели, то теперь по ночам ее часто мучила бессонница. Молодая женщина чувствовала в себе силу, которая требовала действий, и поэтому не могла заснуть. Когда на рассвете в дверь ее комнаты кто-то постучался, она не спала. Сначала она подумала, что это Зигфинн, но оказалось, что к ней пришла какая-то бедная горожанка.

— Меня зовут Глисмода, — заявила нежданная гостья. — Я хочу с вами поговорить.

Бруния пригласила ее внутрь. Отказывать людям в разговоре только из-за их социального положения не входило в ее привычки.

— Что привело тебя сюда, Глисмода?

— Зигфинн, — ответила женщина, и у Брунии кольнуло сердце. — Он живет у меня.

Правительница попыталась взять себя в руки. Она никак не могла смириться со словами незнакомки.

— И давно?

— С тех пор, как он приехал в Вормс. Несколько месяцев.

Изумление Брунии сменилось жгучей яростью. И как Зигфинн мог упрекать ее за рождение ребенка, если сам уже нашел здесь любовницу? Или его право на отношения было более важным, чем ее?

— Не мне корить его за это, — охрипшим голосом произнесла она.

— За все это время он ни разу не возлег со мной, — продолжила Глисмода. — Я предлагала ему это, сначала из нужды, затем из страха и, наконец, из симпатии. Но его сердце принадлежит другой, а Зигфинн не тот мужчина, который ищет страсти без настоящей любви.

Комок в сердце Брунии наконец рассосался, и она благодарно улыбнулась.

— Так, значит, он меня не забыл?

— Если бы он забыл тебя, то ему пришлось бы отказаться от единственной мысли, которая гнала его вперед, — подтвердила Глисмода. — Я еще никогда не встречала мужчину, который так мало подходил бы к нашему миру и был бы столь привязан к одной-единственной женщине.

Достав спящего ребенка из колыбели, Бруния прижала его к себе. Впервые за много месяцев она позволила себе пролить слезы в присутствии постороннего человека.

— Он всегда был рядом со мной. Без него я не могла бы сделать и шагу.

— Тогда ответьте на зов вашего сердца и не позволяйте прошлому мешать вам, — сказала Глисмода. Она смотрела на Финну с той тоской, что понятна лишь матери.

— Хочешь подержать ее?

Женщина прижала ребенка к груди. Малышке, казалось, понравилось у нее на руках.

— Когда-то у меня было трое детей, но ни один ребенок не выжил.

— Я даже представить себе не могу, насколько страдали люди во время правления Хургана.

— Ни один король не служил своему народу так, как народ служил королю. — Глисмода посмотрела ей в глаза.

Правительница кивнула.

— И поэтому мы пришли сюда, чтобы защищать вашу свободу, а не для того, чтобы отнять ее у вас.

— Пожмите мне руку в знак правдивости ваших слов, как женщина женщине. Я буду считать это обещанием.

Так Глисмода и Бруния пожали друг другу руки, презрев времена и сословия.

— На самом деле я не знаю, смогу ли спасти Вормс, — призналась Бруния. — За воротами города стоит войско, а у меня почти нет солдат, чтобы остановить его.

Глисмода покачала ребенка на руках.

— Более восьмидесяти лет Хурган забирал у нас мужчин после того, как те зачинали детей. Он превращал их в ордынцев, а сейчас все воины Орды мертвы. По Вормсу горят погребальные костры, потому что никто не хочет хоронить полудемонов в земле.

— Мне очень жаль, — прошептала Бруния.

Глисмода подняла руку.

— Я рассказываю вам об этом не для того, чтобы вызвать ваше сочувствие. Почти сотню лет со всем в городе приходилось справляться женщинам, старикам и больным. Мы научились тому, что раньше умели лишь мужчины, и приносили жертвы, которые требовались лишь от мужчин.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Если войско попытается завоевать город, то его жители сумеют защититься. Сколько солдат выступают против нас?

— Четыре или пять тысяч. — Бруния отнеслась к словам Глисмоды скептически.

— Конечно, у нас нет боевого опыта, но нас в сотню раз больше. Вормс — это самый крупный город королевства, и мы не стали сжигать оружие ордынцев вместе с их телами.

Бруния не могла усидеть на стуле. Встав, она начала ходить туда-сюда по комнате.

— Ты действительно говоришь о том, о чем я думаю? Мы можем призвать жителей города к оружию?

Глисмода кивнула. За десятилетия под игом Хургана в городе сформировалась сеть тайных ячеек с гонцами, которые могли незаметно перемещаться в пределах городских стен. В каждом квартале было свое тайное подразделение, и в каждом общем доме — свой представитель. Иначе жизнь общины при столь долгой тирании не могла бы продолжаться.

Бруния опустила ей ладонь на плечо.

— Это хорошие новости, Глисмода. Возможно, все не так мрачно, как я представляла. Я желаю тебе доброй ночи.

После того как Глисмода ушла, правительница выглянула из окна. На водах Рейна играли первые лучи солнца, славя рассвет, исполненный надежды.

Бруния приказала разбудить Маивольфа, чтобы тот отправил в войско врага посла. Нужно было провести переговоры. И не только.

В большом шатре, где могли совещаться двадцать человек, сидели Эльза, Кальдер и правители пограничных с Бургундией территорий. Они делили страну, которую еще не успели завоевать. Особым спросом пользовались виноградники и пшеничные поля, женщины для рабства и скот. Значение имело и то, о чем еще не было доподлинно известно, — золото, оружие, специи и ткани. Эльза и Кальдер раздавали то, что им не принадлежало. Они уже давно решили поддерживать союзников до тех пор, пока те могли пригодиться. Пускай берут что хотят. Значение имел лишь трон, и этот трон договорились отдать Кальдеру и Эльзе в роли королевы. По поводу этого никто даже не спорил. Никого не интересовало королевство без солдат и с разрушенным замком.

План был прост: как только Кальдер захватит королевство, он начнет наращивать военную силу и заключит союз с Константинополем и маврами. С их помощью он отгонит своих соперников в их провинции, а затем заберет все то, на что они успеют наложить свои лапы. Пока что Кальдер рассматривал богатства Бургундии как кредит, который потом придется оплачивать с процентами.

Все это будет очень легко проделать после того, как Вормс падет, а что могло этому помешать? Кальдер рассчитывал на два-три дня боя без особых потерь.

Двое стражников притащили в шатер какого-то старика, на чьем лице отпечатались годы тяжелого труда. В дрожащих руках он сжимал свиток.

— А это еще что? — удивился Кальдер.

— Послание, — выдохнул старик. — От города Вормса.

Кальдер взял свиток.

— А я и не знал, что города умеют писать.

Правители провинций рассмеялись, и только Эльза вела себя сдержанно. Не пристало праздновать победу до того, как ее обретешь.

Мерзкая ухмылка с лица Кальдера исчезла, как только он прочитал документ.

— Но ты же понимаешь, что тебе придется умереть за это? — Он пристально посмотрел на гонца.

Старик кивнул.

— Именно поэтому меня и выбрали. Я болен, и моя смерть не станет потерей. Пускай она порадует тебя, пока ты еще можешь радоваться.

Взяв свиток, Эльза углубилась в чтение. Документ действительно был составлен от имени народа. Жители Вормса благодарили за то, что войска подоспели так скоро, но заверяли, что никакой помощи не требуется и что они справятся с восстановлением Бургундии самостоятельно. Солдатам жители города желали мирной поездки домой и выражали свою радость по поводу скорейшего восстановления дипломатических отношений с другими странами. В документе говорилось также, что нарушение границы города будет рассматриваться как объявление войны, которое, к сожалению — к сожалению! — потребует соответствующей реакции.

Правители с удивлением и насмешкой на лицах один за другим читали свиток.

— Да уж, — наконец произнес Кальдер. — Нужно обладать поразительным мужеством, чтобы подобным образом насмехаться над вражеским войском. Интересно посмотреть, будут ли жители города умирать с такой же гордостью.

— Скажи солдатам, чтобы они никого не щадили в Вормсе, — прошипела Эльза. — Никакого милосердия к женщинам и детям. Врагом будет считаться любой, и я хочу, чтобы до конца недели вы вырезали все население этого города, а затем подожгли руины. Мы построим новый город.

Кальдеру ненависть Эльзы казалась несколько преувеличенной, да и нельзя было воспринимать эти писульки жителей Вормса всерьез. Но все же он понимал состояние наследницы, у которой только что убили отца и разрушили замок.

— Так они лишились возможности сдаться. — Кальдер порвал документ. — Мы выступаем на Вормс, как только запряжем коней.

Бруния и Зигфинн ехали рядом друг с другом, чего они не делали с момента побега из Фъеллхавена. Утром они помирились, и все благодаря доброй Глисмоде. Они понимали, что потребуется нечто большее, чтобы их сердца вновь стали биться в такт, но сейчас и Брунию, и Зигфинна больше занимала мысль о том, как бы предотвратить падение Вормса.

Конечно же, вражеские военачальники воспримут их послание как провокацию, хотя на самом деле документ был четким и ясным ответом узурпаторам. Просто еще никогда прежде страна не лишалась короля, не подчиняясь при этом кому-то другому, и еще никогда народ не говорил сам за себя без вождя. Зигфинн примерно представлял себе, как это оценят противники.

Бруния выставила свои войска на северной границе города. Их было немного, и они не справились бы даже с обычными повстанцами, не говоря уже о целом войске профессиональных солдат. Войскам Брунии был отдан приказ не обнажать мечи первыми. Это была не их битва, и правительница Вендена по возможности хотела избежать кровопролития.

Зигфинн и Бруния доехали до небольшого холма, с которого они могли наблюдать за движением вражеского войска на Вормс. Точно муравьи, солдаты перебирались через холмы, поросшие виноградом. Они жаждали крови и жертв. Войска противника были многочисленнее, чем рассчитывала Бруния. При нормальных обстоятельствах город не смог бы продержаться и двух дней. В прошлом даже с меньшим количеством войск завоевывали города и побольше.

— Полагаться на силу города — безумие, — сказал Зигфинн. — Это просто невозможно. А наше послание заставляет врага атаковать.

— Так и есть, — кивнула Бруния. — Их нападение — это наш единственный шанс на победу. Было бы умнее взять город в осаду. В Вормсе почти ничего нет, и без торговли мы бы не продержались. Вот только мы лишили их возможности обдумать все на ясную голову.

Зигфинн с удивлением посмотрел на свою спутницу.

— За последние месяцы ты многому научилась.

— Нужно же было чем-то занимать время, пока я ждала тебя. — Бруния благодарно улыбнулась.

— Все будет хорошо. — Он ободряюще похлопал ее по руке. — Когда все это закончится, мир станет таким, каким и должен быть.

Принцесса кивнула, но у нее было тяжело на сердце. За последние дни она часто думала о том, что случится с Финной. Сможет ли она забрать ребенка? Или все станет так же, как и раньше, и она забудет о своей дочери? Она едва заставила себя приютить девочку во время боя у Глисмоды.

Граница Вормса проходила по широкой равнине, и Бруния договорилась с жителями Вормса, что, когда войска врага пересекут долину, это будет рассматриваться как нарушение границы города.

— Подавай сигнал, — прошептал Зигфинн. — Началось.

Бруния подождала еще минуту, надеясь на то, что противники передумают и покинут Бурантию, но, конечно же, этого не произошло, и принцесса, вскинув руку, подала горнистам знак призвать жителей Вормса к оружию. Звук фанфар пронесся по всей долине. Его подхватили горнисты, и, прежде чем эхо умолкло, все население города выбежало из своих домов, собираясь защищаться.

Вместо того чтобы сидеть дома и дожидаться чужой помощи, женщины, юноши и девушки, а также старики, которые едва могли держать в руках боевые топоры, с невероятной решимостью устремились на вражеское войско. Несмотря на то что противник превосходил их в боевом мастерстве, он ничего не мог противопоставить такому невероятному количеству народа.

Как Глисмода и предсказывала, на одного вражеского солдата приходилось десять жителей Вормса. В лохмотьях, вооруженные только вилами и дубинами, люди отважно набросились на непобедимое, как считали Эльза и Кальдер, войско.

Зигфинн и Бруния с изумлением наблюдали за происходящим.

— Я никогда не видел ничего подобного, — пробормотал принц.

— Это потому, что никогда и не происходило ничего подобного, — ответила Бруния. — Народ мог бы сидеть и ждать, пока враги будут убивать жителей города на улицах, но вместо этого вступил в бой. Их ряды так многочисленны, что атака противника захлебнулась.

За несколько минут горожане отогнали вражеские войска за холмы, и все мастерство солдат не помогло им справиться с превосходящим количеством ополченцев. Каждый солдат, павший под ударом дубины, добавлял еще один меч войску сопротивления Вормса, и если трех-четырех жителей Вормса на одного чужеземца было недостаточно, то подбегали еще трое. Они валили солдат на землю и избивали до беспамятства. Это не был правильный, честный бой, но он символизировал величественное возрождение народа.

— Они что вода, — размышлял Зигфинн. — И дождь, и течение ручья можно укротить, и тогда они будут служить. Но если вода приходит с наводнением, то сметает на своем пути даже сильнейших.

Рядом с ними ехал Маивольф. Он помогал жителям Вормса подготовить атаку, воодушевлял их и готовил к предстоящим жертвам.

— Все идет даже лучше, чем мы надеялись. Наши потери невелики, а враг деморализован. На нашей стороне был эффект неожиданности.

— Этого будет достаточно? — спросил Зигфинн. — Или нам нужно рассчитывать на еще одну атаку?

Маивольф пожал плечами.

— Это зависит от того, насколько мудры военачальники противника и насколько велика их жадность. Вы можете увидеть их, если присмотритесь. — Он ткнул желтым пальцем на северо-восток, где находилась одна из самых высоких гор в округе. В стороне от боя там стояла небольшая группа людей.

Прищурившись, Бруния и Зигфинн попытались разглядеть гору с другой стороны долины, чтобы понять, кто же виновен в нападении на королевство. У некоторых военачальников были гербы провинций на доспехах, но, судя по всему, истинными зачинщиками происходящего были мужчина в серой куртке и удивительно худая женщина.

— Это… Кальдер? — не веря своим глазам, спросил Зигфинн.

— Если это не он, то боги послали ему брата-близнеца, — помолчав, ответила Бруния.

— Как такое возможно? Кальдер должен был спешить нам на помощь, чтобы свергнуть Хургана, а вовсе не для того, чтобы захватывать Вормс.

— Видимо, он больше не разделяет с нами этих планов. — Принцесса, казалось, нисколько не была удивлена.

— Я в это не верю, — запальчиво произнес Зигфинн. — При всех своих недостатках Кальдер не тиран. Мне кажется, что его обманули.

— Можете спросить у него, когда мы схватим его за шкирку, — прорычал Маивольф. — Я скажу моим людям, чтобы они сохранили ему жизнь.

— Если это будет возможно, — добавила Бруния. — Но если он будет представлять угрозу, сколь бы незначительной она ни была, отрубите ему голову.

Маивольф ускакал.

— Кальдер, — пробормотал Зигфинн, который не мог отвести взгляд от вражеского предводителя.

Кальдер беспокойно переминался с ноги на ногу, словно лошадь, готовая броситься в галоп. Нападение на Вормс было ошибкой, и это очень скоро стало понятно каждому. Вместо того чтобы легко захватить королевство без войска, солдаты столкнулись с обезумевшей чернью, кидавшейся на их щиты и мечи.

А самое плохое заключалось в том, что Кальдер наконец-то увидел, с кем он борется. Он вспомнил эти имена, пришедшие к нему словно из сна. Зигфинн и Бруния. Это из-за них он находился здесь, но не для того, чтобы лишить их трона. Было там какое-то… обещание. Их вид не приводил его в ярость, а наоборот, разжигал радость в сердце. Но почему? Кальдер пытался вернуть воспоминания, однако чары не позволяли ему сделать это. Он до крови расчесал палец, на котором чего-то не хватало.

Все здесь было… неправильным. Неправильным и все. Но Кальдер не знал почему. Почему он этого не знает?

— Все это фарс, — прошептала Эльза. — Как жители Вормса могут выстоять? Откуда они берут силы?

— Такой же силой обладает раненое животное перед смертью, — пожав плечами, ответил Эдвард, один из правителей. — Все эти глупости будут стоить нам тысячи солдат. А завтра еще пятисот. Но город падет.

Эльза тоже увидела Зигфинна и Брунию, стоявших на другой стороне долины. От Гадарика она знала, о ком идет речь. Какой-то потомок этого глупого кузнеца Зигфрида и благородная женщина из другого времени, выдававшая себя за правительницу Вендена. Возможно, стоило бы отравить эту женщину, а мужчину приворожить в спальне. В Кальдере она обрела слишком слабого союзника.

К ним подбежал военачальник без меча. Он весь был забрызган кровью.

— Это бессмысленно! На каждого из наших солдат приходится десять чужаков! Нужно отступать!

Эльза чувствовала, что битву не выиграть. Боги выразили благосклонность к другим, а нибелунгам не давали участвовать в этой игре. План, согласно которому нужно было захватить Вормс, где не было короля, с треском провалился, а значит, разрушится и союз с правителями пограничных территорий, которым эта война невыгодна. Наемники, привлеченные на сторону Кальдера, в любое время могли предать его и присоединиться к бургундцам.

— Мы не будем отступать, — заявила она. — После совещания вы получите новый приказ. Победа будет за нами.

Она отвела Кальдера в сторону, чтобы другие их не услышали.

— Набери десять верных солдат, возьми двенадцать самых быстрых лошадей.

— Зачем? — удивился Кальдер.

— Пускай другие тут разбираются и пытаются победить. Победить невозможно. Чем меньше их останется, тем меньше у нас будет врагов. Когда битва закончится, мы уже будем в двух днях езды отсюда.

Кальдер был в смятении. Конечно же, ему хотелось сбежать. Никто в здравом уме не будет сидеть и ждать своего палача. Но там были Зигфинн и Бруния. Кальдеру хотелось поговорить с ними, хоть он и не знал о чем. Его влекло в Вормс, а не прочь от него.

Сжав ладонями его щеки, Эльза страстно поцеловала Кальдера.

— Если в конце концов останемся только мы с тобой, то мне этого будет вполне достаточно.

Кальдер кивнул. Конечно, так было лучше. Пускай все это королевство сгорит. Главное, что он сам выживет.

Бои длились до ночи, но после первой большой атаки превратились в локальные побоища. Некоторые правители вскоре отозвали войска и направились в свои страны. Зигфинн и Бруния видели, как распался альянс их врагов. Теперь речь шла только о том, чтобы полностью выгнать отсюда войско противника. Маивольф порекомендовал Вормскому совету обойтись без кровожадности. Бургундцы выдавали врагу тела мертвых и даже освобождали пленных. Сейчас было не до того, чтобы бросать людей в темницы.

По традиции народ должен был приветствовать свои победоносные войска, возвращавшиеся в город, но в этот день люди чествовали сами себя — без громких возгласов и буйного пиршества, ведь повсюду царили бедность и разруха. Было много жертв. Тем не менее в Вормс вернулся свет, а с ним и жизнь. В каждом окне стояла свеча, трактирщики выставляли столы на улицы, музыканты играли. Каждому было что рассказать, и рассказчики не скупились на слова. На кострах жгли щиты с гербами противника. Восстание народа в первый же вечер стало легендой, которой предстояло вдохновлять новые поколения.

Предводители, которым и вести-то никого не пришлось, сидели с вином и сыром на руинах Драконьей Скалы, всем своим видом показывая, что никто не боится воспоминаний о Хургане. Маивольф, Глисмода, Бруния, Финна, Рахель, Зигфинн и тайные руководители ячеек повстанцев старого Вормса собрались на этом празднике.

Поздно вечером Зигфинн нашел Брунию в некотором отдалении от всех. Она держала на руках дочь, и глаза у нее были заплаканные.

— Что с тобой случилось? В такой день не стоит проливать слезы.

Посмотрев на него, Бруния разрыдалась еще сильнее.

— Я хочу домой. В наше время, в наш мир. Чем больше я привязываюсь к Вормсу, чем сильнее расцветает моя любовь к дочери, тем меньше я вспоминаю предыдущую жизнь. И я не хочу с этим мириться, понимаешь?

Зигфинн нежно обнял ее. Он прекрасно понимал это. В конце концов, он задавал себе те же вопросы. Черное столетие сделало из него мужчину быстрее, чем следовало бы, и он тосковал по невинным временам, по своим родителям, по Исландии. Ему хотелось заново начать отношения с Брунией, чтобы их любовь ничем не была омрачена.

— Все дело в вас. — За их спинами на каменной глыбе появилась Видящая. — Найдите третью часть амулета, перекуйте его и возвращайтесь назад.

— Кальдер, — прошептала Бруния.

Маивольф доложил ей, что Кальдеру удалось скрыться вместе с какой-то женщиной.

— Его не спасти, — ответила Брюнгильда. — Его душа и сердце слишком черны. Он принадлежит этому времени, а не вашему.

— Как нам его найти? — спросил Зигфинн.

— Последний бой пройдет там, где все началось, — объяснила Видящая. — Вы сами все знаете.

Зигфинн и Бруния переглянулись. Им не нужно было ничего говорить.

Исландия.

15 РЕШЕНИЕ В ИСЛАНДИИ

Бруния лично следила за распределением хлеба и вяленого мяса, которое привезли ее солдаты для населения Вормса. На всех не хватало, но, по крайней мере, жители города не голодали. Пройдет немало времени, прежде чем земля начнет родить, а в реках опять появится рыба. Маивольф сказал ей, что за благосклонность венденских мужчин в городе разгорелась настоящая борьба — городу нужна была не только пища, но и мужья. После обсуждения этого вопроса со своими военачальниками Бруния решила открыть границу между провинцией Венден и Бургундией, чтобы каждый житель этих двух государств мог найти себе новый дом. Конечно же, возможность начать новую жизнь в Вормсе привлечет в город много умелых рук.

Глисмода принесла Брунии кувшин воды.

— Ты не должна служить мне, Глисмода.

— Это выражение моей благодарности, — ответила женщина, ставшая теперь свободной горожанкой.

— Я хочу попросить тебя об одном одолжении, намного большем, чем ты рассказывала мне ранее, — сказала правительница, и Глисмода увидела, что от этих слов у Брунии разрывается сердце.

— О чем бы вы меня ни попросили, я все сделаю.

Бруния глубоко вздохнула, надеясь, что прохладный ветер осушит ее слезы прежде, чем они потекут по щекам.

— Я уезжаю, причем очень скоро. Нужно сделать то, что мне предначертано сделать, и я не могу подвергать ребенка опасности.

Глисмода знала, о чем просит Бруния, и понимала, насколько больно дается ей это решение. Женщина кивнула.

— Я буду защищать маленькую Финну как своего ребенка, повелительница. Она будет ждать вашего возвращения.

На мгновение Бруния задумалась, не стоит ли сказать Глисмоде правду. В случае поражения принцесса скорее всего погибнет, а если выиграет, то перенесется в другое время и другой мир. В любом случае Финна будет расти без матери. Но Бруния так и не сумела произнести эти слова.

В комнату вошли Зигфинн и Маивольф. Магистр запнулся, увидев печальные глаза своей правительницы.

— Ваше высочество, корабль готов. Шесть лучших солдат будут сопровождать вас, как вы и просили. Они пойдут за вами хоть на край света.

— Я мог бы поехать один, — предложил Зигфинн. — А когда я получу то, что нам нужно, то вернусь.

Бруния покачала головой.

— Нас уже один раз разлучили. Этого больше не должно произойти.

Они вместе взошли на трап небольшого кораблика, одного из тех, на которых Хурган плавал по Рейну. Судно было невысоким и узким, рассчитанным на изгибы реки. Драконью голову на носу корабля Маивольф срубил топором, а женщины нашили на герб Бургундии, украшавший паруса, заплаты. Теперь на этом корабле не было ни знаков страны, ни знаков короля.

Бруния и Зигфинн в последний раз посовещались с правителями свободного города Вормса и договорились установить торговые отношения с соседними королевствами, в том числе и с теми, которые поддерживали Кальдера в его военном походе. Вражда никому не была выгодна. Венден предлагал Вормсу вечную дружбу, и это предложение было воспринято с радостью.

Зигфинн позволил Брунии провести несколько минут с дочерью, но прощание с малышкой затянулось на целый час. Принц взял с собой Нотунг и книгу Халима и попрощался с Глисмодой, которая отпускала его с тревогой.

Так за вечером радости и ликования последовал день непростых решений. Почти все жители Вормса вышли к реке, чтобы проводить Зигфинна и Брунию. Среди них были люди, которых принц и принцесса не знали, но все они слышали историю о Зигфинне и Брунии.

Принц и принцесса поплыли по спокойным водам Рейна.

— Мы же поступаем правильно, правда? — спросила Бруния, когда ночью корабль достиг среднего Рейна.

— Несомненно, — ответил Зигфинн, глядя на освещенную факелами палубу и поверхность воды. Он обнял принцессу за озябшие плечи. — На каждого из людей, которых мы любим здесь, в нашем мире приходится два. Не следует забывать и о наших родителях. К тому же нас ждет уготованная нам жизнь.

— А мы будем помнить? Обо всем, что произошло здесь? Или мы проснемся все тем же утром, когда все изменилось, и все будет так, как и должно быть?

Зигфинн пожал плечами.

— Не знаю. А тебе хотелось бы помнить?

Бруния прижалась к нему, и ее тепло принесло ему радость в эту холодную ночь.

— Я хочу помнить о том, что мы обрели здесь, но не хочу помнить, что потеряли. Мое сердце обливается кровью.

Он поднял голову Брунии за подбородок и нежно поцеловал ее в губы. Ему давно уже следовало бы поступить так. Этот поцелуй наполнил его отвагой и надеждой.

— У тебя борода колется, — счастливо закрыв глаза, прошептала она.

Нибелунги были вне себя. Им обещали все, и они получили все, но потеряли это за несколько недель. Хурган, Гадарик и Фафнир были мертвы, город лежал в руинах, а Вормс освободился.

Они позволили этому случиться, потому что этого нельзя было предотвратить. Вместо того чтобы вмешиваться и дальше, они призвали древних богов и потребовали выполнить свою часть договора. Нельзя было позволить, чтобы крушение их планов осталось безнаказанным.

Боги устали, им надоели визгливые нибелунги, и они не обращали на земных существ внимания. В конце концов, нибелунги сами выдумали этот план. Они должны были понимать, что Хаген в роли Хургана станет слабым правителем, что идея оставить Зигфрида в живых и держать его в замке в роли домашнего животного была, мягко говоря, неосмотрительной. Гадарик в любой момент одним ударом меча мог предотвратить происходящее.

То же самое касалось и Эльзы, дочери Хагена. Ее предательство было обусловлено не действиями Зигфинна и Брунии, а волей к власти и скукой. И лишь слепое тщеславие могло помешать нибелунгам расплавить Нотунг и разбросать каждую каплю металла по всей земле. Нельзя оставлять такой меч просто так, ведь обязательно появится кто-нибудь и приберет его к рукам.

Как нибелунги ни кричали и ни жаловались, боги их не слушали. Они понимали, что Зигфинн и Бруния были лишь орудиями и все происшедшее все равно случилось бы когда-нибудь, но, возможно, чуть позже. Они не были предателями.

Их поведение было проявлением старого правила, которое так часто забывают: чему быть, того не миновать.

Нибелунги потребовали у богов, чтобы они изгнали из Асгарда Брюнгильду, потому что она постоянно вмешивалась в происходящее, пытаясь изменить события в свою пользу. Брюнгильда, оправдываясь, привела в пример Регина. Если правила и нарушались, то и нибелунгами тоже.

Один был доволен, что Зигфрид в конце концов оказался на его пиру. С ним можно было выпить и обменяться рассказами о великих подвигах. Такой воин, как наследник Ксантена, заслужил право пировать с богами, а не сидеть в грязной клетке за троном тирана.

Так нибелунгам было отказано в их прошении, а Зигфинн и Бруния получили разрешение изменить время.

Но нибелунги не собирались сдаваться.

Лежанка, на которой расположились Зигфинн и Бруния в трюме, напоминала деревянный ящик без крышки, выложенный теплым мехом. Это была лучшая постель на корабле — солдатам приходилось довольствоваться подстилкой на досках со свернутыми накидками в роли подушек. К тому же, если они хотели быстро попасть в Исландию, то спать было некогда.

Рулевые разбудили принца и принцессу, позвонив в колокол, обычно служивший для предупреждения других кораблей, когда над рекой стоял туман. Зигфинну не просто было выпустить Брунию из объятий, но он знал о своем долге и поднялся на палубу.

— Что происходит?

Утро только наступило, солнце стояло над горизонтом, и даже с корабля был виден блеск росы на полях, раскинувшихся на берегу.

— Что-то меняется, — сказал штурман. — Прислушайтесь, господин.

И действительно, голоса людей звучали как-то приглушенно, а корабль двигался медленнее, чем позволяло сильное течение. Воды Рейна были слишком темными.

Подойдя к носу корабля, Зигфинн перегнулся через борт и испуганно отпрыгнул назад. Из воды на него смотрела чья-то мерзкая рожа! В кроваво-красной воде виднелись дьявольские создания, не рыбы и не звери. Они царапали борта корабля и с отвратительным хихиканьем впивались зубами в древесину.

— Держим курс! — приказал Зигфинн.

Достав Нотунг, он перегнулся через поручни и проткнул клинком поверхность воды. Но принц не мог попасть по этим страшным морским созданиям — они легко уклонялись от меча и переплывали от одного борта корабля к другому.

— Господин! — закричали рулевые, указывая вперед.

Двое солдат упали на колени и начали молиться.

Рейн, течение которого только что слегка изменилось, начал мерцать, как будто от него исходил жар. Его русло резко дернулось вправо, а затем влево.

— Это черная магия, — сказала Бруния, подходя к Зигфинну. — Кальдер на это не способен.

Посмотрев на поросшие лесом берега, принц покачал головой.

— Мы в царстве нибелунгов. Они не хотят нас пропускать. Послышался громкий плеск, как будто из тысячи ведер одновременно вылили воду. Недалеко от корабля, прямо по курсу, зияла пропасть, в которую ниспадала вода. Корабль двигался навстречу верной смерти.

— Мы должны остановиться! — закричал один из рулевых и, обезумев, схватился за штурвал, чтобы направить корабль к берегу.

— Нет! — приказал Зигфинн. — Это всего лишь иллюзия. Но рулевой был слишком испуган, чтобы слушать приказы. Он взял курс на берег, затянутый илом, хотя и понимал, что корабль наверняка там застрянет. Подпрыгнув к матросу, Зигфинн оттолкнул его в сторону и всем своим весом навалился на штурвал. Второй рулевой по возможности помогал ему, но что-то блокировало штурвал, не давая ему повернуться.

Бруния оглянулась. Она была уверена в том, что Зигфинн прав. Нибелунги ничего не могли с ними поделать, и поэтому они пытались заманить людей в ловушку, в которой те погибли бы, сами навлекши на себя беду. Принцесса сняла амулет с шеи и опустила его в кипящую воду. Чудовищные создания тут же исчезли, а воды Рейна вокруг корабля стали чистыми, как в лесном источнике.

— Сила нибелунгов отступает перед ликом амулета! — крикнула она Зигфинну. — Он защитит нас!

Сняв вышитый кожаный пояс, Бруния привязала к нему свою часть амулета и, подбежав к носу корабля, прикрепила пояс к обрубку, оставшемуся от драконьей головы, и опустила украшение в Рейн. Берег быстро приближался.

Как только часть амулета оказалась в воде, река успокоилась и кровавый цвет исчез.

Зигфинн взял свою часть амулета, тоже снял пояс и повторил действия Брунии.

— Не отпускайте штурвал! — крикнул он рулевому, отчаянно пытавшемуся поставить корабль на курс.

Затем принц перепрыгнул через поручни и направился к рулевому веслу, чтобы прикрепить к нему амулет.

Штурвал тут же заработал, и корабль с такой скоростью понесло к центру реки, что Зигфинну пришлось ухватиться за весло, чтобы не упасть в Рейн. Затем он опять забрался на борт.

И не было больше ни водопада, ни кровавых вод, ни чудовищ, пожиравших корабль, и только воздух наполнился возмущенными криками нибелунгов.

— Нет над нами вашей власти! — крикнул Зигфинн. — Вы можете играть светом и тенью, обманывать наши глаза и уши, но вам не проникнуть в наше сознание!

Бруния прильнула к его груди.

— А все благодаря амулету.

Дальнейшая их поездка не прерывалась никакими приключениями.

Перед тем как покинуть Вормс, Эльза наполнила свой кошель золотом нибелунгов. В пути по распадающейся Бурантии монеты гарантировали безопасность, пищу и смену лошадей. Если кого-то нельзя было подкупить золотом, то он покорялся при виде мечей Кальдера и его спутников. Так они беспрепятственно продвигались вперед.

В стране царило странное настроение — смятение и анархия, но никакого насилия. Люди напоминали детей, которые после многолетнего заключения в доме впервые вышли на свежий воздух и посмотрели на солнце. Повсюду на погребальных кострах горели тела ордынцев, кое-где их полуразложившиеся головы насаживали на палки, что должно было символизировать освобождение от власти демонов. Учитывая, что Кальдер со своими солдатами всего несколько недель назад проходил по этим территориям, грабя и убивая всех вокруг, он решил, что не стоит привлекать к себе внимание. Их отряд старался держаться подальше от больших дорог и обходил деревни и города. Во Фъеллхавен они тоже не стали возвращаться — как бывшие жестокие властители, Кальдер и Эльза вряд ли могли рассчитывать на дружелюбный прием. К тому же теперь они были лишены своего войска. Ночью они пробрались в порт, убили двоих стражников и отвязали от пристани корабль, на котором можно было быстро добраться до Исландии.

Конечно, ни о каком триумфальном возвращении, как мечталось Кальдеру, не могло быть и речи. Собственно говоря, он вообще надеялся, что ему более не придется возвращаться в Исландию. Ему вполне хватило бы трона Бургундии, где было тепло и рекой текло прекрасное вино. К тому же он не знал, зачем им вообще ехать на остров. Эльза настаивала на том, что в Исландии они смогут собрать новое войско и подумать о новых планах. Чтобы сбежать в какую-то другую страну и дожить свою жизнь в неизвестности, она и не помышляла.

Десяти солдат, глупых, но верных и испытанных в бою, было достаточно для того, чтобы захватить замок Изенштайн и выгнать оттуда пару жителей Гёранда, которые следили за домашним хозяйством. В это темное время никому нельзя было доверять, и Эльза с Кальдером тщательно закрыли все двери и ворота, через которые можно было проникнуть в замок.

Их воля к власти ослабела, а уверенность в победе сменилась подавленностью, и все же, а может быть, именно поэтому Эльза и Кальдер впервые отдавались друг другу в полной мере, и ложе их часто бывало пропитано потом. Охваченные страстью, они срывали друг на друге свою злость, кусали, мяли и царапали. Это была последняя власть, которую они сумели сохранить, власть друг над другом, и они совокуплялись столь яростно, будто хотели выяснить, кто же из них главный. Лоно Эльзы могло принять намного больше, чем способны были дать чресла Кальдера.

— Куда ты идешь? — полусонно спросил Кальдер, когда Эльза встала с постели, мокрая от пота с ног до головы.

— Исповедоваться, — совершенно серьезно ответила она. — И требовать справедливости.

Кальдеру слишком хотелось спать, чтобы задавать дальнейшие вопросы. Эльза надела простое белое платье и босиком пошла в комнату, в которой хранила свои вещи. Здесь она оставила большой сундук с книгами, мешочками с травами и благородными камнями, исписанными мистическими рунами.

Затем она направилась в комнату, которую обнаружила вскоре после своего первого прибытия в Изенштайн. Это помещение круглой формы было выдолблено в вулканической породе. В центре находился горячий источник, а стены были покрыты рунами древних богов. Эльза знала все ритуалы и необходимые слова призыва. Раздевшись, она опустилась в горячую воду, добавила туда травы и разложила вокруг драгоценности. Затем она произнесла слова, при помощи которых еще в детстве призывала сущностей из других миров — богов, нибелунгов и орды Утгарда.

— Нас обманули, — с закрытыми глазами произнесла она, и черные стены поглотили ее слова. — Обещание, данное нам, не было сдержано.

Ничего не произошло.

— Я призываю нибелунгов! — крикнула Эльза.

Она злилась, потому что раньше проклятые души реагировали на один взмах ее ресниц.

— Эльза Тронье, Элея Бурантская, дочь Хургана, шлюха дракона, я призываю вас! Услышьте меня!

— Ты пришла, чтобы требовать, но ничего не можешь предложить, — ответил ей тихий голос.

Эльза обрадовалась. Хоть какая-то сила у нее все-таки осталась.

Но тут она почувствовала, как вода, в которой она находилась, начинает закипать. Отчаянно вскрикнув, девушка схватилась за край источника и выбралась наружу. От подбородка до ног ее тело покраснело, на груди и руках начали вздуваться отвратительные пузыри. Эльза кричала от боли, не в силах уменьшить собственные страдания.

Тот, кто обратился к ней, обрел плоть. Это была Видящая Брюнгильда.

— Никто больше не будет выполнять твои грязные приказы, Эльза Тронье, — спокойно сказала она. — Сколько бы ты ни ехала на север, тебе не избежать мести.

Эльза ее не слышала. Все ее тело болело. Обнаженная, она пробежала по замку и, выскочив через дверь для прислуги во двор, нашла остатки грязного снега. Со стоном упав в него, Эльза начала кататься по земле.

Брюнгильда была довольна, но не потому, что это что-либо значило. Ей просто нравилось смотреть, как Эльза страдает. Может быть, в этом и заключалась ошибка — черная принцесса никогда не знала страданий и поэтому боль других людей оставляла ее равнодушной.

Но с этим было покончено.

В отличие от Кальдера и Эльзы принц и принцесса не стали избегать Фъеллхавен. У них на это не было причин. Поднявшись по Рейну к морю, они купили корабль и достигли на нем побережья Дании. Нужно было закупить провиант, чтобы отправиться в Исландию.

Фъеллхавен был объят не меньшим смятением, чем все остальное королевство. Представители шести провинций ждали здесь новостей, солдатам хотелось стать наемниками, а торговцам получить товары. Обещанные «королем Исландии» богатства Бургундии так и не появились. Некоторые уже отправились обратно в свои страны или же собирались попытать счастья на востоке и в Константинополе. Ходили слухи о неизведанных землях на западе, расположенных за всеми морями.

Зигфинн попытался успокоить людей. Он приказал звонить в колокол и, когда все собрались вокруг, запрыгнул на полусгнившую тележку, стоявшую в сыром порту. Принц рассказал о войне за Вормс, о том, что правители других стран проиграли и если и вернутся, то привезут с собой меньше, чем имели при отъезде. Толпа была в ярости, некоторые стали размахивать мечами, но Зигфинн предложил людям узнать обо всем самостоятельно, не полагаясь на его мнение. Затем он рассказал о королевстве, в котором почти не было мужчин, где каждый славный парень, готовый работать за деньги, мог сослаться на него, Зигфинна Исландского. Он рассказал им, что в Вормсе нужно больше рабочей силы, чем во всем континенте, и там можно начать новую жизнь. Новую жизнь в новой стране.

Разношерстную толпу убедить было нелегко, но Зигфинн надеялся, что сможет усмирить жажду битвы, охватившую разгневанных людей. Толпа потихоньку расходилась. В действительности большинство мужчин сейчас страдали от совершенно другой жажды. Им хотелось напиться в таверне.

К Зигфинну подошла Бруния, сопровождаемая тремя солдатами. Бледная, без кровинки в лице, она тряслась от гнева.

— Я хочу тебе кое-что показать.

Она привела его в другую часть порта, где они год назад украли коня, собираясь скакать в Солнечную долину. Там на вбитой в землю свае поскрипывала на ветру ржавая железная цепь. А на цепи за правую ногу было подвешено разрубленное пополам тело карлика Петара, который отважился им помочь. От него остался лишь скелет с последними зловонными ошметками кожи и мышц. Его повесили здесь в назидание всем остальным, и дети развлекались, бросая в его тело камнями.

Зигфинн молча помолился, а затем повернулся к солдатам:

— Снимите его. Я похороню его в святой земле. Он это заслужил.

Эльза медленно шла по Полю Огня и Льда. Ее ноги оставались босыми, а заживающие раны скрывались под простым темно-синим платьем. Под землей текла горячая лава, и временами вверх взметались фонтаны кипящей воды, тут же замерзая на холоде и опускаясь на землю снегом.

Эльза еще никогда не видела снега.

Исландия была безжалостна и полна крайностей. Тут было жарко или холодно, но никогда не было теплой погоды. Этим Исландия напоминала ее собственное сердце. На этом поле можно было повернуть налево и обжечь руку или же свернуть направо — и замерзнуть.

Солнце только взошло, и его лучи поблескивали на льду. Было тихо, ни один зверь не нарушал безмолвия острова.

Она не помнила, почему решила прийти сюда, что привело ее в это место. Но она чувствовала себя спокойно и расслабленно. Впервые у нее возникло ощущение, которое можно было назвать словом «счастье».

В щит ударила рукоять меча.

Эльза повернулась. Там стоял ее отец Хаген! На щите был изображен герб Бургундии. Щит был сломан. Меч покрылся ржавчиной. Хаген смотрел на нее слепыми глазами.

— Убить, — ровным голосом произнес он.

Эльза хотела возразить, призвать его к ответу, но за ее спиной вновь послышался удар. На противоположном конце поля стоял Гадарик с мечом и щитом в руках и пустыми глазницами на лице.

— Убить.

Третий меч, третий щит. Зигфрид. Нотунг и герб Ксантена, покрытые запекшейся кровью.

— Убить.

Эльза хотела повернуться и убежать прочь, но куда бы она ни направлялась, перед ней возникали мертвые, сыгравшие свою роль в ее черной жизни. Окружив шлюху дракона, они били рукоятями мечей по сломанным щитам и сотнями хриплых голосов кричали:

— Убить!

Сейчас даже гейзеры шипели:

— Убить!

Тени танцевали вокруг Эльзы, и, хотя призраки не обладали телами, они впивались в ее кожу, вырывали ей волосы, проливали кровь, приносили боль. Она закричала, и бестелесные создания вырвали у нее язык. Она заплакала, и ей выкололи глаза. Ее лицо горело, как лава. Девушка упала на колени. У нее не было голоса, чтобы молить, и глаз, чтобы видеть. Мертвые двигались к ней, ведомые желанием судить. Хотя они приближались, Эльзе казалось, что удары мечей о щиты звучат все дальше. Черная сила схватила ее за плечи.

— Эльза! — Кальдер тряс ее с такой силой, словно пытался вытряхнуть смерть из ее тела.

Эльза очнулась не от сна, а от обморока. Несмотря на целебные мази, которыми она натиралась уже несколько дней, все ее тело горело. Из-за жара в источнике она лишилась своей привлекательности, благодаря которой могла властвовать над помыслами Кальдера. С этого момента он не прикасался к ней и перебрался спать в другую комнату.

— Что такое? — пролепетала она. — Что со мной происходит?

— Ты кричала. Так громко, что это было слышно во всем замке.

— Это был просто сон, — пробормотала она, пытаясь взять себя в руки. — Сон о том… там были…

— Это был всего лишь сон, — буркнул он. — Всего лишь проклятый сон.

Он тоже плохо спал этими ночами. Ночью ему снилось, как тысячи мужчин пробивают его тело своими мечами. Эти люди умерли по его вине, и Кальдер это понимал. Бегство в Исландию не придало ему сил — наоборот, его силы были на исходе.

— Грядет последняя битва, — слабо прошептала Эльза. — Нас преследуют. Нас заберут.

Кальдер потер ладонями лицо.

— Жаль, что Данаина нет рядом. Он всегда знал, как уйти от опасности и спастись бегством от превосходящего в силе противника.

Эльза была почти в беспамятстве и, забыв об осторожности, сказала:

— Он был дураком, как и ты. Ему пришлось отведать моего меча, потому что он мешал тому, что уготовано тебе.

Три или четыре секунды ничего не происходило. Эльзу удивило молчание Кальдера. Постепенно до нее дошло, что она допустила ошибку, признавшись в содеянном. Она открыла глаза и обнаружила, что в лице Кальдера нет больше ни нежности, ни сочувствия.

— Ты убила Данаина? — после довольно продолжительной паузы спросил он.

Ответа на этот раз не потребовалось.

— Он хотел выступить против тебя. — Эльза хваталась за соломинку. — Он планировал предательство у тебя за спиной. Я сумела ему помешать.

Встав с кровати, Кальдер в слепой ярости начал бить стулья о стену, ломая дерево, срывать гобелены и пинать кровать. Он кричал, швыряя на пол посуду.

Несмотря на боль, Эльза выпрямилась и протянула к нему руку.

— Кальдер, пожалуйста…

Он взглянул на нее горящими глазами, но не страстно, как раньше, а с презрением.

— Не искушай меня более! Никогда! И молись о том, чтобы у меня под рукой не оказалось меча, когда мы будем с тобой в одной комнате. — С этими словами он бросился прочь.

Эльза осталась. Ее тело было слабым, но дух обретал прежнюю силу. Пусть Кальдер думает что хочет. Он больше не нужен ей. Он не играл никакой роли в их союзе, ибо не годился даже на роль инструмента. Неясным оставался только вопрос, стоит ли затрачивать усилия на то, чтобы убить его.

Ей потребуется новый спутник, новый оруженосец, когда ее тело выздоровеет и вновь будет вызывать страсть. Возможно, Зигфинн. Он казался глупым и добросердечным, но очернить ведь можно любую душу. Или Бурин, она же Бруния. Женщина… интересная мысль. Эльза довольно часто наслаждалась женскими ласками и полагала, что способна разбудить страсть и в правительнице Вендена.

Успокаивая себя тем, что никто не сможет устоять перед ее чарами, Эльза отвлеклась от мечей, по-прежнему стучавших в ее сознании о щиты и требовавших смертного приговора.

Зигфинн и Бруния долго размышляли, что им делать в Исландии. Они оба были осторожны и не стремились бросаться на обнаженные мечи, но когда на горизонте показалась набережная и замок Изенштайн, Зигфинн, сощурившись, ударил кулаком о поручни.

— Я не желаю пробираться в замок моих родителей, словно тать ночной! Если Эльза и Кальдер там, то они не вправе были так поступать! Мы будем требовать своего и сделаем это во всеуслышание!

Бруния хотела возразить, но поняла, что в глубине души согласна с ним. В этом мире Зигфинн был последним наследником исландского трона и не должен был терпеть на своей территории врага. Поэтому она взяла принца под руку и, подставив лицо брызгам, твердо произнесла:

— Да будет так.

В один из пасмурных дней, когда небо закрыли тучи, корабль Зигфинна прибыл в порт. Воды были тихими, под дном корабля зашуршал гравий, паруса свернули.

Родина.

Здесь их не встречали ни друзья, ни враги. Маленькие домики в порту были пустыми, как и тем утром, когда Зигфинн проснулся в новом времени. Солдаты Брунии все же были настороже, ведь нельзя было исключать и засады.

— Что ты намереваешься предпринять? — спросила Бруния, глядя на высокий замок, в котором не было ничего привлекательного. Это строение совершенно не напоминало то место, где вырос юный Зигфинн.

Не ответив, принц обнажил Нотунг и подошел к выбитой в вулканической породе лестнице. При этом он не сводил глаз с окон замка, надеясь увидеть там какое-то движение. Огромные деревянные ворота, которые, казалось, от краски и соленой воды за много десятилетий почти окаменели, были закрыты. Более того, сквозь щель между створками Зигфинн увидел, что изнутри они забаррикадированы и забиты досками.

— Они там. И они напутаны! — крикнул он Брунии. — Не думал я, что новый правитель Исландии будет вести себя так трусливо.

Отойдя на выложенную брусчаткой площадь перед замком, Зигфинн глубоко вдохнул и изо всех сил закричал:

— Я — Зигфинн, наследный принц Исландии, обладающий правом на корону, замок и королевство! Я требую, чтобы захватчики трона в течение часа покинули замок, тогда я не стану отбирать вашу жизнь. Даю вам слово. Если же вы будете оказывать мне сопротивление, прольется кровь.

На самом деле он не верил в то, что Кальдер и Эльза сдадутся, но никто не должен был упрекнуть принца Исландии в том, что он не проявил великодушия.

Вначале никакой реакции не последовало. Зигфинн молчал, думая о том, сколько времени необходимо на то, чтобы дождаться ответа.

— Зигфинн! — крикнула Бруния.

Принц заметил какую-то тень у себя над головой и отпрыгнул на два шага назад. Перед ним на камни полился кипяток. Несколько капель попали на его одежду. В одном из окон замка послышался безумный смех.

Это было кипящее масло. Если бы Зигфинн не отпрыгнул, то остался бы калекой на всю жизнь, а может быть, даже умер.

— Что ж, такой ответ меня не устраивает! — крикнул Зигфинн. — Значит, будет кровь.

— Что будем делать? — осведомилась Бруния.

— Захватим замок, конечно же, — ответил Зигфинн, как будто это было само собой разумеющимся. — И заберем кольцо.

— А мы сможем выломать ворота?

Принц холодно улыбнулся.

— А этого не потребуется. В замке Изенштайн есть двери и проходы, о которых мало кто знает. Когда-то они очень помогли моей семье. Вспомнить хотя бы Сигурда, которому тайный тоннель спас жизнь.

— Нужно действовать осмотрительно. Пускай солдаты маршируют перед замком, а мы устроимся в домике, из которого можно будет выйти ночью. Кальдер и Эльза не должны заподозрить, что мы готовимся тайно напасть на них.

— Это станет для них неожиданностью, — согласился Зигфинн. — И если придется убить их во сне, то я не вижу в этом ничего предосудительного.

Он отдал своим солдатам приказ демонстративно маршировать на площади перед замком, не реагируя на провокации и не отвечая на вопросы. Если из замка кто-то осмелится выйти, его следовало убить.

Они нашли небольшой домик с сухими лежанками и закрыли ставни, чтобы снаружи ничего не было видно. В ожидании темноты Зигфинн и Бруния поужинали.

Ждали они довольно долго.

Бруния, тоскуя по дочери, прильнула к Зигфинну. Он поцеловал ее в лоб, чтобы утешить, но затем не смог удержаться и страстно поцеловал в губы. На мгновение он забыл о Кальдере и Лаэрте. Он желал ее столь же страстно, как и в тот день, когда она приехала в Исландию, а он повел себя как глупый мальчишка. Бруния, казалось, растворялась у него в руках, ее тело становилось все легче и прохладнее, поцелуи стали мягче, превращаясь в едва заметное прикосновение. Когда он обратил на это внимание, оказалось, что он сжимает в руках всего лишь платье, а Бруния исчезла.

— Они не уйдут, — проворчал Кальдер, выглядывая из-за плеча Эльзы в окно.

На площади перед замком туда-сюда ходили солдаты Брунии и Зигфинна, сжимая в руках копья. На их поясах виднелись мечи.

Эльза покрутила кольцо на пальце, не замечая, как на него смотрит Кальдер.

— Я просила о помощи богов и демонов. Но они не могут помочь или не хотят. Теперь все зависит только от нас.

Эльза признала свою беспомощность. Кальдер от нее этого не ожидал.

— Может, нам сбежать? Или принять предложение Зигфинна? Мы могли бы отправиться на восток и кочевать со степными народами. Конечно, это непростая жизнь, но…

— Я скорее сама себе горло перережу, — прошептала Эльза. — Я рождена королевой и лучше умру на троне, чем буду валяться в грязи с гуннами.

Это вновь была та Эльза, которую знал Кальдер.

— Я мог бы вызвать Зигфинна на честный бой, — пробормотал он. — Никаких солдат, все по справедливости. В фехтовании он со мной не сравнится.

— Да попадись ко мне в руки эта Бруния, я бы вырвала ее глупое сердечко из груди прежде, чем она успела бы ко мне прикоснуться, — запальчиво заявила Эльза.

— Я очень рада, что вы произнесли эти слова. — Брюнгильда удобно устроилась на кровати, прислонившись спиной к прохладной стене. Она даже улыбалась.

— Это не твоя битва, — возмутился Кальдер. — Мы требуем шанса на справедливость.

— Сами вы никогда не проявляли справедливости, — возразила Брюнгильда. — И все же шанс у вас будет. Я заключила с Одином такой договор: мне нельзя вмешиваться и требовать от вас того, к чему вы, герои этой давно окончившейся игры, не были бы готовы. Но так как вы сами предложили честный поединок, меня ничто не удерживает от предоставления вам такой возможности. Время уловок закончилось. Теперь все решит крепкая сталь.

Кальдер увидел, как растворяется в воздухе тело Эльзы, а ее платье развевает невидимый ветер. Со страхом в глазах девушка протянула к нему руки, но они уже были бестелесны и лишь прошли сквозь руки Кальдера. Эльза исчезла, как исчезает отражение на поверхности воды от брошенного кем-то камня. Кальдер остался один.

— Могли бы попросить о том, чтобы вам разрешили попрощаться, — холодно усмехнулась Брюнгильда. — Сомневаюсь, что судьба позволит вам увидеться вновь.

Кальдера бросило в жар от ярости, и он выхватил меч.

— Я не игрушка богов!

Брюнгильда рассмеялась.

— А ты никогда и не был кем-то другим. Игрушка богов, глупый хахаль Эльзы, а теперь еще и последний противник Зигфинна.

Замахнувшись, Кальдер попытался ударить мечом Брюнгильду в грудь, но она растворилась в тени прежде, чем он успел в нее попасть. Лезвие заскрежетало по камню, во все стороны посыпались искры.

— Побереги свои силы, Кальдер, — прошептал ветер.

Зигфинн волновался. Куда исчезла Бруния? Что это еще за волшебство? Но унынием делу не поможешь, и Зигфинн решил следовать изначальному плану и пробраться в замок по тайному тоннелю, который он обнаружил, когда еще был ребенком. Бруния поможет ему. Если он чему-то и научился за последние дни, так это доверию.

Выбравшись из домика, принц прокрался в порт, утонувший во тьме. Когда Зигфинн был маленьким, он изучил весь этот остров. У берега качалась крошечная лодочка, в которую едва поместился бы один человек. Опустившись в холодную воду и пригнув голову, чтобы его никто не увидел, Зигфинн стал толкать ее вперед. Любому стороннему наблюдателю показалось бы, будто лодка отвязалась от берега и ее несут волны. Убедившись в том, что теперь его никто не увидит, принц перевалился через борт и взялся за деревянные весла.

Потребовалось два часа, чтобы выбраться из бухты, и еще два, чтобы проплыть на восток к входу в потайной тоннель. Сильное течение бросало лодку туда-сюда, и иногда Зигфинну казалось, что он вообще не продвигается вперед. Наконец впереди показались скалы, и принц узнал их при свете луны. Одна скала напоминала палец, поднятый к небу. Зигфинн направил лодку к камням. Не было причин сохранять ее или привязывать для обратной дороги. В любом случае по тайному ходу ему придется пройти только один раз.

За приметной скалой, которую нельзя было увидеть с моря, находилась узкая расщелина, ведущая прямо в черную пористую вулканическую породу. Там Зигфинн обнаружил ступени, скользкие от морской воды. Нужно было следить за тем, чтобы не поскользнуться и не проломить себе череп о твердые стены. В бронзовом кольце на стене Зигфинн нашел факел, на удивление сохранившийся сухим. Принц обрадовался, что ему не придется идти на ощупь. Воздух тут застоялся, да и строители, пробивавшие тайный ход в скале, явно не задумывались об удобстве тех, кому придется им пользоваться: Зигфинну все время приходилось пригибаться, протискиваться в какие-то ответвления, а один раз даже ползти на четвереньках.

Как же быстро все меняется! Всего несколько дней назад он был в Вормсе, праздновал победу с Брунией, пил с друзьями и помогал своему народу, а теперь остался один в замке, без придворных, в бессмысленном времени. Он искал человека, которого когда-то называл другом… для того, чтобы его убить. Вот еще одна причина, почему стоит вернуться в свою реальность. Ничего хорошего в том, чтобы обнажать меч для убийства, не было и нет.

В конце тоннеля Зигфинн остановился, чтобы отдышаться. Он знал это место. Стена была лишь видимостью, иллюзией для глаз, но не для тела. Принц толкнул стену и прошел вперед. Закашлявшись от пыли, он окинул взглядом кладовую, которой не пользовались уже много поколений. Коридор слева от двери вел к подземным камерам, в которых перестали нуждаться еще при его отце, а если пойти направо, то можно было попасть в основное здание замка Изенштайн.

Зигфинну удалось это сделать. Конечно, принц запыхался и промок до нитки, но все же он был здесь, он обнаружил ход в замок своего отца. В свой замок! Он позволил себе отдохнуть несколько минут. Не стоило нападать на Кальдера в таком состоянии. Взгляд должен быть ясен, а рука тверда. В полутьме кладовой принц заметил, что от его одежды поднимается пар.

А потом нужно было идти вперед. Только вперед! Это была решающая ночь.

Амулет под рубашкой разогрелся, чувствуя свою значимость. С Нотунгом в руках Зигфинн крался по коридорам и лестницам, проходил через двери и ворота. Факел он погасил, чтобы свет никому не бросился в глаза. Тут он мог передвигаться вслепую — когда Зигфинн был маленьким, ему нравилось ходить по замку с завязанными глазами, полагаясь на другие органы чувств. Теперь это приносило свои плоды.

С одного из ярусов он увидел внизу солдат, служивших Кальдеру. Их было совсем мало. Может, часть из них оставила Кальдера еще в пути, а может, некоторые просто спали. Стражники охраняли центральные ворота. С другой стороны крепости маршировали солдаты Брунии. С точки зрения Зигфинна, все были при деле.

Принц подумал о том, где же может находиться Кальдер. Ответ на это был только один, и Зигфинн направился в тронный зал.

Кальдер сидел на троне, который ему не принадлежал. В правой руке он сжимал меч, а в левой — кубок с дорогим вином, обнаруженным им в подвале. Зал освещался всего несколькими факелами, отчего создавалась иллюзия, будто в море темноты образовались островки света. В камине остался пепел от сожженных флагов королевства, а стол для совещаний был заставлен пустыми тарелками и перевернутыми бокалами.

Время прятаться прошло.

Кальдер даже не поднял головы, когда Зигфинн вошел в тронный зал. Принцу это напомнило момент встречи с Хурганом.

— Нужно было привести с собой наемников, — заявил Кальдер.

— Моего меча будет вполне достаточно. — Зигфинн медленно обнажил Нотунг и направился к трону. — Я хочу узнать, что произошло.

— А что произошло?

У Кальдера заплетался язык.

Отогнав от себя воспоминания о том, что Кальдер обесчестил Брунию, Зигфинн взял себя в руки.

— Когда-то мы были друзьями.

— Друзьями? — задумчиво протянул Кальдер, как будто пытаясь понять значение этого слова.

— Мы заключили договор, из-за которого ты и оказался в Исландии. Ты был болен, а твой друг не хотел тебя оставлять.

Отставив кубок в сторону, Кальдер потер виски. Сейчас он не производил впечатления опасного человека. Скорее он был смущен и сбит с толку.

— Данаин. Он был… другом.

— Что с ним произошло?

— Он был… моим другом.

Отблески света чертили тени на лице Кальдера. Он выглядел постаревшим на несколько лет, и в нем почти ничего не осталось от жизнерадостного повстанца из Солнечной долины. Зигфинну хотелось поздороваться с ним и ободряюще похлопать ладонью по плечу.

Он слишком поздно заметил быстрое движение, которым Кальдер подбросил кубок от подлокотника трона, и не успел отреагировать. Тяжелый кубок ударил его по лбу, отбросив назад. Зигфинн налетел спиной на стол, и у него перед глазами поплыли круги.

Бруния только что ласкала волоски на груди у Зигфинна, но они превратились в холодную траву, а тело Зигфинна стало черной землей. Подул ветер. Принцесса с трудом поднялась на ноги. Она помнила, что, чувствуя воздействие магии, следует быть осторожной.

Ночь была лунной. Бруния находилась в знакомом месте — на Поле Огня и Льда. Арену, на которой уже много поколений решались конфликты в королевстве, окружали огромные валуны. Самым знаменитым поединком на Поле Огня и Льда оставалась дуэль Брюнгильды и Гунтера Бургундского. Горячая лава бурлила, десятки гейзеров устремлялись к небесам. Там и сям виднелись пятна грязного снега.

Зябко обхватив плечи, Бруния заметила, что на ней не ее платье, а широкие полоски кожаной ткани, позволявшие свободно двигать руками. На ногах были грубые кожаные штаны и тяжелые меховые ботинки. В правой руке Бруния держала узкий меч.

— Что это еще за кожаные доспехи? — спросила она у себя.

— Это подарок, — равнодушно ответила Брюнгильда, которая стояла неподалеку, прислонившись к одному из валунов. — Когда-то я сама их носила. Доспехи не имеют никакого значения в поединке, поэтому боги позволили мне передать их тебе.

Возможно, в этой одежде и не было никакой магической энергии, но Бруния чувствовала, что обрела душу воительницы. Она взвесила на ладонях изящный меч, идеально выкованный и сбалансированный для ее веса и роста.

— Боги устали от всей этой истории, — продолжила Брюнгильда. — Остались только вы — ты, Эльза, Зигфинн и Кальдер. Вы хотели поединка — и вы его получите. Здесь и сейчас. Когда наступит утро, останутся всего два победителя, и если они окажутся врагами, то все решит последняя дуэль.

Бруния прищурилась, глядя на стройную фигуру в темноте.

— Так к этому все и сведется? Меч против меча? Кровопролитие? И это все, что нравится богам после столь грандиозных ста лет?

— Не должно нам обсуждать, что нравится богам, — предупредила Брюнгильда. — И поверь мне, у тебя на это не будет времени.

Ее голос приобрел какую-то странную интонацию, насторожившую Брунию. Особенно ее обеспокоили слова Видящей «поверь мне». Краем глаза принцесса увидела блеск и успела повернуть голову, так что Эльзе не удалось в нее попасть. Повинуясь инерции, Эльза пролетела мимо Брунии в темноту и остановилась, ухватившись за один из валунов.

— Жаль. Можно было завершить поединок одним ударом.

Бруния быстро сориентировалась в ситуации и выставила одну ногу вперед, как ее учил Данаин. Она сжимала меч обеими руками, внимательно глядя Эльзе в глаза, ведь по глазам можно понять следующий шаг противника.

— Это была твоя последняя возможность ударить меня из засады.

Что-то блеснуло на пальце Эльзы, и даже в слабом лунном свете Бруния узнала кольцо Кальдера. Заметив взгляд принцессы, дочь Хагена ухмыльнулась.

— Он сам подарил мне его, малышка. А тебе он когда-либо что-то дарил? Ах нет, ты была лишь девчонкой на одну скучную ночь.

В Брунии закипала ярость, но она держала себя в руках. Двумя или тремя сильными ударами Бруния атаковала свою противницу, но та легко парировала их. Эльза была хорошей фехтовальщицей.

— Он говорит, что ты не стоила удара его копья, — продолжала провоцировать ее Эльза. — Сколько раз он приходил к тебе, охваченный страстью?

Они обменялись осторожными ударами, кружа друг против друга, чтобы не оступиться, попав в кипящие дыры в земле. Одним фехтованием в этой дуэли не победишь. Бруния занесла меч.

— Одного раза было вполне достаточно. А у тебя есть от него дочь?

Вскрикнув, Эльза бросилась вперед, держа перед собой меч как таран. Бруния откатилась в сторону и, поднимаясь на ноги, вступила ногой в лаву. Но башмаки Брюнгильды не пропускали жара, иначе ступня Брунии обгорела бы до косточек. Принцесса мысленно поблагодарила свою покровительницу.

— Ты лжешь! — крикнула Эльза.

— Ее зовут Финна, — прошептала Бруния. — И у девочки его глаза.

Она не думала, что отцовство Кальдера когда-нибудь ей поможет. Упомянув о ребенке, она задела больную струну в душе Эльзы, и этот удар оказался действеннее, чем атака мечом.

— Он мой, мой! МОЙ! — завопила Эльза и начала беспорядочно размахивать мечом вокруг себя.

— Можешь забрать его, — прошипела Бруния. — Кобель и сука. Вы подходите друг другу.

Времени на то, чтобы прийти в себя, у Зигфинна не было. Инстинкт подсказывал ему держать голову подальше от меча Кальдера. В голове стучало, спина болела, а рука, сжимавшая Нотунг, утратила силу. Кряхтя, он оттолкнулся от стола и, вновь падая, подхватил стул, чтобы парировать удар Кальдера.

Выставив ноги вперед, Зигфинн ударил Кальдера в бедро. Так он выиграл время, чтобы подняться. Принц чувствовал, что по щеке у него стекает кровь.

— Мы же с тобой договорились!

Кальдер сплюнул на пол.

— О чем ты говоришь?

Зигфинн не думал, что ему удастся переубедить сошедшего с ума узурпатора исландского трона, но он хотел выиграть время, чтобы отдышаться.

— Мы договорились, что победим Хургана! И сделаем время таким, каким оно должно быть! Вернем настоящее столетие!

Замахнувшись, Кальдер атаковал Зигфинна с разворота, вложив в этот удар такую силу, что мог бы перерубить и потолочную балку.

— Мне не хочется проигрывать человеку, который сошел с ума!

Запрыгнув на стол, Зигфинн отбежал на несколько шагов и перескочил через стулья, чтобы убраться от Кальдера подальше. По крайней мере, он превосходит противника в подвижности.

— Этот мир не такой, каким должен быть. Ты что, уже не помнишь?

— Заткнись! — завопил Кальдер и ударил сам себя рукоятью меча по лбу. — Да заткнись уже!

Опешив, Зигфинн уставился на своего противника. Он заметил, что на Кальдере больше не было кольца.

Кольца с глазом дракона.

Пока Бруния и Эльза дрались, Поле Огня и Льда становилось все яростнее. Гейзеры извергались чаще обычного, из-под земли ползла раскаленная лава, а с безоблачного неба в один из валунов ударила молния.

Бруния запыхалась. Меч в ее руках казался в три раза тяжелее, чем в начале дуэли, а нога болела — капельки лавы все-таки просочились через сапог. Эльзу поддерживало ее безумие. Она черпала силу из ненависти.

— Я не только лишу Зигфинна любовницы, — хохотала она, — но и дочь матери!

Сильный удар отбросил Брунию назад, и она очутилась в опасной близости от одного из гейзеров. Принцесса заставила себя подняться на ноги и спряталась за одним из больших камней, покрытых бесчисленными царапинами от столь же бесчисленных битв.

— Если я убью тебя, то никто не расстроится.

В этой дуэли легче было победить на эмоциональном уровне, чем на телесном. И пока что Бруния могла парировать все насмешки Эльзы.

— Тебе не справиться с моей силой, — шипела Эльза. — Она неизменна, как день и ночь. А вы, ты и твой Зигфинн, всего лишь мелкие преграды на моем пути. Когда ваши головы полетят с высочайшей башни Изенштайна, я буду праздновать свой триумф.

Бруния допустила ошибку, слишком долго раздумывая над ответом, и не успела уклониться от следующего удара Эльзы. Клинок дочери Хургана разрубил ей левую руку до кости. Принцесса застонала. Однако, несмотря на боль, она сумела переместить вес тела на валун и уставилась на Эльзу, игнорируя безумный блеск ее глаз.

— Никакой силы у тебя больше нет. Это королевство было создано как игрушка для твоего отца-тирана. С его смертью часы Бурантии сочтены.

Эльза замахнулась, собираясь нанести решающий удар. Девушка атаковала с разворота, целясь Брунии в колено.

Она докажет этой принцессе, что можно спасаться бегством и без ног.

В это мгновение Бруния поняла, что боги на ее стороне. Оттолкнувшись от валуна, она подпрыгнула, насколько ей это позволяло ранение, и, прежде чем меч Эльзы завершил движение, Бруния наступила правой ногой на лезвие, прижав его к камню. Послышался отвратительный скрежет.

Эльза недоуменно хрюкнула, увидев, что она лишилась оружия. Дочь Хургана пыталась высвободить клинок. Не может быть, чтобы…

Бруния занесла другую ногу в сапоге, покрытом остывающей лавой, и вложила всю свою силу в удар. Она раздробила ведущую руку Эльзы подошвой о камни.

Ломались кости, связки и мышцы рвались подобно натянутым веревкам. Горячая лава въедалась в беззащитную кожу, и тонкие изящные пальцы превращались в окровавленное месиво.

Эльза закричала. Она была воплощением боли. Рывком, из-за которого она могла лишиться руки, бывшая принцесса Бурантии оттолкнулась от валуна. Бруния опустилась на колени, пытаясь не потерять сознание. Меч врага остался у нее, а значит, у нее была и победа.

Эльза кружилась, словно в пляске святого Витта, дергаясь туда-сюда и крича от боли, которая никак не отпускала. Остатки правой руки она прижимала к груди.

Опустившись возле камня, Бруния отложила меч в сторону и стала наблюдать за этим странным зрелищем. Ноги Эльзы в любой момент могли очутиться в кипящих источниках, но ей каким-то чудом удавалось устоять.

Внезапно дочь Хагена, шлюха дракона, со стоном повалилась на землю, оказавшись рядом с лужицей лавы.

— А знаешь, — сказала Бруния, ловя ртом воздух. — Ты есть и в нашем мире. Эльза Тронье, о которой написано в наших летописях, была милейшей женщиной и прекрасной королевой. Возможно, это тебя утешит.

От боли Эльза не могла открыть глаза, а жар лавы осушал ее слезы, прежде чем они успевали покатиться по щекам.

— Я плюну на твою могилу.

Она бросилась вперед, надеясь сразить Брунию последним ударом, но принцесса отступила в сторону и, схватив противницу за волосы, произнесла:

— Не надо было этого делать. До сего момента я готова была пощадить тебя как женщина женщину, но этому больше не бывать. Я убью тебя.

Сильным движением она запрокинула Эльзе голову и окунула ее лицом в кипящую лаву.

От лица ничего не осталось. Как и во сне, который приснился Эльзе, ее глаза ослепли, рот обуглился, а кожа превратилась в кровавое месиво.

— Нет во мне больше жалости, — повторила Бруния.

Жизнь медленно и мучительно покидала тело Эльзы.

Затем принцесса попыталась снять кольцо с изуродованной руки, но это было невозможно. Украшение с драконьим глазом вплавилось в палец.

Бруния замахнулась мечом.

Это был неравный бой. Кальдер, будучи на десять лет старше Зигфинна, имел намного больше боевого опыта. Несмотря на безумие и усталость, пронизывающие каждую жилку его тела, узурпатор был более искусен в фехтовании и парировал каждый удар Зигфинна с невероятной легкостью. Принц Исландии все время пытался встать так, чтобы между ним и противником оказывался какой-нибудь предмет, но этот прием защищал его недолго.

— Где кольцо? — крикнул Зигфинн.

— Какое еще кольцо? — На мгновение меч Кальдера дрогнул.

Зигфинну удалось оттеснить Кальдера вглубь комнаты, так что у него даже появилось время, чтобы перекинуться с противником несколькими словами.

— Ты его никогда не снимал, ни на мгновение. Это кольцо служило для тебя напоминанием об истинном времени.

Кальдер замешкался. Подняв руку к лицу, он взглянул на белую полоску, оставшуюся на пальце, на котором когда-то было кольцо. Палец был покрыт царапинами от постоянного почесывания, как будто исчезнувшее украшение оставило после себя рану.

— Прошу тебя, Кальдер, вспомни о том, что тебе уже давно известно, — уговаривал его Зигфинн. — Ты не завоеватель и не тиран. Найди в своей душе того, кем ты был. Того, кем ты должен быть.

Зигфинн хватался за соломинку. Он не знал, осталось ли хоть что-то светлое в душе Кальдера после этого черного столетия. Мысль о том, что придется убить Нотунгом бывшего верного друга, нравилась принцу еще меньше, чем возможность оказаться убитым. У него в крови не было жестокости.

Почесав ранку, Кальдер удивленно уставился на нее, как ребенок, впервые увидевший чудеса мира.

— Мое… кольцо.

— Данаин, — напомнил Зигфинн. — Солнечная долина. Провидица Ауда. Твоя жизнь. Верни все это.

Глаза Кальдера наконец-то сфокусировались на Зигфинне.

— Неплохо, мой принц, — насмешливо произнес он и ухмыльнулся. — Неплохо. На мгновение тебе удалось сбить меня с толку, но этому больше не бывать.

Кальдер набросился на Зигфинна, двигаясь быстрее и исступленнее, чем раньше. Принцу все реже удавалось уклоняться. Оставалось только парировать удары, и от их силы Зигфинна трясло так, что у него щелкали зубы.

Кальдер загнал принца в угол тронного зала, и пространства для движения осталось очень мало. Возможности избежать дуэли тоже не предвиделось. Выхода не было, оставались только Зигфинн, Кальдер и мечи.

Скоро все закончится.

— Довольно! — крикнул кто-то, стоявший у входа в зал.

Это была Бруния. Через мгновение она появилась рядом с троном, сжимая в руке над головой какой-то предмет, напоминающий корень. Или не корень, а… руку? Да, это были остатки чудовищно искалеченной руки.

Кальдер на мгновение отвернулся, и Зигфинн понял, что это его последний шанс изменить исход боя. Он бросился вперед и ударил правым плечом Кальдеру в живот, толкая противника в центр комнаты. При этом они оба потеряли свои мечи и упали на пол.

— Эльза погибла, — сквозь зубы выдавил Зигфинн.

— Вот только меня это совершенно не волнует, — прорычал Кальдер, нажимая правым предплечьем Зигфинну на горло. — Она мне надоела.

У Зигфинна перед глазами поплыли темные круги. Он подозревал, что Бруния не имеет права вмешиваться в ход дуэли. Кровь в его венах потемнела, а сердце едва не выскакивало из груди. Он пошарил вокруг и правой рукой взял руку Эльзы, брошенную ему Брунией. На ощупь искореженная плоть напоминала жареного перепела. Зигфинн нашел кольцо. Отломав палец, он снял украшение.

— Как бы то ни было, — выдохнул Кальдер, — я по-прежнему король Исландии.

Левой рукой Зигфинн схватил Кальдера за запястье и выкрутил его так, что кулак разжался. В конце концов принцу удалось надеть кольцо на подрагивающий палец.

Хватка Кальдера тут же ослабла. Чары спали, пелена ушла с глаз, а туман, царивший в его сознании, развеялся. Кальдер дернулся, будто проснулся после кошмара, и, завопив от ужаса, отпрыгнул в сторону, глядя на Зигфинна обезумевшими глазами.

Жадно ловя ртом воздух, Зигфинн поднялся на четвереньки. На большее ему не хватило сил. Борясь с обмороком, принц нащупал Нотунг и прижал к себе меч своего предка.

Кальдер оглядывался, словно впервые увидел Изенштайн и Исландию. У него был настолько перепуганный вид, каким Бруния и Зигфинн его еще никогда не видели. Кальдер мгновенно вспомнил обо всем, что было и должно было быть. О клятве верности друзьям, о предательстве и связи с бургундской шлюхой. О любви к жизни и смерти многих соратников. О стремлении к свободе и жажде власти. Все это как-то не вязалось друг с другом.

— Вспомни, Кальдер, — еще раз попытал счастья Зигфинн. — Все это неправильно. Ты один из нас.

— Все это… неправильно, — повторил человек, который вновь обрел душу повстанца. Он узнал Брунию, и на его лице промелькнула улыбка. — Малышка Бруния. Какие у тебя интересные доспехи.

Она даже не посмотрела на него.

— Послушай. — Зигфинн медленно подошел к нему. — Хурган мертв, как и дракон, а Вормс освобожден. Но чтобы вернуть истинное время, нужно перековать амулет, соединяя две половины и глаз дракона. Помнишь?

Кальдер посмотрел на кольцо, и его тело задрожало от потока образов, хлынувших в его сознание.

— Я был… кузнецом.

— Да, кузнецом, — подтвердил Зигфинн. — Бродячим кузнецом. Это было в истинном времени. Счастливым кузнецом.

Кальдер глубоко вздохнул. Его сердце разрывалось от боли.

— Во имя богов. Я был кузнецом… — Он улыбнулся прежней улыбкой, как бывало в Солнечной долине, но в глазах его плескалась бесконечная печаль. — Вот дрянь. Вместе с кольцом она отобрала у меня и воспоминания. — Кальдер посмотрел на изуродованную руку, валявшуюся на полу, а затем перевел взгляд на Брунию. — Скажи мне, что она страдала до последнего вздоха.

— Может быть, она до сих пор страдает, — осторожно ответила Бруния. — Я оставила ее на Поле Огня и Льда. Покалеченная, она мучилась от боли.

Удовлетворенно кивнув, Кальдер повернулся к Зигфинну.

— Я чуть было не убил тебя, благородный Зигфинн. И я не знаю, как просить у тебя за это прощения.

— Ты был не в себе.

Быстрым, непредсказуемым движением, на которое принц не успел отреагировать, Кальдер подскочил к нему и, схватив кулак, в котором Зигфинн сжимал меч, всадил клинок себе в грудь прямо под сердцем.

— Так я обрету прощение, — прошептал он.

Расширившимися от ужаса глазами Зигфинн смотрел на рукоять своего меча.

— Кальдер!

Кальдер схватил исландского принца за шею и притянул его к себе, почти касаясь губами уха Зигфинна.

— Попроси… Брунию… о моем прощении. И отпусти меня… Я — последнее, что удерживает это время.

Зигфинну ничего не пришлось обещать. Когда Кальдер соскользнул с лезвия Нотунга, он был уже мертв. Бруния, подхватив тело, осторожно опустила его на пол и закрыла ему глаза.

— А я еще хотела рассказать ему о ребенке. Он не должен был умирать, не узнав об этом.

Из тени, как всегда, вышла Брюнгильда.

— Все произошло так, как я и рассчитывала. Правда побеждает, и сила чистого сердца торжествует. Хотя смерть Кальдера была неизбежна, я уважаю его раскаяние и попрошу Одина о милости к его бессмертной душе.

Она протянула руку, и Зигфинн передал ей первую часть амулета, а Бруния сорвала с шеи цепочку, болтавшуюся поверх доспехов. Вторая часть. Затем Брюнгильда нагнулась и сняла у Кальдера с пальца кольцо. Глаз дракона.

— Пусть станет так, как должно быть, — произнесла она. — Но это решение обязаны принять вы. Когда вы перекуете амулет, вместе с последним столетием исчезнет и последний год вашей жизни.

Зигфинн посмотрел на Брунию. У них было нелегко на сердце.

— Мы можем изменить это время, — тихо прошептала Бруния. — Отстроить Исландию, помочь Вормсу и создать новый, лучший мир.

— А что станет тогда с нашим миром? — возразил Зигфинн, зная, что Бруния думает о дочери, оставленной в Бургундии. — Что станет с родом Зигфрида? С подвигами Сигурда? С потомками, которые никогда не родятся?

Бруния со слезами на глазах повернулась к Брюнгильде.

— Я буду помнить?.. О Финне? О том, что я люблю Зигфинна? И обо всем, чему я здесь научилась? Или я вновь стану глупой и тщеславной девчонкой?

— Не знаю, — ответила Брюнгильда. — Но могу сказать, что этот мир прекратит свое существование. Не будет ни радости, ни страданий. То, что вы приобрели в этом мире, не останется в вашем сознании, но по собственному опыту могу сказать, что сердце не забывает того, что действительно важно.

Обняв Брунию, Зигфинн крепко прижал ее к себе и закрыл глаза.

— Значит, решено. Отправь нас в наше время.

16 ЗАЩИТИТЬ ЧТО БЫЛО И МОЖЕТ БЫТЬ

Впервые за долгое время они позволили себе отдохнуть часок. Зигфинн, Бруния и Брюнгильда, устроившись на крепостной стене над исландским портом, любовались восходом солнца. Зигфинн ни на минуту не отпускал руку Брунии. Он перевязал ей рану на предплечье, и кровь уже высохла. Брюнгильда сидела молча, погрузившись в собственные мысли.

— А как мы перекуем амулет? — наконец спросил Зигфинн. — Вернее, кто его перекует?

— Я могу поехать к Виланду, кузнецу богов, — предложила Брюнгильда. — Это он выковал молот Мъёльнир и починил для Сигурда Нотунг. Он, несомненно, сможет…

— Чепуха, — прошипел камень на полу.

Бруния так дернулась в сторону, что если бы Зигфинн не подхватил ее, то она упала бы вниз со стены.

Воздух замерцал, из камня просочился туман и, сгустившись, образовал знакомую им фигуру.

Регин.

— Если кто и перекует этот амулет, то только я, — без ложной скромности заявил он.

Он протянул Брюнгильде узловатую руку, но она не собиралась передавать ему части амулета.

— Неужели после всего, что произошло, ты мне по-прежнему не доверяешь?

— Ты нибелунг. — Этого ответа было вполне достаточно.

Регин пожал плечами.

— Я мог бы помешать поединку, и ты об этом знаешь.

Брюнгильда повернулась к Зигфинну, уставившись на него своими пустыми глазницами, и тот с серьезным видом кивнул.

— Если мы хотим научиться доверять кому-либо, то сейчас самое время.

Видящая передала Регину украшения, и тот внимательно осмотрел их.

— Плохая работенка. Автор увлекался деталями, но понятия не имел, что такое настоящее величие.

— Где ты собираешься ковать амулет? — поинтересовалась Бруния.

— Я мог бы отнести его моим братьям. — Регин рассмеялся. — Извините, не удержался от этой шутки. Когда-то у меня была кузница чуть севернее Рейна, где я воспитывал Зигфрида. Но я сомневаюсь в том, выстояла ли она в течение этих ста лет.

— В подвале замка есть кузница, — вспомнил Зигфинн. — Она небольшая, но и амулет тоже.

Они нашли помещение с наковальней, мехами, горном и инструментами, успевшими заржаветь, так что Регину пришлось прежде привести их в порядок. Он развел огонь и привычными движениями подбросил в горн угли. Такие умения не забываются и за тысячу лет.

— Приятно вновь заняться повседневной работой.

Для большого молота части амулета были слишком хрупкими, и Регин выбрал маленький молоток размером с его палец. Затем нибелунг выломал клещами из кольца глаз дракона и отбросил золото в сторону.

— Оно не отсюда.

Когда амулет раскалился и Регин положил его на наковальню, Брюнгильда повернулась к Брунии и Зигфинну:

— Я договорилась с богами. Каждый удар молота будет приближать вас к настоящей реальности. Если хотите, можете в последний раз осмотреть этот мир. Попрощайтесь.

Они кивнули, и Регин занес молот.

— Вперед.

Послышался мягкий удар.

Радуга вела Брунию по стране. Исландия, Дания, Венден, Бурантия — все проносилось у нее под ногами, но Бруния не чувствовала даже легкого ветерка, как будто двигалась не она, а земля у нее под ногами.

Сначала она посетила Венден. Стояла весна. Бруния оказалась рядом с могилой Лаэрта, находящейся в тени крепости. Принцесса опустила ладонь на камень, бывший ни теплым, ни холодным. Она подумала, что, возможно, была несправедлива к верному повелителю венедов, но он умер счастливым, радуясь рождению дочери. Поцеловав кончики пальцев, Бруния прикоснулась к выгравированному латинскими буквами имени.

— Добрый Лаэрт, добрая страна Венден. Я использовала вас, но научилась по-дружески любить ваш народ.

С небес донесся звон.

В мгновение ока Бруния очутилась в лагере неподалеку от границы, где ее истязали. К изумлению принцессы, там оказалась ферма, на которой трудились женщины, продававшие овощи на всех рынках в округе. В помещениях, где жили ордынцы, Бруния обнаружила чистенькие комнаты. Работа уже не была связана с рабством, и женщины пели, собирая урожай. Принцесса смотрела на это с радостью.

— Бурин? — окликнули ее, и Бруния удивилась, что кто-то ее видит.

Это была Рахель. Она решила превратить лагерь в хутор, собрав там женщин, которые не знали, куда им податься после падения Хургана. Ее покрытая шрамами кожа лоснилась от пота.

— Рахель, — прошептала Бруния. — Мы видимся в последний раз, Рахель. Пожалуйста, называй меня Брунией. Я не могу уйти, не сказав тебе своего настоящего имени.

— Я так и не успела поблагодарить тебя. — Рахель протянула принцессе руку. — Бруния.

— Не надо благодарности, — возразила принцесса, мягко улыбаясь. — Твоя дружба стала для меня наградой.

Она хотела пожать руку доброй женщины, но с неба послышался звон, и ее потянуло дальше.

Вормс. Извечный Вормс.

Маленькая комната. Маленькая колыбель. Маленький ребенок. Финна спала, сунув крошечный пальчик в рот. Ее дыхание было спокойным и мирным. Боясь разбудить дочь, Бруния не решилась взять ее на руки. Времени было немного, и поэтому она лишь погладила девочку по щеке. Малышка улыбнулась во сне и тихонько причмокнула.

— Ты не дитя любви, — прошептала Бруния и добавила: — И все же любимый ребенок. Мой ребенок.

Зигфинн успел услышать первый удар молотка по драконьему амулету, а затем мир закружился и он оказался в Вормсе, на знакомом стуле в знакомой комнате. Тут по-прежнему все было покрыто сажей и не было свитков, но у стены с большой кистью в руке стоял Халим, закрашивающий следы пожара.

— Любопытный Рагнар, — сказал араб, не отрывая взгляда от стены, — ты так и не вернул мне книгу, которую я дал тебе почитать.

— Мне очень жаль. — Зигфинн еще не пришел в себя от неожиданности. — Я осторожно с ней обращался. Если бы это было в моей власти, то…

— Забудь, — отмахнулся Халим. — Это всего лишь книга, и, вероятно, она не настолько ценна, как мне хотелось бы. Если она позволила тебе скоротать вечера, то пусть так и будет, Рагнар.

— Зигфинн, — поправил его принц, чувствуя в этом крайнюю необходимость. — Меня зовут Зигфинн. Я не мог сказать тебе этого раньше.

— Зигфинн? — повторил Халим. — Имя Рагнар мне нравилось больше. Рагнар. Имя настоящего воина. А Зигфинн звучит как-то… немного по-бабьи. Хочешь хун ча?

Исландскому принцу хотелось посидеть с этим мудрым стариком и послушать его истории, но его мысли прервал громкий звон, пронизывавший все вокруг.

— По-моему, мне пора идти. — Зигфинн увидел, как Халим открыл рот, чтобы ответить ему, но не успел.

Затем принц оказался в спальне. Тут стояли сундуки, стул, свечи и кровать. Спальня Глисмоды. Зигфинн был рад, что доброй женщине, которая приняла его в Вормсе, не приходилось жить в крошечной каморке. Она тут все очень мило обставила.

Из кровати доносился громкий храп, удививший принца. Глисмода тихо встала, но видно было, что на кровати еще кто-то лежит. Охваченный любопытством, Зигфинн подошел поближе и увидел магистра Маивольфа, наслаждавшегося заслуженным сном.

— Зигфинн! — Глисмода, по-видимому, смутилась от того, что ее застали не одну.

Принц обрадовался ее счастью и взглянул на нее с благодарностью.

— Тебя же тут на самом деле нет, правда? — дрожащим голосом спросила женщина.

Взяв ее ладони в свои руки, Зигфинн мягко их пожал.

— Я всегда буду здесь, Глисмода. Всегда.

Послышался еще один удар, и Зигфинн обрадовался тому, что последним образом из этого времени будет лицо этой женщины.

Они стояли в темноте. Там была наковальня, Регин и Брюнгильда. И больше ничего. Ни пола, ни потолка, ни стен, ни горизонта. Куда бы Зигфинн и Бруния ни посмотрели, все было черным, пустым и мертвым.

Регин удовлетворенно поднял амулет щипцами.

— По-моему, этого достаточно. Я же его не для вечности делаю.

Он опустил украшение в ведро. Послышалось шипение. Затем нибелунг быстрым движением перебросил золотого дракона Зигфинну. Поймав амулет, тот задумчиво покрутил его в руках. Теперь талисман был цельным, и благодаря искусной работе невозможно было догадаться, что раньше он был разделен на три части.

— У вас было время, чтобы сказать то, что должно быть сказано? — спросила Брюнгильда.

— Времени было немного, — призналась Бруния. — Мне бы хотелось еще подмигнуть Маивольфу на прощание.

— С ним все хорошо, — вырвалось у Зигфинна. — Даже очень хорошо.

— Тогда мы сделали все, что должно быть сделано, — объявила Брюнгильда. — Воля богов исполнена, а род Зигфрида вновь сумел противостоять судьбе.

Послышался высокий певучий звук, и порыв ветра ударил Брунию и Зигфинна, не затронув Регина и Брюнгильду.

Основы мира треснули, колеса времени остановились и начали медленно вращаться назад.

— Что теперь будет? — крикнул Зигфинн. — Почему мы ничего не видим?

— Сейчас вы находитесь вне реальности, — ответил Регин. — Вам не удалось бы пережить этот процесс, устремись вы против течения, когда вчера становится сегодня, а потом завтра. Но в этом месте в извечном Ничто вы в безопасности.

Взяв Зигфинна за руку, Бруния умоляюще посмотрела ему в глаза.

— Если речь идет о последнем мгновении, то я хочу сказать тебе: я люблю тебя, Зигфинн Исландский.

Он прижал ее к себе.

— Наша любовь будет вечной.

Треск перешел в вой, и черное столетие распалось на тысячи осколков, проиграв в попытке сопротивления. Дни, недели и годы исчезали в утробе времени. Хлеб превращался в тесто, а огонь становился дровами. Реальность напоминала палку, от которой отломили прогнившую часть. Изенштайн, Хурган и Фафнир исчезли, а ордынцы не смогли проникнуть в Мидгард.

Кровь текла в раны обратно, источники континента наполнялись свежей водой. Растения уменьшались, превращаясь в семена, а люди никогда так и не родились.

— В первый раз я не успел всего этого заметить, — прошептал Регин. — Ну и зрелище!

Брюнгильда кивнула.

— Даже боги кряхтят от напряжения, пытаясь восстановить равновесие миров. Я сомневаюсь, что когда-нибудь у них найдутся силы на что-то подобное.

— Возможно, время древних богов уже прошло, — буркнул Регин. — Кому они еще нужны? Кому мы еще нужны?

А затем наступила тишина. Чистая и идеальная.

— Что случилось? — спросила Бруния.

— Время остановилось, — объяснила Брюнгильда. — В тот самый момент…

— …когда Зигфрид находит свой меч и собирается убить дракона, — договорил за нее Зигфинн. В то мгновение, когда все изменилось.

Несмотря на темноту, все увидели, как пальцы Зигфрида сомкнулись на рукояти Нотунга. Герой был исполнен гордости и решимости.

Зигфинн и Бруния начали растворяться в воздухе. Они возвращались в свое время, исполнив волю судьбы. Наковальня тоже начала подрагивать.

— Не стоило отдавать им амулет, — заметил Регин. — Может, он нам еще понадобится.

— Зачем? — возразила Брюнгильда. — Договор нибелунгов с древними богами разорван. Ты, наверное, чувствуешь, что твои братья устали. Амулет останется всего лишь амулетом, украшением легкомысленных людей.

— Тогда мне, видимо, пора, — пожав плечами, сказал Регин. — Отправлюсь к своим братьям. Они наверняка недовольны. Но с другой стороны, когда они были довольны?

Он повернулся, однако Брюнгильда задержала его, ибо еще не завершила разговор.

— Кузнец Регин, на одно словечко.

Нибелунг не торопился возвращаться к своим собратьям.

— Брюнгильда?

— Давным-давно ты говорил, что мы могли бы стать друзьями, — проговорила слепая. — Из-за нашей любви к Зигфриду и симпатии к людям.

— Ну, может быть, и не друзьями, — начал Регин, — но…

— Друзьями, — возразила Брюнгильда. — Я отгоняла от себя эту мысль, потому что там, где находится мое место, нибелунгам не рады, но если я чему-то и научилась, то вот этому: настоящих друзей познают по их поступкам. И за твои поступки я предлагаю тебе мою руку дружбы.

Это порадовало сердце древнего создания, и он растроганно пожал руку Брюнгильды.

— Друзья… Кто бы мог подумать.

— Сегодня мы совершили достойное деяние, но теперь пришла пора уходить…

Они расстались в темноте.

17 ПРОШЛОЕ ВРЕМЯ, ВОССОЗДАННОЕ ВНОВЬ

Зигфинн, очнувшись от сна без сновидений, чувствовал себя уставшим. У него болела спина, кровь никак не хотела бежать по венам быстрее, а от затхлого воздуха, который ему приходилось вдыхать, голова казалась невероятно тяжелой. Но когда он увидел утренний свет, его мысли тут же приобрели необычную легкость.

В комнату упал луч света, и все заиграло яркими красками. Принц поднял правую руку и почесал в затылке. Вокруг пахло цветами и пели птицы.

Жизнь. Как много жизни!

Зигфинн выпрыгнул из кровати, но тут же об этом пожалел. Грудь болела после событий прошлых дней — глупой рыбной ловли и едва предотвращенного падения Брунии в пропасть. В отполированном серебряном диске на стене Зигфинн увидел свое отражение и провел ладонью по подбородку. Борода пробивалась сильнее, чем он ожидал. И это его радовало.

Выйдя в коридор, принц на мгновение почувствовал какое-то смятение, необъяснимое одиночество. Но это чувство исчезло, когда солдаты, охранявшие его покои, приветливо кивнули ему.

Зигфинну хотелось есть. Он уже давно не испытывал такого голода. Не расчесавшись и не вымывшись, он побежал в обеденный зал, где родители как раз доедали завтрак.

— Да уж, ранней пташкой тебя не назовешь, — с деланным недовольством буркнул Кристер.

— По-моему, он вчера поздно лег спать, — заметила королева Кари, с довольным видом подставляя лицо солнечным лучам.

Зигфинн обнял обоих родителей, что делал довольно редко. Ему казалось, что прошлая ночь была долгим путешествием.

— Простите мою беззаботность.

Он быстро запихнул в себя пищу: хлеб, яйца, сыр, курицу. Сверху залил все это молоком. Казалось, что принц внезапно забыл о хороших манерах.

— Он что, собирается вырасти в богатыря? — удивился Кристер.

— Кстати, где Бруния? — вдруг вспомнила Кари. — Почему это ты проводишь время без нее?

Королева заметила влюбленность своего сына в дочь Эдельрида и знала, что эти чувства взаимны. Именно поэтому она попросила короля дружественного государства позволить их детям провести некоторое время вместе, прежде чем Брунию посватает кто-то другой.

Упоминание о Брунии привело Зигфинна в крайнее возбуждение. Он вскочил из-за стола, даже не успев дожевать.

— Бруния!

Принц сломя голову бросился бежать из обеденного зала, впрочем, точно так же, как он сюда и прибежал.

— Его обуяло безумие юности, — вздохнув, произнес Кристер и потянулся вилкой к куску жаркого.

— Он ведет себя так, как будто в его распоряжении не вся вечность, — согласилась Кари. — Но горячность — это не порок и не достоинство. Она позволяет обрести свой путь.

Взяв мужа за руку, она с любовью посмотрела на него, и Кристеру уже было не до шуток. Ему вдруг подумалось, насколько же он счастлив и какой подарок преподнесла ему жизнь.

По пути к спальням Зигфинн остановился у открытого окна и перегнулся через подоконник, чуть не вывалившись на площадь перед замком Изенштайн. Он впитывал в себя это зрелище — людей, животных, яркие краски, суету. Лучи солнца щекотали его кожу, в воздухе пахло солью и морем.

— Исландия! — во все горло заорал Зигфинн, радуясь жизни.

Некоторые из подданных подняли головы и помахали ему рукой.

Затем Зигфинн побежал дальше. Страсть ослепляла его, так что он даже забыл постучать в дверь комнаты Брунии. Ввалившись в комнату, он увидел, что принцесса спит, свернувшись под искусно вышитым покрывалом. Ему хотелось полюбоваться ею, но вскипевшая кровь не дала ему на это времени. Запыхавшись, он прыгнул на кровать, навалившись на Брунию. Сейчас он забыл о боли.

Внезапно проснувшись, Бруния обнаружила, что на ней лежит принц Исландии. Они прижимались друг к другу бедрами и грудью, переплетя пальцы. Изумленно уставившись на юношу, она ощутила необъяснимое счастье.

— Зигфинн!

Они вновь нашли друг друга — впервые выполнили обещание, которого никогда не давали. Вчера они легли спать детьми, а сегодня утром проснулись мужчиной и женщиной. Бруния погладила его по щеке.

— У тебя борода колется.

Зигфинн жадно поцеловал ее, и она приняла этот поцелуй, как будто это не противоречило правилам двора. Он не спрашивал у нее разрешения, но она бы ему все равно не отказала.

Она принадлежала ему. Он принадлежал ей.

— Ты никогда больше не уйдешь, — прошептал он ей на ухо. — Мы больше не расстанемся ни на один день.

Она обхватила его ногами, прижимаясь к нему всем телом.

— Никогда больше не буду встречать утро без тебя.

Они оба понятия не имели, что же такого произошло этой ночью, что они влюбились друг в друга настолько сильно, но оба знали, что это правильно и так должно быть.

Зигфинн обеими руками схватил тонкую ночную рубашку у нее на груди и разорвал, покрывая нежную кожу поцелуями. Бруния запустила пальцы в его волосы, прижимая его к себе. Все ее тело болело от страсти.

— Ребенок, — прошептал Зигфинн, покусывая ее сосок. — Сегодня мы зачнем ребенка.

Бруния была девственницей, но она не боялась, и слезы радости выступили у нее на глазах.

— Это будет дочь. Наша дочь.

Она уже знала имя, которое даст ребенку.

Августин поцеловал жену в щеку. Он уже забросил косу на плечо и привязал к поясу полотенце, чтобы вытереть пот. День на поле будет долгим, но его это не огорчало. Долгий день — это хороший день, а урожай в этом году обещал быть богатым.

— Будь осторожна.

Глисмода, как всегда, улыбнулась супругу на прощание, уже радуясь тому моменту, когда принесет ему на поле обед. Бальдер, их старшенький, пробежал мимо родителей, собираясь поиграть с друзьями в деревне. Где-то в спальне заплакала маленькая Улла. Как обычно, она хотела есть.

Когда Августин пошел на поле, Глисмода начала заниматься домашней работой, покормила кур и в обмен на яйца взяла у соседки молоко для детей. Кувшин с молоком нес Никетас. Малыш быстро рос, и в глубине души Глисмода вынуждена была признать, что любит его больше других детей. Он всегда играл рядом с ней и требовал, чтобы мама обнимала его на ночь.

Прервавшись на отдых, Глисмода вышла на крыльцо и, щурясь на солнце, посмотрела на восток. Там в двух часах пути отсюда лежал Вормс. Августин часто предлагал ей переехать в этот город, живописно раскинувшийся на холмах у берегов Рейна. Но Глисмоду мысль о переезде почему-то всегда беспокоила. Ей не хотелось жить в узком переулке в какой-то жалкой каморке.

Нет, она была крестьянкой. Взяв корзину с грязным бельем, Глисмода направилась к реке, собираясь заняться стиркой в обществе других женщин. Никетас побежал за ней.

— Тридцать динаров? — рассмеялся Халим, опуская книгу на стол, как будто вес подтверждал ее ценность. — Тридцать динаров за это великолепнейшее произведение искусства? За это средоточие мудрости? Вы меня обижаете!

Слуга султана громко вздохнул, мечтая вернуться на базар, чтобы покурить там кальян.

— Да ты вообще должен был мне ее подарить! Неужели знание о том, что эта книга будет принадлежать султану Омару, не ценнее жалких монет?

— Знанием о досточтимом султане Омаре, да продлятся дни его, я семью не накормлю. Ни жену, ни множество детей. — Халим возмущенно взмахнул рукой. — И если твой повелитель столь скуп, то меня не удивляет его богатство!

Было жарко. В маленькой лавочке в Багдаде, принадлежавшей семье Халима уже шесть поколений, висел запах тысячи специй.

— Тридцать пять динаров, иначе мне отрубят руку за столь неудачную покупку! — продолжал торговаться слуга.

— Дай мне сорок динаров, да поскорее, иначе я разозлюсь! — кричал Халим.

Ему действительно отдали требуемую сумму. Затем он завернул книгу в тонкую бумагу и поставил сверху свою печать.

Слуга султана низко поклонился, и мужчины разошлись, причем каждый думал, что заключил хорошую сделку. Халим с удовлетворенным видом уселся на табурет и бросил в рот пару семян пинии.

— Сорок динаров? — возмутилась дочь Халима Сура. Девушка сидела в соседней комнате и вела учет. — Ты мог бы потребовать шестьдесят, и тебе заплатили бы пятьдесят.

Сура принесла ему хун ча в тонкостенной пиале.

— Я получил бы сорок пять динаров, но в следующий раз султан обратился бы к другому торговцу свитками. — Халима трудно было сбить с толку. — Не стоит распугивать покупателей.

— Ты — лучший антиквар во всей стране. Ни один здравомыслящий человек не станет покупать свитки у другого торговца, — продолжала настаивать Сура.

Халим догадывался, почему, несмотря на ее красоту, девушку до сих пор не посватали. Впрочем, старик не торопился выдавать свою дочь замуж. Его жена Хамра умерла рано, а Сура была их единственным ребенком, поэтому торговец заводил речь о своей огромной семье, только когда нужно было набить цену.

Порыв ветра пронес песок по переулку, предвещая грозу. Халим тяжело закашлялся.

— Будем закрываться на сегодня.

Сура притворила ставни и задернула вход тяжелой занавеской.

— Песок собирается у тебя в легких, отец. Тебе вредит жара и сухость. Я читала…

— Да простит меня небо за то, что я научил тебя читать, — запричитал Халим. — Все со мной в порядке.

— Мы могли бы перенести торговлю в другое место, — не обращая внимания на его слова, продолжила Сура. — Туда, где торговцы древними свитками встречаются редко и где правители будут выстраиваться в очередь, чтобы купить наши товары.

— И где это, по-твоему?

— Там, где заходит солнце. Мы проедем по стране и остановимся у моря. Там откроем лавку.

Халим знал, что дочери хочется посмотреть мир. Ему даже нравилась мысль о том, чтобы переехать в другую страну, обосноваться в новом городе и служить другому правителю.

— Может быть, — задумчиво произнес он и вновь закашлялся.

Сура разочарованно застонала.

Рахель без труда несла восемь кружек темного пива, и, судя по ее мускулистым рукам, каждый посетитель таверны предпочитал вежливо поблагодарить ее, а не шлепать по заднице или щипать за грудь. Она уже выбросила из заведения двух норманнов, которые были выше ее на две головы. Некоторые люди приходили в таверну только для того, чтобы убедиться в том, что этим заведением действительно управляет женщина. Рахель нравилось, что вокруг нее всегда много людей и она может помочь им передохнуть во время долгого путешествия. Пара девушек, живущих неподалеку, помогали Рахель, если нужно было почистить лошадей или организовать большой праздник. Она жила в кругу «семьи» из тридцати человек, которые постоянно менялись. Сама Рахель так никогда и не вышла замуж.

Это утро выдалось скучным. Погода была плохой, и никто не спешил отправляться в путь. Три или четыре путника, не испугавшихся погоды, теперь с несчастным видом сидели за столами и запивали твердый хлеб пивом.

Дверь открылась, и в таверну вошел какой-то незнакомец, лицо которого было скрыто под капюшоном. Судя по одежде, это был монах нищенствующего ордена. По традиции монахов следовало угощать едой и пивом, не требуя за это денег, поэтому Рахель положила на тарелку хлеб и сыр, налила в кружку свежего пива и подала еду монаху.

— Благословенная пища.

Сбросив капюшон с головы, незнакомец посмотрел на Рахель благожелательным взглядом. Рахель еще никогда не видела таких теплых глаз.

— Могу я в благодарность помолиться за тебя, добрая женщина?

Мгновение было настолько возвышенным, что трактирщица даже вздрогнула.

— Меня зовут Рахель.

— Франц. Брат Франц, если хочешь.

Ее позвали другие посетители, и весь следующий час у Рахель почти не было времени посмотреть на монаха, который долго молился, прежде чем окунуть хлеб в пиво. В его спокойствии было какое-то величие, согревавшее комнату.

Когда он собрался уходить, Рахель попросила его еще ненадолго задержаться.

— Брат Франц, вы не откажете мне в своем обществе, когда уйдет последний человек? — застенчиво спросила она, хотя скромность была ей несвойственна.

Монах кивнул.

— Мне освятить твой дом или принять у тебя исповедь?

Рахель неуверенно покачала головой.

— Не совсем. Я… не христианка. Но мне почему-то захотелось узнать побольше о Господе.

Улыбнувшись, Франц взял ее за руку.

— Тогда я расскажу тебе о Боге.

Вечер был долгим, и Рахель впервые в жизни показалось, что она нашла что-то по-настоящему близкое ей. Ответы на свои вопросы. Прежде чем улечься спать, она помолилась Богу и пообещала, что будет поступать так каждый день.

— Единственная? — нежно прошептала Агхильда. — Правда?

— Единственная, — солгал Кальдер, и улыбка его была сладкой, как мед.

Притянув девушку к себе, он игриво укусил ее за голое плечо. Она захихикала. Сено на конюшне щекотало ей спину. Агхильда с изумлением увидела, что член Кальдера встает уже третий раз. Чувствуя непривычную страсть, она сжала его член руками, и Кальдер с наслаждением закрыл глаза.

— Но что будет, когда тебе придется ехать дальше? Когда ты перекуешь все в деревне?

Кальдеру не хотелось говорить об этом. Подобные ситуации он называл «неснесенными яйцами». Протянув руку, он жадно сжал упругие ягодицы Агхильды. Сегодня он намеревался еще неплохо позабавиться.

— Так что же будет потом, Кальдер? — продолжала допытываться девушка, хотя ее голос уже дрожал от страсти, как и у любой женщины, которую успел осчастливить бродячий кузнец.

— Конечно же, я возьму тебя с собой, — солгал он, переворачивая ее на живот. Затем он схватил девушку за косу и грубо вошел в нее. — А потом я буду трахать, трахать, трахать тебя до самой Колоньи!

Хихикнув, девушка застонала от удовольствия.

Кальдер научился так заниматься сексом, чтобы при этом замечать все, что происходит вокруг. Мир был слишком опасен, в особенности если предаешься радостям свободной любви. Поэтому он мгновенно отреагировал, когда дверь конюшни распахнулась и внутрь вбежал громила с вилами.

— АХ ТЫ, СУКИН СЫН!

Кальдер отпрыгнул от чьей-то любимой доченьки, которая сейчас была не очень-то мила своему отцу, и уклонился от вил. В мгновение ока он успел натянуть штаны и бросился наутек. Открытое окно приняло его так же радостно, как только что лоно девушки, и, прокатившись по грязной земле небольшого дворика, Кальдер вмиг поднялся на ноги.

— Вернись! — в ярости закричал крестьянин, размахивая кулаками. — Ты обесчестил мою дочь! Придется тебе жениться!

Девушка нисколько не чувствовала себя обесчещенной. Кроме того, теперешние планы Кальдера ни в коем случае не включали в себя свадьбу, да и вообще этой девушке предшествовали тридцать других похотливых бабенок. Он спал с чьими-то дочерьми, матерями, сестрами, тетками и племянницами и совершенно не собирался отступаться от своих привычек. Пара сильных пощечин и два дня рыданий — вот и все, что после него оставалось.

Уколовшись о камешек, Кальдер кое о чем вспомнил.

Башмаки! Он забыл свои башмаки. Дорогой получился перепихончик! Интересно, стоила ли того эта малышка? Ладно, нужно найти Данаина. Он наверняка сидит в каком-нибудь трактире и обыгрывает глупых торговцев, жульничая в карты. Может быть, он подзаработал пару монеток на новую обувь из хорошей кожи и с плотной подошвой. Ботинки Кальдеру не помешают.

Убедившись, что крестьянин-громила его не преследует, Кальдер перешел на размеренный шаг и радостно вдохнул свежий воздух. На конюшне сильно воняло.

Дорогу ему перебежала служанка — уже не очень молодая, наверняка за двадцать. Женщина отвернулась, но когда Кальдер свистнул, застенчиво посмотрела на него. У нее было круглое личико, пухлые щеки и маленькие, как у поросенка, глаза. Кальдеру тут же стало интересно, запищит ли эта девица, как свинья, когда он ей вставит.

А Данаина можно поискать и позже.

Время страданий прошло, потому что богов больше не интересовали раздоры и смерть. Все варианты были проиграны, все выигрыши поделены. Возможно, впервые можно было с определенностью сказать, кто победил, а кто проиграл.

Милостью богов Брюнгильда вновь обрела свои глаза и стройное тело — такое же, как в те времена, когда она правила Исландией. Она стояла по колено в снегу на самой высокой горе королевства и любовалась окружением. Ее плечи покрывала накидка, вывернутая нежным мехом внутрь. Холодный ветер играл в ее густых волосах.

Рядом с ней стоял Зигфрид, в кожаных штанах и роскошной куртке с гербом своей родины — Ксантена. Он тоже обрел молодость. Его глаза сияли. Все шрамы исчезли, а широкие плечи расправлялись при каждом вдохе.

— Все стало так, как и должно быть, — сказала Брюнгильда. — Наступил мир.

Зигфрид кивнул.

— Кто бы мог подумать, что на это уйдет так много времени и людям придется столько страдать?

— Я сражалась бы еще тысячи лет, чтобы получить то, что принадлежит мне по праву, — ответила бывшая королева. — Тысячи лет, чтобы ты был рядом со мной.

Он обнял ее за бедра жестом человека, которому уже не надо доказывать кому-то свою любовь.

— Когда мы встретились в лесу, мы были детьми. Откуда ты могла это знать? Откуда ты могла знать, что мы уготованы друг другу не в жизни, а в вечности?

— Я всегда это знала, — ответила Брюнгильда. — Еще до того, как познакомилась с тобой. А когда мы встретились в первый раз, я лишь вспомнила об этом.

Зигфрид нежно поцеловал ее в висок.

— За каждый ложный путь, которым я уходил от тебя, я буду молить о прощении, пока солнце не прекратит вставать над миром.

Она потянулась к нему губами.

— Мой воин.

Он склонился к ней.

— Моя королева.

И они превратились в вечный лед, слившись в идеальном поцелуе.

ЭПИЛОГ НОВАЯ ИГРА В ДРУГОЕ ВРЕМЯ

Меч найти было нетрудно. Людям на это понадобились бы недели, но Регин просто выпрыгнул из небольшой лодки и прислушался к своим ощущениям. Он мог запретить своему телу дышать и проводить много часов под водой. Течение Северного моря толкало его, сбивая с ног, но нибелунгу это не мешало. Целеустремленно загребая руками, он двинулся по морскому дну. Можно было оглядываться, ведь соленая вода не жгла ему глаза.

Вот он!

Нотунг. Возле меча кружили рыбы, в воде танцевали песчинки, однако водорослей рядом с мечом не было. Вокруг Нотунга образовалось свечение, хотя на такой глубине всегда царит тьма. Создавалось впечатление, что океан воздвиг для меча алтарь.

Регин протянул к нему руку, но, прежде чем он успел коснуться рукояти, из морского дна показались покрытые чешуей пальцы. Схватив нибелунга за запястье, множество рук опутало меч, словно корни дерева. Либо боги уважали желание Зигфинна избавиться от этого меча, либо же темные силы стремились заполучить Нотунг для себя. Регин предпочел объяснить это как проделки зла и, сняв кинжал с пояса, начал обрубать чешуйчатые руки. Борьба была ожесточенной и долгой. Она длилась много часов, и исход этого поединка был не определен, но упорство нибелунга победило, и в конце концов он забрал Нотунг себе. Не чувствуя усталости, он поднялся на поверхность к своей лодке.

Регин подумал, не будет ли исполнение его плана предательством, но затем покачал головой. Зигфинн уже много лет был мертв, а дети, которых родила ему Бруния, не знали ни древних легенд, ни той роли, которую сыграл в истории страны их отец. Всю свою жизнь Зигфинн предпочитал не вспоминать о пережитом в черном столетии.

На быстром корабле можно было доплыть до Британии за две недели, Регину же с его лодкой потребовалось больше двух месяцев. У него не было карт, и приходилось ориентироваться по звездам и течениям, но нибелунга это не останавливало. Его мышцы не знали усталости, а море не решалось поглотить его даже во время шторма. Он был благословлен богами…

В конце концов он пристал к отвесному побережью на юго-востоке острова. Вместо того чтобы искать тропинку, нибелунг стал взбираться наверх по скале. Нотунг болтался у него за спиной на кожаной перевязи, раскачиваясь из стороны в сторону и время от времени ударяясь о камни. Нибелунг шел по лугам, полям и лесам. Он не знал пути и не ведал цели своего путешествия. Часто шел дождь. Нибелунг огибал человеческие селения и для развлечения ловил кроликов и вепрей голыми руками, а затем поедал их, поджаривая на костре. В какой-то момент он начал разговаривать с мечом, потому что поговорить больше было не с кем. Нотунг стал ему верным другом и соратником, как никакое другое живое существо. На пути Регину попался лес, напомнивший ему о родине. К небу тянулись могучие дубы, неподалеку находилось побережье, сквозь лес текла широкая чистая река. Тяжелые валуны поросли густым мхом, грибы тут были размером с голову, по лесу скакали пугливые олени.

Но самое главное — в лесу не было голосов. Ни шипения, ни шепота, ни завистливых фраз. Когда Регин опустил ладонь на мягкую почву, он не почувствовал присутствия здесь своих братьев. Нибелунги остались на Рейне, трусливые и злые.

Это был девственно-чистый лес.

Подходящее место для новой игры. Эта игра будет элегантной и сложной, но в ней не будут участвовать нибелунги, которых Регин винил в том, что целые поколения утонули в крови. Новая игра должна быть другой, с ясными правилами и меньшим количеством ловушек. Появятся герои и злодеи. Наступит золотое время и время тьмы, но все будет в равновесии, как того требует игра. Ни одна сторона не сможет потребовать для себя целую вечность.

Регин нашел валун, доходящий ему до пояса. Камень столь глубоко врос в землю, что его нельзя было сдвинуть с места. Поверхность светло-серого валуна была шершавой, но ровной. Крепкий камень. Вечный камень.

Он как раз собирался выполнить задуманное, но остановился. Внезапно Регин засомневался, все ли он просчитал.

Несомненно, Нотунг был роскошным мечом, который вызывал благоговение, но сумеют ли британцы с ним обращаться, не зная легенд континента? А что, если они подумают, что это обычный меч, не имеющий ценности и истории? Что, если они не обратят на него внимания?

Нет, Регин не готов был пойти на такой риск! К тому же клинок Зигфрида заслуживал лучшего. Нибелунг развел огонь, стараясь, чтобы жар в нем был, как в кузнице. Накалив Нотунг в точке перехода лезвия в рукоять, он размягчил сталь, а затем нашел камень, при помощи которого смог вбивать острие своего кинжала в клинок меча. Работа была кропотливой, но Регина это не пугало. Он рисовал символ за символом. Никто не мог этого прочитать, но любой бы понял, что это значит. Теперь Нотунг нес послание.

«Истинному королю».

Но не более того. Большего писать не стоило. Точное значение этих слов людям придется определить самостоятельно. Фантазия подскажет им, как подчинить эти два слова своей жажде власти. Слова могут означать войну и погибель, блеск и славу.

Остудив клинок в реке, Регин позаботился о том, чтобы его нельзя было сломать. Легко забравшись на валун, нибелунг на закате прекрасного дня занес меч над головой и всадил его в камень, насколько ему позволяли силы.

На ночь Регин уселся рядом с мечом и стал думать, не следовало ли ему написать имя клинка. Нотунг. Вряд ли британцы догадаются назвать меч таким непривычным словом. С другой стороны, пускай называют меч как хотят. Слова… да, слова — это всего лишь дым.

Утром Регин спрыгнул с камня и пошел по лесу не оборачиваясь. Новая игра. Вот самое главное.